Утро прекраснейшая пора, когда всё живое стряхивает с себя липкие обрывки изматывающей ночи, словно змея, избавляющаяся от старой кожи. Несмело поднимают яркие головки скромные лесные краски, что и цветами‑то, в сравнении с экзотичными садовыми красавицами, назвать неловко. Сонно встряхиваются ото сна мелкие птахи, чей черёд после гордых ночных стражей рассекать крыльями небесную лазурь. Важно встряхивая острыми мордами, вышагивают на самом краю горизонта золотистые в утреннем свете венценосные олени, чтобы высокомерно топтать изящными копытами траву, с презрением взирая на косоглазых зайцев, и столь же благородно пойти на корм первым попавшимся волкам. Сами волки вернулись в лоно семьи под тёплый бок своих волчиц к пищащим вечно голодным щенкам ради нескольких минут благодатного семейного счастья перед новым отбытием на поиски пугливых зайцев и недалёких оленей. Поутру лес просыпался, будя всех своих обитателей, что пернатых, что мохнатых, что злых, не выспавшихся и чародееобразных. Последние просыпаться не желали, с прискорбием обнаружив, что земля, даже засланная битой — перебитой простынею, даже обложенная ворованной одеждой, не настолько удобна и комфортна, как сооружённый из веток лежак. Отбить оный у духовника не представлялось возможным: сдвиганию или переносу девушка не поддавалась, а на большее сил не было.

Сама Яританна просыпалась на удивление тяжело. Хоть ввиду профессии и должна была перейти в распорядок жизни заядлых сов, она до последнего была верна собственному режиму жаворонков, предпочитая вставать, если не рано, то, во всяком случае, в районе утра. Поэтому во время практических занятий относилась ни к совам, ни к жаворонком, а к злобным недоспавшим стервятникам. Также нахохливалась и засыпала возле любой ровной поверхности, будь то парта, стена или разделочный стол в Замковом морге. Поистине легендарным стал экзамен по Общей теории научного чародейства, когда многообещающая ученица выпускного класса на окрик собирающего листы с выполненным заданием зычно всхрапнула. Чаронит тогда прилично оконфузилась, но засыпать при нервном напряжении или перерасходе резерва не перестала, в шутку считая своей стихией не землю, а дрему. В прочем, способность быстро и качественно засыпать не мешала её пробуждению. Вставала девушка быстро, не тратя драгоценное время на потягивания и лобызание подушки. Привычный к таким стрессам организм долго не сопротивлялся, практически сразу же включая режим бодрости или хотя бы флегматичности. Сейчас же всё происходило иначе. Виски сдавило с такой силой, что, казалось, мозг вот — вот вырвется, через трещину в затылке. Глаза воспалились, как от чрезмерного напряжения, во рту стоял неприятный привкус железа, а всё тело ныло, будто она всю ночь выплясывала джигу в компании трёх умертвий. Девушка с трудом приподняла гудящую голову и огляделась.

— О…. Я же вроде не здесь засыпала. Опять, наверно, во сне лунатила…

Девушка только сейчас заметила своих невольных спутников. Если Араон ещё выглядел неплохо, будучи чуть более помятым и хмурым, чем в последнюю встречу, то на Алеандр было страшно смотреть. Грязная по самую макушку травница, злобно щурилась, от чего носик сморщивался пуговкой, и с каким‑то демоническим остервенением выдирала из волос репейник вместе с какими‑то листьями и палками. Лицо и руки девушки покрывали многочисленные царапины, словно после боя с дивизией бродячих кошек, а на подбородке наливался небольшой, но очень яркий синяк. Располосованное личико искажала, такая впечатляющая гримаса, что Танка невольно поёжилась:

— … меня когда в детстве лошадь сбросила, испуг сильный был и я с тех пор иногда страдаю лунатизмом. Ну, разговариваю, там во сне… хожу…

Теперь пугающее выражение лица появилось и у Важича, притом обращено было к травнице. Таким страшным он даже на том урочище не выглядел, только Эл это не проняло, поскольку девушка смотрела на свою почти бывшую подружку, будто наматывала её кишки на ближайшую ветку.

— А вы чего такие хмурые? Не выспались что ли? — блондинка недоумённо хлопнула глазками и, прикрыв рот ладошкой, сладко зевнула.

— Всё…

Чем это «всё» должно было закончиться, Танка так и не узнала, поскольку Важыч успел ловко подставить подножку вскочившей на ноги травнице. Алеандр нелепо взмахнула руками и плюхнулась на пятую точку, злобно щурясь уже на чародея. Сложив дважды два в поведении давней приятельницы, Яританна выдохнула с облегчением, признав во вспышках раздражительности приближающиеся женские дни, и успокоилась.

— Ну, что ты так разнервничалась, — духовник подошла к взъерошенной компаньонке и, осторожно погладив по макушке, на ушко добавила: — Женский сбор закончился? Могу одолжить.

— Здравый смысл у меня закончился, — обречённо, но уже без былой агрессии констатировала девушка, поднимая на подругу полные странной печали глаза.

Арн хотел добавить про мозги и совесть, но благоразумно промолчал, тихо радуясь, что утренняя пытка дурным настроением приближалась к концу. Балаган, удивительным образом занявший место его вполне разумной попытки незаметного возвращения в столицу, уже начал выводить молодого человека из себя, и только неплохая выдержка и крайняя нужда заставляли сдерживаться рвущийся наружу темперамент. Почему‑то на Чаронит он совершенно не сердился, не мог даже заставить себя почувствовать необходимое раздражение. Может, причиной был её внешний вид, а обижать больных и увечных его отучили ещё в раннем детстве. А может и простое здравомыслие подсказывало, что вся ночная прогулка к дневной стервозности духовника не имеет никакого отношения. Вот рыжую так и подмывало перегнуть через колено и хорошенько отшлёпать в воспитательных целях.

— Ну, господа хорошие, мой грандиозный план полетел псу под хвост, — с преувеличенной жизнерадостностью, за которой отчётливо сквозила фальшь, начала Яританна. — Какие будут дальше предложения, не включающие нищенствования и выспрашивания помощи у славной гильдии купечества?

— А что ты предлагаешь? — Арн попытался подавить поднявшееся раздражение: без использования планов духовника обосновать своё инкогнито в путешествии до дома было крайне затруднительно.

— Кроме нищенствования и выспрашивания помощи у купцов? — уточнила девушка и на кивок улыбнулась: — А ничего!

Араон поджал губы и смерил блондинку настолько тяжёлым взглядом, что запросто мог раздавить её хрупкую фигурку. Только Яританна оказалась устойчива к таким визуальным угрозам, лишь язвительно ухмыльнувшись. Молодой человек понял, что даже если у девушки и был план, делиться им она не собирается, с радостью спихивая груз ответственности на столь удачно подвернувшиеся мужские плечи. Чародей смотрел в эти зелёные глаза и не видел ни капли раскаянья или попыток заигрывания. Чаронит просто отказывалась помогать взрослому мужику решать свои проблемы.

Увлекательную игру в гляделки прервал громкий протяжный звук урчания голодного живота.

— Может, покушаем для начала? — смутившись своего совершенно невоспитанного организма, слегка улыбнулась Алеандр.

— Прекрасная идея, — мягко улыбнулся ей Арн, стараясь сгладить неприятное впечатление от разыгравшейся между ним и Чаронит сцены.

— Да, просто замечательная! — испортила весь эффект Яританна, закивав с преувеличенным энтузиазмом. — Следующий вопрос: что именно?

Алеандр слегка погрустнела и начала с беспокойством оглядывать пространство в поисках чего‑нибудь съестного или, по крайней мере, не слишком ядовитого.

— И? — продолжала ехидничать Танка, демонстративно усевшись напротив молодого человека.

— Что «и»? — хмуро потёр виски чародей, задним числом понимая, что его разводят на скандал.

— И что именно мы будем есть? — уточнила девушка, как‑то неприятно улыбаясь.

Взгляд духовника был пронзительным и пытливым, почти гипнотизирующим, как у очень голодного питона перед очень грязной мартышкой, которую нужно убедить помыться прежде, чем приступать к обеду. От такого внимания становилось немного не по себе, а Важич ни с кем не позволял себе занимать позицию жертвы.

— Не знаю, — огрызнулся молодой человек, раздражённый таким пристальным вниманием.

— А кто должен знать? — не унималась Танка и от её тона, даже Эл захотелось стукнуть подругу.

— Да, кто должен знать? — удачно передразнил ей молодой человек.

— Вот и я о том же! — ноздри девушки гневно затрепетали, от такого перепада настроения чародей даже сбился с дыхания.

Чаронит форменной ведьмой взвилась на ноги и метнулась к сумкам, чтоб спустя мгновение торжественно впихнуть ему в свободную руку трофейный серп. На недоумённый взгляд Важича, девушка лишь сильнее оскалилась, не скрывая небольших клычков:

— Поднял свой зад и пошёл харч отрабатывать!

Оторопевший от такого поворота событий чародей не сразу сообразил, что только что произошло. У него не было проблем с реакцией, но явно намечались проблемы с взаимодействием, когда дело касалось этих двоих. Как только общий смысл прорвался сквозь пелену раздражения и гнева, Важич вскочил на ноги и ровным шагом направился в лес.

— И без еды не возвращайся! — радостно крикнула в напряжённую спину Танка, заметив, как от звука её голоса передёрнулись широкие плечи.

— Ну, зачем ты с ним так круто? — с лёгкой укоризной в голосе покачала головой травница, всё ещё высматривавшая почти невидимую из‑за деревьев фигуру чародея.

— А пусть не расслабляется, — Танка забросила в рот, рачительно отложенный вчера бутерброд из грибов и дикого щавеля. — Мужик он или где!

* * *

Если бы эмоции можно было передавать через цвета, бредущая через лес фигура радовала бы глаз случайного наблюдателя бешеной пляской всех цветов и оттенков, с одним лишь исключением, что все они были чрезвычайно яркими и настолько же тёмными. Младший Мастер — Боя вообще отличался весьма буйным и щедрым на эмоции норовом, что нещадно выколачивалось отцом, наставниками и не оценившей экспрессии нечистью. Не то, чтобы вспыльчивость так сильно вредила на профессиональном поприще. Были в ней и положительные моменты: на адреналине не заметишь какую травму, боевой режим сам собой всплывёт; раньше, чем подумаешь, огнём запустишь в какую тварь… Н — да, собственно, эти же моменты можно было с полной уверенностью причислять и к отрицательным. Когда в приёмной комиссии (в Замок он попал позже других учеников: долгое время считали, что дара у младшего отпрыска знаменитого Мастера вообще нет) выведенный из себя вертлявостью и несговорчивостью осматриваемого Мастер — Целитель в сердцах ударил молоточком для обследования сильнее обычного, появившаяся проблема с коленной чашечкой обнаружилась только ближе к вечеру. Когда уговорил посетить комнату друга в общежитии (сам‑то обитал в Золотом поселении) миленькую кокотку из параллельной группы, а в самый интересный момент от звука заклятья вызова у соседей в боевой режим перешёл — и девушка в глубоком обмороке, и сам не в том состоянии, чтобы идти морду бить. Когда в ответ на сорвавшийся с пальцев светляк слышишь отборный мат почтенного и интеллигентного, в общем‑то, соседа, потому что ты не на урочище, а на заднем дворе, и домой не дополз, потому что после торжеств в честь получения звания младшего Мастера в таком состоянии не решился показаться на глаза родителям. Впрочем, сам чародей относился к таким случаям в своей жизни с завидным пофигизмом, а после пятнадцати минут лёгкого неконтролируемого бешенства прощал обидчика, если тот был в состоянии это осознать. Всё же крутой нрав в нём соседствовал с достаточно широкой и беззлобной натурой.

В данный момент, однако, вся беззлобность была предусмотрительно забыта, аки Араон Важич изволил пребывать в крайнем раздражении. Выращенный в своеобразной неге (пороли часто, но не сильно) и заботе о славном великом Эго, он мог ещё в ограниченных количествах выносить шутки над собой, но всему же есть предел! Раздражение, переросшее на фоне не унимающейся тянущей боли в боках и руке в качественную ярость, заклокотало в горле, почти перейдя в рык. Вынужденное бездействие и полная неспособность повлиять на ситуацию терзали его не хуже стаи бешеных упырей. Хотелось немедленно нестись к отцу или лучше нестись к тётке, чтобы собственноручно передушить весь этот балаган. Вот только…

«… — подумал чародей, впрочем, эти мысли превалировали у него уже несколько дней, — … одной рукой‑то не особенно придушишь».

Состояние организма также его предельно раздражало. Регенерация, уже покончившая с внутренними проблемами, от которых, не смотря на все старания травниц (а, может, и благодаря стараниям одной из них) так и не удалось до конца отделаться, только начала браться за активные участки, больше изматывая, чем помогая. Араон уже начал подумывать об отключении её к едрёна фене, но запускать лишние дырки в себе посчитал несколько неразумным. Выработанный ещё с раннего детства инстинкт не доверять лекарям, похожим на лекарей и восхищающимся лекарями не позволял так просто положиться на чудо средство рыжей занозы. Средство нещадно щиплющее, вызывающее тошноту одним своим видом и головную боль запахом. К слову, подействовало оно не плохо. Боль сняло на раз, позволило выспаться в оставшиеся после ночных бдений пару часов и значительно ослабило давление при регенерации. Пожалуй, Араон мог назвать страшную отвратительную киселеобразную бурду весьма удачной, а в комплекте с регенерацией так и вообще гениальной, если бы не одно но: этой бурды у него в свободном доступе не было.

И быть не обещало, потому что младший Мастер — Боя, наплевав на здравый смысл и предосторожность, гордо уходил в восход. «Аки индюк в курятник», как любил выражаться его давний приятель, лучший друг и хозяин той самой комнаты в общежитии по совместительству, Редоф — Морда. Прозвище Морда его великодушный и немного флегматичный друг получил не просто так, а действительно за морду. Будучи выходцем из славных тружеников села, парень внушительным ростом и косой саженью был обязан крепкой наследственности, поэтому часто и безжалостно эксплуатировался как дома, так и в Замке. На первое с занятий сбегал сам, на второе снимали наставники. Когда же, разбирая сарай возле нежитеведческой псарни, Ред умудрился разбить осиное гнездо и качественно ознакомиться со всеми прелестями апитерапии, при его триумфально — опухшем возвращении наставница смогла из себя выдавить только: «Ну и мо — о-орда». Эх, как же сейчас не хватало этой морды поблизости…

Впрочем, он был согласен на любую компанию, но желательно крепких здоровых и взрослых мужчин, и желательно с родного факультета Боя. От воспоминания о теперешней компании начало сводить зубы. Если рыжую он ещё худо — бедно выносил, несмотря на её ужасающее отношение к лекарской братии, то бледная после известии о своём равнодушии встала парню как кость в горле. Странная красавица с вечно отстранённым выражением принцессы крови не пугала его раньше лишь благодаря его твёрдой уверенности в собственной неотразимости и власти над её сердцем. Теперь же любой косой взгляд казался не заигрывающим и томным, а каким‑то пронизывающим и почти разрезающим, будто у таксидермиста на тушку лисы. Смешно сказать, но видя серп в её бледных ручках, первое, что он представил, было связанно со сдиранием кожи.

Молодой человек яростно рыкнул и с коротким замахом послал ненавистный символ пережитого унижения в долгий полёт. С громким свистом сельхозинвентарь мелькнул в воздухе, уже заворачивая в дугу на манер самопального бумеранга, как встретился со стволом, завязнув по самую рукоять. Важич, тихо ругнувшись себе под нос, пошёл высвобождать оружие диких чародеев, спотыкаясь о корни и злясь от этого ещё больше. Серп крепко засел в древесине и выдернулся только после третей попытки. Попробовав пальцем остроту, он тихо присвистнул, изрядно удивившись крепости и балансировке. Качество металла оставляло желать лучшего, да и липкая смола уже успела засохнуть рыжеватыми разводами, только выбирать особо не приходилось. Другого оружия сердобольная судьба, страдающая старческим маразмом, своему любимцу предоставить не удосужилась. Из порезанного пальца брызнула кровь.

— Вот ж …, — зашипел Арн, по детской привычке, засунув в рот пострадавшую конечность.

Снова захотелось швырнуть серп куда подальше, но молодой человек вовремя взял себя в руки и засунул колюще — режущее за чудом уцелевший во всех перипетиях пояс, оказавшийся к удивлению его собственным. Разбрасываться единственным металлическим оружием было глупо, тем более не известно на этот раз так ли удачно оно вернулось бы. Или, напротив, вернулось настолько удачно, что тёткины подельники долго бы рыдали над самым загадочным и нелепым самоубийцей в истории княжества.

И почему эта малахольная не догадалась прихватить из постоялого двора хоть что‑нибудь из оружия!?! Они же там половину арсенала оставили. Не так уж и тяжело было головой подумать! Хотя, может, этой и тяжело. От лекарской братии он вообще не ожидал ничего сверхвыдающегося в интеллектуальном плане, но этот конкретный индивид уже не раз радовал его совершенно невообразимыми вывертами. Хотя бы эти поиски клада. Вместо того, чтобы тихо связать буянящую предсказательницу и под конвоем отвести к нужному месту, как сопливые подростки играли в шпионов, прыгая по кустам и бодаясь с деревьями. Ведь сразу бы приступ лунатизма раскрылся. С другой стороны, чародей, приходивший к их стоянке ночью и порушивший первоначальный контур, застал бы их тёпленькими, как молочных поросят. Кем бы ни был (а был он, скорее всего, далеко не добрым странником) чародей, а таланта ему не занимать. Если бы не спящая Чаронит, сам Важич долго бы расплетал тот ужас, в который превратили его неплохой, в принципе, контур. Оставалось надеяться, что недруг также мучался с его заклятьем и до самих вещей просто не добрался. Определённо, несколько новых шишек и ссадин, полученных в погоне за призрачным счастем в лице духовника, почти меркли перед встречей с неизвестным колличеством, неизвестного качества противников. Чем больше он думал об абсурдной гениальности их ночного похода, тем больше ему нравилась идея с поркой.

Сама по себе девочка не вызывала у него агрессии и, несмотря на их первую ссору, казалась довольно приятной. Если отмыть и расчесать, то даже милой. Если хорошенько отмыть, а лучше переодеть во что‑нибудь чистое и не рваное, сделать модную причёску и косметики добавить. Хотя в таком виде они бы далеко от преследователей не ушли. Не далеко ходят девушки на шпильках по бездорожью. Хотя даже без дополнительных привнесений травницу можно было назвать милой. Славный носик, большие глазки, ушки слегка остренькие, как у сказочных фейри. Долго злиться на такое существо было просто грешно и неудобно. Приятная манера речи, опять‑таки. Говорила она, конечно, слишком много и торопливо, что сбивало с мысли и вызывало странное состояние, приближающееся к трансу, но голос был приятный, не громкий, не раздражающий, а, главное, не подавляющий, как у его почтенной маман. С таким голосом можно даже нотации вычитывать, всё равно со стороны будет, как музыка.

С более позитивными мыслями Важич сам не заметил, как успокоился, выровнял дыхание. Сейчас следовало бы вернуться назад, имитировать отсутствие дичи или лучше приступ острой боли, что не так далеко было от правды, только Араону возвращаться не хотелось до зубного скрежета. Здравый смысл в купе с организмом вопили за славное общество белобрысой стервы, что хоть немного отличалась намёком на предусмотрительность, и рыжей целительницы, что обладала заветной баночкой с болеутоляющими соплями. Дурной нрав требовал не давать себе поблажек, а попытаться разрулить ситуацию своими мозгами, не признавая ошибок, недочётов и шероховатостей. В конце концов, он действительно был самым талантливым боевым чародеем своего поколения, и просто смешно предполагать, что он не сможет всё провернуть самостоятельно. В конце концов, отлежаться в погребке ближайшего заброшенного дома, пока регенерация не схлынет или, ещё лучше, прилепиться к пролетающей мимо ступе. Он, конечно, не воздушник, но с таким объёмом резерва продержится несколько часов. Главное, чтобы в нужную сторону. А там что‑нибудь ещё придумать можно…

Молодой человек даже стал улыбаться и выровнял шаг. Перейдя в боевой режим с ставшей привычной ломотой в висках, он практически не боялся внезапного нападения и даже стал задумываться о трудоёмком и энергозатратном заклятии синтеза пищи. От него получалась, правду, только совершенно бесвкуская СОЕ (синтетически абсорбированная еда), которую назвать едой можно было только с применением бурной и не совсем здоровой фантазии, хоть и насыщала неплохо.

Неожиданно, вреди в каккафонии совершенно обычных для лесного массива звуков, раздался знакомый щелчок болтуна, показавшийся чародею едва ли не раскатом грома. Неосознанно сплёв парочку разменных заклятий, он волком бросился на столь выразительный шум. Разумнее было бы броситься от него, найти укрытие, затаиться и пустить следом поисковик, желательно усиленный не просто старым излучателем. В этот миг чародей резко остановился, пропахав ногами две неглубокие борозды, и осторожно включил дорогую сердцу коробочку, назло врагу выжившую среди прочего хлама в скрученной духовником торбе. Экран нехотя мигнул, рассыпался бледно — синими искрами и выдал на радостях целую россыпь чёрных точек, неприятно напоминающих мушинный помёт. Так и подмывало рукавом протереть. Что оприделители, что их объекты вызывали одинаковое чувство.

Цвыги…

Вот сколько бы ни говорили учёные мужи, сколько бы не орали на площадях поборники прав и свобод, а это кочевое племя всеми излучателями упорно определяется, как нечисть. Может, дело действительно в том, что цвыги вели разгульный и далеко не добропорядочный образ жизни, перебираясь шумною толпой с места на место и под видом карнавалов и забав обирая местных жителей. Может, сказывалось, что племя это в давние времена знавалось с демонами и сейчас не брезговало сдавать девствениц на временное пользование. Может, просто модель излучателя у него была старого производства, когда старая добрая чародейская общественность знать не знала о таком новомодном западном течении как толлерантность к национальным меншинствам. Только прибор упрямо показывал, что в сотне — другой шагов расположился целый табр шумных шебуршных цвыгов.

Важич нахмурился. Не то, чтобы он недолюбливал цвыгов больше других, просто звук болтуна шёл с другой стороны. Только вот заветный экранчик больше никаких всплесков энергии не показывал. Молодой человек двинулся по памяти, стараясь идти как можно бесшумнее и не распутывая заклятий на всякий случай. Память не подводила, но вот с маршрутом оказались серьёзные неполадки ввиде примечательных кабаньих следов и очень характерных рытвин. Арн проверил ветер, которого как на зло не было. Оставалось только надеяться, что за прошедшую ночь он не так сильно просмердел медведем, чтобы довести до инфаркта почтенных секачей.

Славное семейство кабанов состояло из трёх огроменных хряков с какими‑то унылыми, словно потрёпанными рожами закоренелых подкаблучников, дюжины короткомордых рыхлых самок со злобными глазёнками и десятком — другим мелких полосатых подсвинят. Круглые мохнатые тушки в разводах давно засохшей грязи, неизвестно как найденной в этом достаточно сухом месте, вальготно грелись на солнечных проплешинах. Несколько самок меланхолично буравили лычами корни дуба, выискивая прошлогодние жёлуди и сладкие молодые корешки. Молодняк, попискивая, носился меж спящих мамаш, подгрызывая соперников. Мамаши изредко всхрюкивали на наиболее ретивых отпрысков, когда те с визгом кидались до полных молоком сисек. Славную лесную пастораль нарушал лишь один маленький факт: использовать болтуна никто из хряков не мог.

Чародей уже собирался отправить слабенький поисковик, рискуя выдать себя, но засечь тварь, как сверху послышался сухой, едва сдерхиваемый кашель, будто рот пытались прикрывать тканью. Арн застыл, мысленно костеря себя последними словами.

— Что значит, не можем? — послышался сиплый шёпот с соседнего дерева и Важич отчётливо определил за напускной яростью качественную, почти женскую истерику. — Мы здесь шесть часов висим! Что значит, …, людей нету?

На том самом, облюбованном хрюшками дубе, облапив длинными исцарапанными конечностями ствол, висел рыжий, побитый красными пятнами паренёк в драной, почти отсутствующей одежде. Судя по абсолютно круглым остекленевшим глазам, шок у него был качественный. Странно вывернутая рука мёртвой хваткой держала болтуна. Говорил в артефакт уже второй. Его большую адекватность выдавала почти расслабленная поза (насколько это возможно, сидя на суку, когда под тобой залегло такое семейство) и тчательно перемотанная собственной рубашкой рана на ноге. Если человеку хватило мозгов оказать себе первую помощ, то окончательный идиотизм его ещё не настиг. Сверху снова закашляли. Арн осторожно перевёл взгляд. Бородатому мужику, расположившемуся над ним, было совсем плохо. Держался на своём убежище он едва — едва, скорее зацепившись за сучья чем‑нибудь из одежды, был бледен на зависть любому привидению и, закрывая полой рубашки рот, сдавленно кашлял. Ткань уже успела побуреть от крови.

Важичу ни лица, ни, тем более, подраный комуфляж не понравились. Стараясь не потревожить даже лишним вздохом достопочтенных мамаш с внушительными клыками, молодой человек начал отступать, но вдруг лопатками ощутил чей‑то полный злобы взгляд. Сумасшедший парень наконц смог сфокусировать глаза и теперь с ненавистью смотрел на него.

— Ты!?! — из его горла вырвался странный свист с смутно знакомым акцентом, после этого потрескавшиеся губы парня растянулись в безумной щучьей улыбке, а в ближайшего поросёнка полетел всё ещё включённый болтун.

* * *

— Всё‑таки могла и промолчать! — продолжала костерить подругу Алеандр, не переставая, впрочем, инспектировать свои травы на предмет утоления первого голода, жертвовать некоторыми было откровенно жалко, и профессионализм вступил в борьбу с приближающимся гастритом.

— Чтобы эта морда и дальше наглела? — даже слегка возмутилась духовник. — Он же из Золотого поселения: не укусишь не почешется. Пользы в хозяйстве никакой, а гонору на трёх племенных быков с клеймом и паспортом на породу!

— Скажешь тоже! — пропыхтела, едва сдерживая подступающий хохот травница.

— Нет, правда. Если позиционирует себя, как мужчина и доминант, то пусть и ведёт себя соответственно, — Яританна, конечно, была воспитана в ратишанском духе, где почитание патриарха считалось добродетелью, но развитый не по годам прагматизм постоянно требовал доказательства столь высокого статуса со стороны противоположного пола.

— Доминант… — только фыркнула Эл. — Он же раненый! А ты его со стоянки выперла.

Яританна только тяжело вздохнула и посмотрела на свою не к месту сердобольную подругу, как на блаженную.

— Считай он себя раненым, остался бы на месте, ждать тётку и подкрепление. А всякие там доводы про вернувшихся бандитов — глупость. Вот ты бы вернулась на место ограбления, если бы там что‑то взорвалось? Они даже свидетеля не убили, к чему такие зверства?

— А ты, будто бы убила б? — попыталась встрять в монолог Эл, понимая, что от такой интонации доброго отношения к чародею на весь оставшийся день точно не предвидится, но глянув на выражение лица подруги, переубеждать осеклась. — Всё ясно, вопрос снят.

Яританна почти беззлобно ухмыльнулась, не чувствуя такой уж особенной агрессии к чародею. По натуре своей стервой она всё‑таки не была, но выживание требовало.

— Знаешь, Эл, — начала она издали, чтобы лишний раз не травмировать психику более оптимистичной травницы, — не нравится мне всё это. Не чистое дело, вот чую просто пятками. Понимаю ещё, зачем нам от Жодишек воротиться. Считаю абсурдным, потому что не факт, что кто‑нибудь там нас узнает, однако понимаю. Но Важичу‑то зачем по кустам шариться? Не тот это человек и не то это семейство, чтобы так просто не желать посещать приятные милые города в пик наплыва туристов. Либо он что‑то крупно профукал и теперь скрывается от стражи, либо у него что‑то крупно профукали и скрывается он уже от других. И заешь что…

Алеандр со вздохом положила ладошку на прохладный лоб подруги и поставленным лекорским тоном отрапортовала:

— Да у вас паранойя, милочка!

Духовник хотела ответить в таком же тоне, и даже заготовила подходящую фразу, достаточно колкую, чтобы вернуть в серьёзное русло разговор, и достаточно культурную, чтобы не оскорбить компаньонку, как раздался визг. Звук был настолько пронизывающим и надрывным, что пробирал до костей похлеще воя кладбищенской полуночницы. Словно лес содрогнулся от этого странного вопля.

— Что это было? — вмиг севшим голосом пробормотала Алеандр, втягивая голову в плечи.

— Тикаем, — внесла конструктивное предложение Танка.

Дважды повторять никому не требовалось, потому что шум, поднятый нереальным визгом, постепенно нарастал, приближаясь по закону подлости аккурат в их сторону. Яританна быстро и немного хаотично запихивала в рюкзак всё, что попадалось под руку, Эл пыталась утрамбовать кастрюлю в свою травницкую сумку и словить постоянно выпадающий флакон с неизвестным порошком.

— Быстрее! — прикрикнула Яританна, морщась от одной мысли о беге в своих тонких сандалиях.

— Эх, последний серп Арну отдала! — сокрушалась травница, заслышав новый визг. — Стоп. Там же Арн! Нужно…

— Нет времени! — злобно рыкнула духовник, хватая за руку слегка растерявшуюся девушку. — Позд — но

Танка слегка округлившимися глазами смотрела, как из‑за расположившейся вдалеке кучи валежника в затяжном прыжке растянулась знакомая фигура чародея. Следом мелькнула крупная бурая тень.

— О Арн! Что там слу…

Договорить травница не успела: более зоркая Танка, определившая в преследователе нечто животно — агрессивного происхождения уже толкала её к дереву, тихонько шипя что‑то про время, сердобольных дур и тяжёлую участь ворон. Травница сориентировалась быстро и даже протянула своей менее расторопной подруге руку помощи в водружении духовницкого тела на нижнюю ветку.

— Руку давай, — рявкнула свесившаяся со своего сука травница проносящемуся мимо парню.

Важич, раскрасневшийся, с уже изрядно сбившимся дыханием, что, собственно, и не удивительно с дырой в животе и едва сросшимися трещинами в рёбрах, не сбавляя темпа подпрыгнул. К слову, Араон всегда выгодно отличался на фоне однокашников и коллег выдающимися физическими данными и прекрасной сообразительностью, поскольку бежать он продолжал в другую сторону и подпрыгнул наискосок, вылетая из‑под клыков взбешённого свина с грацией сумасшедшего стрижа. Учитывая весьма шаткое состояние здоровья, такой манёвр позволил бы ему сэкономить массу времени на попытках подтянуться к достаточно высокой ветке. Единственным минусом задумки было то, что на желанном дереве сидел не Редоф и даже не средненький боевик, а худосочная, перепуганная травница, которая от такого зигзага рефлекторно отдёрнула протянутую руку. Не ожидавший такой подлянки чародей не успел даже толком удивиться, аккуратно съехав лицом по стволу. Свин с подоспевшей группой поддержки аж завизжали от восторга, и всем гуртом кинулись на обидчика. Эл взвизгнула в унисон, но так же смело бросаться на защиту собрата не решилась. Неожиданно кусок дёрна под взбешённым семейством затрясся и, вздыбившись над корнями, седьмым валом накрыл так и не пришедшего в себя после радостной встречи с деревом Важича.

Яростное стадо, возможно, так и пронеслось бы мимо, мстя всем и вся по одному им известному поводу, только чуткие уши разгневанных самок легко вычленили в общем визге человеческий голос. И вот уже грязные ощерившиеся мордынацелились на двух подмастерьев.

— Ух, лучше бы этих засыпало, — разочарованно протянула травница. — Арн там вообще живой?

Яританна не отозвалась. Побелевшая, даже сквозь новую окраску девушка без чувств висела поперёк своей ветки. На холодном лбу поблёскивали капельки пота, а из вжатых в кору пальцев сочилась кровь. Более чем скромный резерв духовника с трудом выдержал столь быструю манипуляцию со стихией через неподходящий проводник. Алеандр осторожно перегнулась к подруге и встряхнула за плечо, реакции не последовало, от чего травница серьёзно пригорюнилась.

— Вот скажите, пожалуйста, — от нечего делать после пяти минут безуспешных попыток приведения в сознание мозгового центра их небольшого отряда обратилась Алеандр к ближайшей свинье, что вместе со всем стадом обосновалась на поляне, меланхолично подрывая корни их убежища, — если мне не изменяет память, Вы же никуда не пойдёте, пока не начистите пятак обидчику?

Ближайшая свиноматка всхрюкнула, загоняя в малинник весь полосатый выводок и принимаясь помогать.

— Я так и думала. Какие же вы всё‑таки примитивные и не дальновидные создания! Скажите, какой смысл, очертя голову переть на неизвестно кого? Подумаешь, кого‑то из стада зацепило! Это же ещё не повод рвать себе шкуру. Подумайте, она же у вас единственная! Это же нужно понимать всю ценность своей жизни! Ладно, ещё мы с Танкой. В принципе безобидные существа, которые ничего вам не сделают. Но зачем было на Арна переть? Видите же какой бугай, будь в лучшей форме, пятаки бы начистил. Да, Триликий с ним, мог же запросто и медведь оказаться. Или, скажем, нечисть какая… Ну вот, попёрлись ли бы вы на вурдалака? Эх, по мордам вижу, что попёрлись. Хотя такой численностью и вурдалака завалить можно. Вы же, наверное, только числом и берёте, а по отдельности свинья — свиньёй. — девушка в сердцах плюнула на ближайшую макушку. — Ну и что мне теперь делать? Проводить судебные разбирательства по поводу возмещения морального ущерба? Может, ещё компенсацию потребуете? Ага, натурой… скину Танку и проблемам конец!

— Я те скину! — злобно зашипела из‑за спины духовник, обхватив руками раскалывающуюся от боли голову. — Я тебе так скину, что и в посмертии икаться будет!

Сильный, а главное, резкий расход резерва всегда умудрялся выбивать её из сознания, словно подсаженная ментальная пиявка. Это редко сопровождалось дополнительными спецэффектами, но в этот раз даже сама Танка удивилась, рассматривая успевшую засохнуть кровь из‑под ногтей.

«Только бы не отслоились от удара. У меня же вся стипендия уйдёт на наращивание. Можно, конечно перевязать лентой, как в детстве. Но, все десять? Тогда уж траурной, для полноты образа и взвыть дурным голосом для натурализма…. Хотя синевы пока нет, может и обошлось. Обычно после такой вот своеобразной онихэктомии новый ноготь вырастает корявым, бугристым и задубевшим, как у упыря. Н — да, теперь точно от имиджа гробокопателя не отделаюсь. Ну, с другой стороны меньше будет проблем с обламыванием. Хрупкости никакой! Спиливать о соседский сарай! Класссс. Можно резьбой по дереву заняться? Наконец‑то сделаю резные перила маме. Там с паутинкой, летучими мышами и волкодлаками…»

От радужных мечтаний её оторвал настойчивый голос Эл над ухом:

— … теперь, Танка! К кому я обращаюсь?

— Задумалась.

— Угу, вижу, — поджала губы не обманувшаяся этой отговоркой травница. — Я спрашивала, как ты оцениваешь сложившуюся ситуацию.

— История повторяется! — загробным голосом продекламировала тенегляд и, вытянув вперёд покрытые кровью пальчики, скопировала классическое полтергейстское «У — у-у».

— Я серьёзно!

Яританна неловко уселась на свою ветку, поплотнее прижавшись к стволу, и осторожно глянула вниз. Свиньи даже не думали расходиться.

— Этот несанкционированный митинг сам тихонько не уйдёт? — поинтересовалась блондинка и, получив от травницы уверенный кивок, тяжело вздохнула: — тогда будем ждать чуда.

— Но, Танка, там же Арн! Он же может задохнуться за такое время!

— Тогда будем ждать чуда с удвоенным энтузиазмом, — девушка попыталась этот же энтузиазм изобразить на лице, получилось не очень, она как никто другой чётко понимала, что времени у чародея было в обрез.

Алеандр в отчаянье прикусила кончик косы и едва заставила себя подавить совершенно неуместно подступившие к горлу рыданья. Осознавать, что прямо под тобой от удушья медленно умирает человек, было удивительно больно. Удивительно, не от того, что умирает. Всё‑таки Валент собиралась стать травницей с целительским уклоном и за два года в подмастерьях навидалась многого, и видом умирающих её шокировать было очень непросто. Больно было от того, что этого‑то умирающего она хорошо знала и даже приложила руку к лечению, и даже отстаивала перед разбушевавшейся подругой, да что уж там даже считала симпатичным, несмотря на фигурные фингалы, припухшее лицо и странное чувство юмора.

Заметив состояние компаньонки, духовник почти смело обогнула ствол и выудила из её так и не закрывшейся сумки кастрюлю, прихлопнув по подкоптившемуся днищу пряжкой для глубины звука.

— Что, боевое товарищ, — начала она почти бодро и почти весело, — а не разродиться ли нам чем‑нибудь народно — патриотическим назло всяким космополитическим свиньям?

Эл перестала буравить взглядом свежеобразовавшийся холм, в который при случае будет очень удобно воткнуть памятную доску, не утруждая себя выкапыванием с последующим захоронением, и слегка улыбнулась:

— Миром всем Триликого помянем?

— Сплюнь три раза, это же молитва.

— Да? — слегка удивилась травница, которая по всем праздникам старалась посещать местный храм, даже проходила первичное обращение, в отличие от подруги, что в храме появилась лишь на похоронах отца и бабушки. — То‑то думала, почему священнику только я подпеваю…

Яританна живенько представила этот незабываемый дуэт на воскресной службе и едва сдержала язвительную улыбку, ввиду будущей профессии отношение к религиозной братии у неё было специфическим.

— Если вдруг ощутишь ты могильника запах, и на шею набросят петлю — у-у… — бодро и, что самое неприятное, звонко затянула девушка, от всей души врезав пряжкой сумки по кастрюле, от чего, предположительно могли повыскакивать все мертвяки на Жодишковском кладбище.

Подскочила и Алеандр, правду, не с жаждой поклониться своей создательнице, а с профилактическим лещом:

— Это ещё что за срамь!?!

— А что тебе не нравится!?! — серьёзно обиделась духовник за одну из папиных песенок.

— Да всё! Это же какой‑то некромантский гимн, а не песня! Мы сдохнем все — какая радость!!!

— А что лучше твои «тили — тили, шпили — вили мужики к нам заходили»!?!

— Эта хотя бы о продолжении жизни, а не о завершении!! Тогда уж лучше сразу «Миром всем Триликого помянем»!!

— Вот сама и играй!!!

Рявкнула духовник знатно, аж в ушах зазвенело. Следом в травницу полетел отвергнутый музыкальный инструмент. Девушка ловко уклонилась (снаряд, собственно, и сам по себе мимо летел), и кастрюля, звонко отрикошетив от ветки, брязгнулась на поляну.

— Ой! — уже значительно тише вскрикнула Танка, подтянув к себе коленки, от чего едва не навернулась со своего импровизированного насеста.

Но, к превеликому удивлению разъярённые секачи не бросились строить живую пирамиду, чтобы добраться до поправших их мясные души кастрюльными инсинуациями. Их на поляне просто не было, притом зверьё исчезло совершенно неслышно, словно растворилось в лесу, едва оставив за собой цепочку неуверенных почти незаметных следов.

— Обалдеть! — прокомментировала изменения в ландшафте травница. — Даже они твоего пения не вынесли.

Если бы в руках духовника находилась ещё одна кастрюля, то она полетела бы уже значительно прицельнее. К счастью, кастрюли не оказалось, и травница довольно ловко сползла вниз, принимаясь за раскапывание третьего, хотя, возможно, уже второго с половиной члена их небольшой компании. Земляная волна хоть и казалась сверху маленькой, укатала вполне внушительный холм с неопределённым местом положения чародея.

— Как есть умрун, — почти скрыв в голосе злорадство отметила Танка, с кряхтением сползая с ветки.

Находить тело пришлось совместными усилиями, поскольку даже пришибленный обо всё дерево на всю голову, Важич исхитрился сгруппироваться и прикрыться какими‑то лёгкими чарами. Танка только мысленно восхищалась такими непревзойдёнными рефлексами, отходя от одной совершенно пустой земляной кучки к другой. Эл была более многословна, но далеко не восторженна. Особенно, когда чародей нашёлся в самом дальнем углу образовавшейся насыпи, под самым деревом.

— У него вообще голова есть!?! — удивлялась она, рассматривая торчащую из земли спину.

— Ну, чем‑то же он дышит! — логично заключила духовник, присаживаясь рядом.

Спина действительно едва заметно шевелилась, указывая либо на дыхание, либо на посмертные судороги, встречающиеся иногда у сильных чародеев при растворении резерва. Яританна, мысленно решая, что же для неё предпочтительнее, помогла перевернуть не подающее признаков жизни тело на спину и невольно залюбовалась на оставшийся в земле аккуратный слепок с чародейского профиля.

— Эко, его славно укатало, — задумчиво отметила Алеандр подсовывая раненому под нос не единожды проверенное средство в виде всё того же грязного носка неизвестного происхождения.

Нюхательные соли и рядом не валялись! Валялись бы они рядом с этим носком, разительно улучшили бы свои свойства. Эл и сама — то держала его в отдельном мешочке на самом дне сумки. От слезоточивого концентрата молодой человек скривился, потом закашлялся и, наконец, раскрыл покрасневшие глаза.

— Ух, … вас… на …, — озадаченно выдал Араон, но, вспомнив, что с ним дамы, едва не покраснел. — Э — э-э, прошу прощения.

— Ну что ты, — Эл, казалось, даже не заметила нецензурной оговорки боевика, сияя похлеще начищенного самовара, — такой стресс. Но как лихо сгруппировался! Как ушёл! Я же думала, что тебя деревом крепко вырубило, а ты ещё что‑то соображал! А что это за заклятье такое? Оно позволяет дышать дистанцировано, да? И перенаправляет углекислый газ? И создаёт иллюзию дыхания при фактическом отсутствии воздуха? Его нужно применять самому или со стороны? Потому что если только самому, то пользы от него — ноль. Когда дышать нечем, мало кто соображает до заклятья, да и чародей у нас далеко не каждый второй. А вот если со стороны… Представь утопленника…

Яританна ловко отстранила от тела готовую взлететь в мир радужных фантазий по прорыву в лечении заведомо умерших Алеандр. Арн психологически, возможно, уже вполне отошёл от радостных событий утра, но физически всё ещё стремился просто надышаться впрок, а виснущая над душой травница восстановлению не способствовала.

— Всё‑то Вы, Араон Артэмьевич с размахом делаете, — с улыбкой духовник помогла ему сесть и расстегнула верхние пуговицы рубашки. — Я же подразумевала под дичью зайку старенького, белочку или грибков каких, на худой конец, а Вы целое стадо кабанов нам привели. Что скажешь щедро…

Араон нашёл в себе силы почти благодушно улыбнуться. Едкие высказывания Чаронит сейчас не так сильно задевали, особенно учитывая его последнее воспоминание в виде самодвижущейся земляной стены, ощетинившейся корнями и сучьями. Немного грела душу мысль, что вал двигался всё‑таки для его защиты, а такая щедрость от духовника была внове. Молодой человек даже слегка отстранённо подумал, что тётка успела наложить на него хитроумное проклятье и злой рок теперь до конца жизни будет возвращать его к этой парочке, суля беды и несчастья. Н — да, его в наказание за детские проступки одарили двумя персональными демонами. Идея была заманчивой, но её пришлось отвергнуть.

— Ты хоть что‑нибудь нашёл, везучий наш? — почти ласково поинтересовалась Яританна.

— Нашёл. Цвыгов целый табор.

— И как ты нам их есть прикажешь? — в совершенно не свойственной себе манере поинтересовалась Алеандр, которая, не получив даже вчерашнего бутерброда, ощущала себя самой голодной из присутствующих.

— Главное — хорошая термическая обработка! У этих нерях количество глистов соперничает только с количеством вшей. Так что только прожарка только пятой степени, лучше запечь, а ещё лучше сварить!

— Да тьфу на вас! — не выдержал Арн. — Сходите, что‑нибудь поменяете, выпросите в конце концов!

* * *

— Руки убери! Ещё заразишься! Сходи, вон к луже помой! — орала мерзким надрывным голосом старая цвыга, хотя у цвыгов женщины после двадцати — двадцати пяти все выглядели старыми, словно зависая в одном совершенно неопределённом возрасте, пока волосы не меняли цвет пеплом.

Зато юные цвыги были обворожительны! Начиная наливаться соком уже в первом десятке, к пятнадцати годам совсем юные прелестницы уже могли дать форы зрелым красоткам. Невысокие и складные, как фарфоровые куколки, крутобёдрые, большегрудые с узкими покатыми плечами и такой изящной хрупкой талией, что, казалось, её может переломить даже ребёнок, юные цвыги смотрели на мир широко распахнутыми глазами. И в их чёрных влажных взглядах полыхали отблески демонического пламени. Весёлые и шумные в красочных нарядах неслись они сквозь, толпу соблазнительно хохоча и пританцовывая, чтобы связками утаскивать сердца встречных мужчин. Яркие весёлые, очаровательные лани, о, как же они умели увлечь и вскружить голову своими далеко не невинными песнями и гематитовыми буйными кудрями. Вот только пролетал ещё десяток лет и пышный экзотический цветок увядал. Нежнейшая бронзовая кожа теряла яркий пьянящий румянец, жухла и обвисала пергаментными свидетельствами любви к табаку и весёлым винам. Крутые бёдра, что так манили взгляд, от постоянных беременностей и родов обтекали салом, как бока у залежалой груши. Плыла вслед за ними и тонкая талия, надёжно укрываясь за животом и обвислыми полупустыми грудями. Уж не соблазнительно болтались на острых ключицах пёстрые аляповатые тряпки, и блеск чёрных глаз переставал манить. Лишь только копна густых и жёстких, как конский волос, кудрей надёжно занавешивала покрытую рубцами от постоянных побоев спину. Быстро вяли чарующие цвыги, чтобы плодить своих дочерей — мотыльков, таких же ярких и бездумных.

Вот и эта моложавая старуха, что оттаскивала тощего немытого пацанёнка с резкими криками на своём гортанном языке, вызвала у Яританны что‑то среднее между жалостью и пренебрежением. Возможно, если бы духовник понимала значение её криков, отношение к тётке стало бы менее ло яльным, только пока в молодой ратишанке пересиливало пренебрежение. Утончённой и изысканной девичьей душе всё здесь было противно. Вызолоченная до грязно — бурого цвета детвора с явными признаками рахита, что норовила вцепиться в подол, канюча монетку, а то и обшаривая карманы. Словно мелкие падальщики, налетали они на человека, вгрызаясь, шалея от собственной безнаказанности, и визгливо вереща, если намеченная жертва резко отшвыривала наглецов, погоняя плетью. Эти зверёныши были точной копией своих родителей. Пронырливые, длинноносые и тонкошеие, цвыги жадно пронизывали взглядом, будто выворачивали карманы или потрошили труп. В их обществе становилось неуютно и постоянно хотелось обернуться, чтобы заметить сверкающий меж лопаток нож.

Кони, тощие и злые, как мелкие демоны. Мужчины в широкополых шляпах с яркими перьями, гогочущие меж собой на старом забытом в приличном обществе наречии. Полуголая пищащая ребятня. Старухи с мутными глазами, мнящие из себя оракулов. Молодки с хохотом тискающие за кибиткой какого‑то почётного отца семейства, спуская вместе со штанами всю мошну и златотканый пояс. Песни. Гогот. Крики. Свист. Танка хотела зажать руками уши и броситься прочь, чтоб в каком‑нибудь укромном уголке, можно даже на кладбище, методично очищать себя от прилипающей скверны.

Девушка брела меж кибиток и развороченных шатров, как сомнамбула, остро жалея, что Араон остался на поляне, не желая лишний раз тревожить никак не заживающие раны. Может, сейчас молодой человек тоже флиртовал бы с молоденькими цвыгами, которым отсутствие гигиены прощалось за смазливую мордочку, а может и поддержал бы её. Как Яританна успела заметить, во многих вопросах их взгляды парадоксально совпадали. Наверняка, он тоже не пришёл бы в восторг от прогулки по их табору и созерцания грязной детворы сосредоточенно оттирающей руки в луже с помоями.

Менее чувствительная, а может просто демократичная, Валент носилась от стайки к стайке грязных людишек, восхищаясь яркими платками, цокая языком на звонкие браслеты, трогая переливчатые ткани, пробуя кожаные сёдла и заливисто щебеча. Её восторженный лепет и треск почти заглушал гомон самого табора, подавляя своей энергией и напором даже самих цвыгов. Когда их таборы проходили рядом с поместьем, отец всегда приказывал гнать их подальше с хозяйской земли. Пару раз весёлый народ раскрывал свои шатры неподалёку, но Стас тогда запирал её в чулане для профилактики, а двоюродные ходили и возвращались весёлыми, счастливыми и слегка пьяными, за что тётка их визгливо отчитывала, ропча на дурное влияние на золотых девочек распущенной проходимки. А после рассказов да различных намёков сходить на цвыгово гулянье девушке хотелось до зуда в пятках. И вот теперь её чаянья осуществились! Сколько было ликования и радости в этих совершенно детских повизгиваниях, игнорирующих тот факт, что самого гуляния в таборе ещё не было. Всё было интересно и захватывающе, начиная с больших медных котлов, полных подозрительной неаппетитной похлёбки, заканчивая связками бус на шеях коней.

— Танка, ты только глянь! — выскочила, как из‑под земли, травница и за руку утащила подругу за кибитку.

Там поодаль от жилых шатров, словно погост палача расположилась странная конструкция отдалённо напоминающая пыточную клеть, не доросшую до железной девы. Словно дополняя её образ, рядом расположился стол с изящными, сплошь покрытыми резными листиками и цветочками повелительными жезлами всех цветов и мастей. Красивые, инкрустированные ярким стеклярусом и крупными бусинами, они совершенно не писались в тяжёлый создаваемый низким замусоленным столом образ. Плётки, кольца, бубенцы подходили его гнутой металлической поверхности идеально, а вот лежащие рядом с ними жезлы изрядно мозолили глаз. Яританна почувствовала приближение бздика и подозрительно скосилась, на стоящего рядом старого цвыга с немного злобным лицом. Словно раскусив её взгляд, мужчина также пристально осмотрел духовника и широко улыбнулся в показном благодушии.

— О, не бойся бледноликая госпожа, — прокаркал он со своим ужасным акцентом, — этот яростный зверь не тронет тебя. Я прослежу.

Помпезный вид заклинательных жезлов не особенно убедил её в собственной безопасности. Что же касается зверя, то он не особенно заинтересовал. Кочевые цвыги для создания антуража и заманивания зрителей кого с тобой только не таскали: и искалеченных с рождения уродцев, и трюкачей, и дрессированных зверей, и прирученную нечисть. С нечистью даже было проще, потому, что она ввиду своих гастрономических предпочтений к людям охотнее тянулась, чем обычное дикое зверьё. А вот отловить, скажем, медведя и приручить его к фокусам было не так то просто. Тут талант нужен был притом не у дрессировщика, а у мохнатого артиста, с чем часто наблюдался дефицит. Вот в этих‑то случаях повелительные жезлы и шли в ход, частично подавляя волю, частично причиняя физическую боль, а при правильном замахе ещё и прилично калеча подопечных. Лично для Танки это псевдо чародейское безобразие страха не внушало. Намётанным глазом она обшарила пространство и ловко вытащила из фальшь — ножки стола припрятанную неказистую металлическую палку.

— Вот теперь мне как‑то сразу же спокойнее стало, — нагло улыбнулась духовник, поглаживая затёртый сормайтовый жезл с крепкой серебряной примесью.

На душе действительно стало спокойнее: если они держат приличные, хоть и более травмоопасные повелительные жезлы, то, по крайней мере, не совершенные идиоты и за опасным зверьём действительно следят. Пользоваться этими жезлами девушка не умела, хоть и училась на факультете нежитеводства, не знала потайных рун давления и правил постановки, но чувствовала себя увереннее. Хозяин жезла её радости не разделял, но и набрасываться с целью изъятия не спешил, чтобы не терять марку перед загостившимися, ко всеобщей, радости купцами.

— Глянь, как он тебе? — одёрнула подругу Эл, с детской непосредственностью рассматривая зверя. — Никогда так близко их не видела!

Только теперь Яританна перевела взгляд на своего предположительного обидчика. Из клетки вытянув длинную полуголую шею, печально хлопал глазами грифон. Этакому повороту событий следовало бы удивиться, поскольку грифоны в этой местности были крайней редкостью, точнее не жили вообще, побираясь по зверинцам и частным коллекциям. Гордые сильные и свободные существа, зависшие в эволюционной нише между зверем и нечестью, они негусто населяли высокие скалистые горы, летая в потоках солнечного света и активно укорачивая козье поселение. По причине не естественного зарождения вида грифоны реагировали на часть амулетов и металлов, как банальная нечисть, но были всё‑таки не столь зависимы от энергетических потоков и значительно более живучи. Этот экземпляр показался Танке скорее доживающим. Худой, шерсть блёклая, словно присыпанная пылью, перья торчат в разные стороны, на шее вообще повылезли от старости, клюв стёртый, глаза мутные и удивительно грустные. Чаронит словила себя на мысли, что судорожно сжимает жезл, желая одним ударом прекратить жалкое существование бедолаги, спёртого, скорее всего, из какого‑нибудь бедного зверинца или протащенного через границу контрабандой.

— Не смотрите в глаза зверю, — продолжал страшным голосом хозяин доходяги, пытаясь нагнать страху и под шумок за защиту склянчить какую монету. — Он чует человеческий страх и силой своей может вытянуть из жертвы душу — у-у.

— А нам фиолетово, — Алеандр беззлобно шлёпнула мужика по шаловливой ручке, что уже лезла к сумке, — у нас Танка тенегляд!

Цвыг вмиг изменился в лице и как‑то совсем недобро взвыл на своём наречии.

***** ***** ***** ***** ****

— ВОН!!!!

От визга мелко задребезжал хрустальный графин и едва не слетел со стеллажа. Успев вовремя перехватить хрупкое наследие прошлого века, Раника загородилась им, как щитом, и втянула голову в плечи. Сегодня Мегера была особенно крута. Она всегда могла производить впечатление на окружающих, вот только впечатление в этот раз было каким‑то двояким.

— Ты всё ещё здесь!?! — визг почти перешёл на ультразвук, превосходя по вредоносности даже вопли баньши.

— Господин секретарь передал… — невнятно пробормотала девушка, глазами ища более безопасное место в кабинете, потому что графином от летящих в тебя светляков особо не отобьёшься.

— ВОООН!!!

Раника успела только пискнуть, как в стоящий рядом комод вонзилась молния. Наставница никогда не отличалась выдающейся меткостью, поэтому уклоняться от её атак всегда было более рискованно. От визга лицо женщины неприятно покраснело, покрывшись неровными буроватыми пятнами, а на худой шее проступили жгуты жил, натягивая задубевшую после многочисленных операций кожу. Яркие губы с полустёртой помадой вытянулись в неприятные нити, а восхитительная утренняя укладка, занявшая, по меньшей мере, не меньше часа, скосилась на правый бок и уже успела выпустить часть шпилек, как ёж иголки. И лишь глаза привычно сверкали, один подведён синим, другой почему‑то зелёным. Да — а, напряжение последних дней не могло не сказаться на безукоризненном образе Великолепной Иринмы.

Девушка привычно сжалась и быстро прошмыгнула за дверь, успев оставить на столике записку с распоряжениями от секретаря, ведь сам Глава не удосуживал себя обращением внимания на каких‑то штабных крыс. Графин, правду, она поставить так и не успела, но возвращаться в кабинет Мымры не рисковала.

Мымра — было самой ёмкой и красочной из цензурных характеристик Госпожи Травницы, которые приходили Ранике на ум. Не то чтобы ученица ненавидела свою наставницу, просто отношения их как‑то не заладились. Сперва, подобно всем юным и романтичным травницам, Риника пребывала в восторге от Бесподобной Иринмы, искренне и самозабвенно восхищаясь её профессиональными и человеческими качествами. Да и разве можно было не поддаться обаянию такой простой и широкой натуры, не тянуться к этому яркому и жизнерадостному источнику постоянного веселья и энергии, что щедро одаривал вниманием и задором всех вокруг. Сколько же было радости, когда родители уговорили Госпожу Травницу взять её, тогда ещё совсем мелкую и затюканную воспитанницу Замка, в личные ученицы. Раника, даже не задумываясь, бросила учёбу, чтобы помогать обожаемой наставнице. И тут фонтан иссяк, изредка вскользь обдавая слабой струёй какого‑то искусственного веселья и снисходительной жалости, со стороны весьма напоминающими искреннюю заботу добросердечной меценатки. Ведь можно было терпеть, смириться и думать о знаниях, только годы шли и маленькая неуклюжая девочка на побегушках превращалась в вполне себе очаровательную молодую девушку. И чем больше расцветала скромная красота маленькой травницы, тем напряжённее становились отношения между ученицей и наставницей. Что уж поделать, не терпела Иринма конкуренции, тем более от молодой и свежей наперсницы. Тут, казалось, самое время разгореться привычному сказочному сюжету про несчастную сиротку и злобную мачеху, люто завидующую красоте невинной затюканной малютки. Только малютка эта росла в ореоле поклонения своему детскому кумиру и с полной самоотдачей копировала у наставницы всё, начиная с манеры одеваться, заканчивая стервозным характером. Так что не стоило удивляться, что наставница и ученица вполне стоили друг друга и были взаимно искренни в своём презрении.

— Мымра, — прошипела девушка, ставя на подоконник в коридоре реквизированный антиквариат, — старая.

Как ни крути, а наставницу Раника всё‑таки боялась, хоть и ужасно злилась на себя и неё за этот страх. В молодом, энергичном теле злость бурлила и била ключом, прорывая оболочку вбитой культурой благопристойности и чинопочитания. Вот и сейчас стройная черноволосая фурия летела по лестнице, не расшвыривая искры, только потому, что принадлежала стихии земли. Попадающиеся на её пути слуги и собратья по оружию испуганно и удивлённо жались к стенке и провожали полным недоумения взглядом. Хоть весь штаб и был в курсе странных взаимоотношений Госпожи Травницы с личной ученицей, в таком состоянии маленькую, но подающую большие надежды стерву видеть доводилось не часто.

— Вот, значит, как да? — шипела себе под нос Раника, перепрыгивая через две ступеньки и просто мечтая кого‑нибудь сбить по дороге, чтобы попрыгать острыми каблучками по распростёртому на полу телу. В свои шестнадцать такое поведение она считала вполне простительным.

— Ранка, куда прёшься! — едва успел отскочить в сторону какой‑то мужик с исполосованной шрамами рожей.

— Отвали, урод!

Схожесть его голоса с её ненаглядным Сигурдом, которого юная травница так активно обихаживала и пичкала приворотными зельями, Раника предпочла проигнорировать. Теперь перед ней представала идея куда более грандиозная и значимая, чем внимание даже самого популярного балагура в их штабе.

— Посмотришь у меня ещё, ведьма! — трясла она в воздухе кулачком с зажатым в нём стерильным мешочком из сейфа в кабинете с артефактами. — Я ещё покажу! У меня ещё все попляшут!

Все плясать совершенно не спешили, привыкшие к подобным заявлениям с её стороны. Смотритель зверинца лишь флегматичным взглядом проводил подпрыгивающую (всё же брусчатка для высоких каблуков не то покрытие) фигурку и закурил следующую папиросу. В его работе без должного пофигизма и папиросы никак не справиться, иначе кошмары замучают от одних только голосков собственных подопечных. Хорошо ещё, что один из их «папочек» куда‑то запропастился, а то бы уже стоял над душой, мозги утюжил.

Впрочем, даже если бы старый смотритель, почти не вылезавший летом из своего гамака бросился ей наперерез с мечом наголо, девушку это вряд ли бы остановило. Раника, преисполненная духом мщения и тёмной жаждой величия, что затмевала любые всходы здравомыслия и образования, орудовала связкой ключей, пыхтя и сдувая со лба распущенные пряди. Верхний люк отходил тяжело, скрипя и оттягивая руки. Он был слишком тяжёлым для хрупкой девушки, но упрямство творило чудеса. Тяжёлый животный запах ударил в нос, вышибая слезу и заставляя невольно отступить назад от глубокой, закрытой решёткой урчащей ямы. Юная травница едва пересилила себя, чтобы снова подойти к вмурованной в землю кувшинообразной клети и одним брезгливым движением швырнуть внутрь окровавленный обрывок мужской рубашки. Изнутри раздалось злобное ворчание.

— Вот тебе, мой хороший! Нюхай, моя прелесть! — едва не урчала от сдерживаемого восторга девушка, подпрыгивая на носочках от возбуждения.

Ворчание сменилось глухим клёкотом и затихло, вызвав у Раники почти искреннюю улыбку. Девушка осторожно присела возле края решётки и принялась отвинчивать тройной замок специальным пружинным ключом, высунув от усердия кончик языка. Замок шёл туго, пользовались им не часто, а смазывали ещё реже. Наконец раздался долгожданный щелчок. Решётку сотряс первый мощный удар, опрокинувший зазевавшуюся девушку навзничь. Второй сбил крупное стальное плетенье, хрупкое без порушенной чародейской брони.

— Siri lin! Siri ilia ciuj! — восторженно визжала девушка вслед уносящемуся в небо зверю.

* * *

— До сих пор не могу поверить, что нас так просто вышвырнули, — в который раз удручённо проговорила Алеандр, подсыпая в суп тёртой пижмы. — Они же цвыги! Должны быть более толерантны к окружающим. Ну — у да, Танка выглядит слегка специфически, но ведь разложением не пахнет, походка и речь нормальные, значит, точно не зомбячка. Чего они так всполошились?

— Спешу тебя огорчить, но это не из‑за внешности, — Араон любовно точил серп подобранным где‑то шероховатым камнем, блаженно прикрывая глаза и слегка улыбаясь собственным мыслям, что‑то в этой улыбке казалось Яританне ужасно подозрительным ввиду отсутствия жалоб на голод после столь знаменательного марш — броска.

— Полагаю, дело в её специализации, — продолжал отвечать на вопросительный взгляд травницы чародей. — У цвыгов с некромантами давняя, почти кровная вражда в одностороннем порядке…

— Я не некромантка! — рыкнула Танка, сурово сводя бровки и сжимая кулачки, от чего стала напоминать представителя древней специальности ещё больше.

Для полноты образа тёмного чародея не хватало только развивающегося за спиной чёрного плаща, о чём не преминул донести до блондинки посмеивающийся чародей. У Чаронит аж руки зачесались от желания влепить этой морде хорошенькую затрещину. Пришлось чесать друг о друга. Очень уж проницательный взгляд Важича, разгадавшего её благородный порыв, не располагал к активным действиям.

— Как всё это относительно, — протянул язвительным голосом Арн, но под двумя хмурыми взглядами осёкся. — В любом случае, цвыги очень активно цепляются за свою скудную историю, а некроманты, пока в фаворе были, вырезали их, как кутят. Вот и трясутся каждый раз.

— Ну, духовники, это ещё не некроманты! — весело улыбнулась травница, принюхиваясь к собственному шедевру. Едой этот состав было назвать проблематично, но смягчить окрас у несчастной «некромантки» должен был. Всё же они выходили в довольно обжитые места, а там с чумными и предположительными упырями расшаркиваться не будут.

— Как сказать, — неожиданно даже для самой себя не согласилась Танка, — мы можем быть не менее опасны, скажем, для торговцев нелегальными ментальными прилипалами или демонофилов.

— Думаешь, за ними подобное водится? — Эл с подозрением остаотрела сложенные стопкой на рубашке пресные лепёшки, будто вместо заскорузлой горелой муки они были присыпаны звёздной пылью.

Танка смотрела на их предположительный обед с таким же выражением, но совершенно по другой причине. Перед её мысленным взором яркой чередой вставали картинки недавно увиденного быта цвыгов, и мозг начитал медленно подсчитывать возможное количество яиц глистов, мух и цепней, колоний кишечной палочки, просто песка, волос и прочей дряни в этом сомнительном лакомстве. Брезгливость в ней оказывалась сильнее голода, если включался антропогенный фактор.

— Очень удивлюсь, если не водится, — попытался ухмыльнуться чародей, но тут резко побледнел и вцепился в бок.

— Арн!! — травница бросила всё и рванула к пациенту, неловко запнувшись о выпавший из его рук серп. — Ух, чтоб тебя порвало! Ой, нет, тьфу, тьфу, тьфу! И так чуть зашили. Что случилось? Показывай! Да не смущайся, как девица! Не буду я тебя лапать!

Важич только зубами заскрежетал: от резкой боли после отката. Всё же СОЕ для его резерва и организма не прошла бесследно, ещё раз доказав теорию о том, что само её изобретение было происками тёмных чародеев. Толком ответить или просто отмахнуться в разгар отката не получалось, за это время его коварная мучительница успела стянуть с него грязную рубашка, проверить пульс, облапить рёбра на возможность переломов кабанами, посетовать на плохое питание, предложить побриться, заглянуть в зрачки и запихнуть пациенту за щеку какой‑то кислый корень для профилактики. Профилактики чего, разобраться в потоке охов, причитаний и ругани у слушателей не получилось.

— Тебе бы мяска, — горестно вздыхала девица, глядя на впалые щёки, — лучше яиц, а ещё круче на молочной закваске манной каши с сахаром и маслом и бульон. Побольше бульона с расстегаями. Можно ещё…

— Заткнись! — из последних сил прохрипел чародей.

— Ну, вот и ожил! — Танка выловила из подозрительного варева их чародейскую ложку и опасливо отложила её подальше.

Запашок от очередного экспериментального состава Валент стоял, мягко говоря, не внушающий доверия. Если это была ещё одна мазь для Важича, Танка ничего не имела против, но в разговоре проскальзывали намёки на общий укрепляющий состав и (о, ужас!) суп.

— Тан, не лезь! От твоей самодеятельности одни проблемы. Я тебе ещё историю с солью не простила! — грозно прикрикнула на подругу травница. — А ты куда рубашку тянешь? Кто разрешил? Я тебе сегодня ещё мазь не наносила! Её вообще лучше трижды в день втирать, для повышения регенерации! Общее лечение, конечно затянется, зато ближайшее время будешь прыгать, как огурчик!

— Что‑то не горю желанием, — Араон скептично скривился, стараясь незаметно отсесть от неё подальше.

— Ну — у, может не совсем огурчик. Они менее смуглые, ворчливые и волосатые… Кстати! Арн, ты как к боли относишься? Просто, мазь могла коркой засохнуть и при снятии бинтов могут возникнуть э — э-э некоторые сложности.

— Поподробнее… — Танке послышались весьма угрожающие нотки в его низком, слегка подрагивающем голосе.

Алеандр расплылась в широкой, немного дебильной улыбке хронической идиотки:

— Знаешь, теперь эпилировать грудь очень модно. Честно — честно!

Чародей в ответ зарычал что‑то нечленораздельное, но очень угрожающее. Бить девушку, тем более, с таким выражением больших серых глаз ему было совестно, но в лекарях молодой человек разочаровался окончательно. Стоит ли говорить, что в среде боевых чародеев подобные косметические процедуры совсем не жаловались и свидетельствовали о, мягко скажем, нестандартных жизненных предпочтениях и демографических установках. Совершенно не удивительно, что Араон принял новость о своём преображении без должного энтузиазма и восторга. Лицо чародея моментально стало темнее тучи, а в глазах появился нехороший блеск ослиного упрямства. Яританна, знавшая о таких подводных камнях в поведении своих мужественных кумиров, прикрывала рот рукавом, пряча улыбку.

— Ты не бойся, всё будет хорошо, — не уловив перемены настроения пациента, заворковала Алеандр, памятуя сходство в поведении болеющих мужчин с капризными детьми. — Я сама всё сделаю! Ты просто ляг и расслабься. Сейчас избавим тебя от всего лишнего. Не волнуйся, миленький. Я сделаю всё резко и быстро.

— А может, медленно и томно, — провокационно зашептала над ухом духовник, едва сдерживаясь, чтобы совершенно позорно не заржать над странным выражением лица лучшего боевого чародея нового поколения.

— Какое томно? — Алеандр пребывала в специальном боевом режиме тотального исцеления особо подвижных и упрямых пациентов, поэтому на шутки не настраивалась. — Какое томно!?! Ты посмотри на него, ему ещё до томно лечиться и лечиться! Потом, конечно, можно и томно, и соблазнительно. Когда кубики на прессе из‑под повязок видно будет. А сейчас ему лечиться и питаться надо: скоро совсем кожа да кости останутся!

— Ну — у-у, — немного плотоядно протянула блондинка, растягивая губы в приторной улыбке, — я же духовник, а нас и должно тянуть на всё костлявенькое и полудохлое.

— Не говори ерунды, — травница разгадала‑таки замысел подруги и как бы невзначай погладила парня по плечам. — Я его первая нашла, мне первым и достаться должен. А я на доходяг не вешаюсь! Сначала пусть вылечится. И вообще, дождись своей очереди!

— Не жадничай! Только отхватила красивого парня и туда же! — Танка попыталась приобнять парня с другой стороны.

— Некрасивого я бы и так тебе уступила! А здесь какая порода! Какая масть! Родословная опять‑таки.

— Всё! Достали! — рявкнул Важич и подскочил на ноги, сбрасывая с себя руки обеих подмастерьев, будто это были ядовитые змеи. — Ты, — указующий перст упёрся в лоб Алеандр, — перестаёшь нести чушь, а лучше вообще затыкаешься и… отдай мне эти сопли мерзкие, взяла моду чуть что всякой дрянью по людям елозить. Ты, — палец перевели на духовника, едва не выпоров глаз, — перестаёшь её подзуживать, испортишь ещё хорошую девочку, и вообще, уважение к старшим поимей хоть какое!

— Поиметь — не совсем адекватное в данной ситуации выражение, — осторожно поправила разбушевавшегося чародея Валент, предусмотрительно продолжая изображать лицом благоговейное почитание и пристыженность, так на всякий случай.

Араон пробормотал что‑то неразборчивое и явно нецензурное, резко развернулся на пятках и направился в лес по уже хорошо протоптанной кабанами тропе. Из разрешённых законами княжества желаний у него оставалось только одно — курить. Но увы, злобный рок лишил его даже этого, растерев последнюю заныканную папироску копытами злобного хряка.

— Ну, — немного нервно хохотнула духовник, — вот и достучались до мужского начала.

— Ага, на свою голову.

По правде, в гневе Араон действительно был страшен, даже в таком потрёпанном состоянии. Что‑то тяжёлое, поистине демоническое и стихийное энергетическими потоками поднималось от его напряжённой фигуры и удушающими волнами растекалось по телу. Все инстинкты просто кричали о надвигающейся буре. Когда массивные чёрные облака тяжёлым пологом наплывают на затылок, а сгустившийся воздух сдавливает грудь. Когда ветер рвёт из‑под ног землю, а темнота обвивает лодыжки, взбираясь по венам к напряжённому мозгу. И хоть всё это проходило исключительно в напряжённом воображении, страшно становилось до иконы уже на уровне инстинктов.

Яританна с трудом отошла от такой перемены в поведении их общего спутника. Не то, чтобы она не понимала, что самый молодой младший Мастер — Боя и должен отличаться завидным резервом и исключительно мощной энергетикой. Только при общении его личность ей давно пересватала казаться впечатляющей. Видимо, сказывалось долгое отсутствие действительно злобных выпадов в её адрес. Теперь девушка пришибленно побрела к своему месту и решила серьёзно задуматься: стоит ли дальше развивать панибратские отношения с чародеем такого уровня и такого темперамента.

— Не унывай, сейчас и тебе поможем! — подмигнула Алеандр.

Чаронит с запоздалым стыдом поняла, что со своими тяжёлыми думами пропустила мимо ушей весь монолог компаньонки. Переспрашивать было неловко, поддакивать опасно (вполне ведь могла и яду предложить продегустировать), пожимать плечами бесполезно, поэтому девушка вытащила из‑под сумки повелительный жезл и принялась изучать его на предмет рун управления.

— Ого! — заметила её манипуляции травница. — Я тебе поражаюсь. Ты и это умудрилась спереть!

— Нет…

Как ни парадоксально, но это была чистейшая правда. Даже в острейшие приступы клептомании, случающихся не так уж и часто, рассудительная духовник не прикасалась к чужим малознакомым артефактам, предпочитая кусать от досады костяшки пальцев, а не их бесполезные огарки. Она и сама собиралась вернуть злобному цвыгу настоящий жезл, после того, как Эл наглядится на грифона, но перепуганная её жизненным призванием толпа без лишних церемоний просто вытолкала обеих за территорию табора, не обращая внимания на вялые попытки к сопротивлению. По сути девушки были настолько шокированы таким фортелем, что Танка и сама осознала, что сжимает в руках злополучный жезл, только на подходе и их (стыдно сказать) лагерю. Эл заметила это только сейчас, Арн если и заметил вообще, то предпочёл проигнорировать прибавление оружия.

— Не переживай так. Даю процентов восемьдесят, что уж эта смесь тебе поможет! Целиком нанести не хватит, она выпариться должна, но лицо и руки обработаем!

— И что? — скептично скривились духовник. — Окончательно лишусь кожи, чтобы надолго закрепить первичный эффект.

— Не язви — изжога замучает. Ты же хочешь домой нормальной вернуться. Подумай только, что тётя Вестлана скажет.

— Ничего не скажет, посмеётся с недельку, потом расщедрится мне на миндальную масочку, чтобы лицо поправить, — буркнула Танка, задетая очередным напоминанием о её не слишком свежем состоянии тела. — И вообще, не наговаривай мне на матушку! Она у меня просто золото!

— Я же не спорю! — Валент примирительно подняла руки.

Она действительно была самого хорошего мнения о госпоже Вестлане Чаронит, особенно, когда явилась невольной свидетельницей разговора этой выдающейся особы с местным рэкетиром. Рэкетир больше на их пороге не появлялся, травница ему немного завидовала.

Яританна взвесила на ладони малознакомую конструкцию и слегка провернула кистью, чтобы отметить значительный перевес одного из концов, делавший жезл похожим на боевую дубину.

— Ты этим пользоваться умеешь? — любопытно стрельнула глазами травница. — Ты же на курсы владения боевыми артефактами ходила.

— А то! — гордо вздёрнула подбородок блондинка.

Не признаваться же ей, что до этих курсов она практически не дошла, сбив в коридоре спешащего на занятия наставника с ворохом учебных артефактов и умудрившись одним из наглядных пособий (каким, она до сих пор так и не выяснила) прожечь огромную дыру в дорогущей парадной мантии проходящего мимо завуча. В тот раз инцидент предпочли замять, потому что дух — уборщик не удосужился хорошо затереть лужу, наставник сам артефакты перед забегом не проверил, а завуч под мантией выносил ворованные бланки о зачислении. Только на курс девушку всё равно почему‑то не пустили.

Яританна припомнила свои наблюдения за тренировками отца и несколько раз ловко подбросила жезл, заставив его перевернуться в воздухе, крутанула на запястье и позволила перекатиться по вытянутым рукам в другую ладонь. По сути это был простой разминочный фокус, но в купе с нужным выражением лица создавал впечатляющий эффект. Танка счастливо улыбнулась, прокрутила артефакт на пальце и ловко забросила на плечо.

— Как‑то та — а-а — а-а!!

Крик вышел пронзительным и резким, как сигнальный клич гарпий, когда что‑то большое и твёрдое щёлкнуло в миллиметре от шеи, лишь слегка оцарапав загривок. Крепкий клюв сомкнулся на жезле и тут же с утробным клёкотом разжался. Что‑то тяжёлое и неприятно смердящее первосортнейшей нечистью толкнуло девушку в спину, прижимая к земле. Яританна отмахнулась зажатым в руке жезлом и под вопль боли спешно перекатилась на спину, продолжая прикрываться артефактом. От страха она даже не могла толком рассмотреть нападающее существо. Что‑то болезненно скрутило внутри, парализовав разум и чувства оставив один отупляющий страх и боль в спине. Продолжая кричать на одной ноте, Танка попыталась отползти от надвигающейся твари, размахивая жезлом и пиная массивную тушу. Когти сомкнулись на лодыжке, от чего духовник замерла загнанной мышью и открыла глаза. Большая лобастая голова крупного грифона целилась ей в живот своим крючковатым клювом.

— Пригнись! — крикнули сзади.

Яританна сжалась в комок, прикрыв лицо руками, и успела заметить, как над головой просвистела недавно кипящая кастрюлька Госпожи Травницы. Грифон дико заревел и, выпустив добычу, забился на земле, царапая когтями шею и грудь, дымящиеся от кипятка. Духовник, не отошедшая ещё как следует от первого шока, подскочила на ноги и сдёрнула с головы чудовища трофейную кастрюлю, чтобы дать стрекоча, но так и замерла подобно воину с дубиной в одной руке и щитом — кастрюлей во второй. Под кастрюлей башка грифона оказалась совершенно лысой. Оперение слезло вместе с целыми кусками кожи и продолжало отваливаться под когтями обезумевшей твари. Состав быстро разъедал плоть, принося мучение и боль.

— Так ты этим меня хотела намазать, — отстранённо проговорила духовник, выронив кастрюлю.

Утварь со звоном отскочила от почти оголившейся черепушки, ушибив босой палец Чаронит. Странно, но именно это подобно заветному щелчку моментально переключило весь настрой духовника. Девушка с полным обиды и отчаянья воплем отшвырнула жезл, даже не глядя, куда в этот раз приложила корчащегося монстра, и бросилась на своего вечного мучителя.

— Совсем сдурела! Кожу содрать с меня! — злобно шипела блондинистая змеюка, едва сдерживая себя, чтоб не впиться зубами в удобно подворачивающиеся конечности.

— Ах ты неблагодарная! — не отставала травница, самозабвенно вцепившись в волосы подруги детства. — Я для тебя…. А ты!

* * *

— Эй! Куда это ты?!

За спиной раздался мелкий топот ног. Безусловно, сбегавший мог запросто и перепрыгнуть сразу несколько невысоких декоративных ступеней, выложенных кусочками битого мрамора, благо длинна ног и природная ловкость позволяли и не такие кульбиты выделывать, но от резких прыжков всё ещё мутило, а сотрясение, пусть и подлеченное штабным целителем, не спешило убирать загребущие лапки.

Темноволосый мужчина в старой чуть — чуть потрёпанной куртке, небрежно наброшенной на одно плечо, даже не обернулся. Он продолжал спокойно идти по длинному кольцевому коридору, слегка пошатываясь, словно заправский моряк. В одной руке он держал большую походную сумку, через локоть другой была переброшена небрежно связанная за шнурки пара ботинок, которые при покачивании, ударялись друг о друга, как праздничные бубенцы. Вот только звона не было, стоптанные подмётки не вызывали даже глухого стука.

— Да куда ты? — раздражение пересилило здравый смысл, и догонявший резко схватил темноволосого за плечо, разворачивая к себе. — Свалить удумал, крыса?

Резкий удар в челюсть едва не опрокинул вопрошающего навзничь и только неплохая реакция помогла вовремя избежать позорного падения. Мужчина взмахнул руками и кое‑как выпрямился, продолжая ловить мельтешащие перед глазами искры, удачно оттеняющие удар, наложившийся на застарелое сотрясение. Ихвор смерил его холодным слегка презрительным взглядом, таким несвойственным для некогда живых и ярких глаз.

— Ихвор, подожди! — из‑за поворота выскочил высокий худощавый юноша в некогда стильно, а теперь просто рваных штанах и модной ярко — оранжевой жилетке, чей капюшон был натянут настолько низко, что закрывал половину лица. — Я уже собрался!

Действительно за спиной молодого человека висел громадный рюкзак с целой россыпью брелоков и мелких, ничего не значащих амулетиков на удачу. И хотя неожиданно ставший сиплым и немного постаревшим голос звучал весьма жизнеутверждающе, на отрытой части лица улыбка от чего‑то совсем не проступала. То же, что виднелось, меньше всего напоминало улыбку.

— Мужики, вы совсем …? — Адрий подавился собственным возмущением, глубоководным карпом выпучив глаза.

Его полный недоумения возглас царственно проигнорировали, спокойно продолжив шествие уже вдвоём. Чародей на миг лишился дара речи от такого поворота, но подхватившись, быстро обогнал их, сам толком не понимая, зачем в это ввязывается.

— Ладно, я ещё понимаю, Сигурд — балбес малолетний, — мужчина неосознанно приглушил голос, — но ты‑то — взрослый мужик, глава семейства!

— Вот именно, — лаконично и бесцветно проговорил Ихвор, неловко перенимая сумку в больную руку и выуживая здоровой из кармана связку нарезных проволочек. — У меня жена, двое детей…

— И тёща, — подтолкнул его локтём Сигурд, чтобы как‑то развеять атмосферу.

— И тёща, — покорно согласился мужчина, — и тесть, и мать с отцом, и сестра с мужем, и трое племянниц.

— Вот только не делай вид, что ты был не в курсе событий! — Адрий опёрся спиной о дверь, позволив себе снисходительную улыбку.

Странное умиротворение вчерашнего дня, окутавшее его потрёпанную предчувствием неминуемой кончины душу, дрожало высохшим листом, готовое сорваться в любой момент и облететь, обнажая открытые нервы. Будто стоит исчезнуть на горизонте этим неясным и, по сути, чужим фигурам и из‑за поворота звеня бубенцами выглянет бледная мёртвая девочка с топором. Но он, конечно же, в этом не признается никому, особенно себе. И особенно в том, что при виде их искорёженных рож на него снисходило странное, немного обречённое и от того неминуемое спокойствие каторжника, знающего своих собратьев по цепи и уверенного только в этой цепи. И вот теперь эти собратья холоднокровно распиливают цепь и уходят, уходят неизвестно куда и зачем, а он остаётся…

— Не делай из себя великомученика! — Адрий был готов сорваться на банальный крик, от такого резкого изменения в поведении и без того глубоко неприятного ему человека. — Мы все знали, куда и на что шли! Может, Сигурд и не знал, он за своим дядькой — дебилом потянулся. Но ты знал и кто наши главные, и чем они промышляют, и что нам за это будет!

— Вот именно, — Ихвор попытался оттереть плечом коллегу от заветной щели в штукатурке, где за лепниной скрывалась маленькая замочная скважина с простым давно знакомым механизмом.

Сигурд понятливо сграбастал в охапку белобрысого чародея и, как деревянного истукана, переставил в сторону.

— Да что ты заладил…

— Тс — с-с, — юноша с какой‑то жуткой кривобокой ухмылкой прижал палец к его губам, — не кипиши.

Непривычно громко раздался щелчок замка, словно ставя точку в бесполезном и тягостном разговоре. Сигурд отодвинул подрастерявшего праведный пыл Адрия за спину и попытался перенять сумки у Ихвора, но мужчина не позволил помочь и лишь предостерегающе нахмурился. Юноша пожал плечами и уже собирался открыть долгожданный путь к бегству, как Адрий перехватил его руку:

— Слышите?

За стеной древнего особняка, что вела в маленький внутренний дворик бывшего садовника, уже давно списанного за ненадобностью новым хозяевам, действительно слышались голоса. Было странно, что в этом скопище хлама умудрялись ещё протискиваться какие‑то люди. Зная о маленькой узкой плеши, свободной от ржавого инвентаря, ломаной мебели и деталей старых алхимических аппаратов, от которой до почти незаметной тропки к запасному люку вел лишь один небольшой лаз, легче было уверовать в призраков, чем в четверых чародеев, что виднелись в образовавшуюся щель.

— Тварь неблагодарная! Мерзавка! — тонко визжала на одной ноте их непосредственная шефиня, эмоционально размахивая руками. — Как только додумалась, дурища!?!

— Я хоть что‑то сделала! — не отставала от Госпожи травницы маленькая пронырливая девчонка, что уж давно изводила всех своим наушничеством и вешалась на шею любому носителю штанов.

— Заткнись, дура! Мне его под расписку выдали!! Этот грифон для старшего ублюдка был!

— Был для старшего — будет для младшего! — дерзко вздёрнула острый носик Раника.

— Для какого младшего!?! — не своим голосом закричала женщина, наотмашь ударив удерживаемую двумя наёмниками девушку. — За живого старшего старик кочевряжиться не будет! А телохранители младшего мне и так склад с аминорием взорвали! Да как ты вообще посмела!?!

— Просто ты сама не додумалась, вот и бесишься! — насмешливо фыркнула девица, уверенная в безукоризненности своего решения. — Я…

Фраза зацепилась за покрытую густым вишнёвым блеском губу и так и повисла на ней недосказанная взбухшей кровяной каплей, что появилась в углу насмешливо изогнутого рта и скользнула по подбородку, безбожно марая лиф красивого платья.

Госпожа Травница одёрнула руку и досадливо скривилась, заметив на рукаве своей лазурной газовой накидки несколько багряных капель. Вывести их, не повредив нежного весьма дорогого батика, будет проблематично и утомительно, даже с её познаниями в бытовых заклинаниях. Тело бывшей личной ученицы перестало вздрагивать вместе с затихающими толчками крови в пробитой артерии. Маленький дамский стилет скользнул по намокшей ткани и глухо упал на лист поржавевшей обшивки. Сигурд вздрогнул, сжал зубы, но промолчал. Трое уходили закрытой тропкой в сторону зверинца, ещё долго разносился взволнованный голос Госпожи Травницы, причитавшей по поводу погубленного аминория, без вести пропавшего специально тренированного грифона — убийцу, что так долго пришлось выпрашивать у главного для устранения племянника, не найденного засранца и ещё сотне другой милых женских мелочей.

— Мужики, — внезапно охрипшим голосом прошептал Адрий, — три минуты.

* * *

Банка выскользнула из рук и, прокатившись по мягкой подложке мха, остановилась в небольшой ямке. Холодная и оттого ещё белее смахивающая на сопли мазь опасно подобралась к краю, но не вытекла. Чудодействующего состава, что действительно воздействовал на молодого боевого чародея лучше живительной воды, было бы чрезвычайно жалко, разбейся сейчас этот последний шажок к иллюзии здоровья и былой физической силы. Впрочем, именно сейчас Араону Важичу на мазь было наплевать, как наплевать было и на содранные по живому повязки, валявшиеся прямо на земле бесформенной грязной кучей, и на «удачно» закрепившийся на руке рисунок. Он узнал его! О, этот крик он узнает из тысячи! Его отличит в бесконечном шуме мучеников подмирного пекла! Именно этот крик будет преследовать его в посмертии! Да, что там говорить, услышав его в первый раз, он ночью не мог нормально спать, не говоря уже о более впечатлительных подмастерьях. Так кричать могла только она. ЧАРОНИТ!!

Араон подскочил на ноги, перехватил серп и, не раздумывая, бросился навыручку. Что бы он ни думал о характере стервозного духовника, так орать без повода она никогда бы не стала. В первый раз он услышал этот крик, когда во время факультатива в зал ворвался выбравшийся из клетки древестник и на полном ходу запрыгнул на голову ни о чём не подозревающей девушке. Чувствительная к звуковым колебаниям нечисть в тот раз просто свалилась оглушённая на пол.

Рефлексы снова работали впереди него, позволяя быстро и чётко анализировать поступающую в мозг информацию, но не оставляя возможности осмыслить ситуацию в целом. Не сбавляя хода, он перепрыгнул самозабвенно вцепившийся друг в друга девушек, что за своими попытками оскальпировать товарку не заметили начавшего подниматься неизвестного монстра. Перекатившись ниже лини замаха твари и ловко уйдя от удлинённого среднего когтя, чародей подхватил с земли оставленный каким‑то идиотом повелительный жезл и одним точный ударом перебил хребет, попросту не успевая активировать артефакт. Зверь, где‑то на задворках сознания опознанный, как облысевший грифон (одно такое определение уже само по себе весьма шокировало) продолжал дёргаться, подогреваемый злобной нечестивой волей, норовя сшибить хвостом своего обидчика иль зацепить острой кромкой крыла. Придавив сапогом хрупкий даже у таких махин радиус, Арн запрыгнул на бьющуюся в конвульсиях облысевшую холку, лихо заломил на себя подклювье, точно и бесстрастно перерезая открытую глотку. Нечестивая сторона грифоньей сущности сдалась, покинув мёртвое тело окончательно бездыханным.

Араон встряхнул головой, отгоняя, как наваждение стоящий в ушах последний крик твари, смешивающийся с недавним воплем Чаронит. Только сейчас, когда основная опасность миновала и врождённые инстинкты боевика слегка улеглись, он задался вполне актуальным вопросом: как грифон вообще мог оказаться на поляне посреди княжества Словонищи, издревле известного отсутствием каких‑либо выдающихся возвышенностей. Далее, конечно, следовали вопросы попроще: почему грифон лысый; зачем девчонки колошматили друг друга; откуда у Чаронит взялся повелительный жезл такого высокого класса; на кой ляд он делал такой замах правой рукой, если теперь из‑за рывка от боли не может даже толком пошевелить пальцами.

Девушки смотрели на него, как вспугнутые в норе лисята, оставшиеся без опеки хитрой мамаши и совершенно не знающие, что делать с мордой незнакомого терьера. При этом Эл продолжала удерживать в пятерне волосы подруги, а Танка не спешила разжимать рук с травницкой шеи. Поймав более, чем хмурый взгляд чародея, девушки моментально расцепились и с повинным видом отползли друг от друга, потирая ушибленные места.

— И как это называется? — Арн вернул руку с тряпичную петлю, стараясь не морщиться от спазмов в мышцах.

— Она хотела меня изуродовать, — прошипела Танка, едва одёргивая себя, чтобы не начать пересчитывать оставшиеся на голове волосы.

— Да куда больше! — возмутилась было Алеандр, но вовремя прикусила язык, не желая быть жестоко забитой ногами и близлежащими предметами.

— Вот мы как заговорили…

— Молчать! — Арну практически не пришлось повышать голос, поскольку его родной низкий тембр и без того пробирал до костей. — Чаронит, ползи сюда и как цивильный чародей поясни ситуацию. Аля, помолчи.

— Как ты меня назвал!?! — Эл даже слегка пожалела, что вся её «молниеносностью» за ночь растворилась в резерве и она не может сейчас эффектно вознегодовать с небольшим травмированием обидчика. — Аля, это сокращённо от Алаеанна! А я Алеандр! Алеандр! А не какая‑то гламурная дурость! Моё имя происходит от древнего…

— Цыц! — Арн свёл брови, уже с трудом сдерживая раздражение, поскольку к боли в мышцах отчётливо добавилось ощущение вывихнутого плеча. — Не занудствуй! Чаронит, что с грифоном?

Девушка с нездоровым интересом рассматривала распластавшуюся тушку. В мёртвом виде он казался ей совсем нестрашным, ни капли не противным и даже слегка миленьким. Ещё его было очень жаль: голая голова и шея казались такими трогательно беззащитными, что духовник, всегда жалостливо относившаяся к животным готова была прослезиться, но вовремя поймала себя на непоследовательности и отбросила сентиментальный бред.

— Не знаю, обрадует тебя это или огорчит, но он определённо мёртв! — Чуронит брезгливо толкнула ногой надорванный клюв.

Чародей издал звук чем‑то неприятно напоминающий животное рычание. «Ого, эко обнаглел товарищ! — со смесью восхищения и насторожённости подумала Яританна, глядя на полуголого мужчину, заляпанного кровью и засохшей мазью. — Такими темпами ещё совсем раскомандуется…».

— Тан, ты что клетку тому грифону открыла? — к телу подошла травница и вкрадчиво пояснила для Арна: — У цвыгов в клетке грифон сидел, мы его как раз рассматривали, когда нас из табора решили выгнать. Хм, может в суматохе кто‑нибудь случайно задвижку сбил…

— Не очень‑то похоже, — нахмурилась духовник, внимательно осматривая тело уже с анатомической точки зрения. — Этот явно моложе. Посмотри на качество шерсти, оперение. Не — а, точно другой.

— Полагаешь, вокруг так много грифонов летает? — Араон скептично вскинул бровь, Эл в точности повторила его движение, добавив почти милую улыбку.

Танка предпочла проигнорировать их единодушие, потому что, в противном случае, пришлось бы брать на себя вину за незарегистрированного грифона повышенной агрессивности. Будто от её объяснения ситуация могла хоть как‑то измениться, грифон восстать из мёртвых, а лучше вообще раствориться в пространстве. Девушку уже порядком начали раздражать постоянные попытки сделать её главнокомандующей отряда при минимуме привилегий и полном комплекте обязанностей.

— Может, из чьего‑нибудь зверинца смотался? — поспешила предложить травница, видя, как на глазах мрачнеет подруга. — Знаешь, сколько буржуев развелось? Развелось тут богатеньких, что для престижа чего только в своё Золотое поселение не натащат. Ой, прости, Арн, я не тебя имела в виду. Вы не настолько буржуи.

— И насколько же? — Важич заметно напрягся.

— Ну, полагаю, нечисть на заднем дворе для развлечения гостей держать не станете. Хотя, кто вас знает, наловить же проще…

— Аля… — в голосе Мастера — Боя проскользнули угрожающие нотки.

— Я! Не! Аля! — девушка злилась просто умилительно: глаза блестели, щёки наливались краской, длинная чёлка забавно топорщилась, кулачки сжимались… на опасно замерцавшем повелительном жезле.

— Так, господа хорошие, — самоотверженно влезла в эпицентр нарождающегося скандала духовник, что само по себе ей было совершенно не свойственно, но раз ситуация требовала. — Завязываем с выяснением отношений. И без того утро склочненькое выдалось. На повестке дня более актуальный вопрос: что делать будем?

Трое сошлись над некрасиво изломанным телом, соприкасаясь лбами, словно впервые его заметили и осознали кончину как таковую. Арн пытался игнорировать ощущение вывихнутого плеча и вспомнить, где оставил «чудо сопли», попутно слегка вяло из‑за голода соображая, откуда в этой местности мог появиться грифон и почему в качестве дичи выбрал двух здоровых людей вместо того же дикого кабана. Алеандр немного дулась из‑за своего бездарно потраченного эксперимента, хотя и понимала, что с соком чистотела в этот раз явно переборщила и на чувствительной коже последствия могли быть куда печальнее, и пыталась прикинуть соотношение реакции кожи грифона к человеческой, чтобы вывести необходимую пропорцию на будущее. Яританна же, едва оклемавшись от пережитого ужаса, наблюдала за мёртвым зверем с неподдельным трепетом, в её буйной фантазии вставали картины собственной мучительной смерти и последующего переваривания, заражения крови с гангреной и ампутированием, толпы селян и цвыгов (в зависимости от принадлежности зверя), которая линчует их прямо на этом же месте за невинно убиенного любимца.

— Ясно, что просто так всё оставлять нельзя: по следам кто‑нибудь из владельцев выйдет, — проговорил чародей, думая больше, что по характерному для боевиков способу расправы над грифонами на него могут выйти отнюдь не горящие мщением провинциальные богачи и сделать это куда быстрее, чем хотелось бы.

— У меня не хватит реактивов, чтобы всё это растворить. Разве что этой неведомой хренью, — Эл попыталась извлечь из сумки флакон с взрывоопасным заменителем соли, думая впрочем, о возможно первой на своём счету удаче в поисках животных ингредиентов для зелий.

— Да на суп его, — внесла конструктивное предложение демонически оголодавшая Танка, мысленно решая: считать грифона в гастрономическом плане животным или птицей.

***** ***** ***** ****** *****

— Ещё раз напомни: зачем мы здесь торчим, — процедил сквозь зубы Араон Важич, стоически убирая со лба всё время норовивший сползти камуфляж, сооружённый из листьев, травы и веток на манер широкого венка.

Яританна подняла на него свои красивые зелёные глаза и недоумённо хлопнула ресницами, всем видом выражая крайнее замешательство:

— Может, потому что вид ободранного, небритого мужика в кровавых разводах с явными последствиями серьёзного ранения и меня, всей такой прекрасной и замечательной в гриме разлагающегося трупа не слишком положительно скажется на покупательской активности?

Тон девушки был в меру язвительным, но вполне безобидным. После достаточно сытного обеда из хорошо прожаренного мяса (от цвыговых лепёшек духовник брезгливо отказалась), Танка вообще значительно подобрела и смягчилась к своему давнему кумиру, вынужденная признать его заслугу в добыче пропитания. Обед готовили достаточно долго, серьёзно опасаясь отравиться незнакомым продуктом, поскольку гениальная идея есть нечисть доселе никому из чародеев в голову просто не приходила и никто точного рецепта знать не мог. Горячий до всякого первопроходства Важич даже с определённой долей уважения взглянул на бледную немочь, когда Эл ему шёпотом поведала об их славном пленении болотного деда. К слову, плотоядность духовника была весьма ограниченна, и при первом же приглашении поучаствовать в разделке вожделенной дичи Чаронит позорно свалилась в обморок, увидев вытекающую из отрезанной головы кровь. Она не была настолько лицемерна и кокетлива, чтобы рассчитывать на привлечение к себе всеобщего внимания и заботы, просто действительно могла прочувствоваться моментом нанесения раны и сопутствующим ощущениями. Посему нежная психика предпочитала абстрагироваться от болезненного воображения отключением сознания. Не с первого раза приведя в чувство малахольную девицу, небольшой совет решил отправить духовника в сторону копать яму под отходы от греха подальше.

Разделывали тушу чародей с травницей напару, хотя с одним серпом это действо было не таким уж и лёгким. Особенно если брать в расчёт, что Алеандр, хоть и наблюдавшая за разделыванием мяса со стороны, сама участия в этом захватывающем действии никогда ранее не принимала и интересовалась исключительно изъятием возможных ингредиентов. Изъятие зачастую происходило без предупреждения (не считать же взвизгивания за таковые) и прямо из‑под рук молодого человека, заставляя Важича недовольно ругаться вполголоса и делать постоянные, увы, бесполезные, замечания своей излишне рьяной помощнице.

— Чаронит! — молодой человек очень серьёзно нахмурился, стараясь внушить собеседнице должный трепет. — Зачем мы торчим именно здесь?

В голосе чародея начало проскальзывать недовольство. Ждать он очень не любил, ждать же, маскируясь под огромного нелепого барсука, было невыносимо вдвойне. Чтобы не вызывать ненужного недовольства и лишних подозрений самых потрёпанных членов их скромного коллектива было решено придержать в тени, желательно в тени какого‑нибудь весьма густого и непролазного куста, дабы они не были приняты за вольно блуждающих упырей. И вот сейчас, тесно прижавшись друг к другу, как сиамские близнецы, двое забракованных парламентёров лежали в глубокой засаде под пологом тяжёлых еловых веток, благо большая старая ель с печально обвислыми боками росла аккурат у обочины. Пятак абсолютно лысой земли под ней был мелко усеян старой иглицей, шишками гниловатыми отбросами, остающимися от путешественников главного тракта. С массивного, покрытого трещинами ствола дорожками стекала густая, тягучая смола. Важичу в такой атмосфере уютного детского шалашика было явно некомфортно. Хоть после разделки его штаны качественно побурели от крови, а новая из запасных рубашек оказалась давно не стиранной прошлым владельцем, молодой человек чувствовал себя немного неловко, просто так валяясь на земле без спецодежды. Воспитание в духе Золотого поселения время от времени прорывалось в нём такими вот вывертами. Росшая в центральном районе Смиргорода, где дорогих фазенд и гоночных ступ не было и в помине, Яританна относилась к валянию в засаде спокойнее. Может, потому что уже утратила всякую надежду спасти своё любимое синее платье, а может, и потому что заранее расстелила для себя испорченную рубашку чародея. Она вообще успела изрядно измараться в земле, пока из‑за высокой и праведной обиды на жестокий мир и собственную физиологию не вспомнила, что земля всё‑таки является её стихией, и вовсе необязательно разгребать тяжёлые сбитые комья собственными руками.

— Потому что, — тяжело вздохнула девушка, тоже не приходящая в дикий восторг от столь близкого соседства с Важичем, — её здесь могут обидеть.

— Ой, не смеши меня! Обидеть! Да с Алькой такое по определению не возможно. Разве что с ценой пробросят.

— Вот здесь, ты как раз‑таки ошибаешься. Травники, какими бы ни были скромными, воспитанными и ранимыми, когда дело доходит до продажи своих богатств, готовы обобрать до нитки и вытянуть последние жилы. Это на покупках Эл работает в режиме обеспеченной девочки, не заблуждайся на счёт её больших глазок.

Арн только недовольно покосился на собеседницу, не зная расценивать её реплику как обычное проявление стервозности или весьма продуманный выпад в сторону потенциальной соперницы. На лице духовника не было никаких особенных эмоций и двойной смысл фразы так и остался тайной.

Головная боль, преследовавшая с утра несчастного духовника, не спешила униматься, периодически возвращаясь болезненными спазмами в затылке. В очередной раз сморщившись, Танка не удержалась и, тихонько застонав, опустила болящую голову на сцепленные руки.

— Что‑нибудь болит? Голова кружится? Может, стоит отлежаться подальше отсюда? — с неподдельной заботой и участием поинтересовался Араон, слегка приобнимая побледневшую девушку и торопливо ощупывая лоб.

Его обеспокоенность была вполне закономерной, поскольку прожаренные на углях рёбра и стейк продегустировать, а заодно и проверить на съедобность, предоставили честь автору этой гениальной идеи. Не то, чтобы сама духовник пребывала в восторге от такого расклада (благоразумие в её светлой головке всё‑таки присутствовало), но долго сопротивляться двум агрессивно настроенным и крайне голодным воспитанникам Замка Мастеров не сумела даже её отличающаяся упрямством натура. Собственно, Алеандр к этой дегустации тоже была настроена скептично, понимая, что нормальное усвоение пищи её закалённой боевой подругой — заслуга не столько качества пищи, сколько живучести организма, но озвучивать это постеснялась, боясь стать следующей в очереди подопытных. Снимая первую пробу, Яританна едва не вывихнула челюсть, пытаясь прожевать жёсткие тугие жгуты буроватых мышц, полных внутри яркой горьковатой крови. Впрочем, для не слишком избалованной и весьма голодной Танки не было ничего невозможного.

Увидев, как Чаронит стремительно бледнеет и морщится, Араон не на шутку разволновался. Пусть опыт и здравый смысл твердили, что мутация грифонов, происходила в первом поколении и не должна отражаться на качестве белковых соединений, только найденная при расчленении вшитая под кожу свинцовая пластина, аккурат защищающая уязвимую область предсердия, не слишком внушала доверия. Вряд ли враги, натравившие на них грифона, могли подумать, что трое значительно ослабленных людей могут использовать его в качестве обеда и специально пропитали мясо ядом, но Танкина паранойя оказалась удивительно заразной.

— Тише, — почти взмолилась девушка, не вынеся над ухом зычного баса Важича, что приводил мозги в настоящий резонанс.

Она попыталась привлечь внимание чародея к хрупкой, немного нелепой фигурке стоящей поодаль от основных палаток, видать, торговцы, не слишком поощряющие конкурентов. Их вполне можно было понять. Не потому, что невысокая худенькая девушка, больше смахивающая на подростка со своими двумя нелепо закрученными косицами и тоской в глазах, могла действительно перетянуть спрос. По чести, сделать это было нереально: скрученное из многострадальной простыни подобие юбки, хоть и примиряло её с деревенской модой, взгляд отталкивало на раз; замусоленная рубашка с протёртыми рукавами пестрела свеженькими кровавыми каплями; исцарапанное личико носило следы плохо смытой грязи, а его кислое выражение и вовсе отбивало желание к общению. Скорее торговцам само соседство с вылезшей неизвестно откуда девицей было в тягость. Мало было радости застрять посреди дороги в паре часов езды от крупного города лишь потому, что хозяин каравана на пару с караванщиком уже больше суток изволят потреблять дешёвое пойло в коварно притаившемся неподалёку таборе. Идти же на спасение своих непосредственных руководителей никто не решался, боясь самим завязнуть в пестроте хохочущих цвыгов и огрести по шапке от спасаемых за прерванный досуг. Поэтому и атмосфера в небольшом импровизированном лагере стояла соответствующая. Люди хмуро и устало косились друг на друга, переговариваясь без особого энтузиазма и надежды. Время шло, товар простаивал.

Следовало бы догадаться, что в сложившейся ситуации эффектное появление из леса странной голодранки с полным подолом незнакомого тёмного мяса и пристроенной на плече рулькой оваций и запредельной радости не вызовет. Араон, видимо, догадывался об этом, поскольку до последнего противился их гениальному бизнес — плану по максимальному использованию нежданных подарков судьбы. То, что план был гениальным, Танка не сомневалась, она скромненько, потупив взгляд, шаркала ножкой и позволяла себя хвалить. Правду, исключительно в собственном воображении, аки в жизни ни исполнитель, ни спонсор восторгаться не спешили. Чародей скромненько предлагал закопать излишки продовольствия вместе с костями, перьями и шкурой, желательно ещё и замаскировать всю эту ямину сверху под куст или старый холм, чтобы не вызывала подозрений. Алеандр было грифоньего мяса жалко. Она жалела и перья, которые Арн категорически запретил брать на опыты, и шерсть, которой не дали нащипать для анализов, и хрящи, которые при пятичасовой варке давали замечательное средство от приступов артрита. Эл предложила выбросить лишние вещи чародея и забрать мясо с собой про запас, но едва не схлопотала от Арна подзатыльник. Она очень старалась не дуться на младшего Мастера, понимая, что выглядит глупо, но всё ещё чувствовала себя ребёнком, которого незаслуженно лишили леденца. Яританна же смотрела на обескровленные (всё же чародей водной стихии — вещь в походе незаменимая) куски весьма сносного мяса и мучилась страшнейшим приступом скопидомства и жадности, прогрессирующих на фоне тяжёлых бытовых условий. Качественная купеческая наследственность, сказавшаяся‑таки на характере юной чародейки, вопила против такой безалаберности и нерациональности. Танке оставалось только плотоядно улыбнуться и поставить компаньонов перед фактом наличия у неё гениального плана.

При виде одиноко стоявшей возле развешенных в теньке кусков мяса травницы, в гениальности затеи начала сомневаться даже сама духовник. Не выглядела Эл счастливой дочкой лесника, решившей втихую загнать по сходной цене доказательства папкиного пьяного произвола. Легенда была безукоризненной, исполнение отвратным. С таким выражением лица «зашуганная дочурка» могла продавать только самого папку, при том лишь самые негодящие на суп части. Араон заметно волновался за своего самопровозглашённого целителя, нервируя Танку только больше. Хотя в его волнении проскальзывала какая‑то недосказанность и неполнота, словно он, в отличие от подмастерьев, не просто томился бессмысленным ожиданием, а ожидал чего‑то вполне конкретного и совершенно неприятного.

— Всё, командуй отход, — раздражённо процедил Важич, стараясь не выдать захватившее его чувство опасности подрагивающими руками, и протянул духовнику сигнальную шишку.

Танка удивлённо открыла рот, чтобы раскрыть ему глаза на всю глубину рокового заблуждения, как услышала весьма характерный посвист ветра. Мётлы! Скоростные! Вроде, ничего удивительного на главном тракте, где ездят как простые жители, так и иноземные делегаты. Но не в таком же количестве!! Более дюжины метельщиков, неслось вдоль тракта, поднимая завихрениями настоящие клубы пыли. Странно, но звук этих мётел показался ей до абсурдного знакомым, заставляя нервно подниматься волоски на руках. Так шумели вполне себе определённые мётлы, которых в этом княжестве в таком количестве раньше не наблюдалось. Сигнальная шишка так и осталась, зажатой в моментально вспотевшей ладошке.

Яританна хотела было обернуться к Эл, отозвать, но — поздно…

Небольшой отряд, ничем не примечательных мужчин, резко затормозил возле торговых телег и спешился, не забрасывая, впрочем, мётел в специальные петли на плащах. В их движениях и выражении лиц сквозила едва сдерживаемая нервозность и откровенная злость, хотя и тщательно камуфлируемые под деловой серьёзный тон. Алеандр тоже что‑то узнала и, пусть не была настолько подозрительна, в ужасе замерла перед ними, вытянувшись столбиком, как контуженный суслик.

Эл признала под серыми лётными плащами до боли знакомый камуфляж и отчётливо ощутила, как стучат одна об одну дрожащие коленки. Вблизи эта группка на орнитологов — любителей ну никак не смахивала. Сосредоточенные лица. Нехорошее выражение суженных злобных глаз. Резкие чёткие движения, отточенные до автоматизма в мельчайших деталях. Небрежно свисающие с пояса дорогие амулеты. Тяжёлые металлические пряжки на сапогах с явно серебряным напылением. Чёрные перчатки без пальцев на руках. Особенно ей запомнились перчатки: кожаные, с тиснёными рунами и серебряным шитьём, специальной подкладкой. Давно себе такие хотела, даже деньги пыталась откладывать… безрезультатно. Всё остальное, кроме перчаток, заставило побелеть от почти животного страха. Ехавший первым метельщик, мужчина с антипатичным лицом пересохшего крыжовника, обернулся пытливо прилипнув неприятным до дрожи взглядом к совсем оробевшей травнице. Алеандр где‑то на задворках сознания поняла, что начинает сползать в качественный глубокий обморок.

Отрезвил болезненный удар по мягкому месту. Откуда его произвели, она не видела, но по ощущениям в пятой точке определила сигнальную шишку. Эл встрепенулась, привлекая к себе ненужное внимание подозрительных личностей. Один из мужчин подошёл к ней впритык, поковыряв пальцем лоскут дебелой кожи грифона

— Шо, коряпинами суваешь! — неожиданно даже для самой себя вскрикнула Алеандр, очень удачно пародируя голос своей незабвенной и горячо любимой нянюшки.

Мужчина инстинктивно отдёрнул руку и слегка отшатнулся. Видимо, воспитательница его далёкого детства еще и по рукам била, вон как ладошку поджимает.

— Напылили тута, напылили, — ворчливо проговорила девушка, пугаясь собственной наглости и бросаясь протирать рукавом висящую рядом лопатку, чтобы хоть как‑то скрыть качественный ступор, — бахтерий напушчали. Носюцца, как аглашэнныя. Людей распугвають, тавар портюць. Папка мятлу купил, а ентыя всё…

Эл осеклась, понимая, что такой бред уже не слишком вяжется с образом диковатой малолетней дурёхи. Мужик тоже взглянул на неё заинтересованно и как‑то очень подозрительно.

— … пыляць тут.

— Так значит, мы тут не первые? — моментально заинтересовался главный, что собирался расспрашивать помощника караванщика, но быстро переключился на общительную и явно недалёкую сельскую девку. — Кто‑то уже проезжал?

Взгляд у него был пытливый, нехороший с хитроватым прищуром, чем‑то отдалённо напоминающий взгляд пресловутого Воронцова, когда тот своим невероятным чутьём определял у ученика наличие шпаргалки и просто смотрел, заставляя нервничать и палиться даже при самых хитроумных тайниках и заклятьях. Эл так и представила грозного наставника, левитирующего у неё из причёски шпильки с вырезанными датами основных чародейских битв. Конфуз тогда был знатный: шпильки поддерживали три искусственных локона, к которым крепились шпоры сразу к пяти билетам. Сейчас Алеандр чувствовала себя практически так же, с той разницей, что Воронцов короткими клинками на поясе не грозился.

— Да хто тут только не ездиць! Пыляць, тавар порцюць. Мясо не бяруць, — словно сомнамбула продолжала нести чушь травница, нервно подталкивая к ближайшему мужику лопатку. — Совсем. Н — да.

— Кого‑нибудь необычного видела здесь по дороге?

— Да чё ж там необычногось то? Я тута почитай с утра стою, а мяса нихто не берёт, — Валент понимала, что заговаривается и тупит в страшнейшем варианте, но на большее с перепуга её мозг способен не был. — Вот по дороге шляются, а мяса не бярут. По рожам же вижу — жрать хотят, а не покупають.

— Кто жрать хотел? — продолжал допытываться главный с какой‑то маниакальной упорностью, что девушка невольно усомнилась в своей маскировке.

Видимо, разговор с провинциальной дурой, не блещущей красотой и кокетством (в противном случае мужчинам, как правило, до уровня интеллекта «собеседницы» дела особого и нет) остальным комуфляжникам изрядно наскучил, потому что один из них с неприятно перекошенным лицом просто схватил Алеандр за шкирку и слегка встряхнул:

— Видела здесь избитого мужика? Смуглый, тёмные волосы, жёлтые глаза, проблемы с правой рукой, возможно хромает. С ним могут быть две девки: одна на труп похожа, другая мелкая в штанах с косой.

— Штаны с косой? — удивилась Алаендр, на миг забыв про свой замечательный нянюшкин говор.

В ответ её снова встряхнули. Главный в их отряде, если и был недоволен самоуправством, то виду не подавал, дабы не компрометировать собственные командирские способности.

— В — видела, т — тутка, — Эл неопределённо махнула рукой, так яростно стуча зубами, что грозила ненароком откусить себе кончик языка. — Недалече, за лесом поди уже будет. Мы как с мамкой по черницы ходили…

Как же она врала! Как врала! Вдохновенно, с размахом и спецыфектами, картинно заламывая маленькие пальчики, хлопая глазами и мимикой изображая ландшафт. В яркой красочной истории всплывала суровая судьба обычной сельской девки Аглевтины, что была насильно выдана замуж за нелюбимого и диковатого лесничьего, и с горя разродилась ему семью дочками. Повествовалась тяжёлая доля начинающих торговцев, что вынужденны ложить здоровье на алтарь прибыли. Фигурировала мерзкая тётка Мая, что выдаёт скисшее молого за брынзу из далёкого аула, староста, болеющий подагрой, что продаёт палёный самогон, и жуткий несчастный кабыздох Лёксик, ничем, кроме имени, не примечательный. Трагения разыгрывалась воистину эпохальная и достойная внимания слушателей: травнице даже почти удалось всплакнуть в особо печальных моментах. При этом через каждую фразу сквозила реклама продоваемого мяса, поскольку девушку на этой теме серьёзно заклинило от волнения. Юная Валент, обделённая в ученичестве вниманием со стороны наставников и однокашников к своим многочисленным, взлилеянным в поместье талантам (увы, в число популярных девочек ни она, ни Танка никогда не входили), остро переживала моменты своего сценического триумфа, стараясь выложиться по полной, и настолько переигрывала, что стала казаться естественной.

Араон лишь с открывал и закрывал рот в безмовном и чрезвычайно глубоком замешательстве, здорово смахивая на глубоководного карпа. Яританна удивлялась скорее преодолению привычного смущения, поскольку артистизм давнего компаньона по играм в зеркало и заговор для неё в новинку не был. На всех спонтанных посиделках и запланированных пирушках их тондем неизменно проводил остальных почти в любой застольной игре, заслугой в этом был пародоксальный артистизм травницы и убеждённая трезвость духовника.

Вот только сейчас была отнюдь не мирная игра в подвыпившей компании. Травница почти горела, воображение начало зашкаливать, путаясь в дебрях демонической паутины уже нагороженной лжи, сочный выговор всё чаще терялся, заменяясь то восточным акцентом, то жуткой мешаниной с имперского. Девушка белела, краснела, покрывалась мелкими неровными пятнышками и начинала заикаться. Наконец, терпение комуфляжников истекло или они просто запутались в обилии подробностей.

— Пойдём, — один из мужчин нервно дёрнул за плечо вцепившегося в Эл камуфляжника.

— А мясо‑то как‑то? — возмущённо вскрикнула девушка, забыв выйти из образа, и тут же недовольно закусила щёку, чуть не плача от обиды: ей бы радоваться, что опасные путники от неё наконец отстали, а она снова к себе внимание привлекает.

— А что с мясом? — подозрительно уставился на неё очень неприятный человек, являющийся по совместительству главой этого подозрительного отряда.

— Так спортитьcя ж! — совсем потупилась Алеандр, уже выписывая себе мысленно последние строки эпитафии. — Пришли тута, отвекають, отвлекають. Вун мужик тот, что мимо проходил побитый весь в плаще странном, тоже отвлекал, а ничего не купил.

Захват на руке стал жёстче, обещая излиться миленький фиолетовым синяком с редкими черноватыми вкраплениями. Эл только болезненно поморщилась: хотелось завыть, но образ не позволял.

— А я тута стою… мясо не продаётся…

— Да купи ты у неё это треклятое мясо: задолбала совсем! — не выдержал кто‑то с дальних рядов.

Алеандр тут же вымучила из себя радостную улыбку:

— Пять серебрушек!

— Совсем обнаглела, мелкая! — восхитился такой наглости один из мужчин с неприятным косым шрамом на лице.

— Так то не лось какой‑то (почему‑то при упоминании лося лица некоторых мужчин заметно перекосились), а всамделешний медведь! Папка вчерася застрелил тут одного. Буянил жутко, на людей кидавшися…

К слову, на медведя реакция у мужиков тоже была не самой адекватной. У одного, что билистал весьма уродливым шрамом, появилась совершенно нехорошая плотоядная улыбка с лёгким налётом сумасшествия. Второй, отчего‑то громко заржал. Эл и сама упомянула медведя исключительно от избытка переживаний вчерашней бурной ночи, но успела подумать, что разогнать они могли далеко не безобидных туристов.

Один из этих «туристов», что радостнее других принял весть о медвежатине, не раздумывая сунул ей в руку шесть серебрушек и хитро подмигнул:

— Так куда, говоришь, направился странный человек в плаще?

— Знамо куда, — пробормотала травница, здорово растерявшаяся от такого быстрого зароботка, — к цвыгам, в табор. У них и стадо упырей прибьётся — никто не заметит. Все ж чернющие на одно лицо. Папка говорил…

Мужчина на мгновение выпустил её руку и обернулся к товарищам, чтобы обсудить такой вариант. Когда же главный вспомнил о торговке, странной девчонки и след простыл, лишь свистнул меж деревьев край грязной юбки.

* * *

— Танка, Та — а-анка — а-а, Та — а-аночка — а-а, — раздался над головой заговорческий шёпот с мерзкой плаксивой интонацией, знакомой до зубного скрежета. — Ты что спишь?

Яританна, благодушное состояние которой, как рукой сняло, после такого вопроса лишь сильнее зажмурилась. Хотелось ещё и рогожу на голову натянуть, но это было бы уже слишком демонстративно.

— Ну сколько можно спать! Ночью не вспалась что ли? — плаксивость в голосе тут же сменилась открытым возмущением. — Встава — а-а — ай!

Чаронит не сдержалась и застонала, прекрасно понимая, что с упёртостью травницы невозможными становились две вещи: игнорирование её поползновений к дремлющему телу и утренняя побудка самой травницы.

— Я же вижу, что ты не спи — и-ишь! Та — а-а — а-ан!!

— Ну что тебе? — недовольно проворчала девушка, поднимая голову с рюкзака и почти прожигая взглядом две маленькие дырочки во лбу излишне докучливой компаньонки.

Возможно, если бы Яританна Чаронит действительно спала, попытка боевого товарища наладить контакт и не была бы столь плачевной. Но духовник только пыталась заснуть, а этот процесс, как известно, не терпит грубых вмешательств. Уставшее после насыщенного событиями дня тело требовало отдохновения для восстановления резерва нервов и самомнения, что было столь нагло попрано их возницей.

Крепкий, по селянски коренастый и смуглый мужичок средних лет с радостью согласился подвезти их до Гади, за полсеребрушки из доли молодого куратора, поскольку ни одна из подмастерьев признаваться в усталости не собирались (Танка заранее подговорила Эл не сбрасываться на транспорт, мотивируя долгом наставника перед учениками). Телега была небольшой и добротной, крытой изнутри сеном, рогожами и старыми плетёными половиками, ещё хранившими запах скороспелой чёрной репы, что возил на продажу в Жодишки предприимчивый хуторянин. Араону такое амбрэ было, конечно, не слишком приятно, к запаху нечисти он за обучение легко притерпелся, а вот реалии простой сельской жизни были ему явно в нове. Молодой чародей практически не возмущался и не кривился, влезая в непривычный для себя транспорт, но от почётного места на козлах отказался напрочь, по каким‑то ему одному известным соображениям. Яританна могла бы только порадоваться, потому что сама отчаянно любила это место ещё с детства, когда одна из тёток брала её покататься на старомодной бричке в окресностях Смиргорада. Да она без лишнего стиснения и сейчас залезла бы к вознице, чтобы смотреть за размерянно приближающимися деревцами поверх лошадинных холок да делать умилительные гримассы, чтобы выпросить возжи на пару минуток. Вот только хороший слух девушки испортил всю радость момента. Услышав, как этот же мужичок сказал при прощании свояку в её адрес, что, встретив такую в борделе, можно сразу евнухом стать, Танка моментально утратила всякий интерес к любимым с детства развлечениям.

Качественно обдав неразумного плебея граммотно выдержанной смесью чисто ратишанского презрения и снисходительности, наследница древнего, но ничего не значащего рода царственно умастилась под бок чародею. Важич, отъевшийся, смазанный чудом найденными остатками «соплей», пригревшийся под приобретённым у перекупщиков пыльным сероватым плашом и подновивший заклятие регенерации, почти сразу же забылся глубоким сном, свойственным либо болеющим, либо совершенно бессовестным людям. Положительным персонажам жизненной драммы, нормально засыпать обычно мешает как раз‑таки избыток совести. Одной из таких выдающихся личностей к вящему неудовольствию оскорблённой в лучших чувствах духовника оказалась Алеандр, что, поворочавшись возле другого бока Важича и не найдя его сколь‑нибудь удобным, упрямо решила бодорствовать до самой Гади.

«Надо же, какое ёмкое получилось название у посёлка», — рассеянно подумала духовник, когда вдобавок к нытью её ощутимо дёрнули за ухо.

И чего ей только не имётся!?! Всё же есть. Медленно покачивается из стороны в сторону телега, словно большая люлька. Тихонько бурчит себе под нос песенку нелюбопытный и немногословный возница. Умиротворённо всхрапывают, отгоняя мошкору толстенькие кривоногие лошадки. Припекает яркое летнее солнышко, то и дело ныряя за кромку рыхлых белоснежных облаков. Рядышком умильно сопит большой и тёлый младший Важич, слегка пованивающий потом, убийственной мазью, иглицей и костром. В сумке успокаивающе пахнет обложенное крапивой мясо, а в тощеньких кошельках услаждают слух редким звоном честно добытые денюжки. Практически идилия…

— Танка! Кончай придуриваться! А то действительно заснёшь!

— Царь слушает тебя, царь не гневается на тебя, — загробным голосом процитировала отрывок из легенды «О сорока погибших воинах» Танка, сдерживая рвущийся наружу зевок.

— Нужно поговорить! — травница, сбросила с глаз растрёпанную чёлку, после всех злоключений здорово смахивающую на метёлку. — Мне всё это не нравиться! Совсем не нравится!

— Если не нравиться, зачем с собой таскаешь? — лениво потянулась духовник. — Кинула бы в том сарайчике у Иринмы и дело с концом.

Эл сурово свела бровки и очень комично набычилась:

— Перестань строить из себя клубную девочку! Я серьёзно! Люди, купившие грифона и интересовавшиеся заодно нашей милой компанией, из одной банды! Точно тебе говорю! Может, у меня и не самое острое зрение, но специфический комуфляж и модель метлы разглядела даже я! Но ведь это уже ни в какие ворота не лезет! Знаешь, у меня иногда складывается ощущение, что ты меня покусала и мне сейчас мерещится огромный государственный заговор, вплоть до смещения правящей династии…

Последние слова она произнесла уже практически неслышно, поскольку общественность княжества Словонищи, в лице Светлого князя Калины, его сыновей и бастардов, дружественного царя соседней державы и нескольких тысяч агентов тайной службы, крайне предоссудительно относились к подобным шуткам. Впадать в осторожность времён старых — добрых репрессии и террора, конечно, причин пока не было, но никто не мог поручиться, что их возница в первой же забегаловке не растреплет про двух подмастерьев, раскрывших заговор против князя. Алеандр невольно поёжилась от одной только мысли загреметь в узилище в компанию к крысам, ворам и путанам. Это только во времена смуты, по тюрьмам сидит приличная интеллигенция и, попивая горький чаёк, рассуждает о способах построения идеалогических систем. В мирное же время в заведения подобного типа приличным девушкам попадать нежелательно.

— Просто, — немного замялась девушка, наматывая на палец кончик косы, — не по себе мне как‑то. Неуютно, что ли. Вот бы узнать, что происходит.

— Думаешь, оно нам так необходимо? — Яританна саркастично ухмыльнулась и на миг её лицо стало совсем уж пугающим и мёртвым. — Знать? Что нам это знание даст реально? Какая бы игра не велась, мы в ней не более, чем пешки, а чтобы пробиться в ферзи, нужно не только своей шеей рисковать, но и точно знать в какую сторону двигаться. Оно, конечно, со стороны нам будет казаться, что мы сами решаем, как быть, кто кака — бяка и от кого бегать. А на деле? Появятся у нас от этого деньги, власть, высокие покровители, может проснуться небывалые чародейские способности и радикально увеличится резерв? Вряд ли. А вот лишить диплома могут запросто, а у меня мать одна. У тебя вон отец на казённой службе. Если его с хорошего места попросят, куда ему со всей толпой захребетников деваться?.

— Может, напротив, лучше узнать, что происходит, чтобы сильнее не вляпаться? — провокационно сощурилась травница.

— Может, — послушно согласилась духовник, собираясь отвернуться к борту телеги, говорить на эту тему не хотелось совершенно, чтобы не портить и без того паршивое настроение, упадническими мыслями.

— Тан, не вредничай! — Алеандр перевесилась через Арна, пытаясь заглянуть в глаза подруге, не обращая внимания, что нагло опирается на пациента, заставляя того подозрительно бледнеть. — Мне же интересна твоя версия!

Сообразив, что от неё так просто не отвяжутся, девушка нехотя поднялась и постаралась усестся поудобнее, чтобы хоть как‑то приглушить звук. Очень уж ей не нравилось затихшее пение возницы, не верилось, что он так просто задремал.

— Эл, — с тяжёлым вздохом начала Танка свою акцию внушения здравого смысла, — ну подумай головой: из какой семьи наш дорогой куратор. Вот именно. Вся котовасия последних дней (а для простоты подсчёта сделаем допущение, что все события взаимосвязанны, разве что за исключением кобанов и призрачного лося) может быть разыгранна по трём причинам: личным, сам нарвался; семейным, папа нарвался, и высшим, нарвались все, но мы получили первыми. И не думаю, что одна из них может считаться предпочтительнее другой конкретно для нас. В первом случае, его поймают обязательно. Во втором — из принципа, в третьем — во избежание разглашения. Я ещё думаю о варианте с убийством, но он мне не особенно нравиться. Если бы хотели тихонько убить, то пришили бы прямо на урочище. Хм, на это было очень и очень похоже с тем дядькой в чёрном, только убивают боевиков со спины, а не в лоб да ещё простым ножом. Так ещё можно выйти на подмастерьев… — Танка тяжело вздохнула: крассивый чёткий рассказ никак не получался. — Всё же телепорт с убийством не слишком вяжется. Вот и в том сарае, его могли аккуратно и бесследно зарезать до лучших времён, а вместо этого спеленали и с относительный комфортом пристроили. Вчера в лесу преследовали слишком активно, так могут трепать нервы, заставляя вымотать резерв на защите и путанье следов. Убили бы аккуратнее. Как только не дадумались лес поджечь? Значит, не хотят привлекать особого внимания. Но масштаб знатный и по количеству человек и по качеству атрибутов. Парни явно не бедные и неплохо проинструктированные, чем‑то смахивают на весьма зажравшихся лордов ночи. А теперь ответь мне на один вопрос. Что будут делать с нами группа хорошо организованных бандитов, когда им надоест бегать за Мастером и они решат его просто прихлопнуть?

— Ну вот. Почему у тебя всегда получается так безрадостно? — Эл откинулась на спину, заложив руки под голову и едва не своротив локтем спящему чародею нос. — Мне иногда кажется, что у тебя бы и в детских сказках побеждала злая чародейка, потому что у неё больший запас зелий, агентурная сеть и с десяток лишних артефактов.

Яританна только коротко улыбнулась, вспомнив, как шокировала наставника словестности, раскритиковав в пух и прах слезливую историю о девочке и брошенной собаке, заявив, что пока ребёнок не работает распоряжаться ресурсами семьи права не имеет, а значит отчим был прав утопив подобранное животное. Исключительно по — человечески ей рыжую собаку тоже было жалко, но строго расписанная до копейки стипендия к благотворительности никогда не располагала.

— Зато не втравляла бы детей в беспочвенные иллюзии, — развела она руками. — Но что‑то делать всё равно надо.

— Надо, — не без грусти согласилась травница, несмотря на специальность любившая всё делать «правильно». — Но не спрыгивать же с телеги на полдороги, чтобы разом отделаться от всех проблем.

Яританна с интересом рассмотрела лежащее между ними тело, всё ещё довольно болезного вида, но уже значительно посвежевшее, и печально вздохнула:

— Идея хорошая, но нам не подходит. Ты полудохлого не бросишь, а я и без него весьма колоритна. Нас в любом случае запомнят.

— Тогда пусть запомнят правильно!

Девушки заковорчески переглянулись: общая психология обеим неплохо давалась в ученическую бытность. В следующее мгновение округу потряс слаженный истеричный вопль: — МЫШЬ!!!

****** ****** ****** ****** ******

— Рerdi? Griffinte?

На мраморном, лишённом эмоций лице неприятного во всех отношениях представителя рода человеческого впервые проступили эмоции. Даже не проступили — мелькнули, тут же растаяв в уголках растянувшихся в мерзкой усмешке губ.

Как же она ненавидела эту ухмылку, вечно балансирующую на гране учтивости и оскорбления, одной тонкой линией делающую ничем не примечательное лицо пакостной змеиной мордой! Ей в этом человеке было решительно неприятно всё, начиная с холодных невыразительных глаз, больше напоминающих старое стекло, и заканчивая длинными изящными пальцами с аккуратными ухоженными ногтями и массивным перстнем, украшенным грубо выполненной медвежьей головой. Если перстень просто вызывал эстетическое неприятие своей необычностью и чрезмерной брутальностью на фоне сдержанного чёрного костюма, то глаза заставляли дрожать от ненависти. Никогда их не задевали эмоции, не гостил в них блеск возбуждения или огонёк ненависти, не вспыхивал восторг при взгляде на неё. Ни зависти, ни злобы, ни радости, ничего, словно их обладателю она была настолько безразлична, что он даже не утруждал себя быть равнодушным. Такого отношения к себе Иринма Бесподобная никак не могла принять.

— Ikh, — голос прозвучал глуше, чем ей хотелось бы, но под взглядом секретаря владеть собой получалось плохо.

Неожиданно плечи его дрогнули и мелко затряслись, вежливая улыбка сломалась, а в глазах появилось что‑то отдалённо напоминающее восторг. Секретарь запрокинул голову и заливисто засмеялся. Впервые на памяти Иринмы, да и всего штаба, наверное. Он даже не смеялся, а гоготал в голос, что совершенно не писалось с привычным образом пунктуального и чопорного иностранца.

— Perdis? — выдавил из себя сквозь смех секретарь. — Sub lito no serci? Griffintu kasis tie gueste…

Чародейка густо побагровела от злости, огорчения и совершенно неуместного смущения. Как же её бесил этот выскочка!

Неожиданно в шаре торс обладателя характерного кольца исчез, сменившись парой начищенных чёрных ботинок иностранного производства.

«Опять на стуле катался!» — мысленно возмутилась женщина, обиженная до глубины души таким пренебрежением к собственной персоне. Катание на кресле было ещё одной чертой, невыносимой травницей в этом бледном невозмутимом создании.

— Ho, pardonie, — тут же поднялся мужчина, отряхивая пиджак и почти незаметно утирая белоснежным платком выступившие от смеха слёзы. — Кiu burleska serco! Perdi ekzisenco pezo h trocen, bone turistrium kaj farilech qordonit pliatto.

— Sed ciu vero! — неожиданно обиделась Иринма, что её уличают во лжи. И кто? Бездарный изворотливый выскочка с режущим слух, хотя и очень интригующим альрийским акцентом. — Progrumme esti medstara traninsisti! Akizimus jam puni kaj…

— Vi kompreni, kiamaniere Cefa pacreakcio? — голос секретаря пробирал до костей не хуже ледяного ветра.

Женщина невольно поёжилась: встречаться с ним взглядом было крайне неприятно.

— Mi scii, ke ciu este besto de lue personi keprikaw. Mi certeco, ke tia bone animal ne suferi kaj rapide trovvile. Mi…

— Kio Vi voli el Мin? — как всегда сдержанно и безукоризненно вежливо поинтересовался мужчина, почтительно склонив на бок голову.

Иринма слегка растерялась от подобного поворота событий. Она настолько привыкла, что мужчины по первому зову бегут к ней на помощь, наперебой предлагая решения и выходы, что самостоятельно не смогла сформулировать просьбу. Она не была совершенно глупа, подобно девочкам — цветочкам, что от неосторожного чиха начинают трястись и проситься под тёплое мужское крыло, но и отказов в рыцарской поддержке ещё ни разу не встречала. Ей стоило изначально задуматься, что мужчина, который при знакомстве с новой главой шестого штаба вместо восторгов и влюблённости поинтересовался, не помешает ли ей пластическая операция менять при необходимости личины, вряд ли с восторгом бросится предлагать свои услуги. Госпожа Травница даже посерела лицом от досады.

— Mi voli ce Vi demandi, — начала она сквозь зубы, мечтая впиться ногтями в его самодовольную физиономию, что сейчас почти выражала участливость. — Peti… iun laparettiu el Cefa…oxtrovi au serco.

Секретарь скривился, точнее внешне он никак не отреагировал, но коронная улыбка неуловимо стала какой‑то презрительной, почти брезгливой.

— Vi kuceso, — сказал он, задумчиво подёргивая стильно выбритую треугольную бородку, голос был вполне вежливым и практически учтивым. — Tio lazarettiu este en provizo. Kij Мi povi done Vi lian ec. Cleman: kio Мi est havis dа ciu.

— Sinjoro secrettio, — своим густым, как патока голосом проворковала женщина, многозначительно улыбаясь и поигрывая жемчужной серёжкой, — Vi ja ciam povi opinii sur Мia profunda midanko kij…

— Trankvul, — тоном, дробящим даже горный массив, прервал полёт её фантазии неприятный во всех отношениях любитель чёрных одежд. — Ci trovul kij alroppul Мe tio, kiu uzi autodaffe en dimanco.

Иринма постаралась скрыть досаду за ещё одной сладкой улыбкой: с секретарём малой кровью расплатиться не получилось. Оставалось только согласно кивнуть и просительно протянуть ладонь. В ответ её одарили очередной холодной улыбкой и видом аккуратно сгорающего свитка. Спустя мгновение тонкая струйка дыма вальяжно вытянулась из шара, оседая на ладони чёрной жирной сажей, медленно скапливающейся подобием исчезнувшего заклятья. На ощупь процесс был омерзительным, но сама технология передачи уникальной. Что льстило женщине и как‑то примиряло её с неприятными ощущениями.

— Memorit, Cefa ne pardoni double neniu, — мягко и оттого ещё более пугающе напомнил секретарь, и шар медленно потух.

Изображение худого светловолосого мужчины постепенно растворялось в белёсой мути опала, словно затягиваясь в центр шара, от чего возникала иллюзия, что все цвета засасываются в эту мерзкую ухмылку. Госпожа травница зябко поёжилась от нехорошего ощущения, что только что подписала себе смертный приговор.

* * *

Первые яркие пятнышки звёзд, что своими неловкими тельцами открывали пламенеющее царство заката, уже давно уступили место более зрелым товаркам. Их радостный хоровод, сплетаясь сотнями созвездий, плотно укрывал высокий чистый купол чернильного неба. Светлая летняя ночь в этот раз по неведомой причине отказала своим правилам и сгустила краски до зыбкого подрагивающего состояния пресыщения, когда яркие блики небесных светил обостряют обрисы любой фигуры, но полностью отдают детали во власть темноты. В такие ночи кажется, что все предметы сливаются в один сплошной ком черноты, покрытый с макушки сияющей звёздной пудрой. Не ясно, кто двигается и где, лишь дрожание высеребрянных теней и обострившие ночные шорохи под какой‑то мистической, слегка пугающей тишиной. Как всё это было знакомо и близко сердцу. С одной лишь оговоркой, маленькой такой, но очень важной. Сейчас не середина зимы и не двадцатиградусный мороз, чтобы небо светилось так!

«Это всё из‑за кометы, — хмуро уверял себя чародей, упорно не желая признавать таких фактов, как плохое предчувствие или откровенное предзнаменование. — Все эти игры со светом не плод моего воображения, а вполне закономерная реакция энергетического поля пленеты на приближение другого космического тела. Что здесь необычного? Любой Мастер — Астролог способен разложить по полочкам это явление и дать с десяток чрезвычайно умных толкований к нему».

Молодой человек облегчённо выдохнул. Ноющая боль в мениске, разумеется, связанна с нежданной и совершенно нежеланной пробежкой по лесу от диких кабанов при работе заклятья регенерации. Неприятное шебуршение в груди, отдалённо напоминающее совесть, скорее всего, появилось из‑за подживающих рёбер: яд‑то заклятие уже полностью нитрализовало и, наконец, принялось за свои непосредственные обязанности. А нежелание двигаться с места, лишь последствие подмирной усталости и этой треклятой регенирации превращающей его тело в тряпичную куклу, напичканую зельями, трухой и болячками. Нет, никакие предчувствия здесь ни при чём! Руководить боевым чародеем должен исключительно холодный рассчёт и здравый смысл. Он для себя уже всё решил и определил, а прочее — бессмысленный налёт сентиментальности, развившийся на фоне жалкого состояния организма.

Взять себя в руки оказалось не так просто. Совершенно неожиданно в памяти всплывали исключительно абсурдные и приятные эпизоды недавних событий, словно нарочно задевая почти неиспользуемые струны души. Усилием воли он постарался думать о нападении на урочище, погибших подопечных, предательстве тётки и заговоре, обещающем страшнейшие последствия. Но как‑то не получалось себя заставить. В такую чудесную ночь не хотелось по десятому разу простраивать безопасный маршрут к известной ему точке встреч княжеских разведчиков, заново пересматривать список знакомых на предмет предательства, думать, как сходит с ума от беспокойства мать и злиться отец. Отец, может, и не совсем злиться: у него и без блудного сына проблем хватает, если он обнаружил заговор. О том, что отец мог находиться в неведенье, Араон предпочитал не думать. Будучи самым талантливым боевым чародеем своего поколения, он, однако, никогда не уделял должного внимания более приземлённым проблемам, нежели борьба с нечистью, и теперь с горечью осознавал, что почти ничего не знает о подковёрных играх, внешней политике и различных придворных тонкостях. Страшно становилось от одной мысли, сколько проблем и задач ежедневно сваливалось на голову его несчастному отцу, что и сам предпочитал тонкому искусству управленства незатейливые забавы борца с нечистью. И вот ему предстояло подбросить ещё одну к уже скопившейся куче.

Араон прикрыл глаза и мыссленно открыл свой дневник с пометками. Он вёл его с самого детсва, сначала на бумаге, потом в тщательно закреплённой и закрытой ментальной проекции. Медленно совершенно мальчишеские «коварные» планы смелых охот, невероятных подвигов и жестокой мести (мести подвергались, как правило те, кто не пожелал быть для юного озорника дичью или спасённой принцессой), сменялись размерянными пометками к прописным истинам чародейского дела, дневниками проводимых эксперриментов и просто приятными наблюдениями. И вот в ней появился чёрный отдел. Младший Мастер — Боя старательно зенёс в него все пометки за сегодняшний день, отметив у противника определённо внушительный бюджет и близкое расположение штаба. Дела по прежнему шли из рук вон плохо.

«Так, пора», — дал себе мысленную затрещину мужчина.

Двигаться не хотелось, и причиной тому был не только ноющий мениск и отбитое нутро.

Важич свесился вниз и с каким‑то извращённым умилением глянул на своих спутниц и практически заступниц. Вечером в знак протеста против его самоуправства маленькая рыжая бестия утащила подругу ночевать на другой стог и изьяла единственную простынь, торжественно сгрузив ему на руки оставшиеся рубашки, предлагая самостоятельно разобраться и с обработкой раны, и с перевязкой. Вряд ли она догадывалась, что огненный чародей владеет несколькими воздушными заклинаниями и управиться с порванными тряпками не составит для него особого труда. Чаронит, конечно, пыталась сопротивляться, толи из нежелания упускать его из поля зрения, толи из желания спать в более тёплой компании, чем постоянно ворочающаяся травница. Вот и теперь рыжая девица, упорно утверждающая, что она золотисто — каштановая, умудрилась на треть закопаться в ароматное, уже слегка подсохшее сено, отринув условности простыни и внешнего вида. Волосы собрались где‑то на макушке вторым стогом, значительно менее аккуратным, чем служащий им постелью. Рубашка задралась по самую шею, бесстыдно оголяя острые лопатки с несколькими бледными синяками. Босые пятки задорно торчали вверх, одна наполовину болталась в воздухе, свесившись со стогоа, другая чинно покоилась на бедре духовника. Чаронит, впрочем, не слишком возмущалась подобному панибратству. Девушка плотным коконом замоталась в свежеотобранную простынь и эдакой мумией ровно, почти бездыханно лежала посерёдке, пока её беспокойная подруга, ворочаясь, выписывала вокруг неё хороводы. Даже могильная расцветка слегка притупилась, скрадывая неприятное впечатление.

Молодой чародей не смог сдержать улыбки: во сне они казались весьма миленькими и безвредными, что ещё больше упрочивало в правильности принятого решения.

Араон Важич, не заслуживший ещё по чину гордо именоваться Артэмьевичем, поправил многочисленные сомодельные ремни, позволявшие хоть и не лучшим образом, но поддерживать дополнительные щиты и несколько обманок. Даже мысль о любой встряске была отчаянно неприятна, что уж говорить, что прыжок со стога, хоть и выполненный безукоризненно с неслышным мягким приземлением, не доставил ему огромного удоволствия. Усилием воли подавив шипение от впившейся под рёбра рукоятки серпа, молодой человек выпрямился и, держась теней, бесшумно заскользил в сторону. Там возле шаткого, неухоженного плетня, давно позабытого нерадивым хозяином, его уже несколько часов терпеливо дожидалась худоватая, но ещё не совсем старая лошадёнка доверчивого и совершенно бесхозяйственного хуторнина, что от вольной жизни, очевидно, совсем позабыл, как закрываются двери в скотном дворе да приманивается приличный дворовой. Прикормить же глупую рабочую скотину заговорённым пучком свежего клевера, делом было нехитрым.

Младший Мастер — Боя в последний раз оглянулся на два одиноких неровных стога, где остались его несколько совершенно абсурдных дней, нечестно добытые вещи и странная, ненормальная уверенность, что всё вокруг может быть не так уж и страшно. Сняв с вызывающе торчащей балки длинную цепь лисвинского плетения и обмотав ею плечи, Важич проворно, хоть и не слишком грациозно из‑за больной руки, влез в старое потёрное седло, пригнулся к мохнатой холке флегматичной клячи и активизировал вторую часть плетения подчиняющего заклятья.

* * *

Свет сорока тяжёлых старомодных шестисвечных канделябров озарял большую северную столовую, в которой испокон веков проводились званые обеды хозяевами большого и процветающего поместья. Жар, поднимающийся от ровных лепестков огня, создавал тяжёлую удушливую атмосферу, сжигая последние крохи свежего воздуха, просачивающегося в щель под дверью. Дрожащие вершинки пламени обильно пускали к потолку чёрные струйки чада. Качество свечей оставляло желать лучшего, в воздухе стоял неприятный прогорклый запах жира. Впрочем, им это было вполне простительно, ведь в нынешние прогрессивные времена чародейскими светляками не пользовались только в самых глухих деревнях, да, может, из представлений об экономии. Поэтому и хорошими свечами мало кто спешил обзаводиться в таких количествах, используя исключительно для антуража или сотворения специфических заклятий. Вот и в этот раз всем многочисленным обитателям поместья приходилось страдать под гнётом архаичных средств освещения, чтобы ослабить обычно повышенный энергетический фон, при использовании большого количества готовых заклятий. Качественное сотворение новых малознакомых чар всегда требовало высокой концентрации и максимальной стерильности, особенно если предполагалось охватить большие территории. Но результат, всё‑таки оправдывал в некоторой степени такие неудобства.

Иринма Бесподобная, что настолько ненавидела доставшуюся от отца неблагозвучную фамилию, что не использовала её даже в мыслях, раздражённо отбросила вилку. Жар от свечей исходил такой, что в купе с держащимися последнее время крайне тёплыми деньками вызывал жутчайшие приступы слабости. Женщина даже могла почувствовать, как с шеи по спине до самой развилки ягодиц стекают липкие противные капельки пота. Если спереди, её слегка спасало глубокое декольте, то спина под пологом успевших потерять лоск волос качественно взмокла. Уже одно ощущение липкой ткани выводило её из себя. Хуже, пожалуй, был только тяжёлый, едкий запах тушеных в томатном соусе овощей и говяжьего жаркого, смешивающегося с ароматом духов и специфическим амбре от постоявшего в тепле сливочного десерта. Прекрасный, как всегда, ужин, приготовленный замечательным поваром из столицы, оказался бездарно испорчен подступающей тошнотой.

Звон упавшей на изящную авторскую тарелку вилки послужил условным сигналом. Двенадцать приближённых чародеев, посвящённых во внеплановые затруднения штаба номер шесть, дружно подняли голову и посмотрели на свою начальницу. Женщина почувствовала поднимающееся удовлетворение от ощущения, что она одна смогла решить обрушившиеся на них проблемы. Имя Главного, конечно, пришлось упомянуть для весомости и наглядности, но подъём авторитета ощущался ею очень живенько. Это вполне примеряло её с мокрой блузой. Иринма грациозно поднялась и победоносно улыбнулась:

— Господа, полагаю, настало самое подходящее время для того, чтобы найти нашего пропавшего убийцу. Главный проникся всей тяжестью наших проблем и лично передал мне одно из лучших своих поисковых заклятий.

Женщина двинулась из мерзкой душной столовой по тёмному коридору в небольшой, переделанный из комнаты для игр зал. Раньше небольшая светлая комнатка была полна игрушек и книжек, стены укрывали забавные рисунки драконят, а с потолка свисали самодвижущиеся механические конструкции. Теперь игрушки свезли на помойку, стены покрыли модной в этом сезоне коралловой эмалью с гранитной крошкой, а конструкции разобрали на дрова, лишь одну в виде гигантской бабочки умудрился уволочь уборщик в подарок племяннице. В этом зале также царил полумрак. Три тонкие свечи, одна из которых была декоративной и потому распространяла зеленоватые искры и аромат лаванды, не слишком разбавляли ночную темноту. Их свет лишь слегка задевал стены и вырывал у темноты контуры большой, хоть и не самой искусной карты земель бывшего славного княжества Словинца, ныне растянутых в Полянию, Царство и Ускраину и щедро разделённых тем самым Царством на два враждующих за историческое наследие княжества Лисвению и Словонищи. Карта пестрела энергетическими потоками и личными маячками агентов, создавая дополнительную подсветку, напоминающую звёздное небо. Слегка проступающие из‑под эмали дракончики косились на это чудо неодобрительно и почти рассерженно. Иринме же карта нравилась, особенно список самых богатых поместий и роскошных усадьб.

— Будьте особенно внимательны. Это заклятье сложное и многоуровневое, поэтому требует особой концентрации. После вливания силы точка присутствия нашего питомца, точнее, его тела, если малыш ранен или спит, обозначится голубым огоньком. Длительность эффекта неизвестна, поэтому проявите особую сосредоточение.

Дюжина (не то чтобы такое количество было необходимо, но звучало внушительнее десятка) мужчин разного возраста и комплекции практически полностью заполонила комнату. Предусмотрительные, наученные горьким опытом общения с ценным, хоть и бестолковым кадром, в лице младшей сестры Главы Замка Мастеров, заговорщики близко подходить к Госпоже Травнице не решались, предпочитая жаться у стены. Немногие из них знали о запасном плене на случай провала с младшеньким Важичем, и терпели её выходки вполне осознанно, некоторые уже были в курсе убийства Раники и предпочитали благоразумно держаться подальше, остальные же (целых два!) действовали исключительно инстинктивно, поскольку поднятые из лазарета ещё плохо соображали.

Иринма Бесподобная самодовольно хмыкнула, глядя на своих притихших помощников, нелепо выстроившихся в ряд возле стенки, развернула слегка запачканный в саже свиток и, прищурившись, начала зачитывать.

На самом деле заклинания, которые за умеренную плату из‑под полы доставал прайдоха — секретарь, всегда отличались от официальной писанины Главного простотой и доступностью. Видимо, бесстрастный иностранец с глазами мёртвой рыбы каким‑то образом умудрялся списывать их с черновиков, где гениальный маг соседнего княжества, возглавивший благородное восстание против с царских ставленников, для себя значительно упрощал целый ряд действий. К сожалению, из‑за этих упрощений запомнить или повторить заклинание без шпаргалки становилось делом совсем безнадёжным, а листок всегда растворялся после прочтения. Секретаря тоже можно было понять, терять хорошее место, попавшись на такой мелочи, не хотелось, но как же во всех семи штабах ругались на эту зачарованную исчезающую бумагу. Чтобы с ней управиться, нужно было неплохо попрактиковаться, потому что вторых шансов для небрежных, торопливых и заик коварная бумажка не давала.

Госпожа Травница набрала в грудь побольше воздуха и скороговоркой принялась читать несколько строк зубодробильных формул, весьма небрежно набросанных на бумаге. К слову, дурной подчерк был одной из преград в получении подобных шпаргалок. Складывалось ощущение, что секретарь делал копии на коленке, свисая вниз головой с карниза и жонглируя второй рукой хрустальными бокалами. Но не отличавшаяся аккуратностью в письме женщина разбирала любые корявины на раз, ещё и поэтому признаваясь главной в их шестом штабе.

Последние рычащие, словно рвущие глотку слова заклятья, отзвучали, сопровождаемые тихим потрескиванием исчезающей бумаги. В заве повисла гнетущая тишина. Затаив дыхание, заговорщики подались вперёд, жадно вглядываясь в совершенно статичную карту. Даже свечи потушили для наглядности. От напряжения начало резать глаза.

Неожиданно из дальнего угла раздался приглушённый вздох, полный удивления и ужаса. За спинами собравшихся что‑то начало подозрительно поблёскивать. Вслед за ним, как по команде, начали появляться искры, медленно разрастающиеся и пульсирующие в такт биению сердца. Один за другим, подобно брюшкам гигантских светляков вспыхивали животы почтенных чародеев, переливаясь всеми оттенками голубого. Иринма округлившимися от ужаса глазами смотрела на побелевшие и не менее шокированные лица сообщников, отчётливо видные при новом, экстремальном освещении. Женщина инстинктивно обхватила себя руками и медленно перевела взгляд вниз, где меж пальцев пробивались яркие лучики света.

— Мы его сожрали? — раздался от двери хрипловатый старческий голос наиболее морально устойчивого; в голосе было столько обиды, будто их укармливали насильно.

Зал затрясся от истеричного вопля Госпожи Травницы.

Эта ночь в штабе номер шесть была на удивление яркой.

* * *

— Б — балясина! — зашипело что‑то сверху за миг до того, как на его голову опустилась чья‑то холодная ступня.

Адрий замер, из последних сил сохраняя самообладание. Не заорать сейчас стоило ему целого небольшого городка нервных клеток и трёх — четырёх дополнительных седых волос. Усугубляло ситуацию знакомое и какое‑то совершенно замогильное свечение сверху, да и вес трупячьей ножки оказался совсем не эфемерным. Мужчина вздрогнул и попытался не лишиться сознания, как мантру повторяя, что никакая смерть с топором за ним не таскается и это совершенно чужой труп.

— Вот же ж сфффагнум мне в дягиль! — возмутился мертвяк, пахнущий сеном, кровью и почему‑то репой. — Лаб — базник вязолистный…

Наглейшим образом от его головы попытались оттолкнуться, сильно приложив по лбу соскользнувшей пяткой. Попытка не увенчалась успехом. Голову вдавило так, что едва не затрещал позвоночник, но Адрий возмущаться всё ещё опасался.

— Уш — ш-ш… — снова зашипело сверху, и, кажется, на нём совершенно хамски попытались подпрыгнуть.

— Да упокойся уже! — раздался с небес низкий чуть хрипловатый женский голос, лишний раз подтверждая тайные опасения чародея.

После нелепого барахтанья лишний вес всё‑таки исчез. То, что его не без посторонней помощи втянули наверх их стога, до Адрия дошло с небольшим запозданием.

Конечно, это лишь его больная фантазия вырисовала из парочки вертлявых, да не к месту романтичных селян злостных умертвий с топорами и серпами, но на душе всё равно было как‑то неспокойно. Разбудив заснувших после долгого дневного перехода, товарищей и коротко обрисовав ситуацию максимально далеко от всякой нежити, заставил всех троих перебраться в соседний стог. Просто так. От греха подальше.