2.1. Современные подходы к пониманию юридической ответственности

Юридическая ответственность представляет собой одно из ключевых понятий современной юриспруденции, вызывающих закономерный и обоснованный интерес со стороны как теоретиков государства и права, так и представителей практически всех отраслевых юридических дисциплин. В то же время, несмотря на имеющееся большое количество исследований, посвященных вопросам юридической ответственности, в отечественной правовой науке, как это не удивительно, еще не сложилось единой концепции понимания данного феномена, так же, как не сложилось единого подхода к пониманию права, в целом.

В современной российской юриспруденции можно выделить несколько основных подходов к пониманию сущности юридической ответственности.

Для сторонников первого подхода характерно рассмотрение юридической ответственности в качестве обязанности правонарушителя претерпевать предусмотренные законом лишения. Данный подход акцентирует внимание именно на правонарушителе и его обязанности.

Сторонники второго подхода настаивают на том, что юридическая ответственность – это предусмотренная санкцией правовой нормы мера государственного принуждения, в которой выражается государственное осуждение виновного в правонарушении субъекта и которая состоит в претерпевании им лишений и ограничений личного, имущественного или организационного характера.

Данный подход акцентирует внимание уже не на правонарушителя, а на государственное принуждение, которое реализуется на основе норм права.

Некоторые ученые, например, О.Э. Лейст, справедливо указывали на узость такого подхода, так как понятие ответственности, по их мнению, шире понятия «применение санкций».

Сторонники третьего подхода, близкого ко второму, рассматривают юридическую ответственность как меру государственного принуждения, которая выражается в отрицательных последствиях для правонарушителя. По этому поводу М.П. Авдеенкова справедливо отмечает, что не любое государственное принуждение можно рассматривать как юридическую ответственность, и в силу этого такое понимание ответственности представляется чересчур широким. Добавим, что в данном подходе акцент сделан как на государственном принуждении, так и на последствиях для правонарушителя, то есть наблюдается некоторая попытка подойти к решению вопроса комплексно.

Сторонники четвертого, наиболее широкого подхода трактуют юридическую ответственность как реакцию общества на правонарушение. Этот подход представляется слишком общим, он, на наш взгляд, не позволяет получить целостного представления о юридической ответственности, не раскрывает ее сущности, но зато показывает связь ответственности с обществом и его реакцией, что важно в контексте исследования социальных оснований юридической ответственности.

М.Н. Марченко под юридической ответственностью понимает применение к виновному лицу, совершившему правонарушение, мер публично-правового принуждения. Как видим, здесь речь идет уже не о государственном, а о публично-правовом принуждении, то есть и само право трактуется не только как воля государства, но как публичная воля, что, несомненно, шире.

Какую бы концепцию из вышеназванных мы ни взяли за исходную, очевидно, что юридическая ответственность выступает тем средством, которое блокирует противоправное поведение и стимулирует общественно-полезные действия людей в правовой сфере. В этом проявляется ее социальное значение. Фактически юридическая ответственность организует и упорядочивает жизнь, стабильное существование и развитие социума.

Глубинные основания юридической ответственности состоят во включенности субъекта в общественные отношения и в его связанности предъявляемыми к нему требованиями. В правовой норме эти требования только формализуются и приобретают общеобязательный, властный, обеспечиваемый государственным принуждением характер. Общественные отношения и вытекающие из них требования находят свое закрепление в правовых нормах, которые начинают оказывать на них обратное регулирующее, развивающее, упорядочивающее воздействие.

Д.А. Липинский и Р.Л. Хачатуров рассматривают юридическую ответственность в контексте социальной ответственности. Они полагают, что о юридическая ответственность вырастает из социальной ответственности первобытного общества в связи потребностью государства легально применять силу. Данные авторы настаивают на том, что юридическую ответственность следует изучать вместе с социальной ответственностью, не забывая при этом о ее специфике.

Конечно, с определенной долей условности юридическую ответственность можно трактовать как реакцию государства и общества на совершенное правонарушение. В то же время, такая реакция непосредственно связана с мерами воздействия на виновное лицо, которое вынуждено претерпевать определенные лишения, предусмотренные правом, в качестве наказания за совершенное правонарушение. Таким образом, юридическая ответственность имеет сложное содержание, в котором можно выделить следующие базовые элементы:

1) публично-правовое принуждение;

2) меры воздействия на правонарушителя;

3) неблагоприятные последствия для правонарушителя.

На этой основе представляется возможным выделить несколько взаимосвязанных элементов, присущих в целом юридической ответственности.

Юридическая ответственность – это предусмотренная правовыми нормами обязанность субъекта права претерпевать неблагопрятные для него последствия правонарушения.

Юридическая ответственность – это мера государственного принуждения за совершенное правонарушение, связанная с претерпеванием виновным лишений личного (организационного) или имущественного характера.

Юридическая ответственность – это предусмотренная санкцией правовой нормы мера государственного принуждения, в которой выражается государственное осуждение виновного в правонарушении субъекта и которая состоит в претерпевании им лишений и ограничений личного, имущественного или организационного характера.

Юридическая ответственность реализуется в рамках охранительной, а гражданско-правовая ответственность – и в рамках экономической функций права.

Сегодня можно говорить и о защитных моментах юридической ответственности в экономической безопасности как регионов, так и государства в целом; о разграничении компетенции различных органов власти как в принятии, так и в применении норм права, влекущих за собой юридическую ответственность. Поэтому на текущий момент особое внимание уделяют изучению и применению легитимных норм права, определяющих как гражданско-правовой, так и уголовный виды юридической ответственности за экономические преступления.

Юридическая ответственность является одним из средств борьбы с правонарушениями, средством обеспечения правомерного поведения. Угроза юридической ответственности, соответствующих неблагоприятных последствий – важный фактор в обеспечении правомерного поведения членов общества.

Юридическая ответственность связана с государственным принуждением. Государственное принуждение – это возможность государства обязать субъекта помимо его воли и желания совершать определенные действия. Именно принуждение выступает основой реализации обязанности правонарушителя претерпевать лишения.

Многообразие существующих подходов к пониманию юридической ответственности проявляется и в тех многочисленных и разнообразных определениях юридической ответственности, которые существуют в доктринальной отечественной литературе. Например, В.М. Горшенев дает следующее определение ответственности: «Юридическая ответственность есть признаваемая государством способность лица (гражданина, учреждения, органа государства, должностного лица и т. д.) отдавать отчет в своем противоправном деянии и претерпевать на себе меры государственно-принудительного воздействия в форме лишения благ, непосредственно находящихся в распоряжении правонарушителя».

К данному определению следует отнестись критически. Способность никак не может выступать ответственностью, как не может быть обязанностью способность нести обязанность и т. д. Можно говорить о способности нести ответственность, но говорить о тождестве способности и ответственности не представляется возможным.

О.Э. Лейст определяет ответственность как реализацию санкции правовой нормы. Эта концепция исходит из подчиненного характера ответственности по отношению к санкции, то есть ответственность и ее меры фактически выполняют служебную роль. Но если ответственность определять исключительно через содержание санкции, то в итоге мы сможем раскрыть сущность и содержание самой ответственности.

А.Г. Чернявский полагает, что юридическая ответственность – это особый вид государственного принуждения, состоящий в претерпевании субъектом права невыгодных последствий, предусмотренных санкцией нарушенной нормы, и осуществляемый в форме охранительного правоотношения.

Рассматривая социальные основания юридической ответственности, мы будем руководствоваться изложенными в первой главе методологическими подходами и трактовать право шире, чем это принято в нормативном правопонимании, связывая его не только с волей государства, но и с волей и интересами общества. В данном контексте логичнее говорить не о государственном, а именно о публично-правовом принуждении.

Понятие юридической ответственности неразрывно связано с ее признаками:

1) юридическая ответственность включает в себя два аспекта: нормы материального и нормы процессуального права; при этом процессуальное право только регулирует порядок и условия применения юридической ответственности за правонарушения;

2) юридическая ответственность выступает одним из видов социальной ответственности; ей присущи те же основные признаки, что и социальной ответственности;

3) важным, даже определяющим признаком юридической ответственности выступает наказание;

4) юридическая ответственность, в отличие от иных видов социальной ответственности, устанавливается только правовыми актами, которые издаются органами публичной власти и управления, а также должностными лицами в рамках их компетенции;

5) отличительным признаком юридической ответственности является то, что она применяется за совершение правонарушения, за нарушение норм права;

6) юридическая ответственность представляет собой одну из форм государственного принуждения, а поэтому применяется либо государственными органами, либо по поручению государственных органов общественными органами.

Публично-правовое принуждение как базовый признак юридической ответственности в разных отраслях проявляется по-разному. Например, гражданское законодательство предусматривает возможность добровольного исполнения обязанностей, возмещения причиненного вреда. Гражданин или юридическое лицо, которые нарушили договорные обязательства, могут в добровольном порядке уплатить установленную законом неустойку, возместить причиненные убытки. В случае, если добровольного возмещения ущерба не последует, ответственность реализуется через суд.

Юридическая ответственность, независимо от отраслевой принадлежности, преследует две цели: защиту правопорядка и воспитания граждан в духе уважения к праву. Эти цели выражаются в функциях юридической ответственности.

Можно выделить следующие функции юридической ответственности:

1) Репрессивно-карательная: юридическая ответственность выступает как акт наказания со стороны государства по отношению к правонарушителю и одновременно средством, предупреждающим новые правонарушения.

2) Предупредительно-воспитательная: ответственность направлена на формирование у участников общественных отношений мотивов, побуждающих соблюдать законы, уважать права и законные интересы других лиц.

3) Правовостановительная (компенсационная): призвана обеспечить взыскание причиненного ущерба с правонарушителя, компенсировать потери потерпевшей стороны, восстановить ее имущественные права и тем самым способствовать развитию экономических отношений и гражданского оборота.

Функции юридической ответственности неразрывно взаимосвязаны с функциями права, в связи с чем и исследовать их возможно только в тесном взаимодействии между собой. Так, одна функция права может обусловливать направление правового воздействия нескольких функций юридической ответственности.

Карательная, превентивная, восстановительная функции юридической ответственности определяются охранительной функцией права.

Регулятивная и превентивная функции юридической ответственности определяются регулятивной функцией права.

Из этого следует, что одни и те же функции юридической ответственности обусловлены различными функциями права, в связи с чем для более четкого определения функций юридической ответственности представляется необходимым выделить их наиболее общие признаки. К таким признаком следует отнести:

• социальную обусловленность;

• целевое назначение;

• самостоятельность каждой функции и их взаимодействие;

• наличие взаимосвязи с функциями права, которые задают функциям юридической ответственности определенное направление воздействия;

• взаимосвязь функций юридической ответственности с функциями ее составных элементов;

• проявление через функции юридической ответственности социального назначения юридической ответственности.

К элементам содержания функций юридической ответственности можно отнести: а) субъекты ответственности; б) объекты воздействия; в) способы и средства осуществления; г) фактические и формальные основания; д) общесоциальные и юридические последствия (результаты); е) правоотношения; ж) нормы юридической ответственности.

Регулирующее, воспитательное, превентивное, восстановительное, карательное воздействие юридической ответственности направлено в современных условиях на достижение таких социально значимых целей, как формирование гражданского общества, построение правового государства, реализация прав и свобод человека и гражданина, восстановление нарушенных общественных отношений, вытеснение вредных, негативных проявлений в общественных отношениях, утверждения социальных ценностей и формирования уважительного отношения к ним.

В юридической науке разработаны и сформулированы принципы юридической ответственности. Основными принципами являются:

• принцип справедливости, предполагающий соразмерность наказания тяжести совершенного правонарушения;

• юридического равенства и равноправия, означающий равенство всех перед законом и судом независимо от пола, возраста, национальности, социального и имущественного положения и т. д.;

• гуманизма, который выражается в соблюдении государственными органами, их должностными лицами чести и достоинства личности, недопустимости их нарушения при применении мер государственного принуждения;

• законности, заключающийся в строгом, неукоснительном соблюдении компетентными органами предписаний закона при привлечении правонарушителя к юридической ответственности;

• целесообразности, состоящий в применении к правонарушителю таких мер наказания, которые будут соответствовать достижению целей юридической ответственности (перевоспитание, предупреждение совершения новых правонарушений и т. д.);

• обоснованности юридической ответственности, предполагающий всестороннее исследование всех обстоятельств совершения правонарушения, установление объективной истины по делу и принятие мотивированного решения;

• неотвратимости ответственности, заключающийся в неизбежности привлечения правонарушителя к ответственности и применении к нему мер наказания (за рядом исключений);

• персонифицированности, выражающийся в установлении субъекта, виновного в совершении правонарушения, и привлечении его к ответственности.

Юридическая ответственность проявляет себя только в правоотношениях. Если мы рассматриваем правоотношения как право в действии, то юридическая ответственность выступает формой проявления действенности права, определяя его действительность и силу.

Правоотношения ответственности можно рассматривать как особый, отдельный вид правоотношений, сочетающий в себе материальные и процессуальные элементы. Реализация юридической ответственности, по существу, всегда является результатом исполнения юридической обязанности, порой вынужденного, и осуществлением юридических прав. В свою очередь, юридическая обязанность непременно должна быть подкреплена юридической ответственностью, которая придает ей реальность, обеспечивает ее исполнение.

Основанием юридической ответственности выступает правонарушение – противоправное, виновное общественно вредное деяние, за которое предусмотрена юридическая ответственность. Наличие юридической ответственности – неотъемлемый признак правонарушения. В этом проявляется основополагающая и системообразующая роль юридической ответственности, которая наделяет смыслом весь механизм правового регулирования, обусловливает его реальность.

В контексте социальных оснований юридической ответственности следует отметить, что правонарушение играет важную роль. Роль правонарушения в общественных отношениях определяется, во-первых, их тесной взаимосвязью с юридической ответственностью, во-вторых, конструируемым характером самого правонарушения.

Как полагают некоторые современные криминологи, государственная власть конструирует преступность, исходя частично из реальной общественной опасности деяний, а частично – из предпочтений властных структур и режимов. В рамках данной парадигмы очевидно, что по криминализованным деяниям, которые стали считаться правонарушениями, можно косвенно судить об общественных запросах по поводу преступности и права, в целом.

Важный признак правонарушения – его противоправность, то есть запрещенность деяния нормой права. Здесь возможны два варианта: устанавливается запрет совершения определенного действия либо закрепляется обязанность совершить определенное действие. Если правонарушение не предусмотрено законом, то его нет. Таким образом, запрещая те или иные деяния, правотворческие органы фактически конструируют преступность, отражая общественный запрос.

Важнейшим признаком правонарушения является виновность. Она может проявляться в умысле или в неосторожной форме вины.

Правонарушение – это такое деяние, нарушающее нормы права, за которое предусмотрена юридическая ответственность.

Наконец, не является правонарушением деяние, которое содержит все вышеназванные признаки, но не причиняет существенного вреда обществу.

Субъектами правонарушений могут быть: государство (например, нарушающее нормы международного права), государственные органы (например, осуществляющие издание незаконных правовых актов), общественные и коммерческие организации, физические лица (вменяемые, достигшие определенного возраста).

Правонарушения делятся на преступления и проступки. Такое деление зависит от характера и степени общественной вредности совершенного деяния. Преступлением считается наиболее опасное для общества деяние прямо, предусмотренное уголовным законодательством.

Непреступные правонарушения (проступки) делятся на следующие виды: административные правонарушения (нарушение административного законодательства, они менее опасны, чем преступления), гражданские правонарушения, трудовые правонарушения (нарушения трудовых норм), процессуальные правонарушения (нарушение интересов правосудия гражданами или государственными органами), международные правонарушения (международные преступления: работорговля, пиратство, международный терроризм; международные деликты).

Таким образом, в теории достаточно подробно разработаны основные аспекты, связанные с юридической ответственностью и квалификацией правонарушений. Они могут быть применены и при анализе гражданско-правовой ответственности.

В целом, правовое значение юридической ответственности проявляется в том, что юридическая ответственность выступает одним из системообразующих элементов права и механизма его реализации, придает нормам права действенность и эффективность, наделяет право реальностью и действительностью.

Социальное значение юридической ответственности проявляется в том, что, являясь сконструированным институтом, она отражает определенные общественные потребности и запросы.

 

2.2. Гражданско-правовая ответственность как вид юридической ответственности

Гражданско-правовая ответственность является одним из видов юридической ответственности. При этом можно условно разделить все виды юридической ответственности на основные или традиционные, которые выделяются всеми авторами и присутствуют во всех учебниках по теории государства и права, и новые, или дополнительные, которые разрабатываются представителями отраслевых юридических дисциплин.

Гражданско-правовая ответственность относится к числу основных видов юридической ответственности. Ее выделение в качестве самостоятельного вида никем не оспаривается.

Тем не менее, относительно понимания сущности гражданско-правовой ответственности также существует достаточно широкий разброс мнений.

М.П. Авдеенкова предлагает разделить юридическую ответственность на частноправовую и публично-правовую. В ее трактовке, частноправовые формы ответственности, в отличие от публично-правовых форм, обладают рядом особенностей: они возникают из конкретных правоотношений, складывающихся между сторонами в процессе экономической жизни общества; правонарушение, являющееся основанием частноправовой ответственности, наносят вред преимущественно интересам конкретных субъектов правоотношений; частноправовые формы ответственности в большей мере ориентированы на защиты прав отдельных субъектов.

Гражданско-правовая ответственность относится, при таком подходе, к частноправовым формам юридической ответственности. Но имеется и противоположная точка зрения по данному вопросу. Например, Д.А. Липинский пишет: «В последние годы в связи с возрождением концепции деления системы права на частное и публичное стали обосновывать частноправовую природу гражданско-правовой ответственности и даже выделять в отдельный вид не гражданско-правовую, а частноправовую юридическую ответственность. Думается, что институт юридической ответственности по своей природе является публичным. Правоотношения ответственности, возникающие в связи с юридическим фактом совершения любого правонарушения, являются публично-правовыми, а не частноправовыми. Это объясняется и тем, что в частном праве защищаются не только частные, но и публичные интересы, которые взаимосвязаны друг с другом, а в широком смысле любое правонарушение причиняет вред всему обществу в целом».

Подобная позиция не нова. Сходную точку зрения в 1976 г. высказывал Л.С. Явич. Он писал, что правонарушитель несет ответственность перед государством и обществом в целом, а не только перед конкретным кредитором, и привлечение такого лица к ответственности влечет за собой законности и правопорядка, авторитета государственной власти.

И.Е. Кабанова в связи с этим замечает: «При всей справедливости данной позиции, исходя из максимально широкой трактовки гражданско-правовой ответственности, следует заметить, что, выделяя определенные виды юридической ответственности, и законодатель, и доктрина руководствуются приоритетной целью установления ответственности и последствиями ее возложения на нарушителя».

В российской цивилистической доктрине выработаны определенные подходы к формулированию определения гражданско-правовой ответственности. Представляет интерес мнение тех, кого можно уже отнести к классикам отечественной гражданско-правовой науки.

О.А. Иоффе писал: «Гражданско-правовая ответственность есть санкция за правонарушение, вызывающая для правонарушителя отрицательные последствия в виде лишения субъективных гражданских прав, либо возложения новых или дополнительных гражданско-правовых обязанностей».

С.Н. Братусь также полагал, что юридическая ответственность есть исполнение обязанности на основе государственного или приравненного к нему общественного принуждения. Принуждение составляет основу ответственности. Где нет принуждения – там нет и ответственности.

О.Н. Садиков определяет ответственность в гражданском праве как неблагоприятные для должника имущественные последствия несоблюдения им обязательств, как дополнительную его обязанность, которая носит имущественных характер и связана с возмещением убытков.

Н.С. Малеин предпочитал говорить не о гражданско-правовой, а об имущественной ответственности: «Имущественная ответственность – это правоотношение, возникающее из нарушения обязанности, установленной законом или договором, выражающееся в форме невыгодных для правонарушителя, из-за осуждения его виновного поведения, имущественных последствий, наступление которых обеспечивается возможностью государственного принуждения».

Такой подход критиковал В.А. Тархов, который писал, что «в этом определении исследуемое понятие поставлено, как говорится, с ног на голову: «правоотношение… в форме… имущественных последствий». Но имущественные последствия – это явление экономическое, и уже поэтому оно не может быть формой правоотношения. Наоборот, экономические явления при определенных условиях облекаются в правовую форму. Имущественные последствия могут служить обстоятельством, с которым право связывает возникновение (причинение вреда) или прекращение (возмещение вреда) правовых отношений, однако правоотношения никогда не составляют содержания имущественных последствий. Нельзя ставить ответственность в зависимость и от осуждения виновного поведения».

Во многих случаях происходит отождествление ответственности с наказанием. Например, И.С. Самощенко писал: «Наиболее часто за термином «ответственность» стоит либо «долг, обязанность», либо «наказание». В первом случае речь идет об активном аспекте ответственности. Здесь «ответственность» выступает в качестве своеобразного морального, политического и т. п. регулятора поведения людей в настоящем и будущем. Во втором смысле говорят о ретроспективном аспекте ответственности, об ответственности за прошлое, за совершенное. Ответственность в этом плане есть, с одной стороны, несение лицом неблагоприятных последствий своего поведения, а с другой – причинение лицу лишений, отрицательная реакция общества (в лице, например, управомоченного на то государственного органа) на его поступок. О юридической ответственности, естественно, можно говорить лишь в этом втором плане, в плане «наказания» (в широком смысле этого слова)».

Н.С. Малеин высказывает практически аналогичную точку зрения: «Юридическую ответственность можно охарактеризовать, по крайней мере, тремя присущими ей признаками: возложением на правонарушителя неблагоприятных отрицательных для него последствий; осуждение противоправного виновного поведения правонарушителя; и государственно-правовым принуждением.

В основу понимания сущности ответственности может быть положен тезис о том, что наказание – есть не что иное, как средство самозащиты общества против нарушения условий его существования, каковы бы ни были эти условия.

Наказание – это и есть ответственность. Сущность ответственности, ее неотъемлемый признак состоит в наказании, каре правонарушителя».

Аналогичную позицию занимает Н.Д. Егоров: «Под гражданско-правовой ответственностью следует понимать лишь такие санкции, которые связаны с дополнительными обременениями для правонарушителя, т. е. являются для него определенным наказанием за совершенное правонарушение».

Б.Т. Базылев сужает ответственность до уплаты неустойки, считая, что институт юридической ответственности регулирует те негативные отношения, которые возникают только на основании правонарушений, т. е. виновно совершенных противоправных деяний. С его точки зрения большая часть охранительных норм, содержащихся в гражданском праве, объединяется в институт восстановления нарушенных прав и, следовательно, выполняет компенсационную функцию права. Институты ответственности и восстановления прав, существующие в гражданском праве, имеют различную природу и назначение. Если институт восстановления направлен на возмещение причиненного имущественного ущерба (что важно с точки зрения охраны прав потерпевшего), то институт ответственности за наказание виновного правонарушителя и стимулирование надлежащего исполнения им своих юридических обязанностей в будущем. Следовательно, по его мнению, институт юридической ответственности специализируется на осуществлении штрафной, карательной функции права.

Ю.К. Толстой считает, что «специфическим признаком гражданско-правовой ответственности является лишение причинителя части принадлежащих ему имущественных прав в целях удовлетворения потерпевшего. Этот признак присущ всем без исключения мерам гражданско-правовой ответственности, независимо от того, возникло ли правонарушение в результате виновного или невиновного поведения причинителя».

О.С. Иоффе и М.Д. Шаргордский говорили об ограничениях личного или имущественного порядка, они считают, что ответственность следует определить как меру государственного принуждения, основанную на юридическом и общественном осуждении поведения правонарушителя и выражающуюся в установлении для него определенных отрицательных последствий в форме ограничений личного или имущественного порядка.

В.П. Грибанов писал о мерах или формах принуждения: «Гражданско-правовая ответственность есть одна из форм государственного принуждения, связанная с применением санкций имущественного характера, направленных на восстановление нарушенных прав и стимулирование нормальных экономических отношений юридически равноправных участников гражданского оборота».

Е.А. Крашенинников рассматривает гражданско-правовую ответственность как охранительную гражданскую обязанность, которая лежит на правонарушителе, обременяет его лишениями имущественного характера и опирается на возможность государственного принуждения к исполнению.

Заслуживает внимания позиция В.А. Хохлова, которым выдвинута новая концепция ответственности в гражданском праве. Один из главных его тезисов: «Содержание любой юридической ответственности определяется характером и назначением норм соответствующей отрасли. В гражданском праве доминантой ответственности, выражающей ее сущность, является необходимость восстановления прежнего (до правонарушения) положения кредитора, защита нарушенных прав. Наказание и обременение не составляют ни содержание, ни желаемую функцию гражданско-правовой ответственности… Центральной фигурой в вопросе о гражданско-правовой ответственности является кредитор и возникшие на его стороне затруднения…, а не должник и совершенные (несовершенные) им действия».

В связи с этим В. А. Хохлов определяет гражданско-правовую ответственность как «особое правовое состояние:

• возникающее в силу правонарушения;

• фиксирующее возникновение на стороне кредитора отрицательных последствий и имеющее целью восстановить его прежнее имущественное положение;

• предполагающее (требующее) наличия определенных правовых средств для этого восстановления (т. е. мер ответственности)».

В. А. Хохлов предлагает пересмотреть концепцию юридической ответственности через раскрытие субъективных правомочий кредитора и отказаться от определения ответственности через понятие обязанности как реакции, обращенной именно к правонарушителю. Кроме того, высказывается мнение, что единого для всех отраслей права понятия ответственности не существует и в каждой отрасли права оно свое.

Данная позиция вызывает определенные сомнения. Различия, конечно, существуют, но имеется также и нечто общее, что позволяет говорить об универсальности ответственности. Кроме того, раскрытие понятия «ответственности» через понятие «право» (правомочие) противоречит сложившемуся на протяжении последних лет смыслу данного понятия.

В.А. Тархов определяет ответственность как регулируемую правом обязанность дать отчет в своих действиях. Основной признак и сущность ответственности – истребование отчета, а последует ли за отчетом осуждение и наказание – это уже иной вопрос.

Это определение подверглось критике в отечественной литературе. Так, Н. Д. Егоров пишет: «Обязанность дать отчет в своих действиях может иметь место и тогда, когда нет правонарушения. Кроме того, закрепленные в нормативных актах меры гражданско-правовой ответственности вовсе не сводятся к отчетам о своих действиях, а воплощают в себе вполне реальные и конкретные отрицательные последствия для правонарушителя в виде возмещения убытков, уплаты неустойки, потери задатка и т. п.». В.П. Грибанов замечает, что предложенное определение ответственности чрезмерно широко и расплывчато, что лишает его практического значения, так как дает возможность произвольного толкования.

По мнению Е.А. Суханова, «гражданско-правовая ответственность – одна из форм государственного принуждения, состоящая во взыскании судом с правонарушителя в пользу потерпевшего имущественных санкций, перелагающих на правонарушителя невыгодные имущественные последствия его поведения и направленных на восстановление нарушенной имущественной сферы потерпевшего».

Заслуживает внимания точка зрения, что гражданско-правовая ответственность представляет собой форму частноправовой ответственности, которая наступает на основе норм гражданского законодательства в отношении лица, виновного (за исключением отдельных случаев) в нарушении имущественных или личных неимущественных прав субъекта гражданско-правовых отношений и выражается в возмещении причиненного ущерба.

Юридическая ответственность возникает только в рамках какого-либо правоотношения. Наличие гражданско-правового отношения является необходимой предпосылкой гражданско-правовой ответственности. В зависимости от характера и содержания правоотношений, ответственность также носит различный характер.

О.С. Иоффе полагает, что ответственность не может иметь места в рамках тех обязанностей, которые ответственное лицо должно было выполнить без привлечения его к ответственности. На такой же позиции стоит и Н.С. Малеин, который считает, что признание ответственности как новой, дополнительной обязанности правонарушителя особенно важно с теоретической и практической точки зрения. Если соответствующие права и обязанности, составляющие содержание правоотношений, соблюдаются, то ответственность не наступает, правоотношение прекращается (продолжается, изменяется). В противном случае, т. е. – при совершении деликта одной из сторон существующего (до правонарушения) отношения, возникает новое дополнительное (к ранее существовавшему) правоотношение ответственности, и у стороны-нарушителя возникает новая дополнительная обязанность, предусмотренная законом или договором, в виде возмещения убытков, уплаты штрафа (неустойки, пени).

Ответственность возникает из материально-правового отношения, а не из судебного решения, в связи с чем она может реализовываться и без обращения пострадавших к судебным и иным государственным органам. Возможно осуществление ответственности правонарушителя и по его собственной инициативе. При отсутствии же правового регулирования юридической ответственности быть не может.

Рассмотренные выше подходы к определению гражданско-правовой ответственности детерминированы характером общественных отношений, регулируемых и охраняемых нормами гражданского права. При всем различии в понимании гражданско-правовой ответственности, сложно оспаривать, что этот институт отражает те социальные реалии, которые существуют на данном этапе развития, ту совокупность экономических и идейно-нравственных предпосылок, которая определяет вектор развития общества.

 

2.3. Особенности гражданско-правовой ответственности

Гражданско-правовая ответственность играет роль, выходящую за пределы правового регулирования в рамках частного права. Институт гражданско-правовой ответственности в условиях современной экономики выступает как гарант успешного ее развития, как основа формирования прочных отношений в системе собственности и права собственности. Поэтому в существовании института гражданско-правовой ответственности заинтересованы не только субъекты предпринимательских отношений, но и все общество.

Гражданско-правовая ответственность имеет ряд особенностей, которые отличают ее от иных видов ответственности. Это естественно, так как ответственность возникает в качестве ответа на правонарушение, а правонарушения в разных отраслях права отличаются определенной спецификой. Каждый вид правонарушения характеризуется рядом отличительных признаков, поэтому существуют определенные особенности привлечения правонарушителей к юридической ответственности за совершение того или иного правонарушения. С учетом этих особенностей в законодательстве закрепляются специальные положения, регламентирующие условия и порядок привлечения к тому или иному виду правонарушения.

Становление института ответственности за причинение вреда в российском праве происходило в течение долгого времени. Первые нормы, регулировавшие возмещение вреда, отличались казуистичностью и фрагментарностью. Они содержались в различных правовых актах, целостного института ответственности за причинение вреда не существовало. Дальнейшее развитие отечественного права привело к появлению новой отрасли – гражданского права и в его составе одного из важнейших институтов – обязательства из причинения вреда. Впервые нормы данного института получили закрепление в Своде законов Российской империи 1833 г.

Новые подходы к проблеме возмещения вреда появились в отечественном праве в связи с изменениями в государственной и правовой системе после революционных событий 1917 г. В 1922 г. впервые в истории нашей стран был принят Гражданский кодекс РСФСР, в котором в отдельную главу были выделены обязательства, возникающие вследствие причинения другому лицу вреда. Из формулировки ст. 403 ГК РСФСР можно сделать вывод, что в данный период вред возмещался только физическому лицу, при этом возмещения морального вреда не предусматривалось. Впервые ГК РСФСР предусмотрел и ответственность за вред, причиненный неправомерными служебными действиями должностных лиц, что также явилось важным шагом на пути развития института причинения вреда.

Как уже говорилось выше, гражданско-правовая ответственность является одним из видов юридической ответственности и подчиняется тем же принципам, что и остальные виды. Но у гражданско-правовой ответственности есть и своя специфика. В частности, В.В. Долинская справедливо выделяет такие особенности гражданско-правовой ответственности, как реагирование на гражданское правонарушение, имущественный характер, компенсационный характер, принцип полного возмещения вреда или убытков. Воздействие в отношениях гражданско-правовой ответственности оказывается не столько на личность правонарушителя, сколько на его имущественную сферу или имущественную сферу указанных в законе третьих лиц. Даже защита личных неимущественных прав предусматривает имущественно-стоимостные меры воздействия, например денежную компенсацию.

По мнению классика советской цивилистики О. А. Иоффе, гражданско-правовая ответственность характеризуется следующими особенностями:

1) она является санкцией за нарушение гражданских законов, обеспеченной убеждением и государственным принуждением или его возможностью;

2) в ее основе лежит общественное осуждение поведения правонарушителя и стимулирование его к определенной деятельности в интересах общества при отсутствии оснований для осуждения поведения ответственного лица;

3) она выражается в форме восстановления нарушенных отношений в форме установления отрицательных последствий для правонарушителя в целях обеспечения условий нормального развития регулируемых гражданским правом общественных отношений.

В целом, для гражданско-правовой ответственности важны не штрафные меры (хотя и они не исключаются), а восстановление имущественного или лично-правового положения, которое существовало до факта правонарушения. Это определяет существование двух основных форм реализации гражданско-правовой ответственности.

Первая из них – возложение на виновного правонарушителя обязанности по передаче имущества, уплате денег и др. Вторая форма – лишение правонарушителя принадлежащего ему права.

Гражданско-правовая ответственность отличается от иных видов юридической ответственности следующими особенностями:

1) выступая как один из основных, «классических» видов юридической ответственности, гражданско-правовая ответственность несет наибольшую среди них социальную и экономическую «нагрузку»;

2) гражданско-правовая ответственность имеет компенсационный характер, она ориентирована не столько на наказание субъекта правонарушения, сколько на компенсацию причиненного вреда (ущерба) и восстановление нарушенного права;

3) гражданско-правовая ответственность в отдельных случаях применяется и при неполном составе правонарушения, а именно при отсутствии вины;

4) в правоотношениях гражданской ответственности не применяется базовый конституционный принцип – презумпция невиновности; фактически речь идет о презумпции виновности лица, не исполнившего обязательство;

5) гражданско-правовая ответственность предусматривает возможность добровольного исполнения, в том числе, в виде возмещения причиненного ущерба; лица, которые нарушили договорные обязательства, могут добровольно уплатить неустойку и возместить убытки;

6) гражданско-правовая ответственность имеет свою особую сферу действия – имущественные и личные неимущественные отношения;

7) гражданско-правовая ответственность направлена на защиту прав и законных интересов участников гражданского оборота и экономических отношений.

Перечисление данных особенностей показывает особую социальную роль гражданско-правовой ответственности.

С одной стороны, эта роль имеет выраженный классовый характер. Институт гражданско-правовой ответственности защищает интересы собственников, владельцев средств производства. С другой стороны, в обществе, основанном на частной собственности и имеющем множество мелких собственников, гражданско-правовая ответственность приобретает общесоциальное значение, защищая практически каждого и способствуя стабилизации гражданского оборота.

Перечисленные выше особенности гражданско-правовой ответственности не меняют ее сущностного начала, которое выражается в публично-правовой воле и принудительном характере. Б.И. Пугинский отмечает, что «хотя ответственность может быть реализована в бесспорном (неисковом) порядке и даже добровольно возложена на себя должником путем уплаты сумм неустойки или убытков потерпевшей стороне, это не меняет ее государственно-принудительного характера».

Рассмотрим некоторые специфические черты гражданско-правовой ответственности, позволяющие отграничить ее от иных видов юридической ответственности и подчеркивающие ее гражданско-правовой характер.

Имущественный характер гражданско-правовой ответственности. Применение гражданско-правовой ответственности всегда связано с возмещением убытков, взысканием причиненного ущерба, уплатой неустоек (штрафов, пеней). Даже в тех случаях, когда допущенное правонарушение затрагивает личные неимущественные права или причиняет потерпевшему лицу – субъекту нарушенного гражданского права – физические или нравственные страдания (моральный вред), применение гражданско-правовой ответственности будет означать присуждение потерпевшему лицу соответствующей денежной компенсации в форме возмещения убытков, морального вреда или взыскания причиненного ущерба.

Ответственность одного участника гражданско-правовых отношений перед другим, правонарушителя перед потерпевшим. Это связано с тем, что гражданское право регулирует отношения, складывающиеся между равноправными и независимыми (автономными) субъектами. В имущественном обороте нарушение обязанностей одним участником всегда влечет за собой нарушение прав другого участника. Поэтому имущественная санкция, применяемая за допущенное нарушение, всегда имеет своей целью восстановление или компенсацию нарушенного права потерпевшего. Те же отдельные случаи, когда законодательство предусматривает обращение санкций в пользу государства, представляют собой исключение, подтверждающее общее правило, и свидетельствуют о том, что допущенное правонарушение затрагивает интересы государства, общества (публичные интересы), что и предопределяет применение мер конфискационного характера. Примером могут служить сделки, противоречащие основам правопорядка и нравственности (ст. 169 ГК); принудительный выкуп бесхозяйственно содержимых культурных ценностей, отнесенных в соответствии с законом к особо ценным и охраняемым государством (ст. 240 ГК); изъятие у собственника домашних животных, с которыми он обращается в явном противоречии с установленными на основании закона правилами и принятыми в обществе нормами гуманного отношения к животным (ст. 241 ГК); конфискация имущества (ст. 243 ГК) и некоторые другие.

Соответствие размера ответственности размеру причиненного вреда или убытков. В известной мере можно говорить о пределах гражданско-правовой ответственности, которые предопределяются ее компенсационным характером и вследствие этого необходимостью эквивалентного возмещения потерпевшему причиненного ему вреда или убытков, ибо конечная цель применения гражданско-правовой ответственности состоит в восстановлении имущественной сферы потерпевшей стороны. Следует, правда, отметить, что в законодательстве имеются отдельные положения, свидетельствующие о заведомо неэквивалентном по отношению к убыткам, причиненным в результате правонарушения, характере применяемых мер имущественной ответственности. Но и данное обязательство, как в предыдущем случае, носит исключительный характер и лишь подчеркивает действие общего правила. Иллюстрацией к сказанному могут служить нормы о штрафной неустойке (ст. 394 ГК), когда убытки могут быть взысканы в полном объеме сверх законной или договорной неустойки.

Применение равных по объему мер ответственности к различным участникам имущественного оборота за однотипные правонарушения. Указанная особенность продиктована необходимостью обеспечения последовательного проведения принципа равноправия участников гражданско-правовых отношений (ст. 1 ГК). Хорошо известно, что ранее некоторые участники имущественного оборота, прежде всего государственные организации, пользовались необоснованными льготами и преимуществами при применении к ним мер имущественной ответственности. Распространенным явлением были законодательные ограничения ответственности, например в отношении транспортных, энергоснабжающих, строительных организаций. Более того, в 1980-х – начале 1990-х гг. союзным и российским правительствами широко практиковалось освобождение предприятий целых отраслей народного хозяйства от оплаты неустоек за срыв договорных обязательств. Последовательное проведение принципа равноправия участников имущественного оборота, в том числе и в деле применения имущественной ответственности, стало возможным лишь в условиях действия нового Гражданского кодекса Российской Федерации, предусматривающего конкретные положения, обеспечивающие равноправие субъектов гражданско-правовых отношений. Даже в отношении государства и иных публичных образований предусмотрено, что они выступают в отношениях, регулируемых гражданским законодательством, но на равных началах с иными участниками этих отношений – гражданами и юридическими лицами (ст. 124 ГК). В случаях, когда государственные органы, органы местного самоуправления и их должностные лица, осуществляя властные полномочия, совершают незаконные действия (бездействие), нарушающие права граждан или юридических лиц, последние наделены правом потребовать возмещения убытков непосредственно за счет соответствующего публичного образования (ст. 16 ГК).

В зависимости от основания возникновения различают договорную и внедоговорную ответственность. Под договорной ответственностью принято понимать ответственность, наступающую в случаях неисполнения или ненадлежащего исполнения обязательства, возникшего из договора. Нарушение обязательства, возникшее не из договора, а по другим основаниям, влечет внедоговорную ответственность.

 

2.4. Становление современной концепции гражданско– правовой ответственности

Гражданско-правовая ответственность имеет достаточно длительную историю развития. «Возникновение юридической ответственности было обусловлено тем, что система социальной ответственности первобытного общества оказалась неприспособленной для классового общества. Формирующиеся государство и право нуждались в таком институте, который смог бы стать средством применения государственной силы принуждения к правонарушителям».

Институт имущественной ответственности за причинение вреда получил свое развитие еще в Киевской Руси. Первые нормы, регулирующие вопросы ответственности и защиты за причинение вреда, содержались в Русской Правде – памятнике древнерусского права, где говорилось, что "сломавший копье или щит или испортивший одежду обязан был возместить стоимость испорченной вещи". В это же время появляется первое упоминание и о компенсации морального вреда. Хотя самого понятия морального вреда в нормах Русской Правды, как и в других, более поздних, источниках права, не встречалось, однако его элементы можно обнаружить при исследовании системы мер наказания того времени.

В последующие периоды развития Древнерусского государства ответственность за причинение вреда существенно не менялась, так как все вопросы ответственности из причинения вреда рассматривались только в рамках уголовного права.

Только со второй половины VI в. в древнерусском праве появились первые элементы имущественной ответственности за причинение вреда. Но это было связано с размером вреда и положением в обществе потерпевшего; к виновному применялись меры уголовного наказания: битье кнутом, арест на различные сроки либо денежные возмещения в пользу оскорбленного, что касается взыскания денежной суммы, то оно применялось и как самостоятельный, и как дополнительный вид наказания. То есть, если виновное лицо не могло выплатить потерпевшему денежную компенсацию, к нему применялись физические наказания. Это положение было закреплено в § 91 Соборного Уложения 1649 г., гл. X "О суде".

Таким образом, можно сделать вывод, что в тот период законодатель стал уделять внимание возмещению материального ущерба в пользу потерпевшего. И оно признавалось чуть ли не главной целью наказания.

Дальнейшее развитие права привело к появлению новой отрасли права – гражданского права и одного из его важнейших институтов – обязательств из причинения вреда.

Впервые нормы гражданского права, регулирующие вопросы возмещения вреда, нашли свое отражение в т. X Свода законов Российской империи, принятого в январе 1835 г. Но суть исходных положений, сформулированных в Своде законов, сводилась к тому, что обязательства по возмещению вреда возникали только в силу правонарушения. При этом вред, причиненный потерпевшему, должен быть причинен виновно, лишь в этом случае потерпевший имел право на имущественную компенсацию вреда. В некоторых случаях имущественная компенсация могла наступать одновременно с уголовным наказанием, в других – она могла наступить и отдельно. Виновное лицо должно было возместить вред и все убытки, наступившие вследствие неправомерных действий виновного, при этом эти действия не считались преступлением. Эти положения Свода законов действовали в России вплоть до 1917 г.

Политическая ситуация в нашей стране в 1917 г. внесла существенные изменения в государственную и правовую систему. 31 октября 1922 г. впервые в истории отечественного законодательства был принят Гражданский кодекс РСФСР, в котором обязательства из причинения вреда были выделены в отдельную главу – "Обязательства, возникающие вследствие причинения другому вреда". Из данного определения следует, что вред мог быть причинен только физическому лицу. В частности, ст. 403 ГК гласила: "Причинивший вред личности или имуществу другого обязан возместить причиненный вред. Он освобождается от этой обязанности, если докажет, что не мог предотвратить вреда, либо был управомочен на причинение вреда, либо что вред возник вследствие умысла или грубой неосторожности самого потерпевшего".

Данная статья устанавливала общие положения об ответственности причинившего вред за результаты своих действий. Следует обратить внимание на то, что упоминание ст. 403 о вреде, причиненном личности, понималось исключительно как такое повреждение здоровья, работоспособности, подрыв служебного или общественного положения и других личных свойств и отношений, в результате которого наступило ухудшение имущественного положения – утрата заработка, расходы на лечение, переезд и тому подобное. Возмещение морального вреда в то время не предусматривалось. По такому пути шла и судебная практика. Ответственность наступала лишь при наличии причинной связи между наступившим вредом и действиями лица обязанного. Причем действия лица, причинившего вред, могли быть результатом как положительного активного поведения (действия), так и пассивного (бездействия). Статья 403 ГК РСФСР была построена на презумпции ответственности, возникающей в силу причинной связи.

Исходя из положений ст. 403 ГК РСФСР, не несло ответственности за причиненный вред лицо, управомоченное на такое причинение. Указание ст. 403 ГК 1922 г. на управомоченность причинения вреда имело в виду те случаи, когда причинение вреда не только являлось результатом правомерной деятельности причинившего, но и входило составной частью в само содержание его права. При этом не имело значения, принадлежало ли это право причиняющему вред в его личных интересах (например, право на самооборону) или предоставлено в силу его служебных обязанностей как должностное полномочие (право задержания, право обыска со взломом хранилищ и другое).

Наряду с этим в ст. 407 ГК РСФСР 1922 г. впервые было закреплено положение о возмещении вреда, причиненного неправомерными служебными действиями должностных лиц, причем имущественная ответственность могла наступить лишь в случаях, особо указанных в законе, и если неправомерность действий должностного лица будет признана соответствующим административным или судебным органом. Что касается учреждения, то оно освобождалось от ответственности, если потерпевший своевременно не обжаловал неправильное действие. Как видно, ст. 407 ГК РСФСР устанавливала ответственность учреждений, т. е. тех юридических лиц, которые не являлись объединениями физических лиц, а лишь такого рода учреждений, как государственные и частные. Закон имел здесь в виду не противопоставление учреждения как выделенного и персонифицированного имущества объединению лиц, а противопоставление государственного учреждения как составной части государственного аппарата юридическим лицам, как негосударственным, так и государственным предприятиям. Сужение ответственности учреждений было произведено исключительно из соображений, имевших в виду ответственность и интересы государства; все "особые законы", существовавшие в развитие ст. 407 ГК РСФСР, устанавливали ответственность государства, а законов, устанавливающих ответственность каких-либо частных или общественных учреждений, не существовало, полная же их безответственность была бы совершенно непонятна.

Физическое лицо (гражданин) осуществляло принадлежащее ему право по своему усмотрению, однако закон того времени определял границы этой свободы. Так, например, возмещение за причиненный вред состояло в восстановлении прежнего состояния, а в случаях, если такое восстановление было невозможно, – в возмещении причиненных убытков (ст. 410 ГК РСФСР).

Определяя размер вознаграждения за вред, суд во всех случаях должен был принимать во внимание имущественное положение потерпевшего и причинившего вред (ст. 411 ГК РСФСР). В силу данной статьи недопустимо было автоматическое присуждение возмещения в размере действительно понесенных убытков; последний являлся лишь максимальной границей, в пределах которой возмещение устанавливалось судом.

Наряду с этим Гражданским кодексом того периода большое внимание уделялось вопросу о возмещении вреда лицу, застрахованному в порядке социального страхования (ст. 412 – 415 ГК РСФСР).

Вместе с тем проведенный анализ положений ГК РСФСР 1922 г. показал, что институт по возмещению вреда не в полной мере регулировал некоторые основания, при наличии которых наступала ответственность за причинение вреда. Многие положения в рассматриваемом аспекте остались без законодательного урегулирования. Так, например, как должны были разрешаться вопросы о возмещении вреда, причиненного в состоянии необходимой обороны, крайней необходимости и другие? Гражданский кодекс 1922 г. не содержал в себе и нормы, устанавливающей ответственность за вред, причиненный незаконными действиями должностных лиц органов дознания, предварительного следствия, прокуратуры и суда, что, на наш взгляд, являлось существенным пробелом правового регулирования в сфере возмещения вреда.

8 декабря 1961 г. были приняты Основы гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик, в которых также нашли свое отражение нормы, регулирующие обязательства, возникающие вследствие причинения вреда. Детально регламентировала данные отношения гл. 12 Основ гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик «Обязательства, возникающие вследствие причинения вреда». Важным шагом явилось установление ответственности за вред, причиненный незаконными действиями должностных лиц органов дознания, предварительного следствия, прокуратуры и суда. Так, ч. 2 ст. 89 Основ провозглашала: «За вред, причиненный неправильными служебными действиями должностных лиц органов дознания, предварительного следствия, прокуратуры и суда, соответствующие государственные органы несут имущественную ответственность в случаях и пределах, специально предусмотренных законом».

В связи с принятием в 1964 г. нового Гражданского кодекса РСФСР институт обязательств, возникающих вследствие причинения вреда, был расширен нормами, ранее не содержавшимися в ГК РСФСР 1922 г. Наряду с этим необходимо особо подчеркнуть, что помимо Гражданского кодекса РСФСР в то время действовали и различные правовые акты, также регулирующие вопросы ответственности за причинения вреда.

Современные практические и доктринальные подходы к пониманию сущности и правовой природы гражданско-правовой ответственности имеют свои корни в научных дискуссиях советского периода.

Уже в процессе разработки ГК РСФСР 1922 г. и еще с большей настойчивостью вслед за его принятием ставится вопрос о том, что лежит в основе ответственности по советскому гражданскому праву – принцип вины или принцип причинения. Отдельные голоса в защиту принципа вины раздавались и в литературе 1920-х гг. с ориентацией главным образом на обязательства из причинения вреда, а иногда также на договорные обязательства. Но господствующие позиции несомненно принадлежали тогда сторонникам принципа причинения, во главе которых стоял А.Г. Гойхбарг и которые в обоснование этого принципа ссылались как на текст Гражданского кодекса, так и на принадлежавшие им самим социологические соображения. В тексте ГК вместо ответственности за вину (позитивная формула) говорилось о ее неприменимости к нарушителю, который не мог предотвратить наступление вреда (негативная формула). Комментирование же этого текста опиралось на идею обусловленности компенсации любого ущерба интересами общества в целом, а отказа в его компенсации по любым мотивам – исключительно интересами причинителя. Отсюда и общий вывод о том, будто «наш кодекс… строит… ответственность за причинение вреда на социальном начале причинения, а не на индивидуальном начале вины». Для ответственности не требуется ни умысла, ни неосторожности, и возлагается она в виде санкции «за объективную связь вреда с деятельностью причинившего вред». Такое ее построение «наиболее соответствует духу советского права, которое всюду заменяет субъективные моменты объективными», а в области компенсации ущерба учитывает также, что «по общему правилу, всякий должен нести риск своей хозяйственной деятельности и своего поведения».

Многие из приведенных аргументов излагались декларативно, не сопровождаемые даже видимыми попытками их обоснования. Так было с утверждением, будто в советском праве субъективные моменты сплошь заменяются моментами объективными. В иных случаях теорию причинения стремились усилить при помощи ответов на исходившие от ее критиков полемические замечания. И чтобы под их влиянием не обнаружилась вытекающая из этой теории абсолютная бесплодность правила ст. 404 ГК РСФСР 1922 г. о безвиновной ответственности владельцев источников повышенной опасности, было предложено толковать его как исключающее из числа условий ответственности не вину, а противоправность, или вообще решающее значение придавалось вопросу не об условиях, а о субъектах ответственности. Не обошлось также без рекомендаций изменить действующий закон, неукоснительно следуя началу причинения, с обязательной отменой таких юридических норм, которые, подобно ст. 403 ГК РСФСР 1922 г., умалчивали о вине причинителя, но без всяких обиняков говорили об умысле или неосторожности потерпевшего. А в то же время обязательной предпосылкой ответственности признавалась «сознательность действий причинившего вред. Причинивший не должен быть механическим орудием причинения вреда. Если кто-нибудь толкает другого так, что тот упадет на рядом стоящую корзину с хрупким стеклом, то упавший не несет ответственности перед владельцем стекла». Но этот пример, как и предваряющее его общее суждение, свидетельствуя о невозможности даже для теории причинения полностью отрешиться от начала вины, «является иллюстрацией того, что принцип причинения нашим правом не воспринят, – иначе упавший должен был бы нести ответственность».

Небезынтересно, что целиком уклониться от использования отдельных элементов понятия вины не смогли не только авторы теории причинения, но и отвергавшие применимость этого понятия в советском гражданском праве другие наши ученые. П.И. Стучка, например, сообразуясь со своей идеей возможно большего сближения Гражданского кодекса с кодексом Уголовным, признавал социально вредный поступок в равной мере основанием и уголовной, и гражданской ответственности. Он решительно отказывал в аналогичной значимости как «голому», так и виновному причинению. Но все это не помешало ему подчеркнуть, что «основная работа заключается в проверке как бы отброшенного понятия вины и замене его (хотя бы частичной – раз мы должны все же считаться с понятием воли – в виде сознания и т. д.) не просто причинением, но понятием деяния социально вредного или опасного вместе или в дополнение простой субъективной формулы о доброй вере».

К сожалению, последователи П.И. Стучки не заметили этой существенной оговорки, а если и заметили, то не сделали ровно никаких предопределяемых ею выводов. Их вполне удовлетворяла гораздо более прямолинейная перспектива, питавшаяся надеждой на то, что, «став даже в уголовном праве на путь изживания принципа вины и замены его принципом социальной опасности, мы и в гражданском праве будем иметь, очевидно, постепенное изживание так называемой гражданской вины с заменой ее принципом социальной вредности». Но теперь уже дело не ограничивалось одними только теоретическими изысканиями. При разработке опубликованного в 1931 г. проекта Основных начал гражданского законодательства, которые в соответствии с сущностью двухсекторной концепции предполагалось распространить на отношения с участием граждан, были предприняты шаги к обеспечению подобным изысканиям прямого государственного санкционирования.

Как сообщал еще до опубликования проекта участвовавший в его разработке Г.Н. Амфитеатров, предполагалось ввести «понятие социально опасных и социально вредных действий в качестве объективного критерия для суждения об ответственности». А это должно было, по его мнению, означать «не только формальный разрыв с теорией вины и причинения, но и открытое объявление войны им», хотя при более спокойном анализе с очевидностью выясняется, что «объявленная война» практически свелась к замене принципа вины лишь несколько обновленным в духе социологической школы уголовного права принципом причинения. Что же касается планово-договорных обязательств, согласно прогнозу Г.Н. Амфитеатрова, вместо вины «критерием ответственности должна стать степень использования данным предприятием хозрасчетных возможностей для выполнения плана, степень овладения хозяйственной инициативой, степень умения правильно, по-хозрасчетному организовать руководство своей оперативной работой». Сказанное, однако, не может иметь никакого иного смысла, кроме того, что если хозорган использовал все хозрасчетные возможности, но выполнить договор ему не удалось, неисполнение должно считаться обусловленным такими обстоятельствами, предотвратить которые он был не в состоянии, а следовательно, ответственность исключается его невиновностью в полном согласии с буквой и смыслом действовавшего тогда гражданского закона (ст. 118 ГК РСФСР 1922 г.). Стало быть, отличаясь от критерия вины словесно, новый критерий Г.Н. Амфитеатрова обнаруживал сходство с ним по существу, что подтверждали также слова предостережения, обращенные к тем, кто хотел бы превратить гражданскую ответственность в «какое-то “возмездие” за самый факт нарушения обязательства независимо от причин, которыми оно (нарушение) вызвано». И отнюдь не исключено, что благодаря такому сходству Г. Н. Амфитеатров в конце 1930-х гг. без особых колебаний воспринял принцип вины, а в середине 1930-х гг. продолжал освещать гражданскую ответственность в духе двухсекторной теории, хотя к тому времени он уже целиком стоял на позициях теории единого хозяйственного права.

В условиях господства хозяйственно-правовой теории вина, как и прежде, причислялась к разряду буржуазных правовых идей, некритически заимствованных советскими гражданскими кодексами. А поскольку подлинная научная теория вины никем этому ошибочному тезису тогда не противополагалась, сила кажущейся его неоспоримости производила известное впечатление даже на тех, кто был далек в принципе от выражения хозяйственному праву каких-либо симпатий. Так произошло, например, с А.В. Венедиктовым, когда исследование проблем договорной дисциплины в промышленности привело его к мысли о том, что требование полного и безусловного выполнения плановых заданий, распространенное на плановые договоры, исключает безответственность даже невиновного договорного контрагента и, таким образом, сама объективная несовместимость начала вины с планово-хозяйственными связями должна была побудить «советское право… принцип вины заменить принципиальной недопустимостью освобождения от ответственности за неисполнение обязательства в обобществленном секторе». Но стоило тому же автору перейти от вины к понятиям случая и непреодолимой силы, как он потребовал замены этих понятий основанной на принципе вины общей законодательной директивой об освобождении должника от ответственности всякий раз, «когда невозможность исполнения создается вне зависимости от каких-либо производственно-технических и организационно-хозяйственных дефектов в работе неисправного контрагента и когда он не в состоянии устранить создавшихся препятствий, несмотря на использование всех имеющихся у него как хозрасчетного предприятия возможностей».

Итак, следовательно, к какому бы теоретическому обоснованию безвиновной ответственности мы ни обращались, повсюду заявляет о себе бьющая в глаза несогласованность между абстрактно построенным силлогизмом и применением его к отдельным жизненным ситуациям. Но в этом нет ничего удивительного. Сама многократная повторяемость отмеченного противоречия, предупреждая об ущербности принципа причинения, была провозвестницей широкого торжества и едва ли не единодушного признания, уготованного в недалеком будущем принципу вины.

Уже в учебнике по гражданскому праву 1938 г. правило ст. 118 ГК РСФСР относительно договорной ответственности толковалось в том смысле, что ответственность исключается, «если нарушение договорного обязательства вызвано обстоятельством, лежащим вне воли и возможности должника (т. е. если нарушение договорного обязательства произошло не по вине должника)». При анализе деликтной ответственности тот же учебник помимо аналогичного истолкования ст. 403 ГК РСФСР подверг развернутой критике теорию причинения, со всей определенностью подчеркнув, что «экономические последствия виновных действий должны ложиться на виновного. Но если причинитель действовал без вины, то возлагать на него эти последствия было бы нецелесообразно. Человек был бы задавлен последствиями таких действий, в отношении которых ему нельзя сделать упрека даже в неосторожности. В результате началось бы снижение человеческой активности, упадочность человеческой психики, притупление чувства ответственности за свои действия». Таковы далеко не исчерпывающие отрицательные последствия практического использования начала причинения. А после того как они были выявлены, цивилистическая доктрина приступила к выработке обосновывающей начало вины позитивной аргументации.

Проведенное в 1939 г. на материалах деликтных обязательств первое гражданско-правовое исследование вопросов виновности без всяких колебаний провозгласило «основным принципом регулирования гражданской ответственности в советском праве… принцип вины», социальная эффективность которого увязывалась с тем жизненно важным обстоятельством, что, «вменяя кому-либо в вину его деяния, мы выражаем наше отрицательное суждение о его поведении». И если возмещение вреда «имеет своей целью реагировать на правонарушение в виде определенного вторжения в сферу прав правонарушителя и оказания воспитательного влияния на остальных членов общества, стимулируя их к правильному поведению, то отсюда абсолютно ясно, что эта ответственность… может покоиться только на принципе вины, т. е. на оценке правильности поведения причинителя».

Дальнейший шаг в намеченном направлении был сделан учебником по гражданскому праву 1944 г., авторы которого не ограничились указанием на то, что «ответственность… лишь за вину является общим правилом» и что только когда нарушитель «действовал умышленно или неосторожно, имеется достаточное основание для его ответственности», а перешли от декларативных тезисов о значении вины к созданию отражающей ее внутреннюю сущность единой теории, применимой к договорным санкциям в такой же мере, как и к возмещению причиненного вреда. «В вопросе об ответственности по обязательствам, – писали они, – … понятия вины те же, что «слово “случай” в гражданском праве обозначает отсутствие умысла и неосторожности» вообще и обычно используется как наименование для таких ситуаций, когда не может наступить ни деликтная, ни договорная ответственность».

Воплотив одну из первых разработок общецивилистического учения о вине, учебник 1944 г. был одновременно и едва ли не последней из публикаций, откликавшихся критически на все еще памятную отрицательными для практики последствиями теорию причинения. Позднее эта теория если и упоминалась на страницах советской гражданско-правовой литературы, то не в актуальном, а историко-сопоставительном или даже противопоставительном плане. Только в виде исключения, лишь на почве современной хозяйственно-правовой концепции с призывом вернуться к безвиновной ответственности можно встретиться и в наши дни.

Такой характер носила, например, сравнительно частная рекомендация отказаться от принципа ответственности за вину в отношениях по поставкам, не подкрепленная, впрочем, никакими другими аргументами, кроме бездоказательной ссылки на то, что иначе становится неизбежными ослабление договорной дисциплины, снижение роли имущественных санкций в этой области». С гораздо большей степенью обобщенности адресованные законодателю аналогичные советы выводились из деления санкций на экономические, вызывающие претерпевание отрицательных последствий своей хозяйственной деятельности самим хозорганом, и юридические, реализуемые посредством переложения таких последствий на указанный в законе другой хозорган. А поскольку «отказ от взыскания убытков с должника по мотивам отсутствия его вины означает, что тем самым экономическая ответственность, убытки возлагаются на так же невиновного кредитора», то для восстановления справедливости было предложено вслед за экономической освободить от обусловленности виной и юридическую ответственность. Но, не говоря уже о критике со стороны противников теории хозяйственного права, подобные призывы прозвучали одиноко даже в среде ее приверженцев, подавляющее большинство которых, выступая в поддержку принципа вины, не видят для перехода к принципу причинения сколько-нибудь серьезных оснований.

Вместе с тем замена принципа причинения принципом вины проводилась далеко не однозначно обращавшимися к исследованию гражданско-правовой ответственности советскими цивилистами.

Х.И. Шварц, стоявший у самых истоков этого процесса, исходил из того, что Гражданский кодекс, не признающий начала причинения как общего принципа, допускает… возложение ответственности на причинителя и в том случае (имелись в виду ст. 404, 406 ГК РСФСР 1922 г.), если вред причинен им невиновно. Этот взгляд, позднее названный О. А. Красавчиковым концепцией виновного начала с исключениями, безраздельно господствовал почти до самого конца 1950-х гг. В 1957 г. с его критикой выступил К. К. Яичков, по словам которого советский закон не дает поводов «утверждать, что тот или иной принцип ответственности за противоправное причинение вреда имеет какое-либо преимущественное значение перед другим», а «вина ответственного лица является лишь дополнительным условием ответственности в тех случаях, когда по закону установлена ответственность за виновное причинение вреда».

Получив из уст О.А. Красавчикова наименование концепции двух начал, изложенные воззрения вызвали известный резонанс главным образом в работах, которые посвящены ответственности за вред, причиненный источником повышенной опасности. Нетрудно также заметить, что поскольку среди «двух начал» вина выделяется лишь в качестве дополнительного условия ответственности, это определенным образом повышало причинение до уровня обладающего всеобщим действием основного ее условия. Тем самым концепция К.К. Яичкова как бы перекликается с суждениями С.С. Алексеева, который, опираясь на закрепленную в гражданском законе презумпцию виновности нарушителя, склонен полагать, что гражданская ответственность наступает уже при появлении свойственных составу правонарушения объективных моментов – «объективированного вредоносного результата, противоправности, причинной связи», а субъективный момент учитывается лишь при его отсутствии «в рамках особой правовой категории, приобретающей в гражданском праве специальное значение, – в рамках оснований освобождения от ответственности». Но если любой из вариантов концепции двух начал, оттесняя с теоретической авансцены принцип вины, соответственно раздвигает границы научного восприятия для принципа причинения, то известные учению о гражданской ответственности иные веяния действовали прямо противоположным образом.

Первое из них было устремлено к утверждению всеобщего господства начала вины путем конституирования ее даже в тех случаях, для которых безвиновная ответственность допускается самим законом. Насколько успешным такой метод оказался фактически и в какой мере благодаря ему удалось, не изменяя логике, свести концы с концами, можно судить по самому изначальному и притом наиболее полному литературному его освещению. Существует деятельность такого вида, которая в самой себе ничего виновного не заключает, но, как писал М.М. Агарков, «требует повышенной бдительности. Такая деятельность и является основанием для возложения на лиц и предприятия, которые ею занимаются, ответственности по ст. 404 ГК (1922), т. е. ответственности не только за вину, но и за случай». Казалось бы, ясно, что единственно возможным основанием ответственности вина не является. Но дальше: «Возлагая такую ответственность, закон стимулирует принятие повышенных мер предосторожности со стороны лиц и предприятий, на которые распространяется ст. 404 ГК». Как будто бы не менее ясно, что ответственность наступает лишь за вину, выраженную хотя бы в несоблюдении повышенных мер предосторожности. Однако оба эти предельно ясных положения превращаются в обоюдную неясность, как только читатель доходит до сообщаемого ему конечного вывода: «Таким образом, ответственность за вред, причиненный источником повышенной опасности, не вводит в наше право какого-либо нового принципа построения гражданской ответственности наряду с принципом вины. Статья 404 создает лишь по практическим соображениям изъятие из принципа вины».

Второе веяние, пришедшее в общую теорию права к середине 1950-х гг., переносится на цивилистическую (как и хозяйственно-правовую) почву в 1960-х гг.. Суть его состоит в возвеличении принципа вины до пьедестала единственного морально оправданного основания юридической ответственности, и делается это с такой непререкаемостью, какая сообразуется лишь с почти афористическим изречением О. А. Красавчикова, что «если нет вины, то, естественно, нет и ответственности». Там же, где, по указанию закона, обращенному, например, к владельцам источников повышенной опасности, компенсационные обязанности возлагаются независимо от вины, они означают, что вместо ответственности «возмещение вреда происходит по системе риска». Почему обязательство по возмещению ущерба невиновным причинителем однородно страховому обязательству, несмотря на различия в основаниях, субъектах и объеме, но разнородно с ответственностью, несмотря на сходство оснований при тождестве субъектов и объема, – этот вопрос внимания сторонников изложенных воззрений к себе не привлек. Осталась незамеченной также логическая несопоставимость ответственности и риска в том плане, в каком они разграничиваются процитированными высказываниями. Действительно, раз речь идет не о дозволенном, а о любом вообще риске, его нельзя определить иначе как возможное или вероятное зло, принимаемое на себя тем, на кого оно в силу установленного порядка должно быть возложено. Поэтому ответственность так же обнимается понятием риска, как и выводимое за ее пределы всякое иное возмещение вреда. А поскольку риск и ответственность соотносятся друг с другом как род с видом, противопоставление «рисковых» и «ответственных» компенсаций способно прояснить существо вопроса не больше, чем любая иная подмена родовыми понятиями видовых.

Третье веяние, лишь самым отдаленным намеком предвосхищенное литературой 1920-х гг., стало достаточно ощутимо только благодаря публикациям начала 1970-х гг. Обуреваемые им авторы также считают, что вне субъективных предпосылок юридическая ответственность в подлинном смысле исключена. Но наряду с виной такие предпосылки могут, по их мнению, состоять и в риске, под которым подразумевается не эвентуальность претерпевания вероятного зла, а то, что житейски называют «идти на риск», отдавая себе отчет в совершаемых поступках. Это позволило В.А. Ойгензихту определить риск как «психическое отношение» лица к своей или чужой деятельности, «выражающееся в сознательном допущении отрицательных последствий», с тем, что вне сочетания с противоправными действиями (например, при страховании) он может служить основанием распределения убытков, а в соединении с противоправностью (например, при причинении вреда источником повышенной опасности) «риск является основанием ответственности». «Когда владелец автомашины, – пишет развивающий те же взгляды С.Н. Братусь, – садится за ее руль, он весьма отчетливо осознает ту опасность, которую она представляет для пешеходов, для других средств транспорта. Он отдает себе отчет в том, что возможны неустранимые по его воле несчастные случаи, вызванные движением его автомашины, и что он будет обязан возместить причиненный этим движением вред. Следовательно, субъективное основание ответственности налицо. Владелец автомашины сознательно избрал тот вариант поведения, за нежелательные последствия которого он несет ответственность, хотя его вины нет».

Между тем если бы уже в результате выбора поведения, последствия которого могут быть вменены деятелю независимо от его вины, появлялись субъективные предпосылки ответственности, их не устранила бы и всеобщая замена принципа вины принципом причинения. А в таком случае концепция риска, выдвинутая для субъективизации ответственности, превращается в прямую свою противоположность, теоретически оправдывая какое угодно ее обоснование. Не подлежит также сомнению, что совершающий противоправно-виновные поступки идет еще на больший риск, чем тот, кто избирает деятельность, сопровождаемую мерами безвиновной ответственности. И если сравнительно с виной родовое значение риска менее заметно, чем при противопоставлении ответственности, то не потому, что его не существует, а вследствие образования наряду с широким узкого понятия риска, соотносимого исключительно со сферой дозволенной деятельности.

Дискуссия, таким образом, продолжается. Но ведут ее уже в условиях, когда вина как обязательный, преимущественный или возможный элемент состава гражданского правонарушения признается всеми. Это обстоятельство отразилось на решении многих конкретных вопросов.

Пока ответственность сопрягалась с принципом причинения, практическая надобность размежевания вины, случая и непреодолимой силы со всей серьезностью о себе не заявляла. В 1920-1930-х гг. к этому обращались лишь отдельные из немногочисленных глашатаев принципа вины. Но и в их среде оригинальные сравнительно с западноевропейской цивилистикой соображения удалось высказать только И.П. Либбе, когда он определил непреодолимую силу как «непредвиденное событие, возникшее вне круга деятельности предприятия, наступление и последствия которого не могут быть предотвращены мерами, совместимыми с хозяйственным успехом предприятия».

После теоретического постановления вины в действительной ее значимости положение меняется коренным образом. Свет увидела целая серия работ по исследованию исключающих вину случайных и форсмажорных обстоятельств с размежеванием их специально для такой ответственности, которая, простираясь до границ непреодолимой силы, не устраняется простым казусом. Толчок к одному из направлений указанного исследования был дан Д.М. Решенным, связывавшим непреодолимую силу с объективно-случайной причинностью, а его единомышленники распространяли подобным же образом сформулированное понятие либо на все, либо только на природные явления. Другое направление, ориентируясь на соединенность непреодолимой силы с чрезвычайными, объективно неустранимыми в конкретной или однородной ситуации факторами, выводило ее либо только из внешних для деятельности нарушителя источников, либо также из особенностей деятельности самого нарушителя.

В условиях почти безраздельного господства принципа причинения отсутствовали требуемые предпосылки и для научного анализа вопроса о влиянии вины на объем ответственности. В 1920-1930-х гг. известное внимание было уделено лишь уменьшению размера взыскиваемых с нарушителя платежей соответственно виновности потерпевшего в обязательствах из причинения вреда или учитывая непринятие кредитором по хозяйственному обязательству всех возможных мер к обеспечению бесперебойности своей работы, несмотря на неисправность, допущенную должником.

Но как только от принципа причинения советская цивилистическая теория перешла к принципу вины, почва для прослеживания многогранных связей между виновностью и ответственностью сразу же существенно расширилась. Возникла даже идея при допускаемой нарушителем легкой неосторожности соразмерять объем компенсаций с тяжестью его собственной вины. Согласно одной рекомендации, это было бы возможно при исключительных обстоятельствах, «например в случаях повреждения ценной вещи», а соответственно другой следовало бы для тех же оснований ввести общее правило о «снижении суммы подлежащих уплате штрафных санкций или суммы подлежащих возмещению убытков». Однако, как указывали противники запроектированных нововведений, вина в гражданском праве должна служить условием ответственности, но не мерой, определяющей ее объем, а «попытки соразмерять пределы гражданской ответственности со степенью вины причинителя вводят в гражданско-правовые отношения чуждый им элемент уголовно-правового характера».

Помимо охарактеризованных также и многие другие цивилистические проблемы предстали перед наукой в новом своем ракурсе под воздействием изменившихся взглядов на важнейшие начала гражданской ответственности. Но, разумеется, центральной среди них была и остается самая общая проблема, продиктованная настоятельной потребностью теоретического отражения этой ответственности в едином научном понятии.

Как следует из изложенного, становление института ответственности за причинение вреда на территории России происходило в течение нескольких тысячелетий. Первые нормы, регулирующие вопросы возмещения вреда, отмечались своей фрагментарностью, это проявляется прежде всего в том, что они содержались в различных правовых актах, в то время еще не существовало как такового института ответственности за причинение вреда. Лишь дальнейшее развитие древнерусского права привело к появлению новой отрасли права – гражданского права и одного из его важнейших институтов – обязательства из причинения вреда. Впервые нормы данного института нашли свое отражение в Своде законов Российской империи от 1835 г.

Принципиально новые подходы к проблеме возмещения вреда появились в связи с изменениями в государственной и правовой системе с 1917 г. В 1922 г. впервые в истории российского законодательства был принят Гражданский кодекс РСФСР, в котором в отдельную главу были выделены обязательства, возникающие вследствие причинения другому вреда. Из определения ст. 403 ГК РСФСР можно сделать вывод о том, что в данный период вред возмещался только физическому лицу, возмещение морального вреда не предусматривалось. Нельзя не отметить и то, что впервые ГК РСФСР предусмотрел и ответственность за вред, причиненный неправомерными служебными действиями должностных лиц, что также явилось важным шагом на пути становления и развития института причинения вреда.

Несмотря на то, что данным институтом в это время не в полной мере были урегулированы вопросы из причинения вреда, многие положения в рассматриваемом аспекте остались без законодательного регулирования, его действия в целом способствовали осуществлению важных задач по рассматриваемой нами проблеме.

 

2.5. Проблемы позитивной ответственности

Среди теоретических проблем гражданско-правовой ответственности одно из центральных мест занимает вопрос о так называемой «позитивной ответственности». В последние время наметилось стремление понимать юридическую ответственность широко: это и осознание правового поведения в правовой сфере, его последствий и социальной значимости (чувство долга); это и общественное отношение, характеризующее взаимосвязь, взаимозависимость индивида и общества; это и обязанность субъекта права действовать в рамках правовых предписаний. Сторонники широкого понимания юридической ответственности выделяют в ней две составляющих: позитивную (или проспективную) ответственность, состоящую в обязанности добросовестно реализовывать определенную правом деятельность, и негативную (или ретроспективную) ответственность, наступающую в виде неблагоприятных последствий за невыполнение возложенных функций.

Как отмечает Д.А. Липинский, «Юридическая ответственность является разновидностью социальной ответственности, следовательно, имеет две формы реализации: государственно-принудительную (негативную) и добровольную (позитивную)».

Если негативная юридическая ответственность главным образом обращена в прошлое, ибо наступает в результате нарушения долга, неисполнения юридической обязанности, и потому часто называется ретроспективной, то позитивная юридическая ответственность выступает в качестве регулятора общественных отношений в настоящем и будущем. Так как оба аспекта юридической ответственности диалектически взаимосвязаны и неотделимы друг от друга, то, по меткому замечанию Т.Д. Зражевской, исключительно ретроспективный подход не может полностью раскрыть роль правовой ответственности и потому в качестве юридического следует рассматривать и перспективный аспект.

Следовательно, юридическая ответственность как форма социальной ответственности имеет различные стороны проявления и должна рассматриваться комплексно.

Как отмечает ДА. Липинский, юридическая ответственность, как и любой другой вид социальной ответственности, едина и включает в себя как ответственность за будущее поведение (позитивную, добровольную ответственность), так и ответственность за прошлое противоправное поведение (негативную, государственно-принудительную ответственность). Отличительные черты и свойства, которые выделяют юридическую ответственность среди других видов социальной ответственности, не вступают в противоречие с общими свойствами социальной ответственности. Утверждать, что у юридической ответственности отсутствует добровольная форма реализации, равнозначно тому, чтобы признать юридическую ответственность не разновидностью социальной ответственности, а неким особым «несоциальным видом» и исключить ее из системы регулирования общественных отношений.

Регулирование юридической ответственности происходит путем установления управомоченного и обязанного поведения, запретов или велений совершать или не совершать определенные действия, а норма права выступает эталоном возможного или должного поведения. По этому эталону определяется правомерность или противоправность действий, а правовая ответственность формализуется правовыми нормами, устанавливается ими. Установление статутной (единой) ответственности имеет место до факта правомерного или противоправного поведения. Статутная ответственность – это объективно обусловленная, установленная законом и охраняемая государством необходимость (обязанность) осознанного и добровольного выполнения правовых предписаний участниками правоотношений. Она выполняет конструктивно-регулятивную функцию, является образцом (конструкцией, моделью) действительно ответственного и должного поведения». Позитивный и негативный аспекты (формы) реализации юридической ответственности представляют собой отношение субъектов правоотношений к статутной ответственности. Противники позитивной юридической ответственности не могут в данном случае утверждать, что она лишена юридического содержания. Юридическая ответственность едина, но имеет различные аспекты (формы) реализации. «Право – не только мера юридической свободы, но и мера юридической ответственности. Это корреляционные категории… ответственность – такая же объективная необходимость, как и свобода».

Позитивная ответственность находит закрепление в современном законодательстве. Например, согласно ст. 152 УПК РФ, судьи и народные заседатели несут ответственность перед теми, кто их избрал, за правильное исполнение своих обязанностей, а следователь, в соответствии со ст. 127, несет полную ответственности за законное и своевременное осуществление следственных действий. Ст. 2 Конституции Республики Беларусь устанавливает: «Государство ответственно перед гражданином за создание условий для свободного и достойного развития личности. Гражданин ответствен перед государством за неукоснительное исполнение обязанностей, возложенных на него Конституцией».

Позитивная ответственность сопряжена со свободой личности, т. е. возможностью выбрать свою линию поведения, самостоятельно определить направленность своих поступков При таком подходе свобода выступает как осознанная и ответственная деятельность, основанная на познании необходимости и свободном выборе. Свободный выбор цели и средств ее достижения предполагают ответственность соответствующих субъектов. Правильное понимание гражданином, должностным лицом возложенных на него обязанностей, обусловливающих надлежащее отношение к обществу, другим лицам, составляет субъективную сторону рассматриваемого аспекта юридической ответственности. Объективная сторона выражается в поведении, основанном на внутренних побудительных мотивах – чувстве долга, гражданственности. Все это предполагает правомерное социально активное поведение соответствующих субъектов, следовательно, юридическую ответственность нельзя представлять только как меру воздействия за правонарушение. Она будет неполной без позитивных элементов, которые способствуют сознательному и активному выбору субъектами моделей правомерного поведения.

Возникновение в отечественной юридической науке первых подходов к пониманию юридической ответственности как комплексного явления было связано с понятием ответственного поведения. Как писал Н.И. Матузов, «Ответственное поведение – это такое поведение, которое характеризуется глубоким осознанием необходимости следовать требованиям правовых и моральных норм, уважением к закону, праву и предполагает активное влияние на ход событий, вклад в общее дело, в развитие общества».

Еще одна точка зрения рассматривала позитивную ответственность как «неуклонное и добросовестное исполнение своих обязанностей лицом, на которое эти обязанности возложены в силу закона». Данное определение делает акцент на моральной стороне позитивной ответственности, на определенном отождествлении права и закона.

С нашей точки зрения, нельзя ограничивать позитивную ответственность только ее морально-нравственной составляющей, но, в то же время, нормы морали играют в позитивной ответственности важную роль. Как справедливо отмечает Н.В. Витрук, позитивную ответственность следует рассматривать как обязанность субъекта права давать отчет в своих действиях. Согласно данной точке зрения, «Позитивная ответственность означает понимание ее субъектом того груза, который он несет на своих плечах, понимание того, что придется нести определенные лишения, если он не справится с возложенной задачей».

В советском праве позитивная юридическая ответственность рассматривалась как особое состояние индивида, связанное с глубоким пониманием им интересов общества и государства, активным исполнением им своих обязанностей, то есть акцентировалось внимание на субъективной стороне поведения. Такой подход характерен также для законодательства Китайской народной республики, действующая Конституция которой говорит о моральном долге, обязанности действовать в интересах отечества, соблюдать научный подход и т. д.

Сегодня концепция позитивной ответственности, с одной стороны, находит все больше сторонников среди отечественных правоведов, с другой стороны, подвергается серьезной критике. Так, например, Р.Л. Иванов пишет о концепции позитивной ответственности, что «указанный подход является апологией, казалось бы, давно отвергнутой цивилизованным обществом идеи юридической ответственности за образ мыслей и чувств, широко представленный в европейских памятниках средневекового права. Такое положение заставляет исследователей заниматься дальнейшим анализом теоретических проблем позитивной ответственности, результатом чего стало смещение акцентов с субъективной стороны поведения на объективную сторону человеческой деятельности. Под позитивной ответственностью предлагается понимать любое правомерное поведение, связанное с исполнением обязанностей. Такой подход также вызывает справедливую критику, так как вопросы правомерного поведения вполне успешно могут быть рассмотрены вне понятия позитивной ответственности, без подмены одного понятия другим.

Противоречие существующих точек зрения объясняется тем, что к проблемам позитивной ответственности исследователи нередко подходят с тех же позиций, с которых они анализируют негативную ответственность. Как справедливо указывает А.С. Булатов, «к позитивной ответственности нельзя подходить с мерками негативной, так как с этих позиций ее не понять. Это особый феномен, выражающий иные связи и отношения. Соответственно здесь должны применяться другие оценки и критерии. В противном случае можно было бы довольствоваться одной лишь ретроспективной ответственностью».

По нашему мнению, логично говорить о юридической ответственности в узком и в широком смысле.

Рассматривая юридическую ответственность в узком смысле, следует согласиться с теми авторами, которые определяют ее как предусмотренную санкцией правовой нормы меру государственного воздействия на лицо, виновное в совершении правонарушения, и предусматривающую для данного лица определенные лишения материального, личного или организационного характера.

Юридическая ответственность в широком смысле – это государственно-правовая оценка поведения субъектов права с возложением на них позитивных или негативных санкций.

Такая ответственность может быть классифицирована как негативная, которая и представляет собой юридическую ответственность в узком смысле, и позитивную, под которой диссертант понимает урегулированное нормами права отношение личности, общества и государства, которое проявляется в праве общества и государства требовать от всех субъектов исполнения конкретных юридических обязанностей и соблюдения правомерного поведения. Позитивная ответственность реализует функцию права как регулятора правомерного поведения, и потому является неотъемлемой частью юридической ответственности. В этом проявляется диалектическое единство дополняющих друг друга аспектов юридической ответственности.

Представляется обоснованной позиция Б.Т. Базылева, который пишет: «По своему содержанию позитивная юридическая ответственность есть такая связь, в рамках которой государство, действуя от имени общества, формулирует абстрактную обязанность всех субъектов исполнять конкретные юридические обязанности, а само выступает субъектом, имеющим право требовать исполнения этой обязанности». Д.А. Липинский, говоря о единстве позитивных и негативных начал в юридической ответственности, характеризует позитивную ответственность как обязанность соблюдать требования, предусмотренные нормами права.

По мере развития государства и общества по пути демократии, по мере формирования гражданского общества акценты юридической ответственности трансформируются. Если на предшествующих этапах развития права сфера ответственности лежала, в основном, в рамках взаимоотношений личности и государства, то сегодня можно говорить об усилении ответственности личности перед обществом. Расширение прав личности и гарантий их реализации одновременно повышают ответственность граждан перед обществом, и эта ответственность уже не укладывается в рамки негативной ответственности.

Следовательно, позитивная ответственность – это ответственность граждан перед обществом и государством, проявляющаяся в осознании ими своих прав и обязанностей и реализации их посредством правомерного поведения. В данном контексте ее можно рассматривать как общественное отношение, характеризующее взаимосвязь индивида и общества.

Далеко не все авторы признают позитивную ответственность применительно к гражданскому праву. Например, О.Н. Ермолова пишет: «Принято выделять два вида ответственности – перспективную (позитивную, проспективную, активную) и ретроспективную. Проспективная ответственность раскрывается как действование с учетом интересов других лиц, ретроспективная – как несение бремени по восстановлению нарушенных прав. Праву как явлению, имеющему дело с последствиями нарушения баланса интересов, присущ только второй вид ответственности. Действование без нарушения не есть область права. Право – территория нарушения баланса, сфера дисгармонии».

С подобной позицией нельзя полностью согласиться. С точки зрения теории права, у права есть две внутренних функции: регулятивная и охранительная. Процитированный выше автор фактически пытается свести право только к его охранительной функции, тем самым суживая сферу правового регулирования. В то же время, нормы права закрепляют определенные общественные отношения, регулируют их, устанавливают правила правомочного поведения, определяют права и обязанности. В подтверждение своей точки зрения сошлемся на Ю.Х. Калмыкова, который писал: «Регулятивная регламентирует имущественные и личные неимущественные отношения в их нормальном, если так можно выразиться, должном и соответствующим нормам права состоянии, когда правоотношение «живет» предусмотренной законом жизнью, а его участники не отклоняются от предусмотренного нормой варианта поведения. Охранительные правоотношения возникают в случаях, когда нормальный ход, обычная «жизнь» правоотношения нарушается одним из его участников».

Представляется более взвешенной точка зрения В.А. Тархова, который полагает, что имеется два аспекта ответственности: перспективный и ретроспективный, и понимает под ответственностью «обязанность давать отчет в своих действиях». Аналогичной точки зрения придерживаются и некоторые другие ученые, например, профессор В.А. Хохлов.

На основе вышесказанного Д.А. Пашенцев предложил сформулировать понятие позитивной ответственности в гражданском праве следующим образом: Позитивная ответственность в гражданском праве представляет собой ответственность субъекта гражданских правоотношений перед другими субъектами, проявляющуюся в осознании им своих обязанностей, вытекающих из договора или закона, и реализуемую посредством правомерного поведения.

Понятие позитивной ответственности неразрывно связано с понятием социальной ответственности, является одной из ее форм, так как регламентирование социальной ответственности юридическими нормами «сообщает ей новое качество, переводит в разряд правовых явлений».

Каждый человек свободен определять свое поведение на основе присущих ему ценностных ориентиров, но в правовых рамках, устанавливаемых государством. Позитивная ответственность оказывает воздействие на выбор вариантов поведения и их реализацию, выступает важным элементом механизма регулирования и контроля поведения человека. Она выражает зависимость личности от общества и государства, отражает понимание человеком сущность предъявляемых к нему требований, осознание их справедливости и необходимости. Отношения социальной ответственности личности перед обществом формализуются посредством права и выражаются в позитивной ответственности.