Доктор юридических наук Отто Йон — первый президент Федерального ведомства по охране конституции (ФВОК) ФРГ. Если перевести название на нормальный человеческий язык, это — симбиоз политической полиции и контрразведки. Его задачи: борьба с левым и правым радикализмом (от коммунистов до неонацистов) и иностранным шпионажем.

Йон возглавлял эту спецслужбу с момента ее создания — с декабря 1950 до середины лета 1954 года. 20 июля, находясь в служебной командировке в Западном Берлине, он исчез.

На следующий день западногерманские средства массовой информации, а за ними и всего Запада, забились в сенсационной лихорадке: что случилось с шефом тайной полиции Бонна? Беспокойство охватило не только власти ФРГ, но и США, Англии, Франции и других государств, входивших в Североатлантический пакт.

Ведь Отто Йон был носителем многих секретов натовского сообщества. Незадолго до случившегося он по приглашению руководителей Федерального бюро расследований и Центрального разведывательного управления США совершил поездку за океан, где с ним обсуждали планы совместных действий специальных структур Вашингтона и Бонна против органов госбезопасности Москвы.

Газеты, журналы и электронная пресса были полны всевозможными слухами и версиями. Вот наиболее расхожие из них: «президента ФВОК похитила секретная служба Кремля», «доктор Йон стал жертвой левых экстремистов»; «глава боннской политической полиции тайно оставил свой пост в знак протеста против покровительства властей нацистским элементам».

Федеральный канцлер Конрад Аденауэр распорядился срочно начать расследование по факту исчезновения Отто Йона. Тому, кто сообщит, где находится президент ФВОК и что с ним стало, правительство обещало награду в полмиллиона западных марок — сумму, огромную по тем временам.

Но через два дня все разъяснилось. 23 июля Йон объявился в Восточном Берлине. По радио передали его выступление: он попросил политическое убежище в ГДР и сделал это потому, что только на Востоке, по его убеждению, есть условия, чтобы проводить активные действия по объединению двух немецких государств в единую, независимую, нейтральную, демилитаризованную и демократическую Германию.

Заметки на полях

Йон Отто (1909–1997). Оперативные псевдонимы: в советской разведке — Келлер, Протон, Стажер; в английской — Оскар Юргенс.

Родился в Марбурге в семье служащего. Закончил университет, получил ученую степень доктора юридических наук. Мечтал о дипломатической карьере, но поскольку отказался вступить в нацистскую партию, не был принят в МИД и стал юрисконсультом в авиакомпании «Дойче люфтганза» и одновременно открыл адвокатскую контору в Берлине.

Вместе со своим старшим братом Хансом участвовал в движении Сопротивления нацистскому режиму. Оба они вошли в число заговорщиков, готовивших покушение на Гитлера 20 июня 1944 года. Старший брат был одним из руководителей путча, младший — курьером, поддерживавшим связь заговорщиков с английской разведкой, используя свои возможности выезда за границу — в Испанию и Португалию — как сотрудника авиакомпании «Люфтганза». После провала заговора Ханс Йон был арестован и казнен, а Отто в самый последний момент удалось улететь на одном из пассажирских самолетов в Испанию. Оттуда он перебрался в Португалию и связался с англичанами. Вскоре его перебросили в Англию, но встретили там настороженно. Йон попал в лагерь для интернированных немецких граждан, где его длительное время проверяли, не заслан ли он гестапо в туманный Альбион. Проверочные мероприятия, которые Йон считал несправедливыми по отношению к нему, закончились только к декабрю 1944 года. Из лагеря его отправили на службу в Управление специальных операций, где он до конца войны работал в подрывном радиоцентре «Солдатский передатчик Кале», который вещал на немецком языке для военнослужащих вермахта и мирного населения гитлеровской «германской империи».

После войны Йон открывает в Лондоне адвокатскую контору. В этот период он выступает свидетелем обвинения на судебных процессах над немецкими военными преступниками, прочно зарекомендовав себя ярым антифашистом и антимилитаристом.

В конце 1949 года, после создания в сентябре ФРГ, Йон вернулся на родину и попытался устроиться на работу в Министерство иностранных дел, но получил отказ. Однако он не оставил попыток поступить на государственную службу.

В декабре 1950 года с помощью английских оккупационных властей его назначают исполняющим обязанности президента только что сколоченного Федерального ведомства по охране конституции, а 26 октября 1951 года утверждают главой этого ведомства.

 

Злоключения главного контрразведчика Бонна

На влиятельном посту руководителя ФВОК Йон продолжал оставаться непримиримым антифашистом и антимилитаристом, боролся за недопущение на государственную службу не только коммунистов, но и нацистов и увольнение принятых ранее в правительственные учреждения сторонников Гитлера. Действия Йона вызвали возмущение у многих влиятельных западногерманских политиков и государственных деятелей, таких, например, как всесильный статс-секретарь ведомства канцлера Ханс Глобке, курировавший органы политической полиции и спецслужбы, лидер правого Христианско-социального союза Йозеф Штраус, бывший одно время министром обороны; министр внутренних дел Герхард Шрёдер. Либеральные взгляды Йона возмущали и главу правительства ФРГ федерального канцлера Конрада Аденауэра, человека глубоко консервативного, который после знакомства с кандидатом на пост президента ФВОК сразу решил при первой же возможности избавиться от «розового адвокатишки». Скрепя сердце он согласился после долгих проволочек с назначением Йона на эту должность лишь под сильным давлением британских оккупационных властей, которые выдвинули его кандидатуру.

Тем не менее нежелательному президенту ФВОК удалось продержаться на своем посту до 20 июля 1954 года. В этот день в Западном Берлине состоялась траурная церемония по случаю десятой годовщины неудачного покушения на Гитлера, после которой по рейху прокатилась волна репрессий. Утром 21 июля обнаружилось, что Йон минувшим вечером не вернулся в свою гостиницу и исчез. 23 июля по радио ГДР было передано заявление президента ФВОК, в котором он выразил свое несогласие с политикой Аденауэра и попросил политическое убежище в Германской Демократической Республике. Через три недели, 11 августа, он выступил на пресс-конференции в Восточном Берлине, где присутствовали более двухсот журналистов с Востока и Запада, и после резкой критики позиции западных союзников и боннского правительства по вопросу объединения Германии призвал поддержать советский план создания единого, антифашистского, антимилитаристского, нейтрального и демократического немецкого государства. Чтобы способствовать этому, он решил остаться в ГДР и заняться политической деятельностью.

С августа по декабрь 1954 года бывший президент ФВОК находился в Советском Союзе. Вернувшись в ГДР, он стал членом правления Комитета за единую Германию и в этом качестве занялся активной пропагандистской деятельностью. С января по декабрь 1955 года Йон выступил с лекциями, докладами и сообщениями по проблеме объединения Германии на более чем двухстах собраниях и встречах с коллективами предприятий, строек, различных учреждений, высших учебных заведений, творческих союзов и других организаций.

12 декабря 1955 года Отто Йон бежал из ГДР и объявился в ФРГ. Как выяснилось, он тайно переехал на автомобиле через секторальную границу между Восточным и Западным Берлином с помощью своего приятеля, датского журналиста Бонде-Хендриксена, а затем под чужой фамилией самолетом прибыл в Кельн. 23 декабря бывший главный боннский контрразведчик был арестован как западногерманский гражданин, совершивший государственную измену.

Через три месяца в 3-й уголовной палате Федерального конституционного суда начался судебный процесс, длившийся до 22 декабря 1956 года. Йон был приговорен к тюремному заключению на четыре года за «преднамеренный обман и измену».

В 1958 году, отбыв лишь половину срока, бывший шеф политической полиции Бонна был досрочно освобожден. С тех пор и до своей смерти в марте 1997 года он упорно вел борьбу с германской юстицией за свою реабилитацию, доказывая, что в действительности агенты КГБ в Западном Берлине доставили его в бессознательном состоянии в восточную часть города. По версии Йона, он под страхом смерти вынужден был выполнять поручения советской тайной службы. Что он и делал, чтобы выбрать подходящий момент для бегства на Запад.

За сорок лет Отто Йон пять раз обращался в апелляционный суд, но после каждого разбирательства ему отказывали на том основании, что он не представил достаточных доказательств своей невиновности. А их, этих доказательств, на самом деле не было и не могло быть. Версию о своем похищении бывший президент ФВОК придумал сам, чтобы смягчить участь перед лицом западногерманской юстиции.

Все это время Йон, полностью загруженный судебными делами, жил на жалкие денежные пособия различных благотворительных фондов. Только в 1986 году президент ФРГ Рихард фон Вайцзеккер личным распоряжением разрешил выплачивать бывшему президенту ФВОК небольшую пенсию по старости.

В 1969 году Йон написал книгу «Я дважды возвращался на родину», В которой подробно изложил свою версию случившегося с ним.

Из архивной справки

Федеральное ведомство по охране конституции (ФВОК) было создано 27 сентября 1950 года. Это учреждение явилось первой специальной службой Федеративной Республики Германии, образованной 7 сентября того же года.

Главное направление деятельности ФВОК — борьба с левым и правым радикализмом и иностранным шпионажем. Другими словами, это ведомство выполняло функции тайной политической полиции и контрразведки. Несмотря на то, что одной из основных задач ФВОК была и есть борьба со сторонниками нацизма, благодаря попустительству федерального канцлера Аденауэра на руководящих постах этого «демократического» учреждения оказались более сорока бывших сотрудников гитлеровской Службы безопасности и военной разведки и контрразведки (абвера).

Структура Федерального ведомства по охране конституции выглядит следующим образом: центральный аппарат (размещается в Кельне) и управления (дислоцируются в главных городах всех земельных провинций).

Центральный аппарат включает в себя следующие подразделения:

управление «Зет» — административные, технические и хозяйственные службы;

управление I — самые важные дела, касающиеся охраны конституции;

управление II — вопросы правого радикализма;

управление III — вопросы левого радикализма;

управление IV — борьба со шпионажем;

управление V — охрана государственных секретов;

управление VI — действия иностранных граждан, нарушающие безопасность государства (включая разработку и оценку).

Численность центрального аппарата и земельных управлений ФВОК (оперативный состав, административный, технический и вспомогательный персонал) — 6200 человек (1999 год).

Годовой бюджет — 122,1 млн марок (2000 год).

Выступление Отто Йона по радио было настоящей информационной супербомбой. Но через три недели, 11 августа 1954 года, он взорвал пропагандистский заряд еще большей мощности, когда появился в берлинском Доме печати на пресс-конференции перед двумя сотнями корреспондентов со всего мира. Он не только убедительно изложил мотивы своего перехода, но и предал огласке некоторые секретные планы НАТО в отношении СССР и других государств советского блока.

Бывший главный контрразведчик Бонна стал сотрудничать с Комитетом за единую Германию. В помпезном здании на Тельманплац, где расположилось это учреждение, существовавшее на средства восточногерманского режима, Йон получил просторный кабинет. Он включился в активную пропагандистскую деятельность против ремилитаризации Западной Германии и вовлечения ее в орбиту НАТО, за создание условий для воссоединения двух немецких государств. Конечно, на базе предложений, выдвинутых советской делегацией на Берлинском совещании министров иностранных дел четырех держав — СССР, США, Великобритании и Франции — в январе-феврале 1954 года.

Недавний «охранник № 1» боннской конституции часто выступал перед жителями ГДР (на всевозможных собраниях и совещаниях) и в средствах массовой информации. Все складывалось вроде бы как надо. Но в декабре 1955 года Йон внезапно возвратился в ФРГ, где его через несколько дней взяли под стражу. Спустя год Федеральный верховный суд в городе Карлсруэ признал бывшего президента ФВОК виновным в изменнической деятельности и шпионском заговоре и приговорил его к четырем годам тюрьмы.

Из архивной справки

Берлинское совещание 1954 года состоялось 25 января — 18 февраля.

Оно было созвано в результате инициативы советского правительства, обратившегося в 1953 году к западным державам с предложением начать переговоры по назревшим международным вопросам с целью содействовать смягчению международной напряженности и укреплению мира.

После рассмотрения первого пункта повестки дня — о мероприятиях по уменьшению напряжения в международных отношениях и о созыве совещания министров иностранных дел Франции, Англии, США, СССР и КНР — принято решение созвать 26 апреля 1954 года в Женеве совещание пяти держав с участием других заинтересованных государств с целью мирного урегулирования корейского вопроса и прекращения колониальной войны в Индокитае.

Другое решение Берлинского совещания в рамках 1-го пункта повестки дня предусматривало обмен мнениями между участниками, с тем чтобы содействовать успешному решению проблемы разоружения. Однако в дальнейшем западные державы всячески препятствовали достижению результатов в этой области.

При обсуждении 2-го пункта повестки дня (германский вопрос и задачи обеспечения европейской безопасности) советская делегация решительно выступила против политики западных держав и правительства ФРГ, ведущей к возрождению милитаризма в Западной Германии, и выдвинула ряд конкретных предложений, направленных на создание благоприятных условий для объединения Германии как демократического и миролюбивого государства и на обеспечение безопасности всех европейских государств. Эти предложения намечали пути сближения двух германских государств, предусматривали образование временного общегерманского правительства на основе договоренности ГДР и ФРГ и заключения германского мирного договора, проект основ которого был внесен делегацией СССР. Наряду с этим советская делегация внесла на совещание проект Общеевропейского договора о коллективной безопасности в Европе, который предусматривал ликвидацию военных группировок в Европе и принятие всеми европейскими государствами, независимо от их общественного и государственного строя, обязательств о ненападении и об оказании взаимной помощи против агрессии.

Однако западные державы, руководствуясь стремлением ускорить ремилитаризацию Западной Германии и вовлечь ее в свои военные блоки, заняли отрицательную позицию в отношении этих конструктивных советских предложений. Со своей стороны они выдвинули «план Идена» (Энтони Иден был в то время министром иностранных дел и заместителем премьер-министра Великобритании) — план поглощения ГДР ремилитаризированной Западной Германией (путем так называемых свободных общегерманских выборов) и включения объединенной Германии в западные военные блоки.

При рассмотрении 3-го пункта повестки дня (об Австрийском государственном договоре) советская делегация выразила готовность безотлагательно подписать договор, если он будет содержать гарантии против нового присоединения (аншлюса) к Германии и вовлечения Австрии в военные группировки.

США, Англия и Франция, не потеряв еще надежду на вовлечение Австрии в свои военно-политические блоки, отказались принять советские предложения.

Комитет за единство Германии — государственное учреждение Германской Демократической Республики. Создан 7 января 1954 года. Занимался вопросами воссоединения Германии на демократической и мирной основе путем конфедерации обоих немецких государств (ГДР и ФРГ) и заключения мирного договора со странами антигитлеровской коалиции.

Располагался в демократическом Берлине — столице ГДР. Прекратил деятельность в 1990 году в связи с образованием единой Германии.

Отто Йон отбыл только полсрока наказания: его амнистировали. Выйдя на свободу, он сразу обратился к верховным судебным властям ФРГ с просьбой пересмотреть его дело и отменить, как он считал, несправедливый приговор. Еще в ходе первого судебного процесса Йон выдвинул версию о том, что он не добровольно встретился с советскими представителями в Восточном Берлине, как сочли судьи в Карлсруэ, а агенты КГБ в Западном Берлине одурманили его наркотическими средствами и в бессознательном состоянии вывезли в восточный сектор города.

Свое сотрудничество с властями ГДР в рамках Комитета за единство Германии он объяснил тем, что, во-первых, был вынужден это сделать, так как боялся за свою жизнь, а во-вторых, надеялся усыпить бдительность похитителей и выбрать подходящий момент для бегства на Запад.

Через десять лет после выхода из тюрьмы Отто Йон в своей книге воспоминаний «Я дважды возвращался на родину» подробно изложил свою версию. Вплоть до кончины в марте 1997 года он неустанно искал свидетелей, которые смогли бы достоверно подтвердить факт «его похищения в Западном Берлине». Но его усилия не увенчались успехом. Судебные власти каждый раз находили неубедительными доказательства, представленные бывшим главным охранником конституции. Они, эти доказательства, не могли опровергнуть показания очевидцев еще на первом процессе: Йон пересек секторальную границу в Берлине 20 июля 1954 года, как говорится, в здравом уме и доброй памяти. Так, например, подтвердили западноберлинские полицейские на контрольном секторальном пункте, которые наблюдали за проездом автомашины с Вольгемутом за рулем и Йоном в качестве пассажира.

Надо сказать, что Отто Йон, сочинив ложную версию, сильно осложнил свое положение в глазах боннской юстиции, да и всех непредвзято мыслящих людей. Но нельзя осуждать его за это: нужно было как-то правдоподобно объяснить, как он оказался в Восточном Берлине. Ему казалось, что свалить вину за это лучше всего на агентов КГБ. Изобразив из себя жертву советских спецслужб, Йон думал обойти неприятные вопросы, которые поставили перед ним западногерманские следователи. Вот почему он придумал совершенно ложные обстоятельства и упорно искал свидетелей, которые смогли бы подтвердить их.

Однако служители Фемиды в ФРГ быстро разгадали нехитрые уловки экс-президента ФВОК и заняли при рассмотрении его судебного дела и дальнейших апелляций непреклонную позицию: Йон добровольно, по своей охоте отправился в Восточный Берлин на встречу с советскими представителями. И это самое главное.

Что касается свидетелей, то никто из них не смог убедить судебные власти ФРГ в справедливости версии бывшего шефа тайной политической полиции Бонна, так как ни один из них не имел непосредственного отношения к этому делу. Правда, выступление одного из свидетелей вызвало сенсационный шум в средствах массовой информации, и о нем стоит рассказать особо.

Речь идет о том, что в 1995 году со стороны Йона выступила такая высокопоставленная персона, как бывший советский посол в ФРГ, а затем заведующий международным отделом, секретарь ЦК КПСС в горбачевские времена Валентин Фалин, ныне проживающий в немецком местечке Тоштадт под Гамбургом. Вот что он показал в нотариально заверенном свидетельстве от 23 июня 1995 года:

«В 1954 году, будучи сотрудником Комитета информации МИД СССР, я узнал о деле Отто Йона следующее: в самом начале этой аферы заместитель председателя Комитета Иван Тугаринов получил от Молотова задание отправиться в Берлин, чтобы встретиться с Йоном. По возвращении Тугаринов доверительно сообщил мне и некоторым другим сотрудникам Комитета: Отто Йон при таинственных обстоятельствах, это означает против его воли, был доставлен в Восточный Берлин. Его усыпили в Западном Берлине, и он проснулся уже в Восточном. Тугаринов сообщил далее, что Отто Йон не хотел давать какую-либо информацию советским представителям. Что он не хотел также сотрудничать с какими-либо учреждениями ГДР или Советского Союза.

Посредником, как сказали Тугаринову, выступил один берлинский врач, который поддерживал с Йоном не только профессиональные, но и дружеские отношения. Однако этому врачу не удалось уговорить Йона встретиться с советскими представителями. Когда стало известно, что Йон не хочет отправиться в Восточный Берлин, посредник, недолго думая, решил доставить его туда силой.

Как это конкретно произошло, я не знаю. Не имею понятия и о том, что было использовано при этом — алкоголь или наркотическое средство. Но одно несомненно: Отто Йон не знал, куда его везли после встречи с названным выше врачом…» (Поясню, что Фалин имел в виду близкого знакомого Йона, западноберлинского врача Вольгемута, который посредничал в установлении личного контакта главного контрразведчика Бонна с советскими представителями и доставил 20 июля 1954 года его на своем автомобиле в Восточный Берлин. — В. Ч.)

Диву даешься, сколь легкомысленно многоопытный отставной важный партийный и государственный деятель раздает нотариально заверенные показания по такому сложному казусу, как дело Йона. Ведь сам Валентин Фалин никогда не держал в своих руках материалы на экс-президента боннского ФВОК. В 1954 году он не имел никакого отношения к работе с бывшим главным контрразведчиком ФРГ. В то время Валентин Фалин только начинал свою службу в Комитете информации и был, в общем-то, незаметным клерком в аналитическом подразделении МИДа СССР. Он что-то слышал в свое время о Йоне и не только тогда, но и впоследствии, что-то читал в иностранной печати.

Бывший посол и высокопоставленный партийный чиновник Фалин ссылается на то, что якобы узнал от своего начальника Тугаринова. Тот действительно в конце июля — начале августа 1954 года приезжал в Берлин, изучал с позиций МИДа СССР, что случилось с Йоном. С самим президентом ФВОК он не встречался. Тот усиленно готовился к пресс-конференции, был загружен до отказа и просил не отвлекать его на другие дела. Гонец Молотова получил от нас максимально подробную информацию и отправился обратно в Москву. Само собой понятно, мы не могли рассказать Тугаринову о том, что наши агенты одурманили Йона в Западном Берлине и в бессознательном состоянии перевезли его в восточную часть города.

Такого не было в действительности. Мы проинформировали заместителя председателя мидовского Комитета информации, что произошло на самом деле: Йон сам искал встречи с советскими представителями в Восточном Берлине и выдвинул условие: это рандеву должно состояться в строго конспиративных условиях и только с ответственными московскими чиновниками. Власти ГДР ни в коем случае не должны знать об этом.

Так что никак не мог утверждать Иван Тугаринов даже в конфиденциальных служебных беседах, что Йона усыпил доктор Вольгемут и тайно перебросил его в восточноберлинский район Карлсхорст, где размещались советские спецслужбы. Это сплошная белиберда, которую никогда не мог позволить себе сверхосторожный дипломат Тугаринов.

Короче говоря, Валентину Фалину, вольно манипулировавшему неточной информацией и лживыми слухами, не стоило бы изображать из себя коронного свидетеля по такому запуганному делу, как «афера Отто Йона».

Заметки на полях

Фалин Валентин Михайлович (1926). Советский партийный деятель, дипломат, журналист.

Член КПСС с 1953 года. На дипломатической работе с 1950 года. В 1966–1968 годах — заведующий 2-м Европейским отделом МИДа СССР; в 1968–1971 годах — член коллегии, заведующий 3-м Европейским отделом МИДа СССР. В 1971–1976 годах — советский посол в ФРГ. С 1978 года — на партийной и журналистской работе. Был, в частности, политическим обозревателем газеты «Известия». В 1986–1988 годах — председатель правления АПН. С 1988 года — заведующий отделом ЦК КПСС. Член Центральной ревизионной комиссии КПСС с 1976 года, кандидат в члены ЦК КПСС с 1986-го и член ЦК КПСС с 1989 года. Секретарь ЦК КПСС с 1990 года.

После распада Советского Союза и объединения ФРГ с ГДР живет в Германии.

Тугаринов Иван Иванович (1905–1966). Советский дипломат, имел ранг Чрезвычайного и Полномочного Посла.

На дипломатической работе находился с 1948 года. В 1948–1963 годах — на ответственной работе в центральном аппарате МИДа СССР. С 1951 года — заместитель председателя Комитета информации МИДа СССР, а с 1963 года — посол СССР в Нидерландах.

Существует и другая версия. Ее создали на Лубянке. В ней говорится, что Йон добровольно встретился с советскими представителями в Восточном Берлине и остался там, чтобы сотрудничать с властями ГДР. Почему? Все очень просто. Он вступил в конфликт с боннским канцлером Конрадом Аденауэром и его камарильей, не без оснований считал, что бывшие нацисты, в том числе даже военные преступники, заняли крупные должности в Федеральном ведомстве по охране конституции и в других ключевых министерствах и учреждениях ФРГ.

Обе эти версии, которые с небольшими вариациями вот уже полсотни лет тасуются на Западе и Востоке и в германских судебных инстанциях, содержат ряд неточностей, неясностей и лживых выдумок.

 

Поддержку может оказать только Москва

Федеральное ведомство по охране конституции, его сотрудники и, конечно, президент были объектами пристального изучения внешней разведки КГБ. Ее служба в Восточном Берлине создала детальный политический и психологический портрет Отто Йона. Мне довелось возглавить это подразделение с сентября 1953 года.

После событий 17 июня 1953 года (антиправительственные и антисоветские народные выступления в Восточном Берлине и ряде других городов ГДР) аппарат уполномоченного МВД в Германии (кодовое название — инспекция по вопросам безопасности аппарата Верховного комиссара СССР в Германии) претерпел ряд структурных изменений и с июля состоял из службы разведки, службы контрразведки, советнического отдела и отделения по обслуживанию антисоветской эмиграции.

Служба разведки включала в себя шесть отделений: западногерманское, американское, английское, французское, научно-технической разведки и нелегальной разведки.

В таком виде аппарат уполномоченного МВД просуществовал до конца 1953 или начала 1954 года, когда вновь претерпел изменения: службы разведки и контрразведки слились вместе и образовали шесть самостоятельных отделов, которые занимались разведкой и контрразведкой по главным направлениям: первый отдел — западногерманский, второй — американский, третий — английский, четвертый — французский, пятый — научно-технической разведки и шестой — нелегальной разведки.

Меня назначили начальником западногерманского отдела, моим заместителем — опытного контрразведчика и человека высоких качеств полковника Константина Горного, начальником разведывательного отделения — пожалуй, лучшего германиста органов госбезопасности подполковника Вадима Кучина, начальником контрразведывательного отделения — одного из лучших ловцов шпионов подполковника Петра Денисенко, прослужившего в Берлине уже лет семь и знавшего обстановку в Западной Германии как свои пять пальцев. К слову сказать, он являлся куратором, как теперь широко известно, нашего ценного агента Курта — Хайнца Фёльфе, внедрившегося в созданную американцами шпионскую «Организацию Гелена» (с 1956 года она стала Федеральной разведывательной службой ФРГ) и сделавшего там успешную карьеру: до своего провала в 1961 году он руководил контрразведывательным рефератом советского отдела ФРС.

Итак, первый отдел Инспекции по вопросам безопасности, изучив собранные материалы на Отто Йона и тщательно проверив их, убедился в том, что он — либерал, противник нацизма, участник заговора 20 июля 1944 года, антимилитарист, честный немецкий патриот, преданный идее скорейшего образования объединенной Германии, демократической и нейтральной, был глубоко порядочным человеком, который избегал интриг в коридорах власти боннской республики. Но у него имелись крупные недостатки, даже, можно сказать, слабости и пороки. В первую очередь Йон страдал пристрастием к крепким спиртным напиткам, граничившим с алкоголизмом. В подпитии он быстро терял контроль над собой, совершал непредсказуемые поступки, яростно буйствовал или впадал в слезливую прострацию.

Забегая вперед, хочу сказать, что впоследствии мы как раз и сыграли на этих слабостях шефа боннской тайной политической полиции. Учли и то, что ему как политику были близки идеи, положенные в основу проекта советской делегации на Берлинском совещании министров иностранных дел четырех держав. Этот документ предлагал конкретный путь сближения двух германских государств, предусматривая образование временного общенемецкого правительства на базе договоренности между ГДР и ФРГ и заключение германского мирного договора.

Однако западные державы стремились ускорить милитаризацию боннской республики, вовлечь ее через сколачиваемое Европейское оборонительное сообщество (ЕОС) в военную организацию Североатлантического пакта. Поэтому они заняли отрицательную позицию к конструктивным советским предложениям.

Следует напомнить, что тогда большая часть общественного мнения в обеих Германиях считала: предложения Москвы по немецкой проблеме заслуживают самого серьезного внимания. Так думал и Отто Йон.

Из архивной справки

Европейское оборонительное сообщество (ЕОС) — проект военного блока западноевропейских стран.

24 октября 1950 года премьер-министр Франции Плевен выступил с предложением учредить «европейский комитет министров обороны» и приступить к формированию «европейской армии». Этот план был официально одобрен министрами иностранных дел США, Англии и Франции на совещании в Вашингтоне в сентябре 1951 года.

В итоге длительных переговоров 27 мая 1952 года в Париже министры иностранных дел Франции, Италии, ФРГ, Бельгии, Нидерландов и Люксембурга подписали договор о создании ЕОС. Он состоял из 132 статей и ряда дополнительных протоколов секретных соглашений. Согласно 1-й статье договора ЕОС проектировалось как «наднациональная военная организация с общими органами управления, объединенными вооруженными силами и общим бюджетом».

Договор о ЕОС представлял собой попытку легализовать и ускорить политику ремилитаризации Западной Германии. Он прямо противоречил решениям Потсдамской конференции 1945 года и другим соглашениям, имеющим целью воспрепятствовать возрождению германского милитаризма.

Договор о ЕОС, заключенный сроком на пятьдесят лет, был незначительным большинством голосов правых партий ратифицирован парламентами Бельгии, Нидерландов, Люксембурга и ФРГ. Но благодаря мощному движению протеста всех патриотических и миролюбивых сил Франции и Италии попытка сколачивания ЕОС провалилась. В августе 1954 года Национальное собрание Франции отвергло этот договор. Несомненно, на французских парламентариев оказало влияние дело Отто Йона, выступившего как раз в это время с разоблачением подлинной роли Европейского оборонительного сообщества.

Однако западная дипломатия немедленно приступила к осуществлению новых вариантов агрессивного военного союза в Западной Европе.

Наша разведка точно знала и о том, что канцлер Аденауэр был возмущен либеральными настроениями президента ФВОК и принял решение в первый подходящий момент избавиться от него. Против Йона были настроены его непосредственный шеф, министр внутренних дел Герхард Шрёдер, и правая рука главы правительства, статс-секретарь ведомства канцлера Ханс Глобке, курировавший все спецслужбы Бонна. Западногерманская номенклатура находилась в курсе всех этих интриг и, естественно, реагировала соответствующим образом. Вокруг главного охранника конституции возникла пустота. Дни его на посту президента ФВОК фактически были сочтены.

Такова была обстановка в Бонне в начале 1954 года, когда западные державы отклонили новые предложения Кремля об объединении Германии. В большинстве своем немцы возмущались Вашингтоном, Лондоном и Парижем. Стрелка симпатий немецких граждан заметно склонилась в пользу Москвы: ведь им хотелось жить в объединенной Германии, пусть без Восточной Пруссии, Померании и Силезии, но не разделенной, без осточертевших за долгих девять лет оккупационных войск.

Именно в такой Германии Отто Йон увидел свой единственный шанс. Только так, по его мнению, можно было избавить немецкий народ от новой праворадикальной диктатуры и власти милитаристов или же тоталитарного режима коммунистов, который был установлен в восточной части бывшего Третьего рейха. Нужно оттеснить от государственного руля консервативных радикалов, заменить их власть подлинно демократическим режимом. В бундестаг и во дворец Шаумбург — резиденцию федерального канцлера, считал шеф боннской контрразведки, должны прийти антинацисты-либералы. Но без поддержки извне не обойтись, а ее можно получить только от русских.

 

«Честный маклер» доктор Вольгемут

Проанализировав и тщательно взвесив все материалы, мы пришли к выводу, что Отто Йон созрел для контакта с советскими представителями. Он сам искал такой случай. Нужен был посредник. И нашли его довольно быстро. Вот как это было…

В преддверии берлинского совещания с осени 1953 года наша служба резко активизировала работу с агентурой. Встречи состоялись и с такими нашими помощниками, которые по разным причинам уже не использовались и находились на консервации. Не помню точную дату, но случилось это в первой половине декабря 1953 года. Начальник отделения разведки Вадим Кучин и его старший оперуполномоченный Евгений Шабров попросили меня срочно принять их. Е. Шабров доложил о результатах только что состоявшейся встречи с находившимся на консервации групповодом Гуммелем, как говорится, в «миру» — Максом Вонцигом, проживавшим в Восточном Берлине.

Заметки на полях

Кучин Вадим Витольдович (1920–1979). Советский разведчик.

Родился в Оренбургской области.

В 1941 году окончил Московский институт философии, литературы и истории. Сразу был направлен в специальную школу НКВД. С 1942 года — служба в разведке. В 1945 году в составе оперативной группы отправлен на 1-й Белорусский фронт для подготовки работы разведки в Германии после войны. Участник оперативных мероприятий, связанных с подписанием акта о безоговорочной капитуляции Германии в мае 1945 года. В 1946 году — руководитель подрезидентуры внешней разведки в Нюрнберге. Участвовал в Нюрнбергском международном трибунале над главными военными преступниками. В качестве известного германиста привлекался к подготовке документов обвинения. В 1950–1959 годах служил в аппарате уполномоченного МГБ-МВД-КГБ в Германии. Был начальником отделения, а затем заместителем начальника западногерманского отдела. В марте — июле 1953 года — заместитель уполномоченного МВД в Германии.

С 1959 по 1962 год — в центральном аппарате внешней разведки. В 1962–1968 годах находился в долгосрочной командировке в Берлине в качестве старшего офицера связи представительства КГБ в ГДР. Затем работал в центральном аппарате внешней разведки.

Награды: два ордена Красного Знамени и орден Красной Звезды.

Что касается Гуммеля, то он начал сотрудничать с советской разведкой в 1946 году. Вывели его в Западную Германию, где он действовал активно, руководил группой агентов. Но через несколько лет над ним нависла угроза провала, и Гуммелю пришлось переселиться в ГДР. Здесь, однако, он потерял разведывательные возможности, и с ним лишь изредка встречался наш оперативный сотрудник.

На последнем рандеву с Шабровым Гуммель рассказал о том, что после длительного перерыва он встретил своего давнего источника, довольно известного западноберлинского врача Вольфганга Вольгемута, от которого во время пребывания на западе регулярно получал информацию и был, как говорят разведчики, доверительным контактом. Западногерманский эскулап был человеком очень общительным и умеющим располагать к себе людей, неплохим специалистом, жизнелюбом и большим поклонником прекрасного пола. Он придерживался левых взглядов, слыл за «салонного большевика» и иногда делился с Гуммелем интересной с разведывательной точки зрения информацией.

Вот и сейчас Во-Во, как называли Вольгемута друзья, сообщил Гуммелю, что он восстановил связь со своим старым знакомым, можно сказать, даже приятелем, Отто Йоном. Тот в 1949 году вернулся из эмиграции в Англии, а через год занял очень важный пост в ФРГ, став президентом Федерального ведомства по охране конституции.

Вольгемут изредка навещает Йона в Кельне, они распивают бутылочку французского коньяка, до которого шеф федеральной тайной полиции большой охотник. Правда, Йон быстро пьянеет и несет тогда разную чепуху, вовсю поносит канцлера Аденауэра за его попустительство бывшим нацистам и милитаристам, за то, что он, хозяин дворца Шаумбург, препятствует объединению двух Германий в угоду западным державам.

Когда Гуммель выразил сомнение в этом, Во-Во вскочил и гневно воскликнул:

— Не веришь?! Слушай же тогда! — И включил магнитофон, стоявший на отдельном столике. Встреча проходила в оборудованном по последнему слову техники приемном кабинете доктора в Западном Берлине. Там был и записывающий аппарат, на который заносились беседы с пациентами. Гуммель услышал голоса двух подвыпивших собеседников, причем один из них крепко ругал боннские власти. Особенно доставалось канцлеру Аденауэру и статс-секретарю Хансу Глобке и другим бывшим нацистам, засевшим в окружении главы правительства.

Конечно, сообщение Гуммеля очень заинтересовало нас. Но нужно было убедиться в полной достоверности его слов. Решили, что Шабров постарается на время получить эту кассету, чтобы мы сами смогли послушать разглагольствования Отто Йона, и Йона ли?

Через несколько дней Шабров получил долгожданную кассету. Прослушивание показало, что Гуммель сообщил нам все верно. А экспертиза подтвердила, что на пленке действительно голос Йона.

Суммировав все сведения, мы пришли к выводу, что президент ФВОК ищет возможность встречи с советскими представителями. И нужен был посредник, который установил бы связь с ним. В данный момент для этой цели больше всего подходит доктор Вольфганг Вольгемут.

Во-первых, он в давних приятельских отношениях с главным контрразведчиком Бонна, хорошо знает его сильные и слабые стороны. Во-вторых, настроен антизападно, сторонник новой демократической и нейтральной Германии. В-третьих, тщеславный человек, считает себя персоной, которой по плечу важные политические миссии…

Гуммель свел Кучина и Шаброва с Во-Во. На этом миссия бывшего групповода закончилась, больше к делу Йона он не привлекался. Вольгемут, как мы и ожидали, охотно согласился выполнить роль посредника. С этого момента началась последняя фаза активной разработки шефа тайной политической полиции Бонна с целью привлечения его к сотрудничеству с советской разведкой.

Вольгемут, выбрав подходящий момент, отправился в Кельн. Йон серьезно отнесся к его предложению устроить в Восточном Берлине встречу с советскими представителями для обсуждения германской проблемы. После некоторого раздумья он согласился. При этом президент ФВОК выдвинул три условия.

Первое: он встретится и будет вести переговоры только с советскими представителями; ни с кем из деятелей ГДР он не хочет иметь дела.

Второе: подготовка и сама встреча должны пройти строго конспиративно; число привлеченных к этому лиц должно быть минимальным, и все обязаны держать язык за зубами.

Третье: никаких других посредников, кроме Вольгемута, к акции не привлекать.

Мы, естественно, приняли разумные условия Йона, и вскоре был разработан конкретный план переброски его в Восточный Берлин и возвращения обратно. Когда президент ФВОК приедет в очередную служебную командировку в Западный Берлин, Вольгемут на своем автомобиле перевезет его через секторальную границу в восточный сектор бывшей германской столицы. Затруднений это не вызовет: западники охраняли ее чисто символически, а восточноберлинские полицейские тогда тоже особого рвения не проявляли (Берлинской стены, охранявшейся строго, как государственная граница, еще не существовало: она была возведена властями ГДР в августе 1961 года).

Удобный случай представился не сразу. Только месяца через четыре Йон известил Вольгемута, что выедет 9 июля в Западный Берлин по служебным делам и пробудет там до 21 июля, чтобы принять днем раньше участие в траурной церемонии, посвященной десятилетию гибели участников заговора против Гитлера. Президент ФВОК еще раз напомнил, что он готов встретиться только с русскими. Представители восточногерманского государства ни в коем случае не должны присутствовать на этом конспиративном рандеву. Он вновь подчеркнул, чтобы никто из немцев, кроме Вольгемута, конечно, не знал об этом. Сам главный контрразведчик Бонна, как потом выяснилось, ничего не сказал ни жене, ни своей секретарше Вере Шварте, с которыми он приехал в Западный Берлин, ни друзьям, ни знакомым.

Мы выполнили условия Йона. Никто из граждан ГДР, включая руководителей государства и министерства государственной безопасности, не был информирован о предстоящей встрече. К работе по делу президента ФВОК был привлечен очень узкий круг сотрудников внешней разведки. Все это позволило до последнего момента сохранить в тайне мероприятия, предусмотренные планом операции.

 

Тайная вечеря в Вайсензее

Во второй половине дня 20 июля, ближе к вечеру, автомобиль, в котором находились Отто Йон и доктор Вольгемут (последний был за рулем), пересек секторальную границу в районе улицы Инвалиденштрассе. Их встретили Кучин и Шабров. Они доставили гостей на нашу служебную виллу в Вайсензее. Здесь прошла первая беседа президента ФВОК с генералом Питоврановым. За кулисами, так сказать, на подхвате, расположились мы с Кучиным и Шабровым. Кстати, Вольгемут при беседе тоже не присутствовал. Он остался в холле, ожидая конца беседы, чтобы доставить Йона обратно в Западный Берлин. Разговор, как у нас водится, шел за столом, уставленным деликатесами в русском стиле и всевозможными крепкими напитками.

После обмена приветствиями, немного присмотревшись друг к другу, собеседники перешли к делу. Йон держался свободно, разговор протекал в заинтересованных тонах. Гость в принципе согласился на взаимный обмен информацией о немецких военных преступниках и нацистах, которых ФВОК и МВД уже установили и обнаружат в дальнейшем на подведомственных территориях, и о деятельности неонацистских организаций. Кроме того, Йон долго обговаривал возможность политического сотрудничества, чтобы ускорить процесс объединения Германии по схеме, предложенной Москвой, и выразил согласие сделать все от него зависящее, чтобы эта схема быстро воплотилась в жизнь. Однако пойти дальше и взять на себя какие-либо обязательства агентурного характера шеф западногерманской контрразведки решительно отказался.

Питовранов пытался нажать на собеседника. Используя имевшуюся у него агентурную информацию, он нарисовал ближайшее будущее президента ФВОК в самых мрачных красках, что, в общем-то, соответствовало действительности. Генерал предупредил Йона, что он переоценивает свои возможности, так как через считанные недели канцлер Аденауэр наверняка уволит его в отставку. В такой ситуации ему, Отто Йону, лучше остаться здесь, в Восточном Берлине, и начать активную деятельность в Комитете за единую Германию. Ведь все идет к тому, что через некоторое время будет создано общегерманское правительство. Йон, конечно, войдет в его состав и получит по праву один из руководящих постов. Объединенная Германия и ее народ обретут новую жизнь. И это случится не в последнюю очередь благодаря ему, доктору Йону.

Шефа боннской контрразведки это заинтересовало, но он колебался и никак не мог решиться на то, чтобы дать согласие. Между тем частые возлияния привели к тому, что он сильно опьянел. Внезапно, как это с ним нередко бывало, Йон потерял контроль над собой, речь его стала бессвязной, он начал буйствовать. Дальнейшая беседа с ним потеряла смысл.

Тогда, чтобы наш невменяемый гость успокоился, ему незаметно дали таблетку обыкновенного снотворного. Он быстро заснул, и его перевезли в другой район Восточного Берлина — Карлсхорст, где размещалась наша служба. Мы решили дать ему возможность прийти в себя и продолжить утром разговор.

Ожидавший в холле виллы конца затянувшейся за полночь беседы доктор Вольгемут, узнав, что его подопечный остается в Карлсхорсте, сразу смекнул что к чему.

— Я не могу возвращаться назад без Йона! — вскричал он. — Ведь меня схватят и обвинят в том, что похитил или даже прикончил его. Я должен быть здесь вместе с ним и ждать, чем закончится это дело.

Мы согласились с Вольгемутом. Но тут он выдвинул новое требование: дать ему возможность поехать в Западный Берлин и привезти сюда свою гражданскую жену, которая работала у него ассистенткой и ждала от него ребенка. Никакие уговоры отказаться от такого шага ни к чему не привели, и мы вынуждены были разрешить любвеобильному эскулапу привести в Восточный Берлин свою пассию. В дальнейшем мы отправили эту сладкую парочку в Ялту, тогда как Йона поселили в Гаграх. Затем Вольгемут жил и работал в Восточном Берлине. После бегства экс-президента ФВОК в Западную Германию эскулап вернулся в Западный Берлин. Боннские власти отдали его под суд, но Вольгемут был оправдан и отпущен на свободу. Выдвинутые против него обвинения, в частности и то, что он наркотизировал главного контрразведчика Бонна и в бессознательном состояния вывез его в Восточный Берлин и передал сотрудникам советской секретной службы, не нашли подтверждения. Во-Во продолжил врачебную практику в Западном Берлине. В 1979 году он умер.

 

Запоздалое решение

Утром 21 июля разговор с Отто Йоном продолжить не удалось. Он никак не мог протрезвиться и стал нормально соображать лишь к вечеру. Сразу с ним повстречался генерал Питовранов, но беседа у них не сложилась. Президент ФВОК опять начал колебаться и заявил, что хочет еще подумать.

На следующий день к беседам с Йоном подключились Вадим Кучин и автор этих строк. Разговор мы вели по отдельности, сменяя друг друга. Это была моя первая личная встреча с президентом ФВОК. Он отнесся ко мне поначалу настороженно, но постепенно удалось расположить его к себе. Йон почему-то посчитал, что я представляю дипломатическое ведомство Советского Союза, в чем я его не разубеждал. Видимо, мой внешний вид и манера держаться ввели его в заблуждение. Чекисты в его представлении выглядели совсем по-другому.

Я никогда не угрожал собеседнику, не повышал голоса, не пытался заставить его во что бы то ни стало назвать западногерманских, американских, английских или французских сотрудников спецслужб и агентов (он в конце концов сам добровольно назвал их), не шантажировал его, не хитрил. Такой же тактики придерживался в беседах с ним Вадим Кучин, которого президент ФВОК в первый момент принял за советского немца, настолько тот отлично владел немецким языком. Обращаю на это внимание лишь потому, что в справочной литературе наших дней прочно укоренилось неверное суждение: Кучин, мол, завоевал расположение Йона, поскольку выдал себя за немца. Вадим Витольдович в данном случае таковым не представлялся.

Как выяснилось впоследствии, такая тактика в работе с Йоном оправдала себя. Он многое рассказал в процессе общения с Питоврановым, Кучиным и со мной, а также с генерал-майором Коротковым, заместителем начальника внешней разведки, во время своего пребывания в Советском Союзе в августе — декабре 1954 года. Те отношения, которые сложились между нами и им, никак нельзя было назвать агентурными. Экс-президент ФВОК вел себя не как агент, он ни в коем случае не хотел им быть и, строго говоря, не был.

Более суток продолжались наши беседы в Карлсхорсте. Наконец, нам удалось убедить Отто Йона в том, что самым лучшим выходом из создавшегося положения остается политическое сотрудничество с нами. Он попросил встречи с Питоврановым и в беседе с ним, так сказать, официально подтвердил свое согласие. К сожалению, свое решение Йон принял слишком поздно. Время было упущено, и возвращаться в ФРГ ему было нельзя: его немедленно не только отправили бы в отставку, но и арестовали бы без лишних слов. Взвесив все это, главный контрразведчик Бонна остался в Восточном Берлине.

23 июля Йон наговорил на магнитофонную ленту первое сообщение, что он перешел в ГДР, попросил политическое убежище и мотивировал свой поступок. Оно немедленно ушло в эфир. Три недели после этого сообщения, взволновавшего буквально весь мир, мы с экс-президентом ФВОК тщательно готовили его пресс-конференцию. Генерал Питовранов на это время освободил меня от всех текущих дел отдела, чтобы я ни на что не отвлекался — только подготовка пресс-конференции.

Она состоялась 11 августа в Доме печати, располагавшемся на Фридрихштрассе, одной из центральных улиц Восточного Берлина. Послушать беглого президента ФВОК собралось более двухсот корреспондентов, представляющих средства массовой информации буквально со всего мира, особо много их было из США, Англии и обеих Германий. Вел пресс-конференцию председатель Комитета за единую Германию доктор Гирнус.

Незадолго до начала я доставил Отто Йона и его телохранителя в Дом печати. Он очень волновался, и я постарался успокоить его. Йон взял себя в руки и проследовал на сцену большого, битком набитого зала. Я скромно занял место в верхнем, самом заднем ряду: все действо было видно мне как на ладони. Доктор Гирнус представил собравшимся Йона и дал ему слово. Мой подопечный сделал блестящее примерно тридцатиминутное сообщение, в котором убедительно обрисовал мотивы своего неординарного шага и на конкретных примерах вскрыл некоторые секретные операции НАТО по ускорению милитаризации Западной Германии, препятствующие объединению двух немецких государств. Затем в течение часа, если не более, Йон удовлетворял любопытство «служителей пера и микрофона». Он не только устоял под градом острых, нелицеприятных, а иногда и провокационных вопросов, но дал точные, убедительные и уверенные ответы, не оставив места для сомнений, что он действительно по доброй воле примкнул к Комитету за единую Германию.

Наконец, Гирнус закрыл пресс-конференцию, но она совершенно неожиданно продолжилась за кулисами, куда прорвались главный репортер английской газеты «Дейли экспресс» Сефтон Дельмер и два американских корреспондента — Карл Робсон из «Ньюс кроникл» и Гастон Кобленц из «Нью-Йорк геральд трибюн». Ситуация осложнялась тем, что Дельмер хорошо знал Йона. Во время пребывания того в Англии нынешний «звездный репортер» служил в английской разведке и был начальником нашего подопечного. Я присоединился к этой пресс-конференции, что было совершенно логично, поскольку выступал в качестве советника по печати советского посольства.

Руководитель пресс-конференции доктор Вильгельм Гирнус спросил у Йона, согласен ли он на такое продолжение интервью? Тот ответил положительно. Все поднялись по лестнице на второй этаж, в почти пустой в этот час ресторан, где расположились за большим столом.

Могу засвидетельствовать, сколь трудно пришлось Отто Йону. Сефтон Дельмер без обиняков резко заявил, что он давно и хорошо знает нашего подопечного и поэтому не может поверить в то, что его бывший подчиненный добровольно встретился с советскими представителями в Восточном Берлине, а потом решил остаться там и попросил политическое убежище у властей ГДР. Йон однако хладнокровно дал убедительный ответ главному репортеру «Дейли экспресс». Голос экс-президента ФВОК звучал твердо, держался он уверенно. Трое опытных гангстеров пера пытались сбить с толку Йона, поколебать, смутить — все безуспешно! Он стоял как скала.

Наконец доктор Гирнус, который несколько затянул импровизированную пресс-конференцию, обратился к журналистам и сказал: он надеется, что доктор Йон удовлетворил их любопытство и что ему надо дать возможность отдохнуть.

Наш подопечный действительно был на пределе своих сил. Два с половиной часа непрерывно давать интервью и не байки рассказывать, а твердо, убедительно, находчиво обосновывать свою позицию — это не каждый вынесет…

Я отвез Отто Йона, до смерти уставшего от многочасового непрерывного нервного напряжения, в дом на Вальдоваллее в Карлсхорсте, где он обитал. Когда мы остались одни, доктор достал из бара бутылку любимого армянского коньяка, торопливо откупорил и осушил одним махом целый бокал. Не буду скрывать: я составил ему компанию, поскольку, как и он, был совершенно измотан.

 

Сокрушительный удар по ЕОС

Политические разоблачения главного охранника конституции боннской республики вызвали большое замешательство на Западе. Йон знал важные секреты атлантических союзников. А вдруг он их раскроет?

Чувство неуверенности охватило натовских лидеров. Они стали подозревать друг друга в нечестной игре. В первую очередь это относится к Франции, общественность и власти которой были глубоко возмущены и обеспокоены разведывательными операциями, проводившимися Бонном против Парижа, о чем сообщил на пресс-конференции главный западногерманский контрразведчик.

Шок, вызванный в странах Североатлантического блока, усилился после других акций, последовавших за пресс-конференцией в восточноберлинском Доме печати.

Известный парламентский деятель ФРГ, депутат бундестага Шмидт-Витмак попросил политическое убежище в ГДР и выступил перед журналистами с заявлением, разоблачающим боннские власти и западных союзников в активной деятельности по ремилитаризации Западной Германии и противодействии объединению двух немецких государств. За ним потянулись боннские политические деятели и чиновники рангом поменьше. Среди них был, например, подполковник Хайнц, начальник военной разведки, замаскированной под одно из подразделений ведомства Бланка, занимавшегося строительством новой западногерманской армии, которая вскоре начала называться бундесвером.

Сумятица на Западе еще более усилилась, когда в июле-августе 1954 года советские контрразведчики и их коллеги из ГДР провели две операции «Стрела» и «Весна». В результате «Организация Гелена» — предтеча Федеральной разведывательной службы ФРГ — и спецслужбы западных держав понесли чувствительные потери: были ликвидированы три геленовские резидентуры, четыре резидентуры американской разведки, пять — английской; арестованы 598 агентов, из них 221 американский, 105 английских и 41 геленовец; обезврежена большая группа боевиков, агитаторов и информаторов подрывных организаций, выпестованных западными спецслужбами: «Следственного комитета свободных юристов» и «Восточных бюро» политических партий ФРГ.

Дело Йона и сопутствующие ему акции резко снизили активность западных спецслужб против ГДР, Советского Союза и государств Варшавского договора. Они были вынуждены свернуть свою подрывную деятельность не только потому, что были обезврежены сотни их агентов. Уцелевшие шпионы, радисты-нелегалы и диверсанты, боясь, что их тоже выявят, сворачивали работу и, как говорится, ложились на дно или бежали в Западную Германию. От многих запланированных операций западным разведкам пришлось отказаться либо отложить до лучших времен.

Все это привело к тому, что французский парламент — Национальное собрание — отказался ратифицировать договор о Европейском оборонительном сообществе. Западноевропейский военный союз, с помощью которого Вашингтон собирался элегантно пристегнуть к НАТО Западную Германию с ее «демократизированным вермахтом» — его назвали бундесвером, — не состоялся.

Это был большой успех советской разведки. Дивиденды с дела президента ФВОК превзошли все ожидания. Правда, не все разделяют мою точку зрения. Три года назад московское издательство «Терра — книжный клуб» в серии «Секретные миссии» выпустило книгу «Поле битвы — Берлин. ЦРУ против КГБ в „холодной войне“». Ее авторы — два американца, Джордж Бейли, бывший директор «Радио Свобода», и Дэвид Мерфи, экс-шеф советского отдела ЦРУ, а также Сергей Кондрашев, бывший заместитель начальника внешней разведки КГБ, затем старший консультант Председателя КГБ по разведке и внешней политике, генерал-лейтенант в отставке. Они утверждают, что «в работе над книгой опирались на свои воспоминания и ряд уникальных, впервые рассекреченных документов КГБ и ЦРУ». Тут надо сказать, что если Дэвиду Мерфи и Джорджу Бейли есть что вспомнить: первый несколько лет был начальником берлинской оперативной базы ЦРУ, а второй руководил размещавшимся в Мюнхене подрывным радиоцентром, то Сергей Кондрашев недолго, в 1966–1967 годах, служил в Германии и к делу Йона, похоже, никогда отношения не имел.

Заметки на полях

Кондрашев Сергей Александрович (1923). Руководящий сотрудник советской внешней разведки. Генерал-лейтенант.

Родился в городе Сергиев Посад Московской области в семье служащего.

В 1944–1947 годах — референт-переводчик по работе с иностранными делегациями во Всесоюзном обществе культурных связей с заграницей (ВОКС).

1947–1951 годы — сотрудник Второго (контрразведывательного) управления МГБ СССР, заместитель начальника американского отдела.

В 1951 году переведен во внешнюю разведку, был заместителем начальника английского отдела Первого (англо-американского) управления Комитета информации при МИДе СССР. 1953–1955 годы — сотрудник лондонской резидентуры под прикрытием должности первого секретаря посольства СССР. 1957–1959 годы — заместитель резидента в Вене (прикрытие — первый секретарь советского посольства). С 1962 года — заместитель начальника отдела «Д» (дезинформация), затем в такой же должности в службе «А» (активные мероприятия). В 1968 году стал начальником немецкого отдела ПГУ, потом возглавил службу «А». В последующие годы занимал должности: заместитель начальника внешней разведки, заместитель начальника погранвойск по разведке, старший консультант Председателя КГБ СССР по вопросам разведки и внешней политике.

В 1992 году вышел на пенсию.

Кандидат исторических наук. Соавтор книги «Поле битвы — Берлин…» (1997 год — издания на английском и немецком языках, 2000 год — на русском).

Эта американо-российская троица бывших непримиримых противников, объединив после развала Советского Союза свои усилия и ловко манипулируя справками, полученными, по их словам, в архиве КГБ, пришла к заключению о незначительной пользе операции по выводу президента Федерального ведомства по охране конституции ФРГ Отто Йона в Восточный Берлин. И о том, что руководство КГБ осталось недовольным результатами проведенной акции, хотя заместитель начальника внешней разведки Александр Коротков, который много часов беседовал с Отто Йоном в сентябре-ноябре 1954 года, когда тот находился в Советском Союзе, старался вытянуть из него побольше оперативной информации. Тем не менее сообщения главного контрразведчика Бонна, так якобы считали главные шишки на Лубянке, послужили всего лишь подтверждением и проверкой сведений о Западной Германии, полученных внешней разведкой из других источников.

Это, конечно, не так. В деле Йона можно найти материалы (если подходить объективно и не занимать заранее предвзятой позиции), которые позволяют прийти к противоположному заключению: экс-президент ФВОК предоставил немало важной оперативной информации. Не буду голословным. В 1995 году немецкий политический еженедельник «Шпигель» опубликовал документы из дела Министерства государственной безопасности ГДР за № Р11263/56 — Отто Йон, полученные в свое время из КГБ СССР. Архив тайного ведомства восточногерманского государства в 1990 году, накануне объединения Германии, целиком или значительной частью попал в руки американской разведки, которая недавно вернула часть кладезя секретов германскому правительству. Так вот, опубликованные документы свидетельствуют, что экс-президент ФВОК выдал немало секретов своего ведомства и геленовской организации, которая в 1956 году превратилась в Федеральную разведывательную службу ФРГ.

Конкретно Йон назвал семерых резидентов и агентов своего ведомства в КПГ и одиннадцать агентов, внедренных в неофашистские и военизированные структуры, сообщил различные сведения об «Организации Гелена», а также о руководителях и некоторых операциях секретных служб США, Англии и Франции.

Этот перечень можно продолжить. Но то, что здесь сказано, убедительно подтверждает вывод: американо-русский авторский коллектив вольно или невольно старается преуменьшить эффект от реализации дела Йона. Ну, что касается бывшего цэрэушника Дэвида Мерфи и экс-шефа подрывного американского радиоцентра «Свободная Европа» — это понятно: им хочется принизить роль операции по выводу в ГДР главного контрразведчика Бонна, одной из значительных в «холодной войне». Операции, которую они, кстати сказать, проспали. Но совершенно непонятно, почему занял такую же позицию бывший руководящий сотрудник советской внешней разведки Сергей Кондрашев? Чем объясняется его близорукость? Об этом можно только гадать.

Руководство внешней разведки Российской Федерации дало положительную оценку делу Йона. Об этом черным по белому недвусмысленно сказано в 5-м томе «Очерков истории российской внешней разведки», а ведь этот труд подготовлен квалифицированными специалистами внешней разведки и издание его санкционировано директором СВР РФ.

Встречаются в американо-российском труде и другие несуразицы. Например, авторы выставили для обозрения совершенно неверный портрет главного контрразведчика Бонна. Они изобразили его слабовольной и нервической личностью, неуравновешенным, экзальтированным человеком, своего рода донкихотом. Все это не так. Чтобы сделать подобный вывод, надо было бы лично познакомиться с доктором Отто Йоном, побеседовать с ним, увидеть его в домашней жизни и в деле. Никто не мешал авторам сделать это. Наоборот, сам герой этой истории наверняка был бы рад дать интервью Бейли, Мерфи или Кондрашеву, или же всем трем сразу. Они этого не сделали. Спрашивается, почему? Чего они опасались?

Возникает также вопрос: почему Бейли, Мерфи и Кондрашев не побеседовали с бывшими сотрудниками советской внешней разведки и Главного разведывательного управления МГБ ГДР, которые занимались делом Йона, работали с экс-президентом ФВОК, охраняли и обслуживали его? Насколько мне известно, Кондрашев беседовал только с Питоврановым, который дал добро на проведение операции и контролировал ее от начала до конца. С Кучиным никто из авторов, к сожалению, говорить не мог: блестящий германист и талантливый оперативник в 1979 году переселился в мир иной. Слишком рано ушел из жизни и старший оперуполномоченный Шабров, который положил начало реализации дела Йона. Но, повторяю, и в Москве, и в Берлине можно было при желании найти ветеранов советской внешней разведслужбы и разведки МГБ ГДР, которые помогли бы авторам сделать их книгу точной, объективной, более живой и интересной.

Бейли, Мерфи и Кондрашев, безусловно, многое потеряли, ограничившись в основном использованием архивных материалов. Они возвели архив в сверхидола, которому поклонялись сами и заставили поклоняться читателей. Они пренебрегли законом исторической науки: занимаясь изучением какого-либо явления, эпизода, события, периода или целой эпохи, исследователь наряду с архивными документами должен обязательно привлекать мемуары и рассказы живых свидетелей, которые нередко более точны, объективны и меньше грешат ошибками и неточностями, чем многотомные архивные дела, а тем более справки по таким фолиантам.

Тогда бы Йон предстал как многоопытный политик, человек с твердым характером, упорно добивающийся своих целей, умеющий, когда нужно, избавляться от своих врагов или, если это выгодно, отступить и поторговаться. Какой же это донкихот? Да, доктор Отто Йон воевал, но не с ветряными мельницами, а с нацистами и неонацистами всех мастей, милитаристами и националистами-консерваторами, защищая демократические и либеральные ценности.

Нельзя не сказать и о том, что авторы с упрямством, достойным лучшего применения, утверждают: «Офицером КГБ, руководившим операцией, был Вадим Витольдович Кучин». Я ни в коей мере не хочу умалить его роль в деле Йона, она велика и значима, но должен ради истины пояснить: руководил ею генерал Евгений Питовранов, мой прямой начальник и высший шеф Вадима Кучина. Удивительно, но почему американо-российский авторский коллектив, в первую очередь Сергей Кондрашев, перу которого, безусловно, принадлежит большая часть очерка «Загадочное дело Отто Йона», прошли мимо этого непреложного факта? Ведь Питовранов, глава Инспекции по вопросам безопасности при Верховном комиссаре СССР в Германии, утвердил план многоходовой операции, взял на себя ответственность за ее проведение и контролировал каждый шаг автора этих строк, начальника западногерманского отдела, и Вадима Кучина, начальника разведывательного отделения в этом подразделении.

Вот как в действительности обстояло дело. А оно изложено в рассматриваемом нами американо-российском труде так, что читатели наверняка сочтут: эту операцию придумал и практически провел лишь подполковник Вадим Кучин. А ведь чтобы быть точным, Сергею Кондрашеву достаточно было посмотреть в архиве представления о наградах, которыми советское государство отметило участников операции после ее успешного завершения: там черным по белому прямо сказано, кто есть кто.

Кстати, о названии очерка. Авторы не смогли устоять против искушения окутать дело Йона дымкой «загадочности», полагая, что так они привлекут больше читателей. К подобному нехитрому приему с самого начала прибегли репортеры всех стран и мастей, когда стало известно об исчезновении главного контрразведчика Бонна. Тогда, как из рога изобилия, на страницы международных средств массовой информации посыпались эпитеты: «таинственное», «загадочное», «секретное» И тому подобное. Но что извинительно падкой на сенсации журналистской братии, недостойно многоопытных профессиональных разведчиков.

В действительности дело Йона, в общем-то, просто, как апельсин. Вот его суть. Президент ФВОК, недовольный канцлером Аденауэром, который безмерно потакал бывшим нацистским гражданским и военным деятелям и даже нацистским военным преступникам, а также проводил политику ремилитаризации Западной Германии и препятствовал объединению двух германских государств, по доброй воле решил тайно встретиться с советскими представителями в Восточном Берлине, чтобы обсудить с ними вопрос о совместных действиях на политической арене. Входе обсуждения, поняв, что его борьба против засилья неонацистов и милитаристов в боннской республике бесперспективна, он после нелегкого раздумья решил остаться в ГДР и принять активное участие в конкретных мероприятиях по быстрейшему воссоединению Германии и созданию нового демократического и нейтрального немецкого государства.

Первые полгода все складывалось так, как задумал Йон. Но затем обстановка изменилась. Москва пересмотрела свой план объединения двух германских государств, взяв курс на укрепление социалистического строя в ГДР.

Экс-президент ФВОК убедился, что ни советским властям, ни гэдээровским он уже не нужен. Отто Йон страдал от одиночества в чуждом ему восточногерманском обществе. И он решил вернуться на Запад, где осталась его семья (жена отказалась переехать в «первое на немецкой земле государство рабочих и крестьян»), надеясь, что боннская юстиция не осудит его жестоко, так как он действовал в интересах своей немецкой родины и народа. Вот и все. Какие здесь «тайны» и «загадки»? Другое дело, что Отто Йон после ареста в ФРГ, желая смягчить свою участь, придумал версию о похищении его в Западном Берлине 20 июля 1954 года агентами КГБ. И до своей кончины в марте 1997 года упорно придерживался этой выдумки. Он, кстати, проявил совсем не донкихотский характер и сбил с толку немало журналистов, историков и исследователей спецслужб.

Боюсь, что я уже порядком надоел читателям, разбирая просчеты авторов книги «Поле битвы — Берлин…». Поэтому в заключение хочу сказать только то, что очерк о деле Отто Йона грешит многими ошибками и неточностями, которые, безусловно, снижают впечатление от всего материала.

Начну с того, что книга воспоминаний экс-президента ФВОК носит название не «Через две границы», а «Я дважды возвращался на родину». Мелочь, скажете, переводчик подвел, бывает… Так-то оно так, только смысл всей истории представляется совсем в другом свете.

На странице 230 упомянуто, что автор этих строк в интервью немецкой телекомпании ЦДФ в 1993 году оспаривал то, как генерал Питовранов рассказывал режиссеру этого же телецентра о встрече с Отто Йоном в Восточном Берлине. Хочу заверить читателей: я никогда не перечил тому, что мой бывший начальник рассказывал журналистам о деле главного контрразведчика Бонна, в том числе и об этом эпизоде.

На этой же странице приводится отрывок из моего интервью, где говорится: «Джон прибыл к нам в Восточный Берлин добровольно…» Так-то оно так, только я никогда не называл Отто Йона на английский манер Джоном. Откуда взялась эта выдумка?

Далее, на странице 231 авторы с присущим им апломбом сообщают, что «Чернявский был назначен в берлинский аппарат под дипломатическим прикрытием и из Чернявского стал Черновым». Должен заметить, что я никогда не работал в Берлине под дипломатическим прикрытием и не менял своей фамилии. Как Чернов я выступал перед агентурой.

Чуть дальше, на странице 234 утверждается, что после Гагры Йона «отправили в Москву, где им занялся Чернявский…» На самом деле я с экс-президентом ФВОК в Москве не работал. Пока Йон находился в Советском Союзе, я оставался в Берлине, а потом был на отдыхе в Крыму. С ним я продолжил работу, когда он вернулся в декабре в ГДР, вплоть до своего отъезда в Москву в июне 1955 года.

И еще одна неточность. На странице 233 есть такой пассаж: «Максимум усилий было приложено, чтобы скрыть участие (в пресс-конференции, состоявшейся в восточно-берлинском Доме печати 11 августа 1954 года. — В. Ч.) КГБ, и только Йон знал, что советский „дипломат“, постоянно присутствовавший и все время молчавший, — не кто иной, как Чернявский, то есть Чернов».

В действительности с начала операции до конца Йон был уверен, что я являюсь представителем советского Министерства иностранных дел. Впервые, к своему удивлению, он узнал, что я бывший сотрудник внешней разведки, только во время приезда в Москву в 1993 году в составе съемочной группы немецкой телекомпании ЦДФ.

И еще один неприятный ляп, связанный с последним эпизодом. Упоминая об этой телесъемке, авторы пишут об участии в ней «восьмидесятисемилетнего» Отто Йона, хотя ему на самом деле тогда исполнилось восемьдесят четыре года.

Список неточностей, недомолвок и ошибок можно было продолжить. Но не буду больше утомлять читателей разбором этого, в общем-то, полезного материала. Авторы наверняка сделали бы его более убедительным и объективным, если бы в работе над ним использовали воспоминания еще здравствовавших участников этого интересного дела…

 

Бегство без преследования

И последнее: попытаюсь объяснить, почему доктор Отто Йон решил вернуться на запад. Роль немецкого патриота, пожертвовавшего своими карьерой и благополучием, насколько я мог убедиться, импонировала бывшему президенту ФВОК. Однако примерно через год после памятной встречи с советскими представителями в Вайсензее он убедился: советское правительство фактически ничего не делает для реализации своего плана объединения Германии. Его отчаянный поступок, направленный на то, чтобы сдвинуть с места дело воссоединения, был использован Москвой лишь в качестве мощного удара по Европейскому оборонительному сообществу. Не успев родиться, оно распалось. Процесс милитаризации ФРГ застопорился. Правда, ненадолго.

Вашингтон решил больше не церемониться и вопреки возражениям некоторых государств Североатлантического пакта настоял на прямом приеме ФРГ в НАТО в качестве равноправного члена. Это случилось 5 мая 1955 года. Боннская республика приобрела также с названной даты полный суверенитет.

Видимо, после этого Кремль охладел к идее объединения Германии. Первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев взял курс на строительство социализма в Германской Демократической Республике и мирное сосуществование двух немецких государств. Поэтому Йон перестал представлять интерес для советских властей. Московские «друзья» попытались пристроить Йона к своим восточно-немецким «младшим братьям». Но он с самого начала не хотел иметь дела с ними. Бескорыстный борец за единство Германии почувствовал себя обманутым.

Наша служба в Берлине не раз информировала Лубянку, что Отто Йон подавлен таким оборотом дела. Он чувствует себя обиженным и может неожиданно совершить какой-нибудь нежелательный поступок. Не таясь, он стал говорить о том, что хочет вернуться на запад. Однако это уже никого не интересовало. Тогдашний Председатель КГБ генерал армии Иван Серов не разделял наших опасений. «Что ж, коли хочет — пусть уходит. Мы не будем его задерживать», — был ответ «чекиста № 1».

Заметки на полях

Серов Иван Александрович (1905–1990). Один из руководителей советских органов государственной безопасности и военной разведки. Имел звание генерала армии, был Героем Советского Союза.

Родился в деревне Афимская Сокольского района Вологодской области.

В 1928 году окончил Ленинградское военное училище. Служил в войсках командиром взвода, батареи, был начальником штаба полка. 1935–1939 годы — слушатель Военной академии имени М. В. Фрунзе. По окончании направлен в систему НКВД СССР; служил заместителем начальника, а потом начальником Главного управления рабоче-крестьянской милиции. С июля 1939 года — начальник Второго отдела и заместитель начальника ГУГБ НКВД СССР. С октября того же года — нарком внутренних дел Украинской ССР. Февраль 1941 года — первый заместитель наркома госбезопасности СССР. В 1944 году участвовал в депортации народов Кавказа, Калмыкии и крымских татар.

1941–1954 годы — заместитель и первый заместитель наркома (министра) внутренних дел СССР. 1954–1958 годы — Председатель КГБ при Совете Министров СССР. В 1958–1963 годах — начальник ГРУ Генштаба Советской армии.

В октябре 1961 года был арестован англо-американский шпион, сотрудник ГРУ полковник Олег Пеньковский. Серова обвинили в том, что он помог предателю вторично устроиться на службу в ГРУ, а жена и дочь Серова при пребывании в Лондоне в качестве туристок опекались Пеньковским и принимали его услуги. «За потерю политической бдительности и недостойные проступки» Серов был разжалован в генерал-майоры, лишен звания Героя Советского Союза и правительственных наград. Его перевели в Ташкент на незначительную должность помощника командующего Туркестанским военным округом, а потом в таком же качестве в Приволжский военный округ. В 1965 году Серова за грубые нарушения законности во время службы в органах НКВД-КГБ и злоупотребления, допущенные за время пребывания в Германии, исключили из КПСС.

Как только Серову исполнилось шестьдесят лет, его уволили по болезни на пенсию. Умер он в качестве военного пенсионера, лишенного всех наград и званий (кроме воинского звания) в 1990 году.

Так определилась дальнейшая судьба Отто Йона. 12 декабря 1954 года он ускользнул от своих охранников-телохранителей в трехстах метрах от секторальной границы в районе Бранденбургских ворот. В нескольких десятках шагов Йона ожидал автомобиль «форд», принадлежавший его приятелю, датскому журналисту Хенрику Бонде-Хендриксену. За рулем сидел сам хозяин машины.

И как только за Йоном захлопнулась дверца, он рванул с места. Через несколько минут беглецы достигли секторальной границы. Восточноберлинский полицейский, махнув рукой, беспрепятственно пропустил машину с датскими номерными знаками и надписью «Пресса» на ветровом стекле.

Бегство на Запад удалось, но это было бегство без преследования.

 

«Не могу умереть предателем!»

Йон на самолете быстро добрался до Кельна, но через несколько дней был арестован. Ордер на арест, подписанный генеральным прокурором, давно ожидал его. Об этом мы не раз предупреждали бывшего главного контрразведчика Бонна и в Восточном Берлине, и в Москве. Однако он не послушал, надеясь на то, что беспристрастный и независимый суд по ту сторону Эльбы без труда разберется в его деле и отведет выдвинутое против него федеральной прокуратурой тяжкое обвинение в предательстве и выдаче государственных секретов. Был у него и такой расчет: судебные власти примут во внимание все полезное, что он сделал ради воссоединения Германии. К сожалению, Йон и на этот раз ошибся.

Боннский суд не сделал Йону никаких скидок. Более того, он получил максимальный срок тюремного заключения — четыре года, больше, чем запросил государственный обвинитель, в два раза. Дело в том, что западногерманские суды были заполнены судьями, большей частью служившими при гитлеровском режиме. И, конечно, бывшие нацисты в судебных мантиях, с ностальгией вспоминавшие время Третьего рейха, с удовольствием воспользовались случаем отыграться на Йоне.

Правда, бывший главный контрразведчик Бонна не отсидел своего срока. Через два года по амнистии он вышел из тюрьмы и сразу же начал хлопотать о своей реабилитации. До начала девяностых годов Отто Йон четырежды подавал апелляцию, и каждый раз судебная власть отказывала ему: он никак не мог найти свидетелей, которые убедительно показали бы, что в июле 1954 года президент ФВОК был похищен агентами КГБ в Западном Берлине и в бессознательном состоянии доставлен в советский сектор города.

Но Йон не сдавался. «Не могу умереть предателем». Эти слова бывшего главного контрразведчика Бонна определили главную цель его дальнейшей жизни. Поглощение капиталистической Федеративной Республикой Германии «первого на немецкой земле социалистического государства рабочих и крестьян» в 1990 году и распад Советского Союза в 1991-м придали ему новые силы. За два-три года Йону удалось существенно изменить немецкое общественное мнение в свою пользу. Телережиссер Фрёдер стал снимать ленту, которая должна была подкрепить версию экс-президента ФВОК о его похищении агентами КГБ. Съемочная группа, в составе которой находился Йон, прибыла в Москву в августе 1993 года. Фрёдер взял интервью у нескольких бывших сотрудников внешней разведки КГБ. Но только двое из них входили в немногочисленную группу планировщиков и исполнителей операции — генерал Питовранов и автор этих строк.

Кучина, Шаброва и моего заместителя полковника Константина Горного, который провел несколько бесед 21 и 22 июля 1954 года с Йоном, когда тот остался в Восточном Берлине, к сожалению, уже не было в живых. Генерал Коротков, работавший с экс-президентом ФВОК, когда тот находился в сентябре — ноябре 1954 года в Советском Союзе, тоже переселился в мир иной. Остальные участники съемок непосредственного отношения к операции не имели и Йона никогда не видели.

Во время пребывания на съемках в Москве Отто Йон дважды встречался со мной. Он настойчиво пытался убедить меня выступить свидетелем в пользу его версии. Экс-президент ФВОК настолько уверовал в свою выдумку, что потерял представление о реальных событиях, происшедших 20 июля 1954 года. Я пытался убедить его, что он ошибается и что это уже мешает пересмотру его дела в высших судебных инстанциях объединенной Германии. Но Йон остался при своем мнении и, по всему видно, заподозрил меня в том, что я что-то недоговариваю.

Возвратившись в Германию, Отто Йон в 1994–1995 годах прислал мне несколько писем, в которых продолжал настойчиво уговаривать изменить позицию по его делу. Думаю, что мои ответы представят интерес для читателей. Поэтому приведу два отрывка из них.

Москва, 23 мая 1994 года.

«Господину доктору Отто Йону

Хоэнбург А-6080 Игл-Тироль

Австрия

Телефон: Инсбрук 77 293

Дорогой Отто!

Я прекрасно понимаю, что вам хотелось бы снять с себя клеймо „предателя“, которое без всякого основания, совершенно несправедливо поставила на вас „бундесфемида“. Поэтому в интервью, которое взял у меня в Москве г-н Фрёдер, я старался максимально объективно и правдиво изложить „дело Йона“, наделавшее такой шум в далеких пятидесятых годах. Не знаю, почему вы считаете, что я что-то недосказал, скрыл. Смею заверить, что я изложил г-ну Фрёдеру все, как было. И лишь смогу снова повторить то, что сказал. Это полная правда и добавлять к ней мне нечего.

Я сожалею, что действительность разошлась с вашей версией. Доктор Вольгемут не подсыпал вам никаких сильнодействующих средств и не привозил вас без сознания в Восточный Берлин, где проходила первая встреча. Он не получал от нас никаких указаний на сей счет.

Он доставил вас в добром здравии и в полном сознании, выполнив свою роль посредника. Кстати, тогда, 20 июля 1954 года, для него стало полной неожиданностью, когда ему объявили, что вы остаетесь в Восточном Берлине. Вольгемут пребывал некоторое время в сильном замешательстве, а потом, придя в себя, заявил, что ему в таком случае придется тоже остаться, так как он не может возвращаться в Западный Берлин без вас: на него сразу же падет подозрение, что он будто бы „способствовал похищению“.

На самом деле, „похищения“, как вы это написали в своей книге, не было. Вы приехали в Восточный Берлин с Вольгемутом добровольно. Так же добровольно вы вступили в переговоры с советскими представителями.

Главную роль сыграло то опьянение, в котором вы оказались к концу беседы. Протрезвели вы, как мне помнится, спустя почти сутки. Это обстоятельство советские представители использовали, чтобы заставить вас согласиться на политическое сотрудничество. (От агентурного вы категорически отказались.) После долгих колебаний вы пошли на это и продиктовали на магнитофонную пленку свое первое заявление, которое было передано по радио.

Вот так обстояли дела.

Я буду рад, если мое свидетельство поможет вам в ваших юридических хлопотах…»

И второе письмо от 22 февраля 1995 года:

«…Я готов оказать вам помощь, чтобы установить истину и снять пятно с вашей репутации. Я могу встретиться с вами или вашим доверенным лицом в Москве и вновь повторить все, что знаю о вашем деле (мое свидетельство, само собой понятно, будет заверено в нотариальном порядке), если это поможет вашей полной реабилитации.

2. Но мне хочется подчеркнуть слова „если это поможет“. Ведь в моем свидетельстве вряд ли будет что-то новое, что отличается оттого, что я изложил господину Фрёдеру. Оно просто не может быть иным, ибо в своем материале я рассказал без утайки все, что случилось с вами в далеком 1954 году. Это истинная правда. Выдумывать что-либо, лишь бы подкрепить ключевой момент вашей версии — Вольгемут усыпил вас в Западном Берлине, доставил в бессознательном состоянии в Восточный, где сдал представителям КГБ, — я не хочу. Хватит лжи, мне пришлось, к сожалению, слишком много иметь с нею дело в моей жизни, и я сыт ею по горло…

З. Разделяю ваше мнение, что большинство бывших сотрудников КГБ, свидетельства которых зафиксированы в фильме господина Фрёдера, мало знакомы с вашим делом. Действительно, они не принимали фактически никакого участия в нем. Они что-то слышали, что-то читали — и только. С делом во всех деталях от начала до конца были знакомы Вадим Кучин, которого, к сожалению, уже нет, оперативный сотрудник Шабров (он тоже давно умер), работавший с Вонзигом и Вольгемутом. Ну и, естественно, наш тогдашний шеф генерал Питовранов. Мой заместитель Константин Горный — он почему-то привлек ваше пристальное внимание — фигура эпизодическая. Непосредственное отношение к вашему случаю он не имел. Его привлекли лишь для первых опросов, как крупного специалиста по контрразведке, когда вас привезли в Карлсхорст. Горный скончался уже много лет назад…

5. Я еще раз хочу засвидетельствовать, что вы никогда не были агентом КГБ… Вы действовали как политик, озабоченный судьбой вашего разделенного Отечества. Ваши действия были продиктованы стремлением к быстрейшему объединению Западной и Восточной Германии в едином, миролюбивом, демилитаризованном, антифашистском, демократическом государстве, нейтральном по отношению к североатлантическому и советскому блокам. Собственно говоря, сорок лет назад вы делали то, чем занимался канцлер Коль и его сподвижники в 1989–1990 годах.

Ваша позиция заслуживает глубокого уважения. Поэтому я и мои коллеги, как, впрочем, и все непредубежденные и здравомыслящие люди в Германии, считали вас настоящим немецким патриотом и глубоко порядочным человеком…»

Фильм режиссера Фрёдера вышел на телеэкраны в 1995 году. Он оказался весьма слабым, неточным, неубедительным. Многие эпизоды и тексты выступлений участников были искажены. Режиссер всеми силами старался показать, что сотрудники КГБ специально завлекли президента ФВОК в Восточный Берлин. Но доказательств у него явно не хватило, и он нередко прибегал к натяжкам в изображении отдельных сцен.

В общем, фильм не произвел впечатления на немецкие судебные власти, как и неубедительные свидетельства, вроде того, что сделал бывший советский посол в ФРГ, а затем секретарь ЦК КПСС при Горбачеве Валентин Фалин, о котором читатель уже знает. В 1995 году Верховный суд в пятый раз отказался удовлетворить прошение экс-президента ФВОК о реабилитации за отсутствием доказательств. «Все равно стану бороться дальше изо всех сил, — решил Отто Йон. — Я никого не предал и не нанес ущерба своей родине!»

И восьмидесятипятилетний старик принялся в шестой раз оформлять просьбу о пересмотре своего дела. Но время взяло свое. Отто Йон простился с жизнью в марте 1997 года.

Если вдумчиво разобраться в «афере Йона» с точки зрения нашего времени, то можно понять бывшего главного контрразведчика Бонна, когда он доказывает, что не нанес вреда своей родине. Говоря о ней, Отто Йон, конечно, не имел в виду послевоенную боннскую республику, созданную в сентябре 1949 года усилиями оккупационных западных держав вопреки воле немецкого народа.

Этому государству экс-президент ФВОК не служил: он всячески боролся против него, против режима федерального канцлера Аденауэра и его камарильи, открывших дорогу к власти бывшим нацистам и гитлеровским милитаристам. Да, он выдал советской разведке несколько десятков агентов своего бывшего ведомства. Но они служили не интересам его новой, демократической и нейтральной Германии. Ее тогда еще просто не существовало.

Йон нанес чувствительный удар по «Организации Гелена». Но эта разветвленная разведывательная структура фактически не была немецкой. Ее создали американские спецслужбы в 1946 году на их деньги и под их контролем. Ее можно назвать гигантской заокеанской резидентурой, которая вела подрывную деятельность против советских войск в Германии, СССР, а затем ГДР и государств Варшавского Договора.

С помощью Йона было выявлено несколько десятков американских, английских и французских шпионов. Были ли при этом затронуты интересы немецкого народа? Абсолютно нет! Граждане боннской республики, которым осточертел оккупационный режим, могли только приветствовать ослабление жесткой хватки западных держав. Вот почему прав был истинный немецкий патриот и либерал Отто Йон, когда он утверждал, что не нанес ущерба Германии.

Дело Йона — это не просто разведывательная или контрразведывательная операция. Это прежде всего крупная подрывная политическая акция, нанесшая чувствительный удар по планам Вашингтона, Лондона, Парижа и Бонна, по их авторитету, затормозившая, правда, на короткий срок, милитаризацию Западной Германии и подорвавшая влияние НАТО. К сожалению, тогдашний твердолобый и узкомыслящий Председатель КГБ генерал армии Иван Серов не понял этого. Вот почему и появляются в наше время архивные справки о том, что руководители ведомства государственной безопасности были недовольны результатами операции по делу Йона, Зато политики, работавшие в ЦК КПСС, дали ей высокую оценку. Это следует хотя бы из того факта, что именно цековские работники настояли на награждении участников операции высокими правительственными наградами вместо менее важных, которыми хотел ограничиться глава КГБ.

«Афера Йона» опередила свое время почти на десяток лет. Такие акции стали проводить в начале шестидесятых годов прошлого века вначале отдел «Д», а затем служба «А» — структуры так называемых «активных операций» внешней разведки. И самого доктора Йона следует рассматривать в другом ракурсе. Он — честный немецкий патриот, сумевший храбро сделать решительный шаг, чтобы дать ход конкретным мероприятиям по объединению двух германских государств, возникших в условиях «холодной войны». Отто Йон — не предатель, не шпион, занимавшийся дурно пахнущим ремеслом ради денег, карьеры или мести. Он — либерально мыслящий человек, стремившийся создать лучшее будущее для своего народа и родины.

Почти сорок лет он боролся с боннскими, а затем общегерманскими судебными властями за отмену несправедливого приговора. Пять (!) раз подавал бывший главный контрразведчик апелляции в высшие судебные органы — и все безрезультатно. Смерть застала его в австрийском Инсбруке семь лет назад, когда он готовился к очередному судебному действу.

Ярлык предателя, наклеенный боннскими властями на доктора Отто Йона, к глубокому сожалению, остался на нем и в потустороннем мире. Первопроходец объединения Германии не заслуживает такой участи.