Чалый жеребец отпрянул от огня и всадник стегнул его арапником, направив вперед, прямо в дым, туда, где слуги-люди уже орудовали топорами, мокрыми дерюгами и мотыгами, стремясь не дать огню перекинуться через Дорогу. Остальные поскакали вслед за ним — как кел, так и крестьяне, спешно набранные в деревнях.

Киверин, так его звали на самом деле, а вовсе не Гаулт ап Месиран, но временами он сам забывал это, как сейчас, когда мятежники напали на саму землю и лес. Такого еще не было никогда, и желания Гаулта и сущность того, что было Киверином, слились воедино.

Земля горела. Клубы дыма они увидели из Морунда, задолго до того, как нашли первую лошадь без всадника, пасущуюся на лугу рядом с замком. В такую ясную ночь не могло быть никаких причин для огня, кроме одной; и Гаулт немедленно поднял арендаторов, приказал зазвонить в колокола, чтобы разбудить крестьян, и послал гонцов на восток, где жили другие лорды, твердо правившие наследственными землями. К южным Воротам, самому быстрому пути на север, он послал своего помощника, Керейса — потому что война против самой природы, изменение тактики человеческим племенем, было важным делом, и Сюзерен в Манте предпочитал получать сообщения, которые выказывают побольше рвения, а не довольство собой.

Гаулт не хотел, чтобы дело дошло до подобных унижений, более того, ему совсем не были нужны проблемы со Скаррином, который и без того не слишком привечал его; справедливое наказание мятежников — вот что могло спасти его. У ручья Гиллина он сломал спину мятежа, убрал своего бывшего союзника Ичандрена, всегда досаждавшего ему, и дал урок всем остальным; и с того времени мужчина на пегом мерине, ехавший сзади, тоже перестал быть человеком, хотя и выглядел, как человек.

Его звали Джестрин ап Десини, но за его когда-то симпатичном, а ныне изрезанном шрамами лицом жил совсем другой разум, старый друг Гаулта-Киверина, Пиверн. Он получил слишком тяжелые раны в сражении у ручья Гиллина и был вынужден при помощи ворот стать человеком — одним из людей Ичандрена, его кузеном.

Что за ирония, подумал Гаулт-Киверин — два старых друга скачут рядом, стремясь отомстить, ведь Джестрин был союзником и проводником Гаулта во время набега на горы, в котором они, тогда люди, когда-то участвовали и скакали вместе с Ичандреном против кел.

Так-то в их дружбе, подумал Гаулт, есть что-то поэтичное, и даже вдвойне.

Над дорогой спустились сумерки, и сама дорога, которая начиналась в предгорьях как путь для груженых телег, превратилась в узкую тропинку, петлявшую между соснами, бледную линию, проделанную ногами людей или лошадей, и по краям так плотно заросшую мокрой травой, что было легко ошибиться и повернуть не туда, огибая очередное дерево.

Тропа даже не пересекала таких мест, где два всадника могли бы ехать рядом, и на ней было слишком просто устроить засаду.

Мысль о засаде мучила Вейни — постоянно. Как бы мало ему не нравились такие закрытые дороги, еще меньше он хотел бы оказаться на открытой большой дороге, где, если верить Чи, их точно ждала засада. Чи ехал впереди, Моргейн сзади, в тени от верхушек сосен, и, похоже, парень не мечтал о том, чтобы сбежать: он даже решил не надевать свое собственное вооружение, которое Моргейн вернула ему — едва подсохшие шрамы еще сильно болели, объяснил он, и ехать в броне было бы слишком тяжело.

Тем не менее Чи вооружился, до известной степени: у него был тот самый маленький складной нож, который он просил; Моргейн решила хоть чем-то подбодрить его, подумал Вейни. А может быть это еще одна проверка.

Определенно Чи выглядел смущенный, и потом он сказал: «Миледи», на удивление почтительным тоном, пока Вейни стоял рядом с кишками, завязавшимися в узел, рукой, стиснутой на рукоятке меча, и думал, насколько этот ножик близко к животу Моргейн.

Но Чи положил его в ножны и сунул в карман кожаного седла, всю броню привязал позади коня, вместе с одеялом и седельными сумками; а сейчас ехал впереди, безусловно чувствуя за спиной и меч Вейни и оружие Моргейн. Да, вряд ли мысль о предательстве забредет ему в голову, во всяком случае сейчас.

Чи заверил их, что вся тропа идет среди деревьев. И, пока они едут по ней, скорее всего их никто не увидит.

Зато и они сами не могли видеть дальше ближайшего поворота, а вокруг лежал бесконечный ночной лес, в котором они не знали ни одной дороги и полностью зависели от проводника, того самого, который уже дважды ошибся, случайно — если верить его клятве.

Сам Вейни не был уверен в этом. Моргейн могла бы нагло явиться прямо в Морунд, потребовать гостеприимства, привести Чи прямо в главный зал крепости и заставить Гаулта считать его гостем… ее силы вполне хватило бы, чтобы справиться с пограничным кел-лордом.

Если бы он убедил ее поступить так, земля бы не горела, больше полудюжины людей осталось бы в живых, а этот дважды ошибившийся проводник не держал бы их жизнь в своих руках…

«Леди», так Чи обращался к ней, но что кем он считал ее на самом деле? Ведьмой? Чи, несомненно, что-то знал о волшебстве, потому что жил около кел и понимал, что они появляются не из чистого воздуха и злого намерения; скорее всего это были не одни суеверия и он должен был понимать, что это как-то связано с оружием кел. И есть тонкое различие между этим и…

Когда мысли Вейни дошли до этой точки, он вынужден был признаться самому себе, что не слишком хорошо понимает, что такое волшебство, что он носит рядом с сердцем, и что такое меч, с которым не расстается Моргейн, и как он сам одновременно охраняет и ненавидит все, что связано с ней.

А если они встретят на дороге какую-нибудь невинную семью с детьми…

Бог, помоги ими, подумал он; Бог, помоги нам.

И все это время он пытался забыть лицо, затаившееся внутри, за глазами: лицо шестнадцатилетнего паренька, в мертвых удивленных глазах которого отражались равнодушные звезды.

Символ того, что все пошло не так.

Вейни потер глаза, которые жгло от усталости — короткий сон, долгие стражи, запах дыма, все еще висевший над холмами, и где-то там за ними тревога, смертельная как река во время наводнения — пусть Небеса не пошлют им такую же суматоху впереди.

В точке, где дорога поворачивала и начала резко взбираться на плечо холма, Чи натянул поводья и заколебался, заставив лошадь податься назад. Потом, хорошо видимый в свете звезд, резко ударил коня пятками и послал ее вперед, в подъем.

«Я не бегу от вас», вот что он сказал, без слов. «Идите за мной».

Моргейн послала Сиптаха вслед за ним; большой серый занял вся узкую тропу, Вейни дал ему проехать и только потом слегка коснулся Эрхин пятками.

Пока лошади взбирались по узкой тропинке, петлявшей между камнями, звездный свет беспрепятственно падал на них; потом они опять очутились под соснами, среди более густых кустов, ветки что-то шептали призрачными голосами, слышными несмотря на позвякивание сбруи и топот лошадей; они еще долго поднимались, пока не достигли перевала и дорога опять пошла по ровной местности, через глубокие тени, которые бывают только там, где бесконечное число звезд ярко светит с неба, и, казалось, белая Эрхин и серый жеребец из Бейна, вместе со своим закутанным в серый плащ всадником, ярко светятся в ночи.

Потом они выехали на более широкую дорогу, мерин Чи ускорил шаг, они выехали на берег реки и спустились в мелкий поток, разбрызгивая сиявшую в ночи воду.

Внезапно Моргейн пустила Сиптаха рысью, так что сердце Вейни на мгновение замерло в груди, и он ударил Эрхин пяткой в ту самую секунду, когда кобыла сама прыгнула вперед: несколькими небрежными шагами она догнала жеребца и встала рядом с ним, а Моргейн тем временем обогнала Чи и остановила Сиптаха, преградив дорогу гнедому мерину.

— Медленнее, медленнее, — сказала Моргейн. — Куда ты несешься, так быстро и так уверенно? Ты хорошо знаешь дорогу? Или не очень?

— Да, я хорошо знаю дорогу, — ответил Чи и осадил своего коня, который резко остановился, отпрыгнул в сторону и недовольно махнул головой. — Разве иначе я повел бы вас? Клянусь, я хорошо знаю это место.

— И еще. На мой взгляд мы слишком шумим.

— Вейни, — умоляюще сказал Чи, — ради Бога…

— Лио, — сказал Вейни, заставив Эрхин подойти к Сиптаху еще ближе, и почувствовал, как сердце забилось с такой силой, что руки вот-вот затрясутся. Этот парень еще никогда не называл его по имени. В его родной стране вообще мало кто знал его, за исключением Нхи, Кайя и Маай, и, конечно, его кузена Роха, который не любил пользоваться его Каршским именем, и обычно называл его кузен, особенно если был в хорошем настроении. Но в устах Чи это было не ругательство, напротив, это прозвучало как заклинание, именно так, как говорила Моргейн.

Дурак, сказал он самому себе. И его бьющее сердце повторило это слово.

— Куда мы идем? — спросил он у Чи.

— Туда, куда я говорил вам, с самого начала — через холмы к дороге. Перед Богом клянусь, Вейни: я говорю правду, скажи ей. Скажи…

Раздался звук, непонятный, хотя Вейни отчетливо расслышал его. И все остальные тоже услышали, хотя никто из них не пошевелился и какое-то мгновение не дышал.

В руке Моргейн появилось черное оружие, скрытое плащом. Хотя Вейни и не видел его, он знал это так же хорошо, как знал, где земля а где небо. Подменыш ехал всю ночь на ее боку, потому что она была закутана в плащ; но и того, что было в ее руке вполне хватит для того, чтобы справиться с любым одиноким врагом.

Чи качнул головой, еле заметное движение. Глаза быстро пробежали по кромке леса, лицо покрылось белыми пятнами. — Не знаю, — прошептал он, даже слишком тихо. — Клянусь богом я не знаю, что это такое, и я не планировал это. Пожалуйста, дайте мне подойти и поговорить с ними. Может быть это люди — здесь не должно быть кел. Если нет, вы сможете справиться с ними. Если да, скорее всего я смогу поговорить с ними.

— И сказать им что? — ровным голосом спросила Моргейн.

— Если они признают меня — только Бог знает. Они ведь могут убить меня, без всяких разговоров. Но скорее всего они захотят узнать, кто мы такие. — Его голос дрожал, зубы клацали и он тяжело дышал. — Леди, если мы сейчас вернемся на тот берег, то попадем в засаду и они поднимут против нас все холмы. Нечего делать, надо идти и говорить с ними! Разрешите мне!

— Ты думаешь, что мы поедем вместе тобой, — сказала Моргейн.

— Леди, я ничего не думаю, — прошептал Чи, — почти ничего. Только одно: нас слишком мало, чтобы угрожать им, чтобы они испугались нас. Только поэтому они еще не напали на нас. Я могу поговорить с ними, объяснить, что мы не друзья Гаулту — леди, дайте мне попробовать. Это единственный способ. У них луки, и они очень хорошо стреляют из них. Если они начнут охотиться на нас — считайте, что мы покойники.

— Он достаточно храбр, — сказал Вейни на родном языке.

— Да, не спорю, — ответила Моргейн. — И накликал на нас беду, проклятие на его голову.

Это могло быть правдой. Слишком храбрый и честный, Моргейн предупреждала его.

— Что будем делать? — спросил Вейни с упавшим сердцем, — что стоит меньше?

— Попробуй, — сказала Моргейн Чи.

— Стой. — Вейни подвел Эрхин к мерину, и развязал завязки на тюке с броней Чи, висевшем на боку гнедого среди остальных седельных сумок. Он вынул из мешка кольчугу и протянул юноше. — Одень.

В таком случае, подумал он, Чи будет на их стороне.

Чи не стал спорить. Он наклонил голову и, с помощью Вейни, скользнул головой в кольчугу, но пояс застегивать не стал.

Потом взял поводья и заставил мерина спокойно идти вперед, поднялся на берег и доехал до опушки леса.

В этот момент из леса раздался свист, низкий и странный, Сиптах тряхнул головой и Моргейн резко осадила его.

Их положение посреди реки было хуже некуда. Вейни слегка переместился вперед, поставив лошадь между ней и лесом, но за низким берегом укрыться невозможно, а спину защищать вообще нечем.

Вокруг не было ничего, кроме темноты, бурлящего потока и вздоха листьев.

Еще один звук, на этот раз от них: Моргейн расстегнула кольцо, державшее Подменыш на боку, и положила меч в ножнах перед собой, поперек седла.

Все, конец света. Его рука рефлекторно пошла к коробочке, которую он хранил под броней, и он почувствовал ее как уголек рядом с сердцем.

Уничтожение.

Если она сейчас вынет меч, здесь никогда не будет мира. А будут только мертвые тела, громоздящие одно на другое, без числа и счета.

Он спокойно сидел на лошади, думая о лучниках за деревьями, и о том, что сейчас Чи упадет, убитый неведомым убийцей, или найдет союзников, которых приведет к ним, с неведомо какой целью.

Чи ехал не говоря ни слова, погруженный в ватную тишину, и только ветки шуршали, когда он натыкался на них, а листья облепили все тело. Мерин дергался, фыркал и бил копытами, ломая кусты и даже немного грыз удила; Чи все время приходилось сдерживать его.

— Ты кто? — спросил голос, больше похожий на шепот ветра.

— Человек, мужчина, — ответил Чи нормальным голосом, не поворачивая головы. — Ап Кантори. Чи ап Кантори просит разрешения проехать. Нас всего трое, двое остальных остались посреди ручья. Один из нас кел.

Долгое молчание, очень долгое. Он услышал шепот, потом другой, слов было не разобрать. Он по-прежнему не поворачивал голову.

— Сойди с лошади, — приказал шепот.

Он так и сделал, и вздохнул воздух полной грудью, хотя ноги собирались задрожать. «Один из нас кел», сказал он им. Это загадка, способная смутить кого угодно, и заставить их спрашивать дальше. Он полностью беззащитен, и приехал к ним совершенно открыто, не скрываясь. Поэтому еще жив. Он прошел немного вперед, на маленькую полянку, и остановился, крепко натянув поводья, потому что знал, что произойдет. Конь нервно задергался, когда ветки зашевелились и из кустов на поляну скользнула тень, в слабом свете звезд мало чем отличавшаяся от лесного мрака.

Тень подошла к нему, взяла поводья лошади и увела ее прочь. Чи не сопротивлялся.

Он не сопротивлялся и тогда, когда за его спиной появились другие тени и больно схватили его за руки.

— Я прошу безопасного прохода, — сказал он приглушенным голосом. — Со мной леди-кел и еще один мужчина, человек. Они враги Гаулта, который охотится на нас.

На плечо опустилась что-то не очень тяжелое и заскользило к шее, пока холодный острый кончик меча не уткнулся в горло. — Откуда вы пришли?

Шевельнуться означало смерть. И неправильный ответ тоже, и на какое-то время он вообще потерял способность соображать, лесной воздух показался слишком разреженным, а сознание захотело убежать от него, как если бы мир опять сдвинулся, и он вернулся на вершину холма, и все то, что он собирался рассказать им стало кошмарным сном, бредом. Голова закружилась, на какое-то мгновение он даже решил, что те двое, которых он оставил на середине потока, ему померещились, и с ним за все это время вообще ничего не произошло; он вернулся обратно, к людям, вот и все.

Кончик меча посильнее уперся в горло.

— Я все еще человек, — сказал Чи. — И с ней еще один человек. У нее собственные дела, и я тоже хотел бы знать, что это такое. Они сказали мне кое-что — вполне достаточно, чтобы привести их сюда. Я клянусь, что никогда не видел никого, похожего на нее. Как и похожего на него, хотя он точно Человек, но я не знаю откуда. Дайте мне вернуться назад к ним и я приведу их к водопаду. Из этого места нет пути, только назад. Вы сам знаете, что нет. Мы разобьем здесь лагерь и будем ждать, а вы сможете спросить у нее все, что хотите.

Еще одно долгое мгновение тишины. Потом: — Ап Кантори, — сказал шепчущий голос перед ним, — с нами твой брат.

Сердце Чи стукнуло. Обман, слишком жестокий. — Мой брат погиб у ручья Гиллина. Ичандрен убит в Морунде. Я последний из тех, кто выжил.

— Брон ап Кантори жив, — сказал шепот. — Он с Арунденом. В нашем лагере.

Чи не понял, как сумел удержаться на ногах. Он застыл и почувствовал, что не может вздохнуть и ничего не видит, гнев и надежда сменяли друг друга, он никак не мог выбрать между убеждением, что они врут, и надеждой — самой слабой и пугающей надеждой, что это может оказаться правдой.

— Кто они, — продолжал спрашивать тот же голос, — с которыми ты едешь?

Чи не мог говорить. Он забыл, как это делается. Он чувствовал себя лучше, когда люди Гаулта привели его на верхушку холма. Он чувствовал себя лучше, когда сидел в камере под Морундом, зная, что Ичандрен мертв. Все его чувства пришли и ушли, как если бы он собирался потерять сознание, внутри все бушевало.

— Ты думаешь, что можешь сделать это? — продолжал шепчущий голос. — Обмануть нас?

— Я Чи ап Кантори. Моего брата зовут Брон. Он погиб у ручья Гиллина—

Меч опять надавил на горло. Пальцы, мертвой хваткой стиснувшие его руки, почти остановили ток крови.

— И кто ты еще? Как зовут того, кто внутри Чи ап Кантори?

— Скажи Брону, что я здесь. Приведи его сюда. Скажи ему, что он сразу поймет, что я до сих пор его брат. Скажи ему это!

Долгое, долгое молчание. Это была проверка, сказал Чи себе. И он ее провалил. В любое мгновение один из тех, кто стоит перед ним, может отдать приказ и меч взрежет вену — или, еще хуже, они возьмут его к себе и будут спрашивать, его одного…

Но, О Боже, есть, есть надежда, не все потеряно: если Брон действительно выжил на берегу Гиллина, если люди Арундена слышали слухи и способны оказаться в том месте раньше ночи и падальщиков…

Если бы, хотя бы перед смертью, он мог бы опять увидеть брата…

— Освободите его, — сказал голос.

Когда Вейни услышал, как шевелятся ветки, пропуская всадника, выезжающего из леса, он обеими руками взялся за меч, лежавший поперек седла и приготовился. Эрхин нервно дернулась, Сиптах ударил копытом и закусил удила.

Появился всадник, в расстегнутой кольчуге, едва видимый в свете звезд, и спокойным шагом стал спускаться по склону. За ним ехали еще двое, похожие на тени, по каждую сторону, немного сзади.

Чи спустился в поток и остановился, лицом к ним, потом медленно слез с коня и пошел по мелководью, пока остальные ждали на спинах лошадей.

Он подошел к Вейни, слева, стараясь держаться подальше от Моргейн, и у Вейни мелькнула мыль, что если они каким-то образом заставят его спустится, то Моргейн останется без защиты, и они нападут на нее: по меньшей мере у Чи был складной нож, и только Небеса знают, что еще он получил от них.

Но в руках Чи не было ничего — он специально вытянул их перед собой, и, подойдя к плечу Эрхин, положил правую руку на стремя:

— Они согласны на переговоры, — тихо сказал Чи. — Они хотят, чтобы вы поднялись к ним. Там, в лесу, их много. И все стрелы направлены на нас. Похоже, что они будут стрелять по лошадям, если мы попытаемся убежать. — Потом его голос дрогнул от сильного, еле сдерживаемого чувства. — Они говорят, что мой брат жив. Я не знаю. Может быть, это правда. Если так — если он действительно жив, то Брон сможет убедить их выслушать меня.

То, что они окружены, звучало разумно. А вот остальное… Только Небеса знают. Вейни был уверен, что Моргейн услышала все, что сказал Чи: у нее самый острый слух из всех, кого он знал, и, скорее всего, она даже слышала все разговоры в кустах. Тем не менее она не сказала ничего, и на мгновение его хватила паника — человек и человек, сказала она, Мужчина и Мужчина, она доверилась его инстинктам, чтобы иметь дела с этим постоянно меняющимся юнцом.

— Я прошу тебя, — сказал Чи, схватив его ногу и изо всех сил вцепившись в нее. — Я прошу тебя. Я не настолько хорошо знаю эти тропинки, чтобы нестись по ним на лошадях. Впереди чаща, камни и корни. Река ведет в водопаду, и дальше пути нет. Но если мы пойдем с ними, есть надежда, что они выслушают нас, и в любом случае мы будем ближе к дороге. Это люди Арундена ап Корис, и, если они не врут, от моего брата зависит, поверят нам или нет. Пойдем с ними. Но если все пойдет плохо, то, клянусь Небесами, буду сражаться вместе с вами.

— А твой брат? Что о нем?

— Я хочу, чтобы он жил. Все. Больше ничего. И я буду ваш, полностью. Сердце и разум — клянусь, только не убивайте его и не берите ничью жизнь без необходимости. Послушай меня: это последний оплот свободных людей. Я сражался за эту землю, и твоя леди говорит, что у нас еще есть надежда — но если здесь начнется война между Гаултом и леди, если сюда придет огонь… Вейни, клянусь Богом — послушай меня, поговори с ними и сделай их нашими союзниками. Они не просят, чтобы вы отдали оружие. Они вовсе не безрассудные люди. И когда мы окажемся в их лагере, мой брат присоединится к нам. Я знаю, так оно и будет.

— А ты знаешь дорогу по равнине? И через лес? Ты сможешь вести нас?

Рука Чи похолодела, но он по-прежнему крепко держал ногу Вейни. — Во имя Бога, Вейни, я — твой друг. И ты мой. Я никогда не предавал тебя. А сейчас я хочу только одного — выжить; чтобы мы все выжили — я прошу тебя — возьми то, что я принес тебе. Да, я солгал, признаюсь. Но не по злобе — по неведению, переоценил свои силы. А сейчас, клянусь, не лгу и не ошибаюсь. Я привел вас в то место, из которого можно прорваться на холмы — и теперь, когда они перекрыли все дороги, я предлагаю самое лучшее, самое лучшее из того, на что можно надеяться…

— Все твои надежды почти исчезли, дружище. А если дело пойдет плохо, это закончится кровью, кровью твоего народа.

— Делать нечего, — за его спиной сказала Моргейн на языке Карша, — нам остается только посмотреть, к чему все это приведет.

Это его совет, подумал Вейни, довел их до этого, его и Чи. — Да, — тяжело сказал он. И к Чи: — Миледи согласна; мы пойдем.

Рука Чи еще крепче вцепилась в него, невероятно сильная. В глазах засияла благодарность, звездный свет отразился от не пролитых слез. — Клянусь тебе — я с тобой, навсегда. Я не предам тебя. Никогда в жизни. Я знаю, что ты можешь сделать. И если я предам тебя, забирай мою жизнь, немедленно и без сожаления.

Вейни почувствовал в себе импульс непривычного, огорошившего его самого чувства, и разрешил своим пальцам крепко, по дружески, стиснуть пальцы Чи; потом он взглянул в затененное лицо.

— Мой брат поможет нам, — сказал Чи. — И в этом я тоже клянусь. Только не убивайте его.

— Мы не сделаем ничего плохого никому, кто не будет угрожать нам.

— А твоя леди…

— Верь Вейни, — вмешалась Моргейн. — Он не умеет лгать. А что касается твоего брата и остальных — я согласна с ним.

Они поднялись на берег, въехали в лес и поехали по тропинкам, которые знал только Чи и сумрачные безмолвные всадники; было достаточно ясно, что есть и другие наблюдатели, пешие и на конях, на тропинках, пересекавших их путь.

Чем-то они похожи на эрхендимов, подумал Вейни, или на народ Ра-Кориса, из его родного мира. Нельзя и надеяться завоевать их землю дешево, с минимальными потерями людей, или быстро — если только враг не будет совершенно невообразимым; и если враг не будет ценить ни лес, ни землю, и не сожжет все вокруг.

Мы не должны были, думал он при каждом шаге лошади, при каждом шелесте листьев, мы не должны были приносить сюда огонь, мы не должны…

Мысль болезненно стучала в сознании, но запах дыма постепенно исчез, вокруг были только зеленые деревья и лесная сырость — эта земля все больше и больше напоминала ему дом, даже запахом деревьев.

О госпожа, я должен был остановить тебя, отговорить от огня. Почему я не заговорил? Я Человек. И здесь живут люди. Почему же я промолчал?

Или я стал кем-нибудь другим?

Дорога стала совершенно запутанной, узкая тропка спускалась с одного холма и поднималась на другой, еще и еще, пока они не оказались в маленькой лесистой долине, совершенно незаметной в темноте.

Чи ехал впереди, за первым стражем. Моргейн скакала за спиной Чи, Вейни прикрывал ее спину, а второй стражник скакал последним; в чаше леса слышались только мягкие шаги лошадей, скрип сбруи и звяканье уздечки; каждая лошадь следовала за другой и по большей части только мелькание бледного зада Сиптаха и белого хвоста помогали ему понимать, куда они поворачивают.

Эрхин родилась именно в таких краях, ее аллюр стал легким и веселым, в вечно настороженных ушах появилась внимательность, как если бы она слышала сигналы, которые не слышит ни одно человеческое ухо. Однако она не тревожилась, пока; но судя по кончикам ушей и постановке головы она слышала что-то такое, что не слышал он и ожидала неприятностей.

Но дороги назад нет, подумал он, только вперед, глубже и глубже в лес. Понимает это Чи или нет, но такой узкий проход может быть только ловушкой.

Небеса помоги нам. Последний оплот свободных людей. Чи лгал нам раньше; но может быть не соврал сейчас: Моргейн в свою очередь лгала ему — и вот мы все в паутине лжи, они и мы.

Хватит смертей. Во имя Богоматери, хватит убивать детей, делать ошибки и лить кровь, как воду. Увы, это мечта, только мечта.

В конце концов Моргейн остановилась; впереди нее Чи и их проводник осадили коней. Эрхин подошла к Сиптаху и ткнулась головой в бок огромного серого, который в ответ предостерегающе фыркнул.

— Уже скоро, — сказал проводник. — Потерпите.

Ага, сообразил Вейни, здесь что-то вроде границы, и они сейчас пересекут ее: кто-то побежал вперед, предупредить остальных о гостях.

Долгое молчание. Только звуки леса и нервные удары копыт по земле. Чи не говорил ничего, он вообще не сказал ни слова с начала поездки. А их добровольные проводники ограничивались только простыми командами.

Где-то закричала ночная птица.

— Пошли, — сказал проводник, спокойно повернул лошадь и поехал вперед тем же неторопливым аллюром, которым ехал последнее время. За ним Чи, потом Моргейн; потом он сам и замыкающий, тропинка подбежала к лесистому холму и полезла вверх, запетляла среди деревьев и опять стала спускаться вниз, по другой стороне холма.

Порыв ветра, и в первый раз за все время Вейни почувствовал запах дыма и жилья. Не горел ни фонарь ни факел, только деревья стали расти реже и среди них появились кустистые бугры — хижины, больше похожие на невысокие и толстые деревья, чем на жилье, но их создала не природа, подумал Вейни, когда они по-прежнему неторопливо спустились по крутому склону и проехали мимо одной из них, высотой с всадника на лошади и широкой, в отличии от тонких стволов деревьев.

Ничто не шевелилось. Ни дыхания, ни голоса, ни единого огонька. Только когда они выехали на поляну, явно находящуюся в центре лесного поселка, то увидели загон, устроенный среди деревьев, из которого шел запах конюшни и доносились беспокойные шорохи лошадей.

Их проводник спустился с лошади. — Спускайтесь, — сказал он.

— Лучше всего так и сделать, — сказал Чи и первым соскользнул на землю.

Действительно лучше, особенно если где-то здесь есть лучники. Моргейн спустилась с седла, Подменыш на боку, и Вейни тоже, одновременно с Чи; они отпустили поводья, надеясь, что хозяева займутся лошадями.

Едва слышные звуки, и несколько теней выскользнули из-за деревьев и хижин.

Одна из них наклонилась к земле в самом центре поляны, и привычным движением пошевелила что-то палкой; приглушенно засветились угли, человек добавил в костер немного сушняка и языки пламени осветили поляну. Значит народ деревни уверился, что опасности нет, и осмелел настолько, что один из них открыто сидел перед ними на корточках, блики разгоравшегося пламени играли на его лице, освещая пронзительные глаза и тяжелый подбородок.

— Милорд Арунден, — почтительно сказал Чи, и сделал пару шагов вперед; потом остановился, когда человек у костра посмотрел на него с неприкрытой насмешкой.

Тот, кого назвали Арунденом, встал, и вытащил короткий меч, который висел у него на поясе. Огонь позволял видеть обоих: Чи, в полутьме, только пламя блестело на звеньях кольчуги; более взрослый мужчина, на свету, тени на его лице и кожаной броне, мехах и косах воина.

— Странные гости, — сказал Арунден голосом, очень подходившим к лицу: тяжелым и грубым. — Еще страннее, что привел их сюда именно ты. Что хочет Гаулт?

— Милорд, мой брат жив?

— Ответ.

— Гаулт хочет наши жизни, их и мою, милорд. Я человек. И вот он человек. Леди — кел, но она не друг Гаулту.

— Там, ниже, горит земля. Это ваша работа? Что произошло?

Чи не знал, что ответить, и промолчал.

— Так получилось, — сказала Моргейн, и, привлекая к себе испуганный взгляд мужчины, вышла вперед и остановилась перед ним, закутанная в серый плащ фигурка, с капюшоном на лице, скрещенными на груди руками, и невидимым мечом-драконом на бедре, и только Небеса знают, где ее остальное оружие, но Вейни не стал гадать, а шагнул вперед и встал около ее левого плеча. — Кел в вашем мире плохо воспитаны, и мне пришлось просить помощи у этого молодого человека, — продолжала она, обращаясь к лорду. — Так я попала к вам. А пожар — случайность войны, милорд, на вашей границе могло произойти что-нибудь намного худшее.

Лорд Арунден долго мрачно молчал… и молчали темные фигуры, появившиеся среди деревьев за его спиной. Сердце Вейни от страха сильно забилось, он начал быстро прикидывать, что может сделать с людьми вокруг, мысленно нарисовал карту местности — куда бежать, где укрыться.

И где-то здесь, как Чи уверял их, есть лучники.

— Кто ты такая? — резко спросил Атунден, — что скачешь по моей земле со своими слугами. Ты что, отставная шлюха Гаулта?

Все, это уже чересчур. Вейни отстегнул кольцо. Вес рукоятки меча ударил по бедру, но Моргейн, даже не взглянув в его сторону, подняла пустую белую руку, останавливая его, и откинула капюшон, ее бледные волосы заблестели на свету.

— Нет, — мягко сказала она. — Будете еще гадать, милорд Арунден?

— Миледи, — отчаянно всхлипнул Чи, бросаясь между ними. — Милорд…

— Она здесь чтобы угрожать нам? — спросил Арунден. — Или она лазутчик, который должен выведать все, что происходит на холмах, а ты ее проводник?

Моргейн посмотрела на Чи с холодным презрением. — Ты клялся, что он разумный человек.

— Я не дурак! — крикнул Арунден, и с силой ударил своей палкой по углям, вверх взлетели тысячи искр.

— Мне это надоело, — сказала Моргейн Чи и повернулась, собираясь уходить.

— Не уходите, — крикнул Чи. — Подождите — милорд Арунден! Не ошибитесь!

— Я никогда не ошибаюсь. Это ты ошибся…

— Чи! — позвал из темноты голос, и вниз по склону, натыкаясь на камни и корни, прихрамывая, скатился человек.

Вейни опять задвинул меч в ножны, а Моргейн остановилась около него, рука под плащом, челюсти сжаты.

— Брон, это не твой брат, — крикнул Арунден вверх, когда человек подбежал поближе, и махнул ему, приказывая не подходить близко.

— Брон, — тихо сказал Чи. — О, Брон…

Человек решительно похромал вперед — без кольчуги, в бриджах, рубашке и сапогах, полностью безоружный; он подошел и остановился, засомневавшись, по другую сторону костра; Чи, со своей стороны, стоял, не пытаясь подойти поближе к брату — мудро, подумал Вейни, которого так кололо между лопатками, что можно было подумать, что стрела уже в спине.

— Я не Измененный, — сказал Чи едва слышным, дрожащим голосом. — Брон, Ичандрен мертв. А всех оставшихся Гаулт бросил волкам. Меня, Фальвина, ап Кнари… — Его голос оборвался, на мгновение стало тихо. — Они умерли. Все. Вот что с ними случилось. Я думал, что и ты погиб в бою.

— И что ты хочешь? — спросил Брон, еще более холодным, чем у Арундена голосом. — Что ты хочешь здесь?

Чи отвернулся, как если бы его ударили в голову, и затряс головой.

— Что ты хочешь, Чи?

— Проход, — через мгновение сказал Чи, опять поворачиваясь к брату. — Безопасный проход. Клянусь, Брон, мой лорд мертв, и тебя я считал мертвым, леди и этот человек нашли меня, отобрали от волков и вылечили раны. Он не кел, Брон, он человек, такой же, как и я, а она, она освободила меня, дала коня и рассказала то, что лорд Арунден должен знать, ты должен знать, и все остальные должны знать. Клянусь, Брон, я знаю, что не могу доказать, что все мои слова правда, но ты знаешь меня, ты знаешь все то, что знаю и я — проверь, убедись, не забыл ли я чего-нибудь. Брон — ради любви Небес…

Брон заколебался, было видно, что он разрывается между отчаянием и печалью.

И внезапно он широко раскинул руки.

— Нет, — крикнул Арунден. — Глупец!

Но Чи уже шел к нему, медленно, осторожно. Они обнялись и долго плакали, пока Брон не отстранился от Чи и внимательно оглядел его, как если бы при свете костра мог открыть правду.

Вейни глядел на все это, и душа болела — он не понимал почему, только что-то внутри взволновало его: возможно то, что человек вернулся домой, или то, что братья смогут доказать правду.

Или то, что этот Чи только что бросил их из-за любви к брату, быть может под влиянием этого места.

Дурак, подумал он. Быть может он мог помочь нам.

Но Моргейн, стоявшая рядом с ним, безусловно имела на этот счет свое мнение: сейчас Чи ее вассал, вспомнил Вейни, а также проводник и вообще источник всего, что они узнали об этом мире. Чи прав, ради его безопасности она может уничтожить здесь все; если Арунден попытается остановить его, или ударить его или его брата, Моргейн начнет действовать, и, прежде чем она кончит, от Арундена и половины деревни останутся только воспоминания выживших.

Но и она, и Арунден и все остальные стояли сбитые с толку, а Брон ап Кантори опять обнял брата, хотя не был уверен, кого он в точности обнимает: он сам стал заложником, чтобы остановить любого, кто, волнуясь за одного из них, захочет убить другого, одним движением выбив оружие из их рук.