Мир, унесенный ветром

Краткий курс истории казачества

(конспект учителя Петра Курбатова, найденный при обыске на съемной квартире Сергея Рогачева)

Кто такие казаки. Загадки происхождения

Вопрос происхождения казаков и в наши дни толком не выяснен. Даже возникновение самого слова «казак» имеет множество объяснений. Вот лишь некоторые из них:

• от «косогов» — народа Кавказского,

• от «казар» — народа Скифского,

• от «каз» — турецко-татарского слова, означавшего «гусь»,

• от «ко» и «зах» — монгольских слов, означающих: первое — «броня, латы, защита», а второе — «межа, граница, рубеж»; откуда «ко-зах» значит — «защитник границы»,

• от именования этим именем у татар бессемейных и бездомных воинов-бродяг, составляющих авангард татарских войск в 16 веке.

• от значения этого слова на половецком языке — «страж», «передовой».

Но ни одно из этих толкований не может быть признано абсолютно правильным.

Есть несколько основных версий появления казаков. Одна из них — славянская: в степь бежали русские крестьяне, не желавшие мириться с крепостным правом, либо лихие люди, скрывавшиеся от преследований за разные преступления. В степи они образовывали небольшие разбойничие отряды совершали набеги на русских и заморских купцов, на татарские кочевья. Помимо разбоев, они занимались рыбалкой, охотой, раскапывали степные курганы в поисках кладов. «Так, «самодурью» произошел в русском народе отбор сильных, крепких, воинственных людей, которые желая вольно жить, не сеять, не жать, не ткать, не прясти, создали себе полуразбойную, полувоенную жизнь, ради добычи стали ходить к врагу Русской земли «зипуны добывать», — писал атаман Войска Донского и писатель Петр Краснов. В народной памяти эти лихие люди остались богатырями. Именно про них слагали песни и былины. Во многих былинах про Илью Муромца говорится, что он казак.

«…Богатырь не умирал в казаке, и наши древние богатырские песни в том виде, в каком они дошли до нас, суть песни казацкие о казаках. Знакомый с этими песнями знает, что самое видное место между богатырями занимает Илья Муромец; он обыкновенно называется старым казаком и прямо донским казаком, атаманом донских казаков: „Помутился весь тихий Дон, помешался весь казацкий круг; что не стало у них атамана, что старого казака Ильи Муромца“. Разбойники, испуганные его силою просят его, чтоб взял их к себе в товарищи, в донские казачонки» — писал известный историк Сергей Соловьев.

Вторая версия появления казачества — черкесская. Ее выдвинул Василий Татищев. Черкесы, спустившиеся с гор в XIV веке по предложению одного из татарских баскаков, служить в их армии, поселились в княжестве Курском. Но служить черкесам не понравилось и они ушли на реку Днепр, где основали город Черкассы. Позже на Дону они основали еще один город — Черкасск, ставший впоследствии столицей донского казачества. Можно заметить, схожесть названий: черкесы — Черкассы — Черкасск. Причем похожи два города были не только названиями. Располагались они на островах на реке, что было обусловлено естественной водной защитой. Казаки, обосновавшиеся на Днепре стали называться запорожским, а обосновавшиеся на Дону — донскими. Но и у тех, и у других был общий образ жизни.

Третья версия — татарская. Одного из первых известных атаманов звали Сары Озман. Имя явно татарское. Казачий историк 18 века Александр Ригельман пишет, что казаки «платье носят почти совсем татарское» И даже женщины, «притом все без изъятия ходят в портках, а по их — в штанах» — то есть на манер восточных женщин. Устройство домов у казаков тоже было татарским, казаки подобно степным кочевникам делили курень на женскую и мужскую часть. В языке у них так же как и в татарском не было среднего рода. Сохранились грамоты московских митрополитов адресованные «баскакам и сотникам и всем христианам Червленого Яру». Это место локализуется в районе реке Хопер. Некоторые историки считают, что Червленый Яр был автономной пограничной территорией в составе Золотой Орды. Там жили как православные татары, так и славянские общины. У них не было ни феодалов, ни крепостного права. Все вопросы они решали на общем совете — кругу. Этот союз общин считается предшественником будущего казачества. Надо заметить, что в то время татарами считались все кочевые племена, присоединившиеся или подчинившиеся Орде. Большинство же этих племен, кочевавших в диком поле, в районе реки Дон, были половецкого происхождения.

Но, скорее всего, ни одну из этих трех версий нельзя считать правильной. Вероятно все три несут в себе зерно истины. Казачество — это огромный «плавильный котел», в котором смешивались разные нации.

Особенный уклад жизни

Вольные казаки очень долго не занимались землепашеством. Это занятие считалось презираемым, недостойным казака, а кроме того в степи выращивать что-то было опасно — в любой момент могли напасть татары и уничтожить посевы.

Казаки охотились, ловили рыбу, промышляли грабежами. Свои набеги они делали на конях или на лодках. Казаки считались хорошими моряками. Лодки у них были небольшие. Но на них они ловко справлялись с торговыми кораблями. На дело выходили в ночь или в туман. Захватив купеческий корабль, брали только золото, серебро и дорогие ткани, остальное просто выкидывали. После дела, если их начинали преследовать, топили лодки и награбленное около берега, запоминали место и убегали в степь, а потом, когда все стихало, возвращались и забирали добычу.

В этой любви к морским походам у казаков можно обнаружить схожесть с новгородцами. Возможно, это объясняется тем, что когда Москва захватила Новгород, часть его жителей бежала на Дон. У казаков, как и новгородцев, все важные решения принимали на общем собрании. В Новгороде оно называлось вече. На Дону — круг. На кругу выбирали атаманов и даже священников. Голосовали за то или иное решение подкидыванием шапок вверх.

Очень необычно казаки обходились с женщинами. Поначалу у них вообще не было жен, только пленницы, которых они привозили из походов и жили с ними. Когда женщина казаку надоедала, он ходил с ней по городку и спрашивал у других кому она нужна. Вот как описывает это историк Ригельман: «Если кому жена была уже немила и неугодна или ненадобна ради каких-нибудь причин, оных менять, продавать и даром отдавать мог, водя по улицам и вкруг крича: Кому люба, кому надобна? Она мне гожа была, работяща и домовита. Бери, кому надобна! И если выищется кто оную взять, договаривались ценою или какой меною, по случаю ж и за попойку, отпустя ее из рук, отдавали. Когда же взять жены никто не выискался, то и так на волю отпускали». Институт церковного брака на Дону вообще появился принудительно в 18 веке, после подавления Булавинского восстания.

Женщины выполняли всю работу по дому. Вот какими увидел взаимоотношения терских казаков с женщинами Лев Толстой: «Казак большую часть времени проводит на кордонах, в походах, на охоте или рыбной ловле. Он почти никогда не работает дома. Пребывание его в станице есть исключение из правила, и тогда он гуляет… На женщину казак смотрит как на орудие своего благосостояния; девке только позволяет гулять, бабу же заставляет с молодости и до глубокой старости работать для себя и смотрит на женщину с восточным требованием покорности и труда. Вследствие такого взгляда женщина, усиленно развиваясь физически и нравственно, хотя и покоряясь наружно, получает, как вообще на Востоке, без сравнения большее, чем на Западе, влияние и вес в домашнем быту. Казак, который при посторонних считает неприличным ласково или праздно говорить с своей бабой, невольно чувствует ее превосходство, оставаясь с ней с глазу на глаз. Весь дом, все имущество, все хозяйство приобретено ею и держится только ее трудами и заботами. Хотя он и твердо убежден, что труд постыден для казака и приличен только работнику-ногайцу и женщине, он смутно чувствует, что все, чем он пользуется и называет своим, есть произведение этого труда и что во власти женщины, матери или жены, которую он считает своей холопкой, лишить его всего, чем он пользуется. Кроме того, постоянный мужской, тяжелый труд и заботы, переданные ей на руки, дали особенно самостоятельный, мужественный характер гребенской женщине и поразительно развили в ней физическую силу, здравый смысл, решительность и стойкость характера. Женщины большею частию и сильнее, и умнее, и развитее, и красивее казаков.»

Самих же казаков историк Ригельман описывает так: «Они почти все смуглого и румяного лица, волосом черные и черно-русые, острого взгляда, смелы, хитры, остроумны, храбры, горды, самолюбивы, пронырливы и насмешливы».

Преступников, совершивших тяжелый поступок, казаки в старину топили в воде — сажали в мешок, завязывали его, привязывали камень или насыпали песку в мешок и бросали в реку. У казаков это наказание называли «в куль да в воду». Менее провинившихся тоже бросали в воду в мешке, но через некоторое время вытаскивали. Еще распространенным наказанием была порка плетьми. Причем выпороть могли и атамана, если тот допустит какую-нибудь несправедливость — например, неправильно поделит на всех добычу по возвращении из похода. И если утопления в воде со временем прекратились, то порки плетьми продолжались вплоть до 20 века. У Михаила Шолохова в романе «Тихий Дон» описано, как казаки выпороли за «красные взгляды» одного из главных персонажей — Михаила Кошевого.

У казаков была страсть к разным авантюрам. Не зря они совершили много важнейших походов, которые помогли завоевать новые территории для России. Казак Ермак покорил Сибирь, казак Семен Дежнев дошел до Тихого океана. Казаки легко находили общий язык с разными народами, селились в Китае, на Кавказе, и даже в Африке легко адаптировались. Петр Краснов описал, как казаки общались с эфиопами: «Целыми днями толпы эфиопов в белых плащах сидели подле казачьей палатки. А казаки говорили с ними по-эфиопски! Спорили со священниками о вере, рассказывали о своей земле». Краснов рассказал о том, как в только что занятом Пекине один бравый урядник совершенно свободно и бойко говорил по-китайски, как целый отряд кубанских казаков выкупил землю у китайцев, выписал жен с Кубани и поселился в одной из китайских провинций.

Одним из главных занятий казаков была война. Идя в бой они одевались в старую поношенную одежду. Перед атакой вели себя по-разному. Кубанские казаки веселились, пели, плясали лезгинку. Донские — сосредоточенно молились. В бой шли с дикими криками, свистом, гиканьем и улюлюканьем. Перед боем атаман или другой командир должен был разъяснить казакам маневры, которые предстояло совершить. Казаки не терпели непонятных приказов.

На атамане, а позднее казачьем офицере лежала большая ответственность. Казачьи части комплектовались по станичному принципу — часто офицеры были из тех же мест, что и казаки. Офицер знал — если кого-нибудь из подчиненных убьют, то дома, в станице с него спросят, почему и как он погиб. Бойцов берегли, последних сыновей в роду в переднюю линию атаки не ставили (благодаря этой спайке и постаничному комплектованию казачьи части в отличие от остальных в годы первой мировой войны не знали дезертирства).

Пожалуй, лучше всего жизнь и быт казаков описал Лев Толстой в повести «Казаки» где речь идет о гребенских казаках на Кавказе: «Очень, очень давно предки их, староверы, бежали из России и поселились за Тереком, между чеченцами на Гребне, первом хребте лесистых гор Большой Чечни. Живя между чеченцами, казаки перероднились с ними и усвоили себе обычаи, образ жизни и нравы горцев; но удержали и там во всей прежней чистоте русский язык и старую веру. Предание, ещё до сих пор свежее между казаками, говорит, что царь Иван Грозный приезжал на Терек, вызывал с Гребня к своему лицу стариков, дарил им землю по сю сторону реки, увещевал жить в дружбе и обещал не принуждать их ни к подданству, ни к перемене веры. Еще до сих пор казацкие роды считаются родством с чеченскими, и любовь к свободе, праздности, грабежу и войне составляет главные черты их характера. Влияние России выражается только с невыгодной стороны: стеснением в выборах, снятием колоколов и войсками, которые стоят и проходят там. Казак, по влечению, менее ненавидит джигита-горца, который убил его брата, чем солдата, который стоит у него, чтобы защищать его станицу, но который закурил табаком его хату. Он уважает врага-горца, но презирает чужого для него и угнетателя солдата. Собственно, русский мужик для казака есть какое-то чуждое, дикое и презренное существо, которого образчик он видал в заходящих торгашах и переселенцах малороссиянах, которых казаки презрительно называют шаповалами. Щегольство в одежде состоит в подражании черкесу. Лучшее оружие добывается от горца, лучшие лошади покупаются и крадутся у них же. Молодец казак щеголяет знанием татарского языка и, разгулявшись, даже со своим братом говорит по-татарски. Несмотря на то, этот христианский народец, закинутый в уголок земли, окруженный полудикими магометанскими племенами и солдатами, считает себя на высокой степени развития и признает человеком только одного казака; на все же остальное смотрит с презрением».

Казачество — враг государства

Казачество громко заявило о себе во время смутного времени. Этот период можно было бы назвать первым крупным казачьим восстанием в истории русского государства, если бы казаки являлись подданными московского царя. Но поскольку они таковыми не были, смута скорее может считаться казачьим вторжением. Смутное время началось вскоре после отмены Юрьева дня — единственного дня в году, когда крестьяне могли переходить от одного господина к другому. Так как беглые крестьяне в в конце 16-го и начале 17-го веков являлись основным источником пополнения казачьих сил, то казаки были очень раздражены этой мерой, принятой по инициативе Бориса Годунова, который взошел на престол после того, как династия Рюриковичей пресеклась. К тому же Годунов имел татарское происхождение. Так же казакам не понравилось, что он закрыл южную границу, нарушив поставки оружия, боеприпасов и разных необходимых товаров, поступавших на Дон из Московского государства. А, кроме того, Годунов построил в самом сердце казачьих земель новую крепость — город Царев Борисов.

В эти годы в Польше объявился лже-Дмитрий первый (всего во время смуты было восемь царей-самозванцев, четверых из них выдвинули казаки). Донские и Запорожские казаки, обозленные на Бориса Годунова, сразу же поддержали лже-царевича. Поскольку среди казаков было много бывших беглых холопов, они шли на Москву также в надежде отомстить ненавистным боярам, ну и, понятное дело, «погулять», пограбить. Поляки с запорожцами в 1604 году взяли город Чернигов, но позже, в 1605 году они потерпели поражение от царских войск на Добрыницах в Камаринской волости. Лже-Дмитрий, он же Григорий Отрепьев, бежал в город Рыльск. А царская армия, развивая успех, пошла на силы донских казаков, укрывшиеся в городе Кромы под командой атамана Корелы, считавшегося колдуном. Но, не смогла выбить казаков, насчитывавших 6 тысяч человек, из Кром. Потому что Корела, как пишет Ригельман: «…был воин искусный, а к тому досужий волшебник, и оттого делалось, что войска тут Московские, часто с конными козаками и, на всякий день много раз бившись, ничего важного, ради несоюзства, сделать Кромам не могли и отступили: одна часть войска к Гришке перешла, а другая в бега, третья в сомнении повисла». После поражения царской армии под Кромами у Лжедмитрия открылась прямая дорога на Москву. И он вместе с казаками дошел до нее практически маршем.

После захвата Москвы казаки начали требовать с лже-Дмитрия денег за службу, но тот отказался или не смог им заплатить. Казаки, разозлившись, вернулись к себе на Дон, выбрали нового, своего, лжецаря и снова пошли на Москву, теперь уже воевать с лже-Дмитрием. По дороге до них дошла новость, что тот убит, и совет бояр избрал царем Василия Шуйского. Ему присягнули на верность почти все. И на Руси вполне мог установиться мир. Но этого не случилось из-за того, что донские и запорожские казаки не признали нового царя. Смута продолжилась. Очень долгое время у стен Москвы стояли две армии: одна польская и другая донских казаков под командованием атамана Межакова и князя Трубецкого. И ни у одной не было решающего перевеса для победы. Казачья армия при этом постоянно грабила не только купцов и бояр, но и местное население.

Вскоре после того, как недовольство разорительной смутой со стороны разных волостей достигло предела, была собрана и третья армия — ополчение Минина и Пожарского. Оно двинулось на Москву и напало на польское войско. В решающий момент сражения князь Пожарский понял, что без казаков ему поляков не одолеть, и направил им гонца священника Авраамия Палицина. Тот уговорил казаков и пообещал им богатую награду — велел снять дорогую ризницу в Троицком монастыре и отдать ее казакам. После чего те пришли на помощь к Пожарскому и одолели поляков (правда, потом в казаках пробудилась совесть, и они вернули ризницу в Троицкий монастырь).

На выборах нового царя в 1613 году казачье войско, стоявшее в Москве, сыграло решающую роль. Атаман Петр Краснов писал, что Пожарский сам хотел стать царем, но казаки, присутствовавшие в большом количестве на этом соборе, ему не позволили. Не случайно выбранного государя — одного из самых знатных бояр того времени — Михаила Романова, долгое время называли «казачьим царем».

Романов обещал казакам всевозможную помощь и даже оказывал ее после восхождения на престол. Но это продлилось недолго и вскоре началась эпоха казачьих восстаний…

Во время правления династии Романовых в 17 и 18 веках произошли три крупных восстания, под предводительством Разина, Булавина и Пугачева. Еще Пушкин писал в «Капитанской дочке»: «Не приведи бог видеть русский бунт — бессмысленный и беспощадный». Но он прав лишь отчасти. Все три вышеупомянутых восстания хоть их принято считать русскими крестьянскими бунтами, на самом деле были, прежде всего, казачьими выступлениями. Казаки в них были главными действующими лицами и зачинщиками. Восстания действительно носили беспощадный характер. Но есть основания полагать, что они были не такими уж стихийными и бессмысленными, а, наоборот, хорошо спланированными военными акциями казачьей «верхушки» — ответной реакцией на действия российского правительства, предпринимаемые во вред казакам.

Зачинщик и атаман первого восстания — Степан Разин был очень непростой фигурой. Он принадлежал к казачьим верхам — являлся крестным сыном главного Донского атамана Корнея Яковлева, командовал казачьими войсками в битве с татарами под Молочными водами, входил в казачье посольство, которое прибыло с Дона на переговоры в Москву. Ему незачем было бунтовать, потому что казачья верхушка и так жила припеваючи. Обитая на плодородном Нижнем Дону, она получала из Москвы хорошее жалование за казачью службу по защите южных русских рубежей. И, тем не менее, Разин восстал. Но восстал не сразу, а после очень грамотной подготовки. Дело в том, что еще со времен смуты центром всех казачьих военных выступлений против русского государства был буйный Верхний Дон. Именно туда на пограничную территорию с Московским государством прибывали новые силы в лице беглых, озлобленных крестьян. Там постоянно зрело недовольство как Москвой, так и зажиточным Нижним Доном, который, по мнению верхнедонских казаков, пошел на сговор с Москвой и предал казачьи интересы.

И вот, скорее всего по указу казачьей верхушки, Разин покидает Нижний Дон и приходит на Верхний Дон, чтобы сформировать там армию из недовольных казаков — самых бедных и отпетых людей донского казачества. Но эта армия на Москву сразу не пошла. Степан Разин сначала повел ее на Волгу, где они разграбили большой русский караван, а потом казаки совершили поход в Персию, где им удалось разгромить персидский флот. Вернулась на Дон разинская армия с огромной добычей. А сам Разин стал в глазах казаков чуть ли не богом. Теперь они готовы были пойти с ним не только на Москву, но и в огонь и в воду. А кроме того, разинская армия закалилась в боях и представляла собой грозную силу. Походы Разина стали значимым событием для Войска Донского. Не только Верхний Дон, но и все казачество вспомнило о своем вольном разбойном прошлом. Не случайно родились песни о походах Разина, которые народ поет до сих пор. Например, о том, как атаман ради своих товарищей-казаков выбросил в реку персидскую княжну.

Возвратившись с победой и добычей на Дон, Степан Разин первым делом казнил московского посла «за шпионаж». Это было прямое объявление войны сильному Московскому государству. Но зачем это надо было казакам? Восстание началось в 1667 году, а за десять лет до этого на Руси были предприняты реформы патриарха Никона, вызвавшие на Руси религиозный раскол. С 1652 по 1658 года были переписаны многие церковные книги с целью приблизить православие к католичеству. После того как казаки выразили свое несогласие с этим, церковный наставник Романовых — Филарет угрожал казакам отлучением от церкви.

Разин не только казнил московского посла, но и запретил строить на Дону церкви и выгнал всех новых, московских попов из казачьих церквей. Так же запретил петь нововведенные духовные стихи. Его поведение совсем неудивительно — в молодости Разин некоторое время жил в Соловецком монастыре, а он долгое время оставался главным оплотом старой веры. Таким образом восстание Разина было направлено за сохранение на Дону веры предков и против московского наступления на казачьи вольности и территории.

Разину удалось захватить Астрахань, Царицын. Но восстание не увенчалось успехом. Казачья армия была разгромлена, а Разина четвертовали в Москве.

Второе казачье восстание произошло во время правления императора Петра Великого. Его возглавил Кондратий Булавин. Это восстание почти наверняка было запланированной акцией казачьей верхушки.

Жестокие реформы Петра привели к тому, что на Дон стало убегать огромное количество крестьян, и стало не хватать рекрутов для царской армии. Поэтому был создан специальный карательный отряд князя Долгорукого. Он пришел на Дон и начал крупнейшую зачистку казачества под предлогом поиска беглых. Было сожжено много станиц, убито много казаков. «Князь со старшинами казаков кнутом били, губы и носы резали и младенцев по деревьям вешали и многие станицы огнем выжгли, также женской полу и девичья брали к себе для блудного помышления на постели и часовни все (видимо, старообрядческие. — П. К.) выжгли» Так казаки жаловались в письмах родственникам.

Булавин в свою очередь собрал отряд казаков, ночью напал на карателей и разгромил их. Казачья верхушка вела при этом в двойную игру. С одной стороны, опасаясь ослушаться воли Петра Первого, она разрешила карательному отряду Долгорукова совершить рейд по казачьим землям, получив за это 5 тысяч рублей от Московского правительства. А с другой стороны, направило Булавину тайный приказ разгромить карателей. Выполнив это задание, Булавин прямо заявил, что получал приказы из Черкасска. Предводителям Дона это не понравилось, и они направили против него крупные силы, но Булавина бежал и укрылся у запорожцев. Когда ситуация успокоилась, он вернулся — обосновался на Верхнем Дону и начал там набирать войско для похода на казачью столицу Черкасск. Он убедил многих в том, что донские атаманы ведут двойную игру. И, видимо, был прав, так как ему поверили даже жители Черкасска, в том числе и сын предыдущего донского атамана — Илья Зерщиков. Они открыли ворота города армии Булавина. Донской атаман — Лукьянов и его приближенные были казнены.

Любопытный факт: в 1708 году вскоре после восстания Булавина против Москвы выступили и запорожские казаки — их гетман Мазепа изменил Петру Первому и перешел на сторону шведов. А ведь Булавин перед тем, как начать восстание, скрывался у запорожцев. Это наводит на мысль о том, что донские и запорожские казаки могли действовать заодно. Основным ядром бунтовщиков были староверы, не считавшиеся с новыми реформами церкви.

Но и это восстание было подавлено царскими войсками. При штурме ими казачьей столицы Булавин застрелился, а его жена заколола себя кинжалом. Помощник Булавина атаман Игнат Некрасов бежал с небольшим отрядом сначала на Кавказ, а потом в Турцию. Петр Первый, прибывший в Черкасск, выслушал речь нового атамана Зерщикова, который заявил, что Булавин без его ведома организовал восстание, но не поверил и приказал казнить Зерщикова и его приближенных.

Третьим было восстание Емельяна Пугачева в 1770-х годах во время правления Екатерины II. Оно тоже было не стихийным явлением. Это легко можно понять, если присмотреться к фигуре Пугачева и к самому восстанию. Российское государство усиливалось и расширялось. Земли донского казачества теперь находились не на его границах, а внутри страны. Запорожское казачество было ликвидировано. А донские казаки стали ударной силой завоевания новых территорий для империи. Казаков принудительно переселяли в разные уголки России: на Кавказ, в Сибирь. Они осваивали новые земли. Но казакам такая политика очень не нравилась. Незадолго перед восстанием Пугачева случился бунт в трех казачьих полках — они снялись с Кавказской линии, куда их переселили вместе с семьями и самовольно вернулись на Дон.

Пугачев родом из станицы Зимовейской той самой, откуда был родом Степан Разин, память о котором, наверняка, была еще жива. Емельян Пугачев участвовал в Семилетней войне, после окончания срока службы он вернулся домой к семье. Но в 1771 году вдруг бросил жену и ушел на реку Куму, потом на Кубань. Там тесно общался с некрасовцами — остатками казаков, бежавших после подавления восстания Булавина на Кавказ. Это очень похоже на ведение переговоров с целью поиска союзников для будущего бунта.

Между тем на Дону в начале 1770-х годов шла подготовка к новому восстанию, которой руководил сам донской атаман Степан Ефремов. Он проводил самостоятельную политику. Издал указ, запрещавший смешанные браки казаков с русскими, не спешил посылать донские полки в русскую армию противодействовал постройке крепости Св. Дмитрия Ростовского. Но казачья верхушка разделилась. В ней появилось немало людей, которые сделали военную карьеру в царской армии, участвуя в разных войнах. Казачьи военачальники были осыпаны царскими милостями. Государство Российское им выплачивало много денег, давало земли, крепостных крестьян. Обострение отношений с центральной властью было невыгодно этим людям и их родне. Двое донских старшин написали в Петербург жалобу, в котрой обвинили атмана Ефремова среди прочего в тайных переговорах с кабардинскими князьями и татарскими ханами. Военная коллегия прислала в Черкасск генерал-майора Черепова надзирать за атманом. Ефремов в ответ пригрозил «с войском уйти в горы и наделать таких дел, что царица меня не забудет». Военная коллегия предписала атаману-смутьяну явиться в Петербург. Тот не подчинился, тогда пришел приказ Черепову доставить Ефремова силой в оковах. Узнав об этом атаман отправился по станицам «поднимать Дон». После круга в Черкасске казаки избили генерал-майора Черепова и уже волокли его топить, но Ефремов вступился за него. Так или иначе атамана Ефремова доставили в оковах в Петербург и приговорили к повешению, но Екатерина II помиловала его в память об услугах, оказанных ей при свержении Петра III. Лишив всех чинов и званий, Степана Ефремова оправили в сссылку. «Если бы атаман Ефремов в пору схвачен не был, имели б всю Кубань на плечах», говорил потом главнокомандующий граф Панин. Многие сторонники атамана оказались в тюрьме и перенесли пытки. А Пугачев бежал на реку Яик (нынешний Урал). Незадолго до его прихода туда местные казаки тоже поднимались на бунт. Среди них-то Пугачев начал пропагандировать идею нового восстания. К нему присоединились не только казаки, но и татары, башкиры, калмыки и обычные русские крестьяне.

В боях 1773—1774 годов царская армия только защищалась. Но во всех этих сражениях Пугачев мог полагаться лишь на казаков — крестьяне в самом начале боя убегали. Пугачев двигался в направлении к Дону, захватив Казань, Пензу, Саратов, Ставрополь и Самару. Он писал в своих письмах, что поднял восстание против «дворян, которые ненасытясь Россиею, истребляли казачий род». В подавлении восстания участвовал даже Суворов. Война была проиграна Пугачевым, так как казаков в его войске оставалось уже мало, а от крестьян поддержки ждать не приходилось. В итоге армию Пугачева разбили. А его поймали и казнили в Москве.

Все три восстания были подавлены с особой жестокостью. Казако, убивали, отправляли в ссылку, жгли станицы. Только после Булавинского восстания было казнено 6000 казаков. Это намного больше, чем погибло в боях. Вот как Петр Первый велел расправляться с казаками: «…Ходить по тем городкам и деревням, которые пристрастились к воровству, и оных сжечь безостатку, а людей губить, а „заводчиков“ на колеса и колья…»

В повести Пушкина «Капитанская дочка» описан башкирец, участник пугачевского бунта, с отрезанными: носом, ушами, языком. Так наказывали бунтовщиков при «просвещенной» Екатерине II. Вероятно, из-за этой жестокости в повесть не вошла одна глава, рассказывающая о том, как Гринев плыл вниз по реке и встретил плот с виселицей и тремя повешенными казаками. Таких плотов с повешенными во время всех трех казачьих восстаний пускали по рекам очень много — для устрашения остальных. Чтобы стереть в памяти народной восстание Пугачева, даже реку Яик переименовали в Урал. Запрещена была и фамилия Пугачев. Его родственникам взамен давали позорные фамилии: Дураковы, Остолоповы, Объедовы…

Русский историк Платонов писал, что восстанием Пугачева «вольное казачество спело свою последнюю песню. С тех пор, под действием государственных порядков оно потеряло окончательно свой давний оппозиционный склад…» Но на самом деле последняя песня казаков была спета спустя 150 лет после Пугачевского восстания — во время Гражданской войны 1918—1920 годов.

Казачество на службе русских царей

«Вся история России сделана казаками», — писал Лев Толстой. Такая оценка не случайна. Несмотря на все, устроенные казаками смуты, российкая власть сделала для себя важный вывод — казаки могут быть не только врагами, но и полезными союзниками. Казаки оказали слишком много бесценных услуг России. Главная и самая старая услуга — прикрытие границ от набегов татар.

Казаки завоевывали для России новые территории. В 1637 году они захватили сильную и стратегически важную турецкую крепость Азов — ключ к Черному морю, в 1641 году 6 тысяч казаков выдержали в крепости осаду двухсоттысячной турецкой армии, которая понесла под Азовом огромные потери. Не зная, как дальше распорядиться крепостью, они предложили русскому царю забрать ее. Но тот отказался, дабы не портить отношения с турецким султаном. А примерно через 50 лет Петру I пришлось опять отвоевывать Азов. И снова решающую роль при штурме сыграли казаки.

Государство издавна использовало казачью силу, регулярно посылая в войско Донское продукты питания, деньги, оружие. Казаков нанимали на службу в русскую армию. Они были участниками всех ее военных походов. Во времена Российской империи казаки воевали в ее составе, как легкая кавалерия. Начиная с походов Суворова, о казаках узнала вся Европа, его даже называли «казачьим генералом». Бородатые казаки своим устрашающим внешним видом поразили европейцев. Они казались им дикими варварами, которые едят сальные свечи, мышей и даже детей.

Казачья кавалерия наводила ужас на противника. В бой казаки шли всегда в авангарде, то есть первыми, а при отступлении армии — последними, прикрывая тылы. Основным оружием казаков были дротики, пики и шашки. Почти неразлучен с Суворовым был донской походный атаман Денисов. По его приказу казаки в одном бою даже наступали голыми, что бы ошеломить противника.

Однажды, во время Итальянского похода, казакам пришлось столкнуться с французскими кирасирами — тяжеловооруженными воинами, целиком одетыми в доспехи. Сражаться с ними было непросто, потому, что дротики отскакивали от лат, и шашки тоже были неэффективны. Но казаки нашли выход из положения. Они сначала дротиками сбивали шлемы с неповоротливых кирасиров, а потом поражали их ударами в голову.

У казаков был свой боевой строй — «лава». Во время атаки всадники двигались небольшими группками, растянувшись по большой территории. Если атака выходила неудачной, они рассыпались в разные стороны, отступали, потом снова быстро соединялись и опять шли в атаку. А противник, преследовавший казаков, попадал во вновь собравшуюся «лаву». Большую славу казаки снискали в войнах с Наполеоном. Ход Бородинского сражения во многом изменил рейд казачьей конницы атамана Платова. В 1812 году на Дону прошла всеобщая мобилизация, включая стариков и подростков. Было собрано 26 полков, которые приняли участие войне.

Царское правительство быстро поняло, что казачество — хорошая модель для удержания только что завоеванных земель. Поэтому по мере расширения государства на его границах сразу же организовывались военные казачьи поселения. Так появлялись новые искусственно созданные казачьи войска — забайкальское, семиреченское, амурское, уссурийское, оренбургское и т. д. Сами же казаки и их семьи становились поселенцами на «оккупированных территориях».

Кроме того, казаки служили проводниками и помощниками очень многих русских путешественников, отправлявшихся в походы по всему миру и не раз удостаивались медалей Русского географического общества.

Однако по мере служения казаков российскому государству демократические традиции казачества все больше свертывались, а военные поощрялись. Была ликвидирована выборность атаманов и священников, казаки стали нести поголовную 18-летнюю воинскую службу. Причем обязаны были на свои деньги покупать снаряжение и представить по две лошади. Все это в начале 20 века обходилось в 400 рублей. Для сравнения стоимость коровы в те времена была 10 рублей. Вся жизнь казака напоминала военную кабалу. Почти все гимназии на Дону были заменены военно-ремесленными школами, даже у себя дома казак не имел права ходить в гражданской одежде, не мог отлучаться из станицы надолго.

«Никакая казарма, никакая солдатская муштровка не может идти в сравнение с этим своеобразным воспитательным режимом, сковавшим все существование казака. Чтобы сохранить человеческий облик в этих условиях, нужна масса усилий» — говорил казачий писатель Федор Крюков.

Еще одна отличительная черта казачьей жизни заключалась в том, что чем дальше, тем больше углублялась трещина между казаками и русским народом.

«Казак признает человеком только казака, на все же остальное смотрит с презрением» — считал Лев Толстой. Примерно о том же писал Лев Гумилев: «Еще в 19 веке казаки рассматривали брак с крестьянами и даже дворянами как «неравный», хотя последние были куда богаче и знатнее казаков. Мне удалось услышать сентенцию, ведущую начало, видимо, со Смутного времени: «В Писании сказано: не водитесь жиды с самарянами, а казаки с дворянами».

Неприязнь к «неказакам», а особенно к мужикам со временем только усилилась. Вот как описывает Шолохов в «Тихом Доне» взгляд казаков на этот вопрос. Типичный разговор произошел между Штокманом и казаками после драки с украинцами на мельнице:

« — Я-то казак, а ты не из цыганев?

— Нет. Мы с тобой обое русские.

— Брешешь! — раздельно выговорил Афонька.

— Казаки от русских произошли. Знаешь про это?

— А я тебе говорю — казаки от казаков ведутся.

— В старину от помещиков бежали крепостные, селились на Дону, их-то и прозвали казаками

— Иди-ка ты милый человек, своим путем, — сжимая запухшие пальцы в кулак, сдержанно-злобно посоветовал Алексей-безрукий и заморгал чаще.

— Сволочь поселилась!.. Ишь поганка, в мужиков захотел переделать!».

В диалоге звучит известная казачья присказка «казаки от казаков ведутся». И разговором, о том, что казаки от русских пошли, Штокман сильно разозлил казаков. В романе Шолохова приведено очень много подобных презрительных казачьих высказываний. Казаки не считали себя русскими, у них даже в паспорте было написано: «казак». Стоит напомнить, что еще до Петра Первого казаками ведал Посольский приказ, то есть Министерство Иностранных Дел, а после Петра уже Военный приказ.

Вражда между русскими и казаками не только не уменьшалась, но все более усиливалась. Это происходило еще из-за поощряемых властями массовых переселений крестьян на Дон. Здесь этих крестьян называли иногородними. Вследствие их наплыва казаков постепенно становилось меньше на собственной территории. К моменту революции казаков на Дону и на Кубани стало уже меньше чем крестьян в процентном отношении (например, на Дону казаков было 46 процентов, а иногородних 48 процентов). При этом у казаков земли было, естественно намного больше, чем у приезжих — в среднем от 19,3 до 30 десятин на одно хозяйство, в то время как у коренных крестьян — 6,5 десятин, а у пришлых крестьян 1,3 (такие цифры приводит Деникин в «Очерках русской смуты»). Сразу после революции казаки предложили проживавшим на их земле иногородним крестьянам вступать в казачье сословие и готовы были отдать им 3 миллиона десятин земли, отбираемой у помещиков. Но крестьянам этого показалось мало, и они потребовали поделить еще и казачью землю!

Зависть крестьян к казакам стала одной из причин взаимной ненависти и тех жестоких событий, которые происходили в Гражданскую войну. Этим объясняется и то, что подавляющее большинство казаков стали белыми, а крестьян — красными. Интересные статистику успел оставить незадолго перед смертью известный историк Кубанского края Федор Щербина. По его данным в 1917 и 1918 годах в кубанских станицах и поселениях среди большевиков было 3,2 процента казаков и 96,8 иногородних.

Пропасть между русскими и казаками увеличилась еще и после революции 1905 года. По словам Петра Краснова каждая помещичья усадьба в то время охранялась казаками. Они сдерживали революцию и подавляли выступления рабочих. После этих событий к казакам прикрепили ярлык «опричников». В книге «Казаки империи» Краснов описывает встречу с казаками: «Раннее детство. Я иду с нянькой по Загородному проспекту в Петербурге. Нас обгоняет, заворачивая на Звенигородскую, колонна всадников. Кожаные черные кивера ведрами круто надеты на правую бровь. Едва держатся на подбородочном ремне. Бойкие лошади цокают подковами по булыжной мостовой. Заглушая городские шумы, треск дрожек, стук конских ног, к синему весеннему небу звонко несется песня. Мы останавливаемся и смотрим. Разговор в толпе:

— Это что! — казаки!.. Не люди!..

— Да разве казаки не люди?

— Конечно нелюди.

Пришли неизвестно откуда — эти «не люди», — прошли мимо, непонятно взволновав детскую душу, и исчезли в туманах Звенигородской, за Николаевской. Точно ушли в небытие.»

Во всей российской подпольной литературе понятие «казак» стало синонимом «слуги реакции».

В «Тихом Доне» у Шолохова казаки часто высказывают опасения, что новая власть припомнит им 1905 год.

После революции казаки писали на стенах Зимнего дворца: «Мы не большевики и не кадеты. Мы нейтралитеты». Они чувствовали, что им не по пути ни с теми и не с другими. Казаки оказались в сложном положении. Они были рады свержению царского режима, потому что сами страдали от него. Но не разделяли многих революционных лозунгов, потому что все-таки жили относительно благополучно — считались свободными людьми, имели немало земли и свой привычный уклад жизни, а также были по сравнению с крестьянами довольно грамотны. Поэтому казаки в революции пошли своим путем. Они решили вспомнить прежнюю вольную жизнь, о которой пелось в казачьих песнях и о которой они никогда не забывали (есть свидетельства о том, что еще Наполеон вел с казачьей верхушкой закулисные переговоры о предоставлении казакам независимости). Казаки решили создать казачье государство и таким способом отстоять свои исконные земли. Например, донские казаки утвердили свой сине-желто-красный флаг и гимн «Всколыхнулся, взволновался православный тихий Дон». Перед революцией насчитывалось 11 казачьих войск (Донское, Кубанское, Оренбургское, Терское, Уральское, Сибирское, Забайкальское, Семиреченское, Астраханское, Амурское, Уссурийское), занимавших определенные территории. Часть из них попытались объединиться друг с другом (Донское, Кубанское, Терское и Астраханское) и с горцами Кавказа, образовав Донно-Кавказский Союз.

Очень хорошо идеологическую позицию казачества выразил в «Тихом Доне» Григорий Мелехов в споре с первым председателем хутора Татарского Иваном Алексеевичем Котляровым.

«…А власть твоя — уж как хочешь — а поганая власть. Ты мне скажи прямо, и мы разговор кончим: чего она дает нам, казакам?

— Каким казакам? Казаки тоже разные.

— Всем, какие есть.

— Свободу, права…

— Так в семнадцатом году говорили, а теперь надо новое придумывать! — перебил Григорий. — Земли дает? Воли?.. Земли у нас — хоть заглонись ею. Воли больше не надо, а то на улицах будут друг дружку резать… Казакам эта власть окромя разору ничего не дает! Мужичья власть, им она и нужна. Но нам и генералы не нужны. Что коммунисты, что генералы — одно ярмо.

— Богатым казакам не нужна, а другим?.. Нехай богатые казаки от сытого рта оторвут кусок и дадут голодному. А не дадут — с мясом вырвем! Будя пановать! Заграбили землю…

— Не заграбили, а завоевали! Прадеды наши кровью ее полили, оттого, может, и родит наш чернозем.

— Все равно, а делиться с нуждой надо. Равнять — так равнять!..

— …Ты говоришь равнять… Этим темный народ большевики и приманили. Посыпали хороших слов, и попер человек, как рыба на приваду! А куда это равнение делось? Красную армию возьми: вот шли через хутор. Взводный в хромовых сапогах, а «Ванек» в обмоточках. Комиссара видал, весь в кожу залез, и штаны и тужурка, а другому и на ботинки кожи не хватает. Да ить это год ихней власти прошел, а укореняться они, — куда равенство денется?.. Уж ежели пан плох, то из хама пан во сто раз хуже!»

Последние слова оказались пророческими. Достаточно вспомнить последующие репрессии, развернувшиеся в СССР, да и относительно недавние события перестройки, когда случайные выскочки, получившие власть над страной, принесли множество бед и страданий собственному народу.

Последняя битва

Перед тем как исчезнуть с исторической сцены, казачество громко хлопнуло дверью. Глубоко символично, что эта изначально гремучая смесь из обиженных властями вольных и разбойных людей, не раз бунтовавшая против государства, во время самого последнего бунта впервые выступила «не на той стороне». Но это только на первый взгляд кажется, что не на той. Если же разобраться, то казаки всегда выступали за волю и против самодержавия. Не ошиблись они и в 1917 году. Потому что победа большевиков в гражданской войне обернулась сталинским самодержавием, которое подавляло народную волю не хуже, чем царский режим.

«Дон выступил против нас, против русского революционного народа, выступил в своей прежней исторической роли разбойника…» Стомиллионный русский пролетариат не имеет никакого нравственного права применить к Дону великодушие», — писали большевистские газеты в 1918 году.

Крестьяне и рабочие почти поголовно приняли сторону красных. Первым большевики обещали землю, а вторым вообще всю власть в стране. Дворян и интеллигентов было абсолютное меньшинство.

Единственные, на кого белые могли хоть как-то опереться — это казаки. Неслучайно сразу после революции, очень многие из тех, кто был недоволен ею, бежали на Дон. Но, несмотря на множество всякого сброда, настоящим костяком белых армий стало казачество, и если бы не оно, то в России не было бы и гражданской войны. Она не продлилась бы несколько лет и ограничилась бы подавлением большевиками нескольких локальных белогвардейских мятежей. «Казачество одно только давало и дает возможность Деникину создавать серьезную силу», — писал в ту пору Ленин. Чтобы это понять, достаточно взглянуть, например, на состав войска Деникина. Оно включало в себя три армии — Донскую, Кавказскую и Добровольческую. Первая состояла из донских казаков, вторая — в подавляющем большинстве из кубанских казаков, а третья, частично из тех и других, а частично из дворян-офицеров, юнкеров и пленных красноармейцев. Похожая ситуация была и у Колчака, в войсках которого ударную силу составляли казаки атамана забайкальского войска Семенова, а сам он потом сменил Колчака на посту верховного главнокомандующего. Вошли также в историю «белогвардейские банды» оренбургского атамана Дутова и семиреченского атамана Анненкова, сражавшиеся на стороне Колчака…

«Мы без казаков — ноль без палочки», — говорит в «Тихом Доне» один из офицеров.

Но казаки оказались на стороне белых не по идейным соображениям, а для того, чтобы отстоять свои земли и создать собственное государство. Это был для них вынужденный союз. Во время гражданской войны Деникину стоило огромных трудов заставить Донскую армию совершать маневры за пределами Области Войска Донского — освободив свои земли от большевиков, казаки не хотели идти дальше на Москву и вмешиваться в дела России.

«Выбьем из донской земли краснюков — и решка! Дальше границы не пойдем. Нехай Россия — сама по себе, мы сами — по себе. Нам у них свои порядки не устанавливать» — так рассуждают казаки в «Тихом доне»

Люди Деникина даже казнили нескольких лидеров Кубанского казачества, выступавших за отделение от России, а в 1920 году Врангель все за тот же сепаратизм разжаловал и отдал под суд командующего Донской армией Сидорина и начальника штаба этой армии Кельчевского.

Шолохов в «Тихом Доне» рисует казаков жестокими людьми, в которых периодически проявляется заложенная в них предками разбойничья натура. Казак Чубатый, обучивший Мелехова страшному сабельному удару рассуждает так: «В бою убить врага святое дело. За каждого убитого скашивает тебе бог один грех». Ему нравится убивать врагов — потехи ради он зарубил авcтрийца в лесу. Да и сам Мелехов сделан из того же теста. Любовь к войне вытеснила в нем мысли о ее несправедливости, которые внушали революционные агитаторы. «Крепко берег Григорий казачью честь, ловил случай выказать беззаветную храбрость, рисковал, сумасбродничал, ходил переодетым в тыл к австрийцам, снимал без крови заставы, джигитовал казак и чувствовал, что ушла безвозвратно та боль по человеку, которая давила его в первые дни войны».

В нем в минуты опасности просыпалась «какая-то радостная решимость». Как, например, в бою, когда он спасал своего врага Степана Астахова, или во время пьянки на хуторе Татарском, когда его хотели схватить красноармейцы.

Видимо, не один Григорий, а подавляющее большинство казаков отличались такой природной жестокостью. Неслучайно один из пленных красноармейцев в романе говорит: «Я от вас добра не жду. На то вы и казаки». В годы гражданской войны казаки относились к красноармейцам и вообще к русским не как к соплеменникам, а как к представителям другой враждебной нации. Григорий Мелехов испытывал чувство любопытства к ним, как когда-то испытывал любопытство к австро-венгерцам. «Ему приходилось иметь дело с русским солдатами, с какими-то иными людьми, с теми, какие всей громадой подпирали советскую власть и стремились, как думал он, к захвату казачьих земель и угодий».

Возможно еще и поэтому казаки не жалели красных, что не чувствовали в них соотечественников. «Меньше стали брать в плен. Участились случаи расправ над пленными, широкой волной разлились по фронту грабежи»

Грабеж наряду с жестокостью и любовью к войне — еще одна историческая черта поведения казаков, сидящая у них в генах. «Грабеж на войне всегда был для казаков важнейшей движущей силой. Григорий знал это и по рассказам стариков и по собственному опыту.» А когда Мелехов попытался ограничивать грабежи в своем отряде, то один из начальников сделал ему выговор: «Ты что мне, хорунжий, сотню испортишь?». «Знаменательно, что в самом начале противобольшевистской борьбы представители юго-восточного союза казачьих войск в числе условий помощи, предложенной временному правительству, включили и оставление за казаками всей „военной добычи“ (!), которая будет взята в предстоящей междуусобной войне», — писал Деникин в «Очерках русской смуты».

Но главные «идейные» ориентиры для казаков во время гражданской войны были, конечно, другие — это любовь к родной земле и к устоявшемуся за столетия казачьему укладу жизни. Казаки поначалу попали под обаяние большевистских лозунгов. Они не хотел воевать против «трудового народа». Но быстро выяснилось, что лозунги эти — пустые слова и на деле за ними стоят жестокости — притеснения и расстрелы казаков, бесчинства на казачьей земле. Так исполнялся кинутый Троцким и Свердловым призыв к расказачиванию.

Казачество, быстро отрезвилось от коммунистического угара. Не случайно у Шолохова в «Тихом Доне» казаки даже отказываются делить имущество тех, кто ушел с белыми, как это предлагали им сделать большевики. Но и «белое дело» было для казаков чужим.

Верхнедонское восстание, когда казаки попытались на деле воплотить свой лозунг «Ни с белыми и не с красными!» — один из самых сильных эпизодов «Тихого Дона». Сколько таких казачьих восстаний вспыхивало в тылу у красных. С отчаянием обреченных, понимая, что вряд ли кто-нибудь придет к ним на помощь, люди все равно восставали и демонстрировали чудеса героизма. Атаман Краснов вспоминал, что примерно у трети казаков не было сапог, и большинство из них сражалось босиком. Офицеры относились к обычным казакам, как к братьям. Жили в одной хате и ели из одного котла. Так было потому, что в полку у офицера-сына зачастую служил отец или дядя. Казачьи офицеры всегда шли впереди в цепях, а не отсиживались в тылу, потому, что так требовали казаки. Поэтому в составе казачьей армии были большие потери среди командного состава. Например, генерал Мамонтов, прославившийся знаменитым конным рейдом по красным тылам, был три раза ранен и все в цепях.

Примерно так же, как белый атаман Краснов с огромной симпатией описывает восстание казаков и Михаил Шолохов: «Казаки задыхались от нехватки боевого снаряжения. Вначале не было достаточного числа винтовок, кончались патроны. Их надо было добывать ценой крови, отбивать атакой или ночным набегом. И отбивали…

В начале восстания в Вешенской на складе осталось пять миллионов холостых патронов. Окружной совет мобилизовал лучших кузнецов, слесарей, ружейников. В Вешенской организовалась мастерская по отливке пуль, но не было свинца. Тогда по призыву окружного совета на всех хуторах стали собирать свинец и медь. С паровых мельниц были взяты все запасы свинца и баббита. Кинули по хуторам с верховыми гонцами короткое воззвание: «Вашим мужьям, сыновьям и братьям нечем стрелять. Они стреляют только тем, что отобьют у проклятого врага. Сдайте все, что есть в ваших хозяйствах годного на литье пуль! Снимите с веялок свинцовые решета».

Чрез неделю по всему округу ни на одной веялке не осталось решет.

«Вашим мужьям, сыновьям, братьям нечем стрелять…» И бабы несли в хуторские советы все годное и негодное, ребятишки хуторов, где шли бои, выковыривали из стен картечь, рылись в земле в поисках осколков».

Вот такая была «контрреволюция» на Дону! Сопротивление казаков — это настоящий народный подвиг. И даже ненависть к врагу носит у них всенародный характер. Чего стоят сцены, когда отряд пленных коммунистов ведут через казачьи хутора, а старики, женщины, подростки встречая, бьют их, плюют им в лица, бросают в них камнями, землей и золой…

На протяжении всей гражданской войны красных было намного больше чем казаков. Оно и не удивительно. Ведь казачье население всех казачьих областей составляло в ту пору лишь 5 миллионов человек, в то время как население всей России превышало 130 миллионов человек. Для того, чтобы отстоять свою землю казачество поднялось поголовно — на коня сели все, кто мог держаться в седле — от 16-летних подростков до 60 летних стариков! Жены, матери и дети бойцов приезжали на позиции на телегах или приходили пешком — приносили хлеб, молоко, мясо… Легкораненые казаки не покидали поле боя. По воспоминаниям Краснова, некоторые из них имели по пять-шесть ранений и все равно оставались в строю. Вели войну старым казачьим способом. Атаковали обычно на рассвете. Вперед в лобовую атаку на красных шла жидкая цепь, а основная сила — конница в это время окольными путями заходила с фланга или в тыл. Иногда казаки начинали бой с притворного отступления, красные следовали в погоню, а обходные отряды нападали на них с тыла. Благодаря такой тактике казачьи полки в 2—3 тысячи человек уничтожали и брали в плен целые дивизии красных по 10—15 тысяч. Да и вообще если противник считался в 10 раз сильнее казаков, то это было нормально для казачьего наступления.

«Вот при таком кураже и помереть не страшно» — говорил в «Тихом Доне» хуторянин Мелехова Алешка Шамиль. Эти слова хорошо характеризуют тот высокий боевой дух, с которым шли казаки в атаку. Есть в романе замечательный по своей красоте эпизод, которым Шолохов завуалировано дает понять, что казачье восстание против большевиков — это кульминация всей жизни Григория Мелехова, его поисков истины и света. В момент атаки на революционных матросов (а матросы были главным романтическим символом революции) автор рисует Григория солнечным всадником! Мелехов скачет в атаку и вдруг видит, что рядом с ним по бугру плывет тень от облака. «Необъяснимое и неосознанное, явилось вдруг желание догнать бегущий по земле свет. Придавив коня, Григорий выпустил его во весь мах, — наседая стал приближаться к текучей грани, отделявшей свет от тени. Несколько секунд отчаянной скачки — и вот уже вытянутая голова коня осыпана севом светоносных лучей, и рыжая шерсть на ней вдруг вспыхнула ярким, колющим блеском»

Солнечный всадник Григорий Мелехов, скачущий во весь опор на красных матросов — какой красивый, романтический и смелый образ! Читая «Тихий Дон», нельзя ни на секунду забывать о том, что писалось это произведение в 30-е годы. Годы красного террора и сталинщины. И Михаил Шолохов вынужден был разбавлять роман многочисленными «прокоммунистическими» эпизодами. Например, о том, как красные комиссары угощают сахаром детей Мелехова или борются с мародерами и насильниками в своей среде. Если бы Шолохов этого не делал, он бы поплатился жизнью за свои взгляды. Ведь даже Сталин пытался вмешаться в сюжет. В 1931 году он, встречаясь с Шолоховым на даче у Горького, спросил, почему в романе так мягко изображен лидер белогвардейцев генерал Корнилов? И попросил этот образ «ужесточить».

Описывая революционеров, Шолохов вынужден был завуалировано, литературными приемами показывать свое негативное отношение к ним. Так например, комиссара Штокмана он сравнивает с древесным червем, который прогрызает дорогу к сердцам казаков. Казачий конь — донец, которого оседлал Штокман, совсем неслучайно плохо слушается его, норовит укусить в колено. Революционер Подтелков погибает в точности так, как до этого пророчили ему казаки на Круге. А другого большевика Бунчука автор, будто в наказание за работу в ревтрибунале и участие в многочисленных растрелах делает неспособным удовлетворить любимую женщину, чем тот вызывает у нее брезгливость.

Шолохов публиковал свой роман в советских журналах по частям. И на него оказывалось большое давление. Все ждали от него счастливой коммунистической концовки, ждали, что Григорий Мелехов придет в конце концов после всех своих метаний на сторону большевиков, возвеличит и подкрепит партийную идею. Ему мешками приходили письма с советами, как закончить «Тихий Дон». Публиковались соответствующие критические статьи, мнения других писателей. Николай Островский, автор книги «Как закалялась сталь» писал Шолохову: «Искренне хочу победы. Пусть вырастут и завладеют нашими сердцами казаки-большевики. Развенчайте, лишите романтики тех, кто залил кровью рабочих степи тихого Дона. С коммунистическим приветом!».

Но Шолохов поступил иначе. Его концовка ошеломила всех. Даже вроде бы искупивший вину перед красными во время службы в коннице Буденного, Мелехов все равно не находит себе места в новой коммунистической жизни. Когда-то выпоротый казаками узколобый большевик Мишка Кошевой и ему подобные выталкивают Григория в банду. Потеряв всех близких людей, и все-таки, несломленный, обладающий несгибаемой волей и свободным характером Григорий совершает свой последний дерзкий и безрассудный поступок. Понимая, что ничего хорошего советская власть ему уже не сулит, он все равно возвращается к родному куреню, чтобы напоследок перед неминуемой гибелью подержать на руках сына. Подобно ему отступавшие с белыми казачьи полки в конце гражданской войны вопреки всякому здравому смыслу часто пытались прорываться на родной Дон.

«Что ж, вот и сбылось то немногое, о чем бессонными ночами мечтал Григорий. Он стоял у ворот родного дома, держал на руках сына…

Это было все, что осталось у него в жизни, что пока еще роднило его с землей и со всем этим огромным, сияющим под холодным солнцем миром»

Так заканчивается роман. Фраза «пока еще роднило с землей» не оставляет сомнений, что жить Григорию Мелехову после возвращения в хутор, осталось недолго. Счастливого коммунистического конца у романа не получилось. Да и не могло получиться, потому что в это же самое время тысячи таких же Мелеховых оказались в застенках, казаки целыми станицами выселялись в Сибирь. Расказачивание подходило к логическому концу и Шолохов, как честный писатель и гражданин не мог в своем романе погрешить против истины.

Казаки не могли не проиграть в гражданской войне. Романтическая казачья мечта возродить мир своих предков, зажить как и встарь счастливо на своей земле своим государством разбилась с одной стороны о превосходящие силы «мировой революции», а с другой стороны — о непонимание союзников по оружию — белогвардейских генералов-монархистов вроде Деникина и Врангеля, которые боялись казачьего сепаратизма и это пагубно отражалось на ведении совместных боевых действий.

Расплата

«И мы так промеж себя судим: хотят нас коммунисты изничтожить!..Чтоб и духу казачьего не было на Дону». — высказывает в романе «Тихий Дон» один из казаков на митинге свое мнение о замыслах красных. Что ж, казаки правильно рассудили. Своим свободолюбием они заслужили ненависть большевиков.

Теоретик истребления казачества Рейнгольд писал Ленину: «Казаков, по крайней мере огромную их часть, надо рано или поздно истребить, просто уничтожить физически, но тут нужен огромный такт, величайшая осторожность и заигрывание с казачеством; ни на минуту нельзя упускать из виду, что мы имеем дело с воинственным народом, у которого каждая станица — вооруженный лагерь, каждый хутор — крепость».

По статистическим данным, в 1926 году на Дону оставалось не более 45—50% от дореволюционного казачьего населения, в Уральском войске — 10%, в других войсках до 25%. Были уничтожены практически все казаки старше 50 лет — таким образом народ лишился памяти и традиций. Начавшаяся в казачьих землях коллективизация привела к новым неисчислимым жертвам, репрессиям и высылкам. От прежнего народа оставалось не более десятой части.

Красивый и своеобразный казачий уклад жизни был заменен колхозами. В течение нескольких лет само слово «казак» находилось в СССР под запретом. Но перед Великой Отечественной войной Сталин снова вспомнил о казаках. Надвигалась лихая година, и коммунистам снова понадобились проверенные столетиями защитники Родины. Были сформированы казачьи конные части, которые сражались с гитлеровцами в годы войны. В военную пору власть пыталась поднять патриотизм в народе, вспомнив имена великих полководцев Суворова и Кутузова и учредив ордена в их честь, реабилитировав православную церковь. Казаки тоже попали в этот ряд возрождаемых славных образов. Не зря же распевались песни «Едут, едут по Берлину наши казаки». Но на деле о возрождении казачества никто и не думал. Казачий мир рухнул, казаки утратили национальную самобытность, и теперь даже произведения Шолохова современным молодым людям трудно читать из-за частого упоминания в них уже забытых незнакомых казачьих слов и названий предметов быта. Эти слова, звучат сегодня как красивая, но непонятная музыка.

Нынешние власти России, наверняка уже десять раз пожалели, что их предшественники так жестоко обошлись с казачеством. Сегодня, когда на границах страны, особенно на Кавказе, стало опять неспокойно, стране очень пригодились бы казаки — организованное бесстрашное пограничное население, способное противостоять любой угрозе. Но от того казачества, которое населяло эти беспокойные места до революции, сегодня осталась лишь бледная тень и прекрасные легенды…