Как такое могло случиться?

Когда берешь в руки книгу — я это знаю по себе, — хочется скорее узнать, о чем она написана. Вероятно, этот вопрос возник и у тебя. Хорошо, я тебе отвечу: эта книга о нашем общем враге.

Вот ты прочитал слово «враг» и, наверное, сразу представил себе пограничную заставу, ночь, непогоду и человека, который пытается перебраться через границу. С недобрым сердцем идет он в нашу страну.

А может быть, ты вспомнил рассказ о милиционерах или дружинниках, которые задержали преступника?

Но ты не угадал. Враг, о котором я хочу рассказать тебе в этой книге, не крадется тайной тропой. Он не боится суда и милиции, потому что ему не нужно скрываться. Он действует открыто. И все-таки это враг. Враг хитрый. Его не сразу распознаешь. Он, как хамелеон, меняет окраску и ловко приспосабливается к нашей жизни. Но от этого не становится менее вредным или менее опасным.

Этот враг — религия.

Ты, кажется, разочарован. Я даже слышу, как ты возражаешь, может быть, даже усмехаешься:

«Я думал, разговор будет о настоящем противнике. А тут религия! Да кто в наше время верит в бога? Разве что бабушки и дедушки. Вот пусть они и читают эту книгу».

Почти все советские дети растут атеистами. И все-таки иногда приходится слышать или читать в газетах, что в такой-то школе ученик 7-го класса верит в бога. А в таком-то городе юноша, получив аттестат зрелости, поступил учиться в духовную семинарию, а восемнадцатилетняя девушка пошла в монастырь.

Это уже не смешно. Это страшно, когда среди верующих оказываются и молодежь и дети. Тут нельзя сидеть сложа руки и размышлять: как же такое могло случиться? Надо, будто ты услышал сигнал SOS, спешить, мчаться на помощь. Потому что эти люди попали в беду, хотя, может быть, еще и не поняли, что с ними произошло.

Ведь религия затягивает человека незаметно.

Но как помочь ему? Тут одного желания мало.

Чтобы бороться, надо знать врага. А религия, как я уже говорил, — очень хитрый и коварный противник. Не сто и не двести лет — много веков церковники дурманят, обманывают людей. Они научились делать это ловко и тонко. Взрослому человеку и то трудно бывает выбраться из их хитросплетенных сетей. Я не преувеличиваю, поверь мне. Ведь я сам раньше искренне верил в бога, был священником.

Именно поэтому я хочу попытаться раскрыть тебе лицо врага. Только хочу предупредить: сделать это в одной книге очень трудно. Ведь религия — это вера в бога, в ангелов, в нечистую силу, святых, в рай, ад… Это религиозные праздники, обряды, богослужения, почитание всевозможных «святынь» вроде икон, мощей, крестов… Чтобы только перечислить все приемы, которыми церковь старается воздействовать на человека, понадобилась бы целая книга.

Если ты заинтересуешься этим, посмотри на последней странице список антирелигиозной литературы.

А теперь мы с тобой постараемся разобраться в трех вопросах: почему в наше время отдельные ребята становятся верующими, в чем вред религии и как нужно себя готовить к борьбе с ней.

 

У хитрого бога лазеек много

О своем детстве

Я родился в 1932 году, но моя судьба, по крайней мере первая половина жизни, во многом отличается от судьбы моих сверстников. Родители мои жили в городе Риге. В те годы Латвия еще не была советской республикой. У власти там стояло буржуазное правительство. Оба мои дедушки были священниками. Одного из них я, правда, уже не застал в живых: он умер до моего рождения. Зато со вторым дедом мы жили в одном доме.

Этот дом стоял совсем близко от церкви, в которой служил дедушка. Из окон нашей комнаты виднелись и церковь, и окружавший ее сквер.

На церковной колокольне висело два колокола: один большой, басистый — в него звонили по праздникам, и маленький — будничный. По тому, в какой колокол звонили, я, просыпаясь по утрам, определял, праздничный сегодня день или нет. В доме было много икон. Они висели везде: в нашей комнате, в столовой, в кухне, даже в передней и кладовой. Перед иконами горели лампады. Верующие считают, что, зажигая лампаду, они доставляют удовольствие богу и его святым. На меня, маленького мальчика, свет лампад действовал по-разному: днем огоньки напоминали веселую иллюминацию, но вечером, особенно если в комнате не горело электричество, мне становилось страшно. Огонек в лампаде горел неровно: он все время мерцал. От этого лица святых на иконах, неподвижные днем, по вечерам будто оживали, начинали двигаться, шевелиться. Казалось, что бог и святые не нарисованные, а настоящие. Иногда мне казалось, что вот-вот они сойдут с иконы и схватят меня. Тогда я начинал разговаривать с ними, как с живыми.

— Боженька, не трогай меня, не обижай. Я слушаюсь маму и папу, не обманываю их, не мучаю свою кошку Муську. Если хочешь, боженька, я буду тебе молиться, как молятся папа и мама.

После этого мне казалось, что бог становился добрее и смотрел на меня не так уж грозно.

Но особенно много икон было в дедушкиной комнате. Большие и маленькие, они занимали всю стену. На одних иконах боги и святые до того были похожи на людей, что казалось, я встречал их где-то на улице; на других были нарисованы «угодники» со страшными, изможденными лицами.

В комнате дедушки всегда горели лампады и пахло ладаном. И еще у моего дедушки было много всяких таинственных вещей: какие-то кресты, книги в золотой оправе, серебряные чашечки, ложечки, кисточки, особые одежды. Меня все это, конечно, очень интересовало.

— Дедушка, а что у тебя на груди висит? — спрашивал я.

— Это, Лешенька, крест святой.

— А почему другие дяди его не носят, а ты носишь?

— Потому что другие дяди — простые люди, а я — священник.

— Что такое священник? — допытывался я.

— Священник — это человек, который служит богу! — с достоинством отвечал дедушка.

— Скажи, а что такое бог? — не унимался я.

— Бог — это такой добрый старичок с большой седой бородой. Он живет на небе.

— А где небо?

— Наверху, над нашей головой.

Я смотрел через окно. По небу плыли только облака самой причудливой формы.

— Деда, а там ничего не видно!

— Правильно, милый Лешенька. Боженьку нельзя увидеть грешными глазами нашими. Он живет высоко-высоко за облаками. Для того чтобы люди не могли смотреть на него, он сделал солнышко. А вот посмотри сюда, на крест. Кого ты там видишь?

— Вижу человечка, который растопырил руки, — внимательно вглядываясь в крохотное изображение на серебряном кресте, отвечал я.

— Это Иисус Христос, сын божий. Злые люди распяли его, повесили на кресте. Ручки и ножки его пробили гвоздями, кровь текла из его ран. Ему было очень больно.

Мне становилось жалко бедного боженьку, с которым люди поступили так скверно. Слезы подступали к моим глазам…

Так с самого раннего детства мне внушали, что бог есть. О нем мне говорили все: дедушка и бабушка, мама и папа. Говорили самые близкие, любимые и уважаемые люди. Могли я им не верить? Ведь в другом они меня не обманывали. «Значит, все рассказы о боге, небе и его обитателях — правда!» — думал я.

Но я не только узнавал о боге. В семье заботились, чтобы я полюбил бога, почитал и боялся его.

Если в день рождения я находил под подушкой игрушку, о которой давно мечтал, мне говорили, что это бог услышал мои молитвы и исполнил мое желание.

При каждом удобном случае мне напоминали, что бог все видит, все знает, а за непослушание наказывает. Постепенно бог стал для меня живым, близким и понятным. Так бывает со всеми искренне верующими. Искренне верующие люди не только признают, что есть бог. Они любят и боятся его, стараются сделать ему приятное, с тем чтобы он помог им. Переживания эти придают особую силу вере. Благодаря им вера становится живой. Живым становится и бог.

Как и все дети, я любил развлечения, игры, забавы.

Не знаю, как ты, а я, играя, обычно подражал тому, что видел. Если я проходил мимо железной дороги и видел поезда, то обязательно, придя домой, начинал строить железную дорогу. Побывав в кино, дома я устраивал представление.

Но в кино меня водили несколько раз в год, в церковь же гораздо чаще. С мамой, с бабушкой, а иногда и с папой мы ходили туда не только каждое воскресенье, но и во время церковных праздников.

Я был очень маленьким и не понимал, что происходит в церкви. Но все, что я там видел, производило на меня сильное впечатление: и слаженное, красивое пение большого хора, и люди в блестящих, необычных одеждах. Они чинно расхаживали, церемонно раскланивались друг перед другом, пели, говорили какие-то непонятные слова…

Возвратясь домой, я старался подражать тому, что видел в церкви. На больших листах белой бумаги я, как умел, рисовал иконы (настоящих мне для игры не давали — грех большой!) и вешал их на спинки стульев. Из разных тряпок делал подобие одежд священника. Брал в руки самодельное кадило — и служба шла полным ходом. Молитв я тогда почти не знал и поэтому бормотал все, что помнил из «священных» слов, не заботясь об их смысле.

Игра заставляла меня, когда я бывал в церкви, внимательно присматриваться и прислушиваться к тому, что я там видел и слышал. Так, без всяких усилий, я постепенно запоминал длинные и пока еще непонятные для меня молитвы. Выучил порядок богослужения. Мне очень хотелось участвовать в настоящей церковной службе.

Однажды, когда у дедушки было хорошее настроение, я осторожно завел с ним такой разговор:

— Дедушка! Можно, я буду прислуживать тебе в церкви?

Бывая в храме, я видел мальчиков, одетых в стихари — особые церковные одежды наподобие рубах с широкими рукавами — и принимавших участие в богослужении. Как я завидовал им!

Они у всех на виду. Не просто стоят и молятся, а действуют: зажигают лампады, раздувают кадило и подают его священнику, носят во время службы свечи, держат «священные» книги, читают и поют молитвы. Мне казалось все это очень интересным…

Тебе, конечно, трудно поверить, чтобы мальчишка не нашел себе более увлекательного дела. Но ты забываешь, что я рос в иных условиях. В буржуазной Латвии не было ни детских театров, ни Дворцов пионеров. Не было ни октябрят, ни пионерских отрядов. Мы росли скучно, разобщенно, каждый сам по себе. Церковь была для меня единственным местом, где я мог как-то проявить себя. Всем моим близким и дедушке нравилось мое увлечение церковью. Поэтому, когда я попросил разрешения прислуживать в церкви, он одобрил мое намерение. Но предупредил, что это дело серьезное и нельзя относиться к нему как к игре.

— Помни, Лешенька, — ласково погладив меня по голове, наставительно сказал дед, — алтарь — святое место. Там невидимо присутствует сам бог. Входить в алтарь могут только особо посвященные лица — духовенство. Из простых людей этой чести удостаиваются немногие: те, кто живет праведной жизнью, соблюдает заповеди божий. Если у тебя возникло желание служить богу, значит, сам господь невидимо призывает тебя на это служение. Смотри же, внучек, будь достоин его избрания!

Эти слова глубоко запали мне в душу. После разговора с дедушкой богослужение перестало для меня быть игрой, стало священнодействием. Я поверил, что сам бог выбрал меня из числа многих других детей для того, чтобы сделать своим верным слугой.

Входя в алтарь, надевая на себя «священные» одежды, участвуя в богослужении, я чувствовал себя в особой роли избранника божия. Мне казалось, что я чем-то отличаюсь от других мальчиков, по крайней мере, должен отличаться.

Но чем?

Ответ подсказал мне дедушка: нужно стараться соблюдать «заповеди божий». И я, как мог и умел, старался это делать. Старался больше молиться, постился, старался никого не обижать, слушаться старших.

Я еще больше полюбил церковь, гордился своим участием в службе. Если почему-либо не мог пойти в храм, тяжело переживал. Родители знали об этом и иногда вместо наказания не пускали меня в церковь. Я горько, горько плакал.

Быстро бежали дни, месяцы, годы… Наконец мне исполнилось семь лет. Я пошел в школу, научился читать. И дедушкина комната стала для меня еще привлекательней.

Стоял там старый-старый книжный шкаф. В этом шкафу хранились книги. Мне они казались таинственными, загадочными. Почему — не знаю сам. Наверное, потому, что, когда я был маленьким, дедушка строго-настрого запретил их трогать. Зато я видел, как он в свободное время брал какую-нибудь из этих книг, садился за стол, не спеша надевал очки и погружался в чтение. В это время его старались не отвлекать разговорами.

Конечно, меня интересовало, что же написано в дедушкиных книгах. Не раз я просил его почитать мне вслух, но всегда слышал в ответ: ты еще мал.

И вот теперь я сам мог читать дедушкины книги.

Из них я все больше узнавал о боге. Если раньше я просто верил в боженьку, смутно представляя его себе, то теперь моя вера приобрела большую определенность.

В руки мне попадались и страшные книги, после которых я долго не мог заснуть или просыпался от того, что мне снились кошмары. Это были книги о злой силе, о черте, о сатане. В них яркими красками рисовался ад, где мучаются грешники.

И я верил. Верил глубоко и искренне. Церковь уже крепко держала меня в своих сетях.

Хитрый поп и Миша

Конечно, то, что мы узнаем, видим в раннем детстве, запоминается на всю жизнь. Поэтому религиозное воспитание, которое я получил в семье, надолго запало в душу. Я вырос верующим, окончил Московскую духовную семинарию и академию. Около пяти лет прослужил священником… Да, дорого заплатил я за красивую ложь о боге: почти тридцать лет жизни прошли впустую.

Но бывает и так: верующим становится сознательный человек. Недавно мне позвонили из школы:

— Приезжайте скорее! У нас беда!

Оказывается, в школе узнали, что ученик седьмого класса верит в бога. Ребята сначала растерялись: уж очень случай необычный. И в самом деле, что тут предпринять? На совет отряда вызвать? В стенгазету написать? Выделили самых сильных учеников, чтобы они с этим мальчиком поговорили, постарались переубедить его, доказать, что бога нет и быть не может. Говорили, спорили несколько дней — толку никакого. Тогда и решили попросить меня рассказать Мише о себе, о том, как вера в бога исковеркала мою жизнь. В конце концов Мишу удалось спасти. Но как случилось, что ученик седьмого класса попал в сети врага? Я много раз встречался с Мишей, мы подолгу беседовали. И я хочу рассказать тебе его историю.

Миша неплохо учился, любил кино и шахматы, был веселым, общительным мальчиком. Правда, родители его верили в бога, но сына не принуждали молиться, ходить в церковь. Люди простые, малограмотные, они соблюдали церковные обряды больше по привычке. Вся вера родителей Миши проявлялась в том, что в углу их комнаты висели иконы, справляли они религиозные праздники да изредка ходили в церковь. И Миша никогда не заинтересовался бы религией, если бы не случай.

Мишина семья жила в старом доме. Но вот пришло время — старую развалюху сломали, и они получили квартиру в благоустроенном доме. Переехали, купили новую мебель, отпраздновали новоселье. И тут Мишина мама вспомнила, что по церковным традициям нужно освятить новое жилье.

Пригласили священника. Он приехал в сверкающей черной «Волге». Это был человек лет пятидесяти с лишним, холеный, в дорогом, хорошо сшитом модном костюме.

В передней священник разделся, снял пиджак и прямо на рубашку надел черную шелковую рясу. Начался молебен.

Квартиру окропили «святой» водой. Гостеприимные хозяева пригласили священника к столу.

Сначала разговор не ладился: трудно было найти общую тему. Хозяева думали, что со священником можно говорить только о божественном. Но служитель церкви оказался человеком общительным. Он расспросил, где работают родители Миши, как учится их сын, чем он увлекается. Говорил священник много: шутил, рассказывал разные интересные случаи из своей жизни. Миша с интересом слушал и отвечал на его вопросы. Он впервые в жизни беседовал с «батюшкой».

Раньше Миша думал, что попы недалекие люди. Ничего они, кроме своей службы, не знают, ничем не интересуются. А тут оказалось, что их гость знает намного больше, чем Миша, что он прекрасно знаком с художественной литературой, живописью. Но особенно поразило Мишу то, что священник разбирался даже в науке. Он восхищался последними достижениями кибернетики, радовался, что советские космонавты так блестяще завершили свои полеты… Правда, при этом священник довольно часто поминал бога. Но Миша как-то не придал этому значения. Священник заметил, что произвел на мальчика впечатление, и, прощаясь, сказал ему:

— Миша, сегодня я тороплюсь, мне нужно поспеть к вечернему богослужению. Но я вижу, тебе интересно было со мной беседовать. Так заходи ко мне в церковь. Нет, в церковь тебе неудобно. Приходи лучше ко мне домой. Там мы сможем с тобой поговорить обо всем, что тебя интересует. Даже поспорить. Я видел, ты не во всем согласен со мной. Но ты мальчик смышленый, и мне приятно будет иметь такого противника. Да, наверное, и тебе будет полезно узнать многое, о чем ты не знаешь еще. Так заходи!..

Миша недолго думал, стоит ли ему, пионеру, принимать это приглашение. Мише льстило, что священник назвал его смышленым мальчиком, сильным противником. Через несколько дней он пришел к священнику в гости. Здесь его встретили очень приветливо. «Матушка» — жена священника — усадила Мишу за стол, предложила чай.

Так за угощением священник и советский школьник вели между собой «душеспасительные» беседы. Собственно, говорил больше хозяин. А Миша только слушал, открыв рот, неторопливую его речь.

— В каждой травинке, в каждом цветке, в каждой букашке отражается великая премудрость творца — бога. Ты изучал ботанику и знаешь, что самый малый, только что вылезший из почки листочек служит дереву. Все приспособлено в нем, чтобы жил могучий дуб-великан. Кто научил этому листок? Кто одел в прекрасные наряды цветы, бабочек, птиц?.. В каждой травинке есть своя красота и премудрость. И все они — травка, цветы, деревья — не только радуют наш взор, но они служат человеку, они совершают огромную работу. Вспомни, куда девается из воздуха излишек углекислоты? Почему разлагается она при помощи солнечного света на углерод и кислород? А углерод перерабатывает в питательные вещества. Кислород же возвращает в атмосферу. Но кто научил этому растения и кто дал им такую способность?

Миша молчал. А священник продолжал свою речь:

— Скажи-ка мне, дружок, разве неудивительно, что в разные времена года птицы меняют цвет своего оперения, а звери — цвет шерсти?.. Можно до бесконечности приводить такие примеры, но и сказанного достаточно, чтобы убедиться: не было бы бога — не было бы и разумности в природе. Подумай над этим, мой мальчик!

И Миша думал. Ему казалось, что «батюшка» говорит разумно. Он вроде бы основывается на науке, приводит убедительные факты, примеры.

Так тонкой струйкой вливал хитрый священник яд религиозной лжи в Мишину голову. Он пригласил мальчика бывать у него и впредь. Священник не просто рассказывал. Каждый раз, когда Миша приходил к нему, он подробно расспрашивал о том, что Миша думал, что читал, как понял прочитанное. И если видел, что мальчик чего-то не усвоил из прошлой беседы или в чем-то еще сомневается, священник не ленился рассказать ему вторично. Он добивался одного: чтобы Миша привык мыслить так, как хотелось ему, священнику. И, только когда он убеждался, что Миша искренне согласен с его словами, шел дальше. Это продолжалось до тех пор, пока Миша не стал верующим.

А в школе и не подозревали, над чем мучительно бьется мальчик, о чем он думает, какие мысли — чужие мысли — роятся у него в голове. Никто не поинтересовался, почему Миша перестал дружить с ребятами, как-то замкнулся в себе.

Не думайте, что Миша сдался сразу, без боя. Нет, вначале мальчик спорил, пытался разбить, опровергнуть доводы, которые приводил священник. Но умный, хитрый «батюшка» быстро находил самое слабое место своего противника, и Миша всегда оказывался побежденным.

А знаешь, почему Миша проигрывал? Потому что у него не было знаний.

Ты удивлен:

«Как же так, ведь он неплохо учился?»

Да, Миша считался успевающим учеником, и отметки он получал неплохие. Но то, что он слышал на уроках, читал в учебнике, не было им продумано, хорошо понято. Миша перегружал свою память, но не давал работы уму. И в голове у него оседали отдельные, не связанные друг с другом сведения по химии, физике, ботанике. Одним словом, Миша вышел на бой безоружным. Такого бойца легко положить на обе лопатки и взять в плен. А если бы Миша хорошо продумал то, что учил в школе, он сразу увидел бы, что рассуждения священника — красивые, но пустые фразы, и тогда ему легче было бы разоблачить своего духовного наставника.

Знаешь, давай проделаем такой опыт: поставим себя наместо Миши и разберемся внимательно в том, что проповедовал священник.

Священник говорил, что каждое растение и животное приспособлено к жизни.

Правильно это? Да, правильно, если эту фразу уточнить: приспособлено к жизни в определенных условиях. Но «устроил» все это не бог или другая какая-то разумная сила.

Великий английский естествоиспытатель Чарлз Дарвин показал, что целесообразность в строении живых организмов объясняется вовсе не разумным их творением, а естественным приспособлением их к условиям существования. Выживают те растения и животные, которые лучше других, так сказать, приноровились к окружающей среде. Те организмы, которые не могут примениться к окружающим условиям или применились недостаточно, погибают и не оставляют после себя потомства. Организмы, которые выживают, передают полезные признаки потомству. Этот закон естественного отбора объясняет, почему растения и животные устроены «разумно» или, точнее, приспособлены к данной среде. Именно к данной среде. Потому что те отличия, которые полезны организму в одних условиях, могут оказаться бесполезными и даже вредными в других. Например, известно, что заяц-беляк два раза в год меняет окраску. Объясняется это условиями существования: зимой на фоне снега белый заяц менее заметен, чем коричневый. Но попробуйте переселить такого зайца в местность, где не бывает снега. Цвет его шерсти все равно будет меняться, хотя это окажет зайцу плохую услугу. 8начит, организм устроен совсем не разумно, а просто приспособлен именно к данным условиям.

Вот мы опровергли с помощью учения Дарвина и второй довод Мишиного противника: будто бы в каждой букашке отражается великая мудрость творца — бога.

Священник говорил Мише, что цветы «радуют наш взор», что будто бы бог и создал их для этой цели. Опять ложь.

Почему некоторые растения имеют яркие цветы? Чарлз Дарвин ответил и на этот вопрос. Он писал:

«Цветы считаются самыми прекрасными произведениями природы, но они резко отличаются от зеленой листвы и тем самым прекрасны только ради того, чтобы легко обращать на себя внимание насекомых. Я пришел к этому заключению на основании неизменного правила, что когда цветок оплодотворяется при посредстве ветра, он никогда не обладает ярко окрашенным венчиком. Некоторые растения постоянно приносят двоякого рода цветы: одни открытые и окрашенные, привлекающие насекомых; другие закрытые, неокрашенные, лишенные нектара и никогда не посещаемые насекомыми. Отсюда мы вправе заключить, что если бы на поверхности земли не существовало насекомых, то наши растения не были бы усыпаны прекрасными цветами, а производили бы только такие жалкие цветы, какие мы видим на сосне, дубе, лещине, ясене или на наших злаках, шпинате, щавеле и крапиве, которые все оплодотворяются при содействии ветра».

Ну, а как быть с круговоротом углерода и кислорода? Здесь священник только прикрывался наукой, чтобы запутать Мишу. Помнишь, он утверждал, будто растения созданы богом, чтобы усваивать углерод и выделять кислород?

Для того чтобы развиваться, любому растению требуется углерод. Но растение не может, подобно животному или человеку, передвигаться с места на место. Поэтому развитие растительных организмов шло таким путем, что они приспособились добывать углерод из воздуха, из углекислоты. И в этом нет ничего чудесного.

Как видишь, щит, которым прикрывался Мишин противник, оказался не таким уж прочным: старые сказки о боге, замаскированные под науку.

Современные деятели церкви прекрасно понимают — открыто выступать против науки в наши дни было бы просто смешно. Ведь ни один здравомыслящий человек не поверил бы тому, кто стал бы утверждать что-либо прямо противоположное науке. И поэтому защитники религии меняют тактику, изворачиваются. Например, в библии — главной «священной» книге христиан — есть места, которые сейчас звучат слишком уж нелепо. Рассказывается, например, как один пророк, которого звали Валаам, ехал на ослице. Побил он эту ослицу, а она вдруг заговорила человеческим голосом… Ну кто сейчас поверит, что так и вправду было? По-этому церковники предпочитают не вспоминать о таких сказках.

Но есть библейские рассказы, которые обойти молчанием нельзя. Они слишком хорошо известны верующим. И тогда церковники пытаются истолковать эти истории так, чтобы они выглядели правдоподобно. В библии написано, будто бог создал мир за шесть дней. Теперь, когда наука доказала, что Земля существует многие миллионы лет, церковники по-новому пытаются истолковать слово «день». «День творения, — говорят они, — нельзя понимать буквально. День — это очень большой период времени».

С другой стороны, они все больше стараются в своих доводах использовать разные научные примеры, но… объяснять их по-своему, так, чтобы эти объяснения не опровергали религию, а доказывали ее правоту.

Так, все мы восхищаемся полетами в космос. Они — свидетельство могущества человека и его разума. Но богословы стараются даже покорение космоса приписать… богу. Они говорят: а кто дал людям разум? Разве не бог? Значит, в конце концов, он, а не человек является причиной побед человека в деле покорения звездных миров.

Но как бы ни старались богословы обновить религию, сущность ее все равно остается прежней.

Бог и … папиросы

Порой ребята слышат от взрослых рассказы о всяких чудесах — о гаданиях, вещих снах, предсказаниях. И когда с ними случается какое-нибудь таинственное, необъяснимое, на первый взгляд, событие, они приписывают его действию сверхъестественных сил, бога. Разубедить тут бывает очень трудно. Сами, мол, убедились, что чудо есть.

Со мной в детстве произошел случай, который в свое время очень укрепил мою веру и как бы показал мне наглядно, что есть бог.

Когда мне было лет одиннадцать-двенадцать, был у меня приятель Пепка. Настоящее имя его было Петр, но все почему-то звали его Пепкой. Он был сыном сторожа той церкви, в которой служил мой дедушка, и жил вместе со своим отцом недалеко от нас. Мы с Пепкой часто играли в скверике возле церкви.

Однажды Пепка подзывает меня и спрашивает шепотом:

— Лешка, ты когда-нибудь курил?

— Нет, — отвечаю, — не приходилось.

— Давай попробуем.

— Давай. А у тебя есть папиросы?

Вместо ответа Пепка достал нераспечатанную пачку папирос и с гордостью показал мне:

— Вот, новенькая!

— Где взял? — полюбопытствовал я.

— Стащил у бати.

— А не узнает?

— Нет. У него их много.

— Давай закуривай!

— Давай!

Но тут оказалось, что нет спичек. Решили, что за спичками пойду я, чтобы Пепка не навлек на себя подозрений.

Через пять минут все было в порядке. Мы стояли в кустах церковного скверика, держали во рту папиросы и пытались изобразить заядлых курильщиков. Но курить мы не умели, кашляли, из глаз текли слезы.

— Леха, ну как, хорошо? — давясь дымом, спрашивал Пепка.

— Кхе-кхе, ничего, хорошо!

— Курим?

— Дымим!

Через несколько дней мы научились курить довольно сносно. Кашляли уже меньше, а Пепка даже стал пускать дым через нос. У меня это никак не выходило. Чтобы доказать свое превосходство и поразить меня, Пепка клялся, что через пару дней сможет выпускать дым через уши.

Выполнить свое обещание Пепке так и не пришлось. Однажды, когда мы безмятежно курили, Пепкин отец заметил, что из-за кустов идет дым. Решил посмотреть, не горит ли что. И тут он обнаружил нас.

Пепку нещадно выпороли. Отодрав сына, сторож пошел и рассказал о моем «грехе» матери. Мама расстроилась, плакала. Рассказала отцу и деду. Меня не били. Но на семейном совете придумали другое. Мама долго внушала мне, что курить грешно, потом подвела меня к иконе и сказала:

— Видишь, Леша, икону?

— Вижу, — ответил я.

— Так вот, поклянись перед ней, что в жизни своей не только никогда не будешь курить, но и в рот не возьмешь папиросы. Если не дашь клятвы, больше не пущу тебя в церковь: там не место греховодникам. Выбирай одно из двух.

Что мне было делать? Церковь я любил, привык ходить туда и прислуживать, намеревался стать священником. Лишиться всего этого? Ни за что!

Недолго думая я сказал матери:

— Мама, обещаю тебе: больше курить не буду.

— Не мне обещай, а богу!

— Обещаю!

— Клянешься?

— Клянусь!

— В знак клятвы перекрестись перед иконой.

Я перекрестился. После этого мама успокоилась. Она знала, как сильно я верю в бога, и была убеждена, что я не посмею нарушить клятву.

Курить я не привык, и поэтому долгое время даже не вспоминал о папиросах.

Прошло несколько месяцев, может быть полгода. Однажды дома никого из взрослых не было. И вдруг совсем случайно я увидел на столе папиросы. Их, вероятно, забыл кто-нибудь, кто по церковным делам приходил к дедушке, потому что у нас в семье никто не курил.

Тут мне страшно захотелось выкурить папироску. Я знал, что Пепка, несмотря на порку и угрозы отца, тайно курит. Покуривали и многие из моих приятелей. Я что, хуже других?

Быстро нашел я спички и взял папиросу в рот. Вдруг мой взгляд упал на икону. Ту самую, перед которой я клялся матери, что никогда не закурю.

«Как быть? — пронеслось в голове. — Ведь я дал слово, да еще не кому-нибудь, а самому богу. Страшный грех нарушить клятву…»

Но какой-то другой, тайный голос нашептывал мне иное:

«Подумаешь! Ну и что из того, что ты клялся? Ведь тебя же заставили это сделать…А такая, вынужденная клятва не действительна. Неужели богу жалко, если ты выкуришь одну-единственную папироску? Многие курят, но ведь бог не карает их. Не богу, а маме хотелось, чтобы ты бросил курить. Ну, а маму можно и не послушаться. Тем более один разок».

«Нехорошо, непорядочно нарушать слово!» — возражала моя совесть.

«Интересно, а что сделает со мной бог, если я обману мать?» — подзадоривало любопытство.

Теперь мне уже не столько хотелось курить, сколько просто испытать бога. Мать обмануть ничего не стоит: она придет не скоро. Я открою окно, дым выветрится, и никто, кроме меня и господа бога, о моем поступке знать не будет.

«Посмотрим, что сделает бог со мной за нарушение клятвы…»

Я чиркнул спичку и закурил.

Медленно догорела папироса. Я открыл окно, тщательно проветрил комнату. Даже вычистил зубы и прополоскал рот, чтобы от меня не пахло табаком. Вышел во двор. Погулял. Снова вернулся домой.

«Нет, табаком не пахнет. Теперь буду курить только дома, когда никого нет», — решил я и, успокоившись, принялся за свои дела.

Через некоторое время раздался звонок: пришла мать. Первым долгом она спросила:

— У нас кто-нибудь был без меня?

— Нет, — ответил я.

— Ты что-то скрываешь. Скажи, кто приходил?

— Да что ты, мама! Я был дома один.

— Тогда почему же пахнет табаком?

Я был настолько уверен, что запах табака давно выветрился, что совершенно растерялся. Не зная, что ответить матери, я густо покраснел.

— Ты курил? Неужели… неужели ты нарушил клятву?!

Я молчал. Мама не сердится, не кричит на меня. Она, скорее всего, сама ужасается глубине моего греха.

Я краснею все больше и больше. Не знаю, что мне делать. Лгать теперь уже бесполезно. Признаться во всем страшно. Не потому, что боюсь наказания. Не о нем я сейчас думаю. Страшно и стыдно, что нарушил клятву, данную богу. Теперь какой же я верующий?!

А мама, как бы угадывая мои мысли, медленно сказала:

— Эх, ты! Я-то думала, ты по-настоящему веришь в бога. А оказалось, моему сыну безразлично всё, даже святой крест, который он положил на себя перед иконой. Какой же ты мне сын после этого?

Мое состояние было поистине ужасным. И я упал на колени:

— Господи! Господи боже мой! Прости меня, окаянного грешника!

Молился я горячо и искренне. В этот момент я не просто верил в бога. Нет. «Верил» — не то слово. Я был убежден, что бог существует. Убежден больше, чем в том, что существую я сам.

«Как могло случиться, — думал я, — что мать узнала о моем проступке? Кто ей мог сказать об этом? Ясно, как день, — это сделал бог, чтобы наказать меня. Он грозный. Он не потерпит, чтобы его обманывали, надругались над священной клятвой… Боже, чем могу я искупить свой грех перед тобой?»

Бог молчал. Он сурово смотрел на меня с иконы. Вместо него заговорила мама!

— Я вижу, ты осознал всю тяжесть своего греха. Пусть сегодняшний случай будет тебе уроком на всю жизнь. Больше я с тебя клятвы брать не буду и наказывать — тоже. Я уверена, что теперь ты никогда не повторишь своего проступка.

— Конечно. Можешь быть спокойна, мама.

Этот случай сильно укрепил мою веру. Нечего и говорить о том, что теперь я и не думал о курении. Важно другое.

Тогда я еще не понимал, что никакого чуда не произошло. Просто мама, войдя в дом, почувствовала запах табака. Ничего необычного в этом нет. Она не курила, не любила табачного дыма. Я же, видимо, плохо проветрил комнату, а когда пришел с улицы, не ощутил запаха табака лишь потому, что уже привык к нему. Но никто из взрослых не помог мне разобраться в случившемся. Наоборот, их радовало, что я лишний раз убедился — бог есть.

Я привел тебе лишь три примера из своей жизни. Но из того, что ты узнал, я думаю, ты понял, почему все же кое-кто из ребят и теперь верит в бога.

 

Рабы неба

Но вернемся к нашему разговору о тех, кто по тем или иным причинам попал в руки церковников. Теперь это не человек, теперь это раб божий, учит церковь.

Раб не смеет рассуждать, не может поступать по своему усмотрению. Раб должен слепо повиноваться своему господину. Именно этого и добивается церковь от человека, который поверил в существование бога. Недаром Белинский говорил: «В словах бог и религия вижу тьму, мрак, цепи и кнут…»

Рабы божьи… Но видят ли эти рабы своего господина? (Кстати, церковнославянское слово «господь» в переводе на русский язык означает «господин».) Нет! От имени несуществующего бога говорят его «уполномоченные» — священники. И выходит, что верующих только называют божьими рабами, а на самом деле они рабы духовенства, служителей церкви. Но превратить человека в раба, удержать его в повиновении не так-то просто. И церковники придумали целую систему одурманивания людей.

«Крещается раб божий…»

Человек только родился, а церковь уже предъявляет на него свои права.

— Не будет счастья вашему ребенку, если не окрестите его, — запугивают священники родителей. И те, большей частью «на всякий случай», несут малыша в церковь.

Крещение считается одним из самых главных обрядов в христианской религии.

Обычно крестят сразу нескольких младенцев. К назначенному часу в церкви собираются родители, крестные отцы и матери — кумовья, любопытные. Стоят и ждут.

Наконец из алтаря выходит священник.

— Готовы? — спрашивает он. — Начнем крещение.

Он берет старую, потрепанную книгу и начинает читать. Никто не понимает ни слова: батюшка читает быстро, невнятно да и дети кричат.

Вдруг поп оборачивается и начинает ни с того ни с сего дуть детям в лицо. Все это странно и смешно, но, оказывается, необходимо для того, чтобы изгнать из детей злого духа, который в них гнездится.

Потом следует обряд отрицания сатаны. Кумовья с детьми на руках и священник поворачиваются лицом к западу, вернее, в противоположную от алтаря сторону, где, по мнению церкви, находится царство сатаны. Почему его царство именно на западе, а не на востоке, севере или юге, понять трудно. Но оставим это на совести служителей церкви.

Священник поворачивается лицом к западу и спрашивает серьезнейшим тоном у младенца:

— Отрицаешься ли сатаны и всех дел его, и всех аггел (демонов) его, и всего служения его, и всея гордыни его?

Младенцы, к которым обращается священник, молчат или кричат не своим голосом. Они не то что ответить на такой вопрос, но и «папа-мама» говорить еще не умеют.

Тогда поп велит отвечать за них крестным. Но крестные не понимают славянского языка и по большей части ни в бога, ни в черта не верят. Тогда поп сам отвечает за них и за младенцев:

— Отрекаемся!

Вслед за отречением священник говорит:

— Дуни и плюни на него (дунь и плюнь на него)!

Крестные дружно плюют на ребенка. Поп выходит из себя:

— Да не на ребенка плюйте, а на сатану! Экие непонятливые!

А где этот самый сатана? Шут его знает…

Но вот с сатаной покончено. Начинается обряд освящения воды в купели. Священник усердно молится богу, чтобы в воде «не утаился демон темный», хотя совершенно непонятно, почему он должен там таиться. Вода — наименее удобное место для демона, да еще «темного», хотя бы потому, что она прозрачна и он сразу был бы заметен.

Наступает самый главный момент крещения. Священник берет ребенка и окунает его три раза подряд в купель. В туже воду окунают второго раба божьего, третьего… Постепенно вода становится мутной и грязной. Но это обстоятельство мало смущает церковников: ведь, по их учению, вода святая. Значит, нечего беспокоиться!

Тех детей, которые не умещаются в купели, попросту ставят в корыто и поливают три раза «святой» водой.

Наконец купание окончено. Священник начинает одевать замерзших детей. Подойдет к каждому, возьмет у крестных крестик на ленточке и рубашонку, наденет кое-как и идет к следующему. При этом он поет себе под нос:

— Ризу мне подай светлую, одевающийся светом, как ризою, многомилостивый Христос бог наш…

Несмотря на просьбы, бог не подает с неба ризу, а предусмотрительные родители покупают распашонки в магазинах у самых обычных продавцов, даже не подозревающих, что они торгуют «светлыми ризами».

Затем следует миропомазание. Лоб, глаза, ноздри, рот, уши, руки и ноги ребенка смазывают особой жидкостью — «миро».

Церковь утверждает, что через миропомазание «преподаются крестившемуся дары святого духа». Дотронулся священник кисточкой до лба младенца — значит, он освятил его ум и мысли, и так далее.

В конце обряда священник выстригает пряди волос у детей и, завернув их в маленький комочек воска, бросает в воду. Суеверные люди считают, что, если воск плавает, ребенок будет жить, потонет воск — ребенок умрет.

Ты прекрасно знаешь, что воск легче воды, и поэтому потонуть не может. Но даже если бы он по каким-нибудь причинам и потонул (например, случайно в комочек воска попал камешек), какая связь между воском и жизнью ребенка?

До Октябрьской революции у нас в стране в русских семьях родители обязаны были крестить всех детей. Иначе и мне выдавали свидетельства о рождении — метрики. Но каждый третий ребенок не доживал и до года: умирал от голода, болезней. Не помогало крещение, не помогали и молитвы…

Писатель А. Серафимович в рассказе «Две божьи матери» очень хорошо показал, почему не на всех детей распространял бог свою «милость».

«На окраине огромного города, высоко над рекой, красиво белел большой дом. Внизу, на берегу, черно дымила фабрика. В третьем этаже белого дома, в громадных комнатах, залитых солнцем, жил хозяин фабрики с семьей. В полутемном подвале жил ткач с ткачихой той же фабрики.

У фабрикантши родилась дочка. У ткачихи тоже родилась маленькая.

В великолепной спальне висел образ божьей матери в золотой ризе. Барыня верила в бога, но знала, что божья матерь хорошо нарисована на доске, а толку от нее никакого не будет, если у человека нет денег. У ткачихи в запаутиненном углу тоже висела икона с почернелым ликом. Ткачиха с глубокой верой молилась, думала, что на нее смотрит сама божья мать, живая.

У фабрикантши были вокруг ребенка няньки, мамки, горничные, и кормила молодуха, которая из-за нищеты с тоской бросила свое дитя в деревне умирать на кислой соске, набитой ржаным хлебом.

Ребенок ткачихи целый день, надрываясь, кричал, голодный, в мокрых вонючих пеленках, некому приглядеть: мать и отец целый день за гремучим станком на фабрике, — и ни на минуту не замирала тоска по своему маленькому.

Дочка фабрикантши расцветала, как цветок, — розовая, с перетянутыми ниточками ручками и ножками. И смотрели на нее нарисованные на доске глаза в золотой оправе. Дочка ткачихи, — желтенькая, со старушечьим личиком, кривыми ножками, как пожелтелая травка в темноте погреба. И смотрело на нее почернелое лицо, нарисованное на потрескавшейся доске.

Заболела дочка фабрикантши. Налетели со всех сторон самые знаменитые доктора, профессора, платили им большие тысячи — и выпользовали девочку. Опять она, розовая и живая, щебетала, как птичка. И смотрела на нее божья мать в золотой оправе.

Заболела дочка ткачихи, — стало ей сводить ручки и ножки, почернело маленькое личико, повело посиневший ротик. Билась головой о доски измученная мать, рвала волосы, кидалась на колени и страстно молилась, мучительно сжимая грудь руками и исступленно глядя на почернелую икону полными муки, слез, надежды, отчаяния глазами:

— Мати пресвятая, пречистая, заступница! Спаси ты мне дочечку… вызволи ты мне дочечку… пущай поздоровеет моя девочка… поставь ты ее на ножки… За что так она мучится?! Мати пресвятая…

Гудит гудок, бросает ткачиха, глотая слезы, больную крошку, бежит работать на фабрикантово семейство. Уходит и ткач на работу, а в глазах — тоска.

Умерла маленькая и лежала, как желтенький свернувшийся листик, а в углу висела черная доска.

Поп торопливо похоронил, стараясь поскорей отделаться и скороговоркой приговаривая:

— Пути господни неисповедимы… зато ей там хорошо будет… на том свете.

— Хочь бы она на этом, хочь бы часочек, один бы часочек как следует пожила, — захлебываясь, выговорила мать.

Поп прикрикнул:

— Не гневи господа! Господь каждому дает крест, и каждый должен нести его. А то гореть тебе в пещи огненной.

Росла и расцветала дочка у фабрикантши; у ткачихи тлела в могиле; и никогда не заживала тоска у замученной женщины.

По-прежнему висели две божьи матери: одна наверху, в вызолоченной оправе, хорошо нарисованная, другая — в полутьме подвала, старая, полопавшаяся».

Этот рассказ взят будто из самой жизни. Обе девочки были отданы под покровительство божьей матери, обе были крещены. Но та, которая росла в роскоши, выжила и расцвела. Другая была задавлена нищетой, и не спасла ее божья матерь. Так чего ж после этого стоят молитвы и церковные обряды!

На свете живут разные народы. Почти у каждого народа своя вера, свой бог и свои религиозные обычаи. Например, русские верят в Христа и крестят детей, а у татар и киргизов другой бог — Аллах и нет обряда крещения. Многие же люди, особенно в наше время, вовсе не верят ни в какого бога и не совершают религиозных обрядов.

Получается, что из всех живущих на земле людей крещеных совсем немного. Гораздо больше некрещеных, и живут они ничуть не хуже тех, кого окунали в «святую» воду и надели на шею крест.

Как видишь, пользы от крещения нет никакой. Но, может, и вреда тоже нет? Почему мы осуждаем родителей, которые несут новорожденного в церковь?

Я уже говорил, что детей крестят всех в одной купели, водной и той же воде. Температура воды никем не проверяется. Когда я был еще священником, произошел такой случай. Монашки налили в купель кипяток и забыли добавить холодной воды. Несчастья не произошло только по счастливой случайности.

В церкви часто бывает холодно, гуляют сквозняки. После купания в таких условиях многие дети заболевают воспалением легких.

Я тебе рассказывал о миропомазании. Этот обряд тоже очень опасен. Миро мажут всех детей из одного пузырька и одной кисточкой, которая никогда не дезинфицируется. А ведь среди детей могут быть и больные. Конечно, порой все сходит благополучно. Но зачем рисковать? Недавно в городе Владимире врачи решили проверить, как сказывается обряд крещения на здоровье детей. На учет взяли всех, кого крестили в 1962 году. Врачи изучили, как эти дети растут, развиваются, чем болеют. И что же оказалось? Среди крещеных детей заболеваний кожи было в три раза, простудных и кишечных заболеваний в два раза больше, чем среди некрещеных детей.

Мало того, с крещением, как и с другими обрядами, церковь связывает проповедь чуждых нам мыслей.

Бог создал человека для счастья, внушает церковь. Но человек грешен. И за свои грехи он терпит болезни, голод, несправедливость. А раз все люди грешны, значит, всегда были и будут страдания, несчастье, горе людское. И нечего против этого бороться: человек бессилен отменить проклятие божие. По учению церкви, грешны даже самые маленькие дети, которые еще и говорить-то не умеют. Интересно, чем же они успели прогневать бога? Оказывается, «справедливый» бог сердит на них… за грех прапрадедушки Адама. Адам и Ева якобы съели в раю яблоко с запретного дерева. За это бог проклял не только их — это еще куда ни шло! — но и все их потомство и выгнал грешников из рая. Виноваты Адам и Ева, а сердится бог на всех новорожденных ребят. Разве это справедливо?

Оказывается, есть хороший способ избавиться от гнева божия — крещение. В тот момент, когда человека погружают в «святую» воду, утверждает церковь, грех смывается, человек как бы рождается заново.

Смешно, не правда ли?

На самом деле не так смешно, как печально. Учение о грехе приносило и продолжает приносить огромный вред людям. Особенно тем, которые живут не в нашей стране, а в государствах, где есть угнетатели и угнетенные. Там защитники религии внушают рабочим и крестьянам, что главная причина их нищеты и бедствий — грех. Точь-в-точь как в рассказе А. Серафимовича. Помнишь, как поп прикрикнул на несчастную ткачиху, которая оплакивала свою умершую дочку: «— Не гневи господа! Господь каждому дает крест, и каждый должен нести его. А то гореть тебе в пещи огненной».

А что значит нести свой крест? Это значит терпеть и не роптать и — боже упаси! — не думать о переустройстве жизни.

В тот момент, когда ребенка погружают в купель, священник произносит:

— Крещается раб божий…

Раб… Что может быть омерзительнее рабства?! К позору человечества, в его истории навсегда останется черная страница, когда одни люди были рабами других людей. Раба не считали за человека. Но это была нужная вещь, потому что раб трудился на своего хозяина.

К счастью, рабство — перевернутая страница в истории человечества. И только церковь не стыдится открыто именовать верующих рабами.

«Хлеб наш насущный…»

День верующего начинается и кончается молитвой. Чтобы легче понять, как должен вести себя религиозный человек, представь на минутку, что ты веришь в бога.

Утро… Ты лежишь в постели. Яркие лучи солнца, которое заглядывает в окно, разбудили тебя. Ты потягиваешься, медленно открываешь глаза, и первое, что видишь, — это небольшая иконка, привязанная к спинке кровати. Она напоминает тебе о боге.

Согласно указаниям церкви, пробудившись ото сна, первым долгом человек должен возблагодарить бога за то, что жив и здоров.

Отдал дань богу, теперь принимайся за свои обычные дела: умывайся, причесывайся, одевайся.

Приведя себя в порядок, ты опять становишься на молитву.

Не беда, если ты не понимаешь смысла молитв. Они ведь написаны на мертвом церковнославянском языке, на котором давно уже никто не говорит. Твое дело повторять то, что составили полторы тысячи лет назад неведомые тебе попы.

Время от времени ты должен креститься и кланяться иконам. Пусть тебя не смущает, что они всего-навсего разрисованные доски. Ты должен обращаться к святым, изображенным на иконах, как к живым существам.

На прочтение всех утренних молитв уходит двадцать-тридцать минут. Несколько раз ты должен стать на колени и поклониться богу до земли.

Наконец молитва окончена. Ты садишься за стол, но перед этим опять помолись богу. Оказывается, те полчаса, которые ты потратил на молитву, еще далеко не все, что ждет от тебя бог. То была молитва утренняя. Тогда ты благодарил бога за прошедшую ночь и наступившее утро. А теперь следует попросить бога, чтобы он благословил твой завтрак.

Только после этого ты имеешь право сесть за стол.

Нет, подожди! Сначала припомни, какой нынче день — не постный ли — и что можно есть, а чего нельзя. Позавтракав, ты опять обязан поблагодарить боженьку. Только перекрестившись и прочитав молитву, можешь бежать в школу.

Кончились занятия, ты пришел домой. Садясь обедать, так же как и перед завтраком, нужно помолиться, «Отче наш… хлеб наш насущный даждь нам днесь…»

Пообедал — снова благодари бога!

И это еще не все. Молиться надо, как учит церковь, перед началом каждого дела и после окончания его. Поэтому, садишься ли ты готовить уроки, идешь ли в магазин, мастеришь радиоприемник, пишешь сочинение, помогаешь дома — не забудь прочитать молитву.

Так, глядишь, подойдет и вечер. Перед сном, как бы ты ни устал за день, нельзя лечь в постель, не помолившись богу.

Молитвы «на сон грядущий» занимают опять же не меньше получаса.

Так, согласно предписаниям религии, должен проходить каждый день верующего — от колыбели до гробовой доски. В праздники и в будни, зимой и летом, дома и в дороге ты не смеешь отступать от этих предписаний церкви.

Я не собираюсь тебе доказывать, насколько это скучно и нудно. Так можно прожить месяц, ну, год. Но когда это повторяется изо дня в день, из месяца в месяц, тогда даже при самой глубокой вере становится невыносимо.

По крайней мере так было со мной. Если сначала я молился, что называется, с душой, от всего сердца, то позже я выучил молитвы наизусть и повторял их механически. Я знал, что не молиться — большой грех, и не нарушал установленного в доме порядка. А какие слова я произносил вовремя каждой молитвы, не имело для меня никакого значения.

Молитвы отнимают у верующего страшно много времени, которое он мог бы использовать на разные полезные занятия.

Стоит задуматься и вот над чем. Почему верующий должен все выпрашивать у бога? Разве бог не знает, что его «раб» нуждается, скажем, в пище, в одежде. Если не знает, то какой же он «всеведущий»? Если знает, но не посылает благ без усиленных просьб, то этим он унижает и себя и человека.

Да разве бог, например, дает людям пищу? Верующие думают, что он. Но ведь хлеб с неба не падает. Его своим трудом выращивают люди. Можно сколько угодно стоять перед иконами и просить бога, но, если хлеб не вырастят на полях люди, если его не привезут в магазин, никакой бог не пошлет его. И, напротив, если человек трудится, зарабатывает деньги, то на них он купит себе хлеба и других продуктов, не вымаливая их у несуществующего бога.

Верующие могут возразить: конечно, бог с неба хлеб не посылает, но от него зависит урожай.

Опять неверно. Раньше в царской России, особенно в деревнях, почти все люди были верующие. Но когда они просили у бога помощи, он не посылал хороших урожаев. Ведь до революции даже в урожайный год крестьянин едва-едва мог дотянуть до осени. А если хлеб родился плохо, целые деревни, даже губернии вымирали от голода. Не помогал бог.

Привычка просить «хлеба насущного» у бога появилась в те времена, когда люди были бессильны перед холодом и болезнями, землетрясениями и неурожаями, перед всякого рода угнетателями. Милость божья была их последней надеждой.

Но если такая молитва была понятна в условиях далекого прошлого, то она становится совершенно нелепой и смешной в нашей стране, где все люди сыты, обуты, одеты, где никто не трепещет от неуверенности — что будет с ним завтра. Напротив, мы знаем, что наше завтра будет еще лучше, чем сегодняшний день!

А кому нужны эти бесчисленные поклоны? Неужели богу? Даже если бы он и существовал, нельзя себе представить, чтобы они ему доставляли какое-нибудь удовольствие, не наводили бы скуку.

У Алексея Максимовича Горького есть сказка. Называется она «Яшка». В ней рассказывается о том, как бездомный, вечно голодный мальчишка Яшка — герой сказки — после смерти будто бы попал в рай.

«Смотрит Яшка — невиданно хорошо в раю: посреди зеленого луга, на золотом стуле, сидит господь Саваоф, седую бороду поглаживает, озирается всевидящим оком, райские цветы нюхает, райское пение слушает; везде — во цветах, на деревьях — херувимы с серафимами осанну поют, а по светлому лугу, по веселым цветам святые угодники хороводом ходят и мучениями своими хвастаются.

— Господи, — говорят, — ты гляди-ко, батюшко, как мы измучены, как изувечены, а всё — имени твоего ради! Кожица у нас ободрана, тельце наше истрепано, ручки-ножки изломаны, ребрушки наружу торчат, а всё — славы твоея ради!

Слушает господь, — немножко морщится.

— Да уж ладно! — говорит. — Уж слыхал я это, ведь вы почти две тысячи лет одно и то же поете. Ну, — пострадали, помучились, покорно вас благодарю за это, только — спели бы вы хоть разок веселое что-нибудь, а?

А святые угодники опять свое:

— Господи, — кричат, — миленький ты наш, погляди-ко: ножки у нас переломаны, ручки вывихнуты, ведь как мы страдали! И жгли нас, и давили, и голодом морили, и чего только с нами не делали, а все тебя, господи, ради!

Вздыхает господь, соглашается:

— Верно, братцы! Прославили вы меня мученьем, да обошли весельем!

А святые угодники опять свое тянут…

Смотрит Яшка, слушает, не все ему понятно, а что скушно в раю, это он прекрасно чувствует: ни есть, ни пить не хочется, играть тоже неохота, и на душе смутно, как будто он клюквенным киселем объелся.»

Стало Яшке жалко бога — какая у него жизнь? Тоска смертная. И упросил он господа вернуть его на землю. Лучше побои, холод и голод, чем райское блаженство.

Скучно богу, скучно и молящимся. Но если ты веришь в бога, молиться надо. Так велит церковь.

«Святая» вода

Помнишь, я тебе говорил, что, прежде чем окрестить ребенка, священник «освящает» воду. Так называемая «святая» вода пользуется большим спросом у верующих. Они считают, что она обладает особой сверхъестественной силой: помогает в жизни, исцеляет болезни, способствует счастью и благополучию.

Но жизнь доказывает, что вера в чудодейственную силу «святой» воды основана, как и вера во многие другие чудеса, на отдельных случайных совпадениях.

Допустим, верующий принес из церкви домой эту «святую» воду. Услышав, что «святая» вода укрепляет здоровье, он начинает пить ее по утрам. И чувствует себя хорошо. Не болеет и думает, что здоров только благодаря «святой» воде. Рассказывает другим о ее чудодейственной силе. Послушает какой-нибудь легковерный человек о таком чуде и сам захочет испробовать силу «святой» воды. Так поддерживается вера. Так создаются легенды.

«На бога надейся, а сам не плошай», — говорит народ. В наши дни даже среди верующих сравнительно редко встретишь человека, который бы целиком полагался на «святую» воду. Он «лечится» ею до тех пор, пока у него серьезно ничего не заболит. А вот когда на самом деле становится худо, спешит к врачам, пьет лекарства. Но поскольку он верующий, то не гнушается и церковными средствами.

Выздоравливает такой человек. И, вместо того чтобы благодарить медицину, начинает прославлять «чудодейственную» силу «святой» воды, хотя ясно, что вылечили его лекарства, а не вода.

Не так давно я читал лекцию на одной московской фабрике. Когда стали задавать вопросы, одна женщина и говорит:

— Вот вы не верите в силу «святой» воды, а я на себе испытала. Болела я долго и на ноги встала только благодаря молитвам и «святой» воде.

Я спросил:

— Скажите откровенно, вы только одну «святую» воду пили или и лекарства принимали?

— Пила и то, и другое, — последовал ответ.

— Так почему же вы так уверены, что помогла вам «святая» вода, а не лекарства?

Женщина ничего не могла ответить.

Верующие приписывают «святой» воде и еще одно чудесное свойство. Они утверждают, что она не портится, и приводят этот пример как одно из доказательств существования бога.

Давай разберемся в этом «чуде».

Ты знаешь, что если оставить в комнате при обычной температуре мясо, рыбу, молоко, даже самую обыкновенную воду, они начнут портиться. Молоко прокиснет, мясо и рыба начнуть пахнуть. Происходит это потому, что в продуктах очень быстро заводятся гнилостные бактерии. То же самое происходит и с водой. Вода, правда, может простоять дольше, но и у нее рано или поздно появляется неприятный вкус, осадок.

Правда, идеально чистая вода никогда не испортится. Но такой воды в природе почти нет. Она может быть получена лишь в химических лабораториях. Обычная же вода — даже на глаз чистая — всегда содержит всякие примеси: частички растений, остатки каких-то животных, пищи и тому подобное. Они настолько малы, что простым глазом их заметить нельзя: они видны только в микроскоп. Когда в воду попадают гнилостные бактерии — а они попадают туда все время, — они разлагают эти частички и вода портится.

Но в холоде гнилостные бактерии почти не размножаются. Поэтому в погребе или в холодильнике продукты сохраняются дольше, чем в тепле. Люди давно заметили это, но объяснить причину такого явления смогли не сразу.

Точно так же в глубокой древности, когда еще не знали химии, люди заметили, что вода, в которой побывал какой-нибудь серебряный предмет, не портится. Не зная, почему так бывает, стали приписывать это чуду — действию сверхъестественных сил, богу.

Так «серебряная» вода стала «святой». Об этом явлении знали еще жрецы Древнего Египта. При «освящении» поп опускает в воду крест. По большей части это крест серебряный. Вот здесь и открывается секрет «святой» воды. Оказывается, серебро, растворяясь в воде, убивает микроорганизмы и гнилостные бактерии. Это легко доказать, если в воду поместить серебряную ложку, монету или какой-нибудь другой предмет, сделанный из серебра. Результат будет одинаковый: вода не испортится. Такую очищенную воду верующие хранят в чистой, хорошо закупоренной посуде. Бактерии из воздуха туда не попадают. Вот вода и сохраняет свою свежесть.

Мне могут возразить: не всегда погружают серебряный крест. Иногда крест бывает из другого металла.

Верно. Очень редко, но бывает и так.

Но разве «святая» вода никогда не портится? В детстве со мной произошел такой случай. Однажды я принес из церкви бутылку со «святой» водой. Буквально через две недели вода испортилась. На меня, правда, это не произвело большого впечатления, я быстро забыл о случившемся. Вероятно, и другие верующие так же быстро забывают о подобных происшествиях.

Иногда защитники религии говорят:

— Вы ссылаетесь на серебро. Это чепуха. В церкви, когда воду «освящают» в небольших сосудах, можно поверить, что крошечные частички серебра убивают бактерии. А вот чем вы объясните, что не портится вода, «освященная» в реке или озере? Нельзя представить, чтобы маленький крестик, погруженный в реку, мог обезвредить всю воду.

Действительно, такое предположение нелепо. Но мы никогда не говорили, что только «серебряная» вода не портится. Серебро — одна из причин «святости» воды. Одна, но неединственная.

Воду «святят» зимой, в январе месяце, когда бывают самые большие морозы. Даже если зима не слишком суровая, вода в водоемах очень холодная, температура ее близка к 0°. При такой температуре микроорганизмы погибают. Реки, озера в это время скованы льдом. Вот почему вода, взятая зимой из реки или озера, хорошо сохраняется и не имеет значения, «освящали» эту воду или нет.

Современное «чудо»

Великий русский писатель И. Тургенев говорил: «О чем бы ни молился человек — он молится о чуде. Всякая молитва сводится на следующую: «Великий боже, сделай, чтобы дважды два не было четыре!»

Какая верная и глубокая мысль. В самом деле, любая религия — в том числе и христианская — в значительной степени держалась и держится на вере в чудо, в таинственные действия, приписываемые сверхъестественным силам. Ведь никто не станет просить у бога того, что и так случится. Например, никому не придет в голову молиться о том, чтобы после зимы наступила весна: каждый понимает, что весна наступит без всяких молитв. Молятся всегда о чуде.

Чудо… Это что-то таинственное, непонятное, необычное. Вера в чудеса возникала как раз тогда, когда люди не умели объяснить какое-то загадочное явление. Вспомни наш разговор о «святой» воде.

Церковь учит, что только бог может сотворить чудо, изменив по своей прихоти законы природы. Чтобы убедить верующих в этом, священнослужители показывали «нетленные» мощи, «плачущие» иконы, «самообновляющиеся» кресты и множество других «чудес». Наука давно разоблачила все фокусы церковников. Она доказала, что любое, самое, на первый взгляд, невероятное «чудо» — или результат мошенничества, или явление, которое можно объяснить наукой. Однако и сейчас среди некоторых людей живет еще вера в сверхъестественное, невероятное. И духовенство всеми силами поддерживает ее. Сейчас «чудеса» нужны церкви, как никогда раньше. Ведь любое «чудо» привлекло бы к церкви новых верующих, укрепило бы веру тех, кто колеблется и сомневается. Но в последнее время священники, боясь разоблачения, стараются действовать не сами, а через всяких старушек и монашек. С их помощью распускаются слухи о том, что «чудеса», дескать, происходят и в наши дни.

Так, несколько лет назад среди верующих ходили разговоры, что в городе Куйбышеве случилось «чудо божие».

Жила будто бы в Куйбышеве девушка Зоя. На Новый год она решила созвать гостей и устроить вечер. Мать, набожная женщина, уговаривала Зою пойти в церковь, но Зоя настояла на своем.

Собрались гости. Не пришел только жених Зои — Николай. Включили радиолу. Молодые люди пригласили девушек танцевать. Только Зоя осталась без партнера. Тогда она сняла со стены икону Николая-угодника и стала танцевать с ней.

Не успела девушка сделать и двух кругов, как поднялся невообразимый гром, свист, сверкнула молния. Все в страхе выбежали из комнаты. Одна Зоя, окаменевшая, холодная, как мрамор, осталась стоять с иконой, прижав ее к груди. Зоя была жива, но никакие усилия врачей не могли привести ее в чувство.

На другой день дом, где случилось страшное происшествие, был окружен множеством народа. Люди шли и ехали издалека.

Богомольные старушки пророчили:

— Нового знамения ждите!

Прошло четыре месяца, и вдруг в день пасхи Зоя начала взывать нечеловеческим голосом:

— Страшно! Страшно! Земля горит! Молитесь! Весь мир горит! Страшно! Мир во грехах гибнет! Молитесь!

На третий день пасхи Зоя умерла…

Так описывали эту «страшную» историю верующие. Большинство людей смеялось над нелепой выдумкой. Но находились и такие, которые не сомневались в правдивости рассказа и радовались.

— Не оставляет господь нас, творит чудеса! — говорили они. — Еще есть погибель на нечестивцев!..

Мне самому довелось побывать в Куйбышеве. Оказалось, что даже местные верующие давно забыли об этой истории. Никто из них не мог назвать мне адрес того дома, в котором якобы стояла окаменевшая девушка. Тогда я решил обратиться в местную газету. Там надо мной посмеялись.

— Неужели вы верите в эти выдумки?

— Конечно, не верю. Но откуда же пошли разговоры? — не успокаивался я.

Тогда решили разыскать таинственный дом и поговорить с жильцами.

…Чкаловская улица. Во дворе стоит ничем не примечательное здание. Хозяйка его, женщина средних лет, Клавдия Петровна Болонкина, отнюдь не отличается благочестием. В храм она никогда не ходила, в бога не верила, икон в доме у нее не было и нет. Самое же любопытное, что и дочери у нее тоже никогда не было. Есть только сын.

Спрашиваю соседей, с чего начались разговоры о «стоянии Зои». На первых порах люди даже не хотят говорить об этом, настолько им надоели расспросы о пресловутом «чуде». Постепенно выясняется, как было дело.

В начале января Клавдия Петровна с соседкой убирали снег на улице. Подходят к ним три старушки и спрашивают:

— Скажите, родимые, где тут третий дом от угла?

— Это наш дом, — отвечает Клавдия Петровна.

— Слава тебе, господи, нашли! Сподобил господь. Ну, показывайте, где она у вас, сердешная, стоит.

— Кто стоит?

— Полно вам хитрить! Будто не знаете кто? Девушка окаменевшая, Зоя.

— Что ты выдумываешь, старая? Какая Зоя? У нас таких нет!

— Аграфена болезная нам сказала: «Идите, мол, третий дом от угла». Вот мы и пришли.

— Нет у нас никакой Зои. Идите-ка себе отдыхать, не мешайте нам работать! — уговаривали соседки старушек.

Те ушли. Но вскоре около дома начал собираться народ. Верующие и просто любопытные. Сначала несколько человек, потом все больше и больше — целая толпа. Какие-то старухи стали требовать, чтобы Болонкина впустила в дом посмотреть на окаменевшую девушку. Клавдия Петровна подумала и разрешила.

— Пусть несколько человек войдут в комнату… Может, так скорее разойдутся.

Посмотрели они и говорят остальным: ничего, мол, нет. Те не верят, требуют, чтобы впустили и их. Хозяйка разрешила войти еще нескольким любопытным. Повторилась такая же история. В конце концов Болонкиной надоело это паломничество. Она обратилась за помощью в милицию. Пришел милиционер. Это еще больше заинтересовало людей: раз не пускают, значит, что-то есть. Слухи ползли по городу…

Так продолжалось несколько дней. Постепенно страсти улеглись, и верующие перестали говорить о «великом чуде».

Но тех, кто выдумал эту историю, такой оборот дела не устраивал. Рассказы о «великом стоянии Зои» начали распространяться по дальним городам и деревням. Иногда их переписывали и подбрасывали в дома. Кончались такие «послания божии» приказом размножить письмо и передать другим. Расчет был простой: дескать, люди, живущие вдалеке от Куйбышева, не смогут проверить, было ли «чудо» или все это вымысел. Пусть большинство не поверит. Но найдутся и такие, которые скажут:

— Дыма без огня не бывает. Раз люди говорят, значит, что-то такое было.

А церковникам только этого и нужно.

Если же такое письмо попадет в руки человеку не очень легковерному и он начнет наводить справки, уточнять факты, церковники опять ничем не рискуют: поди докажи, что это они выдумали. А за то, что делают верующие старушки, они не в ответе!

— Нет, в ответе! — скажем мы. — Допустим даже, что не священники сочинили нелепую сказочку про окаменевшую Зою. Пускай это сделали верующие. Но разве не священники веками проповедовали, что чудеса возможны? Не они ли учили и учат верить во всякие небылицы? И не только учат, но не стыдятся даже в книгах писать про такую чепуху.

Вот передо мной лежит книга «Жития святых». Она издана церковью не так давно, шестьдесят лет назад. В ней рассказывается о жизни всевозможных «угодников божиих», то есть святых. Чего только там не встретишь!

Например, «Житие святого Иоанна Новгородского». Если верить тому, что написано в церковной книге, он совершил множество всяких чудес, одно невероятнее другого. Вот одно из них.

Как-то святой в полночь молился. Бес, желая устрашить Иоанна, влез в рукомойник, который висел в келье, и, возмущая воду, стал пускать пузыри и производить шум. Святой понял, что это дело рук дьявола, подошел к рукомойнику и перекрестил его. Бес сразу почувствовал себя скверно; сила крестного знамения жгла его, а главное, никак он не мог выйти из умывальника. Наконец, не вынеся муки, бес начал вопить человеческим голосом:

— О горе мне! Сила креста жжет меня, не могу больше терпеть такого страдания! Отпусти меня скорее, святой угодник божий!

Так бес вопил долгое время. Наконец святой сказал:

— За твою бесстыдную дерзость повелеваю тебе этой ночью отнести меня в Иерусалим и поставить у храма, где находится гроб господень. Из Иерусалима ты должен перенести меня обратно в мою келью в ту же самую ночь, и тогда я отпущу тебя.

Бес торжественно обещал святому исполнить его повеление. Тогда Иоанн выпустил его со словами:

— Превратись в оседланного коня и стань пред кельею моею!

Подобно тьме, вышел бес из рукомойника и обратился в коня, как велел ему святой. Иоанн сел на беса и в ту же ночь очутился в святом городе Иерусалиме…

Еще более невероятные истории происходили с другими святыми. Например, мученика Лукиана казнили, а он взял в руки свою отрубленную голову и прошел с ней несколько километров…

Наслушавшись и начитавшись таких небылиц, верующим ничего не стоит сочинить новую. Кстати, вся сказка об окаменевшей Зое составлена именно в духе так называемых «Житий святых», иными словами — в духе традиционных церковных сказок.

Вот почему мы утверждаем, что даже если не священники выдумали рассказ о «стоянии Зои», все равно они в ответе за него.

Вера в чудеса приносит огромный вред человеку. Она сковывает его мысль, гасит веру в свои силы. Ведь если бог может сделать все, стоит только его хорошенько попросить, к чему тогда учиться, трудиться, постигать науки, переустраивать жизнь? Нужно лишь молиться и ждать милости божией, ждать, когда господь бог обратит свой взор на рабов своих.

Этого как раз и добивается церковь, чтобы держать верующих в страхе и повиновении.

С живого и с мертвого…

До недавнего времени не только простые люди, но и ученые не могли объяснить, как человек мыслит, почему иногда он видит сны, а в некоторых случаях эти сны даже сбываются. Люди пытались ответить на эти вопросы, но знаний у них было недостаточно, чтобы получить правильный ответ. Тут, как всегда, на помощь приходила религия и использовала это незнание в своих целях.

Она учила, что, кроме тела, люди имеют еще и душу. Тело видимо, душа невидима. Тело смертно, душа же, утверждали церковники, бессмертна, вечна, она никогда не умирает. До тех пор, пока душа находится в теле, человек живет. Но вот душа, по воле бога, отделяется от тела, покидает его, и человек умирает.

Церковники страшно не любили и не любят, когда их спрашивают: где именно в человеке находится эта душа — в голове, в груди, в сердце или, может быть, в пятках? В какой момент она входит в тело человека? Откуда она берется, куда девается после смерти, и тому подобное.

Ответить на эти вопросы священники не могут и отделываются пустыми фразами.

— Нужно просто верить и не сомневаться, — говорят они. — Церковь учит, что душа есть, значит, это так. Грех великий пытаться проникнуть в тайны божий!

Но ученые не побоялись нарушить этот запрет и доказали, что никакой души нет и не было. Ее создала наивная фантазия первобытного человека, порожденная страхом и невежеством. Так почему же и сейчас находятся люди, которые верят словам церковников?

Попробуй сейчас отложить на время книгу и представить, что через час или два тебя вдруг не будет в живых… Вот сейчас ты читаешь, думаешь, и вдруг тебя нет. От тебя осталось лишь холодное тело, которое тоже через какое-то время исчезнет. Ты превратишься в ничто…

Небытие трудно себе представить. И тут-то религия спешит «выручить» человека. Она обещает бессмертие. Она говорит: да, тело твое умрет, но зато душа будет жить вечно. Она бессмертна.

Человек, правильно понимающий законы, по которым развивается жизнь, сильный духом, не поддастся уговорам церкви. Он знает, что после смерти никакой жизни быть не может. Он не хочет умирать, но понимает, что это неизбежно: в мире нет ничего вечного, все имеет свое начало и свой конец — все, и жизнь человека в том числе.

Но есть люди малодушные. Перетрусив вконец перед смертью, они, как утопающий за соломинку, хватаются за красивую сказку о бессмертии, на всякий случай начинают убаюкивать себя сладенькими надеждами, что авось есть какая-то душа, которая не умрет никогда. Они верят не потому, что религия представляет им убедительные доказательства бессмертия души, а потому, что так легче, проще, приятнее. Поверил и успокоился.

Почему же церкви выгодно поддерживать эту веру? Причина все та же: удержать человека, не выпустить его из-под своего влияния. Церковь учит, что душа человека после смерти попадает либо в рай, либо в ад. Рай — это место, где души блаженствуют. Он награда за добродетельную жизнь на земле. Ад — страшное место вечных мучений. Там стоят адские котлы и сковородки, а черти жарят грешников.

В рай, как известно, люди попадают за праведную жизнь, в ад — за грешную. Раз человек поверил в бессмертие души, земные дела теряют для него всякий смысл. Ведь настоящая жизнь начнется только на небесах.

Когда я был священником, мне иногда приходилось служить вместе с виднейшим проповедником и богословом современной православной церкви, ныне уже умершим, митрополитом Николаем. В своих проповедях он прямо призывал верующих не отдавать всех своих сил земным делам и заботам, а больше думать о смерти, о спасении души. Он называл день смерти днем рождения, потому что, дескать, в этот день человек переходит в новую, загробную жизнь.

Другой священник писал: «Если хочешь спастись… живи как бы ежедневно умирая».

А чтобы обеспечить своей бессмертной душе место в раю, надо здесь, на земле, всегда помнить о боге, почитать его, поклоняться ему, слушаться его наместников на земле — священников.

Озабоченный хлопотами о загробной жизни, верующий не замечает, какие нелепые обряды заставляет совершать его церковь всю жизнь. (Вспомни хотя бы обряд крещения.) Но особенно ярко видна бессмысленность церковных обрядов, которые совершаются над умершими. За большие деньги священник молит бога, чтобы тот упокоил душу умершего — простил его вольные и невольные грехи. При этом священника не интересует, каким человеком был умерший, хотя, может быть, Иван Иванович вел праведную жизнь, мало согрешил, а Петр Петрович — отъявленный негодяй.

Казалось бы, вопрос решенный: гореть Петру Петровичу в адском пламени, а Ивану Ивановичу наслаждаться райским блаженством. Но у Петра Петровича на земле остаются богатые родственники, которые везут покойника в церковь, отпевают, каждый день за его душу молится священник, родственники ставят свечи, служат по нему панихиды. В конце концов бог хоть сперва и сильно зол был на грешника, но потом прощает его грехи, и Петр Петрович попадает прямехонько в рай.

А Иван Иванович? За него некому молиться, и поэтому бог не снимает с него даже мелких грешков. Выходит, негодяй блаженствует, а праведник наказан. Где же тут справедливость?

Могут сказать: бог правду видит, и он не допустит, чтобы грешник ушел от расплаты.

Предположим, что это так. Но тогда к чему молитвы, если они все равно не облегчают участь души умершего?

Вот еще один пример.

Большое место в молитвах за умерших занимает чтение записок с именами покойников. Эти записки подают верующие опять-таки за плату. Обычно набирается записок с десятками тысяч имен. Особенно много их в воскресные дни ив большие церковные праздники.

Священнику одному не под силу прочитать все. На это занятие ушли бы многие часы. На выручку приходят дьякон, дьячок, монашки. Все они громко, а кто вполголоса или даже про себя читают имена умерших.

— Помяни, господи, Ивана, Дарью, Николая, Николая, Аграфену, Петра, Матрену, Григория, Тита, Марию… — бубнит один.

Другой не отстает от него:

— Упокой, господи, души усопших рабов твоих — Зинаиду, Параскеву, Агриппину, Василия, Матвея, Онуфрия…

Третий выкрикивает:

— Еще молимся о упокоении душ усопших рабов божиих новопреставленного Петра, Григория, Иоанна, Василисы, Параскевы, Дарии, Степаниды…

В церкви невообразимый гул. Разобрать имена почти невозможно, да и фамилий умерших не называют. Спрашивается, как же бог разберется, за какого именно Ивана или Зинаиду молится священник? Ведь на земле жили миллиарды Василиев, Константинов, Марий, Дарий. В каждой записке несколько раз повторяются одни и те же имена.

Если предположить, что бог заранее знает, за какого именно человека хотят помолиться его родственники, то, спрашивается, зачем платить священнику деньги и просить его читать записки с именами умерших? Богу они и так известны.

Служители церкви сами не верят в чудодейственную силу этого обряда.

Когда я был дьяконом, пришлось мне однажды служить панихиду вместе со старым священником отцом Константином. Для того чтобы ускорить чтение записок, мы пригласили на помощь монашек и даже уборщиц. Все они наперебой молили бога об упокоении душ умерших рабов божиих.

Одна уборщица брала в руки сразу очень много записок и прочитывала их быстро-быстро. При этом она иногда смотрела в них, а иногда молитвенно поднимала очи в небу и начинала истово креститься. Губы ее шевелились, а имен не было слышно.

Видя ее усердие, я говорю отцу Константину:

— Батюшка, а наша Марья-то как хорошо читает, быстро и молитвенно. Давайте дадим ей еще записки.

— Давай, давай ей, отец дьякон, побольше, — ответил мне священник, усмехаясь, — она ведь неграмотная, вот потому и читает споро.

Без сомнения, учение о бессмертии души, похороны по церковному обряду, молитвы за умерших нужны не богу (его нет), не душе умершего (ее тоже не существует), а самой церкви, священникам.

Для чего?

Для того чтобы держать людей в страхе перед загробным миром, церкви нужны кнут и пряник. Кнут, чтобы загонять верующих в храмы, заставлять молиться. Таким кнутом служит учение об аде. Священники говорят верующим:

— Не будете молиться — все вы, грешники, в ад пойдете! Не будете поминать ваших умерших родственников, друзей и знакомых — гореть им в адском огне!

Пряником служит надежда на райское блаженство. Верующие внимают сладким словам священника, что праведникам, мол, на небесах уготованы такие блаженства в райских садах, которых «око не видело и ухо не слышало».

Страх перед адскими муками и надежды на райское блаженство заставляют верующих ходить в церковь и молиться богу. Отнимите их, и верующие отвернутся от церкви.

Священники же, обманывая простодушных людей, еще и смеются над ними! И живые и мертвые им нужны лишь для того, чтобы получить с них побольше денег.

Есть и другая очень важная причина. Учение о бессмертии души выгодно не только духовенству, но и помещикам, капиталистам — всем эксплуататорским классам, которые на чужом несчастье строили и строят свое собственное благополучие. Почему им нужна вера в загробный мир?

Если ты читал «Мои интервью» М. Горького, вспомни, что проповедует в церкви американец-миллионер — один из королей Республики, как называет его писатель.

«— …Я проповедую, конечно, в бедном приходе — бедняки всегда нуждаются в добром слове и отеческом поучении… Я говорю им…

Братья и сестры во Христе!.. Эта жизнь — только чистилище для ваших душ, и чем больше вы страдаете здесь, тем большее блаженство ждет вас там…

Да, дорогие братья и сестры! Вся эта жизнь пуста и ничтожна, если мы не приносим ее в жертву любви к ближнему, кто бы он ни был… Земные блага — это призраки, это игрушки Дьявола. Мы все умрем — богатые и бедные, цари и углекопы, банкиры и чистильщики улиц. В прохладных садах рая, быть может, углекопы станут царями, а царь будет сметать метлой е дорожек сада опавшие листья и бумажки от конфет, которыми вы будете питаться каждый день… Идите в рай путем любви и кротости, терпите молча всё, что выпадет вам на долю. Любите всех и даже унижающих вас… Не слушайте людей, которые возбуждают в сердцах ваших греховное чувство зависти, указывая вам на бедность одних и богатство других. Эти люди — посланники Дьявола, господь запрещает завидовать ближнему. «Возлюбите богатого, ибо он есть избранник божий!»… Не внимайте проповеди равенства… Что значит равенство здесь, на земле? Стремитесь только сравняться друг с другом в чистоте души перед лицом бога вашего. Несите терпеливо крест ваш, и покорность облегчит вам эту ношу. С вами бог, дети мои, и больше вам ничего не нужно!»

Выгодно это помещикам, капиталистам? Еще бы! Надеясь на лучшую жизнь на том свете, угнетенные не будут бороться за нее здесь, на земле. Это понимали передовые люди всех времен. Еще в XVIII веке французские философы-атеисты говорили, что вера в загробную жизнь мешает людям быть счастливыми в этой жизни. Они призывали людей не быть рабами неба, если они хотят быть свободными на земле.

Карл Маркс писал: «Религия есть опиум народа». Действительно, религия примиряет трудящихся с властью капиталистов, одурманивает их надеждой на лучшее будущее после смерти и тем самым заставляет безропотно переносить угнетение.

Владимир Ильич Ленин писал: «Того, кто всю жизнь работает и нуждается, религия учит смирению и терпению в земной жизни, утешая надеждой на небесную награду».

Подлинное бессмертие человека — не в вере в какую-то несуществующую душу, а в делах его, в памяти народной. Разве не бессмертны имена наших великих вождей Карла Маркса, Фридриха Энгельса, Владимира Ильича Ленина? Разве не будет народ наш вечно помнить о героях своих: Чапаеве и Щорсе, Александре Матросове и Зое Космодемьянской, о Павлике Морозове?! А сколько имен умерших писателей и ученых, артистов и художников, летчиков и героев труда, воинов армии и флота, которые бережно хранятся в памяти народной!

Ты, конечно, знаешь и любишь книги Аркадия Гайдара. Он погиб, защищая родную землю от фашистов. Но разве можно сказать, что он мертв? Да, тело Гайдара покоится на Днепровской круче, недалеко от могилы Тараса Шевченко. Но живо его дело, живы его книги, его герои. И они помогают тебе и твоим сверстникам расти смелыми, честными, настоящими строителями новой жизни, нового, коммунистического общества.

 

Почему это страшно

Кто виноват?

Года два назад в Москворецком районе Москвы судили шофера И. Ф. Овсянникова. Он принуждал своих маленьких детей Веру и Бориса молиться, носить крестики, запретил им ходить на пионерские сборы. Когда дети не слушались, отец заставлял их часами стоять на коленях и молиться. Однажды он так жестоко избил Веру, что девочку увезли в больницу…

Житель села Владимирского, Лабинского района. Краснодарского края, Бакуменко хотел воспитать свою дочь Раю в строгих правилах религии. Когда девочка окончила четыре класса, отец не позволил ей больше ходить в школу. Рая очень хотела учиться. Она просила, умоляла отца, но все напрасно. Ей запретили даже встречаться с подругами, читать книги, ходить в библиотеку. Однажды Рая потихоньку убежала из дома и пошла в кино. Отец узнал об этом «страшном грехе» и запер дочь. Теперь Рая с утра до вечера учила молитвы, одни лишь молитвы.

Все это подействовало на здоровье девочки: Рая стала заговариваться. Тогда изувер-отец решил, что это «наказание божие» — в дочь вселился «нечистый». Раю цепью приковали к спинке кровати и кулаками стали «изгонять беса». На крики несчастной прибежали соседи и спасли девочку от смерти…

Таких примеров можно привести много. Кто виноват, что у этих ребят отнято детство, что они не знают радостей? Может быть, родители? Нет. Так судить нельзя. Ведь родители Веры, Раи, Бориса — верующие люди. И они наказывали своих детей не за какие-нибудь шалости и проказы, а только за то, что дети не хотели молиться, не могли поверить в бога. Тогда родители поступали так, как учит их церковь. Ведь в библии прямо говорится: «Кто любит сына своего, тот наносит ему раны». И еще: «Ломай ребра чада твоего, пока он мал, чтобы он привык покоряться тебе…»

Начитавшись таких наставлений, многие родители и применяют их в жизни. Бывают случаи, когда в угоду богу фанатики верующие идут даже на преступления.

В Калининской области жила семья Бородиных. Был у них сынишка Леня.

Ленины родители были верующими, часто ходили в местную церковь, слушали проповеди священника Бровчука.

Намолившись и наслушавшись поповских поучений, они решили… страшно подумать!.. убить сынишку.

Накануне отец пошел в церковь, исповедовался, причастился. А на другой день вместе с женой и сыном заперся дома. Вся семья молилась. Они просили бога о великой милости: принять от них жертву — единственного сына. Леню задушили полотенцами…

Быть может, ты скажешь: это просто сумасшедшие люди, которые не отдают себе отчета в том, что делают! И разве религия виновата в их преступлениях?

Так пытаются изобразить дело и церковники. На судебном процессе над супругами Бородиными в Кашине свидетелем выступил поп Бровчук, тот самый поп, которому исповедовался отец Лени накануне убийства сына. Бровчук недолго думая заявил:

— Религия тут ни при чем. Божья заповедь гласит: не убий…

Но мы утверждаем — виновата религия! И только она одна несет ответственность за все эти преступления!

Почему?

Богослужения в церкви продолжаются по многу часов, а моления у сектантов иногда длятся даже несколько дней. Теперь представь, что тебе несколько дней не переставая пришлось бы повторять одно и то же громким голосом. Представь, что в это занятие ты вложил бы, как говорят, всю свою душу, все мысли. Только и думал об одном.

Тут и вполне здоровый человек потеряет контроль над собой!

Не забудь, что многие верующие подолгу постятся, почти ничего не едят и не пьют. Организм их ослаблен голодом. А когда человек голодает, он делается злым и раздражительным. Я помню, как после нескольких недель поста все было не по мне.

И вот, когда верующие находятся в таком возбужденном, ненормальном состоянии, кто-нибудь из них выкрикивает, что бог требует себе жертву. Иногда это говорит сам сектантский проповедник. Верующие принимают его призыв за голос неба и спешат выполнить приказ бога…

А бывает и так, что самому верующему, доведенному до умопомрачения, вдруг начинает казаться, что бог велит ему принести кого-то в жертву.

Скажи теперь, как ты сам считаешь: виновата тут религия или нет?

По-моему, ответ может быть только один: конечно, виновата. Именно она доводит верующего до такого невменяемого состояния.

Мало этого. Верующим в пример постоянно ставят жизнь святых. А ведь эти святые часто поступали так же, как некоторые изуверы в наши дни.

В библии рассказывается, как однажды «великому праведнику» Аврааму явился сам бог, велел взять нож и зарезать (на библейском языке это называется «принести жертву богу») своего сына Исаака. Праведник очень любил сына, но не посмел ослушаться божьего приказа, и за это церковники превозносят его.

Другой святой, Иеффай, пошел, согласно утверждениям библии, на большую жестокость. Он решил сжечь во славу божию свою любимую дочь.

Заметь, нигде не говорится, что бог осудил за это Авраама и Иеффайя. Напротив, им ставится в заслугу то, что они сделали.

Эти библейские рассказы имеют вполне определенный смысл: для бога никого и ничего жалеть не надо.

Так стоит ли удивляться, если верующие, десятками лет слушающие рассказы об этих «праведниках», приученные беспрекословно повиноваться богу и подражать всевозможным святым, убивают своих ни в чем не повинных детей или самих себя, если им покажется, что это угодно всевышнему.

Пусть такие страшные случаи не столь уж часты. Но и о них нельзя забывать. Ведь в могилах лежат дети, твои сверстники, которые могли бы жить…

Далеко не всегда религия убивает прямо. Гораздо чаще люди становятся жертвами всевозможных религиозных суеверий, надежд на помощь божию.

В Киеве жил сектантский пресвитер Владимир Бойко. У него был сын Алик. Когда Алику исполнилось два года, он тяжело заболел. Если бы родители мальчика не были верующими, они наверняка обратились бы к врачам, и, надо думать, врачи спасли бы Алика.

Но Владимир Бойко верил, что только бог может спасти больного сына. Он категорически отказался лечить малыша, так как верил в силу одного лекарства — молитв. И Алику мер.

А кто убил Марию Петраш из города Галича, Ивано-Франковской области? Мать уговорила ее бросить школу, стать сектанткой. Мария заболела туберкулезом, но отказалась от лечения и умерла.

Защитники религии будут отрицать свою вину. Они скажут, что Алика и Марию никто не убивал. Они умерли сами, бог их взял к себе.

Полно лицемерить! Конечно, этих детей не душили полотенцем и не рубили топором. Но темные, сбитые с толку религией люди не дали их лечить, довели до смерти.

Не всегда надо винить рядовых верующих. Некоторые из них настолько невежественны и привыкли думать только так, как учит церковь, что с них просто спросить нечего. Представь себе, малограмотному человеку изо дня в день внушают, что все совершается по воле бога, без его приказа даже волос не упадет с головы человека, внушают, что болезни посылаются богом в наказание за грехи. Раз так, то нужно покорно склонить голову и терпеть, терпеть без конца. Бог, говорят проповедники, хозяин жизни, он ее дал, они возьмет ее, когда ему будет угодно.

Когда я был священником, меня не раз приглашали к больным.

Бывало, поинтересуешься:

— Скажите, чем вы больны?

— Не знаю, — отвечает.

— А что врачи говорят?

— Мы их не вызываем.

— Почему?

— А зачем они мне? Я верю в бога, он мне поможет. Если же ему не угодно, все равно люди ничего не сделают…

А купание в «святых источниках», целование икон, изнурительные посты…

Сами ли верующие выдумали это? Нет. Веками церковь внушала им, что помощь в несчастьях, и особенно в болезнях, можно ждать только от бога. Как нелепо выглядят такие «лекарства» в наши дни! Какой огромный вред причиняют они людям!

В этом отношении очень показательны духовные семинарии. Там жизнь построена на строгом выполнении всех требований религии. Соблюдаются все посты, семинаристы много молятся, изучают богословие. И именно там люди часто сходят с ума.

Такой случай был у нас, когда я учился в Московской духовной семинарии. Одного семинариста увезли в дом умалишенных в припадке буйного помешательства. Было несколько случаев, когда семинаристы начинали заговариваться.

В Ленинградской семинарии один ее воспитанник — Дидковский — вначале усердно молился и целовал иконы. А потом довел себя до такого состояния, что вместо икон начал целовать вывески и объявления.

Кто же виноват во всем этом? Истинный виновник гибели и страданий многих людей — религия и ее служители.

Я рассказал об этом не для того, чтобы ты возненавидел верующих, чуждался их. Нет! Не забывай, что многие из них не виноваты в том, что их воспитали в таких правилах.

Ненавидеть следует не верующих — они в большинстве своем несчастные люди. Религиозность не вина, а беда их.

Ненавидеть нужно религию. Это она делает человека несчастным, калечит его духовно и физически.

Вот почему мы говорим, что религия — наш враг, и боремся с ней.

Страх господень

Ты знаешь страшные сказки? О Бабе-яге, о Змее Горыныче, о Кощее Бессмертном? Помнишь, как ты испугался, когда услышал такую сказку первый раз? Наверное, и в комнате один боялся остаться, ив темный коридор носа не высовывал. Еще бы, а вдруг налетит Баба-яга и утащит в страшное мертвое царство…

Теперь ты вырос и, конечно, знаешь, что ни Бабы-яги, ни Кощея на свете нет. Но тогда ты был совсем маленький, даже в школу не ходил, и Баба-яга пугала тебя.

Так и рассказы старших о боге, который все видит и за все наказывает, рассказы о страшных мучениях в аду, о нечистой силе, которая со всех сторон окружает человека и ждет случая навредить ему, нагоняют на ребенка страх. Страх усиливается оттого, что малыш не видит этих сил. Одно дело — явный враг. С ним можно бороться, если надо, даже подраться. Совсем иное дело, например, черт. Попробуй отлупи его! Черта никто не видит, а он, как говорят старшие, все время следит за людьми.

Я вспоминаю свое детство… Моя мама почему-то ужасно боялась покойников. Она рассказывала мне разные страшные истории про мертвецов, которые будто могут шевелиться, вставать, являться людям, пугать их. Говорила, что, когда в комнате темно, ей кажутся покойники. Особенно при лунном свете.

Не знаю, на самом деле маме мерещились мертвецы или она просто пугала меня, но я поверил… Я боялся входить втемную комнату, ни за что вечером не оставался один в квартире, боялся подниматься вечером по неосвещенной лестнице.

Долго не мог я отрешиться от этого глупого суеверного страха.

Я знаю, очень многие дети, растущие в верующих семьях, переживают тяжелые минуты, потому что боятся таинственного, потустороннего мира.

Но если человек с детства всего боится, что будет с ним дальше? Каким он вырастет? Трусливым, боящимся каждого куста, неуверенным в своих силах.

Религия вселяет в душу не только страх. Она гасит всякую любознательность. Ребенок старается понять непонятное, познать неведомое, а ему на каждом шагу твердят:

— Так устроено богом! Так богу угодно! Не нам раскрывать божьи тайны. Это грех!

Так маленький человек постепенно отучается думать, искать, все принимает на веру.

А церковникам это на руку. Потому что религия боится разума. Ясный ум, знания убивают веру в бога. Эту мысль великий русский писатель Лев Николаевич Толстой тонко раскрыл в разговоре матери с маленьким сыном.

«Мальчик. Отчего это няня нынче нарядилась и на меня надела вот новую рубашечку?

Мать. А оттого, что нынче праздник, и мы пойдем в церковь.

Мальчик. Какой праздник?

Мать. Вознесенье.

Мальчик. Что значит вознесенье?

Мать. Значит то, что господь Иисус Христос вознесся на небо.

Мальчик. Что значит вознесся?

Мать. Значит полетел.

Мальчик. Как же он полетел: на крыльях?

Мать. Не на крыльях, а просто полетел, потому что он бог, и бог все может.

Мальчик. Ну, а куда же он полетел? Мне папа говорил, что небо только кажется, а что там нет ничего, что там звезды, и за звездами еще звезды, и небу нет конца. Куда же он полетел?

Мать (улыбается) . Всего нельзя понять, надо верить.

Мальчик. Чему?

Мать. Тому, что говорят старшие.

Мальчик. А ты сама мне говорила, что когда я сказал, что кто-нибудь помрет оттого, что просыпали соль, ты мне сказала, что не надо верить глупостям.

Мать. Глупостям не надо верить.

Мальчик. А по чем же я узнаю, что глупости, а что не глупости?

Мать. Потому что надо верить настоящей вере, а не глупостям.

Мальчик. А какая же настоящая вера?

Мать. Наша вера. (Про себя.) Кажется, я говорю глупости. Так поди, скажи папе, что мы идем, и надень шарф.

Мальчик. А после обедни будет шоколад?»

Видишь, как убивается пытливость?

Раз, другой, третий… десятый… И мальчик перестанет интересоваться, привыкнет всему верить, не допытываясь, отчего да почему. А это скверно! Это значит, что он никогда не будет творцом, исследователем, создателем чего-то нового.

И так во всем. «Начало мудрости — страх господень!» — написано в библии.

Страх… Он лежит в основе религии. Вез него религия ничто. «Отнимите у христианина страх перед адом, — писал французский философ-просветитель Дидро, — и вы отнимете у него веру».

Многие религиозные люди боялись бороться за лучшее будущее, бороться против угнетателей, ибо им внушали, что эти порядки установлены богом и выступать против — великий грех.

Подумай, смог бы наш народ совершить Октябрьскую революцию, если бы он боялся бога? Добились бы мы успехов в строительстве новой жизни, если бы надеялись на помощь бога?

«Человек, воспитанный в духе религии, — писал Емельян Ярославский, — становится неспособным к борьбе за переустройство мира».

Тебе и твоим сверстникам строить новую жизнь. Вам жить при коммунизме. Так растите образованными, смелыми, решительными, волевыми людьми!

Лжец поневоле

Ты, конечно, помнишь, какая беда стряслась с Родькой Гуляевым, героем повести Тендрякова «Чудотворная». Бабка и другие верующие старухи объявили его святым, праведником, насильно крест надели, молиться заставляли. Родька тяжело переживал все это! Ему казалось, что весь мир перевернулся, все вокруг изменилось. И не с кем Родьке поделиться своим горем, своими сомнениями. Он боится сказать правду, стыдится товарищей, учительницы. «И чем веселее день, тем тяжелее на душе у Родьки. Под рубашкой, под выцветшим пионерским галстуком жжет кожу на груди медный крестик. Сиди на уроках и помни, что ни у кого из ребят нет его… Играй на переменках, помни — если будешь возиться, чтобы не расстегнулась рубаха: увидят — засмеют…»

Родька ломает голову, как избавиться от этого креста. Бросить нельзя. После школы бабка обязательно заглянет под рубаху. В карман положить — выпадет. Лучше всего, решает Родька, в щель куда припрятать, а на обратном пути надеть, честь честью явиться перед бабкой. Так Родька обманул бабку, обманул своего дружка Ваську Орехова. Незаметно, сам того не желая, пионер Родька Гуляев стал лжецом. Он учится хитрить, двоедушничать. Иначе и быть не может. Дома он должен изображать верующего, выполнять различные церковные обряды. А в школе отвечать урок, как написано в учебниках, как объяснял ему учитель, как есть на самом деле.

Родька — герой литературного произведения.

А вот какой случай был со мной. Когда я учился в школе, историю у нас преподавала Мария Ивановна.

Однажды — дело было в десятом классе — Мария Ивановна подзывает меня после урока:

— Алеша, мне нужно серьезно поговорить с тобой. Мы пошли по длинному школьному коридору.

— Алеша, — пристально глядя на меня, сказала учительница, — я узнала, что ты… веришь в бога?

Признаться, я никак не ожидал, что разговор будет именно об этом.

Я действительно верил в бога. Но как сказать об этом учительнице? Я знал, что Мария Ивановна неверующая, коммунистка. Значит, она начнет меня ругать или уговаривать, а это еще хуже.

— Мария Ивановна, вы не ошиблись, я верю в бога, — твердо ответил я. Хитрить я не хотел.

— Жалко мне тебя, Алексей, — тихо проговорила учительница.

— Почему? — со злостью спросил я. — Жалеть меня нечего. Что плохого в моей вере? До меня тысячи лет люди верили, ходили в церковь, молились, а разве они плохими были? Или взять меня. Чем я хуже других ребят, оттого что верю? Учусь хорошо, уроки отвечаю, а чем занят в свободное время — мое дело, никого это не касается! Другие ребята футбол гоняют, а я в церковь иду. Мне так нравится.

— Плохо уже то, что религия тебя лгать учит!

— Простите, Мария Ивановна, она этому не учит!

— Погоди… Вы дарвинизм изучали?

— Да. В прошлом году.

— А какая у тебя отметка по этому предмету?

— Пятерка.

— Прекрасно. Значит, дарвинизм ты знаешь хорошо. Скажи мне, пожалуйста, от кого произошел человек?

— Дарвин пишет, что человек произошел из животного мира путем эволюции. Ближайшими же предками его являются человекообразные обезьяны…

— Так. А сразу ли появились на свет все животные, сотни тысяч видов живых существ, или постепенно?

— Наука утверждает, что сразу произойти все роды и виды живых существ не могли. Они развивались постепенно.

— И по сей день развиваются?

— Наука говорит, что да.

— Ты мне все время отвечаешь: «Дарвин… дарвинизм… наука говорят…» Разве существуют другие мнения?

— В библии сказано иначе.

— А как там сказано?

— Священное писание говорит, что бог создал всех животных. И все растения создал бог, а человека сотворил по своему образу и подобию.

— Сразу?

— Да.

— А человека как он создал?

— Взял глину, вылепил фигуру человека, вдунул в него душу, и человек ожил.

— Теперь скажи мне, только по совести, Алеша, неужели ты веришь во всю эту чепуху?

Мне показалось очень обидным, что учительница назвала чепухой то, что тогда было для меня свято, и я с жаром воскликнул:

— Да, верю! Верил, верю и буду верить до конца жизни!

— Ну что ж. Ты взрослый человек и понимаешь, что насильно заставить тебя не верить я не могу. Да и не собираюсь. Рано или поздно ты сам поймешь, что религия обманывает людей, как это уже поняли миллионы. А разговор этот я вела вот к чему. Религия приучила тебя лгать, лицемерить, говорить не то, что думаешь. Началось это с малого: на уроке ты отвечал одно, а думал другое. Кончиться же это может тем, что вся твоя жизнь будет лицемерной, двоедушной…

Ох, как права была старая учительница! К сожалению, это я понял не сразу, а значительно позже.

Жизнь ради… смерти

Для того чтобы оценить человека и его поступки, должны существовать правила: что хорошо и что плохо, что можно делать и чего нельзя.

Такие правила существуют. В нашем обществе это законы, принятые государством. Это моральный кодекс строителя коммунизма. И, наконец, неписаные традиции нашего общества. Они регулируют жизнь человека, указывают ему тот путь, по которому он должен идти.

Имеет свои нравственные законы и религия. Они выражены в заповедях, которые церковь пытается выдать за предписания самого бога. Суть этих заповедей как раз совершенно противоположна нашим нравственным законам. Посуди сам.

XXII съезд Коммунистической партии Советского Союза принял величественную Программу построения коммунизма. Он провозгласил: «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!»

Для чего строится коммунистическое общество, о котором мечтали лучшие умы человечества и в котором предстоит жить тебе и твоим сверстникам?

Коротко на это можно ответить так: для того чтобы все люди были счастливы, в изобилии имели все необходимое для жизни, имели материальные и духовные блага.

Где будет построен коммунизм?

Не на небе, а здесь, на земле. Это значит, что люди на земле в этой, а не в той жизни найдут свое счастье.

А религия учит иначе: на земле человек никогда не может и не должен быть счастлив. Счастье возможно только на том свете.

Какое разительное противоречие!

Коммунисты стремятся построить и обязательно построят счастливую жизнь на земле именно потому, что нет никакого загробного мира. Обещать блаженную жизнь на небе — значит обманывать людей. Ее нет и быть не может. Человек живет один раз и живет на земле.

Религия же призывает верующих: «Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви отчей», то есть того, кто любит мир, не любит бог.

Значит, верующий человек не должен любить ни нашей прекрасной земли, ни родины, ни людей, ибо все это мир, ипритом мир «греховный». Человек не должен изменять природу, строить города, заводы, электростанции, машины, ибо все это мир, который надо ненавидеть, презирать, от которого надо бежать.

Теперь тебе станет понятно, почему некоторые люди раньше — а кое-кто и сейчас — уходили в монастыри, в леса и пустыни и становились монахами-отшельниками.

Таких отшельников в наши дни единицы. Но представь себе, они еще есть. Несколько лет назад журналист А. Шамаро встретил таких отшельников. Когда он вошел в избу, увидел, что изба была разделена дощатыми перегородками. При входе просторная горница с большой глинобитной печью — трапезная. Посредине нее на скрещенных подпорках столы, сбитые из таких же грубоотесанных досок, а вдоль стен приземистые лавки из толстых плах.

Отец Симеон — так звали главного монаха — прошел в соседнюю комнату и опустился на колени. Здесь не было никакой мебели, за исключением треугольного столика, прибитого в восточном углу. На нем лежали богослужебные книги. Восточная стена от потолка до полу была сплошь увешана иконами.

Старик шептал молитву, осеняя себя крестным знамением, и клал земные поклоны. Зловещим предзнаменованием показался ему маленький самолет, пролетевший по небу. Он молил бога уберечь от антихриста их, таежных монахов-пустынников.

Вскоре вошли и другие отшельники. Все они были похожи друг на друга: нечесаные бороды, слипшиеся от пота и многолетней грязи, свисали космами. Замызганные рубахи и порты из домотканого холста, на ногах самодельные бродни из толстой сохатины, смазанные дегтем.

Малейшая забота о чистоте тела считалась большим грехом, сатанинским соблазном. Избы, где жили отшельники, были внутри черными от копоти и грязи…

— По нашему обряду, — внушал наставник, — как родится мужчина, так до дня смерти его не бреют, не стригут. И мыться совсем нельзя. Разве только дождик помочит — это от господа… Насекомых тоже нельзя бить, они божье испытание, посланы наше тело точить…

В пустыннических избушках кишело несметное количество насекомых — тараканов, клопов, блох. Когда вши вконец заедали монаха, он осмеливался снять с себя холщовую, ни разу не стиранную рубаху и потрясти ее над костром. Насекомые снопом искр сгорали над огнем.

Трудно представить, что эти люди живут в XX веке!

Какие же злые силы загнали их в дикую, непроходимую тайгу? Кто сделал их непохожими на людей?

Загнала их вера в бога, желание жить «по евангелию», стремление отрешиться от «мира и всего, что в мире».

В этом религия видит главную добродетель. Для религии не имеет никакого значения, приносит человек пользу людям или нет. Он должен спасать свою душу. Так делали все «великие святые». Церковь до сих пор прославляет их за «подвиги» во славу бога, учит верующих во всем подражать им. В церковных книгах рассказывается, как один святой, Симеон-столпник, восемьдесят лет простоял на столбе, предаваясь молитвам, и тем несказанно угодил богу.

А другой, Алексей — человек божий, оставил своих стариков родителей и невесту, ушел из дома, слонялся по белу свету. Наконец, вернувшись в отчий дом, он поселился вместе с собаками, жил никем не признанный, питался отбросами и непрестанно молился.

Святой Иосиф всю жизнь носил за пазухой камни, песок и землю. Ты думаешь, в этом была какая-нибудь необходимость? Ничуть. Делал это он для того, чтобы затруднить себе жизнь.

Преподобный Серафим Саровский всю жизнь прожил в лесу, тысячу дней и тысячу ночей простоял, молясь, на коленях на камне…

И таких примеров можно привести сколько угодно. Всех святых объединяет одно — они совершали самые нелепые, никому не нужные «подвиги», вместо того чтобы хоть палец о палец ударить для помощи окружающим их людям.

Верующему это и не нужно. Церковь требует от него другого. Он должен только служить богу, не принося никакой пользы обществу. Мы не ошибемся, если скажем: чем более человек бесполезен для общества, тем угоднее он богу. Такова религиозная мораль, так поучает церковь.

Мы говорим: «Каждый за всех, и все за одного», «Если товарищ попал в беду, выручай его», «Если другому трудно, помоги».

Совсем не то проповедует религия. Она предписывает, забыв об окружающих, спасать самого себя, свою душу. Даже те добрые дела, которые рекомендуют делать церковники, должны совершаться не ради помощи людям, а для собственного блага.

Например, иногда в проповеди можно услышать призыв помогать бедным, нуждающимся. Что в том плохого? Но вдумайся, с какой целью рекомендуется это делать? Быть может, чтобы облегчить судьбу людей, попавших в беду? Нет. Оказывается, подавать милостыню следует ради того, чтобы бог, видя это, вознаградил тебя. Выходит, не доброе дело, а просто-напросто чисто коммерческий расчет: я дал нищему копеечку, а бог мне за это простит грехи!

Религия умудрилась осквернить даже такое святое чувство, как любовь детей к родителям. Нет ни одного народа, ни одного нормального человека, который бы не любил отца и мать, давших ему жизнь, воспитавших его порой ценой отказа от собственного благополучия.

А теперь посмотри, как говорит об этой любви церковь. Она, правда, тоже предписывает почитание родителей. Но ради чего?

«Почитай отца твоего и матерь твою, — сказано в библии, — как повелел тебе господь бог твой, чтобы продлились дни твои и чтобы хорошо тебе было… на земле».

Вот, оказывается, для чего нужно любить и почитать родителей: чтобы тебе было хорошо! И тут расчет, купля-продажа: я буду почитать родителей, а ты, господи, подавай мне за это благополучие в земной жизни и награду на «том свете»!

Я думаю, ты не стал бы дружить с тем, кто ищет в дружбе выгоду.

Между тем религия именно на этом и строит всю свою нравственность: я забочусь о себе, и только о себе, о спасении своей души, а до остального мне нет дела.

Она воспитывает в человеке с малых лет лютый эгоизм, себялюбие.

Только не будь равнодушным!

Мы долго беседовали с тобой. Говорили об очень серьезных и сложных вопросах. И если ты понял, насколько страшна религия, ты не останешься равнодушным. Когда человек равнодушен, это хуже всего.

Вероятно, ты пионер. А каждый пионер дает торжественное обещание быть верным делу Ленина, делу партии. Великий Ленин, как ты знаешь, не только сам был непримиримым атеистом, но учил всех нас бороться против религии. Этому завещанию Ленина неуклонно следует наша Коммунистическая партия. А какое участие в этой борьбе можешь принять ты и твои товарищи?

Если, например, взять и изрубить топором икону, которая висит в бабушкиной комнате, или прийти в церковь и начать там кричать. Правильный это путь борьбы? А если смеяться над верующими, издеваться над их взглядами? Или исключить из отряда пионера, которого случайно встретили около церкви? Может, не дружить с верующими детьми? Правильно это будет? Нет! Такая борьба с религией принесет только вред. Почему? Давай подумаем вместе.

Если ты перестанешь дружить с товарищем только потому, что он верит в бога, станешь чуждаться его, смеяться и потешаться над ним, он подумает: «Здесь я никому не нужен, не интересен, а там, в церкви, меня ценят, любят». Ты оттолкнешь его, а церковники с радостью приютят его под свое крылышко. Твоя грубость, невнимательность и нетактичность сыграют только на руку церкви.

Если ты будешь непристойно вести себя в церкви, опять пользы от этого никакой. Один вред. Верующие скажут:

— Смотрите, какие безбожники хулиганы. Им все можно. Наши, верующие дети такого себе не позволяют, потому что они бога боятся. А эти бога забыли, вот и распоясались. Значит, они слабы, если не могут нас убедить, а борются только силой.

Не надо давать повода так говорить о себе. Мы, атеисты, достаточно сильны и уверены в своей правоте. Мы отстаиваем свои убеждения не кулаками и бранью. Нам это не к лицу. Мы должны вести себя по-иному.

Если ты узнал, что в классе кто-то из ребят верит в бога, постарайся быть к этому человеку внимательным, не бросай его в беде. Не бойся говорить с ним о вере, о церкви, о боге. Пусть это будет серьезный спор или дружеская беседа. Так ты скорее разубедишь своего противника.

Делать это надо не с наскока, а ласково, терпеливо разъяснять ему то, в чем он не разобрался сам. И никогда не высмеивай его взгляды, не рисуйся своей ученостью. Обязательно узнай, как живет твой товарищ, хорошая ли у него семья. Знают ли дома, что мальчик или девочка верят в бога и как к этому относятся. Тогда тебе легче будет добиться, чтобы жизнь класса, пионерского отряда, школы заинтересовала твоего товарища. Последи, чтобы он побольше читал, чаще ходил в кино, в театр, участвовал в самодеятельности. Тогда, видя твою дружескую поддержку и чувствуя твое искреннее желание помочь ему, он быстрее осознает ложность религии.

Иногда ребята узнают, что Коля или Петя ходили в церковь, и спешат устроить настоящий суд над ними. Суровый приговор может только испортить все дело. Осудить человека и исключить его из пионеров дело нехитрое. Гораздо важнее помочь ему выйти на правильную дорогу, оградить от влияния религии. Вот за это честь и хвала!

Подчас одними беседами, даже задушевными, искренними, дела не поправишь. Вполне возможно, что не сразу все пойдет успешно. Работа эта длительная, кропотливая. Тут уж нужно набраться терпения и не отступать, не опускать рук при первой неудаче.

Чтобы ты лучше понял мою мысль, я расскажу тебе несколько историй. Из них ты узнаешь, как поступали твои сверстники — юные атеисты.

…Было это в Вишняках, недалеко от Москвы. Ученики третьего класса готовились вступить в пионеры. Толя Н. тоже мечтал надеть красный галстук. Но мать, глубоко верующая женщина, даже и слышать об этом не хотела.

— Больше сыном тебя не признаю! — пугала она Толю.

Но Толя все-таки решился.

В день рождения Ильича ребята выстроились на линейку. Толя тоже стоял в строю. Прозвучали слова Торжественного обещания. Ребятам повязали пионерские галстуки. Вдруг появилась мать Толи. Увидав сына, она закричала:

— Отдайте мне мальчика! Не имеете права! Я не разрешаю! Он — мой!

Женщина бросилась к сыну и… замерла. Ребята стеной встали на ее пути…

Как горд был Толя! У него будто сил прибавилось. Он теперь никого не боялся. И мать не посмела идти против целого отряда. Она отступила. Толя остался в пионерском отряде.

А недавно от журналиста И. Шипанова я услышал интересный рассказ о судьбе одной девочки. Вот ее история. В молдавское село Бравич приехала девочка Рая. (Фамилию ее я не буду называть — это не так важно.) В школе узнали, что родители Раи верующие, узнали, что и дочь они заставляют читать библию, ходить в церковь. Ребята стали думать, как помочь Рае. Однажды учитель Михаил Федорович подозвал к себе председателя совета отряда Петрю Б. и о чем-то пошептался с ним.

А после уроков Петря вдруг сказал ребятам:

— Сегодня в клубе новая картина. Пойдемте в кино!

— Идемте, — поддержали ребята.

— Тогда я на всех беру билеты. Возражений нет? — спросил Петря и почему-то посмотрел на Раю.

Она смущенно улыбнулась и за всех ответила:

— Конечно, нет возражений.

…Рая прибежала из школы домой оживленная.

— Что резвишься-то? — хмуро спросил отец.

— Двойку я исправила.

— Воля божья. Внял молитве господь. Отблагодари господа нашего старанием — прочти две главы из библии.

— Не стану я! — Девочка заплакала. — Меня ребята ждут! Мы в кино идем!

Отец стал около двери.

— Я тебе покажу кино! Садись и читай до вечера! — И он положил перед дочерью толстую книгу — библию.

— Не буду! — Рая захлопнула книгу.

— Ах ты, греховодница! — закричал отец. — Читай сейчас же!

Рая взглянула на отца и словно увидела его впервые: взбешенное лицо, злые глаза…

— Не пугай! Не боюсь! — выкрикнула девочка и, распахнув двери, выбежала на улицу.

За селом дул сильный, порывистый ветер. Он срывал с плеч теплый платок и гнал, гнал прочь от родного дома. Не различая дороги, Рая шла, шла… Очнулась она в кровати. У изголовья сидела мать и молилась.

— Господи, взгляни на рабу твою Раису. Не дай болезни одолеть ее. Господи…

Долго болела Рая. И не было у нее больше сил противиться воле родителей. Теперь она каждый день читала библию, молилась, пела церковные гимны. О школе никто не напоминал. Незаметно для себя Рая привыкла к этой новой жизни. И, может быть, она не переступила бы больше порога школы, если бы на помощь опять не пришли друзья.

Все тот же неугомонный Петря да и другие ребята старались встретиться с Раей на улице, разговаривали с ней дружески, будто ничего и не случилось. А когда Рая сказала, что очень тоскует по классу, хочет учиться, да родители не пускают, ребята подняли на ноги всю школу. В конце концов Раю устроили в интернат. И тут произошло еще одно событие.

В комнате с Раей жила другая девочка, Агриппина. Девочки быстро подружились. Может быть, потому, что жизнь их сложилась одинаково. Мать Агриппины была баптисткой. Все время она проводила в молельном доме, на дочь не обращала никакого внимания. Вот девочка и ушла в интернат. Однажды Агриппина спросила Раю:

— Как ты думаешь, моя мама когда-нибудь вернется домой? Ведь она такая хорошая, добрая. А к сектантам от горя пошла, когда отец умер.

Рая горячо обняла подругу.

— Потерпи немножко, вернется твоя мама. Я раньше времени не хотела тебе говорить, но мы на совете отряда такое придумали…

Агриппина не могла дождаться утра. А утром ребята пошли к дому, где жила она раньше. Открыли дверь. Повеяло холодом, сыростью давно не топленной комнаты.

— Ой, как все разбросано!.. Наверное, мама редко заходит сюда. — Агриппина заплакала.

— Девочки, живо за дело! — распоряжалась Рая. — Слезами горю не поможешь!.. Агриппина, где у вас ведра, тряпки? Тащите воду!

И пока девочки мыли, скребли, убирали дом, мальчики накололи дров, затопили печь, навели порядок в сарае, во дворе. Целый день работали ребята. А когда в доме стало чисто, уютно, Агриппина достала красивую желтую скатерть.

— Это мамина любимая…

На стол поставили букет цветов и положили конверт с запиской:

Тетя Мария! Живите у себя дома, У вас всегда будет чисто и тепло. В духовке обед. Что вам еще надо, оставьте записку.

Пионеры.

Могла ли тетя Мария остаться равнодушной? Внимание, забота, которой окружили ее пионеры, заставили женщину задуматься: где скорее найдешь помощь, сочувствие — у бога или у людей? Но прошло еще немало времени, прежде чем она совсем ушла из секты.

Видишь, какое большое значение имеет поддержка коллектива, товарищей! Но очень важно и другое. Важно, чтобы ты сам всегда был принципиальным, был примером для других.

А какой же ты подашь пример, если даже просто так пойдешь в церковь, будешь исполнять религиозные обряды?! Иногда, правда, говорят:

— Я в бога не верую, но бабушка просила меня отнести кулич посвятить. Не мог же я не послушаться? Старших надо уважать.

Верно, старших надо уважать и слушаться. Но представь, вдруг тебя будут уговаривать украсть что-нибудь? Ты что же, и вором станешь, если тебе велели?

У тебя свой ум, своя голова на плечах. Нужно помогать матери, отцу, бабушке — всем старшим. Но если дело касается твоих убеждений, тут нужно быть твердым и решительным. Нужно сказать:

— Дорогая бабушка! Я пионер. А пионер не верит в бога. Я не нарушу свою клятву. Я тебе с радостью помогу в чем угодно, но в церковь не пойду, не обижайся!

Конечно, так поступить может только стойкий, мужественный человек.

Гораздо легче и проще тайком сбегать в церковь: авось и в школе никто не узнает, и дома скандала не будет. Но разве такого трусливого, двуличного человека можно назвать борцом, юным ленинцем?

Недавно в журнале «Пионер» я прочел рассказ об очень мужественной девочке Гале Подрыгиной. Жила она на самом краю большого села Белый Яр. Это в Хакассии. Плохо было дома у Гали: отец стал пить, его уволили с работы. Мать от горя потеряла голову. И тут откуда-то появилась Мария Князева — сектантка, говорила матери ласковые, утешительные слова, давала деньги… Мать Гали доверилась ей. Теперь в доме Гали постоянно собирались сектанты.

Князева уговаривала девочку вступить в секту. Галя только смеялась над ее рассказами о жизни в раю, о всесильном боге. Не могло сломить стойкости девочки и грозное материнское «грешно». Теперь это слово подстерегало Галю на каждом шагу. Садится она за книгу — «грешно». Собирается гулять с подружками — снова «грешно».

Однажды Галя пришла домой в самый разгар молений. В исступлении люди пели, выкрикивали какие-то непонятные слова.

Страшно! Галя забилась в угол.

— Молись, сестра, молись!

Злое старушечье лицо склонилось над Галей. Сухая рука ощупывала плечи, теребила складки коричневого школьного платьица и вдруг сильно рванула за ворот.

— А-а, — взвыла Князева, — знак сатаны!

В ее руках мелькнул кусок кумача. Пионерский галстук!

— Спалить! — приказала Князева.

Кто-то быстро отыскал спички, ломая, чиркал их о коробок.

Зарницей вспыхнуло маленькое пламя. Через минуту угасло в крохотной горстке пепла. Его рассыпали по полу и долго топтали ногами…

А Галя стояла будто опаленная этим пламенем. Пионерский галстук! Она носила его уже несколько лет. И каждый день, каждую минуту он был с Галей. Вспомнился день, когда Галю принимали в пионеры, вспомнились стихи, которые она читала ребятам:

После того страшного вечера Галя сильно изменилась. Повзрослела. Стала тихая, молчаливая, сосредоточенная.

«Угомонилась», — с облегчением подумала мать.

«Скоро совсем нашей станет», — с удовлетворением решила Князева…

Но через несколько дней Галя снова пришла домой в красном галстуке. Она смело посмотрела в злые глаза Князевой и твердо сказала:

— Не буду! Не буду молиться! Ничего не буду, как вы велите!

— Кайся! — закричала мать. — Кайся, грешница, что говоришь!

— Не буду!

— Сними!.. Сними сатанинскую тряпку!

— Не тронь! — Голос девочки срывается, звенит, но такая в нем сила, такая решимость, что сектантка останавливается.

А Галя чувствует: вот он здесь, над сердцем, алый пионерский галстук…

Трудно было Гале, ох, как трудно! Но она все-таки не сдалась. Она победила и осталась верной своей пионерской клятве, она сберегла свой пионерский галстук!

Ты только твердо запомни: в убеждениях нет большого и малого. Нет такого, чем можно было бы поступиться. Поступишься в чем-то малом, казалось бы, незначительном, а там, глядишь, и большим поступишься. Раз пойдешь в церковь, а почему тогда не пойти и в другой? Обманешь мать, в другой раз обманешь товарищей, в третий — учителя, а там и предателем стать не трудно.

Везде и во всем ты должен быть пионером, юным ленинцем. И пусть твой пионерский галстук всегда будет чистым и незапятнанным!