О создании советского атомного оружия, ракетной и космической техники написано и сказано очень много. Гораздо меньше известно о деятельности наших ученых в области защиты от воздушного и ракетного нападения. В этом отношении создание уникальной системы противовоздушной обороны Москвы, не имевшей по тем временам равных в мировой практике, весьма показательно.

Весной 1953 года королевский Совет главных конструкторов и вся немногочисленная, по теперешним масштабам, ракетная элита находились на ГЦП в Капустином Яре. Мы проводили летные испытания ракет Р-5 и Р-11.

Все, что происходило в окрестностях Капъяра вплоть до Владимировки, вблизи которой располагался крупнейший аэродром НИИ ВВС, мы считали сферой интересов ракетной промышленности и Министерства обороны.

Общепризнанным и фактическим хозяином полигона и всех «окрестностей» был генерал-полковник Василий Иванович Вознюк. С его крутым характером вынуждены были считаться не только прямо подчиненные ему военные, но и главные конструкторы, включая Королева. Личный состав испытателей, в особенности стартовой команды, состоял почти поровну из военных и гражданских специалистов. Королев очень ревниво относился к расстановке личного состава по наиболее ответственным постам и операциям. Это иногда приводило к конфликтам с Вознюком, который справедливо считал, что расстановка солдат и офицеров – его прерогатива, а отнюдь не гражданских главных конструкторов, даже такого Главного, как Королев.

На этот раз обнаружилось, что перестановки среди военных произошли не по желанию, а вопреки воле всесильного Вознюка. Из дружного коллектива испытателей был переведен в Третье главное управление Совета Министров начальник стартовой команды майор Яков Трегуб.

Еще в 1952 году на одном из заседаний Совета главных Королев пожаловался:

– В ТГУ теперь правят бывшие наши начальники, они знают всех как облупленных и начнут сманивать хороших людей.

Начальником ТГУ был назначен первый заместитель Устинова по Министерству вооружения Василий Рябиков, а его заместителем – Сергей Ветошкин. Ветошкин до перехода в ТГУ был начальником 7-го главного управления Министерства вооружения – ракетного управления. Нам всем было досадно, что мы лишились двух хороших начальников. Оба были не только компетентными специалистами, но к тому же очень порядочными, по-человечески добрыми и умными руководителями. Среди чиновников высокого ранга люди высоких моральных качеств встречаются крайне редко.

Теперь мы узнали, что с подачи Ветошкина майор Трегуб повышен в звании до подполковника и переведен в ТГУ главным инженером полигона по стрельбовым испытаниям зенитных ракетных комплексов. Этот полигон расположился в окрестностях того же Капъяра. Военнослужащие на новом полигоне не только не подчинялись Вознюку, но даже были вне сферы власти Министерства обороны.

Для прилета и отлета из Капъяра мы пользовались своим «домашним» аэродромом «Конституция». Почему он так назывался, никто объяснить не мог. Теперь этот маленький степной аэродром работал с перегрузкой, обслуживая не только нас, но и ракетный полигон противовоздушных систем, на который зачастило высокое начальство.

В апреле-мае 1953 года на новом полигоне испытывался первый полноразмерный зенитный ракетный комплекс «Беркут», вскоре переименованный в «систему-25». В состав системы входили ракеты В-300. Этот комплекс предназначался для создания непроницаемой ракетной стены, защищающей Москву от налета любого количества самолетов с любого направления.

Для стрельбовых испытаний по реальным целям с аэродрома «Владимировка» взлетали два самолета типа Ту-4 (точная копия американской летающей «суперкрепости» В-29). Один самолет должен был стать мишенью, второй шел в качестве сопровождающего. После выхода на боевой курс экипаж самолета-мишени покидал самолет на парашютах, оставляя его на попечение автопилота. Самолет сопровождения докладывал: «Экипаж покинул мишень» – и уходил с боевого курса. Всего было обстреляно и сбито ракетами пять самолетов. С нашего полигона операцию по уничтожению лучших бомбардировщиков второй мировой войны я наблюдал с двойным чувством. Во-первых, было жалко хорошие самолеты, а во-вторых, возникало чувство удовлетворения от синтеза достижений радиотехники, автоматики и ракетной техники. Невольно вспоминались наши наивные попытки решить подобную задачу кустарными средствами во время войны.

Главным конструктором комплекса «система-25» был Александр Расплетин, главным конструктором зенитной управляемой ракеты В-300 – Семен Лавочкин, главным инженером испытательного полигона – Яков Трегуб, главным конструктором автопилота ракеты – Петр Кириллов, главным конструктором наземной пусковой установки – Владимир Бармин, общее руководство осуществляли заместители начальника ТГУ Валерий Калмыков и Сергей Ветошкин.

По согласованию с Устиновым в НИИ-88 были прекращены все работы по воспроизведению немецкой зенитной ракеты «Вассерфаль», а коллектив разработчиков системы управления во главе с Бабакиным был переведен в ОКБ-301 к Лавочкину.

Рябиков и Ветошкин заехали к нам на полигон как гости и заодно полюбовались одним из пусков Р-5. Ветошкин был в отличном настроении и рассказал, что еще до завершения испытаний «Беркута» вокруг Москвы закончится строительство двух колец ракетной обороны.

Задание Сталина о создании вокруг Москвы непроницаемой системы ПВО было выполнено. В условиях «холодной войны» была создана мощнейшая по тем временам система с уникальными тактико-техническими характеристиками, не имевшими равных в мире.

На двух кольцевых рубежах, отстоящих на 48 и 90 километров от Москвы, были размещены 66 многоканальных ракетных зенитных комплексов. Каждый комплекс мог стрелять 20 ракетами по 20 целям. Самолеты засекались радиолокационными станциями (РЛС) обнаружения, которые затем переходили в режим сопровождения цели и управления зенитными ракетами. Вблизи каждой огневой позиции были сооружены технические базы подготовки ракет, жилые городки и все необходимые вспомогательные объекты.

Ракетно-зенитные комплексы ПВО Москвы были соединены друг с другом двумя кольцевыми бетонными дорогами. Проезд по этим дорогам допускался только по специальным пропускам. Запретный плод всегда сладок. Королев поручил заместителю по режиму – полковнику государственной безопасности Григорию Михайловичу Яковенко обеспечить руководящий состав своего ОКБ-1 пропусками на эти запретные дороги. Таким образом, мы получили доступ по прекрасным дорогам в самые грибные лесные массивы Подмосковья.

«Система-25» прослужила более 30 лет. Потенциальные возможности, заложенные в С-25, позволили в короткие сроки создать зенитные ракетные системы С-75 и С-125. Разработку ракет для этих и многих последующих систем ПВО, а затем и ПРО осуществляло ОКБ главного конструктора Петра Грушина.

1 мая 1960 года под Свердловском системой С-75 был сбит считавшийся американцами неуязвимым высотный самолет-разведчик У-2, пилотируемый летчиком Пауэрсом. Во время войны во Вьетнаме системы С-75 были грозой для новейших американских бомбардировщиков В-52.

Успехи микроэлектроники, вычислительной техники, развитие теории и конструкции антенных фазированных решеток позволили на новом техническом уровне решать задачи создания эффективных систем зенитного ракетного оружия. В 1980-х годах на вооружении появились системы нового поколения. На выставках новейших систем вооружения демонстрируются зенитные ракетные комплексы С-300 и С-300ПМУ. Главные конструкторы этих комплексов давно отказались от ЖРД и перешли только на твердотопливные ракеты.

Ракеты «системы-25» имели дальность полета всего 25 километров и могли сбивать самолеты на высотах не более 18 километров. Комплексы С-300 имеют зону поражения до 100 – 150 километров. Они способны в этой зоне не только сбивать самолеты, но и поражать баллистические ракеты на нисходящей части их траектории.

Ирония истории сверхсекретного комплекса С-300 заключается в том, что, оказавшись одной из лучших в мире систем подобного рода, комплекс С-300 поступил на международный рынок в открытую продажу. Российское Министерство обороны не имеет средств для оплаты дальнейших разработок таких дорогостоящих систем. Уникальные по своему интеллектуальному потенциалу творческие коллективы, основанные академиками Расплетиным, Бункиным, Минцем, заняты проблемами выживания.

В некогда совершенно секретном легендарном здании КБ-1 на стыке Ленинградского и Волоколамского шоссе с комфортом разместилась немецкая фирма, торгующая цветами, унитазами, строительными материалами и кухонным оборудованием. На парадных входах с другого фасада красуются вывески банков и неких акционерных обществ. Тысячи квадратных метров сданы в аренду фирмам тех самых богатых и благополучных стран, с которьми мы столько лет вели «холодную войну». «Новые русские», приобретающие в некогда совершенно секретных апартаментах уникальное оборудование для ванных комнат и туалетов, и не подозревают, что в этих стенах создавали их соотечественники несколько лет назад.

Когда я знакомился с техникой «системы-25», а затем и ее модификаций, невольно вспоминались проекты военного времени: создать непроницаемую для авиации ракетную оборону Германии с помощью ракет «Вассерфаль». Чтобы от деревянного, обтянутого кожей щита дойти до идей «Вассерфаля» человечеству потребовалось две тысячи лет. А чтобы от нереальной еще в 1945 году идеи «Вассерфаля» дойти до «системы-25» – настоящего ракетного щита огромного города – ушло всего 10 лет.

Ракетный щит от самолетов для Москвы был создан. Пришла очередь защитить страну или хотя бы столицу от баллистических ракет. Система ПВО должна быть дополнена системой ПРО – противоракетной обороны. Ракетные системы «земля-воздух» должны быть так доработаны, чтобы практически решить задачу попадания «снарядом в снаряд».

На первых порах это даже специалистам по ПВО казалось совершенно нереальным. Но «холодная война» допускала постановку перед учеными задач, казавшихся еще недавно фантастическими.

В годы «горячей войны» предлагать руководителям государств изобретения или идеи, требовавшие для своей реализации нескольких лет, было бесполезно. Во время «холодной войны» можно было «расслабиться» и разрешить ученым работать над проектами с циклом создания пять-семь и более лет. Обычно вначале обещали три-четыре года, затем исполнители просили еще по крайней мере два года. Через два года выяснялось, что если увеличить финансирование в два-три раза, то обещанная проблема будет решена через пять лет. Так постепенно устанавливается восьми-десятилетний цикл создания большой сложной системы.

Инициативу по созданию системы ПРО проявил Генеральный штаб. Семь маршалов обратились не к ученым, а в ЦК ВКП(б). ЦК по письму маршалов поручил тому же КБ-1 разработать проект системы ПРО.

В 1955 году в КБ-1 по системе ПРО было создано подразделение, которое возглавил 36-летний доктор наук, специалист в области электродинамики Григорий Васильевич Кисунько. Он начал с организации решающих экспериментов. Надо было доказать, что на расстояниях в тысячу и более километров можно «увидеть» цель -отделившуюся от ракеты боевую головку – и выделить ее на фоне корпуса.

2 февраля 1956 года были проведены натурные испытания нашей ракеты Р-5М с реальным ядерным зарядом. Теперь ставилась обратная задача. Надо было доказать, что боевую часть ракеты можно поразить и вывести из строя высокоскоростными осколками противоракеты, которая взорвется на ее пути до или во время входа в атмосферу. На нашем заводе № 88 были по заказу руководителя КБ-11 Арзамаса-16 главного конструктора заряда Самвела Кочерянца изготовлены головные части Р-5М.

Эксперименты были проведены под руководством академика Юлия Харитона. Харитон был удивлен тем, что повредить атомную бомбу осколками не так-то просто. Корпус головной части ракеты Р-5М оказался на удивление прочным. Надо было создавать более эффективную боевую часть для противоракеты. Атомщики предложили испытать нашу головную часть на атомном полигоне под Семипалатинском. Интересно было проверить действия ударной волны ядерного взрыва. Имелся в виду вариант по принципу – «одним атомным снарядом надо попасть в другой атомный снаряд».

Развернутое постановление Совета Министров о разработке системы ПРО вышло 17 августа 1956 года, через месяц после принятия на вооружение первой отечественной стратегической ракеты-носителя атомного заряда!

Королев в нашем кругу первым узнавал о выходящих совершенно секретных («особая папка») постановлениях.

За обедом в маленькой столовой, где мы старались от него услышать последние новости, которые нам формально не положено было знать, он проговорился.

– Боюсь, поломают себе зубы эти мальчики. Сергей Иванович жаловался, что такой дружной команды, как у нас, там, на Соколе, не получилось.

Сергей Иванович – это Ветошкин, а Сокол – имелось в виду, что КБ-1 расположено у станции метро «Сокол», которая, в свою очередь, получила это название от жилого полудачного городка, располагавшегося в этом месте до войны.

Интенсивная разработка антиракет началась в СССР параллельно с разработкой наступательного стратегического ракетного вооружения, то есть ракет с ядерной боевой частью. На этом поприще мы опережали американцев. Первую антиракету В-1000 создал коллектив, располагавшийся в Химках, на территории бывшего завода № 293. Напомню читателям, что на авиационном заводе № 293 я начал работать в 1940 году. Главным конструктором завода был Виктор Болховитинов. Теперь здесь главным конструктором первых антиракет был Петр Грушин, бывший заместитель Семена Лавочкина. Он участвовал в создании противовоздушных ракет для «системы-25 и -75». При проектировании противоракеты был использован большой опыт создания противосамолетных управляемых ракет. У двигателей ЗУРов, новых противоракет, наших баллистических ракет малой дальности Р-11 и стратегических баллистических ракет подводных лодок был один главный конструктор – Алексей Исаев.

В 1962 году мы с ним встретились в очередной раз, отмечая 20-летие первого полета Бахчиванджи на БИ-1.

– Ты помнишь, – сказал он, – как мы с Сашей Березняком уговаривали тебя еще в 41-м году разработать систему поиска и наведения нашего фанерного БИ на немецкие бомбардировщики. Какие же мы все были наивные лопухи! Тогда система наведения нам представлялась ерундовой задачей – главной был двигатель. Теперь, когда собираются совещания по этой новой системе «А», меня даже не вспоминают. Мой двигатель да и сама грушинская ракета – это, оказывается, малая деталь. Весь гвоздь в огромной системе наведения.

Исаев очень эмоционально, со свойственным ему артистическим чувством юмора рассказывал об участии в различных совещаниях и научных советах по проблеме ПРО:

– Всегда страсти кипят вокруг системы наведения, управления -одним словом, всей этой вечной задачи перехвата. Иногда мне кажется, что сама антиракета им только мешает. Главное – это загоризонтная радиолокация, вычисление траектории ракеты противника, пролонгация траектории своей ракеты. Видел бы ты, какое строительство задумали у Сарышагана!

Действительно, перехват и уничтожение боевой части баллистической ракеты противоракетой представляли собой сложнейшую проблему. Потребовалось создание специальной организации для проектирования и испытаний комплекса, в который входили радиолокаторы дальнего обнаружения баллистических целей, радиолокаторы точного наведения противоракет, радиолокационные станции вывода противоракет, станции передачи команд управления на борт противоракеты, командно-вычислительный пункт с электронной вычислительной машиной, радиорелейными линиями связи между объектами системы и, наконец, стартовые устройства с противоракетами.

Первый в нашей стране экспериментальный комплекс получил название система «А». Проектирование, создание и испытания этого комплекса проводились под научно-техническим руководством генерального конструктора Кисунько.

Главным конструктором наземной пусковой установки был Владимир Бармин. Радиолокаторы создавались совместно с радиотехническим институтом академика Минца, одна из первых советских ЭВМ – электронный мозг системы – была создана в институте академика Лебедева.

4 марта 1961 года система «А» впервые в мире осуществила перехват и поражение головной части янгелевской ракеты Р-12. В дальнейшем проводились пуски противоракет В-1000 по головным частям ракет Р-5М и Р-12. При этом проверялась надежность поражения боевого заряда ракет.

Для повышения точности и эффективности была разработана модификация противоракеты В-1000 с самонаведением с помощью тепловой головки и бортовой ЭВМ.

Натурные испытания оказали принципиальную возможность перехвата и поражения головных частей баллистических ракет на нисходящем участке траектории. Система «А» имела большое научно-техническое и политико-стратегическое значение. Была открыта дорога для создания боевых систем ПРО и, в первую очередь, создания ракетного щита, для прикрытия Москвы, аналогичного «системе-25».

Но дорога оказалась ох какой трудной. Некоторые перипетии этой грандиозной по масштабам работы, получившей впоследствии и высокую техническую оценку наших противников по «холодной войне», описаны в мемуарах члена-корреспондента Российской Академии наук Г.В. Кисунько.

Автор «Секретной зоны» дает очень жесткую и субъективную оценку действиям некоторых ученых и руководителей. Я не могу согласиться с характеристиками Расплетина, Минца, Калмыкова, Челомея. Тем не менее «Исповедь генерального конструктора» подтверждает, что в начале шестидесятых годов мы опережали своих противников по «холодной войне» в реализации принципов ПРО.

Темпы разработок систем ПВО и ПРО в первом десятилетии «холодной войны» были столь высоки, что в этой радиотехнической области мы обогнали американцев. Фактически мы первыми начали еще в 1950-х годах реализацию программы, которую американцы в 1980-х громогласно назвали «стратегическая оборонная инициатива» – СОИ. Многие идеи, широко рекламирующиеся в американской СОИ, рассматривались у нас со значительным опережением. Показательно, что повторить наш опыт уничтожения противоракетой боевой головки баллистической ракеты им удалось только в 1984 году, через 23 года после эксперимента Кисунько-Грушина!

Однако ни в коем случае не следует недооценивать американских наработок с использованием новых физических принципов для различных вариантов систем, входящих в весьма широкое понятие СОИ. И неспроста американская пропаганда программу СОИ называла программой «звездных войн».

В США «противоракетный» бум начался вслед за появлением первых советских ИСЗ. Первым американским проектом противоракетной обороны была система «Найк-Зевс». Комплекс должен был содержать примерно такой же набор средств, как наша аналогичная система. Однако принципиальным отличием от советской системы было использование трехступенчатой твердотопливной ракеты «Найк-Зевс» с термоядерной боеголовкой. Использование антиракеты с «модным» термоядерным зарядом существенно снижало требование по точности наведения. Предполагалось, что поражающие факторы ядерного взрыва антиракеты позволят обезвредить боевую часть баллистической ракеты, даже если она будет удалена от эпицентра на два-три километра. В 1962 году с целью определения влияния поражающих факторов американцы провели серию испытательных ядерных взрывов на больших высотах, но вскоре работы над системой «Найк-Зевс» были прекращены.

Однако в 1963 году начались разработки системы ПРО следующего поколения – «Найк-Икс». Требовалось создать такой противоракетный комплекс, который был способен обеспечить защиту от советских ракет целого района, а не единичного объекта. Для поражения боеголовок противника на дальних подступах была разработана ракета «Спартан» дальностью полета 650 километров, оснащенная ядерной боеголовкой мощностью 1 мегатонна. Заряд такой огромной мощности должен был создать в пространстве зону гарантированного поражения нескольких боеголовок и возможных ложных целей. Испытания этой антиракеты начались в 1968 году и продолжались три года.

На случай если часть боеголовок ракет противника преодолеет пространство, защищаемое ракетами «Спартан», в состав системы ПРО включались комплексы с противоракетами «Спринт» – меньшей дальности. Противоракету «Спринт» предполагалось использовать как главное средство защиты ограниченного числа объектов. Она должна была поражать цели на высотах до 50 километров.

Американские проекты шестидесятых годов в отличие от советских проектов реальным средством уничтожения боеголовок противника считали мощные ядерные заряды, устанавливаемые на антиракеты. Изобилие антиракет не гарантировало защиту всех оберегаемых районов, а в случае их использования грозило радиоактивным загрязнением всей территории США.

К концу 1960-х годов США развернули экспериментальную систему на базе ракеты «Тор». Боеголовки этих ракет также были оснащены мощными термоядерными зарядами. Предполагалось, что эти противоракеты в случае конфликта будут уничтожать советские спутники-разведчики.

Все системы противоракетного оружия разработки США конца шестидесятых годов, несмотря на использование самых по тем временам современных радиосистем обнаружения, сопровождения и наведения, были рассчитаны на прикрытие только небольших районов. Встреча и уничтожение боеголовок баллистических ракет противника должны были происходить на нисходящей части их траектории на сравнительно небольшой высоте над своей территорией.

Системы отечественных разработок того времени тоже могли обнаруживать и уничтожать боеголовки только на последнем нисходящем участке траектории. Такие задачи должна была выполнять система А-35, генеральным конструктором которой был Кисунько, доказавший еще в 1961 году возможность попадания ракеты-перехватчика в ракету-цель. Коллектив Кисунько выделился из КБ-1 в самостоятельное ОКБ-30. Эта организация и должна была защитить Москву от ракетно-ядерного нападения аналогично тому, как «система-25» защищала ее от воздушного нападения. Однако задача эта оказалась в тысячи раз сложнее.

Сенсационным противоракетным проектом оказалось предложение Челомея – «Таран». Впервые о «Таране» я да, вероятно, и другие заместители Королева услышали, когда он, очень возбужденный, вернулся с одного из совещаний, которые по различным средствам вооружения довольно часто проводил Хрущев.

Обычно Королев уважительно отзывался о поведении Хрущева на таких совещаниях, не позволял себе шуток и критики в его адрес, даже когда был недоволен принимаемыми решениями.

На этот раз Королев был возмущен тем, что Хрущев без всякого серьезного рассмотрения одобрил предложения Челомея и в мае 1963 года вышло постановление ЦК и Совмина о разработке аванпроекта системы «Таран». В помощь генеральному конструктору Челомею был назначен руководитель разработки аванпроекта академик Минц.

Рассказывая это, Королев кипел.

– Челомей хочет быть генеральным по противоракетной обороне. Поэтому предлагает использовать ракету УР-100. Прекрасно! Но систему, а именно это главное в ПРО, систему должен делать Минц! Ракета для системы или система делается под готовую ракету? А ведь есть еще генеральный конструктор Кисунько. Он делает систему, а для его системы ракету делает Грушин. Так и должно быть! Не успел Владимир Николаевич доказать, что его «сотка» -лучшая в мире межконтинентальная ракета, как уже нашел ей другую работу. Он, видите ли, утверждает, что она может быть и антиракетой. Если на нее поставить головную часть в 10 мегатонн и выпустить навстречу американским боеголовкам, то при встрече на высоте апогея траектории, чтобы не портить зрение советским людям, сотня «соток» устроит такой ядерный костер, что через него якобы ни одна боеголовка не прорвется. Оказывается, траектории всех американских ракет, решивших атаковать Советский Союз, проходят (как по заказу!) через небольшую пространственную область, которая является удобным местом для их перехвата. Сверхмощные ядерные заряды, взорванные в этой области, способны уничтожить десятки, а может быть сотни летящих на нас боеголовок вместе со всеми ложными целями.

–Я говорил с Келдышем, – продолжал Королев, – его ребята прикинули, с учетом, что американцы не такие дураки, как о них докладывают Никите Сергеевичу: на уничтожение 100 боеголовок «Минитменов» по одной мегатонне каждая потребуется затратить не менее 200 антиракет «Таран» по 10 мегатонн – итого ядерная иллюминация в 2000 мегатонн! Но главная задача Челомеем уже решена. Первая «сотка» еще ни разу не летала, а производство уже надо планировать на тысячи! Она ведь «универсальная»!

Чтобы успокоить СП, я сказал, что все проблемы в случае ракетно-ядерного нападения решаются гораздо проще, чем предлагают Челомей, Минц, Кисунько и прочие «антиракетчики».

– Ну-ну, Борис, выдай что-нибудь «личное», – поощрил СП.

–Армянское радио спрашивают: «Что делать в случае ракетно-ядерного нападения?» – Армянское радио отвечает: «Надо быстро завернуться в белую простыню и медленно идти на кладбище». – «А почему медленно?» – «Чтобы не создавать паники».

Ожидаемого мною веселого смеха не получилось.

Королев сам редко рассказывал анекдоты, но товарищей, умевших рассказать, поощрял. Однако я замечал, что при любых разговорах, касавшихся «мегатонн», он мрачнел и на шутки не реагировал.

Когда речь заходила о перспективе ракетно-ядерной войны, в окружении Королева многие теряли чувство юмора. На этот раз Бушуев прокомментировал ситуацию «совершенно секретными» расчетами атомных медиков, с которыми он часто встречался по пилотируемым программам.

– Так вот, они посчитали, – сказал он, – если из пятидесяти «Титанов-2», которые американцы ставят сейчас на дежурство, к нам прорвется хотя бы одна пятая, то погибнет минимум 35 миллионов человек!

Система «Таран» наделала много шума в кабинетах министров, апартаментах оборонного отдела ЦК и в Генштабе. Несмотря на поддержку первого замминистра обороны маршала Гречко и начальника Генштаба маршала Захарова, аппарата ЦК (в том числе «Ивана Грозного» – Сербина) после 1964 года о ней стали забывать. Дальше аванпроекта дело не пошло.

В 1973 году, когда Челомей уже не был таким всесильным, по его инициативе состоялись, как он сам выразился, три «совершенно доверительные» встречи в Реутове. В разговоре, о котором я вспоминаю, участвовали трое: Челомей, я и Бушуев. Первый заместитель Челомея Ефремов, встретивший нас и распахнувший дверь в кабинет патрона, почему-то не был приглашен к беседе. Я имел возможность задать Челомею вопрос, почему он в 1964 году так легко отказался от «Тарана»?

–Так ведь меня подвели радисты. Они уверяли, что им очень просто обнаружить каждую в отдельности летящую на нас ракету, пролонгировать ее траекторию и рассчитать место и время встречи с антиракетой УР-100. Но оказалось, что противнику ничего не стоит предварительно ослепить или даже уничтожить все эти грандиозные антенные сооружения систем дальнего обнаружения. А без них задача не решалась. Американцы спустя десять лет тоже рассматривали возможность такой обороны, но отвергли ее и теперь проектируют систему ПРО, состоящую из трех эшелонов. Они правильно считают, что надо начинать перехват с активного участка ударами из космоса, космическими средствами обеспечить уничтожение уцелевших боеголовок на среднем участке и, уж если кто и прорвется, добивать на конечном участке траектории. Но все эти системы -дело будущего. Не только нам, а даже и им потребуется десяток лет. Поэтому надо сотрудничать так, чтобы создать космические средства, делающие просто ненужными подобные системы. Вот у меня украли ИС – мой истребитель спутников, ну Бог с ним. Он теперь уже устарел. Я надеюсь, что если мы будем друг за другом хорошо следить, то пускать ракеты будем не по Земле, а только в космос.

– Прежде чем вести войны в космосе с американцами, – закончил Челомей, – надо заключить космический мир у себя дома.

Угроза ядерной милитаризации космоса, после установления паритета в области стратегических средств между США и СССР, привела к некоторому ослаблению гонки в области систем ПРО. В 1972 году был заключен договор, а в 1974 году подписан к нему протокол об ограничении систем ПРО.

Однако угроза потепления в условиях «холодной войны» не соответствовала интересам наиболее реакционных кругов и истинных хозяев военно-промышленного комплекса. По обе стороны фронта «холодной войны» началось накопление и реализация идей по двум направлениям.

Создатели баллистических ракет учли возможную угрозу своему ранее «абсолютному» оружию со стороны средств ПРО и начали ковать ракетный «меч», способный пробить будущий противоракетный «щит».

Идеологи «щита» перешли к разработке суперсистем, состоящих из нескольких самостоятельных подсистем уничтожения ракет противника на разных участках траектории, начиная от старта до входа в атмосферу в районе цели.

Для советской экономики этот следующий виток «холодной войны», в процессе которого надо было параллельно создавать новые поколения стратегических ракет и системы противоракетной обороны на новых физических принципах, был непосилен.

Однако ученые и инженеры, втянувшиеся в эту гонку, были увлечены возможностью реализации, казалось бы, совсем фантастических идей. Этот водоворот затягивал ведущие ракетно-космические фирмы. В него окунулись наше ЦКБЭМ под руководством Мишина, челомеевское ОКБ общего машиностроения и янгелевское КБ «Южное». По первому ракетному направлению в Советском Союзе работы шли более-менее на равных с достижениями ракетчиков США, по второму – «антиракетному» у нас идей было более чем достаточно, а возможностей для превращения идей в реальные системы – куда меньше, чем у американцев. Американцы начали тратить реальные миллиарды долларов. Нам выкачивать миллиарды для ПРО можно было только за счет сокращения программ модернизации и создания новых ракетных систем стратегического назначения.

Структура наших ракетных комплексов определялась под влиянием сведений о американских методах преодоления нашей ПРО. С другой стороны, внутренняя «гражданская война» школ Янгеля и Челомея приводила к соревнованию в создании структур ракетных комплексов, способных выдержать на земле ядерный удар противника, а в полете на пути в США преодолеть его ПРО.

В результате таких внешних и внутренних факторов диалектика развития баллистических ракет сухопутного базирования и размещаемых на подводных лодках привела к схожим структурным схемам полета почти всех баллистических ракет дальнего действия.

В конце 1960-х годов США приняли на вооружение разделяющиеся головные части с боеголовками индивидуального наведения. В Советском Союзе Янгель первым отреагировал на этот вызов и начал модернизацию ракеты Р-36, превращая ее в многоголовую, заодно совершенствуя шахтные пусковые установки, вводя так называемый минометный старт и оснащая ракеты средствами преодоления ПРО. Не отставал от него и Челомей. Те же факторы действовали и в отношении макеевских ракет для подводных лодок. Кое в чем преуспели и мы, модернизируя свою твердотопливную РТ-2. В итоге выработался некий «мировой стандарт» траекторий полета ракет от старта до цели. Схему полета ракеты во времени и пространстве можно разделить на четыре этапа.

Первый этап – активный участок траектории – начинается с выхода из шахты под действием пороховых газов для ракет наземного базирования или выхода на поверхность океана для ракет морского базирования.

Следующий этап – активный участок, на котором работают последовательно двигатели первой, второй и, если есть, третьей ступени. Этот участок траектории характерен наличием мощного излучения факелов двигателей в видимой и инфракрасной части спектра. По этому излучению космические средства контроля способны зафиксировать факт старта ракет.

Третий этап начинается после выключения двигателей последней ступени и отделения от носителя устройства с разделяющимися боевыми головками и ложными целями. Система управления на этом устройстве по программе, заложенной в бортовой компьютер, производит последовательный пуск каждой боеголовки по своей цели. Как выразился однажды Пилюгин, хвастаясь разработанной в НИИАПе системой управления: «Мы развозим полезные грузы по своим адресам». Окончательное уточнение «адреса» заложено в память системы наведения боевой головки в виде цифровой карты местности – своего рода «портрета» цели.

Четвертый, последний, этап – это вход в атмосферу и полет боеголовок по своим индивидуальным «адресам». Сличая фактическую радиолокационную «картинку» с цифровой картой местности, каждая боевая головка устремляется к цели по своей траектории. Одновременно с боевыми головками по разным целям летят ложные боеголовки и источники инфракрасного излучения, затрудняющие работы ПРО, если таковая собирается им противостоять.

Харитон, Кочерянц, Забабахин в ядерной технике; Королев, Янгель, Челомей, Макеев, Надирадзе в ракетной – каждый создал свою школу. Можно долго спорить, отыскивая в разработках ракетных комплексов каждого из этих главных сделанные при их жизни и их школами после их смерти достижения и ошибки, но бесспорно одно – они возглавляли научно-производственные коллективы, которые вместе с сотнями других организаций к концу семидесятых – началу восьмидесятых годов противопоставили американской науке, технике и промышленности ракетно-ядерную силу, не уступающую той, что нависла над нами.

Все главные ракетчики, за исключением Надирадзе, были объединены в одном Министерстве общего машиностроения, в одном отделении Академии наук, опирались на одних и тех же главных разработчиков двигателей, систем управления и наземных стартов. Глядя из будущего, я могу с чистой совестью сказать, что их объединяло гораздо больше, чем разъединяло. Когда они творили, создавали новые системы, они обладали реальной властью, которую не оспаривали и не отнимали стоящие над ними министры и другие высокие чиновники.

Совсем не то было в нашей «антиракетной» технике. Наша противоракетная оборона преуспела в создании «щита» только для частичного прикрытия Москвы на конечном этапе полета ядерных зарядов. В СССР для наведения организационного порядка в этой области в 1970 году было создано Центральное научно-производственное объединение «Вымпел», подчиненное Минрадиопрому. Эта организация объединила десятки сильнейших радиотехнических коллективов страны, имевших опыт создания крупных радиолокационных систем различного назначения. Разработка самих средств непосредственного поражения – антиракет, их боевых частей, возможных космических средств поражения ракет противника пучковым или лучевым оружием не входила в объем работ «Вымпела». Собственно ракетами для ПВО и ПРО по-прежнему ведал Минавиапром, дистанционными взрывателями и кинетическим оружием – Миноборонпром, всеми видами ядерных зарядов и проблемами пучкового оружия – Минсредмаш, для разработки лазерных «лучей смерти» в Миноборонпроме было создано новое НПО «Астрофизика», во главе которого был поставлен сын министра обороны Устинова. Отряды высококлассных специалистов работали по десяткам различных постановлений ЦК КПСС и Совета Министров, решениям ВПК, приказам министров, а также по собственным планам.

Когда речь идет не о фундаментальных научных исследованиях, а о создании новых систем с использованием всех уже сделанных наукой открытий, то свобода творчества, необходимая ученому, должна быть жестко ограничена. Но эти ограничения, коли есть власть над научным коллективом, нельзя отдавать в руки администратора, даже если он известен как «хороший организатор», вхож в кабинеты министров и поддерживается бюрократическим аппаратом высшей власти.

Я не могу претендовать на роль арбитра в истории соревнований советской и американской систем ПРО. Слишком часто я чувствую себя дилетантом. Обратимся опять к Григорию Кисунько. Для последней главы своих мемуаров «Секретная зона» он сочинил эпиграф: «Нет повести печальнее на свете, чем о советской противоракете».

Во времена президентства Рейгана в США размах работ в области «звездных войн» достиг апогея. Мы явно проигрывали американцам, будучи не в состоянии вкладывать соизмеримые с их масштабами средства. После многолетних переговоров на высшем уровне ажиотаж вокруг «звездных войн» пошел на убыль.

Несмотря на всякого рода межгосударственные соглашения о прекращении широкомасштабных работ по противоракетной обороне, работать над этой проблемой ученым не запрещалось.

Эффективная система, позволяющая уничтожить сами ракеты или их боеголовки до достижения ими Земли, впервые была создана в Советском Союзе.

Так или иначе, но усилиями советских ученых, сотен научных и промышленных предприятий в конце семидесятых годов Москва оказалась единственной в мире столицей, вокруг которой был возведен не только противовоздушный, но и противоракетный «щит». Первая система ПРО Москвы А-35, созданная под руководством Кисунько, была принята на вооружение в 1972 году. Модернизированная система А-35М, создавалась после отстранения Кисунько и перехода «противоракетной» власти от ученых к часто сменяемым администраторам. После различных организационных экспериментов начала устанавливаться власть генерального конструктора Анатолия Басистова. К началу девяностых годов вокруг Москвы была создана система ПРО нового поколения А-135. Казалось, теперь «любимый город может спать спокойно». К нему не прорвется не только самолет, но и ракетная боеголовка.

Вокруг столицы по радиусу около 100 километров располагались антиракетные стрельбовые комплексы. Каждый такой комплекс представлял собой небольшой, строго охраняемый городок, в котором были боевая, техническая и жилая зоны. Основу технической зоны составляли мощные радиолокаторы, сверхбыстродействующий вычислительный центр, решающий задачу встречи и управления, стартовые системы противоракет и сами противоракеты, способные уничтожить ядерную боеголовку врага собственным ядерным зарядом. Сотни инженеров в офицерских мундирах несли службу в насыщенных уникальными радиоэлектронными комплексами противоракетных бастионах вокруг Москвы. Вполне благоустроенная жилая зона этих городков имела все необходимое для мирной жизни самих военнослужащих и их семей.

Центры сверхдальнего радиообнаружения и предупреждения о приближении баллистических ракет, использующие гигантские антенные системы – так называемые «решетки», были возведены на территории Московской области, Латвии, Армении, возводились, но так и не успели войти в строй под Красноярском.

Все стрельбовые комплексы и центры дальнего предупреждения объединялись самой современной системой связи, по которой из единого командного центра осуществлялось управление этой сверхбольшой и некогда единственной в мире системой. Термин «звездные войны» применительно к системам ПРО приобрел особое звучание после выдвинутой президентом Рейганом в марте 1983 года программы СОИ.

Американская программа СОИ предусматривала разработку различных по структуре и принципам действия систем, каждая из которых предназначалась для поражения баллистической ракеты на одном из четырех характерных участков ее траектории.

Московская система ПРО А-135 предназначалась для встречи и уничтожения боеголовок на третьем и четвертом участках. В этих разработках наши ученые опередили и время, и американцев. У них подобной системы пока нет. Однако истории было угодно нанести сокрушительный удар по этому ракетному «щиту», не используя ни единой вражеской боеголовки.

Я не являлся участником разработок для ПРО, но по тематике работ НПО «Энергия» в конце восьмидесятых годов часто встречался с некоторыми ведущими разработчиками этих систем. Еще при жизни генерального конструктора Глушко я предложил использовать новый носитель «Энергия» для создания глобальных космических систем связи, наблюдения и контроля космического пространства. Только «Энергия» способна была вывести на стационарную орбиту необходимую для такой системы тяжелую космическую платформу. Юрий Семенов, в то время первый заместитель Глушко, активно поддерживал это направление. После кончины Глушко Семенов, ставший генеральным конструктором, довел дело до положительного решения Совета Обороны Советского Союза.

При поддержке министров общего машиностроения и промышленности средств связи было подготовлено и согласовано со всеми ведомствами и заинтересованными союзными республиками постановление Совета Министров СССР. Николай Рыжков не успел его подписать – развалился Советский Союз, похоронив под своими развалинами многие перспективные проекты. Кабинет министров новой России к подобным работам никакого интереса не проявил.

Три года мы разрабатывали проект космической системы связи, который должен был с лихвой удовлетворить потребности каждого человека в любом населенном пункте, на самолете, в автомобиле, на морском корабле, в пустыне или мегаполисе в телефонной связи по принципу «каждый с каждым». В этой работе удалось заинтересовать ведущие НИИ и КБ, создававшие системы ПРО. Экономические реформы вынудили руководителей этих организаций искать работу для своих уникальных кадров в соответствии с известным со времен Ильфа и Петрова лозунгом «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих».

В этот период я близко познакомился со многими из тех, кто создавал ставшие теперь уже легендарными системы ПРО.

Головной организацией, создававшей системы ПРО, был НИИ радиоприборостроения – НИИРП. Главный инженер НИИРП Борис Гребенщиков предложил мне посетить один из подмосковных стрельбовых противоракетных комплексов для обсуждения возможности использования его больших антенн и всего радиотехнического хозяйства в качестве пункта управления будущей глобальной системы связи. В проектировании этой системы НИИРП принимал активное участие.

То, что я увидел на территории около 20 квадратных километров лесной запретной зоны, производило двоякое впечатление. Как специалист я восхищался сооружениями, которые были итогом колоссального напряженного труда многих тысяч советских людей. Как гражданин и патриот своей страны я был подавлен и испытал чувство унижения безнаказанностью разгрома уникальной системы. В некогда совершенно закрытую зону могли приехать жители соседних сел и выбирать себе «хозтовары» по вкусу – от унитазов до деталей большой вычислительной машины. От боевых ракет остались стартовые установки, вокруг которых бурно разрастались сорняки.

С тех пор прошло уже пять лет. Грандиозные системы ПРО, способные обеспечить информационное и боевое прикрытие от баллистических ракет Москвы, а в принципе и любых других районов страны, разрушаются без единого выстрела.

Пословица говорит: «Снявши голову, по волосам не плачут». Если потерпели сокрушительное поражение в «холодной войне», стоит ли сокрушаться по системе ПРО? История учит, что во все времена существовала тесная диалектическая связь между наступательными и оборонительными средствами противостоящих друг другу сторон.

В процессе развития стратегических ядерных сил между двумя сверхдержавами установился баланс, который и был назван ситуацией «взаимного гарантированного уничтожения». Сохранение наступательных стратегических средств у обеих сторон, на данном этапе у США и России, было бы гарантией мира, если бы обе стороны не начинали широкомасштабных работ над системами ПРО.

Теперь баланс нарушен. Мы фактически прекратили разработку, испытания, не говоря уже о развертывании новых средств. Россия рискует безвозвратно потерять богатейший интеллектуальный потенциал, способный создавать такие уникальные средства.

Разоряя созданную самоотверженным трудом всей страны систему противоракетной обороны, мы лишаемся «щита» и должны уповать только на удар «возмездия» нашего ракетного «меча».

Американцы, по имеющейся открытой и закрытой информации, работы над средствами для «звездных войн» не прекратили.

Противостояние между Россией и НАТО уже не имеет прежней остроты. Однако где гарантия, что через 10-15 лет эффективные наступательные ракетно-ядерные средства не окажутся в руках каких-либо агрессивных режимов третьих стран? В 1933 году в одной из самых «демократических» стран Европы власть перешла в руки преступного нацистского режима, развязавшего вторую мировую войну. Никаким системным анализом с применением самых современных методов моделирования и прогнозирования развития человеческого общества нельзя доказать, что подобное не произойдет в XXI веке где-либо в Азии или Южной Америке. Хотим ли мы того или нет, США продолжают разрабатывать концепции и технические системы для непосредственной защиты своей территории от ядерного оружия. Основой таких концепций остаются баллистические снаряды, имеющие систему наведения (самонаведения), и оружие, создаваемое на новых физических принципах направленной передачи энергии: лазерное, пучковое и электромагнитное. Термин «звездные войны» постепенно исчез из употребления у политиков, дипломатов и журналистов. Но работы над реальными боевыми средствами продолжаются.

Читателям моих книг «Ракеты и люди» я должен признаться, что прекращение в России широкомасштабных работ по ПРО косвенным образом способствовало выходу этих самых книг. Дело в том, что в оказавшемся без государственного бюджетного финансирования НИИРП молодые, инициативные специалисты начали искать другие поприща для приложения своих сил. Следствием этой деятельности явилось создание закрытого акционерного общества «КОСС» – космические системы связи. КОСС использовал богатейший опыт создания больших радиотехнических систем для разработки уникальной системы связи на базе малых низкоорбитальных спутников.

Главный конструктор этой системы связи Игорь Дунаев и его ближайшие сотрудники рискнули профинансировать издательство «Машиностроение», чтобы мои мемуары и размышления увидели свет. Мне кажется, что такое необычное в наше время поведение руководителей КОССа свидетельствует о том, что над отечественными проблемами «звездных войн» трудились не только талантливые узкие специалисты, но и люди, мыслящие широко, не теряющие надежд и оптимизма.