Начнем с создания атомного оружия. Когда 6 марта 1951 года Ю. и Э. Розенберги были осуждены за шпионаж в пользу Советского Союза, то судья И. Кауфман, отправивший супружескую пару на электрический стул, заявил журналистам, что их деятельность «несомненно изменила ход истории не в нашу пользу».

Из этой супружеской пары, а Э. Розенберг казнили всего лишь за недоносительство на мужа и своего брата, за полувековую историю «холодной войны» сделали не только мучеников, но и главных информаторов Сталина в сфере создания атомного оружия.

Арест Юлиуса Розенберга

Хотя говорить о том, что Ю. Розенберг сыграл второстепенную роль в истории отечественной научно-технической разведки — это не совсем верно. С момента своей вербовки весною 1942 года сотрудником внешней разведки С. Семеновым он руководил группой из четверых агентов, которые добыли огромное количество материалов по радиолокации.

Назвать поименно всех, кто действительно информировал Кремль о процессе реализации атомного проекта в США, сейчас, наверное, никто не сможет. Хотя такие попытки в последнее время предпринимались неоднократно. В нашей стране и за рубежом. Их обреченность не только в том, что большинство документов никогда не будет рассекречено, но и желание некоторых исследователей и журналистов «раскрутить» эту тему. Ведь в смертельно опасном процессе охоты за «атомными секретами» участвовало множество сотрудников и агентов советской разведки. И объективно оценить вклад каждого из них крайне сложно.

Ученые, участвующие в создании советской атомной бомбы утверждают, что все они сделали сами и сведения, полученные от разведки, сыграли лишь вспомогательную роль. Бойцы «невидимого фронта» говорят об обратном и доказывают свою правоту с помощью документов той эпохи, где зафиксированы многочисленные благодарности тех же ученых.

Каждая из сторон по-своему права. Если первые признают факт плагиата, то это противоречит нормам этики. А вторые не могут отказаться от того, что они сообщили в Центр. Кто из них прав — на этот вопрос авторы многочисленных монографий отвечают по-разному. И каждый читатель, прочитав несколько книг, сам сможет определить вклад советской разведки в создание отечественного атомного оружия.

Мы же продолжим вспоминать, что происходило в сфере советского «атомного шпионажа» после окончания Второй мировой войны. Этот период чем-то напоминает прямой участок перед финишем. Цель уже видна, удалось догнать и на полкорпуса обойти соперника, еще один рывок… В такой ситуации любые средства хороши. Как в сфере добычи секретной информации, так и ее защите.

Действительно, наиболее урожайным, с точки зрения количества и качества полученной информации, стал для советской разведки конец 1944—первая половина 1946 годов. Именно в этот период ее основными источниками в США были непосредственные участники проекта «Манхэттен» К. Фукс и Б. Понтекорво, С. Сакс и Т. Холл. Отдел «С» получил детальное описание лаборатории в Ок-Ридже и завода в Лос-Аламосе, сведения об участии в создание ядерной промышленности корпораций «Келекс», «Дюпон», «Юнион Карбайд» и других, системы охраны предприятий, данные об ученых, участвующих в различных проектах. Через 12 дней после окончания процедуры сборки первой атомной бомбы в Москву из Нью-Йорка и Вашингтона были доставлены схемы и описание ее устройства. В сентябре 1945 года были получены фотографии помещений заводов в Ок-Ридже и секретной части доклада администрации и конгрессу США, не вошедшие в официальный доклад комиссии Смита, информация об отдельных конструктивных элементах бомбы, дневниковые записи о первом испытательном взрыве в пустыне Аламогордо, произведенном в июне.

Информация о ядерном оружии, поступившая из США, стала во второй половине 40-х годов дополняться сведениями, полученными советской разведкой в Западной Европе, куда после окончания войны вернулись многие из европейских участников проекта «Манхэттен» и ученые-физики, находившиеся в эмиграции в Америке.

Начиная с декабря 1946 года, когда после пуска первого реактора, Л. П. Берия приказал прекратить все контакты с американскими источниками, информация из Европы приобретает первостепенное значение.

Одна из причин решения Берия — разоблачение агентурной сети в Канаде и документы, переданные И. Гузен-ко Королевской канадской конной полиции, тесно сотрудничавшей с ФБР, и последовавшие вскоре аресты канадских ученых-физиков Смита и И. Халперина. Все это создавало возможность выхода американской контрразведки на советскую агентурную сеть, занятую сбором информации о производстве и разработке ядерного оружия. Аналогичную опасность представляли и те данные о советской агентуре в США, которые представила в распоряжение ФБР Э. Бентли.

Пресекались попытки других ведомств, кроме отдела «С», заниматься сбором сведений по атомной проблеме. Когда представитель СССР при ООН А. А. Громыко по собственной инициативе решил использовать для сбора информации официальное приглашение администрации Трумэна направить группу советских наблюдателей на предстоящие испытания ядерного оружия на атолл Бикини и отдал соответствующие распоряжения референту при Советском комитете ООН по атомной энергии М. Г. Мещерякову и члену этого комитета профессору Александрову, реакция последовала незамедлительно. Получив подробные доклады А. А. Громыко об испытании и военной инфраструктуре Гавайских, Маршалловых и Корелинских островов, направленными в секретариат Председателя Совета министров СССР, Берия выразил В. М. Молотову решительный протест и потребовал «дать товарищу Громыко указание о том, чтобы он использовал тт. Александрова и Мещерякова в рамках данного им задания» чтобы последние впредь «не занимались сбором сведений, не относящимся» к их обязанностям.

А теперь нужно попытаться понять, когда советская разведка реально начала охотиться за «атомными секретами».

Официально считается, что охота за атомными технологиями началась осенью 1941 года, когда из Лондона поступило одно из первых сообщений о возможности использования атомной энергии в военных целях. Этот документ датирован 4 октября 1941 года:

«…Сообщаю очень кратко содержание представленного 24 сентября 1941 года военному кабинету особо секретного доклада правительственной комиссии по разработке способа использования атомной энергии урана для изготовления взрывчатых веществ.

…Даже с учетом веса баллистического механизма урановой бомбы практическая сила ее взрыва будет превышать в 1000 раз силу взрыва обычной бомбы того же веса.

…Следует считать, что урановая бомба будет иметь двойное действие. Кроме разрушающей взрывчатой волны огромной силы образуется, наподобие газового облака, огромное пространство, насыщенное радиоактивными частицами. Все живое, что попадет в сферу действия этих частиц, хотя бы на несколько минут, неизбежно погибнет».

На самом деле знаменитая операция по охоте за «атомными секретами» началась на десять лет раньше. Правда в начале 30-х годов в Советском Союзе еще не осознали возможности использования атома в военных целях, поэтому перед подразделениями отечественной НТР не стояла задача добывать любую информацию по атомной проблеме.

Все началось летом 1931 года, когда в Германию по приглашению немецкого физика доктора Ланге прибыл директор Ленинградского физико-технического института академик А. Ф. Иоффе. Лаборатория Ланге, так же как и институт, которым руководил гость из СССР, занималась работами по созданию ускорителей высоких энергий порядка 20 и 50 млн. вольт.

Советский ученый познакомился с бывшим соотечественником (уехал из России в 1924 году вместе с отцом) инженером Г. Муравкиным, который имел научную степень доктора физико-технических наук. В официальной характеристике доктор Ланге писал: «Доктор Герберт Му-равкин около двух лет принимает участие в работе института по созданию ускорителя заряженных частиц высоких энергий для исследования в области расщепления атомного ядра и лучевой терапии рака. При этом он хорошо зарекомендовал себя во всех отношениях и в значительной степени способствовал осуществлению этого проекта, так что его дальнейшая деятельность в этой области вызывается интересами дела».

А через какое-то время с талантливым физиком познакомился заместитель резидента внешней разведки в Берлине по научно-технической линии Г. Б. Овакимян. Му-равкин дал свое согласие на регулярную передачу в Москву материалов, к которым он имел доступ в немецких институтах.

После отъезда Г. В. Овакимяна из страны связь с источником обеспечивали сотрудник резидентуры Вячеслав и старший группы научно-технической разведки Филипп. От агента поступали материалы, получившие высокую оценку в Харьковском физико-техническом институте. В сентябре 1932 года документы были переданы начальнику управления связи РККА, которое финансировало тогда создание в Харькове ускорителя на 2,4 млн. вольт. В том же сентябре 1932 года в газете «Правда» было опубликовано сообщение Харьковского физико-технического института об осуществлении им деления атома.

В апреле 1933 года Муравкину пришлось спешно покинуть Германию и вернуться в Советский Союз. Дальнейшая его судьба сложилась трагически. В 1937 году он был арестован и исчез в кровавой «мясорубке» той эпохи.

Таким образом, первая операция в сфере добычи атомных секретов была проведена на десять лет раньше, чем это принято считать.

Другой миф, что иностранная помощь заключалась исключительно в краже чужих секретов и информировании советских ученых. Правда, в списке героев «невидимого фронта», которые добывали эти тайны, нет супругов Розенберг и их «ценного» агента Грингласса, как и многочисленных немецких специалистов, которые под контролем НКВД активно участвовали в создании советской атомной бомбы.

Начиная с апреля 1945 года в советской зоне оккупации Германии действовали многочисленные группы представителей различных наркоматов. Их основная задача — поиск и вывоз специалистов, оборудования и технической документации. Группу «атомщиков» в этих трофейных командах возглавляли профессора, будущие академики и Герои Социалистического Труда Л. А. Арцимович и Ю. Б. Харитон.

На самом деле ситуация с подневольными специалистами очень запутанная. С одной стороны, действительно, большая часть из них была доставлена в Советский Союз насильственно. А с другой стороны — многие сами изъявляли желание поехать в СССР. Для них это был единственный способ не умереть с голода. Почему они не ушли на Запад? У каждого были свои причины, заставившие остаться на Востоке. И таких людей было достаточно, чтобы 27 октября 1945 года принять специальное Постановление СНК СССР № 2775-766сс «Об использование группы немецких специалистов, изъявивших желание работать в специальных лабораториях».

Депортированные немецкие специалисты (подробнее об этой операции НКВД в главе 17) работали в специально созданных атомных центрах. Так, в секретном институте близ Сухуми продолжали свои научные изыскания лауреат Нобелевской премии за исследования в области ядерной физики Г. Герц, профессор М. фон Арденне (будущий президент Академии наук ГДР), профессора П, Тиссен, М. Стинбек и другие ученые. На севере Челябинской области (впоследствии этот объект стал именоваться Челябинск-70) работала еще одна группа немецких специалистов, в том числе арестованный в Берлине как «невозвращенец» крупнейший русский радиобиолог и генетик Н. В. Тимофеев-Ресовский. Еще одна группа специалистов трудилась в г. Обнинск Калужской области.

Большая часть специалистов вернулась на родину лишь после смерти Сталина, как и большинство узников многочисленных лагерей. Многие из них были награждены советскими орденами, а некоторые даже стали Героями Социалистического Труда и лауреатами Сталинской премии.

Было четыре спецобъекта, где работали пленные германские специалисты. Все они подчинялись 9-му управлению МВД СССР. Первый — институт «А» в г. Сухуми (в помещении санатория «Синоп») — возглавлял немецкий ученый М. фон Арденне. А на втором объекте «Г» (в помещении санатория «Агудзеры» недалеко от Сухуми) трудился его коллега, лауреат Нобелевской премии Г. Герц. Третий — институт «Б» (вначале лаборатория «Б» МВД СССР) — был организован для защиты от радиации и располагался в санатории «Сунгул» около г. Касли в Челябинской области. В институте работали германские ученые К. Циммер, М. Борн, А. Кач и другие. Четвертый объект — лаборатория «В» МВД СССР в Калужской области. В ней работала команда немецких специалистов во главе с профессором Р. Позе. Этот человек с 1946 по 1953 год наравне с действительным членом АН УССР А. И. Лейпунским был одним из научных руководителей по созданию атомного реактора на слабообогащенном уране.

А вот чем они занимались осенью 1945 года:

«Задание

I. Для группы работников, возглавляемых профессором Арденне.

Считать главными задачами группы работников, возглавляемой профессором Арденне:

а) разработка ионного (магнитного) способа получение изотопов урана и масс-спектрометрию тяжелых атомов;

б) работа над усовершенствованием электронных микроскопов и участие в организации их серийного производства;

в) разработка вспомогательной аппаратуры для ядерных исследований.

II. Для группы работников, возглавляемых профессором Герцем.

Считать главными задачами группы, возглавляемой профессором Герцем:

а) разработка методов разделения изотопов урана (руководитель проф. Герц);

б) разработка методов получения тяжелой воды (руководитель проф. Фольмер);

в) разработка методов анализа изотопов урана при небольшом обогащении;

г) разработка точной методики измерения энергии нейтронов.

III. Для группы работников, возглавляемых профессором Рилем.

Считать главной задачей доктора Риля и его сотрудников разработку методов получения чистых урановых продуктов и металлического урана, а также научно-техническую помощь в организации их промышленного производства.

IV. Для профессора Доппеля.

Считать необходимым:

1. Поставить перед профессором Доппелем задачу дальнейшей разработки метода «уран-тяжелая вода» для получения плутония-239.

2. Конкретный план работ профессора Доппеля увязать с работами, ведущимися к. ф.-м. н. Флеровым.

3. Руководство лабораторией профессора Доппеля возложить на т. Алиханова».

За их работой внимательно наблюдали советские специалисты. Для этого к каждой лаборатории были прикреплены члены технического совета. Основные приемы, используемые для мониторинга:

«а) ознакомление с письменными отчетами о ходе научных работ, представляемых руководителем специальной лаборатории в отдел научных институтов 1-го главного управления при Совнаркоме СССР ежемесячно;

б) заслушивание по мере надобности докладов руководителей специальных лабораторий или их представителей как по отдельным вопросам, так и по всей научно-технической деятельности лаборатории;

в) выезд на место для личного ознакомления с ходом работ в специальных лабораториях;

г) участие в важнейших испытаниях или экспериментах, проводимых лабораторией».

Однако роль прикрепленных к специальным лабораториям не ограничивалась только проведением проверок. Эти люди должны были:

«а) участвовать в составлении тематики и плана работы для прикрепленной к нему специальной лаборатории;

б) на основе изучения сведений и материалов, полученных им в порядке, установленном выше, делать заключение о ходе работ лаборатории, консультировать руководство лаборатории по вопросам, требующим этого, и намечать соответствующие меры по обеспечению выполнения научных задач, поставленных перед специальной лабораторией;

в) определять объем и перечень литературных, информационных, заграничных и отечественных, научных и технических сведений, требующийся для успешной работы прикрепленной к нему специальной лаборатории».

Кроме специалистов в СССР активно использовали трофейное оборудование и материалы. Например, 27 октября 1945 года было принято специальное Постановление СНК СССР № 2754-755сс «О закупке и вывозе из Германии специального оборудования, аппаратуры и материалов».

В качестве примера реализации на практике этого постановления список вывезенных из Германии высоковольтных установок и циклотронов:

1. Высоковольтная установка фирмы «Филипс» с напряжением 1,4 млн. вольт.

2. Циклотрон фирмы «Сименс» с весом электромагнита 75 т.

3. Высоковольтная установка Ван-дер-Графа с напряжением 1 млн. вольт.

4. Циклотрон с весом электромагнита 60 т.

5. Высоковольтная конденсаторная установка с напряжением 1,2 млн. вольт.

6. Высоковольтная установка фирмы «Сименс» с напряжением 1,2 млн. вольт.

А 29 января 1946 года на очередном заседании специальной комиссии при Совнаркоме был обсужден вопрос «О закупке в Германии, Австрии, Чехословакии оборудования и приборов для научно-исследовательских организаций и предприятий специального назначения». Согласно принятым решениям:

«1. Для подбора, закупки, заказа и вывоза оборудования и приборов для научно-исследовательских организаций и предприятий специального назначения считать необходимым командировать в Германию т. Кравченко (руководитель), проф. Лейпунского, проф. Александрова; в Австрию т. Мешика, проф. Корсунского; в Чехословакию тт. Зернова, Бредова.

Обязать тт. Ванникова, Завенягина и Махнева подобрать в состав указанных групп необходимое количество физиков и инженеров-специалистов.

2. Поручить тт. Кравченко, Мешику и Зернову выявить на территории Германии, Австрии и Чехословакии:

— оборудование, приборы, материалы, необходимые для оснащения специальных научных учреждений и предприятий СССР;

— предприятия, которые могут выполнять заказы специальных научных учреждений и предприятий СССР на изготовление и поставку им приборов, оборудования и материалов;

— организовать закупку, заказ и вывоз в СССР указанных приборов, оборудования и материалов.

3. Поручить т. Кравченко одновременно выявить на территории Германии:

а) квалифицированных научных и инженерно-технических работников для использования их на работе в СССР в научных учреждениях и предприятиях специального назначения;

б) научные учреждения и предприятия, которые были связаны со специальными исследованиями и могут быть использованы для них в СССР.

4. Обязать Наркомвнешторг (т. Микоян) производить соответствующие заказы и закупку оборудования, приборов и материалов, выявленных тт.Кравченко, Мешиком и Зерновым для учреждений и предприятий специального назначения.

5. Обязать НКО (т. Хрулев) оказывать тт. Кравченко, Мешику и Зернову необходимую помощь в выполнении настоящего Постановления» (речь идет о Постановлении СНК № 420-174сс от 20 февраля 1946 года. — Прим. авт.).

Оборудование, необходимое для реализации отечественного «атомного проекта», добывали не только в Европе, но и пытались нелегально закупать за океаном — в США. В августе 1947 года удалось вывезти первую партию. А потом пошла полоса неудач.

Вторая партия была обнаружена таможенной службой и арестована в сентябре 1948 года. А через пять месяцев — снова скандал. 19 января 1949 года полиция конфисковала партию оборудования в доках Клермонта, штат Нью-Йорк.

Еще одна проблема — полный список «атомных» шпионов. О тех, кто активно участвовал в операции советской разведки «Энормоз» во время Второй мировой войны, было кратко рассказано в главе 4. Теперь же назовем тех, кто сыграл значительную роль в послевоенный период, хотя большинство этих людей были завербованы значительно раньше 1945 года.

Агент советской военной разведки физик-экспериментатор доктор А. Мей (Алек) в начале 1945 года передал военному атташе Н. Заботину (Гранту) несколько подробных отчетов о результатах ядерных испытаний, и в конце того же года ему удалось передать пробы урана-235 и урана-238, которые специальным авиарейсом были доставлены в Москву.

Спустя несколько дней, после того как была сброшена бомба на Хиросиму, 7 августа 1945 года, Заботин передал полученные от агента совершенно секретные данные о новом оружии.

Агент был арестован 3 февраля 1946 года и 1 мая того же года приговорен к 10 годам тюремного заключения. Вот так, спустя десять лет после поездки в Советский Союз и вербовки там, закончилась его шпионская карьера.

А вот пример сообщения, которое получал Центр после каждой встречи Алека с сотрудником военной разведки.

«Директору.

Факты, приведенные Алеком:

1. Испытания атомной бомбы были проведены в Нью-Мехико. Бомба, сброшенная на Японию, была из урана-235. Известно, что дневной выпуск урана-235 на магнитной обогатительной установке в Клинтоне составляет 400 граммов. Выход «49», очевидно, в два раза больше (некоторые графитовые установки рассчитаны на 250 мегаватт, то есть на выпуск 250 граммов каждый день). Научные достижения в этой области решено опубликовать, но без технических деталей. Американцы уже выпустили книгу на эту тему.

2. «Алек» передал платиновую пластинку, покрытую тонким слоем урана-233 в виде окиси, вес которого 163 микрограмма».

А между тем были советские «атомные шпионы», которые остались в тени и никогда не заняли места на скамье подсудимых. Просто им повезло гораздо больше, чем Розенбергам. И хотя они сообщили менее ценную информацию, чем тот же К. Фукс (Голиа), зато однако были настоящими «атомными шпионами» в отличие от несчастных супругов.

Глава французского Комиссариата по атомной энергии Ф. Жолио-Кюри ратовал, с согласия Москвы, за «раскрытие атомных секретов». Он не стал ожидать официального решения правительства своей страны по этому вопросу. И стал регулярно информировать СССР о французской «атомной программе». Хотя, Францию сложно назвать лидером в использовании атомной энергии в военных целях, в отличие от США или Великобритании.

Другой агент советской военной разведки, сотрудник группы Э. Ферми итальянский физик Б. Понтекорво (Гини), в начале 50-х годов перебрался в Советский Союз и стал уважаемым человеком.

2 сентября 1948 года он на одном из теннисных кортов в Лос-Аламосе передал связнику советской разведки несколько теннисных мячей с заделанной в них микропленкой. Этим удачным приемом он пользовался вплоть до бегства в Советский Союз.

Когда в начале апреля 1950 года он вместе с семьей появился в СССР, то уже в первый день пребывания в стране его принял Л. П. Берия. С порога он задал итальянцу единственный интересующий его вопрос:

— Знакомы ли вы с водородной бомбой? Бруно с готовностью ответил:

— К этой проблеме я не имел там ни малейшего отношения.

С этого момента Берия потерял к гостю всякий интерес.

В конце месяца Б. Понтекорво вместе с семьей поселился в г. Дубна Московской области, где с ним встретился научный руководитель работ по советской водородной бомбе академик И. Е. Тамм.

Другой физик Т. Холл предложил свои услуги советской разведке в 1944 году. В отличие от своих коллег он так никогда и не был разоблачен ФБР, хотя американская контрразведка его активно разрабатывала. Его имя было названо в книге «Бомба». Ее авторы — журналисты из Нью-Йорка супруги Д. Олбрайт и М. Кунстел с 1993 года работали в Москве, где на основе новейших публикаций заинтересовались историей «похищения бомбы». Но свою удачу они нашли не в архивах КГБ или СВР, а в рассекреченных документах ЦРУ и ФБР, которые привели журналистов на берега Альбиона, в дом к престарелому Холлу и его жене.

Книга, ставшая итогом серьезного журналистского исследования темы, содержит в себе немало сенсационных откровений Т. Холла. Во время завершающего интервью с авторами «Бомбы» ветеран антифашистского движения физиков-ядерщиков передал для печати еще одну маленькую «бомбочку» — письменное заявление, указав мотивы своего инициативного выхода на представителей советской разведки:

«В 1944 году, — признается Т. Холл, — меня беспокоила опасность того, что в условиях возможной послевоенной депрессии Америка будет обладать монополией на атомное оружие. Стараясь не допустить такой монополии, я искал выходы на советских агентов, чтобы хотя бы вкратце сообщить им о существовании проекта создания атомной бомбы…»

Далее в письме Холл подробно обосновывает свое решение, взвешивает доводы и аргументы. Он доказывает, что секреты бомбы все равно стали бы известны русским, но, опоздай Советы еще на несколько лет, никто бы не смог обезопасить мир от ядерной войны и, как выразился Холл, «взаимного гарантированного уничтожения». Говоря о «мессианском зуде» в головах ряда американских политиков и военных, он приводит высказывание бывшего начальника командования стратегической авиации США генерала Т. Пауэра о том, что тот считал бы победой такую ситуацию, при которой в результате третьей мировой войны выжили бы двое американцев, но лишь один русский.

В книге приводится эпизод, имевший место ровно 45 лет назад. Т. Холл вспоминает, как вечером 19 июня 1953 года они с женой ехали по Нью-Йорку, где происходила всеамериканская трагедия — казнь на электрическом стуле супругов Ю. и Э. Розенберг, обвиненных в заговоре и атомном шпионаже. Теодор и его жена почувствовали, что это они должны быть на месте Юлиуса и Этель, ставших невинными жертвами «маккартистского правосудия». В конце письма Т. Холла говорится: «Правда состоит в том, что хотя шпионы и существовали, они никогда не были участниками прогрессивных движений Америки».

А еще двое членов «кембриджской пятерки» — Д. Мак-лин (Гомер) и Д. Кэрнкрос (Карел). Первый с 1945 года в Комитете совместной политики (Великобритания и США) занимался вопросами координации деятельности американского проекта «Манхэттен» с британским «Тьюб Эллойз» по созданию ядерного оружия. Он так хорошо трудился, что в 1947 году Гомера назначили директором секретариата по координации англо-американо-канадской атомной политики.

Второй, Д. Кэрнкрос, служил в Министерстве финансов и имел доступ ко всем финансовым отчетам по британской атомной программе. Ошибочно недооценивать эти бухгалтерские сводки. В них, кроме потраченных сумм, подробно описывались причины расходов и их обоснование.

Еше один «атомный шпион» — капрал американской армии Д. Грингласс. Он работал на сборке атомной бомбы и проявлял повышенное любопытство к работе ученых. Некоторым льстило внимание этого парня и они охотно рассказывали о своей работе. В отличие от своей старшей сестры Э. Розенберг он получил 15 лет тюрьмы.

На самом деле агентов было значительно больше. Часть из них известна ФБР только по оперативным псевдонимам: Перс-Фогель, Млад, Вексель и Квант. Остальных знали только сотрудники советской разведки, которые непосредственно работали с ними.

Напрашивается вопрос, чьих заслуг — ученых или разведчиков — больше в создании первой советской атомной бомбы, взорванной под Семипалатинском в 1949 году Л. Квасников говорил по этому поводу: «То, что наша бомба была копией американской, — это факт, рядом с которым блекнут все комментарии, рассуждения и попытки смягчить или не смягчить это. Разведданные были использованы при выборе плутониевого варианта бомбы, метода диффузии для разделения изотопов урана, а также при выборе графита в качестве замедлителя и при других ключевых моментах создания ядерного оружия. Отрицать важность значения добытой развединформации никак нельзя. Я считаю, что решение использовать для первой бомбы именно американскую конструкцию, проверенную в США в 1945 году, было совершенно правильным. Ведь речь тогда шла не о борьбе за научный приоритет, а о прекращении американской монополии, становившейся с каждым днем все более опасной, создававшей угрозу новой войны. Поэтому нам надо было тогда спешить, чтобы продемонстрировать миру, что атомное оружие у нас тоже появилось. И тем самым лишить американцев монополии на это чудовищное оружие. Вот почему надо было пользоваться тем, что добывала разведка, но, разумеется, не без каких-то определенных уточнений и изменений».

Возникает принципиальный вопрос: а смогли бы советские ученые и инженеры создать ядерное оружие без помощи разведки? Никаких сомнений в том, что они способны были-решить все эти проблемы вполне самостоятельно, нет. Ведь следующие образцы советского ядерного оружия были и легче, и в два раза мощнее американской бомбы. И по габаритам в полтора раза меньше. Но другое дело — факторы затрат и времени. Разведывательные данные позволили И. В. Курчатову своевременно ориентировать участников советского атомного проекта и не тратить ресурсы и время на проработку множества дополнительных путей, на проверку тупиковых или, попросту говоря, возможных, но более трудоемких вариантов, проведение которых в то время, когда страна жила под лозунгом «Все для фронта, все для победы», было затруднено ввиду недостаточности экспериментальной базы.

Оценивая роль внешней разведки в создании атомной бомбы в СССР, следует иметь в виду, что бомбу в конечном счете делала не разведка, а ученые и специалисты, опирающиеся на технические достижения и материальные ресурсы страны. Любая научно-техническая информация приносит пользу только тогда, когда она попадает на благодатную почву, то есть когда понимается ее необходимость и есть возможность ее реализации. Ценность разведывательной информации по атомной проблеме состояла в том, что она эффективно реализовывалась, являлась для ученых подсобным материалом. Да и сами разведчики свой вклад в разработку атомного оружия оценивают достаточно скромно, отдавая дань совместным усилиям ученых, производственников и разведчиков.

А теперь о Ю. Розенберге, Д. Гринглассе и Г. Голде. Трое «атомных» шпионов Кремля, вина которых признана американским суДом, но не советской разведкой. Двое из них действительно работали по линии НТР, но эти эпизоды не фигурировали в обвинительном заключении, на основании которых один из них, Ю. Розенберг, вместе с женой — матерью двоих детей — попал на электрический стул, а двое других получили различные сроки тюремного заключения, сокращенные в награду за сотрудничество со следствием.

Что они реально сделали для реализации отечественного атомного проекта? Сегодня историкам доступны только рассекреченные американские материалы, и многие подробности этого дела по-прежнему скрыты в недрах архивов российской разведки.

Начнем с Г. Голда (Раймонд). До сих пор юридически не доказано, что он встречался с К. Фуксом и сотрудником советской разведки А. Яцковым, исполняя роль курьера между ними. Если не считать показаний К. Фукса, которые были получены под давлением. По документам ФБР, последняя его встреча с Голдом состоялась в сентябре 1945 года, и тогда Фукс якобы рассказал своему визави, что он присутствовал при взрыве первой американской атомной бомбы на полигоне в Аламогордо. Физик передал пакет с материалами для А. Яцкова (Джони). Позже Голд искал Фукса у его сестры К. Хайнеман, не зная, что тот уехал в Англию. В самом начале 1946 года Г. Голд не явился на заранее условленную встречу с Джонни, и с тех пор ничего о нем не слышал.

Это не значит, что обвиняемый не был связан с советской внешней разведкой. В 1943 году ему вручили орден Красного Знамени за организацию связи между К. Фуксом и Москвой. Хотя сам источник сверхценной информации так и не дождался награды. В середине 30-х годов Голд сотрудничал с советской разведкой. Среди его достижений в тот период одна из технологий переработки сахара-сырца.

После окончания второй мировой войны Г. Голд почти не выполнял заданий советской внешней разведки. Более того, в 1948 году в Москве уже знали, что он «засвечен». Об этом сообщил сотрудник резидентуры советской внешней разведки Максимов (это один из оперативных псевдонимов этого человека).

Вот что он рассказал о том, что предшествовало информации о потере агента: «Кроме изучения обстановки, проведения встреч и других вешей, я еще регулярно просматривал интересующую нас печатную продукцию. Я человек контактный, имел хорошие, доверительные связи в библиотеке конгресса США, где всегда читал свежие выпуски „Конгрешнл рекорд“, тамошние парламентские ведомости.

И вот однажды читаю, что Р. Никсон лично вызывал и допрашивал Голда на специальном заседании комиссии по расследованию. Я сразу, с первой же дипломатической почтой направил для Центра информацию. Подчеркнул кое-что красным карандашом, дописал: «Обращаю ваше внимание на следующие факты и обстоятельства…».

Поясним, что Максимову этот агент достался «по наследству» от А. Яцкова, который покинул США в 1946 году.

Весной 1949 года из Москвы пришла телеграмма за подписью начальника управления научно-технической разведки А. П. Раины, предписывающая другому сотруднику резидентуры — И. Каменеву встретиться с Голдом. На месте разведкой по линии НТР руководил В. Барковский, он также был в курсе дела. А. Яцков, уехавший из США в декабре 1946 года, незадолго до своей кончины утверждал, что Голд, видимо, был перевербован американской контрразведкой, и ФБР всячески старалось подсунуть Голда русским, дабы схватить кого-нибудь из них с поличным. Американцы до сих пор не спешат обнародовать материалы по оперативной разработке Голда.

Согласно рассекреченному недавно меморандуму директора ФБР Д. Э. Гувера, опубликованного в сборнике, посвященном операции «Венона», Голд после войны мало того, что четырежды давал показания перед Большим жюри штата Нью-Йорк, беднягу еще и допрашивали агенты ФБР. Однако он скрыл это от И. Каменева. Как выяснилось позднее, его уже в 1948 году начали активно допрашивать ФБР.

Всего состоялось три встречи Каменева и Голда. Первая прошла 10 апреля 1949 года. На ней советский разведчик пытался убедить Раймонда уехать из США и тем самым спасти Фукса и Розенберга. Он отказался.

На второй встрече, 29 сентября 1949 года, Г. Голд пытался убедить собеседника, что, несмотря на повышенный интерес ФБР, он вне подозрений.

Последняя встреча прошла 6 октября 1949 года. На ней Раймонд заговорил о своем внезапно «воскресшем» брате, который сначала погиб на фронте, а теперь готов работать на советскую разведку. Да и он сам не прочь продолжить сотрудничество. Понятно, что такое поведение агента выглядело странным.

Больше встреч с Раймондом не проводилось, хотя он и продолжал приходить.

По мнению А. Феклисова, «Голд начал сотрудничать с ФБР в первой половине 1948 года. С его помощью ФБР надеялось, не торопясь, чтобы не спугнуть советских разведчиков и их американских источников, проследить за их шпионской деятельностью и, по возможности, задокументировать ее, чтобы потом арестовать всех с поличным. Полностью этот план реализовать не удалось, поскольку в 1947—1948 годах большинство нашей агентуры было законсервировано.

Тем не менее ФБР имело возможность выжать из Г. Голда всю информацию, которой он располагал о деятельности советской разведки и об агентах. ФБР узнало от Голда все, что ему было известно к началу 1949 года. Уже тогда он выдал контрразведке К. Фукса и Д. Грингласса».

После ареста 23 мая 1950 года Г. Голда советская разведка начала эвакуацию агентов, которые входили в группу Ю. Розенберга.

К сожалению, спасти удалось не всех. В Советский Союз попали только Д. Барр и А. Сарант. М. Собел был арестован и осужден. Судьба У. Перла не ясна. Возможно, что еще несколько агентов так и не были раскрыты ФБР.

А теперь вернемся непосредственно к самим супругам Розенберг.

На сегодняшний день в распоряжении исследователей, помимо полностью рассекреченных документов операции «Венона», имеются стенограмма судебных заседаний, а также значительная часть следственных материалов, рассекреченных в ответ на иски, предъявленные к ФБР на основании закона о свободе информации сыновьями Ро-зенбергов — Майклом и Робертом, а также юристами и учеными. И хотя эти материалы представляют десятки томов с сотнями тысяч страниц, для исследователей до сих пор многое остается недоступным, в том числе протоколы допросов свидетелей обвинения, а также оперативные материалы, способные окончательно пролить свет на то, как готовилось обвинение.

Первый выпуск материалов «Веноны», состоявшийся еще в июле 1995 года, включал 49 фрагментарных переводов телеграмм, как было официально объявлено, относящихся к атомному шпионажу. Что же говорят расшифрованные фрагменты сообщений советской разведки о роли Ю. Розенберга в добыче американских ядерных секретов?

В телеграмме от 21 сентября 1944 года сообщалось о том, что Либерал рекомендует жену своего шурина, Р. Грин-глас, на роль хозяйки конспиративной квартиры. А также о том, что Либерал узнал от нее: призванный в армию Д. Грингласс работает на «атомном» объекте в Санта-Фе, штат Нью-Мексико. В небольшом расшифрованном фрагменте телеграммы от 3 ноября супруги Гринглас упоминаются уже под псевдонимами Оса и Шмель. Телеграмма от 14 ноября сообщала, что Оса согласилась сотрудничать в привлечении Шмеля и по его приглашению отбывает 22 ноября в район Лагеря-2 (кодовое название Лос-Аламоса).

Во фрагменте телеграммы от 13 декабря говорится о том, что Оса и Калибр (новый псевдоним Грингласса) пока остаются на связи у Либерала. В телеграмме от 16 декабря говорилось о возвращении Осы из поездки к мужу, который выразил готовность «помочь пролить свет на работу в лагере-2, и его приезде в Нью-Йорк в январе. Ссылаясь на свое „невежество в данном вопросе“, Либерал выразил пожелание, чтобы „с Калибром встретился наш человек и лично расспросил его“. Калибр также сообщил, что в лагере работает «Оппенгейм (Р. Оппенгей-мер — американский физик. — Прим. авт.) из Калифорнии и Кистяковски». Телеграмма от 8 января 1945 года сообщает о приезде Калибра в отпуск в Нью-Йорк и передаче им «написанного от руки описания лагеря-2 и известных ему фактов о его работе и персонале»… На этом имеющиеся в «Веноне» факты относительно «преступления века», как его позже назовет директор ФБР Д. Э. Гувер, обрываются.

Хотя были и другие факты о работе Ю. Розенберга по линии советской научно-технической разведки. В тех же 49 фрагментах телеграмм «Веноны» проглядывается имевшаяся у Либерала сеть, в которую входили четверо агентов-источников, дававших советской разведке материалы по радиоэлектронике и авиационной технике. Это — отдельная сеть и отдельная история, не имевшая отношения к атомной цепочке (о ней рассказано выше). На фоне уже имевшихся к тому времени у советской разведки важных источников по атомной проблематике привлечение механика Грингласса можно объяснить лишь известной подозрительностью Сталина и его окружения, требовавших от разведки перепроверки и подтверждения информации, получаемой от физиков.

«Венона» и рассекреченные материалы ФБР неопровержимо свидетельствуют об отсутствии достаточных оснований для ареста жены Розенберга. Более того, из имевшегося в распоряжении ФБР расшифрованного фрагмента телеграммы от 27 ноября совершенно ясно, что «из-за слабого здоровья» Э. Розенберг не работает, то есть не сотрудничает с разведкой. Об этом же свидетельствует и то, что ни в одной из расшифровок «Веноны» она не фигурирует под псевдонимом. Таким образом, ФБР было заранее известно, что единственная ее вина заключалась в том, что она разделяла взгляды мужа и что-то знала о его деятельности.

По всем меркам вынесенный Розенбергам приговор был беспрецедентным. Даже Фукс, признавшийся в передаче СССР атомных секретов, которые по крайней мере на два года ускорили создание Советским Союзом собственного атомного оружия, был приговорен к 14 годам тюремного заключения: британское правосудие учло, что он работал на военного союзника, а не на врага. Ю. Розенберга же, в годы войны сотрудничавшего с разведкой союзника США по антифашистской коалиции, судили по законам военного времени как виновного в сотрудничестве с разведкой главного противника США в «холодной войне».

Впервые смертный приговор за шпионаж был вынесен в мирное время, впервые — гражданским лицам и впервые — женщине. Беспрецедентным был и размах общественного протеста против жестокого приговора. С просьбой о его отмене к президенту США обратились крупнейшие государственные, религиозные и общественные деятели, виднейшие ученые-физики и даже сам Папа Римский и его десять кардиналов. Во многих странах посольства США буквально находились в осаде. В самих США мало кто верил, что в последний момент легальное убийство не будет остановлено…

Если Розенберги не имели доступа к американским атомным секретам, то, может быть, Грингласс был ценным агентом? Ведь Г. Голд тоже не имел доступа к этой информации, но получил орден Красного Знамени — как связник К. Фукса, а потом рассказал обо всем ФБР.

В январе 1945 года А. Яцков беседовал с Гринглассом в присутствии Ю. Розенберга. Советский разведчик пытался получить от нового агента хоть какуй-то интересную информацию относительно секретных работ, которые велись в лаборатории Лос-Аламоса, в механической мастерской которой он работал. Но американец не смог рассказать ничего вразумительного как об устройстве направленного внутрь взрыва (implosion), так и о других вопросах. Дело в том, что сержант не имел достаточного уровня научно-технической подготовки для понимания сути работы, которую он выполнял. Более того, выяснилось, что он имел доступ только к материалам, необходимым для выполнения своих обязанностей в мастерской.

И все же было решено не пренебрегать возможностью иметь дополнительный источник информации в Лос-Аламосе, пусть хотя бы для поверхностного подтверждения данных, поступающих от более ценных источников информации. Так считали в Центре в то время.

Спустя много лет стало понятно, что тогда советская внешняя разведка допустила две трагичных ошибки, которые привели к провалу Розенберга и объявлению его американцами «атомным шпионом». Первая — использование в качестве связника Д. Грингласса Г. Голда, а это грубейшее нарушение правил конспирации. Ведь до этого Г. Голд регулярно встречался с К. Фуксом. В этом случае вероятность провала увеличивалась в два раза. Теперь арест одного из троих мог спровоцировать ликвидацию всей группы, что и произошло в начале 50-х годов. Вторая ошибка — текст пароля, с которым Г. Голд должен был обратиться к Д. Гринглассу. Он звучал так: «Меня прислал к вам Юлиус». Таким образом, подтверждался тот факт, что Ю. Розенберг связан с советской разведкой.

После арестов всех троих в Центре было проведено служебное расследование. Основными виновниками провала были признаны оперработники, которые подготовили указание об установлении контакта Голда с Гринглассом. Ими в то время были заместитель начальника разведки Г. Овакимян и начальник отделения С. М. Семенов. Оба во время своей работы в США встречались с Голдом и характеризовали его весьма положительно. Позднее, весной 1953 года, Г. Б. Овакимян и С. М. Семенов были уволены из разведки. Официальная причина их увольнения не имеет никакого отношения к допущенной ими ошибке.

Вот так закончилась история атомного шпионажа. Другим важным направлением, где немаловажную роль сыграла отечественная разведка, было ракетостроение. По своей актуальности эта тема занимала второе место после создания ядерной бомбы. Ведь бомбу еще нужно было доставить к месту использования, а сделать это с помощью обычной авиации, которая была уязвима для реактивных истребителей противника и средств ПВО, крайне проблематично. Поэтому нужно было развивать реактивную авиацию и ракетостроение.

В официальной истории отечественного ракетостроения признано, что немецкие специалисты активно участвовали в создании первых образцов отечественных межконтинентальных ракет в период с 1945 по 1949 год. Кроме этого, в распоряжении советских конструкторов были образцы ракет Фау-1 и Фау-2 и частичная техническая документация и чертежи. Правда, решения иностранцев были признаны не самыми оптимальными и мы пошли своим путем. Хотя при этом первая наша ракета Р-1 была точной копией Фау.

На самом деле охоту за иностранными технологиями в сфере ракетостроения советская разведка начала еще в 30-е годы. Какую роль сыграла информация, добытая в предвоенное десятилетие, в развитии отечественного ракетостроения, — об этом мы скорее всего никогда не узнаем. Официальное признание того, что мы активно использовали германские технологии при создании отечественных ракет, для многих означает крушение еще одного мифа.

Мы расскажем лишь о том, что именно смогла получить советская разведка в период с 1930 по 1980 год, а выводы о ее вкладе в развитие отечественного ракетостроения и космической сферы пусть каждый сделает сам. Отметим лишь, что изложенные ниже факты — лишь вершина айсберга, попавшая в открытую печать.

В начале 30-х годов советская внешняя разведка сумела получить материалы по реактивным двигателям. О ценности этой информации красноречиво свидетельствует заключение научно-исследовательского автотракторного института:

«Означенный реактивный мотор является тем изобретением, над созданием которого ученые всего мира трудились долгие годы. Промышленное освоение этого изобретения несет не поддающуюся учету революцию в авиации… и особенно в военном деле. Применение этого изобретения в минном и торпедном деле создает такие формы технических атак, против которых современная техника ничего не сможет противопоставить. На основе полученных материалов можно приступить к изготовлению двигателя в Советском Союзе».

О ситуации в Германии в сфере создания реактивной техники Москву подробно информировал В. Леман — сотрудник гестапо и ценный советский агент. Об этом человеке написано достаточно много, поэтому мы лишь перечислим материалы, которые он передал по заданию научно-технической разведки.

В 1935 году в связи с арестом гестапо конструктора ракет доктора Занберга советский агент Брайтенбах получил задание сообщить технические подробности об этих ракетах. Ведь при аресте гестапо могло изъять чертежи, описания, рецепты и т. п. Дело в том, что при проведении этой акции контрразведка предприняла ряд мер, направленных на исключение любой утечки информации. Центр заинтересовался этим фактом и попросил сообщить более полные данные о работе в этой сфере.

В конце 1935 года Леман присутствовал на проводимых инженером-конструктором В. фон Брауном испытаниях. «В лесу, в отдаленном месте стрельбища, установлены стенды для испытания ракет, действующих на жидком топливе», — передавал в Москву Зарубин услышанное от Лемана. Подробный письменный доклад Брайтенбаха об испытаниях ракет был доложен внешней разведкой И. В. Сталину и К. Е. Ворошилову, а затем М. Н. Тухачевскому. Копию документа получило руководство РУ ГШ РККА. Резидентуре внешней разведки после этого был переслан перечень интересующих военную разведку вопросов, требующих уточнения, и на ряд из них Леман сумел найти ответ.

Информация поступала не только из Германии. Разведчик-нелегал Чарли в начале 30-х годов передал копию доклада американского ученого Р. Годдарда «Об итогах работы по созданию ракетного двигателя на жидком топливе». Полученный материал был доложен маршалу Тухачевскому и получил его высокую оценку.

Как Москва распорядилась полученной информацией — на этот вопрос ответить крайне сложно. С одной стороны, в конце 1933 года в Советском Союзе был создан Реактивный научно-исследовательский институт. Его организовали на базе группы изучения реактивного движения (ГИРД) — ее возглавлял С. П. Королев, и газодинамической лаборатории (ГДЛ) — начальник И. Т. Клеймёнов. А с другой стороны, до середины 1945 года это учреждение переживало не самые лучшие времена. Его постоянно передавали из одного ведомства в другое, правительство уделяло ему минимум внимания, а в 1944 году его вообще ликвидировали, создав на его базе НИИ-1 Наркомата авиационной промышленности.

Официально считается, что работы по изучению Фау-1 и Фау-2 начались в середине 1945 года. На самом деле это не совсем верно.

Летом 1944 года группа специалистов НИИ-1 выехала в Польшу на полигон Близна, где немцы проводили испытания Фау-1. Координаты секретного полигона советской разведке сообщили англичане. Для них добыча образца этого оружия означала спасение жизней десятков тысяч мирных жителей Лондона. А в 1944 году полигон оказался в зоне оккупации советских войск и другого способа добыть остатки ракет у союзников по антигитлеровской коалиции просто не было. Возможно, если бы не просьба англичан, этот полигон мог остаться без внимания.

А так с помощью разведки и местных жителей нашли камеру сгорания, куски топливных баков, детали корпуса ракеты и многое другое. Все собранные находки были привезены в НИИ-1, сложены в актовом зале и строго засекречены.

Разработка одной из первых отечественных управляемых ракет — авиационного варианта самолета-снаряда 10Х — началась, согласно решению ГКО, 13 июня 1944 года.

Ракета была создана под руководством В. Н. Челомея в КБ завода № 51 на базе самолета-снаряда Фау-1, который доставили из Великобритании в Советский Союз в конце октября 1944 года. В этом образце не хватало отдельных деталей в автоматике питания двигателя топливом, автопилоте и курсодержателе. Через три месяца конструктор Л. Сорокин завершил разработку пульсирующего воздушно-реактивного двигателя (ПуВРД) Д-3, несколько позднее был создан модернизированный двигатель Д-5. Летные испытания ракеты проводились в 1945 году на полигоне в Холодной степи.

В дальнейшем ракета 10Х и ее модификации использовались в создании реактивного вооружения для нужд отечественного ВМФ.

В апреле 1945 года было принято решение ГКО «О посылке комиссии по вывозу оборудования и изучению работы немецкого Ракетного института в Пенемюнде». Ее руководителем был назначен начальник филиала НИИ-1 НКАП Ю.А.Победоносцев.

Чуть позднее в Германию прибыла вторая группа специалистов. Ее возглавлял генерал-майор Н. И. Петров, а среди членов группы был заместитель начальника НИИ-1 профессор Г. Н. Абрамович. Об итогах проделанной работы нарком авиационной промышленности А. И. Шахурин доложил заместителю председателя СНК Г. М. Маленкову.

В докладной записке, датированной 8 июня 1945 года, нарком с горечью сообщал, что «институт задолго до прихода Красной Армии был эвакуирован в среднею Германию (Тюрингию), куда вывезены все производственное оборудование, основные кадры сотрудников во главе с профессором фон Брауном и вся лабораторно-испыта-тельная аппаратура. Остались на месте крупные испытательные стенды с тяжелым оборудованием, цистерны с различными топливами и окислителями, полностью сохранились два больших кислородных завода, действующая электростанция и детали от различных ракетных снарядов». Это то, что они обнаружили в процессе беглого осмотра объектов института.

При более тщательном осмотре «комиссия обнаружила снаряды, а также некоторые чертежи, которые позволяют изучить устройство и действие некоторых снарядов, установить тенденции в их развитии и учесть опыт их разработки».

Первое научно-исследовательское учреждение по сбору, систематизации и изучению немецких достижений в сфере реактивной техники было создано летом 1945 года по инициативе командированных специалистов без санкции Москвы и получило название «Институт Рабе». Располагался этот институт на вилле профессора фон Брауна. Чуть позднее он стал одним из подразделений института «Нордхаузен».

А вот чего смогла достичь комиссия и прикрепленные к ней сотрудники Главного артиллерийского управления: «Собран и переведен на русский язык обширный материал по немецкой ракетной технике, создан специальный ракетный институт в Германии в районе Нордхаузена, восстановлен опытный завод по сборке ракет дальнего действия Фау-2, восстановлена испытательная лаборатория, создано 5 технологических и конструкторских бюро на заводе в районе Нордхаузена, собрано из немецких деталей 7 ракет дальнего действия Фау-2, из них 4 подготовлены к опытной стрельбе. Дальнейшая сборка продолжается. Три ракеты Фау-2 находятся в Москве на изучении. Всего к этим работам привлечено 1200 немцев, в том числе ряд специалистов».

О ходе работ в этой сфере регулярно докладывали И. В. Сталину. Например, из докладной записки «Об организации научно-исследовательских и опытных работ в области ракетного вооружения СССР», которая датирована 17 апреля 1946 года, можно узнать перечень ведомств, кто на данном этапе был задействован в этом проекте:

«Государственный институт реактивной техники при СНК СССР; Государственное центральное конструкторское бюро (ГКЦБ-1) Министерства сельскохозяйственного машиностроения (пороховые ракеты); конструкторское бюро завода № 88 Министерства вооружения (зенитные ракеты); НИИ-1 Министерства авиационной промышленности (жидкостные двигатели)».

Их работу координировала межведомственная комиссия, которая была создана в августе 1945 года. В нее вошли представители Главного артиллерийского управления, Наркомата авиационной промышленности, Наркомата вооружения, Наркомата электропромышленности; Наркомата химической промышленности; Наркомата судостроительной промышленности и Наркомата минометного вооружения. Возглавлял эту комиссию Л. М. Гайдуков.

Из докладной записки И. В. Сталину, от 24 июня 1946 года можно узнать новые подробности участия немецких специалистов в создании отечественной реактивной техники. Например о том, что «по состоянию на 20 мая с. г. немецкими специалистами по заданию советских инженеров выполнены следующие работы:

а) Собраны полностью 8 ракет Фау-2 с двигателями. На 4 ракетах имеется аппаратура управления, но не отрегулирована. Производится сборка, регулировка и проверка 20 комплектов аппаратуры управления.

б) На испытательном полигоне в Лехестене ведутся работы по испытанию и увеличению силы тяги реактивного двигателя Фау-2. В нашем присутствии были запущены два двигателя по два раза, которые по приборам показали тягу 24 т, т. е. вполне удовлетворяющие требованиям для полетов ракеты Фау-2.

в) Восстановлен и частично изготовлен заново комплект контрольной аппаратуры для предстоящих испытаний и пуска ракеты Фау-2, который смонтирован на железнодорожных платформах и в вагонах».

Были успехи и в других сферах. Например, по зенитным ракетам.

«Найдены неполные образцы зенитных ракет типа „Шметтерлинг“, „Вассерфаль“, „Рейнтохтер“ и „Тайфун“. Из технической документации имеется только часть чертежей по „Вассерфалю“…».

А дальше идет отчет о работе, которую проделала специальная комиссия:

«Приняты меры по укреплению института по реактивной технике в Нордхаузене со специализацией его по вопросам ракет дальнего действия типа Фау-2.

Перед этим институтом поставлены задачи:

а) Закончить сбор всех материалов и составить полную техническую и технологическую документации по ракете Фау-2.

б) Подготовить 35 ракет типа Фау-2 и проверить их действие путем практической стрельбы.

в) Обучить советских специалистов и мастеров главным образом сборке ракет и регулировке приборов управления.

г) Провести исследовательскую работу по увеличению тяги двигателя путем его форсирования.

д) Взять под охрану все изготовленные немцами отдельные агрегаты Фау-2.

Вновь организовали в советской зоне Берлина на базе небольших конструкторских бюро второй институт по зенитным ракетам. Перед этим институтом поставлены задачи по сбору материалов, главным образом по зенитным ракетам, а также по наземным реактивным снарядам с восстановлением образцов и технической документации.

По каждому из этих институтов разработаны и утверждены конкретные планы работ с указанием сроков и исполнителей.

Дано задание кроме имеющегося поезда-лаборатории для проведения полевых испытаний Фау-2 скомплектовать еще такой же поезд и отдельные вагоны-лаборатории с расчетом передачи их промышленным министерствам».

В докладной записке И. В. Сталину от 31 декабря 1946 года подведены итоги «немецкого» этапа создания отечественной реактивной техники: «Докладываем Вам, что в Германии закончились работы, проводимые нашими специалистами по изучению достижений немецкой реактивной техники, восстановлению технической документации и изготовлению образцов реактивного вооружения, в том числе ракет дальнего действия Фау-2.

В результате проделанной работы восстановлена на немецком языке и скопирована основная техническая документация на ракету Фау-2, зенитный управляемый снаряд «Вассерфаль», зенитный неуправляемый снаряд «Тайфун-П», реактивные авиационные торпеды типа «Хеншель», ручные противотанковые гранатометы «Пан-церфауст». Восстановлена частично (в пределах обнаруженных в Германии материалов) техническая документация на управляемые снаряды «Рейнтохтер» и «Шметтерлинг» и на наземное стартовое оборудование ракет Фау-2 и зенитных снарядов.

Нашими специалистами и техниками с участием немецких специалистов в Германии собраны, с доделкой части недостающих деталей и узлов, образцы следующих видов реактивного вооружения:

а) Ракеты дальнего действия Фау-2 … всего образцов — 40 шт., в том числе боевых — 30, учебных — 10.

Из указанного количества 17 ракет не укомплектованы графитовыми рулями из-за невозможности изготовления этих рулей в Германии.

б) Зенитные управляемые снаряды «Вассерфаль»… образцов — 3 шт.

Образцы собраны без приборов управления, так как последние не были обнаружены в Германии.

в) Зенитные управляемые снаряды «Тайфун» … образцов — 5 шт.

д) Ручные противотанковые гранатометы и гранаты «Панцерфауст» … образцов — ПО шт.

е) Авиационные управляемые реактивные торпеды типа «Хеншель» для поражения наземных и морских целей … образцов — 12 шт.

Кроме указанного количества ракет Фау-2 в Германии изготовлен задел деталей и узлов еще для 10 ракет Фау-2, которые намечено собрать в Советском Союзе.

Силами наших инженеров в Германии с помощью немецких специалистов изготовлены также два специальных поезда для всестороннего испытания ракет в процессе их производства, во время холодных и горячих стендовых испытаний и перед стартом, а также для обеспечения управления старта ракет. Каждый поезд-лаборатория, состоящий из 68 вагонов, оснащен сложными и ответственными приборами, аппаратурой и различными приспособлениями.

Для продолжения в Советском Союзе начатых в Германии работ по реактивным вооружениям в ноябре с. г. было доставлено из Германии 308 немецких специалистов, которые распределены между соответствующими министерствами и уже приступили к работе».

А вот список мест, где они, возможно, трудились:

«Дальнейшие исследовательские, конструкторские и экспериментальные работы в области реактивного вооружения сосредоточиваются в следующих научно-исследовательских институтах и конструкторских бюро Советского Союза, созданных и оснащенных в соответствии с принятым в мае с. г. Постановлением Совета Министров СССР, а также в ранее организованных отраслевых научно-исследовательских организациях, привлекаемых к работе по реактивному вооружению:

по Министерству вооружения:

а) НИИ-88 — головной институт по ракетам дальнего действия — разработка, комплектация, сборка и сдача готовых ракет;

б) НИИ-20 — разработка и изготовление радиоаппаратуры и управления;

в) завод N° 69 — разработка и изготовление аппаратуры оптического визирования;

г) Государственный оптический институт — разработка и изготовление аппаратуры самонаведения и оптических приборов.

по Министерству сельскохозяйственного машиностроения:

а) НИИ-1 — разработка и изготовление дальнобойных авиационных и зенитных снарядов с пороховым двигателем;

б) НИИ-24 — разработка и изготовление пороховых активно-реактивных снарядов;

в) Государственное КБ № 47 — разработка и изготовление реактивных авиационных и морских бомб и реактивных авиационных торпед типа «Хеншель»;

г) Государственное КБ № 2 — разработка и изготовление зенитных снарядов типа «Тайфун», противотанко-. вых кумулятивных снарядов, авиационных реактивных снарядов и торпед М-13А и М-31А;

д) НИИ-504 — разработка и изготовление радиовзрывателей;

е) НИИ-22 — разработка и изготовление взрывателей;

ж) ОКБ при заводе № 571 — разработка и изготовление взрывателей;

з) НИИ-6 — разработка порохов для реактивных снарядов.

по Министерству авиационной промышленности:

а) опытный завод № 51 — разработка, изготовление опытных образцов и испытание самолетов-снарядов;

б) завод по разработке и изготовлению жидкостных реактивных двигателей для ракет дальнего действия;

в) НИИ-17 — разработка и изготовление радиолокационных систем наведения;

г) НИИ-2 — разработка и изготовление самонаводящихся торпед;

д) НИИ самолетного оборудования — разработка и изготовление радиоаппаратуры управления;

е) завод № 81 — разработка и изготовление авиационных пусковых устройств;

ж) завод № 118 — разработка и изготовление аппаратуры управления.

по Министерству промышленности средств связи:

а) НИИ-885 — разработка и изготовление аппаратуры управления;

б) НИИ-20 — разработка и изготовление аппаратуры контроля полета ракет;

в) завод № 528 — разработка и изготовление аппаратуры самонаведения;

г) НИИ телевизионной техники — разработка и изготовления телевизионных систем визирования.

по Министерству судостроительной промышленности:

а) НИИ-49 — разработка и изготовление радиоаппаратуры управления;

б) НИИ-10 — разработка и изготовление аппаратуры самонаведения;

в) морской НИИ-1 — разработка и изготовление гироскопических приборов.

по Министерству электропромышленности:

а) НИИ-627 — разработка и изготовление наземного и бортового оборудования;

б) завод № 531 — разработка и изготовление измерительных приборов;

в) завод № 686 — разработка и изготовление передвижных электростанций;

г) центральная кабельная лаборатория — разработка и изготовление специальных кабелей и проводки.

по Министерству машиностроения и приборостроения:

Государственное конструкторское бюро специального машиностроения — разработка и изготовление систем наземного пускового и заправочного оборудования;

по Министерству химической промышленности:

а) Государственный институт прикладной химии — разработка и производство горючих, средств парогазоге-нерации, средств химического воспламенения;

б) НИИ пластмасс — разработка и производство уп-лотнительных материалов.

по Министерству нефтяной промышленности восточных районов:

Центральный институт авиационных топлив и масел — разработка и производство топлива на базе нефтепродуктов.

по Главгазтоппрому:

а) НИИ химической переработки газов — разработка и производство горючих на базе продуктов переработки твердого топлива;

б) НИИ газа — разработка технологий производства оптола.

по Министерству цветной металлургии:

завод № 523 — разработка и изготовление графитовых рулей.

по Министерству черной металлургии:

а) Центральный НИИ черной металлургии — разработка новых марок жароупорных и кислотоупорных сталей;

б) Украинский углехимический НИИ — разработка технологий производства горючих на базе продуктов переработки твердого топлива.

по Министерству лесной промышленности:

НИИ лесохимической промышленности — разработка технологий получения топлива на базе продуктов органического синтеза».

О важности реактивной техники в развитии отечественного оборонного комплекса говорит принятое 13 мая 1946 года Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР № 1077-419сс, которое определило три основных направления в развитии отечественного ракетостроения.

Первое — проведение комплекса мероприятий на территории Советского Союза. Поясним, что речь шла о создании множества конструкторских бюро с опытным и серийным производством.

Второе — создание испытательного полигона около железнодорожной станции Капустин Яр.

Третье — форсирование работ по освоению ракеты А-4 в Германии, в рамках института «Нордхаузен» (начальник — генерал-лейтенант А. М. Гайдуков, главный инженер С. П. Королев).

Согласно разделу IV этого постановления был определен объем работ. Время тогда было суровое, поэтому задание выполнили.

«а) полное восстановление технической документации и образцов дальнобойных управляемых ракет Фау-2 и зенитных установок „Вассерфаль“, „Рейнтохтер“, „Шметтер-линг“;

б) восстановление лабораторий и стендов со всем оборудованием и приборами для проведения исследований и опытов по ракетам Фау-2, «Вассерфаль», «Рейнтохтер», «Шметтерлинг» и другим ракетам;

в) подготовку кадров советских специалистов, которые овладели конструкцией ракет Фау-2, зенитных управляемых и других ракет, методами испытаний, технологией производства деталей и узлов, сборки ракет».

А дальше следовали общие предписания:

«12. Назначить руководителем работ по реактивной технике в Германии т. Носовского с пребыванием его в Германии. Освободить т. Носовского от других работ, не связанных с реактивными вооружениями. Помощниками т. Носовского назначить тт. Кузнецова (ГАУ) и Гайдукова.

13. Обязать Комитет по реактивной технике отобрать из соответствующих министерств и послать в Германию для изучения и работы по реактивным вооружениям необходимое количество специалистов различного профиля, имея в виду, что с целью получения опыта к каждому немецкому специалисту должен быть прикреплен советский специалист.

14. Запретить министерствам и ведомствам отзывать без ведома Специального комитета своих работников, находящихся в Германии и работающих в комиссиях по изучению немецкого реактивного вооружения.

15. Министерствам вооружения, сельхозмашиностроения, авиационной промышленности, электропромышленности, химпромышленности, машиностроения и приборостроения и Вооруженных Сил СССР в месячный срок подготовить и представить на утверждение Специального комитета по реактивной технике конкретные планы конструкторских, научно-исследовательских и опытных работ в Германии по реактивному вооружению, с установлением задач и сроков для каждого конструкторского бюро.

Для ознакомления с проводимыми работами по реактивному вооружению в Германии, в целях подготовки плана предстоящих работ, командировать в Германию тт. Устинова, Яковлева и Кабанова сроком на 15 дней.

16. Поручить Министерству Вооруженных Сил СССР (т. Булганину) сформировать в Германии специальную артиллерийскую часть для освоения, подготовки и пуска ракет типа Фау-2.

17. Предрешить вопрос о переводе конструкторских бюро и немецких специалистов из Германии в СССР к концу 1946 года.

Обязать министерства вооружения, сельхозмашиностроения, электропромышленности, авиационной промышленности, химпромышленности, машиностроения и приборостроения подготовить базы для размещения немецких конструкторских бюро и специалистов. Специальному комитету по реактивной технике в месячный срок внести в Совет Министров СССР предложение по этому вопросу.

18. Разрешить Специальному комитету по реактивной технике устанавливать немецким специалистам, привлеченным к работе по реактивной технике, повышенную оплату.

19. Обязать Министерство Вооруженных Сил СССР (т. Хрулев) выделить для обеспечения всех советских и немецких специалистов, занятых на работах по реактивному вооружению в Германии:

бесплатных пайков по норме № 1 — 1000 шт.

по норме № 2 с дополнительным пайком — 3000 шт.

автомобилей легковых — 100 шт.

грузовых — 100 шт.

и снабдить горючим и водительским составом.

20. Обязать Министерство финансов СССР и советскую военную администрацию в Германии выделить для финансирования всех работ, проводимых и выполняемых Специальным комитетом по реактивной технике в Германии, 70 млн. марок.

21. Разрешить Специальному комитету по реактивной технике и министерствам заказывать в Германии различное специальное оборудование и аппаратуру для лабораторий научно-технических институтов и Государственного центрального полигона реактивного вооружения в счет репатриаций. Поручить Специальному комитету совместно с Госпланом и Министерством внешней торговли определить перечень заказов и сроки поставки.

22. Поручить Специальному комитету представить Совету Министров СССР предложения о командировке в США комиссии для размещения заказов и закупки необходимого оборудования и приборов для лабораторий научно-исследовательских институтов по реактивной технике, предусмотрев в этих предложениях предоставление комиссии права закупки по открытой лицензии на сумму 2 млн. долларов».

Раздел V этого постановления также содержал массу интересных указаний:

«24. Обязать Специальный комитет по реактивной технике учесть все вывезенное различными министерствами оборудование, приборы, аппаратуру, а также материалы и образцы по реактивной технике и перераспределить их между соответствующими министерствами и ведомствами в соответствии с возложенными на них задачами.

31. В целях обеспечения жильем переводимых в СССР немецких специалистов по реактивной технике, поручить т. Вознесенскому предусмотреть в планах распределения выделение до 15 октября 1946 года 150 разборных финских домиков, 40 рубленных восьми квартирных по разнарядке Специального комитета по реактивной технике».

26 июля 1947 года И. В. Сталин подписал Постановление Совета Министров СССР № 2643-818 ее «О проведении в октябре-ноябре 1947 года на территории Государственного центрального полигона Вооруженных Сил опытных пусков ракет А-4 (Фау-2), собранных из немецких узлов и деталей».

В докладной записке И. В. Сталину датированной 28 ноября 1947 года, были подведены итоги испытаний опытных пусков ракет А-4 (Фау-2) и рассказано о наиболее важных эпизодах изучения трофейного «чудо-оружия».

В частности были перечислены основные министерства, которые принимали активное участие в подготовке испытаний: «Вооруженных Сил, вооружения, промышленности, средств связи, авиационной промышленности, машиностроения и приборостроения, Главкислорода и множество других структур». Представители всех этих организаций выехали в Германию для изучения немецкого опыта в сфере реактивной техники.

Авторы записки особо отметили, что для «решения этой задачи в мае 1946 года был создан в Нордхаузене (Германия) научно-исследовательский институт с опытными заводами, лабораториями и станцией огненных испытаний ракет. Всего в этой организации работало 700 советских специалистов и до 6000 немецких специалистов и рабочих.

Одновременно МВС в советской зоне оккупации Германии была сформирована специальная артиллерийская воинская часть — бригада особого назначения, перед которой была поставлена задача обучения и тренировки личного состава для проведения огненных стендовых испытаний и боевых пусков ракеты А-4».

В конце 1947 года, когда было принято решение о вывозе немецких специалистов (подробнее об этой акции в главе 17), то сотрудниками НИИ было доставлено в СССР: «полностью восстановленная техническая документация на ракету А-4; 29 боевых ракет, собранных в Германии; на 10 ракет деталей и агрегатов россыпью для сборки их в Советском Союзе; производственное и лабораторное оборудование; два специальных поезда-лаборатории для обслуживания летных испытаний ракет общим количеством 120 специализированных вагонов и немецкие специалисты».

В «Кратком техническом отчете о проведении опытных пусков ракет дальнего действия А-4 (Фау-2) на государственном центральном павильоне МВС в октябре — ноябре 1947 года» можно прочесть о том, что «полученные при опытных пусках ракет А-4 экспериментальные данные после соответствующей их обработки и анализа послужат основанием для разработки отечественных образцов ракет дальнего действия».

Можно долго спорить о том, участвовали или нет немецкие специалисты в запусках, если бы в архиве не сохранилось Распоряжение Совета Министров СССР № 19317-рс от 29 декабря 1947 года, в котором говорилось:

«1. Разрешить министру вооружений т. Устинову:

а) выдать иностранным специалистам, отличившимся при пуске ракет А-4, единовременную премию в размере до трех месячных окладов и израсходовать на эти цели 200 тысяч рублей;

б) выплачивать ежемесячно иностранным специалистам за успешное разрешение ими научно-исследовательских тем и выполнение конструкторских работ в НИИ-88 и других организациях Министерства вооружения в размере до 20 процентов от фонда заработной платы указанных специалистов».

Они трудились в Советском Союзе до начала 50-х годов, а потом смогли вернуться на родину.

В середине ноября 1955 года агент советской военной разведки Веннерстрем принял участие в ежегодном съезде Американского ракетного общества. По иронии судьбы перед началом работы форума его познакомили с В. фон Брауном. Вот так пересеклись пути советской военной разведки и легендарного создателя Фау-1 и Фау-2.

После войны в Советском Союзе активно изучался, немецкий опыт в сфере создания зенитных управляемых ракет (ЗУР). Причина повышенного внимания к этой сфере вооружений была оправданна.

Во-первых, единственный способ доставки ядерных боезарядов — использование бомбардировщиков.

Во-вторых, опыт Второй мировой войны свидетельствовал о том, что авиация могла нанести наибольший ущерб не только промышленности и войскам противника, но и сломить волю к сопротивлению.

Например, в НИИ-88, который разрабатывал главным образом ракеты класса «земля — земля», существовал отдел № 4, возглавляемый Е. В. Синельниковым. Это подразделение занималась проектированием зенитных управляемых ракет с головкой самонаведения. В своей работе отдел опирался на трофейную немецкую зенитную ракету «Вассерфаль». В Германии она не вышла за стадию испытаний, и теперь в СССР ее намеревались использовать при создании советских ЗУР. Правда все закончилось на этапе подготовки комплекта чертежей.

Другие отделы НИИ-88 так же активно изучали германские трофеи, стремясь их усовершенствовать. Например, зенитные управляемые снаряды «Шметерлинк» и «Рейнтохтер», неуправляемые ракеты «Тайфун», а так же двигатели к ним.

Охота за западными технологиями активно продолжалась и после окончания «немецкого» этапа. Теперь на смену германским ученым пришли сотрудники внешней разведки. Они могли добыть почти все, что ВПК закажут отечественные конструкторы.

И поэтому порой в этой сфере бывали свои курьезы. Один военный НИИ заказал пять килограммов молибденовой смазки, применяемой в системах гироскопов ракет армий НАТО. По словам заказчика, это стандартная упаковка. Офицеру НТР уд&тось найти источник (он работал в компании «Боинг») и договориться о покупке. Через несколько дней продавец сообщил ему, что для всех ракет НАТО требуется *всего лишь 200 граммов этого вещества и вручил миниатюрную капсулу с образцом…

Научно-техническая разведка внесла свой вклад и в освоение космического пространства. Однако информация по большинству операций в этой сфере продолжает храниться в архивах ГРУ и СВР под грифом «совершенно секретно». И дело не только в традиционной секретности, но и в нежелании официально признать, что даже космос в СССР осваивали с помощью иностранной помощи. Хотя вклад научно-технической разведки в развитие этой отрасли был значительно меньше, чем в «атомный проект». Дело в том, что СССР и США двигались примерно в одном и том же темпе. Большинство украденных секретов позволяли узнать то, что происходит в стане «главного противника».

В 1965 году сотрудники советской НТР приняли участие в необычном проекте — в создании и производстве серии термовлагобарокамер для космической сферы. Они позволяли имитировать условия космоса на Земле. Главная их особенность — возможность обеспечения глубокого вакуума. Именно из-за этого возникли сложности при реализации задания. Если обычные камеры могли купить Великобритания, Франция и США, то с требуемыми параметрами только СССР и США. Понятно, что Советский Союз легально не мог заказать оборудование такого класса на Западе, по ряду причин не мог обратиться и с «черного хода» к компаниям-производителям такого оборудования. Никто из них не хотел рисковать.

Единственный вариант — заказ необходимых компонентов в различных странах, потом их сборка в единый комплекс и тайный ввоз за «железный занавес». Хотя и здесь были свои проблемы. Сама камера имела объем всего лишь 8 кубических метров, а вот мощные вакуумные насосы… В собранном виде по своим размерам это многоэтажный дом.

Другая сложность — до сборки нужно разработать проект. И здесь проблемы уже технического характера. Специалисты японской компании, которые взялись за решение этой задачи, сами не были уверены в возможности положительного завершения проекта. Справились они не только с этой задачей, но и сделали следующую камеру объемом 17 квадратных метров, а потом еще одну. Пиком конструкторской мысли стал аппарат с объемом 100 квадратных метров.

Говорят, что благодаря этому заказу в Стране восходящего солнца появилась новая отрасль — проектирование и построение специальных камер для нужд аэрокосмической промышленности.

Луна — наш естественный спутник — интересовала жителей Земли с незапамятных времен. Интерес к ней особенно возрос, когда было установлено, что земляне могут видеть всегда лишь одну и ту же сторону Луны. И только в 1959 году в СССР, впервые в мире, была сфотографирована обратная сторона Луны — невидимая с Земли.

Комплекс ТВ-аппаратуры для получения на Земле фотографий обратной стороны Луны назывался «Енисей». Хотя техническое задание на разработку было согласовано и утверждено в апреле 1958 года, созданием «Енисея» специалисты ВНИИ телевизионной техники занялись еще в 1957 году, и к лету 1959 года было подготовлено необходимое количество бортовой и наземной (приемной) аппаратуры.

Правда, возникли проблемы с фотопленкой типа АШ шириной 35 мм для камер «Енисей». Дело в том, что советская промышленность еще не освоила ее производство.

Выручил господин случай.

Во второй половине 50-х годов США стали использовать в разведывательных целях воздушные шары. Возможность их применения для разведки основывалась на особенностях воздушных течений над Советским Союзом — постоянное перемещение воздушных масс с запада на восток. Шары, снабженные специальной аппаратурой, запускались с военных баз США в Западной Европе и, несомые воздушным течением, появлялись над СССР, фотографируя территорию страны на пути следования. Таких шаров запускалось много. Они создавали угрозу полетам самолетов. Сбито этих «шпионов» было немало.

Некоторое количество фотопленки из них оказалось в академии им. А. Ф. Можайского, с которой сотрудничал ВНИИ телевидения. После исследования трофейной фотопленки оказалось, что она по своим параметрам подходит для использования в бортовой аппаратуре «Енисея». Тогда было принято решение — втайне от высокого начальства разрезать ее на требуемый размер, отперфорировать и применить для фотографирования невидимой стороны Луны. Становится понятным и озорное название пленки АШ — американский шарик.

На этом история с фотопленкой для космической отрасли не закончилась. Есть еще одна отрасль японской промышленности, развитию которой невольно способствовала советская научно-техническая разведка — производство оборудования для изготовления сверхтонких фотопленок. Одна из проблем, которую безуспешно пытались решить отечественные специалисты по космической сфере, вставить максимальный объем фотопленки в аппаратуру космической фоторазведки «Янтарь» и «Зенит». Оптимальный вариант — уменьшить толщину основы, а еще лучше вообще обойтись почти без нее, частично используя фотоэмульсию с более высокой разрешающей способностью.

Проблема в том, что в то время ни одна страна мира, даже США с ее «Кодаком», не располагала подобной технологией. Однако у бельгийской компании «Агфа-Геварт» были наработки в этой области — основа требуемой толщины (6 микрон). И отечественная разведка своевременно проинформировала заинтересованные учреждения СССР об этом.

Было решено найти иностранную компанию, которая сможет решить эту задачу — создать такую пленку, оборудование для ее производства и разработать технологию ее выпуска на промышленной основе. При этом все работы нужно сохранить в тайне не только от конкурентов (в этом в первую очередь заинтересован сам производитель), но и от КОКОМ (это более существенно). В качестве исполнителя решили привлечь японскую компанию, которая имела опыт работ в разработке фотопленок. Основных причин, ставших решающими при выборе компании из Страны восходящего солнца, хотя рассматривались и другие варианты, было четыре:

1. В этой стране имелась необходимая производственная база: оборудование для изготовления тонких пленок для фотоматериалов, оборудование и отдельные узлы для производства такой аппаратуры и, наконец, опыт по разработке спецэмульсий для авиакосмических пленок.

2. Возможность использования методов промышленного шпионажа для добычи необходимой информации у различных производителей фотопленок. Понятно, что ни одна компания не обладала необходимым объемом информации. Данные рассредоточены по всему миру и их нужно было аккумулировать в одном месте. А в этом японцам не было равных. Тем более, что промышленный шпионаж в этой стране — один из легальных методов ведения бизнеса (нет закона карающего за это деяние).

3. Имелся опыт выполнения аналогичных заказов.

4. Япония, в отличие от США, крайне неохотно соблюдала требования КОКОМ, справедливо полагая, что запреты на экспорт затрудняют развитие ее промышленности и не дают выйти на малоосвоенные рынки Восточной Европы.

Через месяц в Москву прибыли трое представителей компании «Конидай фото» — вице-президент, коммерческий директор и главный специалист. Они должны были решить все технические вопросы, связанные с практической реализацией этого контракта. Примерно через год в СССР начали выпускать специальную пленку 38-Т

Активная охота за ракетными технологиями продолжалась на протяжение всей «холодной войны» и даже после ее окончания. Так, в 1987 году три советских дипломата были высланы из Франции, после того как местная контрразведка нейтрализовала агентурную сеть из пяти граждан этой страны. Агенты специализировались на сборе сведений о ракете «Ариан». С ее помощью на околоземную орбиту выводились искусственные спутники Земли.

Через два года НТР снова помогла решению задач, связанных с освоением космического пространства. Начиная с 1965 года всем добывающим органам было поручено добыть образец гелиевого ожижителя — криостата. Выполнение задания находилось на контроле у руководства КГБ. Причина повышенного внимания к этому веществу — проблемы со стыковкой грузовых кораблей с космической станцией. Лазерный прицел не давал нужной точности при их сближении, поэтому стыковки срывались одна за другой. Когда контейнер с веществом доставили в Центр, то на него захотел взглянуть даже сам начальник ПГУ КГБ. За выполнение этого задания разведчика наградили… почетной грамотой за подписью председателя КГБ со стандартной формулировкой «За достижение положительного результата…».

Советской космонавтике удалось сэкономить миллионы рублей на разработке космического скафандра, нелегально получив американскую модель всего за 180 тысяч долларов.

Только одна разведывательная операция, проведенная совместно с коллегами из соцстран по оценке весьма компетентной комиссии, дала не менее 500 миллионов долларов экономии. Информация касалась космических проблем. Позже разведчик, сыгравший ключевую роль в ее проведении, был раскрыт и арестован. С помощью друзей из ГДР советской внешней разведке удалось выручить его.