При поисках «врагов и предателей революции» в годы Гражданской войны чекисты-особисты посягали даже на первых лиц в военной иерархии. Как это случилось в отношении к И.И. Вацетису — Главнокомандующему всеми вооруженными силами Республики, человеку, облеченного доверием лидера РКП(б) и председателя Совета народных комиссаров (правительства страны), а также председателя Реввоенсовета Республики, Народного комиссара по военным и морским делам Л.Д. Троцкого. Из приведенных выше материалов видно, как много Иоаким Иоакимович Вацетис, латыш по национальности, полковник старой армии, организатор и первый начальник Латышской стрелковой дивизии, сделал в дни революции и Гражданской войны для укрепления Советской власти и строительства молодой Красной Армии, для организации ее первых побед на фронтах войны. Однако и этот человек, бескорыстно служивший революции, оказался под подозрением бдительных органов «карающего меча».

Весной и летом 1919 г. И.И. Вацетис почувствовал, что вокруг него разворачивается какая-то непонятная закулисная возня. Напрямую ему об этом никто не говорил, но по некоторым косвенным признакам Иоаким Иоакимович понял, что прежнего доверия к нему со стороны властных партийных и советских органов уже нет. Он продолжал исполнять обязанности Главкома, однако былой душевной комфортности не было, его оптимизма заметно поубавилось. К тому же начальником Полевого штаба РВСР в двадцатых числах июня 1919 г. был назначен старый недруг Вацетиса — М.Д. Бонч-Бруевич, что не предвещало спокойной жизни.

Обратимся к воспоминаниям генерал-лейтенанта в отставке М.Д. Бонч-Бруевича (родного брата В.Д. Бонч-Бруевича — управделами Совнаркома, доверенного лица В.И. Ленина. — Н. Ч.). «16 июня 1919 года ко мне на квартиру неожиданно приехал секретарь Склянского (заместителя Л.Д. Троцкого. — Н.Ч.) и потребовал, чтобы я вместе с ним немедленно отправился к народному комиссару (Л.Д. Троцкому. — Н.Ч.).

Явившись, как было приказано, я узнал от Склянского, что Центральный Комитет большевиков выдвинул меня на должность начальника Полевого штаба, почему я должен выехать в Серпухов и незамедлительно вступить в должность.

Назначение это явилось для меня полной неожиданностью. Уразуметь, чем это вызвано, я не мог. Ничего не ответил на мои недоуменные вопросы и Склянский, и единственное, чего я добился от него, было разрешение отсрочить выезд в Серпухов на сутки. Этой отсрочкой рассчитывал воспользоваться, чтобы выяснить мотивы, по которым был снова призван в армию.

Из разговоров с моим братом и другими близкими к правительству лицами, я понял, что Вацетис подозревается в чем-то нехорошем — в чем именно, никто не знал. кое-какие предположения на этот счет были и у Склянского, но говорил он глухо и невнятно, то ли не доверяя мне, то ли ничего толком не зная.

Единственное предположение относительно себя, которое я мог сделать, сводилось к тому, что мои частые разговоры о военных делах с братом, а тем более памятки и докладные записки заинтересовали Ленина. Может быть, Владимиру Ильичу показалась заслуживающей внимания и докладная записка, в которой я настаивал на необходимости воссоздать Генеральный штаб, хотя бы и под другим названием, и предлагал давно выношенный план упорядочения высшего командования.

Позже выяснилось, что предположения мои были правильны — памятки и докладные записки навели Владимира Ильича на мысль вернуть меня в Красную Армию, и он поставил вопрос обо мне в Центральном комитете партии.

Разговаривая со Склянским, я ничего этого не знал. После попытки Склянского назначить меня председателем никому не нужной комиссии, я и к этому новому его предложению отнесся настороженно.

Смущало меня и то, что Склянский не мог точно сказать — начальником какого штаба я назначаюсь: штаба ли главнокомандующего или Полевого штаба Реввоенсовета Республики. В первом случае я оказывался в подчинении Вацетиса; во втором — моим начальником являлся председатель Реввоенсовета Республики или его заместитель.

Идти к Вацетису в подчинение я решительно не хотел. Я не ладил с ним, ни будучи начальником штаба Ставки, ни сделавшись военным руководителем Высшего военного совета. К тому же я был значительно старше его по службе (по возрасту М.Д. Бонч-Бруевич был старше И.И. Вацетиса всего лишь на три года. — Н.Ч.). В то время, когда в чине полковника преподавал тактику в Академии Генерального штаба, поручик Вацетис (Бонч-Бруевич ошибается — И.И. Вацетис в то время имел чин штабс-капитана. — Н.Ч.) был только слушателем, и притом малоуспевающим. Позже, уже во время войны, мы соприкоснулись на Северном фронте, и разница в нашем положении оказалась еще более ощутимой: я, как начальник штаба фронта, пользовался правами командующего армией, Вацетис же командовал батальоном и в самом конце войны — одним из пехотных полков.

Мой служебный опыт настойчиво говорил мне, что на высших постах в армии во избежание неизбежных в таких случаях трений никогда не следует становиться под начало младшего, менее опытного по службе начальника.

Неясность положения, в которое я попадал в связи с новым назначением, угнетала меня, и я, рискуя оказаться бесцеремонным, попытался встретиться с Лениным. Владимир Ильич был настолько занят, что принять меня не смог. Но тут же через моего брата передал, чтобы я незамедлительно ехал в Серпухов и там вел дело независимо от Вацетиса, ибо назначен не к нему, а начальником штаба Реввоенсовета Республики.

На следующее утро я получил и подтвердившие слова Ленина предписание.

«Революционный Военный совет Республики, — с радостью прочел я, — с получением сего предлагает вам безотлагательно вступить в должность начальника Полевого штаба Революционного Военного совета Республики. Об исполнении донести».

В час дня в автомобиле Полевого штаба в сопровождении начальника связи Реввоенсовета Медведева я выехал в Серпухов и быстро добрался до него. Никого из членов Революционного Военного совета в городе я не застал. Все они разъезжали по фронтам, причем каждый (а их было более десяти человек) отдавал распоряжения и приказы, не согласовывая их с другими членами Реввоенсовета.

На следующий день с утра я отправился к Вацетису Главнокомандующий жил в комфортабельном особняке местного фабриканта. Аляповатая роскошь, которой окружил себя в Серпухове Вацетис, не понравилась мне. Даже царскому генералу не приличествовало на войне изображать из себя этакого изнеженного барина, а уж пролетарскому полководцу подавно… Не понравилось мне и окружение главкома: заменившие прежних адъютантов многочисленные «порученцы», такие же верткие и нагловатые, как и их предшественники; откормленные вестовые с тупыми лицами былых денщиков и чуть ли не в нитяных перчатках на огромных руках; купеческая роскошь гостиной, превращенной в приемную главкома; подозрительное обилие пустых бутылок в прихожей — словом, весь тот непривлекательный антураж, который был свойствен дореволюционному военному начальству из интендантов.

Вацетис еще спал, и это тоже не понравилось мне. Положение Республики было напряжено до крайности, многие части Южного фронта позорно бежали, даже не войдя в соприкосновение с наступавшими войсками Деникина, и уж кто-кто, а главнокомандующий мог не нежиться так поздно на роскошной кровати фабрикантши.

Прошло с полчаса, пока Вацетис встал и привел себя в порядок. Приняв меня все в той же гостиной, он с излишней готовностью предложил мне вступить в должность начальника своего штаба.

— Я назначен не к вам, а в Полевой штаб Республики, — сказал я. — Отсюда ясно, что ваш начальник штаба должен по-прежнему нести службу.

— В таком случае, я ничего не понимаю. Да, не понимаю, — повторил Вацетис и недоуменно поглядел на меня своими водянистыми глазами. — Это какая-то путаница…

Я терпеливо объяснил главкому, что никакой путаницы нет. Революционный Военный совет надо рассматривать как верховного главнокомандующего, и потому я оказываюсь в том положении, которое занимал в Могилеве, когда «верховным» был Крыленко…

— Скажите, какие директивы в отношении ведения военных операций имеете от правительства? — перешел я к наиболее интересующему меня вопросу.

— Представьте, Михаил Дмитриевич, никаких директив, — растерянно сказал Вацетис.

Мое появление в Серпухове, да еще в непонятной для него роли, застигло главкома врасплох, и он, видимо, не очень владел еще своими мыслями.

— Конечно, я не раз просил и директив, и указаний, но… Да, да, представьте себе, решительно ничего не получал в ответ, — начал жаловаться Вацетис.

Жалобы эти показались мне неискренними, и я ковано спросил:

— Стало быть, вы ведете операции по собственному усмотрению на свой страх и риск?

Вацетис начал путано объяснять, что, конечно, какие-то директивы он все-таки получает, но все это не то, чего хотелось…

Расставшись наконец с главкомом, я понял, что между ним и правительством нет должного контакта, а без него руководить обороной нельзя; что, вероятно, и сам Вацетис понимает, насколько не справляется с порученным ему делом, и продолжает командовать только по инерции, явно тяготясь этим делом…»

Из приведенного отрывка воспоминаний М.Д. Бонч-Бруевича видно, насколько субъективны его оценки деятельности И.И. Вацетиса. Ему не нравится буквально все: и особняк, в котором разместился Главком; и распорядок его работы; и его окружение; и, в конце концов, сам Вацетис с его «водянистыми глазами». В каждой строчке у автора мемуаров сквозит его застарелая неприязнь к Вацетису. Почему-то Бонч-Бруевич присвоил себе право оценивать деятельность Главкома («не справился с порученным ему делом»), разъяснять ему, как «малоуспевающему», функции РВСР и обязанности начальника его Полевого штаба (это Вацетису, который уже почти год входил в состав Реввоенсовета Республики и в качестве Главкома уже поработал с двумя начальниками Полевого штаба — Н.И. Раттэлем и Ф.В. Костяевым).

Бонч-Бруевичу никак не хочется быть подчиненным у Вацетиса (как же: это его бывший слушатель в академии, к тому же «малоуспевающий»!). А посему Михаил Дмитриевич усердно доказывает, что Полевой штаб РВСР, которым он должен руководить, не подчинен Главкому. Однако здесь М.Д. Бонч-Бруевич лукавит, ибо прекрасно знал, что Полевой штаб, как рабочий орган РВСР, подчинен прежде всего Главкому как члену Реввоенсовета, и работает под его непосредственным руководством. Безусловно, профессорское самолюбие М.Д. Бонч-Бруевича было сильно ущемлено, и он сам об этом говорит, что «не следует становиться под начало младшего». К слову скажем, что М.Д. Бонч-Бруевич в должности начальника Полевого штаба РВСР не сработался и с С.С. Каменевым, сменившим Вацетиса на посту Главкома всеми вооруженными силами Республики в июле 1919 г.

Люди из органов «карающего меча» партии — ВЧК упорно подбирались к Вацетису. Получался парадокс — признанный вождь партии и революции высоко ценил и всячески выдвигал И.И. Вацетиса, а его опричники из ведомства Дзержинского при первой возможности «шили» ему дело. Например, он проходил по так называемой Приволжской шпионской организации, построенной на обвинении ответственных сотрудников частей Восточного фронта, в частности, штаба 1-й армии. Без Ивана Петровича Павлуновского, очевидно, здесь также не обошлось, хотя начальником особого отдела фронта в это время был Глеб Бокий. Дело это разрабатывалось особистами с мая по сентябрь 1919 г.

Вот что говорилось по поводу этой «контрреволюционной организации» в информационном бюллетене Реввоенсовета Восточного фронта: «В деле замешаны ответственные сотрудники штарма 1, датский и персидский консулы, артисты и артистки частных театров и др. лица. Одним из средств шпионажа было выманивание с помощью красивых женщин и пьянства сведений от ответственных работников Красной Армии. Некоторые обвиняемые были хорошо знакомы с бывш(им) Главкомом Вацетисом с 1914 г. Дело расследуется в самом спешном порядке».

Наряду с другими в числе подозреваемых в деле фигурирует и командующий 5-й армией М.Н. Тухачевский, только что взявший Златоуст и Челябинск, награжденный за взятие последнего орденом Красного Знамени. А попал Михаил Николаевич в этот список из-за своего брата Николая, служившего в 1-й армии, а также из-за Н.И. Корицкого, бывшего у него в 1-й армии для поручений. Этих командиров особисты некоторое время усиленно разыскивали, хотя в целом все окончилось для них благополучно. Не без участия, видимо, М.Н. Тухачевского — восходящей звезды на небосклоне Гражданской войны.

В ведомстве Дзержинского, особенно сотрудники Особого отдела, не отличались симпатией к Главкому Республики и его помощникам. Им не нравилось, когда Вацетис вступался за арестованных бывших офицеров, обвиняемых в различных прегрешениях против Советской власти, апеллируя при этом к В.И. Ленину. Например, 18 апреля 1919 г. Главком в подробном докладе Ленину вступился за некоторых офицеров, находившихся в Красной Армии на штабных должностях и необоснованно попавших под подозрение органов ВЧК. Вацетис писал об оскорбительном недоверии к бывшим офицерам, которые дали согласие служить власти рабочих и крестьян, жаловался на несправедливое отношение к ним со стороны комиссаров:

«Скажу откровенно, что каждый комиссар, назначенный контролировать деятельность какого-нибудь отдела в штабе, имеет своим затаенным желанием поймать в контрреволюционности и предательстве какое-нибудь лицо Генштаба… Такими замашками страдали жандармы старого режима, служебное повышение которых находилось в сильной степени в зависимости от того, сколько удастся раскрыть заговоров против самодержавного строя…»

Далее Вацетис перечислил фамилии бывших офицеров, состоявших на службе в РККА, которые были арестованы без всякой причины. Видимо, в качестве профилактики, для острастки остальных военспецов. Иоаким Иоакимович обращался к Ленину с просьбой проверить правомочность действий начальника Особого отдела ВЧК М.С. Кедрова:

«Товарищ Кедров мне известен и по весьма неудачному командованию им 6-й армией, во время которого он совершенно незаконно, не имея никаких прав на это, приказал арестовать командующего 2-й армией товарища Блохина и весь штаб 2-й армии, добавив в телеграмме, что если надо, то и расстрелять.

2-я армия Кедрову подчинена не была. За этот поступок Кедров был уволен с должности командующего 6-й армией. Этим своим незаконным и необдуманным арестом Кедров совершенно разбил управление 2-й армии, вследствие чего развалилась 2-я армия, и это было в тяжелые дни, когда чехословаки захватили Казань и грозили продвижением в центр Республики…»

Отметим и то обстоятельство, что обстановку подозрительности, шпиономании, вредительства со стороны военспецов поддерживала часть членов Реввоенсовета Республики. В первую очередь это относится к И.В. Сталину, введенному в состав РВСР в начале октября 1918 г. Подозрительность «Кобы» явно превышала все допустимые мерки. Например, в своей записке В.И. Ленину от 4 июня 1919 г. он утверждает, что на противника работают высшие военные органы управления: «…не только Всеросглавштаб работает на белых, но и Полевой штаб Реввоенсовета Республики во главе с Костяевым». Здесь же Сталин обвинил командующего Западным фронтом Д.Н. Надежного в неспособности руководить его войсками. В конце записки Сталин делает «резюме»: «Весь вопрос теперь в том, чтобы ЦеКа нашел в себе мужество сделать соответствующие выводы…»

И.В. Сталин и руководитель Петрограда Г.Е. Зиновьев тогда же высказывали недовольство деятельностью Вацетиса на посту Главкома. Относительно Д.Н. Надежного эти руководители настаивали на его освобождении от должности командующего фронтом. А по большому счету, Сталин и Зиновьев потребовали созыва пленума ЦК РКП(б) «для рассмотрения вопроса о военспецах». ЦК 10 июня запросил Сталина и Зиновьева, настаивают ли они на созыве пленума 15 июня. И хотя обстановка на фронтах была сложной, тем не менее 15 июня состоялось заседание ЦК РКП(б). В его повестке одним из первых стоял вопрос о предложениях Сталина и Зиновьева.

Знакомство с материалами этого заседания показывает, что его участники отклонили большую часть требований и предложений Сталина и Зиновьева, в том числе и в отношении И.И. Вацетиса. ЦК РКП(б) решил:

— Главкома И.И. Вацетиса и командующего Западным фронтом Д.Н. Надежного оставить на занимаемых ими постах;

— начальника Полевого штаба РВСР Ф.В. Костяева переместить на другую должность.

Как видим, ЦК сделал «соответствующие выводы», в частности, по Полевому штабу — Костяев был снят двадцать дней спустя. Вацетис же исполнял свои обязанности по 8 июля 1919 г., после чего был отстранен и арестован. Вот что об этом событии пишет М.Д. Бонч-Бруевич: «В начале июля я по своим личным делам выехал на один день в Москву. Не успел я приехать в столицу, как меня отыскал курьер с запиской от Склянского. Склянский требовал, чтобы я немедленно вернулся в Серпухов. Мотивов, заставивших его отменить разрешенную мне поездку в Москву, он не приводил, да я и не стал допытываться.

Прицепив свой вагон к отдельному паровозу, я помчался в Серпухов и через полтора часа был уже в штабе, где застал всех моих сотрудников в подавленном, скорее даже, в паническом настроении.

Оказалось, что через два часа после моего отъезда в Москву Вацетис и его начальник штаба были арестованы комиссарами, прибывшими со специальным заданием правительства.

Допытываться, в чем дело, я не стал, полагая, что не вправе это делать; заниматься догадками и предположениями — тоже. Было не до этого; с арестом главкома управление вооруженными силами Республики полностью сосредоточилось в моих руках».

Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич, как видим, чрезвычайно превозносит свою личность. Из сказанного выше можно подумать, что после ареста Вацетиса он стал Главкомом Республики, взявшись за руль управления всеми вооруженными силами страны. Однако (в очередной раз) это не соответствует истине — он только временно, в течение короткого времени, до прибытия в Серпухов нового Главкома С.С. Каменева, исполнял его обязанности. А Каменев был назначен на должность Главкома на следующий день после отстранения И.И. Вацетиса, т.е. 10 июля 1919 г. По всей видимости, М.Д. Бонч-Бруевич рассчитывал на то, что на указанную должность позовут его. Но в действительности этого не случилось…

Но вернемся к его мемуарам: «Сделавшись руководителем вооруженных сил страны, я начал проводить те мероприятия, о которых ранее писал Владимиру Ильичу. От брата и по всяким другим каналам до меня доходили радостные вести о том, что Ленин полностью одобряет предложенную мною линию.

Много позже вернувшийся на свободу Вацетис рассказывал мне, что, находясь под арестом, он якобы продолжал вместе со своим начальником штаба руководить фронтами.

По непостижимому совпадению отдаваемые им распоряжения и приказы были идентичны моим, и только поэтому я, по его словам, не почувствовал параллелизма в своей работе по управлению Вооруженными силами Республики.

Я не стал возражать Вацетису, хотя тогда, как и теперь, был уверен, что он все это выдумывал, набивая себе цену и стремясь показать, что даже арест не лишил его доверия правительства».

В чем же обвиняли И.И. Вацетиса и сотрудников его аппарата, арестованных тогда же, летом 1919 г.? Необходимо отметить, что Иоаким Иоакимович, как бывший полковник старой армии, все время находился под «колпаком» — наблюдением со стороны приставленных к нему комиссаров и сотрудников Особого отдела ВЧК. Такое положение было постоянным — и когда он командовал Восточным фронтом, и когда стал Главкомом Республики. Нельзя сказать, что он не чувствовал этого контроля — то явного, открытого, то косвенного, завуалированного. Такое наблюдение значительно усиливалось в случае измены кого-либо из высшего командного состава фронтов и армий (случаи с командармами-2 Ф.Е. Махиным и А.И. Харченко, командармом-3 Б.П. Богословским, командармом-9 Н.Д. Всеволодовым), а также когда резко ухудшалось положение на фронтах. Летом 1919 г. дело дошло до того, что оперативные директивы Вацетиса стали рассматриваться под углом зрения вредительства, а его ближайшее окружение — в качестве среды, негативно на него влияющей. Так появились «заговорщики» из состава Полевого штаба РВСР.

В качестве основных лиц этой «негативной» среды выступали: Е.И. Исаев — для поручений при Главкоме (бывший капитан); А.К. Малышев — для поручений при начальнике Полевого штаба (бывший капитан); начальник разведывательного отделения этого штаба Б.И. Кузнецов (бывший капитан); преподаватель Академии Генерального штаба Ю.И. Григорьев (бывший капитан); а также бывший начальник штаба Западного фронта (до 28 мая 1919 г.) Н.Н. Доможиров (бывший капитан) — его совсем недавно прочили на должность командующего 15-й армией. Можно сказать — заговор капитанов!.. Все названные лица были однокашниками, окончив в 1918 г. (А.К. Малышев в 1917 г.) ускоренный курс Академии Генерального штаба. Названных выше лиц подвергли основательным допросам. Все они обвинялись в подготовке заговора с целью свержения Советской власти. Допросы проводила бригада следователей, руководимая заместителем начальника Особого отдела ВЧК И.П. Павлуновским. Первым из названных выше лиц в июле был арестован Н.Н. Доможиров.

Иван Петрович Павлуновский, бывший подпоручик, член партии большевиков с 1905 г., служил в органах ВЧК менее года. Он достаточно хорошо знал И.И. Вацетиса по периоду боев с войсками корпуса польских легионеров генерала Довбор-Мусницкого. Однако хлеб и соль, которые Павлуновский делил тогда с Иоакимом Иоакимовичем, нисколько не помешали ему плести сеть для своего бывшего соратника. Показания арестованных «заговорщиков» значительно помогали ему в этом. Например, показания Е.И. Исаева.

«— На одной из встреч, — свидетельствовал Исаев, — в конце апреля или в начале мая (1919 г. — Н.Ч.), Малышев предложил организовать захват Тулы, Серпухова и Москвы, чтобы совершить внутренний переворот.

— Кто должен был стоять во главе заговора? — спрашивал у арестованных Павлуновский.

— По-моему, никто из нас не мог стать во главе заговора благодаря своему политическому ничтожеству, отсутствию связей, — отвечал на допросе Александр Малышев. — Единственно, кто мог возглавить движение, так это Главком Вацетис, который, по словам Исаева, пока колеблется. После продолжительных разговоров, выяснивших несостоятельность наших предположений, план был оставлен.

— Если я правильно понял, то активное воздействие на Главкома оказывал Исаев? — задал следующий вопрос Павлуновский.

— Исаев как-то, когда это было, не помню, — отвечал Борис Кузнецов, — передал, по-видимому, Вацетису, что ему угрожает петля в случае, если белые одержат верх.

— Тогда, если не ошибаюсь, — добавил Николай Доможиров, — Главком будто бы спросил Исаева: «Что же делать?» Видимо, с этого времени Исаев и начал наводить Вацетиса на то, чтобы исправить свою участь и совершить что-нибудь серьезное. Был я у начальника Полевого штаба Костяева, который страшно был ошеломлен своим увольнением и всячески бранил Главкома. Тогда тот ему сказал: «Давайте им устроим переворот» или «Надо им устроить переворот», точных слов не помню».

У сотрудников Особого отдела ВЧК, причем у руководящего его состава (пример Павлуновского), в 1919 г. было, по всей видимости, еще мало наработанного опыта в деле обвинения представителей высшего эшелона РККА. Потом, к 1937 г., такой опыт у них наберется. А тогда, в 1919 г., предпринимались всего лишь первые попытки поиска «врагов народа» среди военных специалистов — офицеров и генералов старой армии. Топорная работа следователей ВЧК видна во всем. Например, как в материалах следствия выглядит Главнокомандующий вооруженными силами Республики: он, полковник, боевой офицер, не раз смотревший смерти в глаза, подавивший не одно восстание противников Советской власти, беспомощно озирается вокруг и умоляюще спрашивает у своего порученца, что же ему теперь делать (так в следственных документах). А порученец Исаев дает советы Главкому, как тому следует поступать далее. Какая чушь! Полный абсурд! Налицо желание унизить Вацетиса, показать его неспособным принимать ответственные решения и пешкой в руках так называемых заговорщиков. Такую, очевидно, поставили перед собой задачу сотрудники Особого отдела, расследовавшие «заговор» в Полевом штабе РВСР, в котором якобы существовала законспирированная белогвардейская организация.

Приведем некоторые данные из доклада заместителя начальника особого отдела ВЧК И.П. Павлуновского председателю СНК В.И. Ленину по делу о белогвардейской организации в Полевом штабе Реввоенсовета Республики: «Арестованная в ночь с 8 на 9 июля с.г. группа лиц Полевого штаба в составе: для поручений при Главкоме Исаев, начальника разведывательного отделения Кузнецова, для поручений при начальнике штаба Малышева и преподавателя Академии Генерального штаба Григорьева, по данным следствия, ставила перед собой следующие задачи:

а) Установление связи со штабами Деникина и Колчака.

б) Свержение Советской власти путем внутреннего переворота.

в) Захват аппарата управления армией в свои руки под видом воссоздания Генштаба…

Следствием установлено, что белогвардейская группа Полевого штаба находилась в первоначальной стадии своей организации, т.е. она только что создавалась, намечала свои задачи и планы и приступила лишь к частичной их реализации, причем была еще настолько невлиятельна, что ее нахождение в Полевом штабе не отражалось на ходе операций на фронтах.

Таковое положение могло продолжаться лишь до момента установления связи со штабами Колчака и Деникина.

Очевидно, что установлением этой связи, которая, по словам Григорьева, имелась бы «недели через две», роль организации существенно изменилась бы и нахождение ее в Полевом штабе уже, безусловно, отражалось бы на развитии операций на фронтах; т возможность этого влияния предупредил арест белогвардейской организации 9 июля сего года».

Но Вацетис заговорщиком не являлся. На предварительном следствии, несмотря на все усилия следователей, доказать его принадлежность к белогвардейским организациям не удалось. Показания же Исаева, Малышева, Доможирова были весьма противоречивы и не внушали должного доверия. Поэтому в итоге Павлуновский доложил своему начальнику Феликсу Дзержинскому, что пока не удалось установить связи Главкома Вацетиса с белогвардейской организацией Полевого штаба РВСР. Казалось бы, уже этой формулировкой все обвинения Вацетиса в антисоветской деятельности должны полностью отпасть. Однако не тут-то было: по мнению Павлуновского, своими действиями, боязнью за свою судьбу в случае свержения Советской власти и победы белых (см. показания Исаева, Доможирова) Вацетис создал условия для возникновения и функционирования такой организации в Полевом штабе. Да и слово «пока», употребленное И.П. Павлуновским, означало, что следственные действия в отношении И.И. Вацетиса и его подельников будут продолжены.

На июльском (1919 г.) пленуме ЦК РКП(б) вопрос о принадлежности Главкома Вацетиса к «заговору в Полевом штабе» не поднимался, так как следствие тогда еще продолжалось. Однако предложения о его смещении с занимаемой должности на пленуме все-таки прозвучали. И больше всего в этом преуспел его боевой товарищ по Восточному фронту, член РВСР С.И. Гусев (Я.Д. Драбкин), заявивший, что «Главкома Вацетиса необходимо заменить человеком, способным руководить многочисленными фронтами и понимающим особенности нашей войны».

На защиту Вацетиса встал председатель Реввоенсовета Республики Л.Д. Троцкий. Он, недолюбливавший Гусева, пытался защитить своего (и ленинского тоже) выдвиженца:

«Я против смены Главкома, так как товарищ Вацетис доказал свою преданность идеям революции и умело провел ряд операций против генерала Краснова и адмирала Колчака».

Спустя десять лет, уже будучи в эмиграции, Л.Д. Троцкий напишет о Вацетисе следующее: «…Вацетиса обвинили в сомнительных замыслах и связях, так что пришлось его сместить. Но ничего серьезного за этими обвинениями не крылось. Возможно, что на сон грядущий он почитывал биографию Наполеона и делился нескромными мыслями с двумятремя молодыми офицерами…»

По итогам обсуждения вопроса о Вацетисе на июльском (1919 г.) пленуме ЦК РКП(б) было решено: 1) перевести Полевой штаб РВСР из Серпухова в Москву; 2) вместо Вацетиса Главкомом назначить командующего Восточным фронтом С.С. Каменева; 3) Вацетису дать другую должность, соответствующую его опыту и знаниям; 4) обновить Реввоенсовет Республики. В обновленный состав вошли: Л.Д. Троцкий, его заместитель Э.М. Склянский, С.И. Гусев, И.Т Смилга, А.И. Рыков, С.С. Каменев (в ранге Главкома).

После завершения работы пленума заступник Вацетиса, Лев Давидович Троцкий, выехал со своим поездом на Южный фронт, где резко обострилась обстановка в связи с наступлением войск генерала Деникина. Уже в пути председатель Реввоенсовета Республики получил телеграмму, подписанную В.И. Лениным, Ф.Э. Дзержинским, Н.Н. Крестинским и Э.М. Склянским. Ее содержание не вызвало радости у Троцкого: «Вполне изобличенный в предательстве и сознавшийся Доможиров дал фактические показания о заговоре, в котором принимал участие Исаев, состоявший для поручений при Главкоме и живший с ним в одной квартире. Много других улик, ряд данных, изобличающих Главкома в том, что он знал об этом заговоре. Пришлось подвергнуть аресту Главкома».

Под арестом и следствием И.И. Вацетис пробыл чуть более трех месяцев. Как он пишет в своих воспоминаниях (запись от 13 октября 1919 г.): «Сейчас 20 часов 1 минута. Принесли ордер о моем освобождении. Итак, я просидел 97 дней». Несмотря на первоначальные заявления следствия о том, что имеется «много улик и других данных» о том, что Главком знал о готовящемся заговоре, дальнейшее расследование показало, что Вацетис все-таки не виновен в инкриминируемых ему преступлениях. И дело о нем передали во ВЦИК. Президиум ВЦИК, рассмотрев 7 октября 1919 г. дело бывшего Главкома Вацетиса, постановил: «Поведение бывшего Главкома, как оно выяснилось из данных следствия, рисует его как крайне неуравновешенного, неразборчивого в своих связях, несмотря на свое положение. С несомненностью выясняется, что около Главкома находились элементы, его компрометирующие. Но, принимая во внимание, что нет оснований подозревать бывшего Главкома в непосредственной контрреволюционной деятельности, а также принимая во внимание бесспорно крупные его заслуги в прошлом, дело прекратить и передать Вацетиса в распоряжение военного ведомства. Вместе с тем Президиум ВЦИК предлагает ВЧК установить за Вацетисом тщательный надзор».

Дело по обвинению И.И. Вацетиса было прекращено за недоказанностью его вины. Возникает вопрос — а был ли вообще заговор в Полевом штабе РВСР? Или его надо было придумать, сфабриковать, чтобы опорочить, очернить Главкома Вацетиса? Если последнее предположение верно (освобождение бывшего Главкома из-под стражи говорит за это), то резонно возникает и другой вопрос — а кому тогда это было нужно? Ведь не Ленину же, и не Троцкому! Видимо, «компетентные органы» уже в те годы предпринимали меры, чтобы показать свою полезность делу революции, где надо и не надо размахивая карающим мечом. Можно сказать, что истоки тридцать седьмого года надо искать в революции 1917 года и последовавшей за ней Гражданской войне.

К остальным командирам, арестованным по делу о «заговоре в Полевом штабе», в ноябре 1919 г. была применена амнистия. В тридцать седьмом томе биографической хроники В.И. Ленина говорится, что 6 ноября 1919 г. на заседании Политбюро ЦК РКП(б) наряду с другими вопросами обсуждалось предложение председателя ВЧК Ф.Э. Дзержинского и заместителя начальника Особого отдела ВЧК И.П. Павлуновского о применении к арестованным по делу Полевого штаба генштабистам Н.Н. Доможирову, Ю.И. Григорьеву, Е.И. Исаеву, Б.И. Кузнецову и А.К. Малышеву амнистии, объявленной ВЦИК в связи со второй годовщиной Октябрьской революции.

Все названные выше лица 7 ноября 1919 г. были амнистированы и направлены в распоряжение Полевого штаба РВСР, причем Е.И. Исаеву было предписано не давать ответственных назначений.

Эти освобожденные из-под стражи командиры продолжили службу в Красной Армии: Н.Н. Доможиров был назначен заведующим учебной частью Рязанских пехотных курсов, с июня 1920 г. он заведовал Курскими пехотными курсами. В 1922 г., будучи инструктором военно-учебных заведений Орловского военного округа, умер от тифа; Е.И. Исаев и Ю.И.Григорьев с декабря 1919 г. преподавали в Академии Генерального штаба РККА. Некоторые из освобожденных (А.К. Малышев, Б.И. Кузнецов) в последующие годы достигли немалых высот. Правда, первое время после освобождения все они, как и Вацетис, находились под негласным надзором органов ВЧК. На двух из них (А.К. Малышева и Б.И. Кузнецова) приведем краткие биографические справки. 

Малышев Александр Кузьмич. Комдив (1938). Русский. Член ВКП(б) с 1928 г.

Родился в октябре 1887 г. в семье фельдфебеля Можайского пехотного полка. Окончил церковно-приходскую школу и городское училище в г. Орле. Выдержал экзамен за 7 классов гимназии и в 1906 г. поступил вольноопределяющимся в 1-й Невский пехотный полк. В 1907 г. окончил учебную команду, произведен в унтер-офицеры и направлен учиться в Иркутское военное училище. Спустя год был переведен в Чугуевское военное училище. В 1910 г. окончил училище и получил назначение во 2-й Сибирский пехотный полк, дислоцированный в г. Никольск-Уссурийский. Там занимал должности: младшего офицера роты, заведующего школой подпрапорщиков, начальника команды конных разведчиков и учебной команды, командира роты. В 1913 г. поступил в Николаевскую военную академию. Участник Первой мировой войны, в ходе которой командовал ротой и батальоном. В середине 1916 г. назначен старшим адъютантом штаба 1-й Сибирской пехотной дивизии. В 1917 г. окончил военную академию. Последний чин в старой армии — капитан.

В Красной Армии с февраля 1918 г. Участник Гражданской войны, в ходе которой занимал должности: для особых поручений при штабе Порховского района, помощника начальника штаба 2-й Петроградской пехотной дивизии, начальника штаба районных частей г. Петрограда, для поручений при начальнике Полевого штаба Реввоенсовета Республики. Летом 1919 г. был арестован сотрудниками Особого отдела ВЧК. Вместе с другими бывшими офицерами-генштабистами обвинялся в подготовке заговора с целью свержения Советской власти. Следствие по этому сфабрикованному в недрах ВЧК делу продолжалось несколько месяцев. В ноябре 1919 г. был освобожден из-под стражи и направлен в распоряжение Управления военно-учебных заведений. В последующем работал заведующим учебной частью Иваново-Вознесенских пехотных курсов, заведующим этими курсами, начальником Московской пехотной школы, командиром 1-й Московской стрелковой бригады.

После Гражданской войны на ответственных должностях в штабах и военно-учебных заведениях РККА. С июля 1921 г. — начальник штаба, а затем помощник командующего Бухарской группой войск. Из приказа Реввоенсовета Республики № 230 от 13 ноября 1922 г.: «Награждается орденом Красного Знамени начальник штаба войск Бухарской группы Малышев Александр Козьмич (так в приказе. — Н.Ч.) за то, что в период напряженной оперативной и организационной работы штаба войск Бухарской группы много способствовал успеху операций, неоднократно лично руководя наиболее важными из них в Западной Бухаре. Так, 20 июня 1922 г. во главе 9-х кавалерийских курсов и 17-го кавалерийского полка атаковал и разбил банды басмачей под Старой Бухарой. 11 августа, командуя конным отрядом, в бою у кишлака Джандера он лично принял участие в атаке и, увлекая за собой отряд, разбил в пять раз превосходящего его численностью противника и преследовал его до полного уничтожения». С осени 1922 г. — инспектор, с января 1923 г. — начальник управления военно-учебных заведений Приволжского военного округа. С сентября 1923 г. — помощник инспектора военно-учебных заведений Петроградского военного округа по учебно-строевой части. С сентября 1924 г. — инспектор военно-учебных заведений Ленинградского военного округа. С сентября 1926 г. — военный руководитель Ленинградского государственного университета. Спустя год (с июля 1927 г.) — начальник Среднеазиатской объединенной военной школы. В 1929 г. окончил Курсы усовершенствования высшего начальствующего состава при Военной академии имени М.В. Фрунзе. С декабря 1932 г. — заместитель начальника штаба Среднеазиатского военного округа. Без освобождения от занимаемой должности окончил оперативный факультет Военной академии имени М.В. Фрунзе. В сентябре 1937 г. назначен начальником штаба Среднеазиатского военного округа. В апреле 1938 г. зачислен в распоряжение Управления по командно-начальствующему составу.

Награжден орденом Ленина (1937), двумя орденами Красного Знамени (1922, 1933), орденом Трудового Красного Знамени Узбекской ССР (1932).

Арестован 23 августа 1938 г. Военной коллегией Верховного суда СССР 8 февраля 1939 г. по обвинению в участи в военном заговоре приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение 19 марта 1939 г. Определением Военной коллегии от 19 марта 1957 г. реабилитирован.

Кузнецов Борис Иннокентьевич. Родился в 1889 г. Бывший капитан старой армии. После освобождения из-под стражи в 1919 г. занимал ряд должностей в военно-учебных заведениях: заведующего учебной частью Нижегородских пехотных курсов, заведующего 3-ми Казанскими пехотными курсами, начальника штаба Восточных курсов в г. Баку. С 1921 г. на штабной работе: начальник оперативного отдела штаба 11-й армии, начальник штаба этой армии, заместитель наркома по военным и морским делам Грузии, начальник штаба отдельной Кавказской армии (ОКА). С мая 1927 г. — военный атташе при полномочном представительстве СССР в Турции.

С середины 1929 г. находился на преподавательской работе в Военной академии имени М.В. Фрунзе: старший преподаватель кафедры военной истории, начальник этой кафедры (с января 1944 г.). С февраля 1946 г. — начальник кафедры истории военного искусства той же академии. Генерал-майор с 1940 г. С 1947 г. в отставке. Награжден орденами Ленина, Красного Знамени (двумя). Скончался в Москве 19 апреля 1957 г.

После освобождения И.И. Вацетис находился в распоряжении Реввоенсовета Республики в должности для особо важных поручений, а также преподавал в Академии Генерального штаба РККА. С 1921 г. — преподаватель истории военного искусства Военной академии РККА, для особо важных поручений при РВС СССР, старший руководитель по истории войн Военной академии имени М.В. Фрунзе.

Вклад И.И. Вацетиса в дело строительства армии и флота, защиты социалистического Отечества спустя несколько лет был оценен по достоинству руководством страны и военного ведомства. К 10-летию РККА большая группа активных участников Гражданской войны получила высокую государственную награду — ордена Красного Знамени. В их числе был и профессор Военной академии имени М.В. Фрунзе И.И. Вацетис. Приказом РВС по личному составу армии № 57 от 23 февраля 1928 г. объявлялось постановление Президиума ЦИК СССР о награждении орденами Красного Знамени командно-политического состава РККА за заслуги в годы Гражданской войны.

«При сем объявляется постановление Президиума ЦИК СССР от 20 февраля 1928 г.:

В ознаменование 10-летия Рабоче-Крестьянской Красной армии Центральный Исполнительный Комитет Союза ССР, отмечая заслуги в руководстве и личном участии в боевых операциях нижепоименованных военных и политических работников в тяжелые годы Гражданской войны, постановил наградить орденом «Красное Знамя» тт.:

И.С. Уншлихта,

И.И. Вацетиса,

А.И. Микояна,

С.М. Кирова,

В.И. Межлаука,

М.Л. Рухимовича,

В.И. Зофа».

Более полутора десятка лет И.И. Вацетис напряженно и плодотворно трудился в Военной академии имени М.В. Фрунзе, обучая и воспитывая квалифицированные командные и штабные кадры для РККА. Многие из его воспитанников в годы Великой Отечественной войны стали прославленными полководцами. Об этом и пойдет рассказ в следующей главе.