Что оставит нам Путин: 4 сценария для России

Чеснокова Татьяна Юрьевна

ОТВЕТ ЗАПАДУ ПО-РУССКИ

 

 

Новое противостояние с Западом

Негласный общественный пакт заключен между политической элитой и народом в любом государстве. И именно он является источником власти, а отнюдь не выборы, пусть самые что ни на есть легитимные. Механизмы согласования этого пакта сегодня сложны, зыбки и непроявлены, тем не менее в основной своей части он мало чем отличается от договора племени с вождем времен неолита. Вождь берет себе все лучшее, а взамен обещает, что племя будет сыто-обуто-одето и счастливо.

В каждой стране этот негласный пакт имеет свою специфику. И многие его нюансы никогда и никем не озвучиваются, потому что прописаны на скрижалях подсознания народа. Порой, если народ оказывается слишком покладистым, дело может зайти так далеко, как в свое время в Кампучии или сейчас в Северной Корее. И пенять тут не на кого: в силу сложных исторических причин люди в обеих этих странах в свое время согласились отдать слишком много своей свободы в обмен на то, что они считали усилением государства. Граждане в северной Корее, к примеру, действительно до определенной степени верят, что, если режим ослабнет, их страну уничтожат, хотя эта вера уже очень далека от сегодняшних реалий и базируется на драматических событиях прошлого, которое до сих пор остается для северокорейцев настоящим.

По мнению ряда российских ученых, в основе российского договора народа и власти веками лежало одно главное положение: власть должна обеспечивать расширение российского пространства, и за это народ готов терпеть многие ее выкрутасы. Если страна растет — значит, в целом дело идет в верном направлении. Такой вот приоритет количества над качеством — главное, чтобы было много, а уж что с этим «много» делать, потом разберемся. Строго говоря, это анахронизм, оставшийся от времени великих географических открытий и охоты за «пряными островами». Сегодня расширение пространства происходит не столько в физическом, сколько в виртуальном измерении — в сфере культуры, языка, менталитета и системы ценностей… Тем не менее, как показывают события вокруг Фолклендских-Мальвинских островов, Гибралтара и других спорных мест, и архаическая борьба за физическое пространство продолжает волновать чувства наций, в том числе и самых что ни на есть продвинутых.

Распад СССР и последовавшая за ним угроза ослабления единства России были страшным ударом по традиционному российскому пакту власть-народ. Некоторое время после этого наш общественный договор носил размытый характер, потом он начал постепенно трансформироваться. Однако еще при Ельцине постепенно наметились некие новые зыбкие контуры согласия власти и народа. Власть декларировала движение в сторону Запада — экономическое, политическое, культурное и человеческое. И хотя довольно быстро стало ясно, что до интеграции с Западом очень далеко, тем не менее некий консенсус о движении в эту сторону в стране сложился. Новая система ценностей постепенно начала вырисовываться, хотя и страдала большими противоречиями и провалами.

Краеугольным камнем нового общественного договора стал рост материального благосостояния, открытость миру и усиливающаяся интеграция с западом. Ориентируясь на это, граждане России могли прорисовывать свое будущее. Жертвы в пользу государства, затягивание поясов, разделение на «мы» и «они» постепенно уходили в прошлое. Путин, придя к власти, поначалу энергично продолжил эту линию. Предпринятые им изменения касались в большей степени персоналий, чем курса. Он отодвинул от властных рычагов группу крупных предпринимателей, слишком очевидно обогатившихся на разграблении государственного имущества, и привел на их место других — не так вызывающе упивающихся своим скоропалительным успехом по приватизации государственного имущества, не так откровенно ориентированных на запад, ну и — возможно, главное для него, — обязанных своим процветанием лично ему и готовых откликаться на все пожелания главы государства.

Никакого протеста в стране это не вызвало, недовольство возникло лишь в очень узкой прослойке людей, связанных с предыдущей генерацией олигархов. Курс на интеграцию с западом продолжался. Подразумевалось, что где-то лет через десять мы настолько интегрируемся с Европой, что и визы будут не нужны, и законы и общественные установки будут у нас если не одинаковые, то очень близкие. Исходя из этого переписывались учебные программы в школах и университетах, свободный английский все большим количеством родителей воспринимался как нечто необходимое для детей, да и само мировое пространство стало постепенно восприниматься как часть нашего общего мира, а не враждебная и чуждая территория. начали формироваться новые «глобальные русские» — не выпихнутые или бежавшие из страны, как это было в революцию и отчасти после второй мировой войны, а свободные граждане свободной России, которые решили попробовать себя в новых условиях. Конечно, не все в России шло прекрасно, запустить механизм самоуправления и саморегуляции в общественной жизни пока не удавалось, да и прописать какой-то ясный и выполнимый план развития экономики тоже не получалось… Тем не менее на уровне отдельно взятого человека вектор движения страны, перспективы развития все же были более-менее понятны — в Европу.

Негласный договор народа и власти гласил: власть обеспечивает стабильность и поступательность развития, охраняет страну от потрясений и ведет ее в сторону Запада. В обществе был консенсус: в России было слишком много драматических бурных событий, теперь нам нужен период спокойного развития, а там посмотрим. Этот негласный договор помог властям притушить выступления оппозиции в конце 2012 года. «Стране как воздух нужна стабильность», — веско говорила власть, и это было действительно убедительно. С одной стороны эта долгожданная стабильность, а с другой — истерические крики на тему «Путин-лыжи-Магадан». В общем, как-то инстинктивно хотелось склониться к стабильности и не открывать новую страницу оголтелой борьбы за лучшее против терпимого.

На этой стабильности и предсказуемости власть и имела свой ресурс прочности. И вот затем все развернулось совершенно неожиданным образом. От стабильности не осталось и следа, на будущей интеграции с Западом, по-видимому, уже можно ставить точку. И это ставит под вопрос целый комплекс начинаний во всех сферах жизни, которые в своем базисе подразумевали будущую европейскую интеграцию. Если мы не идем к этой интеграции, то тогда куда мы идем? Какой руководствуемся идеей? Какую строим экономику — самодостаточную? Это отнюдь не абстрактные вопросы. Миллионы людей в России связали свою жизнь и планы с развитием европейского вектора экономики. В Петербурге, например, въездной туризм становился серьезной статьей дохода, открывались новые отели разных классов, Петербургский экономический форум превратился в серьезное глобальное мероприятие, планировалось развертывание причалов для яхт со всего мира. И вот все это разом повисло в воздухе. Огромные вложенные деньги, десятки тысяч рабочих мест, перспективы развития оказались под большим вопросом.

Встает и другой интересный вопрос: а какой теперь договор предлагает власть народу? стабильности нас лишили без всяких дискуссий. Что предлагается взамен? Похоже, взамен мы возвращаемся к прежнему курсу на расширение страны: власть демонстрирует готовность приращивать территорию самым что ни есть архаичным способом, а на все остальные обстоятельства предлагает народу закрывать глаза. а закрывать глаза есть на что. Объективно говоря, вся драматическая ситуация с Украиной — результат полного провала российской дипломатии в Украине. Не на того человека сделали ставку, неверно просчитали ситуацию, не подстраховались связями с разными слоями Украинской политической элиты и, наконец, оказались не готовы честно принять свой политический проигрыш и начать строить отношения с нуля. Вместо этого во всех грехах обвинили Украину, которая в мгновение ока превратилась во врага, что, вообще говоря, противоестественно для российского общественного сознания. Российский народ определенно не давал власти полномочий превращать Украинцев во врагов.

Как это ни удивительно, но крепость власти сейчас во многом строится на убеждении нашего народа, что США — мировое зло, которое мечтает уничтожить Россию. В российском общественном подсознании США действительно существуют в виде некоего ужасного монстра, который только и думает, как бы раздавить Россию. Реальные США озабочены совсем другими проблемами, хотя, конечно, и там есть силы, сконцентрированные на борьбе с Россией, современный мир вообще разнообразен и в нем можно найти кого угодно. Именно на этом живущем в подсознании со времен холодной войны образе врага и играют сейчас государственные СМИ, и это ведет к оживлению целого сонма образов и идей времен противостояния с западом. уже и образ Сталина все более и более настойчиво стучится в дверь. В Петербурге, например, во время парада 9 мая представитель администрации нес портрет Сталина впереди колонны ветеранов, да и цитаты из Сталина сопровождали парад. Скажем, звучало: «Иосиф Виссарионович Сталин называл артиллерию богом войны». Это, собственно, к чему вдруг? а вот есть такие незримые тайные связи, и, когда начинаешь тянуть за ниточку «запад — враг», начинают вытягиваться на белый свет и другие вещи.

Стабильность и интеграция с западом отменены, вместо них нам предлагают снова стать самими по себе и бросать вызов миру. непонятно, правда, на каком базисе мы будем стоять, бросая этот вызов. Что нам предлагает власть вместо стабильности, роста благосостояния, интеграции с Европой, расширения свобод и открытости миру?

Очень часто вместо этого предлагается национализм. но национализм в полном объеме разыграть в России, по счастью, невозможно — в силу ее многонациональности. Тогда на чем может строиться противостояние с западом?

Немало толкуется о евразийстве. Но что стоит за этим словом, так и остается неопределенным. Наполнить евразийство конкретным содержанием за многие годы так и не удалось. Это понятие скорее поэтическое, чем рациональное. Поэтому власть пытается нащупать другие, более конкретные «кирпичи», опираясь на которые, можно построить систему ценностей, отграничивающую Россию от запада. Отсюда и абсурдистская и гипертрофированная борьба с людьми нетипичной сексуальной ориентации, якобы несущими угрозу обществу, и странные всплески оголтелой критики ювенальной юстиции, по сути, просто защищающей детей от жестокости взрослых родственников. зацепившись за нечто такое, к чему окажется наиболее чувствителен народ, власть попытается предложить альтернативную систему ценностей, очевидно, более консервативную и даже архаичную. Другой вариант — возвращение к социалистической идеологии в той или иной форме — потребовал бы существенной перестройки общества и привел к попытке бегства осязаемой части населения с большой суммой денег. Социалистический вариант малоприемлем и для самих представителей правящей элиты, которые совсем недавно влились в ряды крупных собственников и еще не насладилась всеми радостями обладания разнообразным движимым и недвижимым имуществом.

Разумеется, на идеологическом поле есть и еще много чего, в том числе и зародыши тех идеологий, которые придут на смену современному западному обществу потребления. Однако, по-видимому, перепрыгнуть через определенные этапы развития невозможно. И не прошедшая через развитый капитализм Россия не готова воспринять идеологии будущего, проще цепляться за систему ценностей, обращенную в прошлое.

 

Ответ Западу по-русски

После распада СССР ареал распространения русского языка резко сократился. В какой-то момент стало казаться, что из общемирового языка, пусть и не такого популярного, как английский, китайский или испанский, он превращается в локальный, вроде немецкого. Потом наступил период вялого оживления. Стали выделяться какие-то деньги на изучение и поддержание русского языка за рубежом, жители бывших советских республик почувствовали, что от знания «великого и могучего» может быть бизнес-польза. Правда, параллельно шел процесс закрытия русских школ и сокращения зоны русскоязычных СМИ в соседних с Россией странах. ничего удивительного в этом нет: борьба за формирование собственной идентичности требовала периода дистанцирования от огромного соседа и его культуры, продолжающей оказывать влияние, несмотря на границы и предрассудки. Тем более, будем честными, не всегда это влияние можно назвать положительным.

Немного цифр: в 1990 году количество владеющих русским языком в мире достигало 350 млн человек. В 2005-м оно сократилось до 278 млн, по степени распространенности русский язык занимал четвертое место в мире. Согласно прогнозам того времени, к 2015 году количество знающих русский язык должно было сократиться до 212 млн человек. «русский является единственным из ведущих мировых языков, который на протяжении 15 лет утрачивает свои позиции», — констатировали в то время эксперты, кто с печалью, а кто и не без тайного злорадства.

Новая пора расцвета русского языка наступила совершенно неожиданно — в тесной связи с резким ухудшением отношений между Россией и западными странами. Российское руководство встало в оппозицию к Западу и осознало, что в глобальном информационном мире не обойтись без продвижения своего видения геополитических проблем и подхода к их решению. Иначе будешь заклеймен именем Мордора без всякого снисхождения. хочешь иметь сильные позиции на мировой арене — транслируй мощный информационный поток.

Так появилась телекомпания Russia Today. Сначала российские эксперты, особенно называемые у нас либеральными, пророчили проекту прозябание и бессмысленные растраты бюджета. Однако RT стала быстро набирать популярность за рубежом. я лично неоднократно слышала комментарии британцев — мол, наконец-то можно узнать позицию другой стороны не в пересказе, а от первоисточника. Хотя жители Великобритании были не согласны со многими интерпретациями, но искренне радовались возможности получить еще один канал информации, потому что, как бы у нас ни хвалили западные свободные СМИ, они, увы, тоже тенденциозны. Может, не в такой степени, как российские, но замалчивать позицию одной из сторон не стесняются.

Между тем, рост популярности RT вдохновил российское руководство на создание нового информационного ресурса для вещания за рубежом — Sputnik, в рамках все той же Russia Today. Бюро «Спутника» будут включать новостные агентства, сайты и радиостанции; трансляции планируется вести из студий в 34 странах, на 30 языках, в том числе на русском. Недавно в британской The Guardian вышла большая статья, с тревогой описывающая нарастающее информационное влияние России в контексте развития этого проекта. Газета приводит мнение экспертов из института современной России (Institute of Modern Russia), который возглавляет сын Михаила Ходорковского — Павел. В статье института, на которую ссылается The Guardian, Россия обвиняется в «weaponisation of information», то есть превращении информации в оружие. А также высказывается мнение, что Sputnik будет не только убеждать в правильности российского подхода, но и вводить в заблуждение, используя конспирологический подход и неверные трактовки.

Думается, такие опасения не беспочвенны, но справедливости ради стоит отметить, что этим уже давно занимаются практически все крупные СМИ в разных странах. Иногда рационально и сознательно, иногда бессознательно, будучи убежденными, что их видение — единственно верное и всеобъемлющее.

Британская газета приводит также подборку мнений экспертов из стран-соседей России, выражающих обеспокоенность усилением российского информационного влияния. Так, преподаватель политологии Maris Cepuritis из Rigas Stradins University, специалист по российским медиа, говорит: «в последние несколько лет напряжение в латвийском обществе снизилось. И латыши, и русские в основном сдвинулись от крайних позиций ближе к центру. но если присутствие российского телевещания и Sputnik усилится, и они продолжат свою пропаганду, ситуация может измениться».

Естественным образом западная Европа встала перед проблемой адекватного ответа на российскую информационную активность. Вопрос о необходимости создания русскоязычного европейского канала первыми подняли в Европе эксперты из балтийских стран. но к ним быстро присоединились и другие. В итоге несколько месяцев назад в Брюссель поступил запрос от Эстонии, Литвы, Дании и Великобритании о подготовке единого плана ЕС для борьбы с российской «пропагандистской кампанией», а конкретно — о создании русскоязычного общеевропейского канала. Любопытно, что среди обратившихся нет Латвии. По этому поводу министра иностранных дел Эдгара Ринкевичаса специально вызывали отчитываться перед депутатами латвийского парламента. «То, что телеканал следует формировать, — позиция единогласная. но появляется много нюансов при обсуждении деталей, — отметил Ринкевичас. — В основном существуют опасения, что это будет просто контрпропаганда, как бы мы ни говорили, что это должен быть объективный новостной канал. Мы не хотим делать еще один канал типа Euronews, на котором только новости. Если мы хотим хоть как-то увлечь зрителя, то на нем, кроме новостей и дискуссий, должен быть и развлекательный контент».

Это очень интересно. над каналом собираются всерьез поработать и наполнить его притягательным контентом. на кого он будет рассчитан?

Во-первых, на русскоязычных зрителей соседних с Россией стран, многие из которых ориентированы на русскоязычное вещание. не потому что не понимают местного языка или английского, а потому что привыкли получать на русском альтернативную точку зрения. Если на русском будут звучать разные мнения, это, без сомнения, расширит информационное поле таких людей.

Во-вторых, аудиторией нового канала могут стать русскоязычные граждане старой Европы, которых тоже уже около 6–7 миллионов (в одной Германии — около 4-х). Эти люди, в большинстве прекрасно говорящие на английском и других европейских языках, все равно неравнодушны к СМИ на русском — ведь это их родной язык. И если сейчас для них русскоязычное вещание может быть исключительно российским, то в случае появления европейского русскоязычного канала ситуация принципиально изменится.

К тому же Европа в большей степени станет для них новой Родиной — на бессознательном уровне.

Ну и, конечно, для 140 миллионов Россиян европейский канал тоже может представлять интерес.

В итоге усилия RT, Sputnik и западноевропейского русского канала, идеологически преследующих противоположные цели, приведут к общему результату — росту ареала распространения русского языка. Можно предположить, что постепенно начнется также процесс возрождения кафедр и центров, специализирующихся на изучении России, но это — отдельная тема.

Есть немало зарубежных городов, где русский слышен чуть ли не наравне с ведущим местным языком, причем это не только столицы бывших советских республик, но и, например, Тель-Авив. Кстати, спасибо Израилю — он тоже способствует поддержанию русского языка и благодаря созданию русскоязычных СМИ, и благодаря широким культурным связям с Россией, в том числе многочисленным гастролям русскоязычных театров, эстрадных исполнителей, писателей, актеров. Русская речь часто слышна также в Берлине, Лондоне, Мельбурне. Данные по количеству русскоговорящих за последние два года найти не удалось, но, согласно исследованию W3Techs, в марте 2013-го русский язык вышел на второе место по использованию в интернете.

Что касается пропагандистской составляющей, то, вне всякого сомнения, конкуренция в русскоязычном и иноязычных пространствах двух точек зрения, исходящих от противоборствующих политических сил, вынудит и российские, и западные СМИ быть объективнее, аккуратнее работать с информацией, не замалчивать неприятные для них факты — в общем, более ответственно подходить к отбору и подаче информации, ее анализу и дискуссиям. Чем больше представлено мнений и чем профессиональнее это сделано, тем более объемная картина мира складывается в умах аудитории, и тем больше шансов, что люди научатся понимать друг друга и находить компромисс.

 

Какой «русский мир» нам нужен?

Все мы неоднократно слышали, что Восточная Украина взялась за оружие, потому что новые Украинские власти решили лишить ее собственной идентичности. По сути, российской, или русской — кому как нравится.

Весь новый виток противостояния России и запада развивается в контексте отстаивания «русским миром» права на самобытность. Владимир Путин не раз намекал на особую российскую идентичность, противопоставляя ее защитников «пятой колонне», которая готова превратить страну в полуколониальную территорию, следуя западным рецептам.

Разногласия выявились, например, по части отношения к сексменьшинствам и семейным ценностям, правам семьи распоряжаться своими детьми. Трагедия вокруг «Шарли Эбдо» тоже вызвала несколько разную реакцию со стороны стран западной Европы и России, в которой многие считают, что западноевропейцы превратили свободу слова в свободу оскорблений, и это не лучшее ей применение.

В общем, разговоры об особой российской цивилизации, особой идентичности, особом менталитете снова в ходу. И главное — нас убеждают в необходимости насмерть защищать эту самую особость от ассимиляции западной цивилизацией.

Что же такого прекрасного у нас и ужасного на западе? Попробуем разобраться в этой туманной теме.

Почему Россия пошла «своим путем»

Общеевропейская (западноевропейская) идентичность начала складываться после второй мировой войны, когда победители твердо решили не повторять ошибок, не изолировать и унижать проигравших, а интегрировать их в единое экономико-социальное пространство. По чисто рациональным соображениям — чтобы избежать новой войны. Так родилась Бреттонвудская система — начало и ЕС, и всех остальных европейских институтов (Бреттон-Вуд — городок в США, где были приняты основные принципы послевоенного устройства западного мира). Ведущую роль в формировании этой системы играли богатые США — они обеспечивали кредиты на восстановление, ну а заодно, естественно, устанавливали правила игры. Именно здесь кроются истоки огромного американского влияния на Европу.

Одно время обсуждалась возможность как-то включить в эту единую систему и СССР, но быстро выяснилось, что найти понимание не удается по слишком многим вопросам, и идея умерла. запад начал самоорганизоваться без главного победителя — СССР. зато включил в свои ряды проигравших Германию, Японию, Италию…

Сегодня, по прошествии 70-ти лет, нельзя не признать: эксперимент удался — и Германия, и Япония отлично адаптировали предложенную систему ценностей и, воспользовавшись предоставленными возможностями, построили процветающие государства и высокоэффективные экономики. Решения, принятые в Бреттон-Вуде, оказались совершенно правильными. Хотя различия между странами, безусловно, остались. Главными держателями «пакета ценностей», как в послевоенное время, так и сегодня являются государства англосаксонского мира с примыкающими к ним северными странами.

Главное — самоутвердиться

Масштабных сравнительных исследований менталитетов жителей разных стран не так много. Частью одного из них стало «изучение базовых ценностей Россиян на основе европейского социального исследования», проведенное институтом социологии ран.

В рамках европейского исследования были выделены 10 ценностей: 1) стремление к власти и богатству (за этой ценностью скрывается стремление к доминированию), 2) стремление к достижениям (актуализация способностей, поощряемых социальными нормами), 3) универсализм (восприятие мира как общего дома, о котором каждый должен заботиться), 4) благожелательность 5) приверженность традиции, 6) конформность (склонность к конформизму), 7) стремление к безопасности, 8) гедонизм, 9) стремление к новизне и склонность к риску, 10) самостоятельность. на основании этого набора ценностей были созданы портреты-описания различных человеческих типов, и людям в разных странах предлагалось отметить, насколько каждый из этих портретов похож на них. Десять ценностей были объединены в четыре группы: открытость изменениям, консерватизм, потребность в самоутверждении, универсализм.

У Россиян самыми высокими оказались оценки по группе самоутверждения и превалировали две ценности — «стремление к власти и богатству» и «стремление к достижениям». Видимо, все то, что мы привыкли называть повышенной агрессивностью нашего общества, базируется именно на этих ценностях — отсюда и демонстративное поведение на дорогах, и безумные выступления авиахулиганов. Самоутверждение и доминирование признаются важной составляющей жизни.

Довольно высоким оказался и консерватизм Россиян. Здесь они на восьмом месте, но по ценности безопасности — на втором, причем на первом стоят Украинцы. По конформности (склонности следовать общему мнению, а не настаивать на собственном видении) Россияне расположились в середине списка, а Украинцы — на второй позиции. По приверженности традиционным ценностям Россия занимает 10 место, входя вместе с Украиной в большую группу стран как восточной, так и западной Европы.

Хуже всего дела и в России, и на Украине, и в большинстве других постсоциалистических государств обстоят с открытостью изменениям. В этой группе три ценности: самостоятельность, склонность к риску и поиск новизны, гедонизм. неожиданно по склонности к риску и новизне Украина заняла последнее место, а Россия — предпоследнее. Это в корне противоречит устоявшемуся мнению о русских, да и об Украинцах, как о бесшабашно ищущих рискованных ситуаций людях. И это, несомненно, связано с ценностью самоутверждения. не погоня за адреналином, а необходимость самоутверждаться и демонстрировать свой высокий социальный статус (истинный или мнимый) стоят за разнообразными дерзкими выходками. не было бы этого — не было бы и постоянной демонстративной агрессии.

Универсализм Россиянам оказался почти не присущ. ценности, противоположные самоутверждению и индивидуализму — забота об общем доме и благожелательность, — им явно не близки. Лидируют по универсализму Франция, Финляндия, Швейцария, а по благожелательности — Дания, Испания, Швейцария.

Таковы данные академического европейского исследования. Дополним их более практическими наблюдениями.

Клановость и семейственность

В книге «По волнам культуры», написанной двумя известными бизнес-тренерами, голландцем Фонсом Тромпенаарсом и британцем Чарльзом Хампден-Тернером, содержатся рекомендации, что надо знать, когда берешь на работу людей той или иной национальности. Тромпенаарс и Хампден-Тернер опросили более 80 тысяч человек в 60-ти странах. Из постсоветских государств в исследование включена только Россия, а вот постсоциалистических — сразу несколько. Менеджерам, участвовавшим в тренингах, давались описания простых жизненных ситуаций, которые надо было разрешить тем или иным путем. Результаты порой оказывались неожиданными. Что касается российских менеджеров, то их видение в некоторых случаях оказывалось вполне среднеевропейским, в других — скорее азиатским. Часто Россияне попадали в одну группу с сербами, чехами, поляками.

Особенно выразительные отличия от жителей стран запада выходцы из России продемонстрировали в рамках изучения «универсализма» и «партикуляризма». универсалисты склонны применять ко всем и во всех обстоятельствах одни и те же законы и правила. Партикуляристы же учитывают «особые обстоятельства», связанные с дружескими и родственными связями. Россияне оказались ярко выраженными партикуляристами — ради защиты «своего» они готовы пойти на любой обман (подробнее читайте здесь).

Эти данные заставляют в ином свете увидеть проблемы российской коррупции, субъективного судейства и т. д. Если решения в России в принципе принимаются на основе не столько объективной информации, сколько субъективных факторов, то коррупция имеет гораздо более глубокие корни, нежели просто общая жуликоватость назначенцев из партии власти.

Запомним это и перейдем к исследованию, инициированному «Росбалтом» и проведенному профессором СПБГУ Зинаидой Сикевич.

Плывем по течению

Что делает нас русскими — так был обозначен один из разделов исследования, приуроченного к научной конференции, организованной «Росбалтом» совместно с русским географическим обществом.

Участникам предлагалось выбрать идиомы, наиболее соответствующие типичному поведению русских. С существенным отрывом победила инертность («плывет по течению»). за ней следуют мастеровитость («мастер на все руки»), открытость («душа нараспашку»), смелость («не робкого десятка») и сдержанность («держит себя в руках»).

Далее предлагалось выбрать 5 качеств характера, наиболее присущих русским. на первом месте неожиданно оказалась «терпимость к другим». Возможно, это качество было названо, поскольку в то время велись оживленные дискуссии на тему толерантности, и опрошенные хотели показать, что у нас этого качества по сравнению с многими другими народами — с избытком. Второе место заняло «законопослушание». здесь, скорее всего, имелось в виду непротивление властям, склонность следовать в их фарватере.

Получив такие результаты, «Росбалт» решил провести опрос в интернете, поставив вопрос от противного — «Каких качеств прежде всего не хватает русским?», предлагая выбрать из тех же вариантов, которые рассматривались в социологическом исследовании. В интернет-опросе приняли участие 2910 человек.

Первое место среди недостающих качеств уверенно заняла сплоченность (ее выбрали 42 % участников). С учетом того, что по результатам социсследования именно это качество оказалось в конце списка, можно предположить, что русским его явно недостает, и они это понимают. Ощущение разобщенности русского народа присутствует и в повседневной жизни. на втором месте — чувство собственного достоинства (24 %). необходимо напомнить, что опросы проводились в период стабильной ситуации в России — до Крыма и начала военных действий на Украине. Сейчас, возможно, расклад был бы другим.

Дефицит других качеств, судя по опросу, волнует Россиян гораздо меньше, а недостатка свободолюбия, доброты и открытости участники практически не ощущали

Не так просто обобщить данные трех исследований и вычленить специфику нынешней российской идентичности, но попробуем.

Типичный русский-россиянин

Вынужденный постоянно самоутверждаться в обществе высокой динамики и рисков, он неустанно борется за лучшее место под солнцем, мобилизуя все свои резервы, не разбирая методов и стараясь найти свой клан — по возможности как можно более сильный и близкий к власти. Тот, кто этого не делает, считается лузером. Выйти за границы привычного и общепринятого для нашего героя представляет серьезную проблему — это воспринимается не как новая возможность, а как угроза, от которой надо уклониться.

В то же время преданность консерватизму и традициям, хотя и имеют место, но не чрезмерны. Россиянин отнюдь не гедонист, и все проявления по этой части — лишь попытки демонстрации возможностей и достижений. Привыкнув к жизни за железным занавесом, Россиянин побаивается открытого пространства, новых идей. не привык он и сам планировать свою жизнь, добиваться поставленных целей — проще отдаться на волю судьбы, исходя из того, что куда-нибудь кривая все равно выведет.

Безопасность — одна из главных тревог Россиянина. И один из способов почувствовать себя защищенным — быть преданным свой группе, интересы которой последовательно ставятся выше интересов общества в целом. Ради группы, клана можно пожертвовать многим, в том числе и чувством собственного достоинства. В некотором роде «нормальный человек», в отношении которого действуют определенные моральные принципы, — это только член группы. (вот они — истоки коррупции!) Альтруизм отступил в глубокий тыл под напором необходимости социального и материального самоутверждения. забота о «посторонних» людях и природе представляется слишком большой роскошью в обществе высоких рисков и экстремального выживания.

Добавим сюда готовность Россиянина к мобилизационной модели: сверхусилию на определенном отрезке времени, заканчивающемся периодом апатии и отхода от дел. Легко активировать в таком обществе и алгоритм поиска врага, жизни в осажденной крепости. Об этом неоднократно говорили многие эксперты «Росбалта».

Чем русский менталитет отличается от западного

Западный человек послевоенного мира стал куда более универсален и терпим к другим, менее привержен клану и группе — для него в большей степени все равны и заслуживают одинакового подхода. И в этом, вероятно, косвенная заслуга бреттон-вудской системы, включившей в единое пространство страны с разными менталитетами. То есть понятие «нормального человека» в западном мире сильно расширилось. С точки зрения Россиянина, порой, возможно, даже слишком.

Лишенное клановости западное общество одновременно является более атомизированным, более безразличным к жизни своих членов. но жизнь западного человека исторически складывалась так, что он отвечал за себя сам. Тем не менее, универсализм общества на определенном уровне дает ощущение безопасности. Обращаясь за помощью к властям, западный человек твердо рассчитывает на их объективность, а не ищет кривых ходов. Чувствуя себя более защищенным, он более открыт изменениям и новым идеям. Он в большей степени считает себя ответственным за свою жизнь и жизнь страны и готов к действиям, подтверждающим эту ответственность.

Одновременно с ростом универсализма выросло и чувство ответственности за природу, среду обитания в целом. Правда, рост этого чувства происходит в непрерывной борьбе с главным капиталистическим инстинктом — «делать деньги».

Усиление универсализма привело и к склонности вмешиваться в жизнь других народов — запад полагает, что они «такие же», а значит, надо помочь им устроить жизнь по счастливому западному образцу.

Наконец, западный человек привык к планомерным, распределенным во времени усилиям, а не к мобилизационной модели.

Консервироваться или меняться?

Сравним, подумаем, взвесим «за» и «против». Может быть, не стоит так уж цепляться за российскую самобытность, а следует, наоборот, двинуться в сторону общеевропейских ценностей и менталитета? Ведь европейским странам удалось наладить более удобную и защищенную жизнь. Именно такую, которую хотелось бы наладить и нам в России.

Главная задача нашей страны — модернизация человека. Об этом на сайте «Росбалта» говорили многие эксперты, в первую очередь — аналитик Андрей Столяров и профессор-психолог Александр Юрьев. Человек, а не ракеты и балеты, — самое главное, что производит каждое государство, и важно, чтобы оно производило определенный тип человека осознанно.

Сегодня мы видим, как государство занялось производством человека патриотического, но в очень специфическом понимании. активизировав силовую составляющую, механизм расширения пространства за счет соседей, власти пробудили и наиболее консервативные, дремучие составляющие российского менталитета. Для свободы высказывания остается все меньше пространства. Моральные нормы все больше сдвигаются в сторону архаики. Терпимость к «другим» — все ниже, а нетерпимость к оппонентам, характерные попытки выставить их «не людьми» — все выше. И это пытаются выдать за самобытный менталитет, который надо во что бы то ни стало охранить от «гнилого» западного влияния. Действительно, использовать привычные многовековые паттерны куда легче, чем стимулировать формирование нового менталитета.

В современной России есть немало людей, которые являют собой примеры лучших черт россиян, — активных, честных, энергичных, преданных своей работе и готовых выполнять ее не только за деньги, а по велению души, пожалуй, более бескорыстных и менее рациональных, чем среднестатистические жители запада. Есть и немало недавно возникших объединений энтузиастов, борющихся за чистоту и экологию наших городов, сохранение уникальных ландшафтов… вот где бы надо искать опору и материал для создания новой идентичности.

Но, увы, наше государство решило пойти иным путем. Что и неудивительно: ведь руководители страны — типичные носители традиционного (устаревшего) российского менталитета.

Куда активация «дремучести» может завести Россию, не надо и гадать. Наиболее яркий пример — Германия прошлого века. Хотя хочется надеяться, так далеко мы все же не зайдем.

Главный тормоз российской экономики

В разработанном правительством антикризисном плане, среди прочих заклинаний, есть и пункт о сокращении неэффективных трат бюджетных средств. Скорее всего, он в обозримом будущем реализован не будет. Между тем, недавняя история с порталом госуслуг в Петербурге дает нам отличный пример сомнительного расходования бюджетных средств.

Напомним, на доработку портала было потрачено 182 млн руб. Предполагалось, что в результате все родители будущих первоклассников смогут записаться в выбранные школы культурно через интернет, а не дежуря неделями в «живых» очередях. Однако портал рухнул в первый же день записи — подставив тысячи людей, поверивших в предложенную городом «продвинутую услугу». Теперь идут депутатские расследования, стоит вопрос о вмешательстве прокуратуры.

На мой взгляд, было бы гораздо больше пользы, если бы к делу подключили общественный контроль. Представим себе, что администрация опубликовала бы подробный расклад: на какой платформе создан портал, какие использованы технические решения и сколько денег на каждое из них потрачено. А потом предложила независимым экспертам оценить проделанную работу. В Петербурге есть огромное количество высококлассных IT-специалистов, которые могут провести экспертизу проекта. Да, наверное, вскрылось бы много неприятных для администрации аспектов, но это был бы реальный шаг в борьбе с неэффективными тратами и коррупцией.

Однако здесь мы упираемся в реалии российской экономики и системы власти в целом. В администрациях всех уровней сидят люди, которые пришли туда распределять ресурс — госзаказ. за каждым главой комитета, управления, департамента и т. п. Стоит целый клан «близких людей» с широко открытыми ртами, и обмануть их ожидания нельзя. а уж насколько они окажутся профессиональны и какой откат достанется благодетелю — дело десятое.

Эта система пронизывает все общество сверху донизу, касаясь, безусловно, не только органов власти, но и бизнеса, стремящегося оказаться поближе к распределяющим. В этом плане менталитет чиновничества и большей части предпринимателей одинаков — и те, и другие принимают сложившуюся схему и стараются использовать ее по максимуму. Поэтому Алексей навальный, пытающийся выделить именно чиновничество в некий особый класс с «вредной психологией», в этом отношении не прав. Бизнес, облепивший всевозможные администрации, ничем не лучше. Да о чем говорить, если и сам навальный воспользовался возможностью не самого элегантного, хотя и законного способа заработать, открывшейся благодаря работе его брата в госструктуре.

В России идет борьба не за качество товаров и услуг, а за близость к «кормушке». Мы все к этому привыкли и зачастую даже не видим, как выглядит ситуация со стороны.

А ведь через государство, через госзаказ распределяются огромные средства, причем налицо тенденция к их увеличению. То есть это один из наиболее важных механизмов нашей экономики. И он архинеэффективен.

Разумеется, такая система может существовать некоторое время — особенно если она подкреплена огромным объемом природных ресурсов. В конце концов, чиновники и приближенный бизнес не сидят сиднем на «кормовых» деньгах: они пускают их в экономический оборот — строят себе дома, делают роскошные ремонты, покупают дорогие вещи. Вот тут уже начинается реальная конкуренция — ведь даже очень богатый человек не будет заказывать у знакомого то, что предлагается по более низкой цене или лучшего качества «сторонней» фирмой. Однако путь государственных денег на рынок оказывается очень долгим и извилистым. ни о каком развитии экономики в подобных условиях мечтать не приходится.

Разрушить эту застойную «экономическую модель» можно только путем широкого общественного контроля. И здесь представляется интересным вопрос: возможно ли, что борьба с системой начнется снизу, в том числе силами представителей тех или иных административных структур, понимающих всю тупиковость сложившейся ситуации и мечтающих жить в другой России? для того, чтобы запустить процесс перемен, в обществе должно быть хотя бы 10 % убежденных в своей правоте реформаторов. а сколько есть у нас — 2 %, 5 %, 7 %? никто не знает.

На сегодняшний день очевидно, что среди чиновников, приходящих «на кормление», нет желающих рубить сук, на котором сидят. нет смысла уповать и на верховную власть, которая является фундаментом сложившейся системы.

Глава государства, не будучи в состоянии реформировать неэффективную модель и придать ей импульс к развитию, решил демонстрировать динамизм иным путем и расширять подвластное пространство. Все новые территории оказываются включенными в нашу политико-экономическую систему, которая не имеет никаких перспектив.

Так стоит ли удивляться попыткам постсоветских государств вырваться из этого порочного круга, воспользовавшись западно-европейской моделью? Пока Россия остается неэффективной страной, переполненной чиновниками на кормлении, она естественным образом вызывает желание держаться подальше от зоны ее влияния.