– Капитан, – сообщила Рэйвен, – военный отряд уехал. Можно возвратиться в ущелье.

Коултер и Сабрина вышли вслед за девушкой, все вокруг было залито лунным светом.

– Кто это был, солдаты или индейцы?

– Смешанный отряд: и ютэ, и солдаты из форта.

– Серый Воин, – догадался Коултер, пожалев, что не один. Можно было бы отправиться в разведку и побольше разузнать о Длинном Ружье. Коултер чувствовал, что именно этот человек и есть ключ к разгадке убийства конвоя, приписываемого им. Одно дело, если бы их обвиняли в ограблении вражеских обозов, но ведь их разыскивают за убийство.

– Рэйвен, как вышло, что ютэ не знают про это ущелье? – спросил голос Сабрины из темноты.

– Летающее Облако говорил, что это священное место для арапахо и знает о нем только наше племя.

– И близко они подошли?

– Не стоит волноваться, муж моей сестры. Все будет в порядке, только не задерживайтесь.

– Рэйвен, он вовсе мне не муж. И прекрати разговаривать, как какая-то шаманка. Я тут же начинаю с содроганием ждать, что ты взмахнешь какой-нибудь ритуальной чепухой и произнесешь заклятие.

– Я не хотела обидеть тебя. Просто я всегда почитаю индейские обычаи. Ведь во мне течет и индейская кровь.

– Ну так помни, что ты больше белая, чем индианка! Папа был ирландцем, а не арапахо! – Сабрина понимала; что завелась из-за пустяка. Индейские замашки Рэйвен проявлялись все ярче. Но папа не был против, он любил арапахо. Так отчего же все это так раздражает Сабрину? Просто устала. Она так и не сомкнула глаз. Ее мучило беспокойство, когда Коултера не было рядом. Стоило же ему приблизиться, она не находила себе места, ее словно обжигало огнем.

Рэйвен все еще что-то объясняла, но Сабрина не слышала ни слова.

– Да, капитан Коултер. Но ведь я нужна дедушке. А у сестер есть вы и ваши мужчины. Пожалуйста, не сердись, Сабрина.

– Я не сержусь. Делай, что считаешь нужным. Я ведь тоже выполняю свой долг. Ты передашь нашу благодарность Летающему Облаку?

– Конечно. Он очень доволен, что я пока остаюсь с ним, и хочет преподнести капитану Коултеру прощальный подарок – две лошади.

Сердце Сабрины упало. Как же им прокормить столько животных? Но ведь и не откажешься от столь щедрого подарка?

– Передай и от меня спасибо Летающему Облаку. Когда мои ребята встанут на ноги, им очень пригодятся лошади.

Когда мои ребята встанут на ноги! Рэйвен вручила им поводья двух лошадей.

– А это еда вам в дорогу. Береги себя, Сабрина.

– А ты возвращайся поскорее.

– Конечно. А вы, капитан Коултер, позаботьтесь о моих сестрах.

– Разумеется, Рэйвен, – пообещал он и лишь потом осознал, какую совершил ошибку. Он взял на себя обязательства. Он связал себя словами. Он и не думал, что когда-нибудь в нем снова будут нуждаться как в мужчине, человеке, а не только в солдате. Солдатский долг – совсем другое дело. А ответственность за женщину – это личная ответственность. И, глядя на Сабрину, Коултер понимал, что упорно сдерживаемые чувства грозят вырваться на волю.

Она встретилась с ним взглядом и, словно поняв его, отвела глаза.

– Приглядывай за миссионерами, – на прощание сказала она.

– Дед верит, что они посланы нам духами, чтобы спасти от смерти.

– Они и сами, кажется, думают так же. Интересно, почему так решил Летающее Облако?

—~ Из-за их черной одежды. Он считает, что они живут как бы в двух мирах. Не волнуйтесь, он приглядит за ними, а может, и они чему-нибудь научатся у нас.

Те же индейцы, что проводили их в ущелье, вывели их к месту, откуда без труда можно было добраться до озера. Сабрину не покидало чувство, что она больше не увидит Рэйвен. Дважды она останавливала лошадь и оглядывалась.

– Все равно ты ничего не изменишь, Сабрина. Нельзя остановить время. Ничто не остается прежним.

– Может быть. Но вот брата Ситона в медвежьей шкуре я себе не представляю, так же, как и Летающее Облако в сутане.

Коултер рассмеялся:

– А только вообрази миссис Вильям в кожаной накидке и мокасинах!

– Миссис Вильям. Не знаю, смогла бы я всю жизнь зваться по фамилии мужа? Как ты думаешь, у этой женщины есть и свое имя?

– Однажды она еще удивит нас всех. У нее независимый и упрямый характер. И когда она проявит его, брату Вильяму придется учиться терпению у Иова.

На рассвете они доехали до озера. На этот раз Коултер сам развел костер, найдя укрытое от ветра место среди деревьев у воды. Солнце нагрело воздух, снег продолжал таять, лошади спокойно паслись. Сабрина сварила кофе и сделала лепешки. Затем постелила одеяла у огня и присела. Коултер сел рядом. Поев, оба молча прилегли отдохнуть.

Сабрина помалкивала. Коултер следовал ее примеру. Потом, правда, заметил:

– Не ожидал, что снег начнет таять так быстро, особенно после той жуткой бури.

– Погода здесь постоянно преподносит сюрпризы. Иногда весной среди снегов стает только один склон и покроется дикими цветами.

– Ты собираешься жить здесь все время?

– Я как-то никогда не думала о переезде. Да и зачем?

– Не знаю. Страна ведь такая огромная. А ты ничего не видела. Например, Нью-Йорк с множеством магазинов, театров, фабрик, с тысячами людей.

– Я бы просто не знала, как жить в таком шумном месте. Я люблю простор и свободу. И эту землю, где можно стать, кем захочешь.

– А еще есть Калифорния, новая и неизведанная. Есть Старый Свет с Англией и Францией. Разве ты не хотела бы побывать там?

– Побывать, может быть. Но здесь мой дом. Мне не доставит радости покинуть эти горы. А ты? Ты хочешь возвратиться на родину?

– Слишком много мне пришлось там пережить. Я видел, как враг изнасиловал и убил мою сестру, когда она отказалась отдать браслет, подаренный отцом. Нет, все это в прошлом. Я никогда не вернусь в Южную Каролину.

– Мне так жаль. Страшно быть свидетелем гибели своей семьи.

– Тебе и самой пришлось пройти через это. Твой отец умер на твоих глазах, и ты была так же беспомощна что-либо изменить.

– Ты прав. И я видела, как умирала мама, а потом мои мачехи. Наверно, поэтому я так боюсь за сестер.

– Надеюсь, ты сможешь уберечь их. Но нам не дано предвидеть будущее. Мы должны принимать то, что происходит, и смириться с этим.

– Ну нет, Коултер. Мы должны стремиться сделать жизнь лучше. Я верю в это. Когда мы начнем добычу серебра, у сестер будет другая жизнь, они получат все, чего так жаждут.

– Мы?

Она даже не заметила, что сказала «мы». Неужели она связывала все свои планы с Коултером? Но без него она не представляла разработку жилы. А вдруг там ничего нет? Сабрина закрыла глаза. Может, сознаться ему, что отец нашел лишь две шишечки серебра? А говорить ли, что видела породу с вкраплениями серебра и закидала то место камнями, чтобы никто не нашел? Образцы руды надо будет свозить в Баулдер геологу на качественный анализ. Тогда все будет ясно. Нет, лучше съездить в Денвер на монетный двор. Там лучшие специалисты, и Александеров там никто не знает.

– Да, мы. Если все будет как надо.

– Сомневаешься? Сабрина Александер и вдруг сомневается?

– Я очень часто сомневаюсь, Коултер. А бывают времена, когда я вообще ни в чем не уверена.

– Понимаю. Я и сам такой же. Наверно, это от одиночества. Не с кем поделиться своими сомнениями – вот и страшно. Иногда хочется бросить все и уйти.

Сабрина ощутила страх в сердце. А вдруг именно это он и сделает? Теперь у них четыре лошади на четверых. Вот возьмут и уедут, вернутся к своей солдатской жизни? Может, ему. Наплевать на обещание помочь ей?

И вдруг она поняла, что истина в другом: он нужен ей самой! И вовсе не из-за сестер. Ведь им, по правде, глубоко безразличен рудник. Они готовы покинуть свой дом, чтобы начать собственную жизнь. Только Рэйвен считала эту землю родиной. А она сама? Ради кого она собирается разрабатывать рудник? Ради отца и его мечты? Ради сестер? Или ради самой себя?

А как насчет этого мужчины, которого она впустила не только в свой дом, но и в свою жизнь? Его ведь не изменить. Вон он даже на фиктивную женитьбу пошел, лишь бы спасти своих людей. Да, он целовал ее. Но значило ли это что-нибудь для него? Ведь это она ощутила и томление, и желание, которые нарушили ее покой. Но жизнь в лагерях рудокопов научила ее: такие поцелуи ничего не значат для мужчины.

Коултера она привлекала не больше, чем любая другая женщина. Он не был ей мужем. И серебряный рудник, конечно, не удержит его. Как только парни поправятся, он исчезнет. Может, даже раньше. Так что ничего не изменится, если она скажет ему всю правду.

– Папа всегда искал золото, а наткнулся на серебро. Я еще не знаю точно, насколько богато наше месторождение, но готова взять тебя в долю. Если поможешь мне начать добычу, можешь рассчитывать на прибыль, как партнер.

Коултер приподнялся на локте и удивленно взглянул на Сабрину:

– Партнер?

Она почувствовала, как от его взгляда ее бросило в жар. Безотчетное влечение тут же шевельнулось где-то внутри и вскоре охватило все тело. Она ощутила себя частью метеоритного дождя в ночном небе, так нестерпимо запылало ее разгоряченное тело.

– Я готова предложить тебе долю в Серебряной Мечте, если поможешь.

– Долю? И ничего больше? – пробормотал он. Вопрос вырвался, прежде чем он вообще успел что-то подумать.

Смущенная наплывом эмоций, она повернулась, чтобы взглянуть ему в лицо, и тут же пожалела об этом. Он был слишком близко. И эти искушающие глаза цвета бирюзы и серебра…

– А чего бы хотел ты, Коултер?

– Не знаю. Слишком долго я не позволял себе ничего хотеть. Но я устал, устал от этой пустоты.

Низкий голос рокотал, как будто он боролся с этой пустотой, с этой холодной мглой внутри. Солнце освещало его лицо, высвечивая глаза, полные боли.

«Боже праведный, – подумала Сабрина, – как же он живет с этим адом внутри?» Она нежно провела кончиками пальцев по его щеке.

– Мне так жаль, – прошептала она. – Мне бы так хотелось помочь тебе.

Его взгляд неожиданно смягчился. Сабрина затрепетала. В его взгляде была тайна, и он поймал ее в силки, пришпилил к одеялу, полностью пленил. И она жаждала помочь ему разделить его боль. Чувство было новым, пугающим. Дай ему волю, и это перевернет всю ее жизнь.

– Коултер… Я чувствую себя так странно…

– Знаю. Но ни ты, ни я не в силах изменить это. Бог свидетель, я пытался. Но от твоей чувственности, от твоего внутреннего пламени я просто сгораю… От огня твоих волос… От твоего пристального взгляда. А от прикосновения твоих губ я просто готов взорваться. Ты даже не подозреваешь, что уже заполнила эту безысходную пустоту.

– Кажется, я понимаю. Что же делать? Я и сама словно рассыпаюсь на тысячи осколков.

– Если желаешь себе добра, – простонал он, придвигаясь все ближе, – то лучше садись на лошадь и скачи отсюда во весь опор, чтобы я не мог дотянуться до тебя.

– Ты сам сказал, что мы не в силах остановить это. Так почему же хочешь, чтобы я ушла?

– Я не могу, не хочу ничего чувствовать. Не сейчас! Не здесь!

– Что в этом плохого?

– Прошла вечность с тех пор, как я позволял себе это. Я могу причинить тебе боль.

– Что ты себе позволял?

Напряжение росло. Сабрина не смогла бы пошевелить и пальцем, даже если бы захотела. Солнце припекало, и внутри клокотал вулкан. Она была в плену Коултера.

– Ты же знаешь, что этого не должно произойти.

– Знаю, и не хочу, чтобы это было.

– Хочешь! Хоть раз в жизни ты хочешь быть просто женщиной, испытать радость от зова природы. Скажи «да», Сабрина.

– Да! – проговорила она и бросилась в его объятия, затаив дыхание от собственной смелости.

– Да поможет нам Бог, – выдохнул он, понимая, что единственный способ избавиться от этой жажды – раз и навсегда утолить ее. Он опрокинул ее под себя, порывисто обхватил ее голову и властно приник к губам.

Сладкий дурманящий огонь растекся по всему телу, и она раскрыла губы. Ей никогда не доводилось испытывать подобное, их тела сплелись, объятия становились все неистовее, и у нее совсем перехватило дыхание. Сабрина позволила своему телу изведать то, что оно стремилось узнать. Его борода оказалась на удивление мягкой, словно золотой шелк, и она ненасытно касалась этого шелка своими огрубевшими пальцами. Она упивалась прикосновениями к его щекам, ушам, волосам, пока он яростно и жадно целовал ее. Затем его нога скользнула по ее телу, и она ощутила, как упругий член уперся в ее живот.

В том, как он вел себя с ней, не было ни нежности, ни мягкости, но она не колебалась ни секунды, не испытывая никакой робости. Странно, ведь она и не ожидала познать мужчину, не допускала и мыслей об этом. Но, оказывается, это неутоленное желание жило в ней, ожидая своего часа, и вдруг ринулось навстречу этому мужчине, как наводнение после оттепели. И это тоже была Сабрина Александер, далекая, покрытая снегом гора, пик которой теперь стремительно таял от жара более сильного, чем солнце.

Коултер на мгновение оторвался от нее:

– Ты не передумала? Это изменит тебя навсегда.

– Тебя тоже, – ответила она, сама овладев его губами.

И Коултер понял; что пропал. Значит, так тому и быть. Рэйвен права. Есть вещи, которые неподвластны контролю, да ими и нельзя управлять. Его пальцы двинулись вверх, накрыв восхитительно полную грудь. Она на секунду замерла, пока он расстегивал ее рубашку.

– Впервые занимаюсь любовью с женщиной в шерстяном нижнем белье, – пробормотал он, целуя ее в ямочку на шее.

Любовью? Сабрина так и не поняла, что так поразило ее: то ли это слово, то ли то, что она ощутила губы на соске. Это не любовь, увещевала себя она. Это чувственный голод. Она и сама удовлетворяла какую-то неукротимую страсть, захлестнувшую ее и влекущую к немедленному завершению.

Рот его был горяч и влажен. И она прильнула к нему, упиваясь и пробуя языком, в жажде узнать его лучше, ближе… А пальцы уже осмелели и начали осваивать его грудь, с любопытством гладя налитые мышцы мужского тела.

И его, и ее рубашки были расстегнуты. Она была открыта солнцу и его взгляду. Коултер чуть отодвинулся и выдохнул:

– Женщина, твоя грудь великолепна. Что, к дьяволу, заставляет тебя прятать такое сокровище?

– Но мне никогда раньше и не хотелось кому-то дарить его. Проще скрывать.

Коултер взял несколько прядей ее волос и разбросал их на груди, слегка поигрывая ими, щекоча соски и наблюдая, как они набухают в ответ.

– Твои соски, как вишни, что росли у нас за амбаром, такие же спелые и соблазнительные. Я так хочу увидеть всю тебя. Пожалуйста!

– Я такая высокая и нескладная… – запротестовала она. – Не то что Изабелла и Лорин.

– Ты совсем не похожа на них. Ты как оранжевый рассвет на сером небе. Ты лед и пламя, Сабрина, и я схожу с ума от желания!

Он расстегнул ремень, снял с нее брюки и шерстяное белье. Его пальцы, а вслед за ними губы, касались ее тела. И она задрожала, но не от холода, а от желания.

– Ты замерзла, – сказал он.

– Да. Нет. Я уже и сама не знаю. – Дрожь не прекращалась. – Но что бы я ни испытывала, ты тоже почувствуешь это, – пообещала она.

Коултер помог ей раздеться. Инстинктивно она раздвинула ноги, чтобы он поудобнее устроился у влажного тепла ее лона.

– Ну же, Коултер!

Она не скрывала своего нетерпения и приподнялась ему навстречу. Но и этого было недостаточно. Он вновь втянул губами ее сосок, смакуя и покусывая, как будто хотел высосать пламя, которое сжигало ее изнутри.

Он заскользил вверх и вниз вдоль ее влажной ложбинки. Пальцы Сабрины впились в его спину, одеяло соскользнуло. Он приподнялся над ней, дразня ее прикосновением своего члена. Она взглянула вниз, чтобы рассмотреть его восставшую плоть. И такое было в нем величие, что страсть еще больше опалила ее. Ни один мужчина прежде не заинтересовал ее, и теперь она знала почему. Кто из них мог сравниться с Коултером? Это его она ждала всю жизнь.

Щеки ее покрылись густым румянцем, глаза горели, кожа блестела. Он ухватил прядь ее волос и отвел голову назад, чтобы вновь завладеть ее ртом, яростно, безо всякого удержу. Уж если этому суждено случиться, он отдаст этой умопомрачительной женщине все, что в силах дать ей.

– Я пытался отговорить тебя, – простонал он. – А теперь пути назад нет.

– Я это делаю не по приказу.

– Будь по-твоему. – Он обхватил ее бархатистые бедра и приподнял их. С могучим поднятым копьем, нацеленным на ложбинку меж бедер, он на мгновение застыл, словно увековечивая последнее мгновение, когда еще не поздно прекратить это безумие, хотя в душе знал, что это выше его сил, все равно, что перестать дышать.

– Я хочу внутрь к тебе! – крикнул он и нырнул в ее обжигающее лоно. Оба были опалены. Коултер почувствовал, как она вскрикнула, когда плева поддалась натиску, но тут же ответила порывом на порыв, пока он продвигался до самых глубин ее женской сути. И как же она была восхитительна и горяча! И вдруг словно гора свалилась с плеч. Он был свободен! Он чувствовал то, что она так щедро дарила, и дарил в ответ. Встретились двое равных, соединились, стали на какие-то мгновения единым целым.

Словно лава вулкана, опалили их эти минуты единения. Он излился в нее горячим, блаженным потоком. Их дыхание слилось в единый стон блаженства.

Он лег с ней рядом, обняв ее голову и прижавшись к ней всем телом, как будто все еще не мог оторваться. Долго они лежали обнявшись, дыша порывисто и глубоко, потом чуть спокойнее, приходя в себя от подаренных им волшебных минут слияния.

Но тут же Коултера охватило сомнение и… сожаление. Что же он натворил? Это же все равно, что открыть птичью клетку, разрешив птицам изведать свободу и счастье полета. Птицам трудно вернуться в клетку, а их прежний мир рухнул навсегда. Сабрина и он испили из колдовской чаши любви, и это было намного прекраснее, чем он думал. Как же он скажет теперь ей, ставшей с ним женщиной, что это больше никогда не повторится?

Сабрина повела плечами и вздохнула:

– Я словно масло. Нет, мед. Теплый, размягченный мед.

И тело Коултера мгновенно среагировало на этот образ. Его плоть снова стала твердой, и снова его как магнитом потянуло к телу Сабрины. Он застонал и сжал руки в кулаки.

– Я что-то сказала не так? – испугалась Сабрина и приподнялась, чуть наклонившись вперед. – Я же ничего об этом не знаю. Может, женщинам не положено откровенничать об этом?

– Нет, ты не сказала ничего ужасного, – выдавил он из себя.

– Тогда почему ты сердишься?

– Я не сержусь.

Но он сердился. На себя. Отведав запретного плода, он как змей-искуситель из садов Эдема вовсе не желал оттуда убираться.

Сабрина с любопытством изучала его лицо и грудь, запоминая свои ощущения, чтобы хранить их долго-долго.

– Кажется, тебе больно. Как жаль, что ты не испытал того же, что и я. Твоя мама поцеловала бы, где болит, и все бы сразу прошло.

Она начала сдвигать одеяло.

– Адское пламя, женщина! – Он дернул одеяло на себя.

– Разве ты не хочешь, чтобы я посмотрела на тебя? Ты такой безобразный внизу?

– Нет! Да! Я страшен, как сам грех. Грех! Понимаешь, Сабрина? То, чем мы занимались – грех!

– Ну нет! – прошептала она, целуя его маленький сосок. – Какой же это грех, если мы муж и жена? Забыл?

Коултер честно попытался встать, чтобы одеться. Но вдруг заметил лукавство в глазах Сабрины, рука которой отыскала его возбужденный член. Он беспомощно рухнул на одеяло.

– Теперь осталось лишь отрезать мне волосы и назвать Самсоном, – пробормотал он, когда Сабрина скользнула на него.

– Ну-у, если ты этого хочешь, – шепнула она между поцелуями. – Только займемся этим чуть позже, ладно?

Солнце залило их золотым светом. И ветер с озера стих, словно сама природа затаила дыхание.

И Коултер обхватил ее ягодицы и приподнял так, чтобы eгo член щекотал и дразнил ее. Наконец он вошел в нее. Подражая Коултеру, Сабрина объезжала своего ненаглядного, щедро даря свою любовь. Она откинула голову назад, так что волосы разметались по плечам.

– Я уже не чувствую себя маслом, Коултер.

– А как?

– Как дрожжи в тесте Лорин. Нет! Как пузырьки в домашнем вине, когда только что вытащили пробку. О Коултер, я даже и не подозревала о таком.

С этим ничто не могло сравниться. Она вдруг словно ощутила крылья и полетела, захлебываясь от переполнявшей ее свободы. А он все глубже и глубже вонзался в нее, держа за бедра, чтобы она приняла его до последнего дюйма. Ногами она обхватила его бедра. Грудь с торчащими от возбуждения сосками дразняще содрогалась вверх-вниз, пока он не приподнялся и не поймал один из них ртом. Вынужденная наклониться, она чуть не соскользнула с его стержня.

– Нет! – вскричала она и тут же села на него. Он быстро перевернул ее на спину, не разъединяя тел.

– Поцелуй меня, Коултер, хочу твои губы.

Ее мягкие всхлипы страсти просто сводили его с ума. Солнце укутало любовников в золото и тепло своих лучей.

Наконец они уснули исцеляющим нежным сном.

Проснулись они лишь ближе к вечеру. Тела все еще были сплетены, а одежда разбросана на берегу. Коултер сел и внимательно осмотрелся:

– Знаешь, это была ошибка.

– Наверно. Но это случилось, и я не жалею.

– Еще пожалеешь, когда поймешь, что это ничего не изменит.

– А я и не жду перемен. Ты – все еще мой пленник, – ответила она, не совсем понимая, что ожидала услышать от него, но чувствуя, что его слова отозвались в сердце болью, на глаза навернулись слезы. Никакой он не пленник. Похоже, она сама угодила к нему в плен.

– А недавно говорила, что я твой муж.

Он, не стыдясь, стоял совершенно нагой, потом стал натягивать брюки. Затем надел ботинки. Одевшись полностью, достал из кармана цветной носовой платок и направился к озеру.

Ошеломленная столь быстрой переменой в его настроении Сабрина начала одеваться. Не успела ничего толком сделать, как он вернулся и протянул ей платок. Она вопросительно взглянула на него.

– Чтобы… протереться, – сказал он, уронив мокрый платок на одеяло, и отвернулся.

Сабрина вспыхнула. Она проклинала его за равнодушие, а он снова позаботился о ней. Как же тяжело общаться с мужчиной. Какое счастье, что уже завтра они будут дома. Просто ума не приложить, как с ним теперь разговаривать.

Когда он вернулся с охапкой веток для костра, она уже была одета и подготовила все, чтобы приготовить ужин. Бросив ветки, он присел на корточки и начал разжигать костер.

– Будет разумнее, если мы еще раз переночуем здесь. Отправимся в путь на рассвете.

Еще одна ночь вместе! Сабрина выронила мешочек с мукой.

– Осторожнее, – резко сказал Коултер, поймав мешочек на лету, невольно коснувшись ее вытянутой руки. Она тяжело сглотнула:

– Извини. Я очень странно себя чувствую с тобой. Надеюсь, это чувство пройдет?

– Лучше бы ему пройти. Пропади все пропадом, ты же знаешь, что мы не женаты. Нас просто захватила страсть. Это бывает. Ну и хватит об этом. Не делай из мухи слона.

– И не собираюсь.