9. Что такое счастье.

Вечером того же дня Макс направился в кафешку, где его и Катю воспринимали уже, как постоянных клиентов. Воспоминания о недавнем разговоре с Томом придали ему некоторой бодрости. И сейчас, выпуская дым в темнеющее небо, Макс вдруг ощутил странную решительность, которая граничила с отчаянием. Такую решительность испытывает человек, играющий в русскую рулетку, когда в качестве приза на кону мечта всей жизни, а за отказ от игры грозит пожизненное рабство.

Вывеску над входом в кафе починили, и Макс видел в этом хороший знак, несмотря на то, что на этот раз ему пришлось ждать Катю ее еще дольше, чем обычно. Она пришла с тяжелыми сумками, полными продуктов и часть вечера рассказывала о своей тупой, как она ее называла, подружке, которая, живя в Питере уже два года, до сих пор путает Кунсткамеру с Петергофом. Затем Катя жаловалась на тяжелую учебу, на подработки репетитором, на то, сколько ей приходится выносить, ездя на метро к своей больной бабушке в больницу.

– А ведь так хочется побыть женщиной. Быть слабой и ни за что не отвечать, – резюмировала она. – Эй, чучело! Ты меня слушаешь? – она, улыбнувшись, помахала рукой у него перед глазами.

– Всем иногда хочется побыть женщиной. Даже мужчинам, – очнулся Макс от своих мыслей.

Глаза Кати округлились, когда он, затушив сигарету, подозвал официантку, заплатил ей и встал, чтобы уходить.

– Ты торопишься?

– Да. Мне пора. Я тебя провожу.

По дороге домой, боковым зрением он уловил пытливые взгляды Кати.

– Не хочешь взять у меня сумку? – не выдержала, наконец, она.

– Нет, Не хочу.

– Да что с тобой такое, сегодня? Я накупила тяжелых продуктов, рассчитывая на твою мужскую помощь. По-дружески вежливо, ведь, попросила, а ты грубишь!

На какую-то долю секунды Макс уже был готов выпалить: “Ну, пиздец! А если я теперь член вытащу, мол, пососи, я рассчитываю на твою женскую помощь?!” Но вовремя опомнился, несмотря на неведомую ему до сего момента животную ярость первобытного самца. Стараясь сохранять самообладание, он ответил:

– Я не грублю. Просто не хочу. А ты не хочешь мне зашить куртку по-дружески? Я же не покупаю продуктов, рассчитывая на то, что ты проявишь свои женские кулинарные способности, да приготовишь мне чего-нибудь как другу.

– Ясно. Наслушался вчера шуточек своего ушлого дружка… Только я не такая, как Яна, чтобы на это купиться. Дальше я сама пойду!

– Хорошо, – Макс отсалютовал ей и развернулся, чтобы уходить.

– Вообще-то я тебе помогаю с твоим проектом! – Крикнула она ему вслед.

– Нет никакого проекта. Я все выдумал, чтобы снова попытаться транхуть тебя! – Макс уже шагал прочь. Из кармана он достал пульт и импульсивно, сам до конца не отдавая отчета этому действию, зло нажал на кнопку “либидо”, выставив при этом максимальный уровень с отметкой “10”. Через полминуты за своей спиной он услышал торопливое цоканье каблуков. Обежав его спереди, Катя размахнулась для пощечины, но Макс успел поймать ее руку.

– Пусти! – она попыталась высвободиться.

– Ты сама внедрилась в мое личное пространство. Это моя территория и здесь я командую и решаю, – он отпустил ее руку, но Катя снова попыталась ударить его, на этот раз кулаком в грудь. Макс поймал ее за плечи, вдыхая сводящий с ума женский аромат. Пытаясь высвободится, она сексуально сдула волосы с глаз, и его член предательски уперся в брючную молнию, грозясь прорвать ее и выскочить, как чертик из табакерки, раскачиваясь при этом маятником метронома. Всю его жизнь до этого момента многочисленные феи из эротических фантазий сами ловили Макса за член, уговаривая нежно изнасиловать их. И сейчас он испытал настоящий инсайт, осознавая, что девяносто девять процентов всех действий на пути к цели были бесплодны. Он рывком притянул Катю за плечи и поцеловал ее в засос. В отличие от ее глаз, которые пребывали в изумлении еще несколько секунд, язык Кати оказался более сообразительным. Поцелуй получился настолько нежным, а ее дыхание было таким свежим и горячим, что Макс моментально кончил.

****

Он проводил ее до дома, где они поцеловались еще раз, прежде чем Катя аккуратно высвободила свою руку из его руки и с застенчивой улыбкой растворилась в темноте подъезда. Перед тем, как исчезнуть в темноте, она остановилась на секунду в пол оборота, чтобы помахать ему.

Макс зашагал прочь. Воображение не скупилось на смелые фантазии. Все они были пошлые и по-первобытному лишенные всякой романтики, но это его ничуть не беспокоило теперь. В его голове мелькнула мысль, что, по видимому, именно так ощущает себя человек, выигравший несколько сотен миллионов долларов. Еще вчера этот человек помышлял посвятить свою жизнь науке, стартапам, миссии доброй воли в Африке, а сегодня все его помыслы содержали лишь сцены из порнографического фильма, показав, что все предыдущие высокие идеи были лишь заменой прежде недостижимому, или же служили средством достижения того самого. “Разве это является истинной целью всех людей? – спросил сам себя Макс. – Ведь я люблю ее самой чистой любовью на свете! Я точно знаю это!” Но образ чувственных, слегка влажных губ Кати тот час же заиграл явно не в поэтическом эпизоде воображения Макса. И хотя до его дома было далеко, добираться он решил пешком, предвкушая очень интересные события в ближайшие дни.

От мысли, что Катя будет принадлежать ему, Макса пронимала дрожь. Но образ “его Кати” все никак не натягивался на парадигму его представления о самом себе. Он пытался переварить эту мысль, визуализируя себе, как будет неистово онанировать сегодня перед сном в своей пастели. Но реальность продолжала наваливаться на него той своей мягкой бархатной стороной, которой она обычно наваливается на победителей. Он почувствовал, как чья-то рука резко одернула его за рукав, и через секунду Катины сладкие губы вновь одаривали Макса поцелуями, обещающими главный приз сегодняшнему самцу-победителю.

****

Через час они лежали голые на больших диванных подушках, скинутых в спешке на пол в гостиной квартиры Катиной бабушки, которая сейчас лежала в больнице. Макс курил сигарету, а Катя рассказывала что-то позитивное, поглаживая его по его тщедушной груди. Он не слушал ее. Еще вчера он был уверен, что иметь эту самку будет лишь в своих фантазиях до самой старости, а сегодня все его страхи оказались надуманными и смешными. И вот, он уже даже не был готов принять всех подарков судьбы, желая перерыва в развитии событий. Сегодня в кафе ему вдруг стало уже наплевать на то, что будет. “Просто взять, – опять подумал он. – Как же все просто, когда тебе все равно!” Для кого-то некоторые вещи всего лишь клише. А для кого-то это прозрение.

Наслаждаясь тишиной, когда Катя, наконец, уснула, Макс поглаживал ее бедра и ягодицы, ощущая нежнейшую кожу. Курносая грудь походила на двух спящих лисичек с милыми мордашками. “Никаких резинок у меня нет. Возьми меня уже так!” – воспоминания о недавнем ощущении горячей влаги узкого влагалища не давали ему заснуть: прижав Макса спиной к стенке у кровати, и сидя на нем, Катя вовсе не была похожа на непорочную деву. Ее нежное нутро в финале выдало четыре мощных спазма, которые подобно детонатору взорвали головку Макса в обессиливающем оргазме, и его чего член наполнил Катю горячим напалмом.

После первого раза и небольшого перерыва последовали ласки, которые переросли в еще один заход. На этот раз все было более нежно, медленно и прочувствованно. В позиции doggystyle Катя подмахивала ему бархатной попкой в ритм своих тихих, но чувственных вздохов. Макс все еще не верил в происходящее, когда обеими руками поглаживал ее прогибающуюся и гладкую спину.

И сейчас, рассматривая спящую красавицу, он ждал завтрашнего утра, чтобы с первым открытым Катиным глазом посвятить ей всю свою утреннюю эрекцию. Похожее волнующее нетерпение он испытывал последний раз лет пятнадцать назад, когда дед подарил ему на день рождения велосипед. Кататься на нем хотелось, не переставая, снова и снова. И тогда он долго не желал идти спать. Бесконечное счастье окутывало его от одной только мысли, что велосипед и утром по-прежнему будет принадлежать ему, радуя своим существованием и даруя возможности для открытия чего-то нового в этом мире. “Не верьте тем, кто авторитетно глаголит, что не стоит гнаться за мечтой. Они не вкушали плодов этой охоты никогда. Лжецы”! – Подумал Макс.

Наконец, он встал, чтобы пойти отлить. Смывая в раковину сперму с члена, он пообещал Богу, в которого не верил, что если Катя забеременеет от него и родит, то он будет носить ее на руках до конца своих дней.

 

10. Что может пульт от женщины, но чего не может Макс.

В течение следующей недели, Макс проделал с Катей все, что только он мог себе нафантазировать с того самого возраста, с которого его стручок начал доставлять удовольствие, делаясь твердым, как нос у Пинокио. Когда сильно больная бабушка Кати на время своего пребывания в больнице разрешила ей пожить в своей удобно расположенной от консерватории квартире со словами: “пользуйся в свое удовольствие”, то она вряд ли имела ввиду прикованную цепями внучку к антикварной двуспальной кровати, на которой никто не спал уже лет сто. Макс честно пытался сдерживать себя, чтобы реализовывать свои фантазии потихонечку, с удовольствием растягивая процесс постепенного достижения эротических целей. Но не сдержался, уподобляясь ребенку, который набрасывается на коробку конфет, проглатывая ее в один присест. Особую радость ему доставило известие Кати о том, что она давно принимает противозачаточные таблетки, которые ей прописал врач для коррекции цикла месячных и, по ее словам, это никак не было связано с ее скромной до сего дня половой жизнью. В глазах Кати Макс читал удивление: “откуда у него столько энергии?” Он подозревал, что удивление у нее вызывает еще и ее собственное внезапное и неуемное желание, которое он услужливо удовлетворял, подобно продавцу газировки в пустыне, утоляющему жажду иссушенному путнику.

Не обошлось и без инцидентов. Один раз вечером в подъезде их поймала пожилая соседка Катиной бабушки за просмотром порно на телефоне. Ребята так увлеклись, что не заметили застывшую над ними фигуру, потерявшую свою форму уже лет сорок назад. “Так та-а-ак! Будем теперь знать, что наша Катенька любит такое” – сказала фигура противным голосом, особо делая акцент на слове “будем” и, подчеркивая множественное число. От неожиданности Макс мгновенно вскочил, но Катя, казалось, совершенно не растерялась и парировала в ответ любопытной старушенции: “А еще я без трусов, Валентина Васильевна!” Левой рукой она задрала юбку, а правой взялась за перила, чтобы, проявляя чудеса гибкости, нагнуться и посмотреть между своих стройных расставленных ног на стоящую на лестничной площадке несчастную старушенцию, которая мгновенно забыла, зачем на ночь глядя вышла из своей квартиры.

– Мне никогда не нравились ваши старые твердые карамельки, за которые от меня требовали говорить вам спасибо, – сказала Катя, рассматривая предмет своей детской неприязни вверх ногами.

В следующее мгновение бабулька рухнула без чувств, а через полчаса ехала в скорой в одну из городских больниц. Возможно в ту же, где сейчас лежала ее соседка.

Уже в первые дни своей дружбы организмами с Катей он при помощи пульта “попросил” ее рассказать, сколько у нее было мужчин до него. Катя, сказав, что ей очень стыдно, призналась, что он у нее уже четвертый. О достоверности судить Максу было тяжело. Как он уже сам догадался, при помощи словесного меню пульт мог лишь вывести на разговор о чем-либо без всякой гарантии, что сказанное будет правдой, даже если он поставит тысячу восклицательных знаков в сообщение: “скажи мне правду”. Поэтому он задействовал меню физиологических функций, введя таким образом Катю в состояние транса. Лежа на диване, как на кушетке у дядюшки Фрейда, она охотно и с удовольствием описала все свои прегрешения с восемью сексуальными партнерами. Уже во время истории о потере девственности с учителем по МХК, Макс боролся с сильным желанием треснуть ее по башке чем-нибудь очень тяжелым, что заставило бы ее замолчать навсегда. Но, постепенно успокоившись, он вспомнил, что сам пожелал узнать правду. Правду Катя изливала легко и приятно, как в известном Булгаковском романе. Из этой правды Макс узнал для себя, что минет не является полноценным сексуальным актом и поэтому не считается за “раз”. С “простоминетом” у Кати набралось десять партнеров. Он успокоил себя, что для двадцатиоднолетней девушки, живущей в большом городе, сегодня это норма. Однако его не могло не уколоть то обстоятельство, что его сексуальный опыт был куда скромнее, несмотря на то, что он был старше на четыре года.

Поведала Катя и о том, как позволяла ухаживать за собой сразу двум парням, водя их за нос. С одним она ходила в кино и в кафе, а с другим просто целовалась у него дома. Сие известие снова привело Макса в бешенство. Но когда он удостоверился, что кроме поцелуев с тем ухажером действительно дело дальше не зашло, то успокоился и погрузился в состояние тихого злорадства по отношению к своему сопернику. Впервые в жизни его обуяло чувство превосходства над другим самцом. Когда он вывел Катю из транса, та ничего не помнила.

Макс мысленно пел дифирамбы создателям пульта. Однако, конечно же, не обошлось без обломов, иначе Макс не был бы Максом. Когда после своего эксперимента с “сывороткой правды” он спросил Катю, уже находившуюся в сознании бодрствования, что стало с тем ухажером, с которым по ее словам она начала встречаться, когда отшила его, Макса, несколько месяцев назад, она сказала, что тогда все выдумала и что никого у нее не было все это время. Видя негодование в глазах Макса, Катя поспешила заверить его, что по отношению к нему она никогда бы так не поступила, чтобы лгать. Потому что он, Макс, особенный. С трудом скрывая свою злобу, он вывел “либидо” на максимум, а затем скромно ввел в поле текстового меню “оральный секс”, сгорая от желания сладкой мести за явную ложь. Ведь до сих пор, он не решался на такое, наивно полагая, что Катя до сего дня лишь скромно посасывала коктейли из соломинки. Но вместо “неполноценного сексуального акта”, о котором несколько минут назад она рассказывала, лежа на кушетке, Катя стянула с себя трусики и, смущенно поглядывая на Макса, раздвинула свои ножки. Она поманила его пальцем и откинулась на кухонном столе, уставившись в потолок с загадочной улыбкой Моны Лизы.

– Я… такого еще никогда не… – растерялся Макс.

– У тебя получится, дурачок, – прикрыв глаза, она замерла в предвкушении, – у меня тоже это будет впервые. Ну… по крайней мере, еще никому не удавалось довести меня таким образом, – она развязала поясок халата и распахнула его, – поцелуй меня в животик.

Первый раз Макс видел так близко то, из-за чего произошло большинство убийств и всех кровавых конфликтов на земле. Оно было аккуратно, как с картинки и полностью эпилировано при помощи воска. На теле у Кати вообще не было ни единого лишнего волоска. И с мыслью о том, что нет повести печальнее на свете, чем повесть об упущенном минете, Макс принялся открывать для себя новое.

****

Тем не менее, уже в тот же вечер при помощи пульта ему удалось конкретнее “разъяснить” ей, что он подразумевает под оральными ласками. Первый раз в жизни его член испытал все прелести минета без презерватива. И хотя по уверениям Кати она была скромна и неопытна, ее горячий язычок и влажные губы работали так, как будто от них, а не от голосовых связок и диафрагмы, зависело Катино поступление в венскую школу вокала. Макс лишь тешил себя той мыслью, что это врожденный сосательно-хватательный рефлекс, который по утверждению его тети акушера у девочек развит лучше, чем у мальчиков. А сам он где-то читал, что именно умение сосать сыграло важную роль в выживании млекопитающих. Его размышления прервало ощущение приближающегося сильного оргазма, как раз на той самой мысли, что утиные губы на фотографиях одиноких девушек не такой уж и глупый способ попытаться выйти замуж. Макс честно пытался высвободиться, чтобы избежать семяизвержения, но Катя одной рукой взяла его за зад, а другой нежно за мошонку, доведя дело до конца.

Теперь каждый день после работы, он буквально летел к ней домой, будучи уверенный в том, что счастье – это когда идешь к любимой девушке в гости и знаешь, что сейчас стопроцентно будет секс. Все остальное теперь, по мнению Макса, было лишь иллюзией счастья. Как-то давно, когда он гостил у своего деда в деревне, тот сказал ему, что большинство мужчин до конца своей жизни имеют только лишь образ своих идеальных отношений с девушкой. В этом образе ему и ей по семнадцать лет. И всю жизнь мужчина пытается добиться этого образа из своего воображения, забывая о том, что семнадцать лет ему больше никогда не будет. Сначала он считает, что не достоин своего образа пока не подарит девушке красивые сережки. И он вкалывает, чтобы заработать ей на эти сережки, или чтобы сводить ее в ресторан. Потом он много работает, чтобы купить квартиру, в которой он будет заниматься сексом с этой девушкой и машину, чтобы возить ее в эту квартиру. Но вся беда в том, что сережки, квартира и машина приходят много позже, когда идеальная девушка из его образа заменяется на реальную. Та идеальная теперь с другим и сильно постаре ла, да и он сам уже не молод. Конечно, дед имел ввиду не квартиру, а избу. А о машине во времена его молодости и не мечтали. Лишь только под конец жизни он ездил на старой шестерке. В рестораны же деревенских девушек никто не водил, ограничиваясь походами в сельские клубы и кино. Но смысл его слов Макс интерпретировал верно.

– Вот ты все свои книжки читаешь, а Машка, вон, соседская по тебе росой исходит, – говорил ему его добрый подвыпивший дед, вставляя “Приму” в мундштук.

– Деда… перестань, ну…

– Эх, внучара ты глупая моя… Если бы мне сейчас твою молодость! – Дед добродушно засмеялся, причмокивая, когда раскуривал дымную сигарету.

– О… Не начинай опять мозгосверлений с высоты прожитых лет.

– Могу гордиться, что прожитых не понапрасну, между прочим! Пойми, Максимка, мужик в материальном плане начинает цениться только после тридцати пяти, когда жизнь начинает приносит денежные плоды. Многие всю жизнь пашут, чтобы только поиметь бабу. И часто все мимо. Они могут прожить насыщенную жизнь, стать героями, раздавать люлей врагам и подлым, быть спортсменами, играть на гитаре и петь. Глядь, в сорок у них уже все есть. Даже пузо и лысина. А бабы то и нет. Впрочем… бабы тоже порой всю жизнь тренируются ловить венок на чужих свадьбах, но не готовятся стать женой… Но я не об этом… – Дед, хорошо, захмелев, встал покачиваясь со скамейки, чтобы пойти спать. Перед тем, как уйти он сказал:

– Нельзя жить мимо. В семнадцать у тебя, конечно, ни шиша нет за душой, пока твой хренок жалобно скулит. Но в этом возрасте к тебе еще нет особых финансовых претензий со стороны девок. Молодость побеждает. Используй это, а то потом и вспомнить то нечего будет, когда только на семью пахать станешь. После того, как твой отец далдон появился на свет, у меня уже времени и сил не было. Гуляй! Тока это… побочные эффекты в виде ребенышей тебе сейчас не нужны. Аккуратнее будь, не дури. – И известный во всей округе ветеринар, которого жители сел, звали “добрый доктор Айболит” ушел спать, так и не дожив до того момента, когда внук стал мужчиной.

Вспоминая слова деда, Макс посмотрел на спящую Катю. У него дома лежала самая милая девушка в на свете. Он имел над ней власть при помощи пульта и осознавал то, что никакой он не альфа. Поедая мед, хочется чувствовать, что имеешь на него право. Поэтому некоторые мысли назойливо гудели, как комары в темноте и не давали ему уснуть. Он решил позвонить Тому.

– Да, чувак. Чего стряслось опять? – голос Тома был настороженным.

– Взял.

– А я то уже думал поменять тебе девку на другую, посговорчивее. Шучу, конечно. Ну, поздравляю тебя! Красава! На самом деле, я в курсе, что все у вас хорошо. Индикация работает.

– Чего же ты сам не позвонил?

– Если я буду после каждой первой палки своих клиентов звонить им с поздравлениями, то когда-нибудь кто-нибудь из них просто убьет меня.

– Чувак, я на седьмом небе! Она кончает как…

– Бррр… Избавь меня от подробностей. Не забывай, что у меня все ее биологические показатели и все твои команды. Мне дела до них нет, пока все идет как надо хорошо и все счастливы.

– Да я понимаю…

– Поздравляю тебя. Правда. Слушай, если это все, то я сам сейчас не один…

– Извини, просто… Хотел сказать… Я, наверное, верну пульт.

В телефоне послышался усталый вздох Тома.

– Слушай, мужик, не ты первый, кто после пары дней кайфа считает, что теперь больше не нуждается в наших услугах. Поверь мне, еще рано. Без пульта ты – ноль.

– Да в том-то и дело… Не хочу я так. Другие имеют власть над своими девушками при помощи каких-то своих естественных качеств. Понимаешь меня?

– Ну и что с того? Честный ты наш Дон Кихот! – Том был раздражен. – В этом мире каждый вправе использовать то, что у него есть! Разве бывает честный бой?! Даже если рыцари имели одинаковое снаряжение, все равно побеждал наиболее подготовленный из них. Разве это честно, если один лучше подготовлен? В личной жизни такая же шняга: у кого-то лицо и мышцы, у кого-то деньги и тачка, у кого-то член тридцать сантиметров. Кому что подарила судьба. И если бы существовала такая возможность, то черные предпочли бы быть белыми, феминистки стали бы мужиками, а задроты превратились бы в мачо. Все они просто выбрали бы быть сильнейшими. Но все это либо не реально, либо очень тяжело достижимо. Поэтому, негры просто добились белых прав, феминистки залезли на трибуну закона, а Макс получил пульт управления женщиной.

– Хорошо… будь по твоему, – тихо сказал Макс. Но ответь мне еще на один вопрос. Со мной-то ботаном все ясно… Но неужели у них на западе все настолько плохо с женщинами, что появился спрос на подобный товар, как пульт?

– А ты сравни их фильмы и наши. У них респектабельные чуваки воюют за стареющее влагалище с прицепом. За право растить чужих детей и осеменить это влагалище еще раз. И все это ради того, чтобы быть нужным и иметь допуск к телу. У нас же двадцатилетние красавицы поклоняются пятидесятилетнему безработному фалосу-художнику на скейборде…

– Да… наверное, ты снова прав…

– Не наверное, а точно… – сказал Том, а затем добавил уже гораздо тише, – слушай, я бы поболтал с тобой, но и мне надо попарить качан. Выпьем потом. Ты еще не проставился.

– Без базара!

– Эротичных тебе снов, чувак.

И на этой успокаивающей совесть и самолюбие ноте Макс затушил сигарету и улегся спать, ощущая упругую и теплую грудь Кати, упершуюся ему в спину. Только сейчас ему стал полностью понятен смысл сказанного его дедом. И Максу предстояло наверстывать упущенное.

 

11. Фантазии Кати.

Лето полностью вступило в свои права и, казалось, каждый порыв теплого ветра, который колыхал девичьи платья, теперь был пропитан феромонами. По настоянию Макса, Катя теперь не носила нижнего белья, что позволяло им спонтанно предаваться разврату даже в городских парках. Бабушку Кати, наконец-то, выписали из больницы, а ехать на съемную квартиру Макса после того, как он ее встречал с учебы, часто элементарно не хватало терпения. Люди, пришедшие на пикник, порой и не догадывались, что девушка, сидящая верхом на парне задом наперед, не просто делает ему массаж ног. Занимались они этим и в поезде, взяв купе на двоих до Питера. Зайдя в пустой лифт в каком-нибудь высотном здании, в задачу Кати входило успеть довести Макса до оргазма, пока они ехали до самого верха, постоянно рискуя, что кто-то зайдет посредине. Впрочем, пару раз доходило до откровенной наглости. Один раз, когда Макс, посчитав, что они остались совсем одни, полностью раздел Катю в парке у пруда. Она так неистово прыгала на нем и кричала: “О, черт!”, постоянно убирая одной рукой спадающую копну волос со своего лица, что им вскоре пришлось, смеясь, убегать от полицейских фонариков, освещающих их сверкающие задницы. Другой раз Катя была в платье, но Макс умудрился “натянуть” ее прямо в библиотеке консерватории. Естественно, что их кто-то сдал. И, стоя на ковре у заведующей консерватории, Кате чудом удалось избежать исключения играя из себя саму богиню добродетели Гевьон. Благо, заведующая была очень близорукой дамой, что оградило ее психику от вида нагло просвечивающих сквозь летний сарафан стоячих сосков без бюстгальтера, который в это время болтался разорванный где-то на уровне талии под одеждой.

Но они и не думали, чтобы перестать рисковать. При помощи пульта Макс выведал все Катины фантазии. Были среди них и безобидные, по типу, начать приставать к ней в метро в час пик и рукой заставить ее кончить. Но были и достаточно странные. Для реализации одной из таких фантазий, они остались ночью на сцене в “консерве”. Катя плакала и играла на рояле посреди сцены, а Макс должен был хлестать ее по заднице дирижерской палочкой каждый раз, когда она сбивалась. Она просила бить сильнее, хоть сама уже и корчилась от боли. Ему даже почудилось, что она шепчет: “Я все разучу, Виктор Петрович, пожалуйста”. А после, все завершилось позой “шестьдесят девять” прямо на крышке большого белого лакированного рояля. Были среди ее фантазий и настораживающие, когда она одевалась, как девочка, завязывала банты и просила изнасиловать ее на диване, пока они смотрели “Ну, погоди!”. Но большинство ее желаний все же являлись вполне здоровыми, что в целом его радовало.

Один раз, катаясь на вечерней электричке, она уселась на Макса ничуть не смущаясь редких пассажиров, которые сделали вид, что заняты своими телефонами. А чтобы добрать остроты ощущений, Катя потащила Макса в тамбур, и пока тот имел ее сзади, она через окошко двери смотрела на освещаемые луной проплывающие пейзажи. Макс уже изрядно перенервничал и в тот момент желал только поскорее все закончить. Но Катя, чувствуя приближение самого "пикантного" момента, вдруг дернула стоп-кран.

– Зачем ты это сделала? Нас арестуют! – Макс из-за резкого торможения хорошенько приложился лбом о стену.

– Но ты же возьмешь всю вину на себя, правда ведь? – Катя смотрела на него абсолютно невинными глазами.

– Я? Ну… Д-да…

– Бежим, дурак! – Она открыла дверь, откинула щит со ступенек, и они выпорхнули в ночь, освещаемую лишь луной.

Держась за руки они бежали через лес и смеялись, как дети, которые разбили стекло в школе.

– Куда мы? – спросил запыхавшийся Макс.

– Мне показалось, что сквозь деревья я увидела чудесное место…

– Что за… – Он не успел произнести свой вопрос, как перед ними возникло совершенно волшебное озеро. Лунная дорожка едва колыхалась на воде посреди леса. Рывком Катя стянула с себя платье через голову и полезла в воду. Скинув одежду, за ней последовал и Макс. Ощущения горячего влагалища посреди прохладной воды заглушило у него в голове все вопросы по поводу того, как они будут добираться домой…

А через неделю после этого приключения Катя потащила его на один из нудистских пляжей. Поначалу в Максе конкурировали два ощущения: чувство стыда за свое тщедушное тело и ревность от того, что кто-то кроме него видит его девушку во всей первобытной красе. Но поняв, что на этом пляже из всех женщин у Кати было самое красивое тело, в нем поселилось что-то еще. Макс подумал, что именно так себя чувствуют удачливые и уважаемые охотники в своем племени. Он ловил на себе завистливые взгляды других самцов, которым повезло куда меньше со своими бледными курами.

Сначала он и Катя просто лежали и болтали обо всем подряд, ничем не выделяясь среди окружающих, кроме ее внешности. Затем она легла на спину и потянула на себя Макса.

– Ты что, совсем чекнулась, Катюха?!

Она нежно взяла в свою руку его пенис, который тут же отреагировал.

– Я хочу, чтобы ты расслабился и хорошенько меня трахнул. – шепнула она ему, обвив его зад ногами. Еще через минуту она говорила уже громче: "Отымей меня, имей… Еби меня, еби всю! Я хочу, чтобы меня ебал только ты"!!! В тот день своим поведением они подали заразительный пример некоторым из посетителей пляжа. И после этого случая Макс решил взять перерыв от Кати на пару дней, сославшись на завал в работе. Но как бы не так. В первый же вечер Катя позвонила ему и вместо привычного "привет" выпалила: "Я хочу стоять на коленях и сосать твой член"…

– Бери такси. Я заплачу водителю.

****

Макс любил смотреть, как Катя занимается дома, сидя голой за синтезатором и разучивая партии. Иногда она сидела прямо на нем… Играла и пела Баха. От акустических колебаний и мышечных напряжений ее влагалище выдавало такой сложный букет вибраций, что у него буквально закатывались глаза. Затем она брала его руки, подносила их к своей груди и показывала ему, как следует “подкручивать” высоту, тембр, громкость и выбор станций. Это называлась “игра в радио”.

Но больше всего им обоим нравилось заниматься сексом перед самым выходом Кати на сцену, когда она выступала где-либо. В таких случаях, Макс имел счастье иметь, когда служанку, а когда и царицу ночи. Они достигли такого мастерства, что ровно за минуту до ее выхода на сцену оба успевали кончить где-нибудь за задником. И когда уже взволнованная труппа, начинала не на шутку беспокоиться из-за отсутствия героини, та стремглав появлялась, как ни в чем ни бывало… правда, порой, слегка помятая. Так, в четвертом действии “Свадьбы Фигаро” во время исполнения знаменитой арии Сюзаны “Giunse alfin il momento…Deh vieni, non tardar” у гроиони по бедрам стекало семя… что вряд ли было задумано автором.

– У меня со старших классов была фантазия забыть надеть трусы… И чтобы это кто-нибудь заметил, а мне бы было очень стыдно. Всегда очень хотелось. Но я так и не решалась… Так себе фантазия… Оказалось, что не работает.

– Почему? Думаю, кто-то да заметил…

– Да, но но мне вовсе не стыдно.

– Ах ты, бесстыдная моя служанка! – Макс перевернул Катю на живот и слегка укусил её в ягодицу.

– Ты знаешь… Я хочу петь графиню, а не Сюзану в этой опере, – поделилась она.

– Так, как ты, никто не споет арию Сюзаны. Чем тебе не нравится твоя партия? – спросил Макс.

– Не в этом дело, дурачок. Просто тогда бы ты имел графиню, а не служанку.

Они никогда не планировали свои дни заранее. И в зависимости от того к чьему дому из них двоих они оказывались ближе поздним вечером, там они и ночевали. Катя, как и Макс, тоже снимала маленькую квартирку. Жить она тоже предпочитала “самостоятельно”. Но в отличие от него, ей в этом помогали родители и бабушка, так как кроме подработок у Кати другой занятости не было. Максу только оставалось удивляться откуда у нее берутся деньги на изящный гардероб и далеко недешевую косметику. Впрочем, имея родителей профессоров, это было на так уж и удивительно. Сей факт только пробуждал в Максе чувство классового несоответствия с Катей, и порой подстегивал его к сладкой мести в ритме злого траха, когда во время секса с ней, в нем вдруг просыпался мальчик из бедной семьи.

Серьезно они не ссорились. А если и бывало, что кто-то из них надуется из-за чего-либо, то долго это не продолжалось. В конце концов, они условились, что если кому-то из них станет совсем грустно, то он скажет: “минутка нежности”. И тогда оба должны были крепко обняться вместе и забыть о всех раздорах. Как правило, такие примирения заканчивались сексом.

Но по факту Максу осознавал, что ее обиды никак не смогут отразится на ее подчинении. Он делал с Катей все, чего только мог пожелать в любое время дня и ночи. Вне зависимости от обстоятельств она беспрекословно выполняла все, что Макс повелевал ей при помощи пульта. Он воплощал все свои извращенные фантазии, переодевая ее в персонажей любимых, со времен голодных сексом студенческих лет, ролевых игр. Останавливая лифт между этажами, он разрывал на ней одежду и имел ее там абсолютно нагой. Ему ни разу не пришлось услышать от нее о больной голове или о плохом настроении. Конечно, были еще и месячные, но такие дни они называли “неделей устных упражнений”. Порой, к удивлению Макса, Катя даже проявляла инициативу, начиная отдрачивать ему прямо в ресторане под столом. Или когда в такси она ложилась ему на колени подремать, но через минуту он чувствовал, как расстегивается его ширинка.

Все остатки угрызений совести по поводу использования пульта окончательно рассосались и больше не докучали его ненужной рефлексией. Макс уже и думать забыл, что всему, что есть между ним и Катей, он обязан пульту. Но один раз произошел случай, который выбил из-под него почву, на которую он уже привык опираться. Макс буквально побелел, когда войдя в комнату, увидел Катю, держащую в руках пульт от самой себя. Он совершил большую неосторожность, забыв его на диване.

– Как мило. Что это? – спросила она?

– Заказал на алиэкспресс… Коллеге хочу сюрприз на работе сделать. – Макс протянул руку, чтобы забрать пульт, но Катя играючи одернула ее.

– Ну, дай посмотреть! Ого, сколько здесь всего! Это что-то типа успокоительного для вечных девственников? Хи-хи… А давай поиграем, а? Только говори мне, что ты выбрал. Или нет… Не говори. Я сама попробую угадать, – она вскочила ногами на диван.

– Ну ладно, прекрати. Давай его сюда, а то не доживет до вручения. Китайское же говно все-таки.

– Да не бойся, новый закажем. – Катя отвела руку с пультом назад, чтобы Макс не смог до него дотянуться. Затем, весело смеясь, она побежала вприпрыжку через всю комнату, – догони меня!

– А если догоню, что будет? – Он сделал шаг и Катя, вскочив на подоконник, выставила руку с пультом в форточку. Макс позеленел.

– Слушай, кроме шуток… У кореша днюха уже завтра. Новый не успеем заказать.

– Да ладно тебе, не плач. Тебе этот коллега так дорог, что ты весь сморщился, как кощей от вида яйца с иголкой? – Катя слезла с подоконника и подошла к Максу. Затем, перед тем как вернуть ему пульт, она задержалась на секунду. – Мммм… Минет? – Посмотрев блядским взглядом ему в глаза, она нажала на кнопку, – а как, вдруг, хочется-то на самом деле…

– Вот ты дура у меня, – он забрал пульт, а через секунду почувствовал, как Катя стягивает с него штаны.

****

Несмотря на полное подчинение Катиной воли, Макс ни разу не видел в ее поведении и намека на влюбленность. Она никогда не говорила о том, что чувствует по отношению к нему. Макс же был уверен в своих чувствах по отношению к ней. И это обстоятельство не могло оставить его самолюбие в покое.

Как-то вечером, на Катин телефон позвонили. На экране высветилось имя некоего Вахтанга. Она не ответила на звонок.

– Это что еще за ослиный хер??? – взревел Макс. Через минуту он пришел в еще большее бешенство, когда узнал что этот тот самый ухажер, с которым она водила его за нос. – И часто он тебе звонит?

– Звонил пару раз… Все встретиться хотел. Но я сказала, что занята.

Слово “занята” покоробило Макса. Оно не несло никакой позитивной эмоциональной нагрузки по отношению к нему.

– А если бы не была занята? Стала бы встречаться с ним? Да? Он более интересный?

– Ты сейчас истеришь на пустом месте, как баба…

– Да я ему ебальник разобью! – Макс схватил Катин телефон.

– Угу… он кикбоксер. Вперед. Только накопи себе на пластику сначала.

Последняя фраза Кати привела Макса в чувства, но он уже нажал на вызов, так что “съезжать с темы” было бы позорно.

– Ку-ку, пропащая тигрица, – голос на том конце был с хрипотцой и имел южный акцент.

– Это ее тигр. А ты кавказел, держись от нее подальше!!! – Губы у Макса дрожали, а лицо побелело. Но разговор на том конце прервали.

Катя удивленно посмотрела на Максима.

– Не знала, что ты… расист, – сказала она с явным осуждением, но в котором слышался еще и тихий восторг.

– Не знал, что ты падка на таких.

– У нас с ним ничего не было, дурак! – И она толкнула Макса на кровать, – он, конечно, меня достал. Но ты у меня, все-таки, грязный расист. Он, между прочим, врач. И очень помог связями моей бабушке. Нехорошо получилось.

– Ты же говорила, он кикбоксер.

– Это я тебя проверяла, – она нежно поцеловала Макса в уголок рта.

– Ты любишь меня? – Спросил он, наконец.

Но вместо ответа она быстро стянула с себя трусы и прямо в юбке села ему на лицо.

– Что-то твой язык сегодня совсем не тем занят. Пусть поработает с пользой.

 

12. А существует ли любовь?

Бегунок постепенно приближался к отметке следующего последнего уровня. Когда до заветной отметки на шкале оставалось всего два деления, он снова решил встретиться с Томом.

– Она не любит меня… – Макс бросил остаток булки стае голубей около скамейки в сквере, на которой сидели он и Том.

– Ну, так в чем проблема? У тебя есть средство. Скоро получишь доступ к последнему уровню.

– А… существует ли она? Ну… любовь, в смысле… Что изменится, когда я задействую эту функцию?

– Я не знаю… Может она и существует. Но она как бог, как НЛО, как Йети, или как точный прогноз фондового рынка – никто не видел, но все об этом говорят и знают, как выглядит. – Том улыбнулся и закурил.

– Я хочу, чтобы она меня полюбила по настоящему, понимаешь?

– По мне, так любовь – это невроз. Но если, кто принимает ощущения от любви за реальность… это уже психоз.

– Я люблю Катю, Том…

– Люби, – Том посмотрел Максу в глаза и продолжил, – но помни, что человек перестает уважать то, что ему чрезмерно подчиняется и потакает во всем. Он воспринимает это, как часть самого себя, и начинает видеть в подчиненном свои не самые лучшие стороны. Ведь тот прогибается под хозяина, проявляя его же черты. Это вызывает отвращение. Женщины любят стержень. Не только твой могучий болт. Им нужен стержень в характере, на который они бы могли с удовольствием сесть, как на твердый член, – и Том ударил левой рукой по локтевому сгибу правой, сжатой в кулак.

– Но мне никогда не стать таким… мужиком что ли…

– А ты играй роль. Это искусство. Бабам нравятся “настоящие мужики”. Им, конечно, хотелось бы, чтобы мужик утонченно разбирался в психологии, но тянет ее к грубым понтам. Логикой она все может понять, но рефлексы сильнее логики, потому что они опережают сознание. Сначала чпок, а потом осознание произошедшего. Именно по этой причине, когда парень спрашивает о ее прошлом, они так фрустрируют, объявляя женские секреты чем-то святым,

– Значит, мы должны им постоянно лгать, строя из себя благородного рыцаря? И все это ради того, чтобы получить ее тело? Ты не находишь это низким, Том?

– Ну а женщины разве нам не лгут? – Том внезапно завелся. – Представь, если они нам будут правду матку гнать, типа: “Слушай, чувак, я конечно тоже хочу секса, но платить за это, сука, будет только один из нас, потому что я не желаю чувствовать себя понапрасну трахнутой. После нашей свадьбы я, бля, нарожаю себе детей и заставлю тебя благодарить меня, как будто это нарожала тебе. Постепенно я займу собой весь твой эфир, и ты будешь хотеть только того, чего надо мне. А еще я разжирею, но ты все равно будешь меня содержать, даже тогда, когда твой хер будет морщиться в гармошку при виде моей задницы, превратившейся в холодец”. Но вместо этого она говорит, что было бы неплохо попить вина в каком-нибудь красивом месте. И ты все осознаешь, даже когда под словом “романтик” подразумевается анал. Только, вот, кто кого? В жопу она не даст. Нет, конечно, мысленно потирать руки от предвкушения анала вы будете оба. Но только каждый под этим будет понимать свое, и в результате поимеет тебя туда только она при помощи брака, говоря, что даст в пукан только своему мужу… А через несколько лет добавит, что имела в виду лучшего мужа. Как тебе такая правда?

– Но ведь должно же быть что-то. Всю историю человечества люди пишут о чувствах друг к другу. Даже пульт как-то ведь заставит ее полюбить меня. – Сказал Макс. Однако, слова Тома заставили его вспомнить о том, что он все еще никак не решался заняться с Катей аналом, считая это чем-то слишком извращенным.

– Наркоманы тоже любят боготворить свои переживания. Весь интернет засрали “откровениями от Торчкоана”. Так же и любовь всякие мудаки вознесли. О любви больше всего любят трендеть те, кто либо на грани развода, либо у него хроническая непруха в личной жизни. – Том энергично затушил сигарету и, сложив руки замком перед собой, уставился на них. Минуту они с Максом молчали.

– Но я хочу быть самим собой рядом с ней, а не строить из себя вечно неизвестно кого… – нарушил молчание Макс.

– В каждом времени, в каждом месте и в каждой ситуации есть свои герои для женщины. Где-то это гора мышц с мечом, а где-то это мозг. Часто можно слышать: “Она его полюбила за ум. Умеет ценить”. Херня все это! Она выбрала альфа самца конкретно в данной ситуации. А тебе в твоей ситуации следует лишь использовать пульт и проявить минимум воли. И я бы не стал употреблять аморфный термин любовь, когда мы говорим о пульте. Скорее, это будет сильная и полная эмоциональная привязанность по отношению к тебе.

– Ты говорил, что задействование этой функции носит необратимый характер… Ты сказал “почти” необратимый и упомянул о каких-то последствиях, если отменить команду. Что ты имел ввиду? – Макс настороженно посмотрел на Тома.

Тот покрутил в руках пустую пачку из под Marlboro, смял ее, небрежно бросил в урну, а затем, помедлив, сказал:

– Когда… Если тебе действительно понадобится сделать так, чтобы ее эмоциональная привязанность завершилась, я тебе все расскажу… А сейчас не заморачивайся.

****

Макс сидел на подоконнике и курил, выпуская дым в полуоткрытое окно. Вечер был теплый. Даже чересчур теплый. На кровати полуторке, сбросив одеяло на пол, спала совершенно голая Катя. Макс посмотрел на нее, вспоминая, что еще совсем недавно он мог только мечтать о таком. Затем он перевел взгляд на лежащий рядом с ним на подоконнике пульт, который служил напоминанием о том, что без него он всего лишь рядовой омега. Омега, который, как и миллионы таких же, как он других, вместо реального секса до сих пор всегда довольствовался лишь своим развитым воображением и, впечатлившись какой-нибудь красивой девушкой в метро, позже перед сном кончал в судорогах в свою простыню.

Макс уяснил для себя, что преимущество пульта состоит еще и в том, что девушка уже никогда не достанется никому другому, кроме обладателя этого самого пульта. Но он опасался, что с Кати сойдет наваждение по окончании эксперимента, когда у него заберут пульт. Она даже как-то раз сказала ему, что когда они не вместе, то не понимает, что она в нем нашла. Но когда снова видит Макса, ей просто “сносит башню” от желания, и тогда она уже не может контролировать себя. “Это тот случай, когда в необратимых операциях есть свои плюсы, – подумалось Максу на языке программиста. – Когда человек в влюблен тебя, то не нужен никакой пульт. Природа сыграла злую шутку, даруя природный пульт тому, в кого влюблены без ответа и без остатка. И когда-то я прочувствовал это на самом себе. Пришло время расплаты".

Он нажал на появившуюся красивую кнопку на пульте, и тот по-привычному тихо завибрировал у него в руке. Катя застонала и заворочалась во сне. Макс погладил ее по голове, и через минуту она снова спала с детской безмятежной улыбкой на лице. Последний уровень этой игры был достигнут. Но его еще предстояло пройти…

 

13. Сиськи – это хорошо, но…

– Смотри, что я для тебя купила. – Катя вошла в комнату в черной шелковой ночнушке. Выйдя на середину комнаты, она грациозно крутанулась, наполняя комнату ароматом свежевымытых волос.

– Круто, – глянул на нее Макс и уже через секунду снова что-то читал, сидя в кресле в одних трусах и уставившись в свой планшет.

– Тебе не понравилось? – Катя села к нему на колени, обвив его шею. Тепло ее нежных и упругих ягодиц без трусиков вызвало лишь рефлекторную реакцию его члена.

– Понравилось. Кать, я хочу дочитать. Скоро освобожусь уже.

– И мы пошалим? – Она игриво сжала бедра.

– Посмотрим на твое хорошее поведение, – он нежно поцеловал ее в уголок рта и подтолкнул, чтобы она ушла прочь, – брысь отсюда, пошлячка.

Катя хихикнула, но ее лицо выразило задетое самолюбие. Она скрылась в соседней комнате, чтобы через пару минут снова появится на пороге.

– А как тебе такое?

– Вау. Неплохо, – почти без эмоций отреагировал Макс, разглядывая Катю в наряде медсестры.

– Ясно. – Она снова скрылась, потупив взгляд. Еще через десять минут Макс краем глаза уловил, как белые гольфы протопали к середине комнаты. Подняв взгляд, он присвистнул.

– А вот это на самом деле круто! Где ты это достала?

– Там же, на Амазоне. Ну как? – Катя закусила губу, и Макс почему-то ощутил себя старым педофилом, разглядывая ее в японской школьной форме.

– Теперь ты оставишь в покое своего…, – она заглянула в планшет Макса, – Дэвида Юма?

– А ну-ка топай к папочке, извращенка! – Отбросив планшет на кровать, он снял с себя плавки и дернул ее к себе. Катя со смехом поддалась. Еще через секунду он буквально насадил девушку на себя, не вставая с кресла. Глаза Кати округлились в невинном удивлении, от чего к Максу на несколько минут вернулась былая страсть. Закончили они уже на ковре.

– Тебе понравилось? – Она поглаживала Макса по груди, провожая томным взглядом кольца дыма, который тот выпускал в потолок. С тех пор, как она призналась ему в любви, прошел уже месяц.

– А у тебя есть еще один комплект японской школьницы?

– Ага! – Она оживилась, – другой расцветки. Хочешь, надену? Правда, хотела, чтобы это был сюрприз.

– Нет, погоди. У меня другая идея.

****

– Ты с ума сошел! Ты вообще за кого меня принимаешь?! Скажи, ты серьезно? Ведь ты сейчас прикалываешься надо мной, верно? – В глазах ее стояли слезы, лицо залило краской.

– Слушай, я же сам видел, как ты поглаживала тогда в кафе, ну… Эту, как ее?.. Яну, во! – Макс щелкнул пальцами, уставив указательный палец на Катю.

– Во-первых, это была Яна, с которой по твоему запрету я больше не общаюсь, а Света мне в “этом” плане может и не нравится.

– Может или не нравится?

– Я не знаю!.. – Губы у Кати задрожали, показывая, что она вот-вот расплачется, – во-вторых, у нас ни с Яной, ни со Светой никогда ничего не было. В-третьих, не все девушки “би”, как ты думаешь, и Света может ей не оказаться. Ну а в четвертых!.. – тут Катя не выдержала, и слезы потекли по щекам рекой, – как ты… Как ты будешь ее?.. При мне?! Ты… да ты просто бездушный подонок!!! – Она выбежала из комнаты, разрыдавшись и даже не хлопнув дверью. Макс потянулся за спрятанным в сумке пультом.

 

14. …четыре сиськи – лучше!

– Тебе налить еще чайку, Свет? Катя поднесла чайник к чашке своей красивой подружки, с которой пару месяцев назад гуляла по городу, оставив Маска одного под пошлой вывеской кафе. После случая с Яной, Макс запретил Кате всяческие контакты с блядской, по его словам, подругой. “Лучше пусть будет друг, чем такая подруга”, – как он ей сказал. Ведь друг, по его мнению – это только потенциальный трах, которого может еще и не случиться. Но такая, как Яна подруга – это стопроцентные блядки. Теперь ему оставалось проверить на вшивость Свету, которая еще ничего не подозревая, с удовольствием пила чай и глаголила о том, что творчество Сомерсета Моэма произвело на нее мало впечатления. Она осознавала, что ей далеко от питерской интеллектуальной прослойки, но девушке хоть как-то хотелось показать свое причастие к своему родному городу. А самый надежных для этого способ – показать, что книги в руках держались. Какое именно произведение не “торкнуло” Свету Макс не стал уточнять. На память ему пришло только то обстоятельство, что, по словам самого Моэма, чем более высокопарно и богемно выражается женщина, тем более она недалекая или откровенно глупая. Светку же Макс определил, как что-то среднее. Стесняясь саму себя, она хоть и пыталась пару раз за вечер показать, как не любит вульгарность и пошлость, но не просила, как Яна, которую Макс считал тупой блядью, не материться при ней. А когда Макс показывал всем какой-то смешной порнографический ролик на телефоне, то она и вовсе хихикала, еще не подозревая какие веселые выходные ожидают ее в этой квартире.

– А хорошо, что ты меня пригласила. Я, когда уже в электричку села, мой позвонил. – Светка зачерпнула ложечкой клубничное варенье и маленькая капелька незаметно для нее упала прямо в ложбинку между грудей, заставив яйца Макса загудеть, как высоковольтные провода.

– У тебя появился бойфренд? Ты мне ничего не рассказывала. – Вываливая в конфетницу “ништяки” к чаю, Катя стрельнула взглядом на Макса, который оставался внешне невозмутим.

– Да так… Не то чтобы уж очень серьезно. Полгода встречаемся. Так вот. Позвонил мне поинтересоваться, где я. Ужасно ревнивый и вечно меня пасет. Ну, я ему пока не сказала, что к тебе поехала…

– А что для вас значит серьезно? Света, просветите. – Макс, улыбнувшись, поставил чашку и пододвинул к себе пепельницу.

– Ой, а можно не курить? Терпеть не могу табачный дым, – упершись глазами в стол, красивая и блондинистая подруга Кати приняла позу “вот-вот обижусь на что-то и займу выгодную стойку”.

– Можно, – и Макс закурил сигарету, – но в этом доме курят. Так что такое серьезные отношения? – Он продолжал улыбаться. Светка посмотрела на Катю, но та сделала вид, что очень занята пятном на полотенце.

– Хи хи… – выскочило из Светки. В темноте на улице собиралась гроза, далеким низким рыком отпугивая любое “фи, как некрасиво, мне, пожалуй, пора”. Глянув мельком в окно, Светка уставилась Максу прямо в глаза, и тот впервые в жизни увидел, что он действительно нравится красивой девушке без помощи какого-либо пульта.

– Серьезно – это когда предлагают замуж! – Сказала она.

– Ну, так рано еще. Двадцать первый век на дворе.

– Вот и я о том же! Я свободная женщина. И пока не увижу с его стороны ничего серьезного, считаю, что имею право продолжать знакомиться, – она отпила чай. – Правда, каждый кобель норовит раздобыть твой телефон, чтобы домогаться потом смсками. В нормальных странах за это сажают, между прочим.

– Женщины, которые в каждой смске видят домогательство, подобны мужчинам, которые в каждом женском оценивающем взгляде видят лишь корысть. Если за смс можно арестовать мужика, как за домогательства, почему нельзя арестовывать женщин за принуждение к браку и ответственности с потерей свободы и обретением обязательств?

– Брак для женщины очень важен. Вам мужчинам этого не понять. Я своего не принуждаю к браку. Он сам должен созреть.

– От женщин только и слышно, что им задолжали мужчины и какие они кабели. А по потом выясняется, что у скромной девушки мужиков было больше, чем у ее парня в том же возрасте. – Макс с немым упреком посмотрел на Катю, и та отвела взгляд. Ему даже показалось, что она улыбнулась, как двоечница у доски. И он продолжил свою мысль, уже адресуя ее обеим дамам в его доме:

– Но, несмотря на свой богатый опыт, далеко не каждая знает, как сделать мужика счастливым. Может в этом проблема незамужних?

– Очень смешно, – Света попробовала снисходительно улыбнуться, – вы, Максим считаете, что я не знаю, как сделать так, чтобы мужчине было со мной хорошо? – Ее не злые, даже добрые голубые глаза посмотрели на Макса. И он понял, что Света говорит правду.

– Значит, я совершенно верно поступал, когда после каждого комплимента в своих смсках признавался в любви Кате и звал ее замуж? Иначе бы меня давно арестовали за домогательства! – Макс улыбнулся, деловито выпуская дым.

– Ха-ха… Везет же некоторым, – Светка посмотрела на улыбающуюся Катю.

– А зачем ты тогда все еще с ним? – спросила Светку та.

– Ну, я, как бы, люблю его. Мы же спим вместе, – облизывая чайную ложечку с вареньем, Светка сделала круглые глаза, которые говорили, что у нее секса без любви быть не может. В этот момент в ее сумочке заиграла “о боже, какой мужчина”. С деланным выражением на лице “как он меня достал” Светка приложила палец к губам, попросив тишины.

– Да, дорогой! У подружки. У Катьки, я тебе рассказывала о ней. Представь себе. На поезде, естественно. Пойдем ли мы в клуб? Может и пойдем. Хи-хи. Ну, ну… у нас же свободные отношения, милый! Она тебя не слышит, не боись, – Светка стрельнула взглядом на Катю, потом на Макса, – а что такое, в чем дело? Мммм… Я тоже тебя люблю и скучаю… Я не буду пить! – закрыв ладонью микрофон телефона, прошептала Светка уже Максу, когда тот выложил на стол три рюмочки. Затем продолжила разговор:

– Приеду завтра. Когда еще не знаю, я тебе напишу. Ладно, солнце, меня Катька зовет… Ага. Целую. И тебе сладких снов. Хорошо, приснюсь. – Закончив говорить, она с уважением посмотрела на бутылку французского коньяка, который Макс аккуратно разливал в рюмочки.

– Ого! От такого, пожалуй, грех отказываться.

– А мы и не позволим вам, Света, ни от чего у нас дома отказываться, – ответил ей Макс, бросив взгляд на Катю.

– А я и не буду строить из себя аскета, – Светка довольно потерла ладони, смотря на то, как Макс раскладывает кусочки пармезана, – о! Запрет на зону пронесли. Это настоящий или…

– Настоящий. Санкционный. Поэтому вкуснее вдвойне. Ну, девочки, вздрогнем! – Макс поднял рюмку, и через пару секунд компания смаковала то, что их только только начало объединять этим вечером – ощущение горячего греха, разливающегося по телу, в то время как на улице все усиливалась душистая гроза.

****

– Наденешь потом. Это мой, – войдя в полумрак ванной комнаты, Катя повесила белый халат на стенную вешалку.

– А, это ты… Заходи, – сказала Светка из-за душевой занавески.

– А кого ты ждала?

– Дурочка…

– Давай спинку потру, – Катя отдернула занавеску, за которой под струями воды в ванне стояла Светка.

– Ммм…Прямо, как на даче в детстве. Ну потри.

– Сиськи у тебя уже тогда были не детские.

– Да ладно тебе… По сравнению с тем, что у меня сейчас, я тогда еще даже не родилась, – Светка обернулась и покачала из стороны в сторону роскошную грудь.

– Ого! Тебя в детском саду в девяностые одной капустой кормили, мать?

– Как будто до этого ты их не видела…

– Без чехлов не видела. Не болят?

– Болят. Видишь? Даже затяжка на левой, – Светка повернулась так, чтобы свет лучше попадал на нее, и грудь качнулась, как связка из пары глянцевых волейбольных мячей.

– Это не заметно, – Катя провела мыльной рукой по едва виднеющемуся шрамику над левой грудью подруги, – зато твой, полагаю, не жалуется.

– Еще бы! Всем им мужикам нужен только секс… Потри межу лопаток, пожалуйста, – она протянула мочалку и повернулась спиной.

– Насчет того, что мужикам нужен только секс сокрушаются те женщины, которые это единственное дать не могут, навязывая взамен ненужное. Это явно не про тебя. Так что не стони. – И Катя по-дружески хлопнула ее по заднице.

– Ай! Пошлячка, – Светка быстро обернулась и ее грудь оказалась в обеих руках Кати, которая, уже скинув с себя халат, стояла голая и смотрела ей в глаза.

– Ты чего?..

– Тсс… – Катя, склонив голову, нежно взяла сосок Светы в рот, как спелую виноградину на ветке. Но тот выскользнул от нее, потому что Света дернулась назад.

– Слушай, Катька… Ты прости меня, но я не… У меня тоже бывают порой мысли, но… Давай не будем этого делать. Это как-то… стремно.

Уайлд говорил, что единственный способ избавится от искушения – поддаться ему. – Катя вошла в ванну, прижав подругу к кафельной плитке.

– Он же вообще был гей, – безо всякого смысла растерянно начала, было, Света, но ее рот закрыли Катины губы. Уже через полминуты руки Светы жадно сжимали Катины ягодицы так, как будто она уже давно мечтала это сделать, и вдруг выдался такой шанс. Затем Катя принялась целовать ей шею, освободив тем самым подруге рот от французского поцелуя.

– А как же твой? – мгновенно использовала возможность снова говорить Света.

– Ты права. Сейчас позову… Макс!!!

– Что?!

– Закрой уже рот, дурочка ты моя. Он с нами. – Катя села на корточки и принялась медленно целовать Свету около пупка, закрыв пробкой слив в ванне. Через полминуты, когда и без того неяркая лампа в ванной комнате погасла, в дверь протиснулся Макс, держа в руке свечу в старинном подсвечнике. Он поставил её на полочку перед зеркалом над раковиной.

– Прошу прощения, девочки. Больше халатов в этом доме не было, – сказал он и залез в ванну и улегся таким образом, что девчонки стояли прямо у него между ног. Макс заметил, как зажмурила, а затем открыла, уставив на него свои изумрудные при свете свечи глаза Светка, которая, наконец-то, потеряла дар речи и стояла сейчас под струями душа в объятиях Кати.

– Ого! Да мы уже мокренькие. – Стоя за спиной у Светы, Катя аккуратно провела рукой между ног подруги и у той подогнулись колени. Макс поймал её за плечи, а роскошная грудь смягчила удар, когда та не удержалась и упала прямо на него. Он ощутил на своей щеке горячее дыхание Катиной подружки. Еще через мгновение та, видимо решив встать, перевернулась на спину. Но Катя взяла ее за бедра и подтянула вниз. Светка съехала по животу Макса, как с горки, и ее розовое влагалище скрылось под пеной, которая распушилась на набирающейся воде. Катина левая рука проворно юркнула следом, а вторая обхватила Свету под коленкой и притянула еще сильнее на себя, пытаясь насадить подружку на своего парня. В этот момент Максу показалось, что он разглядел некоторое сожаление, ревность и что-то еще похожее на злобу в глазах Кати. Но уже в следующий момент она уверенно и даже немного грубо натянула Свету на твердый, как берлинский леденец член Макса, заставив того забыть обо всем на свете.

– А-а-х! – глаза Светки закатились, а бедра дернулись в легкой конвульсии.

****

В полумраке салона повисло дымное облако, освещаемое лишь красным ночником. Огонек косячка передавался, как факел на эстафете лежачего марафона, состоящего из трех тел, центральное из которых принадлежало Максу. Идею взорвать косяк выдвинула Светка, которая сослалась на то, что должна все “это” переварить. С ее слов: “вообще-то я не любительница любых наркотиков и даже сигарет” – продолжение вечера было не менее интересным. И теперь, это уже был третий “косячевский” за вечер, мастерски скрученный Светкой из неиссякаемых запасов готовой эксессы в ее сумочке, потому как переваривать было много чего им всем.

Света оказалась просто неиссякаемым генератором фантазий. Она могла бы с легкостью занять место Шехиризады из тысячи и одной ночи с той лишь разницей, что вместо сказок изобретала бы новые позиции и сюжеты. Всего за пару часов с ее вежливого шепота, начинающегося с: “а давайте попробуем еще вот так…” Макс перепробовал такие позиции, в которых запутался бы сам великий Гуддини. Оказалось вполне возможным одновременно быть членом в одной девушке, при этом погружая свой язык во влагалище другой. Причем, делать кунилингус вдвоем с той, которую имеешь в данный момент. Потом поочередно он входил то в Свету, то в Катю. На нем по очереди прыгали обе девушки при этом смачно целуясь друг с дружкой, когда одна из них сидела на члене, а другая на лице Макса.

Даже самые воспаленные фантазии периода его рукоблудной юности и наполовину не приблизились к тому, что он попробовал этой ночью. И если бы в тот момент кто-то из “бывалых” ему опять сказал: “послушай, чувак, у меня их было больше, чем волос на твоей жопе, поэтому поверь мне, что все дырки одинаковые и у всех пизда стоит вот так!”, то Макс бы рассмеялся ему в лицо. Влагалище его Кати было похоже на горячий и сочный персик, а у Светы напоминало сдобную булочку с кленовым сиропом, которая целовала и буквально засасывала в себя все Эго Макса во плоти.

Затягиваясь косяком, он мысленно смеялся над теми, кто всерьез мечтает о женитьбе. Жениться ради секса, соглашаться на детей и делать вид, что искренне их хочешь… На память ему пришла недавняя посиделка с другом на природе, который выбрался туда с выводком из четырех детей и с потерявшей ебабельность женой. Причем один из детей достался Кольке бонусом уже в довесок к жене, видимо по мероприятию “один плюс один”. Много пить ему не позволялось, а любые попытки поговорить с другом каждый раз обрывались на том, что он летел ловить очередного ребенка, забравшегося на дерево или выбегающего на дорогу. Все это происходило под неодобрительные взгляды пахнущей скисшим молоком кормящей жены, которая сказала Максу, что пора бы и ему уже подумать о будущем. Колька одобрительно ей поддакивал, мол, только в детях и счастье. Но сколько же тоски Макс видел в глазах этого счастливого мужа. Макс вообще заметил, что те, кто попал в жопу, очень любят тянуть в неё за собой других. Взяли ссуду – агитируют. Родились дети – тоже.

Затем, на память ему пришел Петька, который в их дворе слыл наркоманом целколомом. Славился Петька тем, что к своим двадцати годам перепробовал все наркотики, какие только можно было найти в списках единой конвенции ООН. А также, он лишил девственности столько девчонок, что тяжело было начать встречаться с девушкой и быть уверенным, что в ней еще не побывал Петя. Никаких других целей в жизни у Пети не было. Из школ его выгоняли, а в армию не взяли по причине состояния на учете во всех мыслимых диспансерах. Петя мог бы быть любимым учеником Эпикура в древней Греции, который утверждал, что истинный смысл в жизни – это наслаждения. Мог бы. Но родился не в то время. И умер рано от “чрезмерного счастья”. Однако иным не приходится испытать и десятой части всех тех ощущений, которые испытал за свою короткую жизнь Петя. Осуждая и жалея таких как он, они влачат длинную и занудную жизнь с поездками на дачу, получением благодарственных грамот на работе и обречением на нищенскую пенсию в случае, если доживают до нее.

Петя же за свои двадцать пять лет успел уехать нелегалом в Америку, жениться там на азиатке, изменить ей с негритянкой, развестись, посидеть за что-то в американской тюрьме, наблатыкавшись там говорить по английский и быть депортированным, перед этим мастерски переправив морем нехилые бабки. Посреди мутного двора до сих пор ржавела его осиротевшая машина. Она стояла, как памятник яркой жизни, какой никогда не будет у тех, кто обречен до конца своих дней входить в один и тот же обоссаный подъезд.

В те дни, когда еще был жив Петя, отдушинами Макса были книжка, компьютерная игра, да пульт от телевизора. Что-то не клеилось в разбегающихся мыслях Макса, несмотря на возросшую сейчас тягу пофилософствовать о смысле жизни: “Люди живут ради ощущений. Кто-то их может себе позволить… А кто-то пашет всю жизнь, и заменят желаемые ощущения своей философией. Петя ставил цели бухать и трахать. И всех своих целей добился, посмеиваясь над неудачниками, которые ради того же самого мечтают стать летчиками или олигархами. После тридцати они становятся мишенью для тех баб, которые нагулявшись, ищут лоха своих детей… Или лоха для своих детей… А Петя уже успел сбить с этих баб самый сок. А порой и с их взрослеющих дочерей. Но самое смешное то, что лохи, все прекрасно понимают, но все равно остаются лохами. Потому что голодны до секса, за который им приходится пахать до конца своих дней, как бурлаку за черствый хлеб, при этом мечтая о сдобном каравае. Нет… Мужик не готов к верному браку с одной единственной бабой, если у него до этого не было секса с двумя сразу. – Макс сделал глубокую затяжку и задержал сладковатый дым в легких. Звуки гитары из колонок стали осязаемы. Они вибрировали убаюкивающим блюзом в облачках дыма. Алкалоиды конопли в крови даровали уверенность в завтрашнем дне, а на обоих его плечах посапывали две красивые мордахи. Максу захотелось выдать что-то очень глубокомысленное и в то же самое время лаконичное.

– Света… Ты звезда минета!

Гроза закончилась. И из просвета между туч на несколько секунд показалась красивая полная луна. Впрочем, Макс уже не был уверен, было ли это на самом деле. Еще через минуту он улетел в царство Морфея вслед за своими подружками.

 

15. Секс-марафон. И чужой мед бывает сладок.

Он проснулся от того, что кто-то вытирал его член влажными салфетками. Ощущения были феерическими, и через мгновение они стали еще ярче, когда чей-то рот с горячим языком, бегающим по его уздечке, буквально проглотил Макса целиком. Он перевел томный взгляд на потолок, к которому был приклеен альбомный лист с надписью: “догадаешься кто, разрешу в попу”. Оставшийся со вчерашнего вечера дурман все еще отделял сознание от происходящего легкой ширмой нереальности ощущений. Тем не менее, Макс быстро восстановил события последнего вечера и сделал вывод, что так глубоко и мастерски брать в рот мог только один человек в этом доме.

– Светка! – Он нежно погладил голову девушки под одеялом. И тот час же почувствовал, как движения головы прекратились, а приятные ощущения сменились на легкий, но пугающий прикус зубами в самом корне его члена.

– Хватит! Мне больно, ты что?!

Охват зубами ослаб и из под одеяла к нему выползла злая Катя.

– Ты бы Светку тоже так нежно гладил по голове? – Она щелкнула зубами и, сверкнув глазами, ушла в ванную приводить себя в порядок. Макс улыбнулся, потягиваясь на разложенных во весь пол матрасах с диванными подушками.

– А меня туда хочешь? – Слева от изумленного Макса откопалась откуда-то из простыней Светка и уставилась на лист бумаги прикрепленного на потолке. Он с опаской оглянулся на дверь в ванную.

– Ясно… без разрешения хозяйки нельзя, – вздохнув, она потянулась к сумочке, чтобы скрутить утренний косяк и предоставила Максу лицезреть в дневном свете свое идеальное тело, отточенное годами рейв марафонов и, по-видимому, немалым количеством MDMA. Оно не было худосочным, но не было и пышным. Это было идеальное спортивное тело. И там было, за что приятно подержатся. У Кати тоже была превосходная фигурка. Очень женственная. Однако, она не была спортивной. У Кати было тело модели нижнего белья. Светка же походила на фигуристку или на художественную гимнастку. И сейчас впервые Макс поймал себя на мысли, что сравнивает эти тела между собой. Каждая женщина при желании и средствах может красиво одеться. Но далеко не каждая способна красиво раздеться. Катя красивее выглядела в нижнем белье, чем совсем без него. Светка же в глазах Макса являла собой просто эталон женского тела. И ни один модельер в мире не смог бы одеть ее так, чтобы она выглядела более совершенно, чем она выглядела сейчас – абсолютно голой, небрежно вытянувшейся на животе, чтобы скрутить сигаретку. И даже красивый золотой медальон у нее на шее был лишним.

****

Пока Макс заваривал чай Светка и Катя в одних одноразовых фартуках и резиновых сандалиях жарили яичницу с колбасками на двух сковородках. Он нашел в интернете какую-то задорную радиостанцию и под шлягер “давай подвигай попой” не из таких уж далеких девяностых завтрак приготовился быстро и весело. После завтрака, они втроем, как дружная семья снова улеглись в кровать, чтобы до обеда смотреть на айпаде смешные видео.

Подкрепившись жареной картошкой с грибами и ветчиной на обед, они отрубились, чтобы хорошенько поспать. Максу приснилась какая-то чеховская идиллия, будто он в своем поместье в глуши, где служанка Света созывала всех на чай с баранками. Краем своего сознания он понимал, что это всего лишь сон, и поэтому ему совсем не хотелось, чтобы тот заканчивался. Однако, когда его разбудили две японские школьницы, он увидел, что и реальность бывает более притягательной, чем самая сладострастная дрема.

– Мы плохо себя вели, господин Хуемото. – Катя в очках покорно опустила голову, и Макс еле сдержал себя, чтобы не рассмеяться.

– Но всю тяжесть наказания готова снести только одна из нас, дабы спасти свою подругу. – Светка протянула Максу силиконовую плетку, и он почувствовал, как его член наливается кровью.

– Вам решать, кто поплатится своей попкой. – Катя протянула Максу лубрикант. Конечно же, он давно мечтал поиметь её туда. Но так как подобного опыта у него не было, он так до сих пор и не решился попробовать её туда, несмотря на то, что мог делать с ней все, что хотел и когда хотел. И сейчас Светкина более опытная попка была как нельзя кстати. Но главное, что со Светкой такой возможности могло больше и не представится. Однако, после утренних зубов Кати, с его стороны было бы не разумно высказывать подобные соображения вслух. Поэтому он предложил вытянуть жребий, надеясь, что выбор падет все-таки на Свету. И – о чудо! Бумажка с надписью “шоколадный глаз” действительно попалась Светке. Та сделала грустную гримасу, но глаза ее выдали озорное блядское сияние. И для Макса стал настоящим открытием тот факт, что “этим” удобнее заниматься не сзади, как в дешевом порно, а спереди, только в другое отверстие. Все действо Макс еле сдерживал себя, чтобы не поцеловать, прикованную наручниками к батарее Светку в губы. Передник японской школьницы был задран почти до груди, а чулки собрались складками. Сейчас она казалась ему такой растерянной и непорочной. И это несмотря на то, что его член был внутри “не с той” стороны, что еще хуже сочеталось с непорочностью. Казалось, она чувствовала каждый нерв в члене Макса, двигаясь в нужном ритме и направлениях. Лицо её выражало нечто среднее между страданием и наслаждением. Тихие прерывистые вдохи и выдохи. Наконец её пальцы впились ему в плечи, а все её тело сотрясло мелкой дрожью. На несколько секунд он поймал Светкин взгляд полный какой-то непонятной ему надежды, а дальше его живот обдало горячей струей сока из ее влагалища. Макс тут же кончил в нее, как из ружья, почти со звуком, и, почувствовав это, она последовала за ним в легких спазмах брюшных мышц, свидетельствующих о повторном оргазме.

После того, как откатившись на спину, он переварил полученный кайф, взгляд его упал на Катю, которая вдруг подошла к прикованной Светке и села на колени перед ее лицом, задрав свой передник. Затем она встала и поставила правую ногу на батарею сверху.

– А теперь, сучка, давай доведи меня! – Сказала она играючи. И вымотанная Светка без лишних слов принялась за дело, осознав, что это уже не совсем игра, а скорее расплата.

Тем же вечером изнеможенный Макс проснулся прикованным к кровати полуторке. Перед ним предстала строгая учительница в исполнении Светки и покорная ученица – Катя. Катю “жестко” принудили доставлять удовольствие двоечнику Максу, закованного в кандалы по рукам и ногам. И хоть кандалы были всего лишь наручниками с пушистыми розовыми кольцами, ему стало реально не по себе, когда Светка поддела его яйца здоровенным мясницким ножом и заставила Катю дрочить ему, поставив ультиматум: либо Макс через три минуты кончает на лицо Кате, либо она забирает его яйца себе на серьги.

Затем он воплотил свои школьные желания, когда его изнасиловала учительница по русскому, кем в реале Светка так и не стала, будучи отчисленной уже с первого курса. Учительница оказалась настолько строгой, что разорвав одежду на отличнице Кате трахнула одновременно их обоих за то, что те шумно себя вели на задней парте. Закончив, она облизала пальцы и сказала Кате, что в следующий раз она сделает это указкой и гораздо глубже.

На ужин Катя со Светкой вновь в качестве подружек напекли блинчиков. Затем, он и Катя, хохоча, положили Светку на стол, измазали её клубничным сиропом и слизывали его с нее, поедая блины. Но и Кате потом досталось, когда её голую обсыпали мукой и обваляли в остатках теста тоже прямо на столе, где Макс ее и трахнул. Казалось, у него уже должна была элементарно закончиться сперма от такого марафона, но вид Катиных “сисек в тесте” заставил его позабыть об угасании страсти к этой девушке.

Засыпая уже во вторую ночь в обществе своего гарема, Макс все еще не мог поверить в реальность происходящего. Ему казалось, он сорвал джекпот и мог теперь делать все, что только пожелает. Однако даже, когда все спали, он не смел поцеловать Свету в ее чувственные губы. Макс погладил ее по волосам, и та, улыбнувшись уголками рта, свернулась калачиком, обняв Катю вместо плюшевого мишки. Смотря на неё, он с грустью осознал, что ситуацию с двумя любовницами завтра утром придется как-то разрулить.

****

– Уже уходишь? А кофе? – Макс покрутил в воздухе джезвой, привезенной ему из Турции кем он уже не помнил.

– Не откажусь, – Светка избегала смотреть ему в глаза.

– И что ты теперь скажешь своему? – Макс зажег газ, и шарил на полке в поисках кофе, пока Катя принимала душ.

– Ничего я ему не скажу. Не в первой. Ну… не так, конечно, но… Да и вообще, он чересчур ревнивый, – Светка обезоруживающе улыбнулась своей голливудской улыбкой.

– Неужели? С чего бы это?

– Вот и я о том же! – Ещё не выветрившийся кумар в её голове не давал ей распознать сарказм в вопросе Макса, -¬ вечные расспросы: “было, не было?” Ну даже если и было, у него нет права мне предъявлять, потому что он об этом никогда не узнает, а доказать он ничего не может. Пусть вообще спасибо скажет, что я еще с ним. Я как-то раз намекнула, что хочу расстаться, так он на коленях стоял.

– Ты изменила ему. Это факт. Совершая жестокость, женщина, как правило, верит, что имеет на это право. Она разделяет концепты и выдумывает истории, чтобы обмануть себя, оправдать и дальше верить, какое добро она творит, даже если отрезает кому-то башку. – Макс засыпал кофе в джезву.

– Да как… Как ты можешь быть таким циничным! Да еще и после… – Светка запнулась, губы у нее задрожали и она расплакалась.

– После чего? После нашего с тобой поэтического времяпрепровождения или после твоей подлой измены своему парню? – Максу очень хотелось задеть ее побольнее. Этот порыв был сродни тому, который испытывают в младших классах дети, когда дергают понравившуюся девочку за косы.

– Все не так, – Светка тихо рыдала. Но изредка посматривала на Макса с надеждой, что тот одумается и возьмет свои слова назад. Казалось, она действительно не могла взять в толк, почему Макс наезжает на нее, да и еще после всего хорошего, что произошло за эти два выходных. Затем она добавила:

– Если происходит измена, значит, на это имеются причины… И следует еще разобраться, кто виноват в том, что произошло! – навзрыд лепетала Светка.

– Если баба изменила, то уже не важно, кто там виноват. Идет такая баба нахуй, – хладнокровно перебил её Макс.

– Но почему?.. – заскулила она и заплакала еще сильнее.

– Когда он узнает, что ты ему изменяешь, он отпустит тебя безо всяких его стояний на коленях. Еще и пинка даст. И правильно сделает.

– Если женщина захочет, она всегда может сделать так, что мужчина никогда ни о чем не догадается, – Светка вдруг резко перестала плакать и вытерла слезы, видимо, решив, что пока правда не раскрыта – это не правда.

– Да ну?! Сексом занимаются вдвоем, как правило. Или даже втроем… А если секрет знает больше, чем один человек, то…

– Да пофиг… – минуту, молча, Светка водила пальцем по изображениям жар-птиц на клеенке, – не рассказывай никому, ладно? – она тихонько шмыгнула носом.

– Мне это ни к чему, не беспокойся, – сказал Макс и подумал, что если бы и решил кому-нибудь обо всем рассказать, то ему бы все равно никто не поверил, списав все на нереализованные фантазии компьютерного мальчика.

Из душа вышла Катя. И Света, вдоволь наслушавшись от Макса лишнюю для ее ушей правду о своем поступке, со слезами на глазах принялась выпрашивать у подруги средства на поддержание иллюзии о своей непогрешимости. Скушав порцию “ты имеешь на это полное право, а твой не должен был быть таким мудаком”, она почувствовала себя немного лучше. Однако, гашиш у нее закончился еще вчера. И теперь на Светку навалилась реальность, в которой она не привыкла жить.

“Мразь,  – думал Макс, – но красивая мразь. И это правда.” – Смотря на Светку, Макс осознал, что не существует никакой справедливости в этой жизни. Даже во вконтакте ему было приятно общаться с красивыми одноклассницами. Страшных он всегда игнорировал. А они писали на стенах своих страниц что-то типа: “главное не внешность, а… что-то там”, прекрасно понимая, что главное – она самая. Красота и верность – качества, редко уживающиеся в одном теле.

“Внешность  – это не упаковка. Это ценное содержание. Начинка, на которую есть спрос и которую хочется трахнуть. Это такая же правда, как и то, что большой член имеет решающее значение. А выражение: “маленький хуек в пизде королек” придумали те, кого природа обделив, заставляет вертеться по жизни в десять раз быстрее ее любимчиков.” – размышляя таким образом, Макс возненавидел природу, которая, хоть и не обделила его размерами члена, но не снабдила достаточным количеством тестостерона и харизмой Мэтью МакКонахи, чтобы считать самого себя альфой.

Кофе немного подняло настроение всем, включая Светку. И, попрощавшись со всеми, как будто забегала только на чай с вареньем, она ускакала.

– Больше ты с ней не общаешься.

– Да, Максим. Я поняла.