В цивилизациях потестарного типа и вообще в неразвитой правовой ситуации государственность существует как единый, централизованный институт. Этот моноцентризм выражается, прежде всего, в субинституте реального главы государства, которому подотчетны и подконтрольны все остальные государственные органы и который, таким образом, может вмешиваться в их компетенцию, даже если конституция (официальный текст) декларирует разделение властей.
Соответственно в потестарной парадигме отрицается сама возможность полицентризма, рассредоточения государственной власти. При этом политическая идеология, призванная легитимировать моноцентризм, во всех ее модификациях утверждает, что верховная власть, от которой производны все реальные публично-властные институты, принадлежит некоему абстрактному надличностному субъекту — Богу, суверену, нации, народу, экономически господствующему классу, «трудящимся» и т.п., и этот субъект ее ни с кем не делит.
На языке современной псевдодемократической идеологии источником государственной власти провозглашается народ — абстрактная коллективная целостность, которой приписываются некая особая воля и способность выражать эту волю посредством референдума или выборов должностных лиц государства. Считается азбучной истиной, что от имени народа государственная власть осуществляется иерархической системой органов, в рамках которой может быть только разделение труда, но не разделение властей. В потестарной парадигме государственная власть признается не только единой в ее социальной сущности, но и неделимой в ее организационной форме. Последнее означает, в частности, что, по моноцентристской идеологии, то или иное разделение компетенций не дает возможности разным государственным органам действовать независимо друг от друга; в противном случае невозможно выполнение самой генеральной функции государственности — управления всей социальной жизнью. Особенно под влиянием практики западного социал-капитализма, когда происходит усиление потестарных институтов и нарастают моноцентристские тенденции, соответствующая идеология объясняет, что не следует понимать разделение властей буквально и что некоторое рассредоточение государственной власти, наличие сдержек и противовесов в отношениях между государственными органами, тем не менее, не снимает необходимость их согласованного взаимодействия и, следовательно, координации их сотрудничества, для чего, естественно, необходим институт реального главы государства.
В либертарной парадигме никоим образом не опровергается тот факт, что потестарная цивилизационная реальность функционирует по принципу централизованного публично-властного управления всей социальной жизнью и что разрушение этого моноцентризма просто опасно для наличного общества. Полицентризм является атрибутом не потестарной, а правовой, причем развитой правовой культуры.
В либертарианских рассуждениях о социокультурной реальности правового типа, прежде всего, государственность не признается «животворящим началом» общества, и правовая государственность рассматривается лишь как институциональный фактор свободных социальных взаимодействий, как институт гражданского общества. Отсюда вытекает, что рассредоточение государственной власти, во-первых, ни коим образом не вредит обществу (свободным, ненасильственным социальным обменам), во-вторых, снижает вероятность подмены правоохранительной деятельности публично-властным агрессивным насилием.
Рассредоточение государственной власти происходит по мере исторического прогресса свободы и достигается в капиталистической правовой ситуации. Для правовой культуры капитализма характерен «оборонительный менталитет» по отношению к государственной власти, желание оградить личность от авторитарного вмешательства, от возможности злоупотреблений властью, даже если это власть большинства. Поэтому при капитализме прослеживается тенденция к распределению компетенций с таким расчетом, чтобы никакой государственный орган и никакое лицо в государстве не обладали бы властью, позволяющей бесконтрольно применять насилие и ограничивать свободу.
Наиболее известное проявление полицентризма, разделение властей «по горизонтали», обычно понимается в соответствии с учением Ш.Л. Монтескье — как такое рассредоточение публичновластных компетенций, при котором обособляются законодательная, исполнительная и судебная власти. Обособление именно этих ветвей власти и соответствующих им форм, по Монтескьё, есть не просто проявление некой целесообразности, а обеспечение свободы.
Проблема, однако, заключается в том, что такого разделения властей нигде, кроме США (да и то с оговорками), не было, нет и не будет. Монтескьё строил свою модель разделения властей на основе осмысления практики современной ему Англии, и, по ряду причин, умудрился увидеть в этой практике то, чего там никогда не было, и не увидеть то, что лежит на поверхности. А именно, британский парламентаризм как раз опровергает разделение властей на законодательную и исполнительную. Именно в Англии зародился феномен «партийной власти», выступающей в роли правительства, опирающегося на поддержку парламентского большинства. Монтескьё же, под влиянием идеи народного суверенитета, придавал первостепенное значение разделению властей именно на законодательную и исполнительную, а значение судебной власти недооценивал (судьи — всего лишь «уста закона»). Между тем, именно в Англии, стране общего права, уже во времена Монтескьё существовала судебная власть, независимая и от короны, и от парламентско-правительственной власти, способная эффективно защищать свободу от законодательного произвола.
Иначе говоря, в условиях реального полицентризма из классической триады только судебная власть существует как самостоятельный институт, а институты, складывающиеся в сфере деятельности парламента и правительства, фактически нигде не соответствуют модели разделения властей на законодательную и исполнительную.