История про землетрясение имеет только то касательство к главной теме, что после неё у Хэмфри сложилась мерзкая привычка шастать к нам по любому поводу. Он работал в филиале недавно — сменил на посту Мэфа Агана, которого забрали от нас в Центр. Вечная история: мы тут кадры вербуем, жизни учим, натаскиваем, а потом у нас их забирают туда, где без них полный зарез, — но почему-то абсолютно некому их вербовать, учить и натаскивать.

Конечно, мы не манкировали обязанностями — не филонили, не играли на компах в стрелялки и бродилки, не пьянствовали в рабочее время; и всё-таки регулярные визиты начальства нервировали. И ладно бы мы с Джой, мы уже давно научились быстро привыкать к чужим закидонам, но вот Батя… Впрочем, он молчал, хоть и хмурился. Может быть именно поэтому визиты Директора в наш отдел, и без того слывший стрёмным (мало кто понимал, чем на самом деле занимается отдел Свободного Поиска), вскоре приобрели прямо-таки инфернальный характер. То на Хэмфри упал с притолоки Юта, вешавший над дверью очередной лозунг: «Если ты спокоен, а вокруг тебя в панике с криками бегают люди — возможно, ты просто ни шишиги не понял…»; то его чуть не переехала Джой, примерявшая купленные сыну Чику роликовые коньки; а потом… Собственно, потом и стряслась история с Зайцем.

Как водится, в роли спускового механизма выступило совершенно невинное событие. Просто в один из вечеров на Святках, сидючи в недавно придуманном и устроенном нашим отделом, а точнее Германовыми мальчишками, клубе «Золотая десятка», мы с Джой, вместо того чтобы веселиться, совершенно погрязли в разговоре о методах высадки рассады. Наш огород на Собачьем Хуторе исправно поставлял провизию не только в семьи, но и на гостевые столы, а новый клуб открывал новые возможности сбыта продукции: копаться в земле мы обе обожали, росло у нас все как бешеное, только успевай перерабатывать и раздаривать… Ребята, которым в рабочее время вечно не хватало общения, огорчились нашей замкнутостью, но уважили начальство — позубоскалили, и отстали.

А вскоре после праздников Ливень, гордо улыбаясь, припер на работу стеклянную банку из-под импортного кофе, аккуратно завернутую во вчерашнюю газету.

— Значит, так, — заявил он, — я не я, если в апреле вы, агрономы, не прибежите гурьбой ко мне на поклон.

— Зачем? — удивилась Джой.

— Вот за этим, — Ливень многозначительно щелкнул по банке.

— И чего у тебя там?

Дождичек разразился пламенной речью о прогрессивных методах земледелия, из которой мы не без труда уяснили, что он раздобыл где-то несколько штук далкитских червей. Далкит — северная страна, земледелие там проблемное, вот они и вывели сорт удивительных червяков, превращающих любой органический мусор в кристальный чернозем. Червяки легко размножались, были не слишком прихотливы к погодам, и, что ценно, абсолютно не воняли.

Ничего подобного мы с Джой в продаже доселе не встречали, и от души похвалили Ливня за проявленную инициативу. Он просиял, и предложил поближе рассмотреть далкитское чудо. Заглянув по разику под пластиковую крышку и дружно ничего не увидев, кроме картофельных очисток и спитого чая, мы старательно повсплескивали руками, поахали немного, и я предложила всем вернуться к работе. Герман и так уже поглядывал на нас осуждающе.

Мы-то с Джой занялись текущими делами, а вот Ливень все никак не мог оторваться от новой игрушки. Он бродил по отделу, добавляя новым подопечным пропитания, изъятого у сотрудников. Так картофельные очистки получили в компанию кофейную гущу, мелко наломанный окаменелый сыр, бумажный носовой платок Марко, вчерашний день отрывного календаря и протухшую в холодильнике сметану. На этом банка оказалась забита доверху, и Ливень, вздохнув, принялся искать для неё достойное место. Не знаю, из каких соображений он исходил, только поместил банку именно на Батин стол. Герман глянул досадливо, но спорить не стал, и хозяин банки, полюбовавшись ещё чуток, подгоняемый пристальным взглядом Бати, ушел наконец работать. Герман тоже занялся делом, а минут через 10 осознал, что его что-то отвлекает. Он сосредоточился, принюхался и понял: червяки, конечно, вовсю трудились в недрах помоев, но до сметаны ещё не добрались, так как она отчетливо воняла. Батя, твердо решив более никого от работы не отрывать, тихонечко переставил источник запаха на окно. И тут же о нем забыл.

Я в это время занималась тем, что пыталась проникнуть в смысл составленной Яковом записки. Задача эта была по плечу лишь опытному дешифровщику, потому что ленивый Яшка, всею своей цыганской душой ненавидя писанину, изобрел собственный метод письма: что-то вроде телеграфного стиля, только доведенного до самого что ни на есть абсурда.

Первая, на моей памяти, полученная от него записка лишила меня дара речи, ибо выглядела следующим образом: «ЗДРА ЗА КА ПРИ ПЕР ДОМ ЗВОН ПО ПУ МА КОМКИ».

Прибежавший на вопль Яков подивился моей нервности, и снисходительно перевел: «Здравствуй, Зоринка! Как придешь, первым делом звони по поводу моей командировки».

Не прошло и недели, как я опять споткнулась о текст: «МИАЗ НЕ ЧТИ ПМО ЗА ЖАБУ ЭТО ПРО ДОС».

Тут я вскипела. Я-таки решила «счесть это пмо за жабу», и наорала на Яшку прилюдно. Он отбивался:

— Ну, чего ты? Чего не понять-то? Ну, переведу я, переведу, чего тут переводить, чай, по суонийски писано… да не ворчу я, успокойся… во-от, вот же ясно написано: милая Зоринка… видишь, я вежливо! — ми-илая Зоринка, не сочти это письмо за жалобу, это просто донесение… Я просто хотел тебе напомнить, что Габи обещал для нас новую программу на Полигоне, а она, насколько я знаю, давно готова, и чего?..

— Она не готова, — сказал Герман, также сбежавшийся на крик, — Габи с инженерами доводит до ума. Ты не мог словами спросить?

— Как будет готова, — сказала я, — Якова запустим первого. И без страховок.

Яшка заржал в голос, остальные заулыбались, Батя скомандовал по рабочим местам…

И вот сейчас передо мной лежал новый шедевральный образчик Яшкиного творчества: «ФИГР НУСЯ В ПО В ТУТ ПРЕСНЫЕ ПЕРВЫ ПО РАБОТКЕ ЛИНЬ ВЗЁТ НА СЯ».

Вспомнив, сколько рабочего времени потребовалось отделу, чтобы успокоиться после обнародования предыдущего опуса, я решила на сей раз разобраться сама.

«Фигр» — фигурант, кто же ещё.

«Нуся в по» — нуждается в помощи, надо полагать; я вспомнила, какое именно дело ведет сейчас Яков, и дальнейшее показалось совсем понятным, но тут я уперлась в «пресные первы». В ум лезло неприличное.

— Яков! — рявкнула я.

— А? — он заглянул в дверь моего «аквариума».

— «Первы». Это что такое?

Он тупо уставился на меня, вспоминая, и радостно сообщил:

— «Первы» — это перспективы! Причем прекрасные, насколько я помню…

— Ты когда писать станешь нормально, ирод?! Вали работать…

…Так, что мы имеем… Мы тут, стало быть, имеем перспективы. Какие же именно прекрасные перспективы мы имеем? — я сверилась с текстом: «по работке». Разрази меня гром, что же это такое?.. Яшка ушел, и я, хмурясь, принялась дедуцировать: работке… ра-бот-ке… работнике? — не то… разработке, вот оно. Фигурант нуждается в помощи — это тревожит, но тут, оказывается, прекрасные перспективы по разработке темы… И что? — я глянула в эпистолу, но венчавшее её «Линь взёт на ся» опять вышибло меня из колеи. Всё. Кончилось моё терпение. Послать Якова с его закидонами… в попу, в самом деле. Пускай немедленно перепишет, а факсимиле я на коридоре вывешу, на позор и поношение. Пусть его коллектив воспитывает, не докладная, а кроссворд — совсем распоясался, бездельник!

В этот момент позвонил наш Директор Хэмфри.

— Привет, — сказал он, как всегда сдержанно, — ну, как вы там?

— И тебя с Рождеством, — отозвалась я, — народ в поле, убитых нет, в околотке никого.

— Молодцы! Орлы… Краса и гордость. Придется премию вам дать, как думаешь?

— Неплохо бы, — согласилась я.

Чего уж там, последнее время ребята работали без продыха.

…Суонийца-Мику затребовал тогдашний Президент — Микада: родная наша Суони собирается подписывать судьбоносный нефтяной договор с одной зарубежной фирмой, а дело стопорится — то член Совета Директоров под машину попал, то секретарша из окна выбросилась… Может, сама, а может помог кто. В общем, что-то не то происходит в солидной фирме, и Президенту срочно необходим профессионал со стороны, но — свой в доску. Президент — ставленник ЦКС, пренебречь его просьбой некрасиво, и дельтовец Мика уезжает.

…В Куатраке неожиданно вздымается некая террористическая организация, наводящая ужас на мирных граждан не столько жестокостью терактов, сколько полным отсутствием хоть какой-нибудь политической программы. Группа состоит из этнических имперцев; в местном филиале ЦКС имперцев с достаточной подготовкой нет; Треф собирает вещи, пакует в походную шелковую бумагу фамильную катану и уезжает — внедряться, рисковать, готовить захват.

…Не успела я вернуться с аэродрома, — всегда провожаю лично своих людей на дело, такая уж традиция, — навстречу бегут ходоки из Информационного: на проводе Файрлэндский филиал. Просят кого-нибудь покрепче нервами, так как в Файрлэнде сидит в тюрьме и очень хочет сбежать бандитская рожа, пойманная с великими трудами, а дать ей сбежать — значит провалить блестящую операцию по ликвидации международного трафика по контрабанде оружия… Марко старательно рисует на бицепсе сакраментальное «Не забуду мать родную», подмигивает мне — «о тебе пишу, командор…» — и тоже уезжает: жрать тюремную баланду, базлать с сокамерниками и смотреть в оба.

Оставшиеся и заскучать не успели — факс из Коламбы. Там идет гигантское расследование, начавшееся с карманной кражи и кончившееся обвинением в коррупции, и смертность среди Генеральных прокуроров уже тянет на книгу рекордов Гиннеса. Просят оперативников высокого класса — для охраны и предотвращения. Юта с Лисенком влезают в бронежилеты и прощаются со мной. С нашмыганными слезами, охламоны!

Только я собралась обалдеть от пустоты в отделе, как позвонили из Центра: Нырок, возглавлявший ещё мною созданную Акзакскую группу, влип по линии Крысиного Короля. Оперативников из Центра его Крысиное величество всех знает в лицо (издержки личных отношений). Я хмурюсь и говорю Белому Клыку:

— Десять негритят пошли купаться в море, понял? Батя после ранения, а сама я уж точно не поеду, обобьётесь. Так что давай, иди к Саблю, бери его за шиворот и выясняй, что есть на сегодня по Акзаксу, то есть по мышам. И посерьезнее там — где я им буду искать другого такого спеца, как Нырок…

Насчет шиворота, конечно же, была фигура речи. То есть, это я так думала. Хитрый же Клычок, плюнув на приказ быть посерьезнее, решил совместить приятное с полезным: наслушавшись о Сабле, что тот непревзойденный мастер по карате, Клык надумал повторить подвиг Фрэнка времен Акзакса: дать себя побить, чтобы поживиться новым приёмчиком. Опыт закончился феноменальным конфузом: через пять секунд ровно Сабль, взятый за шиворот педантичным Клыком, и, естественно, оказавший бешеное сопротивление, лежал у ног потрясенного агрессора. То ли слава его пережила себя, то ли нечему было учить бывшему Крысиному Королю выкормыша Дельты… Я прибежала по звонку закисшего от смеха Люка, молча постучала согнутым пальцем Клыка по лбу, и он, напуганный до икоты реакцией Сабля — известного на весь филиал скандалиста, — уехал без всякой подготовки. Правда, за него я почему-то совсем не беспокоилась.

— …Ну, раз ты не возражаешь, — усмехнулся Директор, — то я как раз сейчас хожу по отделам, вот и к вам загляну.

— Хэм, — попыталась я его прервать.

— …всем по пол оклада, — не слушая, говорил Директор, — и ещё лично от меня бутылка коньяку Трефу…

— За что? — испугалась я, — он нашалил что-то?..

Треф у нас, как говориться, вечно был «на ветру». В стиле Фрэнка Кастелло.

— Именно, что нет, — засмеялся Хэмфри, — как раз за то, что последнее время его шалости носили чисто академический характер… В общем, скоро буду, ждите.

Я положила трубку. Роликов последнее время никто не покупал, плакатов не вешал, все сидели чинно-благородно по рабочим местам и работали. Не стану никого предупреждать, подумала я, может, на сей раз пронесёт?..

Но не пронесло.

Ближе к обеду дверь открылась, и вошел Директор. Все вскочили. Несмотря на незлопамятность, Хэм всё же был профессионал, и потому вошел в помещение в манере «Нат Пинкертон проникает в логово мафии»: быстро переступив порог, стремительно шагнул в сторону, а дверь оставил открытой.

Выучка его и сгубила.

Дело в том, что мои оперативники, прошедшие школу у полутарка-Германа, в огне не горящие и в воде не тонущие, в голову не брали, что есть нормальная комнатная температура. Им, легко ночующим в снегу, вечно было жарко, и они постоянно распахивали окна, выводя из строя кондиционер. С комендантом же Здания по поводу злостной порчи техники объясняться приходилось мне, и потому я в какой-то момент собрала всех, и гадким голосом объявила:

— Если кто не знает, то сообщаю: тарки с одинаковой легкостью переносят и холод, и жару. А охамевшие самозванцы за испорченный кондишен отныне платят из своего кармана. Лично от себя обещаю выговор с занесением.

Чуточку подискутировав (дискутировали с Герочкой — я ушла к себе. Не начальское дело собачиться с подчиненными), пришли к консенсусу: кондишен включают, но только после того, как с ним повозится наш кудесник от кибернетики Треф. Он подсоединил к окну термостат и какие-то проводки; теперь, стоило изотерме шагнуть за красный флажок, срабатывало какое-то реле, кондиционер отключался, а окно распахивалось. Опять-таки, стоило показателям упасть, окно запахивалось, и врубался кондиционер. Убедившись раз и навсегда, что тридцатисантиметровая створка окна при всем желании не может нанести ущерба ничьей жизни и здоровью, я плюнула на детей малых, неразумных, — чем бы не тешились, только б не доставали! — и нововведение узаконила.

И надо было, чтоб именно под эту раму — не иначе, как Мерлин попутал! — поставил банку с червями заработавшийся Герман. Далее события посыпались, как подарки из мешка Деда Мороза.

— Вот и я, — сказал Хэмфри, доброжелательно улыбаясь и держа в одной руке пачку конвертов, а в другой бутылку, — вы мне рады?

Ответ последовал более чем достойный.

…Оставив дверь открытой нараспашку, Хэмфри открыл доступ к термостату тёплому воздуху из коридора. Отступив в сторону, он аккуратно попал на линию огня. Термостат сработал, реле щелкнуло, окно распахнулось, наддав по банке; сосуд с будущим черноземом, как выстрелянный из катапульты, прямой наводкой полетел в Директора. Тот тренировано присел. Банка грохнула в притолоку, треснула, и содержимое вывалилось на голову гостя.

…Пока младшие чины, мужественно преодолевая шок, успокаивали и очищали начальство, мы с Джой отсиживались в моем аквариуме.

— Ты видела? — вопрошала я дрожащим голосом, — видела?! Большая Берта, лопни мои глаза…

— Не-ет, — цедила Джой, вглядываясь в бедлам у дверей, — нет, Ливня я всё-таки удавлю…

— Да при чем тут Ливень!

— Ну, Трефа удавлю.

— …Хэм, коньячку, — доносилось до нас сквозь остекление.

— Хэмфри, вот честно-благородное, ну кто мог подумать…

— Стой, не верти шеей, у тебя ещё за воротником…

— Червячок… ну? — просто червячок, это для девочек, безвредный такой, далкитский…

— …понимаешь, ну не можем мы без чистого воздуха…

— …а они, значит, любое дерьмо превращают в чистый гумус.

— Это для девочек, говорю же, вовсе не для тебя припасено!

— Хэм, да Гос-с-споди, отдай конверты, чего ты в них вцепился… Вот, сюда кладу, видишь? — держи стакан…

— …мы тут просто кондишен переоборудовали…

— …сыплешь, значит, туда всякий мусор, ну, там объедки, значит…

— …а провода я по плинтусу пустил!

— …а они там, стало быть, ползают, и, стало быть, жрут…

— …а как жарко станет, бац!..

— …и чернозем…

Нам пришлось выйти.

У Хэмфри хватило силы воли усмехнуться, и даже слегка пройтись по поводу идеи превращения начальства в чистый гумус. Он даже — благородная душа! — не попытался забрать обратно конверты с премией. Бутылку ликвидировали тут же, после чего Директор удалился подчеркнуто неторопливо, но я понимала, чего ему стоило не оглядываться через плечо.

Через полчаса нечеловеческих усилий сводного хора начальства (Германа, Джой, меня и Мэфа) нам удалось разогнать потрясенных сотрудников по рабочим местам, на которых они всё равно не могли работать, но хоть не кишели кишмя, создавая абсолютно неуставной хаос. Мэф, когда-то бывший Директором нашего филиала, теперь, после тяжелого ранения (пришлось ампутировать руку), подвизался в Центре, и как раз приехал по делу, причем вовсе даже не к нам, а к Саблю; но у того в отделе все столы были заняты, а у нас постоянно кто-то был в разъездах. Мы все Мэфа знали как лупленого и очень любили, и он тихо-мирно занимался своими делами, а тут очень даже пригодился. Все-таки заместитель Директора Центра… Короче, все разошлись по местам, только Ливень, индифферентный ко всему, ползал по полу, собирая разбросанных по полу червяков в кулёк, сделанный впопыхах из первой странички трефова распечатанного отчета. Треф как раз собирался забрать его в обложку и сдать в Информационный отдел.

Тофер (его кликуха пошла от имени: Кристофер — Тофер — Треф) тщательно надписал обложку, взял отчет, и обнаружил исчезновение титульного листа. Он немедленно взревел и начал стремительно и яростно обыскивать все столы подряд. Ребята тоже взревели: они возмущались, клялись дать в морду, бросались пузом на свои бумаги, но Треф к критике оставался глух.

Наконец Чак догадался глянуть на Ливня:

— Эй, мокрушник, — окликнул Чак, — а из чего у тебя фунтик, а?

Треф рванул к Дождичку, но тот не обратил на него ни малейшего внимания.

— Ты во что глистов напустил, гад?! — рявкнул Тофер.

— Во что надо, в то и напустил! — вызывающе ответил Ливень, поднимаясь с колен.

— Скотина, суродовал отчет!

— Ещё отпечатаешь.

— Там все подписи!

— Кристофер, — страдальчески поморщилась Джой, — да не вопи ты, в самом деле. У тебя все в компе осталось…

— А подписи?!

— Чьи? Зоринки и Герочки, вот проблема.

— Второго листа тоже нет!!

— Хватит уже орать! — возмутился Ливень, только что кончивший рвать на мелкие кусочки какую-то бумагу, и отправляя в кулек последний обрывок. — Разорался… Им есть надо?! Сам, небось, сейчас на обед отвалишь, а они загибайся, да?

Треф онемел.

— Грин-пис, — сказала Марко, с интересом наблюдая за сценой, — за экологию борись.

— Правильно, — поддакнул Лисенок, — экология должна быть с кулаками.

— Тофер, — тут же подключился и Клык, — у солитёров стресс. Гадам кушать надо…

— Точно, — подхватил Юта, — они сейчас твой папирус потребят, и точно успокоятся — уж больно слог у тебя того, эпистолярный…

— Скоты, — с чувством сказал Треф.

— Остынь, — посоветовал ему Мика, — дел-то, на мильён трёшницу… Вот если бы он аксолотлям премию скормил…

— А кстати, — перебила Джой, — премия где?

Оперативно проведенное расследование показало, что конверты как в воду канули. После Трефова обыска это никого не удивило, зато сам он потерял остатки сочувствия.

— Скажите, страничку у него оторвали, — ворчал Аристид, по четвертому заходу перебирая бумаги на столе, — скажите, инкунабула какая…

— Из своего кармана выплатишь, — пообещал Клык зловеще.

Треф, стиснув зубы, яростно вызывал из памяти машины копию отчета. Я сочла долгом вмешаться:

— Так, на шканцах… Хватит с ума сходить, пошли уже обедать. Точно вам говорю — как вернемся, пиастры всплывут. Причем на самом видном месте.

— С чего бы, — фыркнул Юта.

— Таркская мудрость, — веско ответила Джой, — гласит: если на неприятности не обращать внимания, они обидятся и уйдут.

Эта идея была признана новаторской, и для чистоты эксперимента помещение покинули все поголовно; торжественно заперли дверь, поставили на охрану и спустились в нашу столовую.

Отобедав, мы решили попить кофе на рабочих местах, и отправились в отдел, лениво переговариваясь о способах траты денег, в немедленном обнаружении которых уже решительно никто не сомневался. Дверь отомкнули, и, продолжая на разные голоса разубеждать Джой в целесообразности покупки платинового парика, начали рассаживаться по местам. Я взялась за ручку двери своего застекленного кабинетика, но замерла от неожиданности.

Деньги, действительно, нашлись. На моем столе. А рядом, попирая задницей пачку бумаги для факса, сидела здоровенная тощая крыса и кушала банкноты. Делала она это не торопясь и аккуратно: передними лапами ловко отрывала от купюры тонкую полоску, уминала в пасть, энергично жевала, сглатывала, и снова отрывала.

Я судорожно вздохнула. Крыса неприязненно посмотрела на меня, и решила пугнуть: опустилась на все четыре лапы и ощерилась. Видимо, она собиралась грозно зашипеть, но забыла, что последний тугой комок бумаги проглотить не успела; можно представить моё состояние, когда из глотки наглой твари со скрипом вылетел «тёщин язык».

— Мама!.. — пискнула я, попятилась, и с размаху села кому-то на колени.

…Здание ЦКС, как и некоторые другие административные здания Лоххида, периодически подвергались оккупации наглых, как танки, крыс-пасюков. Их регулярно и победоносно травили, на какое-то время они исчезали, но каждую зиму объявлялись вновь. Не сказать, чтобы их было опасно много, или они наносили как-то серьезный ущерб, но для сохранения такого положения требовалось неусыпное бдение и килограммы ядохимикатов. С другой стороны, в суперсовременном здании, начиненном чувствительными датчиками, призванными уберечь сотрудников от пожара, задымления и химической атаки, травля крыс являлась почти стихийным бедствием. Поэтому каждые новогодние праздники, длящиеся более трех дней, комендант отключал сигнализацию и шел в крестовый поход на серую нечисть.

Очередное Ватерлоо имело место как раз под Рождество.

Необходимо уточнить: наш отдел Свободного Поиска дератизации вот уже который год не подвергался. Потому что Треф, работавший в свое время под прикрытием в ведомстве Крысиного Короля (в силу некоторых обстоятельств мы так называем главу международной преступности, с которым, ясное дело, воюем вовсю), привез из командировки аппаратик, отлично зарекомендовавший себя в Акзакских подземельях. Это было что-то вроде фумигатора, только для крыс; Треф так до сих пор не понял, каким образом это работает, но набеги серого десанта аппаратик ликвидировал исправно. Судя по тому, что наш отдел подвергался атакам все реже и реже, и зная от ученых, что информация среди крыс распространяется со скоростью сплетен, можно было предположить, что наша комната прослыла в крысином своде мудрости своего рода черной дырой, или замком графа Дракулы; во всяком случае, незримая надпись «Оставь надежду всяк сюда входящий» засела у них в мозгах накрепко. Впрочем, мы недавно переехали… Не знаю, но все равно уверена: проникшая в мой аквариум крыса умом, отвагой и предприимчивостью не уступала группе «Дельта». Судя по сквозившим сквозь шкуру рёбрам, она постилась несколько дней, упорно отвергая данайские дары коменданта. А потом, убедившись, что собратьям-ортодоксам мудрость отнюдь не спасла жизни, махнула за красные флажки, в самое логово Минотавра.

— Ну, и что с ней делать? — спросил Герман.

— По закону, — отозвался Клык, — бабки отобрать, а саму в расход. В Суони не воруют…

— Это не воровство, — возразил Мэф, — это грабеж.

— А в чем разница? — удивился Аристид.

— Разница в статье, — пояснила Джой.

— Техники у меня с собой нет, — объявил Треф, — дома оставил. Да и чего тратиться, на одну-то стерву? Так поймаем…

— Ты, что ли, будешь ловить?

— Почему я…

— А кто, девочки?

— Да зачем же девочки?! У нас Мика знатный охотник, вот пусть и ловит…

Мика глянул на Батю, прочел в его глазах приговор, тяжело вздохнул и аккуратно влез в аквариум.

Крыса отплюнула уголок червонца с серийным номером и приняла боевую стойку. Мика внимательно смотрел на неё. Так прошло какое-то время.

— Чего стоим, кого ждем? — поинтересовался Юта.

— Ёж птица гордая, — откликнулся Марко, — не пнёшь — не полетит…

Мика сделал быстрый выпад. Крыса легко увернулась, и с изяществом белки-летяги махнула на полку со справочниками.

— Ты ей так в глаз попадешь, — сказал Клык.

Мика нахмурился, и применил блестящий таркский захват. Крыса хрюкнула, приняла классическую атакующую позу «дракон поднимает хвост», и, проведя профессиональную инквартату, щелкнула зубами в сантиметре от Микиного запястья. И порхнула на вешалку.

— Дух, — сказал Юта, — вот что руководило героями не на людях, а сам на сам.

Мы с Джой прыснули. Мика рассердился, сдернул с подлокотника кресла мою шаль, и, пользуясь ею как мулетой, исхитрился схватить противника за шиворот. Вися в чрезвычайно невыгодной позиции, крыса сдаваться отказалась, и тяпнула-таки победителя за палец.

— З-зараза, — прошипел Мика.

— Стой! — вдруг сорвался с места Ливень, — держи её, я сейчас…

— Долго держать? — спросил Мика, перехватывая шаль в левую руку, а правую поднимая повыше, чтоб унять кровь.

— Да прикончи ты её, — пожал плечами Треф.

— Отставить! — возмутилась я, — пленных не убивать — Конвенция!..

— О, Господи, — сказал Марко.

Герман посмеивался. Тут как раз вернулся Ливень, таща взятую у кого-то взаймы стальную клетку.

— Где ты её взял?! — поразилась я.

— Э-э-э… неважно. Но должен вернуть…

— Судя по размерам, — раздумчиво сказал Марко, — кто-то в здании разводит кроликов.

— Да не, — не согласился Лисенок, — по-моему, это на медведя.

— На медведя?.. Или всё-таки для медведя?..

— Ну-у, — протянул Лисенок, — наверное, смотря по тому, поставить или положить…

Они ещё долго могли бы так беседовать, но крысу наконец вытряхнули в клетку, и мы подошли ближе. Арестантка, ещё взъерошенная после схватки, пристально изучала нас из дальнего угла.

— Кис-кис-кис, — позвал Юта.

Крыса рванула вперед, мы шарахнулись, а она схватилась за прутья и бешено их затрясла.

— «За что посадили, волки позорные?!» — перевел Клык.

— Накапайте ей пустырника, — сказал Аристид.

— Да она же голодная, — сообразила я, — у кого-нибудь ещё есть, что червякам не скормили?

Узница обнаружила завидную психологическую гибкость: стоило просунуть в камеру колбасу и печенье, как она перестала метаться, деловито сгребла харч под себя и села подкрепляться, изредка бросая на нас косы взгляды. Не вынеся этого немого укора, я навесила на клетку шаль, дабы создать в узилище хоть какое-то подобие уюта.

— Блеск, — сказал Лисенок, — ребята, мы все дураки. Вы знаете, для чего она на самом деле сюда влезла? Ага! — на работу наниматься, в оперативную группу… Спорим, запросто пройдет на Полигоне «десятку»?!

— А может быть, — задумчиво согласился Мэф.

— Лариска, фас! — заорал Юта.

— Отставить! Сам ты Лариска! — возмутилась я.

Юта захлопал глазами:

— А чего?.. А как?.. Звать-то её надо как-то…

— Минуточку, пожалуйста, — вмешался Герман, — она что, здесь останется?

— Утопить не дам, можете побить, — заявил Ливень.

— Охота была, — пробормотал Мика, украдкой почесывая след от противостолбнячного укола.

— Ладно-ладно, а величать-то её как будем? — засмеялся Мэф.

— Ты — никак, — ответила я. — Тебе уезжать через пару дней. А мы… Мы будем звать её Николь. И она будет предсказывать нам землетрясения.

— Почему именно Николь? — удивился Треф.

— Потому что мы не знаем, мальчик это или девочка.

— Так давайте посмотрим.

— Ты, что ли, будешь смотреть? Валяй…

— Эй, Ливень, а ты с дистанции можешь определить?

— Чего тут определять, — заметил Клык, — сука она…

— А ты почём знаешь?

— По модус вивенди.

— Кончай базар! — скомандовала я, — сказано — Николь, и баста. Ать-два по вольерам, орлы мои. Зоопарк закрыт на переучет посадочных мест.

Взволнованные обилием свалившихся впечатлений, мы честно попытались посвятить штатным обязанностям хотя бы вторую половину дня. Николь, чья клетка стояла теперь на тумбочке, деловито, как рыбацкую сеть, втянула внутрь угол шали, со знанием дела свила себе из неё гнездо и с сытым вздохом предалась сиесте; я из деликатности занавесила клетку остатками платка наглухо.

Поработать всё же удалось. Треф сдал-таки отчет, Ливень выслушал мои соображения по поводу дела, которое ему был готов передать Яшка; я собралась сходить в Информационный, но тут опять позвонил Хэмфри.

— Зоринка, — сказал он, — не говори со мной, пожалуйста, таким испуганным голосом. Я не самодур и не идиот, как ты знаешь, и прекрасно понимаю, что всё это всего лишь пустяковое недоразумение. Я сейчас к вам приду…

— Нет! — завопила я, — Хэм, миленький, ради Бога — только не сегодня…

— Нет уж, дудки, — голос Директора вмиг сделался металлическим, — я не позволю тебе превращать отдел в отруб. Я, конечно, далек от мысли, что у меня пытаются выработать условный рефлекс… И не дурных придирок ради, а моего спокойствия для, я всё же зайду. Думаю, мы все вместе просто весело посмеемся…

Я этой уверенности отнюдь не разделяла. Хэмфри, безусловно, был хороший человек и прекрасный начальник, но его чарийское упрямство в данный момент вызывало у меня тоскливый ужас. Ну, не понимаю я, как может бывший разведчик, пусть даже севший на административную должность, начисто лишиться чувства опасности. Он явно не собирался мириться с тем, что день у него сегодня отчетливо не задался, и собирался переломить досадную ситуацию силой своего духа. Очень я ему сочувствовала, поэтому вышла из аквариума, произвела обсервацию, и сказала:

— Так, лишенцы и мизерабли, свистать всех наверх!

— От даже как, — хохотнул Герман. Остальные смотрели на меня с пристальным интересом. Я сказала:

— Поясняю для «чарийской лавочки». Всегда есть 2 возможных варианта развития событий: наихудший и маловероятный. Для совсем недогадливых разворачиваю тезис — наклевывается реальный шанс не попасть на Лысую Гору…

«Лысой горой» с чего-то называли место ссылки вдрызг проштрафившихся сотрудников.

— …коньяк в наших рядах ещё имеется?

— Имеется, — сказал Мэф, — сам вчера в сейф клал. А что?

— Сейчас Хэмфри мириться придет. Советую сосредоточиться, — сообщила я, и стала наблюдать за реакцией. Герман кинул взгляд на окно, Ливень — на червяков. И то, и другое находилось на порядочном расстоянии друг от друга, и вело себя тихо.

— Треф, — сказала Джой, встревожившись не меньше меня, — ты уверен, что кроме кондишена здесь больше нет никаких действующих свидетельств твоего могучего интеллекта?

Треф задумался.

— Нету вроде, — сказал он, оглядываясь, — разве что ловушка в сейфе…

— Какая ещё ловушка?! — похолодела я.

— Так ты ж сама просила, — занервничал Тофер, — возмущалась, кто, мол, вечно гостевой коньяк пользует… что надо капкан… Да какой там капкан, смех один, — я только контакты магнитные в петли всобачил, теперь как кто полезет — музыка сразу…

— Ладно, это, по крайней мере, не смертельно, — решила я. — Так, все думаем, что ещё может случиться… Боевое оружие у всех разряжено?.. Роликов никто больше не покупал, химических гранат с Полигона не притаскивал?.. Что за коробка на шкафу?

— Из-под телека, — ответил Ливень.

— Убрать немедля.

— Зоринка, да ладно, он там сто лет стоит…

— А если свалится? — поддержала меня Джой, — а вдруг?

Коробку сняли. Заодно сняли плакат с Фрэнком Кастелло в атакующей позе, ибо стальная крепежная планка, сорвавшись, могла причинить тяжкие телесные повреждения. Проникшись горячим желанием спасти отца-Директора во что бы то ни стало, мы наконец отволокли в библиотеку груду томов, опасно громоздившихся на сейфе, обесточили кофеварку и микроволновку. Джой лично проверила, что пол после утренней заварухи вылизан начисто, и Хэму не грозит опасность поскользнуться на банановой кожуре. Все колющие и режущие предметы я заперла в стол. Не знаю, до чего бы мы ещё в панике дошли, но тут я глянула на часы и заторопилась:

— Быстрее, быстрее, время… Джой, Герман, что мы ещё забыли?

Все пожали плечами, устало и чуточку смущенно переглядываясь.

— Вроде все предусмотрели, — сказала Джой, — разве что Николь сбежит.

— Подумаешь, — сказал Чак, — сбежит, и на здоровье. Что он, крыс не видел?

— Именно что видел, — нахмурилась я, и посмотрела на клетку. Клетка была по-прежнему накрыта шалью, и никакой агрессии не демонстрировала.

— Директор крыс боится? — удивился Лисенок.

Джой хмыкнула:

— Ты о «дискотеке» Крысиного Короля слыхал?

— А, — сказал Лисенок с отвращением.

«Дискотека» была гениальным по простоте и жестокости гибридом камеры смерти с камерой пыток. 2-ой Крысиный Король (теперь царил 3-й), обжив подземелья Акзакса, решил на полную катушку использовать природные средства устрашения. Провинившегося сажали в каменный колодец, запускали голодных крыс и врубали музыку. В зависимости от тяжести проступка жертву вытаскивали почти сразу, или несколько погодя, или вообще не вытаскивали. Правда, к этому средству физического воздействия прибегали достаточно редко, обычно хватало угрозы, но вот Хэмфри, тоже во времена оны работавший в Крысином Королевстве под прикрытием, поимел несчастье испытать эту страсть на себе, — правда, отделавшись легким испугом.

— Мэф, — вдруг некстати заинтересовался меломан-Герман, — а какую музыку там включали?

— Да всякую, под настроение. То джаз, то классику… По-моему, особой популярностью пользовалась песня этого, как его… Дьявола из «Фауста».

— Ария Мефистофеля, — сказала я.

— О, холера, — вдруг дернулся Треф, бледнея. Спросить, в чем дело, я не успела, потому что появился Хэмфри. На сей раз, опять-таки машинально, он применил другой прием, а именно сразу шагнул в гущу сотрудников, резонно предположив, что себе уж точно никто не враг.

Первый ледок в общении он сломал быстро, только Джой, Герман и я никак не могли расслабиться. Видик у нас, судя по всему, был непринужденно-затравленный, потому что Хэм сказал:

— Ох, командоры и генералы, вижу, что это не вы меня, а я вас напугал до смерти. Что ж, пустячок, а приятно… Ладно, чего только не случается в творческих отделах, забудем. Сейчас без четверти 6 — разрешаю сегодня бросить работу пораньше. Где там у вас выпивка?

Лисенок вскочил, но Директор остановил его небрежным жестом:

— Сиди, сиди, мне ближе. Будто я не знаю, что секретную информацию вы держите в памяти компьютеров, а в сейфе — бар… какой тут код? — э-э-э, да он не заперт…

Испугаться не успел никто, даже самые тренированные. Дверца сейфа распахнулась, и из темного нутра бронированного ящика убийственным ниндзянским прыжком в технике «коготь орла» на Хэмфри метнулась подлюка-Николь, а из динамика над дверью грянуло зловещее: «На земле-е-е!.. весь род людской!!!» Под раскаты могучего баса-проффундо крыса мертвой хваткой вцепилась в галстук Директора, повиснув на нем, как магнитная присоска.

И вот тут Хэмфри сломался. Взревев, как попавший в волчью яму паровоз, на мгновение перекрыв громовые рулады Гуно, Директор с перекошенным лицом ударился в паническое отступление.

…Обезумевшие сотрудники, топча друг друга, метались по отделу. Герман с риском для жизни пробрался сквозь этот буран к столу Тофера, щелкнул тумблером, и враг рода человеческого умолк. Народ потихоньку перестал метаться, зато начал смотреть на меня. Мы с Джой, вцепившись друг в друга чуть не крепче, чем скотина-Николь в директорский галстук, не без труда разжали заледеневшие пальцы, убедились, что ватные ноги держать нас не намерены, и плюхнулись куда попало. Герман откашлялся и спросил неестественно-спокойным голосом:

— Все живы?..

— Эта, — сказал Мэф, первым пришедший в себя, — вы тут посидите, а мне дайте бутылку, побегу до Директора, а то он, по-моему, того… сильно расстроился.

— Только скорее, — выдохнула я.

Мэф, торопясь, удалился, сжимая протезом левой руки бутылку компанелльской «Золотой пчелы». Остальные избегали смотреть друг на друга.

— Я думаю, — наконец произнес Клык задумчиво, — единственное умное, что мы можем сейчас сделать — это в темпе сменить Директора. Посадим Зайца…

— Плохая идея, — быстро сказала я, — как Директор, я бы вас точно на Лысую Гору отправила. Просто чтобы отдохнуть. А как начальник отдела, я из тех же соображений возьму пару отгулов.

— Думаешь, нас уволят? — спросил Лисенок тревожно.

— Ну, — рассудительно возразил Мика, — уволить-то не уволят, конечно. А вот расстрелять могут…

— За что? — нахмурился Чак.

— Сиди, — посоветовал Аристид, — ты сидишь — вот и сиди себе. Нас на гробовое задание отправить, между прочим, как раз плюнуть…

— Полный гроб, — уныло заключил Ливень, открывая и закрывая дверцу сейфа.

— Ага, причем с музыкой, — нервно хохотнул Яшка.

— И ведь что поражает, — заметил Юта, — опять всё из-за Трефа.

— Из-за меня?!! — взвился Треф.

— Молчи, — велел Герман.

— Бать, да я…

— Знаю. Потому и молчи.

— Так, ребята, — начала было я, но закончить не успела. Дверь опять распахнулась, и в неё почти на четвереньках впал Люк, совершенно закисший от истерического смеха. Оттолкнув бросившегося на помощь Ливня, он осел на пол, привалился к столу Джой, и дал полную волю своему неуёмному веселью.

— Ха-ха-ха, — стонал заместитель начальника отдела по борьбе с Организованной Преступностью, держась за живот, — хо-хо-хо…

Он даже не пытался утереть слезы, конвульсивно дрыгал ногами и сползал всё ниже и ниже. И этот идиотский смех сработал как детонатор — пережитый нами стресс требовал выхода, и через секунду уже весь отдел покатывался со смеху.

Но, как это часто бывает, вскоре выяснилось, что смеялись мы над разными вещами.

Оказалось, что Мэф действительно поторопился, так что до его прихода никто не успел освободить Хэмфри от мехового галстука. Гадюка-Николь, закусив, так сказать, удила, вовсе не собиралась ослаблять хватки; Директор метался по кабинету, за ним металась охрана, которая вообще не понимала, что происходит. Увидев входящего Мэфа, Хэм бросился к нему, воздев руки, с видом безумным и угрожающим. Исходя из ситуации, Мэф вряд ли мог сходу верно истолковать его намерения, — но, будь у него обе руки свои, он бы, конечно, успел разобраться в ситуации. Однако проклятый протез на сверхчувствительных сенсорах среагировал на первое побуждение, и сработал по авральному расписанию: шикарная пластиковая рука, созданная по спецзаказу на Юнийском заводе искусственных волокон, к ужасу Мэфа дернулась, рывком пошла вверх, и треснула набегавшего директора по клотику зажатой в кулаке бутылкой.

И охрана, и случившийся тут же Люк впали в ступор. Пока Мэф, ругаясь последними портовыми словами, сдирал с себя протез, который, как дурная собака, всё пытался защитить хозяина от несуществующей опасности, Люк с охраной оказал Директору первую помощь. Николь коньячный душ не понравился, и она бежала, причем не куда-нибудь, а в свою клетку, которая, по её мнению, отвечала всем требованиям личной безопасности.

Через пять минут Мэф, всё ещё продолжая ругаться, выпер из кабинета всех лишних, и принялся поправлять здоровье — свое и несчастной жертвы обстоятельств, — с помощью уже директорского запаса спиртного. Охрана, хмуро переглядываясь, разошлась по постам, а Люк дополз до нас.