ЧТО ВАМ РАССКАЗЫВАЮТ

В центре капиталистической системы находится частный корпоративный сектор. Именно там производятся товары, создаются рабочие места и изобретаются новые технологии. Без динамичного корпоративного сектора нет движения экономики. Следовательно, что хорошо для бизнеса, то хорошо и для экономики государства в целом. Учитывая нарастающую международную конкурентную борьбу, страны, которые мешают открывать новые компании, ставят препоны для ведения бизнеса и заставляют фирмы совершать то, чего те не желают, потеряют инвестиции и рабочие места и, в конце концов, отстанут в экономическом соревновании. Государство должно предоставить бизнесу максимальную свободу.

 

ЧТО ОТ ВАС СКРЫВАЮТ

При всей важности корпоративного сектора, если предоставить компаниям максимальную степень свободы, то это может обернуться ущербом даже для самих компаний, не говоря уже об экономике страны в целом. На самом деле не все ограничения вредны для бизнеса. Иногда ограничение свободы отдельных компаний служит интересам самого бизнес-сектора в целом — например, для того, чтобы отдельные компании не уничтожили общий источник ресурсов, необходимых им всем, таких как природные ресурсы или рабочая сила. Ограничительные законы также помогают бизнесу тем, что заставляют компании предпринимать шаги, которые дорого обходятся каждой в текущий момент, но которые повышают их общую эффективность в долгосрочной перспективе — как, например, предоставление работникам возможностей для повышения квалификации. В конечном итоге имеет значение не общее количество законов, регулирующих бизнес, а содержание этих законов.

 

КАК ДЕТРОЙТ ВЫИГРАЛ ВОЙНУ

Говорят, что Вторую мировую войну выиграл Детройт. Да, Советский Союз понес огромные потери, больше всех остальных, — по оценкам, число жертв в Великую Отечественную войну (как она тогда называлась) составило более 25 миллионов человек, это почти половина всех погибших за войну в мире. Но СССР — и, разумеется, Великобритания, — не сдержали бы нападения нацистов, если бы у них не было оружия, присланного из Соединенных Штатов Америки — этого «арсенала демократии», как назвал их Франклин Рузвельт. И большая часть этого оружия была изготовлена на переориентированных на военное производство заводах детройтских автомобилестроителей — «Дженерал моторс», «Форд» и «Крайслер». Без промышленной мощи США, представленной Детройтом, нацисты захватили бы Европу и, как минимум, западную часть Советского Союза.

В истории, конечно, не все столь ясно и просто. Быстрые успехи нацистской Германии в начале войны стали возможны благодаря способности ее войск быстро передвигаться — в этом суть знаменитого блицкрига, или «молниеносной войны». А своей высокой мобильностью германская армия обязана высокой моторизации, техническое обеспечение которой осуществлял не кто иной, как «Дженерал моторс» (через свою дочернюю компанию «Опель», приобретенную в 1929 году). Более того, появляются свидетельства, что, преступая закон, на протяжении всей войны «Дженерал моторс» тайно поддерживала связи с «Опель», который выпускал не только автомобили для военных, но и самолеты, мины и торпеды. Похоже, что «Дженерал моторс» вооружала обе воюющие стороны, получая прибыль и с тех, и с других.

Даже среди детройтских автомобилестроителей — которые были известны под названием «Большая тройка», — «Дженерал моторс» уже тогда стояла особняком. Под руководством Альфреда Слоуна-младшего, тридцать пять лет, с 1923 по 1958 год, возглавлявшего «Дженерал моторс», компания к концу 1920-х годов поглотила крупнейшего американского автомобилестроителя «Форд» и впоследствии стала главной американской автомобильной компанией, производящей, по словам Слоуна, «автомобили для любого кошелька и любого назначения», которые можно выстроить своеобразной «карьерной лестницей»: от «Шевроле» к «Понтиаку», далее «Олдсмобил» и «Бьюик» и на вершине наконец — «Кадиллак».

К концу Второй мировой войны «Дженерал моторс» не только была крупнейшим производителем автомобилей в США; по доходам она стала самой большой в стране. Компания пользовалась таким влиянием, что когда в 1953 году Чарли Уилсона, тогдашнего президента «Дженерал моторс», на слушаниях в конгрессе, посвященных его назначению министром обороны США, спросили, не усматривает ли он потенциального конфликта интересов между своей корпоративной принадлежностью и своими обязанностями на государственном посту, тот, как известно, ответил: что хорошо для Соединенных Штатов, то хорошо и для «Дженерал моторс», и наоборот.

С логикой этого утверждения трудно поспорить. В капиталистической экономике компании частного сектора играют ключевую роль в создании богатства, в увеличении количества рабочих мест и в налоговых поступлениях. Когда дела у частных компаний идут хорошо, успешно работает и вся экономика. Когда речь идет об одном из крупнейших и технически наиболее активно развивающемся предприятии, как «Дженерал моторс» в 1950-е годы, успех или неудача компании оказывает особенно заметное влияние на остальную экономику: фирмы-поставщики, сотрудники этих фирм, производители товаров, которые могут купить (или не купить) работники компании-гиганта, чья численность доходила до сотен тысяч человек, и так далее. Поэтому экономические показатели компании-гиганта исключительно важны для благосостояния всей национальной экономики.

К сожалению, говорят сторонники этой логики, столь очевидное утверждение не было общепринятым на протяжении большей части XX века. Можно понять, почему против частного сектора были настроены коммунистические режимы: они, как-никак, верили в то, что частная собственность — источник всех зол капитализма. Но почему-то от Великой депрессии до 1970-х годов на частный бизнес с подозрением косились даже в большинстве капиталистических стран.

Частные компании рассматривались как антиобщественные силы, чье стремление к наживе необходимо сдерживать ради других, предположительно более высоких целей, таких как справедливость, общественное согласие, защита слабых и даже национальная гордость. В результате, исходя из убеждения, что государство призвано регламентировать, что и какие фирмы делают в интересах общества в целом, были введены сложные и громоздкие системы лицензирования. В некоторых странах государство даже заставляло фирмы, во имя развития страны, поневоле открывать новые направления своего бизнеса (см. Тайны 7 и 12). Крупные компании не допускались в те сегменты рынка, где обосновались мелкие фирмы, фабрики и розничные магазины, чтобы сохранить традиционный уклад жизни и защитить «маленького человека» от большого бизнеса. Во имя защиты прав рабочих вводились обременительные трудовые законодательства. Во многих странах права потребителя были расширены до такой степени, что ущемляли интересы бизнеса.

Как утверждают аналитики, стоящие на стороне бизнеса, эти меры не только наносили вред крупным компаниям, но и вредили всем остальным, сокращая общий размер раздаваемого «пирога». Урезая фирмам возможности экспериментировать с новыми способами ведения бизнеса и затрудняя их выход в новые области, ограничительные законы замедляли рост производительности в целом. В конце концов, все безрассудство этой направленной против бизнеса логики стало очевидным. И, начиная с 1970-х годов, во всем мире начали соглашаться, что если что-то хорошо для бизнеса, то это хорошо и для национальной экономики, и разные страны стали проводить политику в поддержку интересов деловых компаний. Даже коммунистические страны с 1990-х годов отказались от попыток зажимать частный сектор. Стоит ли далее распространяться по этому вопросу?

 

«КАК ПАЛИ СИЛЬНЫЕ НА БРАНИ!» (БИБЛИЯ)

Пять десятилетий спустя после замечания Чарли Уилсона, летом 2009 года, «Дженерал моторс» обанкротилась. Невзирая на свою общеизвестную неприязнь к государственному управлению бизнесом, правительство США купило компанию и, после масштабной реструктуризации, открыла ее как совершенно новую. На это была потрачена умопомрачительная сумма в 57,6 миллиардов долларов из средств налогоплательщиков.

Можно заявить, что спасение компании было в интересах Америки. Если позволить компании такого размера и с такими производственными связями, как «Дженерал моторс», разом рухнуть, то огромный негативный волновой эффект затронул бы и занятость, и спрос (падение потребительского спроса оставшихся без работы сотрудников «Дженерал моторс», исчезновение спроса «Дженерал моторс» на продукцию поставщиков и др.) и усилил бы начинавшийся в стране финансовый кризис. Американское правительство выбрало, от имени налогоплательщиков, меньшее из двух зол. То, что было хорошо для «Дженерал моторс», по-прежнему было хорошо для Соединенных Штатов, хотя и было не очень хорошо само по себе.

Но это не означает, что мы не должны задавать себе вопрос, как вообще получилось, что «Дженерал моторс» оказалась в такой ситуации. Столкнувшись с жесткой конкуренцией со стороны импортеров из Германии, Японии, а затем, с 1960-х годов, и Кореи, «Дженерал моторс» не отреагировала самым естественным, хотя и трудным способом, как ей и следовало поступить: начать производить автомобили, которые будут лучше, чем у конкурентов. Вместо этого компания-гигант попыталась найти легкий выход.

Во-первых, она обвинила своих конкурентов в демпинге и прочих нечестных методах ведения торговли и заставила американское правительство ввести импортные квоты на иностранные, особенно японские, автомобили и открыть внутренние рынки конкурентов. В 1990-х годах, когда эти меры оказались недостаточными, чтобы остановить спад, компания попыталась возместить провал в автомобилестроении, развивая свое финансовое подразделение «Акцептная корпорация «Дженерал моторс» (GMAC). GMAC вышла за пределы своей обычной задачи финансировать покупку автомобилей и стала самостоятельно вести финансовые операции. Как таковая GMAC проявила себя довольно успешно — в 2004 году, например, 80% дохода «Дженерал моторс» были получены от GMAC (см. Тайну 22). Но ее успех не мог скрыть фундаментальную проблему: компания не в состоянии производить хорошие автомобили по конкурентоспособным ценам. Примерно в то же время «Дженерал моторс» попыталась упростить себе задачу инвестирования в развитие более совершенных технологий, скупая небольших иностранных конкурентов (таких, как шведский «Сааб» и корейская «Дэу»), но этого никоим образом не было достаточно, чтобы возродить ее былое технологическое превосходство. Иными словами, за последние четыре десятилетия «Дженерал моторс» испробовала все, чтобы остановить свое падение, только не производство более качественных автомобилей, потому что производство качественных автомобилей как таковое — это… слишком хлопотно.

Конечно, все эти решения в момент их принятия, возможно, были, с точки зрения «Дженерал моторс», самыми лучшими — ведь они, так или иначе, позволили компании с минимальными усилиями протянуть несколько лишних десятков лет — но для Соединенных Штатов в целом они оказались вовсе не так хороши. Огромный счет, который выставили американским налогоплательщикам в виде пакета антикризисных мер, — лучшее тому доказательство, но вообще-то США в целом могли бы и выиграть, если бы «Дженерал мотос» заставили вкладывать средства в технологии и станки, необходимые для производства более качественных автомобилей, а не позволяли ей заниматься лоббированием, добиваясь протекционистких законов, скупать конкурентов и превращаться в финансовую компанию.

Но все эти мероприятия, позволившие «Дженерал моторс» с минимальными усилиями преодолеть трудности, в конечном счете не пошли на пользу даже самой «Дженерал моторс» — если, конечно, не приравнивать компанию к ее директорам и постоянно меняющейся группе акционеров. Директора получали неслыханно высокие зарплаты, публикуя отчеты о растущих доходах, которые компания, однако, получала не в результате инвестиций в увеличение эффективности, а выжимая все, что можно, из более слабых участников рынка — собственных рабочих, фирм-поставщиков и сотрудников этих фирм. Руководители «Дженерал моторс» покупали молчаливое согласие акционеров, предлагая им такие дивиденды и условия выкупа акций, что под угрозой оказалось будущее самой компании. Акционеры не возражали. Многие из них приветствовали подобную практику, так как большинство из них были теми самыми миноритариями, которых не слишком-то волновали отдаленные перспективы компании, так как в любую минуту они могли ее покинуть (см. Тайну 2).

История «Дженерал моторс» дала нам несколько полезных уроков о потенциальных конфликтах между корпоративными и национальными интересами: что хорошо для компании, как бы важно это ни было, оно может оказаться нехорошо для страны. Случившееся также заставляет задуматься о конфликтах между различными участниками бизнеса компании: что хорошо для одних, например, для директоров и миноритарных акционеров, купивших акции на короткий срок, то может быть плохо для других — для рабочих компании и для ее поставщиков. Наконец, эта история говорит нам: то, что хорошо для компании на текущий момент, может плохо отозваться для нее самой в отдаленной перспективе — что хорошо для «Дженерал моторс» сегодняшней, может оказаться плохо для «Дженерал моторс» завтрашней.

Некоторые читатели, даже те, кто уже согласился с этим утверждением, возможно, все равно теряются в догадках, не являются ли США лишь исключением, подтверждающим правило? Может, недостаток государственного регулирования — проблема США, но в большинстве других стран проблема разве не в излишнем регулировании?

 

299 РАЗРЕШЕНИЙ

В начале 1990-х годов гонконгский англоязычный деловой журнал «Фар ист экономик ревью» выпустил специальный номер, посвященный Южной Корее. В одной из статей журнала высказывалось удивление, что, несмотря на необходимость получить до двухсот девяноста девяти разрешений от ста девяноста девяти учреждений, чтобы открыть фабрику, Южная Корея за последние тридцать лет увеличивала доход на душу населения на 6% в год. Как это возможно? Как может страна с таким жестким режимом регулирования развиваться так быстро?

Прежде чем разбираться с этой загадкой, я должен отметить, что не только в Корее до 1990-х годов невыполнимые, на первый взгляд, законы сочетались с активным развитием экономики. Аналогичная ситуация наблюдалась в Японии и на Тайване на протяжении всех лет «экономического чуда», с 1950-х по 1980-е годы. Точно так же строго регулировалась в последние три десятилетия своего стремительного роста китайская экономика. Напротив, многие развивающиеся страны в Латинской Америке и субсахарской Африке за последние тридцать лет дерегулировали свою экономику, в надежде, что принятые меры начнут стимулировать деловую активность и ускорят их экономический рост. Как ни странно, начиная с 1980-х годов, они развивались намного медленнее, чем в 1960—1970-х годах, когда им, казалось бы, должны были мешать слишком сильные ограничительные законы (см. Тайны 7 и 11).

Первое объяснение загадки в том, что, как это ни удивительно для большинства людей, не имеющих опыта в бизнесе, бизнесмены получат двести девяносто девять разрешений (если повезет, обойдя некоторые барьеры при помощи взяток), если в результате этого процесса они смогут сделать неплохие деньги. Поэтому в стране, которая быстро растет и в которой постоянно возникают хорошие возможности для бизнеса, даже суета с получением двухсот девяноста девяти справок не отпугнет бизнесменов от открытия новой линии бизнеса. Напротив, если в конце пути ждет лишь маленькая прибыль, то и сбор двадцати девяти справок покажется обременительным занятием.

Причина, по которой некоторые страны, серьезно регулировавшие бизнес, успешно развивались экономически, в том, что большое количество законов на самом деле полезно для бизнеса.

Некоторые законы помогают бизнесу, не позволяя фирмам заниматься деятельностью, которая на сегодня принесет им больше прибылей, но потом уничтожит общие ресурсы, которые необходимы всем экономически активным компаниям. Например, регулирование в рыбоводстве может уменьшить доход отдельных рыбных хозяйств, но поможет рыбной индустрии в целом, сохранив качество воды, которую приходится использовать всем рыбоводческим фермам. Или, другой пример: возможно, в интересах отдельных компаний нанимать детей на работу и занижать им зарплату. Но широкое использование детского труда понизит качество рабочей силы в будущем, поскольку тормозит физическое и умственное развитие детей. В таком случае запрет на детский труд пойдет, в долгосрочной перспективе, на пользу всему бизнес-сектору. Еще пример: отдельные банки могут получить выгоду от более агрессивного кредитования. Но когда по этому пути пойдут все банки, рано или поздно все и пострадают, поскольку подобная ссудная деятельность повысит шансы на крах всей системы, что мы и наблюдали в ходе глобального финансового кризиса 2008 года. Ограничение на деятельность банков может оказать им услугу в будущем, даже если на данный момент пользы им не приносит (см. Тайну 22).

Запреты помогают компаниям, не только не позволяя им разрушить базу для своего долговременного устойчивого развития. Иногда запреты оказывают содействие бизнесу тем, что вынуждают компании делать то, что и не отвечает, возможно, их частным интересам, но в перспективе увеличивает общую эффективность. Например, фирмы часто недостаточно вкладывают в обучение сотрудников. Происходит это потому, что руководство компаний беспокоится, не переманят ли их работников другие фирмы, желающие «поживиться за чужой счет», воспользовавшись их усилиями по повышению квалификации персонала. В подобной ситуации, когда государство требует от всех фирм организации обучения сотрудников, оно увеличивает качество всех трудовых ресурсов, что в итоге пойдет на пользу всем компаниям. Или другой пример: в развивающейся стране, которой необходимо импортировать технологии из-за рубежа, правительство может помочь бизнесу ради большей его эффективности в будущем, запретив импорт устаревших зарубежных технологий, которые сегодня принесут импортерам более высокие прибыли, но оставят их с бесперспективной техникой и оборудованием.

Государственное ограничение свободы бизнеса ради коллективного интереса капиталистического класса описывал еще Карл Маркс, назвав государство «исполнительным комитетом класса капиталистов». Но не надо быть марксистом, чтобы понять: запреты, ограничивающие свободу отдельных компаний, могут способствовать коллективным интересам всего делового сектора и даже нации в целом. Иначе говоря, есть множество ограничений, которые работают на бизнес, а не против него. Многие запреты помогают сохранить общие ресурсы, которыми пользуются все компании, а другие запреты помогают бизнесу, заставляя компании совершать действия, которые в будущем увеличат их коллективную эффективность. Только согласившись с этим, мы сможем понять, что важно не абсолютное количество запретов, но их цели и содержание.