Еще до того, как полностью проснуться, Сефия почувствовала, как теплый ветерок овевает ее лицо и как раскачивается ее гамак. На несколько мгновений она задержалась в этом, подобном мягкому кокону, состоянии между сном и бодрствованием, совершенно спокойная и удовлетворенная. Мягкий уютный свет обнимал ее. Но яркое солнце резало веки; одеяло давило, и она жарилась под ним, как кусок мяса на сковородке. Пот выступил на лице и руках. Сефия не могла дышать. Она попыталась высвободиться, но руки ее были стиснуты неведомой силой, а ноги придавлены.

Она проснулась.

Открыв глаза, Сефия увидела над собой верхушки деревьев. Их покрытые листвой ветви гнулись и трепетали, подобно перьям птицы, под крышей неба, а листья и тонкие ветки пели свою беззвучную песню.

Холодные хлопья звуков накрыли ее, как снег, охлаждая кожу. Сефия отбросила одеяло и села. Напротив сидел Стрелец, для равновесия перебросив ноги через соседние ветки. Вокруг него повсюду, словно некие странные плоды, висели вещи, унесенные им из хижины: рубашки, носки, кусок веревки, жестяная кружка, одеяло, мешки с едой.

Стрелец чистил о стальной стержень поверхность ножа, легким движением руки поворачивая его из стороны в сторону. Увидев, что Сефия проснулась, он затих. Затем отер лезвие куском материи и вложил нож в ножны.

– Это ты принес? – слабым голосом спросила Сефия.

Стрелец бросил взгляд на развешанные повсюду вещи и кивнул.

– Хорошее дело.

Посмотрев на свои руки, Сефия заметила на пальцах остатки высохшей крови. Кровь запеклась также и на ногтях. Нахмурившись, она принялась кончиком ногтя вычищать кровь. Кровь сходила, оставляя на коже буроватые пятна. Сефия всегда думала, что ей придется убивать, и теперь она это сделала.

Как она объяснит это Нин, если найдет ее?

– Я должна была это сделать, – скажет она. – Я не хотела умирать.

А Нин ответит:

– Глупая девочка. Никто не хочет умирать.

Сефия закусила губу, думая об Осло Канте, о его искривленных предсмертной гримасой губах.

– Мне так жаль.

– От того, что тебе жаль, ничего не изменится. Ты думаешь, если тебе жаль, то ты уже и не убийца?

Убийца. Руки упали на колени.

– Я не хотела, – скажет она.

– Но ты сделала это. У тебя был выбор, и ты выбрала в свою пользу.

Стрелец закончил заниматься ножами и убрал их. Потом взял руку Сефии и, намочив кусочек чистой ткани, принялся оттирать с ее пальцев засохшую кровь.

Сефию передернуло.

– Ты думаешь, они ушли? – спросила она. – Я имею в виду, семья.

Стрелец кивнул и показал на восток – куда-то за вершины деревьев.

Сефия принялась вглядываться сквозь листву и неожиданно поняла, что они находятся совсем недалеко от озера. Подобно зеленому стеклу, водная поверхность расстилалась за деревьями леса, и с того места, где они прятались, был виден противоположный берег, где Сефия разглядела движение – там словно муравьи ползали по песку. Это были люди Хэтчета, которые собирались уходить.

Сефия вздохнула. Они со Стрельцом сделали то, что собирались сделать. Мальчик и его родители в безопасности.

Скоро они вернутся в свою хижину и им предстоит нелегкая работа – сжечь мертвых. Они обнаружат, что часть их имущества похищена, а само жилище в беспорядке. Но, по крайней мере, они остались в живых.

Но потом чувство облегчения в душе Сефии сменилось злостью. Этому мужчине и его жене не пришлось никого убивать. Их сын жив, и за это они расплатились всего несколькими вещами да ночью без сна. Сефия до скрипа стиснула зубы. Она же за это поплатилась гораздо большим. Сефия явственно чувствовала эту потерю – что-то очень важное было утрачено ею, когда она убила Осло Канта, и потерянного ей уже не вернуть, как бы она это ни искала.

И Стрелец утратил нечто – как и каждый раз, когда ему приходилось убивать. Возможно, это было чем-то на первый взгляд незначительным – как шероховатая, в шипах поверхность морской раковины, или вкус сахарной ваты, или запах одежды его деда; но эти мелочи имели большое значение. Именно они и делают человека человеком.

Стрелец стер последние следы крови с ладоней Сефии, но она все еще чувствовала, что кровь осталась на сгибах ее пальцев.

Узнать, в чем предназначение книги. Найти тех, кто похитил Нин и убил ее отца. И, если сможет…

Сможет ли она убить Хэтчета, если выпадет шанс? Больше, чем кто бы то ни было, он заслуживал смерти – хотя бы за то, что он сделал со Стрельцом. Но… и внутри ее души разверзлась пустота.

Из подаренного ему охотником набора Стрелец выбрал нож подлиннее, свежезаточенный. Он вложил его в ножны, закрепленные на поясе, а остальные завернул в кожу. Затем взял свой новый мешок и принялся укладывать вещи. Размером этот мешок был больше, чем мешок Сефии; кроме того, у него были кожаные ремни и блестящие застежки. По какой-то причине Сефия чувствовала, что, взяв этот мешок у спасенной ими семьи, они не сделали ничего дурного. А вот взять что-либо у убитых людей Хэтчета – ружья или револьверы – они не могли; это было бы неправильно.

Открыв свой мешок, она достала книгу. Ей крайне необходимо было взять ее в руки, такую тяжелую, такую знакомую, внушавшую абсолютную уверенность – словно книга могла успокоить бушующую в ее душе тревогу. Развернув ее, Сефия провела пальцами по знаку на обложке.

У Осло Канта, вероятно, не было ответов на мучавшие ее вопросы. Но ведь он был одним из импрессоров, верно? Он нес людям зло. Он причинил зло Стрельцу. Но, убив его, Сефия не чувствовала, что поступила правильно. Осло должен был умереть на улице лет через десять-пятнадцать. Не такой уж и большой срок, но гораздо больше того, что она, Сефия, позволила ему прожить.

Сефия открыла книгу чуть дальше, чем на странице, заложенной зеленым пером. Слова летели перед ней, как черные птицы по белому небу. Даже не думая о том, что она делает, Сефия принялась читать. Она не могла разделить эти две вещи – рассматривание букв и чтение. Слова оживали, наполняясь смыслом.

– Стрелец…

Он перестал паковать мешок и посмотрел на нее.

– Я знаю, как я это сделала, – сказала она.

Ее глаза скользили по странице, впитывая слова.

– Я смогла увидеть всё. Всю его жизнь от рождения до смерти.

Она облизнула пересохшие губы. Всё тогда превратилось в тонкую световую ткань, которая обычно прячется под поверхностью, пульсируя и возрастая с каждой пролетающей секундой – всё время и навсегда. И в каждой сияющей полосе света она смогла увидеть каждый момент жизни Осло Канта, всю его историю, переплетенную с жизнями других людей. Это было более глубокое ви́дение, ви́дение по ту сторону видимого бытия. Способность именно к этому ви́дению обретала она, когда смотрела на книгу или читала ее.

– Я увидела всю его жизнь, – говорила она. – Полную последовательность всех моментов бытия, которые привели его к этой хижине. Все глупые решения, которые он принимал. Мы все состоим из этих моментов, из этих мгновений выбора. Иногда мне кажется: сделай я что-то не так, и ничто в моей жизни уже не будет таким, как прежде. Даже если это «что-то» будет совсем незначительным.

Сефия подумала о Нин и о том последнем дне, когда они были вместе. Все события того дня слились в одно мгновение – когда она запустила руку в корзинку с орехами. Она до сих пор чувствовала под своими пальцами их шероховатую поверхность.

Если бы она не попыталась украсть их…

Если бы Нин ее не остановила…

Если бы продавец не заметил…

Тогда наверняка Нин была бы с ней. И все могло бы быть иначе.

Точно такие же моменты выбора привели Осло Канта сюда – в эту точку его бытия.

И неожиданно Сефии стало страшно жаль того, что произошло. Не потому, что она сделала это, а потому, что была вынуждена поступить так, а не иначе. Потому что и ее, и Осло Канта обстоятельства привели к точке, в которой каждый из них должен был принять решение – убить или умереть. Потому что всеми нами управляет наша судьба.

Она начала плакать. Не теми слезами страха, которые она лила накануне. Это были тихие медленные слезы, стекавшие по щекам на подбородок. У Осло Канта позади была целая жизнь – как и впереди; и она отняла ее у этого человека. Она овладела нитями того момента и изменила их, поменяла их траекторию таким образом, что пуля, предназначавшаяся ей, досталась ему. Пуля вошла в него, проделала в нем дыру, и он не смог пережить этого.

Стрелец забрался к ней в гамак и обнял ее. Она почувствовала силу его рук на своих плечах, его щеку, которая угнездилась на ее голове, его ладони. Уже несколько лет никто ее так не обнимал, не обвивал руками, не укрывал – так, что все, что было в ней сломано, срасталось и вновь превращалось в единое целое – вот что Сефия чувствовала в объятиях Стрельца.

Когда-нибудь, если у нее получится, она признается, насколько ей жаль того, что случилось. Ей действительно было жаль. Жаль, что пришлось делать этот выбор – убить или быть убитой. Он или она. Выбор, результаты которого уже не изменить.