Страница сияла, и Сефия, подняв глаза от книги, моргнула, чтобы привыкнуть к обычному свету. Как странно: только что она была с капитаном Ридом среди сверкающего рябью пустынного океана, потом – в кают-компании его корабля и, наконец, в обычном мире, где жаркий летний воздух наполнен жужжанием насекомых, а на ее руках и ногах лежат золотые солнечные пятна. Совсем рядом три маленьких водопада срывались с отвесной скалы и падали в озерцо, окаймленное гладкими валунами.
На мгновение Сефии показалось, что и она, и то, что ее окружало, было каким-то невероятным сном, приснившимся капитану Кэт и ее матросам, когда они умирали от жажды в равнодушном море.
Сефия тряхнула головой, чтобы избавиться от этого видения, но чувство осталось.
Стрелец стоял по пояс в воде, стирая в озерце их одежду. Его обнаженная спина и плечи были покрыты шрамами. Он несколько прибавил в весе за последнюю пару недель, но, чтобы шрамы исчезли, потребуется некоторое время, хотя какие-то из них наверняка останутся. Услышав, что Сефия замолчала, Стрелец обернулся и, сложив ладони наподобие страниц книги, несколько раз открыл и закрыл их.
Сефия кивнула:
– Я продолжу, чуть погодя.
Стрелец вновь обратился к стирке; Сефия же, повертев в пальцах зеленое перо, положила его между страниц и закрыла книгу. Она подумала о том, каким образом история использовала капитана Кэт, чтобы быть рассказанной, – так, словно эта женщина была только вместилищем собственного жизненного опыта и переживаний, и они обрели независимую жизнь, как только она поведала о них другим людям.
Со Стрельцом этого пока не случилось: его история все еще жила в нем, заточенная молчанием, хотя знаки этой истории были повсюду на его теле – шрам на горле, шрамы на спине, груди и руках.
Пятнадцать ожогов.
Пятнадцать отметин.
Пятнадцать ударов.
И вдруг, даже не желая этого, Сефия увидела, как золотые полосы обвили руку Стрельца. Он двигался, а они сливались и кружились, переливаясь тысячами оттенков света.
И она увидела бои.
Бои проходили по всему Оксини: на рингах с утоптанной землей, очищенной от кустарника и камней, окруженных факелами, свет которых чернил нижнюю сторону листвы стоящих вокруг деревьев; в подвалах, где пол отдавал запахом глины; в железных клетках, через прутья которых истошно орущие зрители кололи бойцов заостренными деревянными палками, глумясь над ними.
Бои всегда происходили на ринге, и кто-то из бойцов неизменно умирал.
Они в одно мгновение промчались перед внутренним взором Сефии, вызвав головокружение и тошноту: юноши со сломанными шеями, пронзенные копьями, истекающие кровью и умирающие на голой земле. Юноши с изуродованными, измененными до неузнаваемости лицами.
И над всеми ними стоял Стрелец, а в руках у него было либо копье, либо кинжал, либо камень. Стрелец, которого огромный мужчина, вдвое превосходящий его массой и ростом, скрутил и бросил в центр круга, в то время как другой клеймил его раскаленным железом. Это видение являлось вновь и вновь: падающее тело Стрельца, лицо прижато к земле, шипение прижигаемой плоти. Руки скручены за спиной. Боль. Крики вокруг. Отметина за каждую победу. Тот, кто выживает, получает очередное клеймо.
Задыхаясь, Сефия отринула от себя свет. Картины боев померкли, но она успела увидеть достаточно из того, что случилось со Стрельцом, того, что он сделал, и почему его история была замкнута внутри подобно зверю, заточенному в клетке. Сефия чувствовала, что проникла ему под кожу, что его кровь стала ее кровью, а его сердце – ее сердцем; такой близости к другому человеку она не ощущала никогда. Содрогнувшись, Сефия погрузила раскалывающуюся от боли голову в ладони, стараясь унять пульсацию в висках и глазах.
Но теперь она поняла. Поняла, чем она обязана Стрельцу.
Не потому, что он о ней заботился. И не потому, что был ее другом.
А потому, что она спасла его.
Потому что, если бы она попросила, он отправился бы за ней на Край Мира; а если бы не попросила, все равно неотступно следовал бы за ней.
И, как капитан Кэт, которая должна была убить всех оставшихся членов своей команды, чтобы спасти одного, она отвечала за него.
Из кармана Сефия вытащила кошелек и высыпала его содержимое на ладонь. Она давно уже рассталась с рубиновым ожерельем, украденным ею в Ликкаро, но среди медяков у нее затерялось несколько золотых, необработанный турмалин да кусок кварца с прожилками венерина волоса, длиной с ее большой палец. Бесцветный кристалл, словно падающие звезды, пронизывали черные и золотые нити, и если поднести его к глазам, весь мир словно расцвечивался фейерверками. Сефия украла этот камень три года назад у детей охотника, и теперь она знала, зачем она это сделала.
Когда она освободила Стрельца из ящика, у него ничего не было. Ни истории, ни даже имени. Сефия не могла вернуть Стрельцу его историю, но она могла дать ему это.
Согнув колени, Сефия с шумом бросилась в озерцо, подняв волны.
Стрелец повернулся, и она неожиданно собственной кожей ощутила, насколько близка его кожа, как жемчугом, покрытая капельками воды, в бронзовом сиянии обнаженных рук.
Она остановилась от него на расстоянии вытянутой руки и протянула кварц, лежащий у нее на ладони.
– Я хочу кое-что тебе подарить, – сказала она.
Указательным пальцем Стрелец потрогал камень.
Сефия нетерпеливо приподняла плечи.
– Это тебе. Я думаю, он тебе и был предназначен.
Стрелец взял кристалл, тронув ладонь Сефии и оставив каплю воды в складках ее кожи, и поднял к свету, где тот заиграл черными и золотыми оттенками. Теперь у него есть что-то свое. Принадлежащее только ему, в то время как всё остальное у него забрали. Засунув кристалл в карман, Стрелец улыбнулся. У него была широкая улыбка, обнажавшая красивые зубы.
Сефия не знала, что делать со своими руками; обхватив себя за плечи, она улыбнулась в ответ, всё еще ощущая на своей ладони оставленную Стрельцом каплю влаги, похожую на маленькую сияющую звезду.
Словно крыльями похлопав ладонями, Стрелец дал знак: книга!
Сефия засмеялась:
– Да. Сейчас буду читать.