– «Я никогда не покину тебя», – дочитала Сефия, заложила страницу зеленым пером и закрыла книгу.

Стрелец тронул шрам на шее. В слабом свечении лампы была видна улыбка, скользнувшая по его лицу как завиток дыма.

До рассвета оставалась еще пара часов, воздух, наполненный снами спящих моряков, был холоден и спокоен. Скоро кок пришлет юнгу взять мешок овса или кусок свинины. И это будет означать, что им с Сефией пора загасить лампу, забраться в ящик и попытаться заснуть до следующей ночи.

Уже пять суток они провели, подчиняясь этому распорядку, и надеялись прожить таким образом так долго, как получится. Ни один из них не жаловался. Это было лучше, чем смерть или рабство.

Стрелец установил стенку ящика на место и, свернувшись, лег. В этом замкнутом пространстве они спали лицом к лицу, соприкасаясь коленями. В темноте Сефия пробежалась пальцами по обрезу книги, касаясь листьев, выступавших за пределы страниц, пока не нащупала перо, которое ей дал Стрелец. Зеленое перо – точно такое же, какое Харисон нашел на плавающем острове.

Иногда Сефии казалось, что книга языком историй разговаривает с ней – так же, как Стрелец разговаривал с ней с помощью рук, – хотя она и не вполне понимала, что книга пытается ей сказать.

Ее мать не проявляла никакого интереса к собиранию подобных вещей – раковин, пуговиц или сверкающих камешков. Нет, ее мать любила все живое. Долгие часы проводила она на огороде, засевая и пропалывая грядки, обрезая растения и собирая плоды, и часто от нее пахло черной, плодородной землей.

Уже одиннадцать лет, как мать умерла, и Сефия с трудом вспоминала ее лицо, но до сих пор отлично помнила и этот запах, и спелые круглые овощи на кухонном столе, только что принесенные из огорода.

Сефия утерла глаза и принялась теребить кончик пера, заостряя его. Мать ушла из ее жизни так давно, и Сефия редко думала о ней. Но книга оживляла эти воспоминания и делала то, о чем она думала, вполне реальным.

Она размышляла об этом, и вдруг ее пронзила дрожь. Ей стало зябко, кожа покрылась холодным потом, а дыхание стало быстрым и прерывистым. Что-то было не так. Пальцами Сефия ощупывала темноту. Ноги ее свела судорога. Бежать! Бежать! Бежать! Такая маленькая, такая напуганная, она дрожала от ужаса.

И вдруг Сефия почувствовала ненавистный запах горячего металла. Острый, сильный запах – в ноздрях и меж зубов. В памяти вспыхнули воспоминания о дне, когда у нее забрали Нин. Вспомнила так же безразличное лицо меховщика и его безучастный голос. Тюрьму. Мертвецов.

Да нет же! – подумала она. Я на корабле. Я со Стрельцом. Вот он, лежит рядом. Он со мной. Сефия села и открыла глаза.

Но теперь она не была тринадцатилетней девочкой, спрятавшейся в бочке, пока снаружи убивали людей.

Она должна что-то предпринять.

Стрелец тоже не спал. Он выпрямился и сидел, напряженный и готовый встретиться с опасностью. Но он не знал, что происходит. Его там не было. Сефия сунула книгу в мешок и выскользнула в трюм. Здесь запах был еще сильнее, и у нее заболела голова.

Желтоватый свет лампы задрожал на балках потолка. На лестнице кто-то бормотал:

– Это не масло, это бекон.

То был юнга.

– Бекон. Бекон…

Чувствовал ли юнга этот запах? Запах смерти?

Но Сефия могла не допустить этого. Она должна попытаться…

Сефия выскочила из-за ящиков. Юнга с лампой в руке стоял на нижней ступени лестницы. Глаза его расширились, когда он увидел Сефию. И вдруг позади него мелькнула черная тень и сверкнуло лезвие ножа.

– Нет! – воскликнула Сефия.

Юнга обернулся, но было слишком поздно. Раздался сдавленный крик, оборванный ударом ножа. Кровь хлынула на пол, и юнга сложился пополам как бумажный лист.

Позади него на ступенях стояла женщина в черном. Черно было все – ее одежда, башмаки, штаны и рубашка, ножны на боку, перчатка на левой руке. Ничем не приметное, изрытое оспой лицо, клочки волос, торчащие из-под капюшона. Она уставилась на Сефию, и ее бесцветные глаза сверкнули. Она узнала Сефию и усмехнулась.

Мягким прыжком Стрелец выскочил из-за Сефии, выбросив вперед нож. Он почти достал женщину, но лезвие в ее руке сверкнуло, и Стрелец, раненный, отпрыгнул назад.

Юнга лежал на полу, зажав шею, и меж пальцев его – как вода сквозь прорванную дамбу – хлестала кровь. Сефия скользнула мимо Стрельца и женщины с ножом, которые, внимательно наблюдая друг за другом, кружили словно хищники, готовые к нападению. Она сорвала шарф со своей шеи и прижала его к шее юнги. Он ухватил ее за руку и сглотнул. В его широко открытых глазах бушевал ужас.

Позади нее шел бой. Сефия слышала шум движений, издаваемых сражающимися, – главным образом, движений ног и рук. Но звона ножей слышно не было. Сквозь ткань шарфа кровь сочилась между пальцами Сефии.

– Я Сефия, – сказала она.

Губы юнги беззвучно двинулись, и кровь пошла быстрее.

– Тихо! – прошептала Сефия. – Все будет хорошо. Я с тобой.

Темп боя изменился. Сефия посмотрела в сторону сражающихся. Они двигались так быстро, что их движения напоминали танец – сложную комбинацию выпадов и отскоков, при этом лезвия их ножей как звезды мелькали в пространстве, разделявшем бойцов.

Вдруг с верхних ступеней лестницы раздался исполненный гнева и страха отчаянно-невнятный крик, похожий скорее на крик животного, чем человека, и Сефия почувствовала, как кто-то присел рядом с ней на колени. От присевшего пахло специями и кухонным дымом.

– Крепче держи, девочка! – сказал он.

Сорвав с себя передник, он наложил его поверх ее рук.

– Еще крепче!

Сильные толстые пальцы обхватили ее ладони, нажимая так, что Сефия испугалась – а не задушат ли они юнгу. Но кровь шла так быстро!

– Ему нужен врач, – проговорил человек. – Оставайся с ним.

Он ушел. Передник медленно окрашивался красным. Сефия сжала рану сильнее.

– Все будет хорошо, – говорила она, глядя в стекленеющие, полные страха глаза юнги. Вокруг него она видела золотистые нити света. Из уголков глаз они струились по его щекам, просачивались через складки ткани на его шее. Совсем не желая этого, Сефия принялась листать главы его жизни. Дурнота поднялась в ней, но это уже не имело значения. Имело значение только то, что с юнгой сейчас находился тот, кто знал и понимал его.

Мимо нее промелькнуло детство юнги. И вот он – уже подросток на Райских островах, гоняет под парусом маленькое суденышко и охотится вместе с друзьями, а потом сидит на крыльце материнского дома и слушает пение птиц, а потом…

Сефия поняла, кто он.

На мгновение ей показалось, что она сама стала персонажем книги, что они со Стрельцом плывут к Краю Мира, и впереди у них – эти странные голодные дни.

Сефия тряхнула головой.

Юнга был старше того, что в книге. И то, что сейчас происходило, было вполне реально. И он по-настоящему умирал. И тогда Сефия увидела нечто более темное и холодное, с поблескивающими в глубине красными огнями. Это вырастало из его жизни подобно тени здания, которая обрушивается на тебя холодным утром – здания, в которое ты не хочешь входить, но, по необходимости, входишь. Юнга был напуган.

И Сефия испугалась – за него. Испугалась темноты, холода и красных огней. Тяжело дыша, она сбросила с себя видение.

Юнга, моргая, смотрел на нее. Уголки его глаз были влажны.

– Не умирай! – прошептала она ему на ухо. Она пожелала, чтобы кровь прекратила истекать из него, чтобы она повернула вспять и оставалась там, где ей надлежало быть.

– Не умирай, Харисон!

Теперь даже кровь его стала золотой – золотой и светящейся, наполненной маленькими точками света, подобными звездам. Она медленно истекала из него, напоминая созвездия, плывущие по небосклону. Сефия смотрела, как крупинки света неторопливо покидают тело юнги, покидают с отдающей болью медлительностью. Крупинки его жизни.

* * *

Его нож сверкнул в свете лампы, и он нанес ей удар в лицо. Женщина искусно отступила вбок и полоснула его по тыльной стороне руки. Он отступил, превозмогая острую боль. Голова его шла кругом от горячего запаха металла. Трюм был заставлен ящиками и тюками, между которыми оставались узкие проходы. Не очень-то много места для маневра. Легко попасть в ловушку.

Теперь она пошла в атаку, нанося удары сверху и сбоку, и он едва уклонялся от жаждущего крови лезвия, которое со свистом проносилось в миллиметрах от его кожи.

На мгновение они оба отступили назад. Женщина, слегка покачиваясь взад и вперед, ждала, опустив лезвие вниз и подняв одетую в кожу левую руку, защищающую горло.

Он вновь атаковал, пытаясь нанести прямой удар, но она захватила ножом его кисть, проколов ему руку и нанеся режущий удар по животу. Кровь брызнула на пол.

Он отскочил в сторону, вывернувшись из захвата. Его нож сверкнул, резанув ей по коже. Они вновь замерли друг против друга. Черный рукав ее куртки был рассечен.

Он потрогал руку, затем рану на животе. Две раны. Она нанесла ему два удара. Давно с ним такого не бывало.

Бесстрастный взгляд женщины скользнул мимо него к ящику, где он скрывался вместе с Сефией. Ей нужна была книга.

Он подбросил нож в руке, повторяя ее движение. Он не позволит ей пробиться туда, откуда доносился голос Сефии, старавшейся ободрить раненого юнгу.

– Успокойся, – говорила она. – Все хорошо. Я с тобой.

Но не все будет хорошо. Стрелец понял это, как только увидел рану на горле юнги. Парню не выжить.

Женщина бросилась в атаку. Он повторил ее прием – захватил ее руку с ножом, выкручивая, дернул на себя. Ее глаза удивленно расширились, а он полоснул ее по животу, успев нанести ей рану до того, как она отпрянула.

Она приоткрыла рот, обнажив маленькие белые зубы, и засмеялась, выбрасывая из себя смех, словно клубы дыма:

– Ха-ха-ха…

И вновь они сошлись. Ножи мелькали направо и налево; они делали выпады и парировали выпады, ныряли, уходя от удара, и наносили друг другу маленькие порезы на руках и ногах. Это был самый быстрый бой из тех, в которых ему приходилось участвовать; каждая атака занимала гораздо меньше времени, чем он мог представить, и только быстрота и легкость его членов позволяли ему биться на равных.

Они остановились, глядя друг на друга и тяжело дыша. Сколько уже продолжался бой? Минуты, несколько секунд? Кто-то сбежал по ступеням, грохоча ступнями как кувалдами.

– Крепче дави, девочка! – раздался грубый голос. – Еще крепче.

Корабль просыпался. Время уходило. Скоро вся команда спустится в трюм, и ее быстрота уже не будет иметь никакого значения – их станет слишком много.

Женщина вновь бросилась в атаку, нанося сбоку удар по его руке, державшей нож. Он парировал, но она моментально нанесла новый удар, уже не ножом, а одетым в перчатку левым кулаком – в ребра. Он был готов к удару, но не такой силы. Удар бросил его на колени, что-то внутри хрустнуло, и стало трудно дышать.

Падая, он выбросил вперед нож. Женщина, отскочив, увернулась от удара.

Пол кружился под ногами Стрельца. Он никогда не получал таких сильных ударов. Но он заставил себя вскочить на ноги.

Женщина сгибала и разгибала пальцы левой руки. Кожа на ее перчатке похрустывала.

В нетерпеливой ярости она вновь бросилась вперед. Ее удар едва не пришелся ему по руке, державшей нож, но он вовремя отступил. Следующий удар едва не поразил его в ногу. Спиной Стрелец уперся во что-то твердое и неподвижное. Бочка. Ее кулак, одетый в перчатку, уже наносил удар, и он, понимая, что костям его лица несдобровать, нырнул. Звук мощного удара наполнил внутренности корабля; бочка треснула. На мгновение левый бок женщины оказался без защиты, и Стрелец полоснул ее по шее. Кончик его ножа полоснул ее по горлу, но она не отступила, а вновь бросилась в атаку. И снова, и снова.

Стрелец едва успевал отвечать. Сломанное ребро сказалось на скорости его движений. А она продолжала наносить удары.

Удар.

Еще удар.

И снова удар.

Она была так проворна, что Стрелец даже не заметил, как она обезоружила его. Нож его со стуком упал на пол. Он успел, однако, посмотреть на ее лицо – она истекала кровью, струившейся из рассеченного лба на глаза. И вдруг она бросилась назад, перепрыгнула через Сефию и юнгу и, взбежав по лестнице, скрылась.

Стрелец схватил нож и рванулся за ней – мимо неподвижно лежащего юнги, вверх по ступеням. Может быть, Сефия и окликнула его, но он ничего не слышал.

Наверху раздался крик, хотя слов Стрелец не разобрал. Добравшись до верхней площадки, сквозь ступени он увидел, как навстречу женщине рванулась огромная фигура. Та подняла руку с ножом, явно собираясь напасть. Стрелец помнил этот тип удара – от него почти нельзя уйти.

Нож удобно лежал в его руке. Он был приспособлен для броска.

И он бросил нож в женщину.

Тот вонзился ей в предплечье, глубоко войдя в мышцу. Но женщина даже не закричала. Пока Стрелец оббегал люк, она вырвала его нож из руки и сделала выпад в сторону стоящего перед ней здоровяка, который неловко отшатнулся и упал. Она же, воспользовавшись его замешательством, выскочила на открытое пространство.

Преследуя ее, Стрелец на мгновение задержался возле упавшего и, схватив его за руку, помог встать. Затем взлетел по ступеням на верхнюю палубу, где впервые за много дней глотнул свежего воздуха. Было холодно, и корабль был окутан туманом. Матросы выбегали из кубрика, и крики их разносились по палубе. Стрелец сглотнул. Металл пах кровью.

Женщина в черном вытащила саблю и взмахнула ей. Оружие со свистом разрезало холодный воздух, разнося вокруг острый запах металла. Сияющий круг с медным отливом завораживал, и Стрелец двинулся вперед.

Неожиданно сзади раздался выстрел и, одновременно, Стрелец краем глаза увидел вспышку. Он никогда не видел такой мгновенной реакции – женщина резко увернулась, и пуля, которая должна была убить ее, всего лишь поразила ей плечо. Кровь брызнула из раны, но, словно не замечая ее, женщина мягким движением перемахнула через поручни. С выброшенными вперед руками она была похожа на ныряющую птицу, тенью скользнувшую вперед на фоне клубящегося тумана.

Раздался второй выстрел. Он достал женщину в полете, поразив прямо в голову. Руки и ноги ее безвольно повисли, и она камнем упала в воду.

Тишина будто полог накрыла пятачок палубы. Высокая стройная фигура пересекла его, держа еще дымящийся пистолет. Человек задержался у поручней, глядя вниз, на воду, но там лишь шелестела волна, ударяясь в корпус корабля.

Даже в неясном свете раннего утра Стрелец узнал это оружие, его инкрустированный золотом черный металл, на котором были выгравированы приливные волны. Палач. Проклятое оружие. Каждый раз, когда его вынимают из кобуры, Палач кого-то убивает. Даже если стрелок не выбрал цель, пистолет ее выбирает сам. За долгие годы Палач поменял столько хозяев, что никто уже не помнил, кто первым владел им. Зато все знают, кто владеет им сейчас.

Стрелец покачивался, ожидая, когда человек с пистолетом приблизится.

Теперь Палач принадлежал Кэннеку Риду, капитану корабля «Река Веры».

Команда повернулась к Стрельцу. Их оружие было готово к бою. Они окружили его. Стрелец понимал, что он ранен и истекает кровью. Но он обещал себе – лучше смерть в черной воде, чем рабство. Он изготовился к бою.

– Опустите пушки, – произнес кто-то, и здоровяк, которому Стрелец помог на лестнице, разорвал круг стоящих вокруг Стрельца матросов.

Это был Хорс, корабельный плотник.

– Этот парень спас мне жизнь.

Матросы колебались, но Стрелец не расслаблялся. Не спуская с них глаз, он осматривал их оружие, искал слабые места.

Капитан Рид посмотрел на старшего помощника, стоявшего за пределами кольца матросов.

– Ну, что?

Тот кивнул:

– У Хорса нюх на такие дела. Там, внизу, еще и девчонка, с Куки и врачом.

Он вздохнул.

– Харисон мертв. По горлу ножом.

Матросы зароптали, и Стрелец вновь напрягся, но Рид успокоил команду. Палач все еще находился в его руке.

– Это не первая наша беда и не последняя. Хорс, отведи парня в кают-компанию.

Стрелец почувствовал на своем плече руку плотника и сбросил ее. Капитан отдавал приказы так быстро, что Стрелец, голова которого кружилась от потери крови, с трудом понимал, что тот говорит, но, услышав, что капитан упомянул и Сефию, он вновь собрался.

– Отведи туда и девчонку, – приказал капитан плотнику.

Стрелец едва держался на ногах, но он не позволит им забрать Сефию.

– Полегче, малыш! – пробормотал Хорс.

Остальные члены команды разошлись. Рид подошел к Стрельцу. Палач, похоже, поглощал весь свет, который на него падал, и выглядел в руках капитана черной тенью.

– Не создавай нам проблем, если хочешь, чтобы у тебя и твоей девушки все было хорошо, – сказал он негромко.

Стрелец кивнул и, поддерживаемый Хорсом, пошел с ним через верхнюю палубу.

Перед тем, как дверь закрылась за его спиной, он бросил последний взгляд на небо.