Капитан Рид, почесывая грудь чуть выше места, где располагалось сердце, в очередной раз рассматривал обрывок холста со своим именем и трогал пальцами составляющие его буквы: РИД . Буквы напоминали сложные переплетения бегущего такелажа в оснастке корабля.

Где-то он уже видел написанные слова.

Его первые татуировки состояли из слов – те, что появились на его коже перед тем, как он взял это дело в свои руки.

Долгое время эти надписи не имели для него никакого значения, кроме унизительного, и означали пленение, издевательство, его неспособность постоять за себя, беспомощность, боль. Как только появилась возможность, Рид покрыл эти значки картинками, на которых изображались его собственные истории, он похоронил слова под несколькими слоями чернил, чтобы не видеть напоминаний о прошлом всякий раз, когда ему доводилось смотреться в зеркало. И хотя теперь он нашел чтеца, того, кто был в состоянии расшифровать эти знаки, ему уже не узнать, что скрывается под слоем чернил возрастом в несколько десятилетий. Смысл этих надписей для него закрыт.

Рид сложил грубую холстину и сунул ее в карман.

– Вы готовы, капитан? – спросила Мармелад. Ее круглое лицо в этом неясном свете напоминало луну.

Рид кивнул.

– Это место? – спросил он.

У баржи, которая выступала перед ними из темноты, над дверью в трюм располагался знак – две скрещенные перекладины. Именно его описывал Даймарион, хотя местечко для таверны в этой части Центрального порта было странноватым – здесь находилась жилая зона, заполненная кораблями-домами и однокомнатными шлюпами, и практически не было пешеходов, обычных завсегдатаев такого рода заведений.

Где-то внутри находился старый бронзовый язычок корабельного колокола, когда-то принадлежавшего кораблю «Золото пустыни», который пошел на дно вместе с Королем Филдспаром и его Кладом. Этот язычок был их вторым ключом.

Мармелад с готовностью кивнула. Она всегда была готова на всё – и немедленно. Быстрые ноги, быстрые руки. Из нее получился бы отличный вор, если бы она в свое время не присоединилась к команде капитана Рида.

– Забрать его будет нетрудно, – сказала Жюль. – Надеюсь только, что эта штука будет на виду. Чтобы особенно не искать.

Капитан кивнул. Секунда шла за секундой, и с каждым проходящим мгновением капитан чувствовал, как Сефия и Стрелец удаляются от него, словно повинуясь движению приливной волны, а с ними уносятся их малопонятные слова и символы, хотя капитан и не смог сбросить с себя ощущения, что они увидятся вновь и что вопросы, пробужденные их странными поисками, будут вставать перед ним снова и снова.

Он распахнул дверь.

Стены были увешаны безделушками и побрякушками, брелоками и прочей бесполезной мелочевкой, которая по стропилам поднималась к потолку некой хаотичной смесью форм и цветов. Всего было слишком много: черные бархатные ленты, инкрустированные фальшивыми драгоценностями броши в форме драконов, треснувшие чайные чашки, ржавые сабли, канделябры, чьи-то портреты, башмаки, пуговицы, шила, алебастровые фигурки медведей и китов, сломанные ножницы, ножи с костяными ручками, выцветший рисунок горбатой женщины в медвежьей шкуре.

Женщина в длинном платье и повязке на правом глазу возникла перед ними.

– Добро пожаловать в «Перекладину», господа. Кого мы имеем честь развлекать сегодня?

– Я капитан Рид. А это – Жюль и Мармелад из моей команды.

– Как я рада! – сказала женщина и моргнула здоровым глазом. – Меня зовут Аделина. Рада вас вновь видеть, капитан. Присаживайтесь, куда пожелаете.

Рид взглянул на Жюль, которая пожала плечами. Обычно люди трясли его руку или просили рассказать какую-нибудь историю, а то и недоверчиво смеялись, когда он представлялся. Эта же женщина, которая носила имя старой подруги, встретила его так, словно они знали друг друга не один десяток лет.

За самым большим из столов шестеро мужчин в драной одежде смеялись и чокались с пожилыми, убого одетыми женщинами с увядшими лицами.

– За богатство! – воскликнул один из мужчин, поднимая свою кружку.

– За молодость! – отозвалась сидящая рядом с ним женщина.

Рид, Жюль и Мармелад сели на стулья возле бара и, развернувшись, принялись разглядывать комнату.

С потолка свисали деревянные ведра, лампы и мотки веревки.

Жюль пожала плечами.

– Однако, придется потрудиться, – сказала она.

В поисках язычка от колокола они стали осматривать стены, но там висело так много серебряных колокольчиков, ниток бисера, барабанов, букетиков завядших цветов и прочего барахла, что они поняли: чтобы найти здесь нужную вещь, придется потратить несколько недель. Если, конечно, ее уже не забрали люди с «Черной красавицы».

Рид негромко выругался.

– Эй, капитан! – позвала его Мармелад.

– Что?

– Там не вашу историю рассказывают?

Она показала на стол, где неприметного вида мужчина с пухом вместо волос развлекал собутыльников историей Леди Делюн.

– Эта дама была по-настоящему чокнутой! – говорил он, брызжа слюной. – Как летучая мышь она носилась по своему пустому большому дому. Трещала крыльями и верещала. А нижние юбки – все разодранные – цеплялись за ее лодыжки.

Помедлив мгновение, он продолжил:

– Я успел поймать ее, пока она не рухнула с балкона… Не то чтобы она могла сильно пострадать. За свою долгую жизнь она бывала в передрягах и покруче.

Мармелад склонилась к капитану и прошептала:

– Все же не так было, верно?

– Конечно нет, черт побери.

Рид пальцем на стойке бара рисовал два соединяющихся круга. Когда он встретил Леди Делюн, она сидела в своем запущенном саду, неподвижная как камень. Там, среди разросшегося кустарника и черных опавших листьев, он принял ее за статую, покрытую мхом и диким виноградом. Лицо ее было печально, а глаза пусты, и, несмотря на ее знаменитую красоту, сверкало на ней единственное ее ожерелье.

Пока они разговаривали, солнце село и вышли на синий небосклон белые звезды, а затем порозовел утренним светом восток. И тогда капитан Рид снял бриллиантовое ожерелье с шеи Леди Делюн, и она, слегка вздрогнув, рассыпалась и превратилась в горку пепла.

Рид встал со стула. Этот тип с пуховой головой всё наврал. История о Прóклятых бриллиантах Леди Делюн – это история о цене бессмертия, а не об изнасиловании двухсотлетней старухи.

Но не успел капитан и слова сказать, как подплыла Аделина и поставила перед ними их кружки.

– Неплохая история, верно? – сказала она. – Иногда к нам заходит по три-четыре капитана Рида за вечер. Не могу даже вспомнить, сколько раз я слышала именно эту историю. И каждый раз по-разному.

Рид хлопнул по столу восемью медными зенами.

– Он всё переврал, – сказал он.

– Лучше помолчите, – отозвалась она.

Она склонилась ближе, и в косметике, покрывавшей ее лицо, Рид увидел сгустки и комки. Настоящая Аделина, или, как ее звали, «Леди Милосердие», первая владелица легендарного револьвера, не пользовалась косметикой и каждый раз одевалась так, словно это был ее последний день.

– Вы что, не знаете, что здесь происходит? – спросила она. – Зачем вы тогда пришли, если не знаете?

Мармелад отхлебнула из своей кружки.

– Не знаем чего? – спросила она.

Попивая из своей, Жюль быстрым внимательным взором осматривала комнату.

– Никто из этих людей в действительности не является тем, кем себя представляет, – ответила Аделина.

– Не может быть! – покачал головой капитан.

Аделина вновь рассмеялась и игриво толкнула Рида в плечо.

– Никому не говорите, что я сказала. Особенно Клариану, хозяину.

Она показала на одутловатого пожилого человека, разливающего напитки за стойкой бара.

– «Перекладина» – таверна лжецов. Люди приходят сюда, чтобы рассказать чужую историю так, будто всё это происходило с ними самими, и чтобы им поверили. И никто не возражает, никто никого не поправляет. Таковы правила.

Рид пальцем потер пятно на поверхности барной стойки. Если вам не нравится собственная жизнь, вы можете изменить ее. Вы от всего бежите. Вы совершаете какой-нибудь театральный поступок. Но вы никогда не воруете у других их истории и притворяетесь, что эти истории – про вас.

– Леди! Мне не хотелось бы вам об этом говорить, но…

Жюль, вертевшая кружку в ладонях, незаметно показала пальцем на стену за барной стойкой:

– Капитан!

Рид проглотил оскорбительные для себя обстоятельства. Усмехнулся и протянул руку:

– Прошло столько времени! Я не узнал вас в этом свете. Рад увидеться вновь. Передайте мои лучшие пожелания Изабелле.

Улыбнувшись, Аделина пожала руку Рида и уплыла, шурша краем юбки по половицам.

– С левой стороны, – промурлыкала Жюль, уткнувшись в стакан.

Прямо за баром на стене висело зеркало и ряды стеклянных полок, заставленных бутылками, но по сторонам зеркала стены были завешаны старыми инструментами – барабанами, молотками, гитарами без струн, свирелями, флейтами и скрипками. Но главным образом здесь были представлены колокола и колокольчики – большие бронзовые колокола, маленькие ручные колокольчики, совсем крохотные колокольчики на серебряных цепочках. Здесь же висело несколько гонгов и курантов. И здесь же с крюка свисал старый бронзовый язычок, тусклый и позеленевший от времени, на котором, почти скрытый от взора сине-зеленой патиной, был изображен восход солнца над пустыней.

Это был знак «Золотой пустыни».

Всё, что им требовалось, так это скользнуть за барную стойку, сорвать язычок с крюка, а потом сделать всего несколько шагов к двери. Рид взглянул на Мармелад, которая поймала его взгляд и кивнула. Закончив с первой кружкой пива, она жестом заказала вторую.

Клариан, бармен, согласно кивнул и принялся наполнять кружку золотистым элем, украшенным поверху пышной пеной.

– И как они звучат? – спросил он молодую хорошенькую женщину, сидевшую по другую сторону барной стойки.

Она подняла свое розовое лицо и закрыла глаза.

– Они… – начала она, – …они шелестят как деревья, но еще и лучше, чем деревья. Я знала их так хорошо, что могла услышать, как одно трется листьями о другое. И я знала, которое из них говорит со мной. Мы вели долгие разговоры, хотя казалось, что это просто шелестят листья и ветви постукивают друг об друга. Сейчас мне так не хватает этого постукивания; не хватает царапающего звука беличьих когтей, когда зверек убегает вверх по коре дерева.

Бармен в восхищении смотрел на нее, забыв отвести глаза от ее губ даже тогда, когда кружка Мармелад наполнилась доверху.

– Мне нравится уходить в горы, – наконец сказал он. – В лесах нет никакой магии, хотя они и могут говорить: ветви зимой скребутся друг об друга, ветер шелестит. Мне нравятся постукивающие листья и птицы, торопливо машущие крыльями.

Было что-то странное в том, как бармен использовал слова женщины. Но, когда он говорил, казалось, будто он светится изнутри, словно его кожа и скелет были всего-навсего ламповым стеклом, скрывающим его сверкающее сердце.

Бармен пустил кружку эля в сторону Мармелад, которая перехватила ее, не расплескав ни капли.

Рид положил на стойку еще четыре зена.

– Вы когда-нибудь слышали о колоколе с корабля «Золото пустыни»? – спросил он бармена.

Клариан и ухом не повел, после чего Рид, откашлявшись, повторил свой вопрос. И только когда молодая женщина глазами и жестом дала бармену понять, что к нему обращаются с вопросом, тот повернулся и уставился на Рида своими светло-голубыми глазами.

– В чем дело? – спросил он.

– Колокол с корабля «Золотая пустыня».

– Все мои предки имели дело с колоколами. Конечно, я знаю его.

Произнося эти слова, бармен не сводил взгляда с лица Рида.

Краем глаза Рид увидел, как Жюль качает головой. Бармен даже не взглянул на язычок колокола. Либо он не знал, какому колоколу тот принадлежал, либо был большим лжецом.

В этом местечке оба варианта были возможны.

Рид продолжил, ожидая увидеть в глазах Клариана огонек понимания:

– Когда корабль короля Филдспара затонул в самом центре Эфигианского моря, на дно ушло всё – и сокровища, и команда. Но, как говорит легенда, и сейчас можно услышать, как из-под воды звучит колокол корабля. Это печальный звук – словно все граждане Ликкаро оплакивают судьбу своего королевства. Они плачут от несправедливости Регентов. Плачут по тому, что потеряли, оплакивают свою бедность, свое жалкое никчемное существование.

Клариан жадно пожирал произносимые Ридом слова, но не слухом, а глазами. И Рид понял – этот человек глух. И он лгал не потому, что хотел представить себя более важным или знаменитым, чем был на самом деле. Он лгал, чтобы создать еще один вариант самого себя – того, кем он хотел бы быть, но кем никогда не будет. Его водянистые глаза всасывали описание колокола – так, словно он действительно мог услышать его глухой звон, услышать голоса, доносящиеся из-под воды. И, наверное, если бы он смог достаточно долго притворяться, он бы поверил в то, что создал в своем воображении.

В углу старая женщина, утверждавшая, что она есть не кто иной, как Одинокий Король, всё говорила и говорила о вызывающих обильную слюну роскошных яствах, которые им подавали в замке Корабель.

Притворившись старым отшельником со Сцитийских гор, беззубый мужчина восхищался обувью своих соседей и ласковыми словами описывал их пряжки и бляшки.

Аделина вытащила из воображаемой кобуры пару воображаемых револьверов, прицелилась и, нажав на воображаемые курки, своим красным ртом произнесла: пиф-паф, пиф-паф.

Рида передернуло. Выходит, всё доброе и истинное, что он делал и сделал, не имело более никакого значения, а сам он – тот, кто жил и стал героем такого множества историй, – растворялся, исчезал с каждым словом, произносимым этими людьми.

Человек с пухом вместо волос закончил свою историю о Леди Делюн, высунув нечистый язык и похабно двигая бедрами.

– Все было совсем не так! – крикнул ему капитан Рид.

У того подмышки были в пятнах от пота, как и живот, где рубашка облегала его особенно плотно.

– Что такое?

– Ты думаешь, близость с женщиной – это то, о чем можно каркать на каждом перекрестке? Да если бы ты действительно встретился с Леди Делюн, ты бы знал, что она в сотню раз красивее той женщины, что ты описал. А она, уж конечно, выбила бы всю дурь из такого вялого идиота, как ты.

Рид засмеялся. Это было хорошо сказано. Потому что это была правда.

Сидящие за одним столом с пухоголовым фыркнули. Они попытались было зажать смех во рту ладонями, но смех вырвался и со звоном упал перед ними на стол.

– Не пойму я вас, – продолжал капитан. – Почему вы лжете сами себе? Вы – пустой народец, и о вас никто не вспомнит. Почему вы сидите здесь и плетете небылицы, когда можно отправиться в реальный мир и там делать то, о чем потом станут рассказывать истории?

Все сидящие за столами уставились на капитана. По их сузившимся глазам на помрачневших физиономиях было видно, как они напряглись.

Сидящая рядом с капитаном Жюль отхлебнула из кружки и картинно закатила глаза. Мармелад приложилась к своей порции, после чего стянула стакан бурбона с соседнего столика. Лицо ее раскраснелось, а глаза сверкали. Она была готова к любым неожиданностям.

– Кто ты такой, чтобы так с нами разговаривать? – спросил, поднимаясь, пухоголовый. – Ты такой же, как и все мы.

Из-за бара со сложенными на груди руками и каменным взглядом вышел Клариан.

Капитан чувствовал, как бурлит в них ярость. Она клокотала как гром, готовая сорваться с их уст и бросить в бой кулаки.

– Я капитан Кэннек Рид, – медленно произнес он. – Хочу вам сказать, что я и такие, как я, немало сделали, чтобы о нас слагали легенды. И делали мы это не для того, чтобы всякие ничтожества в дешевых забегаловках перевирали рассказы про наши подвиги и приключения. Поэтому убирайтесь отсюда. Идите и сделайте хоть что-нибудь, чтобы об этом можно было рассказать.

Капитан повернулся, и пухоголовый нанес ему удар в челюсть.

Маленькая комната взорвалась. Мармелад выбила стул из-под сидящего за столом нищего, и тот рухнул вверх ногами. Рид засмеялся. Кто-то бросил ему в голову кружкой. Стекло и эль полетели в разные стороны. Жюль обменивалась ударами с ложным отшельником. Увидев это, Рид опять засмеялся. Ура! Драка! Достойное занятие для настоящего мужчины! Нужно, чтобы они хоть что-то сделали. Подрались с ним. Подрались друг с другом.

Вся таверна превратилась в вихрь крови, проклятий, сломанных стульев, кулаков и разбитых физиономий.

Клариан прыгнул на капитана и стукнул его в живот. Рид, задыхаясь и кашляя, согнулся пополам. Старуха, изображавшая Одинокого Короля, въехала бармену по уху, когда тот повернулся.

Краем глаза Рид увидел, как Мармелад сорвала со стены язычок колокола, сунула его в карман куртки и ринулась к двери. Она была такой маленькой и проворной, что никто за дракой ее и не заметил.

Капитан пронзительно свистнул.

– Капитан? – голос Жюль перекрыл шум, стоящий в комнате.

– Валим отсюда!

Через мгновение Жюль была рядом с капитаном, сияя на всю таверну свежим пурпурным синяком на щеке. Рид хлопнул ее по спине, и они бросились вон из бара, по пути щедро отвешивая тумаки всем желающим.

Ночь приняла их в свои объятья, но внутри таверны драка шла своим чередом. Звенело битое стекло. Слышался треск ломаемых столов. Люди радостно вопили. Дикий смех изливался сквозь разбитые окна на улицу, превращаясь в холодном воздухе в пар.

Пройдя несколько причалов, Рид и Жюль нашли Мармелад, которая сидела на поручнях лодки и болтала ногами в воде. Увидев своих, она вскочила и потрясла в воздухе колокольным язычком, словно жезлом.

– Та-та-та-та! – прокричала она.

Рид дружески похлопал ее по плечу.

– Быстрые у тебя пальчики, Мармелад. Не думал, что у тебя получится после всего выпитого.

Та лукаво улыбнулась:

– Капитан ставил!

Мармелад протянула язычок капитану, который провел пальцем по изображению восходящего солнца. Потом сильно ударил язычком по деревянному столбу. На столбе осталась отметина, язычок же отозвался на удар глухим звуком. Жюль притронулась к металлу пальцем, словно хотела вобрать звук кожей.

– Это он? – спросила она.

– Должен быть он, – ответил Рид и сунул язычок себе в карман.

Они поспешили вдоль причалов на свой корабль. Мармелад шла, усмехаясь.

– Забавные у них рожи были, когда капитан спустил на них собак по поводу этих легенд.

Рид улыбнулся. Он чувствовал запах моря, он слышал, как оно омывает причалы и далекие берега, и в первый раз, с тех пор как он встретил Сефию и Стрельца, он почувствовал в своей душе и теле необычную легкость. Ему стало ясно – он смог энергично двинуть вперед свою историю и не завязнуть в чужой.

Да, то, что он делал, имело значение для чего-то более важного, чем то, кем он был сам по себе.

Рид ухмыльнулся.

– Ну что, о чем теперь поболтаем? – спросил он.