Это чудо, что они забрались так далеко. Даже легкий ветерок не дул с тех пор, как разверзлись небеса, и паруса бессильно висели на реях как потрепанные шторы. И только капитан Рид увлекал корабль вперед и вперед, отыскивая в неподвижной воде вялые течения и держа «Реку Веры» на курсе, несмотря на слепящий свет и иссушающую жару.

Солнце закрыло добрую половину неба, раскрасив его во все цвета радуги.

Рид вытер сухой лоб. Жара давила его, выкручивала его, как белье после стирки, хотя влаги в нем почти не осталось, и он не потел.

Целыми ночами он расхаживал по трюму, инспектируя ящики с провиантом и бочки с водой. И того, и другого становилось все меньше и меньше. Спускался в люк и вновь появлялся на палубе. Считал: один, два, три, четыре… Как будто счет был способен пополнить усыхающие запасы воды и солонины.

К утру ничего не изменилось. Члены команды получили по сухой галете, куску сушеного мяса и по полпинты воды. У многих даже не было сил жаловаться. Их тела, высушенные до состояния изюма, пожирали сами себя и представляли собой морщинистые кожаные мешки, натянутые на сухожилия и кости.

С трудом сохраняя вертикальное положение, капитан Рид оперся о бушприт. Он стоял здесь часами, пальцами рисуя на дереве взаимопересекающиеся круги – пока кожа на них не стала гладкой как стекло. Но, с какой бы стороны он ни брался подсчитывать, результаты подсчета говорили одно: у них оставалось провизии (если, конечно, крысы не возьмут свое и остаток плаванья пройдет гладко) только на то, чтобы вернуться. Если они повернут прямо сейчас, то выживут.

Солнце тонуло в океане, освещая его подобно лампе. Край Мира был близок. Но насколько близок? Свет был вещью ненадежной, слишком подвижной. Они могут пересечь Край Мира сегодня. А могут и завтра, и на следующей неделе.

Или никогда.

А вдруг у океана нет конца, и там, дальше, вообще нечего искать? И впереди – ничего, кроме бесконечных пустых вод?

Рядом с Ридом стоял Микс и, прищурившись, вглядывался вперед в поисках хоть каких-нибудь изменений в состоянии океана. Тени залегли в его глазницах. Они все теперь выглядели одинаково – живые скелеты в отвратительных масках, похожие на капитана Кэт и последних матросов с «Семи колоколов».

Второй помощник состроил гримасу:

– Помните, что сказала Кэт перед смертью?

Он вспомнил. Эти слова вновь и вновь приходили ему на память, не отпуская его всю ночь: «Но кто будет помнить твою команду, Рид?»

– Она была права, верно? Рано или поздно люди забудут всё, что мы делаем, все наши приключения. Забудут – но не вас. Вы капитан. А как насчет команды? Когда-нибудь они уже не смогут даже вспомнить наши имена. Забудут, что мы вообще существовали.

– Тогда почему..?

– Потому что вы такой, какой вы есть.

Микс усмехнулся и попытался сплюнуть сухими губами.

– Я видел, как вы бросились в огонь, – продолжил он. – Я видел, как вы отказывались от еды, чтобы команде досталось больше. Многие, зная тайну своей смерти, особенно бы не беспокоились. Но не вы. Зная, что вы не можете умереть, вы тем больше стараетесь защитить тех, кто может.

Рид положил ладонь на узкое плечо второго помощника и пожал. Может быть, в конце концов, он сможет сделать то, что хотела сделать капитан Кэт – спасти команду, всех до одного, причем не только тела, но и души, так, чтобы, покинув это место, они бы уже не захотели вернуться.

Ни на корабле, ни в самых потаенных уголках своей памяти, ни в своих ночных кошмарах. Он мог бы подарить им долгие, ничем не омраченные годы, чтобы они сочиняли о них рассказы и легенды.

В самой глубине его сердца родились слова: Мы возвращаемся. Слова росли, клубились в его душе как дым, поднимались через горло и застывали перед вратами его рта. Мы возвращаемся.

Слова, которые означали поражение. Неудачу.

И избавление от смерти.

– Капитан!

Микс поднес кулаки к глазам и оскалил зубы.

Рид посмотрел на сморщенное лицо второго помощника.

– Черт! Врач нас предупреждала.

Необратимые изменения кожного покрова, мышц и сухожилий. Слепота. Непрекращающиеся боли.

Микс попытался сморгнуть, но глаз открыть уже не смог.

– Простите, капитан, – сказал он. – Я хотел помочь.

– Пошли к врачу, – ответил капитан, взял второго помощника за руку и повел к главному люку.

Что еще у них будет отнято перед концом? Если, конечно, наступит конец. Яркая поверхность моря простиралась со всех сторон корабля, сливаясь с белым сиянием солнца.

Приглушенный хлопок, похожий на взрыв пороха, раздался со стороны носовой части корабля. Рид обернулся. Полосы света отрывались от солнца и плыли по направлению к кораблю, словно ленты огня. Там, где они касались воды, раздавалось шипение и поднималось облачко мерцающего тумана, осыпавшего корпус корабля блестками света.

«Река Веры» проходила сквозь садящееся солнце.

Тревожные крики раздались на палубе.

– Нет! – кричал кто-то. – Мы дальше не идем!

Микс резко повернул голову в направлении кричавшего и попытался нащупать револьверы, висящие на поясе.

– Кэми, ублюдок! – прохрипел он.

Свет коснулся шеи и щек Рида. Ничего особенного – даже легче и невесомее, чем снежные хлопья. Капитан потер воротник рубашки, но свет уже ушел.

Он подтолкнул Микса за мачту.

– Стой здесь, пока не скажу. Я ненадолго.

– Но, капитан!

– Делай, как сказано.

Не дождавшись ответа, Рид отправился по палубе прочь, на ходу доставая из кобуры «Леди Милосердие». Он был так слаб, что доски палубы, казалось, валились на него, и он не без труда держал равновесие. Когда он проходил мимо камбуза, оттуда высунулась голова Куки.

– Али? – крикнул он.

Тео и Сента, в полном смущении, выглянули с тех мест, где несли вахту.

– Назад, капитан! – приказал Кэми.

Грета удерживала Джонти своей толстой рукой, наставив ему револьвер в висок. Кэми со своим ястребиным носом и ярко горящими глазами стоял рядом, наставив свои револьверы на старшего помощника.

– Оружие на пол! – приказал он, показав на «Леди Милосердие».

Для бóльшей убедительности Грета ткнула стволом своего револьвера в лицо Джонти. Рулевой закашлялся и попытался сплюнуть, но было нечем.

С Гретой было что-то не так – она нетвердо стояла на ногах, словно была не вполне уверена в своих конечностях. Но Джонти она держала крепко. Рид мог бы выстрелить быстрее, чем Кэми, мог бы даже убить его, не дав выстрелить. Но рисковать кем-то из команды он был не вправе.

Рид выпустил револьвер из руки, и тот упал на палубу в тот самый момент, когда из главного люка появились врач и Хорс. Вахта левого борта выбралась из кубрика, моргая на ярком солнце. Жюль двинулась вперед.

– Кэми, черт тебя…

Кэми выстрелил в пол возле ее ног, выбив из палубы фонтан щепок. Старший помощник поморщился.

– А теперь, – сказал Кэми, глядя в глаза Риду, – отстегните вторую кобуру и бросьте ее на пол.

Ствол револьвера смотрел Риду в лицо. Он вспомнил кабана на плавающем острове, застреленного промеж глаз. И капитан подчинился, отстегнул кобуру с «Палачом» и бросил ее рядом с «Леди Милосердие».

– Поворачивайте корабль! – рявкнула Грета.

Рулевой, не отпуская руля, что-то проворчал, но корабль не повернул.

Клубящийся свет ударил в паруса и потек на палубу. Послышались приглушенные возгласы. Солнце росло и росло впереди корабля, а его свет вспыхивал на мачтах и такелаже.

– Кэми, послушай…

– Нет, это вы послушайте! Я делаю то, что вы обязаны были сделать давным-давно.

– Но мы уже совершили то, что собирались совершить.

Капитан чувствовал это. Край Мира находился на расстоянии руки, по ту сторону солнечного круга. Он ждал их. Да, это была бы достойная история.

Но Кэми отрицательно покачал головой:

– Мне туда не надо.

Грета взвела курок револьвера.

– Нам нужна ваша помощь, – сказала она. – Но мы можем обойтись и без вас.

– Нет! – крикнул Хорс и рванулся вперед.

Кэми выстрелил. Пуля прошла через мясистое плечо плотника и вышла с противоположной стороны. Хорс упал на палубу, и тотчас же к нему бросилась врач.

Среди членов команды словно шорох прошел. Сента и Тео неловко помялись и подняли руки. Один за другим все последовали их примеру: подняв руки ладонями вперед, они отошли в сторону от Рида. Никто, даже старый Горо, не посмотрел на капитана.

Усмешка скользнула по физиономии Кэми.

– Харисон! Забери оружие! – крикнул он.

Нос корабля между тем уже погрузился в солнечный диск, окутавшись облаками света. Сияющий дым укрыл бушприт. Рид выругался – там же был Микс!

Последним из кубрика, покачивая головой и глядя попеременно то на Кэми, то на Рида, выбрался юнга. Он шел, спотыкаясь и шатаясь от слабости.

– Действуй, Харисон! – сказала Грета. – Ты ведь за нас, верно?

Свет стал нестерпимым, и глаза Греты были почти закрыты. Рид внимательно наблюдал за ней. Она не знала, где находится Харисон и куда направлять свой голос. Грета была такой же слепой, как и Микс, только она пыталась скрыть это.

– Пора возвращаться домой, Харисон! – проговорила Грета.

– Да нет, – отозвался Харисон, – я уже дома.

Свет уже заливал кливер и стаксель. Желтоватые глаза Кэми едва не выпрыгивали из орбит.

– Поворачивай! – крикнул он.

Джонти оскалился.

– Можешь орать сколько угодно, – проговорил он. – Толку не будет.

Уже весь нос корабля, почти его треть, был окутан светом. Свет добрался до мостика и переливался через перила.

– Помогите мне! – крикнул Кэми матросам. – Если не поможете, мы все умрем.

Жюль и Тео нерешительно двинулись вперед с поднятыми руками, не вполне уверенные, что им нужно делать.

Рид ощущал свет, который лизал его плечи и затылок, заглядывал в уголки его глаз.

– Не сегодня, – пробормотал он.

Свет полностью затопил его, он вращался и шелестел вокруг, взрываясь облаками золотистой пыли там, где касался кожи капитана. Свет был таким ярким, что Риду казалось, что сейчас он полностью растворится в солнечных прикосновениях.

Матросы кричали. Сента причитала.

Выстрел сотряс воздух.

Кто-то со стоном упал на палубу.

Рид пригнулся, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть, но видел только яркий свет.

Кто-то споткнулся об него. Еще кто-то плакал. Раздавалось ворчание, ругань, проклятия. Колени и локти стучали о дерево, плоть сталкивалась с плотью.

Чей-то револьвер с грохотом упал на палубу.

Рид протянул руку к тому месту, где лежало его оружие. Нащупал ремень с кобурой. Уже кое-что!

– Капитан! – раздался голос Харисона, прямо над ухом.

– Пригнись, – прошептал Рид.

Свет исчез так резко, словно их бросили в колодец.

Темнота. Рид попытался схватить свой револьвер, но его руки не нащупали ровным счетом ничего. Все было черно. И холодно.

После палящей жары, которая осталась с той стороны солнца, холод пробирал до костей. Еще немного, и человек мог превратиться в ледышку.

Рид наконец ухватился за лежащий на палубе ремень и, подняв его, надел. По мере того, как зрение его прояснялось, он увидел черное небо и белый диск солнца, который слабо светился, но совсем не грел. Дыхание, вырывавшееся из груди Рида, превращалось в густой пар.

Возле рулевого колеса на палубе лежала Грета, прижав руки к груди и судорожно дыша. Вокруг ее ладоней по рубашке растекалось кровавое пятно. Над ней, не выпуская из рук рулевого колеса, в забрызганной кровью рубашке, стоял Джонти.

Возле пустого свиного загона на корточках сидел Харисон. Рид ухватил его за локоть и поставил на ноги.

– Там, за грот-мачтой, Микс, – он проговорил, – и холод сразу же замораживал его слова.

Юнга, однако, кивнул и отправился туда, едва не столкнувшись с Куки, который вышел из камбуза и звал Али.

Весь корабль, наконец, выбрался из света – трос за тросом, парус за парусом. Матросы, пригнувшись, держались за поручни, сидели на палубе, стояли на коленях, дрожа от лютой стужи. Хорс своим телом защищал врача, согнувшись над ней.

Старший помощник боролся с Кэми. Рыча и ворча, они пытались подмять под себя друг друга. Один из револьверов Кэми отлетел в сторону, но он крепко держал второй побелевшей от напряжения рукой. Помощник ухватил Кэми за запястье и бил им о поручни, пытаясь заставить бунтовщика выронить револьвер, но тот не отпускал оружие.

Но Кэми, как и большинство команды, был почти слеп. Споткнувшись на неровности палубы, он потерял равновесие и нелепо взмахнул руками, ослабив хватку. Старший помощник вывернул рукоять револьвера из кисти Кэми, развернул оружие на него и нажал курок.

Кровь фонтаном хлынула на палубу. Кэми упал.

Палуба замерла. Команда, по мере того, как корабль выходил из солнечного диска, обретала способность видеть.

В наступившей тишине Али спустилась с грот-мачты с ружьем, заброшенным за плечи, и остановилась возле тела Греты. Изо рта ее шел пар. Из-за камбуза появился Харисон, держа за руку Микса.

– Что случилось? – спросил второй помощник, и в нависшей тишине его голос прогремел как гром. – Будь моими глазами, Харисон.

Юнга наклонился над ним и что-то прошептал на ухо.

Рид, прищурившись, посмотрел на «воронье гнездо» и подошел к Али.

– А я-то думал: где ты? И как тебе удалось попасть? – спросил он.

Та поежилась от холода.

– Целилась тщательно.

– Спасибо тебе!

– Не могла же я допустить, чтобы они забрали «Реку Веры», капитан.

Холод проникал им в кости. Дышать – и то было больно. Рид обнял Али за плечи и потер ее руку. Она дрожала. Прочие сгрудились возле поручней, показывая друг другу на кромешную темноту, окружавшую корабль.

Вода была так же черна, как и небо, хотя на гребнях волн отраженным светом тускло отсвечивала обратная сторона солнца. Это было ни на что не похоже. Когда луч света добирался до поверхности воды, он тонул под поверхностью, поглощенный темнотой. Даже звук волн, бьющихся о корпус корабля, был не такой, как обычно, и напоминал клацанье зубов.

Глаза Рида нестерпимо жгло. Горло перехватило. Глубокая холодная чернота проникла в самое нутро, и теперь сама душа капитана, стеная и вопя, рвалась наружу.

Али заплакала.

Хорс хныкал, как малое дитя.

В глубине появились красные огни, но они забирали больше света, чем испускали, и ничего не могли осветить. Этих огней были тысячи и тысячи, они были повсюду, куда только падал взгляд в этом тусклом мире по ту сторону солнца.

Старший помощник повернулся, но он не видел красных огней. Он ощущал только холод да тревожное беспокойство, проникающее в самые глубины человеческого сердца.

Затем из темноты пришел звук.

Звук перекатывался через корабль, как туман через горные вершины, он заполнял собой все пустые пространства. Вой, а может быть, стон; а еще шепот, клекот и дикий смех. Звон колоколов, треск ломающихся льдов и грохот горных вершин, превращающихся в пыль. Последние стоны умирающих.

Это был самый ужасный из всех ужасных звуков – тот самый звук, который посещает человека во сне в последние часы ночи, проникая в самые потаенные уголки его потрясенной души. И лежит он в гулкой темноте, охваченный ужасом. Он еще жив, но уже и умер – навеки, навсегда.

Так они достигли Края Мира.