Сефия возложила руки на эмблему в центре двери и посмотрела на Стрельца.
Холодный металл кусал ее за кончики пальцев. Две изогнутые линии – это родители. Еще одна – Нин. Прямая линия – это сама Сефия. А круг – это то, что она должна сделать.
Стрелец кивнул. Они пришли сюда за ответами. И чтобы покончить сразу со всем. Поэтому Сефия глубоко вздохнула, проглотила свои сомнения и начала поворачивать символ. Внутри двери большие металлические зубцы тоже поворачивались – с лязгом, повинуясь движению символа-ключа. Наконец символ встал в правильное положение.
Штифты в замке щелкнули, и дверь медленно и тяжело отворилась внутрь.
Сефия зажмурилась. После темноты, царящей в тоннеле, помещение за дверью казалось ослепительно ярким. Настенные бра и висячие канделябры светились сотнями белых тонких свечей, озарявших грубого камня стены, увешанные гобеленами и старыми портретами, с которых словно осколки стекла сияли глаза моделей.
Прямо напротив двери, возле самого центра комнаты, стоял письменный стол, лакированная поверхность которого была завалена листами бумаги, бутылочками чернил и перьевыми ручками – такими, о которых Сефия не могла и мечтать. Неожиданно ее охватило желание открыть все украшенные серебром ящики стола и порыться в их содержимом – найти куски пергамента помягче, книги поменьше и перочинные ножички, которые подошли бы к изгибу ее ладони.
Но за столом, сложив руки на груди, сидела женщина с черными волосами, бесцветными глазами и кожей цвета выбеленной солнцем раковины. С такого расстояния Сефия могла бы принять эту женщину за собственную мать – если бы не более светлый цвет лица, не более широкие скулы и плечи.
Словно ожидая прибытия Сефии и Стрельца, женщина при их появлении встала:
– Добро пожаловать.
Ее голос был ясным и четким, как звон металла.
– Я рада, что у вас все получилось, – продолжила она.
Как только Сефия и Стрелец вошли в комнату, другая женщина, постарше, за их спинами затворила дверь. Это было жилистое создание с коротко остриженными седыми волосами и резко очерченным ртом. Бархатный воротник на ее синем платье истрепался по краям, а украшенные золотом револьверы, висящие на бедрах, явно часто были в деле.
Стрелец с опаской посмотрел на нее; она же отошла к шкафу, стоящему у правой стены, и, оперевшись о него, скрестила руки на груди и стала смотреть на Стрельца – как хищный ястреб смотрит на жертву.
– Брака сомневалась, но я была полностью в вас уверена, – сказала первая женщина и указала на два кожаных кресла, стоящих перед столом. – Садитесь.
Удивленная, Сефия сбросила мешок с плеч и села в кресло, такое удобное, что, казалось, будто специально было сделано под нее. Она не могла вспомнить, когда в последний раз сидела на чем-нибудь столь же уютном. Она ожидала чего угодно, но только не этого. И она была рада, что Стрелец остался стоять возле нее.
– Кто..? – начала она, но женщина за столом остановила ее.
– Меня зовут Танин, а это мой партнер Брака, – сказала она.
Та, что постарше, хмыкнула.
– Боюсь, она не слишком разговорчива, – сказала Танин и направилась к левой стене, где на боковом столике сиял серебряный чайный прибор. Ее движения подняли легкий вихрь холодного воздуха, в котором заиграли, заколыхались ее черные волосы и вышитый шелк блузы. Она поставила чайник на поднос с чашками из костяного фарфора, и Сефии показалось: всё, что делает эта женщина – даже самые незначительные ее движения – изменяет сам окружающий ее воздух, а ароматный пар, который кольцами вьется над чашками, через много недель сформирует ураган над дальним Южным океаном.
Сефия теребила ремни своего мешка.
– Я… – начала она.
– Сефия. Так? – перебила ее Танин. – Сливки или сахар?
Сефия обменялась со Стрельцом беспокойным взглядом.
– Вы знаете мое имя? – спросила она.
Танин опустила несколько кусочков сахара в две чашки и засмеялась серебристым смехом.
– Ты была бы удивлена, если бы я сказала, как много мы знаем, – сказала она и протянула Сефии чашку и блюдце.
Принимая чашку, Сефия почувствовала, как холодные, испачканные чернилами руки Танин коснулись ее пальцев, и содрогнулась. Серебряная ложка зазвенела о ее блюдце.
– Ты предпочитаешь молчать, не так ли? – спросила Танин Стрельца, протягивая чашку и ему.
Но он не взял чай.
– Это Стрелец, – сказала Сефия.
– Стрелец?
Танин села на свое кресло и взяла третью чашку себе. Утроившись поудобнее, она подула на чай.
– Странно, – сказала она, – но я бы ни за что не догадалась. Ты совсем не похож на «Стрельца».
Он же сжимал и разжимал пальцы, слегка касаясь потертой кожи висящих на поясе ножен.
Сефия разозлилась, но тут же постаралась сконцентрироваться на беседе. Ее же никто не оскорблял. Смутившись, она принялась ложкой размешивать остатки сахара на дне чашки.
– Мы ищем… – начала она.
– Хранителей? Я знаю.
Танин отпила чаю.
– Пей. Похоже, тебе это нужно, – сказала она.
Добрый голос, но какие резкие слова.
– Но откуда вы…
– Откуда я знаю? Сюда приходит только тот, кому есть дело до Хранителей.
Она улыбнулась и закончила:
– Или тот, к кому у Хранителей есть дело.
Сефия поставила чашку на край стола.
– И кто же такие Хранители? – спросила она.
– А ты разве не знаешь?
Танин выглядела озадаченной. Склонив голову набок, она мгновение раздумывала, а потом ответила:
– Мы единственное образованное сообщество в Келанне.
– Образованное?
– Это означает, что мы умеем читать и писать. Мы – люди Книги… Как и ты.
Сефия вдруг почувствовала, как пол уходит из-под ее ног и она начинает падать.
– Вы знаете про книгу? – спросила она.
Танин отставила чашку и наклонилась вперед, глядя в лицо Сефии мерцающим взглядом.
– А ты?
В книге было всё. Все истории. Все жизни. Каждое мгновение, ставшее прошлым, и каждое, которому только предстоит осуществиться, уже описано на этих страницах. Даже этот момент, который происходит здесь и сейчас.
– Да, – прошептала Сефия.
– И ты принесла ее?
Сефия с трудом подавила в себе желание посмотреть на свой мешок.
– Наверное, нет, – предположила Танин, улыбнувшись и откинувшись на спинку кресла.
В руках она вертела серебряный перочинный ножичек, лезвие которого сверкало, отражая свет канделябров.
– Надеюсь, твои родители научили тебя быть осторожной, – сказала она.
– Мои кто?
Маленькая морщина появилась у Танин между бровями.
– Ты хочешь сказать, что они ничем с тобой не поделились? Откуда же тебе всё известно?
Стоящий рядом Стрелец нетерпеливо похлопывал себя по щеке четырьмя пальцами. Это был условный знак; он хотел, чтобы Сефия разузнала всё об этой женщине – точно так же, как она поступила с барменом в Эпидраме. Сефия сузила глаза и попыталась вызвать свою способность проникать в суть вещей и людей.
Тысячи золотистых пятнышек света заструились в воздухе, вдоль стен и под потолком, взвихриваясь вокруг огня свечей; но, стоило потоку этой золотистой пыли приблизиться к Танин, как она подняла руку и отогнала ее. Золотые нити рассыпались и, упав на пол, превратились в хлопья пепла.
Сефия широко раскрыла глаза:
– Как вам это удалось?
– Твой отец постоянно говорил: использовать свою способность видеть по отношению к другим, читать других – значит показывать плохое воспитание.
Сефия вскочила.
– Вы знали моего отца? – спросила она.
– А разве ты не знала? – вопросом на вопрос ответила Танин, улыбнувшись улыбкой, похожей на лезвие косы.
Всё повернулось таким образом, будто Сефия наконец сделала верный ход, хотя и не понимала, в какую игру они играют и каковы в этой игре правила.
– Не знала чего?
– Того, что они принадлежали к Хранителям.
– Нет! – воскликнула Сефия. – Они бы мне об этом сказали.
Тонкая морщинка вновь появилась на лбу Танин.
– Не знаю, что и ответить на это, Сефия. Они действительно ничего тебе не сказали.
Сефия посмотрела на Стрельца, который беспомощно пожал плечами.
– Но почему? – спросила она.
– Не знаю. Я не понимаю ничего из того, что они делали после того, как покинули нас.
– Покинули?
– Да, – кивнула Танин. – Лон и Мария бежали. Они нас предали.
– Не может быть!
– Твой отец был учеником Библиотекаря. И его обязанностью было хранить Книгу.
Библиотекарем. Она вспомнила это слово. Эдмон, человек, который помог старшему помощнику с «Реки Времени», говорил про Библиотеку. Безопасное место. Спасение от жестокого мира. И именно там работал мой отец?
– Но он похитил ее, – продолжала тем временем Танин. – Нарушил все свои клятвы.
Сефия качала головой, но ничего не могла сделать, чтобы не слышать то, что говорила ей Танин.
– Твои отец и мать убили главу нашего ордена.
– Нет!
– Они были убийцами.
– Моя мать никогда…
Танин рассмеялась своим серебряным смехом. На мгновение Сефии показалось, что та смеется над ней, но оказалось, что Танин просто вспоминает, и эти воспоминания доставляют ей удовольствие.
– Нет, в ней было нечто сверхъестественное. Она могла, без единого прикосновения, лишить жизни человека с расстояния в пятьдесят футов. В ней была такая сила, что она могла бы уничтожать целые города.
Сефия закрыла глаза. Она вспомнила последние дни своей матери. Ее кашель. Кровь на потрескавшихся губах. Изможденное тело.
– Им нельзя было влюбляться друг в друга, – сказала Танин, и в ее голосе сквозили одновременно восхищение, сожаление и осуждение того, что сделали родители Сефии. – Но они всегда нарушали правила. Твой отец мог щелчком пальцев превратить крысу в птицу. За секунды он осушал озера.
Сефия вспомнила лицо своего отца. Залитое кровью, изуродованное, неузнаваемое.
– Никто не мог сравниться с твоими родителями, – продолжала Танин. – Никто не мог повторить то, что они делали – ни тогда, ни потóм.
Мгновенная печаль тенью скользнула по лицу Танин.
– Я восхищалась ими, Сефия. Они были выдающимися людьми. Почему ты об этом ничего не знаешь?
Сефия упустила тот момент, когда слезы заструились из ее глаз, оросили щеки, губы и подбородок, закапали на ковер, который принял их, как мох принимает капли дождя. Это рука Стрельца обвивает ее плечи? Сефия находилась так далеко от собственного тела, что едва чувствовала его.
– Они ничего, ничего мне не сказали…
– О, Сефия…
Танин перекладывала вещи на столе, словно пыталась найти, чем успокоить Сефию. Отложила в сторону серебряный перочинный ножик и вопросительно посмотрела на Браку. Та пожала плечами.
– Но они же научили тебя внутреннему ви́дению? Манипуляции?
– Они ничему меня не учили, – проговорила Сефия, всхлипывая.
– Так как же тогда…
– Я сама научилась.
– Да, ты действительно дочь Марии, – печально сказала Танин. – Ты и выглядишь, как она.
Сефия молчала. Внутри нее всё превратилось в лед. И тут она вспомнила, что она здесь делает и зачем пришла.
– Они были моей семьей, – продолжала тем временем Танин. – Когда они предали нас, я была готова отдать что угодно, лишь бы не делать того, что я вынуждена была сделать.
– Вы убили моего отца? – спросила Сефия.
Танин колебалась.
– Ты уверена, что не хочешь спросить что-то другое?
– Что именно?
– Заслужил ли он смерти, например?
Сефия покачала головой. Все вопросы, которые она не позволяла себе задавать, теперь падали на нее как камни, грудились у ее ног, били по плечам и голове.
– Это не имеет значения, – сказала Сефия.
– Все имеет значение.
– Вы убили моего отца?
Танин вздохнула.
– Да, – сказала она. – И он заслужил свою смерть.
Сефия выхватила охотничий нож и рванулась вперед. Ей даже удалось царапнуть лезвием по горлу Танин до того, как та ухватила ее за запястье и бросила на пол.
Стрелец уже прицелился. Выстрел разорвал воздух. Лежа на ковре, Сефия увидела, как комната взорвалась полосами света. Пуля попадет в цель. Женщина умрет. Это сделает не сама Сефия, но, может быть, это будет правильно.
Пуля по спиральной траектории неслась к цели.