Во вторник днем Джуди вышла из здания факультета информатики, думая об одеяле для Сильвии. Оно уже смотрелось красиво, хоть в центре пока оставался пустой квадрат. Что там будет, Агнесс держала в строжайшем секрете. Стоило хозяйке Элм-Крика отлучиться, все другие женщины «Лоскутной мастерской» принимались упрашивать подругу показать им центральный блок, но она неизменно отказывалась. Даже намекнуть не желала. Только говорила с улыбкой:

– Вы ведь хотите сюрприз?

– Нет! – фыркала Диана.

В ответ Агнесс смеялась, продолжая отмахиваться от расспросов. Как бы женщины ни настаивали, она лишь сообщала им, что использует аппликацию, о чем все и так могли догадаться: во владении этой техникой с ней не могла сравниться даже Бонни.

«Может, и мне попробовать апплике? – подумала Джуди, идя через кампус Уотерфордского колледжа по направлению к дому. – Определиться было бы проще, если бы знать, что делает Агнесс». Изначально ей, Джуди, досталась последняя, пятая, рамка, но потом пришлось взять четвертую: Гвен уговорила поменяться.

– У меня сейчас в жизни такая сумятица! – пожаловалась она. – Сначала экзамены, потом выпускной Саммер. Я буду твоей должницей.

– В таком случае я согласна, – рассмеялась Джуди.

Ей самой тоже предстояло принимать экзамены, но она не возражала против того, чтобы выручить Гвен, даже если ради этого приходилось менять задумку. Раньше она планировала пустить по краю волнистые зубцы, теперь это было невозможно. Накануне Джуди внимательно рассмотрела одеяло, а сегодня весь день о нем думала, но так и не смогла решить, чем украсить рамку. Уже на подходе к дому она сказала себе: «Раз вдохновение меня покинуло, сделаю, как Диана: пущу по периметру треугольники, и все».

Когда Джуди вошла в гостиную, Стив, стоя на коленях, пихал в мусорный мешок скомканные газеты и гранулы упаковочного наполнителя. Услышав скрип двери, он поднял голову и, прежде чем Джуди успела поздороваться, поднес палец к губам. Она кивнула, поняв, что Эмили спит.

Стив подошел, обнял жену и прошептал: «Добро пожаловать домой», – будто они расставались на месяцы, а не на полдня. От его поцелуя у нее чуть не подогнулись колени. Муж встречал ее так каждый день на протяжении нескольких лет, но она не представляла себе, чтобы от этого можно было устать.

– Давно Эмили уснула?

– Минут пятнадцать назад.

Поцеловав Джуди еще раз, Стив вернулся к своему занятию.

– Что это? – спросила она, глядя на мусор.

– Моя мама прислала внучке подарок.

Тон Стива заставил Джуди насторожиться:

– Какой?

– Ну… – он задумался. – У меня две новости: хорошая и плохая.

Он встал, взял жену за руку и потащил по коридору к спальне.

– Это, видимо, хорошая? – задорно спросила она.

Однако Стив провел ее мимо их комнаты и остановился перед комнатой Эмили.

– До моей матери дошло, что ты не китаянка, – вот в чем хорошая новость.

Джуди рассмеялась.

– Ну наконец-то! А плохая?

Стив бесшумно открыл дверь. Эмили спала, укутанная в сшитое мамой одеяльце. Почувствовав прилив невыразимой нежности к своему единственному ребенку, Джуди даже забыла про свекровь. Когда-то она боялась, что ее любовь к Стиву слишком сильна и в душе не осталось места для любви к кому-то еще. Но первый же взгляд на новорожденную Эмили раз и навсегда развеял эти опасения.

Спящая девочка держала в руках новую куклу, одетую в кимоно. Джуди посмотрела на Стива и вздохнула. Он, улыбнувшись, закрыл дверь.

– Я знаю, что подарить твоей маме на следующий день рождения. Географический атлас.

– Или билет на мюзикл «Мисс Сайгон».

– Ах ты юморист! – ответила Джуди, подтолкнув мужа бедром.

Он рассмеялся, снова обнял ее и поцеловал. После следующего поцелуя они ненадолго забыли про беспорядок в гостиной. Потом, лежа в постели, Стив сказал:

– Да! Звонила твоя мама.

– Как всегда, давала советы по поводу трудоустройства?

Мать Джуди считала, что журналистика – дело несерьезное, и все норовила найти Стиву занятие посолиднее. Ведь он муж ее дочери, профессора информатики, и отец ее внучки – самого замечательного и одаренного ребенка на свете. На протяжении нескольких лет она отправляла ему объявления о приеме на работу, а он терпеливо благодарил, посылая ей вырезки своих статей.

– На этот раз нет, – ответил Стив, погладив плечо Джуди. – Она сказала, тебе пришло письмо.

– Его доставили к ней домой?

– Так она говорит.

– Странно. Я с окончания школы там не живу. А от кого, она не сказала?

Стив покачал головой и хотел что-то ответить, но в этот момент из детской донесся голос Эмили.

– За работу, – вздохнул он и откинул одеяло.

Быстро одевшись, Джуди пошла к дочке, а Стив начал готовить ужин. Распорядок, которого они придерживались уже три года, он шутя называл «посменным». Это было достаточно удобно: пока Джуди работала, с Эмили сидел Стив, а после ужина он уходил в свободную комнату писать или в библиотеку подыскивать материал, а ребенком занималась она. Выходные они проводили всей семьей, убрав подальше компьютеры и книги. Времени, чтобы побыть вдвоем, у Джуди и Стива оставалось мало – тем больше они радовались, если в круговороте дел вдруг удавалось найти свободную минутку.

Только искупав Эмили и уложив ее в постель, Джуди вспомнила про телефонный звонок. Мать жила одна в доме на окраине Филадельфии, где Джуди и выросла. Набрав номер и услышав знакомый голос, она закрыла глаза и представила себе, что сидит, как в детстве, на кухне за чашкой чая и завороженно слушает мамины рассказы о стране, где они обе родились. Этой страны Джуди не помнила, зато материнский дом, весь, до последней мелочи, отпечатался у нее на сердце. Она слышала, как зимний ветер треплет ветки за окном, чувствовала запах маминой еды, видела папу: молодой, высокий и сильный (она всегда вспоминала отца таким), он стрижет газон или качает ее на качелях. Джуди знала: однажды матери станет неудобно жить одной в большом старом доме, и тогда они вынуждены будут с ним распрощаться. «Продавать его придется еще не скоро», – утешала она себя, зная, что с каждым годом этот день становится все ближе и ближе.

– Как твой муж-журналист? – спросила мама.

– Хорошо. В следующем номере «Ньюсуик» печатается его очерк.

– Неплохо, – нехотя согласилась Тует. – Может быть, пока он не подыщет что-нибудь поприличнее, и такая работа сгодится. – Джуди подавила смешок. – А как моя внучка?

– Она чудо. – Джуди бросила взгляд на дверь детской. – Правда, сегодня заявила мне, что не будет больше есть зеленую еду.

– Как это – «зеленую»? Заплесневелую, что ли?

– Нет, конечно, – рассмеялась Джуди. – Плесенью я ее не кормлю. Она не желает есть горошек, салат, брокколи.

– Вот как? – Тует помолчала. – Скажи ей: «Бабушка велит кушать все, что мама приготовила».

– Ладно, скажу, – улыбнулась Джуди. – Ма, Стив говорит, ты сегодня получила для меня письмо? – Тует не ответила. – Ма?

– Да-да, я здесь, – вздохнула она и шумно придвинула себе стул. – Не знаю, как сказать тебе это помягче. Скажу как есть. Письмо от твоего отца.

У Джуди замерло сердце. Настал момент, которого она всегда боялась: ее замечательная энергичная мать, так мужественно перенесшая столько невзгод, начала сдавать, причем быстрее и серьезнее, чем Джуди предполагала.

– Ма, – сказала она осторожно, – папа умер.

– Да нет же, – нетерпеливо ответила Тует. – Я не про настоящего отца, а про другого.

Другой отец… Несколько секунд Джуди отчаянно пыталась понять смысл материнских слов. Наконец поняла.

– Ты имеешь в виду моего биологического отца?

Других вариантов быть не могло, и тем не менее Джуди это казалось невероятным. За многие годы тот человек ни разу не вышел с ней на связь. Тридцать лет назад он подписал документ об отказе от родительских прав. После этого Джуди удочерил тот, кто стал мужем ее матери. Именно его, мужчину, который ее вырастил, она и считала своим отцом. Почти всю ее сознательную жизнь он заменял ей отца во всем, что было действительно важно.

– Да, биологического.

Джуди с глубоким вздохом упала в кресло.

– Чего ему нужно?

– Не знаю, не распечатывала. Письмо адресовано тебе, а не мне.

– Пожалуйста… – Джуди сглотнула. Ей вдруг стало нехорошо, закружилась голова. – Пожалуйста, открой и прочти его мне.

– Нет.

– Почему?

– Ели бы он хотел, чтобы я это прочла, он бы надписал на конверте и мое имя тоже. Завтра перешлю письмо в Уотерфорд. Прочтешь сама.

Джуди раздраженно вздохнула: эти упрямые нотки в материнском голосе она слышала не впервые. Делать было нечего: оставалось ждать почтальона. Повесив трубку, она сразу же рассказала о разговоре Стиву, но подруг посвящать не стала. Они знали историю Джуди только в самых общих чертах: она дочь американского военнослужащего, привезенная матерью из Вьетнама в США в раннем детстве. Она не рассказывала им, с какими опасностями было сопряжено это бегство и как чувствуешь себя, когда тебя преследуют. Страх – вот то, что сама Джуди запомнила лучше всего.

Поскольку у Тует не было денег на взятки и оформление виз, она заключила сделку с одной пожилой женщиной и ее семьей. Для этих людей маленькая Джуди стала выездным билетом из Вьетнама. В обмен на золото Тует объявила их своими родственниками (матерью, братом и племянницей), чтобы они могли сопровождать ее и девочку. Ребенок был нужен им потому, что иначе они, даже имея деньги, не смогли бы попасть в лагерь для перемещенных лиц, не говоря уж о въезде в Соединенные Штаты.

Видимость семейных отношений поддерживалась до тех пор, пока все благополучно не устроились в Нью-Йорке. Тогда Тует и Джуди оказались лишними. Они нашли убежище в квартирке дальних родственников. Ютясь в трех комнатках, битком набитых запуганными, ослабленными, без конца ссорящимися взрослыми людьми, они ждали мужчину, которого Джуди никогда не видела. Вместо того чтобы забрать их к себе, он спустя месяцы прислал письменный отказ от опеки над дочерью, названной в честь его собственной матери. Джуди запомнила, как Тует скомкала письмо и сказала: «Он нам не нужен. Запомни. Не нужен». Это было сказано так твердо, что девочка поверила.

Когда человек, обещавший на ней жениться, передумал, Тует нашла работу: сначала мыла посуду в ресторане, а там познакомилась с женщиной, которая устроила ее на место получше – в филадельфийскую больницу. Через некоторое время у матери и дочери появилась собственная квартира: кухонька и комната, где они вдвоем спали на диване. Позднее Джуди поняла, как убого выглядело, наверное, это жилище по сравнению с сайгонским домом родителей Тует, откуда та сбежала, когда последствие связи с лихим военным врачом стало слишком очевидным. Но тогда филадельфийская квартирка казалась маленькой Джуди очень светлой и просторной. Впервые в жизни она почувствовала себя счастливой и почти забыла о страхе, который возвращался только ночью. Тени, выходившие из темноты, плевали в нее, норовили ее ударить и выкрикивали на родном языке непонятные ей слова: «кон лай», «ми лай».

Потом Тует встретила Джона Динардо. Как и мужчина, который их бросил, он был рослым американцем, врачом. Однако этим сходство и ограничивалось. Добрый и мягкий Джон сразу понравился Джуди, а когда он женился на маме, а ее саму принял как собственную дочь, она стала его обожать. Благодаря ему прежние страхи навсегда ушли.

Что теперь могло понадобиться от Джуди человеку, столько лет не желавшему ее знать?.. Прошел вторник, затем прошла среда. Джуди продолжала вести занятия в колледже и мастер-классы по квилтингу, но мысли ее витали далеко. Если студенты были озабочены предстоящими экзаменами и не обратили на это внимания, то гостьи Элм-Крика заметили, что думает она не о рукоделии. Джуди понимала, какой сухой и скучной она сейчас, наверное, кажется в сравнении с энергичной Сильвией и веселой Гвен, однако ничего не могла с собой поделать. Стив уговаривал ее не волноваться, но его слова не помогали, потому что она и не чувствовала волнения. Она чувствовала только онемение, как будто ее сердце и мозг превратились в камень.

Вернувшись домой в четверг после обеда, Джуди сразу же поняла по лицу Стива: письмо пришло. Она взяла его с тумбочки у двери и пошла с ним на кухню. Внутри толстого конверта с материнским адресом оказался еще один конверт. Джуди сделала глубокий вдох и села за стол. В графе «Адресат» было написано: «Джуди Лин Ньюен Динардо». «Перестраховался», – подумала она и впервые после телефонного разговора с матерью заволновалась. В графе «Отправитель» значилось: «Роберт Шарпельсен, г. Мэдисон, шт. Висконсин».

Висконсин… Джуди представила себе зеленые холмы, красные домики, пасущихся коров. Так вот где он был все эти годы! Если бы он приехал в Нью-Йорк, как обещал, и женился на маме, она, Джуди, выросла бы в Висконсине, а не в Пенсильвании. Стала бы совсем другим человеком. Никогда не встретила бы Стива и не родила бы Эмили.

Слава богу, что Роберт Шарпельсен не приехал за Джуди тридцать лет назад! Слава богу, что он от нее отказался! Мать была права: этот человек им не нужен. Не был нужен тогда и не нужен теперь.

Джуди так долго сидела и смотрела на конверт, что Стив не выдержал.

– Ну так ты откроешь?

– Потом. – Она встала, сунув конверт в сумочку. – Может быть.

Джуди направилась в детскую, чтобы почитать Эмили сказку или поиграть с ней – только бы отвлечься.

В тот вечер Стив больше ни разу не заговорил о письме, а у Джуди не возникало соблазна достать его из сумочки и прочесть. Только ночью, когда муж давно уже спал, обняв ее, она задумалась. Мама говорила ей, что у Роберта Шарпельсена светлые волосы и голубые глаза. Джуди не видела в себе сходства с этим человеком, и все же он был такой же частью ее самой, как и мать. Она представила его себе: вот он, постаревший, похудевший. Золотистые волосы поседели. Он склонился над столом с ручкой и пишет письмо дочери, которую давным-давно бросил. Что творится в его голове, пока он одно за другим записывает на бумагу слова? Почему он вдруг решил объявиться после стольких лет молчания? Хочет извиниться? Что-то объяснить? Он умирает, и ему нужно снять грех с души? Если так, надо было писать матери. Это ее он обманул.

Отец у Джуди был, а этот человек ей не нужен. Ей не нужно это письмо. Она уничтожит конверт, не читая. Порвет и сожжет. Пусть теперь он, Роберт Шарпельсен, будет брошен. Пускай его слова останутся неуслышанными. Как бы он ни хотел сейчас связаться с Джуди, ему все равно не испытать сотой доли того отчаяния, которое испытала Тует, пока ждала, что он сдержит свое слово. Пусть молчание Джуди станет для него наказанием – слабым возмездием за страдания женщины, столько раз поплатившейся за любовь к нему.

Джуди выбралась из постели – тихо и осторожно, чтобы не разбудить Стива. Ей не хотелось, чтобы он спросил ее, что она делает, и помешал ей. В кухне она вытащила письмо из сумочки и взвесила на ладони. Похоже, Роберту Шарпельсену было что ей сказать. И неудивительно – после стольких-то лет молчания.

А может, он специально написал так много, чтобы Джуди не смогла порвать толстое письмо, не вскрыв конверта. А когда она вскроет конверт, ей понадобится сверхчеловеческая сила, чтобы не прочесть хотя бы строчку.

Хорошо, она прочтет одну строчку, первую. Чтобы узнать, как к ней обращаются. Это может говорить о многом, ведь между «Уважаемая мисс Динардо…» и «Моя дорогая дочь…» – целая пропасть.

Джуди достала верхний листок бумаги, а конверт с остальными листками положила на столешницу. Ее руки задрожали. «Дорогая Джуди», – прочла она, и слова будто застряли у нее в горле. Позабыв о данном себе обещании, она стала читать дальше:

Дорогая Джуди!

Я написала на конверте имя своего отца, чтобы дать тебе возможность выбора: открыть письмо или выбросить, не распечатывая. По имени отца ты должна понять, о чем пойдет речь, и, если ты не хочешь ничего слышать ни о нем, ни обо мне, ты кинешь конверт в мусор, даже не прочитав обратного адреса. Притом, конечно, что тебе известно, кто мой отец и кем он приходится тебе.

Я написала «мой отец», а должна была написать «наш». Я твоя сестра с отцовской стороны. Он говорит, что о моем существовании ты не знаешь, но о нем самом тебе рассказывали. Надеюсь, память его не подводит и ты действительно в курсе. Если нет – пожалуйста, извини. Я понимаю: не дело узнавать о таких вещах из писем незнакомых людей.

Я много раз пыталась тебе написать. Пыталась представить себя в твоем положении и понять, захочешь ли ты со мной общаться. У тебя своя жизнь, и, может, тебе не нужно, чтобы в нее после стольких лет вторгалась какая-то сестра – до сих пор чужой тебе человек. Этого я знать не могу, но одно я знаю: если бы на твоем месте была я, я бы захотела поддерживать с тобой связь. Захотела бы иметь сестру.

Пишу тебе только сейчас, потому что узнала о твоем существовании всего два месяца назад, после смерти матери. Раньше отец о тебе не говорил – видимо, из уважения к ней. Я пытаюсь смотреть на эту ситуацию с его точки зрения, но все равно на него трудно не держать обиды. Все эти годы у меня была сестра, а я даже не знала.

Об отношениях с твоей мамой отец рассказывал мало. Тем не менее я смогла заключить, что расстались они не по-хорошему. Если ты его ненавидишь и не желаешь с ним встречаться, я пойму. Но я надеюсь, что ты захочешь встретиться со мной. Лично я ужасно хочу, чтобы мы повидались.

Отец болен, поэтому я не могу оставить его и приехать к тебе сама. Буду рада, если ты купишь себе билет в Висконсин, воспользовавшись подарочным сертификатом, который я прилагаю. Надеюсь, ты на меня не обидишься. Я долго думала, уместно ли это, и в итоге все-таки решилась тебе его послать, чтобы не обременять тебя расходами и чтобы показать, что я действительно жду нашей встречи.

Если не сможешь приехать, пожалуйста, хотя бы напиши. Не могу передать, как для меня это важно.

Кирстен Шарпельсен,

твоя сестра

P.S. Здесь, в Висконсине, у тебя есть и другие родственники: еще одна сестра и брат.

Пока Джуди читала, вошел Стив. Сейчас он стоял у нее за спиной и, потирая ей плечи, ждал, когда она закончит. Джуди прочла письмо еще раз – вслух. Она и сама точно не знала, от чего дрожит ее голос: от волнения, злобы или чего-то совершенно другого.

– У меня есть сестра, – сказала она безучастным тоном, расправив листок на столе.

– Две сестры и брат, – ответил Стив, просматривая остальное содержимое конверта.

Почувствовав прилив ярости, Джуди выхватила его у мужа и бросила на столешницу.

– Она высылает мне дорожный ваучер, как будто я… как будто я какая-нибудь беженка!

– Ты действительно была беженкой.

– Тридцать лет назад. Гуманитарная помощь мне давно не нужна.

– Твоей сестре неизвестно, какое у тебя материальное положение.

– Это не повод меня оскорблять.

– Не сердись на нее. Думаю, она не хотела тебя обидеть, – сказал Стив. – Ее отец бросил тебя во Вьетнаме – больше она ничего не знает. Наверное, ей стыдно за то, что он сделал и чего не сделал. Мне кажется, она пытается исправить его ошибки.

У Джуди внутри по-прежнему бушевала злоба.

– «Если бы я была на твоем месте»! Ей не понять, что я пережила! «Расстались не по-хорошему» – остроумная формулировка. Да он нас бросил! Мы могли умереть, а ему было плевать! Даже не представляю себе, что бы с нами стало, если бы мы не унесли ноги из Сайгона до того, как его взяли повстанцы. Они не очень-то жаловали детей врага и женщин, которые таких детей рожали.

Джуди вся тряслась. Горячие злые слезы затуманили ей глаза, и она не могла больше читать. Стив обнял ее, принялся утешать. Она прижалась к нему и, подпитавшись его силой, постепенно успокоилась. Никогда в жизни она так не злилась, не чувствовала себя такой уязвленной. Это удивляло и настораживало ее. В глубине души Джуди понимала, что в письме нет ничего особенно обидного, что нужно скорее радоваться: после стольких лет у нее появилась сестра, которая хочет с ней общаться.

– Он даже не счел нужным самому мне написать, – прошептала Джуди, пораженная тем, насколько это ее обидело.

– Может, он не в состоянии. Если он болеет… – Стив на секунду замолчал. – Вероятно, у тебя осталось мало времени, чтобы его увидеть.

– Думаешь, мне надо его видеть?

– Думаю, тебе надо это хорошо обдумать и поступить так, как ты посчитаешь правильным.

Лицо Стива выражало такое сочувствие, что у Джуди защемило сердце. Муж любил ее так сильно, а Роберт Шарпельсен не нашел в себе ни капли любви к ней. Но у нее есть две сестры и брат.

– Жаль, что она почти ничего о себе не сообщила, – сказала Джуди, просматривая письмо в поисках каких-нибудь подробностей. – Не написала, сколько ей лет, как зовут брата и сестру…

– Думаю, она помладше тебя.

– Ну естественно. Он два года жил с мамой до того, как вернулся в Штаты и женился во второй раз. Точнее, в первый, – поправилась Джуди.

Тует считала Роберта Шарпельсена своим мужем, хотя официально они женаты не были.

– Дело не только в этом. Я по стилю понял, что она молодая. А еще, видимо, у нее есть образование. Она грамотно пишет, пользуется лазерным принтером. Значит, принадлежит к среднему классу или даже к верхам среднего класса. Ну, или стремится туда попасть. Мне кажется, ей лет двадцать пять – тридцать. Ты заметила, что она то использует книжные обороты, то говорит, как взволнованный подросток? Смотри, – Стив указал на один из параграфов, – сначала пишет: «Тем не менее я смогла заключить», – а следом: «Лично я ужасно хочу…». Она старается произвести на тебя впечатление серьезного человека, но молодость все равно дает о себе знать. Похоже, она очень злится на отца за то, что он ей о тебе не говорил.

– И ты все это понял по двум предложениям? – удивилась Джуди.

Стив пожал плечами:

– Ну да, я же журналист. После тебя и Эмили главное в моей жизни – это слова.

Джуди вдруг улыбнулась. Она обняла мужа, показав, что ей уже гораздо легче, и повела его обратно в спальню. Узнав, наконец, о чем говорится в письме, она успокоилась и быстро заснула.

Следующим утром Джуди отправилась в Элм-Крик. Эмили она в этот раз с собой не взяла, поскольку рассчитывала вернуться из поместья поздно, когда девочка уже будет спать. Джуди было неловко, что Стив из-за нее не сможет вечером нормально поработать, но он успокоил ее:

– Ничего страшного. Я многое успел сделать днем. А скоро уложу Эмили и опять смогу писать. К тому же, – улыбнулся он, – мне будет спокойнее оттого, что ты развлекаешься с подругами, а не сидишь и переживаешь из-за письма.

По пути в усадьбу Джуди ради Стива старалась выбросить из головы неприятные мысли. Вечер в дружеском кругу действительно должен был ее приободрить. Сильвия и Сара пригласили в Элм-Крик студентов театрального отделения Уотерфордского колледжа, чтобы те показали гостям три одноактные пьесы. Присоединившись к подругам, Джуди помогла им закончить последние приготовления к спектаклю, а потом уселась в импровизированном зрительном зале рядом с теми отдыхающими, с которыми успела довольно близко познакомиться. Представление помогло ей отвлечься, но закончилось слишком быстро. Как только довольные зрители принялись аплодировать, прежнее беспокойство вернулось. Письмо, отец, сестры и брат, дорожный ваучер – все это вытеснило мысли о спектакле и друзьях. Джуди снова утратила способность думать о чем-то, кроме решения, которое должна была принять.

Когда студенты уехали, а гости разошлись по своим комнатам, хозяйка и ее друзья принялись расставлять все в зале по своим местам. Работая на возвышении для оркестра, Джуди видела, как Сильвия и Эндрю растаскивают стулья. Несколько обособившись от остальных, они тихо разговаривали и смеялись. Им было хорошо вдвоем, и Джуди это тронуло. Может, ей казалось, но их как будто связывала не только дружба. Она никогда не говорила Сильвии таких слов, однако вообще-то она восхищалась ею и от души желала ей, пусть даже в преклонном возрасте, встретить новую любовь. Сильвия – женщина, которая многое пережила, но никогда не отчаивалась, – заслужила счастье. Джуди считала свою старшую подругу во многом похожей на Тует.

Вдруг у нее перед глазами вспыхнула картинка: мать и Роберт Шарпельсен, оба овдовевшие, вновь сходятся. Джуди затошнило.

– С тобой все в порядке? – спросил Мэтт, подхватив ее под руку, чтобы она не упала.

Джуди кивнула, не в состоянии говорить. Нет, у Кирстен не могло быть такого плана: миссис Шарпельсен только что умерла, отец болен. Да и мать Джуди слышать о таком не захочет. Она даже письмо Роберта прочитать отказалась: в ее представлении, это было бы изменой покойному мужу.

– Джуди? Ты заболела? – всполошилась Гвен, чей встревоженный голос привлек всеобщее внимание.

– Все в порядке, – испуганно сказала Джуди друзьям, которые уже обступили ее.

Кэрол придвинулась вместе со стулом, потрогала лоб Джуди и, пристально посмотрев ей в глаза, обратилась к окружающим:

– Кто-нибудь, принесите, пожалуйста, стакан воды.

Саммер, кивнув, побежала на кухню.

– Да честное слово, все в порядке, – повторила Джуди. Когда Кэрол взяла ее запястье, чтобы сосчитать пульс, она хотела усмехнуться, но получилось больше похоже на всхлип. – Уже поздно, я устала, вот и все. Я не больна.

– Это Кэрол виднее, – сказала Диана.

– Может быть, в последнее время ты испытала стресс? – спросила Кэрол.

«Еще какой!» – подумала Джуди.

– Да, я, пожалуй, слегка понервничала.

– Что случилось? – спросила Бонни.

– Вчера я…

Джуди замолчала. Обведя взглядом лица друзей, она увидела, как они за нее беспокоятся. Момент казался ей не самым подходящим, но все взволнованно ждали объяснений. Выбора не было.

Сделав глубокий вдох, Джуди заговорила. Рассказывая о своих тревогах, она чувствовала, как становится спокойнее. Когда она уже почти закончила, прибежала Саммер со стаканом воды. Джуди поблагодарила и стала пить, радуясь не только самой воде, но и возможности сделать паузу, чтобы собраться с мыслями. Наконец она сказала, что не знает, как быть. В мыслях была страшная сумятица, и Джуди боялась уже никогда не привести их в порядок.

– Не торопись, – посоветовала Гвен. – Спешить некуда.

– Есть куда, – сказала Джуди. – Кирстен намекнула, что отец нездоров, и если я не увижу его в ближайшее время, я могу не увидеть его вообще.

– Это будет его потеря, а не твоя, – вспыхнула Саммер. – У него тридцать лет было, чтобы тебя увидеть. Ты ему ничего не должна.

Все посмотрели на девушку, пораженные резкостью ее тона. Саммер, обыкновенно такая же веселая и солнечная, как ее имя, кипела гневом. Когда Гвен, вздохнув, обняла дочь, Джуди вспомнила, что она тоже никогда не знала своего отца.

– Саммер права, – сказала Диана, – много лет назад у него был шанс. Чего это он заинтересовался тобой именно сейчас? Может, почка нужна? Я бы на твоем месте свою не отдала.

– Диана! – укоризненно произнесла Сильвия.

– Война творит с людьми странные вещи, – сказал Эндрю. – В свое время он сделал неправильный выбор – спору нет. Но, может быть, пора его простить?

– Он этого не заслуживает.

Эндрю пожал плечами.

– Не знаю, нам ли решать, кто чего заслуживает.

– Простить и приехать – не одно и то же, – сказала Сара. – Джуди могла бы просто написать ему письмо. А если они встретятся лично, это может ни к чему хорошему не привести.

Кэрол издала горлом сдавленный звук и села на край возвышения для оркестра, ко всем спиной. Сара как будто не заметила этого.

– Мне кажется, я отчасти понимаю, что ты чувствуешь, – сказал Мэтт, придвигаясь к Джуди. – Я не знаю и, наверное, никогда уже не узнаю, почему моя мама ушла, когда я был маленьким. Но, повзрослев, я понял: это точно не из-за нелюбви ко мне. Не из-за того, что я для нее недостаточно хорош. Просто она почему-то решила, что не готова стать матерью, иметь семью. – Он оперся локтями о колени и задумался. – Если бы она мне сейчас написала… думаю, я бы к ней поехал. Дал бы ей возможность примириться со мной и с собой.

Джуди кивнула. Кое в чем она могла согласиться с мужем подруги, однако в остальном их истории не совпадали. В отличие от мамы Мэтта, Роберт Шарпельсен был, очевидно, готов к семейной жизни. Иначе зачем бы он, едва закончилась его служба, рванул в Висконсин и женился там? А у Мэтта, в отличие от самой Джуди, не было оснований бояться, что его бросили из-за того, кто он есть. Джуди была «кон лай» – полукровка. На родине ее не хотели знать как дочь американца, а белые родственники могли точно так же отнестись к ней из-за азиатского происхождения. Не исключено, что Роберт Шарпельсен воспринимал ее как гнилую ветвь родословного древа, которую следовало отпилить. Сама Джуди гордилась своими корнями, но гордость не застила ей глаза. Она знала: из-за вьетнамской крови некоторые люди смотрят на нее свысока. Вдруг Роберт Шарпельсен из таких? Тогда зачем к нему ехать? Чтобы он плеснул ей в лицо кислотой своих предрассудков?

– Дай ему шанс, – сказала Кэрол, будто услышав мысли Джуди. – Может быть, он тебя удивит. Может, он до сих пор не связывался с тобой не потому, что забыл о тебе, а потому что ему было стыдно? Он, вероятно, не меньше нервничает, чем ты, и не меньше рискует.

– Мы кое о чем забываем, – вмешалась Агнесс, – речь идет не об отце Джуди и его чувствах, не о том, чего он заслуживает, а чего нет. Речь о том человеке, который написал письмо. – Она повернулась к Джуди: – О твоей сестре. Она хочет тебя увидеть. Не наказывай ее за то, что совершил ваш отец.

Во взгляде Агнесс читалась такая мольба, такое сожаление о собственных упущенных возможностях, что гнев Джуди улегся, а мысли впервые за целую неделю прояснились. Теперь она знала, как поступить. С самого начала это был единственный возможный выход. Джуди примет приглашение Кирстен, но, прежде чем ей об этом сообщить, поговорит со своей мамой.

Поздно вечером она сказала о своем решении Стиву, и он как будто не удивился.

– Хочешь, чтобы мы с Эмили тоже поехали? – спросил он, когда они лежали, обнявшись, в постели.

Джуди очень гордилась своей семьей и подумала о том, как хорошо было бы похвастаться замечательным мужем и прелестной дочерью. Роберту, конечно же, хотелось бы увидеть внучку. А вдруг он отвернется от них обеих? В письме Кирстен ни слова не говорилось о том, что он хочет видеть Джуди. Возможно, он и не обрадовался бы их приезду. Сама она привыкла чувствовать себя отвергнутой, но Эмили ни для кого не должна была стать предметом презрения.

– Думаю, мне лучше поехать одной, – сказала Джуди Стиву.

– Ладно. Может, в следующий раз съездим вместе, – ответил он и, устроившись поудобнее, прижал жену к себе. – Или пригласим их сюда.

– Конечно, – сказала Джуди.

На самом деле думать о следующем разе ей пока не хотелось. Ей вполне хватало одной поездки, одного уикенда. Нужно было сначала пережить первую встречу, а уж потом говорить о поддержании постоянных отношений. Возможно, после ее приезда этого не захочет ни она сама, ни противоположная сторона.

В субботу утром, пока Эмили «помогала» Стиву во дворике, Джуди позвонила матери. Та спросила про зятя и внучку, но о письме не обмолвилась ни словом. В ее голосе не было слышно даже намека на любопытство. Она либо умело притворялась, либо действительно навсегда распрощалась с мыслями о Роберте Шарпельсене и не хотела знать, что он написал. Однако когда Джуди сказала, кто автор письма, Тует очень воодушевилась.

– До него мне дела нет, – объявила она, – но это… это совсем другое. Это отличная новость. Я всегда жалела, что не родила тебе сестренку или братика, а теперь у тебя есть сестра.

– Даже не одна, – сказала Джуди и прочла письмо вслух.

Когда она закончила, Тует долго молчала, а потом тяжело вздохнула:

– Ну и что ты собираешься делать?

Джуди уже сама приняла решение, но из почтительности к матери все-таки спросила:

– А ты что посоветуешь?

– Посоветую обналичить подарочный сертификат и приехать ко мне.

Джуди расхохоталась.

– Ох, мама! – Она почувствовала себя так, будто не смеялась целую вечность, а теперь железные обручи, стягивавшие ее грудь, наконец-то лопнули. – Ты же знаешь: я так не сделаю. Ваучер я верну Кирстен, а летом мы к тебе все равно приедем.

– То есть в Висконсин ты не собираешься. Хорошо. Это правильное решение.

Джуди замялась.

– Вообще-то… наверное, собираюсь.

– Чего ради?

– Хочу увидеть сестру. Ты ведь сама сказала: прекрасно, что она у меня есть. А какой от этого будет толк, если я откажусь с ней встречаться?

– Напиши ей или позвони.

– Это я тоже сделаю.

Джуди только теперь поняла, что позвонить действительно придется. Хотя бы затем, чтобы сообщить о своем приезде. Желудок подвело от волнения: она еще не была готова разговаривать с сестрой.

– Понятно, – сухо сказала Тует. – Так-то ты чтишь память отца. Решила подыскать ему замену.

– Как ты можешь такое говорить?! – воскликнула Джуди, потрясенная словами матери. Даже пять лет спустя скорбь по отцу была как свежий синяк на ее сердце. – Я не ищу замену папе! Никто мне его не заменит! Я еще никогда не слышала от тебя таких жестоких слов!

– Извини, – вдруг ответила Тует с несвойственной ей кротостью.

– Я не к тому человеку еду, а к Кирстен. Это она меня пригласила. – Джуди вспомнились слова Агнесс: – Было бы неправильно наказывать ее за то, что сделал Роберт.

– Боб.

– А?

– Он называл себя Бобом, а не Робертом.

Джуди сделала глубокий вдох:

– Ладно. Боб так Боб.

– Ты его так собираешься звать, когда вы увидитесь?

– Не знаю.

Называть этого человека отцом у Джуди не повернулся бы язык. «Мистер Шарпельсен» звучало бы слишком официально. А если действительно «Боб»? Нет, тоже плохо. Наверное, проявив осторожность и изобретательность, Джуди смогла бы вообще избежать обращения.

– Может, он сам скажет, как тебе его называть.

– Может быть.

– Если решила поехать, почему не хочешь использовать ваучер? Пускай заплатят за удовольствие тебя видеть.

– Я должна заплатить сама, – сказала Джуди, понимая, что иначе Шарпельсены не будут смотреть на нее как на равную.

В итоге Тует, видимо, поняла это решение и даже одобрила. Перед тем как повесить трубку, она пожелала Джуди удачной поездки.

– Надеюсь, все пройдет хорошо. Если это будет уместно, передай семье привет от меня. Но только если будет уместно. Суди сама.

– Хорошо, – пообещала Джуди.

Мать все-таки дала ей благословение на поездку. До того момента она и не понимала, что оно ей нужно, но теперь, получив его, испытала облегчение.

Положив трубку, Джуди вышла во двор к мужу с ребенком, а мысли о Роберте и Кирстен отогнала от себя до вечера следующего дня. Вернувшись из Элм-Крика после встречи новой группы гостей, она зашла в интернет с рабочего компьютера Стива, чтобы забронировать авиабилет и номер в гостинице. После этого настал черед более сложного задания: нужно было написать письмо. Джуди билась несколько часов, пытаясь подыскать правильные слова, правильный тон. Первый вариант у нее получился слишком сухим, а во втором она, наоборот, перестаралась с изъявлениями радости и благодарности. Много раз измерив шагами комнату, Джуди решила ответить просто и коротко:

Дорогая Кирстен!

Спасибо за письмо и за приглашение. Мне приятно было узнать, что у меня есть две сестры и брат. Буду рада нашей встрече. Если это не нарушит ваших планов, я хотела бы приехать вечером в пятницу, 8 мая, и пробыть у вас до середины воскресенья, 10 мая. Извини, что сообщаю о приезде незадолго. Надеюсь, это не создаст неудобств. Из-за большой нагрузки в колледже, где я преподаю, следующие свободные выходные у меня будут не раньше июля. Если вам удобнее отложить дату встречи, пожалуйста, сообщи.

Очень любезно с твоей стороны, что ты прислала мне подарочный сертификат. Но я хотела бы организовать поездку сама, а он, возможно, пригодится тебе, если ты когда-нибудь решишь погостить у нас в Пенсильвании. Моя дочка Эмили наверняка будет рада познакомиться с новой тетей.

С наилучшими пожеланиями,

Джуди Динардо

Джуди думала прибавить к подписи «твоя сестра», как сделала Кирстен, но не смогла. Ответ пришел со следующей же почтой. «Я так рада, что ты приезжаешь! – писала Кирстен. – С нетерпением жду, когда мы увидимся!» Джуди было приятно увидеть такой энтузиазм, однако она, к сожалению, не могла его разделить. Она тоже ждала встречи с нетерпением, но только потому, что хотела поскорее покончить с неприятным делом.

Женщины из «Лоскутной мастерской Элм-Крика» неизменно поддерживали подругу. Правда, когда она сказала, что поедет в Висконсин, не все одинаково одобрили такое решение. Диана с Сарой не стали отговаривать ее, и все же, судя по их лицам, они огорчились. Гвен, Саммер и Бонни выразили уверенность в том, что поездка пройдет хорошо. Но именно Сильвия и Агнесс помогли Джуди отбросить последние сомнения. Обе пожилые женщины поодиночке подошли к ней и сказали, что, даже если она никогда больше не увидит Шарпельсенов, на душе у нее будет спокойнее, ведь она попыталась наладить отношения.

– Правильно. Поезжай сейчас, пока не поздно.

Слова Сильвии вызвали у Джуди горячее сочувствие; наверное, старшая подруга будет чуть меньше горевать о собственных ошибках, если они кому-то послужат уроком.

На неделе Джуди приняла у своих студентов экзамены и выставила оценки за курс, решила, какую одежду возьмет в поездку, и купила пленку для фотоаппарата. В четверг после обеда, откапывая в кладовке сумку-чехол, она вдруг поняла, что делать с одеялом для Сильвии. Закрыв глаза, Джуди увидела свою рамку совершенно четко, и ей даже стало непонятно, как она могла думать о других вариантах. Бросив чехол в холле, она торопливо спустилась в свою подвальную мастерскую и отыскала среди тканевых запасов подходящие оттенки зеленого, голубого и золотого. Намечая контуры и вырезая лоскутки, Джуди работала лихорадочно быстро – слишком быстро, чтобы думать и чтобы волноваться. Время пролетело незаметно. Опомнилась она, только когда Стив с другого конца лестницы крикнул, что ужин готов.

Почувствовав себя виноватой, она спрятала шитье в сумочку. Муж освободил ее от домашних хлопот, взяв Эмили на себя. А ведь ему тоже нужно было работать, у него тоже были определенные сроки. Но он не жаловался. Когда Джуди вошла на кухню, оставалось только поставить на стол тарелки.

– Стив, извини. Клянусь: на следующей неделе…

Улыбнувшись, он прервал ее поцелуем, пощекотал под подбородком и, сажая Эмили на стульчик, сказал:

– Не извиняйся, я все понимаю.

Джуди прослезилась: никогда в жизни она не встречала никого добрее Стива. За него она была благодарна судьбе, как ни за что другое.

После ужина, уложив дочку и почитав ей перед сном, Джуди опустилась на колени возле кроватки.

– Солнышко, мне надо тебе кое-что сказать, – прошептала она, убирая темные волосы со лба девочки.

– Я знаю.

– Правда? – удивилась Джуди.

Эмили кивнула. Ее карие глазки смотрели серьезно:

– Мне папа сказал.

– Папа?

Вообще-то Стив и Джуди договаривались, что она сама сообщит дочке о своем отъезде. Эмили опять кивнула.

– У тебя очень много работы. Поэтому ты не можешь со мной играть.

У Джуди внутри что-то екнуло.

– Ах, моя дорогая! – Она погладила девочку по голове. – Да, я действительно очень занята. На этой неделе мы мало времени проводили вместе, и тебе было скучно?

Эмили молча пожала плечами, обнимая куклу, одетую в кимоно.

– Но ты была хорошей девочкой и не жаловалась.

– Так мне папа сказал.

– Вот оно что! – рассмеялась Джуди и замолчала, не зная, как преподнести девочке новость.

Много ли она сможет понять? Дедушкой был для нее отец Стива, который жил в Огайо. Еще она знала, что другой дедушка, отец Джуди, уже отправился на небеса. Не запутается ли малышка, если сказать ей про третьего дедушку? Потом, может быть, встреча пройдет плохо и новых контактов с теми родственниками не будет? В итоге Джуди решила все объяснить дочке позже, не теперь. Эмили была еще слишком мала.

– Я еду навестить старого друга бабушки Тует, – произнеся эти слова, Джуди представила себе, как мать осуждающе качает головой. – Когда вернусь, будем играть, сколько захочешь.

– Хорошо.

– Теперь засыпай.

Поцеловав девочку, Джуди встала, погасила свет и вышла. Дверь она оставила приоткрытой – так Эмили было комфортнее.

На следующий день муж и дочка проводили Джуди в аэропорт. Когда она, отправляясь на посадку, махала им рукой, у нее защемило сердце. Внезапно захотелось отменить поездку. «Это ошибка! Я слишком тороплюсь!» – подумала она, но все же взошла по трапу.

Восемнадцатиместный винтовой самолет был похож на заводную игрушку. Через полтора часа тряски он приземлился в Питтсбурге, и Джуди, облегченно вздохнув, пересела на реактивный лайнер, который летел настолько плавно, что она могла вынуть из сумочки рукоделие и пришить к одеялу несколько лоскутков. Привычные движения собственной руки, продевающей иглу сквозь мягкую ткань, успокоили ее.

В Чикаго пришлось долго ждать третьего, последнего, самолета. Он должен был привезти Джуди в аэропорт округа Дейн – к месту встречи, которой она так боялась. Во время этого рейса ей уже было не до рукоделия. Она смотрела в окно и думала.

Как только самолет прорвал облака над Висконсином, Джуди увидела большое сверкающее озеро. Даже два озера, разделенных перешейком. Вскоре стало видно, что узкая полоска суши плотно застроена. В центре стояло большое крестообразное здание с куполообразной крышей. Когда оно скрылось, внимание Джуди привлекла яркая синева воды, исполосованной белыми следами лодок.

Лайнер пошел на снижение так резко, что Джуди пришлось отвернуться от иллюминатора и крепко схватить ручки кресла, но затошнило ее не из-за турбулентности. Ей захотелось остаться здесь, в чистом небе над синей водой, и, покружив, повернуть на восток, к дому.

Самолет сел. Собрав вещи, Джуди вышла из салона с сумкой на плече и одежным чехлом. Люди в аэропорту громко приветствовали друг друга, обменивались рукопожатиями, обнимались. Джуди почувствовала себя такой одинокой, будто на ней была шапка-невидимка.

– Джуди? – окликнул ее кто-то.

Обернувшись на голос, она увидела, что ей навстречу пробирается сквозь толпу высокая худощавая женщина с прямыми светлыми волосами, которые мягко задевали щеки при ходьбе. С виду женщина была моложе Джуди как минимум на пять лет.

– Джуди? – еще раз спросила блондинка, неуверенно остановившись перед ней.

Джуди кивнула. Женщина приветливо улыбнулась и обняла ее.

– Я Кирстен. Добро пожаловать в Мэдисон.

– Спасибо.

Неловко приобняв Кирстен в ответ, Джуди спросила себя, как та ее узнала. Все оказалось просто: других людей с азиатской внешностью поблизости не было. Джуди прилетела в страну высоких блондинов. Не дав ей опомниться, Кирстен взяла у нее из рук одежный чехол.

– У тебя есть еще багаж?

– Нет, только это.

– Отлично. Тогда пошли. Я так рада, что ты приехала! Как перелет?

– Хорошо, – с трудом выговорила Джуди.

Ее сестра улыбалась до ушей и чуть не прыгала от радости, а она сама еле передвигала свинцовые ноги.

– Моя машина стоит прямо у входа, – сказала Кирстен. – Сейчас устрою тебе обзорную экскурсию. Я живу в центре, возле университета. Приготовила для тебя свободную комнату.

– Я… э-э… Вообще-то я уже забронировала себе номер, – пробормотала Джуди, ища в кармане бумажку. – Отель «Резиденс», Д’Онофрио.

Кирстен резко остановилась.

– Ты решила ночевать в гостинице?

– Да…

– Но ведь Д’Онофрио – это в западном конце города. Может, все-таки поселишься у меня?

Джуди заставила себя улыбнуться.

– Думаю, будет удобнее, если я остановлюсь в отеле. Тогда я тебя не стесню, и нам не придется драться за ванную.

Она произнесла это так забавно, что Кирстен улыбнулась, и напряжение исчезло. Один за другим задавая Джуди вопросы о том, как прошел перелет, сестра вывела ее из здания аэропорта. Машина действительно стояла прямо у дверей, мигая «аварийкой». Положив сумку Джуди в багажник, Кирстен села за руль. По дороге она рассказывала о местах, которые они проезжали: о большом здании с куполом (это оказался Капитолий), об университете, о протянувшейся между ними Стейт-стрит – улице магазинов и ресторанов.

– Мы придем сюда завтра, после того как я покажу тебе фермерский рынок на площади перед Капитолием, – сказала Кирстен и, бросив на Джуди быстрый взгляд, добавила: – Ты, наверное, голодная? Сразу отвезти тебя в гостиницу, чтобы ты отдохнула, или сначала заскочим куда-нибудь поесть?

В самолете Джуди не пообедала и теперь умирала с голоду. Они припарковались на крытой стоянке (когда Кирстен назвала ее «рампой», Джуди представила себе многоуровневое сооружение, взмывающее в небо), а потом зашли в восточный ресторанчик, распространявший по улице зазывные ароматы. Принесли закуски (салат табуле, треугольнички питы, хумус), и сестры наконец-то смогли спокойно поговорить.

К концу обеда Джуди впервые с того момента, как мать рассказала ей о письме, более или менее расслабилась. Кирстен держалась дружелюбно, легко поддерживала беседу и не обижалась на новоявленную родственницу, верно истолковав ее сдержанность как проявление врожденной застенчивости, а не неприязни. Теперь Джуди была рада, что приехала и что они с сестрой вроде бы ладят. Кирстен стажировалась в университетской клинике, где до ухода на пенсию работал ее отец. Она упоминала о нем лишь вскользь, но у Джуди каждый раз что-то вздрагивало внутри.

– А как твои брат и сестра? Они еще учатся?

– Нет, – Кирстен торопливо отхлебнула из бокала с холодным чаем. – Дэниел и Шэрон уже не студенты.

Джуди кивнула: действительно, если старшей сестре двадцать восемь лет и разница в возрасте с младшими у них небольшая, то они вполне могли закончить колледж. Джуди хотела многое узнать о Шарпельсенах, но не узнала почти ничего: Кирстен так активно расспрашивала о ней самой и ее матери, о жизни в Уотерфорде, о Стиве и Эмили, что повернуть беседу в другое русло не получалось. На вопросы о себе сестра отвечала охотно, однако об отце и других членах семьи старалась не говорить, причем обходила эту тему так ловко и держалась так дружелюбно, что лишь садясь в машину, Джуди поняла, насколько мало информации получила. Заподозрив неладное, она пристально посмотрела на Кирстен, но та, ведя машину к отелю в западной части города, продолжала улыбаться и весело болтать. Джуди вдруг стало стыдно: только параноик мог подумать, будто эта девушка скрывает что-то, кроме волнения. Кстати, в эмоциональном отношении ей как инициатору встречи наверняка было не легче, чем Джуди, а может, и тяжелее.

Наконец оставшись одна в гостиничном номере, Джуди скинула туфли, в изнеможении упала на кровать и закрыла глаза. Кирстен оправдала ее лучшие ожидания: была весела и гостеприимна, – но после нескольких часов общения Джуди чувствовала себя как выжатый лимон. Завтрашний день, день встречи с остальными родственниками в доме Роберта Шарпельсена, обещал стать еще тяжелее. Растянувшись на кровати и наслаждаясь умиротворяющей тишиной темного номера, Джуди порадовалась тому, что не остановилась у Кирстен.

Прежде чем начать готовиться ко сну, она позвонила домой: рассказала Стиву, как прошел день, поговорила с Эмили. Точнее, попыталась. Девочка то ли внезапно застеснялась, то ли не поняла, что телефон не телевизор и предназначен для двустороннего общения. Мама все равно была рада услышать дочку – хотя бы ее дыхание в трубке.

За ночь Джуди восстановила силы, однако волнение никуда не ушло. Кирстен заехала за ней в половине девятого, и они отправились завтракать в центр города. Площадь вокруг Капитолия была закрыта для транспорта. На ней рядами расположились будки и столики с разнообразными товарами от свежих овощей и фруктов, выпечки и сыров до комнатных растений. Купив на углу кофе и булочки, Джуди и Кирстен пошли по улице, которая спускалась к современному зданию на берегу озера. Усевшись на каменную скамейку, они стали есть и разговаривать. Кирстен объяснила, что здание называется «Монона-Террас»: в нем проводятся различные съезды и конференции. Спроектировал его Фрэнк Ллойд Райт. Джуди кивала, слушая рассказ Кирстен о городских достопримечательностях, и радовалась, что надела кроме блузки и длинной юбки еще и кофту. Небо было ясное, солнце светило, но с озера дул холодный ветерок.

Допив кофе, сестры вернулись на рынок и, влившись в ровный поток покупателей, стали двигаться против часовой стрелки от лотка к лотку. Кирстен то и дело останавливалась, чтобы взять что-нибудь для ужина, а Джуди неожиданно решила купить отцу цветов. Сгрузив покупки в машину, они пошли осматривать Капитолий. Глядя на озеро со смотровой площадки и вдыхая свежие запахи весны, Джуди пожалела, что не взяла с собой Стива и Эмили. Пока все шло так хорошо, что прежние опасения стали казаться ей глупыми.

Потом они с Кирстен отправились на Стейт-стрит посмотреть на витрины магазинов и на людей, а около полудня зашли в кафе. За сэндвичами разговор зашел о том, как Джуди попала из Вьетнама в Америку. Она рассказала то, что знала от матери, прибавив к этому крупицы собственных воспоминаний. Чтобы не задеть Кирстен, она умолчала о самом тяжелом: о том, как они с Тует ждали от Роберта Шарпельсена помощи, а получили только холодное письмо.

Когда Джуди дошла до переезда в Филадельфию, Кирстен восхищенно покачала головой:

– Твоя мама, наверное, удивительная женщина! Как ей удалось получить работу в больнице?

Джуди пожала плечами:

– Видимо, помог опыт, который она получила на военной базе. К тому же она всех поразила знанием языков. Вообще-то искали человека, владеющего испанским, но она убедила начальство, что тот, кто уже говорит на вьетнамском, английском и французском, испанский тоже выучит. И она его действительно выучила. Самостоятельно.

Джуди вспомнила, как вечерами они сидели рядышком за кухонным столом: сама она листала книжку с картинками, а мама штудировала учебник.

– По-английски, наверное, говорили солдаты в баре. А французский откуда?

– Вьетнам раньше был французской колонией… – начала Джуди и вдруг осеклась. – Постой. В каком еще баре?

– В том, где твоя мама работала.

У Джуди по спине пробежали мурашки.

– Что?

– Они же там встретились. В Сайгоне, в баре.

– Он сказал тебе, что они встретились в баре?

Кирстен, смутившись, кивнула.

– Моя мама была официанткой?

Кирстен кивнула еще раз. Ее щеки залились краской.

– Моя мать работала на военной базе в одной больнице с твоим отцом, – заговорила Джуди. Каждое ее слово звенело, как осколок льда. – Она была переводчиком. Помогала врачам, медсестрам и всем остальным. В бары она заходила только как посетительница, да и то крайне редко.

– Но он сказал… – замялась Кирстен, – он сказал мне…

– А даже если бы она действительно работала официанткой, какая разница? Кем бы она ни была, он полюбил ее настолько, что стал с нею жить.

– Жить? О чем ты говоришь?

Чувствуя, как кровь стучит в висках, Джуди остановила на Кирстен тяжелый взгляд и вдруг поняла.

– Он сказал тебе, что моя мать была для него девушкой на одну ночь? – На этот раз Кирстен даже кивнуть не смогла, но по ее лицу Джуди определила: так и есть. – Он солгал тебе, как солгал моей маме. Они прожили вместе больше двух лет. Он обещал жениться на ней и увезти ее в Америку. Когда однажды вечером он не вернулся домой с работы, мама позвонила в больницу, и знаешь, что ей там сказали? Роберт Шарпельсен еще утром отбыл в Штаты. Хотя отъезд был запланирован за несколько месяцев, маме он ни словом не обмолвился. Но она продолжала доверять ему и решила ехать за ним. Думала, он позаботится о ней. Точнее, о нас. Я родилась через месяц после его бегства. Мама надеялась, что, увидев ребенка, то есть меня, он все-таки на ней женится.

– Он не мог, – проговорила Кирстен сдавленным голосом. – Ты не понимаешь. Он не мог жениться на ней.

– Почему? Потому что она была официанткой? – резко произнесла Джуди. – Нет, это ты не понимаешь. Он воспользовался моей мамой, а потом бросил нас обеих и рванул сюда, чтобы найти себе новую жену. Белую. С которой не стыдно показаться на коктейльной вечеринке или пойти к соседям на барбекю. Вот такой человек твой отец.

– Нет. Нет, ты… Ты не понимаешь…

– Я прекрасно понимаю.

Джуди вдруг стало невыносимо смотреть на Кирстен. Видеть, как она, потеряв от услышанного дар речи, пытается переварить новую информацию. Джуди захотелось выскочить из кафе и помчаться в гостиницу, а оттуда в аэропорт. Однако улететь домой первым же самолетом было бы слишком просто. Какая-то сила удерживала ее на месте, заставляла смотреть и слушать. Ждать, что Кирстен сделает дальше.

Внезапно Джуди озарило. Она поняла: ей это нравится. Она получала мрачное удовлетворение, видя, как Роберт Шарпельсен падает в глазах собственной дочери. Его считали порядочным человеком, любящим отцом. Пускай же теперь все узнают, кто он на самом деле. А прежде всех об этом должна узнать девушка, которая заняла место, по праву принадлежавшее ей, Джуди.

Кирстен, вся красная, молчала, опустив блестящие от слез глаза. На Джуди нахлынуло раскаяние.

– Извини. Я не то хотела сказать.

– Ты хотела сказать именно то, – произнесла Кирстен, глубоко вздохнув. – Но тебе не все известно.

– Ты права, не все.

Вспомнив слова Эндрю, Джуди подумала о том, что Роберт был молодым человеком, которого в бурное время занесло в чужую страну. Его истории она действительно не знала. Вряд ли, конечно, он мог сказать что-то такое, что вызвало бы у нее сочувствие. В любом случае срывать злобу на сестре было неправильно.

– Извини.

– Все нормально, – ответила Кирстен, по-прежнему не глядя на нее, и, издав еще один долгий прерывистый вздох, затихла.

Они молча сидели, пока официант не начал убирать с их стола. Тогда они расплатились и вышли.

Джуди пожалела о том, что причинила Кирстен боль. Они ведь так хорошо общались, а теперь все рухнуло. По пути к машине она трижды пыталась завязать новый разговор, но Кирстен, видимо, была не в состоянии отвечать, и только когда они уже выезжали из гаража, спросила:

– Хочешь, чтобы я отвезла тебя обратно в отель?

Джуди бросила на нее быстрый взгляд.

– Мы разве не к тебе едем?

– Я подумала… может быть, ты уже не хочешь ехать ко мне, – сказала Кирстен, глядя прямо перед собой на улицу, запруженную машинами, среди которых сновали велосипедисты и пешеходы.

Сейчас она выглядела очень молодо, и Джуди вспомнила: «Я ведь старшая сестра. Я все это заварила, вывела Кирстен из равновесия, а теперь должна ее успокоить».

– Нет, давай не будем менять планы. Я прилетела сюда не затем, чтобы вернуться, не повидав твою семью. К тому, что не все пройдет гладко, нужно быть готовыми. Нельзя сдаваться, как только возникли первые трудности.

– Правильно, – ответила Кирстен, помолчав. Наконец-то оторвав взгляд от дороги, она умоляюще посмотрела на Джуди. – Поверь, я не хотела тебя обидеть. Если бы я могла взять те слова обратно…

Она покачала головой и повела машину дальше. Ее двухкомнатная квартирка располагалась на третьем этаже здания, построенного лет семьдесят назад на берегу одного из озер. Раньше здесь была насосная станция, поэтому в холле по-прежнему стояли три больших стальных насоса. Рассказав сестре об истории дома, Кирстен нарушила затянувшееся молчание. Входя в квартиру, она уже говорила почти так же оживленно, как прежде.

Они расположились на удобном диване в гостиной – уютной комнате с кирпичными стенами и скошенным потолком. За чаем Джуди наконец-то кое-что узнала о семье Шарпельсенов: об их доме на озере Мендота, о том, как трудно родителям было растить троих детей, о долгой и мучительной смерти жены Роберта от рака. По прошествии нескольких часов Джуди почувствовала, что новые родственники уже кажутся ей чуть менее чужими. Иногда Кирстен вдруг останавливалась, как будто собираясь с мыслями. О некоторых вещах она говорила туманно, видимо, боясь сказать лишнее. Джуди это не обижало: естественно, после случившегося девушка осторожничала. Им обеим не хотелось снова разжечь друг в друге злобу.

Когда наступил вечер, они пошли на кухню и приготовили большую миску салата из овощей, купленных утром на фермерском рынке. Пришла пора ехать к отцу.

В дороге Джуди чувствовала себя так, будто ее горло кто-то сжал в кулаке и сдавливал все сильнее. Они поехали сначала на запад, потом на север через лесистый район, застроенный большими коттеджами с маленькими участками. За деревьями сверкала на солнце вода: значит, они ехали вдоль озера. Кирстен остановилась у одного из современных домов на берегу.

– Приехали, – сказала она, выключая двигатель.

С грехом пополам отстегнув ремень, Джуди вылезла из машины и пошла за сестрой через гараж, который примыкал к дому. Кирстен открыла дверь. В кухне, куда они вошли, играла классическая музыка, пахло хлебом, соусом для барбекю, жареной кукурузой. Джуди застыла на пороге с букетом цветов в руках. Кирстен махнула ей, приглашая пройти. У буфета, спиной к ним, стояла женщина с такими же светлыми волосами, как у Кирстен, только вьющимися и слегка тронутыми сединой. Она доставала бокалы.

– Шэрон? – окликнула ее Кирстен, опустив миску с салатом на столешницу. – Я хочу тебя кое с кем познакомить.

Шэрон обернулась. Как только она увидела гостью, радость на ее лице сменилась шоком. В ту же секунду Джуди поняла, что эта женщина старше не только Кирстен, но и ее самой. «Не может быть! – подумала она. – Если только не…»

– О боже! – воскликнула Шэрон. – Как ты могла?

– Имела полное право, – ответила Кирстен. – Она наша сестра.

– Как ты могла после того, что я тебе сказала? Ты совсем не думаешь о папе?

– Неужели ты не понимаешь? Именно о нем я и думаю. Потому и сделала это.

Джуди, остолбенев, переводила взгляд с одной сестры на другую.

– Вы не знали о моем приезде? – спросила она Шэрон.

Та сжала губы в жесткую линию и покачала головой. Джуди развернулась и зашагала к двери. Кирстен схватила ее за руку:

– Нет, подожди! Не уезжай!

– При таких обстоятельствах я остаться не могу.

Теперь стало понятно, почему младшая сестра так уклончиво отвечала на вопросы об остальных родственниках.

– Пожалуйста, Джуди! Я знаю, что поступила неправильно, но у меня просто не было выбора. Не уходи!

– Действительно, раз уж вы здесь, почему бы не остаться? – Шэрон резко открыла выдвижной ящик и выгребла из него столовое серебро. – Почему бы все не разрушить? Не доконать нашего отца?

– Прекрати, – прервала ее Кирстен.

– Как ты смеешь говорить мне «прекрати», после того, что ты натворила?! – Шмякнув вилки и ножи на стол, Шэрон направила взгляд на Джуди. – Как вы посмели явиться в такой момент? Вы не понимаете, каково ему будет?

– Я пришла, потому что меня пригласили.

Шэрон засмеялась, как будто залаяла, и опять принялась выдвигать и захлопывать ящики. В кухню вприпрыжку вбежали два мальчика. Увидев Джуди, они резко затормозили и стали с любопытством ее разглядывать.

– Здрасте, – сказал старший (на вид лет двенадцати), – вы кто?

– Ваша тетя Джуди, – ответила Кирстен, прежде чем Джуди успела опомниться.

– Правда? – спросил мальчик помладше.

Кирстен кивнула, однако Шэрон, подскочив к детям и сунув им в руки столовые приборы, отрезала:

– Нет, не правда. Идите, накрывайте на стол.

– Мама… – запротестовал старший, бросив взгляд на Джуди.

– Быстро!

Шэрон схватила мальчишек за плечи и, развернув, вывела из кузни. Когда она ушла, Джуди повернулась к Кирстен.

– Я не останусь. Не могу.

– Хотя бы только повидай Дэниела и папу, – умоляюще проговорила Кирстен. – Пожалуйста, ты же за этим сюда ехала!

Действительно, зачем она сюда ехала? Видимо, затем, чтобы узнать, что одна сестра ее обманула, а другая даже видеть не хочет. Более того, теперь она поняла, почему Роберт не женился на Тует. Кирстен правильно сказала: не мог. Шэрон старше Джуди, Дэниел, вероятно, тоже. В одно мгновение дочь обманутой первой жены превратилась в дочь любовницы. Это многое изменило.

– Пожалуйста, – повторила Кирстен.

Джуди сделала судорожный вдох. Она была в полном оцепенении, но все-таки кивнула. Кирстен взяла ее за руку и повела по коридору туда, откуда доносилась музыка. Они вошли в гостиную. Мужчина примерно того же возраста, что и Джуди, разговаривал с другим мужчиной, на несколько лет старше. Стереосистема заглушала их голоса. В другом конце комнаты сидел старик, седой и дряхлый. Он неподвижно смотрел в окно, как будто никого вокруг себя не замечая.

Когда Кирстен ввела в комнату Джуди, молодые мужчины замолчали.

– Дэниел, – твердо сказала она тому, кто был помладше, – это наша сестра Джуди.

От его лица отхлынула кровь.

– Э-э… Привет… Здравствуйте, – пробормотал он, запинаясь, и встал, чтобы пожать Джуди руку.

Видимо, захотев что-нибудь сказать и не придумав что, он открыл и закрыл рот. Не дав ему прийти в себя, Кирстен потащила Джуди к старику.

– Кирстен, не надо! – сказал Дэниел, только теперь обретя дар речи. – Отец сегодня плохо себя чувствует.

Младшая сестра развернулась.

– А когда он в последний раз чувствовал себя хорошо? Мы оба прекрасно знаем, что лучше ему уже не будет.

Подводя Джуди к отцу, она замедлила шаги. Старик не пошевелился.

– Папа? – мягко произнесла Кирстен и положила руку ему на колено, опустившись на пол.

На щеке старика напряглась и расслабилась мышца, но он продолжал смотреть в окно. Кирстен подалась в сторону, чтобы войти в поле его зрения.

– Папа? К тебе кое-кто пришел.

Он моргнул. Младшая дочь улыбнулась и указала на Джуди, которая инстинктивно опустилась рядом с ней и попыталась вручить отцу цветы. Он не взял. Тогда она положила их ему на колени. Старик медленно перевел взгляд с Кирстен на букет, а потом на Джуди и недоумевающе нахмурил лоб. На лице отразилось напряжение: он старался сфокусироваться на отдаленно знакомых чертах, старался вспомнить их.

– Тует? – наконец произнес он, ощупью пытаясь найти руку Джуди.

Ее мгновенно захлестнула волна боли и тоски.

– Нет, папа, – мягко сказала Кирстен. – Это Джуди, дочь Тует. Твоя дочь.

Было ясно, что старик не понял слов, если вообще слышал их. Джуди протянула ему обе руки. Его кожа, под которой торчали кости, была сухой, как тонкая бумага.

– Тует, – повторил он.

Джуди захотелось заплакать в голос. Не в силах что-нибудь сказать, она сжала руку старика и поднялась. В глазах стало мутно от слез. Она выскочила из комнаты и поспешила обратно в кухню, не оборачиваясь на зов Кирстен. Вылетев из дома, Джуди побежала по узкой дороге, петлявшей среди деревьев, и сбавила темп, только когда очутилась на широкой улице. Она продолжала идти, пока ей не удалось поймать такси до гостиницы.

В памяти телефона было два сообщения: одно от Стива, другое от Кирстен. Стиву Джуди перезвонила, но у него включился автоответчик. Она сказала: «Это кошмар. Зря я приехала. Прилечу домой уже завтра. Не перезванивай: я отключаю телефон, чтобы Кирстен меня не доставала».

Спать было еще рано, но Джуди плотно задернула тяжелые шторы, выключила свет, надела пижаму и легла. В постели она думала о том, как перевернулся ее мир. Сейчас было бы естественно заплакать, а ей почему-то уже не плакалось. Заснуть удалось только через несколько часов.

Утром Джуди не помнила своих снов, но поднялась она с тяжелым болезненным чувством и такая усталая, будто целую ночь не смыкала глаз. О том, чтобы провести день с Шарпельсенами, как планировалось, теперь не могло быть и речи. Поэтому Джуди позвонила в авиакомпанию и договорилась о замене рейса на более ранний. Собрав вещи, она сдала ключ от номера, вызвала из холла такси и вышла, решив подождать на улице.

Прямо у входа в гостиницу была припаркована машина Кирстен. Сама Кирстен стояла, прислонившись к дверце. Увидев Джуди, она выпрямилась.

– Привет.

Джуди заставила себя успокоиться и ответила:

– Привет.

– Я так и подумала, что ты захочешь уехать раньше.

– Не вижу смысла оставаться.

Кирстен кивнула и открыла дверцу.

– Я отвезу тебя в аэропорт.

– За мной приедет такси.

Будто не услышав ее слов, Кирстен обошла машину, открыла багажник и, не глядя на Джуди, взяла у нее из рук одежный чехол. Джуди со вздохом села в салон.

Они молча проехали лесистый район, где стоял дом их отца, потом центр города и перешеек. Только остановившись возле терминала аэропорта, Кирстен заговорила:

– Мне очень жаль. Я не хотела, чтобы так получилось.

– Знаю.

Джуди отстегнулась и вышла из машины.

– Мы еще когда-нибудь встретимся? – спросила Кирстен, открывая багажник.

– Не знаю.

Джуди взяла одежный чехол и поставила его на асфальт.

– Можно я буду тебе писать?

Джуди пожала плечами.

– Если напишу, ответишь?

Девушка произнесла это с таким отчаянием в голосе, что ее старшая сестра смягчилась.

– Конечно, отвечу.

Увидев, с каким облегчением Кирстен вздохнула, Джуди внезапно поняла: они видятся не в последний раз. Они сестры. Даже если другие Шарпельсены предпочитают, чтобы побочная родственница навсегда исчезла, Кирстен может стать ее подругой.

Они обнялись, условившись скоро созвониться. Джуди взяла багаж и одна направилась к зданию аэропорта. При входе ждала Шэрон. Джуди подошла, поставила сумки на пол и выжидающе на нее посмотрела. Она неуверенно улыбнулась.

– Я знала, что встречу вас здесь. Это самый ранний рейс, а вам, наверное, не терпится поскорей унести от нас ноги.

Джуди не была уверена, как лучше ответить, и потому промолчала.

– Извините за вчерашнее. Это была не ваша вина. Мы вас вообще ни в чем не виним.

– Я бы не приехала, если бы могла предположить, что Кирстен вам не сказала.

– Понимаю. – Шэрон на секунду отвернулась и заговорила снова: – Поверьте, когда вы вошли, я просто растерялась. О вашем существовании я знала давно. Моя мама тоже. Отец хотел забрать вас с вашей мамой в Америку, но моя мать ему запретила. Она считала, будто поддерживать с вами отношения – это то же самое, что фланировать с любовницей на глазах у жены. Она не понимала, она не могла знать…

Джуди дотронулась до руки Шэрон.

– Все в порядке.

– Может, останетесь? Я была бы рада с вами поговорить.

– Не могу, – Джуди неловко махнула в сторону выхода на посадку, – я уже поменяла рейс и…

– Конечно. Понимаю.

– Но… – Джуди задумалась, – может быть, когда-нибудь попробуем еще раз.

Они посмотрели друг другу в глаза.

– Я на это надеюсь, – ответила Шэрон и, пожав сестре руку, зашагала прочь.

Джуди смотрела ей вслед, пока она не исчезла за поворотом. Потом нашла место, села и стала ждать начала посадки.

* * *

Джуди выбрала зеленый цвет – цвет покинутой родины, которую она не помнила. Еще голубой – цвет неба над домом, который она обрела. Сначала с матерью и отчимом в Филадельфии, потом с мужем и ребенком в Уотерфорде, а также с друзьями в поместье Элм-Крик. Золотистая ткань символизировала свет солнца и свет истины.

Зная, что неожиданные повороты могут не только пугать, но и делать человека мудрее, Джуди решила поставить свою рамку на угол. Но в отличие от Дианы она не могла использовать большие монолитные треугольники – по крайней мере, теперь, когда в ее жизни творилась такая сумятица. Когда-нибудь порядок восстановится, и ощущение целостности вернется, но пока вместо сплошных треугольников Джуди использовала половинки звездообразных морских компасов. Она выбрала эту фигуру, думая обо всех путешествиях, которые уже совершила и которые еще совершит. Она знала: о странствии нельзя судить по первому шагу: иногда дорога, казавшаяся верной, уводит в ложном направлении, но не реже бывает и так, что, упорно следуя по трудной тропе, человек достигает важной цели. Вероятно, награда, ожидающая странника, окупит тяготы пути.