Винни со вздохом отложила письмо Донны. Прямо хоть бросай все и лети в Миннесоту утешать подругу! Линдси не только не приехала на День благодарения, но и вообще практически перестала разговаривать с матерью, даже по телефону. «Дочь совсем отдаляется от нас, – писала Донна. – Наверное, это естественно, ведь она скоро выходит замуж. И все же мне больно…»

Винни хотелось ответить оптимистично, но ей никак не удавалось найти положительные моменты в этой истории. Отчужденность Линдси вовсе не естественна: предстоящая свадьба должна сближать людей, а не разделять. Даже Натали вполне дружелюбно общалась со свекрами, а уж эта помолвка с самого начала была катастрофой. Линдси явно ведет себя странно, а ее жених – и того хуже.

Винни не хотелось волновать Донну необоснованными предположениями, но, по ее мнению, та тревожилась не напрасно. Добрая, щедрая, любящая мать никогда не станет ревниво цепляться за дочь и мешать ей строить новую жизнь с любимым мужчиной. Даже сейчас она готова оправдывать Брэндона, когда другие на ее месте – включая Винни – давно бы уже прижали его к стенке или хотя бы поговорили с дочерью.

Дольше замалчивать проблему просто нельзя. Если и вправду существует какая-то причина, мешающая браку, то чем раньше она выяснится, тем лучше, – и случай с Натали тому подтверждение.

Винни догадывалась, что новые подруги воспринимают ее горячее желание поскорее женить Адама с недоумением – видимо, думают, что она наивно верит в брак как залог вечной любви. «И жили они счастливо, и умерли в один день…» Нет, это вовсе не так, и ее же родители тому пример. Да и на собственном опыте Винни знала: в любой семье бывают проблемы, и каждый день может приносить испытания. А для счастья нужны всего лишь любовь и преданность – этому ее научили тетя Линн с Леной.

Сама Винни вышла замуж рано, в семнадцать лет. К тому времени они были знакомы с Сэмом меньше года, но она почти сразу поняла, что он – тот самый, единственный.

Они познакомились в начале июня на танцах. Винни тогда встречалась с другим; время начисто стерло его лицо из памяти. У Сэма тоже была подружка, и дело чуть ли не шло к свадьбе, пока однажды девушку не угораздило простудиться ровно в тот день, когда парень Винни уехал навестить родственников. По странному стечению обстоятельств именно в этот вечер друзья уговорили каждого из них пойти на танцы.

Винни уже доводилось видеть Сэма: его девушка ходила в ту же школу и он иногда ее провожал. Правда, она и не подозревала, что Сэм тоже отметил ее прелестное личико и мелодичный смех; впрочем, это наблюдение он оставил при себе.

На танцах ему пришлось переждать несколько песен – Винни у стенки не стояла. Его девушке не нравился свинг, поэтому Сэм уступал другим юношам в технике. К счастью, Винни отлично танцевала, так что все неровности сгладились. Ее глаза искрились от удовольствия; он пригласил ее на следующий танец, и еще, и еще – и как-то совершенно незаметно они провели целый вечер вдвоем.

Винни тоже понравился высокий красавец с обворожительной улыбкой и непринужденными манерами. Однако он был на три года старше, к тому же ухаживал за девушкой из параллельного класса, и она не рассчитывала больше его увидеть – и уж тем более не ожидала, что на следующий день столкнется с ним в библиотеке. Когда он пригласил ее на свидание, Винни онемела от неожиданности. Хотя в голове мелькнула виноватая мысль о женихе, она все же согласилась.

Мало-помалу они начали встречаться всерьез. Старшеклассницы сплотились вокруг брошенной девушки и принялись травить Винни: ее всюду преследовали косые взгляды и злобный шепот. Шлюха! Наверное, позволяла ему всякое в темном углу, вот и вскружила голову! Разорвать трехлетнюю помолвку через неделю после знакомства, вы только подумайте!

Со своим женихом Винни рассталась тактичнее, да и он воспринял известие мужественно. Впрочем, она недолго переживала по этому поводу. Они были молоды, влюблены и уже начали потихоньку обсуждать совместное будущее – сперва робко, затем с уверенностью и надеждой.

И тут разразилась война. Сэму было двадцать, поэтому он попал под призыв – все их мечты и планы оказались под угрозой. Когда он сделал ей предложение, она заплакала, прочитав его мысли: если они не поженятся сейчас, то другого шанса может и не быть. Тетя Линн дала согласие, но опечалилась из-за того, что девушке придется бросить учебу. Она также заставила Винни пригласить на свадьбу отца: хоть они и редко виделись, все же другого у нее не было – должен же кто-то подвести ее к алтарю. Он и так подвел ее много лет назад, с горькой иронией подумала Винни, но ради тети Линн согласилась.

Лена сшила чудесное свадебное платье, а тетя Линн организовала скромное торжество. У алтаря отец передал ее жениху и со слезой в голосе попросил заботиться о своей маленькой девочке. Винни не знала, чему удивляться больше – чувствительности отца или его искренней вере в то, что прежде о ней заботился он сам. Если уж кто и был ее ангелом-хранителем, то это тетя Линн, а та считала, что Винни нигде не пропадет.

Впрочем, что толку цепляться за болезненное прошлое? По традиции, на свадьбе Винни танцевала с отцом, но большую часть танцев оставила, конечно, для жениха. Со времени первой встречи Сэм значительно продвинулся в свинге, и не только, разделив ее обширные интересы в жизни.

На прощание отец поцеловал ее и, запинаясь, пробормотал:

– Я вовсе не хотел тебя тогда отсылать… Понимаешь, ну… просто не знал, как растить девочку. С мальчиками проще…

И Винни вдруг поняла, что перед ней человек, который сделал неправильный выбор в момент тяжкого горя и теперь раскаивается в этом. Он вовсе не хотел причинить ей боль, да и в конечном счете вышло даже к лучшему. Винни обняла его и от всего сердца простила.

Через месяц Сэма призвали. Винни держалась мужественно, не подавая вида, и обещала дождаться, хотя и не верила в такую возможность. Ему повезло выжить в Нормандской кампании, где погибли многие его друзья; кто знает, сколько еще продлится удача? Серые дни тянулись без конца и края; война казалась вечностью, оставалось лишь молиться.

Вернуться в школу ее уговорила Лена. Сперва Винни колебалась, считая, что замужней женщине место дома, потом заскучала по книгам и друзьям. К тому же ей нужно было отвлечься, убежать от одиночества и страха ожидания.

Школьный совет отклонил ее заявление, мотивировав это тем, что замужним женщинам не разрешается посещать занятия вместе с девушками, но тут снова вмешалась неукротимая Лена. Ворвавшись на заседание совета, она потребовала восстановления Винни, упирая на ее отличные оценки.

– Вы поступаете несправедливо, даже непатриотично – ведь ее муж рискует жизнью ради нашей страны! Своим отказом вы унижаете всех женщин, сражающихся на домашнем фронте! – заявила она и пригрозила, что об этом узнает весь город.

Учителя не выдержали напора, и Винни снова пошла в школу. К возвращению мужа она успела получить диплом и даже устроилась работать в местной библиотеке. Правда, через год пришлось уйти: на свет появился их первенец. За ним последовали еще два сына и, наконец, дочь.

Винни обожала всех своих детей и конечно же понимала, что нельзя выделять любимчиков, однако ничего не могла с собой поделать: малышка была для нее зеницей ока. Она поклялась любой ценой оградить дочь от невзгод и одиночества и щедро одарить ее любовью, заботой и вниманием – словом, всем тем, чего ей самой так не хватало без матери и – фактически – без отца.

Девочку назвали Линн. Когда она, в свою очередь, вышла замуж и родила, внука назвали Адамом в честь отца Винни, и клятва распространилась на него. Ей хотелось, чтобы на мальчика снизошло благословение любви, чтобы он никогда не знал одиночества – тяжкого бремени прапрадеда, чье имя он носит. Ведь Адам так похож на нее – не способен в полной мере наслаждаться жизнью, если не с кем ее разделить. В свои восемьдесят два Винни прекрасно понимала, что не бывает гарантированного счастья – ни для себя, ни тем более для других, но можно и нужно пытаться человеку помочь.

Да и требуется-то всего лишь легкий толчок в нужном направлении.

Обострение наступило прямо на эскалаторе: сперва онемела рука, затем отнялись ноги. Если бы стоящий сзади мужчина не подхватил ее, Грейс наверняка сломала бы себе шею.

В больнице состояние не улучшилось. Покалывающие ощущения появились не только в руках, но и в ступнях. Грейс едва волочила ноги. Мозг тоже отказывался работать, особенно после неутешительного прогноза: доктор Штайнер считал, что на этот раз она может не оправиться и инвалидное кресло ожидает ее скорее, чем они рассчитывали.

Приехала встревоженная дочь. Грейс не хватило мужества озвучить прогноз, поэтому доктор Штайнер вывел Джастину в коридор и все объяснил. Вернулась она уже с инвалидной коляской; в ее взгляде ясно читалась решимость.

– Тебе разрешили идти, – сказала она и похлопала по спинке кресла. – Давай, я помогу.

Грейс отвернулась к стене:

– Я в это не сяду.

– Ну, тогда останешься здесь. Таковы больничные правила. Выбирай – или я тебя повезу, или медсестра.

В другое время Грейс посмеялась бы над упрямством дочери – ее гены! Сейчас же она лишь сморгнула слезы и позволила усадить себя в кресло. Джастина повезла мать к стойке регистрации, чтобы заполнить форму выписки и договориться об аренде кресла. Грейс чувствовала себя в ловушке, выставленной на всеобщее обозрение. Она попыталась встать, но Джастина положила руку ей на плечо и удержала.

– А где Джошуа? – вспомнила она по дороге домой.

– За ним присматривают, – коротко ответила Джастина, и Грейс поняла, что он остался с дедушкой. После того злополучного дня Джастине было запрещено даже упоминать о Габриэле.

– Ты же обещала никому не говорить! – кричала Грейс по телефону. Джастина звонила ей весь вечер, оставляя сообщения на автоответчике. Она взяла трубку лишь после того, как дочь пригрозила вызвать полицию. – Как ты могла?!

– Нужно было кому-то выговориться. Разве ты не понимаешь, что мне тоже тяжело?

– Поговорила бы с сестрами, со мной.

– А как с тобой разговаривать, если ты не хочешь обсуждать эту тему?

Грейс повесила трубку, чтобы Джастина не услышала слезы в ее голосе. Отключив телефон и автоответчик, она легла в постель, но уснуть не удавалось. Габриэль все знал… Так вот почему он вдруг захотел встретиться – чтобы ему успели отпустить грехи!

Ты опоздал, подумала Грейс, опоздал лет на двадцать, и болезнь тут ни при чем.

Джастина с трудом довезла ее из подземной парковки до лифта и подняла было руку, чтобы нажать на кнопку, но передумала.

– Давай ты.

Грейс не понравились командные нотки в голосе дочери. Она неохотно подчинилась, однако не смогла дотянуться до пульта.

– Кто ваш управляющий? – спросила Джастина. – Почему они не оборудовали подъезды для инвалидов?

– На наше здание новые законы не распространяются, – вспомнила Грейс. Странно, раньше это не имело никакого значения.

Добравшись до третьего этажа, Джастина заставила Грейс открыть решетку лифта и выехать самостоятельно. Оказалось, что лифт остановился ниже уровня пола, образуя непреодолимый барьер. Джастине пришлось наклонить кресло назад и толкнуть изо всех сил. Затем она повезла мать на кухню и велела дотянуться до раковины; потом в ванную, в ателье, в спальню… По мере продвижения по квартире ее решимость возрастала, равно как и унижение Грейс.

– Все, хватит, – сказала она. – Да, я абсолютно беспомощна в этом кресле.

Выражение лица дочери смягчилось.

– Я совсем не это имела в виду. – Она обвела рукой просторный лофт. – Дело не в тебе, а в квартире: она больше не отвечает твоим нуждам.

И тут Грейс наконец поняла:

– Я не собираюсь отсюда съезжать.

– Мам…

– Я остаюсь здесь! – Мало того что придется пожертвовать своей гордостью, бросить рукоделие, уйти с работы – так еще и от дома отказываться?!

Битый час Джастина убеждала ее, перечисляя достоинства переезда в новую, более удобную квартиру. Дочь не унималась: приносила рекламные брошюрки, назначала встречи с риелторами… Грейс отметала все попытки. Она и так потеряла слишком большую часть себя прежней, чтобы променять свой старый лофт и эклектичный район на новенькую квартиру с ровными полами и без всякой индивидуальности. В этих стенах осталось много дорогих сердцу воспоминаний, и она не собиралась с ними расставаться.

Вскоре Грейс оправилась настолько, что смогла обходиться без инвалидного кресла и вернула его в больницу.

На следующий день Грейс сидела в студии, набрасывая центральный мотив для нового одеяла. Неожиданно в дверь позвонили. Обычно она раздражалась, когда приходилось отвлекаться от работы, но сегодня была рада любому предлогу. Вдохновение, с которым Грейс начала одеяло по мотивам двадцать третьего псалма, давно иссякло. С момента возвращения она забросила семь начатых проектов; ей уже хотелось взять простейший узор из журнала и сделать хоть что-нибудь…

Итак, за отсутствием прогресса она была рада незваным гостям, ожидая увидеть Джастину или Сондру, но, к ее изумлению, на пороге лифта возник Габриэль.

– Доброе утро, – поздоровался он. На полу возле него стоял большой ящик с инструментами; за спиной – какие-то железяки и деревяшки. – Можно войти?

– Чего тебе надо?

– Пришел поговорить о твоей квартире.

– Я не собираюсь съезжать.

– Знаю, Джастина сказала. – Габриэль вошел и огляделся. – Где кухня?

– Зачем тебе?

– Оттуда и начну. Потом ванная, спальня и ателье. За сегодня, пожалуй, не управлюсь.

Грейс недоуменно нахмурилась:

– Ты о чем вообще?!

В ответ Габриэль принялся разгружать лифт. Грейс застыла на месте. Обойдя ее, он прошел на кухню и стал деловито измерять высоту столешниц и ширину проходов.

– Что ты делаешь? – спросила она, зайдя на кухню, хотя уже начала догадываться.

– Собираюсь переоборудовать квартиру.

– Здание уже подготовили на случай землетрясения.

– Нет, на случай, если тебе снова понадобится кресло.

Грейс почувствовала, как в груди поднимается волна злости.

– А, так она и об этом тебе рассказала?

Габриэль молча прошел мимо нее к лифту за оставшимися инструментами, и не успела Грейс оглянуться, как он принялся за работу.

– Я не просила помогать! – огрызнулась она.

Габриэль фыркнул, но не остановился.

– От тебя дождешься, как же…

– Это Джастина тебе велела?

Он поднял голову:

– Нет, это моя идея, и Джастина вряд ли ее одобрит. Она хочет, чтобы ты отсюда переехала. Так мне продолжать или как?

Его прямота злила и обескураживала одновременно.

– А что ты вообще понимаешь в этом деле? – спросила она, маскируя растерянность пренебрежительным тоном.

– Я – плотник с лицензией; уже восемь лет работаю подрядчиком.

Грейс не знала, что и думать.

– Надо же, какой ты, оказывается, разносторонний! – съязвила она. Габриэль промолчал.

Грейс стояла в дверях, наблюдая за ним и чувствуя себя глупо. В конце концов она решила вернуться в ателье и закончить эскиз. Однако сосредоточиться не удавалось: отвлекали звуки молотка, пилы и дрели.

Через пару часов Грейс не выдержала и вышла на кухню. Габриэль расширил проход, убрав часть столешницы, и теперь углубился в нижний шкаф.

– Что ты там делаешь? – спросила она.

– Перевешиваю полки, чтобы ты смогла дотянуться сидя. Чашки и тарелки можно переставить вот сюда, пониже, а легкие вещи – наверх.

Разумная идея, отметила про себя Грейс.

– И охота тебе…

– Охота.

Грейс подавила раздраженный вздох и глянула на часы:

– Я собиралась перекусить. Будешь?

Габриэль высунулся из шкафа:

– Буду, спасибо.

Пока он умывался, Грейс подогрела остатки супа и сделала сэндвичи с ветчиной. Внезапно откуда-то из глубин памяти всплыла картинка: она вот так же готовит ему сэндвичи на перекус между уроками – в том самом сгоревшем доме…

Грейс отогнала воспоминания прочь и накрыла на стол, отодвинув разбросанные инструменты. Она принялась за еду, не дожидаясь его; Габриэль вскоре присоединился, чисто вымытый и даже причесанный.

– Объеденье! – похвалил он суп. – Ты всегда отлично готовила.

Грейс пропустила комплимент мимо ушей.

– Я ценю твою помощь, правда.

– Не за что. – Габриэль с наслаждением откусил сэндвич. – Уж я-то знаю, каково это – потерять дом. У меня так было не раз. Не хочу, чтобы и с тобой такое случилось.

Еще раз, чуть не поправила его Грейс, вспомнив о пожаре.

– А с чего это ты решил заняться плотничеством?

– Один знакомый искал помощника и предложил подзаработать и заодно немного поучиться. Я тогда жил в ночлежке, и мне позарез нужно было хоть какое-то жилье, ну я и принял предложение. Он предупредил, что, если я заявлюсь на работу пьяным, сразу выставит вон.

– Ты жил в ночлежке?

– И не раз. – Габриэль как-то странно взглянул на нее. – А где, по-твоему, я был после ухода?

– Наверное, жил у родственников или у друзей.

– Ну да, пока им не надоело. Потом я ездил с места на место, остановился в Лос-Анджелесе, но тут деньги кончились, и я оказался на улице.

Он произнес эту фразу небрежным тоном, однако Грейс застыла от ужаса. Даже в самых своих отчаянных фантазиях она и помыслить не могла, что бывший муж превратится в вонючего уличного бомжа.

– А как ты вообще…

– Как я выкарабкался?

Грейс кивнула. Габриэль вздохнул и оперся на спинку стула.

– Я упал на самое дно – ниже сточной канавы, как говорится. К счастью, те годы в памяти почти не задержались. Вкратце дело было так: однажды я зашел в миссию, надеясь на чашку горячего супа, и случайно попал на собрание анонимных алкоголиков. Сперва мне показалось, что это просто дешевый трёп, но мало-помалу я проникся идеей. Я не пью уже десять лет.

Он небрежно пожал плечами и принялся за еду.

– Мне жаль, что все так вышло, – тихо сказала Грейс.

Габриэль поднял на нее глаза, полные боли.

– А мне жаль, что с тобой случилась беда. – Он накрыл ее руку ладонью. – Никто не заслуживает такой участи, тем более ты. Как представлю, через что тебе пришлось пройти из-за меня… Больше это не повторится, обещаю. Теперь я здесь, с тобой, и буду помогать во всем – если захочешь.

От его ладони исходили уверенное тепло и новая, незнакомая сила. Как просто было бы принять помощь! Грейс прекрасно понимала, что ее ждет: независимость, которую она отвоевывала по кусочкам, будет все труднее удержать. Каждый раз, когда ей удавалось что-то сделать самой, не рассчитывая на родных или друзей, это была маленькая победа; каждый раз, когда приходилось о чем-то их просить, она словно теряла часть себя. С Габриэлем все по-другому: он ей должен, так что это не будет похоже на благотворительность.

Как заманчиво было бы позволить ему заботиться о ней под предлогом искупления старого греха! Ей даже стало не по себе, до чего легко это представить…

Она убрала руку:

– Спасибо, но у меня есть семья. Технической помощи вполне достаточно.

Габриэль молча кивнул, однако Грейс почувствовала разочарование, витающее в воздухе. Слава богу, он не догадывается, как сложно ей отказаться от его предложения и как важно было все-таки сделать это.

В следующую субботу Адам, как и договаривались, приехал за Робби. Мальчик поспешно обулся, по настоянию матери накинул на плечи пальто, схватил мяч и кинулся к двери. Взрослые едва успели перекинуться парой фраз.

– Мы не будем сильно задерживаться, – пообещал Адам на прощание. Робби уже нетерпеливо звал его во дворе.

Закрыв дверь, Меган ощутила непривычную тишину и вдруг поняла, что впервые за много лет у нее появилось свободное время. Она даже растерялась. Чем же заняться? Может, почитать рабочие документы? Нет, лучше пройтись по магазинам – ведь на носу Рождество, надо купить подарки.

В принципе, Меган не любила это занятие: вечно приходилось бегать впопыхах, урывая полчаса после работы, перед тем как забрать сына от бабушки с дедушкой. Но сегодня она позволила себе роскошь неспешной прогулки под веселую праздничную музыку, и вскоре у нее поднялось настроение. Выбрав подарки родителям и Робби, Меган зашла в местный магазинчик рукоделия и купила ткань с рождественскими мотивами для Донны. Проходя мимо любимого книжного, решила побаловать себя новым романом, который тут же и начала читать в соседней кофейне за чашкой шоколада и продолжила дома в горячей ванне. Она и не помнила, когда в последний раз так хорошо расслаблялась.

К вечеру в пустой дом неожиданно вселилось ощущение одиночества, и Меган принялась готовить ячменный суп с говядиной и овощами; к нему полагался свежий цельнозерновой хлеб, купленный в соседней пекарне. Пока суп булькал на плите, она присела у кухонного стола с книжкой, то и дело поглядывая в окно.

Наконец подъехала машина Адама. Меган положила в книгу закладку и вышла их встречать. Робби ворвался в дом, краснощекий, улыбающийся и полный энергии.

– Ну, как поиграли? – спросила она, обнимая сына.

– Я забил гол с десяти метров! – похвастался Робби.

– Да ты что! – восхитилась мать. – Кажется, это рекорд?

– Мой личный, да. Адам показал мне, как лучше бить по мячу.

– Да его и учить особо не надо, – откликнулся Адам. – У него врожденные способности.

– Адам говорит, что если я еще потренируюсь, то смогу играть в школьной команде.

– Неужели… – Меган бросила косой взгляд на Адама, живо представив, как орда здоровых верзил сбивает с ног ее крошку. – Ну, посмотрим.

– Мама всегда так говорит, когда боится за меня, – пояснил Робби Адаму. – Думает, я еще ребенок.

– Вот и неправда! – запротестовала Меган под их веселый смех. – Я имела в виду, что подумаю об этом.

– Адам с нами поужинает?

Меган улыбнулась, довольная возможностью отблагодарить его за роскошь целого дня отдыха.

– Буду рада. У нас сегодня овощной суп с говядиной.

– И не из банки! – добавил Робби. – Мама говорит, что в ней слишком много консервантов.

– Домашний суп? – Адам принялся расстегивать пальто. – Меня долго уговаривать не придется!

Суп и вправду удался. По кухне распространялся аромат свежего хлеба, подогретого в духовке, – идеальная атмосфера для декабрьского вечера. Мужчины развлекали ее рассказами об игре, и все трое весело смеялись. Меган была рада, что Робби пригласил Адама на ужин – и как ей самой не пришло в голову!

После ужина Робби помог матери убрать со стола, а Адам, к ее немалому изумлению, принялся споласкивать чашки и закладывать их в посудомойку. Подняв голову, он встретился с ее взглядом, смутился и отошел от раковины.

– Извините, это я машинально.

– Да пожалуйста, я не против, – улыбнулась Меган. Когда Робби вышел, она поблагодарила Адама за день, проведенный с ним.

– Ну что вы, я и сам здорово отдохнул, – заверил он.

И все же Меган хотелось как-то выразить ему свою признательность за дружбу с сыном; материнское сердце переполняла радость от того, что мальчику хорошо.

В следующую субботу Адам с Робби отправились в книжный магазин в Дейтоне на встречу с Джоан Роулинг. Меган снова воспользовалась заслуженным отдыхом: прошлась по магазинам и продолжила работу над узором для общего одеяла. Хоть она и не достигла поставленной цели, Винни в письме напомнила ей, что попытки вполне достаточно. Киф все-таки позвонил Робби на День благодарения; психолог сказал, что мальчик делает успехи, да и в школе – после той злополучной выходки с печеньем – срывов пока не было. Кроме того, он отлично поладил с Адамом. Прежде Меган думала, что она никогда не закончит свой узор, но благодаря новому другу все начало налаживаться…

К ткани с принтом из осенних листьев, что раздала всем Винни, Меган подобрала насыщенный голубой. Пожалуй, все-таки фиолетовый и правда не самый плохой цвет. А вот с узором оказалось сложнее. Меган предпочитала простой, односложный стиль, который как раз сюда и не подходил. Она тщетно пролистала несколько журналов по рукоделию, не найдя ничего соответствующего ее замыслу.

На третьем журнале Меган спохватилась: за окном уже стемнело. Увлекшись, она потеряла счет времени – и Адам с Робби, судя по всему, тоже.

Меган отложила журналы и поспешила на кухню. Впрочем, ей все равно пришлось добрых полчаса подогревать ужин, прежде чем они наконец вернулись домой.

Не успев поздороваться, Адам рассыпался в извинениях.

– Мероприятие ужасно затянулось! Мне надо было позвонить, а я и не догадался.

Робби сиял от восторга.

– Мы часами торчали в очереди! – воскликнул он восхищенно. – Там было столько народу – целые тысячи! – Меган с Адамом скептически переглянулись, и Робби быстро исправился: – Ну, может, одна тысяча.

– Я бы сказал, не меньше восьмиста, – добавил Адам и выразительно закатил глаза, намекая, через что ему пришлось пройти: полдня в толпе возбужденных детей и их несчастных родителей.

Меган подавила улыбку.

– Ужин готов. Адам, останетесь?

Тот охотно согласился, и вскоре они уже сидели за столом и слушали сбивчивый рассказ Робби о встрече с писательницей. Потом он со священным трепетом показал матери книжку с автографом и убежал к себе в комнату читать. Меган с Адамом задержались, болтая о работе и о предстоящих праздниках. Затем они убрали со стола и продолжили разговор за кофе. Время снова пролетело незаметно, и вот уже Робби пора было ложиться спать. Адам обнял мальчика на прощание и пожелал ему спокойной ночи. Меган закрыла за гостем дверь и постояла у окна, провожая взглядом машину; затем поднялась в детскую, чтобы проверить, почистил ли сын зубы перед сном.

В понедельник она написала Адаму, что все выходные Робби читал запоем, не отрываясь. Тот почти сразу же ответил. Так они переписывались целый день и на следующий тоже. В среду она поймала себя на том, что проверяет почту чаще обычного. В четверг Адам предложил всем троим поесть пиццы после кино, и Меган с радостью согласилась. Остаток недели тянулся бесконечно.

В субботу утром Адам позвонил.

– Меган, это я, – прохрипел он еле слышно. – Простите ради бога, придется отменить наши планы – я подхватил грипп.

– У вас ужасный голос!

– И состояние такое же. Передайте Робби, что я дико извиняюсь.

– Ничего страшного, он поймет. – Меган от души сочувствовала ему, и в то же время расстроилась. – Надеюсь, вы скоро поправитесь. Отдыхайте и пейте побольше жидкости, ладно?

Адам кашлянул и застонал.

– Я не в силах даже встать с дивана.

– Я серьезно. Нужно лечиться!

– Как скажете, доктор, – пробормотал он. – Постараюсь.

Меган продолжала настаивать, пока Адам не пообещал выполнить все ее рекомендации. Положив трубку, она уже собралась было перезвонить еще раз, но тут ей пришла в голову идея.

У себя в комнате Робби дочитывал последние главы «Гарри Поттера».

– У меня плохие новости, – объявила Меган, дождавшись, пока он отложит книгу. – Адам сегодня не придет – заболел гриппом. – И быстро добавила, чтобы он не успел расстроиться: – Зато я позвонила дедушке с бабушкой – пойдешь в кино с ними.

Робби оживился, но тут же нахмурился:

– А ты разве не с нами?

– Нет, – смутилась она. – Я поеду проведать Адама.

Робби одобрил идею. Адрес ей дала Винни, а схему проезда она посмотрела в Интернете. Высадив сына у родителей, Меган отправилась в Цинциннати.

Адам жил в северной части города, на тихой улочке в доме колониального стиля из красного кирпича с черными ставнями. Меган припарковалась и поднялась на крыльцо, замешкавшись у двери. Может, не стоило сюда приезжать? Ей вдруг захотелось прыгнуть в машину и уехать домой, но Адам наверняка уже видел ее из окна; и потом, что сказать Робби – он ведь будет спрашивать… Отбросив страхи, Меган постучала в дверь. Ответа не последовало. Тогда она догадалась позвонить. Наконец послышалось звяканье замка, и на пороге появился Адам, бледный и небритый, в серых штанах и футболке; выглядел он еще хуже, чем можно было представить себе по телефону.

– Ой! – ужаснулась она. – Зря я вас подняла с постели.

Адам через силу улыбнулся.

– Разве вы не видели табличку: «Осторожно, карантин»?

– Извините, я не хотела вас будить.

– Ничего страшного. – Он распахнул дверь. – Входите, если не боитесь чумы.

Покраснев, Меган переступила порог.

– Вот решила заехать, проверить, не нужно ли вам чего. – Она заглянула в гостиную, отметив подушку и одеяло на диване, сложила руки на груди и устремила на Адама суровый взгляд. – Вы пили жидкость, как я велела?

– Вот только собирался налить себе сока.

– Ну да, так я и поверила! – Меган взяла его за плечи, развернула и легонько подтолкнула. – Ложитесь, сама принесу.

Адам покорно кивнул и прошаркал к дивану; вскоре из гостиной донесся тяжкий стон. Меган нашла кухню, открыла холодильник и вздохнула: полупустая бутылка молока, приправы, два контейнера с китайской едой из ресторана – ни малейших следов сока или хотя бы нормальных продуктов.

– А вы в магазин вообще ходите? – крикнула она в сторону гостиной. В ответ раздались невнятные извинения.

Тщательный осмотр кухни выявил чайный пакетик, зато чайника не было нигде. Пришлось кипятить воду в кастрюле. Пока чай заваривался, Меган осмотрела все шкафы и составила список покупок, затем отнесла чай в гостиную.

– Я сбегаю в магазин. Вам что-нибудь нужно?

– Да, парочку новых легких и нос. – Адам отхлебнул горячий чай. – О, блаженство… Спасибо!

– Скоро вернусь.

– Погодите! – крикнул он вдогонку. – Входная дверь защелкивается автоматически; ключ в ящике комода в прихожей.

– Нашла! – отозвалась Меган. – Пейте чай и отдыхайте, я быстро.

В магазине по соседству она купила молоко, чай, мед, апельсиновый сок, печенье, а также ингредиенты для куриной лапши. Вернувшись, тихонько открыла дверь ключом, оставила пакеты на кухне и на цыпочках прошла в гостиную. Адам мирно спал; на полу стояла пустая кружка.

Меган решила, что сон полезнее сока, и ушла на кухню готовить суп, время от времени заглядывая в гостиную. Адам не просыпался, лишь иногда кашлял во сне. Вспомнив, что на крыльце валялась газета, Меган подобрала ее и принялась читать, умостившись на краешке стула и помешивая суп.

Неожиданно зазвонил телефон, разрывая блаженную тишину.

Меган схватила трубку, надеясь, что звонок не разбудил больного.

– Квартира Вагнера, слушаю вас.

В трубке повисла пауза, затем раздались короткие гудки.

– Кто там? – послышалось из гостиной.

– Похоже, ошиблись номером. Ничего, что я ответила? Не хотела вас будить.

– Спасибо. В последнее время мне часто звонят и бросают трубку. Наверное, что-то с линией. – Он примолк. – А чем это у нас так вкусно пахнет?

– Куриным бульоном. Есть хотите?

– Как ни странно, хочу. – Адам собрался было встать, но Меган велела ему лежать и принесла обед в постель: чашку супа, крекеры и чай. Когда она вернулась с супом и чаем для себя, Адам лежал с закрытыми глазами, откинувшись на подушки. Уснул, решила Меган, но тут он открыл глаза и произнес:

– В жизни не ел ничего вкуснее!

Польщенная, Меган устроилась на полу.

– Спасибо. По рецепту мамы.

– Все, больше никогда не буду есть суп из консервов!

– Такова моя жизненная миссия – напоминать людям, что бывает нормальная еда.

Адам засмеялся, но тут же закашлялся и нащупал коробку с бумажными платками.

– Как Робби?

– Почти закончил читать ту книгу, что вы ему купили в прошлый раз. Кстати, я же вам должна отдать деньги!

– Ни в коем случае! – Он кивнул на полупустую тарелку. – После ваших забот?

– Ладно, давайте так: я оставлю все, что купила, и мы в расчете?

Адам согласился. Доев суп, он устало откинулся на подушки.

– Еще налить?

– Пока не надо. – Глаза у него все еще были обведены красными кругами, однако выглядел он получше. – Как у вас это получается?

– Вы о чем?

– Вы – настоящий ученый, вы – замечательная мать, вы – красивая женщина и к тому же варите изумительный суп. Так не бывает… Трудно поверить, что вы – не плод моей фантазии.

– Надо померить температуру: похоже, у вас начался бред.

– Я серьезно. – Адам смотрел на нее так пристально, что она смутилась. – Мне ужасно хочется вас поцеловать – только не хочу заражать чумой.

Сердце Меган подпрыгнуло, но она ответила непринужденным тоном:

– Вряд ли это чума.

– Не знаю, что со мной, однако я на последнем издыхании, иначе точно поцеловал бы вас. – Адам задумался. – С другой стороны, если бы не жар, я бы не стал это озвучивать…

– Наверное, – мягко ответила Меган.

– И все же мне хочется…

Не отрывая взгляда, она поцеловала кончики пальцев и дотронулась до его лица. Он прижал ее ладонь к щеке, затем к губам, перенес на грудь… Глаза его медленно закрылись, и он снова провалился в сон.

Меган освободила руку и вернулась на кухню. Распределив продукты в холодильник и в шкаф, помыла посуду, затем налила стакан апельсинового сока и отнесла в гостиную. Присев на краешке дивана, она осторожно коснулась плеча Адама и сообщила, что ей пора домой.

– Останьтесь… – пробормотал он сонно.

– Я бы рада, но Робби ждет.

– Передайте ему, что я приеду на следующих выходных.

– Так ведь Рождество на носу!

– Все равно приеду.

– Ладно, передам. – Она погладила его по плечу и встала.

– Меган…

– Да?

– Спасибо за все. За суп, за компанию – за все…

– Не за что.

Снаружи уже стемнело, на зимнем ветру медленно танцевали снежинки. Меган закрыла глаза и подставила лицо под нежные, прохладные поцелуи неба.

– Снежинки, – прошептала она, чуть не рассмеявшись вслух. Вот какой узор ей нужен – самый подходящий символ изменений в ее жизни! Снег, мягким одеялом укрывающий землю, – свежий, чистый, полный новых надежд, как мечты матери о своем ребенке.

Проснувшись утром на Рождество, Донна первым делом вспомнила, что сегодня приезжает Линдси. С легким сердцем она откинула одеяло и поспешила в душ. Наконец-то у них будет настоящий семейный праздник, и плевать на Брэндона!

Мешая тесто для блинчиков, Донна распевала рождественские гимны. Весь Сочельник она простояла у плиты, и дом пропитался запахом имбиря и яблочного пирога. В гостиной уже сияла украшенная елка в окружении разноцветных коробок и пакетов, за окном падал снег, и день обещал быть радостным, полным нежности и смеха.

К завтраку спустились Пол с Беккой, улыбаясь и поддразнивая друг друга. Отец любил подшучивать, будто младшая дочь все еще верит в Санта-Клауса, а та охотно ему подыгрывала.

– По-моему, я вчера слышал топот оленя на крыше, – сказал он, и Бекка подпрыгнула на стуле, словно ей было шесть, а не шестнадцать. Донна засмеялась, радуясь их близости. Не хватает только Линдси – и день удался. Разумеется, она приедет – иначе и быть не может!

Тем не менее, когда зазвонил телефон и Бекка взяла трубку, сердце у нее ушло в пятки. Может, это брат из Калифорнии? Но Бекка уже звала ее, и Донна приготовилась к худшему.

– С Рождеством, солнышко! – пропела она с натужным весельем. – А я думала, ты уже едешь.

– С Рождеством, мам. – Голос дочери был явно напряженным. – Да, мы немножко задерживаемся.

– Ты ведь приедешь?

– Конечно! Рождество я не пропущу. А во сколько вы собираетесь обедать?

– Около двух.

– Ладно, мы приедем в полвторого.

– Но мы хотели до обеда открывать подарки.

– А может, после? – На фоне их разговора послышалось тихое бормотание, затем Линдси прикрыла трубку рукой и что-то ответила. – Это ведь недолго.

У Донны сжалось сердце.

– Скажи Брэндону, что это займет ровно столько, сколько нужно. Сегодня праздник, и я не собираюсь суетиться!

Какое-то время Линдси молчала.

– Ладно. Мы будем в полвторого. Пока.

– Что, опять все отменяется? – спросил муж.

– Нет, приедет.

Бекка облегченно выдохнула, но Пол лишь мрачно кивнул.

Донна вернулась на кухню хлопотать над праздничным обедом, стараясь не падать духом. Подумаешь, запаздывают – что тут такого? В Миннесоте зимой на дорогах просто ад! Нечего делать из мухи слона.

Однако Пол с Беккой тоже погрустнели и, вместо того чтобы смотреть рождественский парад по телевизору, остались на кухне. Пол включил музыку, и они предались воспоминаниям о прошлых праздниках.

Без пятнадцати два машина Брэндона припарковалась у входа.

– Приехали! – крикнула Бекка, бросаясь к двери.

Вошла Линдси, стряхивая снег с белокурых волос. В одной руке она держала подарки, другой обняла сестру. Пол тоже вышел навстречу гостям. Донна затаилась на кухне, прислушиваясь к голосам в прихожей со смутным чувством облегчения. Из-за странного звонка дочери ей подумалось, что Брэндон снова будет в плохом настроении и испортит всем праздник.

Однако будущий зять вошел в кухню, улыбаясь, и даже обнял ее вслед за Линдси.

– С Рождеством! – весело сказал он. – Спасибо, что пригласили. Пахнет обалденно!

Донна так удивилась его неожиданному энтузиазму, что едва смогла пролепетать ответные поздравления. Покосившись на мужа, она поняла: тот удивлен не меньше.

Брэндон попросил Бекку показать ему елку, чтобы оставить под ней подарки. Проводив их взглядом, Линдси снова обняла мать.

– Прости, что мы так поздно.

– Ничего страшного, – успокоила ее Донна. Слава богу, приехали, а остальное – ерунда. Она отодвинулась и осмотрела дочь с ног до головы. – Господи, какая ты худенькая!

Линдси притворно закатила глаза:

– Ты каждый раз так говоришь!

Донна не стала настаивать, но насторожилась: дочь и вправду похудела, к тому же выглядела уставшей, словно долго болела или недосыпала.

– Тебе надо нормально кушать, – добавила она, надеясь, что Линдси останется на ночь и ее можно будет накормить сытным завтраком.

Индейка была готова, и Донна с дочерьми быстренько накрыли на стол, поставив лучший семейный фарфор. За обедом семья традиционно восхваляла еду; Брэндон тоже внес свою лепту, восторженно отозвавшись об индейке. Польщенная, Донна поблагодарила. Постепенно, по мере продолжения разговора ее опасения таяли. Приходилось признать, что Брэндон действительно обладал мощной харизмой и мог быть приятным собеседником, если хотел, теперь понятно, что Линдси в нем нашла. Правда, он имел скверную привычку перебивать других, но ведь и Пол делал то же самое на протяжении двадцати пяти лет их брака.

После обеда женщины убрали со стола, а мужчины отправились в гостиную смотреть футбол. На кухню время от времени доносились их разговоры и даже громкий смех.

– Кажется, они неплохо поладили, – заметила Донна. Линдси рассеянно кивнула, вытирая стол.

Вымыв посуду, Донна с дочерьми перешли в гостиную: настало время вручать подарки. Линдси объяснила жениху семейную традицию: самый младший член семьи дарит подарок тому, кто старше его; тот разворачивает свой, затем дарит следующему, и так далее. Самый старший соответственно дарит самому младшему.

Брэндон усмехнулся и покачал головой:

– И зачем столько сложностей?

– Это старинный обычай в моем роду, – объяснил Пол.

– Поэтому он такой запутанный, – добавила Бекка. – И я всегда последняя!

Все засмеялись, но Донна решила защитить мужа.

– Во всяком случае, это лучше, чем у нас было: все разворачивали подарки одновременно, по комнате летала оберточная бумага, и непонятно, кому что досталось. А так хоть торжественный момент подольше длится – уже хорошо.

– Ну это как посмотреть… – прокомментировал Брэндон с той же ухмылкой.

– Ладно, Бекка, – быстро встряла Линдси. – Я моложе Брэндона, начнем с меня.

Бекка протянула ей коробку, обернутую полосатой бумагой, и следующие полчаса все по очереди разворачивали подарки – не без легкой путаницы, поскольку Линдси с Брэндоном уже поздравили друг друга. Донна не ожидала ничего от Брэндона, полагая, что Линдси подпишет свой презент за двоих, но будущий зять позаботился обо всех. Полу он подарил электронный органайзер; Бекке – кашемировый свитер, а ей самой – элегантные золотые часы, обрамленные алмазной крошкой.

– Брэндон, не надо было! – воскликнула Донна, восхищенно разглядывая подарок. Они с Полом купили ему свитер и учебник по медицине на CD-ROM, который он хотел, по словам Линдси. До этого момента она считала их вполне приличными подарками, но тут поняла, что в его семье, видимо, принято праздновать на более широкую ногу. Как бы он не счел их жмотами… Впрочем, Брэндону было приятно их искреннее восхищение, так что она решила не переживать по этому поводу и наверстать упущенное на его день рождения.

Семейство уютно расположилось вокруг елки, обсуждая подарки и болтая, как вдруг Брэндон хлопнул себя по колену:

– Ну что, детка, поехали?

– Как, уже?! – запротестовала Донна. Брэндон вежливо улыбнулся, Линдси спрятала глаза. – А десерт?

– Нет, спасибо, не надо. – Брэндон забрал подарки и повернулся к Линдси: – Пошли?

Та поспешно собрала коробки.

– Спасибо, мам, – пробормотала она извиняющимся тоном. – Все было очень вкусно.

– Десерт тоже вкусный, – вмешалась Бекка. – Мама специально для тебя испекла яблочный пирог. Останься, еще даже не стемнело!

Линдси нерешительно взглянула на жениха, но тот лишь улыбнулся и покачал головой:

– Никак не получится – нам еще к родителям надо заехать, а дорога долгая. Там нас и накормят десертом. – Он решительно направился к входной двери. – Пойдем, малыш.

– Погоди, я хоть печенье тебе заверну с собой, – предложила Донна, чувствуя, что сейчас разрыдается. Нечего истерить и портить такой хороший день, приказала она себе и поспешила на кухню. Насыпав имбирных человечков в две коробки (вторую для родителей Брэндона), она вышла в холл. Брэндон уже сидел в машине.

Донна крепко обняла дочь.

– Жаль, что ты уходишь так рано.

Линдси прижалась к ней, зарывшись лицом в мамино плечо, как в детстве.

– Прости, мам, я бы осталась…

Внезапно Донне стало стыдно за то, что она давит на дочь.

– Ничего страшного, – нарочито бодрым голосом сказала она, заставив себя улыбнуться. – Теперь придется делить тебя с будущими свекрами. Наверняка они тоже соскучились по сыну.

Линдси молча кивнула, коротко обняла отца и сестру и побежала к машине, даже не застегнув пальто.

Проводив их взглядом, Донна закрыла дверь.

Они вернулись в гостиную, погрустневшие. Бекка вскоре ушла к себе под предлогом примерки нарядов, а Пол включил телевизор, чтобы досмотреть футбол. Или уже новая игра началась… Да какая разница!

Донна укрылась у себя в ателье и принялась листать журналы с узорами – подарок Линдси, но настроения не было. Тогда она включила компьютер и поздравила с Рождеством Меган и Грейс, пожелав им более приятного праздника, чем у нее, затем все-таки присела за швейную машинку. Для сборного одеяла Донна выбрала узор «Наседка» в качестве шутливого напоминания себе: мол, вечно она кудахчет над детьми. Тогда ей казалось, что главное – убедить Линдси продолжать учебу, и все наладится. Ее желание исполнилось, но стало ли от этого легче? Брэндон, конечно, обладает шармом…

– Мам?

Донна вздрогнула и обернулась. На пороге стояла Бекка с несчастным лицом.

– Что, солнышко?

– Знаешь, я все думала… Сперва Брэндон сказал, что они не хотят десерта, потом – что на десерт поедут к родителям.

Этот момент Донна пропустила, по сравнению с прочими выходками он казался весьма безобидным.

– Наверное, они изначально планировали ехать к родителям.

– Я тоже сперва так подумала… – Бекка замешкалась. – Короче, я решила проверить.

– В смысле?

– Я позвонила к ним домой.

– Бекка!

– Ну не удержалась! Я же беспокоилась! – Дочь села на пол и положила голову ей на колено. – Они дома. Трубку взяла Линдси, однако тут же сказала, что не может говорить, и отключилась. Мам, они поехали прямо домой!

Донна погладила ее по волосам.

– Может, заехали на минутку что-нибудь забрать.

Бекка отстранилась.

– Почему ты все время его оправдываешь? Разве не видишь, какой он урод? Наврал с три короба, а Линдси вокруг него на цыпочках ходит! Неужели вы все такие слепые?

– Ладно-ладно, малыш, – примирительно сказала Донна, протягивая руки. Бекка скорчила упрямую гримаску, но все же позволила себя обнять. – Я не так уж глупа, как ты думаешь. Да, согласна, Брэндон… – Она запнулась, подыскивая нужное слово; в мыслях царил полный хаос. – Он немножко… любит командовать.

– Немножко?!

– Ну, праздники – время напряженное; к тому же учеба давит. Может, у него сегодня тяжелый день?

– У него все дни тяжелые.

– Мы не видели, как он себя ведет в повседневной жизни. Линдси его знает лучше нас, и она ни за что не стала бы жить с неприятным человеком, который с ней плохо обращается, правда же?

– А может, она сбита с толку, – упорствовала Бекка. – Когда люди влюбляются, они делают всякие глупости. Помнишь, в седьмом классе я звонила Джону Ричардсону пятнадцать раз на дню и вешала трубку?

– Ты же сказала папе, что звонила всего два раза?

– Это я ему так сказала, а на самом деле – раз пятнадцать, не меньше.

Донна засмеялась и обняла ее.

– Ладно, ты права – влюбленные часто делают глупости. Однако Линдси – девочка благоразумная, а замужество все-таки нельзя сравнивать с телефонными розыгрышами.

– Это был не розыгрыш – я просто стеснялась разговаривать!

– Без разницы. – Донна вздохнула. – Пойми: не важно, нравится нам Брэндон или нет; главное, чтобы Линдси была с ним счастлива. Если они любят друг друга, мы только все испортим, если станем его отталкивать.

Бекка пристально посмотрела на мать.

– А ты уверена, что Линдси счастлива?

– Надеюсь, – осторожно ответила Донна. – Иначе она не стала бы выходить за него. Я вас не этому учила.

– А может, она не научилась!

И тут все сомнения, месяцами терзавшие Донну, хлынули наружу. Да, именно этого она и боялась – что упустила момент, не научила своих детей самому важному. Почему-то вспомнилось, как девчонки маленькими, бывало, обзывали друг друга или дразнились. «Это что еще такое?» – ругала она их тогда, не в силах поверить, что ее ангелочки могут быть злыми и грубыми. «Я вас этому не учила! В нашем доме так себя не ведут!»

Ей захотелось прямо сейчас обнять Линдси и спросить, почему она позволяет жениху все решать, почему покрывает его ложь, почему бросает трубку, прячась от Брэндона. «Я тебя не этому учила…» И все же где-то дочь научилась именно этому… Что же делать? Как все исправить, когда уже слишком поздно?

Донна почувствовала, как горло перехватывает спазм. Что толку успокаивать Бекку, если она сама себя успокоить не в состоянии? Подруги советовали доверять своим инстинктам, но в голове царил полный хаос. Внезапно она поняла, что больше не может терпеть: нужно срочно поговорить с Линдси по душам.

Она подвинула к себе телефон.

– Ей звонишь? – спросила Бекка.

Донна кивнула, прислушиваясь к гудкам: первый, второй, третий – и наконец голос дочери.

– Алло?

– Линдси, это мама.

– А… – Та вдруг перешла на шепот. – Чего?

– Почему ты шепчешь?

– Вовсе нет, – возразила Линдси почти нормальным голосом. – Случилось что-нибудь?

Именно это Донна и хотела выяснить.

– Солнышко, скажи мне честно – ты уверена, что хочешь выходить замуж? Что вы с Брэндоном будете счастливы вместе?

На том конце провода повисла тишина.

– Еще не поздно все отменить, – быстро добавила Донна. – Мы тебя всегда поддержим.

«Да как ты можешь такое спрашивать?» Или: «С чего ты взяла? Я ведь люблю его!» Но Линдси молчала; только дыхание в трубке выдавало ее присутствие.

Наконец она заговорила:

– Я не могу… Не могу так с ним поступить…

– А как же ты? С тобой-то что будет?

– Мам, давай не сейчас.

– А когда? Пообедаем завтра где-нибудь? Пойдем…

– Извини, мне пора, – прошептала Линдси и отключилась.

Донна медленно положила трубку. Встретившись с вопросительным взглядом Бекки, она покачала головой. Та вздохнула и снова уткнулась ей в колени; Донна растерянно погладила ее по волосам.

Бекка нарушила молчание:

– Ну, раз Линдси не собирается передумывать, наверное, я должна тебе сказать…

– О чем?

– Она спрашивала, не начала ли ты свадебное одеяло.

У Донны перехватило дыхание.

– Ох ты, господи! – У дочери свадьба через полгода, а одеяло не готово! Более того – она сшила кучу одеял для племянниц и племянников, а вот для Брэндона с Линдси даже в голову не пришло!

– Я думала, что ты и не начинала, вот и решила предупредить.

– Спасибо, зайка.

Бекка обняла ее и удалилась, сказав, что будет у себя. Донна рассеянно кивнула, глядя ей вслед. Значит, Линдси хочет свадебное одеяло, сшитое руками матери… Дочь хорошо знала, что это символ любви, преданности, терпения – и не стала бы спрашивать о нем, если бы не была уверена в своем замужестве.

Оставшись одна, Донна отложила в сторону лоскутки для начатого узора «Наседка» – теперь он казался неуместно легкомысленным. Сняв с полки один из любимых альбомов по рукоделию, она пролистала его в поисках вдохновения, однако все схемы навевали мысли не о счастливом союзе двоих, а об одной лишь дочери. Точнее, о прежней Линдси – веселой, уверенной в себе, а не молчаливой, вечно извиняющейся тени…

Вскоре весь пол был завален альбомами и журналами, словно осенними листьями. Нет на свете узора, который соединил бы жизнь дочери с ее женихом в счастливой гармонии.

Адам внимательно следил за развитием событий по газетным статьям. Дела в «Линдзоре» по-прежнему шли неважно, поэтому он даже не удивился, когда Натали позвонила и предложила встретить вместе Новый год. Адам отказался, сославшись на занятость. Конечно, он ей от души сочувствовал, но не намеревался отменять планы с Меган для того, чтобы целый вечер утешать Натали. Однако она настаивала, и он согласился пообедать с ней в пятницу, сразу после праздников.

Для встречи Натали выбрала свой любимый французский ресторан в центре: именно тут он сделал ей предложение, и воспоминания были все еще болезненными. Она опоздала на двадцать минут, сославшись на рабочие проблемы. Адам поднялся, чтобы придвинуть ей стул, и нечаянно вдохнул запах ее духов – полузабытый, пряный, навеявший множество не самых приятных воспоминаний. Вернувшись на свое место, Адам напомнил себе, что он сам предложил остаться друзьями, а именно сейчас Натали нужен друг.

– Ты не поверишь, какой ад у нас творится, – покачала она головой, открывая меню. Ее глаза гневно сверкали, придавая ей еще больше очарования. Адам отметил, что она надела красное платье, выгодно подчеркивающее соблазнительные изгибы. На работу такое не наденешь – значит, она переоделась специально для него.

– Да, я читал о поглощении, – кивнул он, отмахиваясь от ненужных подозрений. Ей просто нравится очаровывать людей, что тут такого? – Думаешь, угроза реальная?

– Да какая угроза, все давно началось! Газетные новости запаздывают как минимум на неделю. «Линдзор» уже принял их предложение.

– Ужасно, – искренне отозвался Адам. – И как это коснется тебя?

Натали покачала головой и отпила глоток вина.

– Пока не знаю. – Неожиданно у нее на глаза навернулись слезы. – Они планируют закрывать магазины и сокращать рабочие места – и не только продавцов, но и топ-менеджмент, а нам ничего не говорят. В офисе все просто взбесились: каждый старается выслужиться и подставить остальных. Представляешь? Люди, которым я доверяла, которых считала друзьями, оказались ничуть не лучше других – так и норовят ударить исподтишка!

Адам полагал, что Натали вполне способна за себя постоять, однако она лишь покачала головой.

– Сейчас все иначе. Не на кого рассчитывать: сегодня поможешь кому-то, а завтра он займет твое место.

– Все будет хорошо, – заверил ее Адам. – Вспомни, чего ты добилась. Конечно, ты им нужна!

– Я тоже себе это все время говорю, а пока что обновляю резюме. – Натали улыбнулась и взяла его за руку. – Вот ты надо мной смеялся, а теперь мои социальные связи могут даже пригодиться. У меня хорошие отношения с генеральным и финансовым, так что, кто знает…

– Ну, хуже не будет. – Адам рефлекторно погладил ее руку.

– Зря ты не пошел со мной на Новый год, – мягко упрекнула она. – На приеме я встретила президентов торговых сетей, и ты бы как раз пригодился: у тебя талант очаровывать их жен. Вдруг придется к ним обратиться…

– У меня были другие планы, – коротко ответил Адам, не вдаваясь в детали.

Новый год он встретил с Меган и Робби. На ужин подали восхитительный мясной пирог, а потом они смотрели телевизор. Когда Робби уснул в кресле, они с Меган уютно устроились на диване в обнимку, а в полночь поцеловались, и это был самый нежный и романтичный поцелуй в его жизни. Потом они разбудили Робби, поздравили с Новым годом и уложили спать. Адам надеялся, что Меган попросит его остаться, но в то же время понимал – не стоит торопить события; к тому же они были не одни. На прощание она еще раз поцеловала его, прозрачно намекнув на взаимность желаний…

Внезапно Адам осознал, что еще держит Натали за руку, и поспешно отпустил ее. Подошел официант с закусками. Натали спросила, как дела в школе. Пришлось напомнить ей, что сейчас каникулы. Адам вкратце рассказал, как прошел семестр, опуская скучные подробности. К его немалому удивлению, она слушала внимательно и даже расспрашивала о прошлогоднем ученике.

– Я смотрю, у тебя дела идут неплохо, – слабо улыбнулась она. – Уж получше, чем у меня.

– Ну ты сравнила!

– Я не о работе, а так, в целом.

Адам не совсем понял, о чем речь, но ему стало как-то не по себе.

– Да все у тебя будет нормально!

– Надеюсь. – Она допила вино и поставила бокал, крутя ножку тонкими пальцами. – Знаешь, я тут размышляла на досуге… О будущем, о нас с тобой, о том, как все вышло…

Адам внутренне съежился, поняв, куда она клонит.

– Натали…

– Нет, подожди, дай мне закончить. Я поняла, что совершила ужасную ошибку – не надо было тебя отпускать. – Она помедлила. – Не отвечай сразу, просто подумай. Я знаю, что причинила тебе боль, но ведь ты умеешь прощать. Может, начнем все сначала?

Адам не верил своим ушам. Было время, когда он прыгал бы до потолка, услышав эти слова, однако с тех пор столько воды утекло…

– Конечно же я тебя прощаю! И надеюсь, что ты меня простишь. Но ты была совершенно права, разорвав помолвку, все равно ничего не получилось бы. Ты просто первая это поняла.

– Теперь я готова признать свою ошибку. – Натали нежно улыбнулась. – Что скажешь? Попробуем еще раз?

– А ты уверена… – Адам замешкался, подбирая слова. – Ты уверена, что это не связано с проблемами на работе?

Натали откинулась на спинку стула, уязвленная.

– Что ты такое говоришь?! – В глазах у нее заблестели слезы.

Адам почувствовал себя последней сволочью.

– Извини. Просто сейчас ты расстроена, и в свете этой ужасной ситуации тебе кажется, что у нас было не так уж плохо.

– Ты меня любил – и до сих пор любишь! – упрямо возразила она. – Что нам мешает все вернуть? Боишься, что я снова уйду? Так я тебе обещаю, даже клянусь – больше этого не повторится!

– Я не могу.

– Почему? У тебя кто-то есть? – Натали изумленно уставилась на него.

Адам собрался с духом:

– Да.

– О боже… – Натали подняла к губам пустой бокал. – Это она тогда взяла трубку?

– В смысле?

– И кто она?

– Ты ее не знаешь.

– У вас серьезно?

Ему не хотелось причинять ей боль, но врать смысла не было.

– Думаю, да.

Натали смотрела недоверчиво, готовая расплакаться.

– Ты ее любишь?

Хотя об этом он еще не задумывался, сейчас, услышав конкретный вопрос, понял, что уже знает ответ.

– Да, наверное, люблю.

– Не может быть… – По ее щеке скатилась слеза; Натали сердито смахнула ее, стараясь не размазать тушь. – Значит, ты меня совсем не любил, раз так быстро нашел мне замену!

– Зачем ты так? Ты же знаешь, что любил.

– Видимо, не так сильно, как я думала, – парировала девушка с горьким смехом. – Она красивее меня? Нет, не говори, я не хочу знать.

– Натали…

– Меня только одно интересует: давно вы встречаетесь? Когда это началось – до нашего разрыва или после?

– После, конечно. – Адам подавил раздражение. Что за дикая мысль? С Натали было непросто, но он никогда бы ее не предал. – Несколько месяцев спустя.

– Значит, совсем недавно. А мы с тобой прожили вместе годы!

– Нет смысла сравнивать. – Адам старался говорить тише, чтобы не дать ей возможность устроить истерику.

Натали уже не делала попытки скрыть слезы, бегущие по щекам.

– Любишь, значит… Почему ее, а не меня?

– Давай не будем, прошу тебя!

– Нет, я хочу знать! – Она сцепила пальцы и взглянула на него по-деловому холодно. – Вдруг пригодится в будущем.

Адам не представлял себе, как это может пригодиться, но надо было ее хоть чем-то отвлечь.

– Она очень хорошая. Думаю, тебе бы понравилась…

– Перестань! Конкретнее.

– Я не знаю, что сказать… Умная, добрая, прекрасная мать…

– Ах, вот оно что! Ну, понятно! У тебя всегда дети на первом месте. – Неожиданно Натали смягчилась: – Слушай, я не против обсудить эту тему. Не такая уж плохая идея, если подумать… Пожалуй, я готова пойти на компромисс.

– Нельзя так говорить о детях! – в ужасе воскликнул он. – Рожать нужно только тогда, когда ты сама захочешь, а не «для кого-то», иначе смысла нет.

Внезапно Адам почувствовал страшную усталость. В попытках защититься от ее эмоций и при этом не обидеть ее он исчерпал все свои ресурсы.

– Не знаю, что еще сказать… Прости. Я понимаю, что тебе плохо сейчас, но ничем не могу помочь, правда. Все равно ничего хорошего из этого не вышло бы.

– Почему ты так уверен?

– Просто знаю.

– Не знаешь! Я изменилась. Все будет по-другому.

Но Адам тоже изменился, и только сейчас он осознал, что Натали этого никогда не поймет.

– Прости… – повторил он.

Натали вздохнула, уставясь в стол.

– Ладно, – глухо отозвалась она. – Я поняла – ты меня наказываешь. Что ж, наверное, я заслужила…

– Да нет, не в этом дело! – От волнения у него сорвался голос. – Я очень хорошо к тебе отношусь, просто ничего у нас не получится.

– Из-за нее?

– Не только.

Натали презрительно фыркнула, гладя пальцами бокал.

– Прости… – пробормотал он беспомощно уже в который раз.

– Да ладно, хватит уже. – Она вздохнула и встретилась с ним взглядом. – Мы можем хотя бы остаться друзьями или это расстроит твою девушку?

– Конечно, можем! – заверил он, пропуская ядовитую интонацию мимо ушей – не хотелось новых выяснений. – Надеюсь, мы всегда будем добрыми друзьями.

Натали кивнула и отвернулась.

– Ну что ж, – сказала она, забирая пальто и сумочку. – Пойду, пожалуй. У меня нет аппетита, и к тому же целая куча работы.

Адам поднялся, но она уже спешила к выходу, не попрощавшись.

Он тяжело опустился на стул и мысленно обругал себя, вспомнив ее слезы. Затем, помахав официанту, попросил счет.