Утро Винни всегда начинала с разговора с Богом.

Господи, Ты не избавил меня от ночных болей, зато позволил прожить еще один день; в моем возрасте – и на том спасибо. Затем она подробно благодарила за ниспосланные свыше дары, включая детей и внуков, и просила защиты для всей семьи.

Этим утром она прибавила особую просьбу.

Меган с Донной могут сколько угодно талдычить про совпадения, но я-то вижу Твою руку, Господи. Если я ошибаюсь – пошли мне знак. Если нет, то я планирую немножко заняться сватовством на досуге.

Совершая утренние процедуры, она думала о вчерашних откровениях Меган. Надо же, какой мерзавец этот ее бывший! В прежние времена мужчины, конечно, были слабоваты, трусоваты и слишком много торчали с друзьями в пабе, но, по крайней мере, знали свои обязанности. А сейчас они что-то совсем распустились: одну семью бросают, другую начинают – а на первую жену с детьми наплевать! Хотя и женщины бывают не лучше… Куда катится мир?

И все же по праздникам, когда дети и внуки (а теперь и правнуки) собирались вместе, Винни отбрасывала грустные мысли и была вполне довольна жизнью. Чувство тепла и любви пронизывало ее всю, и она не променяла бы это семейное счастье даже на скорую встречу с Сэмом. Они все равно увидятся в свое время – он поймет ее нежелание спешить на тот свет. Он ей и сам всегда говорил: семья – это главное, остальное – ерунда.

В наши дни люди разлетаются во все стороны света; детей и матерей разделяют полконтинента, а то и больше. К счастью, все ее отпрыски расселились в пределах штата. У подруг дети жили в Калифорнии, в Нью-Йорке, во Флориде и редко собирались вместе. Одна даже вообще ни разу в жизни не видела своих внуков.

– А что же твой сын не привезет их в гости? – недоумевала Винни.

Оказалось, что билеты слишком дорогие, а гостиница на четверых – вообще неподъемная сумма. Сын предлагал оплатить ее поездку, но мать отказывалась.

– Я слишком старая – куда мне так далеко… – горестно качала она головой.

На это Винни не нашлась что сказать, хотя обычно за словом в карман не лезла. Она была на пару лет старше подруги и летать тоже не любила, но даже четырехчасовой перелет не стал бы для нее препятствием. С этой минуты она дала зарок: никогда не говорить себе «я слишком старая».

Иногда ей хотелось как следует отругать подружку, заставить ее вылезти наконец из уютного кресла и поехать к внукам, но она сдерживалась. Наверное, для того, чтобы по-настоящему ценить семью, нужно вырасти сиротой.

Впрочем, это не совсем так; семья у нее была – даже две, хотя вторая получилась несколько нетрадиционной.

Первые шесть лет жизни прошли как у всех: они с родителями и старшим братом Фрэнки жили в маленьком домике в пригороде Цинциннати. Однако смерть матери все изменила.

Позже Винни узнала, что мама долго боролась с раком, но в то время ее кончина казалась внезапной и непостижимой. Похороны помнились размытым пятном из взрослых в черном, которые обнимали ее и повторяли: «Мама тебя очень любила». Соседи приносили кастрюльки с едой и велели вести себя хорошо. И лишь когда суета стихла, леденящим холодом пришло осознание: мама больше не вернется.

После похорон отец впал в депрессию и целыми днями просиживал в кресле возле радио, не обращая внимания на детей. Фрэнки взял на себя заботу о Винни: готовил ей бутерброды и следил за тем, чтобы она чистила зубы на ночь. Они тихо играли каждый в своей комнате или во дворе, избегая молчаливого отца. Винни понимала, что так быть не должно, но предпочитала об этом не думать.

Однажды соседка, повстречав детей на улице, о чем-то спросила; их приглушенные голоса и сдержанная манера напугали ее настолько, что она бросилась к телефону. Через несколько дней приехала старшая папина сестра, тетя Линн. Ее решительный взгляд напомнил Винни прежнего отца.

Винни обрадовалась приезду тети: наконец-то папа снова начал бриться, носить чистую одежду и даже вернулся на работу. На ужин подавали горячее, а выглаженные простыни запахли лавандой. Стоило Винни заплакать ночью, как приходила тетя Линн и укачивала ее.

Винни не знала, почему у тети Линн нет своих детей. Кажется, для этого нужен муж – а тетя была не замужем, хотя ей целых два раза делали предложение. А еще она красилась и ходила на работу, и за это другие тети ее не любили и перешептывались у нее за спиной. Винни считала, что тетя Линн – хорошенькая и очень славная и жизнь у нее ужасно интересная.

Через месяц Линн уехала. Винни просила ее остаться, но та объяснила, что ее ждут на работе.

– Не волнуйся, папа о тебе позаботится, – пообещала она, поцеловала девочку и села в такси.

После ее отъезда отец снова сник. Правда, он по-прежнему ходил на работу и отправлял детей в школу по утрам, однако вечерами по-прежнему сидел в кресле с трубкой, слушая музыку. Постепенно Винни привыкла к невеселой домашней атмосфере, и воспоминания о семейном счастье становились все более смутными.

Она скучала по матери. Боль не отпускала, и каждый день тысячи мелочей напоминали об этом: например, корзинка с рукоделием – мама как раз начала брать уроки лоскутного шитья, но так и не успела закончить одеяло…

Каждое утро мама заплетала ее кудряшки в тугие, гладкие косички, но у папы ничего не получалось: пряди волос торчали в разные стороны, а челка доросла чуть ли не до подбородка. Однажды самая красивая девочка в классе обозвала ее дворняжкой. Винни притворилась, будто ничего не слышит, и попыталась заправить непослушную челку за уши, на что насмешница обидно фыркнула. Покраснев, Винни прошептала:

– Зато у меня нет двоек по правописанию!

Лицо девочки приобрело кислое выражение, и Винни поняла, что лучше было промолчать. На переменке та подождала, пока учительница отвернется, и принялась повторять дразнилку; к ней тут же присоединились подружки, хохоча и кривляясь. Винни застыла как вкопанная, слушая гадости, изливающиеся из хорошенького ротика, глядя на безупречные белокурые косички… Дальнейшее она помнила плохо. Когда учительница прибежала и оттащила ее в сторону, красавица рыдала на полу с красным от пощечин лицом.

Винни отправили домой. Прочтя записку от учительницы, отец вздохнул так тяжело, что Винни стало еще горше. Она попыталась объяснить произошедшее, но он, похоже, не слушал.

– Принеси ножницы.

Сникнув, Винни покорно достала ножницы из маминой корзинки с рукоделием. Усадив дочь в кресло, он принялся подстригать ей челку размашистыми движениями.

– Папа, уже коротко, – встревожилась Винни, глядя на возрастающую горку волос на коленях.

– Сиди смирно, надо подровнять.

Наконец, удовлетворенный своей работой, он отправил ее к зеркалу. Вместо челки на лбу торчал короткий ежик. Винни опустила голову, пытаясь скрыть навернувшиеся слезы, однако отец успел заметить ее взгляд в зеркале.

– Сейчас исправим, – поспешно заверил он. – По бокам сделаю покороче, и все будет нормально.

– Точно?

– А то!

Винни зажмурилась и стиснула кулачки, съеживаясь от каждого взмаха ножниц; от страха ее даже подташнивало.

Взглянув в зеркало, она в ужасе отпрянула – оттуда на нее глядело лицо брата Фрэнки.

Винни разразилась рыданиями.

– Как же я пойду в школу?!

На лице отца появилось странное, отрешенное выражение.

– У тебя мама умерла, а ты по волосам плачешь.

Винни подавилась слезами и тихо ушла к себе.

На следующий день подружки «красавицы» конечно же задразнили ее мальчиком, и опять без драки не обошлось. Неделю она пряталась в своей комнате, пока отца не вызвали в школу и не отчитали за прогулы.

– Даже не знаю, что с тобой делать, – сокрушался он по дороге домой. – С Фрэнки у меня никаких хлопот нет. Лучше бы…

Он не закончил, а Винни так и не поняла, что он хотел сказать.

На следующей неделе внезапно вернулась тетя Линн. Отец порывисто обнял дочку и ушел с Фрэнки гулять в парк.

Оставшись наедине с Винни, тетя Линн улыбнулась и сказала вкрадчивым тоном:

– Мы тут с папой подумали и решили, что тебе лучше пожить у меня.

У Винни защемило сердце. Тетя ей нравилась, но ведь у нее был свой дом!

– А надолго?

– Посмотрим, – пожала плечами тетя Линн.

– А если я не хочу? – тихо спросила девочка.

Во взгляде тети явственно читалось сочувствие.

– Давай-ка собираться.

Они упаковали всю одежду и книжки и любимые игрушки. Винни даже не плакала – настолько она была оглушена – и старалась затягивать сборы, надеясь на возвращение отца, но вскоре поняла, что это бесполезно.

У тротуара ждал черный автомобиль с открытой дверцей и багажником. Тетя Линн загрузила коробки и усадила девочку на заднее сиденье. С водительского места к ней повернулась улыбчивая блондинка.

– Вас приветствует командир экипажа «Линн и Лена»! Пристегните ремни!

Винни не ответила, лишь закрыла глаза и даже не оглянулась, когда они отъезжали.

За всю последующую жизнь она так и не смогла забыть тот день и первый горький урок: как легко можно отставить ребенка в сторону, будто ненужную вещь. Повзрослев, она поняла, что и у больших нет защиты: неугодную жену так же просто задвинуть в угол, как и дочь.

И теперь, в свои восемьдесят два, она встретила одинокую девушку с нежным сердцем; как и та далекая девочка, она заслуживала лучшей участи. Две добрые женщины помогли брошенной малышке превратиться в сильную личность – теперь ее очередь помочь другой.

Если Винни сумеет настоять на своем – а когда было иначе? – Меган снова будет счастлива.

На семинаре по теории цвета Меган приберегла места для Донны и Грейс. К счастью, Грейс села рядом, не дожидаясь приглашения.

В качестве первого задания Гвен велела выбрать любимый цвет и закрасить один сегмент диаграммы, затем, постепенно подмешивая белила, заполнить остальные части полученными вариациями.

Донна принялась было склонять Меган к фиолетовому, но та проворно схватила синий тюбик. Грейс выбрала красный, а Донна – желтый.

– Кто-то же должен быть смелым! – заявила она.

– Ну и в чем тут смелость? – подначила Меган.

– Некоторые художницы вообще отказываются использовать желтый, а некоторые берут так много, что он затмевает остальные цвета, – пояснила Грейс. – Очень трудно соблюсти баланс.

– Да к тому же попробуй найди нужный оттенок, – добавила Донна. – Ищешь сливочный, а в магазине приходится выбирать между «одуванчиком» и «канарейкой».

– Я недавно пробовала сама красить ткань. – Грейс, нахмурившись, разглядывала кончик кисточки. – Хотя какое там «недавно» – уже больше года прошло. Да и вообще…

– А у меня наоборот, – пожаловалась Донна. – Столько проектов, что закончить все не получится – просто не доживу.

– А ты делай как моя мама, – посоветовала Меган. – У нее все начатые одеяла лежат в отдельных коробочках, и на каждой она пишет имя какой-нибудь подруги. Если, боже сохрани, мама умрет, каждая получит свою коробочку и подумает, что одеяло шили специально для нее. Впрочем, недоброжелателей она тоже записывает: говорит, это шикарный способ собрать на похоронах побольше плакальщиц, раздираемых чувством вины.

Грейс засмеялась, но Донну передернуло:

– Брр, какая жуть!

Меган улыбнулась про себя. Донна просто не знакома с мамой и ее особым чувством юмора. Жаль, что сама она унаследовала отцовский прагматизм: может, тогда ей было бы проще посмеяться над своими неудачами. И проблема с враньем Робби не давила бы так…

– У тебя творческий кризис из-за дочери? – спросила Донна Грейс.

Та замешкалась.

– Ну… да, отчасти. – Добавив еще капельку белого, она старательно размешала новый оттенок. – Джастина встречается со стариком, а мне ничего не рассказывает; даже не знаю, что хуже…

Меган вспомнила свои тщетные попытки ходить на свидания после развода.

– Может, она сперва хочет убедиться, что все серьезно?

– В том-то и дело! У них наверняка дело зашло далеко, раз она познакомила его с сыном. У нее на этот счет твердые принципы. – Грейс вздохнула. – Кажется, я ответила на свой вопрос: хуже всего то, что она мне не сказала. Может, он – приличный человек.

– Наверняка так и есть, – попыталась успокоить ее Меган.

Донна покачала головой:

– Я вот тоже все пытаюсь себя убедить насчет Брэндона – это жених дочери, но в глубине души ворочается сомнение – что-то не так! Может, я выдумываю на пустом месте?

Грейс сочувственно кивнула. Глядя на двух женщин, объединенных общей проблемой, Меган задумалась и о своем ребенке. Как помочь ему избежать родительских ошибок?

Тут в ней проснулся здравый смысл: о будущих отношениях Робби можно начинать беспокоиться лет через двадцать, не раньше, – еще полно времени, чтобы подготовиться.

Кто-то тронул ее за плечо. Подняв голову, Меган увидела Сильвию Компсон.

– Меган Донахью?

– Да.

– Ваша мать звонит. Можете поговорить из гостиной.

– Что-то случилось?

– Да нет, наверное, она сказала бы.

Поспешно собрав вещи, Меган вышла вслед за Сильвией. Сломанные ребра, авария, маньяки… Добежав до гостиной, Меган уже накрутила себя до предела.

– Алло? – крикнула она в трубку, задыхаясь.

– Дочка, ты?

– Мам? Что с Робби?

– Жив-здоров, не волнуйся. – Мать понизила голос. – Извини, что отрываю, но он плачет целое утро – никак не могу успокоить.

– Почему? Что стряслось?

– Ничего, просто… Он думает, ты его бросила, как папа.

– Дай ему трубку, пожалуйста, – попросила Меган, стараясь взять себя в руки.

Послышался дрожащий голос сына:

– Алло?

– Привет, солнышко, это мама.

– Мам, ты где? Ты вернешься домой?

Да, чуть не выкрикнула Меган, прямо сейчас, уже еду! Вдохнув поглубже, она ответила спокойным тоном:

– Я вернусь в субботу, я же тебе говорила, разве не помнишь?

– Д-да… – Робби шмыгнул носом, и Меган представила, как он утирается рукавом. – Точно приедешь?

– Конечно! А ты думал, что я заблужусь по дороге?

– Ну, ты иногда поворачиваешь не туда…

– Нет, на этот раз я взяла карту. Да и потом, у меня все вещи остались дома – куда ж я без них?

– И правда, – поразмыслив, согласился Робби.

Вскоре сын повеселел и принялся болтать о том о сем. Меган изо всех сил поддерживала разговор в бодром тоне, хотя внутри все болело. Какая же сволочь ее бывший! Убить его мало! Неужели он не понимает, как больно ранит мальчика своим холодным молчанием…

Сидя на кровати, Джулия просматривала записи с урока. Некоторые термины из сценария уже освоены, а остальные, по заверению инструктора, будут проходить на следующих мастер-классах.

Как ни странно, занятие ей даже понравилось. Ослепительно красивая блондинка за сорок по имени Диана обладала специфическим чувством юмора, но объясняла материал просто и доступно и даже помогла Джулии догнать остальных. Еще немножко, плюс частные уроки с Донной – и она сможет убедить Дэнфорда, что всю жизнь занималась рукоделием.

Неожиданно к ней постучались.

– Меган, ты одета? – пропел чей-то голос, и дверь распахнулась настежь. На пороге стояла пожилая леди; завидев Джулию, она удивленно подняла брови.

– Странно, – заявила она. – Вы не Меган!

Захваченная врасплох, Джулия инстинктивно разгладила юбку.

– Боюсь, вы ошиблись.

– Да-а? – Незваная гостья огляделась по сторонам, словно ожидая, что Меган прячется где-то в углу. – Я точно помню: она сказала – западное крыло, последняя дверь налево.

Джулия начала терять терпение, но, вспомнив о своем имидже, натянула на лицо улыбку.

– Извините, здесь такая не проживает.

– А… – Старушка нахмурилась, соображая. – Ну, в дверь напротив я уже стучала, значит, она ушла на обед. А вы идете?

– Ну, вообще-то…

– Вы что, сели на диету? Такая худенькая?

– Мне принесут еду в номер.

– Вы заболели?

– Нет…

– Так зачем же сидеть одной взаперти? – Старушка решительно схватила Джулию за руку и потащила за собой. – Все веселье пропустите. Кстати, меня зовут Винни.

– Извините, не хочу вас обидеть…

– По вторникам подают пасту, – перебила ее Винни. – Можно выбирать ингредиенты, соус, и повар все тебе отдельно приготовит на сковородке.

Воспользовавшись замешательством Джулии, Винни беспрепятственно довела ее до лестницы. Выхода не было – разве что вырываться силой?

– Заманчиво, – отозвалась она, в ужасе представляя себе сцену: целая толпа женщин наслаждается зрелищем ее заляпанной соусом блузки.

По пути они встретили Сару с подносом.

– Спасибо, я сегодня обедаю внизу, с остальными, – сказала ей Джулия, стараясь сохранить остатки достоинства. Ладно, придется побыть цирковой собачкой; но уж завтра она запрет дверь покрепче!

Еда оказалась не такой и противной; ее даже приятно поразило качество оливкового масла – кто бы мог подумать, так далеко от западного побережья! Винни заказала тарелку спагетти с тефтелями и знаком велела Джулии следовать за ней к ближайшему столику, где уже сидели две женщины. Одна из них, Донна, вздрогнула при ее появлении.

– Познакомьтесь: мои новые подруги, Донна и Грейс, – представила их Винни. Те молча кивнули. – А это… – Она в замешательстве повернулась к Джулии: – А я даже не спросила, как вас зовут!

– Джулия. – Неужели старая калоша ее не узнала?

– Джулия. – Винни удовлетворенно кивнула и села. – Ну, садитесь скорей, а то все остынет.

– Этого никак нельзя допустить, – пошутила Джулия, усаживаясь между Винни и Донной.

Тут к ним присоединилась молодая хрупкая брюнетка.

– Извините за опоздание, – пробормотала она, садясь, и снова вскочила: – Ой, еду-то забыла!

– А что это с Меган? – спросила Винни, глядя ей вслед.

– Ей кто-то позвонил посреди занятия, – ответила Грейс. – Надеюсь, ничего не случилось.

Вернувшаяся Меган наконец увидела Джулию и чуть не выронила тарелку.

– Ой, а я вас и не заметила!

Винни материнским жестом положила ладонь на руку Меган, но та не обратила на нее внимания.

– Познакомься, это Джулия.

– Да я знаю, Джулия Мершо! – Меган на ощупь нашла стул и села, не в силах оторвать взгляд от знаменитой актрисы.

– Вы знакомы?

– Кто же не знает Джулию Мершо!

– Да-а? – удивленно протянула Винни.

– Не может быть, чтобы ты о ней не слышала! – вставила Донна.

– Ни разу. – Винни недоуменно переводила взгляд с Донны на Джулию. – А почему, собственно, я должна была о ней слышать? Вряд ли она обо мне слышала. Вы тоже известная художница, как Грейс?

– Известная, но не художница, – уточнила Меган.

– Ну как же ты не знаешь Бабулю Уилсон из «Большой семьи»? Это сериал такой! – пояснила Донна.

Винни смущенно улыбнулась Джулии.

– Извините, милочка, я, наверное, выбираю не те каналы. Когда идет ваш сериал? Я обязательно посмотрю.

– Его отменили, – выдавила Джулия. Надо же – восемь лет, четыре «Грэмми» и «Золотой глобус», а целевая аудитория ее даже не узнает!

– Классный был сериал! – вздохнула Меган.

– Мой любимый! – заявила Донна. – Когда его перестали показывать, я написала письмо на телеканал, но никто не ответил.

Раздражение Джулии постепенно спадало.

– А что вы хотели, – сказала она, тыкая вилкой в спагетти. – Так всегда: им важнее рекламодатели, чем зрители.

– Надо же! – посочувствовала Винни. – Зато у вас есть верные фанатки, которые с нетерпением ждут следующего фильма с вашим участием – правда, девочки?

– А у вас уже запланированы какие-то проекты? – спросила Грейс.

– Да, есть один, довольно серьезный. Потому я и приехала сюда – чтобы освежить навыки; агент настоял. Сама-то я собиралась в спа-отель на недельку, – вздохнула Джулия. Лежала бы сейчас на массаже и забот не знала… Вместо этого пальцы исколоты иголкой, а вся одежда в нитках. – Я играю женщину, зарабатывающую шитьем лоскутных одеял.

– Вот здорово! – воскликнула Винни. – Кино про рукодельниц – это будет суперхит!

Слегка оживившись, Джулия поведала им некоторые детали сюжета, основанные на дневниках прабабушки «многообещающего молодого автора». Четверо женщин жадно внимали каждому слову, и она даже позабыла, что старалась всеми силами избежать их общества.

– С ума сойти! Вот это жизнь! – мечтательно вздохнула Донна. – А у меня что – дом да дети…

– И все? – саркастически заметила Грейс. – Да в этом весь смысл! Нет ничего важнее в жизни, чем растить детей! Самая сложная работа, кстати говоря.

– И самая благодарная, – добавила Винни. – Я подняла на ноги четверых и ни секунды не сожалею о тех жертвах, на которые пришлось пойти. Даже не представляю, как сейчас матери ходят на работу!

– С трудом, – вздохнула Меган.

– Ну, ты – другое дело, – возразила Винни. – Ты же не виновата, что муж ушел, а то наверняка сидела бы дома.

– Меня тоже муж бросил, – вмешалась Грейс, – но даже если бы и остался, я бы все равно работала. Да, материнство – это главное, однако без своей отдушины я бы с ума сошла.

– А я бы с ума сошла, если бы пришлось работать, – сказала Донна. – Целый день сидела бы на телефоне, проверяя, как там девочки.

– Семьи бывают разные, – нахмурилась Меган. – Я люблю своего сына и забочусь о нем, и это главное.

– Верно! – поддержала Винни, чокаясь с ней кофейной чашкой.

– Я тоже надеюсь, что подавала дочери хороший пример, сочетая материнство с карьерой художника, – сказала Грейс. – Она с детства знала, что у женщины всегда есть выбор.

Меган сникла.

– На работу уходить – это ладно, другого выхода нет, но вот в отпуск я больше без него не поеду!

– Дай угадаю – первый раз сын ночевал без тебя? – спросила Грейс.

Меган кивнула.

– Да все нормально будет, не переживай. Вернешься домой, он успокоится, и в следующий раз уже отпустит без проблем.

– Я его больше одного не оставлю.

– А придется! – вмешалась Винни. – Ты же приедешь сюда на будущий год? На мой день рождения?

Меган задумалась: идея неожиданная.

– Давай, Мег! Робби это пойдет только на пользу – да и тебе тоже.

– И ты приезжай, – обернулась Грейс к Донне. – Расскажешь, как там со свадьбой получилось.

– И ты поедешь? – спросила ее Меган.

Грейс смущенно засмеялась:

– Похоже, что так.

– К тому времени начнешь новое одеяло и нам покажешь, – решительно высказалась Винни.

Грейс поморщилась.

– Надо верить в себя, – настаивала Винни. – У тебя целый год впереди – за это время многое может случиться.

Джулия молча прислушивалась к разговору. Еще минуту назад она была центром внимания, а теперь про нее и думать забыли – никто даже не спросил, приедет ли она на следующий год. Да и с чего бы им спрашивать? Теперь они знают, что она здесь по работе, а не ради удовольствия. Наверное, думают, что через год у нее найдутся дела поважнее, – а так оно и есть, – хотя могли бы поинтересоваться чисто из вежливости.

Внезапно она почувствовала себя чужой за этим столом: бездетная женщина в компании матерей, сплоченных любовью к своим детям, которую ей так и не довелось испытать. Родители умерли, связь с прошлым оборвалась, а будущего не было…

Джулии всегда казалось, что кино подарит ей бессмертие; сейчас, глядя на женщин, у которых нет ни славы, ни денег, она поняла, что это они будут жить вечно. Ее рано или поздно предадут забвению; память о ней исчезнет, распадется на атомы вместе с пленкой фильмов; они же останутся в своих потомках, в их воспоминаниях, в их плоти и крови…

Что хорошего она сделала для людей? Всю свою жизнь Джулия карабкалась вверх, расталкивая локтями соперников, – и ради чего?

Пустота, одиночество и забвение…

Пообедав, Джулия с Донной отправились на мастер-класс по аппликации. К радости Донны, ее подопечная делала заметные успехи, но большей частью помалкивала – видимо, разговор с Винни ее задел. Наконец Донна решилась коснуться этой темы.

– Не обижайтесь на Винни – просто она к вечернему эфиру уже засыпает.

– Что? А-а, я и забыла.

Это прозвучало как-то неубедительно.

– Кстати, насчет соглашения… Раз уж вы рассказали про фильм, значит, и мне можно о нем говорить?

– Наверное, – вздохнула Джулия.

– А какая, собственно, разница, когда вы научились шить? – недоумевала Донна. – Главное ведь результат.

Джулия опустила иголку.

– Да, в общем-то, вы правы. Тут дело в другом: мой агент – точнее, бывший агент – сказал продюсеру, что я уже умею шить. Если обман раскроется, получится нехорошо.

– А при чем здесь вы? Это ведь не вы солгали, а ваш агент. Если продюсер узнает правду, скажете ему, что тот просто ошибся, и все.

– Он не очень-то доверчив.

– Но ведь вы – хорошая актриса.

– Это да, – улыбнулась Джулия. – Если я обо всем расскажу первая, можно будет не бояться, что кто-нибудь побежит докладывать «желтой» прессе про мою бездарность.

– Неправда! – запротестовала Донна. – Но вы серьезно думаете, что наши на такое способны?

– Я уже ничему не удивляюсь – за хорошие деньги люди способны на все, – небрежно пожала плечами Джулия, как человек, привыкший к предательству. Внезапно Донне стало ее жалко: тяжело, наверное, вечно всех подозревать, следить за каждым словом и жестом. Ей хотелось возразить, что рукодельницы вовсе не такие, однако паранойя Джулии оказалась заразной. Кто знает, а вдруг и правда за углом притаились недоброжелатели с камерой?

– По-моему, вам не о чем беспокоиться, – робко заметила она.

– Не о чем! Вы даже не представляете, насколько эта роль важна для меня! Сериал отменили, и если я не найду ничего стоящего, то быстро скачусь до рекламы таблеток от расстройства желудка. – Джулия изобразила небрежную улыбку, за которой явственно читалась трагедия.

– Не может быть, – усомнилась Донна. – У вас пять «Эмми»! Режиссеры должны за вами в очередь выстраиваться!

– Четыре «Эмми» и «Золотой глобус», – поправила ее Джулия. – Только в моем возрасте это уже не имеет значения. Много вы видели фильмов с женщиной в главной роли? Именно в главной – а не в роли подружки или жены? А фильмов с женщинами за сорок? – Покачав головой, Джулия принялась энергично протыкать аппликацию иголкой. – В голливудской версии Америки женщин моего возраста вообще в природе не существует.

– Не только в Голливуде, – усмехнулась Донна. – В обществе среднестатистическая мать и жена не пользуется особым уважением. Вы хоть карьеру сделали – вас есть за что уважать.

– Ну да, я умею повторять слова, написанные кем-то другим, – велика заслуга! Что полезного я сделала в жизни?

На мгновение их взгляды встретились, и Донне показалось, будто знаменитая Джулия Мершо ей банально завидует.

– Вы создаете на экране образы и ситуации, которые заставляют людей задуматься.

– Ой, я вас умоляю! – отмахнулась Джулия. – «Только сегодня на нашем телеканале: Бабуля Уилсон исцеляет от рака и кормит голодных!»

– Я серьезно! – настаивала Донна. – Вы оказываете влияние на умы людей. Моя дочь изучает актерское искусство в колледже – она бы вам то же самое сказала. – Внезапно Донна сникла. – Точнее, изучала…

Донна умолкла, но мысли забурлили с новой силой. Кто она такая, чтобы произносить пламенные речи на тему самооценки и уверенности в себе? Большую часть жизни она провела, оправдываясь перед обществом за роль матери и домохозяйки и в то же время тайно утешаясь тем, что посвятила себя детям. И каков результат? Несмотря на всю ее любовь и поддержку, старшая дочь бросает колледж ради замужества – как и она сама в свое время. Может, Грейс права: если мать ходит на работу, то подает дочерям хороший пример? Неужели она так снизила планку, что теперь дети повторяют ее судьбу?

«Линдси изучала актерское мастерство». Потом Донна будет говорить, что дочь блестяще училась, вела активную общественную работу, подавала большие надежды… Будущий брак задвигал ее жизнь в прошлое – и с этим Донна никак не могла смириться.

А почему, собственно, она должна мириться, даже не попытавшись переубедить дочь? Конечно, надо было вмешаться раньше, еще в начале лета, когда Линдси переехала к Брэндону. В тот раз Донна промолчала, боясь показаться старомодной. Ну так и что? Да, она старомодна и не станет больше безропотно принимать выбор дочерей, каким бы он ни был, – хватит!

Запретить Линдси выходить за Брэндона невозможно: влюбленные девушки редко прислушиваются к голосу здравого смысла. Значит, надо сосредоточиться на ее обучении, найти способ убедить дочь, что образование важно – в том числе и в семейной жизни.

Линдси должна окончить колледж. Нельзя позволить Брэндону заслонить собой ее будущее.