Грейс решила сублимировать негативные эмоции от разговора с Джастиной в творчество. Раньше ей удавалось выпустить пар, энергично лязгая ножницами и нажимая на педаль швейной машины, но теперь, похоже, этот способ – как и многое другое – остался в прошлой жизни. Расстроенная, она отбросила резак, включила компьютер и облегчила душу в письме к Донне и Меган.
Кому : Меган Донахью <Megan.Donа[email protected]>, Донне Йоргенсон <[email protected]>
Дата : 18 октября 9:27
Тема : Хочу начать.
«Увы, мне так и не удалось преодолеть творческий кризис, зато повезло в другом плане – если это, конечно, можно назвать везением. Оказалось, что таинственный незнакомец из ресторана – отец моей дочери.
Вот не знаю: то ли радоваться, что Джастина не скрывает от меня свои романы, то ли злиться, что она общается с моим бывшим, не сказав мне ни слова?
В общем, я где-то на полпути к решению. Как вы считаете, можно ли мне все-таки начать свой узор?»
Судя по всему, Донна была в сети – ответ пришел почти сразу же:
Кому : Грейс Дэниэлс <[email protected]>
Дата : 18 октября 11:35
Тема : Re: Хочу начать.
Копия : Меган Донахью <Megan.Donа[email protected]>
«Даже не знаю, поздравлять тебя или нет. С одной стороны, у Джастины нет тайного романа – это хорошо. С другой, проблема оказалась серьезнее. Ты уже разговаривала с ним?
Что касается одеяла: я думаю, нельзя начинать, пока нет наметок нового проекта. Не сердись, но так будет лучше – тебе нужна мотивация.
Удачи!»
Меган ответила только после обеда. Открыв ее сообщение, Грейс буквально почувствовала, как с экрана монитора повалил пар возмущения:
Кому : Грейс Дэниэлс <[email protected]>
Дата : 18 октября 2:00
Тема : Re: Хочу начать.
Копия : Донне Йоргенсон <[email protected]>
«А где он был все это время? Только сейчас соизволил вспомнить, что у него есть дочь?!»
Грейс и сама задавала себе этот же вопрос, однако ответить мог лишь сам Габриэль, а разговаривать с ним она не собиралась. Джастина уже дважды звала ее присоединиться к их совместным выходам, но Грейс отказывалась наотрез. Ей нечего сказать Габриэлю – молчание вполне красноречиво.
– И ты даже не хочешь, чтобы он извинился? – настаивала Джастина.
Разумеется, Грейс хотела, но не готова была это признать.
– С чего ты вообще взяла, что он сам хочет извиниться?
– Просто поверь.
Грейс насмешливо фыркнула и покачала головой:
– Я его знаю лучше. Раскаяние не в его характере.
– Он изменился. Дай ему шанс.
– У него был шанс длиной в двадцать лет! Хоть раз за все эти годы он пришел тебя повидать? Хоть одно письмо написал?
– Он все объяснит.
– Не нужны мне никакие объяснения. Поздновато спохватился.
На этом разговоры прекратились. Грейс пыталась успокоиться и выбросить бывшего мужа из головы, но угольки гнева продолжали тлеть в душе. Она знала, что они видятся каждую неделю, и Джошуа уже зовет его дедушкой. Словно и не было этих двадцати лет, словно он не бросал семью!
Время шло, и постепенно становилось ясно, что Габриэль прочно вошел в жизнь дочери. Недавно Джастина спросила, можно ли пригласить его на праздничный ужин в День благодарения. От неожиданности Грейс онемела.
– Это семейный праздник, – выдавила она.
– А он и есть член семьи. У него больше никого нет.
– И кто в этом виноват?
– Мам…
– Ты же знаешь, что мне нельзя нервничать! Встреча с ним не добавит хорошего самочувствия, поверь!
– Удобный предлог! – съязвила Джастина.
От нахлынувших чувств у Грейс навернулись слезы на глаза.
– Он мой отец, дедушка Джошуа, а ты его отталкиваешь! – упрекнула ее дочь.
Грейс не верила своим ушам. Значит, теперь она виновата во всем?!
– Неблагодарная! Предательница!
– А ты затаила обиду и ревнуешь! – Слова дочери ранили в самое сердце.
– Он ушел от нас – ты забыла?!
– Папа сказал, ты сама его выгнала.
– Да? А то, что семью разрушило его пьянство, он тебе не сказал?
– Он уже давно не пьет, лет десять.
– А почему тогда сразу не объявился?
– Наверное, знал, что его тут не ждут! – Подхватив ребенка, Джастина пулей вылетела из комнаты.
Всякое бывало между ними – и споры, и разногласия, но еще ни разу они не срывались на эмоции. Оставшись одна, Грейс попыталась медитировать для успокоения. Не помогло.
Да, она ревновала. Всю жизнь Грейс растила дочь в одиночку – и что же? Откуда ни возьмись появляется блудный отец, и Джастина готова его принять как ни в чем не бывало, словно он и не уходил никуда, а на чувства матери наплевать! Он не заслужил к себе хорошего отношения!
Если бы Джастина знала всю правду, то не стала бы обвинять ее в мелких обидах.
Они с Габриэлем познакомились в Беркли, в смутные времена хаоса и надежды. Учась на факультете истории искусств, Грейс приметила высокого, поразительно красивого юношу. Они не были знакомы, хотя большинство афроамериканских студентов старались держаться своих. И только на предпоследнем курсе, когда оба оказались в пикете против местной сети ресторанов, известной своими расистскими выпадами, он подошел к ней и представился. Дружба, основанная на общих интересах, вскоре переросла в роман.
После колледжа Габриэль поступил в магистратуру – хотел стать преподавателем. Грейс отклонила выгодные предложения и устроилась работать в художественном музее университета, поближе к нему. Через год они поженились.
Габриэль всегда выпивал на вечеринках – не больше, чем остальные, но наркотиков избегал, и Грейс казалось, что все в норме. Только начав жить вместе, она обратила внимание, как часто муж балуется спиртным. Поначалу он выпивал пару-тройку банок после занятий, да еще одну перед сном, чтобы расслабиться. Потом он пристрастился выпивать за обедом, шутливо оправдываясь: мол, нужно подкрепиться перед проверкой тетрадей безмозглых студентов. Грейс выразила опасение, что его научный руководитель не одобрит такой подход, но тут Габриэль неожиданно вспылил:
– Да он постоянно ко мне придирается по пустякам! Расист несчастный!
В конце семестра преподаватели выставили оценки, и научный руководитель вызвал его на беседу. Домой Габриэль вернулся в ярости. Выяснилось, что он приобрел репутацию недисциплинированного и ненадежного человека. Никто не подвергал сомнению его интеллектуальные способности, но ему не хватало серьезности и ответственного отношения к работе. Разумеется, Габриэль во всем винил руководителя, Грейс – алкоголь.
Узнав о беременности, Грейс приложила все усилия, чтобы покончить с пьянством мужа, и Габриэль начал срывать зло на ней. Каким-то образом ему удалось получить степень магистра; к великому изумлению Грейс, его даже приняли в докторантуру. Вот теперь-то он точно бросит пить и сосредоточится на семье и работе, решила она. Но не тут-то было: возросшая учебная нагрузка вынудила Габриэля все чаще искать расслабления на дне бутылки. Через три месяца он бросил учебу.
Ему удалось устроиться преподавателем истории в местную школу. Судя по всему, горечь разочарования слегка его отрезвила: в течение двух лет Габриэль ограничивался домашними возлияниями по вечерам, отключаясь перед телевизором. По утрам он вставал, брился и уходил на работу; большего Грейс и не ждала. Она все еще любила его и научилась принимать таким, какой есть, хотя представляла себе замужнюю жизнь несколько иначе.
Однажды ей позвонил директор школы и сообщил, что Габриэль заболел и его нужно забрать домой. Приехав, Грейс нашла мужа в пустом классе без сознания; от него разило спиртным. Директор молча помог довести его до машины; Грейс готова была провалиться со стыда.
Через несколько дней Габриэля уволили; конечно же он снова списал это на расистские выпады.
– У тебя всегда кто-то виноват! – в сердцах выпалила Грейс. – Только ты один ни при чем – ты и твоя выпивка!
Муж злобно зыркнул на нее и отвернулся.
Больше он не пытался искать работу. Иногда уходил куда-то по утрам, а к ее возвращению уже валялся на диване в отключке. Они почти не разговаривали, и Грейс боялась оставить с ним дочку. Ночевали тоже отдельно, к ее немалому облегчению: таинство любви давно уже превратилось в неловкую возню под одеялом, чаще всего оканчивающуюся ничем. Ей было страшно одиноко. Сестры явно догадывались о чем-то, но не спрашивали, щадя ее гордость, а сама она считала неприличным выносить семейные проблемы на всеобщее обозрение.
Все решил случай.
Той ночью Грейс проснулась от едкого запаха дыма, спустилась вниз и обомлела: гостиная была охвачена пламенем.
– Габриэль! – закричала она, подбежала к дивану и принялась трясти мужа, пытаясь разбудить. Кое-как вытащив его во двор и бросив бесчувственное тело на лужайку, Грейс вернулась в дом, но было поздно – огонь уже распространялся по коридору.
В отчаянии Грейс выбежала из дома, бросилась к окну детской и попыталась открыть, однако рама не поддавалась. В панике оглядевшись по сторонам, она споткнулась о садовый стул, не помня себя, схватила его и кинула в окно.
Дальше все было как в тумане. В ушах стоял рев пламени, пожирающего дом, глаза резало от слез и едкого дыма… Прибыли пожарные; кто-то набросил на плечи одеяло; маленькая Джастина, всхлипывая, уткнулась ей в грудь.
Когда от дома остались лишь тлеющие угольки, к ней подошел санитар, чтобы осмотреть ее раны. Все еще в трансе, Грейс судорожно вцепилась в Джастину – еле уговорили передать ребенка соседке.
– У нее многочисленные порезы и осколки стекла в ранах – надо везти в больницу, – сказал санитар. Только тут она почувствовала острую боль в руках и в ногах, влажных от крови.
Их приютила Хелен, старшая сестра Грейс. Через пару дней объявили результаты расследования: Габриэль заснул и уронил зажженную сигарету, отчего загорелись занавески. В каком-то смысле им даже повезло: если бы окурок упал на диван, поролон вспыхнул бы моментально, и они не успели бы выбраться.
– Да уж, повезло… – пробормотал Габриэль и вышел.
Не выдержав пристального взгляда Хелен, Грейс разрыдалась и призналась во всем. Выслушав до конца, сестра резюмировала:
– Если бы твоя дочь вчера погибла, виноват был бы он. Если она погибнет завтра, виновата будешь ты.
Когда Габриэль, спотыкаясь, вернулся из паба, дверь ему не открыли. Хелен вышла лишь на минуту, чтобы передать письмо от Грейс, полное боли и любви: она просила его не возвращаться до тех пор, пока он не перестанет пить.
Габриэль пытался ее переубедить, но Грейс держалась твердо благодаря поддержке сестры. Она уже и забыла, каково это: просыпаться по утрам и не бояться предстоящего дня, спокойно ходить по дому, не отворачиваясь при виде пьяного тела на диване. Когда Джастина спрашивала, где папа, Грейс отвечала, что он скоро вернется.
Она искренне в это верила.
В гостях у бабушки Робби придирчиво отобрал на огороде две большие тыквы – одну для себя, вторую для мамы. Предвкушая увлекательный вечер, они вернулись домой и обнаружили на крыльце коробку.
– Ой, что это? – удивился Робби.
– Похоже, посылка.
Не успела Меган выключить мотор, как сын выскочил из машины и кинулся к загадочной коробке.
– Смотри, это мне! – воскликнул он, прочитав адрес. – Из Орегона… От папы!
– Здорово! – отозвалась Меган, пряча изумление.
Забрав из машины тыквы, она вышла на кухню, где Робби нетерпеливо вскрывал посылку. Вдруг он замер, и радостная улыбка сползла с его личика.
– Что такое, малыш? – встревожилась Меган и заглянула в коробку. Там оказалось имбирное печенье в форме привидений, тыкв и кошек, украшенных глазурью; все было тщательно упаковано и разложено с большой заботой.
– Это не папа, – бесцветным голосом констатировал Робби. – Это она послала.
– Откуда ты знаешь, может, он их купил? – Меган достала из коробки оранжевый конверт. – Смотри, тут еще письмо.
Робби нехотя разорвал конверт, прочел открытку и швырнул обратно.
– Я же говорил – от нее!
– Робби… – начала было Меган, но сын, поджав губы, выбежал из кухни; вскоре наверху хлопнула дверь детской. С упавшим сердцем она достала из коробки праздничную открытку с веселым стишком. На обратной стороне круглым почерком Джины было написано: «С любовью от папы и Джины».
Меган в нерешительности опустилась на стул. Даже открытку не смог подписать! Ну что ему стоило потратить какую-то несчастную минуту! Лучше бы Джина вообще ничего не посылала… Вздохнув, она вложила открытку в конверт и собрала с пола обертку, затем достала из коробки симпатичное привидение, поднялась наверх и постучала в дверь. Ответа не последовало.
– Можно?
– Я занят, – раздался из-за двери приглушенный голос с нотками слез.
– А, ну ладно. – Меган помедлила, соображая. – Тогда пойду ужин готовить. Не хочешь пока печеньку – заморить червячка?
– Ты же не разрешаешь мне портить аппетит!
– Разок можно.
– Не хочу я твоих дурацких печенек!
– Тогда я съем одну, ладно?
Молчание.
– Мне все равно.
– Спасибо. – Меган откусила призраку голову. – М-м-м, вкуснятина!
– Вот и забирай себе!
– Куда мне столько – меня стошнит! – Она откусила еще кусочек. – Ну, тогда после ужина чай с ними попьешь.
– Не надо мне от нее ничего!
– Ладно, пойду на кухню.
Меган подождала еще, однако продолжения не последовало, и она решила оставить сына в покое.
К ужину Робби вышел с красными от слез глазами, молча проглотил свою порцию и встал из-за стола, не убрав посуду. Это было тревожным знаком: домашние обязанности мальчик выполнял настолько дисциплинированно, что даже в кафе автоматически хватался за грязные тарелки.
Прибравшись на кухне, Меган предприняла еще одну попытку. Постучав в дверь детской, она спросила, не хочет ли он вырезать фонарик из тыквы.
– Нет, – послышалось из-за двери.
– Ты же собирался!
– Нет настроения.
На всякий случай Меган застелила кухонный стол газетами, но Робби вышел из комнаты лишь поздно вечером, чтобы почистить зубы перед сном.
На следующее утро Меган заклеила посылку и поставила рядом с рюкзаком сына и сумкой с костюмом Бэтмена.
– Это зачем? – угрюмо буркнул Робби, покосившись на коробку.
– Ребят угостить в классе.
– Они не возьмут.
– Как так не возьмут? Кто же откажется от вкусненького? – Меган проверила, застегнул ли он куртку, надела пальто и открыла дверь гаража. – Поехали, опаздываем.
Робби молча забрал сумку и рюкзак, предоставив ей нести коробку.
По дороге Меган напомнила ему, что с работы уйдет пораньше и заберет его сразу после уроков.
– Если печенье останется, принеси домой – возьмем с собой и угостим Винни.
При упоминании о предстоящей поездке Робби повеселел и даже позволил себя поцеловать на прощание.
– Пока, солнышко! – крикнула она вслед. Он помахал ей рукой и зашагал к школьному крыльцу, держа под мышкой коробку с печеньем.
На работе Меган то и дело ловила себя на мыслях о сыне. Как он там? Вряд ли ей удастся уговорить его послать ответную записку Джине и Кифу – скорее всего, придется самой. Неужели отец с сыном так и будут всю жизнь общаться через посредников?
После уроков в школьном спортзале устраивали парад в честь Хэллоуина. Когда Робби ходил в садик, Меган и другие родители обычно сидели на трибунах с видеокамерами и умилялись на своих ненаглядных крошек. Затем в каждом классе устраивали чаепитие. Меган представила, как Робби раздает печенье, любовно приготовленное Джиной; хорошо бы одноклассники наконец перестали его отталкивать.
Школьная парковка предназначалась для персонала, поэтому Меган оставила машину на боковой улочке и пару кварталов шла пешком, чувствуя себя неловко в маскарадном костюме. Из-за всех этих волнений с посылкой она отложила выбор на последний момент: платье в стиле ампир, перчатки до локтя и прочие аксессуары девятнадцатого века должны были изображать Элизабет Беннет. Однако днем ее начали терзать смутные сомнения в том, что даже фанаты «Гордости и предубеждения» смогут узнать персонаж в этом наряде. В любом случае, на Адама платье наверняка произведет неизгладимое впечатление – правда, Меган и сама не очень понимала, какое именно впечатление хочет произвести. Он, конечно, милый, но эта идея со сватовством… Она уже давно привыкла быть одна, и хотя счастливой ее жизнь назвать нельзя, все же так проще и спокойнее. Снова влезать в этот бесконечный цикл: влюбляться, расставаться, начинать все сначала, ждать, искать, надеяться… Нет, она не готова.
Робби ждал ее на площадке возле школы. Другие дети играли неподалеку, а он сидел на качелях в костюме Бэтмена, ковыряя землю ботинком. Рюкзак и сумка валялись рядом.
Меган окликнула его. Мальчик поднял голову, улыбнулся и слез с качелей.
– А где посылка? – спросила она. – Неужели все печенье слопали?
Лицо сына вытянулось, и он отвернулся за рюкзаком.
– Что, что такое? – встревожилась Меган. В воображении тут же возникла картинка: сын робко предлагает печенье одноклассникам, а какой-нибудь хулиган бросает их ему в лицо. – Ребятам не понравилось?
– Нет.
– Почему?
– Они разломались.
– Как так?
Робби молча пожал плечами.
– Но как-то же это случилось!
Мальчик опустил глаза:
– Они по дороге разломались.
– Я тебя высадила прямо у крыльца!
– Я уронил коробку.
Меган молча ждала продолжения. Джина переложила печенье такими толстыми слоями упаковочной пленки, что брось он их хоть с крыши – и то были бы целехоньки.
– Куда ты дел коробку?
– Выбросил.
– Покажи куда.
– Там одни крошки.
– Покажи.
Робби неохотно повел ее к мусорной корзине у дальнего края площадки. Меган принялась рыться в пустых пакетах, фантиках, скомканных тетрадных листках. Откопав коробку, она положила ее на землю и подняла крышку. От печенья действительно остались одни крошки, местами растертые в пыль, на которой виднелся след от подошвы.
Меган выдохнула, поднялась и выбросила коробку.
– Кто это сделал?
Робби молчал.
– Кто-то из ребят? – Она вспомнила задиру из шестого класса, который в прошлом месяце украл его завтрак. – Кенни?
Он покачал головой.
Меган пристально посмотрела на сына:
– Это ты, да?
Робби замер. Ответ был очевиден.
– Поехали. – Одной рукой Меган взяла его сумку, другой обняла за плечи и повела к машине.
По дороге она, как обычно, рассказывала сыну о всяких забавных пустяках, произошедших за день. Мало-помалу он расслабился и принялся болтать о школьном параде и о чаепитии. Тему печенья больше не поднимали. У Меган не хватило духу его бранить: в глубине души она понимала, что сделала бы то же самое.
Пансионат для пожилых людей Медоубрук Вилидж представлял собой высотное многоквартирное здание, окруженное несколькими одноэтажными домиками. Весь комплекс располагался в лесу, что создавало ощущение уединенности. Нужный дом оказался самым дальним от парковки.
Дверь открыла Винни в костюме тряпичной куклы: клетчатое платьице, парик из рыжей пряжи и два ярких пятна на пергаментных щеках.
– Входите скорей! – радостно воскликнула она, обнимая Меган. – Привет! Я по тебе соскучилась!
– Я тоже, – ответила Меган, с удивлением отметив, что говорит совершенно искренне. Внезапно на нее нахлынула ностальгия по той беззаботной неделе, по ощущению свободы, спокойствия и душевного тепла. Вот бы остальные жили поблизости и смогли собраться вместе!
Винни повернулась к мальчику:
– А ты, наверное, Робби? Я – Винни, но все дети зовут меня бабулей.
– Очень приятно. – Робби пожал ей руку. Если его и смутил разговор с восьмидесятилетней старушкой в наряде куклы, он этого не показал.
– Так, и кого же ты у нас изображаешь? Постой, не говори, я сама догадаюсь! – Винни медленно покрутила его, рассматривая костюм. – Может, ты один из «Могучих Рейнджеров»?
– Ты отстала от жизни, – улыбнулась Меган. – Их больше не показывают.
– Я – Бэтмен!
– Ну конечно! – Винни сокрушенно покачала головой. – Да, что-то я перестала следить за супергероями. Если бы твоя мама оделась Робин, я бы сразу поняла. – Тут ее взгляд упал на Меган. – А кстати, кто ты?
– Угадай.
– Бетси Росс? Нет, не хватает флага. Суфражистка?
– Тогда бы я несла плакат.
– Или избирательную урну. – Винни осмотрела ее внимательней и наконец сдалась: – Нет, не знаю.
– Элизабет Беннет из «Гордости и предубеждения».
Меган уже поняла, что эту фразу придется повторять снова и снова.
– А, ну да, точно! – закивала Винни, но, судя по выражению лица, так и не поняла, кто это. Тут на кухне запищал таймер, и одновременно раздался звонок.
– Ой, печенье! Будь другом, открой дверь – это, наверное, Адам, – крикнула Винни, спеша на кухню.
– Ладно.
Меган слегка занервничала и тут же разозлилась на себя. Дверь открыл Робби. На пороге стоял тот самый брюнет из кафе – правда, на этот раз его было трудно узнать в средневековом плаще, трико и шляпе с перьями; под мышкой он держал телескоп. Все это выглядело так нелепо, что Меган едва не прыснула.
– Адам?
– К вашим услугам! – воскликнул он, входя и снимая шляпу.
– Привет! Где-то я тебя уже видел… – обратился он к Робби. – Похож на… Да нет, не может быть!
– На кого? – заинтересовался Робби.
– Ну, вообще ты похож на Брюса Уэйна, знаменитого миллионера, но всякому ясно, что на самом деле ты Бэтмен. – Адам пожал ему руку. – Для меня это большая честь: давно восхищаюсь твоими подвигами.
Робби заулыбался и стянул маску; Адам в ужасе прикрыл глаза рукой.
– Ты что! Тебе нельзя показываться людям!
– Я же не настоящий, – объяснил Робби. – Это карнавальный костюм, а меня зовут Робби Донахью.
– А, точно – Хэллоуин! А я и забыл… – Адам притворно шлепнул себя по лбу ладонью.
Робби снова улыбнулся, поняв, что тот шутит.
– А ты кто? – спросил он.
– Угадай.
Взгляд Робби скользнул от шляпы к телескопу.
– Христофор Колумб?
– Неплохо, но не угадал. – Адам посмотрел на Меган: – Попробуйте вы.
Меган тоже подумала про Колумба, но теперь заметила нарочно выставленный телескоп.
– Даже не знаю… Может, Коперник?
– Молодец! – воскликнул Адам, явно впечатленный. – Почти угадали: Галилей. А мои ученики решили, что я изображаю одного из мушкетеров.
Робби озадаченно нахмурил брови:
– Так ведь для этого нужна шпага!
– Вот именно! Представляете мушкетера, который тычет в людей телескопом? Недолго бы он продержался!
Робби засмеялся и потянул Меган за руку.
– Теперь мамина очередь. Еще никто не угадал. – Он взглянул на мать. – Подсказать ему?
– Никаких подсказок! – Адам так сосредоточенно разглядывал наряд Меган, что ей стало жарко. – Джейн Остин?
У Меган чуть не отвисла челюсть.
– Не может быть!
– Что, угадал?
– Нет, но вы оказались ближе всех! На самом деле, я – Элизабет Беннет. – Смущенно улыбнувшись, она немного покружилась в своем длинном платье. – Надо было выбрать что-нибудь попроще.
– Вы прелестно выглядите.
Робби энергично закивал, так что Меган совершенно смутилась и поспешно сменила тему:
– А в вашей школе все учителя сегодня в костюмах?
– Некоторые, – пожал плечами Адам. Только люди с чувством юмора, догадалась Меган. Интересно, какой из него учитель? Наверное, дети его любят, несмотря на строгость и требовательность.
Тут наконец вышла Винни. Обняв внука, она объявила, что пора срочно выдвигаться, пока все вкусное не съели.
Вечеринку устраивали в холле высотного здания, разукрашенном по случаю праздника: всюду были развешаны черные и оранжевые транспаранты, расставлены фонарики из тыквы, фигурки кошек и привидений из картона. Здесь уже собрались остальные жители поселка со своими детьми: взрослые чинно сидели за столами, а юные вампиры, принцессы и джедаи играли в пятнашки. Винни усадила своих гостей за свободный столик. Поспешно запихав в рот печенье, Робби объявил, что сыт, и присоединился к детям.
Меган приглядывала за ним, отвлекаясь на разговоры. Винни то и дело оставляла их с Адамом наедине под разными предлогами, переходя от одного столика к другому и активно общаясь – совсем как на курсах. Наблюдая за ней, Меган невольно улыбнулась.
– Почему вы улыбаетесь? – спросил Адам.
– Она такая жизнерадостная – приятно смотреть.
– Да, мне тоже.
Они помолчали, наблюдая за Винни, которая в этот момент заливисто хохотала в компании подруг.
– Дедушка умер несколько лет назад; я уже и не надеялся увидеть ее такой, – добавил Адам.
– Мне очень жаль. Я знала, что у нее муж умер, но не знала, когда.
– Поэтому она сюда и переехала – не смогла остаться одна в доме, где они прожили всю жизнь. – Адам не сводил глаз с бабушки. – Они поженились еще молодыми, ровно перед тем, как дедушку отправили на войну. Это была первая любовь – для обоих.
– Да, очень тяжело терять свою первую любовь, – кивнула Меган, думая о Кифе. Тут она вспомнила историю самого Адама и спохватилась: – Ой, извините!
– Вы о чем?
– Винни рассказала мне о вашей… м-м-м… ситуации.
– А… – Адам издал сухой смешок. – Следовало ожидать. Я так понимаю, все знакомые в курсе?
Меган виновато кивнула:
– Извините, я не хотела…
– Да ничего страшного. К тому же Натали – вовсе не моя первая любовь.
– Да?
– До нее я влюбился в прекрасную кареглазую девушку по имени Мишель – вот это действительно любовь всей моей жизни. Правда, дело было в пятом классе, так что мы в основном держались за руки, катаясь на роликах, и вечно ругались.
Меган невольно улыбнулась:
– И чем же все закончилось?
– Она ушла от меня к шестикласснику с мопедом.
Меган рассмеялась. Подбежал Робби, схватил еще одно печенье и позвал Адама участвовать в беге парами. Тот добродушно согласился, и Робби утащил его за собой.
За столик с блаженным вздохом вернулась Винни.
– Прости, что забросила вас. Надеюсь, мой внук вел себя прилично?
Не дожидаясь ответа, она похлопала Меган по руке.
– Ну, рассказывай. Что там твой бывший?
Собственно, Меган было нечего рассказывать, кроме как о посылке от Джины.
– Боюсь, что в нашем сборном одеяле одного блока не будет, – вздохнула она.
– Ерунда! – возразила Винни. – Главное – ты хоть как-то пытаешься, а дальше его дело. А как там остальные?
Винни уже знала, что Донне удалось уговорить Линдси вернуться в колледж, но от Грейс давно ничего не было слышно. Затаив дыхание она слушала рассказ о таинственном незнакомце из ресторана.
– И я, как всегда, узнаю последняя! Почему Грейс мне не написала?
– Вот была бы ты в сети, она бы сразу ответила, – намекнула Меган. Винни не раз объявляла, что с компьютерами не в ладах, но тут призадумалась и, кажется, уже готова была пойти на попятный.
– А у Джулии есть электронная почта? – спросила она.
– Вот уж не знаю. По-моему, она не любит писать.
– Я послала ей целых пять писем, а в ответ получила дурацкие стандартные отписки и фото с автографом, представляешь? Пять одинаковых фотографий!
– Наверное, те же, что и мне, – засмеялась Меган. – Правда, я пробовала только один раз.
– А ты заметила обратный адрес? Какое-то агентство в Бербанке. Кажется, она давала нам другой адрес.
– Думаешь, она так и не получила наши письма? Может, просто не хочет отвечать?
– Глупости! Ей с нами было весело. Да и вряд ли у нее так много друзей, чтобы разбрасываться.
– Почему ты думаешь, что у нее нет друзей?
– Интуиция, – пожала плечами Винни. – Она вечно ошивалась поблизости и все время ежилась, будто боялась, что мы ее прогоним. Бедная девочка, ей, наверное, одиноко…
Меган задумалась. Они с Донной решили было, что голливудская звезда выбросила их из головы, едва сойдя с трапа самолета; теперь же ей стало стыдно за такое предположение.
– И что будем делать?
– Подождем ответа. Правда, если она, в свою очередь, думает, что это мы про нее забыли, ждать придется долго.
Вернулись Робби с Адамом. В забеге они пришли предпоследними, но решили взять реванш и теперь заговорщицки шептались, обсуждая стратегию следующих игр. Глаза мальчика сияли, он был в прекрасном настроении. Как бы ей хотелось продлить эту радость, ощущение востребованности, уверенности в себе… Ребенку необходимо нормальное, счастливое детство – особенно учитывая, как с ним обошелся родной отец!
На середину зала вышла молодая женщина и объявила, что пришло время вручать награды за лучшие костюмы. Винни выиграла в номинации «Самый очаровательный наряд», а Робби – «Самый героический». По сути, ни один участник не остался без подарка; к концу списка номинации звучали несколько натянуто, как, например, «Самый научный» или «Самая большая маска». Винни получила подарочный сертификат на ярмарку ремесел, а Робби, как и остальные дети, – маленькую пластмассовую тыкву, набитую конфетами. Ему уже пора было ложиться, но Меган решила сделать исключение, поскольку завтра выходной и в школу идти не нужно.
Когда вечеринка закончилась, Винни пригласила их к себе выпить кофе с печеньем. Поначалу Меган отказывалась, ссылаясь на обратную дорогу и на то, что Робби объелся сладким.
– Всего-то две печенюшки съел! – возразил Робби. – Я голодный, как волк!
– Ну как же можно везти домой голодного ребенка! – ужаснулась Винни. Они оба уставились на Меган с такой комичной мольбой, что та не выдержала и рассмеялась.
– Ладно, – сдалась она. – Но только одну штучку с молоком!
Робби издал торжествующий клич и взял ее за руку. Правда, на выходе он как-то сник; Меган надеялась, что мальчик просто устал, а не вспомнил вечеринку, на которую его не позвали.
Винни с внуком ушли на кухню готовить кофе, пока Меган помогала сыну вешать пальто. После бурного веселья Робби совсем притих, и она решила оставить его в покое.
– Мам, а почему ребята на празднике со мной так хорошо играли, а в школе не хотят дружить? – спросил он наконец.
У Меган сжалось сердце.
– Даже не знаю, солнышко. – Присев на корточки, она поправила ему волосы, падающие на глаза. – Ты тут ни при чем. Видишь, и здесь с тобой играют, и на футболе ребята общаются, правда? Значит, ты на самом деле – хороший, веселый мальчик, и любой нормальный человек захочет с тобой дружить.
Мальчик недоверчиво уставился на нее:
– Я – веселый?
– А то! Ты всегда такой был, еще до рождения.
– Это как? – нахмурился Робби.
– Когда я тебя носила, мы играли в разные игры.
– Ну да…
– Правда! Например, ты пинался, а я придавливала твою ножку сверху, легонько так. – Она мягко дотронулась до его живота. – А ты пинался в ответ, и так без конца. А еще, бывало, твой папа прислонялся к моему животу и разговаривал с тобой, и однажды ты пнул его прямо по носу! Не больно, конечно; ты же был совсем крошка.
– А еще?
– Ну, иногда я клала ладонь на живот, а ты прижимался к ней. – Тогда Меган казалось, что ребенок сворачивается в клубочек, ища защиты. – А еще ты любил пошутить. Когда ты пинался, я звала: «Все сюда, скорей!» – кто-нибудь прибегал и клал руку мне на живот, и ровно в этот момент ты замирал. Как только руку убирали, ты снова начинал брыкаться, и я кричала: «Вот, опять! Вернитесь!» – а когда они возвращались…
– Я замирал?
– А, так ты помнишь? – Меган пощекотала ему подбородок. – Все считали, что я выдумываю. Из-за тебя мама выглядела ужасно глупо, козявка ты этакая!
– Ну прости! – протянул Робби в притворном сожалении, но мордашка у него была довольная.
– С тобой никогда не скучно. – Меган крепко обняла сына и мысленно поклялась наладить его общение с одноклассниками. – Пойдем на кухню, а то Винни подумает, что мы потерялись. – Поднявшись с колен, она внезапно увидела Адама: тот стоял в конце коридора и наблюдал за ними. Неужели он все слышал?
– Бабуля спрашивает: вам обычный или без кофеина? – тихо спросил он и потрепал проходящего мимо Робби по волосам.
– Мне все равно.
– У сына проблемы в школе?
У Меган снова защипало глаза.
– У детей сильно развит стадный инстинкт; почему-то они назначили изгоем именно его.
– Он такой славный мальчик!
– Я знаю. Ну, то есть я-то необъективна. – Меган попыталась усмехнуться. – А, ерунда!
Адам подошел ближе:
– Мне кажется, дело серьезное.
Внезапно Меган надоело притворяться.
– Так и есть. У меня просто сердце разрывается… А тут еще его отец… – Она умолкла. Нет, о Кифе рассказывать не надо. – Если б я знала, как ему помочь…
– А вы разговаривали с его учителями?
– Нет. – Меган вспомнила, что Адам как раз учитель, и у нее затеплилась надежда. Может, он сталкивался с подобными детьми и сумеет что-то подсказать?
– Попробуйте. Возможно, всплывет много интересного.
Меган опешила.
– Робби мне все рассказывает!
– На самом деле третьеклашки не склонны откровенничать с мамой, – сочувственно улыбнулся Адам. – Поверьте на слово – сам таким был. Он знает, что вы будете переживать, и старается оберегать вас от неприятностей.
Меган и в голову не приходило, что сын может щадить ее чувства.
– Обязательно поговорю с учителем, – решила она.
– Вот и хорошо. – Адам положил ей руку на плечо. – Пойдемте. Бабушке не терпится показать вам свое рукоделие.
Они присоединились к Винни и Робби в гостиной. Уютно устроившись, взрослые наслаждались десертом и обсуждали праздник. Робби вскоре заснул на диване, положив голову на мамины колени. Меган тихонько гладила его по волосам, а Адам с Винни понизили голос, чтобы не разбудить мальчика. Потом Винни вынесла показать свои задумки и как бы между прочим заметила:
– Кстати, Адам тоже шьет одеяла.
– Правда? – удивилась Меган. Она еще не встречала мужчин, увлекающихся рукоделием.
– Всего-то два сшил, – признался Адам смущенно. – Да и те – так себе.
– Глупости! – возразила Винни. – Еще немного попрактикуешься, и будет отлично получаться. Ну, не так, как у меня…
– Это для школы, – пояснил Адам. – На уроке геометрии я дал ученикам задание вырезать лоскутки в форме многоугольников для закрепления материала.
– Он любит приводить примеры из жизни, – добавила Винни, – чтобы ребята не ныли: «А зачем нам это вообще?»
– Некоторые до сих пор так и говорят, – улыбнулся Адам. – А теперь еще и добавляют: «Ну и когда же вы сошьете одеяло?»
Винни расхохоталась так громко, что Робби пошевелился. Меган взглянула на часы и поразилась: как быстро пролетело время! Она помогла Адаму отнести посуду на кухню, затем разбудила сына.
– Солнышко, пора ехать домой.
Он сонно кивнул и попрощался с Винни, назвав ее бабулей. Та расплылась в улыбке и крепко обняла его. Меган шепнула ей на ухо, что надеется на скорую встречу.
Адам проводил их до машины и помог усадить Робби. Меган протянула руку:
– Рада была повидаться.
– Я тоже. – На мгновение он задержал ее руку в своей. – Если мне придет в голову что-нибудь насчет Робби, я обязательно поделюсь.
– Спасибо.
– Хотите, я вам позвоню? – Он замешкался. – Или я передам бабушке и она сама позвонит?
– Конечно, звоните. У Винни записан мой номер.
– Ладно, спрошу у нее.
Меган кивнула, стараясь не стучать зубами на ночном октябрьском холоде. Заметив это, Адам спохватился:
– Пожалуй, вам пора.
Меган села в машину; Адам закрыл за ней дверцу и проводил их взглядом.
Проснувшийся Робби помахал ему рукой.
– Бабуля очень милая, и Адам ничего.
– Ага.
– И ты ему понравилась.
Меган встревожилась. Как сын к этому отнесется?
– С чего ты взял? – нарочито небрежно спросила она.
– Он сказал, что ты прелестно выглядишь.
– Он имел в виду мой костюм.
– Нет, я же помню – он про тебя!
Меган не сразу нашлась что ответить.
– Это он просто из вежливости.
– Как скажешь, мам, – протянул Робби таким притворно-усталым тоном, что она рассмеялась и потрепала его по волосам.
Вскоре мальчик заснул. Глядя на дорогу, Меган думала об их разговоре. Давно уже ей никто, кроме родителей, не говорил, что она хорошо выглядит. Интересно, он это серьезно? Если просто хотел польстить, то мог бы что-нибудь и поумнее придумать. Вот кто умел очаровывать, так это Киф. Через десять минут разговора с ним любая женщина чувствовала себя королевой. К сожалению, свой шарм он распространял на всех женщин в пределах досягаемости, и даже присутствие жены его не смущало.
Как же так получилось? Когда Киф успел из любящего отца превратиться в чужого человека, норовящего сбросить ярмо супружеской жизни? Или он всегда поглядывал «налево»? Неужели она не видела, какой он на самом деле? Или просто закрывала глаза, надеясь, что все как-нибудь наладится?
Одно Меган знала точно – больше такой ошибки она не совершит.
Винни поджидала внука в коридоре.
– Ну?
– Что «ну»?
– Ну как?
Адам сделал невинное лицо:
– Ты о чем?
– Перестань издеваться! Ты прекрасно знаешь, о чем я. Как она тебе?
– Очень приятная женщина.
– И хорошенькая к тому же!
Этот момент от Адама не укрылся.
– Ага. – Он наклонился и поцеловал бабушку в щеку, избегая карнавального грима. – Мне пора. Спасибо, что позвала, – было весело.
Винни нахмурилась:
– И все?
– И все, – ответил он, улыбаясь. Только скажи бабуле что-нибудь лишнее, и назавтра Меган будет в курсе, а вместе с ней и все остальные.
– Возьми хотя бы ее номер! – проворчала она, протягивая визитку Меган.
– Спасибо.
– Скажи, понравилась она тебе или нет? – взмолилась Винни.
– Понравилась. Спокойной ночи. – Он еще раз поцеловал ее и закрыл дверь.
Вспоминая этот вечер, Адам с удивлением отметил, что действительно неплохо провел время. Он приехал на праздник, главным образом поддавшись на уговоры бабули, и лишь отчасти из-за интереса к зеленоглазой незнакомке. Ему понравилось, что она все-таки согласилась разделить с ним яблочный пирог, как разумная женщина. На ее месте Натали одарила бы его испепеляющим взглядом и записала бы в психи: она придерживалась строгих правил приличия, и подобные эскапады в них явно не входили. Годами он пытался ей угодить, подстроиться под ее бурный темперамент; на этом фоне приветливость Меган выглядела весьма выигрышно.
Но вот стоит ли звонить? Не факт, что ей это будет приятно. Конечно, Меган вела себя вполне дружелюбно, однако была в ней некая настороженность, словно она боялась пораниться. Впрочем, неудивительно, учитывая ее неудавшуюся семейную жизнь. Он и сам не спешил завязывать романтические отношения, хотя они с Натали встречались всего пять лет. Каково же Меган пережить предательство отца своего ребенка! По крайней мере, Натали была с ним честна: всегда предельно четко заявляла о своих желаниях и не скрывала неудовольствия, если он не мог их выполнить.
Разрыв назревал давно. Наверное, на подсознательном уровне он догадывался, что Натали хочет уйти.
Они познакомились на свадьбе: Адам был в родстве с невестой, Натали дружила с женихом. Сперва его привлекла яркая внешность; позднее – непредсказуемость и бурный темперамент. Рядом с ней он и сам почувствовал себя страстным, увлекающимся человеком. Даже годы спустя, когда увлечение переросло в любовь, Адам не мог понять, что она в нем нашла. Натали утверждала, что ее привлек его характер, особенно доброта и честность; однако впоследствии, как ни странно, именно эти качества ее и оттолкнули.
В то время Адам работал в церковно-приходской школе. Натали только что устроилась ассистентом закупщика в крупной сети универмагов, но метила значительно выше: через шесть лет она планировала стать главным закупщиком для всей сети, а через десять – вице-президентом.
До встречи с Натали Адам проводил тихие вечера дома, проверяя тетради и готовясь к урокам. В редких случаях он посещал спортивные мероприятия или сопровождал учеников на экскурсиях. А вот Натали вела напряженную светскую жизнь: ходила с коллегами в бар, устраивала званые обеды, посещала вечеринки, где был шанс пообщаться с «нужными людьми». Из любви к ней, а также стремясь угодить, Адам всюду ее сопровождал. Он гордился ее красотой и легкостью, с какой она очаровывала самых холодных и замкнутых персонажей. Если разговоры на этих сборищах и носили поверхностный, банальный характер, ради нее стоило потерпеть. Натали утверждала, что социализация важна для ее карьеры, и Адам готов был всецело ей в этом помогать.
Он знал, что друзья считают их неподходящей парой. В прошлом Адам встречался с женщинами общественных профессий с сильным чувством социальной справедливости и желанием помочь людям – словом, такими же, как он сам. Друзья отдавали должное привлекательности Натали, но не одобряли ее преклонения перед материальными, статусными вещами; однако приняли его выбор и обращались с ней вежливо. Знали бы они, что Натали за их спинами перемывает им косточки, высмеивая стиль одежды, машины и даже, как она выражалась, «нездоровое отсутствие амбиций». Только один бывший однокурсник Адама, ставший бенедиктинским монахом, советовал ему повременить с брачными узами.
– Не теряй себя, – сказал как-то Джон и больше не упоминал об этом.
Однако его слова запали Адаму в душу и заставили задуматься. Мало-помалу он начал понимать, что, стремясь угодить Натали, играл не свою роль и отодвинул на задний план все важные аспекты собственной жизни. Эти выводы ему не понравились – в особенности потому, что своим ученикам Адам пытался привить совсем иные принципы жизни.
К тому времени они были помолвлены восемь месяцев и уже прошли предварительную подготовку, традиционную для католиков. Натали с матерью окунулись в вихрь приготовлений к свадьбе, оставив его скорее сторонним наблюдателем, чем действующим лицом. Впрочем, Адам и не собирался отменять или откладывать церемонию: он все еще любил Натали и не был готов с ней расставаться, хоть и понимал, что они не подходят друг другу. К тому же слово есть слово: сделал предложение – женись.
Пожалуй, в каком-то смысле Адам был даже благодарен Натали за то, что она решительно разрубила этот гордиев узел, избавив их обоих от боли и взаимных обвинений.
Он искренне желал ей счастья и нисколько не сомневался, что она своего добьется. Насчет себя он не был столь уверен…
Подъезжая к дому, Адам вдруг почувствовал, что скучает по ней. Фонарь над крыльцом не горел, и дом выглядел пустым и заброшенным. Ему стало тоскливо. Было время, когда он надеялся, что Натали будет жить с ним здесь; довольно нелепое предположение, если подумать: старый, крошечный домик ей никогда не нравился. Адам представил себе, как Меган в этот момент тоже подъезжает к своему пустому холодному жилью, где никто ее не ждет. Правда, у нее есть Робби – значит, она все же не одна.
На кухне призывно мигал автоответчик. А вдруг Меган звонила? Да нет, он же не сказал ей свой номер.
Прослушав два сброшенных звонка, Адам покачал головой: бабуля терпеть не могла автоответчики и никогда не оставляла сообщения. Видимо, звонила еще днем, чтобы проверить, не опаздывает ли он, как в прошлый раз.
Неожиданно ему стало легче. Даже на расстоянии бабуля ухитрилась создать ощущение, что его ждут дома.
Когда зазвонил телефон, Джулия наслаждалась законным выходным. Досадливо поморщившись, она перевернула страницу журнала – пусть трубку берет помощница – и сделала несколько дыхательных упражнений, чтобы унять головную боль, ставшую за последнее время постоянной. Пожалуй, «наслаждалась» – это преувеличение; скорее пользовалась краткой передышкой. Съемки шли неважно, и отдых ей был просто необходим, а значит, сегодня – никакой работы. Разве что чтение «Вестника рукоделия» можно считать за подготовку к роли.
С той встречи на съемочной площадке воцарилась отчетливо негативная атмосфера. Только сейчас Джулия поняла, что принимала дружескую обстановку на съемках «Большой семьи» как само собой разумеющуюся. Дэнфорд оказался жестким тираном, Саманта постоянно витала в облаках, а Рик распускал павлиний хвост. Прилично вели себя лишь актеры на вторых ролях да мальчики, играющие ее сыновей. Но хуже всего было Эллен: целыми днями она слонялась по студии мрачнее тучи, негодуя по поводу очередных изменений в сценарии. К ужасу Джулии, она почему-то выбрала ее наперсницей, и приходилось выслушивать бесконечные слезливые монологи. Буквально вчера Эллен полчаса изливала на нее бездны своего отчаяния, оплакивая смену названия.
– «Месть прерий»? – восклицала она, меряя шагами трейлер Джулии. – Какая еще месть? Откуда? Нет такого в сценарии! Дэнфорд с ума сошел!
Джулия терпеливо напомнила ей разговор на утреннем совещании.
– Он хочет извлечь выгоду из успеха «Мести джунглей». Агент Рика планирует запустить цикл фильмов под общим названием «Месть».
– Да, но при чем здесь мой сценарий? – возмутилась Эллен. – Разве вы не видите – они перекраивают фильм под Рика, уводя фокус от Сэди! Это же ее жизнь, не его!
Тут Джулия насторожилась. До нее давно доносились слухи о том, что на афишах фамилию Рика планируют разместить над названием фильма. В принципе, она ничего не имела против – при условии, что ее фамилия будет сверху. Однако вскоре начали поговаривать, что речь идет только о Рике. А как же она? Затеряется в списке остальных актеров, где-нибудь после Саманты?
Нет, этого не может быть.
Стряхнув с себя сомнения, Джулия попыталась вразумить Эллен:
– Это обычный рабочий процесс, привыкайте. Конечно, фильм – плод совместных усилий, однако мнение режиссера приоритетно. Нам всем приходится подстраиваться, чтобы на выходе получился качественный результат.
– Мы все дальше уходим от оригинала, от дневников моей прабабушки!
– Эллен, вы еще молоды. Поймите, за все приходится платить. Мой вам совет: идите на уступки, не наживайте себе врагов, и, если фильм окажется успешным, в следующих проектах у вас будет куда больше возможностей контролировать процесс.
Эллен, как и всегда, приняла совет со смирением и благодарностью за потраченное на нее время. Пожалуй, ее поведение в чем-то даже льстило звезде. Хоть Эллен и не была актрисой, Джулия практически считала ее своей протеже. Хорошо, что девушка – всего лишь автор сценария: Джулия всегда с подозрением относилась к молоденьким старлеткам, ходящим за ней по пятам и вымаливающим совет «профессионала», – те спят и видят, как бы перехватить у нее роль и спихнуть в темную, унизительную бездну эпизодических мельканий в ситкомах. От Эллен же никакой угрозы ожидать не приходилось, так что можно себе позволить немножко щедрости.
Только не сегодня. Джулия уютно устроилась на диванных подушках и попыталась погрузиться в статью о коллекции старинных одеял. Сегодня у нее просто нет сил обсуждать капризы киноиндустрии – ни с Эллен, ни с кем бы то ни было.
В комнату вошла помощница с телефоном.
– Мисс Мершо, вас – говорят, срочно.
– Кто звонит? – Только не Эллен!
– Снова мисс Хендерсон.
Джулия уронила голову на подушку.
– Вы ей сказали, что я дома?
Помощница покаянно кивнула.
Протяжно вздохнув, Джулия выпрямилась.
– Люси, нам надо серьезно поговорить!
Та нервно сглотнула и поспешно вымелась из комнаты.
Джулия помедлила, успокаиваясь, затем взяла трубку.
– Эллен, милочка, какой приятный сюрприз!
– Мисс Мершо? – Тихий голос Эллен заглушал странный шум на заднем фоне. Откуда она звонит – из аэропорта, что ли?
– Да, я слушаю.
– У нас проблемы.
Кто бы сомневался!
– Говорите громче! – попросила она довольно резким тоном.
– Я на съемочной площадке. Тут… – Эллен умолкла, затем перешла на тревожный шепот: – Я сейчас не могу разговаривать. Вам срочно надо приехать!
– Но мои сцены сегодня не снимают, – напомнила ей Джулия.
– Пока нет, – туманно ответила Эллен. – Приезжайте поскорее, пожалуйста! – И она повесила трубку.
Джулия обеспокоенно отложила телефон. Что значит «пока нет»? В любом случае, ничего хорошего, решила она, поспешно направляясь в гардеробную.
Водителю дали выходной, так что пришлось самой садиться за руль. К счастью, движение было не слишком плотным, и через сорок минут Джулия уже парковала свой «порш» возле студии, где проходили интерьерные съемки. Согласно расписанию, в этот день планировались сцены с участием Рика и Саманты, включая любовные. Неужели Эллен всполошилась из-за них? Если так, она ей устроит! Тащиться сюда только для того, чтобы в который раз послужить жилеткой, – это уже слишком!
Однако войдя в павильон и увидев Саманту, восседающую за пяльцами и произносящую ее реплики, Джулия лишилась дара речи. Это же ее текст! И одеяло ее – Сэди сшила его, чтобы купить зерно после нашествия саранчи.
– Что здесь происходит? – спросила она резким тоном.
– Снято! – рявкнул Дэнфорд и свирепо оглянулся в поисках идиота, срывающего съемку. Увидев актрису, он тут же нацепил маску непробиваемого спокойствия. – А, Джулия! Какими судьбами?
– Почему она снимается в моей сцене?
Дэнфорд поднялся и положил ей руки на плечи, пытаясь успокоить.
– Давайте пойдем ко мне в кабинет и поговорим.
Джулия не собиралась поддаваться.
– Я задала вопрос, – повысила она голос, краем глаза заметив Эллен со смешанным выражением негодования и торжества. Если б не она, Джулия приехала бы на съемки в понедельник, совершенно не подозревая о коварстве Дэнфорда; а уж эта маленькая дрянь Саманта…
– Мы просто репетируем, – утешающе заворковал Дэнфорд. – Всего лишь прогоняем…
– А какой смысл репетировать без меня?
– Ну извините, так получилось – мы отдали некоторые ваши сцены молодой Сэди. Ничего особенного – кое-какое шитье.
– Ничего особенного? – вытаращилась на него Джулия. Сцены с шитьем одеял были одними из самых важных. – А почему, позвольте спросить?
– Если говорить честно…
– Да уж сделайте одолжение!
– Хоть вы и утверждали, что умеете шить, на крупном плане у Саманты лучше получается, натуральнее, понимаете? Вот и все.
– Ой, мне так нравится шить, – протянула Саманта. И действительно, иголка так и сновала в ее руках, не хуже, чем у инструкторов на курсах. И стежки у нее наверняка получаются мелкие и ровные, хоть отсюда и не видно. – Меня бабушка в детстве научила.
Да ты из детства и не вышла, чуть было не огрызнулась Джулия, но вовремя спохватилась: не стоит подчеркивать разницу в возрасте.
Дэнфорд взял Джулию под руку и повел в сторону выхода.
– Всего три сцены, – уговаривал он. – Мы же добавили эпизоды с вами и Риком, так что материала хватит, даже еще лучше будет, поверьте мне!
Этого Джулия как раз делать не собиралась.
– Какие именно сцены?
– Эту, потом ту, что после пожара, и посиделки соседок.
Джулия мысленно выругалась.
– Посиделки мне нужны, – дрожащим голосом сказала она. Конечно, выпрашивать унизительно, но это ее сцены! – Вы же знаете, что у Саманты темперамент инфузории – она не сможет сыграть настоящие эмоции!
– Ну, сегодня утром у нее неплохо получилось…
Джулия похолодела.
– Утром? – Эпизод требовал не менее тридцати актеров и статистов, а значит, все было тщательно спланировано заранее. – Так это не репетиция?
– Репетиция. И сразу отвечу на ваш следующий вопрос: да, мы будем снимать эту сцену с Самантой в роли Сэди.
Джулия со свистом втянула воздух.
– Ясно. – Глубокий вдох. – Тогда сделаем так: я тоже снимусь в этой сцене, а вы потом выберете, у кого лучше получилось. Это будет справедливо…
– Нет.
– Как нет? Вы даже не…
– Джулия, зачем вы все усложняете?
Дэнфорд открыл дверь, и Джулия вышла наружу, щурясь от яркого света.
– Поговорим в понедельник, – крикнул он вслед. Дверь гулко захлопнулась, и Джулия побрела к машине.
За спиной послышались торопливые шаги.
– Мисс Мершо! – позвала Эллен. Джулия остановилась и механически развернулась, как робот. – Ну, что он сказал? Передумал?
– Он будет снимать Саманту.
– Болван неотесанный!
– Он не болван, – деревянным голосом отозвалась Джулия. – У него «Оскар» и четыре «Эмми». Или пять… Не помню.
Эллен схватила ее за плечи:
– Он погубит наш фильм! Надо его остановить!
– Это не наш фильм. – Грубое прикосновение вернуло ее в реальность. – Вы продали ему свой сценарий, теперь он волен делать с ним все, что пожелает.
У Эллен навернулись слезы на глаза:
– Если б я знала!
– Зато ваша фамилия будет в титрах.
– Да я уже и не хочу…
Внезапно память услужливо подсунула ей собственные нравоучения: «…фильм – плод совместных усилий, однако мнение режиссера приоритетно. Нам всем приходится подстраиваться, чтобы на выходе получился качественный результат…»
Джулия закрыла глаза, стараясь унять подступающую тошноту. Дыши, приказала она себе. Открыв глаза, она увидела встревоженное лицо Эллен.
– Вам плохо?
Джулия проигнорировала вопрос.
– Он сейчас сообразит, что меня кто-то предупредил. Возвращайтесь на площадку.
Эллен горько усмехнулась:
– Да он вообще меня не замечает!
– Эллен, я серьезно! Он вообще запретит вам появляться на съемках.
– Вы что! Это же мой фильм!
– Не ваш, а его, – повторила Джулия, отчетливо выговаривая каждое слово. – Примите это как данность и успокойтесь.
Какое-то время Эллен молча переваривала услышанное, затем медленно кивнула и поспешила обратно в павильон. Только тут Джулия вспомнила, что даже не поблагодарила ее.
По дороге домой в голове постепенно прояснилось. Она будет бороться! Первым делом нужно позвонить Аресу – пусть ищет лазейку в контракте, запрещающую этот произвол.
Дозвониться не удалось – секретарь сказала, что он уехал на встречу и будет только завтра.
– Должен он когда-нибудь появиться! Пусть позвонит мне.
Не дождавшись ответа, Джулия бросила трубку. Мори прерывал любую встречу, чтобы ответить на ее звонок!.. Со злости Джулия пнула медную вазу, и сухие лепестки рассыпались по блестящему деревянному полу. Ну и что теперь делать?
И тут ее осенило.
– Люси, в гостиной беспорядок! – крикнула Джулия, устремляясь в кабинет. Саманта заменила ее потому, что лучше шила? Так это можно исправить! Рванув на себя ящик стола, она вытащила папку с курсов, нашла листок с адресом и телефоном Донны Йоргенсон и присела в кресло, стараясь успокоиться.
Ладно, они не очень-то жаждали общения – это неприятно, но ей нужна помощь Донны, и ждать больше некогда. Джулия придвинула телефон и набрала номер.
– Алло? – откликнулся девичий голос.
– Попросите к телефону миссис Йоргенсон, пожалуйста.
– Подождите минутку.
Послышалось приглушенное «Мам, тебя!» – и вскоре знакомый голос мелодично произнес:
– Да?
– Донна?
– Слушаю вас.
– Это Джулия. – Тут ее охватила паника – а вдруг та ее не помнит! – С курсов.
– Джулия! – воскликнула Донна. – Не может быть! Где вы пропадали? Мы все решили, что вы исчезли с лица Земли!
Да неужели?
– Могли бы и написать, – заметила Джулия обиженным тоном.
– Вы смеетесь? Я писала дважды, Грейс с Меган по разу, а Винни уже пошла не то на восьмой, не то на девятый заход! В ответ мы получили формальные отписки и ваши фотографии с автографом. Не поймите меня неправильно: нам, конечно, приятно, но куда девать столько одинаковых фоток? – засмеялась она.
Во второй раз за день Джулии показалось, будто ее ударили пыльным мешком по голове.
– Вы мне писали? Домой??
– Ну, я не знаю… На тот адрес, что вы нам дали, – я думала, это домашний. – Донна зачитала вслух – все было правильно до циферки.
– Ничего не понимаю…
– Вот и мы не поняли. И обратный адрес совсем другой. – Донна принялась диктовать, но Джулии было достаточно первого слова.
– Вот скотина!
– Кто?
– Да мой агент! – Видимо, Арес каким-то образом устроил так, что ее письма перенаправляли в его офис. А-а, ясно!.. – Моя помощница отдавала ему мою личную почту.
– Зачем?
– Когда узнаю, уволю, к чертям!
– Уволите? – в ужасе воскликнула Донна. – Наверняка есть какое-то разумное объяснение…
– Воровству? – Неужели она не понимает? Все это время Джулия чувствовала себя позабытой, заброшенной, а Люси… Ведь она дала ей четкие указания немедленно сообщать, когда придет письмо от подруг с курсов!
– Может, просто попросить ее больше так не делать? – взмолилась Донна. – Дайте ей шанс, у вас такое доброе сердце! Нельзя же увольнять людей под праздники!
Вот тут Донна ошибалась – сердце у Джулии было вовсе не доброе, особенно сейчас. Однако что-то в голосе Донны ее зацепило, и она неохотно согласилась.
– Ладно, выслушаю ее оправдания – но ничего не обещаю! – И не дай бог, услышанное ей не понравится…
– Вы не пожалеете, я уверена!
На этот счет у Джулии имелись большие сомнения.
– Донна, я, собственно, вот зачем звоню…
– Да?
В голосе Донны было столько теплоты, что гордость Джулии сама собой куда-то испарилась.
– Мне нужна ваша помощь.