Напоследок автор считает нужным кратко изложить историю и внутреннюю логику своих исканий.

Первый шаг сделан совершенно случайно. Автор изучал работы Личко и Ганнушкина по т. н. малой психиатрии, куда входили и акцентуации характера, и психопатии, и амальгамные (смешанные) типы. В процессе конспектирования изученного материала возникла небольшая эстетическая проблема. Как нарисовать визуально приятную табличку психопатий. Личко выделял одиннадцать психопатических типов – как ни выбирай размеры таблицы, будут пустые клетки. Сам советский психиатр предлагал кольцевую диаграмму (см. Приложение, рис. 15). Насколько ей удобно пользоваться – решать вам. Была поставлена скромная задача: найти наглядное и запоминающееся графическое представление психопатий.

Второй шаг был бы невозможен без лекций Игнатия Журавлева по патопсихологии. Лектор рассматривал различные расстройства восприятия и проблему их удобной группировки. Схожая задача! Для ее решения лектор выделил основные процессуальные характеристики восприятия реальности. Почему “процессуальные”? Потому что в современной психологии восприятие рассматривается как активный динамический процесс, а не пассивное (автоматическое) отражение реальности.

Итак, процесс восприятия характеризуется а) интенсивностью, б) категориальностью, в) дискретностью. Дискретность – это способность сознания вычерпнуть единицу информации из реальности за единицу времени. Категориальность – это способность сознания выстраивать сложные отношения между объектами, связывать и группировать объекты между собой. Среди категорий можно выделить временные (хронологические) отношения между объектами: одно событие произошло после другого, объект А появился в нашей жизни раньше объекта Б и т. д.

Вспоминаем определение психопатии. Психопат дезадаптивен, то есть воспринимает и реагирует на коммуникативную ситуацию строго в одной манере. Процессуальные характеристики его восприятия «заперты» в достаточно узком интервале. Возникла небольшая проблема: можно ли от восприятия вообще перейти к восприятию коммуникативной ситуации? Вопрос дискуссионный, и наверняка кто-то захочет провести жирную черту между объективной реальностью и человеческим общением. Было сделано первое допущение: допустим, что коммуникативная ситуация есть форма объективной реальности. В конце концов, мы живем в мире коммуникаций. И второе допущение: реакция на коммуникацию тождественна восприятию коммуникативной ситуации. То есть: как человек нас воспринимает и как он на нас реагирует – это одно и то же.

После недолгих рассуждений удалось расположить психопатов на плоскости. По горизонтальной оси менялась дискретность восприятия: от непрерывной к “импульсивной”. По вертикальной оси менялись категориальные предпочтения: от “пространственных” (имеется в виду социальное пространство, застывшее во времени: окружение, иерархия, статус) к темпоральным. Третья характеристика – интенсивность – проявилась сама собой: чем дальше от начала координат, тем интенсивнее человек участвует в коммуникации.

Поставленная задача (построить удобное графическое представления для классификации Личко) была решена, но не более того. Модель не позволяла делать никаких прогнозов и не открывала доступ к дополнительным (например, психоаналитическим) интерпретациям. На месте отсутствующей двенадцатой психопатии по-прежнему зияла дыра.

Автор убрал большую диаграмму подальше, совершив два своих любимых когнитивных маневра: забыл и забил.

Третий шаг состоял в еще одной случайной находке автора. Оказалось, что обычный метроном можно на всю катушку использовать в психоанализе. Америку, ясное дело, никто открывать не собирался – Вильгельм Вундт нащелкал метрономом на целую науку (экспериментальную психологию). Однако Вундт занимался вопросами сознания, а психоанализ лезет в бессознательное. Там-то, в туманных психических руинах, и был обнаружен новый комплекс – комплекс Хроноса. Последний включает в себя не только проблемные отношения со стихией времени (опоздания, бессонница), но и желание уничтожить плоды своего труда, и тягу к повторяющимся роковым ошибкам, и подавленную агрессию, и неприязнь к собственным детям.

Бесспорно, само словосочетание «Комплекс Хроноса» встречается в аналитической психологии, но это совершенно другое исследовательское направление, со своей спецификой, предметной областью, понятийным аппаратом и методологией. Постюнгианская трактовка комплекса Хроноса не годится для психоаналитических нужд.

Ключевая особенность хронотического комплекса – он формирует и рушится независимо от Эдипа. Дети, как правило, вообще мало задумываются о времени. В самый разгар Эдипальных конфликтов время остается за кадром и терпеливо ждет, чтобы потом отыграться, как следует.

Можно предположить, что Хронос приходит только после Эдипа, однако психоаналитическая практика показала обратное. Среди клиентов встречаются такие, у которых актуальны оба комплекса. Проработка хронотических сюжетов и метрономные техники избавили тех клиентов от ряда проблем, но на динамику бессознательных Эдипальных конфликтов это зачастую не влияло. И наоборот: битвы с ценными объектами крайне редко и неохотно велись на территории, подвластной Хроносу. В долгосрочной перспективе независимость нарушалась: решение одних проблем освобождало психические ресурсы для решения других.

Обнаружение, осмысление и теоретическая формализация нового ядерного комплекса заставило автора вспомнить о большой диаграмме. Появилась возможность придать координатным осям новый (психоаналитический) смысл. Категориальность была заменена на темпоральность, дискретность – на иерархичность ценных объектов. Интенсивность из чисто количественного параметра превратилась в дополнительную характеристику: интроверсию (или ее отсутствие).

Четвертый шаг сводился к ряду небольших поправок в классификации Личко. Так, на свое законное место была возвращена параноидная психопатия (которую советский психиатр не рассматривал). Психастеник и неврастеник (астено-невротический тип) были объединены в уже полюбившегося вам астеноида. Неустойчивый тип у Личко имел достаточно обобщенный характер, поэтому получил свою дозу конкретики и закономерно стал аддиктоидом. Рефлексоид явился ответом сразу на два вопроса: 1) может ли эпилептоид быть интровертом, 2) можно ли считать вечное возвращение в прошлое устойчивой чертой характера. С виктимом все понятно – это вызов современности, на который нам всем скоро предстоит решительно ответить.

После четвертого шага автор наконец-то получил диаграмму, которую вы уже хорошо изучили (см. Приложение, рис. 16).

Только на пятом шаге мы приблизились к проблеме взаимодействия. Поначалу автор скептически относился к реакции одного психопата на другого. Поведение психопата – чисто реактивное, то есть представляет набор легко предсказуемых реакций. Предсказывать «реакцию на реакцию» представлялось задачей весьма трудной. Непонятно было, с каких теоретических позиций подступиться. Перспективы и актуальность подобных экзерсисов также представлялись автору сомнительными.

Но попытка – не пытка, как поговаривал Берия. Был брошен беглый взгляд на личный опыт наблюдения за психопатами – абсолютно неподобающий источник экспериментальных данных. Предварительные результаты тоже не внушали доверия. Параноид злит эпилептоида, гипертим не мешает астеноиду, шизоид пытается спрятаться от истероида… Очевидные вещи. Но почему конформоид уживается с истероидом, а эпилептоид словно не замечает аддиктоидных пороков? И всегда ли так происходит?

Итак, была поставлена следующая задача: собрать и систематизировать достаточно экспериментальных данных. Главное требование – воспроизводимость, то есть в разных местах разные экспериментаторы должны получать примерно одинаковые (в пределах погрешности) результаты.

Шестой шаг. Была объявлена небольшая тотальная мобилизация: на помощь пришли как единомышленники, так и малознакомые личности. Некоторые работали и работают (надеемся, что после экспериментов их не уволили) в компаниях с большим и не совсем адекватном штатом. Там-то и развернулись настоящий полевые испытания. Наблюдения носили бессистемный характер, описание результатов оставляло желать лучшего.

Постепенно вырисовывались некоторые неожиданные закономерности: параноид и шизоид незначительно усиливали психопатические черты друг друга, а рефлексоид и циклоид – наоборот, взаимно ослаблялись… Если результат повторялся для разных психопатических пар (или для одной пары в разных ситуациях) хотя бы в семи из десяти случаях, то взаимодействие считалось устойчивым. Только после этого автор искал какую-нибудь эдакую психоаналитическую интерпретацию происходящего.

Седьмой шаг ознаменовался переходом количества в качество, будь оно неладно. Удалось выделить четыре вида взаимодействия. Большая диаграмма превратилась в увлекательную книжку-раскраску из двенадцати рисунков (см. Приложение, рис. 1–12). За два года большая часть областей обрела свой цвет. Трудно было не заметить явную симметрию цветных секторов. Оставалось только правильно закрасить оставшиеся бесцветные секторы. Добровольцам была дана команда собирать данные по конкретным парам. Дело шло, как по маслу: экспериментаторы уже наловчились сталкивать психопатов лбами и вовсю резвились, улучшая психологический микроклимат вокруг себя. А тут еще дошла до готовности психоаналитическая модель с «вывернутым» Сверх-Я…

С результатами этих увлекательных исследований вы только что поимели удовольствие ознакомиться. С чем вас и поздравляем.