Теперь самое сложное – не для вас, а для автора – избежать долгих и нудных лекций о комплексе Хроноса. Можно было бы послать читателя в какую-нибудь серьезную научную книгу на эту тему. Но проблема в том, что автора угораздило первым открыть и описать этот комплекс. Так что серьезных научных книг у нас для вас нет. Есть только несерьезная научно-популярная: “Либидо с кукушкой” называется.
Если очень кратко, то комплекс Хроноса – это противоречивое отношение человека к течению времени и к порожденным объектам. Гениальные или идиотские идеи, произведения искусства, негорящие рукописи, блудные сыновья, посаженные деревья и недостроенные дома – все то, что человек способен породить.
Но важны не объекты сами по себе, а их темпоральность, то есть способность меняться с течением времени. Или не меняться. В пределе: внезапная смертность и абсолютное бессмертие. И не так важно, ради чего мы воюем и кого пытаемся обессмертить. Главную роль в комплексе Хроноса играет психическое время. Может ли человек осознать и смириться с тем, что он смертен? Попытается ли наивно обрести бессмертие через свои песни, книги, детей? Опоздать на полчаса или припереться заранее и полчаса ждать под дверью? Сова или жаворонок? И другие вечные философские вопросы.
В этой главе нас не интересуют полутона и промежуточные состояния. Либо человек полностью сдается на милость Хроносу – и тогда вся его активность подчинена течению чистого физического времени. Либо вечное противостояние, поиск бессмертных идей, бегство от всевидящего ока.
О господи. Сколько пафоса. Как будто не о психопатах пишем, а продолжение “Властелина колец”. Короче. Либо циклоид, либо параноид. Поехали.
Циклоид
1. Циклоид живет по жесткому психическому расписанию
Вместо тысячи слов о Хроносе – простые примеры. С утра у человека хорошее настроение, в два часа дня оно резко портится, постепенно выравнивается к полуночи – и так каждый день. Или каждую среду, во второй половине дня, человеку обязательно нужно с кем-то поскандалить. Или в светлое время суток человек не может заниматься никакой умственной работой.
Это циклоидная психопатия? Нет. Это всего лишь иллюстрация того, как психика ориентируется не на объективную реальность, а на объективную темпоральность. Мешает ли это адаптироваться? Еще как мешает. Представьте, что вам предлагают миллион долларов, а вы отказываетесь, потому что сейчас вечер и у вас плохое настроение. Но и это еще не психопатия, хотя есть повод задуматься о своей адекватности.
У циклоида от времени зависит не только настроение, но и вообще вся жизнь, все виды активности. Например, с четырех до шести нельзя общаться с незнакомыми. В пять утра нужно обязательно кому-нибудь позвонить. В разгар рабочего дня просто необходимо погулять с собакой – любая подойдет, даже соседский кот. Вариантов бесконечное множество, но суть одна: человек беспрекословно подчиняется неизменному психическому расписанию.
Что здесь такого? Все мы, в той или иной мере, подчиняемся своим тараканам? Да, но все же не стоит забывать: психика это инструмент, который позволяет нам адаптироваться к реальности. Психика формируется и изменяется вместе с нами, чтобы мы могли лучше решать жизненные трудности и при этом получать удовольствие от жизни. Не наоборот.
Мы не обязаны подстраиваться под взятое с потолка психическое расписание. И уж тем более под него не обязаны подстраиваться другие люди! А вам придется. Придется учитывать циклоидные перепады настроения, исчезновение за пять минут до важной встречи и появление у вас на пороге в четыре утра.
Как видите, нет ничего проще, чем распознать циклоида. Если человек тотально живет по устойчивому психическому расписанию, то мы его называем циклоидным психопатом. Почему так резко? Вдруг человек хороший и порядочный? Позвольте! Психопатия – не приговор и не оскорбление, а устойчивая тотальная дезадаптация. В остальных аспектах циклоид может оказаться положительным персонажем… пока по расписанию не наступит перерыв на агрессию.
2. Циклоид цепляется за гороскопы, расписания, праздничные даты
Вас ничего не смутило в психическом расписании? Почему оно привязано к суточным ритмам? Почему полный цикл психической активности длится как минимум сутки, а то и недели или – в отдельных случаях – месяцы?
Во-первых, нам (и нашим коллегам) не встречались циклоиды, у которых период расписания не был бы кратен двадцати четырем часам. Для гуманитариев поясним. Если настроение (и другие показатели активности) меняется раз в два часа или раз в сутки, или раз в неделю, то психическое расписание не “плывет” относительно смены дня и ночи. Если бы настроение менялось раз в семь или, скажем, семнадцать часов, то этими интервалами нельзя было полностью замостить интервал длинною в 12, 24, 48… часов.
Поэтому привязка расписания к суточным ритмам типична для циклоидов. Эта кратность исчезает в клинических случаях – при биполярно аффективных расстройствах – когда настроение меняется по совершенно произвольному, “плавающему” расписанию. Более того, чем дальше в психиатрию, тем нестабильнее расписание: настроение клинически больных меняется все чаще, все резче, в конце концов периодические колебания сменяются полным хаосом.
Циклоид же, в отличие от своих психиатрических старших братьев, хранит пожизненную верность своему расписанию. И как удачно его расписание фиксировано относительно человеческого календаря – феномена не только биологического, но и социального. Это веский повод не делать резких движений, пытаясь объяснить циклоидную психопатию чисто физологическими особенностями строения мозга циклоидов. Хороша физиология, которая оставляет себе пути к отступлению и считается с социальными нормами!
Положим, что социальная интерпретация суточных ритмов недалеко ушла от биологической основы. Иначе как объяснить тот факт, что большинство организация цепляются за первобытный жаворонковый ритм? Сколько творческих и умных людей с совиным распорядком вынуждены страдать из-за косности чужого мышления! Впрочем, по-настоящему умные “совы” давно ушли во фриланс или открыли свой бизнес.
Со сменой дня и ночи все понятно – многие имеют право на хандру пасмурным вечером или полуденную сиесту. Это почти биология. Но что вы скажете о памятных датах, годовщинах. государственных праздниках? Чистая социалка.
Под наше определение циклоида попадают все те, кто патологически цепляются за всевозможные темпоральные артефакты: будь то сомнительные гороскопы или несомненный повод собраться и набраться в хлам. В психоаналитической школе Леопольда Сонди изучается синдром годовщины – совокупность маленьких семейных проклятия, которые преследуют несчастных потомков. Мы-то с вами понимаем, что это не злой рок, а сами добрые потомки бессознательно стремятся к бесконечному повторению семейной драмы. Но оставим этот щекотливый вопрос другим специалистам.
Отличие циклоида от суеверного человека простое. Циклоид не просто верит в магию дат – он объективно и непреодолимо зависит от лунных календарей и годовщин.
Надеемся, что очевидно: отдельно взятый психопат не зависит сразу от всех темпоральных фетишей. Психика циклоида ограничивается (в среднем) двумя-тремя надстройками к своему основному расписанию. Нередко психопат не заморачивается, обходясь вовсе без искусственных вех на оси времени. Хотя для циклоида точнее говорить не о временной оси, а о цикле.
Отдельно стоит отметить ситуацию, когда циклоид привязывается к расписанию магнитных бурь или хронических психосоматозов. Психика так сильно верит в “хорошие” и “плохие” дни, что вынуждает тело добросовестно симулировать психосоматическую симптоматику. Симуляция симуляцией, но человек будет реально страдать от майских кожных высыпаний или скачков давления осенними вечерами, хотя врачи не найдут у него ни аллергии, ни гипертонии. Нам самим кажется немного ненаучным: предполагать столь высокую способность психики к самовнушению. В свое оправдание сошлемся на аутоиммунную гипотезу происхождения шизофрении, которая активно развивается последние сорок лет и уже успела получить некоторые экспериментальные подтверждения.
3. Циклоида можно расшатать резонансной частотой
Что подумает любой физик, если столкнется с осциллирующей (способной к колебаниям) системой? Правильно. Подумает, что хорошо бы вызвать у системы резонанс. То есть толкать систему с определенной частотой, вызывая максимальный отклик.
Неочевидно? Хорошо, что автор по первому образованию физик (МФТИ, как-никак), поэтому для него это очевидно. Поэтому, успешно использовав метроном в психоаналитической практике, автор не успокоился и стал копать в этом направлении. Было найдено десятка полтора добровольцев, которые стали наблюдать за психопатами в своем окружении, заодно испытывая авторские методики. Затем было найдено (усилиями ранее найденных добровольцев) десятка полтора циклоидов. Наконец была найдена возможность скрытно установить рядом с психопатами метроном.
Здесь нужно сделать три уточнения.
Во-первых, не настоящий механический метроном, а смартфон с запущенным бесплатным приложением для музыкантов. Смартфон прятали где-то в офисном помещении, выставляли минимальную громкость (на грани слышимости). С другого смартфона, пользуясь удаленным доступом, экспериментатор-доброволец мог регулировать частоту щелчков.
Во-вторых, где добровольцам удалось найти столько циклоидов, так удачно разгуливающих по офисным помещениям? Трое добровольцев оказались сотрудниками довольно крупной компании с разветвленной сетью офисов, и почти во все помещения добровольцы имели доступ. Автор выражает им благодарность за работу и по понятным причинам не разглашает название компании – ради блага самих добровольцев. Также автор искренне надеется, что добровольцы не придумали результаты своих наблюдений. В противном случае юные фальсификаторы попрощаются со своей анонимностью.
В-третьих, под раздачу метрономных щелчков попали не только “чистые” психопаты, но и лица с выраженными циклоидными чертами характера. О таких еще говорят: “Он – человек настроения”, “Сейчас пописать сходит и веселым вернется”. Любителям гороскопов и бессмысленных праздников тоже досталось.
Что же показали эксперименты? Оказалось, у каждого циклоида есть свой набор резонансных частот. Когда метроном щелкает в нужном темпе, психопат проявляет повышенное беспокойство, суетится, совершает ошибки в простых привычных действиях и расчетах. При удалении от резонанса беспокойство быстро сходит на нет. В среднем у циклоида две резонансной частоты, обе лежат между 50 и 90 ударами в минуту. Несколько циклоидов также отреагировали на частоту, близкую к 110 ударам в минуту.
У первой контрольной группы: параноиды, конформоиды, эпилептоиды – резонансных частот не обнаружено, но некоторых лиц щелчки явно раздражали. Вторая контрольная группа (все остальные сотрудники) показала наличие резонансов, но довольно слабых. То есть беспокойство при резонансной частоте щелчков не сильно выше, чем в окрестностях резонанса.
Нда… Трудно о подобных вещах рассказывать без графиков, формул и соответствующей терминологии, поэтому на закроем тему. Тем более, что автор (скотина неблагодарная) недоволен репрезентативностью выборки, условием эксперимента и халатным отношением добровольцев к фиксированию и представлению результатов. В ближайшее время автор закончит ряд собственных исследований и отчитается перед вами, как полагается: в рамках лаконичной и строгой научной статьи.
Какая вам польза от информации в этом пункте? Это лишний козырь в рукаве при общении с психопатом или “человеком настроения”. Смартфон всегда при вас, поставить любое бесплатное приложение с метроном не составит труда, проверить вашего собеседника на наличие резонансных частот – тоже. Дальше уже ваше дело, как вы распорядитесь полученной информацией. Границы задаются только вашей фантазией и этическими нормами. Последние, впрочем, недалеко ушли от чьих-то больных фантазий.
+ Конкуренция
Что тут у нас за кресты кладбищенские?
Полно! Будьте оптимистами. Это плюсы. Так мы обозначаем новый вид взаимодействия – конкуренцию.
Главный вопрос: за что конкурируют психопаты? Финансы, ресурсы, территория, половые партнеры? Нет, это все вторично. Суть психопатии в чем? В неадекватном, в неполноценном общении. Для одного психопата доступен только один ограниченный набор коммуникативных реакций, тем, стилей, сценариев. Для другого психопата – другой набор. Про болевые точки (триггеры) тоже не забываем.
Психопату трудно общаться с адаптивными людьми, потому что они спонтанны, то есть непредсказуемы и могут случайно зацепить болевую точку. Общение одного психопата с другим – еще более сложная проблема. Допустим, вы видите, что человеку неприятен ваша манера общения. Что вы сделаете? Либо перестанете общаться, либо измените свой стиль, либо будете специально раздражать собеседника.
Психопат же ничего не может поделать со своим коммуникативным стилем. Он также не может понять, почему собеседник вдруг пытается сбежать из коммуникации, из комнаты, из дома, из страны. Психопаты с трудом могут допустить мысли, что их манера общения кого-то не устраивает. Они же не назло, они просто по-другому не умеют.
В итоге можно наблюдать забавную картину. Первый психопат активно лезет общаться, второй психопат всеми силами игнорирует первого. Или первый навязывает свою любимую тему, а второй на эту тему вообще не может и не хочет говорить. Или первый соскальзывает с темы на тему, а второй требует придерживаться единой генеральной линии разговора. Или первый вязнет в воспоминаниях, а второй рвется штурмовать воздушные замки будущего.
Конкуренция психопатов – это их попытки навязать свои правила коммуникации друг другу.
Почему мы обозначили столь бессмысленную борьбу символом +, то есть знаком сложения? Дело в том, что
Конкурирующий психопат ярче проявляет свои психопатические черты.
Не будем далеко ходить и рассмотрим конкуренцию циклоида с двумя уже разобранными психопатами.
Ц+И
Как истероид строит коммуникацию? Сначала он в центре всеобщего внимания. Если вы проявили слишком сильный интерес, истероид убегает. Если вы проявили слишком слабый интерес, истероид пытается вас “соблазнить”. То есть коммуникация истероида зависит от активности собеседника. От чего зависит коммуникация циклоида? Правильно. От времени.
Теперь представьте, что истероид успешно флиртует с циклоидом, плавно повышая градус. Истероидная психика уже предвкушает тот момент, когда циклоид перейдет некую черту – и нужно будет убегать, попутно упрекая поклонника в “превратном вульгарном понимании”. И вдруг у циклоида щелкает внутренний таймер, и он резко выходит из коммуникации. Истероид не понимает, что это за дичь произошла, почему кто-то присвоил себе амплуа беглеца. Конечно, циклоид никуда не убегает – у него просто сменилось настроение и ему нужно побыть в одиночестве. Но истероиду-то этого не объяснишь! Истероид наращивает мощность флирта, вгоняя циклоида еще глубже в самоизоляцию. Тем сильнее будет откат, когда у циклоида по расписанию наступит время общаться – и на истероида, успевшего обидеться, простить, забыть и расслабиться, обрушится шквал циклоидного внимания. Уже истероид попытается избежать коммуникации… но попробуйте отмазаться от циклоида в период хорошего настроения.
Ц+Г
С гипертимом все еще проще. Гипертим и циклоид начали совместную работу над проектом (вне совместной деятельности коммуникация с гипертимом затруднительна). Оба пашут, оба радуются. Но на часах пять вечера (или вторник на календаре, или лунный день “плохой”) – и циклоид резко выходит из игры: либо вежливо отказываясь от сотрудничества, либо попросту пропадая из виду. Гипертим обижается, пытается вернуть циклоида в работу – напрасно. Довольно скоро сам гипертим разочаруется в своем деле и найдет новое увлечение… Тут-то циклоид вернется из депрессивной экскурсии и загорится желанием продолжать работу конкретно над старым проектом. Гипертим же предложит участвовать не в старой, а новой деятельности.
Не факт, что новая гипертимная идея заинтересует циклоида – циклоидная скука привязана ко времени, а не к проекту. То есть если некая тема или работа была интересна циклоиду, то интерес не улетучится спонтанно, просто в какие-то часы или дни циклоид не может проявить свой интерес. А у гипертима меняется именно объект интереса (с проявлением всегда все хорошо). И уже циклоид будет уговаривать гипертима вернуться к старой деятельности. Вполне возможно, что уговоры увенчаются успехом: разочаровавшись в первом, втором, третьем… n-м деле, гипертим вернется к первому и позовет циклоида в старый проект. Аккурат в этот момент у циклоида снова поменяется настроение и он пошлет гипертима куда Захер-Мазох телят не гонял.
Воронка для лисицы
Этюд в циклоидных тонах
Только наш человек может бесконечно обещать себе не засиживаться на работе допоздна. А потом, бесконечно это обещание нарушая, удивляться: почему руководство вытирает об него ноги вместо того, чтобы выписать премию за усердие. Наш человек свято верит, что для начальника составляет высшее удовольствие постоянно созерцать взмыленные измотанные физиономии подчиненных. И, исходя из этой святой уверенности, наш человек умудряется пахать по два года без отпуска, изображая живую скульптурную композицию римского периода упадка. Стоит ли удивляться, что именно таких галерных рабов увольняют при первом же кризисе? Увольняют накануне ожидаемого повышения, фантазии о котором зародились где-то в недрах мозга, атрофированного от монотонного каторжного труда.
Пожалуй, единственная возможность для таких черных лошадок заявить о себе и сохранить должность – подняться одним прыжком как можно выше, где нет хитрых начальников и самодовольных ленивых коллег. Откуда невозможно сковырнуть, уволить или свергнуть. И, уже добравшись до вершины, заставить пахать всю вертикаль, превратив генеральную линию партии в натянутую по самые гланды струну.
Остапенко знал цену офисному планктону, равно как и властной вертикали. Он вообще всему знал цену. И ни в каких офисах он допоздна не засиживался. У него вообще не было офиса. Ни одного. Зато успешных бизнес-проектов – несколько десятков. Что не мешало этому гражданину регулярно рассказывать на радио “Эхо свободы” о том, как злобная власть мешает всем (и ему в первую очередь) строить бизнес. Впрочем, ругань в адрес Кремля за последние несколько лет тоже стала чем-то вроде хорошего бизнеса.
Эфир – не офис. Время летит незаметно. Особенно если после передачи главред приглашает на рюмку чая. Главред: лохматый, в меру умный, не в меру болтливый, тоже любит ругать власть. У лохматого главреда тоже свой бизнес. Они почти коллеги. Жаль, что Остапенко за рулем, и рюмка чая превращается в обычную чашку. Но беседа все равно затягивается до позднего вечера: жизнь-то бурлит, кипит, а информационную пенку снимать некому. Не порядок.
Весенние сумерки подло застигают Остапенко на пустом участке Рублево-Успенского шоссе. Почему пустом? Он сам удивляется. Есть в области такие загадочные места, которые в самый час-пик внезапно вымирают. Раз – и нет машин. Моргнешь – есть машины. Остапенко всегда был любопытным, даже звонил Лоскутову узнавать: не перекрывает ли кто движение там-то и там-то. Но заммэра только отмахивался: как тут перекроешь, если по всей стране тлеет и коптит пожарище бунта? Действительно. Коптит. На этих пустынных участках всегда пахнет гарью. И если тебе удается без приключений проскочить такую зону отчуждения, то будь готов выложить хорошие деньги за очистку машины от сажи и копоти.
Из сумерек, напоенных пеплом далеких горящих торфяников, выплыл гаишник. Да правда, что ли? Пустая дорога, кроме Остапенко – никого. Выходит, именно ему это дитя тьмы машет жезлом? Уставший бизнесмен прижался к обочине и опустил стекло.
Ёперный балет, никакой это не гаец! Все, пора завязывать с круглосуточной деловой активностью. Обычный гражданин голосовал. И не жезлом, а зонтиком. Хотя прикид у него – будь здоров. Вроде белый костюм, а похож на офицерскую форму. Зрительная память у Остапенко была отменная, фотографическая. Он сразу вспомнил кадр из какой-то патриотической кинохроники. Вот стоит над картой фельдмаршал, втолковывает что-то… кому? Нет, не фюреру. И не товарищу Сталину. Да хоспади, чей же это офицер? Белые мундиры, у кого были белые мундиры?
– Гутен абенд в хату, герр Остапенко. Нарушаем?
Бррррр. Мент все-таки? А почему по-немецки? Стебется? Хотя время сейчас такое, может и грабануть запросто. Муха на бляхе, зачем только тормознул? Вот же дурья башка.
– Ничего не нарушаем. Едем сотку, как на знаке, – какого-то черта оправдываться начал.
– Нарушаем режим информационного перемирия, герр Остапенко.
Со второго раза бизнесмен осознал, что гражданин обращается к нему конкретно по фамилии.
– Какого…?! – “перемирия”, хотел спросить одинокий автостранник, но когда мужчина с зонтиком уселся на соседнее сидение, вопрос сам по себе обрел именно такую форму.
– Обычного. Вялого. Вы разве не видите, что в стране происходит? Поэтому сейчас все вменяемые политические силы договорились соблюдать тишину и не срываться с цепи. А к невменяемым посылают меня. Энгельрот фон Морфних, sehr angenehm!
Остапенко вспомнил. Та кинохроника с офицером была постановочной и относилась она не к Великой Отечественной, а к Первой мировой. Белые мундиры были у австрийцев. Выходит, что слухи не врали, и на помощь Кремлю из Высокого дома действительно прискакал политтехнолог особого назначения.
– Я конечно все понимаю. Деньги превыше политики. Поэтому формально на вас информационное табу не распространяется. Но ситуация, герр Остапенко, ситуация на фронтах обостряется, – пассажир продолжал монологичное мурчание. – По инструкции, мне бы следовало вас тут же и ликвидировать. Но, на ваше счастье, все инструкции я составляю сам, поэтому сегодня для вас действует спецпредложение.
Морфинх замолчал так внезапно, что бизнесмен еще несколько минут внимательно вслушивался в мурчание – но не пассажира, а не заглушенного мотора.
– Какое предложение? – рефлексы взяли свое, и предприниматель, услышав знакомое слово, не преминул прояснить ситуацию.
– Ничего особенного, чистая логистика, – зонтик указал куда-то вперед. – Надо довести одну девушку, тут недалеко.
– Куда довезти? – не расслышал Остапенко. – В принципе, не вопрос. Пусть садится, довезем.
– Не довезти, а довести. Вот она, впереди, в свете фар.
Бизнесмен усилием воли перестал отслеживать круговые движения зонтика, внутри которого его испуганный разум уже поместил пару пулеметов Томпсона, ПЗРК и шприц с “Новичком”. В нескольких шагах от капота топталась, пританцовывая и изредка подпрыгивая на одной ноге, прилично одетая девица. Она то приближалась к краю освещенной фарами области, то отскакивала в самый ее центр, с трудом удерживая равновесие. А еще она издавала звуки, под которыми подразумевался хохот, но которые больше напоминали лай рассерженной лисицы.
– А что с ней? – Остапенко поднял стекло, чтобы не вслушиваться в этот искаженный смех. – Фигли ей так весело? Она под грибами? Может, просто вызвать скорую?
– Не знаю, – честно ответил фон Морфинх. – Полчаса назад у нее слезы шли тремя ручьями. Вы же сами знаете, насколько загадочны могут быть женщины. Сейчас главное ехать медленно вперед, не выключая фары.
– И…?
– И не задавая лишних вопросов.
Тише едешь, дальше будешь. Дальше от попыток рационально объяснить происходящее. Чувствовать каждую секунду, остро переживая за каждые десять градусов поворота колес – о таком тайм-менеджменте можно было только мечтать. В иной ситуации, разумеется. Хотя чем дальше ползла машина бизнесмена, тем яснее он осознавал – вот как раз и она, иная ситуация. Иные смыслы, иные законы.
Пустое шоссе, темнота, дым с горящих торфяников, странный субъект на соседнем сидении. И девушка, упруго отскакивающая от границы светового конуса. Ее клокочущий истеричный смех рвал стальные бизнес-нервы в клочья, не оставляя нервным клеткам и шанса на счастливую реинкарнацию.
Остапенко, пытаясь заглушить мерзкие звуки, включил радио. «Wohl auf, Kameraden! Aufs Pferd, aufs Pferd! Ins Feld, in die Freiheit gezogen» – грянул бравурный марш из динамиков. Из огня да в полымя. Где тут шансон? «Mädel, gib acht! Schließ dein Fenster heute Nacht!» – откликнулись на другой волне опереттой Кальмана. Третья, контрольная попытка. Гитарные рифы – и несколько хриплых венгров нестройным хором запели что-то про пастушьи костры. Понял, не дурак. Будем слушать венгров. А то такими темпами недолго настроиться на трансляцию выступления Дольфуса.
– Вы фанат «Карпатьи»? Хороший вкус, – с издевкой заметил Морфинх. – Так-так-так. Ну все, приехали. Здравствуйте, девочки. Можете тормозить.
– Куда мы приехали? – не понял бизнесмен, озираясь.
– Я в том смысле, что эксперимент вступает в решающую фазу.
– Это что? Электрошокер?!
– Успокойтесь. Это не для вас, а для безопасности экспериментатора. Ваша безопасность, увы, методикой эксперимента не предусмотрена. Выключайте фары. И не надо шуметь, а то спугнете нашу бешеную лисицу.
Внезапно Остапенко обнаружил, что может легко конвертировать ощущение нереальности происходящего в опционы спокойствия и умеренного бесстрашия. По самому выгодному курсу. Шокер был выбит из рук пассажира резким и точным ударом. Девушка впереди, словно почуяв опасность, застыла в напряженной до судорог позе, оставаясь спиной к машине.
– Не советую, – ледяным тоном предупредил пассажир.
– Да плевал я на твои советы, – бизнесмен уверенно зафиксировал прибыль от опционов бесстрашия, вложившись в облигации решительных действий.
Жаль, что пространство иномарки не позволило как следует размахнуться. Но и этого бокового удара кулаком под кадык хватило, чтобы Морфинх захрипел и стал медленно сползать по сидению. Бизнесмен уже прикинул направление второго удара, когда у его виска просвистела тяжелая рукоятка зонтика. Облигации пошли вверх, он угадал тренд. Можно и дальше играть на повышение.
Остапенко самонадеянно хмыкнул и замахнулся, чтобы навсегда лишить Кремль этой австрийской снайперской противотанковой винтовки ближнего боя. Сейчас он обрушит рынок, сконсолидировав и с малой задержкой сбросив несколько пакетов.
И только когда слева разбилось стекло, когда самого бизнесмена кто-то поволок наружу, когда до зрительных нервов дошла новость о резкой смене освещенности… Только тогда Остапенко понял, что его пассажир целился зонтиком вовсе не в висок. Линия тренда ударилась об уровень сопротивления и отскочила.
Фон Морфинх не промахнулся. Цель была поражена. Цель – рычажок выключения фар.
Как это часто бывает на бирже, Остапенко вдруг оказался полным банкротом. В сконсолидированных пакетах вместо акций обнаружились части расчлененного тела.
Два часа назад
– На мне лежит родовое проклятье! Уверяю вас. Я это чувствую. Я это знаю. И не пытайтесь меня разубедить, фон Морфинх!
– Для вас, фрауляйн, просто Бэзил.
У камина примостилась хрупкая барышня, заламывая руки и мелкими частыми укусами укладывая бледные губы черепицей из засохшей кожи. На фоне чугунной решетки, мраморного гербового панно и вороньих лап канделябров урожденная княжна Волкова беспощадно терялась и блекла. Да, княжна. Подумаешь, что в фамильных древах русского нобилитета нет никаких Волковых. Власть же взяла курс на возрождение духовности и исторического наследия. Почему бы не стать маленькой духовной скрепочкой, пусть и чисто декоративной, пусть еще и за свои собственные деньги?
– Раз вы все знаете, то зачем меня пригласили? – в фамильном кресле вальяжно развалился демонолог. Да, в фамильном. Подумаешь, что изначально мебель принадлежала совершенно другой фамилии.
– Снимите же его с меня! – всплеснула руками барышня.
– А больше с вас ничего не надо снять? – этот господин, только что расправившийся с авансом в виде парочки запеченных тушек черной трески, мог позволить себе подобный тон. Он был единственным в Европе демонологом-консультантом. Монополия развращает.
– Что, например? – растерялась дворянка.
– Например, все, – зрачки чернильными пятнами полезли за пределы радужки, но вовремя опомнились. – Потому что иных способов решить вашу проблему я не вижу.
– Да что вы себе позволяете?!
– Что? Например, все, – снова маневр зрачками. – Вы же мне позволяете позволять. Лучше повторите ваши основные жалобы.
– Приступы страха, чувство одиночество, тоска на закате…
– Позвольте! Проклятьем тут и не пахнет. Это тот досадный вид женского недомогания, когда никто не домогается. Достаточно понаблюдать за вами краем глаза: судорожное напряжение икроножных мышц, вертикальные движения бровями. Озабоченная голова рукам покоя не дает.
– Оставьте в покое мои движения! Я бальными танцами профессионально занимаюсь.
– Конечно-конечно. Я-бальными надо заниматься в вашем возрасте, а не бальными.
– Следите за речью! Вы барон, а не ефрейтор!
– Не стоит недооценивать низшие офицерские чины, им иногда патологически везет на власть. Да и какой я, к дьяволу, барон? Ни земли, ни наследства, ни свиты. Вас благородная кровь тоже не особо спасает. Слова-то что? Их можно выучить и произносить в нужные моменты. С жестами труднее. Они выдают вас с потрохами. Точнее, с лоном. Стоило мне затронуть тему интимной жизни, как вы начали буквально полировать канделябр вашей изысканной ладошкой.
Жертва строгого воспитания отдернула руку от толстого подсвечника.
– Тоска – это всего лишь предвестник! Вы даже не пытаетесь дослушать, – преодолевая смущение с помощью воинственного тона, воскликнула девушка. – Сперва смутное беспокойство на закате. Постепенно тревога разрастается, захватывая весь разум. А потом начинается.
– И что же у вас потом начинается?
– Не помню.
– Ну например? Например, все? – в третий раз щелкнул зрачковыми диафрагмами демонолог.
– Не смешно! Не смешно! – поток пресных слез из ее больших темно-синих глаз быстро иссяк, не найдя никакого сочувствия со стороны собеседника. – Я не хочу попасть под грузовик, как моя матушка десять лет назад!
– Внезапно из-за угла нелепого повествования выехал еще более нелепый грузовик, – усмехнулся мужчина. – Что будет дальше?
Множественный сарказм был прерван брошенной в лицо тряпкой.
– Если не хотите слушать меня, фон Морфинх, то взгляните на это.
– А что это у нас такое? – Бэзил брезгливо развернул подарок. – Обычная ночнушка, с дурацкими рюшечками и бантиками. Детский сад какой-то. А я-то надеялся, что в лицо мне сейчас прилетят ваши трусики… Руки!
Княжна отошла от подсвечника подальше.
– Вы не понимаете! – трагически зашептала она. – Последнее время я стала просыпаться не только с амнезией, но и с мелкими ушибами по всему телу. А сегодня утром обнаружила на ночной сорочке след от колеса. Там, сбоку.
– Действительно. Отпечаток зимних шин. Кто-то явно не торопится менять резину. А еще, – демонолог принюхался. – А еще я чувствую запах крови. Хотя никаких кровавых пятен не вижу. Или это прелые яблоки? Не разберу.
– Боже мой! Я кого-то убила! – Волкова демонстративно пошатнулась, готовясь лишиться чувств, но мужчина не шелохнулся. Обморок пришлось отложить. – Так и знала. Эффект лисицы.
– С каких пор лисы охотятся на людей?
– Бешеные лисицы выходят к людям, забыв о своей любви к одиночеству. Видите наш герб? – костяшки пальцем легким перестуком прошлись по червонно-золотому панно. – Две лисицы по краям. Две. Каждая из них нарушила обет одиночества.
– Может, они просто готовятся к спариванию? – с самым невинным видом предположил Бэзил, искоса наблюдая, как Волкова избегает контактов с подсвечником.
– Опять вы за свое. Нет, это родовое проклятье, передается по женской линии. Единственный способ его обуздать – жить здесь, в тихом уединенном поместье.
– Так. Бла-бла-бла заканчиваем. Княжеский титул ваше семейство купило относительно недавно. Герб вам составил дизайнер-фрилансер. И никакое это не поместье, а обычный загородный домик. Тут до шоссе рукой подать.
Княжна стояла, понурив голову и едва сдерживая рыдания. Демонолог, тем временем, продолжал свою фривольную лекцию.
– В отличие от одной озерной ведьмы, я не силен во всякой там психиатрии, но уверен: все дело именно в затворническом образе жизни. От вас же пышет молодостью и жаждой приключений! Хотите, как вариант, познакомлю вас с Морисиком? Это тот паренек, который меня сюда привез и сейчас смиренно ждет в холле… Языческие боги, бедный канделябр!
Девушка была готова удушить подсвечник в мануальных объятиях.
– Ладно, уговорили. Я берусь за это дело, как бы по-бейкерстритски пошло это ни звучало, – Бэзил достал из нагрудного кармана черный маркер, начертил что-то на салфетке и протянул послание клиентке. – Осталась одна мелочь. Оплата.
– Мелочь?! – Волкова бросила полный ужаса взгляд на шестизначное число. – Откуда тут столько нулей?!
– Это на благотворительность!
– На какую?
– На какую?!
– Да! На какую-такую? – большие темно-синие глазища смотрели на Бэзила со смесью осуждения, непонимания и восхищения.
– На такую, на какую! Маракуйю атакую, – демонолог подвис на пару секунд. – Ах да! На такую! На строительство, ремонт и содержание больницы. Я же больницу строю. Целый больничный комплекс! Представляете? Один мааааленький демонолог на целую большуууую больницу, населенную всякой картонной нечистью и бомжами.
– Хорошо-хорошо, пусть будет больница! – гость произвел на княжну такое впечатление, что она была готова с упоением вслушиваться в любую красивую ложь. Но больница, увы, существовала в реальности. В нескольких реальностях. – Предположим, я теперь хочу зачеркнуть не три нуля, а два. Но все-таки хочу.
– Нет у вас сердца, фрауляйн! А как же дети?
– Больница детская?
– Не дай бог. Еще мне не хватало с вашим уполномоченным по правам ребенка связываться. Она уже грозилась бригаду попов на меня натравить.
– Тогда какие дети?
– Ну как какие?! Мои, наверное. Шесть или семь детишек, которые растут без отца.
– Погодите минутку. Вы же отец. Почему без отца?
– Видите ли, фрауляйн! – Бэзил медленно покинул теплое пространство кресла и принялся неторопливо расхаживать по комнате. – Демонолог – это вымирающая профессия, передающаяся только по наследству. Почти как болезнь, только наоборот. У особо везучего наследника внезапно проявляется целый букет рецессивных признаков: интеллект, харизма, стальные нервы, оккультное чутье… А как добиться такой геномной экспрессии? Правильно: найти подходящую пару, у которой будет свой набор, кхм, особенностей.
– Так какая проблема? Интернет-знакомства и…
– Тише-тише-тише, – Морфинх, проходя мимо княжны, не удержался и закрыл ее ротик ладонью. – Перебивать нехорошо. Вы послушайте, что это за признаки идеальной женщины. Легкое безумие. Раз. Нездоровый интерес к аномальщине. Два. Необычный узор на радужке правого глаза. Три. И самое главное – нулевые, абсолютно нулевые навыки готовки. Чтобы ни разу в жизни близко к плите не подходила!
– А при чем тут готовка и плита?
– При том, что свободное развитие личности заканчивается там, где начинается бытовой ад. Прикованная к плите женщина не способна проявить себя в отношениях, что уж говорить о талантливом потомстве. Талант задыхается в кухонной копоти.
– Я не знаю, из какого средневековья вы вылезли, – пробубнила сквозь забрало чужих пальцев княжна. – Но евгеника давно признана антинаукой.
– Кем признана? – Бэзил усилил речеподавляющий барьер. – Леволибералами, которые захватили научный дискурс и средства массовой информации! Но это нам только на пользу. Иногда лучше опасному знанию лучше попасть под поток наспешек, чем быть уничтоженным или, того хуже, превратиться в общедоступную безделицу. А то люмпены начнут массово экспериментировать с выведением идеальных менеджеров да топ-моделей. Такого наплодят! Они и без евгеники умудрились за шестьдесят лет превратить Европу в генетический отстойник.
Фон Морфинх глубоко вздохнул, загоняя праведный геополитический гнев поглубже. В России этот австриец чувствовал себя, как ни странно, в полной безопасности. И дело даже не в том, что он приехал сюда по особому приглашению. Здесь, хотя бы, его не пытались арестовать за мурчание под нос любимых маршей.
– Вот, а теперь представьте этот образ идеальной женщины. С такой опасно жить в одном городе, не то что под одной крышей. Поэтому каждый демонолог обязан совершить турне по Европе, найти в разных странах несколько идеальных вторых половинок и произвести должное впечатление. Своеобразное паломничество.
– Все время мало? – сумел разобрать демонолог. Княжна не пыталась освободиться, только прожигала собеседника темно-синим пламенем глаз-плошек.
– Намекаете на мужской азарт? Не буду спорить. Но дело здесь в теории вероятностей. Мы же не знаем наверняка, какая новая мутация возникнет у наследника на фоне такой интеллектуальной селекции. К тому же не факт, что талантливая молодежь решит заниматься именно демонологией. Я вас убедил? Ну что вы молчите? Ах да, – Морфинх второй рукой аккуратно зафиксировал затылок княжны и изобразил ее головой кивок. – Будем считать, что формальности соблюдены. Приступим.
Не тратя больше времени на разговоры, Бэзил включил небольшой диодный фонарик и обвенчал зрачок клиентки сияющим фотонным нимбом.
– Что можно там так долго разглядывать? – возмутилась княжна спустя пару минут офтальмологического обследования.
– Да глаза у вас красивые, черт побери, – признался демонолог. – Вот из-за таких глаз раньше гремели пушечные залпы. А теперь только щелкают счетчики лайков в социальных сетях. Какие узоры! Дурная наследственность сплела свою паутину на вашей радужке, не иначе.
– Как хорошо, что вы не гинеколог.
– Но посмотреть могу, – луч фонарика переместился к другому глазу, попутно описав мертвую петлю между ног девушки. – Хотя зрачки у вас сейчас трепещут ничуть не хуже, чем…
Демонологу пришлось уворачиваться от пощечины. Потом еще от одной. Княжна вовсе не пыталась защитить оскорбленные чувства – нахальное внимание ей только льстило. Она атаковала, пыталась вогнать ногти поглубже в чужую плоть. Зачем? А действительно, зачем?..
– Ой! Я вас не ранила?
– Не дождетесь! – ответил Морфинх, выключая фонарик. – Так это и есть ваше фамильное проклятие? Распускать ногти по любому незначительному поводу?
– Простите. Я не знаю, что на меня нашло. Я правда не знаю!
– Важнее другое. Когда именно это на вас нашло? Когда я светил в левый глаз? Нет. В правый? Тоже нет, агрессия возникла чуть раньше. Значит, где-то посередине. Так, проверка…
Световое пятно снова посетила дворянскую паховую область. Ноль реакции. Бэзил для верности изобразил фонариком несколько примитивных фигур. Ухмыльнулся. Поймал на себе внимательный, укоряющий, негодующий, но уже наполняющийся обожанием взгляд княжны. Снова ухмыльнулся. Зажмурился, не в силах устоять перед темно-синими омутами, покрытыми ряской меланиновых росчерков. Почувствовал на щеке горячее дыхание княжны.
– Стоять! – он добавил последние остатки льда в океанический прибой собственного голоса. – Хотя бы один человек тут должен думать головой. Идите потеребите канделябр, вас это успокоит.
Разочарованный, укоряющий выдох ударился о губы демонолога. Девушка успела отойти к каминной стойке до того, как у Бэзила выбило последние пробки. Убедившись, что нанимательница вернулась на свое привычное место и тискает подсвечник, Морфинх открыл глаза. Странно, но всего несколько шагов свели на нет действие ее чар. Да, глаза, да, фигура. Маловато, чтобы терять над собой контроль. И голос у нее, конечно, богат обертонами, но какой-то уставший, без огонька.
Запах? Бэзил втянул воздух. На раскаленную сковородку бросили щедрую горсть высушенной гвоздики. Потом в этом буйстве эфирных масел попытались поджарить прелые яблоки и ржавые гвозди. Выдыхай, бобер, выдыхай!
Демонолог вытер испарину первой попавшейся под руку тряпкой. В нос ударил тот же букет ароматов. Что за черт? Австриец задумчиво уставился на ночнушку, которую княжна пыталась выдать за вещдок. Отпечаток шины. Нет, грузовики так не пахнут. Кровь. Мужчина помахал ладонью над пятном, направляя воздух к себе – так нюхают опасные реактивы. Картина начала складываться.
– Как погибла ваша матушка?
– Она ушла гулять в очередное полнолуние, вышла на шоссе. Там ее настигла фура.
– Прямо настигла? – демонолог пожалел, что здесь не присутствует пранкер Вольнов, признанный специалист по чужим матушкам и дальнобойщикам.
– Да. Она не смогла убежать от машины.
– Удивительно. Она что, бежала по прямой?
– Я же вам говорила! Эффект лисицы. Лиса, попав в свет фар, не может выбежать из освещенной воронки. Поэтому лисы массово гибнут под колесами. Это наше проклятье.
– И безумие начинается ровно в полнолуние?
– Ну…
– Да или нет?
– Не знаю. Может, днем раньше, днем позже.
– Вот теперь все стало ясно.
– Тогда что вы молчите? Мерзкий, циничный хер…
– Херр демонолог! – ворвался в комнату молодой человек с гривой каштановых волос. – У нас злостное нарушение перемирия!
– Морисик, ну как тебе не стыдно так внезапно врываться?
– Это ему как не стыдно врываться в эфир с призывами к экономическому мятежу?!
– Кому?
– Ну этому. Ну как его там. Ну там короче бизнесмен есть. Он сейчас по радио призывает массово капитал вывозить и отстреливаться от ментов.
– Было бы что вывозить… – пробормотала княжна.
– Разберемся, – спокойно, но решительно заявил демонолог. – Когда там эфир заканчивается?
– Минут через двадцать.
– Ага. Сделаем скидку на любовь либеральной публики к долгим посиделкам. Часа полтора у нас в запасе есть. Сейчас мне нужно подумать. Фройляйн, вы танцуете?
– Я?!
Не дождавшись ответа, Бэзил крепко обхватил девушку за талию и кивнул Морису. Тот включил на смартфоне “Во глубине” Тимура Шаова. Околдованная нефтяными пятнами австрийских зрачков, княжна медленно плыла в пространстве в такт музыке. Лень да скука, скука да лень, окутавшие страну, сгустились и опаясывающим лишаем крепких рук сомкнулись на девичьей талии. Она успокоилась, отдыхая перед решающим броском. Полная луна заглянула в окно – проверить боеготовность своей подопечной.
Песня смолкла. Княжна застыла, распахнув свои безумно-синие глаза навстречу лунному свету. Демонолог поспешил высводить шею из ледяных ладоней девушки.
– Где там наш нарушитель?
– В двадцати минутах езды отсюда, – Морис сверился со смартфоном.
– Уверен?
– Данные идут прямиком с навигатора.
Австрийцу повезло, что лохматый главред “Эха свободы” оказался достаточно умным и пошел на сделку с контрреволюцией. По договору, он подбрасывал отслеживающие маячки всем оппозиционным гостям оппозиционной радиостанции. Как бы оппозиционной. Как бы радиостанции.
– Давайте активировать нашу маленькую машинку для убийства.
Луч фонарика уставился в правый глаз княжны. Затем в левый.
Никакой реакции.
Демонолог забеспокоился. Он ошибся в расчетах?
Луч принялся перемещаться от одного глаза к другому. Все быстрее и быстрее.
Княжна издала утробный рык и шагнула к австрийцу. Еще несколько шагов – и мужчине пришлось пятиться. Еще немного, и дворяночка прыгнет, чтобы вонзить зубы в шею гостя.
Австриец вспомнил о лисице, которая не может покинуть световую воронку. Что не так? Вот же у него в руках рукотворная фара. А фар у нас сколько? Две.
– Морис! У тебя в смартфоне есть фонарик?
– Есть.
– Врубай! На полную мощность. Скорей!
– Но если я включу фонарик, смартфон испортится.
– А если не включишь, тогда испорчусь я!
Ловить светящийся телефон Бэзилу пришлось уже в прыжке, уворачиваясь от броска княжны. Она упала на четвереньки, залаяла, как плохо одомашненная лисица, и предприняла еще одну атаку.
Ее белоснежные зубки уже коснулись шеи демонолога, когда два луча одновременно ударили ей в оба глаза. Девушка встала, как вкопанная, не в силах ни отвести взгляда, ни пошевелиться. Только судорожная улыбка иногда пробегала по ее личику.
Демонолог шагнул вперед. Княжна шагнула назад.
Демонолог шагнул назад. Княжна шагнула навстречу.
– Идеально, zum Teufel, идеально. Морисик, откроешь нам дверь?
– Машина нужна?
– Нет. Нам тут недалеко. Мы только штрафанем одного проштрафившегося бизнесмена и вернемся. Одна нога туда. Другая нога и другие части тела – оттуда.
Спустя несколько часов
– Вы уж простите за электрошокер. Не болит?
Княжна слегка мотнула головой, стараясь не мешать чистке зубов. Демонолог, вооружившись пинцетом, иглой от железного шприца и нитью, освобождал ротик девушки от останков чужой плоти. Она сидела на софе, ужасаясь и упиваясь опытом первой охоты. Ее мышцы, наконец-то расслабленные после длительного стресса, слегка дрожали.
В камине горел живой огонь. Горели свечи на канделябре, до блеска отполированном ищяной ладошкой. Труп луны, сделав свое дело, деликатно спрятался за тучи, рядом с мертвым ликом Сатурна.
– Я все понял, когда вы поставили под сомнение абсолютную власть луны. Днем раньше, днем позже. Это уже не полнолуние. Затем ваша ночная рубашка. Морис проверил все криминальные сводки. Никаких убийств или ДТП за последние месяцы в этом районе. До сегодняшнего дня. Хе-хе. Так что это была ваша кровь. Не та кровь, которая струится в жилах и изливается в момент убийства.
– Как вы это поняли?
– Запах.
Демонолог завершил стоматологические процедуры, взял девушку за подбородок, и наклоняя ее голову в разные стороны, придирчиво оглядел результат.
– Запах?
– Да. Обычная кровь так не пахнет. Здесь аромат более тяжелый. С нотками ржавчины, запеченых яблок и жареной гвоздики. Ни с чем не спутаешь. А я-то все думал, почему вы мне так голову вскружили…
Он растянулся на софе, нагло используя колени княжны в качестве подушки и, раздувая ноздри, втянул воздух.
– Критические дни, не так ли?
То ли свет пламени, то ли княжна слегка покраснела.
– Ни одно полнолуние не сравнится по силе с вашими персональными лунными циклами. Проклятье действительно есть, но оно простирается на всю прекрасную половину человечества.
– То есть я не оборотень? И у меня не ликантропия?
– Гораздо хуже, – улыбнулся демонолог, демонстрируя острые треугольные зубы. – У вас обыкновенный ПМС. И необыкновенные глаза.
Княжна вспомнила о чем-то важном и наклонила голову. Их взгляды встретились.
– Право, что такого необыкновенного может быть в глазах?
– Узоры на радужке. И взгляд слегка безумной поклонницы аномальных явлений.
Она осторожно прикоснулась подушечками ледяных пальцев к его виску.
– А еще я совершенно не умею готовить.
Параноид
1. Параноид одержим сверхценной идеей
Полная противоположность циклоиду. Абсолютная приверженность разумной, доброй и вечной идее. Ну, возможно, не столь разумной и не столь доброй – но обязательно вечной. Параноид выстраивает всю свою жизнь под знаком какого-либо проекта, который должен обессмертить своего творца в веках. Это может быть изобретение, произведение искусства, империя, потеря девственности. Реальный масштаб не важен, реальная актуальность идеи – тоже.
Параноиду важно, чтобы его проект никогда не был воплощен в реальности. Это вечное стремление, вечная подготовка. Наверняка в детстве вы смотрели какой-нибудь мульт-сериал про супергероев, где “гениальный” злодей постоянно готовится захватить мир, но в последний мир ему что-то мешает. Интернет-сообщество давно отрефлексировало абсуредность этой ситуации. Почему, имея армию, оружие, ресурсы или магические силы, злодей действует максимально нерационально? Может, он идиот? Но идиот не смог бы собрать внушительный “злодейский капитал”…
Так вот, параноид – это реальный прототип всех мультсериальных злодеев. Он хорош в подготовке и планировании, но в последний момент сам же разрушит им созданное. Иначе нельзя, потому что к воплощенному идеалу нельзя стремиться. Чем ближе его фантазия к реальности, тем более агрессивным и тревожным становится параноид.
Параноидное поведение легко объяснить с позиции двух комплексов. Кто представляет чистого Эдипа? Гипертим и истероид. Чем они интересуются? Реальными объектами. Да, их интерес быстро остывает или вовсе сменяется бегством. Но это такой способ щупать реальность. Этим двоим реально интересно изучать реальность. Чистый Хронос не интересуется реальностью – циклоид полностью подчинен времени, параноид полностью поглощен бунтом против времени. Ведь что такое сверхценная идея? Это фантазия о бессмертии, это вызов Хроносу. Но воплощенная идея – это уже реальный объект, в котором примирились две крайности (изменчивость и постоянство), для взаимодействия с таким объектом нужен Эдип. Параноид же органически не может формировать эдипальных отношений – ни с кем и ни с чем. Это чистый “анти Хронос”.
Все объекты: от людей до вещей – встраиваются параноидом в его сверхценный проект. Попытка сопротивления (вполне естественная) рассматривается как предательство, как угроза параноидным планам, как попытка сорвать вечный ритуал по обретению бессмертия. Короче говоря, не критикуйте параноида, не ставьте под сомнения его гениальность, не обсуждайте его с третьими лицами – чревато. И вот почему…
2. Параноид убежден в слежке и заговоре против него
Где великие идеи, там и великие козни, не так ли? Параноид патологически убежден, что его проект уникален, полезен и революционен. Логично, что правительство, масоны и коллеги по работе вступили в заговор с целью помешать параноиду воплотить фантазию в реальность. Ну и подумаешь, что сам параноид никогда не допустит свершения своих планов? Ему можно. Вам нельзя. Все.
Например, параноидный ученый искренне удивится, что вы до сих пор не прочитали его гениальной статьи. Заметьте: статья на самом деле может быть толковая, психопат на самом деле имеет ученую степень – от этого он не перестает быть параноидом. То есть реальные достижения человека – это приятный бонус. Нас интересует главная параноидная черта – склонность психопата переоценивать значимость себя любимого для других людей.
Мы надеемся, что вы и сами догадались: до клинического бреда преследования дело не доходит. Параноид во много похож на настоящего параноика, но им не является. У психопата сохранны высшие психические функции. Например, он знает, что его мысли – это именно его мысли, что никакой “высший разум” не “вкладывает” ему в голову свои секреты. Голосов не слышит, контроль над своим телом сохраняет, речь связная и вполне логичная. Короче говоря, параноид психически сохранен, как и другие психопаты.
Зачем вам эта информация? Чтобы вы не питали напрасных надежд: вам не удастся сбагрить в психушку соседа-параноида, который всех в доме достал лекциями о революционном методе борьбы с кротами с помощью мата и очищенных огурцов.
Почувствуйте разницу. Параноид (наш персонаж) убежден, что правительство следит за ним. Он приводит разумные аргументы, рассказывает о реальных технологиях слежки. Меры, которые принимает параноид, тоже вполне адекватны: защитные программы на компьютеры, заклеенная камера смартфона, избегание скользких тем в переписке. Проблема лишь в том, что параноид не может ни на минуту расслабиться, а также активно всех грузит своими геополитическими монологами.
Теперь возьмем настоящего параноика (не наш персонаж). Он убежден, что за ним следит инопланетное правительство с помощью масонских технологий. Мотив правительства очевиден – жертва родилась в июле, а инопланетяне ненавидят рожденных в июле. Доказательства? Каждую ночь с параноиком через форточку в лобковой кости связываются храбрые революционеры с Венеры и сообщают ему ключи от масонского шифра. Как защититься от слежки? Бегать голым по улице, храбро размахивая обрубком оптоволоконного кабеля с инверсной полярностью…
Нередко обходится без политического криминала. Параноид всего лишь склонен винить во всех ошибках и неудачах кого-то другого. В оправдание психопата стоит заметить: свои успехи он тоже приписывает некой внешней силе. Есть хороший психологический термин – “локус контроля”. Так вот, локус контроля у параноида смещен во внешний мир. Это значит, что параноид никогда всерьез не задаст вопрос: “А может, дело во мне?!”. Но, повторим, что контроль над своим телом и высшими психическими функциями параноид все же сохраняет.
Убежденность в “заговоре” можно обобщить. Параноид убежден, что все к нему как-то относятся. Как именно относятся? Здесь возможны варианты. Параноид, как правило, хорошо помнит списки своих недругов, поклонников, друзей, завистников. Чтобы внезапно переместиться из одного списка в другой, вам не нужно вообще ничего делать – параноид сам регулярно тасует колоду второстепенных персонажей.
Сюда же относится идея о супружеской неверности. Существует распространенное мнение, будто бы патологическая ревность имеет параноидальные корни. Не вдаваясь в психоаналитические подробности, мы рискнем выдвинуть другую гипотезу. Параноид не ревнует, то есть не сомневается в верности партнера. Он убежден в его (ее) неверности. Причиной неверности параноид называет желание партнера унизить, выставить психопата на посмешище. Также нередко можно услышать от параноида, что его супруга (ее супруг) обсуждает с любовником сексуальные недостатки (или достоинства) мужа. Конечно. Чем им еще заниматься? Кроссворды разгадывать, разве что.
Убедившись в реальной измене партнера, параноид вздохнет с облегчением: его теория заговора нашла очередное подтверждение. Возможно, стоит проанализировать этот момент в свете нового европейского тренда: cuckold. Европейские мужчины, ослабленные толерантностью, запретом на агрессию и вырождением, весьма позитивно относятся к насилию мигрантов по отношению к белым женщинам. Наиболее травмированные европейцы готовы платить, чтобы наблюдать, как их жены занимаются коитусом с представителями варварских народов. С чем их всех и поздравляем.
3. Параноид сам следит за всеми, собирает компромат
Впервые услышав о параноиде, аудитория обычно сочувствует психопату. Как он может жить, окруженный врагами, под прицелом множества виртуальных глаз, всеми преданный и осмеянный? Как-как. Сам следит, шпионит и предает. Возможно, весь сюжет о заговоре был изобретен параноидальной психикой в качестве самооправдания. Придумывает же государство внешних и внутренних заговорщиков, чтобы лишний раз ужесточить контроль над частной жизнью граждан…
Параноид любит подслушивать, подсматривать, записывать разговоры, устанавливать скрытые камеры, распускать слухи, соблазнять чужих партнеров. Исключительно в рамках самообороны! Что, простите? Превентивный удар нельзя назвать самообороной? Это вам кто сказал? Не слушайте врагов, заговорщиков и слуг режима. Психопат всего лишь защищается.
Логика смешная, рассчитанная на идиотов. Неудивительно, что европейские правозащитники на нее ведутся. Стоит только какому-нибудь террористу погромче бабахнуть на улицах Лондона или Парижа, как грохот взрыва будет заглушен воплями леволиберальной прессы. “Ах, это мы сами виноваты, мы спровоцировали несчастных мирных мигрантов!”. Сказки о “злом Израиле”, который стреляет в “мирных палестинцев” тоже рассчитана на параноидальную и конформоидную публику. Забегая вперед: авторами антиизраильских и антиевропейских статеек являются ярко выраженные виктимы, до которых мы еще – во всех смыслах – доберемся.
Вершиной параноидальной мысли является концепция паноптикума. Это идеальная тюрьма с прозрачными стенами, множеством видеокамер, башней надзирателя в центре. Автор просит воздержаться от аналогий с популярными шоу! Тем более, что никакой скандальной ведущей и никакого надзирателя в тюрьме нет. Главная башня паноптикума пуста. Заключенными управляют их собственные фантазии о всевидящем оке.
Нельзя сказать, был ли автор идеи – философ Бентам – параноидом. Гораздо интереснее тот факт, что идея пришлась по вкусу некоторым особо впечатлительным натурам: от Мишеля Фуко до современных гейм-дизайнеров. Концепт психиатрической власти, водная тюрьма в Silent Hill, игра Beholder… И, конечно же, работа “Симулякры и симуляция”, сотканная из очевидных тезисов и критики капитализма, но обеспечившая Бодрийяру мировую известность. Все это указывает на чрезвычайную соблазнительность идеи паноптикума для людей самых разных сословий и характеров, не только психопатов. Параноиды острее других реагируют на паноптические фантазии и не стесняются воплощать их в жизнь. Где пределы их аппетитом? Не исключено, что какой-нибудь параноид специально будет рваться во власть, лишь бы пошпионить за собственными согражданами. Для их же безопасности.
А может, мы уже стали жертвой заговора параноидов?
Может. Но нас волнует не это, а читательский интерес, поэтому перейдем уже к взаимодействию параноида с другими экспонатами паноптикума.
Наполеоновские морды
Этюд в параноидных тонах
Чем монументальнее фигура гения, тем величественней черная тень за его спиной. Таков закон.
У каждого великого писателя, художника, композитора или супергероя должен быть злой гений. Сущность, взращенная в толще черного обелиска, одиноко возвышающегося среди бессознательной пустоши. Демон, сквозь дрему с завистью и презрением наблюдающий за первыми шагами хозяина. Наступит миг – и он вырвется на волю, спроецируется вовне. Добрый художник, которого каждый может обидеть, не заметит и не захочет замечать бегства своего главного детища в реальность. И наступит подлинный триумф гения. Падший ангел воплотит в жизнь все запретные фантазии Творца, который имеет безлимитную индульгенцию. Какие злодеяния? Это не он. Это все злой двойник.
Черный человек, Сальери, Мориарти, Веном, Балрог, пирамидоголовый. На них можно свалить все зловещие совпадения и роковые случайности, которые вдруг сгущаются вокруг беззлобного гения. Преступная сеть Лондона? Не смотрите косо на скучающего Шерлока – это Мориарти виноват. Суицидальные наклонности Моцарта – это Сальери яд подсыпал. Беспробудное пьянство, беспорядочные связи и пропаганда сельского бандитизма – это бродит-бродит-бродит черный человек. Далеко не каждому дано сбросить своего злого двойника в Райхенбахскую бездну. Пламя Удуна не привыкло отпускать добычу – точным ударом хлыста оно утащит хранителя огня Анора за собой в бездну. Только чудо поможет гению воскреснуть в Белом облике.
Без злого двойника гений не может творить. Творчество – это создание новой реальности, то есть психоз. По определению.
Игнатий старался держать эти мысли при себе. Благо, пациент попался говорливый. Поток его гениальных откровений не иссякал, что позволяло гипнотерапевту загадочно молчать и внимательно разглядывать лысеющую макушку посетителя.
Высокий почти молодой человек с крупными чертами лица, сочетающими в себе болезненный аристократизм и купеческую мясистость. Он не выглядел ни сломленным, ни больным, ни невротичным. Это был типичный холеный нарцисс. И этот факт заставлял Игнатия сомневаться сразу в двух вещах: в ориентации и психической целостности клиента. Нельзя просто так прийти на прием и уверенно изображать из себя слишком здорового человека, и говорить разумные вещи, и вести себя адекватно. Что-то в монологе пациента не клеилось. И это что-то лежало вне наших представлений об этом мире, вне наших знаний о неврозе и психозе. Нечто, окутанное легким флером зарождающейся паранойи, могло стать как источником вдохновения, так и генератором вечного ночного кошмара. Кошмара, пробудившись от которого, пациент бы обнаружил себя на соседней койке с Наполеоном.
– Я пишу книгу о Наполеоне!
Игнатий вздрогнул. Неужели он невзначай озвучил свои рассуждения? Или у него все на физиономии высвечивается? Впрочем, не исключено, что пациент уже успел где-то вычитать про манию величия и пытался вжиться в роль понравившегося ему диагноза. Читать пациент явно любил.
– Я историк! Я эстет!
Еще он очень любил говорить о себе.
– Я не потерплю, чтобы какие-то бактерии, сидящие на подсосе у государства недоисторики, дешевки! Чтобы они воровали мои концепции, отравляли мне жизнь, чтобы они клеветали в мой адрес!
Еще он очень любил своих врагов.
– А вы уверены, что они о вас вообще говорят?
Это Игнатий уже точно произнес вслух. На свою беду.
Из нежно-поросячье-розового лицо клиента стало пунцовым, он повысил голос до драматического тенора и, выразительно двигая лошадиной нижней челюстью, убедительно продекламировал.
– Конечно! Они постоянно обо мне говорят! Они одержимы мной. Я не даю им покоя. Мои научные труды перевернули историю. Я объездил все архивы, обработал тонны документов и разоблачил этих дешевок. И совершил ряд великих открытий! Конечно, эти бактерии не могут мне этого простить. Они меня ненавидят. Они мне завидуют. Они меня боятся. Они на меня клевещут.
“Конечно…” – подумал Игнатий, а вслух спросил:
– Вы же пришли сюда не за антибиотиком против назойливых бактерий?
– Конечно нет! Но вы же должны видеть психологический портрет исторической личности, с которой работаете? Или вы дилетант?!
Игнатий был кем угодно, только не дилетантом, но возмущаться не стал. Пока он не понимал, чего хочет этот нарцисс – а это был именно нарцисс с ярко выраженными парафренными замашками. Пришел ли он вообще к кому-то или просто решил разнообразить публику, включив в список слушателей еще и лучшего в стране гипнотерапевта. Кстати, о гипнозе – он здесь был абсолютно бесполезен, потому что нарциссы не формируют переноса на терапевта, а без переноса гипноз невозможен (если точнее, гипноз является всего лишь частным случаем переноса). Придется слушать. Тем более, что почти молодой человек редко признавал за другими какое-либо амплуа, кроме роли пассивных и восхищенных слушателей.
– Знаете, да, у меня проблема, – выразительный взгляд в упор, от которого Игнатию стало немного нехорошо.
Казалось, пациент заметил нечто, стоящее за спиной гипнотерапевта. “Картонный человек хочет, чтобы его заметили, но не хочет, чтобы его видели”. По соседству с тараканами в голове Игнатия жили свои картонные демоны, от которых он прятался за стенами психологического центра “Озеро”. Пусть и в качестве не пациента, а так называемого специалиста.
– У меня проблема, – повторил пациент и многозначительно замолчал.
Он явно ожидал удивленных возгласов вида: “Как? У такого благородного, успешного, талантливого, красивого, эстетичного, умного, эрудированного, обворожительного, неотразимого, грациозного, тактичного, загадочного, безупречного, чистосердечного, честного, неповторимого и скромного сверхчеловека могут быть вообще какие-то проблемы?!”. Однако Игнатий все же кое-что смыслил в нарциссах, ибо сам был тем еще нарциссом. Пациент возгласов не дождался и продолжил:
– Мне кажется, у меня появился соавтор. Кто-то ночью пишет за меня книгу. Это немыслимо! Я пишу о Наполеоне! Да! О Наполеоне и о его войне с Россией. Там все было по-другому. Я объездил все архивы!..
Пациент пошел на новый виток самопиара.
– Хорошо. Архивы… – эхом откликнулся Игнатий и наконец-то решился взять инициативу в свои ухоженные психолингвистические руки. Ему не хотелось слушать очередную лекцию о Наполеоне, хотя сам он был тем еще бонапартистом. – Так кто же за вас пишет книгу? Враги?
– О нет! Куда им! Они двух слов связать не могут. Нет. Понимаете, я пишу по ночам. Но перед самым рассветом я иду гулять. Солнце еще не встало, и поэтому я избавлен от мучительного созерцания нашей великодуховной разрухи. Я иду. Нет. Я шляюсь. Только аристократ может не идти, а шляться. Я шляюсь и вспоминаю свои прогулки по Неаполю.
Игнатий хотел едко поинтересоваться, почему столь одаренная и успешная личность до сих пор не эмигрировала в свой любимый Неаполь, но профессиональное любопытство успело взять верх. Терапевт слушал.
– Итак, я прихожу домой, к своей бесценной коллекции исторических раритетов. Прихожу… И вижу, что кто-то успел напечатать лишние три страницы. Нет, они написаны прекрасно! Это гениальные мысли, и они сформулированы так точно и филигранно, как будто их формулировал я. Но это был не я! Нет. Вы поймите. Я работаю в идеальной чистоте, чистыми сухими руками. Вы видите, какие у меня ухоженные руки? – Игнатий видел и быстро сделал безмолвный вывод, что его руки более ухожены, чем у клиента. – А тут на клавиатуре капли воды! И кресло мокрое. И вонючее, как будто на нем сидела какая-то лохматая скотина. Дешевка какая-то! Вот знаете, есть дамы, истинные европейские аристократки, гуляют по Неаполю в скромной, но стильной и изысканной одежде. А вот наши девицы платят огромные деньги за кричащие меха, которые моментально промокают в Лондонском тумане или во влажном неаполитанском бризе. Они промокают и пахнут мокрыми крысами! Или кошками. Нет, я решительно не понимаю, что за ондатра или иной какой бобер облюбовал мое кресло, но воняет знатно! Мне приходится высушивать кресло феном. Я скоро куплю итальянский стул, деревянный, с жесткой спинкой, который не будет впитывать в себя эту вонючую сырость.
Игнатий перестал что-либо понимать в туманных рассуждениях клиента о туманном Альбионе. Оставалось надеяться, что к концу десятой встречи непризнанный историк все-таки озвучит реальную проблему, если проблема там вообще была. Как узнать наверняка? Логика элементарная. Какая любимая психическая защита у нарциссов? Проекция. Их психика вышвыривает вовне все нежелательное содержание. Недостаточно идеальные качества приписываются кому-то другому. Чем сильнее нарциссизм, тем больше субъект недоволен собой, тем чаще его психика использует проекцию. В итоге все “плохие” влечения проецируются во внешний мир, где могут случайно сфокусироваться в одной точке. Либидо, собираясь с помощью самодельной психической лупы, прожигает ткань реальности, выпуская во внешний мир бессознательных монстров. Красивая теория, не более того. Но что мешает проверить ее прямо сейчас? Возможно, пациент бессознательно недоволен качеством своей великой монографии?
– Меня всегда восхищали люди, которые пишут книги, – охотно признался Игнатий, который сам был тем еще графоманом и пописывал статьи по психолингвистике и психиатрии. – Скажите, а у вас когда-то возникали мысли о смерти? Что вот сейчас вы напишете великий труд, и можно умирать со спокойной совестью.
– Ну разумеется! – пациент зарделся от гордости, переливаясь всеми оттенками малинового. – Знаете. о чем была моя первая книга? Обо мне! Я первый, кто начал свой путь с мемуаров. В двадцать пять лет написать настоящие мемуары не каждый сможет.
– Но сейчас вы пишете не о себе…
– Нет. Но настоящий историк обязан использовать свою собственную жизнь, как призму, чтобы читатель увидел весь спектр истинных мотивов действующих лиц.
– И тот, кто пишет книгу за вас, нарушает чистоту спектра?
– Безусловно!
– Возможно, кто-то пытался вырезать из спектра важную составляющую?
– Возможно… – пациент заерзал в кресле.
– Российские спецслужбы заинтересовались вашей работой? – Игнатий надавил на любимую болевую точку каждого параноика, убежденного в тотальной государственной слежке. – Потребовали убрать неудобную правду?
– Не только российские!
“Но и неаполитанские” – язвительно подумал Игнатий, но прикусил язык: пациент приблизился к неприятным мыслям. Гипнотерапевт ограничился заинтересованным приподнимаем лобных морщин.
– Меня втянули в международные геополитические игры. Меня и моего Наполеона! Я уже собирался нести рукопись в издательство. Я соблюдал все меры предосторожности. Максимальная секретность! Даже мои рецензенты не понимали до конца, какой грандиозный труд они рецензируют! Никто ничего не знал, – о своих регулярных скандальных выступлениях на ток-шоу конспиратор скромно умолчал. – И вдруг со мной на связь вышел один австриец, который буквально потребовал вставить в книгу целую главу об исторической роли Австрии. Ну вот скажите, как можно тратить столько текста на второстепенного персонажа? На сцене должен блистать гений Наполеона! Австрийцы, эти нерешительные и вероломные господа в белых мундирах, должны оставаться в тени и аплодировать. Но демонолог, хоть и европеец, ничуть не лучше наших имперцев. Он грезит о величии империи Габсбургов, поэтому…
– Демонолог?! – гипнотерапевт лихорадочно пытался вспомнить других пациентов, которые рассказывали о странном австрийце. Бессознательное гипнотерапевта лихорадочно пыталась не выпустить эти воспоминания из темницы. Незачем уважаемому специалисту вспоминать всякие легенды и мифы Арбата. Иначе невозможно оставаться в рамках традиционной медицины, – Вы же говорили о спецслужбах.
– Да что вы, в самом деле?! Каждая собака знает, что для подавления революции наши чекисты наняли специально обученного австрийского демонолога. Он теперь охотится на ведьм в рядах интеллектуальной и финансовой элиты. Вы должны об этом знать, если к вам ходят сливки общества. Но, похоже, вы самая обыкновенная дешевка! Подлец! Я чуть не поверил, что вы действительно специалист. Всего хорошего! – возмущенный пациент вскочил и, путаясь в угловатых длинных ногах, покинул кабинет.
– Ты какой-то пришугнутый. Давненько я тебя таким не видела. Чаю?
– Нет, спасибо. Я за рулем.
Игнатий, закрыв глаза запястьем, полулежал на софе в комнате отдыха персонала. Светлана Озерская, глава “Озера”, негласно переименовала служебное помещение в “чайную”. Чай она, по своему профессиональному обыкновению, разбавляла виски. Примерно один к одному. Чтобы отдых персонала протекал насыщенней.
– Как знаешь. Мне больше достанется.
– Завязывала бы ты с алкоголем, Светлана Александровна. А то станешь, как твой отставной генерал с неврозом навязчивости.
– Не превращусь. И генерал не отставной, а действующий, между прочим.
– Насколько действующий? Ты проверяла?
– Игнатий! Какой нарцисс тебя покусал?
– Не покусал, но потрепал изрядно. С сильной идентифицирующей проекцией и манией преследования.
– Попрошу не выражаться научными словами в чайной. Это все-таки комната отдыха.
– Еще какого отдыха. Вискарем на первом этаже разит.
– Игнатий!
– У аппарата.
– Какого аппарата ты тут капризничаешь?
– Можно этого клиента к другому специалисту отправить? Он надо мной издевается. Изображает из себя психа, хотя клинически здоров.
– Изображает?
– Рассказывает, что у него по ночам в кресле сидит бобер с мокрой шерстью и пишет книгу.
– Точно бобер? Не собака?
– Да отстань ты со своей собакой. Два месяца весь центр на ушах стоял, территорию без остановки прочесывали. Никого и ничего не нашли. Никаких больших лохматых черных собак.
– Не повышай голос. Ты просто встретился с нарциссом, который переплюнул тебя в нарциссизме. Такое случается. И с возрастом будет случаться все чаще.
– Переплюнул, это точно. Я, по крайней мере, не называю своего личного водителя лакеем.
– Это потому, что у тебя нет личного водителя. А не мешало бы завести. Что мне, одной тут чаи распивать?
На сумрачном фоне израненного перистыми облаками неба бежево серели крепостные стены Ховринской твердыни. Руины больницы хрипло дышали тайной жизнью. Пустые оконные проемы отражались в глазах непризнанного гения.
Скрытый за тонированным стеклом, с заднего сидения он наблюдал, как к воротам заброшенки стягиваются подозрительного вида личности: не то скинхеды, не то масоны, не то чекисты, не то дворники. Одни делают вид, что спешат по делам, другие словно слоняются без дела, кто-то разговаривает с воображаемым собеседником по выключенному смартфону. Но чем темнее небо, тем сильнее влечет их к Ховринке. Они протягивают привратнику пропуск – небольшую металлическую визитку – и спокойно заходят на территорию больницы. Чем они там занимаются, известно одному Дарвину или Фройду. Но историка занимали не массовка, а привратник.
Привратник. По законам жанра это должен быть горбатый старик, хрипло посмеивающийся в спину дорогим гостям. Ховринка нарушала неписанные законы. Покой периметра охранял молодой человек с патлатой копной каштановых волос, закрывающих лицо. Стройная, немного субтильная фигура, скованные движения. Историк облизнулся. Он был не только историком, но и специалистом по личностному росту, и он бы охотно дал этому юноше пару уроков телесного раскрепощения.
Колонки захлебнулись помехами. Вивальди, услаждающий слух бонапартиста, уступил место венгерским маршам в современной обработке. Маэстро уже привык к этим акустическим атакам. Всякий раз, когда его безлошадная карета останавливалась напротив Ховринки, кто-то или что-то глушил все радиостанции. Не спасали ни флешки, ни диски.
– Ходь модёр водёк, – пробормотал любитель телесного раскрепощения, поглощенный фантазиями весьма противоречивого содержания.
Трудно поверить, но он приезжал сюда не ради субтильного юноши. За полчаса до рассвета на крыше должен появиться человек в белом костюме. Не обращая никакого внимания на паству, собравшуюся у подножья Ховринского храма, он обратит свой взор на восток и вскинет руку, приветствуя восходящее солнце. И начнет считать до десяти. Солнечный свет прольется из его черных глаз. И ночную тьму тот свет пробьет. И весь мир начнет отсчет. Раз – восходит солнце. Zwei – hier kommt die Sonne.
Это тот самый австриец, который приехал в одержимую революцией столицу в пломбированном вагоне, который поручил несчастному историку вставить лишнюю главу в книгу. Но до австрийца было далеко, как до рассвета. Визит к психотерапевту разрушил расписание историка. Обычно он приезжал или приходил сюда аккурат к началу предрассветной мистерии. В вечернее время здесь ловить нечего.
– Трогай, – томно вздохнув и бросив голодный взгляд на юношу у ворот, приказал историк своему лакею, бесспорно симпатичному, но уже порядком опостылевшему. И тронулся.
Домашняя коллекция исторических раритетов холодно встретила своего счастливого обладателя. Перстни, фужеры, документы и гравюры осуждающе взирали на историка с пыльных полок. На мониторе лениво моргала вертикальная черта текстового редактора. Дописывать австрийскую главу не было ни сил, ни желания. Историк побрел в спальню и, не раздеваясь, плюхнулся на кровать. Уснуть он тоже не мог – режим был безнадежно сбит.
Он лежал, как в бреду, прислушиваясь к собственным мыслям, грезя наяву. Ему представлялся то демонолог в белом пиджаке с кровавым подкладом, то уроки телесного раскрепощения с патлатым юношей, то оказавшийся дешевкой дилетант-психотерапевт.
Рассвет неумолимо приближался.
Мысли историка обратились к самому заветному – к черному человеку, к злому гению. Воображение в горячке рисовало самые смелые образы, наполненные демонической красоты. Какое альтер-эго он выковал, верно прислуживая исторической истине? Перебрав множество вариантов, волнующих и фундаментальных, историк остановился на демоне с алой кожей, праздничными винтовыми рогами и раздвоенным фаллосом до колен.
Солнце приготовилось выползать из-под горизонта. Воображение нанесло на холст последний штрих. С демонических клыков на персидский ковер упало несколько капель крови, смешанной с семенем. Кап-кап. Историк вскочил. Звук шел из ванной. Демон обучен хорошим манерам и решил сначала помыться? Эстетичненько.
Небо начало светлеть. Все сходится! Аккурат в это время историк должен был стоять напротив Ховринки и встречать рассвет вместе с паствой австрийского демонолога. За две недели кто-то или что-то успело привыкнуть к регулярным отсутствиям хозяина и, не боясь выдать себя, готовилось к непрошенному соавторству. Но сегодня расписание было нагло нарушено.
Историк бесшумно подкрался к ванной. Его трясло от страха и предвкушения. Он ударил по выключателю, распахнул дверь и застыл на пороге, ошарашенный и посрамленный.
Нечто мартышкообразное, размером с крупную водяную крысу, покрытое косматой грязно-коричневой шерстью, сидело в раковине и, призывно похрюкивая, плескалось в ржавой водопроводной воде. Изредка существо пило воду прямо из крана, отфыркиваясь и двигая желтоватым пятачком.
– Боня, фу! Фу! Нельзя! Не пей эту дрянь! Настоящий гений может утолить жажду только французским вином минимум столетней выдержки! – хотел прикрикнуть историк, но слова застряли у него в глотке.
Ловко закрыв кран трехпалой ручонкой, существо, не обращая никакого внимания на своего прародителя, спрыгнуло вниз и проклацало в гостиную. Не отряхиваясь, оно плюхнулось прямо в кресло. По дорогой обивке побежали струйки мутной воды. Пожелтевшими от грязи и недостатка витаминов когтями, больше похожими на ногти подсевшей на дешевый табак старухи, альтер-эго принялось увлеченно стучать по клавиатуре.
Историк был счастливым человеком. Мало кому довелось увидеть своего злого гения вблизи, во всех подробностях, со всех ракурсов, – сохранив при этом жизнь и рассудок. Но счастья маэстро почему-то не испытывал…
Чем монументальнее фигура гения, тем величественней черная тень за его спиной. Таков закон.
П|Ц
Снова провокационное сочетание букв. И снова две противоположности оказались совместимы. Совпадение? Подумаем. Но попозже. Сперва ответим на вопрос – почему параноид спокойно реагирует на циклоида? Почему не подозревает этого переменчивого товарища в заговоре и измене?
Элементарно. Циклоид предсказуем. Уж кто-кто, а параноид быстро заметит темпоральную закономерность в поведении циклоида. Каждый перепад настроения по расписанию будет лишний раз успокаивать параноида. Дело в том, что параноидам вообще очень трудно распознавать чужие эмоции – люди кажутся им излишне непредсказуемыми и спонтанными. А тут такой почти механический подарок! Вот если бы циклоид вдруг отошел от своего расписания… Впрочем, и эта мысль тоже успокаивает параноида, ибо он получил бесплатный “маркер”.
Помните в сериале “Шерлок” есть эпизод, где главный герой рассказывает о маркерах? Это люди, за которыми он постоянно следит. Они ведут вполне обычную предсказуемую жизнь. Любое изменение в их распорядке дня – индикатор того, что Мориарти опять что-то задумал.
Что касается циклоида, ему тоже комфортно в присутствии параноида. Еще бы! Наконец кто-то не ругается, а радуется из-за твоей периодической смены настроения. А то, что он про какие-то заговоры рассказывает – так ведь можно и не слушать…
П+И
Сама идея всеобщего наблюдения очень льстит истероиду, но не в пафосном параноидном изложении. Истероид-то думал, что следят именно за ним, а оказалось, что за всеми.
Внимание со стороны параноида – тоже штука странная и стремная. Вроде он о чем-то убедительно и страстно рассказывает (истероид любит убедительную страстность). Вроде делает много туманных намеков (истероид любит намеки). Но постепенно до истероида доходит, что внимание направлено куда-то мимо. Не на другого человека или объект, а просто – мимо. В область, далекую от реальности.
Истероид попадает в щекотливую ситуацию. Бежать или флиртовать? Непонятно. Может, вызвать у параноида ревность? Но оказывается, что он уже “все знает”. На флирт и бегство не реагирует, воспринимая как инсценировку – в кои-то веки пригодилась привычка разоблачать заговоры! Истероид крайне неохотно мирится с таким положением вещей и периодически старается спровоцировать параноида на конкретные действия.
П+Г
Напомним, что конкуренция – это попытка навязать свои правила коммуникации. По правилам параноида все разговоры и действия должны быть направлены на воплощение великого проекта и против проклятых заговорщиков. Правило гипертима – нарушать скучные чужие правила. Этим все сказано.
По началу гипертим может увлечься планами параноида, принять в проекте активное участие. Но дождется ли он одобрения? Вряд ли. Параноид воспринимает помощь как должное и, зараза, требует конкретных результатов в кратчайший срок. Желательно – вчера. Какого конкретного результата можно дождаться от гипертима? Правильно. Что ему конкретно наскучит бегать на посылках у злого гения.
Из списка единомышленников гипертима быстро перекинут в список врагов. А ему это только в кайф. Он вполне может увлечься новой деятельностью – помешать планам параноида. То-то будет потеха (особенно для параноида), учитывая, что теперь гипертим хорошо осведомлен о параноидных замыслах и запасах компромата.
Но не успеет параноид подготовить план мести, как гипертиму надоест играть роль врага или вообще захочется вернуться на службу. Непростое испытание для параноидной конспирологии. Что это за эпичное возвращение? Блеф? Двойной блеф? Тройной… Ой. Гипертим опять куда-то ускакал.