Минутка древнегреческой философии. “Все объекты ценные” и “ни один объект не ценный” – одно и то же? Для стороннего наблюдателя разницы нет. Посмотрим с позиции самих объектов. Берем ровно один объект. В первом случае он ценный, в втором нет. Теперь разница очевидна. Философское упражнение для разжижения мозгов закончили.

Истероид и гипертим противоположны в своем отношении к объектам. Для истероида каждый объект – слишком ценный, для гипертима каждый объект – недостаточно ценный. Истероид, получив объект, будет вкладывать в него все либидо. Гипертим, получив объект, будет вкладывать либидо во все объекты, кроме “своего”.

Параноид и циклоид относятся к объектам одинаково: им фиолетово, что происходит в объективной реальности. Им важно, чтобы “их” объекты правильно встроились в темпоральную ткань. Психика циклоида приносит все объекты в жертву Хроносу, подчиняет их потоку времени. Параноид использует объекты, чтобы развернуть время вспять, обессмертить свою сверхценную идею.

Для обоих психопатов объекты обладают нулевой ценностью. Всего лишь это топливо, которое сжигают в печке комплекса, чтобы получить поток энергии и раскрутить лопасти темпоральной турбины. Циклоид крутит свою турбину в “положительном” направлении (то есть согласованно с током времени), параноид – в “отрицательном” (пытается затормозить ток времени).

К чему это мы? Сейчас все станет понятно.

Делай раз – рисуем ось Эдипа. Справа истероид, у которого любой объект ценный. Слева гипертим, у которого любой объект обладает “отрицательной стоимостью”, то есть его нужно поскорее сбагрить.

Делай два – рисуем ось Хроноса. Она перпендикулярна оси Эдипа. Это значит, что движение строго по вертикали не меняет ценности любого объекта. Сверху циклоид, у которого любой объект зависит от времени. Снизу параноид, у которого любой объект претендует на бессмертие, то есть направлен против времени. Движение строго по горизонтали не меняет темпоральности любого объекта.

Делай три – совмещаем нули обеих осей. Чем дальше от центра, тем ярче выражена та или иная психопатия.

Фокус-покус! Теперь все стало очевидно. Мы получили две независимые координаты, чтобы “закодировать” известные нам психопатии. И сами собой высветились пустые области на координатной плоскости (рис. 14), которые так и хочется заполнить. Чем? Смешанным отношением к объектам.

Например, правый нижний угол – это ценные объекты, которые желательно уберечь от хода времени. Два требования вместо одного. Не слишком ли жестко? Согласны. Поэтому психика вынуждена умерить свои аппетиты. Объекты ценные, но не такие уж ценные, как при истероидной психопатии. Скажем так: не дешевые. И вместо бессмертия теперь достаточно вязкой стабильности. Недешевая стабильность, короче. Ничего не напоминает? Это же…

 

Эпилептоид

 

1. Эпилептоид педантичен, скуп, садистичен

Три качества, которые Фройд называл анальным характером, потому что работать или жить с эпилептоид – это полная жопа. Бессмысленное накопительство, постоянные придирки, патологическое стремление к чистоте, нудное морализаторство. И это минимум.

Почему эти качества попали на пересечение Эдипа и анти-Хроноса? Потому что накопительство и стремление к стабильному порядку, к старым устоям – это слабая версия бессмертия. Эпилептоид не ставит глобальных целей, не стремится что-то создать. Он просто сгребает все объекты под себя, расставляет в “правильном” порядке и охраняет, периодически смахивая пыль. Что до ценности, то от нее осталась одна цена. Эпилептоид ценит своих подчиненных и свои накопления, но сугубо в материальном смысле.

Незрелый Эдип, если вдруг кто-то не читал “Три очерка о теории сексуальности”, начинается с догенитальной сексуальности, которая включает в себя оральную, анальную и фаллическую фазы. Фазы включаются почти одновременно, но наибольшее “социальное” значение имеет анальная. В самом деле, раздражение оральной области не располагает к социальным контактам: если хочешь быть здоровым, ешь один и в темноте. И тянуть в рот всякие несъедобные предметы лучше, пока социум (то бишь мать) не видит. Фаллическая фаза активно включается уже под занавес Эдипа и, как мы помним, ведет к его разрушению. Поэтому в незрелом Эдипе первая агрессия и первые социальные скандалы формируются по анальным законам. Что имеется в виду?

Во-первых, жадность. Невротичный ребенок может вполне закатить истерику, не желая делиться камушками на пляже. В борьбе за территорию дите с формирующимся анальным характером будет яростно выталкивать других детей из песочницы. В школьном возрасте это фанатичный отказ дать списать. Наконец, анальные господа и дамы вырастают в борцов за авторские права и отравляют жизнь и творцам, и потребителям.

Во-вторых, садизм. Изначально ребенок не понимает, что он может кому-то сделать больно. Потасовки со сверстниками начинаются из-за фундаментального желания контролировать ситуацию, территорию, других людей. А как контролировать? Телесным контактом, ведь о других средствах ребенок еще не знает. По ряду причин (которые мы здесь не обсуждаем) удовольствие от прямого контроля и причинения боли может зафиксироваться в психике, что впоследствии ведет к развитию садизма.

Лишний раз напомним, что у невротиков садистические черты проявляются в ответ на вполне определенный набор стимулов. Эпилептоидный психопат садистичен всегда, независимо от обстоятельств.

В-третьих, педантизм и стремление к чистоте. Это классическое реактивное образование, то есть вывернутый наизнанку интерес к анальным процессам и продуктам. Нередко от конченого педанта можно услышать упрек: “Я для чего здесь полы до блеска натер? Чтобы вы пришли и нагадили?”. Он прав. Именно для этого он горбатился с тряпкой: чтобы на контрасте с чистым полом посмотреть на чужое символическое испражнение. Как заметил Михаил Задорнов, “только наш человек принюхается, брезгливо скажет фуууу и принюхается еще раз”.

У читателя, незнакомого с психоанализом, глаза на лоб лезут от наших странных рассуждений. Как, черт возьми, все это связано с анальной эрогенной зоной? Спокойно. Верните глаза на место и порассуждайте вместе с Фройдом.

Какой процесс ребенок учится контролировать в возрасте от двух до четырех лет? Процесс дефекации. Проще говоря, ребенка приучают к горшку. И это весьма важное событие, так как психика учится контролировать сфинктер и случайно обнаруживает, что этот контроль сопряжен с приятными и неприятными ощущениями. Обучившись анальному контролю, ребенок может увлечься этим процессом и использовать процесс дефекации не по назначению. Например, пачкать себя, стены, ковры и родителей. Или из вредности задерживать стул. У Фройда (например, в работе “Анальный характер”) и Ференци (в сборнике “Психоанализ сексуальных привычек”) можно найти немало подробностей на этот счет. Не будем лишать вас кайфа от работы с первоисточниками.

Весь этот анальный беспредел рано или поздно подвергается внешнему запрету (со стороны родителей), и анальные влечения вытесняются в бессознательное, где пускают ассоциативные корни. Достаточно “облагородившись”, видоизмененное влечение может пробиться в сознание под маской бережливости (удержание стула), склонности к рисованию (красками, а не фекалиями, хотя за современное искусство автор поручиться не может), накопительству (цепочка фекалии – глина – песок – камешки – монеты) и т. д. У психопатов корни прорастают не вглубь Оно, а “наружу”, на поверхность Я. Так что эпилептоид демонстрирует не одно-два, а сразу все анальные качества в их примитивной форме.

 

2. Эпилептоид отличается вспышками агрессии

Эпилептоидная психопатия целиком пропитана анальными ароматами. Посмотрите на типичное выражение лица типичного эпилептоида. Если психопату что-то не нравится, он поджимает губы и воротит нос. Массовое сознание породило два метких описания эпилептоидной мимики: “Ходит, как говна нанюхался” и “Губы скрутил в куриную жопку”. Психотерапевт Игнатий Журавлев в своих лекциях отмечал сходство эпилептоидного рта с плотно сжатым сфинктером. Опустим вопрос, где маэстро получил подобный визуальный опыт.

Эпилептоид долго и тщательно копит негатив. Он приторно вежлив, навязчиво общителен, нередко надевает уродливую маску лживой святости. Он замечает все ваши неправильные поступки и ошибки. И терпит. Все туже сжимая свои сфинктеры. И улыбается все слащавей, наигранней и напряженней. Чтобы в критический момент выплеснуть на вас литры психического поноса. Обтекать вы будете долго…

Уместно провести аналогию с неврозом навязчивости. Чтобы сдерживать агрессивные импульсы, невротик придумывает защитные ритуалы. У эпилептоида ритуалы примитивны и сводятся к упорядочиванию объектов. Протереть пыль, провести срочное бессмысленное совещание, перепроверить документы. По этой причине назначение эпилептоидов на проверяющие и контролирующие должности – это акт дикого психического насилия над вашими подчиненными. Если под документом требуется подпись эпилептоида, то пиши пропало. Чем более шаблонным и незначительным является документ, тем дольше эпилептоид будет над ним тужиться, надувая щеки. Нет, это не совсем синдром вахтера, хотя вы правильно вспомнили об этой проказе.

Менее стойкие эпилептоиды вечно составляют списки: покупок, дел, гостей. Есть еще списки качеств и запретов: “хорошие девочки не занимаются сексом до свадьбы, даже если им тридцать”, “хорошие мальчики слушаются маму, жену и тещу”, “хорошие ученики скидываются на шторы”, “хорошие студенты пришли не за знаниями, а чтобы проявить почтение к бездарному преподавателю”, “хороший мужчина должен”. Сам процесс зачитывания пунктов из списка позволяет эпилептоиду немного успокоиться и отдалить неминуемую вспышку гнева. Не позволяйте психопату морально самоудовлетворяться за ваш счет – будьте плохими.

 

3. Эпилептоид одержим иерархией, не способен к равным отношениям

Стремление любой ценой достичь и сохранить высокий социальный статус – еще один гибрид анти-Хроноса и Эдипа. Эпилептоид не может создать собственную иерархию ценностей, поэтому встраивается в давно устоявшуюся и проверенную. Из всех возможных социальных моделей эпилептоид выбирает самую устаревшую, отжившую, агонизирующую. Психопат измеряет свой успех мерой вчерашнего дня и страшно гордится весьма сомнительными достижениями, уместными в прошлом месяце, десятилетии, веке.

Половину своей жизни эпилептоид тратит, чтобы прислуживать и выслуживаться. Это не доставляет психопату никаких моральных неудобств. Напротив! Садизм неотделим от мазохизма. Так что эпилептоиду приятно не только иметь раболепных подчиненных, но и авторитарного начальника (и чтобы начальник авторитарно имел эпилептоида). Психопат может находиться на самом социальном дне, но если рядом маячит фигура маскулинного вертухая, то эпилептоид будет вполне счастлив. Не будем продолжать ассоциативную цепочку, которая неминуемо приведет к гулаго-совковой анальной иерархии, чтобы не нарушать закон о пропаганде всякого гомосексуализма.

Вторую половину существования психопат искренне удивляется, почему никто не хочет прислуживать ему. Он же столько унижался, лицемерил, так старательно подсиживал начальника. И где награда за старания? Звание старшего уборщика? Ржавая медалька? Благодарственная грамота и почетная пенсия? Сойдет. Чем бы система не наградила эпилептоида, он будет страстно гордиться своей “ачивкой” и всем о ней рассказывать в расчете, что вот теперь-то перед ним будут заискивать.

Не получив ожидаемого почета, эпилептоид отыгрывается на слабейших и ближних. Эпилептоидный психопат – горе в семье, если только это не семья параноидов (и тогда горе эпилептоиду). Ему мало простого подчинения, он (или она) устанавливает домостроевскую тиранию. Пожалуй, нет более точного художественного клинического портрета, чем Кабаниха из “Грозы” Островского:

“Кабанова. Если ты хочешь мать послушать, так ты, как приедешь туда, сделай так, как я тебе приказывала.

Кабанов. Да как же я могу, маменька, вас ослушаться!

Кабанова. Не очень-то нынче старших уважают.

Варвара (про себя). Не уважишь тебя, как же!

Кабанов. Я, кажется, маменька, из вашей воли ни на шаг.

Кабанова. Поверила бы я тебе, мой друг, кабы своими глазами не видала да своими ушами не слыхала, каково теперь стало почтение родителям от детей-то! Хоть бы то-то помнили, сколько матери болезней от детей переносят.

Кабанов. Я, маменька…

Кабанова. Если родительница что когда и обидное, по вашей гордости, скажет, так, я думаю, можно бы перенести! А, как ты думаешь?

Кабанов. Да когда же я, маменька, не переносил от вас?

Кабанова. Мать стара, глупа; ну, а вы, молодые люди, умные, не должны с нас, дураков, и взыскивать.

Кабанов (вздыхая в сторону). Ах ты, господи! (Матери.) Да смеем ли мы, маменька, подумать!

Кабанова. Ведь от любви родители и строги-то к вам бывают, от любви вас и бранят-то, все думают добру научить. Ну, а это нынче не нравится. И пойдут детки-то по людям славить, что мать ворчунья, что мать проходу не дает, со свету сживает. А, сохрани господи, каким-нибудь словом снохе не угодить, ну и пошел разговор, что свекровь заела совсем.

Кабанов. Нешто, маменька, кто говорит про вас?

Кабанова. Не слыхала, мой друг, не слыхала, лгать не хочу. Уж кабы я слышала, я бы с тобой, мой милый, тогда не так заговорила. (Вздыхает.) Ох, грех тяжкий! Вот долго ли согрешить-то! Разговор близкий сердцу пойдет, ну и согрешишь, рассердишься. Нет, мой друг, говори, что хочешь, про меня. Никому не закажешь говорить: в глаза не посмеют, так за глаза станут.

Кабанов. Да отсохни язык…

Кабанова. Полно, полно, не божись! Грех! Я уж давно вижу, что тебе жена милее матери. С тех пор как женился, я уж от тебя прежней любви не вижу.

Кабанов. В чем же вы, маменька, это видите?

Кабанова. Да во всем, мой друг! Мать чего глазами не увидит, так у нее сердце вещун, она сердцем может чувствовать. Аль жена тебя, что ли, отводит от меня, уж не знаю.

Кабанов. Да нет, маменька! что вы, помилуйте!

Катерина. Для меня, маменька, все одно, что родная мать, что ты, да и Тихон тоже тебя любит.

Кабанова. Ты бы, кажется, могла и помолчать, коли тебя не спрашивают. Не заступайся, матушка, не обижу небось! Ведь он мне тоже сын; ты этого не забывай! Что ты выскочила в глазах-то поюлить! Чтобы видели, что ли, как ты мужа любишь? Так знаем, знаем, в глазах-то ты это всем доказываешь”.

Как видите, эпилептоида мало слушать, его надо беспрекословно слушаться (то есть слушать, как самого себя). Запрет на проявление чувств также очевиден. Набожность и приверженность традиционным ценностям служат для оправдания садизма и собственной моральной ущербности. И далее по списку. Вообще эпилептоидная психопатия – самая духовноскрепная, поэтому неудивительно, что на руководящие должности прорываются эпилептоиды и всеми силами тормозят социальный прогресс.

Если вы зависите от эпилептоида, то испытаете на своей шкуре все прелести бытового или служебного садизма. Мы редко даем прямые рекомендации, но если вам дорого здоровье вас и ваших детей: бегите. Увольняйтесь, разводитесь, нанимайте охрану. Любой ценой сепарируйтесь от эпилептоида или от человека с ярко выраженными эпилептоидными чертами. Впрочем, если вы добровольно терпели эпилептоидную тиранию, то скорее всего первый день свободы вы потратите на бессознательный поиск нового тирана. Значит, придется возвращаться от прямых методов к непрямым.

 

Э|Ц

Хитрый прием на случай, если нужно срочно стать невидимым для эпилептоида. Шаг первый. Прикиньтесь циклоидом: демонстрируйте регулярную смену настроения и обязательно рассказывайте окружающим о своем состоянии. Шаг второй. Дождитесь, когда эпилептоид обратит внимание на вашу проблему, пожалуйтесь ему на тяжкую судьбу человека с беспричинными эмоциональными перепадами. Шаг третий. Стиснув зубы, попытайтесь выслушать все занудные лекции эпилептоида о пользе правильного сна, о необходимости соблюдать режим, о святости рабочего графика. Шаг четвертый. Какой-то время изображайте борьбы с собой и своим “недугом”. Шаг пятый. Торжественно сообщите эпилептоиду, что вы “исцелились”, поблагодарите за советы и поддержку. Шаг шестой. Вернитесь к привычному поведению.

Готово. Эпилептоид снисходительно похлопает вас по плечу, самодовольно улыбнется и забудет про вас. С этого момента вы абсолютно невидимы для психопата.

Что произошло? Вы просто воспользовались совместимостью эпилептоида и циклоида. Последний (с точки зрения первого) следует жесткому расписанию – и это “хорошо”, но это следование автоматическое, бесконтрольное. Кто у нас специалист по самоконтролю? Эпилептоид. Он охотно делится своим бесценным опытом, упиваясь чувством организационного превосходства над циклоидом.

Но реальный циклоид не сможет исправиться, даже под давлением эпилептоида – как же они уживаются? Достаточно спокойно, просто у них дело не продвигается дальше четвертого шага. Циклоид находит отдушину, жалуясь эпилептоиду на свою нелегкую жизнь и очередной приступ тоски. Эпилептоид выслушивает с постным видом и – так уж и быть – отпускает циклоиду его прегрешения. Все довольны.

 

Э|Г

Гипертим суетлив и энергичен, но его кипучая деятельность лишена выраженной направленности. Эпилептоид исправляет эту оплошность, нагружая гипертима мелкими, но очень “ответственными” поручениями. Там подмести, тут принести, здесь проявить качества хорошего мальчика и встать на задние лапки. Гипертим не возражает, потому что не успевает заскучать. Кроме того, эпилептоид не скупится на похвалы и моральные поощрения. Гипертим не замечает эпилептоидного лицемерия и плохо скрываемого презрения к жизнерадостной шестерке. Зато он замечает висящий перед носом список кем-то востребованных подвигов, не требующих длительной концентрации.

 

Раздражение

Подъехало обещанное мясцо.

Раздражение – это непреодолимое стремление одного психопата переделать другого психопата.

Этим все сказано. Переделать психопата невозможно. Но столь же невозможно психопату отказаться от этой бессмысленной затеи, если он встретил своего раздражителя. Крики, скандалы, агрессия, разборки, неопознанные летающие тарелки, опознанные трупы – все это вам обеспечено, стоит познакомить двух взаимных раздражителей. Мы сказали “взаимных”? Это лишнее, потому что раздражение всегда симметрично и взаимно.

Раздраженный психопат тратит все психические ресурсы на войну с раздражителем. Остановится он лишь в двух случаях: либо враг капитулирует и позволит себя переделать, либо врагов разведут по камерам. Первый вариант, как вы прекрасно понимаете, невозможен. Хотя именно раздражение играет ключевую позитивную роль во взаимном обогащении двух личностей, если они не являются психопатами. Но это отдельная тема, здесь мы ее не касаемся.

Можно ли заранее, не перебирая все типы, сразу предсказать, какие психопаты будут раздражать друг друга? Можно, если вспомнить о нарциссизме малых различий. Согласно этой идее Фройда, человек бессознательно крайне враждебно реагирует на свою “бракованную копию”. Это либо злой зеркальный двойник (очень популярный художественный сюжет), либо тот, кто похож на тебя почти во всем. Ключевое слово здесь – “почти”. Вроде бы у вас общая история, похожие языки, равные условия развития, близкое мировоззрение; но один разбивает яйцо с тупого конца, а второй с острого. И понеслась междоусобная война лилипутов.

Кстати, внутриевропейские конфликты были гораздо более кровопролитными, чем войны против внешних врагов Цивилизации: османов, мавров, коммунистов. А жаль… Жаль немецких крестьян, которых в Тридцатилетнюю войну погибло (по разным оценкам) от 50 до 70 процентов. Еще раз: от рук солдат и ландскнехтов, говорящих на том же языке и исповедующих почти ту же веру, погибло более половины мирного населения германских княжеств. Например, за тридцать лет религиозной войны население Богемии (нынешняя Чехия) сократилось с 3000000 до 800000 человек. За подробностями отсылаем читателя к книгам Шимова, Гейссера, Поршнева и других историков.

Мы не просто так начали размещать психопатов на комплексной плоскости. Можно предположить, что чем ближе расположены две психопатии, тем больше их психическая общность. Значит, психопат будет остро реагировать на соседа. Во-первых, он почувствует родственную душу и потянется к “братскому народу”. Во-вторых, он быстро столкнется с малыми различиями в соседском поведении, мироощущении, коммуникации. Как это прикажете понимать? Как предательство или попытку обмана. Или как опасное заблуждение, от которого “брата” нужно срочно избавить. В-третьих, подобное отношение будет симметричным, что приведет к быстрой эскалации конфликта. В-четвертых, психопаты не способны со стороны посмотреть на конфликт и отрефлексировать коммуникацию, то есть их убежденность в порочности, дефектности, неправильности оппонента будет только крепнуть.

Да, мы по-прежнему говорим о психопатах. Какая еще политика? Довольно опасных обобщений и абстрактных рассуждений. Берем эпилептоида и скрещиваем его с двумя ближайшими соседями.

 

Э×П

Эпилептоидный порядок – идеальное воплощение того самого мирового правительства, которое охотится за параноидом. Колкие замечания, очевидное лицемерие, пренебрежительная мимика, попытка взять над параноидом иерархический контроль… Лучших доказательств желать не приходится. Параноид мгновенно заводится и начинает всех призывать к свержению эпилептоидной диктатуры.

Сперва окружающие не верят слишком пламенным речам параноида. Вежливый, аккуратный, высокоморальный (тем более, сидящий на высоком посту) эпилептоид пользуется уважением у неискушенной публики. Публика искушенная просто знает, что не надо трогать фекальные массы во избежание острых обонятельных ощущений. Тогда параноид топает ногой и изрекает: “Ну погодите, я вам еще докажу, я выведу этого лицемера на чистую воду!”. Этим обычно все кончается, но только не сейчас. Сейчас все только начинается.

Что любит делать эпилептоид? Читать нотации и составлять списки. Идеальный плацдарм. Параноид, обладая патологически хорошей избирательной памятью, запомнит все идеалы и правила своего врага. Он не спустит с эпилептоида глаз. Как только наш великий моралист совершит промах, нарушит собственные принципы, параноид выскочит из-за угла или просто выложит компромат в Интернет. Долго ждать не придется. Эпилептоиды – мастера двойной морали: подчиненных и зависимых они заставляют жить по архаичным и пуританским законам, оставляя за собой и начальством святое право эти законы нарушать.

Между эпилептоидом и параноидом разворачивается война компроматов. Параноид обвиняет эпилептоида в лицемерии. Эпилептоид параноида – в фанатизме и бытовых странностях. Оба правы, оба не прощают обид, оба готовы идти до конца.

У эпилептоида – реальный статус, реальные богатства и связи, реальные шестерки и просто запуганные зависимые лица. У параноида – искусство Паноптикума и неиссякаемый фанатизм.

На первый взгляд, эпилептоид легко выигрывает. Однако его Ахиллесова пята – именно реальность. Он цепляется за реальное место в иерархии и реальный порядок. У параноида в этом вопросе нет тормоз от слова “совсем”: ни субординации, ни священного трепета перед начальством, ни почтения к старшим, ни страха перед ревизорами и вахтерами. Дикий! Бедный эпилептоид так старался, лез наверх, не щадя своего шершавого языка. Для чего? Чтобы вызванный на ковер параноидный подчиненный вел себя, как король, как гениальный изобретатель или, того уже, как свободный человек в свободной стране?! Можно уволить, но чихать хотел параноид на эти ваши увольнения.

Реальный порядок на столе тоже оказывается под ударом. Это у параноида все схемы и глобальные проекты существуют только в воображении (попробуй дотянись!), а к эпилептоиду можно зайти в кабинет или комнату и почувствовать себя офицером Штази.

Что делали эти бравые коммунисты из ГДР? Они проникали в дома диссидентов и вносили легкие изменения в домашнюю обстановку. Переставляли книги, меняли полотенца, прятали посуду, вытирали пыль. Такой спецотряд горничных, только без сетчатых чулок и с щетиной. Педантичные немецкие граждане не могли понять, что происходит с их зоной комфорта и медленно сходили с ума.

Понаблюдайте за знакомыми параноидами. Часто, войдя в режим монолога, они автоматически берут ваши вещи, вертят в руках и кладут куда попало. В этом параноид и эпилептоид тоже похожи – оба не уважают чужих границ и оба негативно реагируют на нарушение своего жизненного пространства. Разница в том, что территория эпилептоида лежит перед вами, как на ладони. Это своего рода витрина, музей наград и достижений. Чем параноид и пользуется, на автопилоте разрушая эпилептоидный порядок вещей, заставляя врага орать не хуже, чем музейная сигнализация, и собирая таким образом дополнительный компромат.

Что же касается параноидной территории, то она представлена не объектами, а межобъектными связями и так называемым аппаратом влияния. Не будем сейчас лезть в эти дебри, а то придется посвятить отдельную главу расшифровке вспомогательных терминов. Достаточно примера: параноиду достаточно пристально наблюдать за объектом, чтобы считать объект своим. Эпилептоид этого никогда не поймет, а значит будет вечно трястись в агрессивном страхе за свою территорию, пока рядом расхаживает параноид.

 

Э×И

И опять под ударом иерархия! Истероиду невозможно объяснить, что он не может быть центром вселенной, что хотя бы на пять минут нужно забыть о своей неукротимой привлекательности. Он просто не даст эпилептоиду довести до конца ни одну занудную тираду. Истероид будет перебивать, задавать тупые вопросы, отвлекаться и отвлекать других – все этого быстро выведет эпилептоида из вязкого равновесия, взрывы агрессии последуют один за другим. Это еще больше раззадорит и возбудит истероида.

Кстати, о возбуждении. Истероид не столько игнорирует социальную иерархию, сколько сексуализирует ее. Да-да, чистый Эдип. У невротика начальник – это бессознательный образ отца. У истероидного психопата начальник – это и есть отец. Эпилептоид же претендует на роль не просто отца, а как минимум осеннего патриарха. Значит, он автоматически становится приоритетной целью для соблазнения.

Вроде бы ни один эпилептоидный начальник не будет возражать против доступной и соблазнительной истероидной секретаршей. Но какое же разочарование его ждет! Во-первых, эпилептоид требует субординации: например, секретарша должная садиться к нему на колени только по прямому указанию, а не когда ей вздумается. Во-вторых, эпилептоид – страшный собственник, особенно в вопросах половой верности (хотя сам или сама регулярно изменяет основному партнеру). Что такое собственность? Один объект получает исключительные права на другой объект. Истероид не против побыть сексуальным объектом-игрушкой, но с собственником возникает проблема. Собственник – это кто? Человек. Истероид может воспринимать своего сексуального партнера как человека? Не может. Значит, и собственника нет. И чем больше эпилептоид злится по поводу истероидной неверности, чем жестче наказывает, тем больше его истероид уважает… как человека, как всемогущего отца. И тем глубже пропасть между сексуальными и человеческими отношениями. Круг замкнулся.

Хотите быстро поссорить кучку эпилептоидов, образовавших коалицию против вас? Подкиньте им истероида противоположного пола и запасайтесь попкорном. Это вам не афроамериканцев от гэнгбэнга баскетбольным мячиком отвлекать.

 

Четный квадрат Малевича

Этюд в эпилептоидных тонах

– Так! Значит, будешь выпендриваться – выселим из Ховринки к едрене фене.

– Беда-беда. Да я на одном ремонте уже успел трижды разориться, – огрызнулся демонолог, но на всякий случай не стал выпендриваться.

– Тогда скажи на милость, – майор Белкин остервенело крутил баранку полицейского бобика. – На кой моченый хрен тебе эта развалюха?

– Место силы, – Бэзил хотел пожать плечами, но машину лихо подкинуло на кочке.

– Какой силы? Ты же сам говорил, что не веришь в свою демоническую хрень.

– Хрень разная бывает. Есть хрень, которая происходит сама по себе. Верить или не верить тут бесполезно, исследовать нужно. Я не верю. что за всей этой хренью стоит какая-то деструктивная и хорошо организованная сила.

– Так! Значит, в организованную силу ты не веришь. Но к нам приехал охотиться на эту самую силу.

– Не путайте демонологию с политикой. У революции есть объективные интересанты и бенефициары.

– По-русски!

– Барыги, бандюги и аферюги. Из плоти и крови.

– И зачем нам тогда демонолог?

– А затем, что по чистой случайности вокруг некоторых людей постоянно происходит всякая мистическая хрень. И всегда есть вероятность, что человек научится извлекать выгоду из этой хрени. Также есть вероятность, что банлюги и аферюги смогут приспособить эту хрень для своих преступных делишек.

– Например, для разжигания революции?

– В том числе. И я, как демонолог, могу снизить вероятность этого преступного мистического сговора.

– Убедил. А места силы тогда зачем?

– В местах силы вероятность обнаружить какую-то хрень значительно выше. Правда, выше и риски: что хрень первая обнаружит тебя.

– Вот! Значит, мы и едем на место преступления, где какая-то хрень кого-то обнаружила.

Машину затрясло.

– А нечего во всяких деревнях и селах жить. Там сейчас этой хрени – тьма. Вам по телевизору потом рассказывают, что села вымирают. Не вымирают. Их хрень кушает.

– Так! Значит при чем тут деревни и села? Мы в Подмосковье.

– Да неужели? А почему тут дорога, как в селе?

– Почему-почему. Чтобы ваши танки до Москвы не доехали.

– Сколько раз повторять? Я австриец, а не немец! Мои собраться не меньше пострадали от нацистской оккупации жалких солдафонов-пруссаков.

– Как скажешь. Потом отправим тебя в Ямало-Ненемецкий автономный округ. Так! Значит, приехали.

У ворот частного рекреационного парка их уже ждал встревоженный заместитель генерального директора.

– Как хорошо, что вы приехали! – воскликнул немолодой, но богато одетый и загорелый джентльмен. – Владимир Серафимович, вы меня помните?

– О! Какие кадры! Виктор Сергеевич, он же Шконка. Отсидел и за ум взялся? В люди выбился?

– Выбился. В зятья мэра выбился.

– Так! Значит, и парк себе отгрохал. Небось на территории бывшего заповедника?

– Ну зачем вы так сразу, Владимир Серафимович, – из-под загара проступила легкая бледность: жива была еще память о подвигах легендарного неподкупного мента, который в девяностые сажал самых отбитых бандитов. – Мы тут это. Тут пустырь был. Мы его оприходовали… ой, то есть облагородили. Деревьев вот засадили.

– Смотри, Шконка. Засадят тебя снова. Дооблагораживаешься. И будешь ты не Шконкой, а Подшконкой. Так. Значит. Давай к делу.

– К делу. Вызвали меня из командировки с Сейшел. Наш егерь делал обход и наткнулся на трупец. Говорит, что никогда такой чертовщины не видел.

– Егерь? У тебя тут парк или целое лесное хозяйство?

– Что-то среднее. Парковое хозяйство. Сейчас я вам все покажу.

Пока компашка топала по гравиевой дорожке, Виктор Сергеевич (он же Шконка) болтал без умолку, с опаской косясь на демонолога. В свете последних событий австрийского консультанта стоило бояться куда больше, чем силовиков.

– Здесь все продумано. Аллеи образуют идеальную квадратную сетку. Каждый квадрат – десять на десять метров. В каждом квадрате – своя небольшая экосистема, включающая все ярусы зеленых насаждений: от травяных растений и сидератов до вековых хвойных. Конкурирующие виды разнесены минимум на один-два квадрата.

Они миновали первую развилку.

– И сколько всего квадратов?

– Пять на двенадцать.

– Шестьдесят соток себе отхапал! Никакое место не треснет?

Они прошли еще один квадрат и повернули направо.

– Тело обнаружил егерь?

– Он. Охранники патрулируют парк по ночам, но ходят только по дорожкам, чтобы не вытаптывать экосистему. А егерь приводит экосистему в порядок, систему полива регулирует, пока парк пустой. Вот он тело и обнаружил, сразу вызвал мус… простите, Владимир Серафимович, сотрудников. И мне позвонил. Ранним утром я уже был здесь, и егерь меня провел к месту убийства.

– Что за егерь? Давно работает? Из местных?

– У… Еще из каких местных. Живет тут с того дня, как война закончилась. Сам словак. Потомственный коммунист. Когда немцы его страну дербанили, активно партизанил. Потом в красной армии воевал, даже какие-то награды получил.

– Так сколько ж ему лет?

– Кажись, под сотню. Но крепкий дед. На здоровье никогда не жаловался.

Белкин достал из кармана отчет местных следаков, изрядно помятый после автомобильной тряски. Что-то в документе ему сильно не понравилось.

В молчании миновали еще одну развилку.

– В парке обитает несколько редких видов птиц. Под их гнездовья выделены особые квадраты, которые при необходимости изолируются от внешней среды. Там поддерживается нужные температура и влажность.

– Вдоль границы парка дорожек нет?

– Нет. Там живая изгородь и лесопосадка высокой плотности. Была выкопана специальная траншея, чтобы во время дождей грязевые потоки не выливались на дорогу.

– Вот! Значит за это спасибо.

Очередной квадрат остался позади.

– Получается, короткая сторона парка выходит на дорогу, по которой мы приехали? – не унимался Белкин.

– Нет. Парк как раз вытянут вдоль дороги. Сейчас мы идем по длинной стороне.

– И сколько до забора?

– Да что вы все квадраты считаете, майор? – подал голос Бэзил. – У вас в отчете же все написано.

– Вот! Значит, а кто составлял отчет?

– Местные следователи со слов егеря, – откликнулся Шконка.

– Который обнаружил тело? – Белкин сердито пошевелил рыжими усищами. – Так сколько до конца, если идти не сворачивая?

– Ээээ… Центральный вход делит парк пополам… Метров триста.

– Тебя надо из замдиректора разжаловать в тракториста. Как ты тут сам до сих пор не заблудился?

– Я тут особо и не бываю. Командировки, знаете ли…

– Так, значит знаем. По курортам разъезжаешь, а на вверенной тебе территории людей мочат. Уверен, что правильно идем?

– Уверен. Егерь меня лично довел до места преступления. И еще видите ленточки на некоторых деревьях? Это тоже он повесил, чтобы нам путь проложить.

– Какой предусмотрительный! – съязвил майор.

Они миновали очередную развилку и прошли буквально пару метров, когда ответственное лицо ответственно заявило:

– Все. Пришли. Теперь налево.

– Точно не направо?

– Точно-точно. Ленточка вот висит.

– Пошли в заросли. Висит вот значит у него, – проворчал майор.

– Можно я туда не пойду? Не хочется еще раз на труп любоваться.

– Не изменился ты, Шконка. Деньги чужие по своим карманам прятать ты не боялся, а от вида крови сразу – брык – и в обморок. Ладно. Можешь не ходить. Но сделай одолжение.

– Какое?

– Егерь сейчас на территории?

– Да. В своем домике.

– Сходи и займи его задушевным разговором. Только сильно не спаивай. Знаю я тебя.

– Без базара. Старику только дай волю: все уши прожужжит солдатскими байками. Я пошел.

– Не заблудишься, горе парковое?

– Да чего там. Нужно идти от центрального входа все время прямо до последней развилки, а оттуда направо до упора.

– А как ты к центральному входу вернешься?

– Дык по ленточкам.

– Ну иди-иди, ленточный. Мы к тебе скоро присоединимся. Значит вот, херр австрийский, иди тело осматривай. Ау! – Белкин огляделся, но демонолог уже успел скрыться среди деревьев. – Да чтоб тебя…

Демонолог лениво топтался по месту преступления, игнорируя гневные окрики майора. Ни развороченная грудная клетка убитого, ни образующие идеальную окружность воткнутые в землю ребра, ни кровавые славянские руны на деревьях не произвели на специалиста никакого впечатления.

– Вы его так просто отпустили, герр майор. А вдруг…

– Никаких вдругов. Этого хлыста я давно знаю. Он если и зарежет кого, то сам рядом и свалится с разрывом сердца. Куды лапы суешь?!

– Кстати, да, – Морфинх деловито пошарил рукой в разорванной грудие трупа. – Сердце действительно отсутствует. Вроде сделано все грамотно, по правилам, но как-то без огонька. И чего-то не хватает.

– Что сделано-то? Ритуал?

– Ритуал. Хотя это громко сказано. Старый обряд поглощения жизни. Практиковался западными славянами. Жертву одурманивали отваром ядовитых растений, вырывали ребра, потом каждое ребрышко втыкали в землю. Вот такой круг получался. Вырывали сердце и скармливали воину, чтобы тот забрал себе молодость жертвы. В завершении вояка вонзал меч в лоб или в рот несчастного и шел по своим делам. Ровно в полдень к нему переходила вся жизненная сила жертвы.

– Вот! Значит посмотри теперь внимательней и скажи еще раз – чего не хватает.

– Хм. Расстояние между ребрами правильное, руны тоже грамотно написаны.

– Да что ты все к деталям цепляешься?! – не выдержал Белкин. – Главное в обряде что?

– Жрец.

– На дуде игрец! – рявкнул майор. – Главное в обряде, тьфу, в убийстве – это орудие убийства. Сам же сказал, что в жертву надо меч воткнуть.

– Ну можно не меч, а ритуальный кинжал.

– И где?! – следователь красноречиво указал широченной ладонью на распахнутый рот трупа.

– Действительно, – озадаченно протянул демонолог. – Ну тогда весь обряд коту под хвост. Меч или нож должен быть воткнут в жертву как минимум до полудня. Иначе ничего не получится. А то и обратка может воину прилететь. Так что можете смело исключать вашего егеря из списка подозреваемых.

– Это еще почему? Словаки разве не западные славяне? К тому же он воевал. Если верить Шконке, егерь – мужик общительный, любит байки травить. Заговорил зубы какому-нибудь туристу, устроил бесплатную экскурсию, предложил дерябнуть на посошок и опоил дурманом.

– А где бы он нашел травы для дурманящего зелья?

– Ты, херр Морфинх, вроде умный-умный, а тупой. Вокруг оглянись. Мы в парке, напичканном редкими растениями. И егерь тут каждую травинку знает. Не удивлюсь, если эти воротилы в каком-нибудь особом квадрате мак с коноплей выращивают.

– Убедили, майор, убедили. Но все ваши подозрения рушатся одним точным ударом. Егерь не только обнаружил труп, но и поднял панику. Привел оперативников к трупу. И зачем рисковать? Охранники все равно ходят только по дорожкам, в кусты не суются. Глядишь, тело бы спокойно пролежало до полудня.

– Не пролежало бы. Толпа туристов. Кто-то бы точно набрел на место преступления. Риск выше гораздо получается.

– Получается. Но туристы бы не стали трогать тело. А оперативники приехали, изъяли нож изо рта жертвы и нарушили весь обряд.

– Вот! Вот!

– Значит?

– Значит! – Белкин торжествующе ткнул в отчет. – Не изымали они никакого ножа. И меча не изымали. Вообще ничего не изымали.

– Может, забыли написать?

– Не забыли! Читай!

«… раны нанесены неустановленным холодным оружием. Орудие убийства не обнаружено…»

– Понял? А теперь дальше читай.

«Тело обнаружено на расстоянии 15 (пятнадцать) метров от границы лесопарковой зоны».

– И?

– Ну ты даешь, австриец, – разочарованно протянул Белкин. – А еще консультант называется. Как, по-твоему, они такое расстояние измерили? Рулеткой?

– Кто ж знает, какие у вас в застенках рулетки.

– Обыкновенные у нас рулетки! Пять, ну максимум десять метров. И криминалисты у нас не дураки, как либерасты думают. Ребята сообразили, что парк разбит на одинаковые квадраты. Размер квадрата сами измерили или у егеря спросили. А дальше подсчитали, в каком квадрате относительно забора труп валяется.

– Поэтому вы считали квадраты?

– Поэтому я удивился, когда мы свернули налево, а не направо.

– Не понимаю.

– Да повышенный МРОТ! Смотри сюда.

Варварски отломав у ближайшего кустарника ветку, Белкин начертил схему парка.

– Согласно отчету, тело нашли в пятнадцати метрах от границы парка. Каждый квадрат – десять метров. Значит, приграничные квадраты не подходят, слишком близко. А вот смежные с приграничными подходят, – Белкин заштриховал область на схеме. – Вот так мы шли. Прошли два квадрата на север от входа.

– Там разве север?

– Там… Нихай будет север. Не перебивай. Повернули направо. Пока Шконка трындел о своих птичках-лавочках, мы прошли полных три квадрата на восток. Площадь территории – 12 на 5 соток. Каждый квадрат – сотка. Вспомни, что центральный вход делит парк ровно пополам. То есть от входа до границы, шесть квадратов, если пилить на восток, и пять квадратов, если на север. Итого. Куда не плюнь, до ближайшего забора нужно еще два полных квадрата пропахать. Два!

– А нужно, чтобы было один.

– Именно. Вот если мы повернули направо, то оказались бы вот тут. И это было бы похоже на правду.

– Ну хорошо. Предположим, у того, кто отчет составлял, цифра 2 на цифру 1 похожа. Тогда все сходится. От тела до границы 25 метров.

– Почему же 25, а не примерно 20? Или тоже скажешь, что 0 и 5 похожи? Очнись! Лишние пять метров означают, что тело должно лежать ближе к центру квадрата, но никак не в двух шагах от тропинки. Понимаешь?

– То есть это не то тело и не то место преступления?

– Надо же! Дошло!

– Тогда давайте искать первое тело, к которому егерь привел ваших ребят, а не бестолкового зятя мэра.

– Ты не менее бестолковый. В каком квадрате искать прикажешь?

– Но тут же у вас написано: в 15 метрах от границы.

– Вот! Значит, это меня и вводит в заблуждение. От какой именно границы?

– От каждой, видимо. Дайте-ка еще раз на отчет взглянуть. Это точно «от границы», а не «от границ»? Может, он так букву «ц» пишет, с лишней завитушкой.

Белкин пригляделся.

– Поздравляю. На этот раз ты угадал.

– Таким образом, нужно проверить вот эти четыре квадрата, – Бэзил повторил акт полицейского произвола, тоже отломав веточку кустарника, и повторно заштриховал области, соприкасающиеся с угловыми квадратами.

– Вот, значит не надо тут только на готовенькое решение приходить. И все четыре проверять тоже не надо. Где тут дом егеря? Вспоминай! Даже Шконка помнит. От входа все время на север, потом на восток до упора. Значит, и начнем с квадрата, который ближе всего к егерьскому дому. Тут идти-то всего метров двадцать, если по диагонали срезать.

Чутье не подвело майора. В самом центре «северо-восточного» квадрата, одной вершиной соприкасающегося с угловым участком, лежало тело. Точно такой же круг из воткнутых в землю ребер. Точно такие же руны. Точно такая же развороченная грудина. Однако здесь уже изрядно кто-то потоптался (и это был не демонолог). И самое главное…

– А вот и ножик! – обрадовался Бэзил. – Но в отчете сказано, что орудие убийства не обнаружено. Не сходится.

– Как раз все сходится. Егерь все рассчитал. Заманил к себе и опоил двух туристов. Оно и понятно: на троих легче соображается. Ночью совершил двойное убийство. Первый труп показал сотрудникам полиции, чтобы надолго закрыть парк для посетителей. Как только ребята провели первичный осмотр места преступления, составили отчет и уехали, убийца закончил первый ритуал.

– Это снижает качество обряда. Нож нужно вонзать в жертву сразу после поедания сердца. И вообще крайне нежелательно делать паузы во время ритуала.

– Тут старому хрычу повезло. У нас проблемы с квалифицированными кадрами. Судмедэксперты загружены по уши, поэтому редко выезжают на место убийства. Терпеливо ждут в морге, пока им покойничка доставят. Прибывшие сотрудники провели только первичный осмотр. Сам понимаешь, их интересовало главным образом орудие убийства. В душу и грудину трупа они не лезли. Да и кто мешал убийце вызывать полицию до начала ритуала? Пока соберутся, пока по этой дороге дотрясутся.

– Умно, умно. То есть жаждущий вечной жизни егерь распрощался с полицаями, отправил охранников стоять на воротах, а сам побежал сооружать фальшивый алтарь. И утром, когда частным рейсом прилетел этот ваш Шмонька…

– Шконка.

– Как угодно. Егерь привел этого господина ко второму трупу. Показал дорогу, ленточки на деревьях развесил. Чтобы Шконка потом водил всех заезжих специалистов на поклон к кровавой приманке. Только зачем он столько сил потратил на точное копирование первого ритуала?

– Затем, что слухи о тебе давно ползут нехорошие. Каждая брехливая собака знает о демонологе, который активно силовиков консультирует. И каждая молчаливая собака тоже знает, но помалкивает. Егерь подозревал, что ты тоже приедешь на труп поглазеть. Видишь, как для тебя люди стараются, аж ребрышки в землю заколачивают.

– Надо отдать леснику должное. Ритуалистика у него доведена до автоматизма. Интересно, сколько веков он свои омолаживающие процедуры принимает? За ночь такой сложный алтарь соорудить, да в двух экземплярах, да без ошибок. Небось, у второй жертвы он сердце не просто вырезал и выкинул, а тоже выжрал. Для полноты картины. Чтобы уж наверняка всем работы хватило. И демонологам, и следакам. Расследуйте, гости дорогие, стройте оккультные теории, – только от первого трупа подальше держитесь. А то вдруг ножичек раньше времени вытащите.

– Кстати, о времени. Когда обряд считается полностью завершенным?

– В полдень. То есть у нас еще в запасе, – демонолог полез в карман пиджака за смартфоном. – У нас в запасе ноль минут. Двенадцать ровно.

– Ну-ну.

Бэзил разочарованно спрятал телефон обратно в карман и уставился на Белкина, сжимающего в руках нож с костяной рукоятью.

– Иногда лучше сначала делать, потом задавать вопросы и только потом думать, – майор назидательно погрозил ритуальным оружием.

– Однако. А как же целостность места преступления? И ваши отпечатки…

– Скажу, что собирался зарезать одного болтливого демонолога, – отмахнулся Белкин. – Пошли, навестим словацкого лесника. Как думаешь, куда нам сейчас надо свернуть?

– Эм… Направо?

– Калена подкова, кругом одни топографические кретины! Не отставай!

Спешка оказалась излишней. У егерьского домика стоял испуганный и растерянный Шконка.

– Владимир Серафимович! Клянусь! Мы только чуть-чуть коньяка жахнули. Старик просто переволновался. Рассказывал, как в атаку на венгров ходил и прямо посередь фразы – чихуахуак – за сердце схватился, со стула сползать начал и весь скрючился, посинел.

– А нечего было на венгров в атаку ходить, – самодовольно бросил демонолог.

– Опять скажешь, что совпадение? – повернулся к австрийцу Белкин и выдернул из воздуха воображаемый нож.

– Не совпадение, а вероятность. Вся демонология строится на теории вероятностей. Не нужно никаких демонов, никакого абсолютного детерминированного зла. Только из независимых случайных событий можно сплести по-настоящему зловещий узор.

И демонолог улыбнулся собственным мыслям, чисто случайно демонстрируя два ряда идеально ровных бритвенно-острых треугольных зубов.

 

Конформоид

 

1. Конформоид не имеет собственных идеалов, мнения, ценностей

Если есть деспоты, то должны быть и холопы. На эту роль идеально подходит конформоид. В работах советских психиатров использовался термин конституционально глупые. В том смысле, что у них есть конституциональная (врожденная) предрасположенность идти на поводу у большинства и моды. Увы, в современной патопсихологии этот термин не встречается. Иначе пришлось бы диагностировать конформоидность у миллионов подростков, фанатеющих от дегенеративных видеоблоегров и реперов. Кроме того, в нашем слишком демократическом мире у термина четко просматривается опасное второе толкование: “глупые, согласно Конституции”. Зачем нам, скажите на милость, лезть в эту политику?

В классификации Личко есть “конформный тип”, но опять же хочется избежать путаницы с современной математической теорией конформных отображений. Поэтому будем использовать авторский вариант: конформоид. Тем более, что наш психопат – не настоящий конформист, а только кажется таким. Мы вообще ничего не имеем против умеренного конформизма, который является частью эволюционного наследия и спасает человечество от окончательного взаимного истребления.

Адаптивный конформизм стабилизирует наше Сверх-Я, избавляя психику от постоянной лихорадочной ревизии своих идеалов. Человек формирует набор ценностей постепенно и таким образом, чтобы не только соответствовать социальным нормам, но и стремиться к успеху, к более высокому статусу. Ценности, в свою очередь, постепенно эволюционируют с течением времени. У конформоида дела обстоят совершенно не так.

Во-первых, конформоид, попав в любой коллектив, моментально впитывает все коллективные идеалы и приоритеты. Ни о какой адаптивности, ни о каком стремлении к лидерству речи быть не может. Если коллектив относится к конформоиду, как к последней шестерке, то и сам психопат будет искренне считать себя человеком второго сорта.

Во-вторых, система ценностей конформоида не эволюционирует, не развивается. Поэтому психопат оказался в нижней полуплоскости – его психика плохо взаимодействует со стихией времени.

В-третьих, конформоидные ценности быстро меняются, как только психопат попадает в другой коллектив. У него нет стабилизирующих внутренних авторитетов, то есть ни один авторитетный объект не является по-настоящему авторитетным, ценным. Поэтому конформоид оказался в левой полуплоскости – в его психики нет устойчивых ценных объектов. Как гипертим скачет от проекта к проекту, так и конформоида кидает от одного мнения к другому.

Конформоидная мимикрия доходит до крайности. Например, психопат вполне может разочароваться в своем партнере, если его выбор не одобряется ближайшим окружением. Или, попав в среду, где одобряется домашнее насилие, конформоид без колебаний и сомнений превращается в бытового садиста похлеще эпилептоида. Таким образом, вся эволюционная польза от умеренного конформизма (позволяющего снизить внутривидовую агрессию) сходит на нет.

 

2. Конформоид подчиняется не человеку, а социальному сценарию

Не стоит отождествлять конформоидную психопатию с желанием подчиняться. Конформоид готов играть любую роль, одобряемую окружением. Посадите психопата в директорское кресло и продемонстрируйте потребность в сильной руке. Нехотя, неумело, с вашей помощью, но конформоид освоит и эту роль. Главное стоять за спиной, одобрять и подсказывать. Относительно безопасный способ буферного контроля бюджетных организаций или умирающих заводов. Только проследите, чтобы в ваше отсутствие за спиной нового начальника не скучковались посторонние.

Хотите заставить конформоида выполнять социальный сценарий? Язык силы здесь малоэффективен. Это на эпилептоида можно надавить, поставив в ракообразную позу подчинения. Конформоид же встраивается в новую роль с помощью наблюдения и подражания. Покажем это на примере малой группы.

В ваш коллектив попал новый человек, в котором вы распознали конформоидные черты. Вы хотите, чтобы он регулярно выполнял определенные действия, притом без особой дополнительной стимуляции. Вы договариваетесь с несколькими людьми из вашего коллектива. Они по очереди выполняют нужные вам действия, а остальной коллектив их за это хвалит и награждает красивыми грамотами – и все это на глазах у конформоида. Готово. Поговаривают, что отдельные манипуляторы достигли на этом поприще феноменальных успехов: конформоиды работают на них за спасибо, не требуя ни зарплат, ни пенсий.

 

3. Между одним авторитетом и серым большинством конформоид выбирает большинство

Это прямое следствие того, что все объекты для конформоида одинаково дешевы. Авторитетная фигура, даже самая крутая, мощная и волевая, представлена в психике одним объектом. Большинство, даже самое беспонтовое и безликое – несколькими объектами. Так как все объекты “равномощны”, то в психике срабатывает механизм всеобщего избирательного права. Большинство перевешивает.

Замечание . Нам могут возразить, что авторитетная фигура вряд ли может быть представлена в психике одним-единственным объектом. Идеал, авторитет – это как минимум целая нить Сверх-Я. Это правильное замечание. В классическом психоанализе значимой фигуре соответствует не одиночный объект ( представление ), а сложная система представлений . Однако вы сами видели в первой главе, какая абракадабра у психопатов вместо Сверх-Я. Кроме того, мы можем предположить, что именно у конформоидов ни один авторитет никогда не удостоится должной психической репрезентации.

Например, подростковая тусовка тащится от очередного беззубого придурковатого рэпера. В группе формируется небольшой культ, который наделяет кумира разными мифологическими качествами. Но если хотя бы несколько подростков громко и уверенно начинают поливать рэпера помоями (а остальные ребята молчат), то конформоид первым поддержит этот нисходящий тренд. Этим объясняется стремительная ротация идолов дегенеративного искусства – они изначально работают на аудиторию, перенасыщенную конформоидами. Поправка: если речь идет о молодежных тусовках, то о психопатиях говорить еще рано и неуместно. Скорее всего, там мы имеем дело с конформоидной акцентуацией (то есть ярко выраженной чертой характера), что никак не умаляет убогости подобных тусовок.

Аналогичный механизм лежит в основе “эффекта политбюро”, когда старая гвардия подхалимов собственными руками готовит и устраивает верхушечный переворот. Колеблющиеся конформоиды, уставшие от революций и репрессий, спонтанно формируют большинство внутри большинства и “примыкают” к самим себе.

 

К+Э

Эпилептоид охотно окружает себя конформоидной свитой, потому что заискивание перед статусом и богатством является социально одобряемым поведением. И не надо делать вид, что это не так. Здесь все очевидно и немного грустно.

Итак, эпилептоид заявляет о своих правах собственности на свиту. Поначалу свита соглашается и славит нового собственника на все лады. Конформоид, в отличие от истероида, не отделяет процесс (поклонение, лизоблюдство) от объекта (наставник, начальник). Эпилептоид – полноправный объект-собственник. Но недаром конформоид лежит в левой полуплоскости. Власть, сила и статус не добавляют эпилептоиду какой-либо особой объектной ценности. Он лишь один из множества объектов, просто в данный момент он активно напоминает о своем присутствии.

Стоит лишь эпилептоиду уехать в отпуск или отлучиться в туалет, как конформоиды отправляются на поиски нового авторитета. И опять уточним, что дело не в авторитете как таковом, а в том, что пресмыкательство и лизоблюдство являются социально одобряемыми стратегиями. Речь, конечно, идет о той социальной среде, которая пафосно называется “народом” – другая социальная среда, под названием “Нация”, подобными мерзостями не занимается.

Таким образом, конкуренция здесь разворачивается вокруг коммуникации с третьими лицами. Эпилептоид хочет быть первым и единственным лицом. Конформоиды дружную толпой бегают от первого лица ко второму, третьему…

Эпилептоиду приходится усиливать прямой контроль и чаще прибегать к иерархическому садизму, то есть ярче проявлять психопатические черты. Конформоиды ничего с собой поделать не могут и регулярно бегают лизоблюдничать на сторону. Единственное, что им остается: чуть-чуть более оперативно реагировать на возвращение эпилептоида, чуть-чуть быстрее мимикрировать – то есть ярче проявлять психопатические черты.

 

К|И

Публика и кумир – вот самое емкое описание этой парочки. Яркий истероид обязательно привлечет внимание одного-двух праздно шатающихся конформоидов. Остальные подтянутся по ходу пьесы и попадут в малую группу с уже сформированным мнением, с уже устоявшимся кумиром. Никакого настоящего (объектного) внимания к истероиду они проявлять не будут: им интересен не сам кумир, а лишь факт причастности к тусовке фанатов. Истероида это вполне устраивает.

 

К×П

Конформоид вызывает у параноида два чувства: ненависть и презрение. Он-то, параноид, старается: разоблачает заговоры, вскрывает тайные связи, видит врагов насквозь. Тупые конформоиды отказываются верить и идут на поводу у системы. Часто в это противостояние вклинивается эпилептоид, которому конформоиды прислуживают и который является приоритетной целью для параноидных атак.

Параноид вызывает у любого добропорядочного конформоида суеверный страх. Где это видано – обвинять лидеров в заговоре, бросать вызов обществу, собирать компромат на уважаемых эпилептоидов? Это же противоречит традиционным ценностям! Поэтому параноид является идеальным пугалом, козлом отпущения.

Параноид чувствует, что конформоиды по первому зову присоединятся к враждебному эпилептоиду и устроят коллективную травлю. Параноид решает действовать на опережение (как всегда). Он разворачивает пропагандистскую сеть, вещает о теориях заговора, гипнотизирует конформоидных кроликов не хуже удава. Клюнув на параноидную пропаганду, конформоиды бросаются друг на друга, подозревая ближнего своего в самых тяжких преступлениях, то есть ведут себя почти как параноид. Эта жалкая пародия на параноидальность только укрепляет убеждение параноида в том, что все конформоиды – тупые управляемые скоты, которых надо гнать на амбразуру. Конформоиды массово копируют героический паттерн и высвобождают деструктивную энергию: идут громить, резать, воевать, бунтовать, кидать зиги.

Счастлив ли параноид? Наоборот. Ему категорически не хочется воплощать свои революционные проекты в жизнь. Но конформоиды уже не спрашивают: действуя по инерции, они создают вокруг нового (параноидного) лидера новую (параноидную) реальность. Это может быть мелкая секта или большой тоталитарный рай. Параноид превращается в заложника своей пассионарной паствы. Ситуация переворачивается.

Параноид фактически играет конформоидную роль, ибо его сверхценная идея стала центром социального одобрения. Конформоиды сумели правильно приготовить, охладить и подать блюдо под названием “месть”. Параноид не может с этим смириться и устраивает чистки или ритуальное массовое самоубийство. Революция, подобно Хроносу, пожирает своих детей.

 

К×Г

Гипертим все время придумывает новые проекты, поэтому с большой вероятностью выходит за устоявшиеся социальные рамки. Конформоид негативно реагирует на любое нарушение устоев, даже если гипертим предлагает разумные и прогрессивные идеи. В обществе, где “всякая инициатива наказуема”, борьба приобретает остросоциальные формы. Конформоиды массово подписывают петиции с требованиями посадить гипертимных активистов на бутылку. Гипертимы сбиваются в политические движения и занимаются максимально скандальной и бесполезной активностью, чем еще больше раздражают конформоидных лоялистов.

Думаете, в либерально-демократическом обществе дела обстоят лучше? Как бы ни так. Там вместо “команды конформоидов” и “команды гипертимов” идет сражение между множеством мелких и крупных групп, в каждой из которых есть гипертимное ядро и конформоидная массовка. Западная политическая жизнь давно выродилась в скандальное ток-шоу, где партии и СМИ соревнуются в бесполезных инициативах, где борьба за права важнее самих прав. Социально-бытовая сфера там тоже до предела “гипертимизирована”: родительские комитеты, локальные религиозные общины, студенческие кружки гендерного равенства – у всех вечно где-то зудит. Лопасти этого гипертимного миксера интенсивно месят конформоидную глину, превращая туповатых обывателей в агрессивных стражей политкорректности и борцунов за права террористов.

 

К|Ц

Почему изменчивое настроение циклоида не раздражает конформоида? Разве опоздания, отмененные встречи и приступы лени не порицаются обществом? Как конформоид может с этим смириться?

Трудно сказать. Возможно, конформоид воспринимает эти качества в отрыве от их носителя (как истероид не может соединить сексуальность и сексуальный объект). Но, судя по рассказам разных циклоидов, еще ни один конформоид не упрекнул его за срыв сроков. Конформоид словно теряется, если ему прямо заявить: «Работу не сделал, потому что навалилась лень. Ну влом было вчера. Сегодня сделаю». Главное – говорить об этом уверенным и будничным тоном, словно так принято. По сути, у циклоидов действительно «так принято». Возможно, конформоид пасует перед самой авторитетной силой – перед временем, перед Хроносом.

Мы предлагаем любопытную гипотезу. Конформоиду важно, чтобы мнение всех совпадало с мнением большинства. Что это значит? Что вокруг не должно быть носителей иного мнения. Логично? Так вот, конформоид не воспринимает циклоида и астеноида в качестве потенциальных носителей своего мнения. И действительно: астеноид воплощает собой слабость, а циклоид и вовсе живет по жесткому психическому расписанию. Ну какое у них может быть мнение?

Конечно, здесь конформоид судит по себе: его система ценностей на самом деле не его, она подобна флюгеру на ветру. Он испытывает беспокойство, если флюгер собеседника повернут в другую сторону. Если направления флюгеров совпадают, конформоид радуется. Но если сравнение мнений невозможно, то невозможна и реакция (ни негативная, ни позитивная). Так и происходит. Приходит конформоид в чужой монастырь со своим флюгером, пытается сравнить, но тут выясняется, что сравнивать не с чем. У циклоида вместо флюгера – часы и метроном, у астеноидной принцессы флюгер спрятан под матрасом, где-то в районе горошины.

 

Аддиктоид

 

1. Аддиктоид нуждается в источнике быстрого пассивного удовольствия

Аддикция переводится как “зависимость”. Аддиктоид, стало быть, это психопат, который постоянно находится в состоянии зависимости. Алкоголь, компьютерные игры, экстрим, еда, беспорядочные половые связи – сгодится все. Часто аддиктоида ошибочно принимают за обычного алкоголика: кодируют, вытрезвляют, записывают на всякие мотивирующие курсы. Спору нет, физиологический компонент зависимого поведения успешно нейтрализован. Психопат благодарит родственников и группу поддержки, завязывает с выпивкой и переходит на более “психологичную” зависимость. Типичный переход: от алкоголя к интернет-зависимости и, конкретнее, к порно-зависимости. Последняя не столь широко обсуждается в российском психоаналитическом дискурсе: интересующихся отсылаем к статьям и докладам М.М. Решетникова.

Есть ли ключевой элемент, общий для всех форм зависимого поведения? Конкретно для аддиктоидных психопатов есть, но мы предостерегаем от широкого обобщения. Вне психопатического регистра каждый случай зависимости уникален, имеет свою предысторию, отличается соотношением физиологических, психологических и социальных факторов. Как хорошо, что книга посвящена психопатам, которые отличаются универсальностью и простотой поведенческих паттернов.

Ключевой требование аддиктоида к предмету зависимости – это внешний, пассивный и острый характер получаемого удовольствия. Что это значит? Внешний: видишь бутылочку, компьютер, шоколадку. Пассивный: не нужно напрягаться, достаточно просто выпить, потыкать мышкой, схомячить – потребить. Острый: кратковременный мощный подъем сил, легкая эйфория, уход от реальных проблем.

В главе 2 мы упомянули принцип удовольствия – психика стремится к быстрой разрядке либидо. Аддиктоид упорно следует этому принципу. В отличие от гипертима, который (из-за регулярных разрядок) вынужден переключаться на качественно новую деятельность, аддиктоид более инертен: он редко меняет предмет зависимости, но дозу увеличить никогда не откажется.

Кого бы из вымышленных существ привести в пример? Нет, оставьте плюшевого медведя в покое, по нему кто только пером не елозил. Выбегалловский жрущий кадавр тоже не подходит: он поглощал продукты механически, не получая удовольствия.

Во! Зоки. Не зэки, а зоки! Персонажи придуманы супругами Тюхтяевыми. Очень рекомендуем: прочитайте книгу “Зоки и Бада” вашим детям вслух. Если детей нет, все равно прочитайте. Пожалуй, это жемчужина русскоязычной семейной литературы: юмор, игра слов, запоминающиеся герои и ситуации, абсурд на грани гениальности.

Зоки – это идеальные аддиктоиды. Почти сферические и пустые. Они постоянно поглощают сладкое: мед и шоколадки. Ненасытные бочонки на цыплячьих лапах. По сюжету, они завелись у Бады (рогатого лохматого существа), потом что работяга содержал пасеку и располагал стратегическими запасами меда в медохранилище. Сюжет книги вертится вокруг зочьих попыток выпросить, вытребовать и выманить у Бады побольше вкусностей.

 

2. Аддиктоид не знает меры

Дорвавшись до заветного источника, аддиктоид пьет – фигурально или буквально – и не может остановиться. Рубиться в онлайн-игры психопат может в прямом смысле до потери сознания. Шоколад – плитками, чипсы – пачками, кофе – литрами.

– Я ведь один живу, у меня и чашек-то больше нет, – сказал он.

– Тогда так, – распорядился Зок, – чтобы всем не обидно было, ты чай из чашки пей, а я буду мед из банки.

– Послушай, а ты не слипнешься? – забеспокоился Бада.

– Не, – отмахнулся Зок, понюхал мед, зажмурился от удовольствия и, наклонив банку, выпил его не отрываясь, подгребая в рот свободной лапой и сладко причмокивая. Потом облизал лапы и сказал:

– Вишь, не слипнулся. Вот я раз на липу за медом полез, а там такие злющие пчелы встретились! Ух, я с той липы слипнулся, так слипнулся, с самого верха. А тут чего… мед, он полезный. И мы, зоки, полезные, потому что мед едим. Другое тоже едим – шоколадки, зефир, конфеты всякие. А мед прям терпеть не можем, как увидим, сразу заводимся в нем и съедаем.

При первой возможности аддиктоид увеличивает дозу. У него нет стремления к качественно новым острым ощущениям, это тупое количественное повышение ставок. Радует, что увеличение дозы обратимо: психопат умеет довольствоваться малым, лишь бы ему позволили потребить это “малое” полностью. Эта гибкость отличает аддиктоидную психопатию от истинной зависимости, при которой старая доза не может принести удовлетворения (работают более суровые нейрофизиологические механизмы).

И Зок полез в банку. Но оказалось, что банка стала ему мала.

– Странное дело, – удивился он, – просторная такая была банка, села она, что ли, пока мы тут с тобой чаи гоняли? Послушай, Бада, а побольше у тебя банки нет? Очень мне понравилось в банке жить, у нее вместо стен окошечки и крышка своя над головой…

Бада принес еще одну банку.

– Большая банка есть, – сказал он, – но она с медом.

– Это дело поправимое, – обрадовался Зок и похвалил Баду: – Хорошая банка. Съем мед и буду в ней жить.

…

– Странные все-таки у тебя посудины, Бада, – пожаловался он, пытаясь опять втиснуться внутрь, – пока с медом – как раз, а пустые малы. Давай еще банку попробуем?

– Нет уж, – догадался Бада, – хватит, а то ты у меня весь мед «перепробуешь», и так уже как арбуз сделался, спи на диване.

Он уложил Зока спать, а сам побежал в кладовку проверять банки. И точно, не зря беспокоился, еще в трех банках с медом зоков нашел. Они мирно спали, плавая в меде и пуская пузыри…

 

3. Аддиктоид, лишенный удовольствия, впадает в панику

Если перекрыть аддиктоиду доступ к предмету зависимости, психопат впадет в панику и будет действовать поактивнее соседа-гипертима. Все его помыслы и действия будут направлены на поиски источника удовольствия: старого или нового – уже не важно. В ходе поисков аддиктоид демонстрирует завидную изобретательность, придумывая гениальные схемы быстрого обогащения или прямой добычи дозы. Нередко план кажется гениальным только самому психопату…

Бада набегался, устал, сел спокойно сторожить… Послышался шум. Бада спрятался за камень, видит, что-то квадратное от дома идет и громыхает.

А это зок Медов взял посылочный ящик, проковырял дырки для глаз, написал на донышке: «ПОСТАВИТЬ ГДЕ МЕД» – и накрылся им. Потом, перебирая лапами, пришел к медохранилищу и, расхаживая туда-сюда перед Бадой, стал бормотать: “К вам посылочка пришла… к вам посылочка пришла…”.

Бада хотел было распаковать подозрительную посылочку, которая сама пришла, но тут увидел, что от пруда движутся три лебедя. Лебеди как лебеди, но что-то Баду в них смущало. Пригляделся повнимательней – лапы были куриные. Бада боднул «посылочку» и кинулся наперерез «лебедям». Увидев, что он мчится в их сторону, воинственно опустив рога, «лебеди» разбежались в разные стороны, оставив облако пуха. Это были Ме-одов, Ми-одов и Мю-одов, которые вымазались медом и вывалялись в перьях.

Отогнав зоков подальше, Бада пристроился около двери и стал смотреть на небо. Но отчаянные зоки не отчаялись, а побежали в лес и нашли там муравьеда…

Со стороны может показаться, что “протрезвевший” аддиктоид испытывает раскаяние. На самом деле, это одна из форм паники, а также способ вызвать жалость и усыпить бдительность родственников. Про дешевые отмазки вида “могу пить, могу не пить”, “от одной булочки ничего не будет”, “это не я, меня друзья позвали” можно не рассказывать. Действительно. Зачем рассказывать, если можно злоупотребить цитированием.

Самое удивительное, что назавтра мед опять пропал. Бада, понятное дело, зоков заподозрил, но они наотрез отказались признаться и даже выдали ему «Свидетельство об раке», в котором было написано:

ВЧЕРА НОЧЬЮ МЫ ШЛИ МИМО МЕДОХРАНИЛИЩА. ВДРУГ ОТТУДА КТО-ТО ПОБЕЖАЛ, НЕСЯ СТО БАНОК МЕДУ, И ИСЧЕЗ В ПРУДУ. ЭТО БЫЛ РАК. ВОТ КУДА ДЕЛСЯ МЕД. ЗОКИ.

Бада, конечно, не поверил и пообещал не только поймать рака, но и показать ему, где зоки зимуют.

 

Д|Э

Многим знакомо ощущение брезгливости, которое вызывают не сами аддиктоиды, а их откровенно блаженные и слепые родственники. “Нет у сыночки никакой компьютерной зависимости, это он так зарабатывает”, “опять вы моего Колю спаиваете”, “Наташа, ну зачем тебе худеть, вот еще скушай конфетку”. Ужасное зрелище. Нередко страдают и третьи лица: семейная коалиция потакающей матери и великовозрастного аддиктоида-неудачника против его несчастной жены, которая “жизнь испортила сыночке-корзиночке”.

Понятно, что психика защищается от реальности. Но какой конкретно механизм срабатывает? Мы можем предположить, что у родственников обостряются эпилептоидные черты, потому что чистый эпилептоид не видит в поведении аддиктоида ничего плохого. Аддиктоид же всегда добровольно и радостно принимает эпилептоидную гиперопеку.

Все-таки удачно мы выбрали художественный пример. Сами посудите. Бада любит порядок, держит пасеку, приучает зоков к правильному образу жизни. Он склонен к накопительству: забитое медом и шоколадками медохранилище служит ему индикатором жизненного успеха. А если вам кажется, что он весь такой лохматый и добренький, то…

«Это что же такое, – подумал бада, – завелись у меня, мед едят да еще и спать не дают. Вот рогами-то их набодаю!» Рога лежали у бады в шкафу. Рогов было много, только он их почти не носил. Были острые рога, были крутые рога, ветвистые рога, винтовые рога, даже праздничные бенгальские рога были. На первый раз бада привинтил просто острые рога. Увидев его с рогами, зоки сразу притихли и выстроились по росту.

 

Д+К

– А давай я тебе расскажу, что бухать плохо?

– А давай ты пойдешь на…

– Ну ладно.

Типичная конкуренция за тему разговора. Конформоид считает, что аддиктоиду просто необходимо поговорить о его зависимости. Потому что так принято, это социально одобряемая модель – с идиотским участливым видом обсуждать чужие проблемы.

Попав в аддиктоидный коллектив, конформоид вряд ли испытает соблазн скопировать зависимое поведение. Дело в том, что сами аддиктоиды не воспринимают свою зависимость как нечто достойное, ценностное. Напомним, что психопаты не способны отрефлексировать свое поведение. Значит, и аддиктоид не относится к аддикции как к поведению, не признает и не осознает самого факта зависимости. Следовательно, и “транслировать” конформоиду свою модель поведения аддиктоиду не сможет. Это превращает конформоида в потенциально чуждый элемент в аддиктоидном сообществе.

Итак, риск впасть в зависимость у конформоида низкий. Однако он может добровольно помочь аддиктоиду с поиском очередной “дозы”. В аддиктоидной среде того, кто “с собой принес”, встречают очень радостно. Здесь вновь проявляется конкуренция: конформоид колеблется, потому что “нехорошо потакать чужим разрушительным слабостям”. Попади конформоид в тусовку обычных торчков или алконавтов (не психопатов), ему там просто бы промыли мозги, объяснив, что он совершает благое дело и что нет ничего дурного в “культурном отдыхе”. Но аддиктоидные психопаты не желают вообще разговаривать о факте зависимости. Попытки конформоида навести этические мосты обречены на блокировку.

 

Д×Г

В отличие от конформоида, гипертим так просто не сдается. Совсем не сдается. Гипертим чувствует, что аддиктоид относительно легко переключается с одной зависимости на другую, поэтому наивно мечтает переключить оппонента с зависимости на интересную деятельность.

Противостояние гипертима и аддиктоида – вечная борьба ЗОЖников и сибаритов, минздрава и табачного лобби, качков-кабачков и киберспорстменов. Гипертимы любят создавать всякие общественные движения, в том числе клубы анонимных алкоголиков. Простым людям с настоящей зависимостью такие заведения помогают – к вящей радости гипертима. Но аддиктоида буквально колбасит от одного вида трезвенника-энтузиаста.

Аддиктоид защищает свою зависимость от гипертимных благих намерений. Кроме того, аддиктоид мечтает переманить на свою сторону гипертима, чтобы последний предавался разрушительным удовольствиям с полной самоотдачей. Надо сказать, что настоящий аддиктоид не умеет наслаждаться получаемым удовольствием, неспособен к тотальному переживанию своего состояния. Он завидует гипертиму, который кайфует от самого процесса бурной деятельности.

Акции «один день без Интернета», программа «Десять шагов», кружки по вышиванию для заядлых онанистов (интересно, такие есть?) – раздражащая приманка для аддиктоида. Он из вредности пойдет в клуб анонимных алкоголиков с бутылкой виски, предварительно сообщив всем свои паспортные данные. Или запишется в кружок по вышиванию с соответствующими целями…

 

Д×Ц

Аддиктоид подчинен биохимическому времени своей зависимости, но может (при поддержке окружения) долго воздерживаться, чтобы затем уйти в длительный “запой”. Циклоида никто и ничто не заставит переломить колебания настроения – это нейропсихологическая диктатура. С одной стороны, в этом преимущество и стабильность циклоида. С другой – это его оковы. Поэтому циклоид и аддиктоид завидуют, не доверяют, презирают друг друга – в общем, испытывают взаимное раздражение.

Замечено, что нередко аддиктоид “ругается” с циклоидом на языке своей зависимости. Например, у его знакомого циклоида настроение меняется раз в два дня. Аддиктоид (ценой психической дестабилизации) попытается воздерживаться от удовольствия в течение трех и более суток. Зачем? Чтобы показать, насколько он стабильнее циклоида. Да, на целых двадцать четыре часа – феноменальный запас стабильности, ничего не скажешь. Потом аддиктоид, конечно, сорвется и уйдет в запой с загулом – тоже на три-четыре дня. Психопаты способны на почти невозможные подвиги назло своим раздражителям. Это не сознательный выбор, а предопределенная реакция, но тем легче использовать этот инструмент.

 

Д|И

Коль скоро истероид – это недоступная или полудоступная фигура всеобщего обожания, из него может получиться неплохой предмет зависимости. Даже не из самого истероида, а из созданного сценического образа. Расклеить вокруг афиши звезды и любоваться, когда эта самая звезда (голая и без макияжа) по комнате расхаживает. Опять же, звезду вполне устраивает, что ей самой не уделяется внимание как человеку – только как сексуальному объекту или трофею. Подобные пары – истероидная знаменитость и спивающийся бизнесмен-аддиктоид – распространены и отличаются стабильностью. Если там и вспыхивают скандалы, то исключительно постановочные, нарочито громкие, с бурным примирением. На фоне кипящих страстей партнеры умудряются не замечать друг друга, что их вполне устраивает.

 

Д|П

Аддиктоид тотально зависит от источника быстрого удовольствия – полная предсказуемость, милая параноидному сердцу. И, что особенно приятно, локус контроля располагается вовне аддиктоида. В буквальном смысле. «Доза» управляет аддиктоидом, пока она не попала внутрь его организма, пока она маячит на горизонте, как морковка перед мордой ишака. Идея внешнего контроля хорошо укладывается в параноидную картину мира.

Что получает аддиктоид? Защиту от общественного мнения и заманчивую идею заговора. Это не он пьет, это его враги спаивают. Это не он в покемонов играет, это американцы с японцами разжижают ему мозги. План Даллеса, великий народный фейк, лучший параноидный подарок на аддиктоидные именины.

 

Астеноид

 

1. Астеноид активно демонстрирует свою слабость и уязвимость

Астения дословно переводится как “отсутствие силы”, то есть слабость. Всю суть астеноида можно сформулировать в одном девизе: “Сила наша – в нашей слабости, а слабость наша безгранична”. В ход идет плаксивость, демонстративная беспомощность, педоморфное поведение и ювенильная мимика и обильнгая психосоматика. Напоминает истероида? Неслучайно эти ребята оказались в соседних секторах и к различиям между ними мы еще вернемся.

Астеноид привязан к течению времени. Из всевозможных психосоматических симптомов и симуляций он “выбирает” какое-нибудь хроническое заболевание или осеннюю хандру. Нередко в ход идет расписание магнитных бурь и “плохих дней” в лунном календаре. А это уже привет циклоиду – еще одному соседу астеноида на диаграмме. Разница в том, что у астеноида от времени зависит не вся психическая активность, а только ее психосоматические компоненты: самочувствие, режим сна, отношение к своему телу. Последнее проявляется, например, в регулярных заявления вида “аааа, я толстая, скорее худеть”. И ведь будет худеть, и еще анорексию заработает…

 

2. Астеноид привязан к покровителю

Можно встретить мнение, что астеноид вырастает из болезненного ребенка. Именно болезненного, а не больного. Не будем здесь обсуждать нюансы причинно-следственных связей в патопсихологии. Важно, что ассоциативное мышление подсказывает: у постели болезненного и слабого ребенка должен быть заботливый взрослый. Астеноид активно ищет не просто заботу, а покровительства. Ему важно, чтобы кто-то защитил от внешнего мира, взял на себя решение всех проблем, отгонял злых людей и т. д.

Вполне естественное желание. Однако астеноид, будучи психопатом, не в состоянии оценить реальные возможности и желания реального человека играть роль покровителя. Астеноид может броситься на шею ничего не подозревающих коллеги, одногруппника (одногруппницы), соседа (соседки). Попытки отцепить рыбу-прилипалу будут встречены искренней обидой, негодованием, слезами.

Нередко у астеноидов потребность в покровители совпадает с патологической влюбленностью, что нередко трагически заканчивается. Обратная ситуация, если речь идет не о психопатах, а о личностях с выраженными астеноидными чертами: последние знают меру, не сильно надоедают и отличаются феноменальной самоотдачей в отношениях. Психопат же обязательно доведет самоотдачу до саморазрушительного абсурда.

Конечно, покровитель является ценным объектом (правая полуплоскость), но не настолько ценным, чтобы спровоцировать бегство или расщепление процесса и объекта. Поэтому астеноид часто воспринимает покровителя не только как ходячую функцию, но и человека, с которым можно поговорить по душам. Думаете, это хорошо?

 

3. Астеноид использует информацию о себе как коммуникативное поощрение

Моральные убеждения, факты биографии, творческие идеи – своего рода ценные психические объекты. Ими астеноид пытается торговать. В благодарность за заботу психопат делится своими сокровенными мыслями и воспоминаниями. Это очень мило и трогательно, но зачастую абсолютно бесполезно, наивно и занудно. Отказаться от высокой награды или не проявить интереса – значит обидеть астеноида.

Если же астеноиду кто-то не нравится, то психопат превращается в молчаливого и вредного упрямца-партизана. Что характерно, это не субъективное или интуитивное отношение к человеку, а оценивание по ряду заранее сформулированных (в голове у астеноида) признаков. Конечно, от того факта, что признаки заранее заданы, оценка объективнее не становится. Нередко астеноид обесценивает человека из-за сущей ерунды: например, несчастный мало читает классическую литературу или курит в квартире (даже своей собственной и когда никто не видит и не дышит).

Получается замкнутый круг. Если вы не соответствуете представлениям астеноида о “хорошем” человеке, то он вам ничего о себе не расскажет. Следовательно, вы рискуете никогда не узнать, на что именно астеноид “обиделся”. Так как “обидеться” психопат может на совершенную мелочь, то вы скорее всего продолжите совершать “плохие” поступки. И с каждым “промахом” ваши шансы услышать от астеноида что-то содержательное тают.

Можно выделить как минимум один критерий, по которому подавляющее большинство астеноидов записывают человека в “плохие”. Речь идет о попытке прямого давления. Поэтому категорически не рекомендуется давить на астеноида, иначе он замкнется в себе и будет все делать вам наперекор.

 

А×И

С помощью этой пары лучше всего иллюстрировать принцип малых различий.

1. Оба психопата часто демонстрируют психосоматические симптомы. Однако у истероида психосоматика сексуально окрашена, похожа на театральную постановку и служит для привлечения внимания. Астеноид страдает от психосоматических проблем по-настоящему и плохо относится к массовому сочувствию.

Астеноид реально страдает от хронического недомогания. Истероид вполне может ограничиться словами. Общество склонно жалеть и сочувствовать именно на словесном уровне: взаимодействовать с по-настоящему больным человеком захочет далеко не каждый. Все довольны: истероид на словах жалуется, охает и вздыхает, окружающие вроде бы верят, сочувствуют и подбадривают. Занавес, аплодисменты. Астеноид бесится от такого наглого лицемерия.

Как астеноид может заставить истероида испытывать настоящее недомогание? Очень просто. Астеноид начинает расспрашивать истероида о симптомах, проблемах, невзгодах. Будучи опытным страдальцем и упрямцем, астеноид будет весьма въедлив и досконален при допросе. По интонации и структуре вопросы больше похожи на утверждения. «Говоришь, у тебя мигрень? А боль была пульсирующей? Нет? Как? Она должна быть именно пульсирующей! Ты уверена, что у тебя сейчас не пульсирует висок? Уверена?! Должен пульсировать!». Разве может внушаемый истероид противостоять подобному гипнозу? Нет. Теперь голова болит по-настоящему, и сил на новый спектакль уже недостаточно.

2. Астеноид делится секретами, чтобы поощрить “хорошего” человека и чтобы человек эти секреты хранил. Истероид делится секретами, чтобы завоевать чье-то расположение и чтобы секрет стал общественным достоянием. Астеноид умеет хранить чужие тайны, истероид… не трудно догадаться. Теперь представьте, какое горькое разочарование и обида ожидает астеноида, неосторожно доверившего сокровенную тайну истероиду.

3. И покровитель астеноида, и поклонники истероида ценятся не за личные качества, а за успешное выполнение функций. Однако концепция “доступа к телу” разная. Малое различие рождает большое недопонимание. Вот две подружки. Одна искренне удивляется: «Как?! Он тебя окружил такой заботой, он такой уютный и одновременно загадочный. Как ты могла ему не дать?!». Думаете, это истероид спрашивает? Вот видите, «как мало вы еще знаете про добрых фей».

Чувствуете, как фраза, истероидная по форме, оказалась астеноидной по сути? И так во всем, вплоть до образа жизни. Заботливый и уютный мужчина на истероидном языке означает «немужчина». Заботливая и уютная женщина для мужчины-истероида тоже женщиной не является. Уют и забота сексуальны именно с точки зрения астеноида.

 

А×Ц

Что объединяет циклоида с астеноидом и аддиктоидом? Расписание. Почему циклоида раздражают его соседи (не настоящие, а диаграммные)? Их расписание недостаточно строгое, недостаточно прозрачное. Циклоид – человек простой: в определенное время его настроение меняется определенным образом, без посторонней помощи.

Астеноид (с точки зрения циклоида) хаотичен и непоследователен: перепады настроения больше напоминают каприз, хронические заболевания оказываются не такими уж и хроническими. Еще и покровителей ему подавай! Вполне может статься, что циклоид попросту завидует: время управляет им напрямую, а астеноид сумел найти сговорчивого «посредника» – психосоматику. Циклоиду психопатия мешает общаться с людьми, а на слабость астеноида клюют желающие почувствовать себя рыцарями-защитниками.

Циклоид (с точки зрения астеноида) тоже хаотичен и непоследователен. Его перепады настроения тоже больше напоминают каприз, потому что не имеют видимых причин. Еще и встречи отменяет, постельный режим не соблюдает! Астеноид подозревает, что циклоид тоже болеет чем-то хроническим, но вот чем? Это астеноид и пытается выяснить. Встретив циклоида, астеноид капризничает и меняет настроение очень бурно и активно. Зачем? Предположим: он пытается спровоцировать у циклоида психосоматическую симптоматику и внести турбулентность в строгое циклоидное расписание. Но что такое циклоид со сбитым расписанием и психосоматикой? Астеноид. Вот вам и перетягивание каната.

 

А|Г

Гипертим любит делать добрые дела. Ухаживать за самым больным в мире человеком гипертиму поначалу нравится, но быстро надоедает. Однако астеноид идеально вписывается в гипертимную концепцию малых побед и смены деятельности. Во-первых, страдания астеноида носят периодический характер. Астеноид бессознательно “подстраивается” под гипертимную заботу и чудесным образом выздоравливает именно тогда, когда энтузиазм гипертима на исходе. В результате гипертим записывает эту “победу” на свой счет. Во-вторых, астеноид понемногу поощряет гипертима, делясь своими сокровенными секретами. Эти секреты могут быть абсолютно пустяковыми, но гипертиму важен сам факт поощрения и востребованности.

 

А|П

Втереться в доверие к параноиду практически нереально, однако можно свести к минимуму его подозрительность. У астеноида это получается само собой: он излучает слабость и беззащитность. Страдает он тоже вполне по-настоящему, и параноида это устраивает.

Астеноид легко соглашается с параноидными фантазиями о плохом обществе, злых клеветниках и заговорщиках. Почему бы не согласиться, если взамен параноид обеспечивает надежную защиту?

Астеноид верен параноиду, параноид верен астеноиду. Впрочем, параноид просто получает удовольствие от того, что держит над кем-то щит. Если по-тихому подменить подзащитного астеноида, параноид не сразу заметит подмену. Это уже откровенное чудо, потому что одна из любимых параноидных фантазий – это фантазия о подмене.

 

А+Д

«Выпей, и все пройдет» – примерно так реагирует аддиктоид, встретив страдающего астеноида. Попытки подсадить собеседника на быстрое удовольствие не прекратятся. Аддиктоид попросту не может простить астеноиду непробиваемую трезвость и органическое упрямство. Как это так? С виду слабый и хилый интеллигент, а такой волевой и стойкий?! Надо срочно принимать меры.

Разумеется, давление со стороны аддиктоида будет встречно пренебрежительным молчанием. Астеноид считает свою хроническую слабость вершиной психосоматического развития. Зависимость у аддиктоида тоже базируется на психосоматике, но с точки зрения астеноида – это низшая ступень, психосоматическое днище. По этой причине особо напряженная атмосфера царит в семье, где родитель-аддиктоид пытается воспитывать ребенка-астеноида. Родитель кожей чувствует то холодное презрение, с которым на него взирает дитя. И закономерно еще глубже погружается в зависимость.

Но отвлечемся от семейных разборок – там ситуация всегда несимметричная, да еще и неизвестно, как разрешатся комплексы у детей. Пусть астеноид и аддиктоид примерно равны по статусу и развитию. И аддиктоид очень активно, размахивая руками и тряся грязными патлами, объясняет глубинные мотивы и тайные причины своей зависимости. Молча выслушав, астеноид внезапно переходит в контрнаступление. И вот тут-то вы понимаете, что лучше бы эта молчаливая хрупкая девушка и дальше хранила загадочное молчание. Нет никого зануднее астеноида, читающего нотации.

Как аддиктоид ответит? Будет демонстративно предаваться быстрому разрушительному наслаждению. Астеноиду эту на руку. Когда аддиктоид дойдет до черты, ему понадобится медицинская помощь. Астеноид обязательно этим воспользуется, чтобы доказать свою правоту. Возможно, на радостях подарит аддиктоиду свою коллекцию лекарств.

Так они и будут бегать друг за другом: один – с охапкой таблеток, другой – с бутылкой и колодой карт. Периодически астеноид будет прятаться под одеялом, а аддиктоид – уходить в глубокий загул. Оклемавшись, они тут же продолжат хвастаться друг другу: один – способностью к долгим страданиям, другой – доступом к быстрым удовольствиям.

 

А+Э

Конкуренция за откровенную коммуникацию. Эпилептоид хочет контроля и порядка. Ему непонятно, с чего вдруг астеноид ведет себя “странно”, упрямится по мелочам, да еще отказывается озвучивать причины. Это не мешает эпилептоиду попутно выполнять обязанности няньки: гиперопекающей, эмоционально холодной, собственнической. Астеноид не против побыть объектом собственности, коль скоро в обмен получает достаточно заботы. Конкуренция будет тлеть, иногда вспыхивать (синхронно с агрессивными припадками эпилептоида) – в ответ астеноид просто продемонстрирует усиление психосоматических симптомов. Проще говоря, сбежит в болезнь. Из этого состояния его ни один эпилептоид не выковырит – будет, как миленький, заботиться и обиженно сопеть.

 

А|К

В обществе, где поощряется забота о слабых, конформоид охотно помогает астеноиду. Сам астеноид не важен, а важен лишь сам факт заботы, факт социального одобрения. Астеноида это вполне устраивает: капризы исполняются, защита какая-никакая обеспечена, психические давление не оказывается.

Если же в обществе слабых не жалуют, конформоид бережно и тактично помогает астеноиду взобраться на ближайшую скалу. Ничего личного. Просто традиции.