Вы наверняка заметили, что некоторые взаимодействия в предыдущих главах пропущены. Халтура? Не совсем. Просто сейчас наиболее уместно прихвастнуть главным преимуществом нашей концепции – наглядностью. Взгляните, к примеру, на кольцевую диаграмму Личко (см. Приложение, рис. 15). Удобно ли ею пользоваться? Возможно. Легко ли ее запомнить? Ну такое. Можно ли нарисовать, предварительно не запоминая, а руководствуясь исключительно общими соображениями? Попробуйте.
Не беремся утверждать, что наша диаграмма (см. Приложение, рис. 16) отличается самоочевидностью. Вы-то ее нарисуете без проблем, потому что автор прожужжал вам все уши своими абсурдными идеями. А кому легко?
Чтобы не искать по списку, какие взаимодействия еще не рассмотрены, нарисуем несколько алхимических узоров. Во-первых, соединим все совместимые психопатические пары (см. Приложение, рис. 17). Полюбуемся. Во-вторых, сделаем то же самое с взаимными раздражителями (см. Приложение, рис. 18). Снова полюбуемся. В-третьих, поднапряжемся и изобразим все случаи конкуренции (см. Приложение, рис. 19). Любоваться не забываем. Наконец, соединим все, что осталось (см. Приложение, рис. 20). Вот они, недостающие взаимодействия.
Замечание. Пожалуйста, не пытайтесь повторить фокус с узорами дома, пользуясь только ручкой и бумагой. Пользуйтесь векторным графическим редактором, располагая узоры в отдельных слоях – это позволит скрыть целую группу линий одним щелчком мыши.
Подавление
В повседневной жизни требуются некоторые осознанные усилия, чтобы подавить волю другого человека. Психопаты подавляют друг друга совершенно без напряга. Никакой мистики. Банальная фрустрация. В самом начале общения у психопата создается ложное впечатление, будто он может получить психическое удовольствие за счет собеседника. Внезапный облом столь сокрушителен, что психопат впадает в легкий ступор. Полезный урок: порой достаточно не совершать действий, которых от тебя с нетерпением ждут.
Подавление – взаимодействие, в результате которого оба психопата слабее проявляют свои психопатические черты, их общая активность также заметно снижается.
Какое замечательное взаимодействие! Успокоить гипертима, заткнуть рефлексоида, стабилизировать циклоида – о подобном можно только мечтать. Идеального подавления на практике почти не наблюдается. Психопаты всего лишь сбавляют обороты и стараются лишний раз не отсвечивать. Компенсация за отказ от активности не положена: ни новых реакций, ни чудесного исцеления – психопат остается психопатом в любой ситуации. Тем лучше. Вы же не хотите с нуля собирать сведения, добытые таким трудом.
Еще одна приятная новость.
Подавление имеет приоритет относительно других взаимодействий.
Сколько бы ни собралось психопатов во имя мое, подавление возобладает над раздражением, конкуренцией и совместимостью. Параноид, истероид, астеноид и конформоид могут хоть обзаимодействоваться между собой, но придет рефлексоид (их общий “подавитель”) – и взрывоопасная психопатическая смесь растеряет свой агрессивный потенциал. Виктим и истероид поодиночке могут поставить на уши средних размеров коллектив. Но поместите их в один офис – и оба притихнут, притухнут, припухнут.
Побочный эффект: при подавлении психопат нередко демонстрирует снижение общих когнитивных и трудовых способностей. Но разве это высокая плата за блаженную тишину?
Вы все еще скучаете по прямым манипуляциям? Бросьте. Зачем бежать к телевизору и подкручивать громкость с помощью плоскогубцев? Управляйте агрегатом, дистанционно. Не пультом. Прошлый век. Считайте, что в вашем психическом смартфоне установлено приложение с удобным интерфейсом. Тапнув по диаграмме или пальцем нарисовав на экране линию, вы легко добиваетесь от психопата нужной реакции.
Р – П
Наиболее показательное взаимодействие. Оба психопата, как вы уже знаете, славятся многословностью. Но, оказавшись в одном помещении, они предпочитают помалкивать. Как же так получается?
Параноид не зря славится своими сверхценными идеями: они увлекают, очаровывают, гипнотизируют. Рассказывая часами о своих планах и теориях заговора, параноид подавляет желание рефлексоида плести словесные кружева. Разве можно вспоминать какие-то истории из жизни, когда речь идет о мировом заговоре и великих изобретениях?
С одной стороны, рефлексоид любит послушать параноидные фантазии – это занимательный материал для мемуаров. Какой рефлексоидный преподаватель не мечтает об ученике, собирающемся захватить мир? С другой стороны, о чем мемуарить? Где результат? Где добытые вещественные доказательства заговора? Где Нобелевская премия за гипноизлучатель, подчиняющий массовое сознание пингвинов? Нет предмета обсуждения. Поэтому рефлексоид предпочитает лишний раз не рассказывать о параноиде.
Параноиду нужна обратная связь и новые сторонники. Он не просто рассказывает о наболевшем – он вербует. Способен ли рефлексоид на подобающую реакцию? Параноид чувствует, что его вроде бы оценили, услышали и пару раз процитировали – и придраться вроде бы не к чему… Но что дальше? Где действия? Почему рефлексоид еще не превратился в неофита? Предатель и соучастник заговора? Но нет, не похоже. Рефлексоида трудно заподозрить в чем-то нехорошем: он безобиден и максимально искренен. Как к нему относиться? Непонятно. На всякий случай параноид будет помалкивать, чтобы не ляпнуть лишнего.
Р – А
Глупо ждать заботы от рефлексоида. Он составляет мемуары, а не больничные журналы. Что такого интересного может рассказать астеноид? Тут мы вспоминаем о астеноидных сокровенных мыслях. Они вполне достойны мемуаров. Однако с кем астеноид делится секретами? С доверенным лицами, с покровителями. Чтобы стать таковым, рефлексоиду необходимо проявить заботу. Петля отрицательной обратной связи замыкается. Рефлексоид не может получить от астеноида подходящую новую информацию. Астеноид не хочет лишний страх психосоматически страдать, потому что заботы все равно не получит.
Р – И
Годятся ли романтические годятся для мемуаров? Годятся, если там есть колоритные персонажи, то есть ценные объекты. У истероида объект всегда отделен от процесса, то есть от сюжета. Сюжет без героев, герои без сюжета – какие тут могут быть мемуары? Рефлексоид не может переварить истероидные рассказы о порхании с фаллоса на фаллос. Биографический пыл быстро остывает, и рефлексоид откладывает воображаемый блокнот на дальнюю полку.
Истероиду скучает, слушая рефлексоидные мемуары. Что за романтика, что за повышенный интерес к сексуальным объектам? Красивые истории любви не нужны истероидному коллекционеру бульварных порнографических рассказов. Заигрывать с рефлексоидом тоже бесполезно – он слишком увлечен прошлым. Истероид подавлен настолько, что даже не пытается перетянуть на себя внимание публики. Зачем? Публика, готовая слушать скучные мемуары, не менее скучна.
Р – К
Рефлексоид ищет в другом человеке новые материалы для мемуаров. Новые идеи, новые воспоминания, новые шутки. Помимо новизны рефлексоиду важна аутентичность, оригинальность. Конформоид к оригинальности не способен. Он вкушает интеллектуальную пищу, которую окружение уже успело переварить. И это, однажды переваренное, потом снова потребленное, конформоид отрыгивает и пытается скормить рефлексоиду. Мерзко? Вот и рефлексоид не собирается включать сии мерзости в мемуары. Зачем покупать копию древней вазы по цене оригинала, если оригинал уже стоит на каминной полке?
Конформоид, послушав рефлексоида, впадает в легкую прострацию. Голосом оратора-мемуариста говорят прошлые идеалы и авторитеты. Конформоид пытается перенять ценности минувших дней, но не получает ожидаемого поощрения. Историческое очарование улетучивается, психопат теряет интерес к рассказам рефлексоида.
Враждебности между психопатами тоже не возникает. Во-первых, рефлексоид сам по себе абсолютно неконфликтен. Во-вторых, конформоид оказывается слегка обманут. Рефлексоид ведь не просто рассказывает: он постоянно ссылается на опыт своей социальной среды. Легкая ностальгия придает рассказам мягкий положительный эмоциональный фон. Отсюда конформоид делает поспешный вывод, будто рефлексоид никогда не шел против системы. Но это в прошлом, а что в данный момент? А нет данного момента. Рефлексоид прячется от конформоидной ревизии за тканью истории.
Ш – А
Шизоид крайне неохотно впускает астеноида в свой пустой особняк. Кто захочет превращать гостиную в лазарет? Лечить же придется! Астеноид не позволит шизоиду незаметно соскользнуть.
Встроить астеноида в свою структуру можно – спору нет. А как переваривать будем? Ценностное ядро (сокровенные мысли) астеноид спрячет под матрасы, аки принцесса горошину. Если же шизоид каким-то чудом добьется астеноидного расположения, то ситуация не улучшится. Астеноид будет долго и нудно делиться своими секретами. Для шизоида, уже успевшего привыкнуть к астеноидному молчанию, это будет серьезным испытанием.
Ш – К
Как конформоид отличает своего от чужого? Очевидно, чужой – тот, кто не разделяет господствующих коллективных ценностей. Получается, все остальные – это свои? Да, если они прошли некую проверку. Проверка осуществляется путем непосредственного наблюдения. Проще говоря, конформоид пытается спалить вас на неверности режиму. При этом он играет роль внешнего наблюдателя.
Тут приходит шизоид и быстренько встраивает конформоида в свою структуру. Будучи прирожденным хамелеоном, конформоид это бессознательно чувствует и добровольно поселяется в одном из многочисленных тупичков лабиринта. Это лишает его психической возможности провести внешнюю ревизию шизоидных ценностей, так как он сам находится внутри ценностной структуры. Приехали.
Шизоид не получил никакого удовольствия от поглощения новой жертвы. Конформоид не привнес в лабиринт ничего нового. Он только помешает, когда шизоид устроит новую перепланировку. Во-первых, сначала конформоид будет сопротивляться новому положению в шизоидной структуре, храня верность старой. Во-вторых, после короткого сопротивления конформоид опять растворится во мраке лабиринта, словно его там и не было.
Вы бы купили хитрожопую картину, холст которой мимикрирует под цвет и текстуру обоев.
Нам бы хотелось несколько развить эту мысль. Вспомним, что шизоид получает удовольствие от перестройки лабиринта. Чем больше старый лабиринт отличается от нового, тем приятнее. Перестройка – удовольствие дорогое и рискованное. Шизоидная психика за короткий промежуток времени “работает” только с небольшой группой ценных объектов, меняя структуру связей между ними. “Переключения” связей зачастую носят случайный характер.
Проще говоря, берется несколько комнат в лабиринте. Между некоторыми прокладывают новые потайные коридоры, а часть старых проходов замуровывается. Наигравшись, психика смотрит на результат. Происходит сравнение старого и нового лабиринтов. Если новый лабиринт сильно не похож на старый – замечательно.
Теперь предположим, что шизоид может выбрать ровно один объект (комнату) для изменения топологии (прокладки и разрушения коридоров). Если объектом оказался конформоид, то никакая перестройка не поможет. Эта зараза сольется с новым лабиринтом, сведя на нет архитектурные усилия шизоида. Поэтому последний по возможности не применяет к конформоиду свои структурные излишества. Пусть сидит, где сидел.
Ш – Г
Встраивать гипертиму в лабиринт шизоиду структурно невыгодно.
Поначалу все нормально. Гипертим занят некой бурной деятельностью. Под его активность строится новая комната в лабиринте с медалями на стенах и добытыми мамонтами в углу. Затем гипертим резко переключается на другую деятельность. Хорошо. Вот новая комната, с новыми трофеями. Не жалко. И так до бесконечности.
Казалось бы, шизоид должен радоваться множеству новых комнаток в лабиринте. Но не забывайте, что этот психопат подчиняется Хроносу. При первой возможности он использует не причинно-следственные, а темпоральные связи. Шизоид пытается построить хронологию на основе гипертимных увлечений. От действия А к действию Б, от действия Б к действию В… Человек один, деятельность каждый раз разная и случайно выбранная. Связать действие А и действие В уже крайне затруднительно. Единственный способ – это построить длинную хронологическую цепочку. То есть: “Сначала герой недосовершил подвиг А, потом подвиг Б, спустя три дня – подвиг В…”. И вот из-за очередного поворота выстреливает длинная макаронина комнат, которая грозит растянуться на несколько километров. Громоздкая конструкция, которая не привносит никакой структурной сложности и, как следствие, не доставляет шизоиду удовольствие. Единственное утешение, если гипертим случайно от подвига Е вернется к подвигу Б – но пока дождешься, успеешь дважды весь лабиринт перекопать.
Ладно. Предположим, что шизоид нехотя построил длиннющую анфиладу и поселил гипертима в последней (крайней) комнате. Там они и встретились. Гипертим бурно рассказывает о своем новом проекте. Шизоид охотно поддерживает беседу, так как новая комната посвящена аккурат текущей деятельности гипертима. Однако соскальзывание никто не отменял, шизоид хочет сбежать в другую камеру лабиринта, то есть сменить тему. Но куда бежать? Тут только один коридор, и он ведет в музей прошлого гипертимного недоподвига. Получается, что посреди интересной беседы гипертиму вдруг напоминают о предыдущем проекте, буквально вчера из суперперспективного стартапа обесцененного до полного дауншифтинга.
Ш – Ц
Шизоид любит достраивать и перестраивать мировоззренческую структуру. Но структура, которая меняется сама по себе, – это уже перебор. Только он поселил циклоида в свой внутренний мир, а тот внезапно поменялся. Хорошо. Старого выселили, поселили нового. Опять смена активности. Не очень хорошо. Повторили процедуру. После пятого циклоидного перепада шизоид устанет.
Действует ли это подавление в обратную сторону, мы не знаем. Если верить нашей модели, то (по идее) да. Однако хотелось бы провести больше наблюдений. Теоретических соображений на этот счет тоже нет. Или мы попросту обленились.
С – Г
Рядом с сенситивом гипертим испытывает дискомфорт. Трудно наслаждаться процессом, когда рядом все время плачет некто, повернутый на идеальном результате.
Каково сенситиву? На его глазах успешно низвергается священный принцип перфекционизма. Гипертим порождает много маленьких недоделанных шедевриков. Сенситив сравнивает свои результаты с результатами гипертима и быстро утомляется, потому что гипертим работает с эффективностью конвейера. Неполноценность и незавершенность гипертимных творений позволяет сенситиву чуть-чуть расслабиться и не так сильно париться по поводу своего недостаточного совершенства. Все познается в сравнении.
С – Д
Сенситив излучает чувство вины и воплощает самокритику. Аддиктоид принимает молчаливые сенситивные самоупреки на свой счет и на всякий случай старается не так часто прикладываться к предмету зависимости.
Аддиктоид поглощен процессом потребления. Единственный возможный результат – источник удовольствия иссяк – заставляет психопата нырнуть в новый процесс, связанный с поиском новой дозы. Призрачные попытки борьбы с зависимостью – тоже процесс без результата.
Сенситив с тоской взирает на аддиктоидный безрезультатный процесс. Похоже на поиск упущенного идеала? С большой натяжкой. Саморазрушение аддиктоида нагоняет такую безысходную тоску, что сенситиву не по себе. Не выглядит ли он со стороны так же? Эта крамольная мысль лишает сенситива последней радости – мазохистского удовольствия, получаемого в процессе самокопания.
С – Э
Эпилептоид готов угнетать и подавлять вообще всех желающих. Любое сопротивление карается анальной агрессией. Сенситив умеет сопротивляться, но делает это максимально пассивно. Ноет. Сенситивное нытье абсорбирует эпилептоидную агрессию, играя роль своеобразного глушителя.
Сенситив поначалу побаивается эпилептоида, но не более. Ну ходит тут какой-то педант, придирается, агрессию проявляет, статусом помахивает. Удивил! Сенситив и так прекрасно знает о своей неполноценности.
Будем справедливы: эпилептоид умеет хвалить за “правильные” поступки. Он навязывает сенситиву максимально рутинную и тупую работу. Пример: люди “старой закалки” постоянно советуют молодежи бросить творчество и пойти на заводы. У многих этот совет вызывает стойкое желание послать советчика далеко в распавшуюся страну советов. Сенситив же внезапно подчиняется (не в буквальном смысле) и пытается сделать хоть что-то “общественно полезное”. Прокрастинация и перфекционизм ему не позволят, конечно же. Но за спиной нависнет эпилептоид и будет нахваливать старания нерадивого ученика. Сенситиву подумает-подумает и не станет лишний раз ныть. Тем более, что за нытье можно и схлопотать от эпилептоида. Некогда заниматься самокопанием – грядки копать надо, от забора и до обеда.
С – П
Общение с сенситивом вызывает у параноида чувство легкого неудовлетворения. Параноид предлагает сенситиву защиту от враждебного окружения. Сенситив не может оценить такой подарок: он винит во всем себя, а не окружающих. Его шедевры так и не нашли никакой опоры во внешней реальности. Что может сделать параноид с чужой сверхценной идеей, утонувшей в нарциссическом омуте? Ничего. Параноидные механизмы – это проекция, обращенность к внешним источникам власти. Внутренние переживания других людей для параноида были и остаются неизведанными дебрями.
Параноид отступает перед дремучим лесом сенситивной души. Желание оказать протекцию не заменяется на подозрительность. У сенситива алиби. Его дремучий лес сводится к трем соснам: самокопание, перфекционизм, прокрастинация. Сенситиву нельзя пришить ни одной параноидной статьи. Разве может оказаться заговорщиком человек, который впадает в отчаяние по поводу собственного несовершенства? Как вообще можно сомневаться в своем совершенстве? По меркам параноида, это полная чушь. Он-то, параноид, совершенен! А от сенситива, пожалуй, стоит держаться подальше. Какой-то он странный.
В – Д
Виктим отечественной сборки любит жаловаться на близких людей. Классический сюжет – виктимная психопатка всем рассказывает, какой у нее плохой муж: пьет, подарки не дарит, бьет, из дома выгоняет, изменяет. Но предположим, этот муж спился окончательно, умер или сбежал. Появился новый супруг – да не простой, а психопат-аддиктоид. Который не просто пьет, а ПЬЕТ. Постоянно. Или в карты режется целыми днями. И еще он психопат.
Попав в реальный плен своих самых смелых фантазий, виктим уже не ощущает себя полноправной жертвой. Виктим – не просто жертва, а агрессивная жертва. Аддиктоид забирает у виктима право на агрессию, оставляя только жертвенность. Поэтому виктим терпит молча, не требует к себе сочувствия и не рвется в атаку на несправедливый мир.
Многие виктимные родители громко и прилюдно жалуются на «сына-игромана», хотя отпрыск хорошо учится, подрабатывает, а за компом проводит не более пары часов законного свободного времени. И то: не играет, а занимается самообразованием. И вот у тех же родителей подрастет младший сын с аддиктоидной психопатией, который реально целыми днями рассекает на танках. В его адрес никаких громких обвинений не звучит. Парадокс воспитания? Никаких парадоксов. Обычное психопатическое взаимодействие.
Сам аддиктоид не меньше виктима хочет казаться жертвой. Он ведь физически не может остановиться, а тут еще общество со своими претензиями. И кому он будет жаловаться? Виктиму? Это как со свиньей в грязи бороться. От зависимого поведения аддиктоид не откажется, но – если это вас утешит – будет испытывать гораздо меньше удовольствия.
В – И
Иногда поведение истероидным дам, навязчиво и вызывающе флиртующих, ошибочно называют “виктимным”. Якобы они сами “провоцируют” морально нестойких товарищей на половые преступления. Как вы теперь знаете, на товарищей им наплевать. Их основная цель – привлечь внимание. Если попутно удалось убедиться в собственной сексуальной востребованности, тем лучше. Жертвой истероид себя чувствует, если его никто не домогается и не берет штурмом.
Виктим наблюдает за истероидом и чувствует себя ущемленным в правах. Как же так? Столько сил положено, чтобы разоблачить и очернить домогателей, столько копий сломано. А тут выходит истероид и заявляет: «Ну, меня вот регулярно совращают незнакомцы, и это нормально, никто не хочет попробовать?».
Истероид, притягивая к себе внимание, обесценивает и лишает смысла всю деятельность виктима по «обличению» домогателей. Кому нужны агрессивные рассказы виктима о домогательствах, когда на сцену выходит истероид и предлагает перейти от слов к делу? Виктиму нужно либо представить конкретные факты, либо промолчать. Фактов нет, так что цыц.
Истероид и виктим отдаленно похожи. Они одинаково резво ищут своего охотника, который в гробу видел такую дичь и вообще у него ружье давно не стреляет. В остальном: им нечего делить, кроме своего Эдипа. Для истероида все сексуальные партнеры (даже настоящие насильники) – это трофеи, а не люди. Для виктима все мимо проходящие люди – это угнетатели и домогатели.
Малые различия? Нет. Разные малые миры.
В – Э
Для виктима домогательство (и иная объективация) – это одиночный акт, маленькая веха на временной оси. Тирания эпилептоидная заморожена во времени. Эпилептоид осуществляет одиночные акты насилия только при вспышках гнева. Все остальное время он поддерживает гомеостаз патогенной среды, “излучает ауру” насилия. Виктиму не за что зацепиться. Просто так скалить зубы психопат боится – чувствует, что огребет несимметричную ответку от эпилептоида. Последний, в силу своей “экстравертности”, значительнее искуснее в телесном взаимодействии.
Эпилептоид, не встречая особых препятствий, проявляет садизм к виктиму, но «медоеду все пофигу». Жертва мечтательно вздыхает по идеальному охотнику. Эпилептоид, помешанный на иерархии, шкурой чувствует, что его с кем-то сравнивают. И сравнение явно не в его пользу. Эпилептоид не чувствует себя ни охотником, ни победителем. Жертва страдает, но это не его заслуга.
Пример из истории. Виктимная интеллигенция с удовольствием терпит эпилептоидных деспотов, но охотно вымещает агрессию на слабых реформаторов. К Николая Палкину и реакционеру Александру III русский «креативный класс» относился лояльно, изредка тявкая нечто невразумительное. Александра II Освободителя интеллигенция и записные либералы люто ненавидели и шпыняли при всяком удобном случае. Не потому ли, что монарх начал освобождение России с самого себя? Двор не простил ему открытого проявления сильных взаимных чувств к Долгоруковой (Юрьевской).
Взаимным подавлением виктима и эпилептоида объясняется и небольшой современный парадокс. Эпилептоид, известный своим открытым деспотизмом и хамством, крайне редко попадает под шквал обвинений виктима. Настоящий угнетатель, домогатель и (нередко) насильник спокойно избегает разоблачительной критики. Что поделать? Психопат по определению неадекватно реагирует на проблемные ситуации.
В – Ц
Каемся. У нас нет никаких предположений, почему между циклоидом и виктимом возникает взаимное подавление. Ни одной идеи, несмотря на то, что практических подтверждений нам удалось накопить достаточно. Надеемся на ваше понимание.
В качестве компенсации приведем два практических примера.
Пример первый. Случайно обнаружено, что на виктимов подавляюще действует громкое тиканье часов и щелчки метронома. Тикающий или щелкающий агрегат желательно держать поближе к себе. Если вы демонстративно включите метроном и всем видом покажете свою власть над временем (можете для солидности передвинуть метрономный грузик), то виктим с большой вероятностью не будет вас трогать. Такой вот темпоральный оберег.
Пример второй. Некий виктим стал громко жаловаться на депутата, который слишком много себе позволяет в общении с секретаршей. На это некий циклоид философски заметил, что у депутата знак зодиака такой, ему по гороскопу положено. Виктим, вместо привычной пассионарной тирады промямлил нечто невнятное и соизволил заткнуться. Не исключено, что это не подавление, а нежелание дискутировать с человеком, всерьез верящего в гороскопы.