Прошло какое-то время, Шастар забеспокоился

— Куда они делись?

— Они вернутся. Все будет хорошо, — Констанс сказала это больше для Джека.

— Их уже восемнадцать минут нет, что там могло… Твою мать!

Констанс хотела одернуть его, но сама онемела: скала поднималась в воздух, преобразуясь в корабль. Прекрасную яхту того же класса, что и «Леонид» Ван-Вальденов — но настолько превосходящую «Леонид» по всем статьям, что для этого превосходства даже слов не было.

Корабль показался на считанные мгновения, плавно взмыл — и тут же исчез, на секунду ударной волной разогнав песчаную бурю и чуть не похоронив катер под волной песка. Констанс подбросило на сиденье. Шастар кувыркнулся на пол и снова выругался.

— Ма, что это?

— Это корабль…

Корабль Шмуэля Даллета, ради которого был убит его хозяин…

— Это Дик улетел?

— Да… наверное…

Что он задумал? Что происходит и куда делись эти двое, рыжий гигант Ройе и закованный в броню «бессмертный»? Дик, почему ты нас оставил?

Джек забился в ее руках:

— Нет! Нет! Нет! Нет! Нет!

Вырвался, бросился к выходу, но Шастар успел его перехватить, а Огата — закрыть люк. Джек отчаянно, громко заплакал. Констанс на миг захотелось ударить его — просто за то, что он мог разразиться таким плачем, а она — нет.

Вместо этого она крепко прижала мальчика к себе. Так крепко, что он пискнул:

— Мама, больно!

Констанс чуть ослабила хватку.

— Мастер Огата, как вы полагаете — Моро взял их в плен?

— Я понимаю не больше вашего, но вы меня весьма обяжете, если займете кресло и пристегнетесь вместе с ребенком, а сеу Шастар чертовски обяжет, если возьмет курс на приготовленное для вас убежище.

Констанс выполнила его просьбу.

— Дик нас не бросил, — прошептал Джек ей в ухо.

— Конечно, — она вытерла потный лобик сына рукавом. — Послушайте, мастер Огата, а что будет теперь с поместьем Моро? Со всеми его гемами, с этим несчастным — Монтегом?

— Я займусь этим, как только мы переправим вас в безопасное место.

— Вы — синоби.

— Да. Извините, сейчас у меня на руках несколько паникующих Бессмертных, которые только что потеряли полковника. Я должен хоть что-то им сказать.

Огата исчез в кабине вместе с Шастаром. В кузове осталась незнакомая девушка. Ее темные глаза глядели с пониманием и сочувствием, но что-то в ней настораживало. Кто она? Почему хвостиком ходила за Диком? И как ее пустили в то, что, по всей видимости, было операцией синоби?

— Как вас зовут? — спросила Констанс. — Вы тоже из ордена плаща и кинжала?

Девушка широко улыбнулась, на щеках заиграли ямочки, и Констанс поняла, в чем дело: она была похожа на Бет. Отдаленно, но все-таки — тот же тип лица и то же телосложение.

— Алешандра. Можно просто Шана. Да, я тоже синоби.

Катер, чуть качнувшись, снялся с места. Джек немного успокоился и плакал беззвучно.

— Похоже, все, кроме нас, заняты делом. Может, воспользуемся, паузой и вы объясните мне, что происходит?

— Честное слово, я понимаю не больше вашего. План был такой: мы берем поместье, освобождаем вас и передаем в руки Кордо. Но Лесан откуда-то узнал, что мы намерены сегодня его повязать и все пошло кувырком. Бабушка вам расскажет больше.

— Бабушка?

Девица взъерошила курчавую челку.

— Ну, на самом-то деле она мне прабабушка. Но каждый раз «пракать» неудобно.

* * *

Имей Дик хоть малейшее желание обдумать, что чувствует, он различил бы множество оттенков.

Нечто болезненное и перехватывающее горло, направленное одновременно на мертвого пса и мертвого человека, усиленное бесконечным сожалением, что так нелепо все вышло и упирающееся в гранитный обелиск на могиле бесчисленных «если бы…».

Нечто душное и гнетущее при виде офицера-туртана. Картагосца. Вавилонянина. Одного из тех, кто своим и молчанием и бездействием довел до всего этого.

Нечто кипящее, огнедышащее, раскаленное — при мысли о тех, кто не молчал и не бездействовал, а с полным осознанием своего права истязал Рэя.

Нечто зудящее, мучительно раздражающее — при мысли об этой бестолочи Гедеоне, при виде его обожающих желтых глаз.

Нечто корявое, когтистое, впивающееся в желудок — при мысли о самом Рэе, который не придумал ничего умнее, чем нарезаться на рифы в виду берега.

Нечто холодное, пустое, вымораживающее — направленное в далекие и пристальные небеса.

И нечто мертвящее, сухое, забивающее рот и глаза — направленное на себя самого.

Но желания перебирать и различать оттенки у него не было. Было имя.

Ненависть.

Здорово, подумал он, блеск, просто лучше не бывает: нужно встать и действовать, а я ненавижу весь мир, себя и Бога.

Начнем с самого простого: встать. Встать!

Дик поднялся с колен. Выпрямился. Сдвинул визор на глаза. Половина второго третьей смены.

— Вы двое, — показал он на конвоиров. — Отнесите тела в медблок, в морг. Гед, это майор Гиллерт Шэн? Что он здесь делает?

— Так точно, сэнтио-сама. Он… шел в гараж. Рэй-сама приказал ему покинуть базу.

— Отменяется. Мастер Шэн, ведите меня к командному блоку.

Шэн тоже выпрямился и задрал подбородок. Он был примерно одного роста с Диком, и доминировать ему было трудно.

— А за каким демоном рогатым я должен вас слушаться?

— Потому что иначе я вас убью, — спокойно сказал Дик. Для верности одну руку положил на кобуру, а другой поднял визор и посмотрел Шэну прямо в глаза.

* * *

Шэн понял, что дело пахнет окалиной. Глаза у мальчика синие, пустые, выгоревшие. Как на вторые-третьи сутки непрерывного боя. Хороший мальчик. Нажмет на спуск, переступит через труп и дальше пойдет. Дела у него. Слово Божие нести огнем и мечом.

Итак, снова в командный корпус, налево кругом ать-два.

— Сэнтио-сама, это майор Шэн. Его нельзя убивать.

— Сейчас я решаю, кого можно, а кого нельзя. Скольких вы потеряли?

— Шесть убитых. Одиннадцать раненых.

— Сколько неходячих, считая Рэя?

— Нисколько. Медтех усыпил неходячих.

Мальчишка издал короткий горловой звук — придушил слова на выдохе.

— Поговорим об этом позже.

Командный корпус окружала толпа морлоков. Увидев мальчишку, они расступились. Они склонились.

— Это что такое? — парень огляделся. — Почему вы здесь толпитесь, как неприкаянные? Почему не вооружены? Почему не готовы к бою? Сержанты, сюда!

Небольшое движение в толпе — напротив выстроились два десятка морлоков с сержантскими насечками на скулах.

— Чьи отделения последними несли караул, шаг вперед.

Выступили пятеро.

— Ваши отделения — на отдых и на прием пищи. У вас сорок пять минут. Разойтись с отделениями. Кто последним отдыхал?

Еще пятеро шагнули вперед.

— Заступаете со своими отделениями в караул. Кандид — контрольно-пропускной пункт. Зак — транспортный сектор. Где вы держите офицеров? На гауптвахте?

— Так точно.

— Торин — гауптвахта. Сэм и Эли — периметр. Разойтись. Остальные — построиться по отделениям перед арсеналом. Да, Зак?

— А что делать с отступниками, сэнтио-сама?

— С кем?

— С морлоками, не поддержавшими бунт, — пояснил Шэн. — Они заперты сейчас в хозблоке.

— Ну вот пусть там и остаются. Слышишь, Зак? Выдели пятерых, пусть караулят хозблок. Сколько там?

— Двадцать шесть голов.

— Человек! Двадцать. Шесть. Человек. Мастер Шэн, прошу вперед.

«Вперед» означало «в командный корпус».

В командном центре выяснилось, что станция Судзаку вызывает базу Ануннаки уже битый час — ну или сколько там времени прошло с момента, когда Шэн поднял тревогу? Он не смотрел тогда на часы.

Офицер связи Судзаку слегка обалдела, увидев за консолью мальчишку.

— Тебя что, не с кем было дома оставить? — вырвалось у нее.

— Меня зовут Йонои Райан, — невозмутимо ответил паренек. — Вся эта планета знает меня под именем Ричард Суна. Сейчас я распоряжаюсь на базе Ануннаки, и я хочу говорить со старшим офицером станции Судзаку, коммандером Ирио.

У офицера связи на какое-то время пропал дар речи. Суна шумно вздохнул.

— Слушайте, я контролирую сейчас три сотни вооруженных морлоков и держу в заложниках два десятка офицеров и двух человек из клана Сога: полковника Ольгерда и Максима Ройе. Будьте добры, вызовите коммандера Ирио как можно скорее. Иначе я не смогу поручиться за жизнь и здоровье коммандера Джар. Здесь очень много желающих ее здоровье испортить, и мы начнем его портить, если коммандер Ирио не выйдет на связь через сто двадцать секунд.

— Ты и в самом деле собираешься… портить здоровье коммандеру Джар? — не выдержал Шэн.

— Я пока еще не видел, что она сделала с Рэем, — все тем же ровным голосом ответил мальчишка. — Только слышал. Если мне для убедительности понадобится… испортить кому-то здоровье, то начну я, конечно же, с нее.

На связь вышел офицер Ирио. Несколько секунд он мерил своего собеседника глазами. Потом медленно произнес:

— Значит, ты и есть Апостол Крыс. И ты захватил в заложники офицеров базы Ануннаки, а с ними вместе полковника Ольгерда и Максима Ройе.

— Не совсем, — возразил мальчишка. — Полковника Ольгерда и Максима Ройе я захватил отдельно, а офицеров базы Ануннаки захватили генно-модифицированные солдаты. Но все они сейчас в моих руках, и я хочу объявить вам условия, на которых освобожу их.

Ирио откинулся в кресле, сложив руки на животе.

— Ты понимаешь, что любой может выйти в эфир, заявить, что захватил базу Ануннаки и выдвинуть условия?

Мальчишка сделал знак рукой, морлоки вытолкнули Шэна вперед. Шэн решил, что пора говорить.

— Коммандер, это я подал сигнал тревоги. Вы меня узнаете? Молодой человек говорит правду. Морлоки взбунтовались и захватили базу. Не знаю насчет Ройе и Ольгерда, но мы его пленники.

— Как же вы так облажались?

— Уведите, — скомандовал Суна, показывая на майора. — У вас будет много времени для разговоров — потом. Сейчас я хочу объявить свои условия.

Суна не сказал как далеко нужно увести Шэна, и того просто вывели в коридор, откуда он все прекрасно слышал.

— Первое — вы останавливаете «Судзаку» там, где она сейчас есть, не выходя на дистанцию ракетного поражения. Вы не посылаете штурмовых катеров. И самое главное — вы даете мне связь с Рихардом Шнайдером.

— А миндальных пирожных тебе не поднести?

— Я не настаиваю, но если вы хотите, то можете и поднести.

— А теперь слушай мои условия, щенок. Сейчас я отдам приказ готовить штурмовые катера. Через три с половиной часа они будут на месте. Вы будете ждать их безоружными, построившись на плацу в колонны, и отпустив всех офицеров и других заложников. Персонально ты будешь ждать в наручниках. И если хоть одна капля крови хоть одного офицера прольется — я устрою тебе такое, что порка в пещерах Диса покажется легкой щекоткой.

— Надеюсь, вы не всегда такой тупой, а просто немного расстроены. Если передумаете — через полчаса выходите на связь, — Суна отключил канал. — Лукас! Остаешься за офицера связи. Сабатон!

— Да, мастер, — отозвался механический голос из настенного рупора.

— Ты что, подключился к системе связи базы?

— Так точно мастер.

— Я не приказывал.

— У меня высокий уровень инициативы. Отменить подключение?

— Нет, наоборот, давай на визор по первому запросу все данные, до которых доберешься.

— Слушаюсь. Какие данные вас интересуют в настоящий момент?

— Пароли к арсеналу.

— По голосовой команде одновременно двух офицеров арсенал запрашивает скан их сетчатки.

— Мне все-таки понадобится госпожа Джар, — мальчишка прихватил зубами кусочек сухой, потрескавшейся кожи на губе, ободрал его. Слизнул выступившую капельку крови. — Сабатон, а вещать на общественных частотах космопорта Лагаш ты можешь?

— Да, мастер.

— Хорошо. Передашь то, что я сейчас надиктую…

* * *

Их привели в небольшую, но очень приятную с виду квартирку с видом на залитые водой чеки.

В гостиной, спиной к окну, сидела в кресле пожилая маленькая женщина. Определить возраст трудно: ей равно могло быть и шестьдесят, и девяносто. Констанс поняла, что перед ней — та самая «пра».

— Доброе утро, — сказала «пра». — Садитесь. Шана, милая, налей нам чаю.

— А почему у вас железные когти? — спросил Джек. — Вы ведьма?

Два пальца «пра» и в самом деле украшали сочлененные перстни с «коготками». Вряд ли просто украшение. Оружие? Потайные разъемы для сантора?

«Пра» выразительно постучала этими коготками по металлическому поручню кресла.

— Самая настоящая. Непослушного мальчика я могу съесть. Но если мальчик — герой, я могу подарить ему волшебного коня, меч, доспех…

— Интересно, что вы подарили Дику? — не удержалась Констанс.

— Шапку-невидимку. К сожалению, он предпочел отвергнуть подарок.

Это все-таки разъемы. Женщина ткнула пальцем в терминал, и над консолью возникло изображение Дика. Тот сидел на спинке какого-то массивного кресла, поставив ноги на подлокотники — так его голова возвышалась над головами морлоков за его спиной. Морлоки чуть не в фокусе, но видно, что их не меньше пяти. Дик тихо кашлянул в кулак, оглянулся — видимо, на связиста — и начал:

— Я — Ричард Суна, я нахожусь на базе Ануннаки, регион космопорта Лагаш. Я прибыл сюда несколько минут назад, узнав, что морлоки этой базы восстали против офицеров. Восстали они потому, что начальница базы, госпожа коммандер Джар, пытала и хотела убить морлока по имени Порше Раймон. Сейчас на базе распоряжаюсь я, и я несу ответственность за все, что делается с этой минуты нашей армией.

Я знаю, что по вашим законам коммандер Джар была вправе истязать бесхозного морлока, как хочет. То, что другие морлоки восстали — делает их в ваших глазах бешеными животными, которых нужно истребить, пока они не наделали еще большего худа. Я здесь, чтобы не позволить вам этого сделать.

Спросите себя — что бы вы сделали, если бы вашего родича двое суток мучили у вас на глазах. Как бы вы поступили, если бы воевать вас учили с того же возраста, что и ходить. Морлоки — братья по крови и по оружию. Они приучены подавлять свои чувства ради вас, но в этот раз даже они не смогли смотреть, как мучают брата.

Офицеры базы Ануннаки у нас в заложниках. Мои требования: полное прощение для этого отряда морлоков. Суд над госпожой Джар. Гарантия того и другого клятвой Рихарда Шнайдера, тайсёгуна Рива. Если вы попытаетесь загнать нас в угол — мы пойдем на отчаянные меры. Поймите, их бунт — не против дома Рива, только против несправедливости. Они преданы Дому до костей, но и Дом не должен их предавать. Я все сказал.

Дик дал отмашку и запись выключилась.

— Если я скажу, что огорчена ненамного меньше вас — вы мне не поверите.

Констанс молчала, каменея от горя.

— Вы полагаете, что такой ведьме, как я, все равно — одним сожранным мальчиком больше, одним меньше. Но ведьмами не рождаются. Ведьмами становятся, видя, как твоих сыновей пожирают одного за другим.

— Вам виднее, — выдавила Констанс.

— Они пожрали Экхарта, — губы женщины чуть дрогнули. — Знаете, я почти поверила в слухи, которые сама велела распускать. О том, что ваш мальчик — воплощение моего мальчика. По правде говоря, я не знаю, как спасти его жизнь. Но знаю, как сделать его жертву не напрасной.

Констанс молчала.

— Значительная часть населения этой планеты — гемы. Вопрос получения ими гражданских прав — вопрос времени. Возможно, это будут поначалу неполные права — гемов признают ассоциированным кланом, как синоби или экологов. Этому клану будет нужен глава. Умный, но и сердечный человек, аболиционист по убеждениям, с твердой рукой, и самое главное — тот, с кем имперцы станут говорить не через прицел. Ваш юный паладин подходил идеально. Несколько лет обучения и врастания в эту среду — и он стал бы тем, кем должно. Но он выбрал иное. А человек нам по-прежнему нужен.

— А если я… выберу иное?

Ведьма чуть приподняла плечи.

— Еще сколько-то времени будете прозябать на положении государевой пленницы. Раньше или позже вас обменяют и вы вернетесь домой, сожалея об упущенных возможностях. Это все.

Она поднялась и двинулась к двери. От дверей обернулась.

— В связи с этим… кризисом я не могу оставить с вами достаточное число охранников. А кто-то, возможно, захочет затеять ответную игру в заложников. Сейчас вас защищает тайна. Если покинете это место, от защиты ничего не останется. До встречи.

Констанс закрыла глаза и не видела, как она выходит. Потом услышала голос девочки.

— Мы не успели забрать ваши вещи из манора Лесана.

— Мне это совершенно безразлично. Покажите, где я могу лечь, это все, что мне от вас нужно.

Шана провела их в спальню: небольшое уютное помещение. Констанс сбросила обувь и верхнюю одежду прямо на пол, легла в брюках и тунике поверх покрывала. Джек забрался ей под бок.

— Что Дик сделал? — спросил он. — Почему улетел?

— Он полетел спасать Рэя. Потому что Рэю было еще хуже, чем нам.

— Рэя поймали?

Констанс нашла в себе силы только кивнуть.

— Но Дик ведь его спас, правда?

Констанс подавила стон. С ним там Моро, подумала она. Какую цену он запросил за все это — корабль, жизнь Джека, спасение Рэя? Что измыслит его змеиный ум? Тошно даже гадать.

— Он спас Рэя? Правда? Правда, мам?

* * *

Дик вырос на военном корабле и знал, как делаются дела в армии. Неважно, в какой — любая армия любого мира связана командными цепочками, где младший подчиняется старшему. Польза от этого очевидна: в критической ситуации не тратится время на дебаты и рассуждения. Вред менее очевиден: в нестандартной критической ситуации нижний не решается взять на себя ответственность.

Он не знал стандартной процедуры вавилонской армии при переговорах о заложниках, но думал, что вряд ли она отличается от имперской: тянуть время, готовить штурмгруппу.

Тянуть время — это как раз то, что нужно. До подлета на дистанцию высадки часа два, наврал Ирио насчет трех с половиной. Ракетного удара он не боялся — Ирио не взял бы на себя ответственность за смерть тридцати офицеров, даже не будь он мужем двоюродной сестры Ройе. Тем-то и хорошо иметь дело с армейскими…

Дик собирался поддержать игру. Время. Он бы продал душу за лишний час времени, но дьявол не дурак покупать то, что и так в его собственности.

Ледяная корка под ногами хрустнула и обломилась. Горячий ветер ада бил в лицо, но Дик не чувствовал, что падает — он планировал в восходящих потоках, дыша мерзостью, глотая пепел и понимая, что неизбежно отравится, упадет и сгорит — скорей рано, чем поздно.

Но пока что он летел.

Пока что.

Морлоки выстроились на плацу, как перед парадом. Дик отдал приказ привести Надин Джар, а сам тем временем встал перед строем, заложив руки за спину. Оглядел строй, набрал воздуха в грудь и громко сказал:

— Идиоты! Чему учил вас Рэй Порше? Разве он учил вас бунтовать?

Морлоки молчали.

— Он учил вас, что нет большей любви, чем отдать жизнь за другого, так?

— Да, — нестройно прокатилось по рядам морлоков.

— Он правильно учил вас. То, что вы не смогли терпеть, означает, что вы люди, у вас есть сердце. Но к сердцу неплохо бы и голову. Еще несколько часов, и мы бы освободили его законным образом. А теперь вы бунтовщики, и весь дом Рива только и думает, как бы вас прикончить. Мы можем сдаться — но это будет неправильно. Мы будем сражаться с домом Рива за дом Рива. Не пытайтесь пока объяснить это себе, у нас будет еще время думать. Сейчас нужно действовать. Чтоб они не могли убить нас просто так. Потому что мы люди.

— Не слушайте его, — проговорили рядом.

Ага. Это караульные морлоки привели коммандера Джар.

Дик постарался рассмотреть ее как следует. Небольшого роста, вьющиеся волосы растрепаны, одета в нижнее белье — ее прямо из постели поволокли на гауптвахту.

— Вы не люди, никогда ими не были и не будете. Вы дохлое мясо. Можете делать с нами что угодно, но после первого же ракетного залпа по базе от вас ничего не останется. Сдайтесь сейчас, повесьте сами этого щенка и молите о пощаде. Может быть после децимации вам позволят вернуться в строй.

Дик молча показал на дверь арсенала. Коммандера повлекли туда.

— Минут через десять я открою арсенал и вы разберете оружие и доспех. Комплект для учений «Город», боеприпас боевой. Стоять, ждать. Гед, майор Шэн — за мной. Карл? Где, к черту, Карл?

— Я здесь, сэнтио-сама! — тэка по имени Карл нес футляр в половину себя. Дик перехватил другую ручку и вместе они пошли в арсенал. Коммандера Джар уже примотали там к стулу.

— Ты сам-то себе не противен? — спросил Шэн.

Дик схватил Шэна за ворот и подтянул к себе так, что они слегка стукнулись лбами.

— Вы могли застрелить Рэя и предотвратить бунт. Вы могли застрелить Джар, отпустить Рэя и предотвратить бунт. Но вы не хотели пятнать свою совесть или пускать свою жизнь на выброс. Поэтому спустить совесть и жизнь в сортир жизнь должен я. Если после этого вы думаете, что мне не насрать на ваше мнение… подумайте еще раз, — и он оттолкнул Шэна ко второму стулу.

Как его привязывали, Дик не смотрел — надо было разобраться… даже не столько со шлямбурным молотком, прибор-то проще, чем хаси — а с тем, что сказать Шэну и Джар.

Он вслушался в себя — но внутренняя сволочь молчала.

Он вслушался глубже. Ни слова. Ни единого шевеления на дне.

На подбородок скатилась капля пота. Значит, сам. Все сам. Вот же гадство.

Он вынул шлямбурный молоток, проверил аккумулятор, силовой блок. Вставил шлямбур.

— Знаете, сколько мне лет? Примерно шестнадцать. Я точно сам не знаю, вы же спалили Сунагиси дотла, никаких документов не осталось, так что возраст мне записали на глазок. Да это и не важно совсем, шестнадцать, семнадцать — все равно ни одна собака не хочет принимать меня всерьез, пока я кому-то не пущу кровь. Проблема, понимаете? Проблема.

Он сел на стол, слегка покачивая ногой. Посмотрел на гемов.

— Все вышли.

— Сэнтио-сама, — попробовал возразить Гедеон. — Вам не обязательно…

— Обязательно. Вон!

Они подчинились. Они подчинились бы и в противном случае. Нет. Сам, все сам.

— Ты что, решил напугать меня этой балдой? — сеу Джар засмеялась.

— Нет, — честно сказал Дик. — Вы же боевые офицеры, чего мне вас пугать. Я буду вас калечить, пока вы не произнесете голосовой пароль.

— Ты же христианин, — проговорил Шэн. — Вам же за эти дела полагается ад.

— Да. И что?

— Я так понимаю, он рассчитывает быстренько попросить у Боженьки прощения и спастись.

А госпожа Джар тоже потеет, отметил Дик. Нервничает. Это хорошо.

Он подошел к женщине вплотную, коснулся стволом ее босой ступни. Она отдернула ногу.

— Я не буду просить прощения, — сказал он. — Я не спасусь. Это было бы нечестно. И я не боюсь. Ад? Смешно. Я прожил год среди вас. Я даже не замечу разницы.

Он нажал на спуск и сеу Джар вздрогнула. Пока еще — только вздрогнула. Шлямбур вошел в пол между ее ногами. Она ощутила дрожь камня, увидела трещины в полу, вдохнула запах горячего металла от раскалившейся сорокамиллиметровой болванки. Получила возможность прикинуть, как оно будет, когда болванка войдет в кость.

Дик отошел к столу и зарядил новый шлямбур.

— Вы же боевой офицер, сеу Джар? Вас учили, что нужно делать на другой стороне ножа? Нет? Меня учили. С учителем сегодня несчастный случай вышел, а то бы я отдал вас ему. Мне этим просто до рвоты не хочется заниматься. Тут есть один трюк — заходить издалека, по мелочи: голод там, жажда, раздевание, холод или жара. Вроде бы ты сам и не пытаешь человека, и все же пытка идет… Но у меня времени нет на эту фуннию, да и подленько оно как-то. Как будто я перед кем-то оправдаться хочу…

Он приставил ствол к колену коммандера Джар. Колено убрать она уже не могла.

— Да не тяни уже, — прохрипела она.

Дик шагнул назад.

— Только что сообразил: вы ведь кричать будете. Хоть и офицер, и боевые ранения у вас есть — а будете.

Положить пистолет на стол, закрывая спиной — чтоб не видели, как дрожат руки. Пистолет весит одиннадцать кило, руки не гуляют, а без его тяжести — дрожат. На столе моток упаковочной ленты, которой морлоки привязали офицеров к стульям. Дик оторвал кусок размером с ладонь, заклеил госпоже коммандеру рот.

— Может быть, все-таки начнешь с меня, герой? — Шэн отчаянно пытался выпростаться из пут.

— Зачем? Вы хороший человек, мастер Шэн. Заступались за Рэя. Не убили его, не схватили. Рискнули жизнью и передали сигнал тревоги. У вас сердце есть. А у этой суки — только орган кровообращения.

— Тебе вообще никого не надо увечить, кретин! Возьми обруч и настрой его на подчинение — мы оба скажем пароль без крови!

Дик опустил пистолет, словно обдумывая эту опцию.

— Так ведь я не умею его настраивать.

И снова поднял пистолет.

— Самое поганое знаете что? Я не накручиваю себя. Я себя сдерживаю.

На этот раз поймать стволом колено коммандера Джар было не так просто: она поверила, она принялась вырываться отчаянно. Пришлось наступить ногой ей на бедро.

— Три-восемь-один-девять-Сьерра, ублюдок! — крикнул Шэн.

— Гед, можешь зайти! — крикнул Дик. — Помоги мне отвязать господ офицеров от стульев и подвести к сканеру.

Через минуту морлоки вооружались, а Джагару и Шэна увели на гауптвахту.

Пока морлоки вооружались, он пошарил на складе оборудования и нашел то, что искал: коробки сменных головок к вентиляционным фильтрам и сами фильтры. Взяв коробки, отправился к Сабатону, морлокам приказал следовать строем повзводно, а Сабатону — максимально расширить пространство шлюз-камеры.

С морлоками все-таки было существенно легче, чем с теми разнопестрыми гемами, захваченными у рейдеров. Встал перед строем, показал, как собирается-разбирается фильтр. Собрали-разобрали. Положили на пол. Зашло следующее отделение, показал-собрали-разобрали-положили. Быстро, четко, не задавая вопросов. Сэнтио-сама сказал — значит, так надо.

Ройе, закованный Сабатоном по пояс, знал, что происходит, и никак не комментировал. Торчащая из пола голова Ольгерда пыталась ехидничать и ругаться, но морлоки вышколены, их хоть вари хоть жарь — будут продолжать дело, как приказано.

После этого Дик сменил караульный взвод, а всем прочим велел готовить к выходу малые боевые машины и грузиться.

Вот только тут Ройе отверз уста.

— Что ты задумал, идиот?

Дик всмотрелся в его лицо и задал свой вопрос:

— А кто это вам по носу съездил?

Тут внесли Рэя, и Дику совсем расхотелось говорить. Он сделал морлокам с носилками знак остановиться и поднял одеяло.

Хорошо, что он не пошел повидаться с Рэем перед допросом госпожи Джар. Он бы непременно разнес ей ногу. А может, и не только ногу.

Решив, что Ройе увидел достаточно, Дик снова укрыл Рэя, очень осторожно, боясь причинить боль.

— Сабатон, открой проход к медботу и прими пациента.

— Слушаюсь, — в стене раскрылась мембрана.

…Зато для разговора со станцией Судзаку настрой вышел самый правильный. Дик вернулся в командный пункт и объяснил морлокам, что сделать с телом Моро по его команде. Те, если и удивились, опять же виду не подали.

Дик заменил в кресле перед терминалом своего «офицера связи» и ответил на вызов.

Коммандер Ирио дошел до точки кипения.

— Почему ты не отвечал?

— Я сказал, что буду через полчаса. Я вышел на связь через полчаса. Где Шнайдер?

— Шнайдер не тот человек, чтобы отзываться по свистку любого мальчишки. Поговори с командующей Вара…

— Вы нарушили условия, — Дик развернулся к морлокам. — Тащите сюда Моро.

Сам он встал спиной к окуляру, чтоб загораживать обзор. Когда труп Моро втащили, заорал:

— Кого ты хотел обмануть? Думаешь, я простил? Думаешь, я забыл?!

Взлетел и со свистом упал флорд. Голова глухо стукнулась о пол. Дик поднял ее за волосы и развернулся к окуляру, держа чуть на отлете.

— Я хочу говорить со Шнайдером. Если он не выйдет на связь, следующей будет голова коммандера Джар.

И он шлепнул голову Моро прямо на пульт.

* * *

— Прокрутите это место посекундно, — попросил Шнайдер. — Да, вот так. Стоп!

Изображение застыло в нижней точке удара.

— Ты видишь? — Шнайдер показал пальцем.

— Что именно? — не поняла Делия. Она была отличным тактиком, но ни разу не флордсманом, вот в чем проблема.

— Нет фонтана крови. А ведь должно была хлестнуть прямо в объектив. Лесан был мертв, когда Суна отсек ему голову.

Делия покраснела и опустила лицо. Ей неоткуда было знать.

Проклятье.

Шнайдер вырос в армейской семье. Он знал, как делаются дела в армии. Он понимал, почему все вышло так, как вышло. Ирио действовал по инструкции: тянул время, выходил на дистанцию прицельного удара ракетами малой мощности, высадил штурмгруппу. Требований террориста не выполнял — это тоже инструкция. Делия — его непосредственный начальник — решила так: сначала сделаем дело, потом доложим тайсёгуну об успехе. Все правильно. Нет ничего хуже, чем докладывать о промежуточных итогах, затем получать приказы от человека на шаг позади от меняющейся обстановки, после чего придумывать либо как обойти ненужный приказ либо как исхитриться выполнить его и не испортить дело. Докладывать нужно о конечном результате, каким бы он ни был.

Конечным результатом оказался провал. Десантная группа нашла базу пустой, как сброшенная оболочка каппы. Не считая офицеров на гауптвахте и сохранивших верность морлоков в хозблоке. По всему выходило — морлоки решили скрыться в горах.

Посреди базы возвышался неучтенный ангар. Едва к нему сунулись — он обратился кораблем класса «курьер» и рванул на малой высоте в сторону Лагаша, раскидав десантников ударной волной.

Ирио попытался корабль сбить гравилучом — но на малой высоте катер легко укрылся в складках рельефа, а Ирио получил несколько истерических приказов от губернатора Судзаку не сметь играться гравилучом вблизи от трассы монорельса, по которой как раз несется к Лагашу сверхзвуковой грузопассажирский транспорт из Пещер.

Поезд остановили. Возобновили переговоры с Суной. Он согласился не подвергать опасности дорогу и людей в поезде. Вместо этого он поднял корабль свечой на тридцатикилометровую высоту и объяснил, что если его собьют — он постарается упасть на Лагаш, а так он на Лагаш просто сядет и выпустит двух оставшихся заложников, Максима Ройе и полковника Ольгерда. Что коммандер Ирио выбирает?

Коммандера Ирио на тот момент забомбили сообщениями высшие чиновники дома Сэйта — потому что свою угрозу мальчишка высказал на общественных частотах, и в городе началась паника.

До этого момента ситуация была чисто армейским делом: военные морлоки взбунтовались, армейские офицеры оказались в заложниках. Ирио и Делия хотели разрешить все, не вынося грязного белья на Совет кланов. Но Суна лишил их этой возможности. Он бросил в Сеть свое воззвание, и дело стало невозможно замести под ковер.

Обстановка менялась быстрее, чем о ней успевали докладывать Шнайдеру. Пока штурмгруппа искала в горах беглых морлоков, они обнаружились в туннеле монорельса. Сотня голов, вооруженные и экипированные для боевых действий в городе. Просто прошли туннелем и вышли к станции, захватив в заложники пассажиров, ожидающих поезда. Еще столько же захватило остановленный поезд.

Суна беспрепятственно посадил корабль на площади перед станцией монорельса, перетащил раненых внутрь и дал сигнал подгонять поезд. Заложников из поезда отпустили вместе с Максимом Ройе и полковником Ольгердом. Заложников со станции загнали в поезд и взяли разгон до Пещер Диса.

Теперь уже не Суна добивался переговоров со Шнайдером — Делия раз за разом вызывала его на связь и получала от бесстрастного ИскИна неизменно отрицательный ответ. И лишь погрузившись в поезд, Суна отозвался.

— Пять секунд… Четыре… Три… Две… Одна.

Тихий, на пределе слышимости, гул панели.

Шнайдер посмотрел в глаза человеку, который год назад — почти год назад! — убил его сестру.

— Тайсёгун, — юноша слегка кивнул в знак приветствия. Шнайдер остался неподвижен. Не будем забывать и никому не дадим забыть: правитель снизошел до преступника.

— Ты хотел прямых переговоров, — голос ровный; сколько их было, этих переговоров «через край щита»? Тогда он был юн, не так, как Суна, но достаточно юн, чтобы с той стороны встречать пренебрежение седых флотоводцев — и вовсю пользоваться этим. Нет, мальчик. Я слишком часто бывал на твоем месте, чтобы недооценивать тебя.

— Да, — мальчишка прочистил горло, стиснул пальцы на подлокотниках операторского кресла. — Мы повышаем ставки.

— Ты не в игорном доме, — он не уверен в себе; дави, осаживай, пробуй на прочность.

— Называйте как хотите, — мальчишка упрямо наклонил голову. — Теперь я требую предоставления гражданских прав всем гемам базы Ануннаки, солдатам и техперсоналу. Я требую принятия их в армию дома Рива на прежние должности, но уже на правах граждан. Я требую суда над коммандером Джар. Вы публично принесете клятву в том, что удовлетворите эти требования. Тогда мы сложим оружие, и я передам вам корабль «Сабатон».

Шнайдер расслабленно, почти вальяжно откинулся в кресле.

— Выслушай теперь мои условия. Вы складываете оружие и отпускаете заложников. Морлоки возвращаются на базу Ануннаки и ждут решения штаба армии. Вы с морлоком, называющим себя Раймоном Порше, сдаетесь мне и отправляетесь в тюрьму до суда Совета кланов, который решит вашу участь. Если же хоть один заложник погибнет — мы начнем расстреливать пленных с Острова Прокаженных.

Губы мальчишки дрогнули. Да, мальчик. Мы тоже умеем играть нечестно.

— Они христиане, — глуховато проговорил Суна. — Они крестоносцы. Они это выбрали. Я не изменю решения. Я не буду с вами торговаться. Попробуйте остановить поезд — и я не поручусь за жизни заложников. Попробуйте не выполнить наших требований — я дойду до Пещер и посмотрю, как вы будете жечь свой город!

С последними словами он выхватил плазменник и выстрелил прямо в консоль связи. Шнайдер не дрогнул, а вот сидевшая рядом Делия шатнулась назад.

— Паскудный маленький фанатик! — вырвалось у нее.

— Мы можем его перехватить? Остановить? — спросил Мардукас.

— Теоретически — да, — ответила коммандер Ринон.

— А практически?

— Практически там две с половиной сотни напуганных вооруженных мальчишек, шестьсот гражданских заложников и двенадцать плазменных противопехотных мин «тарантул». Повышение давления в туннеле, снижение скорости поезда — и может начаться Эрлик знает что.

…Это были люди, прошедшие войну, но они все-таки сделали ту же ошибку, что и ветераны Кенан.

— О, ради всего святого! — Шнайдер хлопнул себя по колену. — Перестаньте его недооценивать. Забудьте, что ему шестнадцать. То есть, помните — но держите в голове, что отсутствие опыта не тождественно глупости. Он уже обманул Ирио и Делию, хватит. Думайте о нем, как о равном. Чего он хочет? Каковы его цели? Зачем он захватил поезд?

— Он тянет время в безнадежном положении. Разве нет?

— Нет! Ни секунды! Он хочет, чтобы мы в это поверили, а значит, это ложь. Ну же! Поставьте себя на его место. Ваши действия?

— У него нет надежды остаться в живых, — пожал плечами Мардукас. — И он понимает, что Совет кланов никогда не пойдет на его условия. В такой ситуации остается одно — продать свою жизнь подороже.

— Вы очень хороший тактик, сеу Мардукас, — женский голос, раздавшийся словно ниоткуда, заставил всех вздрогнуть. — И никуда не годный психолог.

Аэша Ли молча просеменила от двери к свободному креслу и села. Ее сухие узловатые кисти замерли на подлокотниках.

— Вы только что видели, как он играет спектакль, имитируя убийство. А ведь он мог казнить коммандера Джар. Он стремится до последнего избегать жертв.

— Жертвы уже были. Пять человек убито ударной волной корабля.

— Случайные жертвы. Намеренно он пока не убивал.

— Значит, если мы попытаемся остановить поезд — он просто сдастся?

— Нет. Значит, он взорвет поезд вместе с собой, морлоками и пассажирами. Страшнее всего убивают люди, которые терпеть не могут убивать, потому что они не хотят делать работу дважды. Был бы жив Нейгал — он бы все рассказал об этом. Не так ли, тайсёгун?

— Вы взяли под стражу Констанс Ван-Вальден? — спросил Шнайдер.

— Да. Я препроводила ее в надежное укрытие.

— В таком случае назовите мне место и покиньте военный совет.

— При всем уважении к вам, тайсёгун — я отказываюсь назвать место.

Общее молчание нарушил Мардукас.

— Ты в уме, старуха?

— В лучшем, нежели ты, Неро. Я знаю, что кому-то из вас непременно захочется снова попытать счастья в игре заложников. Поэтому я промолчу.

— Это предательство, — подала голос до сих пор молчавшая полковник Ринон.

— Я присягала служить дому Рива, а не армии, — Ли удостоила ее лишь беглым взглядом. — В интересах дома Рива спасти жизни пассажиров, людей дома Рива.

— И как вы собираетесь это сделать, если маленький засранец уничтожил терминал?

— Он просто отпустит их, когда достигнет своей цели. Он уже делал так дважды.

— И какова же его цель?

— Он сказал вам ясно: дойти до Пещер Диса. Если вы не попытаетесь остановить поезд — ничего плохого не случится.

Шнайдер вызвал охрану.

— Возьмите госпожу Ли под стражу. Пусть Мецгер поместит ее в камеру восемь. Благодарю.

Аэша Ли встала навстречу страже и на прощание поклонилась Шнайдеру.

— От этой паучихи у меня мороз по коже, — пробормотал Мардукас. — Рихард, ты ведь не собираешься позволить щенку привести поезд в Пещеры?

— Он не сказал, что приведет поезд в Пещеры. Он сказал, что придет сюда, — Шнайдер прикрыл глаза. — Сколько у нас времени?

— Семь часов и девять минут.

— Мне нужны подробные планы технических туннелей вокруг станции монорельса и самой трассы. И человек, который хорошо в них разбирается. Как можно быстрее.

* * *

Данга подняли не в его смену, разбудив всю казарму и велев собраться в тренировочном зале. Тревогу не объявляли, но слухом земля полнилась: еще в душе стажеры обсуждали, зачем их собирают в полном составе, и все сходились на том, что это как-то связано с бунтом в Лагаше и захватом монорельса.

— Боятся, что морлоки поднимутся и у нас, вот увидите, — слышал Данг, подставляя тело сначала струям холодной воды, потом — потокам теплого воздуха.

— Питомник еще со вчера закрыт, Лабиринт блокирован…

— Говорят, всех усыплять будут. На всякий случай.

— Поздно спохватились. Скоро на нас тэка кидаться начнут.

— Поганый имперский сучонок, чтоб его перекосило.

— Да-а, не добил тайсёгун ублюдка, а надо было.

— Благодарности в людях нет.

— Это кто люди? Это имперцы люди?

Данг молчал и в душевой, и в раздевалке. Ему было что сказать, но с тех пор как его избили в Корабельном Городе за принадлежность к полиции, прошло всего два месяца, и ему не хотелось, чтоб в этот раз его избили товарищи-полицейские.

Одевшись, он зашагал в тренировочный зал. Обычно задания раздавали в конференц-зале, но сегодня там просто не поместились бы все. Данг впервые видел весь состав окружной полиции, все три смены в одном месте.

— Господа! — низенький Исия влез на стол, чтоб его было всем видно. — Я собрал вас здесь, чтобы объявить чрезвычайное положение по округу и разъяснить наши дальнейшие действия. Каждое звено в отдельности получит задание от своего командира, я же очерчу задачу в целом.

Кто-то включил проектор, направив луч на потолок. Над головами развернулось трехмерное изображение округа: глайдер-порт, станция городского монорельса «Глайдер-порт», станция междугородного монорельса, ангары, склады, ремонтные депо, бараки гемов, бустерные поля и Корабельный город. Родимая помойка.

— По последним данным, — сказал Исия, направляя световую указку на станцию междугородного монорельса, — захваченный террористами монорельсовый поезд направляется сюда. Террористы требуют, чтобы им не чинили никаких препятствий при выходе из поезда и приняли их требования в обмен на освобождение заложников. Нас все это не касается: с террористами будут иметь дело «Бессмертные» и «Хаято». Наша задача — раз, эвакуировать гражданских из зоны возможных боевых действий, два — не пускать их обратно и три — не допустить при этом паники, давки, грабежа и порчи муниципального имущества. Начнем мы со станции монорельса, двигаться будем в сторону глайдер-порта и бустерных полей. У нас за спиной должен оставаться только техперсонал, обеспечивающий работу станций. Работы в глайдер-порту решено не останавливать, но пассажирские рейсы принимать и отправлять запретили. Те, кто получит распределение в глайдер-порт, должны принять несколько рейсов, вылетевших до запрета, и как можно быстрее выдворить пассажиров через переходы пять, девять и двенадцать. Вам выдадут оружие. Надеюсь, все помнят, как с ним обращаться. Я напомню главное: вы должны направлять его на цель только в том случае, если собираетесь стрелять. В каких случаях нужно стрелять? Раз — попытки мародерства. При освобождении глайдер-порта кто-то наверняка попробует остаться за вашей спиной и прогуляться по обжоркам, лавкам и складам. В пойманных на горячем стрелять без разговоров. Два — попытки порчи муниципального имущества. То есть, гемов-тэка, если кто не понял. В округе с момента получения информации из Лагаша, участились нападения на тэка. Двух тэка после побоев пришлось усыпить. Тэка работают в глайдер-порту, на энергостанции, на бустерных полях и пищевом комбинате. Работы прекращаться не должны. Что бы ни думали себе идиоты, тэка неспособны защищать себя сами, а работы прекращаться не должны. Выходки в отношении тэка пресекать жестко, на месте. И три — бунтовщики и паникеры. Ни одна попытка учинить беспорядки и погреть ручки на пожаре не должна остаться безнаказанной. И не колебаться. Предупредительный выстрел в голову, и никак иначе. С момента объявления чрезвычайного положения — а это ровно через пятьдесят минут — в округе действует только один закон. Это мы. Разобраться по звеньям, получить задания, оружие и боеприпасы!

Данг со своим звеном получил назначение на третий ярус глайдер-порта. Это означало — очистить всякие там магазины, забегаловки и мастерские-на-скорую-руку, вроде той, где когда-то работал покойный Даллан. Исия опасался, что начнется паника, когда люди кинутся прочь. Как бы не так: каждый второй считал своим долгом спорить и огрызаться, каждый первый полагал, что вот уж с ним-то ничего не случится. У всех в глайдер-порту были неотложные, важные и срочные дела: прибывали грузы, уезжали-приезжали родственники, срывались встречи, и Данг просил, требовал, орал, угрожал и стучал дубинкой по стенам и перилам, преодолевая — пока еще преодолевая — желание стучать по рукам и головам.

Ну что же ты наделал, придурок, — думал он, пытаясь удержать контроль над человеческим стадом. Ну зачем ты так. Ты же говорил, что не хочешь быть нашим врагом. И я поверил. Я, идиот, поверил!

* * *

Десять минут у Дика ушло на то, чтобы убедиться — офицерские школы не зря обучают людей годами. Еще сто десять — на то, чтобы освоить две самые нужные функции: мультиканальную связь и поверхностный мониторинг тактической единицы. Без погружения в сведение о состоянии каждого солдата, только местонахождение и жив/мертв. Неплохо бы еще вместо номеров прописать имена, но для этого нужно подключить шлем к тактик-сантору, а Дик не стал обременять себя прибором, которым все равно не умел пользоваться.

— Сэнтио-сама, — подошел Гедеон. — Наставник пришел в себя…

Дик поднялся. Он повозился бы с тактическим шлемом еще, но это уже отдавало малодушием. Как и приказ Сабатону погрузить Рэя в медикаментозный сон.

Дик хотел потереть грудь, чтобы теснота под ребрами рассосалась хоть немного, но пальцы ткнулись в композит доспеха. Хорошая легкая броня. Коммандер Джар оказалась очень удобно сложена, даже подгонять доспех не пришлось. Только створ паховой раковины приспособлен под женщину, а переделывать некогда. Ну да ладно, в туалете поезда ее все равно можно снять целиком, а в полевых условиях, даст Бог, справлять нужду не придется.

— Я сейчас пойду к нему. Но сначала поговорю с тобой. Гед, ты будешь моим заместителем начальника штаба.

На самом деле Гед им уже был. Он командовал захватом станции монорельса в Лагаше, пока Дик ругался с местными и армейскими властями, угрожая бросить корабль на город. Удачные вышли переговоры: все понимали, что субатмосферный корабль такого класса испепелить одним лучом не выйдет, а до города дотянуть аэродинамики хватит.

— Что… я должен делать? — Гед нервно сглотнул.

— Во-первых, взять командование на себя, если меня и Рэя убьют. Во-вторых, командовать там, куда не поспеваем мы. В-третьих, ты назначишь пятерых сержантов офицерами штаба. Я сейчас объясню, что они должны делать…

Это тоже было важно и нужно — создать штаб; и вместе с тем это еще один способ оттянуть время, не оказаться в том купе-люкс, где уложили Рэя.

Но туда пришлось-таки идти — через вагоны, где страх был как плотный воздух в душной камере, где лица измученных этим страхом людей поворачивались вслед, как локаторы. Они были похожи на рыб-аватар, эти люди. Аватар, немо раскрывших рты, слепо глядящих из ледяного брикета.

Сложно это — помнить, что они люди, но не думать об этом. Дик вошел в купе и закрыл за собой дверь.

— Тебе… нужно что-нибудь? В туалет… например? Воды?

Рэй улыбнулся.

— Нет, Дик. Спасибо. Нет.

На стандартном откинутом сиденье Рэй не помещался, откинули два и выбили стол-перегородку между ними. Ноги Рэя заняли остаток пространства. На весу — но так оно, может, и к лучшему: Дик знал, что там, под повязками.

Он оперся спиной о дверь.

Говорить о деле. Ни в чем не упрекать. Ни на что не жаловаться. Он и так настрадался.

— Я… я предал тебя.

Это вырвалось само собой. Наверное, он слишком устал.

Рэй улыбнулся опять. Он же не понимает, в чем дело. Он же думает, я рванул к нему, едва услышал, что он в плену…

— Я предал тебя. Я не пришел бы тебя спасать, если бы они не взбунтовались.

Рэй улыбнулся еще шире.

— Я знаю, Дик. Все в порядке. Ты никого не предал. Командир иногда должен жертвовать своими людьми. Я солдат. Плохой солдат, раз на то пошло. Я подвел тебя.

— Не только меня.

— Ты… не изволил посвятить меня в свои планы.

Дик с силой потер лицо руками.

— Ты будешь моим начштаба, как только немного оправишься, — сказал он. — Раз неспособен драться, будешь командовать. Твой заместитель — Гед. Я сейчас погнал его собирать сержантов, которых мы назначим офицерами. У нас примерно семь часов до прибытия в Лагаш. За это время нужно все обсудить и хоть немного отработать. План такой…

* * *

Рихард Шнайдер потер виски. Его не оставляло ощущение что он упустил что-то из виду, а это ощущение никогда не подводило его раньше.

Итак, цель юного террориста — глайдер-порт. Мысль о том, что Суна — дурак, слишком соблазнительна, а стало быть — неверна. Он не дурак, а значит, попытается захватить глайдер-порт, взять Пещеры Диса за глотку, через которую поступает пища.

А самый лучший способ захватить глайдер-порт — атаковать его изнутри, прорвавшись через технические туннели. Нет, конечно, мы оставим людей на станции монорельса — на случай того маловероятного исхода, что Суна действительно дурак или спятил. Но сам я рваной сэны не поставлю на то, что он действительно доведет поезд до Пещер Диса. Он отстыкует последние два или три вагона, и своим ходом они дойдут до того места, откуда можно спуститься по опоре монорельса и через один из бесчисленных естественных туннелей попасть в Пещеры. Правильно? Правильно. Поэтому мы пошлем людей и технику на перехват к опоре 917. Почему к ней? А потому что она — центр предполагаемой конечной точки остановки, от нее беглецов легко будет преследовать в любом направлении, ну а если они выйдут прямо к этой опоре — вообще сказка.

Но это простой сценарий, слишком простой, а Суна, как мы думаем, не дурак. Что если он предпринял двойной блеф? Он отстыкует вагон, но в нем будут пассажиры-заложники. Затем Суна отстыкует следующий вагон, и он затормозит где-то в туннеле под горами. Преследовать беглецов по туннелю помешает первый вагон, перехватить на выходе — остальной поезд. Сами беглецы тем временем будут прорываться в глайдер-порт через систему технических туннелей. Значит, технические туннели мы тоже перекроем.

Но что, если Суна еще умней? Что, если и это он просчитал в летящем снаряде поезда? Тройной блеф: все-таки сыграть дурака и дойти до конечной станции монорельса? Да, там ждет противотеррористическая группа под командованием Ринон, но после того как мы оставим людей у платформы 917 и перекроем технические туннели, массированный удар морлоков она не выдержит. Значит, нужно усилить ее ротой Бессмертных. Почему только одной? А потому что больше людей-то у нас и нет. А вот так вот. Ну, в самом деле, зачем держать в городе войска, помимо полицейских сил, батальона охраны дворца «Хаято» и роты Бессмертных, которая каждый месяц сменяется на своем почетном посту? Есть, конечно, еще батальон боевых морлоков, несущий дежурство на случай городских беспорядков — но все, не сговариваясь, решили, что задействовать его не стоит. Еще были сотни четыре разнообразной вооруженной охраны на службе разных кланов, но в страхе перед возможными массовыми беспорядками кланы держались за них руками и ногами. Вара дали сорок человек, и все.

Конечно, Шнайдер немедленно вызвал подкрепление. Но немедленно вызвать — не значит немедленно получить. Ближе всего находилась станция Судзаку, оттуда уже шел батальон в составе двух рот легкой и роты тяжелой пехоты. Ими Шнайдер и рассчитывал заткнуть большую часть технических туннелей. Все остальные никак не могли прибыть раньше Суны. Когда Шнайдер осознал, что, в теории располагая двумя дивизиями, он вынужден противостоять бунтовщикам силами одного недоукомплектованного полка, он испытал легкий шок.

Вообще говоря, планетарные кампании никогда не были его сильной стороной. Нет, конечно, как и всякий командир Рива, он имел на счету несколько блестящих десантных рейдов, а уж операция на Андраде вообще вошла бы в учебники, если бы их теперь не имперцы писали. Но это все операции наступательные. Обороняться на планете? То есть, попасть на планете в такую ситуацию, чтобы пришлось обороняться? От одной мысли об этом у любого Рива начинает сосать под ложечкой. Дополнительные мурашки по спине — от того, что это, Эрлик побери, наша планета. На любой другой Шнайдер велел бы взорвать монорельс, и вся недолга. Но за взорванный монорельс между Пещерами и Лагашем его распнут. Его в любом случае попытаются распять, это было неизбежно с того момента, как Суна захватил глайдер-порт в Лагаше, но если он взорвет монорельс, у них получится. Есть вещи, которые исчерпывают весь кредит доверия разом, и оставить город без подвоза половины необходимого продовольствия — одна из них.

— Мне нужен человек, который хорошо знает этот район, — Шнайдер очертил пальцем Муравейник.

Через несколько минут к нему доставили Исию Дамона.

— Сеу Исия, — Шнайдер увеличил изображение сектора между входом туннеля в Пещеры и станцией монорельса. — Если Суна отстрелит вагон здесь и продолжит путь по туннелю — где он может оказаться?

— Да везде, — пожал плечами помятый полицейский. — Вся эта скала проедена кавернами. Здесь полно ходов в ничьи пещеры, и Суна их знает, он скрывался там. Но рано или поздно он должен будет выбираться со своими морлоками в технические туннели, верно?

— Да.

— И я так понимаю, проблема в том, что если вы распределите людей равномерно — слой обороны выйдет слишком тоненьким, и две сотни морлоков его прорвут.

— Истинно так.

— Осмелюсь спросить — почему бы вам просто не занять глайдер-порт и не отбить атаку?

Шнайдер улыбнулся. Этот человек умен. То, что надо.

— Потому что в городе есть другие объекты, заняв которые, можно нанести чувствительный удар по инфраструктуре. Мы обнажим их, если займем порт. Частная охрана кланов против батальона морлоков не выстоит.

Исия потер подбородок, глядя на схему сектора.

— Вам нужен не я, — сказал он наконец. — Вам нужна Нешер. Она и ее люди грабили поезда в этих пещерах, кому и знать все это, как не ей.

В отличие от господина Исии, находившегося под рукой и в полной готовности, бандитка Гор Нешер обреталась в своей резиденции «Дарума» и не высказывала готовности явиться — вплоть до того, что отстреливалась. Когда ее привели в наручниках, Шнайдер увидел ее лицо и вспомнил, что, пока она не потеряла пилота, была неплохим капитаном.

Дилемма не стоила выеденного яйца: виселица за бандитизм или полное прощение для всей банды и возвращение на службу. Через десять секунд с Гор Нешер сняли наручники, чтобы удобней было оперировать на схеме.

— Если путь поврежден или туннель перекрыт, автоматика остановит поезд, — сказала она первым делом. — Поначалу мы прибегали к этой тактике.

— Она не годится, — отрезал Шнайдер. — В поезде заложники. Какой была следующая тактика?

— Подсаживали в поезд своих людей, они отстреливали последний вагон.

— Тормозной путь отстреленного вагона — тридцать километров. Вы были сильно ограничены в выборе места отстыковки.

— Чем? — удивилась Нешер.

— Мне казалось — необходимостью разгрузить товар.

— О, боги, нет. Нам ведь не требовалось непременно попасть в Пещеры. Товар можно выбросить в пустоши, в любом месте. А потом спокойно забрать, когда никто не дышит в затылок.

Шнайдер посмотрел на Исию. Исия кивнул.

— Поэтому мы и не могли покончить с ограблениями поездов, сеу Шнайдер. На месяц-другой усилим охрану, грабители сидят тихо. Но мы не можем держать на каждом поезде два десятка человек охраны. У нас есть еще и город.

— В отличие от бандитов госпожи Нешер, Суна ограничен во времени. Госпожа Нешер, мобилизуйте весь свой интеллект и все навыки противостояния закону, и представьте себя на месте Суны. Вам нужно протащить в город двести пятьдесят вооруженных морлоков. Ваши действия.

Нешер увеличила схему и погрузилась в нее по пояс. Шнайдер следил за ее тонкими пальцами, за капризным профилем, пронизанным лучами — и подумал вдруг, что хотел бы оказаться с ней в одной постели. Если она захочет, конечно, и если все это кончится скоро и просто.

— Вот, — Нешер провела пальцами вдоль какого-то ответвления. — Это вагоноремонтная станция. Если отстрелить вагон здесь, до нее легко можно добраться пешком отсюда. А тут уж целый веер технических туннелей — вот, вот и вот, и здесь еще… Как ни защищай, кто-то да пробьется.

Шнайдер улыбнулся. Нешер независимо от него пришла к тому же решению — значит, оно с высокой вероятностью верно.

Нельзя недооценивать щенка — но и переоценивать тоже не стоит. Едва ли он гений.

И все-таки Шнайдера не покидало ощущение, что он упускает что-то из виду.

* * *

Исия молча слушал, как полковник Ринон отдает распоряжения своим людям. Распоряжения толковые, грамотные, профессиональные — и, по мнению Исии, абсолютно бесполезные.

Но полковник Ринон мнения полицейского не спрашивала. Ей все было ясно: автоматика выведет поезд на станцию, Исия от лица городского начальства вступит с бешеным фанатиком в переговоры, а пока он будет отвлекать внимание, через систему воздухозабора в поезд напустят сонного газу, сопротивляться воздействию которого не смогут даже морлоки. Расчетные потери среди заложников — не более пятнадцати процентов, если Суна блефовал и поезд не заминирован.

— А если заминирован? — не удержавшись, вставил Исия.

Полковник Ринон удостоила его беглым взглядом и кратким объяснением:

— Мы получили список оборудования, попавшего в распоряжение мятежников. В нем значатся плазменные противопехотные мины «Тарантул», один ящик.

— Дюжина, — прикинул Исия. — С головой хватит истребить всех в поезде.

— Если вы знаете, сколько «тарантулов» помещается в ящике — наверняка знаете и принцип действия.

— Система распознавания «свой-чужой»?

— Совершенно верно. Думаю, в настоящий момент мины активированы, и полудоспехи морлоков передают на них сигнал «свой». Пока моролоки живы и сигнал передается, мины не взорвутся. Именно поэтому мы задействуем сонный газ.

— А пятнадцатипроцентные потери в незаминированном поезде — откуда они возьмутся?

— От возможной случайной стрельбы, если морлоки поймут, что с ними происходит. Еще вопросы?

— Спасибо, у меня нет. Может, у вас ко мне будут?

Уголок губ полковника Ринон приподнялся.

— Нет, господин Исия. У меня к вам нет никаких вопросов.

— Тогда я в сортир, — Исия хмыкнул. — Начнется операция — позовите.

В сортире Исия провел девятнадцать минут — не столько по необходимости, сколько потому, что там можно было спокойно подумать. Хотя бы о том, что мрачные предчувствия, связанные с Суной, сбылись полностью и все сразу. Пацан таки поднял морлоков на бунт, будь ему трижды неладно. Это с одной стороны. С другой — что-то в этой истории не срасталось. Для Ринон срасталось, потому что она Суну лично не знала. Ей все ясно: бешеный фанатик мстит дому Рива. Обезвредить и уничтожить. Но Исия не сомневался, что прекрасно рассчитанный план полковника Ринон полетит ко всем чертям. Уж непонятно, почему и как, но полетит. Хотя бы потому что Суна — не бешеный фанатик и далеко не дурак. И уж чего он точно не сделал — так это не заминировал поезд. Все эти вопли «Я дойду до Пещер и посмотрю, как Шнайдер будет жечь свой город!» — для отвода глаз. А вот морлоки, ощутив действие сонного газа, в помутнении ума действительно могут начать пальбу, с молодых необстрелянных щенков станется.

И какая болячка все-таки сподвигла Суну на этот бунт?

Не отыскав правильного ответа, Исия покинул кабинку и принялся тщательно мыть руки. Мысли его были заняты вопросом «что делать и как не допустить кровопролития».

— Началось! — сказала в переговорнике Ринон. — Исия, где вы?

Исия вышел на станцию. Бронещиты, вооруженные штурмовики, полный фарш — и настойчивое ощущение, что все это до одного места.

«Началось» пока еще не здесь — автоматика просто доложила, что поезд миновал первую контрольную точку и отстрелил хвостовой вагон. Скорость его снизилась до дозвуковой и продолжала снижаться, и если автоматика не врет, то на станции он будет через четырнадцать минут.

Через три с половиной минуты состав отстрелил предпоследний вагон.

Еще через две — следующий.

Еще через полторы в туннеле, ведущем к ремонтной станции, закипел бой. Исия аж поморщился от такой предсказуемости.

Еще через минуту и сорок секунд по туннелю прокатился взрыв.

Еще через две минуты поезд, не доходя до станции, встал.

— Как это возможно? — напустилась Ринон на техника. — Вы же сказали, что при этом разгоне они…

— С отстрелом двух вагонов уменьшилась масса, — сообразил техник. — При форсированном торможении…

— Понятно, — у Ринон, конечно же, был готов план Б. Процедура отработана, штурмовой отряд входит в туннель.

И натыкается на заложников, пытающихся выбраться из туннеля.

Ну, процедура-то отработана. Гражданских кладут мордами в рельсы и по их спинам врываются в поезд. В поезде никого, кроме тех заложников, кто решил не давиться в проходах, а дождаться освободителей в своих креслах. Экспресс-допрос устанавливает, что морлоки под командованием сопляка согнали всех в первые вагоны, а сами забились в последние, тот же, что посередке, пустой, — взорвали. Взрыв привел к активации системы экстренного торможения.

Ринон отдала приказ преследовать мятежников, а Исия занялся заложниками. Каждому свое.

Группа, которую преследовала Ринон, особого энтузиазма не проявляла: рассыпавшись по пять-десять рыл, морлоки уходили по пещерам и коридорам, иногда отвечая огнем на бегу. Ринон не собиралась терять людей в подземных перестрелках с отвлекающей партией, и пока что потерь убитыми не было ни у кого. Впереди пролегал шестнадцатый водосброс, куда морлоки неизбежно выйдут, вот там-то, на просторе, их и покрошат из крупного калибра.

Зато в ремонтном туннеле морлоки сделали попытку пробиться. Серьезную попытку, изо всех сил. Среди них была замечена маленькая фигурка в легком пехотном доспехе — Суна. Шнайдер понял, что это основные силы и бросил против них две резервных роты Хаято. Через пятнадцать минут все кончилось. У морлоков иссяк боезапас, потом иссякли сами морлоки. Последние забились в вагон и отстреливались оттуда. Не желая рисковать людьми, Шнайдер предложил им выдать Суну и сдаться. Когда они вышли из вагона, держа своего предводителя за руки-ноги, как было приказано, удивились все, кроме Шнайдера. Шнайдеру удивляться было некогда: он отдал приказ перехватить оставшихся морлоков прежде, чем они доберутся до глайдер-порта.

Ринон и Хаято уверенно вступили в шестнадцатый водосброс.

Шестнадцатый.

Водосброс.

…Потом оказалось, что потери не так уж страшны — кидо все-таки рассчитаны на ведение боя в экстремальных средах и даже в безвоздушном пространстве. Но когда две роты тяжелых пехотинцев и полуроту легких поглотила и унесла ревущая вода — многим показалось, что все потеряно. А хуже всего — что в этой панике морлоки без проблем заняли глайдер-порт, захватив в плен три десятка полицейских.

Ну не твою ли мать.

* * *

Четверых сдавшихся морлоков заставили укладывать трупы товарищей вдоль ремонтной платформы монорельса. Мардукас предложил привлечь к этой работе и Суну, но тот стоймя держался только потому, что его зафиксировали силовым коконом. Его не ранило — доспех коммандера Джар прекрасно выдержал попадание нескольких пуль, плазменных разрядов и осколков — но парень весом в полцентнера с хвостиком — это все-таки не морлок, и когда поблизости разрывается граната, его подбрасывает в воздух и бьет о стену как мячик. Кроме того, он не спал больше суток и сейчас ухитрялся дремать в фиксаторах. Время от времени его возвращали к яви пощечиной, но это работало секунд пятнадцать, не больше.

Шнайдер пресек очередную такую попытку. Бодрствующий Суна ему был сейчас совершенно не нужен, а будет нужен, его легко приведут в чувство при помощи шлема. Еще будет разговор, хороший обстоятельный разговор, но сейчас в нем нет никакого смысла. Сейчас приоритетны поисково-спасательные работы в туннелях, куда смыло двести пятьдесят человек, и здесь Шнайдер был совершенно бесполезен.

— Пришло подкрепление со станции Судзаку, — доложила Делия.

— Прекрасно.

— Они не могут войти в глайдер-порт. По понятным причинам. Кестер запрашивает разрешения на атаку и тактической схемы глайдер-порта.

— Какая, к Эрлику, атака, он белены объелся? Пусть сажает катера в Корабельном городе и ждет меня. Полевой штаб устроим там.

Он поднялся в вагон, оставив удивленную Делию на фермах.

Этот вагон готовили к обороне заранее. Свороченные сиденья сдвинули к окнам, навалив из них баррикады. Не то чтобы это помогло: и сиденья, и стены вагона удерживали только мелкий калибр. В свете аварийных панелей красное казалась фиолетовой, и все было уделано фиолетовым — где широкой струей, а где меленько, как из пульверизатора.

Делия поднялась следом.

— Смотри, — Шнайдер показал на выгородку для обслуги.

На стене среди фиолетовых пятен и пробоин можно было различить четыре иероглифа. На месте пятого остался хвостик: стену прожег плазменный заряд.

— Он что, в каллиграфии упражнялся тут? Что это значит?

Шнайдер улыбнулся.

— Небо, — показал он на верхний. — Земля. Полководец. Путь. Тут должен быть «Закон», но от него осталась дырка.

Рядом с «небом» и «землей» стояли знаки равенства. Верно: условия местности и погоды под землей для всех одни. Рядом с дыркой от «Закона» стояли два восклицательных знака. К «полководцу» было приписано: «Шнайдер». В фамилии из девяти букв Суна умудрился сделать две ошибки. «Путь» обведен жирным кружком.

Это было его единственное стратегическое преимущество, и он реализовал это преимущество на все двести.

— Сунь-цзы, — хмыкнула Делия. — Азбука. Нам некогда стоят и глазеть, тайсё, у нас штурм глайдер-порта!

— Я бы сейчас поспал, — Шнайдер прошел вагон насквозь и спрыгнул на фермы из взорванного тамбура. — И тебе советую. Глайдер-порт и те, кто там засел, уже никуда не убегут. А приумножать потери мне категорически не хочется.

— Рихард, ты с ума сошел?

— Нет, я всего лишь немножко расстроен тем, что меня надули шестнадцатилетний мальчишка и мертвый синоби. Не первое поражение в моей жизни, но человеческий фактор делает его немножко… пересоленным. Кстати о человеческом факторе — достаньте Ли из камеры и доставьте в Корабельный город, она мне нужна.

Последнее распоряжение он отдал, поравнявшись с дежурным адъютантом, и тот тут же принялся за сантор.

— Что делать с пленными? — спросил Мардукас.

— Морлоков — в муниципальную тюрьму под усиленную охрану. И вызвать медика. Если глайдер-порт предложит обмен, соглашаться только всех на всех. Мальчишку… закиньте в мой под. В багажник.

— Думаешь… они захотят его обменять?

— Нет. Жаль, я бы с удовольствием согласился, но нет. Им позарез нужно переиграть нас в благородстве. На что спорим, что полицейских они отпустят просто так?

Мардукас не принял пари, и правильно сделал. Меньше чем через час морлоки, занявшие глайдер-порт, отпустили полицейских, объявив условия, на которых они согласны сдать обратно глайдер-порт:

— полное освобождение всех гемов Картаго, принятие их в соответствующие кланы на правах ассоциированных членов, с последующей выдачей полных прав их потомкам;

— справедливое разбирательство бунта на базе Ануннаки и суд над госпожой Джар;

— Заключение мира с Империей и восстановление галактической торговли;

— Введение прямого императорского правления, роспуск Совета кланов и Совета капитанов, созыв собрания представителей всего дома Рива, как от кланов, так и от ассоциированных граждан, гемов и планетников.

Вся эта декларация носила общее название «Сянай сисаку» — «четыре статьи из поезда». Остряки тут же начали вместо «четыре» писать «смерть» — «статьи смертников из поезда».

* * *

— Ты не мог этого сам придумать.

Дик улыбнулся. Вот Шнайдер, по всему видно, считает, что мог, и бабушка Ли так считает. Плохо быть молодым все-таки, неудобно до чертиков.

На самом деле Моро только подсказал, где искать. Мальчик, которому вместо сказок на ночь пересказывали «Троецарствие» и «Повесть о великом мире», не мог не вспомнить, что первым делом всякий бунтовщик объявлял себя защитником и опорой Государя.

Хотя без Моро, конечно, Дик бы и не вспомнил об этом. Ему не нравился здешний государь, моль бледная. Да и не назовет имперец государем никого, кроме Брэндона.

Но морлоки — иное дело. Они — создание дома Рива. Они бьются за то, чтобы стать гражданами дома Рива. Для них император и императорское правление — не пустой звук. Сёгуны меняются, один свободу даст, другой отберет — а вот данное властью императора — это уже серьезно.

— Нет. Я не мог сам этого придумать.

Мардукас поверил. Шнайдер нет. Ли — тоже нет.

— Над чем смеешься? — спросил Шнайдер.

— Совет кланов не отдаст власть Керету, — это была четверть правды, но всей правды говорить не стоило, наверняка записывают. — Но я бы посмотрел, как они выкручиваются.

— А как собираешься выкручиваться ты? — Мардукас делал такое лицо, как будто у него чесалось что-то. Наверное, руки. Да, точно, он хочет мне врезать — а нельзя.

— А мне нужно? — Дик снова улыбнулся. Он не хотел их раздражать или злить лишний раз, просто ничего не мог с собой поделать. Это ведь смешно — год назад он еще не сделал им никакого зла, а его засунули в клетку, унижали, мучили друзей на его глазах, а потом и его самого отдали чокнутому извращенцу. А сейчас, когда он повел убитым счет на сотни — гляньте-ка, и перевязка, и обезболивающее, и в туалет сводили, и напиться дали, и пальцем не трогают. Скажете, смеяться не над чем? Да если бы не такая чумовая усталость, он бы живот надорвал, глядя на Мардукаса. При нем разговаривать со Шнайдером и Ли — это все равно что при ребенке обмениваться намеками на неприличные анекдоты. Мардукас же так и не понял, что произошло.

— Давай проясним позиции, — контр-адмирал, берите пример со своего тайсё: кто имеет власть освежевать человека заживо, тот на его счет не бесится. — Ты считаешь, что своего уже добился. Даже гибель всех морлоков ничего не изменит. Когда с ними покончат — а в течение суток с ними покончат — все равно будет заседание Совета Кланов по поводу этого восстания. Все равно госпожа Джар получит свое: замордованный морлок ей сошел бы с рук, но уж никак не бунт в части. И хотя Совет скорее повесится в полном составе, чем передаст власть Керету, шум из этого выйдет. Дом Рива — и планетники, и хикоси — поймет наконец, что гемы — сила, с которой нельзя не считаться. Я видел твою стратегему. Ты хочешь отыграть у меня Путь, а стратегию свою построил на том, что я скован Законом. Так?

— Так.

— И ты полагаешь, что уже победил. С той минуты, как я проглотил приманку и решил, что ты возглавляешь основной прорыв — ты победил в любом случае. Ты мог погибнуть еще там, в тоннеле — это ничего бы не изменило. И что бы мы ни сделали с тобой сейчас или завтра — это ничего не изменит. Верно?

— Да, — Дику снова стало смешно. — Порт вам придется брать силой. Они не откроют ворота.

— Потому что ты так приказал?

— Потому что они так решили.

— Ты хорош, — Шнайдер покачал головой. — Но тебе шестнадцать или около того, и с этим ничего не поделаешь. В твои годы о морали и пути судят по себе. Самое умное, что можно с тобой сейчас сделать — это отпустить на все четыре стороны. Впрочем, добрые граждане, которых ты оставил без воды, тут же пустят тебя на все сорок четыре.

Дик кивнул, соглашаясь. За оцеплением волновалась толпа жителей Корабельного города, чей водный запас ухнул по шестнадцатому водосбросу. Как будто вчера был последний дождь на Картаго, честное слово… И — да, Шнайдер хорошо бы сделал, пинком вышвырнув Дика за оцепление: свободен. Добрые граждане сделают грязную работу, а тайсёгун останется весь в белом. Да и самому Дику этот расклад нравился гораздо больше — по крайней мере, все закончится здесь и сразу.

— Но ты прав, я связан Законом. Морлоки перед этим законом не отвечают, так что от Совета Кланов я могу откупиться только твоей головой. Поэтому сейчас тебя под усиленным конвоем отправят в уже знакомую тебе дворцовую тюрьму, где дадут как следует выспаться, а потом хорошенько накормят — и я лично прослежу, чтобы тебя не били и не пытали, чтоб еду ты получал с моего стола, чтоб никто не мешал тебе отдыхать вволю — словом, чтоб во время суда ты был в прекрасной физической и ментальной форме и мог в полной мере осознать и прочувствовать каждую секунду гибели твоих друзей и крушения твоих замыслов.

Насчет знакомой тюрьмы Шнайдер немного ошибся: сами-то нижние уровни дворца были знакомы, но камера, в которую Дика поместили, была совсем не то, что в прошлый раз. Как видно, тут есть отделение для обычных пленников и для важных особ, и теперь Дику пришлось знакомиться со вторым вариантом. На полу — покрытие, теплое и мягкое, хоть спи на нем. Но зачем спать на нем, если на койке — такой хороший матрас и такое теплое одеяло? Душевая кабина, а не просто кран и дыра в полу. Туалетная кабина, а не просто раковина со сливом. Если бы не решетка вместо четвертой стены — совсем была бы гостиница.

Когда конвойные ушли, Дик все-таки решил лечь на пол. Сил принять душ не было, а пачкать кровать не хотелось: сколько времени придется здесь торчать — неизвестно, как часто меняют постель — тоже.

Проснувшись, он обнаружил на постели чистый черный комбо, а на откидном столе — поднос с едой. Салат из яиц, мяса каппы и травы какой-то, и к нему штука, которую даже как назвать, неизвестно: снизу испеченный мясной фарш, сверху однородная масса, батат-не батат, поди разбери… Он ковырнул раза два и отложил ложку: тошнило. Еда что надо, но тошнит — наверное, головой ударился. А вот кофе выпил.

Подумалось вдруг — а вправду Шнайдер прислал ему это со своего стола? А если то же самое сегодня ела Бет? Или уже вчера? Сколько он проспал? Разбудил его зов природы, так что можно дать навскидку пять-шесть часов. Держится ли еще глайдер-порт?

Дик разделся, вошел в душевую кабинку. Здесь при помощи сенсора можно было даже регулировать температуру. Дик пустил горячую на максимум — ломота в теле была такая, словно его избивали; откуда? И синяки… Потом он вспомнил, что несколько раз в доспех попали пули, и после гранаты он летал, как бабочка — в общем, он чувствовал себя побитым, потому что и был побитым, и нечего удивляться. И мозги работают вполнакала от того, что тряска на них никогда еще хорошо не действовала.

Одевшись в черный комбо, он завернулся в одеяло и снова заснул — уже на кровати. Зачем умерщвлять плоть самому, когда желающие скоро в очередь построятся?

Но на этот раз выспаться не вышло. Три человека из роты Хаято разбудили его, заковали в наручники и анклеты и повели к лифту.

У лифта ждал тот человек, который в прошлый раз командовал казнью.

— Слушай, ублюдок, — сказал он, когда Дика втолкнули в кабину. — Шнайдер по каким-то причинам не хочет, чтобы тебя обижали. Его приказ — закон для меня. Но настанет момент, когда ему надоест играть в благородство. И это будет мой день. Я не могу сейчас пальцем тебя тронуть, но хочу, чтобы ты помнил: день наступит. Чтобы ты думал об этом каждую минуту.

В первый раз Дика допрашивали в мобильном штабе, который Шнайдер устроил прямо посреди Корабельного города. На этот раз его увели не дальше допросной комнаты при дворцовой тюрьме.

— Расскажи о морлоке, который называет себя Раэмоном Порше, — велел Шнайдер.

— Он хороший человек и добрый христианин, — Дик пожал плечом. Правым. Левое, ушибленное, плохо двигалось. — Задавайте конкретные вопросы, пожалуйста.

— Чей он? Из какого Дома?

— Что значит, из какого? Да из вашего же. Из Рива. Он ветеран Андрады, его там взяли в плен… — Дик понял вдруг, что до обидного мало знает о Рэе. — Извините… Мне стыдно, но, кажется, я немного могу сообщить. Он не любил о себе рассказывать. Если вы расспросите его самого…

Что-то не так с выражением лица у Шнайдера.

— Вы не можете… он убит?

Опять не так.

— Боже правый… вы все еще не взяли его?

— Ты это планировал? — спросил Шнайдер.

— Планировал что? Глайдер-порт еще держится? Сколько я проспал?

— Использовать чернь из Муравейника — вы это планировали?

Чернь из Муравейника? Бедняки присоединились к восстанию? Или… как медленно, как плохо работает голова!

— Нет. Я не знаю, что там случилось, но мы на это не рассчитывали… План был — взять глайдер-порт и удерживать, сколько сможем.

— С вашего позволения, — подал голос тюремщик. — Если надеть шлем, пойдет значительно легче.

— Нет, — Шнайдер покачал головой. — Я слишком устал, чтоб думать над формулировками. И язык тела исчезнет. Такой выразительный. Нет, они не планировали… Что с ним?

Дик сделал знак рукой — мол, не волнуйтесь, все нормально. Хотя и понимал, что со стороны это должно выглядеть скверно. Раньше он хотя бы смеялся беззвучно, а тут при каждом сокращении живота в голову отдавало так, что он не мог сдерживать стонов, и свалился бы со стула, если бы не фиксаторы. Ради собственного блага следовало прекратить смеяться, но он не мог. Он понял, что произошло. Похоже, сегодня прочувствовать поражение, как того хотел Шнайдер, не получится.

— Кажется, он симулирует припадок, сударь.

— Кажется, не симулирует, — Шнайдер одной рукой взял Дика за лицо, другой раздвинул ему веки на правом глазу. — Глаза как у баньши. Отведите его в медблок и сделайте полное сканирование. Я хочу, чтобы медики позаботились о каждой царапине. Я хочу, чтобы он предстал перед судом в полном здравии.

— Будет сделано, сударь. Обещаю, что передам палачу самого здорового клиента за последние сорок лет.

Шутку никто не оценил: Шнайдер вышел, а Дик соскользнул в беспамятство.

* * *

На морлоков не действуют обычные обезболивающие. Как и большинство наркотиков. Это чтобы медикаментозный допрос, в случае чего, усложнить. Те, которые действуют, вызывают не возбуждение, а сон.

Но зато эндорфины у морлоков вырабатываются в промышленных количествах. Рэй не сам это придумал, а подслушал синдэнского врача. До этого он просто знал, что если морлок заведется — то о боли забывает.

С началом сражения за глайдер-порт Рэй забыл о боли. И о той, что капканом впилась в тело, и о той, что засела где-то под вздохом, когда Дик объяснил, как именно он собирается купить Шнайдера.

«Ну что, мудила-мученик, допрыгался?»

Самым узким местом плана — кроме того, что Шнайдер мог не купиться на вагон-ловушку — был час или полтора между занятием глайдер-порта и подходом подкреплений. За это время следовало заблокировать все пути сообщения и приготовить порт к неизбежному штурму. Рэй намеревался положить на это тело и душу, и того же потребовать от остальных. «Я не выброшу вашу жизнь так просто, сэнтио-сама!».

Но одной решимости мало. Закрыть семь транспортных ворот глайдер-порта — дело считанных секунд, но ведь есть еще и пешие переходы, и технические коридоры, через которые в порт вошли сами морлоки. Да, все это тоже перекрывалось из центра управления — но эти перекрытия легко взрывались небольшими зардами. «Отряд жизни», «Сэймэйгуми», так и поступил: взорвал двери служебного перехода между общежитиями гемов и глайдер-портом. Теперь это стало самым слабым местом в обороне.

И вот тут, как говорят, не было счастья — несчастье помогло. Босота из Муравейника взволновалась, едва только поступили известия о захвате поезда. Пока то да это — эвакуация населения, переброска военных и прочие мероприятия по торжественной встрече транспорта из Лагаша — народ бродил по улицам, собирался в питейных, обсуждал новости и закипал. Оружие при этом имели двое из трех. Большинство закрывалось в домах и баррикадировало кварталы на случай вторжения разъяренных морлоков, но имелось и меньшинство, которому терять и защищать было совершенно нечего, а в дело хотелось.

Таких людей набралось сотен пять, они ткнулись в одни ворота — заперто, в другие, третьи ворота — заперто; и когда подошло подкрепление — злые, как черти, Бессмертные полковника Ольгерда и штурмовики со станции Судзаку, общим числом шестьсот человек — оказалось, что внезапного штурма не получится, потому что у всех ворот торчат по сотне-другой голодранцев и навалены баррикады на случай, если морлоки решатся на прорыв.

Ольгерд, само собой, велел чернь разгонять, а баррикады растаскивать, и таким образом сообщил Рэю о скором штурме. Разогнанная же чернь попыталась атаковать через тот самый взорванный переход, а заодно и погромить казармы тэка. Тэка, спасаясь от толпы, забрались в глайдер-порт. Почти все они были христиане, обслуга порта, Рэя знали, Дика прекрасно помнили, и, хотя не могли стрелять — прекрасно могли послужить в организации обороны иным способом. Во-первых, они знали до точки, на каком складе что лежит. Во-вторых, они лихо управлялись с погрузчиками, кранами и ремонтными машинами. А кто думает, что ремонтная машина — не оружие, тот просто не видел, на что способен велдинг-бот и как водоструйный аппарат для очистки поверхностей от штукатурки может очистить человека от лишней одежды и даже кожи.

Само собой, этим тэка уже не занимались — неспособны они причинить человеку вред. Но морлоки — способны. И для того созданы. Поэтому когда босота поперла, на нее даже не тратили плазмы: обошлись флордами и подручными средствами. А Бессмертные не хотели, чтоб босота путалась у них под ногами, они отложили наступление, и так Сэймэйгуми получили время соорудить баррикады.

Поэтому когда Бессмертные вошли в переход между глайдер-портом и станцией монорельса, их взорам предстала стена из щитов листового железа, сваренных на скорую руку.

Укрепление, с какой стороны ни глянь, хреновое: амбразур нет, сектор обстрела сверху перекрывается сводом туннеля и, проскочив опасное место, каких-то метров пять, штурмующий сразу оказывается в «мертвой зоне». Штурмовики Бессмертных недолго размышляли: выставили перед собой переносные щиты, пристрелили крюки к верхушке баррикады и дернули как следует, прикрепив тросы к задникам грузовых подов.

Металлические щиты опрокинулись, и на штурмовиков, давя и калеча, покатились двадцатитонные электроды для сталеплавильных печей. Даже кидо тяжелой пехоты не выдерживали такого веса. Переносные щиты сминались. А за фальшивой баррикадой открылась настоящая, и ее основу составлял стальковш на полтораста тонн объема и на сто тонн собственного веса, по которому силовым тараном бей хоть до полного изнеможения.

Так Бессмертные потеряли одиннадцать человек убитыми и ранеными, не сделав и не получив ни одного выстрела. Глайдер-порт остался за Сэймэйгуми — вот только надолго ли?

Рэй открыл, что перемещаться на шагающем погрузчике очень удобно: вроде и сидишь, сломанные ноги не трудишь — и идешь. А лучше всего — что погрузчик имперской конструкции — сделан не под маленького тэка, а под здоровенного мужика. Хвост только мешается, но это не худшее из зол.

Он еще раз осмотрел глайдер-порт. Сорок пять тысяч квадратных метров, не считая складов, ремонтных мастерских и пакгаузов. Огромные главные ворота, сейчас закрытые и задраенные намертво, с активированной полностью системой обороны от вторжения извне. Первые, вторые и третьи транспортные ворота, тоже защищенные на всякий случай: глайдер-порт являлся общей собственностью дома Рива, которую следовало защищать от любого клана, что попытается им завладеть во время внутренних беспорядков. Пешеходные переходы, общим числом двадцать — вот там уже требовались баррикады и прочие ухищрения, поскольку системы обороны отсутствовали (логику эту Рэй никак не мог понять еще в бытность свою беглецом: зачем городить турели над транспортными воротами и оставлять голыми пешеходные переходы?) И, наконец, системы коммуникаций и технические туннели. Когда Рива подтянут достаточно сил, чтобы атаковать со всех направлений одновременно, нам конец. А пока…

— Приведите полицейских и бродяг, — скомандовал он.

Среди захваченных полицейских он заметил мастера Данга, и обрадовался, что тот жив, невредим и сменил жизнь главаря уличной банды на полицейский мундир — но виду не подал. Вряд ли товарищи Данга обрадуются, что у него такой знакомый.

— Сейчас вас отпустят, — сказал он пленным. — Нам ничего от вас не нужно, только передайте начальникам наши требования, «четыре статьи из поезда».

Ни одна рука не протянулась за бумажкой, которую подал Рэй, так что он сделал на погрузчике два шага вперед и пихнул ее в нагрудный карман Данга, якобы случайно выбранного.

Полицейских подвели к баррикаде у перехода на станцию, там они по одному протискивались между стеной и бортом стальковша и спрыгивали с той стороны. Когда выбрался последний, из-за щитов, установленных противником, раздался усиленный громкоговорителем голос:

— Кто из вас Порше Раэмон? Я хочу говорить с ним!

Рэй узнал голос полковника Ольгерда и отозвался:

— Порше Раэмон здесь.

— Ты знаешь, что Апостол Крыс жив и у нас в руках?

Рэй закусил губу.

— Я рад, что он жив, — сказал он наконец. Стоящие рядом Гедеон и Закария замерли.

— Так ли ты будешь рад, если его начнут поджаривать шокером?

Рэй огляделся. Молодняк смотрел со всех сторон.

— Все мы решили, что умрем здесь! — прокричал Рэй во всю мощь своих легких. — И каждый поклялся, что не отступит! Покройте себя позором, если хотите — но вы не заставите нас сдать глайдер-порт!

— Ты предал нас — а теперь готов предать своего Апостола?

— Я выполняю его волю и я выполню ее до конца. Мы не предаем дом Рива — мы бьемся за него!

— Славно бьетесь — угробили почти двести человек!

— Не хуже, чем Сатоми Дэвин и Серайя Валанза! Рива проливают кровь Рива уже двести лет! А мы хотим положить этому конец. К черту кланы! Да здравствует Император!

— Да здравствует Император! — подхватил молодняк. — Да здравствует император!

— Затяните хаку, которой научил вас сэнтио-сама, — приказал Рэй Гедеону и Закарии.

— Субэтэ-но кунигуни ё! Сю-о хомэтэ татаэ ё! — начали двое, и остальные подхватили: Субэтэ-но хитобито ё! Сю-о хомэ утаимасё!

Рэй вошел на подъемник и повертел рукой: вверх! С своими покалеченными ногами он не мог подниматься по лестнице, а в обычный лифт погрузчик не вмещался. Снизу доносилась песня и грохот всего, во что можно стучать: морлоки любили отбивать ритмы, и многие достигли в этом деле высокого мастерства, попеременно действуя руками, ногами и хвостом. Рэй вдохнул поглубже и сам заорал, перекрикивая боль — и ту, что висла на спине, и ту, что вонзилась под грудь: — Сю-но мэгуми ва оокику! Сю-но макото ва то коси-э ни!

На пятом уровне ждала Рахель, старшая над тэка. Ох-хо… Придется давать ответ.

— Что случилось с тэнконин-сама? — спросила женщина. — Тот человек что сказал?

— Соврал, я думаю, — Рэй постарался не прятать от нее глаз. — Он не дал мне увидеть капитана. Услышать его голос. Если бы капитан был у них в руках… Я думаю, это блеф. Обман.

— Значит, тэнконин-сама убит?

Осторожнее, сказал себе Рэй. Ты ступаешь на тонкий лед.

Он протянул руку и взял в свои пальцы ладонь Рахель. Вспомнил Марию и горько пожалел, что больше не увидит ее: ради общего блага нельзя было никак связываться с Салимом.

— Рахель, — сказал он. — Мы все, и тэнконин-сама первый из нас, пришли сюда, чтобы умереть. Только так мы можем показать всему дому Рива, что гемы — не боты и не животные. Что мы действуем по собственной воле и подчиняемся сначала закону Бога, а потом уже — закону людей. Тэнконин-сама учил нас быть свободными. Ради этого он примкнул к нам и согласился, как все мы, отдать жизнь. Он может быть убит. Может быть еще жив, но это все равно что убит. Его не пощадят. Как и нас. Но вы, тэка, можете уйти нас в любой момент. Сказать, что мы заставили вас работать и строить баррикады. Чтоб вам не пришлось лгать, мы можем покричать на вас, поугрожать оружием, стукнуть кое-кого… Смысл свободы — в том, чтобы поступать как сам считаешь нужным.

— Ты сказал, тэнконин-сама хочет, чтобы мы помогли вам.

— Вы уже помогли и выполнили его просьбу. Но свобода — в том, чтобы выполнять свою волю, а не чужую. А если чужую — то лишь по собственному желанию. Никто не заставлял Дика идти с нами и разделить нашу судьбу. Он появился на базе сам, и сам предложил себя как приманку для Шнайдера. Это и есть свобода.

— Значит, если мы свободны — то мы должны помогать вам и дальше?

Рэй вздохнул.

— Если хотите. Но если не хотите — то уходите. Кто-то должен остаться в живых и рассказать о нас.

— Если мы останемся — нас убьют?

— Скорее всего. Они будут штурмовать каждый проход, обрушат на нас весь огонь, который смогут. Многие погибнут. Остальных могут ликвидировать вместе с теми из нас, кого захватят раненым. Рахель, ты должна передать каждому тэка, что уйти или остаться — решает каждый за себя. И времени у вас мало. Следующий штурм может стать последним.

Рахель кивнула и побежала вниз по ступеням. Рэй развернулся и направил железные стопы в диспетчерскую.

— Это что еще такое? — в углу диспетчерской на каком-то ящике, скрючившись, сидел небольшой мужчина в некогда щегольской, но изрядно затрепанной тунике.

— Он сначала отказывался уходить, — объяснил Самсон Первый. — А потом начался бой и ему пришлось остаться.

— Я не уйду, пока не получу разгрузочный талон, — хмуро сказал мужчина.

Гражданского следовало, конечно, выдворить немедленно. И проще всего было велеть Самсону Первому взять его подмышку, спустить в лифте и вытряхнуть за баррикаду. Но кто он и как оказался здесь? — Я привез груз красного пищевого красителя, — продолжал мужчина с упорством автомата. Мой глайдер встал под разгрузку в ячейке Д-18. Я должен получить талон. Из-за вас, уродов, я груз потерял — так может, хоть компенсацию получу.

Рэю почему-то стало жалко этого человека. Он повернулся к Самсону Второму.

Самсон Первый был морлок, Самсон Второй — тэка. Ну, так вышло, что двум гемам Дик дал одинаковые имена, а они по случаю встретились тут, в Пещерах. Самсон Второй работал в порту помощником диспетчера и в настоящий момент исполнял по факту обязанности начальника порта.

— Кто выдает талоны? — спросил Рэй.

— Начальник порта, — ответил Самсон Второй.

— Сейчас ты за него. Выдай этому человеку талон.

— Но он не уплатил портовый сбор!

Как бы ни были кротки тэка, а в деле отстаивания порядка таких упертых еще поискать.

— Вы слыхали? — Рэй кивнул на Самсона Второго. — Уплатите портовый сбор и получите свой талон.

— Да кому я его уплачу, если тут ни одного человека?

Рэй вышел из себя.

— Ты нас за идиотов держишь?! Плата идет через терминал, и что бы с нами дальше ни сделали, деньги придут на счет порта! Хитрец нашелся!

Как-то мгновенно человечек выплатил портовый сбор, и его выставили через баррикаду. Рэй перевел дух и наклонился к микрофону общей связи.

— Седмой, шестой, пятый взводы — смените на постах первый, второй, третий. Сержанты и лейтенанты — ко мне.

Война — это не только битвы. Будучи рядовым морлоком, он не задумывался над тем, сколько работы предшествует бою и сколько работы следует за ним. Сейчас они победили — и у него на руках были двести семь победителей. Мальчиков от семи до девяти лет, 14–18 по стандартному земному счету. И опять что-то острое вошло под дых. «Я ничем не хуже и не лучше любого из них», — сказал Дик, объясняя, почему остается с обреченным взводом. И это было правильно. Рэй не мог объяснить это даже сам себе, но это правильно.

— Если кто из вас думает, что самое трудное позади, так пусть не думает, — сказал он мальчишкам. — Самое трудное начнется сейчас. Это будет тяжелая и унылая работа, которую называют «логистикой», и к которой никто из нас не привык, так что учиться будем на ходу. Гед, ты начальник штаба. Это значит, ты должен заниматься логистикой больше остальных. И для начала все сержанты скажут, сколько боеприпасов осталось у каждого взвода…

Боеприпасы. Еда. Медикаменты. Часы отдыха и дежурства. Раненые. Убитые, которые неизбежно будут. Тэка, с которыми бок о бок придется работать. Ресурсы глайдер-порта. Слабые места глайдер-порта. От всего этого вскоре затрещала голова — но этим приходилось заниматься, и деться от этого было некуда.

И когда он отпустил сержантов — это был еще не конец. Логистика была продолжением законченного боя — и она же становилась прологом к новому.

— Нам нужны боеприпасы, — сказал он Гедеону и двум лейтенантам. — И взять их мы можем только в одном месте: у врага. Но враг не принесет их нам просто так: нужно заманить его сюда. Есть у меня в голове задумка. Но без помощи тэка мы не сыграем эту штуку, как не могли бы захватить глайдер-порт…

* * *

Бет знала, что это случится, с того момента, как до нее дошла весть о захвате заложников в космопорте Лагаш. Рано или поздно дядя вызовет ее на разговор, и разговор будет неприятный.

Надо отдать дяде должное — он сделал все, чтобы это как можно меньше напоминало допрос. Кофе, печенье, мягкий свет.

— Я понимаю, может показаться, что я склоняю тебя к предательству. Но на самом деле я даю тебе шанс помочь друзьям. Ты ведь этого хочешь.

Бет сглотнула. Ей совершенно не хотелось ни кофе, ни печенья. Ей хотелось биться об пол и кричать, но она и без объяснений понимала, что на Картаго эти штуки не работают.

— Да, — сказала она. — Только… давай не будем делать вид, что это у нас просто небольшая семейная кофе-пати, хорошо?

Шнайдер пасмурно улыбнулся.

— Давай не будем. Но я очень хочу кофе. За последние трое суток я спал не больше сорока минут.

— Весь кофе твой, — пожала плечами Бет.

Шнайдер налил себе почти до края.

— Раэмон Порше. Расскажи о нем.

Бет пожала плечами. Что такого она может рассказать, о чем не написал в своих отчетах ныне покойный (хоть что-то хорошее случилось на этой неделе!) Моро.

— Мы нашли его в районе туманности Пыльный Мешок, на разбитом корабле «Вальдек». Корабль следовал от Джебел-Кум, Рэй… Порше Раэмон жил там после войны. Ему было тяжело, потому что… многие люди в Империи боятся или презирают тэка. Все-таки. Несмотря на папский эдикт и указы Императора… Рэй хотел попытать счастья ближе к центральным планетам, но попал в катастрофу. С ним был кос, Динго. Вроде бы, принадлежавший его бывшему командиру, картагосцу… Когда-то Рэй воевал за дом Рива.

— Я немного не об этом. Что он за человек?

— Ты называешь его человеком? Значит, они не зря подняли свое восстание?

Шнайдер досадливо поморщился.

— Я подобрал формулировку, приемлемую для тебя, — нашелся он. — Личность. Характер. За десять лет у него не мог не сформироваться индивидуальный характер. Какой он?

Бет задумалась.

— Очень добрый. Очень сильный — внутренне, я имею в виду. Другой пришел бы в отчаяние, доведись ему жить такой жизнью, а Рэй не отчаивался, искал лучшего… Заботливый. Умный. Не для морлока умный, а по любому счету. И верный. Хотя, наверное, ты скажешь, что его сделали таким.

— Его программировали на верность дому Рива, и странным образом он считает, что его лояльность по-прежнему принадлежит дому Рива. Интересный ментальный трюк, которым я займусь позже. Еще интереснее другое. Когда ему сказали, что Суна у нас в плену и потребовали сдаться под угрозой пытки и смерти заложника — он отказался. Может, он изменился за этот год? Может, он не так уж и верен?

— А ты бы согласился? — Бет поняла вдруг, что тоже хочет кофе, и налила себе. — Если бы меня или леди Альберту взяли в плен и угрожали… ты бы согласился сдать самую важную для тебя… для всего дома Рива позицию? Потерять все и навсегда? Рэй прекрасно понимает, что вы не пощадите Дика. Так какой ему смысл сдаваться?

— Чтобы сберечь своих людей… своих морлоков.

— Но вы их тоже убьете. Даже своей властью тайсёгуна ты не можешь их пощадить: как только боевые действия кончатся, твои полномочия опять будут ограничены советом кланов, а они…

— Они не так плохи, как ты думаешь. Но есть человек, который может пощадить их своей властью. Не ограниченной советом кланов.

— Керет. С которым ты поссорился из-за Моро.

— Если на то пошло, то не из-за Моро, а из-за того, что его сантименты едва не привели к катастрофе. Окажись Суна лучшим вассалом, чем другом, он был бы уже на полпути к имперскому домену — вместе с твоей приемной матерью и сводным братом. Инициированный до Картаго пилот класса троватор. Вторжение после этого — дело полугода, и то много. Нас бы стерли в порошок.

— Ты наверняка читал его… письма. Он этого не допустил бы.

— Эльза, если что-то и есть общего между Империей и нами — так это образ мысли политиков. Его никто бы не спрашивал. Так что нам всем грандиозно повезло с этим восстанием Спартака и с тем, что нарыв вскрылся именно сейчас. Могло быть хуже. Уже поэтому я готов помиловать щенков.

— А Рэй?

Шнайдер прищурился, ожидая следующего имени, но Бет промолчала.

— Их стратегема, — медленно сказал тайсёгун, не дождавшись ответа, — включает их собственную смерть как один из финальных ходов. Должен ли я объяснять тебе, что не собираюсь разыгрывать этот гамбит Танатоса? Попадаться дважды в одну ловушку — признак дурака.

— Ты… поэтому не хочешь штурма?

— Главным образом потому, что уже погибли сорок шесть человек и я не хочу терять еще. Но да, и поэтому тоже. И если щенки являются армейским имуществом, которым я как главнокомандующий имею полное право распоряжаться по своему разумению и плевать на всех — то Суна и Порше должны будут предстать перед судом Совета…

— Если только ты не выполнишь тот пункт, где сказано о передаче власти Керету.

— Нет, — Шнайдер тихо стукнул чашкой о стол. — Нет, Эльза. Этот пункт не обсуждается. Не потому что я властолюбив — видят боги, я ненавижу этот жернов на шее. Но потому что едва я сложу полномочия сёгуна — меня сожрут.

— Ты будешь тестем Государя. Не посмеют.

Шнайдер улыбнулся.

— Два последних государевых тестя были обезглавлены на вершине Зиккурата. Что однажды сделал дом Кенан с домом Адевайль, что мы сделали с домом Кенан — то можно сделать и со мной. И с тобой, Бет. Следующий претендент на власть постарается, чтоб вокруг Керета была пустыня, заполненная только женщинами из его клана.

Бет опустила голову.

— Я должна от твоего имени поговорить с Керетом?

— Вот моя девочка, — Шнайдер перегнулся через стол и поцеловал ее в макушку. — Да, но не только с ним. Я хочу, чтобы ты была парламентером в переговорах с Порше. Вот условия, на которых я согласен принять сдачу. Полное помилование для всех участников восстания, морлоков и тэка. Особый статус для них в составе вооруженных сил дома Рива: они перейдут непосредственно в мое подчинение, наравне с Бессмертными и Хаято. Трибунал, на котором рассмотрят дело о бунте на базе Ануннаки. Не суд Совета кланов, но военный трибунал под моим руководством. Создание Большого Императорского совета, с равным количеством представителей от хикоси, планетников и ассоциированных членов. Гемов в этом совете будет представлять госпожа Кордо. И гарантия всего этого словом Императора.

— Которой я должна еще добиться.

— Именно. И это не все, Эльза. Мне нужно встретиться с Александром Кордо и Северином Огатой. Если Огата для компании прихватит Максима Ройе, я не буду возражать.

— Но ты и так с ними увидишься в Сове… О. Ты хочешь тайной встречи.

— Именно. И как можно скорее. Если Порше настолько умен, как ты говоришь, он не будет сидеть и ждать, пока его Сэймэйгуми разложится от безделья. Он начнет действовать. Попытается спровоцировать Ринон и Ольгерда — и с учетом того, как те настроены после двух поражений, это будет совсем несложно. А я не хочу терять людей.

— Хорошо, — Бет поднялась. — Считай, что я уже послала Андреа и Белль к Анибале, а сама бегу к Керету.

— Умница.

Уже у самой двери он тихим окликом остановил Бет.

— Странно, что ты не просишь меня сохранить жизнь Суне.

Бет намотала на палец прядь волос.

— Без обид, — сказала она, — Но когда ты в последний раз попытался сохранить ему жизнь, закончилось зверским избиением и мучениями на полдня. Я не вижу смысла просить за него. Ты все равно поступишь так, как тебе покажется правильным.

* * *

Первое, что она услышала, выйдя из карта — отдаленный ритмичный грохот. У морлоков прекрасное чувство ритма, и они любят на досуге колотить во все, что гремит, звенит и громыхает, оттачивая это умение до уровня искусства. Некоторые туртаны просто позволяют морлокам так развлекаться, некоторые принимают в этом самое живое участие: сочиняют хаки, отбирают особо искусных барабанщиков и репетируют с ними, составляют целые оркестры из разнотонных барабанов и разнообразных громыхалок. Когда «гераклы» идут в бой, двое-трое непременно бьют в барабаны, а нет барабанов — так вся братия топает и стучит в лад прикладами о доспех, выкрикивая хаку. На противника, даже крепкого нервами, это производит впечатление. Несущие караул у входа Бессмертные ощущали, как минимум, раздражение.

— Они часами стучат и орут песни, — пояснил капитан, ответственный за оборону участка. — Заняться-то мерзавцам нечем больше. Как только сами с ума не сходят от грохота и крика… — он с опаской покосился на Роланда и Оливера, сопровождавших портшез. — Вы думаете, разумно брать их с сбой туда? Я бы лучше дал вам людей для охраны.

— Боитесь, что они примкнут к восстанию?

— Честно говоря, я не знаю, чего ждать. Никто не думал, что это возможно. Что морлоки однажды… Теперь мы готовы ждать чего угодно. Может, они начнут приносить в жертву младенцев или изучать философию или устраивать фейерверки… Что творится в этих черепушках с гребнями? Потому-то я и думаю…

— Меньше думай, — послышался сзади голос полковника Ольгерда. Бет повернулась и поприветствовала начальника Бессмертных коротким поклоном. Тот ответил военным салютом и вновь обратился к стоящему навытяжку капитану: — тайсёгун знает, что делает. Если он прислал сюда для переговоров свою племянницу в сопровождении морлоков, то никакой опасности он не видит.

«Ха. Мне показалось, или ты на мне оттачиваешь свой сарказм, старичок?»

— …Или просто считает, что засевшим в порту ублюдкам стоило бы посмотреть на то, как должны вести сея настоящие, помнящие свое место, морлоки. Одним словом, включи матюгальник и скажи этим звонарям, что с ними желает вести переговоры Государева невеста.

Капитан отсалютовал и включил громкую связь.

— Порше Раэмон! Здесь Государева невеста, сеу Элизабет Шнайдер-Бон, и она хочет вступить с тобой в переговоры!

Несколько минут ожидания — наверное, кто-то бегал докладывать — и Бет услышала голос самого Рэя:

— Пропустите фрей О’Либерти. Мы будем очень рады ее видеть.

Капитан кивнул и провел Бет за баррикаду.

Это была еще баррикада, устроенная Бессмертными: бронещиты, укрепленные прессованными стеклобетонными блоками. Дальше — «ничья земля», просторный коридор, где, не толкаясь, могут разойтись десятки человек. И в десятке метров впереди — баррикада морлоков: первая линия укреплений из каких-то ящиков. Роланд и Оливер тут же шагнули вперед, прикрывая госпожу собой. За баррикадой они распределились иначе: один спереди, один сзади.

Баррикаду устроили в виде небольшого лабиринта: взяв первую линию, атакующие оказались бы в узком коридоре, простреливаемом со второй линии. А над ней возвышалась третья. Двое суток с момента взятия глайдер-порта, морлоки потратили не только на барабанный бой.

Два морлока сидели на третьей линии баррикад, похожие на живых горгулий. Бет улыбнулась им, но зеленовато-бронзовые лица остались неподвижны. Бет не могла понять выражения этих лиц, этих золотых глаз с вертикальными зрачками — и лишь миновав третью линию, за которой десятки живых горгулий смотрели на нее с тем же выражением, сидя на кранах, платформах, крышах глайдеров, она поняла — благоговение.

Рэй стоял прямо напротив выхода. Или сидел? Словом, располагался в шагающем погрузчике, опираясь локтями на край панели управления и свесив наружу хвост.

Он улыбался во весь рот — но Бет сразу заметила, как он похудел, насколько он бледен по сравнению с остальными морлоками, и что хвост у него в бинтах, а руки в лубках. Во рту у нее пересохло.

— Рэй, — она облизнула губы, рот наполнился ягодным запахом помады с каким-то синтетическим привкусом. — Рэй, я… так рада тебя видеть.

Шагающий погрузчик качнулся навстречу, дважды переступил железными лапами. Рэй коснулся пальцами протянутой руки.

— Я тоже, фрей Элисабет. Я тоже. Как там Дик?

— Я мало знаю. Его держат в тюрьме для знатных особ и дядя говорит, что лечат и не обижают…

— Лечат?

— Он сильно ударился во время боя. Если мне сказали правду, ему нужно только отлежаться.

— Слава Богу, фрей Элисабет. Слава Богу. А что с вашей матушкой?

— Я не знаю. Синоби укрыли ее где-то и отказываются говорить, где. В Совете предлагали взять ее в заложники, так что… они отказываются. Аэша Ли сидит в той же тюрьме, что и Дик.

— Надо же. Ну а вы как?

— Наверное, обо мне стоит меньше всех беспокоиться, Рэй. Со мной ничего не случится.

— Вы так думаете?

— Я думаю, Рэй, что ты планируешь какую-то хитрость. И дядя так думает тоже. Он не хочет терять людей и свои политические позиции, но если ему нечего станет терять, он будет беспощаден — а ты знаешь, что это он умеет. Он прислал меня с императорским указом.

— Мы с почтением выслушаем волю Государя, — улыбка Рэя погасла, но в глазах остался веселый блеск. Бет достала из рукавного кармана пергамент с государевой печатью и развернула.

— Солнце Керет, повелитель… тут перечислены все миры Вавилона, я это пропущу… приказывает Шестому отдельному десантному батальону сложить оружие и Государевым словом обещает следующее…

Выслушав подтвержденные Керетом обещания Шнайдера, Рэй оглянулся на своих бойцов.

— Я не услышал одной вещи, фрей Элисабет, — сказал он. — Может быть, вы разъясните мне это как будущая Государыня. Солнце-государь обращается к нам как к своим подданным, наделенным правами людей — или мы по-прежнему армейское имущество?

Бет почувствовала томительное, гнусное чувство в животе — как будто ее сейчас начнут ругать или бить. Нет, дело не в Рэе — от него никогда ничего подобного не пришлось бы ждать. Дело в ней, в ней самой. В гнусной лжи, которая могла бы остановить неизбежную бойню или хотя бы уменьшить число жертв, но сама по себе была предательством таким черным…

Нет. Кому угодно она может соврать — но не Рэю.

— Дядя сможет сделать что-то для вас только как для армейского имущества, Рэй.

— Но имуществу не дают обещаний, фрей Элисабет. Обещания возможны только между людьми. Если мы — вышедшее из-под контроля имущество, пусть государь распорядится уничтожить нас. Если же мы люди — пусть он таким же указом огласит это всей Картаго.

— Рэй, я, наверное, самый плохой уговорщик на свете. Неужели я ничего не могу сделать, чтобы вас не убили?

— Мы были рождены, чтобы убивать и умирать, фрей Элисабет. Наши жизни в руках Божьих, и ни вам, ни тайсёгуну, ни государю Керету здесь не изменить ничего.

Говоря это, он выпрямился в своей машине — и Бет увидела вдруг, как он прекрасен. Как они все прекрасны, юноши и мужчины, решившие стать людьми.

— Не надо плакать, фрей Элисабет. Нам ничто не может повредить. Сэнтио-сама рассказывал об одном святом короле, который так сказал: мы или победим, или станем мучениками, в любом случае мы в выигрыше. Не волнуйтесь о нас и возвращайтесь во дворец. Скоро все решится.

— Я… — Бет вытерла глаза рукавом, — я не хочу возвращаться. Вы… почти самое лучшее, что я видела на Картаго. Я люблю вас.

— Тогда вернитесь, — улыбнулся Рэй. — И расскажите о нас правду.

* * *

В первом часу первой смены, когда Высокий город только пробуждался, из водопровода хлынула кровь.

Тысячи людей в тайсёгунском дворце и в окружавших его манорах, встав утром с постели, умылись кровью. Так им, во всяком случае, показалось в первые секунды. Отпрянув от раковин, выскочив из душевых кабинок, они увидели в зеркалах свои тела и лица, покрытые багровыми разводами — есть от чего перепугаться. Самые хладнокровные поднесли ладони к губам, понюхали, кое-кто даже лизнул — и оказалось, что у багрового потока нет ни вкуса, ни запаха. Это была просто вода, окрашенная вода.

Самые нервные за это же время успели переполошить родственников и домочадцев, выскочить из домов — и рассмотреть огромное полотнище, растянутое между фермами купольных креплений. На полотнище каной и астролатом было выведено: «Отпусти народ мой!».

Полотнище сняли, с водой какое-то время ничего не могли поделать: кто-то бахнул восемь тонн красного пищевого красителя в шестой резервуар, и кроме как слить его и набрать заново, вариантов не было. По счастью, в течение суток синоптики обещали дожди. По счастью, район населяли небедные люди, которые могли позволить себе доставку бочки-другой питьевой воды на дом, и у большинства маноров имелся отдельный выход наружу, куда предприимчивые обладатели глайдеров могли спустить эти бочки на тросах. Но впечатление произвести удалось, и вышло оно неизгладимым.

Тайсёгунский дворец с примыкающими императорскими палатами имел собственную систему фильтрации воды, и там диверсии поначалу просто не заметили. Но на тюрьму эта система не распространялась, так что в какой-то момент скучающий охранник обомлел, увидев, как заключенный вываливается из душа, покрытый кровавыми разводами. Первая его мысль была — этот придурок нашел способ вскрыть себе вены. Вторая — он нашел способ вскрыть себе глотку! Конечно, вскоре все разъяснилось, и арестанту, икающему от смеха (и чему бы я так радовался, подумал охранник) даже разрешили смыть краску. Зря, думал потом охранник — раз он так радовался шутке своих хвостатых приятелей, пусть бы ходил разукрашенный.

Но шутка несла в себе и угрозу. Город всполошился: как могли морлоки выйти из заблокированного глайдер-порта? Да еще и спустить в резервуар восемь тонн красителя? И что еще у них там валяется на складах? Что они выпустят в системы жизнеобеспечения?

Знатоки вражеской идеологии сообразили, что тут намекают на десять казней египетских, и вскоре текст соответствующего фрагмента Писания разбежался по инфосфере Пещер. Если красная вода проявила себя вполне безобидно и люди отделались испугом, то дальнейшие библейские события намекали на самую настоящую биологическую войну, которая в замкнутом пространстве Пещер Диса могла вызвать… да полный геноцид населения.

Никого особенно не волновало, где морлоки возьмут жаб или песьих мух. Отчего-то все восприняли как само собой разумеющееся, что у морлоков все это имеется. И транспортники, а так же промышленники, чьи грузы застряли на складах глайдер-порта из-за восстания, стали выглядеть очень бледно: сколько бы они ни уверяли, что на складах глайдер-порта биологического оружия нет и быть не может, а верить им почему-то никто не хотел.

И тут явился человек, которого почти перестали принимать в расчет. Тот, кого едва не презирали за то, что позволил взять себя в заложники. Фигура почти одиозная.

Максим Ройе.

Его рыжая голова воспарила над трибуной Совета кланов и поинтересовалась: а в чем, собственно, загвоздка с переговорами? Ему почти снисходительно объяснили: морлоки не желают выслушать указ Императора до тех пор, пока их не признают равноправными гражданами дома Рива. Но ведь они и есть равноправные граждане, пожал плечами Ройе. По факту. По закону от двести лохматого года Эбера любой, кто выполнил хоть какие-то работы на корабле дома Рива, должен считаться свободным и полноправным гражданином дома Рива. А эти морлоки на его, Максима Ройе, глазах, выполняли работы по сборке и разборке воздушного фильтра на корабле, находящемся в собственности дома Рива. И соврать не даст полковник Ольгерд, который тоже своими глазами это видел.

Полковник Ольгерд, может, и не дал бы соврать, но эти «работы» счел фарсом от начала до конца, о чем не замедлил сообщить Совету кланов. Будь это хоть фарс, хоть пантомима в трех действиях — но морлоки на борту «Сабатона» собирали и разбирали воздушные фильтры, а значит, они граждане дома Рива, и как таковые, подлежат суду Дома, и если полковник Ольгерд уймет свой милитаристский зуд, то Максим Ройе берется добиться бескровной сдачи так называемого отряда Сэймэйгуми, и предотвращения биологической войны в Пещерах.

У полковника Ольгерда страшно чесались руки на счет самозваного морлочьего войска, но он прекрасно понимал, что штурм — это крайнее средство, ультима рацио. Посему он впустил Максима Ройе в глайдер-порт для переговоров, тихо надеясь, что морлоки его там пристрелят.

Надежды не оправдались. Морлоки согласились сдаться всем составом Сэймэйгуми, то бишь выйти через центральную грузовую магистраль без оружия и брони, в ноль часов ноль минут очередных планетарных суток.

Посмотреть на это собралось столько народу, что полиции пришлось перекрыть подходы к глайдер-порту за километр. Столпившись у общественных мониторов, граждане дома Рива наблюдали, как ровным строем, колонной по пять в ширину, под грохот пластиковых бочек, приспособленных вместо барабанов, морлоки выходили из глайдер-порта и пели:

Вместе с морлоками вышли несколько сотен тэка. Тут даже до самых недалеких дошло, каким именно образом морлоки сумели добраться до шестого резервуара и спустить туда пищевой краситель. Собственно, морлоки тут ничего и не сделали. Всю диверсию, от начала до конца, взяли на себя тэка, почти неотличимые в лицо, одетые в рабочие комбо служащих внутренних коммуникаций. Они пробрались по системе канализаций и воздуховодов, и каждый тащил на себе сорокакилограммовый мешок красителя. Они врезались в систему жизнеобеспечения и спустили в воду мешок за мешком все восемь тонн. А сейчас они шагали среди строя морлоков, еле поспевая шаг в шаг, и пели вместе с ними:

Достигнув оговоренной отметки на магистрали, морлоки и тэка садились, сложив руки за голову и скрестив ноги. Все это время они не переставали петь:

И только когда последний занял свое место, песня прекратилась и барабаны смолкли.