Трое солдат сидят на земле и играют в кости. Издалека доносится женский плач, время от времени слышны стоны.
Гай
(трясет кости) Ну же, Меркурий! Я что, мало приносил тебе жертв! Пошли же мне шестерочку, шестерочку, шестерочку….
Бросает кости. Разочарованно хлопает себя ладонью по бедру.
Максимус
«Шестерочку, шестерочку»… Ты не Меркурию жертвы приносил, а Бахусу. В храме я тебя ни разу не видал, все больше в кабаке.
Бросает кости. Двое партнеров по игре тихим «О-о!» выражают свою капитуляцию. Максимус берет окровавленный хитон и по-хозяйски складывает.
Гай
Да ладно. Не очень-то и нужна эта тряпка. И в кровище вся…
Максимус
(смеется) Что, зелен виноград? Хитон-то хороший, цельнотканый — а кровищу и отстирать можно.
Кратон
А знаете, какая жертва Меркурию больше всего угодна?
Гай
Ну?
Кратон
Белый воробей или ворона! Вот, если перед гермой принести в жертву белого воробья или ворону, а потом их кровью помазать себе ладони и лоб, то потом уж удача тебя не оставит. Я знал одного парня, который так сделал — он родом из Севастии, мы с ним в третьей манипуле вместе служили. Так он удачливый был — прямо не могу. В кости с ним хоть не садись, всю манипулу обыгрывал. Он-то мне этот секрет и открыл.
Гай
Так он, небось, жульничал!
Кратон
Вестимо, жульничал! А для этого знаешь, какая удача нужна?
Максимус
Человеку, который способен изловить белого воробья или ворону, Меркурий и так покровительствует от рождения. Нужно родиться в тот день и час, когда Меркурий сильнее всего на небе. Этого жертвами не добиться — тут решают боги. Знаете, как один мужик написал: «Раб может выйти в цари, пленник — дождаться триумфа; только счастливец такой редкостней белой вороны».
Гай
Кстати, о царях. (Понижает голос) Вы видите, чего с нашим сотником творится, с той самой минуты, как мы подвесили Царя Иудейского?
Максимус
Да, дела. Если бы я не знал Лонгина, я б решил, что он напился.
Кратон
Он на службе даже разбавленного не пьет.
Гай
А я бы выпил. Живот сводит, как будто перед боем… Словно надвигается что-то…
Максимус
Это просто погода. Небо затянуло тучами, с юга хамсин ползет. Проклятая страна…
Кратон
Что Он закричал, Максимус? Ты вроде немножко понимаешь по-еврейски.
Максимус
«Боже мой, Боже, зачем Ты меня оставил!»
Кратон
Сотник правильно сказал: этот человек был праведник. Другие-то все больше матерятся, мало кто взывает к богам.
Гай
А боги не покарают нас за то, что мы распяли Праведника? Посмотри, как темно в небесах — может, это знак?
Максимус
Если и знак, то не для нас. Кто мы? Солдаты. Зубы и когти Кесаря. Нам отдают приказ — мы выполняем, и с нас спроса нет. Мы так же невиновны, как… вот это копье!
Входит Лонгин. В его руках копье.
Лонгин
Темнеет. Пора завершить казнь. Пойдите к крестам и прервите страдания тех, кто еще жив.
Гай
В смысле?
Лонгин
Галилеянин умер. Я проверял, из раны потекла вода — значит, Он мертв. Перебейте голени разбойникам. После этого вы свободны — за трупами придут служители Геенны…
Максимус
Слушаемся!
Солдаты собирают кости, поделенную одежду Иисуса — и уходят. Издалека слышны удары, короткие вскрики, женский плач. Лонгин действительно похож на пьяного. Он тяжело опирается на копье, прислушиваясь к этим звукам — как будто ему трудно стоять на ногах.
Лонгин
День страшный окончен. Рыдает Фрейя
Над телом сына, и волосы рвет.
Незрячий Хёд, коварной рукою
Злобного Локи хитро направленный,
Копьем из омелы, черенком зачарованным,
Прекрасному Бальдру ребра пробил,
И мир померк. Мертва Красота,
и Сила слагает костер погребальный,
И шепчет Вотан, отец богов:
Где бог, который вернет мне сына?
Но тщетны мольбы: такого Бога
На свете нет. Все слабее цепь,
Которой Фенрис клыкастый скован,
И волки в небе за солнцем гонятся,
И черви точат земное чрево.
И я сжимаю копье кровавое,
Как Хёд слепой, чью руку направил
Злокозненный Локи. Вода и кровь
Из раны рдяной мне в руки хлынули,
И мир померк… Я всего лишь сотник.
Не прокуратор. Я не могу
Омыть так просто ладони липкие.
Виновен я. Вот этой рукою
Убиты правда, любовь и совесть.
Приказ есть приказ. И грех есть грех.
И смерть есть смерть. Бессилен Вотан
Отнять у ада Бальдра Прекрасного —
Чего же я, несчастный, требую?
Кем был Он мне? Я и дня не знал Его.
Один лишь взгляд — да слово прощения.
«Отец, прости их — они не ведают,
Что творят!» Святая истина.
Хёд слеп как крот, и копье не видит,
Куда вонзается. Теперь я знаю.
Прозрел безглазый. Прозрел — и видит,
Что он виновен.
Входит Мария Магдалина, Мария Иаковлева и Саломея.
Мария Иаковлева
Солдатик! Добрый солдатик, прошу тебя, позволь нам снять и похоронить его.
Лонгин молчит. Саломея истолковывает его молчание по-своему.
Саломея
Ему, видать, деньги нужны. Ни жалости у этих язычников нет, ни совести. Я прихватила с собой немного — купить масла для погребения. Дай ему.
Мария Иаковлева
(берет у нее деньги) Солдатик, если тебе серебро нужно — то возьми десять сиклей. Больше у нас нет.
Лонгин
Что за счастливый день — все мне предлагают взятку. Ты знаешь Мириам из Магдалы, женщина?
Мария
(выступает вперед) Я здесь.
Лонгин
Ты была права. Еще ночь не пришла — а я уже нуждаюсь в прощении.
Мария
Он простил тебя.
Лонгин
Я знаю, но от этого не легче. Кем Он был? Почему я сейчас чувствую себя как убийца Бальдра?
Мария
Кого?
Лонгин
Бальдр Прекрасный, сын Вотана, отца богов. Он был так прекрасен и телом, и душой, что все создания в мире — даже деревья и камни — согласились не причинять ему вреда, когда его мать, Фрейя, попросила их. Она забыла попросить лишь омелу — маленькое, слабое растеньице.
Саломея
Не говори с язычником, Мириам. Не слушай его нечестивых россказней.
Лонгин
Локи, бог огня и лжи, заколдовал омелу, сделав ее твердой, изготовил из нее копье и вложил его в руку слепого Хёда, бога удачи. Тот бросил копье — и Бальдр умер. Ответь мне, Мириам — почему с того часа, как умер твой Учитель, мне кажется, что в мире уже никогда не будет весны? Неужели Он и вправду сын бога?
Мария
После того, как мы похороним Его, после Пасхи — приходи вон туда, к Его могиле. Я расскажу тебе, кем Он был.
Мария Иаковлева
Да ты с ума сошла. Он же язычник!
Лонгин
Я приду. Забирайте тело.
Женщины уходят. Мария задерживается ненадолго.
Мария
Теперь ты понимаешь, сотник?
Лонгин
Да. Он пронзил меня так же верно, как я его. И тоже насмерть. Женщина, моя жизнь разорвана на части. Посмотри: руки до сих пор в крови; она ударила, как бьет вино, когда из бочки вышибут чоп. Я сразу вспомнил все плохое, что совершил на своем веку. Боги, да совершил ли я хоть что-то хорошее? Мне поначалу хотелось бежать и мстить… Перебить ребят, добраться до глотки Пилата, Кайафы… того парня, что продал Его…
Мария
Тот парень повесился днем.
Лонгин
А я хотел после всего броситься на меч, но теперь уже оставил эту мысль. Кто я такой, чтобы судить и казнить кого-то… хотя бы и себя? Если надо было что-то делать — то делать тогда, когда мне приказали бичевать Его. Встать за него с этим мечом, хотя бы и одному против всего Рима, против всего мира… Но я струсил, женщина. Теперь я не могу прятаться за словами — «солдатский долг», «приказ», «слава Рима»… Я никогда не показывал спину врагу — но встать против друзей, когда они неправы, оказалось мне не по силам. Какой же смысл мстить сейчас, когда все потеряно?
Мария
Не все потеряно. Ты веришь в вечную жизнь, сотник?
Лонгин
То, о чем рассказывают фарисеи? (Мария кивает) Теперь уже нет.
Мария
Верь, сотник. Его Мать просила меня встретиться с тобой и сказать тебе это слово: верь.
Лонгин
(потрясен) Его Мать?
Мария
Она прощает тебя, как Он простил.
Лонгин
(падает на колени, как под невыносимой тяжестью, продолжая цепляться за копье) Не надо! Я больше не выдержу.
Мария
Должен выдержать. Она просит тебя еще об одном.
Лонгин
Что Ей угодно?
Мария
Сохрани копье.
Лонгин
Зачем?
Мария молча уходит.
Лонгин
(ей вслед) Зачем?!
Вбегает Максимус, салютует.
Максимус
Кентурион! (замечает состояние Логина) Кентурион… вам плохо? (с недоверием) Эта баба что, ранила вас?
Лонгин
Не родилась еще баба, способная меня ранить… Это все солнце, это все проклятое здешнее солнце и проклятая жара, Максимус… и доспехи… Я человек северный, все никак не привыкну.
Максимус:
Воды, кентурион?
Лонгин
Нет. Крови достаточно… Ее хватит на всех… (поднимается) В чем дело, говори.
Максимус
(после короткой паузы, в ходе которой он явно прикидывает, насколько вменяем сотник) В общем, только что доставили новый приказ от прокуратора… Эти еврейские жрецы прямо на шею ему сели и пьют кровь как клещи! У них там в храме случилась неприятность — рухнула балка и порвалась какая-то завеса, так что весь народ увидел то, чего видеть нельзя никому, кроме жрецов… (хихикает) Они себе все бороды повыщипали от горя!
Лонгин
(борясь с подступающим обмороком) Короче!
Максимус
Да, так кто-то из них вспомнил, что этот, который Царь, говорил, как воскреснет на третий день после смерти… Короче, они попросили поставить у гроба, кроме храмовой ихней стражи, еще и наш караул…
Лонгин
Они в самом деле верят, что Он воскреснет?
Максимус
Да нет — боятся, что ученики ночью украдут тело из гроба.
Лонгин
Это вряд ли… бабы показали больше отваги… Но не родилась еще та баба… которая… (падает).
Максимус
(в ужасе) Кентурион! Кентурион!!!