Женщина была, как и большинство простолюдинок, небольшого роста, пухлая и темноволосая. Держалась она с большим достоинством, но не без той скованности, которую планетники нередко ощущают в присутствии космоходов, особенно из старинных и знатных родов. Звали женщину Ашерой Михра, и она сама искала встречи с Роксаной Кордо, главой императорской комиссии по положению гемов – что было довольно нетипично: обычно хозяева гемов от таких встреч всячески уклонялись и увидеться удавалось только в здании суда.

Рокс жестом пригласила посетительницу сесть и налила ей минеральной воды, чтобы та чувствовала себя непринужденней.

– Мы занимаемся гемами, которые страдают от жестокого обращения. В первую очередь, – сказала Рокс. – Поэтому появления хозяина здесь по собственной воле… необычная вещь.

Не то чтобы совсем необычная, добавила она про себя. Здесь в последнее время каждый день по собственной воле кто-то появлялся – поскандалить. К счастью, Рэй Порше и старый Скимитар могли деликатно и почти безболезненно скрутить и вынести из офиса посетителя любой весовой категории.

– Спасибочки вам, – сказала женщина, но к стакану не прикоснулась. – Так я насчет своей гем-девушки, Тануки…

Рокс кивнула, поощряя говорить дальше.

– Я её сама не бью и даже в полицию редко посылаю, будьте покойны, – сказала женщина. – Да если хотите, она сама вам скажет… Никогда этого у меня не водилось…

– Я вполне готова вам поверить, – сказала Рокс. – Но всё ещё не понимаю причины вашего визита.

– Ага, о причине-то всё и дело, – трактирщица прочистила горло. – Видите ли… Задурил он ей голову. Вот всё дело в чём – заморочил мне служанку.

– Э-э… кто именно? – Рокс почувствовала кисловатый привкус. Гем-служанки или работницы-тэка порой становились жертвами соблазнения или насилия со стороны людей. В последнее время даже не «порой», а ужасающе часто – Рокс познакомилась с динамикой этого процесса в полицейской статистике благодаря Исии. Бог весть почему подонки делали это – услуги проституток неуклонно дешевели, и при свободных нравах простолюдинов только полный ублюдок не мог бы найти себе женщину бесплатно. Наверное, гемок насиловали именно такие… Если у жертв был на тот момент отработал депо-имплантант и они беременели, эти беременности искусственно прерывали. Как правило. Но случалось, что дело выплывало наружу только с родами. По законам дома Рива, таких детей стерилизовали во младенчестве, и в дальнейшем они присоединялись к рабам. От гем-рабыни не мог родиться свободный человеческий ребенок.

Рокс находила эту практику отвратительной. Если Танука беременна от человека, ее нужно укрыть в Салиме и младенцу тоже, когда он родится, предоставить убежище…

– Да пацан этот имперский, – госпожа Ашера понизила голос. – Ну, Суна Эрикардас, да вы его знаете…

Роксана Кордо почувствовала толчок под ложечкой. А откуда…?

– Его все знают, – тем же заговорщицким тоном добавила женщина. – Он ко мне захаживал. Аппаратура-то у меня – старьё, часто рук просила. А рук ему было не занимать, умел заставить вещи работать. И вежливый такой всегда, уважительный… Кто ж его знал! Мягко стелил, одним словом. Ну и совратил её… за моей спиной.

– В каком смысле совратил? – сухим ртом спросила Рокс.

– Да Богом своим распятым запорошил все её куцые мозги! Вот ведь непонятливая вы какая! – всплеснула руками женщина. – Ох, что это я – простите, простите!

– Нет-нет, ничего, – у Рокс отлегло от сердца, – продолжайте.

– Так я и говорю: сбил ее с последнего толку. Имя придумал. И накрутил в башке, что вроде она тоже человек и права имеет… А тут указ об элиминации, и идут такие разговоры, что скоро будут тэка стерилизовать…

Рокс, прикрыв глаза, кивнула. От своих медтехников она знала, что программа стерилизации для тэка – дело решенное, и откладывается лишь по организационным причинам.

– …А для меня ж это погибель, – продолжала матушка Ашера. – Я ж не молодею, а от Илихау – это сына моего так зовут – проку никакого. В отца удался – и руки не тем концом растут, и в черепушке ветер… Если я приболею или устану – кроме Тануки, управиться некому. И купить себе второго помощника я уж никогда не смогу. Словом, решила я свести Тануку, чтобы принесла детеныша, пока за нас с этим указом не принялись… Договорилась с Истер, это соседка одна, у неё парень, заплатила ей, все честь по чести, и тут эта дура берет и упирается: я не могу с чужим, у меня муж есть. Какой-то из муниципальных. Нет, ну вы видали? Муж у нее!

– Надо думать, его тоже сбил с толку Суна, – Рокс уже начала раздражать эта женщина.

– Точно! – гостья звонко шлепнула себя по ляжке. – Как в воду глядите, барышня! Я сначала её прибить хотела – не всё ли ей равно, дуре, они же все на одно лицо! А потом думаю – да какая разница, от кого она принесет, от соседского или от этого, муниципального… Ну и не прибила…

– Я всё ещё не понимаю, чего вы хотите от меня, – устало проговорила Рокс.

– Так я как раз до этого и дошла! С Истер я сделку-то разорвала, даньги назад потребовала, а она возьми, стерва, да и стукни на меня, что это, мол, я сама и позвала Апостола Крыс, и привечала его всегда, и сын мой с ним знался… В общем, прижали меня со всех сторон, а я ведь совсем недавно ещё и штраф за сына заплатила… Я к инспектору Исии, по старому знакомству, да вы тоже его знаете – что делать? Он-то мне вас и присоветовал!

– И чем же я могу вам помочь?

– Так девку-то у меня забрали! В тюрьму забрали, в гемский загон, куда бесхозных отдают! А я ж без нее как без рук! – с госпожи Михра слетело все тщательно собранное достоинство. – Помогите мне ее вернуть!

– Погодите, постойте – Рокс помотала головой. Картина наконец-то прояснилась, но, кажется, госпожа Ашера Михра не понимала, какие у нее перспективы. – Мы не можем забирать гемов просто так откуда бы то ни было. Мы имеем полномочия забирать только тех, кто стал жертвой жестокого обращения.

– Она стала! Она стала! Я ее вчера видела, на ней лица нет – а она ведь уже с детенышем! Бьют их там – а ну как она выкинет? А ну как помрет? Я же с ног сбиваюсь, что делать-то?

– Но когда мы ее заберем, она к вам не вернется, – сказала Рокс.

– Как это не вернется? – опешила матушка Ашера. – Она же моя! И детеныш мой!

– Погодите, – сказала Рокс. – Поймите, существует закон. Если мы заберем ее в Салим – это значит, что мы забрали ее из-за жестокого обращения. Но если она уже конфискована у вас – мы не сможем ее вам вернуть.

– Как же так? – всплеснула руками женщина. – Что ж тогда Исия мне говорил, чтобы я к вам-то обратилась?

– Исия… – Рокс потеребила стило. – Он умный человек и явно что-то имел в виду. Я поговорю с ним, госпожа Михра. Свяжитесь со мной завтра, – она протянула женщине карточку. Та вышла, пятясь и кланяясь.

Рокс прошлась по кабинету, потерла лоб, скомандовала автосекретарю связаться с Исией и получила ответ, что господин Исия не принимает вызовы. Рокс продиктовала сообщение для Исии, и решила, что имеет смысл поговорить с Сильвер.

…Дик написал ей из Космопорта Лагаш об имперской военнопленной, психотерапевте с грудным младенцем. Кроме нее, из Лагаша нужно было забрать Рэя Порше. Рокс не застала Дика и Габо – пока ее глайдер добрался до Лагаша, навеги были уже в море. Но он успел оставить в городе свой след: Рэй познакомил ее с Гедеоном, армейским морлоком, и с тэка Иоанном. В полуразрушенной церкви на полигоне, куда ее ночью тайно провели тэка, Рокс увидела потрясающую роспись: небо, полное разноцветных летучих рыб.

Рокс назначила переговоры с комендантом Лагаша и попросту перекупила Сильвер, как в свое время доктора Монтеро. Эта женщина оказалась не менее ценным приобретением, и очень своевременным: Роксана уже начала чувствовать признаки нарастающего неблагополучия в среде гемов.

Этого следовало ожидать – они оказались именно в той ситуации, которую переносили хуже всего: перемены, источник постоянного стресса. Кроме того, они привыкли работать, а в Салиме работы уже не хватало на всех. Рокс была слишком занята работой в комиссии. Керет ловко сыграл, превратив её в имперского чиновника – ничего лучше и придумать нельзя, чтобы спутать человека по рукам и ногам. Теперь ее дни были заполнены до отказа встречами, составлением документов, изучением законов, регламентирующих деятельность ее департамента и набором штата сотрудников – и среди всего этого нужно было как-то выкраивать время непосредственно на гемов. Для разговоров с друзьями и обсуждения текущих дел осталось только обеденное время.

– Я полагаю, – сказала за обедом Сильвер, выслушав историю Ашеры, – что Исия имел в виду именно это. Промысел на стороне. Гемы – те, кто этого хочет, конечно, – будут работать, мы будем получать их зарплату – «деньги на содержание», как здесь говорится, но передавать её им самим.

– Рэй, а что ты думаешь? – Рокс повернулась к морлоку.

– Тануку нужно забрать, – Рэй не поднимал глаз от миски. – И то, что сказала госпожа Сильвер – неплохая идея, но… зачем нам деньги? Мы ведь не имеем права делать покупки для себя. Нам просто никто ничего не продаст.

– Торговая сеть… – сунув опустевшую тарелку в посудомойку, Сильвер перебралась на диван, расстегнула блузу и начала кормить Чу, – должна, конечно же, принадлежать самому Салиму. Комендант Лагаша учредил нечто подобное для имперских пленных, когда нам дали работу.

– Не знаю, – поморщился Рэй. – Вы будете получать деньги, раздавать их гемам, чтобы потом гемы на эти деньги покупали у вас вещи, а деньги возвращались опять же к вам.

– Не к нам, а к государству, – поправила Рокс.

– А в чем разница? – не понял Рэй, – проще будет раздавать сразу еду и вещи.

– То есть, превратиться в императорскую контору по сдаче рабов в аренду, – вздохнула Сильвер. – Рокс, для нас проблемой номер один должна быть их социализация.

– Социализация – это признание обществом, – сказала Роксана. – Как заставить общество их признать?

– Социализация – это признание себя частью общества, – возразила Сильвер. – Не рабочим инструментом, а частью социального организма.

– Ну и как ты предлагаешь это сделать?

– Сеть, как я сказала. Понимаешь, Рэй, гемы должны уметь совершать осмысленные социальные действия. В том числе и делать покупки, платить за аренду жилья, воспитывать собственных детей – это ведь умеют делать только дзё. Салим должен заняться обучением…

Она не договорила, прерванная сигналом сантора. Рокс посмотрела на окошко вызова и тихо чертыхнулась – Бет Шнайдер; значит, проигнорировать вызов никак нельзя.

– Извините, – надвинув визор на глаза, она соединилась.

– Привет, Рокс, ты не занята? – Бет улыбалась, но по ней было видно, что улыбка скрывает тревогу. – Мне, такое дело, срочно нужна твоя помощь.

– Мне приехать? – вызов племянницы тайсёгуна был хорошим извинением для того, чтобы отложить неприятную встречу в мэрии – но проблема в том, что откладывать ее до бесконечности все равно было никак нельзя; напротив, имело смысл провести как можно скорее.

– Нет, я, в общем, хочу только совета, – Бет прокашлялась. – У меня тут, понимаешь… дуэль.

– Дуэль? – изумилась Рокс. – Тебя вызвали?

– Да нет, ты что, я же императорская невеста. Меня нельзя.

– Именно, – Рокс вздохнула с облегчением.

– Подраться хотят две дурочки в моей свите.

– О, боги. Кто?

– Дэйла Сонг и эта, новенькая… Эли Огата.

– Огата… Стоп, она что – дочка владетельницы Сога?

– Точно.

– М-м-м… Очень плохо.

– Спасибо, я в курсе, что это очень плохо. Но что мне делать?

– Ну… ты можешь им просто запретить.

Бет закатила глаза.

– Это я тоже знаю, представь себе. Но тогда они просто потупят глазки, скажут: «Да, сеу Элисабет», а потом решат всё дело за моей спиной.

– Тогда их ждет арест, суд и бичевание. Сейчас военное время, дуэли без санкции запрещены.

– Во-первых, запрещены только смертные бои, а они собираются драться до первой крови. Но одна из этих дур может порезать другую насмерть нечаянно, а как раз это мне нужно как алмазная пыль в глазу. Одна из них – племянница лорда Кимера. Вторая – дочь леди Сога. Они с первого дня как самцы бойцовых рыбок.

– Из-за чего дуэль?

– Ты себе не представляешь, – Бет фыркнула и снизила голос… – Из-за Дика.

– Что?!!

– То есть, не из-за него самого, конечно – просто Дэйла обозвала матушку Эли дурой. И знаешь… я с ней согласна. Я случайно подслушала их разговор – Господи Иисусе, как хорошо, что меня понесло на колоннаду, а то ведь эти балды прямо там, на месте и исполосовали бы друг дружку, не дожидаясь меня… В общем, эта Эли пела со слов своей матушки, что Дик… ты сидишь? Лучше сядь, я чуть не упала – что он имперский синоби!

* * *

Началось все с того, что дядя расширил свиту Элисабет.

– Может, лучше просто купить попугая? – Бет с невинным видом посмотрела на дядю исподлобья. – Или даже двух. Я их говорить научу…

– Эльза, прошу тебя, отнесись к делу серьезно, – сказала бабушка Альберта.

– А я и стараюсь, – огрызнулась Бет. – Я нашла себе дело. Важное и нужное, – бабушка… нет, не фыркнула – это было ниже ее достоинства – только обозначила выдох, чуть более интенсивный, чем обычно. Бет в поисках поддержки повернулась к Рихарду. – Ты сам сказал, что Салим – это важно!

– Благотворительность – это, конечно, важно, – по еле заметному жесту дядиного пальца паж-ординарец долил вина в его бокал. – Но политика важней.

– Да при чем тут политика? – Бет с досады звякнула вилкой о тарелку громче, нежели предписывал этикет – во всяком случае, косой взгляд бабушки она истолковала именно так. – Я и без того не знаю, куда их девать и чем занять. Я не могу целыми днями сидеть и крутить из бумаги кусудамы, как… – «эта глупая курица, моя будущая свекровь…» – государыня Иннана. Или сочинять стишки на языке, которого я все равно не знаю!

– Фарси – прекрасный язык, – как бы в пространство сказала бабушка. Бет в ответ выдала длинную тираду на гэлике – весьма цветистое речитативное проклятие из «Руки Нуаду».

– Эльза, – произнес Рихард в регистре «холодная сталь». Потом смягчился. – То, что ты не знаешь, как обращаться со своей свитой и зачем вообще она нужна – не твоя вина; я просто был очень занят и не объяснил тебе, зачем это нужно.

– Она должна была понять сама, – сказала бабушка Альберта. – Прошло довольно много времени, в конце концов…

– Нет, – возразил Рихард. – Она получила не то воспитание.

– Нормальное воспитание я получила, – пробормотала Бет.

– Нормальное, но не то. Эльза, твоя свита – это молодые люди из разных кланов, которые должны будут прийти нам на смену. Здесь, во дворце, они собраны для того, чтобы познакомиться с атмосферой столицы, узнать поближе друг друга; возможно – даже подружиться или заключить брачные союзы, которые я готов, кстати, всячески поддержать. Мы еще очень неоднородное общество, Эльза. Нам нужен цементирующий фактор, который покончил бы с клановой системой и клановой враждой в течение двух-трех поколений. Наша задача – выступить на Инаре перед шедайин как единый организм. При любом варианте развития отношений. Карл, пойди узнай, ждет ли меня господин Руис.

– Слушаюсь, – паж чеканно поклонился и вышел. Рихард, откинувшись на спинку кресла, поиграл вилкой.

– Есть еще один некрасивый, но важный аспект – заложничество. Главы кланов, родители этих ребят, знают, что их дети здесь не только воспитанники и ученики дворцовой школы – но и заложники. Зная это, их родители, главы кланов и видные чины армии и флота, дважды подумают, прежде чем поднимать мятеж.

– А если кто-то все-таки поднимет мятеж? – у Бет встал в горле кислый комок.

– Мне придется принять тяжелое решение, – очень печально сказал Шнайдер.

«За тобой не заржавеет» – подумала Бет, а вслух сказала:

– Они, конечно же, все знают это, да?

– Да. Я сам был таким заложником. И Лорел. Именно тогда нас и заметил Бон…

– Понятно. Значит, и эта новенькая, Элинор…

– Я беспокоюсь о клане Сога. С ним не все ладно.

– С ним все неладно, – бабушка снова… интенсивно выдохнула. – Но, к сожалению, у меня никак не дойдут руки. И то, что я не получаю от Эльзы помощи…

– Да чем я могу помочь?! – Бет еле удержалась, чтобы не бросить вилку и нож на скатерть.

– Стать наконец тем, кем ты должна стать, – отчеканила бабушка. – Их лидером.

«Ну спасибочки. Не прошло и полгода, как бабушка пояснила, чего от меня хочет», – Бет готова была рычать и плеваться. И тут до нее дошло…

– Стоп-стоп… Элинор – как вы сказали? Огата?

– Сестра Ринальдо Огаты, – подтвердил Рихард.

– Но не твоя, – добавила бабушка. – Она законная и посмертная дочь своих родителей. Носительница пилотского комплекса, как и ты, но…

– Но неудачного варианта, да?

– Именно.

Бет поморщилась. У изящной барышни из метрополии от такого разговора наверняка испортился бы аппетит, но Бет не была изящной барышней из метрополии, а готовили на дворцовой кухне отменно. И как бы ни повернулся разговор, десерт стоил того, чтоб вытерпеть это занудство.

– Хорошо, – сказала она. – Пригреем крошку Элинор…

– Я хотела бы, чтоб ты отнеслась к этому делу серьезней, Эльза.

– Да куда серьезнее – я не знаю, как ей в глаза смотреть.

– Как раз к этому можно подойти не столь серьезно, – сказал Шнайдер. – Ты впадаешь в крайности, Эльза. То ты совсем не интересовалась своей свитой, то – я по глазам вижу – начинаешь вдруг чувствовать перед ней какую-то вину. Уверяю тебя, ничего страшного с юной Элинор не случится.

– И не такая уж она крошка, если хоть сколько-нибудь удалась в мать, – прибавила бабушка.

Бет расправилась с десертом, поцеловала сеу Альберте руку и удрала в библиотеку – переваривать съеденное и услышанное. До шести часов она была предоставлена самой себе – а дальше начиналось то, что тут называли «открытым вечером», а Бет про себя звала «посиделками»: юноши и девушки из ее свиты собирались в одном из залов и… как бы это попроще сказать… общались. Музицировали. Баловались сочинением буриме. Иногда выбирались на закрытую площадку – или на открытую, если погода позволяла – и предавались спортивным играм на свежем воздухе. А оказывается, это она должна была придумать им какое-то занятие. Очаровательно, просто очаровательно. Особенно с учетом того, что все они заложники, и если кто-то из их родителей взбрыкнет – вполне возможно, покатится голова.

– Чего не сделаешь для всеобщего бла-бла-блага… – пробормотала она, входя в библиотеку.

Ответный смех заставил ее вздрогнуть.

– Кто здесь? – резко, возвысив голос хоть и не до крика – но во всю силу голосовых связок спросила она.

– Я прошу прощения, – из глубокого кресла, повернутого спинкой к двери, поднялся юноша. Плато Мардукас, внук великого адмирала. Короткая стрижка, две белые пряди над лбом. Добрые глаза, но какое-то странно непроницаемое, почти суровое лицо. Очень широкие плечи. Плато был борец и боксер, и хотя он состоял в свите Бет уже почти полгода, больше она о нем ничего не знала. Ну разве только – что он хорошо успевал по математике и истории. Его работы, по словам учителей, были образцовыми.

– Что ты здесь делаешь?

– Читаю, – Плато явно удивлился: чем же еще можно заниматься в библиотеке? – Извините. Мне… понравилось, как вы это сказали, а я не всегда могу удержаться. Я очень смешливый. Мой главный недостаток.

«Если бы ты отнеслась к этим ребятам повнимательнее, ты бы знала, что Плато смешлив…»

– Это ты извини, – Бет опустилась в кресло у терминала. – Просто ты меня немного напугал – в это время в библиотеке обычно никого нет…

– Обычно здесь есть я, – все с тем же легким оттенком удивления возразил Плато. – Но вы меня никогда не замечали… А я к этому и не стремился.

– Мы разве… на вы? – Бет стало неловко.

– Как дочь тайсёгуна, племянница тайсёгуна и невеста Тейярре, вы, несомненно, можете свободно выбирать форму общения, не спрашивая меня. Со своей стороны вы можете даровать мне привилегию общаться с вами на «ты», но вас ничто не может к этому обязать.

– М-м-м, – Бет воспользовалась прекрасной возможностью, которую предоставляют брюки: влезла на кресло с ногами. – Даю тебе привилегию. Я думала, что когда мы получше раззнакомимся, это произойдет само собой. Но раз у нас все так официально…

Плато, к ее удивлению, опустился перед ней на колено и коснулся пола правой рукой. – Послушай, а можно как-то без этого вот церемониала?

– Можно, – Плато выпрямился. – Но нужно ли? Когда отношения регулируются церемониалом, остается меньше пространства для непонимания и обиды.

– Я считаю наоборот, – вздернула подбородок Бет.

– Как тебе угодно, – согласился Плато.

– Стоять тоже не обязательно. И вообще… Займемся каждый своим делом. Ты читай, а я… побегаю по инфосети.

Каждый занялся своим делом: Плато погрузился в книгу, Бет начала искать информацию по клану Сога.

Итак, клан Сога контролирует континент Биакко, эн миллионов лет назад расколовшийся на семь больших островов – из-за чего также принято называть его Рэтто, «Архипелаг». Расположен в Западном полушарии Картаго, тянется от экватора на юг. Четыре южных острова скованы льдом и малопригодны для жизни – но три остальных, Хребет, Лапа и Голова, могут похвастаться самым приятным на планете климатом. Благодаря термальным водам и экваториальному положению температура на этих островах не опускается ниже 260 по Кельвину даже в пик Долгой Зимы, а внутренние проливы и порты северного побережья никогда не замерзают… Высокий уровень сейсмической активности не дает развивать на континенте промышленность – но зато подкупольное земледелие имеет большие перспективы… Самый большой город Биакко, Шоран, является заодно и крупнейшим портом… Клан Сога называют также Домом Белой Ветви – из-за ветки сакуры в гербе… Так, это общие сведения, это интересно, но вот что еще интересней – это то, что Сога – единственный клан, отхвативший себе во владение целый континент. Ну ладно, не целый – расколотый. Но весь. Остальные кланы делят пространство трех других континентов: Вара вынуждены уживаться на Сэйрю с Кимера и Дэвинами, Дусс на Гэнбу – с Молл и Танами, а уж на Судзаку какая толчея… Это что-нибудь да значит. Бабушка сказала, что с ними «все неладно». Может, тут дело в том, что, управляя континентом единолично, Сога разучились делиться властью?

В настоящий момент, сообщала планетарная хроника, кланом Сога руководила госпожа Джемма Син Огата из рода Барка. Вот это номер, подумала Бет, пробежав глазами скупые абзацы семейной хроники. Почему Рему Огате не наследовал его сын, Северин? Ну ладно, в момент гибели отца он находился на Сунагиси, потом в действующей армии, но…

Стоп. Сунагиси?!

Бет сделала ряд перекрестных запросов по «Сога» и «Сунагиси», и полученный результат ей не очень понравился. Оказывается, именно клан Сога заведовал армейским снабжением во время войны с Кенан. Для клана, контролирующего 60 % всей планетарной выработки пищевых продуктов более чем естественно, так? И именно Сога заключили со станционерами Сунагиси конвенцию, по которой вместе со станционерами грабили планету… И большая часть гражданских администраторов вышла из этого клана. Неудивительно, что Рем Огата послал на такое ответственное направление старшего сына… Удивительно другое – что этот старший сын после перевода в действующую армию словно бы полностью исчез. О его смерти не сообщается – но и о жизни не сообщается тоже. Словно сам собой у него появился ребенок – внебрачный, как указано, но при этом вроде бы признанный семьей и даже названный в честь прадедушки Анибале. Стоп-стоп… а год рождения сына – это как раз последний год пребывания Северина Огаты на Сунагиси…

Бет попробовала представить себе, что же стало с этой женщиной. Она была брошена и погибла? Или улетела со своим… любовником? Мужем? Кем она его считала – и кем он ей был на самом деле? Где родился ребенок – на Сунагиси или на Картаго? И как смотрели на его мать соотечественники – называли её шлюхой? Предательницей? Возможно, и даже скорее всего. А что если на самом деле она была партизанкой? Разведчицей? Нет, что-то у меня воображение разыгралось, стоп! – Бет продолжила упорно перебирать страницы и наконец нашла зацепку: Огата, оказывается, попал в плен, долгое время считалось, что он погиб, потом его обменяли… Понятно, почему клан принял бастарда: лучше такой наследник, чем совсем никакого – если уж среднего отдали в синоби… Сто-оп! А Рин ведь тоже незаконнорожденный.

Бет ощутила острое желание пообщаться с братиком, но сейчас, при Плато, нельзя было вызвать Ли и попросить устроить им встречу. Кажется, это единственный шанс получить информацию из первых рук. Похоже, родня этой сиротки Элинор – тот еще гадюшничек… Впрочем, моя ненамного лучше.

– Извини, Плато, что отрываю от чтения, – спросила она. – Ты что-нибудь знаешь о семье Огата?

– Так… общие сведения, – поморщился юноша. – А что, кто-то из Огата войдет в свиту?

– Элинор.

– О, – только и сказал Плато, снова погружаясь в книгу.

Это было слишком неинформативный ответ, чтобы Бет им удовлетворилась.

– Что значит «о»? – спросила она.

– Ну… – Плато отложил книгу. – Понимаете… понимаешь, я не люблю повторять слухов… а кроме них мало что известно. Госпожа Огата до сих пор не назвала официального наследника. Если она присылает сюда именно Элинор…

– Значит, она признает наследницей именно ее?

– Да. Похоже, что так.

– Но ведь вы тут… как бы это сказать… заложники. В некотором роде.

– Да, – согласился Плато. Заметив смущение Бет, он добавил – Это обычная практика, мы все знаем об этом, не волнуйся.

– Так вот я подумала – если это так, то дядя мог потребовать того ребенка, который ей ближе… не обязательно наследника.

– Да, и это может быть, – согласился Плато. – Но… тут такое дело… Понимаешь, это только слухи, в которые я лично не верю, но…

– Понимаю. Повтори мне слух, в который ты не веришь лично.

– Говорили, что Северин Огата, отец Анибале – предатель. Что он сотрудничал с партизанами на Сунагиси.

О-ля-ля… Бет не знала, что и сказать по этому поводу.

– Ты по воспитанию имперка, – продолжал Плато. – И я знаю, как, наверное, в твоих глазах выглядит его поступок. Если такой поступок и вправду был…

– Во что ты не веришь, – поддержала Бет. – Ну, давай дальше.

– Дальше – ничего. Если бы Северин Огата был виновен и в самом деле – никакое происхождение, никакая дружба его матери с Альбертой и Лорел Шнайдер не спасли бы его от виселицы. Для нас, для Рива, предательство – это самое худшее преступление.

– Да. Мне много раз об этом говорили.

– Анибале – я очень плохо его знаю, так, мельком виделись несколько раз на планетарных состязаниях. Слухи тянутся за ним всюду, где он появляется. Судачат о его бабушке, матери, отце… Мало приятного в такой жизни – неудивительно, что на ринге он очень злой. Он вышел в финал и занял второе место среди юниоров. Я бы не сказал, что победа мне далась легко. Он старается бить не просто сильно – больно. Но при этом он не подлый. Знаешь, есть всякие приемы, которые не всегда заметит арбитр, а если даже и заметит – ничем не докажет, что ты это не случайно. Он ими не пользуется при всей своей злости.

– А Элинор?

– Не знаю. С ней мы не встречались.

– Еще какая-нибудь информация? Слухи, сплетни?

– Нет. Хотя… – Плато на секунду заколебался. – Нет, думаю, тебе стоит это сказать. Когда Северин вернулся из плена, он долен был занять место отца и управлять кланом и континентом. Но этого не произошло. Говорят – потому, что в плену он стал христианином. Думаю, в этом тоже не много правды. Наверное, он сочувствовал людям, которых заставили голодать… Наверное, он не смог их после этого ненавидеть – а все остальное уже домыслили.

– Думаешь, его… ну, подставили? – Бет не могла сказать «оклеветали», ведь клевета – это возведение на человека ложного обвинения в каком-то зле, а какое же зло в том, чтобы креститься?

– Почти уверен.

– Ты вообще хорошо разбираешься в здешней политике, а?

– Не так хорошо, как мне хотелось бы. Но я стараюсь.

– На нее, наверное, не очень хорошо посмотрели после этой связи с Боном?

– На политику? – улыбнулся юноша. Потом стал серьезным. – Не очень. Ведь наследник у Огаты уже был. Но после этого Огата мог потребовать развода…

– А Бон уже женился на… моей матери? Или только собирался? – Бет напряглась, вспоминая даты. – Нет, жениться тогда он еще не мог…

– Какая разница, – пожал плечами Плато. – Я не люблю лезть в чужие любовные дела. Так что если ты не возражаешь – вернусь к чтению.

…И вот теперь сиротка Элинор предстала перед своей… сюзереншей? Сюзеренной? Как, черт побери, Бет теперь должна думать о себе? Короче говоря, перед своей начальницей.

Начальница на сиротку смотерла снизу вверх. В Элинор было добрых 190 сантиметров, и, судя по фигуре матери, она не собиралась на этом останавливаться. Джемма Син Огата смотрела на мир с высоты 195 сантиметров, и голову несла так гордо, что белые волосы, наверное, мели бы пол, не будь подобраны в высокую прическу.

Обе женщины склонились перед Шнайдером, Альбертой и Бет на колено, коснувшись пола кулаком – полувоенный поклон, принятый у знати Рива. Не очень долгий: Сога не считали себя ниже Шнайдеров.

– Я очень рада нашему знакомству, – сказала госпожа Джемма. – Мы были друзьями с вашей матерью и, я надеюсь, вы станете друзьями с моей дочерью.

Бет напряглась в попытке что-либо ответить.

– Я тоже надеюсь, – сказала она. – Но для дружбы нужны двое.

– Дадим девушкам возможность пообщаться наедине, – сказала бабушка. Трое взрослых вышли.

Бет заметила – или ей показалось – что плечи юной Элинор чуть расслабились.

– Ну, – сказала она. – Выпьем чаю? Или немножко вина? Тебе родители уже разрешают пить? Мне дядя позволяет – чуть-чуть молодого вина. Есть маленький бар. Пойдем?

– Как вам будет угодно, – поклонилась Элинор.

Она была очень похожа на своего старшего брата – а тот на свою мать. Те же светлые волосы, то же лицо, словно выточенное из черного дерева… Может быть, и замкнутость та же? – нет, немного другая. Рин мог быть очень общительным. Смотря по ситуации. Школа синоби, наверное. Элинор была замкнута иначе.

– Мне будет угодно, чтобы ты вынула свой аршин.

– Какой, простите?

– Который ты проглотила.

По недрогнувшим бровям Элинор Бет поняла, что попытка пошутить провалилась.

– Ладно, извини, – сказала она. – Послушай, нас заставляют играть в одну дурацкую игру, довольно гадкую. Вы по сути дела заложники, вас собирают из разных семей, общего между нами всеми только то, что я и вы примерно одних лет. При этом я должна изображать, что вы мои гости, и что мы все вместе чему-то учимся. Отвертеться от этого дела никак нельзя – честное слово, если бы можно было, я бы с радостью. Но нельзя. Мы должны провести пару лет вместе, и давай сделаем это время как можно более приятным для всех нас. Ну и полезным. Может быть. Тут есть славные ребята – Плато Мардукас, например. Или я. Ха-ха. М-м-м… я много болтаю. Если ты заговоришь – я заткнусь.

Бет сделала паузу. Элинор продолжала молчать.

– И тебе не обязательно становиться моим другом, если ты не можешь, – снова заговорила Бет. – Чего бы ни хотела от тебя твоя мать.

– А вы… хотите быть моим другом? – спросила девушка.

– Скажем так: я буду относиться к тебе как к другу. Не могу поручиться за свои чувства. Дружба ведь это… когда двое смотрят в одну сторону, – вспомнила она когда-то давно читанную книгу. – К ней никто не может обязать. Но относиться к людям справедливо – это я считаю обязательным… Для себя… М-м… В последнее время, во всяком случае.

– И в какую же сторону вы смотрите? – наконец девушка приняла предложение сесть и села. Ее широкие зеленые брюки тут же опустились до пола, скрыв ноги.

– Ты, – поправила ее Бет. – Говори мне «ты». Я пока еще не императрица, – и слава Богу, добавла она про себя. – В какую сторону? Ну, скажем, у меня аболиционистские убеждения. Или, например, я люблю классическую музыку. Учусь владеть флордом и легким стрелковым оружием. На чем-нибудь да сойдемся.

– Я в прошлом году выиграла первенство по стрельбе среди юниоров, – сказала Элинор.

– А твой брат занял второе место в чемпионате по боксу, – кивнула Бет.

Брови девушки приподнялись.

– У меня нет братьев.

– А… я имела в виду – твой племянник. Но он же одних с тобой лет – я думала, ты называешь его братом.

– Нет. Он мой племянник. Сеу Элисабет, я не хочу о нем говорить.

– Почему?

– Потому что о родственниках нельзя говорить плохо.

– А хорошее о них сказать можно?

– О нем – нельзя.

Ну что ты будешь делать!.. Бет сдалась.

– Где тебя разместили? Вместе со всеми, в гостевых покоях?

– Да.

– Ну тогда пошли знакомиться.

Они спустились в лифте на шесть этажей и перешли в северное крыло дворца, где жили молодые люди из свиты Бет, общим числом одиннадцать человек.

Все ждали в гостиной, все встали.

– Познакомьтесь, – сказала Бет, делая шаг в сторону, чтобы свита увидела новенькую. – Элинор Барка Син Огата.

– А мы уже знакомы – Дэйла Сонг сделала очень неформальный поклон и снова села. – Здравствуй, Эли. Как поживаешь? Как братик?

– Не знаю, – юная госпожа Огата материнским движением вскинула подбородок. – Рин не докладывает мне о своих делах.

– Я о старшем, – все тем же тоном невинности уточнила Дэйла. – О гениальном скульпторе, который прославил фамилию Огата…

– Я ничего не знаю об этом человеке, – Элинор попыталась изобразить ледяной голос, наверняка у ее маменьки это получалось лихо, а вот у сиротки вышло неубедительно: мутация голоса еще только началась, и фраза прочирикалась на очень детских нотах.

Та-ак… Бет просто видела, как между Дэйлой и новенькой появляются силовые линии магнитного поля. Кажется, не будет у нас тут прекрасной дружбы. И непонятно, что вообще будет. Развести по углам, немедленно – но как?

– Девушки… дамы, – сказала она. – Давайте о родственниках и о скульптуре потом. Элинор, садись, вот свободное кресло. – А сейчас давайте… – о чем, Боже, о чем?! – О прекрасном. То есть, о нас с вами.

Боже, что я несу?! Ладно, уже начала.

– Мы тут полгода музицировали, пытались вести светские беседы и занимались играми на свежем воздухе, – Бет села в свое, облюбованное кресло. А стол, кстати, низенький и круглый… Как у Артура. – Но не так давно дядя дал мне намекнул, что хотел бы видеть от нас какой-то толк. Не понимаю, какого толка он от нас хочет. Я здесь чужая. И уже не в первый раз должна соблюдать обычай, о котором раньше не слышала ни одним ухом. Так что мне нужна ваша помощь.

– В каком смысле? – спросил Кориолано Дэвин.

– В прямом. Расскажите мне, чем раньше занимались такие компании как наша. Чем это заканчивалось, когда люди вырастали…

Свита сидела и молча переглядывалась. Наконец Плато поднял палец.

– Понимаешь, твое появление тут… оно не только для тебя было неожиданным. Нас тоже не готовили вступать в свиту. Так что мы… я, например… не понимаем, чего от нас хотели бы.

– Но ваши родители ведь состояли в таком… придворном клубе? Они вам что-то рассказывали?

– Мои – нет, – покачал головой Плато.

– Тайсёгун Мураи, который был перед Боном, не имел детей, – сказала Дэйла, наматывая на палец косу. – Так что в свите состояли наши бабушки и дедушки… Я уже не помню, при ком – сыне Кордо, кажется, да?

– А Рихард говорил мне, что он и Лорел были в свите… – удивилась Бет.

– Возможно, ты их неправильно поняла, – предположил Плато. – Они могли состоять не в свите, а на службе при дворце. Пажами или кем-то еще. Так тоже делают.

– Не знаю я, как у вас тут делают. Потому и спрашиваю. Два самых главных вопроса – это чем свита занимается и что происходит после.

– После – молодые люди достигают совершеннолетия, и улетают учиться в Галактику, – несколько удивленно сказал Плато, как бы разъясняя само собой разумеющееся. – Получать высшее образование в Анзудской академии торгового флота… Или на Старой Земле, в инженерно-космическом. На Парцифале…

– На Парцифале? – изумилась Бет.

– До войны, конечно, – пояснил Плато.

Ах, вот оно как. Сначала, значит, всех собирают в кучку, чтобы они наладили внутренние связи. А потом раскидывают по половине галактики – чтобы набрались связей внешних. Мир посмотрели, себя показали… Здорово. То есть, поправила она себя, было здорово. До блокады.

– Ну, нам эти возможности в ближайшее время не представятся. А жаль, – вздохнула она. И поверьте, господа, мне жальче всех… – Остается пункт первый: чем они занимались на этой… вроде бы службе?

Все снова переглянулись. Ответа опять никто не знал.

– Ну… – сказала после тягостной паузы Дэйла, рассматривая свои ноготки, – мы можем устроить еще один благотворительный концерт в пользу жителей Корабельного города…

– А мы можем сделать для них что-то более толковое? – Бет подавила нарастающее раздражение.

– Нет, – Дэйла слегка надула губки.

– Мы вообще-то учимся, – сказал Дион Вара. – И должны в этом помогать друг другу, так мне отец говорил.

– Может быть… – подала голос новенькая, и все посмотрели на нее. Она тут же замолкла.

– Ну, – Бет попробовала ее подбодрить.

– Может быть, когда у нас будут каникулы в Сэцубун, мы все вместе побываем у каждого дома? По очереди. Мама говорила, что так делали.

– А что, неплохая идея, – поддержал Кориолано. – Ты ведь так и не побывала толком на других континентах? Это интересно!

– Я с радостью приглашаю, – Элинор впервые за все время улыбнулась.

На следующее утро Бет отловила Дэйлу раньше, чем та успела в очередной раз спикировать на новенькую. Вообще говоря, это сделала не Бет, а Андреа по ее просьбе – но все уже привыкли к ее альтер эго.

– Объясни, почему ты вчера так напустилась на Элинор, – Бет заблокировала с пульта двери гостиной.

– Я? Напустилась? – Дэйла снова принялась рассматривать ногти. – Ничего такого ей не сказала.

– Ты что-то знаешь об этой семье, и все знают. Все, кроме меня. Ты меня ставишь в неловкое положение, а я этого не люблю. Могу на тебя обидеться.

– И что тогда?

– Сейчас – ничего. Но через полгода я стану женой императора. И вот тогда на тебя уже твои родственники обидятся, что их не приглашают ко двору. Я могу быть гадиной, если захочу, и еще какой. Лучше просто мне расскажи, кто между вами пробежал.

– А что, непременно кто-то должен пробегать? Мне просто не нравится ее мать, а она похожа на мать как две капли воды. Вот и все.

– Ну а мне нравится ее старший брат! Я скоро с ним увижусь (Ли пообещала устроить эту встречу). Он меня спросит…

– Не спросит, – Дэйла отмахнулась двумя пальцами, словно это предположение Бет не стоило самостоятельного жеста. – Они вышибли Ринальдо и не хотят считать его своей родней. Если бы он не был сыном Бона…

– Понятно. А что за намеки ты делала насчет Северина?

– Никаких намеков. Он и в самом деле скульптор. Посреди Шорана стоит статуя Бона его работы. Довольно уродливая, на мой вкус. Но снести нельзя – это же все-таки Бон, – Дэйла хихикнула. – Северин был не в восторге от того, что его матушка спала с Боном и даже ребенка от него родила. И поставил посреди города на свои средства такой вот тонкий намек на толстые обстоятельства.

– Но Эли тут при чем? – нахмурилась Бет. – Можно ее не тиранить, а? Родителей, вроде бы, не выбирают.

– Если она меня не тронет, то и я ее не трону, – пожала плечами Дэйла.

За последующие дни она несколько раз смотрела на Бет «со значением» и пожимала плечами: мол, я же говорила. Сиротка Эли оказалась тем еще сокровищем.

Нет, нельзя сказать, что она была какой-то злобной или стервой, или подлой – скорее наоборот, сама прямота и открытость. Но Боже ты мой, Дева Мария и Иосиф Праведный, сколько мусора было в ее прекрасной белой голове!

Для начала, относительно этой самой белизны. Эли совершенно серьезно верила, что «незапятнанная» генетическая линия двух знатных домов Вавилона (ну и что, что ее предок Аздрубале Барка был изгнан из дома Син за пиратство?) действительно возвышает ее над потомками вышедших из низов – Плато, Лариссой или Дэйлой.

Ну ладно. Сами «простолюдины» из свиты по этому поводу не переживали, и Бет тоже думала спустить все на тормозах. Со временем крошка Эли присмотрится к людям получше – глядишь, и поумнеет. Однако если бы дело ограничивалость этим. Нет, дивных теорий в светлой голове юной сеу Огата было много. Как вам такая: среди людей есть акулы и аскариды. Акулы – это, значит, всякие там великие деятели, избранные судьбой, а аскариды – мелочь пузатая, которая им завидует. Или что калеки физические обязательно становятся со временем калеками моральными, если у них не хватает чести и гордости покончить с собой. Ой-ой…

Бет как-то попыталась расспросить ее о своем дедушке – та только глаза округлила: госпожа Элизабет полагает, что она знакома с экологом? Что эколог бывает в доме Белой Ветви? То есть, он, наверное, бывает, если он главный эколог континента – но это не основание с ним знакомиться. Экологи – обслуга. И даже если раньше они что-то из себя представляли на Картаго, планете с бешеным климатом – теперь, когда решено переправляться на Инару, они вообще не имеют значения.

Бет в тот момент ничего не сказала ей. Она просто смотрела исподлобья – сообразит или нет эта кукла, что сейчас оскорбила ее и ее отца? Всеми чтимого Экхарта Бона?

(как странно – еще полгода назад обругай кто-то в ее присутствии всю вавилонскую родню – ухом бы не повела. Она дочь лорда Ван-Вальдена и леди Мак-Интайр, а те, кто выкрасил ее в гема и забыл в курятнике на Тайросе, пусть утрутся, они ей больше не родня!)

Кукла сообразила. Спохватилась. Неуклюже…

(а из такого положения вообще есть изящный выход?)

…извинилась. Она не знала, что полоумный старик, который живет на отшибе под куполом силового поля и разводит хризантемы – отец великого Бона.

Бет приняла извинения. Подумала, стоит ли прочитать сиротке лекцию о том, что все люди рождаются равными в своем достоинстве перед Богом…

(…а на переменах в школе девчонки кричали – «Эй, отнеси мои вещи к машине!» или «Принеси сок из автомата» – не ей, другим девочкам с оливковой кожей, стипендиаткам леди Констанс…)

…но решила, что не стоит тратить на это воздух.

– А можно сделать так, чтобы прислали ее брата? – донимала она дядю за обедом. – Она же дура, поверь мне, совершенно невыносимая дура!

– Эльза, – все с тем же спокойствием человека, видевшего в жизни почти все, ответил Рихард, – к сожалению, ни один человек, облеченный властью, не может позволить себе роскоши общаться только с умными людьми и управлять только ими. Иногда приходится иметь дело с дураками.

– Чаще, – поддержала его бабушка. – Чаще всего приходится иметь дело именно с дураками.

– Понятно, – вздохнула Бет, ковыряя ложкой десерт. – Общение с дураками входит в курс обучения.

– Кроме того, – нахмурилась бабушка, – я не верю, что дочь Джеммы Син и Рема Огата глупа. Юна – несомненно, но она всего на год младше тебя. Конечно, Огаты – непростая семья, а Сога – клан с непростыми традициями. Но это – сердце дома Рива. Это лучшие пилоты и лучшие солдаты. Все совершеннолетние мужчины Сога считают своим долгом службу в вооруженных силах Дома. В клане нет семьи, которая не понесла бы потерь в связи с войной. Не считая, конечно, планетников.

– Многие из них тоже воевали, – не глядя на мать, сказал Шнайдер.

– Но для них долг чести не является обязательным.

– Мой дед со стороны отца – планетник, – парировал тайсёгун.

– Н-ну… – (надо, подумала Бет, научиться вот так же вздергивать одну бровь) – мой дражайший свекр пошел служить, и сына воспитал военным – а это значит, что в душе он никаким планетником не был. Иначе семья Линд не отдала бы за него дочь.

– Похоже, твоя старая подруга держится другого мнения.

Бабушка отпила тоник из бокала и возразила:

– Есть, конечно, непробиваемые консерваторы вроде Барка, считающие, что если человек родился планетником – это состояние его души, которое ничем не изменить. Но если бы Джемма держалась этого мнения – разве она могла бы она…?

– Полюбить Бона? – закончил за нее Рихард. – А почему нет? Он был amiabile.

– И стать моей подругой. Моей и Лорел.

– Ты так уж уверена в этой дружбе?

– Да. Как часто бывает, она приостановилась из-за соперничества – но потом возобновилась.

– После смерти Бона.

– Ну и что? Если бы Джеммой руководила корысть – разве решилась бы она поссориться с Лорел?

– Я не корысть имею в виду, – покачал головой Рихард.

– А что же?

Дядя отмолчался.

– В любом случае, – продолжала бабушка, – планетники воевали только если сами того хотели, а космоходов обязывал долг.

– А разве это не большего стоит? – удивилась Бет.

– Конечно, нет, – снизошла леди Альберта. – Человек, идущий на войну добровольцем, сражается потому, что сам того хочет. Человек, идущий по призыву, сражается потому, что долг значит для него больше, чем его собственные желания… Речь не идет о таких вещах, как мобилизация гражданских – если говорить о других Домах Вавилона, то мобилизованные гражданские – худшее, что можно себе представить.

– А что, у нас другие гражданские? – осведомилась Бет, тихо стервенея.

– Дитя мое, если вести речь о гражданах, то гражданскими можно назвать разве что несовершеннолетних, и то не всех. Я понимаю, что ты имеешь в виду: человек, который мог бы жить мирной жизнью, растить детей и возделывать свой сад, бросает все и уходит воевать, потому что любит свою планету или свою Империю, свой Дом, свой Доминион… Но в этом подходе содержится подмена: он не имел бы возмжности растить свой сад, если бы не люди, которые отказались от этого покоя навсегда и сделали смерть частью своей жизни. Если чувство благодарности к этим людям привело его в их ряды, это похвально. Но нельзя забывать, что это он был у них в долгу – а не наоборот. То, что он делает во исполнение долга только в тяжелые времена – они делают во все времена. Поэтому их доблесть больше. Добровольцы из планетников, даже ветераны войны с Кенан, этого не осознают. Большинство из них считает, что принесло великую жертву, да еще и обижается, что ее не оценили по достоинству – дескать, космоходы и во время службы продолжали смотреть на них свысока, отправляли их на вспомогательные работы, а потом за это же презирали…

– Согласись, весьма непоследовательная линия поведения, – вставил дядя.

– Кто-то же должен этим заниматься, – пожала плечами бабушка. – А занимать руки хорошего бойца стряпней или распределением подштанников…

– Я думала, что когда гибнет корабль – гибнут и те, кто был на кухне, – Бет отодвинула тарелку.

– Но корабли гибнут гораздо реже, чем люди, идущие в десант или несущие службу в боевых катерах, – возразила бабушка.

– Она права, – Шнайдер тоже отодвинул тарелку и выдернул салфетку из-за ворота. – Я должен был оценить боевые заслуги планетников по достоинству, хотя бы предоставлением гражанства.

– Так сделай это, что тебе мешает, – в голосе бабушки послышались резковатые интонации.

– Совет Кланов, – ответил Рихард. – А ты не хочешь мне помочь.

– Я не хочу помогать тебе делать глупости. Допустим, мы дадим гражданство этим нескольким десяткам тысяч. Куда потом девать их с этим гражданством? Какой клан примет их к себе? Вряд ли такой найдется. А если нет – то есть угроза объединения планетников в отдельный клан. Они начнут отстаивать свои интересы, примутся раскачивать лодку. Нет. Ты начал слишком часто руководствоваться вопросами отвлеченной морали.

– Не думал, что услышу от тебя апологию аморальности, – Рихард встал.

– Сынок, – леди Альберта придержала его за рукав. – Ты сам понимаешь, какое тяжелое сейчас время. Я вижу, как тебе трудно. Ты солдат и не можешь не уважать других солдат. Тебе больно, что их обделяют, хотя они проливали кровь за Дом Рива. Но голос чести не должен заглушать голос разума: если дать планетникам, хотя бы только воевавшим, гражданство – нужно распрощаться с мечтой об Инаре, о звездах вообще. В Совете кланов и так уже хватает изоляционистов. Если их поддержат своими голосами планетники – они вобьют нас в эту грязь. Прекратят финансирование флота, превратят корабли в гидропонные фермы. Ты все это прекрасно понимаешь.

Договорив, она отпустила рукав сына.

– Да, – вздохнул Рихард. – К сожалению. Мне пора идти, мама. Переночую на орбите, так что до завтра, – он поцеловал женщину в лоб.

– До завтра, милый.

Бет тоже встала из-за стола и вежливо распрощалась.

Странное ощущение она испытывала сейчас. Нет, симпатия к дяде возникла в ней много раньше, и со временем укреплялась… Но теперь она переросла в чувство некоей общности, которая Бет не могла себе объяснить. Только сейчас она осознала, что Шнайдер, тайсёгун, «держащий в руках людей и корабли», временами ощущает свое бессилие так же остро и болезненно, как она сама. Есть вещи, которые он очень хотел бы сделать – и не может, потому что боится «раскачивать лодку». Вполне возможно, он сейчас говорит себе: «Я не могу убедить даже свою мать – кого же я смогу убедить?».

Рихард встретил ее взгляд и предложил:

– Пойдем. Проводи меня до глайдер-порта.

Он имел в виду не глайдер-порт в Муравейнике, а дворцовый глайдер-порт, небольшой и хорошо защищенный. Он мог принимать не больше десяти машин, и Рихард в деловые поездки отправлялся именно отсюда. Городской порт служил ему только для торжественных, официальных отбытий и прибытий.

– Мы так мало времени проводим вместе, – сказал Рихард, когда они ступили в лифт. – И мне так жаль, что я не могу выкроить для тебя больше…

– Ничего, – сказала Бет. – У мамы тоже не хватало для меня времени.

И тут же прикусила язык, сообразив, что сморозила.

Рихард пристально посмотрел на нее, потом обнял за плечи одной рукой.

– Оставайся искренней, Эльза. Такой я тебя люблю. Такой ты особенно на неё похожа.

– Компромисс – это так отвратительно, – покачала головой девушка.

– Да. В этом Ааррин был прав. Отвратительно. Но, будучи людьми, мы принуждены делать отвратительные вещи. От этого некуда деваться, Эльза. Как от запаха изо рта по утрам.

– Ты просто чистишь зубы, – улыбнулась Бет.

– Именно.

Лифт прибыл на место. Охранники в переходе отдали честь. Дядя отпустил плечи Бет и махнул ей рукой, давая понять, чтобы она не выходила из лифта. Сквозь прозрачную дверь Бет видела, как он уходит кридором – пока его не скрыл пол следующего уровня.

…И вот несколько дней спустя юная Эли преподнесла сюрприз.

Бет благодарила Бога за то, что в это время она поднялась на галерею и за то, что растительность укрыла ее так, что высокие расплевавшиеся стороны ее не замечали. А то резня произошла бы, так сказать, келейно, и закончилось бы все плохо.

Впрочем, это самое «все» еще очень даже может закончиться плохо…

– Надо быть последним идиотом, – услышеле она сладкий голос Дэйлы, – чтобы думать, будто Ричард Суна – имперский шпион. Я слышала много разных гипотез на этот счет, и каждая последующая была глупее предыдущих.

Бет не собиралась задерживаться и подслушивать, но имя Дика заставило ее остановиться. Она никогда не говорила о нем со «свитой», и теперь ей очень интересно было узнать, что они думают.

– Вы не смеете оскорблять мою маму, – в голосе Эли слышалась еле сдерживаемая дрожь.

– Да разве тут кто-то говорил о вашей почтенной матушке? – Бет не видела Дэйлу, но почему-то решила, что та пожала плечами. – Сибилла, я разве сказала хоть слово о госпоже Джемме?

– Ни единого звука.

– Вы сами знаете, что вы сказали, – проговорила Эли.

– Я сказала, что верить в шпионство Суны будет только круглый болван – и не моя вина, что ваша матушка придерживается этой в высшей степени глупой теории. Я думала о ней лучше.

– Может, вы тогда объясните, каким образом обычный мальчик, такой, как мы с вами, мог убить не только цкуино-сёгуна, но и хорошо подготовленную охранницу-морлока? Как он мог выжить после казни? Как он до сих пор может скрываться от синоби и армейской контрразведки?

– О том, как он может скрываться от синоби, – сахарным голоском пропела Дэйла, – следовало бы спрашивать вас. Это ведь ваш старший брат…

– Он мне не брат! – выкрикнула Эли.

– А кто? – деланно изумилась Дэйла. – Если два человека родились из чрева одной женщины – то они называются братьями. Ну, или сестрами. Меня так учили. Вас учили иначе?

Пора было выйти из тени и сказать «А ну, разошлись!» – но Бет услышала, как Эли сказала:

– Довольно, – и ошибочно истолковала ее слова. Она думала, что Эли хочет прекратить ссору. Плохо же она знала свою свиту.

Следующий звук был звуком пощечины.

– Ага, – в голосе Дэйлы звучали оттенки удовлетворения. – Это уже лучше. Мне ответить тем же – или вы ждете вызова?

– Когда и где вам будет угодно.

– Оружие?

– Флорды. Боевые флорды.

– А ну стоп! – завопила Бет, выбрасываясь из-за дурацких кустов. – Вы обе что, с ума посходили?!

– Как невовремя, – Дэйла улыбнулась ей так, что Бет немедленно захотелось добавить к проступающему на её левой щеке отпечатку ладони еще один – справа. Так, для симметрии.

– А по-моему, как раз вовремя, – сказала Бет. – Чтобы прекратить драку.

– Драку? – Дэйла улыбнулась еще шире. – Ну что ты. Мы никогда не опустились бы до драки.

– А что же вы тогда тут затеяли? Смертоубийство в лучших традициях дома Рива?

– Ну зачем смертоубийство, – Дэйла похлопала ресницами. – Я намеревалась драться, пока одна из нас не останется на ногах. Как вы на это смотрите, Элинор?

– Положительно, – сказала дурочка.

– Черта лысого я вам это позволю. Сибилла, Кори! Вы чего тут сидели и смотрели, как…?

– Прости, но поединок – дело частное, – сказал Кориолано.

– Я как раз собиралась предложить Дэйле быть ее секундантом.

– Договорились, – Дэйла протянула ей руку и та хлопнула ее ладонь своей. – Кори, а ты как джентльмен, может, побудешь секундантом Элинор?

– С удовольствием, – сказал юный Дэвин.

Бет задохнулась от ярости. Эти поросята сговаривались о прединке прямо у нее на глазах.

– О времени и месте договоримся отдельно, – сказала Элинор. – Благодарю вас, сеу Дэвин, без секунданта я обойдусь, – и, мотнув своими дивно-белыми волосами, она сбежала вниз по лестнице.

– Давно пора было ее проучить, – доверительно сообщила Сибилла. – Она всех достала.

– Если бы вы знали, как вы меня достали все! – Бет топнула ногой.

– Мы никогда-никогда-никогда не получим приглашения на императорскую свадьбу, – вздохнула Дэйла. – Мне почему-то кажется, что я это переживу.

– Сеу Эльза, не нужно так расстраиваться, – улыбнулся Кори. – Элинор получила паскудное воспитание. Рано или поздно она нарвалась бы на смертельный поединок. А так – ее только ненадолго уложат в постельку, и все.

– Вы твердо уверены в том, что в постельке не окажется Дэйла, а? – прищурилась Бет.

– Может, и окажусь, – сеу Сонг пожала плечами. Плечики у нее были ого-го, она это знала и постоянно носила что-нибудь на тонюсеньких бретельках, а то и без них – чтобы все могли созерцать этот розовый атлас, под которым переливалось умеренное количество мускулов. Как раз столько, чтобы не выглядеть ни неженкой, ни гренадером.

– Она тебе может попортить твою кожу, – злорадно сказала Бет.

– Может, – согласилась Дэйла. – Что ж, рубцы выводятся.

– А что об этом скажет тайсёгун – вы подумали?

– Если он узнает, то, наверное, будет очень рассержен, – вздохнула Дэйла. – Но поскольку это поединок не смертельный, закон об отмене дуэлей в военное время на него не распространяется.

– А отдуваться – мне, да?

– Нет. Потому что мы не скажем вам о времени и месте проведения поединка, а значит – на тебя никто не сможет возложить ответственность.

– Кроме меня самой.

– Ну, уладь как-то это дело внутри самой себя, – Сибилла склонила голову набок. – Кому же, как не тебе, этим заняться?

Бет стояла перед ними, ломая пальцы за спиной, потом прибегла к последнему доводу:

– Я велю вас взять под домашний арест!

– Пожизненный? – удивился Кориолано.

Бет развернулась и помчалась по лестнице вниз, в библиотеку. Ей срочно требовался совет человека понимающего, и таким человеком могла быть только Роксана Кордо.

– Так… – сказала Роксана, дослушав историю. – Выглядит все паршиво. Значит, ты не можешь ни закрыть их, ни разогнать?

– Ни рассказать все бабушке, имей в виду.

– Почему?

– Потому что она и так полагает меня никчемой, которую нужно скорее сунуть в постель Керета. Если бы не этот годичный траур, она бы меня уже давно сволокла за шиворот в императорскую спальню.

– А тебе он сколько-нибудь нравится?

– Бога ради, Рокс! Сейчас не время об этом говорить! – Бет вспыхнула. Этот вопрос тревожил ее с того самого дня, как она получила неофициальный императорский поцелуй. После этого она получила еще несколько – с каждым разом все более неофициальных и все менее императорских. Но если и бывают неподходящие моменты для обсуждения амурных дел, то сейчас как раз такой.

– Да, действительно, – выражение лица у Рокс было каким-то… странным. – А что Рихард?

– Он на орбите. Какие-то у него там переговоры с военными…

– А, – сказала Роксана. Бет прекрасно знала, что кроется за этим «а» – все Пещеры Диса трезвонили по поводу того, что чуть ли не встык с тайсёгунским челноком на ориту стартовал челнок мадам Ольги Ван дер Пул со всей конюшней на борту. Во дворце все делали вид, что ничего не знают, но Бет это слегка раздражало. Эй, здесь же Вавилон! Здесь же, вроде бы, все нормально относятся к сексу. А Рихард даже не женат. Все равно весь город знает, что там, на орбите, покончив с деловой частью, они напьются и устроят скачки с девочками на спине, либо разденутся до пояса и станут играть в жмурки: поймав девушку, нужно будет наощупь узнать, кто она. Бет рассказал об этом Андреа, который раза два участвовал в таких развлечениях – еще при жизни Лорел. Людям надо иногда расслабиться. Зачем делать вид, что этого не происходит?

– Послушай, – прервала ее размышления Рокс, – единственное, что мне сейчас приходит в голову – это как бы я поступила, будь я на твоем месте.

– Давай!

– Я бы вызвала обеих до того, как они успеют назначить бой – и отделала как следует.

– А-а-а… плохо. Не получится. Они обе владеют флордом лучше меня. По правде говоря, на этой планете нет, наверное, человека, который владел бы флордом хуже меня.

– М-м-м, да… Но послушай, ты ведь можешь выбирать оружие. Они посмели сговориться за твоей спиной, проигнорировать тебя… Ты – оскорбленная сторона.

– Уже лучше. А какое выбрать?

– Не знаю. То, чем вы все три владеете одинаково плохо. Это уравняет шансы. Назови штурмовой топор.

– Эй, нам нельзя драться насмерть!

– Учебный штурмовой топор. Бет, извини, у меня тут своя головная боль – я должна срочно выручать из тюрьмы одну беременную серв… женщину. Я сейчас не готова об этом говорить.

– Ничего, ты уже дала мне очень хороший совет. Пока, удачи тебе, и привет нашему большому другу.

Она знала, что Рэй живет в Салиме и помахала рукой специально для него. Даже если он и не стоит там, вне поля зрения камеры – Рокс наверняка потом покажет ему запись.

Рокс махнула в ответ и прервала связь.

Бет отвернулсяь от экрана и, подтянув ноги на сиденье, обхватила их руками и положила голову на колено.

Штурмовой топор, даже учебный – это, конечно, та еще штука… Бет никогда не видела стормэкс в работе – но рота дворцовой охраны хаято была вооружена как раз ими, так что Бет имела представление о его размере и весе.

Стормэкс был создан для тех, кого Бог обделил скоростью и реакцией, потребной для боя на флордах, но наделил силой сверх общей меры. Принцип работы был один и тот же – только рукоять в четыре пяди длиной выбрасывала не длинное лезвие-кнут, а этакую лопасть, которую можно было модулировать от топора до чекана. Тончайшая кромка лезвия, как и у флорда, пробивала силовое поле кидо на малых скоростях. Стормэксы сильно уступали флордам в популярности, если говорить о реальных боевых действиях – они не давали той свободы, да и пользоваться стормэксом означало расписаться в своей непригодности к флорду – но у них были свои почитатели. Кое-кто из них отточил мастерство до того, что мог победить почти любого флордсмана – в полнодоспешном поединке, конечно.

Однако круг любителей стормэкса был все-таки узок: для бойца в легкой броне или полуброне, с какой стороны ни подойди, удобней флорд, а Рива традиционно отдавали предпочоение легкой пехоте.

Можно прозакладывать что угодно, что ни Эли, ни Дэйла топором не владеют, но… Бет мысленно сравнила себя, Дэйлу и Элинор, которой до двух метров оставалось всего ничего. Нет, при таком сложении равных шансов не получится. Ворочать пятикилограммовым топорищем заведомо удобней тому, у кого руки длинней.

Стрелковое оружие Бет отмела сразу, не раздумывая – во-первых, она не знала, из чего можно постреляться так, чтобы это было несмертельно, а во-вторых, помнила, что у крошки Эли какой-то там приз по стрельбе. На палках? На швабрах, симатта! Нет, нужно поискать еще одного советчика.

Бет развернулась к терминалу и набрала индекс.

– Плато, ты у себя? Можно я зайду, ты мне нужен.

– Лучше я поднимусь в библиотеку, – предложил молодой человек. У Бет не было желания спорить.

– Ты уже в курсе, да? – спросила она, едва за ним закрылась дверь.

– Если ты о Дэйле и Эли, то да.

– Я хочу вызвать их.

– Вызвать?

– Да. Точно. Вызвать и показать им, как я поступаю с теми, кто меня так подставляет.

– А ты сумеешь?

– В том-то и дело, Плато. Я уже получила один хороший совет: драться на чем-то таком, чем мы все три владеем плохо.

– Стормэксы, – предложил Плато. – Учебные. Ты ведь не хочешь никого убивать?

– М-м-м… Стормэкс требует грубой силы. Как ты полагаешь, у кого из нас троих ее больше?

– У Эли, – немедленно признал Плато.

– То-то и оно.

Плато задумался.

– А по каким правилам ты хочешь драться?

– А какие бывают? – задала встречный вопрос Бет.

– Смертельный поединок исключен – значит, отпадают ножи, боевые стормэксы и плазменное оружие…

– Это запрещено?

– Да нет, в общем-то… Просто… тяжелой брони и полуброни у вас вроде нет ни у кого, да?

– А у тебя? – полюбопытствовала Бет.

– У меня есть кидо. У моей старшей сестры, Меланто – полуброня. Да стой, у тебя же должна быть полуброня матери!

– А-а… да, наверное. Наверное, где-то есть… – Бет поморщилась. Она не любила, когда ей намекали на то, что к наследию Лорел она относится без должного почтения. Даже если это был нечаянный намек. – А что, можно драться и в кидо?

– Еще как. На самом деле очень многие, если не хотят никого убивать, а честь без поединка разойтись не дает, назначают поединок в полном доспехе на плазменниках. Сойдутся, оставят на доспехе протиивника две-три подпалины и разойдутся.

– Здорово! Но мне это не годится, Плато. Мне нужно, чтобы они хорошенько намотали себе на ус, что у меня за спиной никто резаться не будет.

Плато в раздумье надул щеки, потом шумно выдохнул.

– А ты сама насколько сильно готова при этом… ну, пострадать?

– Я? – Бет потерла кончик отчего-то вдруг онемевшего носа.

– Да. Ты готова проиграть? Ну и, в общем… довольно больно програть?

– Если они тоже получат свое – то да.

– Тогда так. Назначаем поединок без брони и вообще без средств защиты. Кулачный поединок. С секундантом. Секундантом буду я.

– А что… у вас мужчина может быть секундантом в женском поединке?

– Легко. А в Империи – нет?

Бет наморщила лоб. Леди Констанс была категорической противницей дуэлей, и ей успешно удалось искоренить этот пережиток язычества в своих владениях. Посему ее приемная дочь не знала тонкостей имперского дуэльного кодекса. Но по литературе и головидео она не могла припомниить случаев, чтобы секундант-мужчина заканчивал за женщину поединок. Разве что…

– Разве что противник тоже мужчина, – неуверенно сказала она.

– А в чем разница? – удивился Плато.

– Ну… предположительно, женщина слабее.

– В любом поединке кто-то слабее, – удивился юноша.

– Ну, женщина слабее заведомо.

– Ты заведомо слабее Эли. А она ведь тоже девушка, так? Странные какие-то у вас в Империи правила.

– У нас в Империи?

– Э-м-м… у них в Империи.

На самом деле Бет очень порадовала эта оговорка.

– Но ты понимаешь, в чем дело, – продолжал Плато. – По всем нашим правилам, секундант может вступить в бой только тогда, когда поединщик уклонился от боя… струсил, проще говоря. Или когда он уже не может продолжать бой. Физически.

– Плато, я уклоняться не буду, – сказала Бет.

– Тебе придется размазать их по стенке.

– С удовольствием.

– А ты умеешь биться врукопашную?

– Э-э… ну, тут все сводится к тому, чтобы попасть кулаком по лицу противника?

– Не обязательно кулаком, – Плато встал. – Есть ещё ноги. И локти. Пошли в зал.

В зале он поставил Бет против себя и попросил принять боевую стойку. бет восстановила по памяти то, что она видела в фильмах, и встала.

– Плохо, – резюмировал Плато. – Локти торчат в стороны, не защищают корпус, – он легонько, но больно ткнул Бет пальцем в бок. – Кулаки слишком низко, не защищают голову. Тебя ничему не учили.

– Ну, научи.

– За шесть часов?

– Я не такая тупая, как может показаться со стороны. И потом… я ведь все равно должна проиграть.

Плато прикрыл глаза рукой. Потом сказал:

– Ладно. Я постараюсь, чтобы тебя сегодня вечером не убили… даже нечаянно.

Вечером после ужина бет опять собрала свиту.

– Дамы и господа, – сказала она. – Послезавтра мой дядя возвращается с орбиты. Это значит, все свои «дела чести» мы должны закончить завтра. Поэтому я вызываю Элинор Огата и Дэйлу Сонг на поединок, Завтра, в шесть утра.

Все изумленно вытаращились на Бет.

– Но почему? – спросила наконец Дэйла.

– Потому что вы, голубушки, меня подставили. Чем бы ни кончился ваш дурацкий поединок, с дядей объясняться мне. Вы и его подставили: если кто-то из вас покалечится или погибнет, ваши родственники будут предхъявлять претензии ему.

– А если кто-то погибнет или покалечится в поединке с тобой – не будут?

– В поединке со мной никто не погибнет и не покалечится, – сказала Бет. – Поскольку я тут оскорбленная сторона, я и выбираю оружие. Бьемся на кулаках. Без защитных средств. Пока один из поединщиков остается на ногах.

– Я не согласна, – Эли встала. – Нет ничего отвратительнее дерущейся женщины!

– Ты же ударила Дэйлу. – Бет встала руки в боки.

– Я отвесила ей пощечину, как она того заслужила… Это другое дело!

– Да? Ну так я тебе навешаю затрещин и скажу, что это другое дело.

– Кулачная драка – отвратительна! Я не буду в ней участвовать!

– Ах вот как… – протянула Дэйла. – Тогда я, пожалуй, откажусь от поединка с тобой. С трусливыми маменькиными дочками не дерусь.

На секунду в Бет трепыхнулась надежда: неужели эти две так и отложат поединок? Но Огата-младшенькая вскинула подбородочек и сказала:

– Хорошо. Я пинимаю ваш вызов, сеу Шнайдер-Бон. Назовите своего секунданта.

– Плато Мардукас, – сказала Бет. – Имя твоего секунданта?

Тут Элинор поняла, что попалась. Кто такой Плато – она прекрасно знала.

– Это нечестно! – вырвалось у нее.

– Отчего вдруг? – спросила Бет.

– Ты… ты все подстроила!

– У тебя есть путь к отступлению. Откажись от поединка с Дэйлой. Все равно ведь придется. Ну, допустим, побьешь меня – но ведь Плато побить не сможешь?

Новое движение подбородка вверх. Тик у нее, что ли, – с раздражением подумала Бет. Она искренне надеялась, что при виде Плато эта красотка испытывает те же чувства, что Бет – при виде неё. И боится не меньше.

– Я буду сражаться с вами, – проговорила она наконец. – Хотя мне жаль, что все видам благородного боя вы предпочитаете отвратительную драку… Если бы вы выбрали флорд…

– Стушай, ты…! – не выдержала Бет. – Ты, наверное, много смотрела классных фильмов про благородные поединки – но спорю на что угодно, ни разу в натуре не видела человека, разделанного флордом! А я видела, представь себе – и это была моя собственная мама! Так что прекрати пороть глупости про благородное и неблагородное оружие! Или ты бьешься, или нет.

– Сеу Элисабет, я принимаю ваш вызов! Пусть моим секундантом будет то, кто сам захочет. Если же такого человека не окажется, я буду биться в одиночку.

– Я пас, – быстро сказал Кориолано.

– Думаю, мы сэкономим много времени и сил, – вмешалась Дэйла, – если одна из нас будет секундантом другой. Кто пойдет драться первым – кинем жребий.

На том и порешили.

Плато сказал, что перед поединком хорошо бы как следует выспаться. Как следует, – пояснил он, – это не меньше десяти часов.

Ничего из этого не вышло. Бет не могла заснуть до 28 часов, к аогда наконец заснула – ей снилось, что дуэль она проиграла, но каким-то образом ухитрилась при этом убить Дэйлу, так что теперь ее будут сечь в глайдер-порту, и не кто иной, как Плато.

Она своим метаниями разбудила Белль, и та предложила ей снотворного – но Бет, боясь проспать, отказалась.

Ей все-таки удалось заснуть – но когда будильник пропищал пять, она встала с тяжелой головой и противным сосущим страхом под ложечкой.

В половине шестого она спустилась в зал и начала, как учил Плато, разминаться. Отрабатывала перед зеркалосм правильную стойку и четыре удара, которые показал ей вчера Плато: джэб, хук, апперкот, лоу-кик. Вспоминала его наставления: пока одна рука бьет, вторая прикрывает голову… Удар с «передней» руки – быстрый и хлесткий. Удар с «задней» – тяжелый, с разворотом корпуса и вкладыванием веса.

– Неплохо, – сказал, входя, Плато. – Эх, мне бы тебя потренировать месяцок…

Бет пошевелила плечами, скривилась. подошла к «груше» – и почему тренировочные манекены зовут «грушами»? Совсем непохоже.

– Не особенно усердствуй, – предупредил плато. – Кулаки не разбей.

До дуэли отавалось пятнадцать минут.

– А почему еще нет никого?

– Н-ну… считается, что приходить раньше – дурной тон. Опаздывать – тоже. Если приходиь раньше – могут подумать, что нервничаешь. Позже – могут подумать, что трусишь.

– Я подумала и решила, что мне как-то все равно, что они подумают.

– Правильно. Бей в корпус.

Бет ударила в корпус, в солнечное сплетение, как учил Плато. Плоховато ударила: глаза манекена загорелись зеленым, а не красным, как загорелись бы при хорошем ударе, способном выбить из противника дыхание.

– Вес, – сказал Плато. – Вкладывай вес.

Бет попробовала вкладывать вес – и добилась от манекена одного красного огонька и зуммера.

Двери открылись, в зал вошли Дэйла и Эли в сопровождении полудесятка ребят из «свиты».

Значит, нервничают, – подумала Бет.

– Доброе утро, – сказала она.

Дэйла ответила на приветствие – и зевнула, прикрыв рот широким вышитым рукавом. На ней была просторная дрмашняя туника до колен и тапочки. Розовые. С помпонами.

Эли оделась в нечто мундирообразное цветов клана – синий и черный. На рукаве был герб: цветущая ветка сакуры. Она, в отличие от Дэйлы, церемонно поклонилась.

– Жребий? – спросила Бет.

Плато достал из кармана монетку – имперскую драхму.

– Орел, – сказала Дэйла. Эли пожала плечами: решка так решка.

Плато подбросил монету, наступил. Убрал ногу.

– Орел.

Дэйла снова зевнула и сбросила тунику.

Правило «без защитных средств» означало также отсутствие одежды, под которой можно было бы спрятать эти защитные средства. Не полное, конечно – хотя оптимальным вариантом, как поняла Бет из примечаний к дуэльному кодексу, была все же тотальная нагота. Но дозволялось надевать эластичные штаны в обтяжку, не прикрывающие колен, и топ либо грудной бандаж, не прикрывающий живота и плеч.

Дэйла не воспользовалась женгской привилегией нажеть топ или бандаж – у нее была небольшая грудь.

Бет оглянулась на Плато. Тот кивнул – и она сбросила шелковый спортивный костюм. Под ним был очень узкий, в обтяжку, купальный костюм: коротенькие штанишки и такая же короткая майка.

Эли и Плато, секунданты, сверили часы.

– На татами, – сказал Плато. – Займите позиции.

Бет знала, что встать нужно с «северной» стороны – место «истца». Север был спиной к двери.

Дэйла выступила из своих тапок. Достала откуда-то загубник и положила в рот. Бет вспомнила про свой – он остался в кармане куртки. Она оглянулась – и увидела, что Плато давно достал его и протягивает ей.

– Спасибо, – выдавила она из непослушного рта.

– Тот, кто упадет и не поднимется, либо покинет татами и не вернется в круг, хотя будет способен биться – проиграл, – напомнил Плато. – Тот, кто упал либо вылетел с татами, потеряв способность биться – не считается проигравшим, пока за него может биться секундант. Сходитесь.

Бет встала в позицию и поняла, что из головы вылетела вся наука Плато. А еще она посмотрела на Дэйлу – и поняла, что Дэйлу учили гораздо дольше, пусть и не Плато это делал. Дэйла уверенно стояла в стойке, которой Плато добивался от Бет весь вчерашний вечер, и даже не стояла – а легонечко, скользящим шагом перемещалась.

Ладно, решила Бет. Чего стоять столбом – и, сделав более решительный шаг вперед, попыталась ударить Дэйлу с разворотом в корпус, в солнечное сплетение.

Бац! – что-то смугло-розоватое мелькнуло иврезалось Бет в скулу и в ухо с такой силой, что с другой стороны ее тут же накрыло перевернувшимся татами.

Бет приподнялась на локте, тряхнула головой, сообразила, где верх, где низ – и смогла подняться на четвереньки.

– Ты как? – прошептал ей в ухо склонившийся Плато.

– Ышшо… – Бет выплюнула загубник в ладонь. – Ишшё м-могу фффстать…

– Тогда вставай, – сказал Плато и помог ей подняться, потянув за плечо. – Не забудь загубник!

Бет снова запихала штуку в рот и прикусила ее «рожки». В глазах мир слегка покачиивался.

…Она потом узнала, что, поскольку улдаром ее не вынесло за пределы татами, то Дэйла могла и в первый, и во второй раз спокойно пойти на добивание. То есть, приложить ей, лежачей, с носка или с плеча, по желанию. Потому что среди правил благородного поединка правила «лежачего не бьют», нет. Бьют, пока лежачий шевелится.

Бет перестала шевелиться только с третьего раза, когда пятка Дэйлы прилетела ей в нос.

В принципе она, наверное, и после этого могла бы драться, так как пришла в себя очень быстро, секунд через пять. Но пока она была без сознания, Плато объявил, что она не может биться и вышел на татами сам.

Разгром Дэйлы, таким образом, Бет видела почти от начала до конца, полулежа на руках Кориолано и Освальда, с мокрым платком на носу, глотая кровь.

Дэйла понесла поражение достойно. Плато сбивал ее с ног шесть раз – и шесть раз она поднималась. В конце концов Плато прижал ее к татами в каком-то головоломном захвате, она дернулась, раздался хруст – и через несколько секунд Освальд уже вправлял ей правую руку.

На татами вышла Эли. Ее крупно трясло, и особенно хорошо это было видно, когда она положила в рот загубник.

– Можно уже сдаться, – сказала Дэйла, сплевывая кровь в платочек. – Все равно я раздумала начет этого дурацкого поединка.

– Пушкай сдаюшша трушы, – без загубника это прозвучало не так внушительно, как, наверное, думала Эли.

Плато пожал плечами. По его лицу было видно, что он противен сам себе, но доведет дело до конца, причем как можно быстрее.

Эли первым делом словила лоу-кик и упала на одно колено. Плато не добивал – стоял, выжидая, пока она поднимется.

Второй лоу-кик она сблокировала, но крайне неудачно: удар пришелся не по касательной, а кость в кость. Эли всхлипнула и осела на колени.

– Я еще могу продолжать бой! – закричала она. – Иди сюда! Иди, я набью тебе морду!

– Ты проиграла, – сказала Дэйла.

– Нет! Я не согласна! – Эли, сжав руки в кулаки, быстро на коленях подползла к Плато, и попробовала ударить его кулаком в пах.

Плато подставил колено, и Эли разбила кулак.

– Ты проиграла, – сказала Бет. – Нет никакого смысла ломать эту комедию.

– Я не буду драться с тобой, поддержала ее Дэйла. – А соло у тебя, бобюсь, ничего не получится.

– Если ты не явишься, драться должен будет секундант! – Эли попыталась встать на ноги – но ноги подкосились, и она снова упала на колени. – Кориолано Дэвин, вы должны со мной драться!

– С какой стати? – пожал плечами Кори. – Вы с Дэйлой проиграли. Поединок отменяется.

– Вы все трусы, – Эли разрыдалась, несколько раз ударила кулаками в пол, а потом опустила на них голову.

– Пойдем, – сказал Плато, помогая ей встать на ноги. – Я тебя размассирую, пока ноги не распухли.

«Э-эй! – подумала Бет. – А как насчет моего распухшего носа, а?»

Белль ударилась в панику, увидев распухающие синки. Однако так уж гемы воспитаны, что паника не мешает им действовать. Белль отыскала в аптеке обезболивающие и электромассажер, уложила хозяйку в постель и принялась колдовать над ее лицом.

Боль прошла, а от приятных покалываний в переносицу и вокруг глаз хотелось спать. Бет глянула на часы и удивилась: без пятнадцати семь. Они уложились в каких-то сорок минут!

Можно было спать до восьми, и Бет, сладко зевнув, задремала.

…Первым уроком у них была экономическая теория. Школу устроили в большом зале библиотеки, расставив столы полукругом и соединив в сеть четырнадцать терминалов.

Профессор госпожа Тэн, увидев разбитые лица двух учениц, слегка оторопела.

– Девушки… Что это с вами?

– Несчастный случай во время утренней разминки, – беззаботно сказала Бет. – Мы спарринговали и немножко хватили через край.

Професор Тэн то ли удовлетворилась объяснением, то ли не подала вида.

– Сеу Сонг, вы готовы объяснить нам, что такое прогибиционизм и протекционизм, и в чем между ними разница? Или ваш речевой аппарат слишком пострадал?

– Нет, я могу, – сказала Дэйла, и начала отвечать урок.

Следующите два преподавателя – астрограф и учитель классической литературы – проявили меньше самообладания, но в целом все прошло ничего. Реакция преподавателей, впрочем, была наименьшей из проблем: Бет предстояла еще встреча за обедом с бабушкой.

По правде говоря, есть ей совсем не хотелось. Несмотря на то, что медик подтвердил отсутствие сотрясения мозга, ее слегка подташнивало. Но обед с бабушкой был делом почти официальным. Уважительной причиной для неявки оставалось только бессознательное состояние.

«Попросить, что ли, Плато врезать мне еще раз?» – мрачно подумала Бет.

Такая шуттка даже мысленно показалась ей страшноватой. Сейчас, когда прошел кураж, она понимала: многое, многое она согласилась бы отдать за то, чтобы ее никтогда и никто больше не ударил по лицу.

До встречи с бабушкой, одако, оставалось еще часов пять. Сначала был общий ланч (по обычаю, самый простой: сэндвичи с разными начинками), потом – личное время и тренировка со свогами.

– Ну, как ты? – спросила Дэйла, когда они мыли рукти в дамской комнате перед ланчем.

Бет посмотрела в зеркальную стену на нее и себя. У нее почернела и распухла переносица, второй синяк со скулы разноцветными пятнами стекал на челюсть. У Дэйлы припухли оба глаза, и на лбу красовалась ссадина.

– Как-то раз в моем присутствии избили… одного парня, – сказала Бет. – Из-за меня избили, я его втянула в эту неприятность. Вот сейчас смотрю на себя и думаю: я должна была когда-нибудь за это получить свое. Побыть на его месте… А еще думаю – с тех пор прошло так мало времени, а я… теперь уже другой человек.

– Тот парень – это… он, да?

– Да, – призналась Бет.

– Слушай, а какой он? Столько всего болтают…

Бет не знала, что ответить. Молча смотрела на капельки воды в базальтовой раковине: вот одна сорвалась в места и поползла к стоку, вот вторая…

– Понимаешь, – сказала она наконец. – Я могу рассказать, каким он был… Но ведь и он тоже изменился. И я не знаю, насколько…

– О нем ходит еще один слух, – в голосе Дэйлы появились какие-то кошачьи интонации, – который Эли Огата, спорю на что угодно, никогда не решится повторить.

– Какой? – осторожно спросила Бет.

– Болтают, что в нем воплотился Экхарт Бон.

* * *

Встреча с бабушкой, однако, прошла не так страшно, как Бет думала поначалу. Леди Альберта только поморщилась и понинересовалась, что Бет намерена делать в случае высочайшего приглашения.

– Так и пойду, – сказала Бет.

– Ну-ну, – скептически усмехнулась бабушка.

Бет поковыряла салат да выпила оранжада со льдом – больше ничего в горло не лезло.

– Неужели нельзя было разрешить дело иначе? Обязательно подставлять лицо под чьи-то пятки? – бабушка наконец не выдержала молчания.

– У меня было очень мало времени, – рассеяно проговорила Бет, меланхолически вертя вилку в пальцах.

Спсение пришло от комма, проигравшего несколько тактов из «Сонатины» Мэй Буланг. Андреа, получив сообщение на стационарный терминал, переадресовал ей.

– Госпожа Аэша Ли не может провести завтрашний урок каллиграфии, – сказала она, – и хочет перенести его на сегодня.

Бабушка вздохнула. Синоби ей не нравились. Это были скрытные люди, которые делали грязные дела весьма нечистоплотными методами. Конечно, ее зять тоже был синоби, с этим ничего не сделаешь – он он именно был синоби, то есть, покинул ряды клана, когда стал тайсёгуном. А вот Аэша Ли рподолжала оставаться синоби, и леди Алтьберта не одобряла того, что сын разрешает племяннице встречаться с Аэшей Ли и не сходилась с ним во мнении относительно полезности этих встреч.

Но поскольку его формальный и неформальный авторитет был выше, ей ничего не оставалось, кроме как пожать плечами и сказать:

– Ну что ж… Если ты полагаешь, что эти уроки каллиграфии приносят тебе хоть какую-то пользу…

– Полагаю, – Бет вскочила из-за стола, сделала реверанс и умчалась к своему терминалу.

Через десять минут она уже ехала в своем карте, сопровождаемая Кеем и Роландом, к Храму Всех Ушедших.

Аэша Ли, как и в прошлый раз, приготовила письменные принадлежности.

– Ну, – сказала она, когда двери склепа закрылись, оставив их наедине, – все выглядит не так плохо, как я ожидала.

– Если бы я знала, что Дэйлу учили чему-то, я бы выбрала стормэксы, – призналась Бет, невольно коснувшись переносицы.

– И проиграли бы юной Эли Огата. Она владеет стормэксом, – госпожа Ли принялась растирать тушь. – А насчет того, как умеет драться сеу Сонг, вы могли бы сообразить. Танец, которым она занимается, включает в себя множество элементов единоборств. Как вы себя чувствовали, выходя на поединок?

Бет потеребила на запястье четки Дика.

– Мне было страшно. Я знала, что это не смертельно – и все-таки…

– Да, это страшно, – согласилась госпожа Ли. – Кстати, слово «страх» тоже включает в себя элемент «сердце», – несколькими штрихами синоби набросала знак.

– А какие еще знаки включают в себя элемент «сердце»?

– О, многие. «Гнев». «Стремление». А вот этот я очень люблю: сердце, словно рассеченное мечом. «Неизбежность».

– А «любовь»?

– И «любовь», – кисть зашуршала по бумаге. – Видите, какое оно здесь маленькое и придавленное? Вверху бедному сердцу грозят «когти», внизу – «удар»… Только одна «крыша» его и защищает… Но она же и давит… – И сразу же, без перехода:

– Ваш брат передает вам привет.

– Это хорошо, но почему через вас?

– Потому что ваша бабушка отслеживает вашу корреспонденцию и не одобряет вашего брата. Это она настояла на том, чтобы Рина заменили морлоками. Кстати, то, что вы решили выяснить отношения лично, а не через морлоков-телохранителей, делает вам честь.

– Да мне бы такое даже в голову не пришло! – вспыхнула Бет. И тут же сообразила, на что намекала бабушка – а она не поняла намека…

– Вам не пришло бы – а сеу Сонг и сеу Мардукасу наверняка приходило. Сеу Огате тоже. Но она из Сога, а там никогда этого не делали… Да, так вот, Сога… Ваш брат прислал неутешительные отчеты с Биакко. У вас не получится посетить Шоран в праздник Сэцубун, так как праздник обещает быть небезопасным. В Шоране, судя по всему, готовится дворцовый переворот.

– Почему вы мне все это говорите?

– Потому что вы должны это знать. Это напрямую касается вашей свиты, а значит – и вас самих. Вы слвшали о человеке по имени Максим Ройе?

Бет наморщила лоб.

– Не вспоминайте, не надо. Были бы постарше, непременно бы слышали. Бретер и дуэлянт, помешанный на защите экологии. При этом один из немногих действительно богатых людей в нищем клане Сога. Два года назад собрал отряд ветеранов, сорок пять человек, и принялся преследовать эколоические нарушения…

– У вас что, любой может строить из себя законника? – удивилась Бет.

– Не любой. Однако должна вам заметить, сеу Элисабет, что экологические законы у нас должны, по идее, соблюдаться строго – они разрушают общестьвенное благо, ведь у нас довольно хрупкая биосфера. Однако реальной силы для преследования тех, кто нарушает эколоогические законы, фактически, нет. Так что Ройе легко получил этот патент. Если бы он занимался уголовными преступлениями, он мог бы рассчитывать на чась премии, долю от штрафа… Но экологические преступления совершаются либо бедняками, с которых нечего взять, кроме шкуры, либо такимии богатыми людьми, что привлечь их к ответу не так-то просто. А за бедняков Ройе часто платил штрафы сам.

– Он святой? Или сумасшедший?

– На Картаго это одно и то же слово. Но он не то и не другое. Пока он спасал поголовье снежных троллей и бил в колокол по поводу исчезновения планктона в южных морях, штрафы богатых Сога, нарушавших экологическое равновесие, накапливались – и вот на позапрошлой неделе Ройе получил через суд исполнительный лист, позволяющий ему предъявить к оплате сразу все штрафы, наложенные на Сога. По сути дела это означает конфискацию всей собственности клана.

Бет изрядно впечатлилась, но чувствовала, что как-то не все понимает.

– И что, ему вот так вот просто… отдадут всю эту собственность?

– Нет, конечно. Сога подали апелляцию в суд тайсёгуна. Думаю, именно об этом деле ваша бабушка и госпожа Джемма Син Огата беседовали наедине неделю назад. Однако ваша бабушка мало может помочь делу. Она не может провести его в обход Совета Кланов, а там у Сога хватает врагов. Ройе выиграет дело в тайсёгунском суде.

– Тогда на что надеется госпожа Джемма?

– На то, что Ройе попросту убьют. Сорок пять человек – это в Шоране серьезная сила, но глава службы безопасности Сога, господин Нуарэ можетвыставить еще более серьезную силу.

– Дядя не потерпит такой резни на Картаго.

– Ни в коем случае. Он введет на Биакко войска и установит там прямой протекторат.

– Он… этого хочет?

– Он бы предпочел заразиться новобалийской проказой. Едва он применит силу против какого-то клана, как остальные объединятся против него.

– Взаимное блего! – Бет не смогла удержаться от смеха.

– Да. Когда привычный тебе мир расползается под пальцами, очень трудно устоять перед искушением цапнуть сколько можешь и бежать.

– Но это безумие!

– Безумие, – госпожа Ли начертала еще один знак, – записывается при помощи знака «царь» с ключом «пёс». Этимология неизвестна, но я предполагаю, что тут чистый каламбур: царь – «ван», пёс – «гуо», а безумие – «гуан»… Люди не всегда могут поступать разумно. Особенно когда рушится их мир. Да, главы кланов сейчас выглядят как наследники, ссорящиеся из-за серебряных ложек в горящем доме. Но это в основном потому, что многие уверены: дом не спасти.

– Зачем вы мне все это рассказываете?

– Минутку терпения. Дело в том, что именно Ройе безумием не страдает ни в малейшей степени. А когда он вернулся из последнего своего рейда за снежными троллями, он привез какого-то мальчишку. Примерно ваших лет.

Бет прикрыла рот ладонью.

– Да, вы правильно подумали. Так вот, мальчишка сейчас живет в борделе у Баккарин. Вы ведь знаете, кто такая Баккарин?

– Э-э… нет.

– До того, как ей приказали изменить имя, она звалась Екатериной Оока. Была одной из лучших гейш на Сунагиси.

– Та самая, которая вышла замуж за Северина Огату?

– Да.

Так вот почему все сведения о ней исчезли… Ее просто заставили изменить имя. Хорошо хоть, не убили.

– А ее ребенок?

– Племянник вашей подруги Эли, Анибале Барка Син Огата.

– А что случилось с Северином Огатой?

– Он по возвращении из плена пытался вернуть себе власть над кланом – но оказалось, что его считают безумцем и чуть ли не… – синоби усмехнулась, – христианином… Словом, клан не принял его. Тогда он сменил имя и начал жить со своей женой.

– Тоже в борделе?

– Да.

– Значит… этот мальчишка влез в самую середку заговора, цель которого – вернуть Северину Огате власть?

– Когда в доме похороны – зовут бонзу, – улыбнулась старушка. – Когда зреет резня, хороший фордсман очень кстати. Несложно ответить на вопрос, зачем Ройе понадобился мальчик. Во-первых, ему нужен связной, который будет посещать и дом Ройе, и дом Баккарин, не вызывая подозрений. Мальчик исполняет обязанности хакобия – это юноши, которые носят за своими патронессами музыкальный инструмент, довольно тяжелый, и порой оказывают определенного рода услуги женщинам. Очень удобно: Баккарин приглашают играть и петь на разных вечеринках, мальчик ходит за ней, и под шумок встречается там с кем-то из людей Ройе или самим Ройе. Ну и, конечно же, когда запахнет жареным – он будет нужен как прекрасный боец… Но для меня загадкой остается: зачем мальчик ввязался во внутреннюю политику кланов Рива?

– Вы думате, я знаю ответ на этот вопрос?

– Я думаю, вы можете его узнать.

– Как?

– Он не станет врать вам.

– Вы… вы хотите устроить нам… – Бет боялась сказать себе «встречу», – переписку?

– Встречу. Вы поедете на Биакко – не в Сэцубун, а когда все закончится. И встретитесь с ним там.

– А вы его поймаете и предоставите дяде поджаренным, с хрустящей корочкой и яблоком во рту?

– Нет, – Аэша Ли подняла голову от письменных принадлежностей. – Я найду ему более полезное применение. И вы мне в этом поможете.

– Никогда!

– Поможете, если хотите, чтобы он остался жив. Потому что если я не найду ему полезного применения – мне действительно лучше будет подать его голову вашему дяде на серебряном блюде.