Занин явился прямо на футбольную площадку. Эней в какой-то момент заметил, что тот курит у ограждения, «зевнул» пас от Веника, мяч перехватила защита «южных», перепасовала нападению… Получая свою порцию матюков, Эней побежал к краю поля.

— Я тебе звонил, звонил… — упрекнул Занин. — Потом добрался до твоих — они сказали, ты в футбол пошел стучать.

Эней кивнул. Дальнейшее подразумевалось: отстегнутый комм лежал на скамейке.

Рядом послышалось сиплое дыхание — Антон, игравший за «южных», подбежал к фонтанчику, попить воды. Занина он знал в лицо — но сам перед Заниным ни разу не светился.

— Я пойду переоденусь, — сказал Эней, застегивая комм на руке. — Или…?

Если уж Занин пришел прямо на стадион…

— Да ладно, не в Мариинку идем. Дело срочное.

Срочное настолько, что… или у них там в конторе такая горячка, что Занину нужно отчитываться за каждое движение — и нет времени на неофициальные контакты.

— Кого украли? — спросил Эней. Он хотел было открыть дверцу занинской «победы», но предупредительная железяка поехала вверх сама.

— Мою дочь, — сказал мужчина с заднего сиденья.

Эней заметил его, еще подходя к машине, и принял поначалу за одного из занинских коллег — таким бесцветным, вытертым было лицо. А сейчас, приглядевшись, понял: это не профессиональная безликость, это душевная боль такой силы, что лишний раз и бровью двинуть невозможно.

Эней знал, как это, и ничего не сказал мужчине, только сдержанно кивнул.

— Александрова Нина, — Занин раскрыл планшетку, над «плитой» появился объемный снимок: девочка лет пятнадцати, длинноногая, стройненькая как жеребенок, в высоко шнурованных сандаликах и модном коротком платьице фасона «распашонка». На темном лице блестят глазки и зубки — поскольку папа стопроцентно белый, из «новых» у нас, значит, мама… У Энея бухнуло сердце — казалось, на весь салон, но никто не заметил.

— Пропала позавчера, — продолжал Занин. — Все традиционно: сначала обзвонили подружек, потом нас, потом — уже с нами — больницы и морги. Требований выкупа не поступало.

— Cнитчи? — спросил Эней больше для проформы.

Городскую базу данных уже проверили наверняка. У милиции мощные машины. По городу вроде Питера работы им, ну, на час. И если информации нет, значит, похищали качественно.

— Ничего.

Эней принял планшетку, просмотрел милицейскую сводку — злостное нарушение всех правил, да еще и при свидетеле, Занин, бедняга, совсем в отчаянии… Нина ушла из дому 22 мая около 11 утра, сказав маме, что идет на воздушный каток. Действительно там была, подружки Лиза Цой и Таня Берестова подтверждают, и даже в кадр одной из камер слежения она попала очень хорошо. Потом пошла в туалет — и исчезла.

— Какой это случай по городу? — если бы он был единственным, Занин не пошел бы к нему. Вернее, не пошел бы к нему сразу.

Энею казалось, что у голографической проекции металлический запах. Медный.

— Девятый. Скорее всего.

— Почему «скорее всего»?

— За последние пять лет в области пропало шестнадцать детей от пяти до семнадцати лет. Половина — без вести… совсем. Из остальных восьми два — нелегальное потребление, четыре — банды малолеток, и два — киднэппинг с требованием выкупа. Один эпизод, — Занин усмехнулся, — ты должен помнить.

— Лукьянов рассказывал, что вы вернули ему сына, — севшим голосом сказал отец. «Роман Александров», — прочел в сводке Эней. — Я… я не бедный человек… у меня сейчас много вложено… но за две недели…

Занин поморщился, потом сказал Александрову:

— Мы выйдем покурим, извините.

Александров кивнул и, закрыв глаза, погрузился в свое горе.

— Будешь ты с ним заключать контракт или нет, ваше дело, — сказал Занин, щелкая зажигалкой. — Но если через трое суток после пропажи мы девочку не найдем — должны будем по закону передать дело в СБ, а это гроб. Это ж наверняка или незаконное потребление или что похуже…

Эней кивнул. Брать варков без жесткой доказательной базы не могла даже СБ, а самой лучшей доказательной базой был труп. Если дело передадут в СБ, шансы на то, что девочку удастся вытащить живой…

Занин дважды мощно затянулся, потом продолжал.

— У меня есть одна зацепка, которую без прокурорской санкции не раскрутить, а за этой санкцией еще нужно побегать. Смотри, — он взял планшетку у Энея и вызвал два документа. — Нина и еще один мальчик, Петя Зенин. Почти однофамилец. Между ними ничего общего нет, кроме того, что они ходили к одному подростковому психологу. Локшина Анна Андреевна. Это даже не зацепка, Новицкий. Это почти ничего. Прокурор меня пошлет и будет прав.

— А почему ты обратил на нее внимание? — совпадение-то действительно несерьезное.

— Ты понимаешь, она раньше в другом районе работала. И Петя Зенин — именно там пропал.

— И он из тех, кого совсем не нашли.

— Да.

— Думаешь, серия?

Занин оскалился и энергично трижды плюнул через плечо.

— Ох, не накаркай, Новицкий…

— Адрес дома, офиса.

Занин открыл еще один документ. Та-ак, Московский проспект, 18, живет на той же улице, только в 24-м доме… Офис вряд ли охраняется, туда можно послать и Кена. А вот квартиру придется брать Цумэ.

— Вы с ней уже общались?

— А то как же. Психопрофиль Нины от нее получили, на флешке есть.

— А-индекс?

— Девяносто два.

— У мальчика?

— Восемьдесят девять. Так ты берешься?

— Да.

Занин не спросил, подпишет ли Эней контракт — это было дело «Лунного света» и Александрова. Делом «Лунного света» и Занина был взаимный обмен информацией.

То, о чем просил Занин сейчас, являлось прямым криминалом. Но и самому Занину случалось поставлять в «Лунный свет» сведения, за которые его не только вышибли бы с работы, но и, при невеселом стечении обстоятельств, могли зачислить в категорию «Ф»,

что означало — визит в ближайшее полнолуние. А куда денешься? Система так устроена — есть дела, которые никак не разобрать, не нарушая закона. Вот и заводят себе следователи руки во внешнем мире. И все об этом знают. И закрывают глаза. До поры до времени.

Эней когда-то не очень хотел связываться с милицией. Но для только-только становящегося на ноги детективного агентства отказ выглядел бы много подозрительней, чем согласие. А Занин оказался хорошей «крышей» и приличным мужиком.

То, чего Занин хотел сейчас, выходило за рамки отношений «мент-информатор». Очень далеко выходило. По сути дела, он почти в открытую попросил взломать домашний и рабочий комп Локшиной. А поскольку домашний комп, скорее всего, выключен и заблокирован — то взламывать придется и квартиру, чтобы включить его и выйти в Сеть, а остальное уже дело Антона. Чистый криминал. Занин редко интересовался, каким путем Эней и компания добывают интересующие его сведения — но сам на противозаконные действия подшефную контору никогда раньше не подбивал.

— Можешь выманить ее из дома между… — Эней посмотрел на часы — восемью и девятью вечера?

— Ну вы, барин, и задачки ставите… Сделаю.

Они ударили по рукам.

— Ничего пока не говори отцу, — сказал Эней. — Не обнадеживай зря. Найдем что-нибудь — свистнем.

* * *

Для разнообразия, за терминалом на этот раз сидел не один Антон. Тупую и механическую работу — просмотр почты за период похищения детей плюс минус неделя — нужно было выполнить как можно скорее, в счет шла каждая минута, а оставлять роботов-сортировщиков без присмотра он не хотел. А переписку Анна Андреевна вела обширнейшую — как и положено психотерапевту с большой практикой.

Первым зацепку обнаружил Костя.

— Ребята, тут письма какому-то Клавдию.

Письмо, в общем-то, ничем не выделялось среди других, кроме одного — неизвестный Клавдий за полтора года знакомства активизировался четырежды, и два раза этот период активности совпадал с похищениями. Последний всплеск — за два дня до исчезновения Нины.

— Тихою ходою підораса входить Клавдій, хтивий дядько принца, — пробормотал Эней. — Сделай общий поиск в русской Сети по его адресу, Антон.

Адрес не повторялся. Но зато Антон сел на хвост роботу, скачивавшему письма с этого ящика. Поиск среди других клиентов того же робота принес такой богатый результат, что все четверо переглянулись.

— Что хтивий, то хтивий, — пробормотал Игорь. — Не знал, не гадал — нечаянно попал.

— Этому парню нужна помощь психолога, — Костя насупил брови. — Если правда все, что он пишет в объявлениях — она ему не в шутку нужна. Если бедняга не может разобраться, гомик он или лесбиянка…

…Объявления «Клавдия» лежали как минимум на шестнадцати сайтах знакомств, в том числе голубых и розовых.

— Нда, припекло человека, — хмыкнул Антон.

— Нет, не то, — решительно возразил Эней. — Скопируй одну из форм объявления и запусти поиск по ней.

Поиск и последовавший за ним отсев выявил еще несколько аватар Клавдия — Сореля, Ахэрэ и Наоми. Несмотря на экзотические имена, речевые обороты выдавали некоторую стандартность мышления.

— «Раздели мое одиночество и поселись в моем сердце. Мой маленький кораблик любви ждет тебя, капитан…» Р-романтик, — Костя сказал это слово как отхаркнулся.

— Труженик, — поправил Игорь. — Ты что, еще не понял? Он клеит девочек и мальчиков. Встречается, выясняет экстерьер… а потом подсовывает клиентам.

— Как на него милиция еще не вышла, я вот чему удивляюсь, — сказал Антон.

— Вполне возможно, что он еще ничего противозаконного не сотворил, — ровным голосом сказал Эней. — У нас тринадцать лет — возраст согласия. И там, где согласие есть и нет передачи денег из рук в руки, дела не построишь. А мы ведь даже не знаем, имеет ли он отношение к нашему случаю. И замешана ли Локшина. Нам придется на них обоих выходить лично и допрашивать под наркотиком. И третьи сутки вот-вот пойдут…

— Погоди-погоди, — сказал Костя. — Занин о чем нас просил? Спереть информацию. Мы сперли. Разве этого мало?

— Похищены дети, — сказал Эней.

— Я в курсе, что не овцы. Но у нас полномочий нет хватать и допрашивать. Пусть Занин это делает, он опер.

— У Занина их тоже нет, Кен, — сказал Антон. — То, что мы накопали — этого все-таки мало для прокурорской санкции.

— А самое главное, — не глядя на Костю, сказал Эней, — если Занин и получит прокурорскую санкцию на допрос Локшиной под наркотиком, на это все равно уйдет много времени. Нет, мы отработаем эту версию до точки. И тогда уже скажем Занину твердое «да» или твердое «нет».

— И last, but not least, — добавил Игорь. — Это контракт на возвращение ребенка. Информация для Занина ничего не стоит. Ну, он когда-нибудь с нами рассчитается услугой за услугу, но хотелось бы и в тугриках…

— Игорь, а если бы Александров был нищим?

— Тогда нам пришлось бы возвращать ребенка бесплатно, — согласился Игорь. — Но ведь он не нищий, верно?

— Антон, мы с Цумэ идем к Локшиной, — подытожил Эней. — Ты попытайся хоть как-то локализовать Клавдия. Где бывает, с кем пересекается… Он должен активно чатиться, постоянно знакомиться, волка ноги кормят. Костя, готовь контракт и жди звонка.

* * *

Антон зарядил в кофеварку порцию кофе и пошел в душ. Сдвоенная лекция в семь, потом еще одна в 10, а потом опять начнется работа, которая неизвестно когда кончится. Катя опять обидится, что ни с того ни с сего сорвался поход в аквапарк, и он даже не станет придумывать оправдания. Потому что голова занята совсем другим, и все ее мощности задействованы на сто процентов. И придется ли на этой неделе спать вообще, Бог весть. Когда у Лукьянова из Экопола пропал сын, Антон спал разве что на лекциях. Похищение — поганейший вид криминала. Менты только серийных убийц ненавидят сильнее, и террористов еще — потому что даже если похитители просят выкуп, никогда не знаешь, что там, на той стороне: хитрый расчетливый сукин сын или псих, который уже убил жертву, чтоб спокойней было.

А тут и выкупа не просят. Тут может быть что угодно — от нелегального потребления до маньяка. И время торопит — поэтому Антон полностью поддерживал Энея и считал, что Костя чрезмерно осторожничает.

Нина не увлекалась Сетью. Они рисовала. Трехмерная графика, клипы. Две постоянных конференции — мастер-класс для начинающих Д-графиков и девчачий чат о косметике и тряпках. Чат. Так… Где копии логов, снятые с их планшеток милицией?

Антон сунул руки в зажимы контактных перчаток. Сравнить. Есть. Трое постоянно посещали один чат, «Три поросенка». Так. Идем туда.

Обычно для регистрации в чате достаточно пары минут. У Антона это заняло минут пять — он не хотел оставлять следов. Список ников сводника Клавдия. Сейчас полночь, самое время.

Где-то Антон читал, что человек может работать в норме с числом объектов от пяти до девяти. Семь плюс-минус два. Сейчас над рабочей поверхностью лежало уже гораздо больше слоев. Подростковые чаты, эротические чаты, чаты знакомств, любителей сладенького, кисленького и остренького, голубые и розовые чаты, БДСМ… Он не читал строки дурацкой болтовни и не прослушивал аудиологи. Программа слежения сама выделит ключевые слова, пискнет и укажет. Режим поиска. Анализ. Процедуры опознания. Обратная связь.

Это называется — поток. Интерактивное взаимодействие с положительной обратной

связью. Сознание работает четко, ясно, теряется ощущение времени, существует только текущая по развернутым полупрозрачным слоям информация.

Анализ. Совпадения. Ключевые слова. Есть.

Нэко-нэко// Холодно, плохо.

Клаудия // некому согреть котеночка…

Нэко-нэко // обижают нас, котят.

На это ты ведешься, да. На подростков, которым плохо, скучно, одиноко. И это у тебя бот, это ты просто не даешь рыбке сорваться с крючка, а настоящий ты сидишь вот здесь, в чате «LisT», что расшифровывается как Love is Torment. Ну что ж, поиграем…

…Когда он оторвался от терминала, его уже трясло. Ощущение было мерзопакостное — как будто выкупался в выгребной яме. И еще предстоит поплавать в ней как минимум полчасика…

Он вызвал программу виртуального комма, набрал номер Энея. Бедный Эней. Как он смотрел на снимки этой Нины…

— Слушаю… — раздался знакомый голос.

— Я засек его, командор. Его или какого-то его коллегу. Он в клубе «Сатурн» на Обводном. Включите навигатор в машине, я сейчас дам прицел.

— Как мы его опознаем? — влез в разговор Цумэ.

— Я что-нибудь придумаю, пока вы доедете. Он торчит в чате со мной. Может быть, я уговорю его перейти в видеорежим и дать картинку. Но у него должна быть в привате моя иконка. Щенок в корзинке.

Антон перехватил и разговор с ботом в подростковом чате. Свою партию для этого чата он составил из реплик пропавших. Да, стратегия разговора была одна и та же. Жаловались на школу, проблемы с родителями, никто не любит… Грамматические ошибки, специфический жаргон чатов с сокращениями, без запятых и точек.

Только бы не написать фразу правильно. Это сбой. Никаких заглавных букв. Надо бы бота зарядить, чтобы сам выдавал реплики, но некогда. Ничего, справлюсь.

Состояние потока… «И балда с балдою говорит…»

Прошло сорок или сорок пять минут — он не засекал — и вдруг собеседник по LisTу умолк. «Балда» в подростковом чате продолжал трещать. Антон снова вызвал виртуальный комм.

— Ну что, кэп?

— Да, мы его взяли, — сказал Эней. — Отдыхай пока.

Пол-четвертого утра. Можно будет урвать два часа сна, — подумал Антон, отключая комм…

* * *

Эней опасался предстоящего разговора с мадам Локшиной. Хватать женщину ночью в ее доме, устраивать экстренный допрос человеку, который, может быть, невиновен — и бабка надвое гадала, поможет ли Локшина чем-то, если виновна… Это с одной стороны. А с другой — сумеет ли он совладать с искушением? Ведь дети же. Дети. Ну, как такое можно… Он приоткрыл бумажник и посмотрел на запаянную в прозрачный ламинат распечатку маленького снимка Аннемари Эллерт.

Помни о пекаре, сынок.

— Самое смешное, — сказал в ларингофоне Игорь, — это то, что на пожарной лестнице в девяти случаях из десяти даже паршивенькой решеточки, поганенького замочка не стоит. И то сказать — не попрется нормальный человек на восемнадцатый этаж пешком.

Эней кивнул. Ну что тут сделать, коли мы — ненормальные…

— Хотя, конечно, — продолжал Игорь — по законам жанра мне положено лезть по стене и появляться из раскрытого окна в трепетании занавески. Или нетопырем влетать — хотя это уже легенды вообще-то. Надеюсь, совесть ее не беспокоит и снотворного она не пьет. А то еще будить…

— Кончай трепаться, — вздохнул Эней. — Это ее окно?

— Да. Кухня.

— Откуда свет?

— Спальня. Читает на сон грядущий, наверное.

Эней кивнул и надвинул на лицо ветрозащитную маску. Игорь сделал то же самое со своей. Они остановились на восемнадцатом этаже, Цумэ ковырнул в замке отмычкой — и с пожарной лестницы они вошли в коридор.

— У лифтов — камера слежения, — предупредил Цумэ. — Но нам туда не надо. Вот ее квартира.

Замок открылся чисто и без звука. И дверь не скрипнула. Внутри было тихо, аквариумные рыбки варков и бывших варков тоже не любят, но вот тревогу им поднять нечем.

Эней остался в коридоре, прикрывать периметр. Цумэ аккуратно захлопнул дверь. Бесшумно проскользнул к спальне. Взял инъектор наизготовку.

Следующую дверь распахнул плавным рывком, одним прыжком очутился на кровати, приземлившись прямо на тело женщины. Воздух, который она уже набрала было, чтобы закричать, с легким «ха» выскочил от этого толчка. Цумэ припечатал ей ладонью рот.

— Тихо, — просто для порядка сказал он. — Тихо-тихо.

Хорошо, что вечер прохладный. Так, она, пожалуй, и заметила бы, что он теплый. 36 градусов, конечно, не нормальные человеческие 37, но и не варковские 25.

— Я вижу два варианта развития событий, — сказал он, показывая инъектор. — Первый: я колю вам это и разжимаю рот. Вы кричите. Я сворачиваю вам шею. Второй: я колю вам это и разжимаю рот. Вы не кричите. Я задаю несколько вопросов, вы отвечаете — и мы расходимся навсегда. Вам нравится первый вариант?

Женщина отчаянно замотала головой — насколько ей позволяла рука в перчатке.

— Второй?

Она кивнула. Игорь приставил к ее шее иньектор, нажал. Убрал руку.

Женщина сглотнула, открыла рот, он просто видел как в ее глазах проносится «Закричать?» Не закричала.

Игорь продолжал сидеть у нее на груди, прижимая ее руки к постели, отсчитывая секунды и вглядываясь в лицо. Укол в шею должен подействовать секунд через пятнадцать-двадцать, внешним признаком будет характерное расслабление мышц.

— Это… неопентотал? — прошептала женщина.

Игорь кивнул.

Ей было лет сорок-сорок пять на вид, пятьдесят два на самом деле. Не из тех, кто молодится, но, как говорится, «следит за собой». Встреться они в баре вечером накануне полнолуния — и Игорь мог бы оказаться в ее постели с совсем другими целями…

— Почему… вы сказали «сверну шею»…

— Потому что дела о нелегальном потреблении расследуют тщательнее. И в этом смысле вы меня вообще не интересуете, — это была чистая правда. Есть ее совершенно не хотелось, даже «этот» молчал.

— Тогда почему…?

Вот оно, есть. Разошлась складка между бровей, расплылись полуоткрытые губы.

Обыватели считают неопентотал чудо-препаратом, после которого человек только и делает, что болтает. На самом деле эффект — просто основательно получше, чем у хорошей дозы спиртного, и работает по тому же принципу: «что у трезвого на уме, то у пьяного на языке».

Но бывают и сдержанные пьяницы. Поэтому задача номер раз — огорошить вопросом. Представить дело так, будто ты уже все знаешь.

И страх, конечно помогает. Очень.

— Когда с вами обещали связаться?

— Кто? — похоже, она изумилась искренне.

— Клавдий.

— Н-не знаю. Клавдий мне сейчас не нужен.

— Вы связываетесь с ним?

— Он пишет мне. Мы встречаемся в «Омикроне» на Садовой…

— Когда следующий раз?

— Не знаю… Не скоро.

— Вы можете его вызвать?

— Я могу написать ему…

— Что вы обычно ему пишете?

— Что у меня появились кандидаты. Но сейчас нет — и слишком рано…

— Кого вы называете кандидатом?

— Агнца, дурак, — она не могла жестикулировать, и поэтому мотнула головой. — Ему нужны подростки-агнцы. Н-настоящие, которые не перегорят.

— Зачем?

— Я не знаю. Я не хочу знать.

Не знала. Не хотела. Не лгала. Не пыталась даже. И самое странное — почти не боялась. То есть боялась, но его, Игоря, физиологически. Она, кажется, вообще варков боится… И то сказать…

— Нина Александрова.

— Хорошая девочка… немного тревожная…

— Она ему подошла?

— Да…

— Где вы ее показали ему?

— На воздушном катке… Она пошла в туалет, я ее окликнула… Я пообещала ей познакомить… с хорошим парнем… Она меня просила, раньше. У нее не клеилось… Дважды попадались мальчики пустые совсем… Она сомневаться начала… Что не разбирает… Хотела, чтобы я ей настоящего показала — если не получится, так посмотреть… Подростки…

«Тот, кого я поцелую…»

— И вы подсунули ей профессиональную сводню?

— Ему нужны агнцы. Мне нужны деньги.

— Петя Зенин.

— Приходил разобраться с гендерной ориентацией. Агнец. Подошел Клавдию.

— Сколько вы брали за… голову?

— Пять тысяч.

— Другие дети? Кого вы еще показывали Клавдию?

— Марина и Владимир… не подошли…

— Как вы познакомились с Клавдием?

— Он написал мне. Мы встретились… он рассказал, что нужно.

— Почему вы согласились?

Дело было явно не в деньгах. Пять тонн за голову — это неплохо, но это не та сумма, за которую так рискуют.

— Я их ненавижу, — сказала женщина.

— У вас есть снимки Клавдия?

— Нет.

— Его настоящее имя?

— Никита. Он так себя называл…

— Как он выглядит?

— Красивый. Светлые волосы, серые глаза. Большие… Черные брови… Лицо… немного неправильное… но выразительное.

— Напишите ему, — Цумэ слез с женщины. Она заворочалась, поднимаясь.

— Вы сделали мне больно…

— Меньше, чем хотел бы. Садитесь, пишите.

— Цумэ, не надо, — раздался в ларингофоне шепот Андрея. — Антон вычислил его.

— А впрочем, — сказал Игорь вслух, — не надо. Не пишите. Вы поступите иначе. Завтра вы пойдете в милицию. К тому самому оперу. И расскажете все, что только что сказали мне. Добровольно. Можете приукрасить в свою пользу. В конце концов, вы действительно не знаете, что делали с подростками — да и из тех, кого вы назвали Клавдию, похитили не всех.

Женщина (он не мог про себя называть ее по имени) застыла в очень неудобной позе, боялась двинуться. Но способность думать к ней наверняка вернулась. Он подхватил ее под локоть, заставил выпрямиться. Теперь наощупь, он был, кажется, теплее ее. Вряд ли она обратит внимание.

— Если вы не пойдете в милицию с утра, я не вернусь, нет. Мы просто сообщим работодателям Клавдия, кто его сдал. И вас найдут. А если вы расскажете про мой визит, вас обязательно допросят так, как это только что сделал я. Обвинения против высоких господ — дело серьезное. Они допросят вас и точно установят меру вашей вины.

Он подержал женщину еще немого и бросил на кровать. Она лежала неподвижно и, кажется, пыталась не дышать. Очень умно с ее стороны.

Так же бесшумно, как и вошел, Цумэ покинул квартиру. Вновь пожарная лестница — теперь вниз, бегом.

— Клуб «Сатурн» на Обводном, — на ходу рассказывал Эней. — Он сейчас там, Тоха держит его в чате. Мы его узнаем по Тохиной иконке…

— Думаю, он окажется самым красивым парнем в зале. «Сатурн» — большой клуб?

— Тоха говорит — 86 машин и четыре мегатерминала.

— Возня… И по ауре его не вычислишь, наверное.

Да, было бы обидно прихватить не ту сволочь.

Джип «казак» был у «Сатурна» через сорок минут.

— Тоха говорит — он все еще в чате, — сказал Эней. — Говорит, берите его быстрее, пока он меня всего виртуальными слюнями не обмазал.

…«Сатурн» был виртуальной дырой с воображением. Потолок выпуклый, низкое звездное небо над головой, причем не то, что видно с Земли, а то, что видно с Япета (во всяком случае, от земного оно отличалось, а про Япет Игорю сказала программа при регистрации). И кольцо, естественно. Небо было очень даже ничего. Вот с нравственным законом внутри нас здесь, как Игорь и подозревал, обстояло похуже.

Основную массу посетителей составляли мальчишки. Основное занятие — игра в «Альянс». Мальчишки были в наушниках, поэтому не слышали своих собственных азартных воплей и не регулировали громкость. Звукопоглотители кабинок не могли справиться с напором детского мата.

Игорь с Энеем разделились и пошли вдоль рядов. Эней остановился у машины под номером 43. Нагнулся, как бы завязывая шнурок. Игорь обогнул стойку мегатерминалов и поспешил к нему.

Он бы не обратил на него внимания, если бы не голограмма в углу экрана. Потому что от парня справа несло таким же развеселым азартом, что и от его соседей-подростков. Ловец, так сказать, человеков. Ничего общего с густой волной похоти от одной из кабинок, на которую Игорь сделал было стойку.

Светловолосый парень за компом их не заметил. Эней чуть пригнулся к нему, оттянул один из наушников и тихо, почти ласково позвал:

— Никита…

Парень обернулся как-то судорожно даже. Либо имя было настоящим, либо он использовал его часто. Но никак не ждал услышать здесь. Брови действительно черные, густые. Вообще, девичья мечта. Разве что веко дрожит.

— Выйдем покурим, — сказал Игорь.

Парень дернулся было, но ощутил сквозь свитер и майку холод ножа в области почек.

— Пойдем, — Игорь улыбнулся и как бы небрежно положил руку ему на плечо. И слегка сжал.

— Ойййй, — шепотом застонал Клавдий. И уже не столько от боли, сколько от осознания. — Ой…

В глазах его теперь плыл не испуг — ужас. Повинуясь движению Игоревой руки, он встал и пошел.

Со стороны все выглядело очень мирно: три молодых человека в обнимку покидают зал. Эней с пленником сели в машину, на заднее сиденье, Цумэ — на место водителя. Один «браслет» был уже на руке Клавдия, второй Эней застегнул на ручке двери. Коротко ответил на звонок Антона. На Клавдия этот ответ произвел чуть ни не больше впечатления, чем наручники.

Цумэ достал купленную на входе банку пива, открыл ее, поставил в держатель. Вытащил — одной рукой все-таки неудобно — из нагрудного кармана инъекьтор, проверил ампулу. На

человека клавдиевского веса хватит.

— Здесь или как доедем?

— Чего время терять, — спокойно сказал Эней. — Где Нина?

— Какая Нина?

— Ты знаешь, какая, — сказал Игорь.

Эней заломил своднику средний палец и повторил вопрос.

— Не знаю! — взвизгнул Никита.

— Сделай музыку погромче, — сказал Игорю Эней. — Зачем препарат тратить, он денег

стоит.

Игорь выдвинул панель управления, выбрал плейлист, запустил. По ушам ударил архаичный металл, любимый Энеем. Игорь его не переваривал, но решил, что для клиента — в самый раз.

— Поехали, — сказал Эней. Игорь положил инъектор на соседнее сидение и двинул машину вперед.

— Не знаю! — захлебывался клиент, пытаясь вырваться из хватки Энея. — Ничего не знаю! Никакую Нину! Пошли вы!..

Эней припечатал ладонью его рот, чтобы пресечь поток сознания.

— Ты не понял, — сказал он. — Мы будем кататься, пока ты не вспомнишь Нину. Бак у нас полный. А когда мы отъедем за город, я пристегну тебя к этой же дверце снаружи, и мы будем кататься еще. Пока не вспомнишь.

— Оставь что-то и мне, — сказал Игорь. — У меня еще лицензия на этот квартал не использована. Да, — добавил он, как бы спохватившись, — он все знает, все помнит, тебя боится. Только маловато, на мой вкус.

— Оставлю, — сказал Эней. Клавдий снова запищал — видимо, пошел в ход другой палец. — Послушай, а может быть, ты думаешь, что мы менты? Я тебя огорчу. Мы вольные стрелки и наняли нас родители. Ты знаешь, что такое материнское сердце? Меня просили, чтобы ты умер не слишком быстро.

Писк перешел во что-то членораздельное. Кажется, Клавдий пытался объяснить, что он тут ни при чем. Это он зря.

— Как ты думаешь, — все так же спокойно продолжал Эней, — почему я причиняю тебе боль?

Мычание.

— Потому что мне заказали, в частности и это. И многое другое. Понимаешь, если ты заговоришь сейчас, мне все-таки придется отдать тебя милиции. Живого. Потому что так будет проще найти девочку.

Мычание.

— А если мы приведем тебя в нетоварный вид, то сдавать тебя не будет никакого смысла — они по весу не принимают, даже на Гороховой. А расскажешь ты все в любом случае.

Более интенсивное мычание. Тихий хруст. Ого!

— А вот теперь я слушаю, — Эней убрал руку.

— В Москве! — задыхаясь, крикнул Клавдий. — В Москве она! Только вам ее не достать, там такие шишки! Они вас сразу размажут! И меня размажут, уроды!

— Это уже интересно, — сказал Игорь. — А поподробнее?

— Какие именно шишки? — подхватил Эней.

Несколько минут, давясь соплями, Клавдий рассказывал. Он не знал ни имен, ни должностей — только название клуба: «Морена». Там происходило все, что разрешал закон: азартные игры, любительские бои между людьми и собаками, разнообразный секс. Там происходило и то, что закон запрещал: азартные игры на имущество и жизни, нелегальное потребление, бои насмерть и секс такого рода, какой запрещает даже самое либеральное законодательство.

Если все это существовало чуть ли не в открытую чуть ли не в центре Москвы — то крыша должна была быть серьезной. Наверное, даже не ментовской.

Клавдий имел дело с — вероятно — помощником менеджера. Ему пересылали заказы. Он находил «объекты», обрабатывал, доставлял. У клуба были и другие агенты, но он не знал, кто… Он действительно не знал.

На него вышли два года назад. Один из его старых клиентов сказал, что некоему очень закрытому и очень престижному клубу нужен агент в Питере. Работа та же самая — поставлять «товар». «Агнцев». При том — девственников и девственниц. Товар штучный. Платили по двадцать пять тысяч за голову. Пять приходилось отстегивать психологине, если представитель клиента оставался доволен. Он обязательно сначала приезжал лично и смотрел. Брал далеко не всегда.

Когда стало ясно, что из Клавдия больше ничего не выжать, а за окнами машины потянулась полоса лесопарка, Эней сделал Игорю знак остановиться.

— Нет, — сжался на сиденье Клавдий. — Не надо!

Эней вышел из машины, обошел ее кругом, разблокировал дверь со стороны Клавдия и рванул на себя так, что смазливый сводник выпал на асфальт. Рука, прикованная к дверце машины, вывернулась, Клавдий заорал.

— Заткнись, — Эней перестегнул наручник себе за запястье. — Поднимайся.

Клавдий с трудом перебирал ногами — не поддергивай его Цумэ за шиворот, упал бы. Заведя жертву чуть подальше от обочины — неглубоко, только до второго ряда деревьев — Эней прижал парня спиной к одному из стволов, отстегнул свой наручник и сковал его руки за стволом.

— Ты сейчас умрешь, Никита, — Эней вынул нож из ножен на запястье. — Что ты чувствуешь? Поделись.

— Не наа…. - говорить Клавдий не мог. Голова на сторону. Хрип. Кажется, его рвало всухую от страха.

— Напуган он до усрачки, — Цумэ потянул носом. — Ну… по меньшей мере, до уссачки. И все-таки на что-то еще надеется… перебирает в головенке варианты — кого бы нам еще сдать, чтобы хоть минутку подольше пожить. А вдруг появятся, спасут… Но ведь не появятся и не спасут, и он это понимает. Так что его мотает от надежды к отчаянию. Знаешь, раздумал я

это говно потреблять.

— Леви падло не їдять, — ровным голосом сказал Эней. — А раскаяние он чувствует?

— Ты думаешь, до него хоть что-нибудь дошло? — с сожалением спросил Цумэ. — Нет. Хорошо бы, но — нет. Досада наличествует. На то, что не был умнее, на то, что так глупо дал себя поймать, не поднял крик, не побежал… А вдруг сумел бы вырваться? А вдруг мы да не успели бы его подрезать? Или успели бы, но не насмерть?

— Понятно, — сказал Эней. Спрятал нож, развернулся и пошел к дороге, на ходу включая комм и вызывая номер Занина.

— Алло, — промычал в наушнике предельно усталый голос.

— Не спишь?

— Не… что? Какое слово ты сказал? Я забыл, что оно значит, сейчас в словаре посмотрю.

— Мы взяли агента.

— Где вы? — голос Занина мгновенно изменился, словно специальной программой стерли посторонние шумы.

— По 19-му шоссе на восток до автобусной остановки «Лесная». Сразу увидишь наш джип.

— А как я его взял?

— Я тебе сейчас перешлю лог беседы, которую вел с ним твой сотрудник. И завтра к тебе явится с повинной твоя зацепка. По крайней мере, должна. Да… этот тип сопротивлялся при аресте. Немножко.

— Еду, — быстро сказал Занин и визор угас.

Эней сунул руку в карман, потеребил четки. Цумэ хорошо, он курит. Ему есть чем занять руки и рот.

Ощущение было гадостное. Ладно, к делу. Он набрал Антона.

— Привет.

На том конце смачно зевнули. Эней улыбнулся.

— Я тебя из кровати вытащил?

— Не, я прямо за терминалом уснул. Сейчас в кровать пойду. Или не идти?

— Извини, Тоха, — Эней сел на переднее сиденье джипа, подключил к комму бортовой компьютер. — Сейчас я тебе солью небольшую аудиозапись, прослушай ее — это раз. И пробей московский ночной клуб «Морена». Вряд ли найдешь что-то, кроме регистрационных данных, но так, на всякий случай. По максимуму — попробуй узнать, кто хозяева. В тех же чатах посмотри и прочем трындеже. Там еще бои — человеческие, собачьи. Так что в тематических может что-то найтись.

— Есть, — сказал совершенно проснувшийся Антон.

Хорошо быть молодым, подумал Эней, начисто забывший, что ему до 30 еще плыть и плыть. Брассом.

Не прошуршав ни единой травинкой, на дороге появился Цумэ. Аппарировал, не иначе.

— Во-первых, — сказал он, закуривая. — Клиент в обмороке. Во-вторых, капеллан у нас Костя. И в-третьих, спасать эту душонку, по-моему, поздно.

Эней не ответил. Набрал номер Кости.

— Слушаю, шеф, — а вот в голосе Кости ни тени сна — хотя он старается по своей армейской привычке урвать любую минуту.

— Ты подготовил контракт с Александровыми?

— Так точно.

— Поезжай к ним и подпиши. И собирайся на утренний монорельс. Едем в Москву.

* * *

…Если спросить у образованного москвича, что такое нелегальный бордель, то он ответит, что это химера речи — существует в языке, но не встречается в природе. Если спросить то же самое у москвича обыкновенного, то даже те из них, кто не опознает химеру языка, попытайся она загрызть его в темном переулке, согласится, что нелегальный бордель встретить в этой жизни не легче, чем летающего слона. В крупную зеленую клетку. Потому что, во-первых, все, что требуется человеку — от дружеской беседы до снаффа — ему охотно и с удовольствием продаст бордель легальный, а во-вторых, со всем остальным борется не столько полиция, сколько высокие господа. Обычными своими методами.

Обе группы москвичей совершат типичную ошибку. Там где есть спрос, будет и предложение. О да, в нынешние времена не то что почти все, а пожалуй и просто все можно получить с полного согласия партнера… но что если кому-то требуется именно несогласие. Причем настоящее?

…Это была та самая Старая Москва — узкие улицы, путаница переулков со странными названиями, дома в три-пять этажей с не по-современному узкими окнами и толстыми стенами, с двускатными крышами, с парадными и черными лестницами. Вот еще отличие Москвы от Питера, — подумал Игорь. — У нас так и называют лестницы «парадными», даже если это старый блочный дом с единственным выходом. Усмехнулся — давно ли Питер стал «у нас», а квартира на Фонтанке — «дома»? Иногда казалось, что всю жизнь, а иногда…

Переулок носил странное название Щипок, и по одну сторону там стеной стояли эти старинные дома, а по другую шел забор — квадратные столбы выкрашены белым, плиты между ним — желтовато-бежевым, четырехскатные навершия столбов — темно-красным. За забором виднелись деревья и двух- или трехэтажные строения. Забор охватывал целый квартальчик неправильной трапециевидной формы, а внутри находился искомый развлекательный комплекс-клуб «Морена».

Стоянок было две — одна, практически заполненная, внутри, вторая — снаружи. Кен, сидевший за рулем, завел машину на крайнее место внешней стоянки. Хоть и предполагалось, что эту «мазду» придется бросать, но вдруг еще пригодится? Как и положено водителю-телохранителю, Кен вышел первым, обошел машину и открыл Игорю дверь.

Карточка-пропуск с мерцающей зеленой голограммой утверждала, что клиент явился посмотреть на бои без правил. О настоящих намерениях клиента в ней написано не было. Карточку Игорь украл в казино того же клуба. Эней перекроил ее под данные Игоря — работа качеством пониже Енотовской, но чекер съест.

Охрана на входе не нашла в новых гостях ничего странного — молодой человек в очках-хамелеонах и дорогом костюме, с почти белыми, явно осветленными волосами, зачесанными назад и собранными в хвостик, и охранник при нем. У таких людей охранник — скорее признак статуса, чем насущная необходимость. А может, молодой человек занимался бизнесом не менее нелегальным, чем заведение «Морена» — тогда охранник вовсе не лишний… И в самом деле, что нужно добропорядочному молодому бизнесмену на такой, мягко говоря, незаконной затее, как нелицензированные бои без правил? Но ни оружия, ни сколько-нибудь подозрительных металлических предметов у беловолосого молодого человека и его охранника, крупного неторопливого парня, не оказалось.

Внутри, за узорными чугунными воротами, был уютный дворик со старыми вязами и кирпичными дорожками. У самого входа в двухэтажный, под ту же московскую старину отреставрированный дом, росли две стройные елочки. У крыльца уже горели фонари, хотя небо еще не потемнело окончательно.

За тяжелыми дверями из темного дерева находился неярко освещенный холл. Игорь направился было к лестнице, что вела в полуподвальный зал для боев, но вдруг резко остановился. Кен замер у него за плечом. Понял, что Игорь сканирует пространство.

— В бар, — сказал Игорь как бы сам себе, как бы разрешив некоторое внутреннее колебание гурмана, выбирающего, от какого блюда вкусить первым и решившего начать с аперитива…

Так это выглядело со стороны — а на самом деле ему было не по себе. Визу, в зале, горела ярким белым, обжигающе-холодным светом невероятной мощности газосветная трубка. Он «видел» ее отсюда, из холла. Это могло значить только одно — в зале находится старый варк. По счастью, «увидеть» точно также Игоря он вряд ли сможет — данпилы очень плохо «видны», это они не раз проверяли. Но попадаться на глаза такому деятелю… Игорь выругался про себя. Если их засекут, охота будет страшная. Черт же принес «высоких господ» именно сегодня.

— Что случилось? — спросил Кен.

— Тебе в зал нельзя.

Будь тут молодые варки — можно было бы рискнуть: они просто не знают, что такое священник; не понимают природы охватывающего их страха. А вот старики должны помнить. И там, в зале, наверняка старик, который, может статься, и данпила сумеет отличить от просто «надкушенного» человека.

Судя по долетавшему снизу шуму и постепенно сгущающейся смеси азарта, ожидания и страха, бои уже начались. Бар был самый обычный, со стойкой под черное дерево, дюжиной высоких стульев, десятком столиков, барменом за стойкой и зеркальной выставкой бутылок у бармена за спиной. Свет горел только над стойкой да над столиками, мягкий и рассеянный. Играла негромкая музыка — что-то легкое, обработанная до неузнаваемости классика. Антона именно такая музыка вывела бы из себя, он не любил easy-listening, а Игоря почти мгновенно проняло другое.

В баре, кроме них с Кеном, прохлаждались трое любителей пива у стойки, да парочка за угловым столиком, но здание (он это чувствовал) было полно людей — и второй этаж, и подвальный, и загибающееся направо крыло. И почти все они — за вычетом почти неощутимой обслуги — были одержимы страстями, страстишками и желаниями, горячащими кровь. Игорь ненавидел такие места еще человеком, а сейчас вдобавок остро ощущал ауру, отдававшую гнилью и мерзким возбуждением. Странно — было ведь время, когда это ему нравилось, как может нравится крепкое и слишком терпкое вино с пряностями. Тогда они с Миленой ходили в казино и в боевые клубы, чтобы окунуться в подобную атмосферу, и им было хорошо… Сейчас его воротило от таких мыслезапахов. Хорошо Кену — он этого не чует.

Прихваченный утром сотрудник сказал, что бардак — на втором этаже смежного здания, туда ведет стеклянный переход. Карточка сотрудника была теперь у Игоря, и на всякий случай имелась еще универсальная ключ-карта, «аникейка» работы Енота. Ну и свои собственные инструменты Игорь прихватил.

Проблема в том, что по краденой клубной карте мог пройти только один человек с охранником, а по карте персонала никто: здесь работало не так много народу, охрана знала всех в лицо. Поэтому…

Игорь снова осмотрел бар и мысленно вздохнул с облегчением. Эней — опять просочился, как у него только получается — уже сидел за стойкой. Он пришел днем и попросился на арену. Его взяли — и отвертеться от одного, как минимум, боя он теперь не мог. Похороны — за свой счет. То есть, это они так тут думают. А мы, зная нашего фукутё, скорее поставим на то, что похороны здесь будут за счет заведения. Он жив, здоров и готов к бою — это замечательно.

Эней чуть заметно кивнул. Причина, по которой Игорь и Кен оказались в баре, могла быть только одна — внизу есть кто-то, кто может их опознать. Значит, придется идти верхом. Риск больше, шансов затеряться меньше — но столкновение со старым варком — это уже не риск. Это заваленная операция. Охранник сделал Энею знак, тот допил свой молочный коктейль и вышел.

Из зала донесся вопль и обвал аплодисментов — публика приветствовала победителя. Это уже третий круг, пора. Игорь встал и снял очки.

— Где тут кабинет отдохновения? — спросил он у бармена. Тот показал пальцем.

Служебная дверь из бара в бардак была рядом с туалетом и предназначалась только для сотрудников. Если бы Игорь сразу двинулся в публичный дом, ему пришлось бы идти через другой вход, где его срисовали бы камеры слежения. Они и здесь есть, но, если все сложится хорошо… то есть, плохо… не зафиксируют ничего более подозрительного, чем запор.

Свой плащ Цумэ оставил на стуле — создавая впечатление, что отошел буквально на минуту. Если Нины в бардаке нет — разведка примерно столько и займет. Если она там — они вынесут ее через другой служебный вход.

…Поворот к мужскому туалету. Никого нет. Проходим мимо, к двери с табличкой «Служебное помещение». Карточка сотрудника — дальше тоже пусто. В одну сторону коридор, в другую — лестничная клетка и лестница наверх.

Они двигались неслышно, лиловато-серое ковровое покрытие гасило звук шагов. Игорь «принюхался». Он искал агнца. Напуганного, страдающего, живого. Девочку. С хорошим пространственным воображением. Или уже без него. Боже, только бы живую!

Спокойно, Цумэ, спокойно, сейчас главное — Нина, остальное потом, и этот боров потом, и те, кто за этой дверью — тоже потом… Здесь!

Универсальная отмычка сработала, дверь приоткрылась — вот тут может подняться тревога, но это не суть важно…

— …А-а-а! — захлебывающийся крик, сорванный голос.

Хлопнула, закрываясь и снова отсекая комнату от коридора, звуконепроницаемая дверь. Мужчина не успел ничего понять, потому что умер. Перелом позвоночника. Игорь отшвырнул его тело в угол, и там оно обрушилось, неестественно изогнувшись и непристойно раскинув ноги.

Девчонка рыдала и всхлипывала, а когда Игорь взял ее за руку, чтобы разомкнуть наручник, завопила снова.

— Ну-ну, маленькая, все уже кончилось, все теперь будет только хорошо… — Костя гладил девочку по волосам в то время как Игорь взламывал наручники. Странно, но Нина немного успокоилась — по крайней мере, перестала кричать. Костя, несмотря на свой совершенно разбойничий экстерьер, курение и пренебрежение дезодорантом, почему-то действовал на детей и женщин успокаивающе. А может, в том и дело было, что хорошо пахли и выглядели как раз здешние подонки…

Почувствовав шприц-ампулу, Нина дернулась было, но крикнуть не успела, обмякла.

Острая режущая нота дикого ужаса, забивавшая все остальное, исчезла.

Игорь перевел дыхание. Он знал, что номера здесь звуконепроницаемые, что снаружи никто не обратит внимания ни на какие вопли — разве что придет пора выпроваживать клиента, у которого истекло время. Но слышать этот отчаянный плач и чуять ее ужас у него не было сил. Тем более, что в номере пахло кровью и какой-то приторной дрянью. Кен завернул девчонку в найденный в душе халат, укутал с головой в покрывало. Перекинул через плечо — правильно, на руках спасенных принцесс таскают только в кино.

Прекрасно. Все прошло просто прекрасно. Игорь вспомнил вчерашнее… а, нет, уже позавчерашнее утро — черного от гнева и злости Занина, полотняно-белого Александрова. А ведь Эней это предвидел заранее, и велел Косте заказать билеты на монорельс еще до того, как Занину ответили — «дело взято в оперативную разработку».

Сволочи. Поганые купленные сволочи.

…Они вышли в коридор. Спокойным, но быстрым шагом. Вниз по лестнице, направо, там подсобка и служебный выход.

Первый человек им попался на лестнице. Официант с подносом. Игорь ударил его под подбородок напряженной ладонью, другой рукой плавно перехватил поднос. Официант осел на пол. Хорошие ковры в этом заведении — мечта террориста. Поднос Игорь поставил в угол лестничной площадки — его заслоняла раскрытая дверь.

Второй сидел у черного хода, и это был охранник. Игорь рванул к нему — он знал, что нормальный человек увидит только размытую тень, и даже если успеет… Но охранник не успел даже увидеть. Он остался сидеть где сидел, только голова склонилась набок под странным углом.

Замок на двери оказался механическим, электронная отмычка не годилась, терять время на подбор фомки не хотелось, и Игорь просто выбил его. Не слишком удачно — ушиб пальцы. Сигнализация не сработала, видимо опознала карточку обслуги. Хозяйственный двор пуст, освещения — никакого. Игорю это не мешало, он и так все прекрасно видел, а Кен двигался точно за ним. Охранник у служебных ворот, вышел из будки покурить — и это стоило ему жизни, а Игоря избавило от необходимости его оттуда выманивать.

Костя уложил девочку в просторный багажник. Некуртуазно, но если тормознут и увидят прямо в салоне изнасилованного ребенка…

Через двадцать минут они будут в Жулебино. Там детский дом и отличный медпункт, и заместитель директора, которая очень обязана «Лунному свету» и уже предупреждена. Если бы не ответ Москвы, не «оперативная разработка», можно было бы идти в любую

больницу и открыто обращаться в милицию. А так пусть Занин этих сволочей достает. Из Питера. С живым свидетелем на руках.

А пока что… пока что… Игорь напоследок улыбнулся отъезжающему Косте и стиснул зубы. Костя думает, что он возвращается за Энеем — и проверить, нет ли где еще потерянных детей. Это, конечно, так… Но лишь отчасти так.

* * *

…Запах обжигал горло, синей стеной стоял где-то за гортанью. У абсента когда-то была такая — только зеленая. Запах пота, какусейзай, алкоголя, адреналина, страха, возбуждения. Жадный запах с ринга — «я на ногах, а он нет, я жив, а он нет», жадный запах толпы «это все для меня»… У смерти всегда дешевый запах. Цена равна стоимости. Но те, кто на ринге, и те, кто в толпе, считают, что они что-то значат. И помогают друг другу возрастать в самообмане. Простенький букет, но со многими вещами по-прежнему идет хорошо.

По логике вещей, сейчас боец в синей футболке должен был улететь в заднее сальто. Но его соперник удержал его за талию — ноги синего стукнули по полу, он осел на спину. Парень в желтом схватил его за лицо, откидывая ему голову назад, приподнялся на правом колене — и, казалось без всякого усилия, ударил противника правым предплечьем в горло. Даже в задних рядах было слышно, как хрустнули сначала хрящи, потом позвоночник. Зал выпустил на волю задержанное за секунду до того дыхание. И взвыл. Невысокий седой мужчина почувствовал, как напряглась, а потом резко расслабилась его спутница. Сзади, в почти пустом ряду за его спиной, щелкнула, закрываясь, планшетка. Референт, видимо, закончил наводить какие-то очередные необходимые ему справки. Вот оттуда не шло ни возбуждения, ни любопытства. Даже подавленного. Этому, — с легкой завистью подумал седой, — не нужен абсент. Его зеленый огонь всегда с ним.

— Что Вы скажете о последнем бойце, Вадим Арович?

— Ким, Александр Платонович, 27 лет, из уральских Кимов. Инициирован шесть недель назад в качестве поощрения отцу, — тут в голосе референта отчетливо послышалось положенное неодобрение. Урал был пограничной зоной, там привились некоторые сибирские обычаи, а столичная элита — как старшие, так и люди — твердо держалась меритократии и презирала «азиатские» замашки сибиряков. — 18 дней назад покинул Екатеринбург, не закончив предварительной подготовки. Пока все, Аркадий Петрович.

— Почему вы решили, что он инициирован легально? — почему референт вообще решил, что мальчик — старший, Аркадий Петрович не спросил. Его спутница по-прежнему смотрела на ринг, где шел какой-то промежуточный бой, но внимание ее было поглощено разговором. Ей было абсолютно ясно, что Аркадий на самом деле разговаривает с ней, а не с человеком. Это было почти так. И вот из-за этого «почти» ей никогда и не сделать настоящей карьеры.

— Аркадий Петрович, нелегал не рискнул бы высунуться на поверхность сразу после инициации. И потом, проще было сначала проверить легальных — их ведь не так много, даже если смотреть по всей стране.

— Спасибо, Вадим Арович.

Бой внизу заканчивался. Сейчас победитель предыдущего раунда вернется на ринг — и распорядитель попробует выдернуть ему противника из зала. Это даже и не очень жульнический трюк. Сюда ходят люди из уличных додзё, которые не прочь составить себе репутацию. Ну а на случай отсутствия кандидатов у распорядителя наверняка припасено что-то впечатляющее, чтобы закрыть ночь. Ну, в этот раз запасной вариант ему не понадобится.

— Вадим Арович, а вам не кажется, что происходящее нарушает законы города Москвы?

— Безусловно, Аркадий Петрович. Если бы не мои сегодняшние обязанности, я бы, как офицер СБ, счел своим долгом принять меры.

— Эмма Карловна и я, как законопослушные граждане, настаиваем, чтобы вы пресекли это безобразие. Естественно, с минимальным ущербом для посторонних, — Эмма Карловна улыбнулась.

Референт кивнул, встал, вынул из кармана шнурок с маленькими петлями на концах, снял очки, аккуратно продел дужки в петли. Снова надел очки, заправив шнурок сзади за воротник рубашки. Теперь, если очки слетят, они не упадут, а просто останутся висеть на груди. Два процента людей на свете способны убивать себе подобных на холодную голову, без колебаний и сожалений, не зверея, не создавая защитных механизмов. Все они — социопаты. Большинство из них решительно ни на что не годится. Референт ребром указательного пальца загнал очки на переносицу и пошел по пандусу вниз.

— Габриэлян, — окликнул седой, — вы, кажется, забыли… — он указал ладонью на все еще висящую на поясе планшетку.

— Спасибо, Аркадий Петрович, — серьезно ответил референт. — У нее противоударный корпус. Рассчитанный на высокого господина. Скорее испорчусь я.

Интересно, — подумал референт, спускаясь, — госпожа Тон понимает, что происходит? Ей только что предложили место в команде, уважение, внимание к ее склонностям и нуждам. Забавно, господин советник, кажется, решил, что определил мой наркотик.

Он подошел к рингу подождал минуту, потом сделал три шага вправо и положил ладонь на плечо распорядителя боев.

— Если я не ошибаюсь, последний бой все еще свободен?

Распорядитель, крепко сбитый человек лет сорока-сорока пяти, не дернулся, руку сбрасывать не стал, не напрягся даже. Просто повернул голову и посмотрел на говорившего. «Проглотил» светлый костюм, очки, планшетку на поясе, болтающиеся на запястье часы. Потом стойку. Сделал шаг назад. А он не дзюдока и не самбист. Хм, неужели капоэйра? Ну в крайнем случае, придется ему спеть — он умрет от омерзения.

— Вы хотите выставить бойца? — спросил распорядитель явно для проформы.

— Я хочу участвовать.

— Вам нужно подписать отказ от претензий.

— Я уже сделал это на входе.

— Ваши имя и фамилия?

— В этом нет необходимости.

Распорядитель кивнул. Он уже понял, что дело нечисто, и решил, что нужно соглашаться. Неправильно решил.

— Пойдемте в тренировочный зал. Переоденетесь. Пять минут на разогрев…

— В этом тоже нет необходимости.

— Тогда ждите.

Отказ от разминки был чистым непрофессиональным пижонством. Но работал на нужное впечатление. Вот у распорядителя оно уже сложилось окончательно. И своему бойцу он о нем расскажет. А тот не поверит. Поначалу. Ну что ж, начнем раскачку.

Выход противника он едва не пропустил. Кивнул распорядителю — «Вижу, сейчас». Снял обувь. Аккуратно повесил пиджак на спинку кресла — хорошо бы остаться в пиджаке, но это уже будет перебор. Часы снимать не стал. На всякий случай. Кстати, на всякий случай же, неплохо было бы запихать в них метр молекулярной лески. Серебряной. Поднялся на ринг и — специально для Аркадия Петровича — ребром указательного пальца поправил очки.

— Хаджимэ!

Александра Платоновича до инициации явно неплохо учили. Он правильно выбирал расстояние, держал равновесие, следил за дыханием, автоматически уходил в защиту после каждого удара, сообразовывался с намерениями противника. После инициации его тоже учили — он довольно грамотно изображал человека. Но ритм… Ритм был четким и предсказуемым. Ким даже не пробовал сменить ведущую ногу. Правую, кстати. И еще он жульничал. Первый же пропущенный удар был много сильнее, чем это казалось по замаху. Второй, направленный в то же место, просто раздробил бы наглому очкарику бедро — если бы попал. Потому что как раз с этого момента на ринге начало твориться нечто странное.

Создавалось впечатление, что невесть откуда взявшийся бизнесмен не то читает мысли противника, не то просто видит будущее. На любую атаку он реагировал с опережением в доли секунды — просто максимально эффективным образом выходя из зоны действия. А парень в желтой футболке двигался быстрее, быстрее и быстрее — не замечая, что зал замолк. Потому что с какого-то момента не нужно было быть знатоком и ценителем, чтобы понять, что на ринге — варк. Вернее, кажется, два. Невысокий седой человек в заднем ряду откинулся на спинку кресла. Ему стоило большого труда не улыбаться, такой заразительной радостью било с ринга. Мир распадался на простые уравнения, в нем можно было менять параметры и складывать снова — сошлось! И опять сошлось. И сейчас уже видно — сойдется. Но вот сейчас… Он будет мне верен, — подумал Волков, — пока я ставлю ему интересные задачи. И некоторое время после того — из благодарности за интересные задачи. И в случае чего, он на меня не обидится, что тоже очень важно. А интересных задач хватит надолго.

Правая нога Кима пошла вперед. Когда она была в миллиметре от пола, Габриэлян нырнул. Правая рука на шее противника, левая захватывает щиколотку, сбить равновесие и — локоть вперед — навалиться всей массой. Желтого отбрасывает спиной на пол, он бы перегруппировался, но еще в воздухе толкнуть его правую ногу вперед, от себя, не выпуская, перехватить — правая вверх, левая вниз — и рвануть. Ким коротко вскрикнул, а сустав, удовлетворительно хрустнув, ушел вбок под совершенно неположенным углом. Приземление.

Диспозиция. Недоучившийся высокий господин на полу, на спине. Его противник на нем, колено уперто желтому в грудь, руки в стандартном захвате — челюсть-затылок. Ким еще и сейчас мог бы взять противника просто на грубой силе — но он в болевом шоке. Их не учат держать боль, не учат совсем. Молодые гиперагрессивны и старшим господам нужна на них какая-то управа.

— Молодой человек, — говорит Габриэлян, — посмотрите налево. Сектор Г. - он знает, что даже через пелену боли Ким способен распознать двух «старших» такой величины. — После того, как я сломаю вам шею, вы будете лежать тихо-тихо. Тогда у вас останется шанс вернуться в Екатеринбург.

Ким пытается кивнуть. Он поверил. Он не понимает, почему не чувствует противника, но списывает это на свое неумение. Он слишком хорошо знает, что у смертного нет шансов одолеть старшего. Все. Формальности как бы соблюдены. Скандала не будет.

Габриэлян резко сдвигает руки. Встает, достает носовой платок, пытается отряхнуть безнадежно пыльные брюки, бросает это пустое занятие и идет искать пиджак. Люди в зале сидят неподвижно, как под водой. Завтра городская санинспекция — или пожарная охрана — закроет это заведение из-за каких-нибудь тараканов в проводке и Аркадию Петровичу придется искать себе новый источник коктейлей. Нужно попросить у него разрешения задержаться на полчаса. Жаль, что легенда не позволяет забрать выигрыш.

* * *

Цумэ шел по коридору, открывая дверь за дверью. В некоторые комнаты — заходил. Голова была странно легкой, а все запахи вдруг перекрыл манящий аромат крови. Цумэ остановился. Коридор кончился, впереди был небольшой холл и стойка портье. Все верно, по плану здания здесь второй вход, для клиентов с синими клубными карточками. Сегодня у владельцев синих карточек выдался неудачный день.

Осветительные панели на потолке вдруг погасли, настала темнота, едва-едва разбавленная светом аварийного плафона у выхода.

Портье, невысокий узкоплечий мужчина, смахивающий на дятла, с ужасом смотрел на возникшего из ниоткуда высокого господина. Рука дернулась нажать на кнопку тревоги, но сигнала не было. Глаза варка горели красным огнем. Это было последнее, что портье видел в жизни.

Цумэ задумчиво смотрел на льющуюся из разорванного горла кровь. Сейчас из всего арсенала у него осталось только два чувства — брезгливость и жажда. Он остро хотел горячей, живой крови, но ему было противно даже представить, что он прикоснется губами к вот этой. Как будто в жилах портье кровь заплесеневела. В памяти возник другой запах — та была свежей и чистой, хотя отдавала порохом. Ее хотелось смаковать — даже без необходимости, даже насытившись… И с этим запахом было связано еще что-то, колючее…

Эней! Бои уже должны были кончится! Варки в зале — заметили ли они что-нибудь, кроме обычного коктейля боевой арены?

Цумэ развернулся и побежал обратно. У двери, отделяющей бордель от здания клуба, он задержался — не смог с первого раза попасть в щель карточкой-отмычкой. Еще раз, плавно… есть. В баре никого не было. Цумэ снова на всякий случай надел очки и скользнул к лестнице в зал. Прислушался. Там тоже никого не было, и медленно оседал и выветривался адреналиновый коктейль пополам со смертью, и почему-то с сильным обертоном ярко-зеленой, весенней какой-то радости. Старших варков тоже не было.

Где-то тут должен быть служебный вход и на втором этаже — кабинет управляющего и…..Охранник за конторкой, перегораживающией вход в служебную дверь, не спал. Он был мертв.

За дверью в приемной обнаружился еще один, тоже мертвый. Этот сидел за пультом наблюдения, и из глаза у него рос черный стержень дротика. Цумэ поморщился от запаха крови, как от вони.

А за дверью в кабинет управляющего стоял Эней, живой и совершенно невредимый. Судя по его виду, на арену он сегодня не выходил. Управляющий лежал поперек стола, свесив руки чуть не до полу. Неверный свет прозрачной рамки-монитора придавал сцене какой-то готический оттенок, вполне, впрочем, уместный.

— Ты его что, галстуком задушил? — спросил Цумэ.

— Нет, шею свернул.

Судя по голосу, Эней пребывал в глубокой задумчивости. Что-то он такое увидел тут… раз на ходу переменил план, в котором значился только один труп.

Цумэ прислушался. Похоже, в этой части здания живых не было. Тем временем Эней подцепил ко все еще работающему компьютеру лепесток внешней памяти. Все, конечно, не скачать, но с паршивой овцы…

Эней оставил его ждать конца перекачки, а сам вышел в приемную. Через открытую дверь Цумэ слышал, как Эней выщелкивает из накопителей картриджи с записями, потом какие-то вставляет обратно. Отцепив залитый информацией под завязку лепесток и выключив компьютер, Цумэ вышел из кабинета. Эней уже закончил с картриджами и что-то делал в недрах пульта, подсвечивая себе панелью комма. Наконец он вылез оттуда, двумя пальцами вытащил дротик из глазницы покойного охранника, завернул в полиэтиленовый пакетик и сунул в карман.

Теперь пора было уходить. Но Эней почему-то задержался у окна, высматривая что-то в щель жалюзи. Потом Игорь услышал хлопок отдаленного выстрела. Эней кивнул кому-то невидимому: порядок.

— А вот теперь идем.

Распорядитель боев вышел одним из последних. Один. Прекрасно. Габриэлян, распахнул дверцу и шагнул из машины.

— Не поймите меня превратно, — сказал он, — но вы проявили некоторую небрежность в подборе бойцов на сегодняшний вечер.

Распорядитель качнулся назад, перенося вес на левую ногу. Он ждал рукопашной. После цирка на ринге он ждал рукопашной — в его мире, люди или нелюди, умеющие так драться, редко упускали шанс показать себя. Габриэлян согнул руку в локте — как дети в парке «паф! ты убит». Только пистолет был настоящим. Зачем носить оружие за поясом? Для этого есть рукава. Да, из такого калибра слона не остановить — но откуда в Москве слоны? А не слоны… Серебряная пуля — сугубый перевод продукта — вошла распорядителю в левый глаз и застряла в черепной коробке где-то за правым ухом. Колени его подкосились — как у быка на бойне, когда брус ложится точно — и он с тяжким мягким звуком обвалился на асфальт.

— В следующий раз, — сказал Габриэлян, — будьте осторожнее, принимая деловые решения.

Его писали как минимум три камеры — и еще кто-то наблюдал за ним из окна второго этажа, но в данном случае это значения не имело.

* * *

Утром Аркадий Петрович пригласил неприлично свежего и бодрого референта в кабинет и выложил перед ним пачку полицейских фотографий.

— Габриэлян, а вам не кажется, что менеджер клуба и распорядитель боев, не говоря уже об охране, были некоторым перебором? Ваше счастье, что камеры отключились примерно за минуту до нашего ухода.

Менеджер? Охрана? Камеры? Как интересно… вряд ли это можно сделать и не заметить — обычно такие вещи начинаются на пятом десятке.

— Господин советник, мне показалось, что эти люди проявили несколько чрезмерное неуважение к существующему порядку вещей. Впрочем, я готов принести извинения.

— Я Вас понимаю, Вадим Арович. Но на будущее я просил бы вас заниматься своими личными проектами в свободное от работы время.

— Да, Аркадий Петрович, — а он, однако, доволен. Решил, что правильно меня посчитал. Не бывает добра без добра. Но день пропал. Если Аркадий Петрович меня «понимает», значит там вышло что-то посерьезней варка на арене. Придется поднять записи камер в зале, поговорить с Королем и выяснить, чем занимались в этой «Морене» и кто у нас до такой степени не любит дешевых жуликов.

* * *

…Допустим, по улице идет человек. Обыкновенный такой человек. То есть не очень, поскольку совсем обыкновенных людей не бывает. А этот и среди тех, кто не совсем, будет несколько выделяться. Ну, во первых, потому, что молодой человек в костюме-тройке, идущий прогулочной походкой по Садово-Сухаревской в 11 утра вызывает некоторое недоумение.

Особенно потому, что мелкий слепой дождь, как зарядил в 10, так и не переставал. Во-вторых, люди, которые в этом возрасте могут позволить себе сшитые на заказ темные костюмы из, кажется, английской шерсти, обычно не носят с ними малиновые, вышитые золотом жилеты и ярко-зеленые галстуки. А в третьих, явным недостатком подогнанного по фигуре костюма было то, что пиджак слегка оттопыривался сзади. Там, где за брючный ремень засунут пистолет. В общем, не объект, а радость филера. То есть, опять-таки был бы радостью, если бы не любовался время от времени своим — надо сказать, действительно стоящим того — отражением в витринах.

Ненавязчиво так любовался. Как гражданский. И тут радость кончилась и началась работа. Потому что молодой человек: свернул за угол и резко остановился (обозначив первого ведущего), затем перешел улицу на красный свет, нырнул в модный магазин, поднялся в отдел детской одежды и тут же спустился — шесть эскалаторных переходов, три вверх, три вниз, горе какое. Вышел и разве что не переходя на бег ринулся к метро. Доехал до Новокузнецкой, пробежался по всем эскалаторам сетки Новокузнецкая-Третьяковская-Новокузнецкая. Снова сел — в последний вагон. Вышел на Павелецкой, подождал пока схлынет толпа — и неспешно пошел через платформу к первому вагону поезда, идущего в обратном направлении. На этом, обе группы, висевшие на нем с Таганки и теперь уже прекрасно видевшие друг друга, сдались. Потому что пасти объект демонстративно им никто не приказывал. А Миша-Король, чьи фамилия и отчество уже год как плавали в Лете вместе с официальной рабочей кличкой Габриэляна, еще покрутился на Пушкинской-Тверской-Чеховской и уже спокойно поехал обратно на Цветной Бульвар. Он вовсе не отрывался от «хвоста». Это делают иначе. Он объяснял хвосту, что с ним он никуда не пойдет. Этот номер не годится, если вы пытаетесь слиться с мирным населением, но какой смысл изображать гражданского после того, как этим утром предъявил по меньшей мере восьми милицейским чинам карточку сотрудника Цитадели?

Допустим, по Мясницкой идет человек. Обыкновенный такой человек, под сорок или чуть-чуь за. Высокий, страшно сутулый. В куртке, черной водолазке и джинсах. Не замечая вокруг себя ничего. Он проспал и опаздывает — и поэтому своих наблюдателей в полном составе он просто теряет еще на метро «Лубянка», не ожидая, пока они бросят его сами.

Допустим от Цитадели отъезжает машина… А вот тут группа, скажем так, прикрытия имела приказ на открытую слежку и «довела»-таки Вадима Аровича Габриэляна до кафе «Три попугая» на Цветном. Но столик стоял так, что читать по губам не стоило и стараться, жучков как страус склевал, а когда все трое дождались кофе и достали рабочие планшетки, с которых каждый чих вообще-то шел на центральный компьютер Цитадели, последний хвост отвалился, решив, что только что работал вероятным противником в рутинном упражнении на ООС. А зря. Потому что планшеткам, как и любой электронике, полностью доверять нельзя.

Перекрестный, в основном электронный, обмен информацией занял около часа.

— Да, — сказал Габриэлян. — Хорошо, что мы больше не студенты. Потому что за вчерашнюю историю те же Васильев или Штерн организовали бы нашей теплой компании экстренный выпуск на тот свет. И мне совершенно нечего было бы им возразить.

Король и Суслик молчали. Габриэлян был прав. Подпольный бордель в центре Москвы. Подпольный бордель, о котором они не знали. Господин советник вчера посетил его второй раз. А они не знали. Если бы Габриэляну не пришло в голову изобразить высокого господина, ночная операция дала бы врагам Аркадия Петровича Волкова роскошное оружие против него. Теперь-то всем — от милиции до последней вороны в Цитадели — было совершенно ясно, что произошло. Господин советник посетил клуб и что-то почувствовал. Пришел второй раз, убедился — и выразил свое неудовольствие. Да, теперь всем все ясно. Пронесло. Совпадение. Слепая удача. Чудо. А чудеса отличаются тем, что не повторяются. Действительно, за такую работу — только в известку.

— Выводы, я полагаю, ясны. — Король, который знал, как Габриэлян снимает напряжение, подумал, что не хотелось бы ему быть тем старшим по званию, который первым попадется командиру на дороге. А еще меньше ему хотелось быть начальником службы безопасности Цитадели. И еще меньше — самим Габриэляном, нечисть побери его перфекционизм. А он-то надеялся, что вчерашнего варка хватит надолго…

Король был не так уж неправ. В голове Габриэляна в тот момент стремительно приобретал очертания план, который во-первых, должен был в конечном счете дать группе доступ к милицейской агентуре (поскольку держать руку на пульсе теневой Москвы втроем — задача все-таки невозможная), во-вторых, сильно поднять настроение самому Габриэляну, в-третьих, несколько испортить ему же что-то слишком радужные отношения с господином советником, ну и в четвертых… План этот включал что-то около 50 грамм очередной сусличьей ЛСД-производной, систему водоснабжения московской мэрии, вернее третий ее сектор, одного чрезвычайно коррумпированного чиновника, которому сильно повезло прошлой ночью (молодец, Король, это клад, а не база данных), и двух офицеров милиции… От немедленной реализации плана (который, впрочем, был с некоторыми поправками осуществлен три месяца спустя) город спасло то, что на планшетке у Габриэляна по-прежнему крутилась извлеченная Королем с резервного наблюдательного пункта «Морены» запись.

И получалось по ней, что как раз перед третьим боем в баре рядом с высоким беловолосым щеголем оказался на полторы минуты… тот самый паренек, что заявлялся на последний бой и которого Габриэлян жестоко лишил шанса сломать себе шею. На предыдущей пленке лица не было, но зачем нам лицо? Есть одежда, пропорции, манера двигаться…

Тем более что… ну-ка, увеличим… что лицо у мальчика правленое, чиненое. Всем хорошая работа, только исходный материал, наверное, был из рук вон плох — бедная мимика, мышечный паттерн «смазан». Сейчас оно еще ничего, а вот годам к сорока пяти юношески-гладкий лоб станет роскошной особой приметой. Если паренек доживет, конечно. Однако…

— Миша, Андрей…

Зачем кидаться к чужой планшетке. Не нужно. Своя есть.

— Лицо… — говорит Кессель. Он — со своей вечной водолазкой, шкиперской бородкой и незажженной сигаретой — был бы неуместен за этим столиком, если бы не тот простой факт, что Суслик смотрелся естественно везде — от помойки до светского приема.

— Второй, — говорит Король.

— Миша, открути назад и попробуй примерить его на себя, — а Суслику ничего говорить не нужно. Он наверняка уже вывел развертку и работает с комбинациями.

Король смотрел на свой экран. Суслик — на свой. Потом Король встал. Отошел почти к самой кассе и двинулся обратно. Что-то было не так с его осанкой, с походкой. Да все было не так. Король шел, как будто его точка равновесия находилась вне его и _выше_. Как будто он висел на невидимом шнуре, проходящем точно сквозь макушку. Танго, у-шу и что еще? Когда Король приблизился к столу, Габриэлян бросил ему в лицо чашку с кофе. Миша взял ее из воздуха. Жидкость хлюпнула, но осталась в чашке. Король толчком выдохнул, покрутил головой. Человек за соседним столиком удивленно посмотрел на них. Суслик не поднял глаз от компьютера. Хотя наверняка все видел и сделал выводы.

— Грустно быть сообщающимся сосудом, люди, — пожаловался Король. — Никогда не знаешь, с чем сообщишься в следующий раз.

— Он старший. Инициирован пару лет назад, — заключил Габриэлян. — И нелегал, — и объяснил: — Он в зал не пошел. Хотя из бокового выхода зала в правое крыло проходить удобнее чем из бара.

— Все страньше и страньше. — сказал Король. — Старший-нелегал, работает в группе с людьми… А мы опять ничего не знаем. Да обнаружься старший в подполье… Постойте…

— Отнорок, — пожевал губами Суслик. Смотрел он на экран, световое перо плясало по планшетке, но Суслик был многозадачной системой. — Его наверняка прикрывает его группа. Можете быть уверены, коллеги, если это подполье, то для большинства он — человек.

Суслик был на восемь лет старше Габриэляна. И во многих вопросах на две головы выше. И если бы его не поломали когда-то, быть бы ему в группе главным. Но сейчас у Суслика сильных желаний было меньше, чем у самого Габриэляна. — Я закончил.

С экрана планшетки на Габриэляна смотрел молодой человек «полтавского» типа — высокие скулы, глубоко посаженные большие глаза, густые брови, широкий выпуклый лоб, прямой нос, подбородок с ямочкой… А главное, в базу данных лазать незачем.

— Знакомьтесь, господа, так до недавнего времени выглядел очень шустрый молодой человек из подполья по кличке Эней. Хотел бы я познакомиться с тем, кто дал ему это прозвище.

— Почему? — поинтересовался Король.

— Потому что насмешники — хорошие пророки. Троя-то сгорела, а мальчик жив.

— Ну раз это Эней… — и то, что Суслик сказал «раз», а не «если», было важно. — Тогда понятно, кто второй.

— Его партнер по Екатеринославу.

— Да уж. Второго такого конфуза на нашей территории давно не случалось.

— Случился, — фыркнул Габриэлян. — Вчера. И с теми же фигурантами. Но вообще — очень интересно. То есть получается, что они и не расходились. И что серия «Тенчу» — совместное предприятие. Однако. Вот, значит, как копенгагенский ларчик открывался. Так, телохранитель нашего каскадера может быть лицом вполне легальным — надо будет его найти. Я подумаю, как это легендировать…

От стойки шел официант с коммом на подносе. Габриэлян посмотрел на свой вполне работоспособный… развлекаетесь, Аркадий Петрович?

— Добрый день, господин советник. Да. Да. Безусловно. Спасибо.

Выключил телефон, подозвал тактично отошедшего официанта, подождал, пока тот отойдет, повернулся к своим.

— К сожалению, все откладывается. Ручаться не могу, но, кажется, мы едем в Екатеринбург.

* * *

Антон выспался, пока они мотались «туда и обратно». Они выспались, пока у Антона были две лекции и семинар. Потом Антон просматривал добычу Энея, потом к нему присоединился сам Эней в то время как Игорь с Костей ездили к Александровым, к Занину и по магазинам. Когда они, наконец, собрались все вместе на кухне агентства, было восемь часов вечера.

Антон прокрутил несколько записей Игорю и Косте — не все, выбранные места.

— Мнда, — сказал Игорь, разглядывая чуть смазанный застывший кадр — лицо шатена в очках над поверженным варком. — Вопрос номер раз: «что это было»?

— Это был, — Антон весело оторвал кусок лаваша и завернул в него «охотничью» колбаску, — Вадим Арович Габриэлян, референт советника Волкова. Вот он, — перчатка Енота очертила на экране терминала квадрат, Антон перетащил вырезку в соседнее «окно», увеличил в несколько раз. С экрана смотрел седой мужчина с очень молодым лицом и старыми глазами. Варк, к гадалке не ходи…

Игорь присвистнул.

— Значит, это он и светился так мощно.

— Да, — сказал Эней. — А уж как мы засветились, Игорек. Как пасхальная свеча.

У Игоря промелькнул в голове образ пасхальной свечи в совершенно темном храме. Да, сравнение попало точно в «яблочко». Именно так. Как же это мы ушли? Если в зале был гауляйтер, всю эту «Морену» в четыре слоя должны были обложить по периметру.

В четыре слоя — а мы и зашли к себе домой, и вышли спокойно, и представление это на арене… И при таком пожаре нам бы выдергивать Антошку и сквозь землю проваливаться — а мы вернулись на базу, как ни в чем ни бывало.

— Эней, — спросил Игорь, — ты там из окна на что-то смотрел.

— А вот на референта этого и смотрел. — в руках Энея брякнули четки. Тяжелые, яшмовые, на кевларовой нити, они были и оружием, и «предметом для рукоблудия», как выражался Костя. «Рукоблудить» Эней начинал, когда бывал чем-то раздражен. — На то, как он угрохал менеджера боев. Хорошая привычка пистолет в рукаве носить — надо бы перенять.

— Подожди, — сказал Кен. — Ничего не понимаю. Какой менеджер? Ты же сказал, что шею ему свернул.

— Менеджеру клуба. А это был распорядитель площадки, — с ангельским, видимо, терпением разъяснил Эней.

— Все равно не понимаю…

— Он взял все наши трупы на себя, — со вздохом объяснил Игорь. — Помнишь, ты еще удивился, когда Занин сказал, что дело тихо прикопали? Будет следствие против Гремихина и Локшиной — и все. Остальных судит уже высшая инстанция. Так вот, это — его работа. Ну, наша тоже… но нас никто не ищет, потому что о нас никто не знает. Кроме него. А выйти на «Лунный свет» проще простого. Отправлял Занин данные по «Морене» в Москву? Отправлял. От него до нас — одно звено цепочки.

— То есть, нам надо сматывать удочки, — подытожил Костя.

— Да, — кивнул Эней. — Без суеты, без паники. Продать дело и перебраться в Подмосковье.

— Нет, — сказал Антон. — Нельзя.

Игорь с Кеном повернулись к нему.

— Мы закон нарушали? Не нарушали. Вторглись в частное владение, и если бы ошиблись, могли бы потерять лицензию. Но не ошиблись. Убили, скажем, n гостей и персонала — в ходе законной инообороны. Обо всем доложили соответствующим властям. Мы ж доложили? Правильно? Так с чего нам бежать?

— Ты был бы прав, Тоха, если бы это, — Эней показал пальцем на экран, где отряхивал брюки шатен в очках, — были менты. Но это не менты. Это даже не СБ. Это аппарат гауляйтера непосредственно. Лично я не хочу попадать в поле его зрения.

— Но мы уже в поле зрения. Сбежим — совсем засветимся.

— A gentleman will walk but never run, — наставительно сказал Эней. — Не сбежим. Отойдем. Ликвидация дела все равно потребует времени. Поиск хорошей базы. Опять же надо предупредить хурал. Но в общем и целом — морально готовьтесь.

— Место теплое, — Костя досадливо крякнул. — Насидели.

— Хорошего понемножку.

— Почему ты его так… опасаешься? — спросил Игорь. — Ну, дерется он круто. Еще что? Нет, я твоего решения не оспариваю, курбаши. Мне просто любопытно.

Эней снова погремел четками.

— Енот, покрути бой еще раз. В замедленном режиме.

Антон с видимым удовольствием перевел курсор на начало записи.

— Смотри, — палец Энея проследил движение ноги Габриэляна, уход от мощного low-kick, контратаку руками… — Варк атакует стандартными связками. Он балда, сопляк. Выучка начальная есть, в остальном полагается на беса. А вот этот — тактик. Он по первому же удару, по постановке корпуса вычисляет эту связку, и сразу же просчитывает контратаку. Не в том штука, что он быстро движется. Это дрессировка. А вот соображает он быстро — это уже от природы. И от опыта. И это еще он не все свои ресурсы задействовал. Ты посмотри, как он вышел — в очках, при планшетке, ботинки только снял… Он свою силу знает и показывать ее не боится.

— Черт, — сказал Игорь. — Очки. И на ремешке еще…

— Ох, — Антон скривился, надо же пропустить такое.

— Очки? — не понял Эней.

— Чтобы у гауляйтера, у хозяина страны да близорукий референт? И он его посылает на арену свернуть в бараний рог высокого господина? Ну, молодого, ну, зарвавшегося, но господина же…

— Я что-то не понял, — сказал Костя. — Объясните глупому сельскому попу, при чем здесь очки.

— При том, что близорукость вообще-то лечится. А варки физических недостатков терпеть не могут.

— Даже не столько варки, — поправил Игорь. — Сколько их прихвостни из людей. У них там моветон быть ущербным. Даже просто стареть неприлично — молодятся все со страшной силой. Человек, который при физическом недостатке там пробился — это… это все равно как если бы негр пробился в сенат в южном штате двести лет назад, понимаешь?

— И не просто пробился. — Эней скривил рот. — Но и не дает об этом никому забыть. В глаза тычет, что плевал он и на мнение варков, и на мнение подосиновиков.

— А советнику это нравится, — протянул Антон. — Иначе никак не получается.

— Интере-есный у нас верховный упырь, — Костя тоже приложился к лавашу. — Слушай, а почему мы так мало знаем про то, что у них там в сферах творится? Ведь явно что-то происходит. Неужели среди подосиновиков продажных нет?

— А как проверять? — спросил Игорь.

Хотя теперь есть, как. База данных «Морены». Вот это брать в разработку. И Алекто привлечь. И все равно было нехорошо. Игорь понимал, почему дергается Эней. Гауляйтеры должны сидеть за трехметровой броней, в кольце охраны — и все равно нервничать. А не шляться по городу с дамой, секретарем и, вероятно, шофером. И крысы должны быть крысами. А не…

— Переезжать все равно нужно, — сказал он, беря с тарелки последнюю колбаску и заворачивая в последний клочок лаваша. — Два года на одном месте — это много, даже если бы мы не засветились. Кстати, знаете, как у армян называется последний кусок на тарелке?

— Не-а, — помотал головой Антон.

— Позорный, — сказал Игорь, разглядывая еще раз лица Волкова и Габриэляна.

* * *

Утренний ритуал бритья был так привычен и отлажен, что Эней его почти и не замечал — вот он встал перед зеркалом, думая о своем, уже слегка щетинистый после дня и ночи — а вот он уже гладкий, и щеки пощипывает мятная прохлада, и колпачок тюбика пены закрыт, и утекли в водосток ее наплывы с обрезками волосков, и тройное лезвие тщательно промыто. И он не может ответить на вопрос Цумэ — как это ему каждый раз не обвал все промывать, закрывать и завинчивать. Привычка. Механика. А что у Цумэ другие привычки (Эней поморщился и закрыл его тюбик тоже) — так все уже и ворчать на этот счет перестали.

Эней повесил на сушилку маленькое квадратное полотенце, отступил от зеркала на два шага. С той стороны смотрел невысокий, экономно сложенный молодой человек в синих «боксерских» трусах. Лицо его уже немного взялось загаром — к нему легко приставали солнечные лучи, сентябрь он встречал уже сущим цыганом — а тело было все еще белым, и

старые шрамы на нем темнели, а не светлели. Новых было мало: в прошлом году одна горячая мадам чуть не пропорола бок ножницами, да в этом отхватил шипованным ботинком по бедру. И в принципе все — старые и новые — стоило бы зашлифовать, и Фогель из медицинской секции устроил бы это за сутки. Но Эней почему-то этого не хотел делать. Понимал, что глупость это, мальчишество — а все равно не звонил Фогелю.

День обещал быть неплотным — и следовало использовать это для отдыха. Он чувствовал себя усталым, и знал, почему: неразряженное напряжение. Настроился на драку с варком, мобилизовался весь — и не подрался. Из-за этого референта, будь он неладен. Нет, с одной стороны это, конечно, хорошо — шут его знает, чем мог бы кончиться бой. На девяносто процентов Эней был уверен в победе даже после того как раскусил варка — но ведь удаче остаются целые десять процентов. А это много. Так что появление референта — это

скорее хорошо, чем плохо… И все-таки плохо. Нет, дело даже не в том, что они засветились. По этому поводу решение уже принято. Дело в другом. В самом референте. Игорь это очень вежливо сформулировал вчера — «опасаешься». Здесь, наедине с собой, глядя в глаза собственному отражению, Эней мог сказать правду: он не опасается. Он боится.

Его учителя натаскивали его, вбивали в позвоночник — в бою с варком нельзя думать. Как только в ход идут лобные доли — ты пропал. Потому что варк заведомо быстрее. Работать нужно на интуиции, на рефлексах, это единственный шанс сравняться в скорости. А чертов щеголь именно думал. С опережением. Обсчитывал противника. Из всей команды «Луны» с такой скоростью могла соображать разве что Алекто, компьютер модели «Ниро Вульф», стационарный. А оказывается, по миру ходит еще и модель «Мориарти». Будь Габриэлян просто ментом или СБшником — можно было бы прощупать, поискать контакты, попытаться подкупить, шантажировать, убить. Но референт-телохранитель гауляйтера — это глухо. Если даже удастся его достать, шум выйдет на всю страну.

И все равно жужжал жучок в ухе, что хуже не будет, что все, что могло сгореть, сгорело уже. В тот момент, когда Цумэ подсел к нему в баре.

А было ли возможно что-либо иное? Он покрутил в голове варианты. Нет, нет и нет. Нельзя было оставлять Нину упырям — неинициированным, но все же упырям. Нельзя было не заявляться на бой — просто не было иного способа ввести третьего человека в здание и обеспечить отход. И совсем без трупов Цумэ не обошелся бы, даже если бы не сорвался: по дороге им с Костей встретились трое. И больше всего беспокоил именно то факт, что никто до сих пор не пригласил Костю на Гороховую.

Кстати о Косте. Исповедь и спарринг. Именно в таком порядке. Потому что трупы, которые оставил за собой Эней — были тоже сверх необходимости. Он мог вырубить охранников и менеджера клуба, не убивая. Сдать его ментам, которым, сколько раз их ни купили, после визита Волкова ничего не осталось, кроме как выжечь этот гадюшник. Но Эней убил их, и убил не без удовольствия. Потому что не дали подраться, а напряжение сбросить требовалось. И потому что Нина — совсем еще ребенок. И потому что она похожа была на Мэй…

И еще… и это, наверное, было самым опасным, потому что где-то там в глубине он отождествлял настоящее, правильное правосудие с собой и своими. А не с милицией, служившей вот этой власти.

Хотя… — он надел футболку, брюки — Занин ведь нормальный мужик. И даже более чем. И те из его коллег, с которыми Эней постоянно имел дело — тоже. В основном они видели свою цель в поддержании порядка — для людей. Хотя были и случаи, подобные тому, что Эней застал в подполье: разочарование, выливающееся в ненависть и в продажу души.

Занина, подумал он, надо вербовать, раз мы переезжаем. Он не просто приличный мужик, он сильно рискнул в этот раз с нами. И не только из-за девочки. Он на многое готов, чтобы не быть беспомощным — это нам годится.

Было, было правило — не вербовать никого из тех, кто проходит проверку на лояльность. Но к службе Aeneasа оно относились не всегда.

Эней спустился в офис, где Костя предавался блаженному безделью: смотрел выкопанный Антоном из каких-то нетей древний фильм. Такой древний, что не только плоскостной, а даже еще черно-белый. По экрану летали кургузые самолеты времен Второй Мировой.

— «Хроника пикирующего бомбардировщика»? — название всплыло откуда-то.

— Не. «В бой идут одни „старики“».

— Я тебя не оторву?

— Оторвешь. Пошли на кухню.

По дороге Костя заглянул в свою комнату и вышел оттуда с епитрахилью. Семь больших золотых крестов, один — точно посередине — маленький. «Грехи мои на вые моей».

Перебросив широкую ленту через шею, Костя сел к столу спиной. И тут просигналил комм. Общий канал, канал связи «Луны» с боевой группой «Синсэнгуми».

— Секунду, — Эней шагнул к терминалу, активировал.

Пришедшее текстовое сообщение состояло только из адреса, по которому следовало прислать ответ, и короткого слова: VOPL!!!

«Ну вот», — человеческим голосом сказал жучок в голове, — «приехали».

Заткнись, насекомое, — рявкнул Эней про себя, — адрес уральский.

— Отвечай, я подожду, — понимающе кивнул Костя.

Эней сел за терминал, включил шифровальную программу, прямо вживую набросал:

«Что случилось?» — и бросил на указанный адрес текстовое сообщение.

Ответ пришел мгновенно, с другого адреса — и радости не добавил.

«Утонул катер, на борту шесть человек команды и два пассажира».

«Спасательные работы ведутся? Сколько у нас времени?»

«Мало. Не знаю, сколько нам купят на катере. Максимум — трое суток».

«Будем…» — Эней задержал руки над клавиатурой. Антон должен отпроситься в универе, у Кобольда нужно получить оружие, переключить все питерские дела «Луны» на Циника и побеседовать с занинским начальством о возвращении Нины. Как хорошо, что не в правилах «Луны» вести два-три дела одновременно… В текущей почте четыре предложения, два из них — это сразу нужно писать вежливый отказ, еще два — как-нибудь так отбояриться, чтобы согласились подождать несколько дней. И ночь на сборы. И сутки на дорогу… — «Через двое суток».

«Ждем. Конец связи».

Эней отключил комм.

— Пятница сегодня, — вздохнул Костя. — Опять человеческой Литургии в воскресенье не будет.

Эней улыбнулся и пожал плечами. После того, как они начали вести «стационарный» образ жизни, Костя перешел на православное богослужение, иногда сослужа Давидюку, иногда подменяя его, а иногда сам. Антону нравилось, а Эней все никак не мог взять в толк, зачем воспоминание о Вечере нужно превращать в двухчасовую китайскую оперу.

— Ты бы хоть вид сделал, что огорчился, еретик, — насупился Костя.

— Нам бы дожить до воскресенья, а, Кен?

— На ближайшие десять минут — отец Константин.