Установление контактов с поляками
Александр III, а также взошедший на царский престол в 1894 г. его сын и преемник Николай II проводили политику насильственной русификации «инородцев», которые к концу XIX в. составляли более половины всех их подданных. На национальных окраинах империи официально проводимый курс на принудительное насаждение русского языка и православной веры не только не достигал цели, но часто вызывал обратную реакцию. На базе борьбы за сохранение национальных языков, самобытной культуры и традиционных верований в Средней Азии, на Украине, в Белоруссии, на Кавказе и особенно в Прибалтике, Польше и Финляндии стали развиваться националистические настроения, которые явились основой для формирования оппозиционных царизму массовых национально-освободительных движений с выраженной политической окраской. Установив тесные контакты друг с другом, к началу XX столетия их участники параллельно начали блокироваться и с революционерами-великоруссами, особенно с ориентированной на крестьянство партией социалистов-революционеров (ПСР), созданной в 1901 г., и титульно рабочей социал-демократической партией (РСДРП), образованной в 1903 г. Укажем хотя бы на еврейский Бунд в составе РСДРП или на организации прибалтийских и кавказских революционеров, которые находились в орбите влияния обеих этих крупнейших нелегальных общероссийских революционных партий.
Помимо большого количества революционных организаций незадолго до начала русско-японской войны на российском политическом небосклоне как самостоятельная и более или менее сформировавшаяся сила появились либералы-конституционалисты. На рубеже веков они создали две организации — Союз земцев-конституционалистов и Союз Освобождения, которые позднее (в 1905 г.) объединились в партию конституционных демократов («кадетов»). Вступая в конфликт с Россией, Япония не могла не учитывать накаленную внутриполитическую обстановку в стане своего военного противника и не пытаться использовать ее в своих военно-политических интересах. Однако японскому правительству понадобилось немало времени, прежде чем перейти к масштабным и дорогостоящим практическим шагам в этом направлении. Говорить о каком-либо идейном «родстве» японского истэблишмента с противниками самодержавия из числа подданных русского царя нет никаких оснований.
Как мы уже знаем, непосредственное знакомство Акаси с лидерами оппозиционного движения (финского) состоялось во второй половине февраля 1904 г. в Стокгольме. В числе тех, которые поднял тогда японский полковник в беседе с Йонасом Кастреном, был вопрос о перспективах вооруженного восстания в Финляндии. Акаси не стал скрывать, что массовые возмущения и беспорядки в западных пределах России открывали бы хорошие военные перспективы для Японии на Дальнем Востоке. По вопросу о вооруженном восстании в отдельно взятой Финляндии умеренный либерал Кастрен высказался пессимистически и в виде встречной инициативы предложил познакомить Акаси с Романом Дмовским (Roman Dmowski), одним из лидеров польской националистической Лиги народовой, с которой финны поддерживали контакты еще с 1903 г. При этом собеседник Акаси дал понять, что если тот сможет склонить поляков к подготовке вооруженного восстания на «своей» территории и этот план удастся осуществить, финны готовы к ним присоединиться. Действительно, главной темой прошедших накануне (в январе 1904 г.) польско-финских переговоров в Копенгагене (польских оппозиционеров на них представлял как раз Дмовский, а финских — сам Кастрен) был вопрос о координации антиправительственных выступлений. Акаси с энтузиазмом принял предложение финна.
Своими корнями польское национально-освободительное движение уходит в последние десятилетия XVIII в., когда в результате трех разделов территории Польши между Россией, Пруссией и Австрией польское государство исчезло с политической карты Европы. После подавления крупных восстаний в Польше в 1830-е и 1860-е гг. она лишилась остатков своего суверенитета. Большая часть польских земель под названием Царства Польского оказалась интегрирована в состав Российской империи. Курс официального Петербурга на насильственную русификацию в полной мере коснулся и этой окраины империи. В ответ здесь стали появляться политические организации, нацеленные на сохранение и расширение автономии Польши с последующим полным восстановлением ее независимости. В начале XX в. крупнейшими и наиболее влиятельными из них были упомянутая Лига народова и еще более радикально настроенная Польская социалистическая партия (ППС) во главе с Витольдом Иодко-Наркевичем (Witold Jodko-Narkiewicz) и Юзефом Пилсудским (Jozef Piłsudski). В отличие от «народовцев», руководство польских социалистов полагало, что добиться выхода Польши из состава Российской империи можно только путем вооруженного восстания. Тактические расхождения польских патриотов оказали непосредственное влияние на ход и характер последовавших переговоров с ними японских официальных лиц.
Получив рекомендательное письмо от Кастрена, в начале марта 1904 г. Акаси отправился на встречу с Дмовским в принадлежавший тогда Австрии Краков. Однако, как и его финский коллега, Дмовский отверг идею вооруженного восстания. Взамен от имени своей партии он предложил начать агитировать солдат-поляков сдаваться в Маньчжурии в плен. По его мнению, это могло не только ослабить российское войско в количественном отношении, но и подорвать его дисциплину, разложить изнутри. Идея Дмовского заинтересовала Акаси, и он пригласил своего собеседника, не откладывая дело в долгий ящик, отправиться за счет японской казны в Токио для более детальных переговоров в Генштабе. В конце марта, имея на руках удостоверение корреспондента журнала «Пшеглёнд вшехпольски», а в чемодане — рекомендательное письмо Акаси на имя генерала Кодама, Дмовский кружным путем (через Канаду) направился в Японию. В Токио он прибыл только в середине мая.
В. Иодко-Наркевич
Контакты других японских представителей в Западной Европе с польскими социалистами развивались по совершенно иному сценарию. В этих случаях инициатива целиком исходила от поляков, а именно от В. Иодко-Наркевича, который в середине марта 1904 г. самолично явился в японское посольство в Лондоне. Суть предложений Иодко была та же — речь шла о готовности его партии в обмен на финансовую поддержку Токио печатать и распространять среди польских солдат русской армии литературу антиправительственного содержания с призывом сдаваться в плен, а также организовывать и проводить диверсии на Сибирской магистрали.
Посланник виконт Т. Хаяси тут же телеграфировал существо предложений Иодко министру Дз. Комура, и уже 20 марта получил обнадеживающий ответ. В военных кругах Токио весьма заинтересовались планами диверсий на железной дороге, особенно подрывом мостов и железнодорожного полотна. На состоявшейся в тот же день (20 марта) новой встрече с Иодко посланник Хаяси и военный атташе в Лондоне Утсуномия Таро подтвердили готовность Японии субсидировать ППС в случае, если диверсии будут проведены поляками в жизнь. Однако напрасно в лондонской миссии принялись ожидать официальной санкции Токио на польскую инициативу — министр Комура оказался категорически против акций такого рода и одобрить план Иодко отказался. Поэтому дальнейшие переговоры с представителями ППС вел уже не МИД, а Генштаб Японии, который действовал исключительно через полковника Утсуномия (то есть, без участия виконта Хаяси). Неожиданно быстрый количественный рост русской армии в Маньчжурии за счет прибытия пополнений из Центральной России заставлял токийский генералитет торопиться с осуществлением польского плана.
Т. Утпсуномия
Пока в лондонской миссии Японии ждали внятного ответа от своего МИДа, руководство ППС выступило с новой инициативой. Желая еще больше «подогреть» интерес к себе японской стороны, Иодко предложил организовать в Польше вооруженное восстание, как водится, прямо обусловив его масштабными денежными вливаниями Токио. Однако и на эту идею, несмотря на поддержку со стороны Хаяси и Утсуномия, министр Комура отреагировал вяло и неопределенно. Дело безнадежно затягивалось.
Ю. Пилсудский
В таких условиях Хаяси и Утсуномия ничего другого не оставалось, как предложить кому-либо из высшего руководства ППС лично направиться в Токио для ведения прямых переговоров с верховным японским командованием. В дальний путь отправились Ю. Пилсудский и Т. Филипович (Tytus Filipowicz, «Карский»). Как и Дмовский, они поехали через Северную Америку и прибыли в Токио только в первых числах июля 1904 г. Расходы на их поездку целиком взяла на себя японская миссия в Лондоне.
Попытки диверсий на Сибирской железной дороге
Продолжая встречаться с представителями Лиги народовой, Акаси также не упускал из вида проблемы диверсий на Сибирской магистрали. После отъезда Дмовского в Японию руководство в партии временно перешло к Зигмунту Балицкому (Zygmunt Balicki). Именно ему в марте 1904 г. Акаси предложил подумать о том, как, хотя бы временно, вывести из строя сибирский рельсовый путь. Идея подрыва вполне соответствовала замыслам самих поляков — они считали необходимым максимально затруднить для российских военных властей переброску на Дальний Восток солдат из числа своих соотечественников.
Однако жизненную важность бесперебойной работы Транссиба для поддержания российских интересов на Дальнем Востоке вполне понимали и в Петербурге. Еще в середине 1903 г. для охраны магистрали был сформирован специальный 20-тысячный воинский контингент; особо оберегались мосты, тоннели и другие крупные железнодорожные сооружения. С началом войны охранный режим ужесточился настолько, что Токио даже оказался вынужден отменить ранее данный приказ военному атташе в Пекине Аоки Норидзуми подорвать один из мостов китайского участка Сибирской магистрали — КВЖД. Поэтому, когда Акаси запросил 30 тыс. иен (или 240 млн. современных иен) на организацию диверсий руками поляков, Генштаб мгновенно согласился. В конце марта 1904 г. Акаси передал всю запрошенную сумму Балицкому. Начиная с апреля стали поступать известия о разного рода «происшествиях» на Сибирской магистрали — впрочем, авариях сравнительно мелких, способных остановить движение поездов не более чем на одни сутки. В ответ Петербург еще более ужесточил охрану дороги — настолько, что самую мысль о крупной диверсии пришлось временно оставить.
3. Балицкий
Однако это не остановило Акаси и его союзников из руководства Лиги народовой. Решив, что все дело в низкой квалификации исполнителей-подрывников, в июне японец предложил «народовцам» передать в его распоряжение нескольких подходящих рядовых членов партии, обещая организовать их обучение саперному делу. В качестве инструктора Акаси планировал привлечь подполковника-артиллериста Танака Хиротаро, который в это время стажировался в Германии на заводах Круппа. Однако кандидатов в диверсанты «народовцы» в своих рядах не нашли и обратились за содействием к ППС. Те выделили двух молодых социалистов, которые действительно прошли курс обучения под руководством Танака, но в Сибирь в итоге так и не были посланы, когда стало известно, что все мосты магистрали, которые только и следовало подрывать, по-прежнему находились под неусыпной охраной.
Рисунок Балога с обозначением наилучшего места закладки взрывчатки для подрыва одного из мостов Транссибирской магистрали (Из бумаг Акаси в Библиотеке парламента)
В общем, совместные японо-польские планы устроить крупную диверсию на Сибирской магистрали успехом не увенчались. Значительные средства оказались потрачены напрасно.
Р. Дмовский и Ю. Пилсудский в Японии
Прибыв в столицу Японии в середине мая 1904 г., Дмовский под видом военного корреспондента поселился в токийской гостинице «Метрополь». В конце мая состоялась его первая встреча с генералом Ко-дама. Организатором встречи выступил токийский МИД, который выделил в распоряжение Дмовского переводчика — знавшего русский язык Каваками То-сицунэ, впоследствии директора Общества Южноманьчжурской железной дороги (переговоры с Кодама, естественно, шли по-японски). Надежды, которые, вероятно, лелеял генерал Кодама, беседуя с совершенно не известным ему поляком, определялись положением дел на театре войны. В это время главные силы японской армии в Маньчжурии начали подготовку к генеральному сражению; в столкновении на реке Ялу на севере Кореи, произошедшем накануне, японские войска одержали верх и взяли до 600 солдат противника в плен. Поскольку поляков среди пленных оказалось не более 60 человек, становилось ясно, что изначальный «пропагандистский» план Дмовского пробуксовывает. Поэтому еще в бытность в Японии Дмовский (не исключено, что по прямому указанию Кодама) приступил к сочинению пропагандистских памфлетов, адресованных уже не только солдатам-полякам, но и другим «инородцам» в составе русской армии. Параллельно он выхлопотал обязательство Токио улучшить бытовые условия содержания в японских лагерях своих соотечественников-военнопленных.
8 июля в Токио, вероятно, на знаменитом проспекте Гиндза Дмовский прямо на улице столкнулся с Пилсудским, о приезде которого в Японию не подозревал. Договорившись о встрече на следующий день, поляки проговорили полдня. Предметом спора стала проблема вооруженного восстания в Польше и тактика Лиги народовой и ППС в этой связи. Как будет видно из последующего, придти к соглашению собеседникам так и не удалось.
Спустя несколько дней, 13-го июля, Пилсудский представил в МИД записку, в которой выступил с идеей негласного союза между оппозиционными силами Польши, с одной стороны, и официальным Токио — с другой, на базе подготовки и проведения вооруженного восстания под руководством ППС. Надо ли говорить, что, по плану Пилсудского, финансирование этого мероприятия целиком возлагалось на Японию. Но и оппонент Пилсудского не сидел сложа руки. 20 июля он направил в японский МИД свой собственный меморандум. В нем лидер Лиги народовой отверг идею вооруженного восстания в Польше — по его мнению, оно было преждевременным, не имело серьезных шансов на успех и, по всей вероятности, было бы быстро подавлено. Гораздо предпочтительнее, заключал он, было бы постоянно поддерживать на территории Царства Польского тревожную, взрывоопасную обстановку. Только такая ситуация, считал Дмовский, была способна удержать царское правительство от отправки расквартированных здесь войск на Дальний Восток.
Ознакомившись с записками Пилсудского и Дмовского, японские дипломаты отправили их на заключение в Генштаб, руководству своего министерства и в гэнро. Завершилось дело отказом Токио субсидировать вооруженное восстание под эгидой ППС. «Утешительным призом» для Пилсудского стала субсидия в 20 тыс. фунтов стерлингов (или 200 тыс. тогдашних иен), которую ППС получила от посланника Хаяси на проведение диверсий в тылу русской армии и распропагандирование польских солдат.
Конечная причина отказа Пилсудскому заключалась в противоположности стратегических планов сторон. Если японское правительство, понимая ограниченность ресурсов Японии по сравнению с Россией, стремилось к скорейшему окончанию вооруженного конфликта после победоносного маньчжурского «блицкрига», то польские националисты, напротив, были заинтересованы в том, чтобы война максимально измотала и обескровила царизм, то есть — в ее максимальной затяжке. К тому же тогдашние планы японского командования не выходили за рамки нанесения противнику непосредственного военного ущерба — путем диверсий на Сибирской железной дороге, например. В японском МИДе имелись собственные соображения. Здесь более всего опасались дискредитировать свою страну в глазах западного сообщества участием Японии в проектируемых поляками малопочтенных для мировой державы операциях (наиболее болезненной реакции японские внешнеполитические аналитики ожидали со стороны других многонациональных европейских государств, особенно Австро-Венгрии). В общем, в июле 1904 г. в Токио решили ничего не предпринимать для финансирования вооруженного восстания в России. Тогда японское правительство еще пугала перспектива субсидировать сомнительные начинания малознакомых деятелей, проводимые на краю света. Да и развитие военных событий в собственном смысле внушало большой оптимизм. Однако со временем обстоятельства стали иными, и отношение к идее Акаси «подогреть» российскую революцию изменилось.