Три разновидности секретов

В Америке, пожалуй, не было секрета, охраняемого более ревностно, чем секрет создания атомной бомбы. Когда шифровальщик посольства СССР в Оттаве Игорь Гузенко сбежал на Запад и выдал разведывательную операцию, проводившуюся Главным разведывательным управлением (ГРУ), по всему западному миру пронесся шквал возмущения. Канадцы и американцы посчитали, что их предали «русские», как тогда называли всех выходцев из Советского Союза, и горячие симпатии, которые они до этого питали к своему союзнику по Второй мировой войне, сменились явным похолоданием в отношениях. И все потому, что Советы позволили себе исподтишка завербовать ученых и политиков, чтобы вытянуть из них секретные сведения об атомной бомбе. Американцы, до этого придерживавшиеся либеральных политических взглядов, во время войны пересмотрели их и стали внимательнее прислушиваться к критике советского режима. Конечно, предательство Гузенко было не единственной причиной развязывания «холодной войны», но из всех известных нам причин его разоблачения деятельности советской разведки в области атомного оружия, напечатанные в 1946 году в одном из журналов, имели далеко не последнее значение.

Утешая себя, американцы в то время говорили, что потеря не очень велика. Шпионская сеть, как они считали, была выявлена на иностранной территории, вдали от американского Центра ядерных исследований, и благодаря изолированности работ по созданию атомной бомбы иностранные агенты не могли выявить весь объем секретных сведений.

Когда известный ученый, бывший важнейшим звеном советской агентурной сети в Канаде Аллан Нанн Мэй оказался в Лондоне на скамье подсудимых, то в ходе процесса выяснилось, что он в течение некоторого времени использовал в своих целях иностранных ученых, принимавших участие в ядерных исследованиях.

Агентура из числа канадцев и британцев была полностью изолирована, а советские связные спешно выехали из страны к себе домой. Операция была свернута, и американцы могли надеяться, что защита их национальной атомной программы осталась ненарушенной. Все считали, что Советам потребуется от десяти до двадцати лет для восстановления паритета своими силами, а этого времени Америке будет достаточно, чтобы накопить значительный запас атомного оружия.

Однако осенью 1949 года американские исследователи зафиксировали признаки атомного взрыва в районе советской Средней Азии. В сентябре того же года президент Трумэн выступил с заявлением о том, что Советский Союз взорвал атомную бомбу. В ответ на это ТАСС разъяснило, что труженики Казахстана приступили к земляным работам по строительству плотин и рытью каналов, и при этом добавило, что СССР уже два года назад решил проблему атомного оружия. Что бы тогда ни думали по поводу заявления ТАСС, стало ясно, что с американской монополией на атомное оружие покончено всего лишь за четыре года. Конечно, США все еще обладали превосходством в потенциале устрашения, который насчитывал две сотни атомных бомб. Однако психологическая травма для американцев была ужасной. Все спрашивали себя, каким образом разоренный войной Советский Союз смог так быстро ликвидировать свое отставание. Был ли секрет создания бомбы похищен?

В январе 1950 года один из сотрудников Научно-исследовательского центра по атомной энергии в Харуэлле (Великобритания) Клаус Фукс был арестован и обвинен в передаче секретов Советскому Союзу. Выяснилось, что он коммунист и в течение долгих лет активно боролся с нацистами в своей родной Германии. В 1933 году он бежал от нацистов в Великобританию, где начал блестящую карьеру ученого в области ядерной физики. После того как нацисты в 1941 году напали на СССР, он предложил свои услуги большевикам, для которых стал ценным агентом. Двумя годами позднее он вместе с группой британских ученых переезжает в Соединенные Штаты для работы в проекте «Манхэттен». В Лос-Аламосе Фукс поступает в отдел теоретических исследований группы Ханса Бете и работает в ней с 1944 по 1946 год. В исторический июльский день 1945 года он присутствует в пустыне Аламогордо при взрыве первой атомной бомбы, который показался ареопагу ученых видением из Апокалипсиса. На своем процессе в марте 1950 года в лондонском суде Олд-Бейли, в ходе которого Фукс полностью признал предъявленные ему обвинения, выяснилось, что советские разведывательные службы проникли в самое сердце американских ядерных исследований. Секрет атомной бомбы был похищен.

Подобный финал так подействовал на президента Трумэна, что он санкционировал начало производства новой, более мощной бомбы, хотя ее первоначальная конструкция не прошла необходимых испытаний и впоследствии оказалась недоработанной. Новую систему оружия последовательно называли супербомбой, термоядерной бомбой, водородной бомбой и просто бомбой «Н» (Эйч). Это фантастическое оружие, переданное в производство в условиях поспешного пересмотра проекта, было таких размеров, что атомная бомба служила для него детонатором, а его мощность в тысячу раз превосходила мощность бомбы, уничтожившей японский город Хиросима. Вполне естественно, что как только Соединенные Штаты включились в программу производства водородной бомбы, Советскому Союзу не оставалось ничего другого, как последовать за ними. Гонка вооружений пошла полным ходом.

Через несколько месяцев в том же 1950 году ФБР арестовало Джулиуса и Этель Розенберг. Эти двое, коренные американцы, вызвали большее ожесточение против себя соотечественников, чем немецкий беженец Клаус Фукс. Павел Судоплатов увидел в супругах Розенберг «наивную пару, которая горячо хотела сотрудничать и работала для нас по идеологическим мотивам», но «сыграла второстепенную роль в передаче атомных секретов советским секретным службам». Он считает себя особо компетентным в вопросах атомной разведки на том основании, что с 1945 по 1946 год руководил специальным подразделением НКВД по разведдеятельности в области атомной проблематики. Но, как указывалось во введении, его взгляды на атомную разведку оказались весьма спорными.

В ответ на утверждения Судоплатова СВР России твердо заявил, что разделяет позицию КГБ СССР: супруги Розенберг никогда не работали на советские спецслужбы. На это авторам данной книги нечего возразить. Тем не менее, даже если согласиться с предположениями о том, что Джулиус и Этель принимали участие в атомной разведке, ясно, что результаты их усилий не могли иметь столь большого значения, какое имели переданные советским представителям с 1941 по 1949 год крупным ученым Клаусом Фуксом целые тома бесценных документов, таких, например, как отчеты по газовой диффузии, методу выделения урана-235 из природного урана; по использованию урана-235 в бомбе-детонаторе («Малыш»); по концепции второй атомной бомбы с плутониевым боевым зарядом («Толстяк»), в то же время разработанной в Лос-Аламосе; по экспериментам, начатым в Харуэлле (Великобритания), а также по ряду других проектов, осуществлявшихся в Великобритании, Соединенных Штатах и Канаде.

И однако, Клаус Фукс, как британский подданный, был приговорен к четырнадцати годам тюремного заключения, которое впоследствии за хорошее поведение было ему сокращено до девяти лет, в то время как урожденные американцы супруги Розенберг были осуждены к высшей мере наказания. Их ужасная смерть на электрическом стуле в тюрьме Синг-Синг в июле 1953 года породила споры об их виновности, длившиеся в течение долгих лет. Большинство комментаторов сошлось на том, что Розенбергов обрекли на смерть потому, что для американской «психеи» они олицетворяли наихудший тип предателей, которые выдали самый трепетно хранимый секрет нации, символ ее выживания и ее могущества в мире. И выдали его стране, которую на момент судебного процесса американцы считали своим главным врагом.

Что же это был за секрет и как его хранили? Прежде чем приступить к анализу советского атомного шпионажа, нам следует ответить на эти вопросы, так как нельзя говорить о похищенных секретах, не уточнив хотя бы общий смысл этого выражения. В конце концов, речь ведь идет не о Золотом руне, не о кольце Нибелунга и не о волшебной микстуре спящей красавицы, а всего лишь о сухих сведениях, научных формулах, воспроизводимых и проверяемых в тех или иных процессах. Короче, мы имеем дело с законами физики.

Атомная бомба была создана по трем тесно связанным между собой причинам. Во-первых, ученые были заинтригованы, затем очарованы и, наконец, соблазнены реальной возможностью создать столь мощное оружие. Как отмечают многие авторы, их охватила «атомная лихорадка» от того, что атом урана — последнего естественного элемента в периодической таблице элементов — при его бомбардировке медленными электронами расщеплялся на две части, выделяя одновременно огромное количество энергии и некоторое число своих собственных нейтронов. Эти высвобожденные нейтроны, согласно теории, расщепляли другие атомы, которые в свою очередь также высвобождали нейтроны, порождая таким образом цепную реакцию.

Ученые, вступившие на поприще исследований атомной энергии, испытывали ощущение, что если им удастся осуществить цепную реакцию, то они высвободят весь энергетический потенциал Вселенной, чтобы затем обуздать его и приручить. Очень немногие могли устоять перед такой перспективой, невзирая на ее последствия. Роберт Оппенгеймер именно об этом и говорил, выступая перед учеными Лос-Аламоса в ноябре 1945 года, три месяца спустя после атомных взрывов в Хиросиме и Нагасаки.

«Если говорить по существу, то мы провели эту работу потому, что в этом была органическая необходимость. Ученый, однажды начав, уже не может остановиться. Ученый убежден, что необходимо выяснить, как устроен этот мир, установить, каков он в реальности, убежден, что нужно дать человечеству максимальную власть и силу, чтобы оно могло управлять миром и использовать его в соответствии со своими познаниями и своими ценностями».

Атомная бомба была создана потому, что нацистская Германия вступила на путь борьбы за гегемонию в мире и союзники опасались, что немецкие физики сумеют раньше создать это оружие. Кошмарное видение фюрера, потрясающего атомной бомбой, не могло не вызвать ужаса в странах, которым он угрожал. Поэтому вначале Великобритания, затем Америка и вслед за ними Советский Союз спешно запустили финансируемые государством соответствующие научно-технические программы.

И это подводит нас к последней причине, которая заставила создать атомную бомбу, — причине бюрократической. Как только определено и начато финансирование мероприятий, нанята рабочая сила и запущены экспериментальные работы, короче, как только в это дело включилось государство со своим финансированием, проект уже нельзя остановить, даже если бы выяснилось, что Гитлер очень далек от обладания бомбой и Третий рейх превратится в руины раньше, чем союзники сами обзаведутся этим оружием. По мнению некоторых историков, именно подобная причина лежит в основе решения президента Трумэна использовать атомную бомбу против Японии. Два миллиарда долларов и двести тысяч человек персонала — целая отрасль промышленности, сравнимая по размерам с автомобильной отраслью. И чтобы все это, ничего не производя, крутилось с нулевым результатом? Раскрутка бюрократической машины привела процесс разработки атомной бомбы к его логическому завершению.

Но в чем все-таки состоял секрет? Еще в недавнем прошлом, до того как Гитлер развязал войну в Европе, каждое открытие в ядерной области принадлежало всему международному научному сообществу. И только на пороге сороковых годов, когда у ученых начало появляться видение того, как применить результаты их исследований в военных целях, информационный источник по этой тематике в периодических изданиях и на научных конференциях стал «усыхать» на глазах, а опыты по расщеплению атома были засекречены. К этому времени базовые принципы расщепления атома и цепной реакции стали достоянием ученых всех стран с достаточно развитым научно-техническим потенциалом. А вот эффективные средства для осуществления цепной реакции, управления ею и ее использования еще предстояло разработать. В этом и заключался «секрет» атомной бомбы, так как необходимые механизмы для перехода от микроскопического уровня, фактически атомного, к уровню видимому, ощущаемому человеком, с целью увеличения количества энергии цепной ядерной реакции, для управления объемами ее выделения оказались очень сложными и дорогостоящими.

Как управлять потоком нейтронов, пронизывающим радиоактивное вещество? Как сделать, чтобы расщепление атомов в ходе цепной реакции шло равномерно, чтобы процесс, протекающий в миллионную долю секунды, не привел к взрыву вещества на одном конце и его испарению на другом и чтобы этот процесс не прекратился самопроизвольно? Как достичь необходимой чистоты радиоактивных материалов и не допустить радиоактивного заражения отходами процесса расщепления атомов? Как создать бомбу сравнительно небольших размеров, которую можно было бы доставить на поле боя? Как испытывать систему, которая выделяет в миллион раз больше энергии, чем эквивалентное ей по весу количество угля, систему, способную моментально отправить вас в мир иной? Как ввести в действие такую систему и предотвратить возможность ее случайного запуска за счет, например, космических излучений? Это только некоторые из тех проблем, которые возникали перед физиками-теоретиками.

С самого начала этих опасных экспериментов становилось очевидным, что их придется провести тысячи, причем многие потребуют усилий крупных лабораторий в течение целого ряда лет. Неутолимое научное любопытство ученых могло продвинуть исследования только до определенной стадии, после которой для получения осязаемых результатов к делу должны были подключиться интересы и финансы государства.

Из этого следует, что «секрет» атомной бомбы носил по своей природе чисто технический характер. Подобно очень трудной, но доступной усилиям разума головоломке, эта проблема могла быть решена, но требовались время, деньги и подготовленные кадры.

Однако, если у вас есть возможность завладеть достижениями других, тех, кто занялся решением этой головоломки раньше вас, в особенности если они собрали для этого лучшие силы и мобилизовали ресурсы, необходимые для проведения большого количества экспериментов, почему бы не сэкономить время на испытаниях и ошибках, не говоря уже об огромных финансовых средствах, чтобы быстро получить необходимый результат? А если вы считаете, что те, «другие», несправедливо и коварно скрывают от вас результаты своей работы, вы не будете испытывать никаких угрызений совести оттого, что взломали дверь их лаборатории и завладели их планами и расчетами. Такова была, говоря метафорически, позиция Советского Союза в отношении проекта «Манхэттен».

В этом плане очень характерно следующее высказывание Филиппа Моррисона, который работал в составе группы ученых Лос-Аламоса.

«…Начиная с 1945 года атомного секрета более не существовало, он был раскрыт, и уже осуществлялось расщепление атома. Вместо него появились тысячи маленьких секретов. Как сделать это? А как то? Тем более что вариантов, как сделать ту или другую вещь, были десятки. Естественно, что я не знаю, как сделана и как работает каждая часть этого устройства, хотя считаю, что знаком с ним очень близко. Слишком много всего, чтобы это мог знать один человек. Этого слишком много и для того, чтобы описать в одной книге. Слишком много даже для большого количества людей. Заводы, машины, установки и так далее. Вот как все здесь происходит. Это целая отрасль промышленности, а не рецепт врача».

После унитарной транспортабельной атомной бомбы, разработанной в Лос-Аламосе и переданной в Москву в виде формул, чертежей и экспериментальных данных, теперь появились сложные системы межконтинентальных баллистических ракет с разделяющимися головными частями и термоядерными зарядами. Исследования продолжаются, и есть новые достижения. Теперь можно говорить о нейтронной бомбе размером с бейсбольный мяч. В этом контексте первоначальные проекты атомной бомбы уже устарели, хотя по-прежнему считаются государственными секретами и их тщательно хранят за семью замками на семи стальных дверях. Супердержавы не желают распространения ядерного оружия даже примитивной конструкции среди развивающихся стран. Кроме того, в настоящее время ядерные боеголовки могут быть смонтированы на весьма специфических носителях — наземном оружии, торпедах и т. д. Лаборатория в Лос-Аламосе в США и Институт имени И.В. Курчатова в Советском Союзе, вначале втянутые в ядерное соперничество, в настоящее время объединяют свои усилия для контроля за распространением ядерных материалов. Отныне оказалось, что любая страна, имеющая атомную электростанцию, способна, если захочет, создать ядерное устройство. Плутониевая атомная бомба, хотя и считается технически устарелой, все равно представляет большую опасность для человечества.

Любители подобных авантюр вынуждены учитывать такие факторы, как стоимость производства ядерного оружия, возможность обнаружения такого производства другими странами и реакции в этом случае мирового сообщества. За некоторыми исключениями, большинство стран мира, по-видимому, поняли, что с точки зрения экономической, военной и охраны окружающей среды обладание мощной ядерной бомбой представляет собой скорее большую ответственность, нежели преимущество. С окончанием «холодной войны» мы, будем надеяться, вошли в эру ядерного разоружения, когда запасы средств массового уничтожения стали тяжким бременем и осознается острая необходимость в их демонтаже. В этих условиях технический секрет, даже если предположить, что он все еще не раскрыт, принадлежит прошлому. Он больше не вдохновляет физиков и не возбуждает воображения общественности. Им интересуются лишь руководители государств-изгоев, жалкие диктаторы или террористы.

Впрочем, с ядерным оружием связаны не только технологические секреты, но и деятельность разведки, которая включает в себя политический, биографический и исторический аспекты. Если бросить ретроспективный взгляд на прошлый век, пытаясь понять события, изменившие нашу жизнь, мы, естественно, повернемся к тем из них, которые недостаточно освещены, к вопросам, которые остаются до сих пор без ответа. То, что мы все время живем под сенью атомной бомбы и ее сверхмощного потомства, заставляет нас обратиться к нашему началу, каким бы сумрачным и загадочным оно ни было.

Мы задаем себе вопросы исторического и морального характера. Какие мотивы заставили Советский Союз догонять Соединенные Штаты в ядерной гонке? Как ему удалось это сделать в столь короткие сроки? Благодаря ли таланту своих ученых, за счет ловкости разведчиков или в результате комбинации этих двух факторов? Кто были люди, принимавшие участие в столь рискованном деле? Удалось ли им изменить ход истории или реальный результат их усилий оказался минимальным?

Именно такие вопросы интересуют нас сегодня. И именно сегодня можно уточнить ответы на некоторые вопросы. Но существует также и третья разновидность секретов: те, которые никогда не подлежат раскрытию.

 

Сообщение из Лондона

В 1941 году, через некоторое время после внезапного нападения нацистской Германии на Советский Союз, разведывательный Центр НКВД в Москве получил от своих заграничных резидентур ряд сообщений, позволяющих предвидеть новые и радикальные изменения в военной обстановке. Из Лондона пришла шифротелеграмма, в которой сообщалось о заседании доселе неизвестного общественности комитета, на котором несколько экспертов обсуждали вопросы и приняли решения, затрагивающие судьбы миллионов людей. Шифровка была преобразована в обобщенную записку. Ознакомимся с этим документом, прежде чем приступить к его анализу.

«Совершенно секретно

Служебная записка

Рег. номер 6881/1065 от 25 сентября 1941,

Лондон.

Вадим передает сообщение Листа о заседании Уранового комитета, которое состоялось 16 сентября 1941. Заседание прошло под председательством «Патрона» (Хэнки).

В ходе заседания обсуждались следующие вопросы:

Урановая бомба может быть создана в течение двух лет, при условии, что контракт на проведение срочных работ в этом направлении будет заключен с корпорацией «Импириэл кемикл индастриз».

Представитель вулвичского арсенала […] Фергюссон заявил, что детонатор бомбы мог бы быть изготовлен через несколько месяцев. Нет ни необходимости, ни возможности обеспечить минимальную скорость относительного перемещения масс взрывчатого вещества в 6 000 футов/с. Взрыв при этом произойдет преждевременно. Однако даже в этом случае мощность взрыва будет несравненно больше, чем при обычном взрывчатом веществе.

До недавнего времени критическая масса была рассчитана только теоретически, так как не было сведений о размерах образца урана-235. Но что касается быстрых нейтронов, то некоторые данные дают основания полагать, что образец из урана-235 не будет существенно отличаться от образца из обычного урана. Ожидается, что необходимые измерения и расчеты будут сделаны в декабре.

На ближайшее время запланированы эксперименты с целью определения плотности потока нейтронов в пространстве между соседними массами урана-235, а также в целях обеспечения наиболее эффективного взрыва.

Три месяца назад фирма «Метрополитен-Виккерс» получила заказ на сооружение установки в двадцать ступеней, но необходимое разрешение было получено только недавно. Исполнению этого заказа отдается абсолютный приоритет.

Корпорация «Импириэл кемикл индастриз» получила контракт на производство гексафторида урана, но производство его пока не начато. Недавно в Соединенных Штатах был запатентован метод более простого его производства на основе нитрата урана.

На заседании говорилось, что информацию в отношении лучших типов диффузионных мембран можно получить в Соединенных Штатах.

В ходе заседания 20 сентября 1941 года Комитет начальников штабов принял решение о немедленном начале строительства в Великобритании завода по производству урановых атомных бомб.

Потапова».

Эта служебная записка от 1941 года является самым ранним из документов, относящихся к советской атомной бомбе, который КГБ — СВР открыли для исследователей. Она входила в сборник документов, к которому получило доступ одно из российских периодических изданий в начале 1992 года. Когда физики, работавшие в прошлом над советской атомной бомбой, увидели пробный оттиск этой статьи, они приостановили публикацию. Но оказалось, что уже поздно. Отпечатанные экземпляры журнала уже были направлены за границу, где любой исследователь мог получить их благодаря системе библиотечного обмена. С тех пор эти сведения вошли в перечень вопросов для дискуссий, которые ведутся в мире по поводу атомного шпионажа.

Судя по содержанию, служебная записка 1941 года была не первым документом такого рода, так как ее текст свидетельствует об уже ранее имевшем место ознакомлении с техническими сведениями высокого уровня. Так, например, в ней Комитет по урану Великобритании, кстати сверхсекретный, называется коротко «Урановый комитет», не разъясняются редко встречающиеся научные термины типа «поперечное сечение», а термин «урановая бомба» используется как уже привычный. Очевидно, разведывательный Центр НКВД еще ранее получал из Лондона сообщения об успехах, достигнутых в Великобритании в области ядерной физики.

Создается впечатление, что в приведенной выше служебной записке объединены два сообщения — первое о том, что лондонская резидентура готовит передачу полученной от Листа информации, а второе — сама информация. Причины таких действий понятны — принять превентивные меры на случай, если контрразведка противника перехватит одно из этих двух сообщений. Это обычная практика конспирации (русский термин, который в значительно большей степени, чем слово «conspiration» обозначает совокупность приемов и правил подпольной, нелегальной деятельности). Оба зашифрованных сообщения из Лондона в московском Центре расшифровывались и помещались в различные досье. Расшифрованные тексты информационных сообщений могли быть объединены в одной служебной записке или по объему сокращены до справки, пример которой мы видели выше.

Рассмотрим справку детальнее, чтобы понять, что же происходило. В первой строчке написано: «Вадим передает сообщение Листа по поводу заседания Уранового комитета» Это означает, что сотрудник НКВД под псевдонимом Вадим, работающий в Лондоне, направил в Москву зашифрованное послание с информацией, которую передал агент Лист, и что этот последний имеет доступ к совершенно секретной информации о заседании некоего комитета, именуемого «Урановым».

Сообщения агентов передаются устно или письменно; в данном случае сообщение Листа было письменным и могло включать в себя документы британского правительства. Зашифрованные послания из-за границы направлялись по телеграфу, по радио или с курьером, как это произошло с посланием Вадима.

Автор служебной записки Елена Потапова, прочитав зашифрованное послание Вадима, а также британские документы, которые могли быть приложены к посланию, подготовила обобщенный документ на русском языке для одного из руководителей, в данном случае для Леонида Квасникова — начальника Отдела научно-технической разведки или для Павла Фитина — руководителя всех зарубежных операций разведки. Потапова, имевшая наряду со знанием языка определенную техническую подготовку, была автором многих служебных записок и справок, имевшихся в «атомном» досье. По этой причине именно она позднее переводила информацию, полученную от Клауса Фукса и Млада.

Перейдем к лицам, причастным к этой информации. Вадим — это Анатолий Горский — резидент НКВД в Лондоне. Резидентом называют сотрудника НКВД — КГБ, выведенного за границу и действующего или легально — под прикрытием должности в официальном советском загранпредставительстве, или нелегально — под другим именем, с поддельными документами и местом работы и должностью согласно легенде. И в том и в другом случае он является руководителем «резидентуры», которую на Западе чаще именуют «шпионской сетью».

Независимо от статуса резидентуры (легальная или нелегальная) резидент тщательно скрывает свою разведывательную деятельность, и не только от граждан страны своего пребывания, но и от других сотрудников советских загранучреждений и проживающих в стране советских граждан, за исключением своих коллег по резидентуре.

Горский стал легальным резидентом НКВД в Лондоне за год до того, как он занял должность советника посольства СССР. Тридцати четырех лет, невысокого роста, полный и чопорный, светловолосый, с густыми бровями и голубыми глазами, холодно смотревшими из-за стекол очков, он был человеком жестким, требовательным и лишенным чувства юмора. Сделав карьеру в НКВД от сотрудника шифровального органа до руководителя резидентуры, он и сам не позволял себе ошибаться, и не был расположен мириться с ошибками других. Его излюбленным наставлением было: «Постарайтесь не совершать фатальных ошибок». Начисто лишенный человеческой теплоты, он тем не менее демонстрировал профессионализм высокого уровня, поэтому коллеги уважали его за компетентность. Он отличался западной элегантностью, безупречно говорил по-английски и любил хорошо поесть.

Впоследствии в 1944 году Горский был переведен в посольство СССР в Вашингтоне на должность первого секретаря под фамилией Анатолий Громов. Перед ним была поставлена задача привлекать доброжелателей из числа американских коммунистов в агентурную сеть НКВД, при этом им нередко рекомендовалось прекратить всякие отношения со своими товарищами по партии, разумеется, если того требовали интересы священной конспирации. Члены компартии находились на подозрении у властей и, кроме того, они слишком много болтали языком. Одна из вроде бы доброжелательных активисток Элизабет Бентли расстроилась из-за указаний, пришедших из Москвы, и обратилась в ФБР, рассказав обо всем. Прикрытие Горского было скомпрометировано, и ему пришлось в конце 1945 года возвратиться в Москву.

Когда сотрудник легальной резидентуры разведки за рубежом попадается с поличным при проведении разведывательной операции, то, как правило, ему разрешают вернуться в свою страну. В таких случаях правительства обеих стран играют в одну и ту же игру — одно из них выдвигает обвинения, другое — заявляет о своей невиновности, а дипломатические отношения между странами идут своим обычным ходом. Когда же разоблачают «нелегала», игра приобретает другой характер: одна сторона становится обвинителем, а вторая отрицает, что знает обвиняемого. Не имея дипломатического статуса, а следовательно, и дипломатического иммунитета, «нелегал» вынужден бежать, используя заранее заготовленный маршрут и поддельные документы. Если он попадется, его арестуют и осудят. В таких случаях его правительство отказывается нести какую-либо ответственность за него.

Заместитель Горского Владимир Барковский не упоминается в служебной записке, но он, несомненно, участвовал в ее редактировании. Перед ним, как инженером по образованию, стояла задача фильтровать информацию, полученную от агента Листа и уточнять для Центра технические детали. В то лето, спустя несколько дней после нападения нацистов на СССР, он отличился тем, что добыл для своей страны средство защиты судов от немецких магнитных мин. Офицер британского королевского флота передал детальные чертежи противоминной системы, заметив при этом, что если Великобритания испытывает потребность в таком устройстве, то и Советский Союз как страна, только что вступившая в войну, тем более быстро найдет ему применение. Игорь Курчатов — будущий руководитель советского атомного проекта, только недавно занялся этой проблемой. Хотя чертежи противоминных средств были совершенно неожиданным подарком, Барковский на этом заработал себе значительный авторитет «за умение готовить и использовать надежные источники информации».

Будучи на шесть лет моложе Горского, Барковский выглядел строго элегантным в своем костюме с широкими лацканами, при галстуке, но без чопорности его шефа. Средней комплекции, темноволосый, с пропорциональными чертами лица, которое обычно сохраняло доброжелательное выражение, он выглядел несколько обезличенным. Короче говоря, у Барковского была внешность, которую очень ценят в секретных агентах — ему легко было всюду пройти незамеченным.

Источник Горского по атомной проблематике носил имя Джон Кэйрнкросс. В то время он проходил по оперативной переписке под псевдонимом Лист (Lizst) по фамилии венгерского композитора Ференца Листа (это было связано с пристрастием агента к классической музыке). Хотя такая практика является нарушением требований конспирации, однако нередки случаи, когда псевдоним агента несет на себе оттенок личных качеств человека, которому он присвоен. Другой советский агент Дональд Маклин, с которым мы еще встретимся в этой книге, поначалу получил псевдоним Сирота, так как его отец скончался в 1932 году. Агенту Энтони Бёрджессу, известному гомосексуалисту, присвоили псевдоним M@dchen (девушка — нем.). В дальнейшем Кэйрнкросса нарекли Мольером, так как он написал эссе о творчестве прославленного французского драматурга. Маклин впоследствии получил псевдоним Гомер.

Кэйрнкросс и Маклин принадлежали к группе радикальных студентов, завербованных НКВД в Кембриджском университете и получивших впоследствии общее название «кембриджская пятерка». Другими членами группы были: Ким Филби, Энтони Бёрджесс и Энтони Блант. Кэйрнкросс происходил из шотландской семьи со скромным достатком, а остальные были строптивыми отпрысками британских аристократических фамилий, баловнями высшего класса, который с пренебрежением относился к выходцам из буржуазной среды. Они называли его мужланом, а он их — снобами. Он ненавидел этих мерзких богачей, они же обожали, причем абсолютно абстрактно, благородных бедняков, и всех их сближала симпатия к марксистской теории классовой борьбы.

Политические взгляды «кембриджской пятерки» сформировались в тридцатые годы. Свидетели экономической депрессии и лишений, которые выпали на долю трудящихся, противники развивавшегося на континенте фашизма, они считали, что нашли в «русском эксперименте» ключ к решению всех мировых проблем. Полная занятость, индустриализация, бесплатная медицина и всеобщее образование — все эти программы сталинского Советского Союза завораживали их, раскрывая, как им казалось, пути дальнейшего общественного развития. Взяв на вооружение идеологию, которая обещала наказать господствующий класс и установить во всех странах диктатуру пролетариата, они повсюду искали доводы в пользу этих догм.

Кроме того, как подчеркивали многие эти агенты, они психологически были настроены на подпольную деятельность, позволявшую им бороться и даже уничтожать класс, который они презирали; более того, эта деятельность утверждала в них ощущение собственной незаурядности и исключительности. Будучи чиновниками правительственных ведомств, они располагали возможностью нанести государству ущерб, выдав его секреты. «Я не могу утверждать, что мне нравится эта работа, — заявил однажды Маклин в Центре НКВД, — но я считаю, что это одна из позиций нашей великой борьбы, к которой я лучше всего приспособлен, и я намерен продолжать эту работу до тех пор, пока не выполню ее до конца».

Разумеется, они понимали, что если их изобличат, то заклеймят как предателей, но такой возможный приговор представлялся им следствием близорукости и невежества, в то время как сами они были убеждены в том, что являются борцами за идею, которых прогрессивные силы человечества прославят как героев. Как ни странно, нечто подобное произошло. В 1983 году газета «Известия» напечатала некролог Маклина, назвав его «человеком высоких моральных качеств, преданным коммунистом и хорошим товарищем».

Кэйрнкросса завербовали последним (именно он, пятый член пятерки, долгое время оставался невыявленным). На него вышли, после того как НКВД долго изучал его через четырех уже завербованных членов группы. Их мнения в отношении Кэйрнкросса были положительными, не считая отдельных пренебрежительных замечаний по поводу «отсутствия у него природного изящества». Блестяще образованный, хотя и несколько небрежный в языке и одежде, он в 1936 году легко был принят на работу в Форин Офис, где старорежимная атмосфера и архаические предрассудки его коллег только усилили его марксистские убеждения. Поработав на разных должностях, он в 1940 году становится личным секретарем лорда Морриса Хэнки. После этого он превратился для Москвы в бесценный источник информации. Хэнки был секретарем кабинета министров и, помимо своих многочисленных прямых должностных обязанностей, много сделал для создания британской разведывательной службы — знаменитой СИС. Этот добродушный человек пользовался большим влиянием в правительстве благодаря тому, что возглавлял множество его комитетов и комиссий. Кэйрнкросс вошел в доверие к М. Хэнки и передавал в Центр информацию, основанную на анализе его служебных дел и поступающей в его адрес почты.

«Урановый комитет», о котором Лист сообщал в своем донесении в сентябре 1941 года, фактически был Комитетом по вопросам науки (SAS), который возглавлял лорд Хэнки. Созданный в октябре 1940 года, этот комитет занимался выработкой рекомендаций британскому правительству по проблемам развивавшейся ядерной науки. Еще за десять лет до этого руководитель лаборатории в Кэвендише Эрнст Резерфорд сказал Хэнки, который в то время возглавлял имперский Комитет по обороне, что в науке происходят любопытные вещи и неплохо было бы повнимательнее следить за всем этим. Резерфорд — тот самый ученый, который обнаружил в атоме ядро, выявил явление радиоактивности и искал возможности использования ядерной энергии, хотя и сомневался, что она окажется продуктивной. У него, однако, было ощущение, что ядерная энергия может приобрести огромное значение для национальной обороны. Хэнки в то время был склонен считать, что атомную энергию вообще невозможно использовать, и уверял соответствующие инстанции: «Мы можем совершенно не беспокоиться по этому поводу». Тем не менее он внимательно следил за развитием этой области науки, чтобы, следуя совету Резерфорда, быть в курсе ее важных открытий.

Летом 1940 года этот вопрос приобрел чрезвычайно насущный характер. Было осуществлено расщепление атома урана и готовились эксперименты по проведению управляемой цепной реакции. Комитет по вопросам науки (SAS) проводил свои заседания в офисе Хэнки в министерстве финансов, «заслушивая многих известных ученых», как вспоминал позднее об этом сам лорд Хэнки. В конце августа 1941 года они обсуждали доклад комитета под условным названием «Мауд коммитти», который включал в себя два документа: «Об использовании урана для изготовления бомбы» и «Об использовании урана в качестве источника энергии». В первом документе «Мауд коммитти» высказывал мнение, что урановая бомба вполне может быть создана, причем с решающими последствиями для исхода войны. Он рекомендовал предоставить этой программе абсолютный приоритет. Во втором документе «Мауд коммитти» подтверждал, что метод получения энергии за счет расщепления атома урана открывает блестящие перспективы для мирного времени, и рекомендовал приложить соответствующие усилия в этом направлении после окончания войны.

В результате анализа большого количества информации и четко сформулированных выводов по поставленным вопросам доклад «Мауд коммитти» послужил основой для принятия решений в области атомной энергии как в Великобритании, так и в США. Комитет Хэнки первым изучил этот материал, что дало ему возможность ускорять или тормозить атомные программы на Западе. В сентябре 1941 года «Мауд коммитти» посвятил изучению этого доклада семь заседаний. 25 сентября он представил в правительство собственный доклад, который рассеивал некоторые сомнения и подтверждал реальность этого проекта.

Комитет SAS продолжал функционировать в течение всей войны вплоть до бомбардировок Хиросимы и Нагасаки, хотя Хэнки в 1942 году покинул правительство. Он высказал возражения в отношении политической линии Рузвельта, поддержанной Черчиллем, согласно которой предполагалось потребовать от немцев и японцев безоговорочной капитуляции. В случае с японцами он считал, что атомную бомбу следует применить только в том случае, если Япония, следуя собственному кодексу чести, отвергла бы капитуляцию, предложенную ей до окончательного разгрома. Если бы немцы, доказывал он, первыми бы решили атомную проблему и применили атомную бомбу против союзников, но проиграли войну, тогда их действия носили бы характер военного преступления и виновных в нем следовало бы повесить.

Доклад «Мауд коммитти», одобренный лордом Хэнки, занимает особое место в истории создания атомной бомбы. Он был результатом работы комитета, возглавляемого Джорджем Пэйджетом Томсоном, в состав которого входили Джеймс Чедвик, Дуглас Кокрофт и еще несколько известных британских ученых-физиков. В качестве кодового наименования комитета было выбрано одно слово из телеграммы Нильса Бора. Это была фраза «Мауд Рэй Кент». Томсон не знал, что текст телеграммы был случайно урезан, и это сделало абсолютно непонятной ссылку Бора на женщину по имени Мауд Рэй, которая жила в городе Кент и преподавала английский язык его сыновьям. Томсон и его коллеги не выявили никакого содержания в этом словосочетании и взяли слово «Мауд» в качестве кодового наименования, абсолютно лишенного какого-либо конкретного смысла. После войны, когда стало известно о существовании «Мауд коммитти», некоторые историки считали, что название «Мауд» было аббревиатурой, которая якобы расшифровывалась как «Военное применение взрыва урана» (Military Application of Uranium Detonation), то есть термином, использование которого несовместимо с требованиями секретности.

«Мауд коммитти» в своей деятельности опирался на меморандум из двух частей, подготовленный в марте 1940 года Рудольфом Пайерлсом и Отто Фришем. Два физика-изгнанника — один австриец, а другой немец — утверждали, что и другие ученые-атомщики могли раскрыть секрет атомной бомбы, и забили по этому поводу тревогу. Только для того чтобы продемонстрировать, что это не сложно сделать, они подготовили чертежи устройства весом в пять килограммов, способного произвести взрыв, эквивалентный взрыву многих тонн динамита. Эти чертежи фактически были первым проектом атомной бомбы — предшественницы бомбы весом в четыре с половиной тонны под названием «Малыш», которая была сброшена на Японию с самолета «Б-29», именовавшегося «Энола Гэй».

В процессе создания атомной бомбы устройство, сконструированное Пайерлсом и Фришем, получило название «подрывное устройство, или урановое ружье». Взрыв происходил за счет быстрого сжатия в цилиндре двух масс урана, помещенных с его противоположных концов и называемых «пуля» и «мишень», что и вызывало цепную реакцию. Используемый для этого уран не тот, который существует в природе, а изотоп урана-235, доля которого в природном уране составляет 71 %. Исследователи установили, что активным участником процесса расщепления атома является именно уран-235, а не уран-238, которого в составе природного урана содержится 99,28 %. Третьим естественным изотопом урана является уран-234, доля которого в составе природного урана составляет 6 % и который при бомбардировке атома дает очень незначительный эффект. Пайерлс и Фриш установили, что первым условием, которое необходимо выполнить при создании атомной бомбы, является получение из природного урана примерно одного фунта урана-235, который в незначительных количествах содержится в ураните и других редких минералах. Это оказалось новым существенным фактором, так как по прежним оценкам минимальное количество урана, необходимое для создания атомной бомбы, доходило до нескольких тонн, что превращало идею создания транспортабельной атомной бомбы в утопию. Пайерлс и Фриш подсчитали, что при использовании соответствующих технологий получение одного фунта урана-235 может занять несколько недель и, следовательно, бомбы можно делать конвейерным способом. Этот изотоп урана с его высокой способностью к расщеплению атомов должен сохраняться долями с массой, обеспечивающей гарантию от самопроизвольного расщепления до того момента, когда несколько таких долей соединяются вместе, образуя критическую массу.

Здесь следует еще раз обратиться к справке НКВД, в частности к той не очень понятной ее части, где говорится о «минимальной скорости относительного перемещения частей взрывчатой массы в шесть тысяч футов в секунду». Величина шесть тысяч фут/с появилась при первоначальном расчете скорости, с которой две части урана-235 должны были столкнуться друг с другом (отсюда и относительное перемещение). В справке уточняется, что даже при более низкой скорости столкновения «мощность взрыва будет неизмеримо выше, чем при использовании обычной взрывчатки». Однако при этом имеется риск преждевременного взрыва, то есть бомба вместе с непосредственным окружением могут взлететь на воздух.

В справке используется несколько терминов из ядерной физики, которые необходимо уточнить, так как в дальнейшем они еще будут встречаться: «критическая масса», «эффективное сечение», «диффузия». Первый термин, введенный Пайерлсом, обозначает минимальное количество урана, необходимое для осуществления цепной реакции. Произвольная масса урана, подвергнутая бомбардировке нейтронами, не обязательно даст взрыв, так как, если ее поверхность достаточно велика по отношению к ее объему, то большое количество нейтронов, высвобожденных в результате деления атомов, может не столкнуться с другими ядрами атомов и, достигнув поверхности этой массы, покинет ее. Когда же поверхность уменьшена по отношению к объему, то есть когда масса плотная, тогда высвобожденные нейтроны имеют больше шансов столкнуться внутри нее с атомными ядрами, прежде чем они покинут эту массу, что увеличивает вероятность возникновения цепной реакции. Именно эта масса и была названа «критической».

Количество нейтронов-»беглецов» можно сократить до минимума, если уран поместить в контейнер из стали или свинца. Вылетевшие через поверхность урана нейтроны отскакивают от внутренней стенки контейнера и вновь возвращаются к его центру, увеличивая таким образом шансы создания критической массы в более ограниченном объеме. Можно сделать контейнер из обычной или тяжелой воды или же из углерода в виде графита, для того чтобы замедлить или ослабить этот процесс. Использование модератора (замедлителя) имеет важное значение для управления процессом деления атомов и получения таким образом взрыва или непрерывного потока энергии, иными словами, атомного оружия или соответственно атомной электростанции.

Термин «эффективное сечение» подразумевает, что не каждое атомное ядро, на которое пришлось столкновение с нейтроном, обязательно дает в результате расщепление. В некоторых случаях оно поглощает нейтрон, отражает или рассеивает его. Вероятность или потенциал реализации каждого из этих трех вариантов — расщепления ядра, поглощения или рассеяния нейтрона — называется эффективным сечением. Эффективное сечение атомного ядра изменяется в зависимости от химического элемента, типа его изотопа и скорости нейтронов. Выраженное в долях квадратного сантиметра оно может рассматриваться как размер мишени на данной площади поверхности. Чем больше мишень, тем больше потенциал реализации, и соответственно чем она меньше, тем меньше этот потенциал.

В справке указывается, что англичане пока еще не замерили эффективное сечение урана-235 для процесса расщепления его атомных ядер при их бомбардировке быстрыми электронами. Одна из причин состояла в том, что экспериментаторы в основном занимались бомбардировкой медленными электронами урана-238. Другой причиной была нехватка достаточного для эксперимента количества урана-235. Но в отчете высказывается обоснованное предположение, что эффективное сечение урана-235 при бомбардировке быстрыми электронами не имеет существенного отличия от природного урана. Отто Фриш делал упор на бомбардировке урана-235 быстрыми нейтронами только в теоретическом плане. Это была непроверенная гипотеза, ведущая к объяснению «уранового ружья».

Выделение урана-235 из природного урана — последний технический вопрос, который хотелось бы рассмотреть. Для этого были разработаны четыре метода: термический, электромагнитный с использованием центрифугирования и газовый. Последний метод, называемый диффузионным, основан на том, что уран-235 легче урана-238. Если уран превратить в газ гексафлюорид или шестифтористый уран и пропустить его через фильтр, то будет получена некая газовая смесь, содержащая значительно больше урана-235, более легкая и свободнее проходящая через фильтр, чем газ, полученный из природного урана. Но этот обогащенный уран нелегко получить: с газом, который сокращенно называли «гекс», было сложно обращаться, а фильтр — трудно изготовить. Начали с того, что установили тонкие фильтры и пропускали газовую смесь через парообразную сельтерскую воду, пока не получили небольшое количество газа «гекс». Можете себе представить эту «кухню»! Вскоре разработали более тонкие методы диффузии газа «гекс» через определенное число металлических фильтров (ступеней), отсюда и упоминание в сообщении в Москву об установке в двадцать ступеней. Естественно, что для получения существенного объема обогащенного урана количество фильтрационных ступеней нужно было увеличить в тысячи раз; по завершении этой операции газ необходимо было перевести в твердое состояние. Как писал один из исследователей, не будь такого мощного стимула, как война, технические проблемы посчитали бы непреодолимыми.

Оказалось, что урановая смесь с десятикратным увеличением содержания урана-235 по сравнению с природным ураном не отвечала требованиям создания атомной бомбы. Фришу удалось установить, что только чистый изотоп мог бы дать желаемый результат. Этот отчет был переправлен из Лондона в Москву еще до перепроверки этих положений и их подтверждения. Теперь мы уже знаем, что Фриш и Пайерлс были правы, хотя получить абсолютно чистый уран-235 невозможно. Тем не менее при 90-процентном содержании урана-235 смесь вполне отвечала предъявляемым к ней требованиям.

Теперь снова вернемся к их меморандуму. Во второй его части рассматривались предполагаемые свойства нового оружия. «От бомбы на основе урана-235, — пишут оба ученых, — по-видимому, невозможно будет защититься. Она будет способна разрушить любое укрытие или укрепление. Каков бы ни был объект, выбранный в качестве ее цели, она обязательно уничтожит также и большое число гражданских лиц даже только за счет выделения радиоактивных частиц». Ученые указывали, что Германия работает над такой же бомбой и предупреждали, что Третий рейх станет непобедимым, если его атомный проект будет доведен до конца. «Тогда, — продолжали они, — единственным сдерживающим фактором для вермахта станет угроза применения против него такого же оружия». Таким образом, в своем меморандуме 1940 года Пайерлс и Фриш уже предсказали послевоенные отношения супердержав, за исключением лишь того, что противостояние произошло не между Германией и Великобританией, а между США и СССР, которые угрожали друг другу.

Меморандум Пайерлса — Фриша попал в заинтересованное ведомство, получил статус государственного секрета и «Мауд коммитти» приступил к его обсуждению, в котором Пайерлс, как иностранец, поначалу не принимал участия. В июле 1941 года, подготовив свой доклад, комитет перестал проводить свои заседания и к концу этого же года был расформирован. Однако его не забыли. Как писал официальный историограф Британского управления по атомной энергии, «если бы не было «Мауд коммитти», какое-то ценное время было бы потеряно, возможно всего лишь несколько месяцев, но решающих месяцев». Доклад «Мауд коммитти» ускорил ход событий именно настолько, сколько требовалось, чтобы изготовить бомбу до окончания войны. Последовательно и быстро доклад от лорда Хэнки проследовал к военному министру, затем к Черчиллю и, наконец, к Рузвельту.

Но еще до того, как о последних изменениях ситуации были проинформированы премьер-министр Великобритании и президент Соединенных Штатов, документы были переправлены в разведывательный Центр НКВД в Москве, как будто Лубянка фигурировала в списке наиболее доверенных партнеров британского правительства.

 

Американский след

Сообщения из Лондона поступали непрерывно. Некоторые из них в большей степени, чем первое, насыщены техническими подробностями, но после нашего короткого экскурса в область ядерной физики они не должны представлять особых трудностей для читателя.

«Особой важности

Обзор сообщений, поступивших из Лондона шифротелеграммами № 7073 и № 7081/1096 от 3 октября 1941 года.

Вадим информирует о передаче Листом доклада, представленного 24 сентября 1941 года военному министру, в отношении проектов Уранового комитета.

В докладе изложены следующие вопросы:

Расчет критической массы зависит от способа определения эффективного сечения при расщеплении атомного ядра урана-235. Полагают, что критическая масса находится в интервале между десятью и сорока тремя килограммами. Это количество установлено исходя из общих данных, полученных на основании свойств урана-235 и результатов воздействия быстрых нейтронов на атомы других химических элементов.

Корпорация «Импириэл кемикл индастриз» запускает производство шестифтористого урана. Уже получено три килограмма этого вещества. Производство F2351 ведется путем диффузии газообразного шестифтористого урана через ряд мембран или очень тонких проволочных сеток.

Строительство завода по разделению изотопов связано со следующими серьезными проблемами:

1. Шестифтористый уран разрушает смазочные материалы. В этой связи необходимо разрабатывать специальные смазки. Но даже при этом варианте придется устанавливать газовые затворы.

2. В присутствии водяного пара шестифтористый уран разлагается. Даже при незначительной влажности шестифтористый уран оказывает сильное коррозирующее воздействие на оборудование».

В справке перечислены и другие проблемы:

«Полагают, что этому заводу потребуется девятнадцать тысяч десятиступенчатых диффузионных установок, в связи с чем площадь завода должна составить около десяти гектаров.

Общий расход шестифтористого урана будет не более полутонны в сутки. Следовательно, химический участок завода займет только небольшую его часть.

Сообщается, что, помимо огромного ударного воздействия атомного взрыва, атмосфера над местом взрыва будет насыщена радиоактивными частицами, способными уничтожить все живое в пределах их досягаемости.

Потапова».

Очевидно, что последний доклад лорда Хэнки вышел на следующий день после вышеизложенного обзора информационных сообщений. В заключение в нем говорилось, что необходимо безотлагательно начать создание атомной бомбы с целью ее завершения за период от двух до пяти лет, причем последний названный срок более реален. «Нужно задействовать все возможности, — говорилось в докладе комитета по науке, — для всемерного ускорения работ». В докладе были определены ближайшие цели, такие, как измерение эффективного сечения урана-235 и строительство предварительного варианта завода в качестве прообраза основного завода, который будет отвечать результатам последних по времени исследований. Комитет по науке рекомендовал завязать сотрудничество с Соединенными Штатами и Канадой, подчеркнув, однако, необходимость сохранения контроля за британскими научно-исследовательскими работами в руках правительства Великобритании. Под этим подразумевалось, что бомба будет британской. Мы вправе утверждать, что НКВД получил этот доклад, даже несмотря на то, что он не фигурирует в списке документов, к которым открыла доступ Служба внешней разведки.

В ноябре из Лондона поступила шифротелеграмма с информацией о развитии обстановки в атомном проекте. Великобритания, нуждаясь в существенной финансовой помощи, обратилась к Соединенным Штатам с просьбой взять на себя расходы по своей части проекта создания атомной бомбы. Президент Рузвельт дал зеленый свет обменам научной и технической информацией с Великобританией и направил премьер-министру Черчиллю личное послание, предложив, чтобы все усилия по реализации этого важного проекта координировались и предпринимались совместно.

Президент Соединенных Штатов следил за развитием ситуации в атомной области еще с октября 1939 года, когда его друг экономист Александр Сакс нанес визит в Белый дом и рассказал о перспективах создания «бомбы с неслыханными ранее мощностью и радиусом действия». Сакс привез с собой письмо президенту от Альберта Эйнштейна. Выдающийся ученый порекомендовал американскому правительству внимательно следить за обеспечением безопасности своих запасов урана и фундаментальных научных исследований в ядерной физике, а также быть в курсе результатов исследований в этой области.

Осведомленный только в отношении экспериментов с природным ураном, Эйнштейн считал, что новая бомба будет слишком крупных размеров для доставки ее самолетом, вследствие чего ее придется везти только морем до ближайших к цели иностранных портов. Поэтому он закончил письмо почти на мрачной ноте, напомнив, что если Германия прекратила продажу урана через Чехословакию, то вполне вероятно, что она приступила к своим собственным ядерным экспериментам.

Перед лицом опасности Рузвельт отреагировал незамедлительно, предложив Американской академии наук образовать Консультативный комитет по урану. Такой комитет был сформирован, но приступил к работе с изрядной медлительностью. На следующий год ему на смену была создана Комиссия по научным исследованиям для национальной обороны под руководством Ванневара Буша. Но она также не слишком ускорила дело, так что в октябре 1941 года, ознакомившись с выводами «Мауд коммитти», который внес коррективы в предположения Эйнштейна в отношении размеров атомной бомбы и предсказал весьма небольшие ее размеры, удовлетворяющие требованиям авиадоставки, президент Рузвельт создал Высший политический совет, который сам и возглавил. Одной из основных задач Совета было выяснение у англичан дополнительных сведений, но таким образом, чтобы Америка не тащилась вслед за своей прародительницей.

До ознакомления американского руководства с докладом «Мауд коммитти» продвижение США к созданию атомной бомбы шло параллельно с Великобританией. Крупные ученые, изгнанные из Европы Гитлером и Муссолини, — Эйнштейн, Лео Сцилард, Эдвард Теллер, Ханс Бете, Энрико Ферми и ряд других — примкнули к различным университетам и находились в курсе их дел. Зная о военном применении результатов этих работ, они настаивали на поддержке правительства. Сотрудничество в этих областях между англичанами и американцами было довольно тесным, но не всегда и не в той мере, как этого хотела бы та или другая сторона.

После получения доклада «Мауд коммитти» Америка с ее огромным экономическим и технологическим потенциалом, к которому добавлялась ее удаленность от европейского театра военных действий, начала обгонять Великобританию в области «взрывных» исследований.

В лаборатории металлургии Чикагского университета Энрико Ферми создавал урано-графитовый реактор, с помощью которого он рассчитывал получить к концу 1942 года управляемую цепную реакцию. В Калифорнийском университете в Беркли Гленн Сиборг со своей группой занимался изучением искусственных химических элементов, производных от урана, так называемых трансурановых элементов: нептуний (№ 93 по Периодической системе) и плутоний (№ 94). Они выяснили, что атом плутония легко делится при его бомбардировке медленными нейтронами. Это открытие давало надежду на создание атомной бомбы второго типа — плутониевой бомбы, того самого «Толстяка», который уничтожит японский город Нагасаки.

Но вернемся к телеграмме от ноября 1941 года. Она была адресована Виктору, то есть Павлу Фитину — начальнику Управления зарубежных операций НКВД, назначенному на эту должность в 1939 году. Он имел репутацию интеллектуала и был известен своими продуманными и взвешенными решениями. В том, что касалось атомных проблем, всегда консультировался с Леонидом Квасниковым (Антон), который руководил в НКВД небольшим отделом научно-технической разведки (НТР). Фактически именно Квасников принял решение обратить внимание специальных служб на растущую актуальность ядерной физики.

В 1940 году, задолго до указаний сверху, Квасников направляет телеграммы руководителям резидентур разведки в странах, в которых проводились серьезные исследования в ядерной области. В своих указаниях, сохранившихся в делах КГБ, он рекомендует резидентам направить усилия на проникновение в научные лаборатории, чтобы выяснить, что там происходит. Он направляет четкие запросы в отношении характера требуемой информации, ссылаясь при этом на научные статьи в зарубежных изданиях. В то время как большинство физиков в мире проявляло осторожность в своих прогнозах по поводу ядерной энергии, некоторые из ученых полагали, что это дело уже ближайшего будущего. Квасников, химик по образованию, относился к категории последних. Он до такой степени безоглядно ринулся в этом направлении, что если бы та научно-техническая ориентация внутри НКВД, которую он изо всех сил поддерживал, не оправдалась, привела к пустой трате времени и денежных средств и отвлекла бы силы и энергию, которые могли быть использованы для удовлетворения других военных нужд, его карьере в разведке пришел бы конец. Те, кто его поддерживал, тоже сильно рисковали своими надеждами и планами на будущее. Но уже через год донесения из резидентур подтвердили мнение Квасникова, хотя все это еще нужно было перепроверять.

К этому времени два интересных сообщения поступили из Америки. Отправителем в обоих случаях был коренной американец, друг Советского Союза. В первом из них он информировал, что его друга предупредили о его предстоящем участии в секретной разработке оружия, основанного на атомной энергии. В другом его послании говорилось о том, что приятель автора был включен в делегацию, направляющуюся в Великобританию для координации работ по созданию атомной бомбы. Эти отрывочные слухи полностью вписывались в общую информационную картину. Фитин и Квасников пришли к убеждению, что совместная англо-американская программа создания атомной бомбы реально существует.