Благотворительное общество обосновалось в привлекательном, элегантно меблированном здании в центре исторического квартала города, где большинство домов было построено в начале девятнадцатого века. Общество было основано в 1893 году, когда десять великодушных дам из нескольких лучших семейств города решили оказывать помощь нуждающимся и больным. В первые годы существования общества его членами могли стать только те, кто проживал в стране на протяжении не менее двух поколений. Хотя руководители общества до сих пор содрогались при мысли о том, что янки вступили в их ряды, в последние годы дамы были вынуждены пересмотреть нормы морали и распространить членство на некоторых относительно новых жителей города.

Тем не менее благотворительное общество до сих пор считалось одной из самых почетных и престижных организаций. Обе бабушки Каролины состояли в нем, а ее мать и тетя Рэй продолжали активную деятельность. Некоторые традиции были слишком важны, чтобы пренебрегать ими. Даже Эмма Рэй, которой, казалось, доставляло удовольствие нарушать правила, принарядилась подобающим образом для ежегодного вечера в саду в честь новых членов и дала клятву, обязывающую ее соблюдать принципы благотворительного общества. Грейс получила приглашение вскоре после того, как ей исполнился двадцать один год. Она с радостью восприняла оказанную ей честь и исправно являлась на собрания, даже если они нарушали ее планы.

Большая, отделанная деревом комната, прежде служившая библиотекой семье, передавшей дом обществу, была до отказа наполнена женщинами от двадцати одного года до восьмидесяти лет. Для многих из них собрания общества являлись средоточием общественной жизни, предлогом выбраться из дома, повидать подруг, посплетничать, продемонстрировать новый наряд. Грейс радовалась, если ей удавалось на несколько минут встретиться с Люси Бейлс, ее лучшей школьной подругой. В перерыве собрания можно было перекусить и выпить прохладительные напитки.

Сегодня, как часто случалось в последнее время, Грейс чувствовала, что ее мысли витают далеко от докладов выступающих. Ей никак не удавалось сосредоточиться на планах Барбаранеллы Колдуэлл по подготовке весенней распродажи, она могла думать лишь о том, как разрешить конфликт между Вилли и Хэнком.

Грейс надеялась, что сегодня Эдди будет ужинать дома и она сможет попросить у него совета. Не так давно она прочла статью в журнале «Космополитен», в которой задавали вопрос: «Вы бы вышли замуж за человека, очень похожего на дорогого старого папочку?». «Вполне близко к этому», — решила она, просмотрев прилагаемый перечень вопросов: оба, и Эдди и Вилли, были красивыми, властными мужчинами, привыкшими настаивать на своем, особенно в отношениях с женщинами. Ну, что же, прекрасно. Если они так похожи, Эдди сможет подсказать ей, как справиться с отцом.

Голос постепенно просочился в ее сознание. Она вновь настроилась на происходящее и услышала, как председатель общества Норма Леггет провозгласила:

— …И большое спасибо Джесси Гэйнс и ее мужу, Хэппи, за прекрасно выполненную работу. Они заново покрасили детский изолятор и сделали там чудесную роспись на стенах!

Она присоединилась к аплодисментам в адрес Джесси, которая мурлыкала от удовольствия, что их работу так высоко оценили. Затем Норма продолжила:

— А теперь перейдем к вопросу о нашей эпохальной книге по кулинарии. Я знаю, мы все хотим, чтобы она стала лучшей из всех, поэтому попрошу председателя комитета ввести нас в курс дела. Грейс?

Она, конечно же, забыла, что ей предстояло дать отчет о подготовке этой чертовой книги по кулинарии. Ведь именно поэтому она сидела за председательским столом вместе с другими председателями комитетов. Грейс перестала теребить свои жемчужные бусы, встала и постаралась не чувствовать себя глупо, явившись в брюках для верховой езды, когда все остальные пришли на собрание принарядившись.

— Ну, — начала она, пытаясь припомнить, что же ей надо было сказать им. Она мысленно представила календарь и затем вспомнила. — Последний срок представления рецептов 2 декабря, желательно, чтобы они были в отпечатанном виде.

Аудитория дружно застонала: лишь немногие женщины умели печатать. Их последняя книга по кулинарии изобиловала ошибками, потому что машинистка неправильно прочла многие рецепты. После множества нареканий по поводу завтраков и званых ужинов, испорченных пересоленными или слишком сладкими блюдами, а также исполнявшимися пирогами, благотворительное общество было вынуждено опубликовать публичное извинение. Руководство не собиралось повторять ту же самую ошибку.

— Если вы хотите ставить сокращения везде, где в приготовлении овощей используется свиной жир или сало, то следует подумать, как это лучше сделать, — продолжала Грейс. — Меня просила напомнить об этом Нелли Мак-Гихи, потому что ее муж сейчас поправляется после тройного шунтирования. Кроме того, до окончания Гран-При меня будет замещать Люси, так как я буду по горло занята лошадьми. Думаю, это все.

Люси покачала головой:

— Имена, — подсказала она.

Грейс недоумевающе посмотрела на нее:

— Что?

— Имена! — повторила Люси.

— О, да. Ну, комитет считает… — Грейс заколебалась, как лучше представить то, что вызовет массу разногласий. — Мы просмотрели множество книг по кулинарии… и мы всегда подписывались под рецептами нашими фамилиями по мужу. Теперь же предлагается на выбор — подписываться девичьей фамилией или фамилией по мужу. Это все.

Несколько женщин помоложе зааплодировали. Остальные встретили ее заявление хмурыми взглядами, затем воцарилось напряженное молчание.

— Я всегда считала, что следует соблюдать традиции. — Эдна Картер выступила в поддержку сложившейся практики.

Женщины принялись громко обсуждать предложение Грейс, высказывая противоположные точки зрения. Они напомнили Грейс стаю крикливых гусынь.

— Это не так уж и прилично, Эдна.

— Надин Гестер, подруга матери Грейс, бросилась защищать Грейс:

— Это выглядит старомодно. Я не понимаю, почему в книге по кулинарии должно стоять имя Гарри. Он ни разу и пальцем не шевельнул, чтобы приготовить что-либо.

— А как же традиции? — заныла Китти Коулмен, одна из ровесниц Грейс, которая назвала старшую дочь в честь Скарлетт О'Хара.

— Зачем продолжать соблюдать традицию, которая глупа и оскорбительна для нас? У меня есть имя, и я хочу, чтобы оно было в этой проклятой книге по кулинарии, — громко заявила Люси.

Барбаранелла, как обычно, нацепившая на себя слишком много дорогих украшений и чересчур ярко накрашенная, вскочила на ноги, но зашаталась, подтверждая слухи о том, что она по утрам смешивает свой апельсиновый сок с изрядной дозой водки.

— Мне бы хотелось знать, — потребовала она, — если там не будет указано мое полное имя — миссис Франклин Дж. Колдуэлл, III — как, черт подери, кто-либо узнает, что это я? Я имею в виду, кто такая Барбаранелла Колдуэлл?

— Вы хотите… — заворчала Лорен Райнер.

— Заткнись, Лорен, — зашипела Барбаранелла, плюхаясь обратно на стул.

— А что, если нам поставить наши имена в скобках после фамилий по мужу? — предложила Мэри Джейн.

Надин с презрением воскликнула:

— Как послесловие. Да, выглядит действительно по-современному.

Грейс так и подмывало зажать уши руками и крикнуть, чтобы они замолчали. Идея заговорить об этом принадлежала в основном Люси, но чем больше она слышала доводов за и против, тем яснее становилась ее собственная позиция. «Миссис Эдди Бичон» вовсе не отражало, кем была она. У нее имелось собственное имя, отражавшее ее личность, и Грейс гордилась им.

Она подняла руку, прося слова.

— Моим именем будет Грейс Кинг Бичон, — заявила она. — И меня не волнует, как поступят другие!

— Ну, ладно, ладно, — примирительно произнесла Норма, имеющая богатый опыт по восстановлению согласия среди членов общества. — Давайте все успокоимся. Мы не собираемся окончательно решать эту проблему сегодня. Если больше нет вопросов, то собрание объявляется закрытым. — Она одарила дам очаровательной улыбкой и звонко захлопала, как бы отдавая дань их трудам на благо общества.

Однако эту тему нелегко было положить на полку. Дискуссия продолжалась, даже когда дамы начали расходиться.

— Черт, я горжусь, что ношу имя мужа. Я считаю моим самым большим достижением тот факт, что я все еще замужем за этим старым козлом, — заявила Барбаранелла.

Грейс и Люси взглянули друг на друга.

Покачивая головами, они вслед за остальными вышли из комнаты. Небольшая группа женщин стояла в холле, охая и ахая над браслетом с бриллиантами и сапфирами на запястье Эдны.

— Боже! Или ты слишком хороша, или он вел себя поистине плохо, — пошутила Барбаранелла.

Лорен понимающе подмигнула:

— За этим кроется большая вина.

— Он купил его у Калхауна. Хотите, я выясню, сколько он стоит? — предложила Мэри Джейн.

Эдна ухмыльнулась, протягивая руку, чтобы все могли полюбоваться:

— Говорю вам, чем он больше шалит, тем лучше подарок ко дню рождения.

— Ну, если так, то нам тоже можно надеяться на бриллианты, криво усмехнулась Люси, отходя вместе с Грейс от группки женщин.

— Говори за себя, — сказала Грейс. Возможно, у Энди Бейлса и было время, чтобы изменять Люси, но отец Эдди слишком усердно загружал его делами по недвижимости, чтобы у того еще оставалось время на любовную интрижку.

Подвал дома, служивший когда-то местом, где спали рабы, был переделан в комнату для игр. Сегодня из-за конференции учителей Каролина не пошла в школу, и комната была полна детей и мам, зашедших за ними.

— Привет, тетя Рэй! Я не видела, как вы вошли! Как поживаете? — Грейс приветствовала свою тетушку, которая торопливо приближалась к ней, ведя за руку Каролину.

Тетя Рэй, младшая сестра ее бабушки по материнской линии, была подвижной старушкой семидесяти пяти лет, с острым языком. Она ежедневно ездила верхом почти в любую погоду, три раза в неделю раздавала подарки в магазине благотворительного общества и не давала покоя докторам бесконечным перечислением симптомов своих болезней, каждый из которых звучал фантастичнее прежнего.

— О, прекрасно, насколько это возможно, — ответила она, умудряясь жаловаться, что борется с какой-то новой неустановленной болезнью. — Знаешь, звонила твоя мама. Она хочет изменить меню на праздновании Гран-При.

Грейс вдруг поняла, что уехала с фермы, так и не навестив мать. Джорджия, вероятно, хотела поговорить с ней о приеме, который они всегда устраивали у себя в последний вечер состязаний.

— Зачем? Всем и так нравится, — сказала она, ругая себя за забывчивость.

Тетя Рэй пожала плечами:

— Твоя мать хочет креветок. Она говорит, что ей до смерти надоели ветчина и мясо, зажаренное на вертеле. Их подавали в течение тридцати пяти лет, и я не понимаю, почему они ей вдруг надоели. — Резко изменив тему, она погладила Каролину по голове со словами: — Привези как-нибудь это маленькое сокровище ко мне на ленч.

— Мам, — раздраженно произнесла Каролина.

Грейс схватила Каролину за руку:

— Я должна отвезти ее к миссис Пинкертон, чтобы подобрать костюм для верховой езды. Я обещала, — сказала она тете Рэй.

Тетушка вовсю заулыбалась Каролине:

— О, это прекрасно! На ком ты будешь выступать?

— На Опоссуме, — ответила Каролина одновременно с матерью, сказавшей: «На Мисс Лили».

Грейс закатила глаза:

— Нет, юная леди. Мы тысячу раз обсуждали это.

— Это потому, что у меня не хватает зубов? — сердито спросила Каролина.

— Я не собираюсь возвращаться к этой теме, — твердо заявила Грейс.

Каролина надула губки:

— Но почему?

— Потому. — Она заставила Каролину замолчать непреклонным взглядом, потом повернулась к тетушке Рэй и сказала: — Нам пора идти. Я терпеть не могу выяснять отношения с моим ребенком на людях.

Тетя Рэй крепко обняла Каролину. Затем она наклонилась и шепнула ей на ухо мудрые слова, которые говорила Грейс, когда той было примерно столько же лет:

— Тебе нужно уговорить их.

Деловой район города располагался по краям старинного центра девятнадцатого века. Несколько современных небоскребов стояли с видом на реку, как преграда из стекла и стали, препятствовавшая настоящему все глубже вторгаться в прошлое и сливаться с ним. Большинство зданий построили во времена детства Грейс, и всегда, направляясь в деловую часть города, она испытывала приступ ностальгии по старым и ветхим складам, в которых когда-то хранились урожаи хлопка зажиточных фермеров и владельцев плантаций.

— Смотри в оба и ищи место для стоянки, милая, — сказала она Каролине, когда они приблизились к месту, где с ее рождения находился магазин принадлежностей для конного спорта Миллера.

— Фу. Это звучит вульгарно, мам, — фыркнула Каролина, всю дорогу мечтавшая стать победительницей Гран-При.

Грейс улыбнулась:

— Знаю, но бабушка часто говорила так мне, и теперь это вошло в привычку. Она также говаривала: «А я буду приглядывать за тобой».

— Грубо, — сказала Каролина в тот момент, когда они остановились на красный сигнал светофора. — Почему у зданий этажи? — спросила она.

— Что ты имеешь в виду? — Грейс искоса взглянула на дочь, которая осторожно ковыряла в правой ноздре указательным пальцем. — Не ковыряй в носу, дорогая.

Каролина изогнула шею, чтобы лучше разглядеть здания:

— Почему говорят, что они двадцатиэтажные или пятидесятиэтажные? — переспросила она.

— Хороший вопрос. Точно не знаю. Давай посмотрим вот на этот дом, — сказала Грейс, ища свободное место на левой стороне улицы.

И тут она увидела Эдди, стоящего спиной к ней, он любовался своим отражением в зеркальном фасаде одного из небоскребов. Но прежде, чем она успела окликнуть его, из здания вышла молодая женщина в красном креповом костюме, быстро приблизилась к Эдди и слегка дернула его за ухо. Он повернулся и улыбнулся молодой женщине, затем обнял ее за талию, прижал к себе и одарил долгим поцелуем.

Эдди шепнул что-то женщине на ухо, и она обняла его за плечи. Грейс раскрыла рот от изумления, словно наблюдая любовную сцену в фильме, она ждала, что они станут делать дальше.

Вдруг до нее дошло, что она не должна позволить Каролине увидеть отца. Стараясь сохранять спокойный тон, Грейс указала на знак на другой стороне улицы и спросила:

— Что написано на этой табличке, божья коровка? Ты можешь прочесть надпись?

Она быстро бросила взгляд в сторону Эдди и женщины, они шли, взявшись за руки, и смотрелись вместе очень мило.

— Юн… Юн… Ай… Он. Онион. Онион-стрит, — выговорила Каролина, в то время как Эдди остановился, снова целуя спутницу. Та кивнула, как бы соглашаясь на что-то, предложенное им ранее, и они повернули на стоянку за зданием.

— Нет, милая. Юнион. Это — Юнион-стрит, — тихо поправила она дочь.

Эдди с женщиной уже исчезли, но Грейс никак не могла оторвать взгляд от того места, где она только что видела их целующимися. Грейс была не в состоянии даже нормально дышать. Она судорожно глотала воздух, но не могла его вдохнуть. У нее было такое ощущение, что из ее легких вырвался весь воздух, это же она испытала однажды, упав со скачущей во весь опор лошади и ударившись грудью о камень.

— Мам, зеленый свет означает, что можно ехать, — нетерпеливо сказала Каролина.

Позади нее раздался звуковой сигнал. Грейс наконец отдышалась. Она уставилась на свои руки, вцепившиеся в руль. Какое-то мгновение она не могла сообразить, что от нее требуется, но затем вспомнила. «Поезжай», — приказала она себе, сняла ногу с тормоза и с силой нажала на педаль газа. Машина рванулась через перекресток.

— Юнион, — произнесла Каролина, повторяя слово с надписи на табличке.

Он изменяет ей. Этот сукин сын завел любовную интрижку. Не может быть! И все же это было так. Она собственными глазами видела, как он целовал другую женщину. Какие ей еще нужны доказательства?

Машина отъехала в тот момент, когда Грейс остановилась перед магазином Миллера. Ей каким-то чудом удалось припарковать машину и последовать за Каролиной в магазин. Она как-то умудрилась найти слова и поздороваться с владелицей, миссис Пинкертон, не разрыдавшись и не бросившись в объятия этой женщины. К счастью, кажется, ни дочь, ни миссис Пинкертон не заметили, как дрожит ее голос. Каролина была слишком возбуждена предстоящей примеркой, а миссис Пинкертон была глуха на одно ухо и почти ничего не слышала.

Крошечная старушка, миссис Пинкертон, унаследовала магазин от родителей и одевала всех в округе, кто когда-либо носил костюмы для верховой езды, включая Грейс и Эмму Рэй. Она всегда любила девочек Кинга, и Каролина не стала исключением. Миссис Пинкертон тотчас же потащила девочку наверх примерять костюм, в то время как Грейс зарылась лицом в жакеты для наездниц и попыталась взять себя в руки.

— Дорогая, поднимайтесь посмотреть, все ли в порядке, — позвала ее миссис Пинкертон через несколько минут.

Одна часть Грейс все еще оставалась в машине, наблюдая, как Эдди шепчет что-то на ухо женщине — жест столь интимный и знакомый, она чуть ли не слышала его слова. Вторая половина покорно тащилась наверх по стершимся деревянным ступеням к примерочной, совершенно не изменившейся за все годы, с тех пор как Грейс была такая, как теперь Каролина.

Грейс чуть не задохнулась, увидев Каролину, стоящую перед трехстворчатым зеркалом.

— Надо немного забрать в спине, — говорила миссис Пинкертон, закалывая булавками спинку жакета.

Одетая в элегантный черный костюм для верховой езды, Каролина выглядела как красивая взрослая женщина с телом ребенка. Грейс моментально забыла о своих несчастьях и обрадовалась, увидя, что Каролина сделала маленький шаг к взрослению.

— Пожалуйста, можно мне примерить и сапоги? — попросила Каролина, возвращая Грейс к реальности.

Они уже обсуждали этот вопрос, почти так же часто, как и спорили о том, на ком будет выступать Каролина, на Опоссуме или на Мисс Лили.

— Милая, они такие дорогие, а твои маленькие ножки так быстро растут! — неуверенно произнесла Грейс.

Как будто почувствовав, что мать начинает колебаться, Каролина принялась уговаривать ее:

— Но зачем тратить такие деньги на костюм и при этом экономить на сапогах?

Грейс так и подмывало согласиться. Ей захотелось купить дочери сапоги, чтобы хоть как-то смягчить боль, причиненную тем, что Эдди изменил ей. Но его грех не должен быть на ее совести. Если кому-то и надо заглаживать вину, так это Эдди.

— Могу я воспользоваться вашим телефоном? — спросила Грейс, слишком возбужденная, чтобы откладывать неизбежную конфронтацию.

Миссис Пинкертон указала в конец магазина:

— Он там, в кабинете.

— Почему мы всегда должны звонить папе, когда хотим что-нибудь купить? — заныла Каролина.

Грейс отказалась отвечать на вопрос, только хмуро взглянула на дочь и пошла в кабинет выяснять отношения с Эдди.

— Ты бы только видела свою маму и свою тетю Эмму, когда они были в твоем возрасте, — сказала миссис Пинкертон, возясь с рукавом жакета Каролины.

— А они ездили на тех лошадях, на которых хотели? — поинтересовалась Каролина.

— О да! — миссис Пинкертон улыбнулась от приятных воспоминаний. — Твой дедушка сажал их на любого большого коня, и они мчались во весь опор.

— Я так и знала, — победоносно заявила Каролина, беря на вооружение эту новую информацию для следующей схватки в борьбе за Опоссума. Она прихорашивалась, глядя в зеркало, и представила себя там в новом костюме и сапогах, верхом на Опоссуме, занявшей первое место в юношеских зимних состязаниях по классическим скачкам с препятствиями.

Небольшой, аккуратно меблированный кабинет миссис Пинкертон напоминал картинную галерею местного искусства верховой езды. Стены украшали фотографии в рамках многих наездников, которых она одевала в своем магазине на протяжении сорока с лишним лет.

Снимая трубку, Грейс отыскала фотографию своего отца верхом на коне, от которого происходил Выкуп. На другой была она и Эмма Рэй — в одинаковых костюмах, с косичками, они держали за уздечки своих коней и улыбались в камеру.

Грейс не помнила, как миссис Пинкертон фотографировала их, но она не забыла эти костюмы — рождественские подарки от родителей, ей было тогда восемь лет, а Эмме — пять. Ей так понравились жакет и брюки, что она целую неделю ложилась в них спать, пока Эмма не наябедничала их матери, и Джорджия не отругала Грейс, что она — такая глупая девочка.

Именно в тот год она познакомилась с Черной Красавицей и с Уолтером Фарли. В тот год она решила, что хочет стать жокеем или ветеринаром, когда вырастет. Она вгляделась в фотографию, желая рассмотреть, что у нее было на ногах. Миссис Пинкертон являлась энтузиасткой и хроникером конного спорта, но никудышным фотографом. Изображение было не в фокусе, слишком расплывчатым, чтобы разглядеть, из какого материала были сделаны сапоги.

Грейс закрыла глаза и неожиданно вспомнила — Вилли пообещал купить ей кожаные сапоги, о которых она мечтала, если она завоюет первый приз на летних юношеских состязаниях по классической езде. Но ее лошадь споткнулась на последнем препятствии, и она заняла второе место. После этого Грейс проплакала несколько ночей, сожалея о сапогах больше, чем о проигрыше. В то лето ей исполнилось девять, на год больше, чем Каролине.

У нее тряслись руки, когда она набирала номер Эдди. Грейс прослушала два гудка и собиралась положить трубку, когда телефонистка ответила:

— Компания Бичон.

— Контору Эдди Бичона, пожалуйста, — сказала Грейс, погружаясь в кресло миссис Пинкертон.

Она мысленно умоляла мужа: «Будь там. Или где-нибудь поблизости».

— Контора Эдди Бичона, — произнесла секретарь Эдди, неизменно веселая женщина средних лет, которая, вероятно, не возражала бы забирать костюмы Эдди из химчистки или выполнять множество других его личных поручений.

— Привет, Джун. Это Грейс. Могу я поговорить с Эдди? — спросила она еле слышным, высоким голосом.

— Миссис Бичон, его нет. Он сказал, что будет на каком-то совещании до конца дня.

Грейс попыталась разобрать по тону Джун, что было той известно. Звучала ли в ее голосе жалость к обманутой жене, какую может себе позволить только преданная секретарша?

— Он сказал, где оно состоится? — насколько возможно небрежно спросила Грейс.

— Нет, мадам, этого он не говорил. Если он позвонит сюда, передать ему, чтобы позвонил вам?

Грейс представила Эдди, лежащего обнаженным в постели рядом с молодой женщиной в каком-нибудь гостиничном номере, и как ему передают, что жена пыталась дозвониться до него.

— Нет, — ответила Грейс. Она совершенно не хотела, чтобы он звонил ей. Она бросила трубку и пошла покупать Каролине пару безумно дорогих кожаных сапог.

Весь остаток дня Грейс провела как на автопилоте. Никто, даже пристально наблюдающий за ней, не догадался бы, что ее сердце разбивается на крошечные, пропитанные ядом, острые осколки гнева, скорби, презрения и злости. Она спрятала свои чувства глубоко в подсознание и продолжала вести себя так, будто ее мир не разлетался на части из самой сердцевины, как если бы увиденное на улице, было для нее нормальным, повседневным явлением. Они обедали с Каролиной, когда она вспомнила, что даже не проверила автоответчик, а вдруг Эдди захочет присоединиться к ним. Не то чтобы это волновало ее. Грейс решительно не собиралась кормить его. Пусть этот ублюдок сам заботится о себе.

Она оттолкнула тарелку, к которой так и не притронулась, подошла к автоответчику и включила магнитофон. Она нетерпеливо нажимала на «ускоренную перемотку», прослушивая в каждом сообщении только суть.

— …поэтому мне потребуется помощь при проверке рецептов для книги по кулинарии. Кроме того, я набрала десять фунтов… — Это была Люси, позвонившая, должно быть, утром до собрания.

Следующей звонила Шейла Мак: «Я подумала, может, ты попросишь своих подруг из благотворительного общества принять участие в церемонии открытия Гран-При. Костюмы есть».

Она нажала на «ускоренную перемотку», затем снова включила на середине сообщения Эммы Рэй насчет Имеющего Сердце: «…своего рода сделка; парень запросил пять, но конь продается, как обозначено в постановлении бракоразводного процесса, поэтому отец скостил цену вдвое. Что я могу сказать, Грейс? Отец упрям как осел, и это явилось для меня огромным сюрпризом. Я позвоню тебе, если выясню что-нибудь еще».

Частички ее жизни, записанные голоса, которые, казалось, ничего не добавляли к тому, что ей известно. Грейс вновь нажала на «ускоренную перемотку», потом нажала на «воспроизведение» и нашла сообщение от Эдди.

«…Отец хочет, чтобы я поехал ужинать с этими клиентами, так что буду дома к одиннадцати. Поцелуй за меня постреленка. Пока».

Она перемотала к началу: «Привет, Грейс. Это я, — услышала она. — Это совещание продлилось дольше, чем я думал, а сейчас отец хочет, чтобы я…»

Грейс выключила, не желая слушать ложь дважды. Перематывая ленту, она взглянула на Каролину, которая в мечтах представляла картину, видимую только ей одной, тыкая при этом вилкой в тарелку. Девочка тихо разговаривала сама с собой, как это часто делают дети, говоря в уме за двоих.

Бедная Каролина. Они все время собирались подарить ей братика или сестричку, но никогда не подворачивалось подходящего момента. Они так долго откладывали этот вопрос, что он отпал сам собой, и сейчас, устало бродя по дому, Грейс размышляла, почему так случилось. Может быть, ей не следовало так тщательно избегать этого. Возможно, в какой-то степени эта нерешенная проблема и привела Эдди в объятия другой женщины. Или, вполне вероятно, это вообще не имело ни малейшего значения, а просто Эдди был одним из тех мужчин, жен которых она всегда жалела.

Грейс ничего не могла делать, только ждать возвращения мужа домой, поэтому она легла немыслимо рано для вечера пятницы и притворилась читающей журнал. Два часа спустя явилась Каролина в ночной рубашке и сапогах для верховой езды, хныча, что ей приснился плохой сон и она хочет к мамочке. Обрадовавшись компании, Грейс откинула покрывало и уложила ее в постель на место Эдди.

Она слышала, как дыхание дочери постепенно замедлялось, становилось ровным по мере того, как та расслаблялась и погружалась в сон. Одну ручку девочка положила под голову, другую — поверх покрывала ладошкой вверх, как бы ожидая, что кто-то возьмет ее за руку. Грейс провела пальцами по раскрытой ладошке Каролины, прослеживая линию жизни до того места, где она подходила к указательному пальцу.

Во сне дочка выглядела совершенно умиротворенной и довольной. Ей хотелось дождаться отца и показать ему новые сапожки, но Грейс не разрешила, сказав, что Эдди вернется поздно. Девочка попросила маму обязательно передать папе, чтобы тот поцеловал ее на ночь, когда придет домой. Обещая выполнить ее просьбу, Грейс представила себе женщину в красном креповом костюме, тянущуюся губами к губам Эдди.

Грейс снова взяла журнал и стала листать страницы, постоянно прислушиваясь. Она вдруг представила браслет Эдны, который, по предположениям, являлся компенсацией за измену. Что тогда сказала Люси? «Если так, то нам тоже можно надеяться на бриллианты».

«Нам». Намек был как удар кулаком в живот. Сегодня Эдди не в первый раз изменил ей. Просто она впервые застукала его. Люси чуть ли не призналась, что знает, что Эдди путается с другой женщиной… или женщинами? Сколько их было? Как давно это продолжается? Кому это известно, кроме Люси? А может, лишь одна Грейс не знала об этом?

Грейс посмотрела на часы: без одной минуты одиннадцать. Какой же она была дурой, веря его рассказам о деловых ужинах и собраниях, затянувшихся до поздней ночи. Глупая, наивная дурочка, сидящая дома, как пай-девочка, в то время как ее муж изменяет ей.

Часы показали одиннадцать. Она вскочила с постели. К черту! Она не могла больше сидеть и ждать, когда он явится. Грейс не представляла, куда поедет, что сделает, когда доберется туда. Она знала только, что потребуется намного больше, чем браслет, чтобы все встало на свои места.

Каролина была растеряна, хотя и возбуждена новизной того, что ее разбудили среди ночи, чтобы ехать по темным улицам города. Она все время спрашивала маму, куда они едут. Но Грейс только говорила ей:

— Не волнуйся. Сама увидишь.

Должно быть, они отправились на поиски приключений — решила девочка. Возможно, они будут искать сокровища. Иначе зачем ее мама так внимательно вглядывается в ночь, будто ищет что-то или кого-то?

Грейс подъехала к бару. Она попыталась разглядеть посетителей через большое окно, выходящее на улицу, но отблески уличных огней мешали ей. Грейс припарковала свой джип во втором ряду, включила мигающие огни и вышла из машины.

— Подожди здесь, милая, — сказала она Каролине.

Забыв о том, что на ней только ночная рубашка, Грейс подошла к окну и стала всматриваться внутрь. Она почти обрадовалась, увидев Эдди, обнимающего одной рукой женщину в красном креповом костюме. Они сидели за переполненным столом вместе с несколькими его друзьями и женщинами, которые казались очень молодыми и вполне могли бы еще учиться в колледже.

Как всегда, нарушив указания матери, Каролина выбралась из машины и присоединилась к Грейс. Она подергала мать за рукав, но Грейс не замечала ее присутствия. Она колотила в окно:

— Эдди, я вижу тебя!

Каролина улыбнулась. Значит, это была игра! Ей тоже захотелось принять в ней участие.

— Эй, папа! Эй! — закричала она, стуча кулачком по стеклу.

Ее голос вывел Грейс из оцепенения.

— Божья коровка! Полезай обратно в машину! — приказала она.

Ее крики были услышаны, пробудив интерес большинства посетителей, включая Эдди, до которого вдруг дошло, что безумная дама с ребенком на улице — его жена.

— О-о, — воскликнул один из его приятелей. — Тебя застукали, дружище.

— Сейчас же выходи сюда, подонок! — выкрикнула Грейс так громко, что Эдди смог расслышать эти слова через толстое оконное стекло.

— О Господи, — пробормотал он, вставая и направляясь к выходу.

— Да. И этого прикололи, — сказал, ухмыльнувшись, второй приятель.

Эдди вылетел из двери, как торпеда, и обрушился на Грейс. Она схватила Каролину, как бы пытаясь защитить себя и ребенка от его гнева.

— Ради Бога, что ты делаешь, Грейс? Ты свихнулась? — завопил он.

— Привет, папочка! Мы приехали за тобой, — пропела Каролина.

Он поцеловал ее в щеку, подхватив из рук Грейс.

— Эй, головастик. Позволь посадить тебя в машину.

Он отнес девочку к джипу и осторожно усадил на заднее сиденье. Затем пошел назад.

— Грейс, сейчас же садись в эту проклятую машину! — сердито приказал он ей.

Грейс сверкнула на него глазами.

— Нет, — отрезала она.

— Ты устраиваешь спектакль! Залезай сейчас же! — Он схватил ее за руку и попытался протащить вокруг джипа к водительскому месту.

Она вырвалась от него.

— Нет! Нет! Это ты устраиваешь спектакль! — кричала она, сжимая кулаки, чтобы сдержать себя и не ударить его.

— Что с тобой, черт возьми?

Теперь она еще больше возненавидела его — за ложь. Он пытался выставить ее чокнутой, создающей неприятности. Какой же глупой он ее считает?

— Я видела тебя, — холодно произнесла она.

Эдди покачал головой:

— О чем ты говоришь?

Его невинное выражение было таким наигранным, что она засмеялась бы, если бы ей так безумно не хотелось плакать.

— Я видела тебя, — повторила она, понизив голос, чтобы Каролина не услышала ее. — На углу Пятой авеню и Юнион-стрит. Ты знаешь, о чем я говорю. Я видела тебя. С девицей в красном креповом костюме. С той, которая там, в баре.

— Милая, я не знаю, что ты видела, но это был не я, сказал Эдди. Он протянул к ней руку, будто его прикосновение могло стать достаточным доказательством того, что он говорит правду.

Она уставилась на него, не веря своим ушам.

— Ты серьезно? Это все, чего я заслуживаю? Ты собираешься просто стоять здесь и лгать мне посреди улицы?

Он был уличен, и они оба знали это.

— Что? Что ты хочешь, чтобы я сказал? — Он пожал плечами, и это еще больше разозлило ее. Она подумала: «Как насчет «прости» для начала?». Но она не собиралась давать ему уроки на тему, как сохранить брак, на который он наплевал с такой легкостью.

— Я хочу, чтобы ты попрощался с Каролиной, — произнесла она, заставляя себя успокоиться.

— Куда ты едешь? — требовательным тоном спросил Эдди.

Она не обязана докладывать ему, ведь он уже давно не говорил ей правду о том, куда отправляется.

— К папочке? — усмехнулся он.

Она снова обошла машину спереди и сказала то, чего не могла раньше даже представить, даже подумать, что способна бросить своему мужу:

— Пошел ты в задницу, Эдди.

Краем глаза она заметила, что в баре у окна собралась толпа зевак. Они внаглую глазели на нее с Эдди, словно смотрели программу по телевизору.

Каролина, перебравшаяся на переднее сиденье, смотрела на них почти с ужасом. Грейс опустила окошко с ее стороны.

— Поцелуй папу на прощание, мой ангел, — сказала она.

— До встречи, аллигатор, — произнес Эдди, наклоняясь, чтобы обнять дочь.

— Пока, аллига… — Она быстро поправила себя: — Я хотела сказать, крокодил.

Девочка так и сидела, повернув голову, устремив взгляд на отца. Когда он исчез из виду, она повернулась к матери.

— Мама? У папы неприятности? — робко спросила она.

Грейс потянулась к ней и сжала ее ручку, которая была влажной и холодной.

— Да, малышка, — сказала она. — У папы очень большие неприятности.