Грейс развернула полфунта лосося, купленного днем, и промыла холодной водой. Она уже смешала большинство прочих составляющих и кинула их в кухонный комбайн. Ей оставалось только разделать рыбу, отделить ее от костей, потом добавить мяту и горчицу и — дозу специального гомеопатического соуса тетушки Рэй.

Грейс нервничала, но не из-за приготовления пищи, что она делала легко и с удовольствием, а от предстоящей встречи с Эдди. Ее пугала мысль, что они должны прийти к какому-то решению насчет их будущего. Она не была готова признать, что их брак потерпел полный крах. Но и не собиралась принять Эдди в свою жизнь с распростертыми объятиями, чего, казалось, хотели ее родители. Должны быть другие варианты, хотя какие, она никак не могла придумать.

Грейс потратила много времени, пытаясь решить, что надеть, переодеваясь из брюк в юбку, потом в английское платье, пока в конце концов не остановилась на джинсах и одном из своих наиболее сексуальных топиков. «Надо продемонстрировать ему, от чего он отказывается», — сказала она себе. Его жена — не какая-нибудь выпускница колледжа, как Мисс Красный Креповый Костюм. Они с Эдди пережили немало страстных моментов в постели до того, как оба стали такими занятыми, что любовные утехи отошли в конец перечня первоочередных дел. А ведь ей, черт возьми, еще нет и тридцати.

Она взяла большой кухонный нож, и именно в этот миг Эдди вошел в кухню, до безумия напугав се. Грейс вскрикнула, он тоже, будто не был до конца уверен, как она собирается воспользоваться ножом.

Ее рука метнулась к сердцу. Эдди явился слишком рано. Она не слышала, как открылась дверь. Он мог бы по крайней мере позвать ее или хоть как-то предупредить о своем приходе.

— Привет, — сказала она, когда у нее ровнее забилось сердце.

— Привет. — Эдди попытался улыбнуться. Он снял пиджак и ослабил галстук — жест настолько знакомый, что на мгновение она забыла, что сегодняшний ужин должен стать чем-то необычным.

— Что ты готовишь? — спросил он, подходя, чтобы взглянуть на рыбу.

Она как бы невзначай прикрыла рецепт рукой:

— Лосося в горчичном соусе.

— Звучит заманчиво, — сказал он.

Он говорил совсем другим тоном, старался угодить ей. И к тому же нервничал. Возможно, так же, как и она.

— Мне дала рецепт тетя Рэй, — поведала Грейс, разделывая лосося четким, уверенным взмахом ножа. — Она заверила меня, что это — незабываемое блюдо.

Он взял кусочек помидора из миски с салатом и прислонился к столу, настолько близко, что до нее донесся запах его одеколона. Его волосы были влажными, возможно, он только что принял душ. Она подумала, что он запланировал для них на десерт.

— Все, что ты делаешь, незабываемо.

Она слишком увлеклась его влажными волосами. Неужели он думает, что она столь падка на его уловки, что стоит ему только отпустить несколько комплиментов, и она все простит?

— Эдди, пожалуйста, не пытайся прямо с ходу очаровать меня. Мы встретились не для этого, — произнесла она.

— Извини. Я пытался… — Он пожал плечами.

Грейс подумала, не слишком ли она груба с ним. Возможно, он просто пробует завести разговор.

— Хочешь выпить? — спросил он. — Я бы выпил.

Это была превосходная мысль. Она кивнула в знак согласия и вздохнула, когда он вышел. Так слишком тяжело. Наверное, лучше было бы встретиться с ним в ресторане, чем готовить ему ужин, как она делала это и прежде тысячу раз.

Он вернулся на кухню с двумя стаканами виски, добавил лед из морозилки и подал ей стакан.

— Я не понимаю, что мы делаем, — сказала Грейс.

— О, ты все понимаешь… — Он сделал большой глоток виски. — Это — начало моего наказания.

Неужели он как-то узнал о тайном компоненте рецепта тети Рэй? Грейс искоса взглянула на него. Нет, решила она, просто ему трудно.

— Не делай вид, что тебя подвергают гонениям! — резко бросила она. — Господи, Эдди, ведь не я начала это!

— Нет, но я уверен, что ты это закончишь, — огрызнулся он в ответ и проглотил еще изрядную дозу виски.

Его отвратительное поведение перевесило ее угрызения совести, которые она в какой-то мере испытывала, принимая совет тети Рэй.

— Послушай! Я приехал сюда не сражаться! Ты сказала, что хочешь встретиться и поговорить! Так говори!

Она включила кухонный комбайн. Машина резко и протяжно заревела, заглушая слова Эдди.

Он приблизился и выключил комбайн.

— Не включай это пассивно-агрессивное дерьмо, слышишь? — закричал он.

— Нет… — Грейс пыталась защитить себя, но внезапно из нее вырвались все накопившиеся за последние несколько дней боль и злость, как весеннее половодье, смывающее плотину. — Я даже не собиралась делать этого! Ради Бога, я даже не собиралась выходить замуж! Я хотела стать чертовски хорошим ветеринаром и встречаться с ковбоями! Ходить на свидания с высокими, стройными парнями, от которых пахнет кожей, когда они целуют тебя в шею!

Он грохнул стакан на стол.

— Ну так почему же, черт возьми, ты этого не сделала? — рявкнул он.

— Не стала встречаться с ковбоями? — Она свирепо взглянула на него, осмелившегося и дальше нападать на нее.

— Не закончила ветеринарную школу.

— Ты знаешь почему!

— Нет, не знаю, — сказал он, усаживаясь на стул.

Он был ей ненавистен в этот момент. Она никогда не подозревала, что он может быть таким подлым.

— Потому что я забеременела! Помнишь? — крикнула она.

— И что? — усмехнулся он. — Закрыли все ветеринарные школы, пока ты рожала? Меня тошнит, когда ты бросаешь мне подобные обвинения в лицо! Не я виноват в твоей неудаче!

Ей потребовалось все самообладание, чтобы не схватить филе лосося и не запустить ему в лицо.

— Теперь ты называешь меня неудачницей?

— Сколько раз я должен это выслушивать? — Он поджал губы и повысил голос, имитируя ее: — «Я вышла замуж только потому, что забеременела. Я собиралась стать ветеринаром. Я даже никогда не собиралась замуж».

— Да, это правда! — защищалась она.

— Тогда зачем, о Господи, ты это сделала?

— А зачем ты сделал мне предложение? Именно ты не захотел перестать встречаться!

— Честно, Грейс? — спросил он. Он отбросил волосы назад, скрестил пальцы за шеей и нагло улыбнулся ей. — Я не думал, что ты скажешь «да»!

Ее шокировало его спокойствие. В горле у нее застрял холодный, жесткий ком, ледяной шар гнева, который, казалось, обрастал щупальцами, посылавшими озноб по всему телу. Она задрожала и обхватила себя руками, чтобы согреться. Она отвернулась от него и уставилась в окно, не видя там ничего, кроме тусклой картины их распавшегося брака.

— Грейс… — более сдержанно обратился он, как бы понимая, что зашел слишком далеко. — Я совсем не это хотел сказать, — мягко произнес он. — Получилось нехорошо.

— Нет, — она прочистила горло, пытаясь сформулировать внятно свою мысль. — Нет, я все хочу знать.

Грейс не стала ждать, что он еще скажет. Быстро, почти не раздумывая, она взяла маленькую коричневую бутылочку с керосином и отмерила четверть чайной ложки, как требовалось по рецепту тети Рэй. Она вылила керосин в чашу кухонного комбайна, в которой находился соус, немного поколебалась, затем добавила еще четверть чайной ложки. Грейс нажала кнопку и подождала, пока керосин полностью перемешается с соусом.

Ужин был почти готов.

Грейс собиралась накрыть в гостиной, но теперь передумала и решила устроить ужин на кухне. В последнюю минуту она поставила посреди стола пару свечей, словно пыталась создать приятную атмосферу. Пока Эдди старался поддерживать разговор, заговорив о Каролине, Грейс поставила на стол сначала салат, потом основное блюдо.

Он, казалось, не замечал, что она не ест рыбу, и поглощал свою порцию с аппетитом и жадностью умирающего от голода человека. Пока он заглатывал лосося, Грейс уныло молчала и пила воду.

Наконец, у него кончился запас анекдотов из арсенала Каролины, и он вернулся к основной теме вечера:

— Ты думаешь, это то, чего я хочу? — спросил он между поглощаемыми кусками. — Быть разведенным, быть вдали от ребенка? Подписывать чеки на алименты, пока ты живешь в доме с каким-нибудь парнем, занимающимся лошадьми? Я скучаю… мне не хватает… я скучаю по Каролине!

— Тебе следовало думать об этом раньше! — сердито сказала Грейс. — Ты подумал о ней? Что проносится в твоем мозгу, когда ты так поступаешь?

Он бросил вилку и нахмурился:

— Ну, кто-то должен был это сделать, Грейс!

Она ухватилась за край стола, чтобы удержаться и не дать ему пощечину:

— О чем ты говоришь?

— Ты никогда, черт подери, даже не дотрагиваешься до меня! — завопил он.

— Это не…

— Это правда! — выкрикнул он. — Назови, когда в последний раз ты была инициатором! Это как в старой шутке: знаешь, как парализовать женщину от талии и ниже? Женись на ней!

— Парализованная! А может, «игнорируемая»! — крикнула она.

— Брехня!

— Разве не ты говорил, что я фригидная! — вскипела она. — Даже не произноси этого слова! Со мной все в порядке! Я испытываю оргазм каждый день! И это даже проще, когда тебя нет рядом!

Он презрительно усмехнулся:

— Это вдвойне относится и ко мне.

Достаточно! Грейс вскочила и схватила свою тарелку. Она швырнула ее в раковину с такой силой, что та разлетелась вдребезги. В воздух полетели осколки фарфора и брызги еды. Грейс судорожно глотнула воздух, подавляя всхлип, и наклонилась над раковиной, вцепившись в нее, как в спасательный канат, соединяющий ее с реальностью.

Наконец Эдди нарушил молчание:

— Ладно, Грейс, я знаю, что несу одно разочарование. Что ты хочешь, чтобы я сделал? Убил себя?

— Я не обвиняю тебя. Я сама соскользнула с пути наслаждений в эту ловушку, — устало произнесла она.

Некоторые девушки огорчились бы или испугались, обнаружив, что беременны без обручального кольца на левой руке. Грейс пришла в восторг, узнав об этом. Она не могла дождаться рождения ребенка. Ребенка от Эдди. Они собирались быть так счастливы вместе, всегда и навечно, до конца жизни. Они собирались завести еще много детей и оставаться безумно влюбленными, никогда ни о чем не жалея и не разочаровываясь.

Она предполагала, что он сделает ей предложение, как только она сообщит ему хорошую новость, и он не обманул ее ожиданий. Он даже встал на одно колено, предлагая руку и сердце, и она чуть не лишилась чувств от романтизма момента. Ее родители были счастливы. Ее мать плакала от радости во время брачной церемонии, а отец, выпивший лишнего, провозгласил длинный, бессвязный тост в честь Эдди, сказав, что он именно тот человек, которого он выбрал бы для своей дочери, только она его никогда бы не послушалась.

Среди всего этого счастья и возбуждения, связанных со свадебными хлопотами, медовым месяцем и ожиданием ребенка, Грейс совершенно позабыла о своей ветеринарной школе и стремлении уехать на Запад, чтобы встречаться с ковбоями. Она так глубоко зарыла эту мечту, что та не выплывала наружу до тех пор, пока Каролина не пошла в школу, и Грейс постепенно не вспомнила, что на самом деле она собиралась сделать в жизни.

Конечно, к тому времени было уже поздно.

Джорджия воспитала ее на сказках о принцессах, которые потом всегда жили счастливо. Теперь она казалась себе принцессой, заточенной в башню, откуда нельзя было сбежать.

Она не могла винить Джорджию за то, что ее завлекли в башню. Джорджия сделала для нее все, что могла, так же как она, Грейс, теперь старалась все сделать для Каролины.

О Господи, как она устала. Грейс даже не могла припомнить, когда так уставала. Ей хотелось положить голову на стол и уснуть. Вместо этого она обернулась и заставила себя сконцентрировать внимание на словах, которые сыпались изо рта Эдди, как град в бурю.

— В ловушке? Да что ты знаешь, черт возьми, что такое оказаться в ловушке? Ты не хочешь слышать слово «фригидная»? Я же не хочу слышать, что ты «в ловушке»! Я знаю, чего ты хочешь от меня! Ты хочешь, чтобы у тебя было все, а я тихонько приходил и уходил, не надоедая тебе!

Его лицо странно исказилось. Глаза казались красными и влажными, почти как если бы он собирался заплакать.

Она покачала головой:

— Это совсем не то, что я…

Он оборвал ее прежде, чем она успела объяснить, чего хочет:

— Я делал именно то, чего от меня ждали с самого детства! — выкрикнул он. — Школа, спорт, работа, эта проклятая ферма Уилера… Все! Меня не волнуют скачки! Но я присутствовал на всех проклятых соревнованиях! Ты скажешь, чего же я хотел для себя в этом браке? Женщину, на которой женился! Она любила танцевать! Она любила развлекаться! Она любила трахаться! И меня! Где она? Куда она исчезла? Я совершенно один!

А потом он действительно заплакал… тяжелые, душераздирающие всхлипы вырывались из такой глубины, куда он никогда не заглядывал прежде.

— Ты не любишь меня! Тебе до меня нет дела! Это очевидно! Ты думаешь, я не знаю, что если бы все начать сначала, то ты не выбрала бы меня? Скажи, Грейс, ты когда-нибудь любила меня? Я ведь не один из тех парней… я хочу любить кого-то. Ты даже не знаешь меня. Я — хороший парень…

Его плечи тяжело поднимались и опускались, и он закрыл лицо руками, продолжая безудержно всхлипывать. Грейс стояла, наблюдая за ним, замерев от горя и чувства вины.

— Эдди… — Она встревоженно смотрела на него. — Эдди, я сделала нечто ужасное. Я пыталась…

Он вытер глаза рукавом:

— Забудь об этом, Грейс. Это не имеет значения…

— Нет, нет, имеет! — Она подошла к нему.

— О Господи! Мне плохо, — вдруг сказал он.

— Эдди, думаю, нам надо поехать в больницу, — прошептала она.

Он взглянул на нее с беспомощным выражением раненого зверя.

— В рыбе было кое-что, — пробормотала она.

— Что? Что ты говоришь? — Он непонимающе покачал головой.

Она склонилась над ним, чтобы помочь ему сесть на стул.

— Я пыталась…

Внезапно его вырвало на нее.

— О Боже, — простонал он.

Ударившись в панику, она закричала:

— Пошли! Нам надо… я думаю, тебе надо промыть желудок!

— Кажется, меня и так выворачивает наизнанку! — Он согнулся пополам, схватился за живот и изверг очередной поток рвоты.

— О Боже! Пошли! — уговаривала она, хватая его за руку. Он шагнул вперед, изрыгая вонючую зеленую жидкость, заливая ею себя, пол, руки и ноги Грейс.

— Сука! О Господи! Ты убила меня! — простонал он. Она пришла в ужас, а вдруг он прав. Казалось, он не сможет прекратить изрыгать липкий зеленый поток частично непереваренного желудком ужина.

Она встала на колени рядом с ним и обхватила его рукой за шею.

— О Господи, — завыла она. — Что я наделала?

Джорджия почти никогда не видела более печального зрелища, чем вид ее дочери, забившейся, как испуганный ребенок, в дальний угол кабинета неотложной помощи. Когда Джорджия поспешила ней, Грейс тщетно пыталась отскоблить пальцем засохшие пятна рвоты с блузки. Ее покрасневшие глаза опухли от плача, а слезы оставили белые полосы на бледном лице.

— Посмотри на себя! — воскликнула Джорджия. — С ним все в порядке?

Грейс кивнула. Стыдясь встретиться взглядом с матерью, она опустила голову и отвернулась. За тот час, что прошел после того, как она поспешно привезла Эдди в больницу, она уже успела поразмышлять о себе и решить, какой она ужасный, плохой человек.

— Ради Бога, что на тебя нашло? — осуждающе спросила Джорджия. — Как ты могла послушать совета этой глупой старухи?

Грейс боялась, что может снова расплакаться, если попытается заговорить, поэтому закусила губу и ничего не сказала. Она знала, что заслуживает осуждения, но неодобрение матери было для нее почти самым худшим наказанием, какое она только могла представить. Грейс затаила дыхание, ожидая неминуемой нотации. Но Джорджия удивила ее. Вместо того чтобы бранить дочь, мать достала носовой платок и приложила к лицу Грейс, как делала, когда та была маленькой.

Даже лекция, пусть самая суровая, не могла бы больше унизить ее. Грейс отпрянула, отвергая подобную помощь, что лишь заставило Джорджию добиваться победы над дочерью. Без дальнейших слов она рванула Грейс со стула, потащила в туалет и включила горячую воду.

— Мама… — со слезами запротестовала Грейс.

— Без всяких «мама». Ты выглядишь совершенно ужасно, девочка. — Джорджия сунула платок под кран. Но прежде, чем она смогла начать очередную атаку на Грейс, дочь выхватила у нее платок.

— Правильно, мама! Я ужасная! Посмотри на меня, — закричала она. — Я — преступница! Я — позор! Я — неудачница!

Джорджия приехала в больницу, готовая ко всему, только не к такому театральному самобичеванию.

— Грейс, — с упреком в голосе произнесла она. — Не говори так! Ты — не такая!

— Нет, такая! Я уезжаю и забываю своего ребенка. Я неудачница во всем! С Эдди, в отношении самой себя, во всем! Я ничего не добилась в жизни! — причитала Грейс. — Ничего!

Джорджия была в ужасе, что ее дочь могла испытывать такую жалость и такое отвращение к себе, совершенно забыв о реальности. Как будто в мозг Грейс вселился дьявол, заставляющий ее изрыгать самую ужасную чушь. Джорджия просто не могла слышать ни слова больше.

— Сейчас же возьми себя в руки! Думаешь, ты — единственная женщина, когда-либо проходившая через подобное? Ну уж нет! Но есть такое понятие, как чувство собственного достоинства, о котором тебе стоило бы помнить.

— К черту достоинство, мама! — воскликнула Грейс.

Джорджия порывисто вздохнула. Почему ее дочери так упорно используют такие выражения?

— Грейс, язык конюхов не сделает тебя сильнее.

Но это только еще больше подстегнуло Грейс, которая теперь чуть ли не плевала ей в лицо:

— К черту, к черту, к черту! — Она выскочила из туалетной комнаты.

Джорджия, моральные устои которой требовали вести себя, как подобает истиной леди, особенно в общественных местах, выбежала следом за ней, крича:

— Ты просто не в себе! Слышишь, что я говорю? Тебе следует подумать о дочери! Ты хочешь, чтобы она увидела такое? Ты этого хочешь?

Она схватила Грейс за плечо и сильно, резко встряхнула ее.

— Вот, что я скажу тебе, — произнесла Джорджия, продолжая крепко держать Грейс. Она понизила голос и сделала из ряда вон выходящее признание: — У меня тоже были свои неприятности. Это случилось очень давно, и я никогда не собиралась обременять вас моими проблемами. Но если бы вам когда-нибудь пришлось узнать о них, то мне хотелось быть уверенной, что вы, мои дочери, будете гордиться тем, как я справилась с ними.

Грейс вырвалась от матери и уставилась на нее с явным недоверием. Она знала, что для Джорджии болезнен даже намек на раскрытие тщательно хранимой семейной тайны. Но, поскольку мать сама заговорила об этом, Грейс имела право на корректировку ее абсурдных концепций, особенно если Джорджия стремилась представить себя как пример для подражания.

— Гордиться? Ты сошла с ума? Почему, черт возьми, нам следует гордиться тем, что ты закрывала глаза на то, что творилось у тебя под самым носом? — крикнула Грейс.

— Ради Бога, о чем ты говоришь? — гневно прошептала Джорджия. — Никогда, ничего не «творилось под самым моим носом»!

— О, ну, давай! — усмехнулась Грейс. — Господи, мама, но ведь ты была там! Как насчет миссис Причетт? Энни Причетт! Ты хочешь мне сказать, что не знала о ней?

Джорджия нахмурилась, пораженная безрассудностью Грейс. Она хотела признаться, что в ее браке были определенные… проблемы. Но Грейс переступила черту той сферы, которая ее не касалась и о которой она ничего не знала.

— Энни Причетт — друг нашей семьи! Послушай, Вилли всегда любил пофлиртовать, и от него исходит определенное очарование, которое женщины находят весьма привлекательным, — решительно произнесла мать, надеясь, что у Грейс хватит разума понять, что она больше не желает обсуждать эту тему.

Грейс округлила глаза:

— О Боже, мама!

— У тебя чересчур разыгралось воображение. Нет, Энни Причетт — подруга твоего отца. И все! — настаивала Джорджия.

— Мама, она была лишь одной из многих. И не говори мне, что ты не знала! Он стал легендой, крича об этом на всех углах, — прошипела Грейс. — А твое категоричное отрицание вовсе не заставляет меня гордиться тобой! Каролина, по крайней мере, будет знать, что я не была половой тряпкой, о которую Эдди мог вытирать ноги или переступать через нее! Как ты могла подумать, что я буду тобой гордиться?

Едва эти слова вырвались у нее, Грейс увидела по лицу Джорджии, что она всадила нож в сердце матери. Джорджия широко раскрыла рот, безмолвно выражая состояние шока, слишком глубокого, чтобы высказать это вслух. Она качала головой из стороны в сторону, как бы отрицая возможность даже доли правды в словах Грейс. Затем мать выхватила носовой платок из руки Грейс, сунула его обратно в сумочку и бросилась вон из комнаты.

— Мама, подожди! — крикнула Грейс.

Она поспешила за матерью в коридор, но было поздно — Джорджия влетела в переполненный лифт, двери которого уже закрывались, но Грейс успела заметить, что у матери по щекам текут слезы.

Грейс устало прислонилась к стене и закрыла лицо руками. Что она наделала? Сначала с Эдди, теперь с собственной матерью… Она на самом деле стала монстром, отравляющим жизнь любимых людей своей злобой. Грейс глубоко вздохнула, попыталась привести лицо в более или менее нормальный вид и пошла узнать, как там Эдди.

С порога его палаты она не могла сказать, спит он или нет. Его глаза были закрыты, а лицо казалось ужасно бледным. Он дышал настолько тихо, что грудь почти не вздымалась. Но доктор заверил ее, что Эдди не умрет, хотя это был один из самых тяжелых случаев пищевого отравления за всю его врачебную практику.

Грейс уже собиралась уходить, когда Эдди открыл глаза. Ему потребовалось значительное усилие, но он приподнял руку и поманил ее к постели. Она на цыпочках вошла в комнату и с трудом заставила себя улыбнуться. Удастся ли ей когда-нибудь вымолить прощение за содеянное? Она любила мужа. Ей пришлось чуть ли не убить его, чтобы выяснить это. Их слишком многое связывало, чтобы вот так легко отказаться от десяти лет, прожитых вместе. В конце концов Грейс решила, что, как бы там ни было, их брак стоит наладить вновь.

Когда она подошла достаточно близко, он осторожно притянул ее к себе и придвинул губы к ее уху. Грейс уже собиралась посоветовать ему, чтобы он берег силы, а поговорить они смогут и потом, но он явно решил сказать ей что-то немедленно. Его голос прозвучал хрипло и тихо; доктор предупредил, что у него несколько дней будет болеть горло после такой сильной рвоты.

— Найми адвоката, — услышала она его шепот.

Вилли напевал дуэтом с Тамми Уайнетт, включив мигалку правого поворота. Да, думал он, жизнь прекрасна. Он стал перебирать в уме блага, дарованные ему Богом: красивая жена, понимающая, что в такой вечер, как сегодня, мужчине может захотеться уйти из дома и насладиться парой бутылочек пива в компании друзей; здоровая семья; прекрасный конь, приобретенный практически даром у Джеми Джонсона. Конь обязательно станет победителем Гран-При, или он — не Вилли Кинг.

Не стоит обращать внимания на всю эту чушь между Эдди и Грейс. Когда сегодня днем он заскочил в контору к Эдди просто поболтать, тот сообщил ему, что Грейс готовит ужин для него. Ужин? На двоих? Он подмигнул зятю. Любой дурак мог бы догадаться, что это означает. Наверное сейчас они уже резвятся в постели, такие же счастливые, как в первую брачную ночь.

Песня кончилась, Вилли икнул. Он свернул на дорожку и заметил фургон, проехавший мимо него в противоположном направлении. Водитель дружески махнул ему, когда они поравнялись. Вилли помахал в ответ и усмехнулся, подумав, кому это — Эмме Рэй или Джорджии — не сидится дома.

Он устал, и ему хотелось поскорее лечь и заснуть. Вилли вылез из машины и направился к дому. Он удивился, заметив, что Джорджия забыла оставить свет включенным для него, как делала обычно, когда он поздно возвращался домой. При серебристом свете луны трудно было разглядеть ступеньки в темноте. Он тихо ругнулся, споткнувшись на верхней ступеньке, и нащупал дверную ручку.

Вилли рванул дверь и чуть не свалился с крыльца. Проклятая дверь была закрыта. Он дернул вновь, но та оставалась закрытой. Даже не просто закрытой: она была заперта. Он забарабанил в дверь, гремя дверной ручкой, и заорал:

— Мать! Что-то случилось с этой чертовой дверью!

— С дверью ничего не случилось, — донесся ответ Джорджии. — И не зови меня «мать»!

Он мог поклясться, что она стоит прямо за дверью, в прихожей.

— Тогда открой эту проклятую дверь! — крикнул он.

— Убирайся к черту! — громко заявила она.

— Джорджия? — За все тридцать восемь лет совместной жизни он никогда не слышал от жены ни одного ругательства. Что происходит? Открывай!

— Почему бы тебе не постучаться к Энни Причетт? — выкрикнула она.

Вилли почесал затылок и подумал, неужели две бутылки пива повлияли на его слух. А может быть, это Джорджия хватила лишнего?

— О чем, черт возьми, ты говоришь? — разъярился он. — Ты что, напилась яблочного вина?

Он услышал, как щелкнул замок, затем дверь приоткрылась на пару дюймов. Он попробовал распахнуть ее шире, но его ждала еще одна новость — дверная цепочка была прочно закреплена.

Джорджия сердито взглянула на него через узкую щель.

— Я говорю о твоих мерзких выходках! — ответила она. — Я говорю о твоем обмане и бесчестном…

— Эй, подожди минутку! — вставил он. — Я не обманывал тебя! Возможно, я немного подурачился, но никогда не вел себя нечестно по отношению к тебе.

— Как ты мог, Вилли? Энни Причетт — моя подруга! Я вместе с этой женщиной помогаю в церкви! А девочки! Грейс и Эмма Рэй… — У нее сорвался голос.

— Открой дверь, милая, — мягко попросил он.

Джорджия покачала головой:

— Они считают меня дурой! — огорченно произнесла она. — А я и есть дура. Все эти годы… Иногда, Вилли, у меня мелькали мысли, но я никогда… из уважения к тебе и нашему браку… А теперь я жалею, что не сделала этого! Я была полной дурой!

Вилли с трудом понимал ее; Джорджия говорила какими-то странными, отрывистыми, незаконченными фразами.

— Послушай, не говори так! Ты — не дура, милая… — Его вдруг озарило, что она имела в виду. Мысли? Какие мысли?

— О докторе Льюисе. Фрэнке Льюисе. Спустя столько лет он все еще испытывает нежные чувства ко мне! Особенно после смерти жены. Он сказал… он сказал, что у меня красивые бедра!

Она явно перебрала яблочного вина, хотя он не чувствовал запаха. Трудно было воспринимать все это всерьез. Что нашло на нее сегодня вечером? Он мог побиться об заклад, что, просматривая любительские фильмы, жена вдруг осознала, что уже не так молода, как прежде. Черт, его это не волновало. Он все так же любил ее до безумия, как много лет назад, когда они только встретились.

Вилли улыбнулся про себя:

— Милая, я бы не стал с надеждой цепляться за что-то, сказанное кем-то сорок лет назад.

Самодовольная улыбка на его лице послужила последней каплей!

— Он сказал это на прошлой неделе! Когда я возила к нему тетю Рэй, то прошла ежегодный медицинский осмотр. Он сказал это на прошлой неделе! — с гордостью сообщила она мужу.

Его ухмылка мгновенно исчезла.

— Ну ладно, хватит! — прорычал он. — Открывай эту чертову дверь! Я весь день работал как вол!

— Ты весь день работал только своим большим ртом!

Он бросился на дверь, но от этого цепочка только сильнее натянулась.

— Открой сейчас же! Я не потерплю подобного неуважения после столь трудного дня! — завопил он.

Вилли предпринял вторую безуспешную атаку на дверь.

Что там говорила Грейс за ленчем?.. Неужели это было только вчера? Что-то о глотании дерьма… Джорджия терпеть не могла ругательств, но была вынуждена признать, что эта фраза точно отражала то, чем она занималась почти с первого дня их брака с Вилли. Ну, что же, теперь все изменится на ферме Кинга! Должно измениться!

— Не упоминай мне о неуважении! Тебе даже незнакомо значение этого слова! Ты — эгоцентричный старый козел!

— Эгоцентричный? — рявкнул он, потирая ушибленное о дверь плечо. — Черт возьми, с кем, по-твоему, ты разговариваешь? Разве я не дал тебе все, что ты когда-либо желала? Ты думаешь, у тебя была бы подобная жизнь с Фрэнком Льюисом?

Джорджия захлопнула дверь и откинула цепочку, затем распахнула ее и преградила вход мужу. Подавляемое годами возмущение вскипело в ней. Взрыв гнева Грейс оказался болезненным для матери, но в ее словах была истина. Теперь Вилли предстояло получить свою дозу правды.

— С Фрэнком Льюисом я могла бы иметь жизнь, в которую входило бы уважение! Но вот что я скажу тебе. Мне стыдно за тебя! Ты — воплощение позора! У нашей Грейс разваливается семейная жизнь, а ты только мог заявить ей, что это плохо для дела! Ты — само бесчестие! Ты слишком много пьешь! Ты смеешься чересчур громко над собственными шутками, и скажу тебе вот еще что, Вилли: ты пердишь во сне! Но я принимала все твои недостатки, потому что они — часть тебя, а я любила тебя! Я гордилась, что являюсь твоей женой. Но теперь я больше не горжусь! Так что, если желаешь войти в этот дом, пусть так и будет. Но тебе следует знать, что если ты переступишь этот порог, то я позвоню в конюшню и попрошу мальчиков прийти оттуда и вышвырнуть тебя пинком под зад!

Он уставился на нее, совершенно лишившись дара речи.

Она даже не стала ждать его ответа и шагнула обратно в дом. Дверь захлопнулась перед его носом и на сей раз так и осталась закрытой.

На миг Грейс подумала, что у нее галлюцинации, когда, въехав на дорожку, она увидела Вилли, покачивающегося перед ее машиной. Затем поняла, что это действительно ее отец, и резко нажала на тормоза, когда он ухватился за капот, чтобы заставить ее остановиться.

Вилли подбежал к дверце пассажира и попытался открыть ее, но та была заперта. Он застучал руками по окну и сделал дочери знак, чтобы она опустила стекло. Как только образовалась щель, он ухватился руками за верх стекла и стал давить на него, как бы желая заставить его опускаться быстрее.

— Все сошли с ума и беснуются, как черти! — закричал он.

«Должно быть, отец пьян», — решила Грейс, стараясь не паниковать.

— Что случилось? О чем ты говоришь?

— Все забились по норам и устроили шабаш ведьм! — Он неистово замахал руками в сторону дома. — Твоя мать совсем выжила из ума!

Мама! Грейс подумала: «О Боже! Это я виновата во всем происходящем».

— Папа, пусти! Дай мне сходить к ней!

— Она как с цепи сорвалась! Эта чертова…

— Папа! — воскликнула Грейс. — Я должна пойти к ней!

Он никак не хотел убирать руки с окна, пальцы все еще цеплялись за стекло, когда она нажала кнопку, чтобы поднять его.

— Меня вышвырнули! Из проклятого собственного дома! Ты можешь поверить в это?

— Пусти! — крикнула она. Вилли убрал руки в тот момент, когда стекло поднялось до упора.

Он проследил, как дочь на полной скорости пронеслась до конца дорожки.

— О Господи, — пробормотал Вилли. Он еще никогда не видел такой чертовщины. — Все бабы посходили с ума!

В зеркале заднего обзора Грейс видела, как отец качал головой и бил по стволам деревьев, будто они были в чем-то виноваты. Впереди стоял темный и мрачный дом. Она объехала вокруг и увидела тусклый свет в окне кухни.

Грейс выскочила из машины, постучала в дверь черного хода и обрадовалась, застав у Джорджии Эмму Рэй, тетю Рэй и Улу.

— Ты пропустила поистине великолепную сцену, — сказала Эмма Рэй. — Хотя, как я слышала, ты тоже неплохо повеселилась.

— А где божья коровка? — забеспокоилась Грейс, подумав, что Каролина осталась одна в доме Эммы Рэй.

Эмма указала на потолок:

— Наверху.

Если не считать, что все сидели странно притихшие, сцена почти ничем не отличалась от обычной. В противовес безумству Вилли, Джорджия казалась лишь очень уставшей, но собранной. У Грейс ровнее забилось сердце.

— Мама, пожалуйста, — произнесла она, быстро пересекая комнату и подходя к столу, где сидела мать. — Я…

Джорджия приложила палец к губам дочери и покачала головой: не надо никаких извинений. Грейс уставилась на мать, восхищаясь ее способностью прощать. Преисполненная любви, она прижала пальцы Джорджии к своим губам и поцеловала их. Они безмолвно сообщили друг другу, что как-нибудь вместе переживут и этот кризис.

— Он все еще бродит по двору? — поинтересовалась тетя Рэй.

Грейс кивнула:

— Ага.

Ула поставила чашки для чая.

— В такие моменты по-настоящему ценишь свое одиночество, — сказала она.

— Почему бы ему не отправиться в мотель? — спросила Джорджия.

— Он, наверное, писает на деревья, — отозвалась Эмма Рэй.

Джорджия собралась упрекнуть ее за такую грубость, но внезапно передумала. Тетя Рэй и Ула захихикали. Затем безумно захохотала Эмма Рэй, а вслед за ней и Грейс. Вскоре даже Джорджия сдавленно хихикнула, а потом они уже не могли остановиться. Они стучали по столу, хватались за бока и судорожно ловили воздух. Ничто больше не казалось таким ужасным, потому что им было с кем посмеяться.

Засвистел чайник. Ничего, они переживут и это.