Глава 1

Влад стоял на балконе и смотрел на звёзды, всё ярче проступающие на темнеющем августовском небе. Вечером, как обычно, ветер стихал, и крупным волжским городом мягко овладевала тёплая ночь. Внезапно боковое зрение выхватило из мрака яркий округлый объект — Здесь вы, вижу, частенько навещаете, — отметил с лёгкой улыбкой Влад, объект тут же исчез. «Посетителей» всё больше становится. По правде сказать, не многих обычных людей согреет мысль о том, что над ними может месяцами висеть невидимый инопланетный корабль исполинских размеров, или то и дело шныряют небольшие челноки пришельцев, наблюдающие за нами из соседнего измерения. Успокаивает лишь то, что наши древние «боги», как и их оппоненты, повзрослели, помудрели и не вмешиваются напрямую в дела современной человеческой цивилизации. К тому же сейчас и за ними присматривают более высокие Кураторы — времена диких набегов на Землю и войны богов давно закончились.

Влад вдохнул полной грудью тёплый воздух, расправил плечи, распрямился. Со спины его часто принимали за молодого парня — стройный, собранный, лёгкий в движениях, для пятидесяти четырёх лет он был в отличной физической форме. Если бы не сверхчувствительность психики и вегетативные расстройства… но, нет худа без добра: умение проникать в параллельные реальности и входить в ментальный контакт с их обитателями, не дёшево стоит… Сегодня он решился на очную встречу со своим Наставником. Закрыв глаза сделал ещё один глубокий вдох с последующим замедленным выдохом. После следующего вдоха удалось избавиться от мыслей-мартышек, ничего не значащих, постоянно мельтешащих в голове. Среди темноты возник источник мягкого, неслепящего света, который не спеша начал перемещаться вверх. Тело Влада, мягко оторвавшись от пола, так же не торопясь, последовало за ним. Через мгновение возникла мысль: «Окно лоджии открыто, можно ведь и загреметь с двенадцатого этажа». Тут же последовало резкое обретение веса — удар ступнями об деревянный пол был довольно чувствительным. «Сантиметров на пятнадцать-двадцать поднялся, не меньше», Глаза оставались закрытыми, мысли потекли сами:

«Мир, как потрёпанный парусник, входит в супершторм. Ворвавшись в эру Водолея, человечество стало более информированным, и готовым к большим переменам, вот только с курсом непорядок — „Тёмные силы“ у штурвала, команда не вполне понимает, куда проложен маршрут, но пока повинуется, работает с парусами, не забывая отхлебнуть при случае рома из карманных бутылок. Однако, несмотря на ободряющие речи командования и обещания скорого благоденствия, люди подспудно чувствуют подвох: борта всё сильнее трещат от набегающих волн и в трюме воды прибавляется…»

И вот, в сознании Влада возник неясный облик Волхва — длинные с проседью волосы, почти белые борода и усы, прямой, довольно длинный нос и вдумчивые серо-зелёные глаза. Сам поджарый, статный, мужчина не от сохи. Они встретились взглядами, мысленно поздоровались и так же беззвучно начали диалог:

— Цели у большинства людей мелкие, меркантильные, похоже, встряска будет глобальная, для смены ценностей в мозгах, — молвил Волхв.

— Без этого не обойтись… видимо, — согласился Влад, — по телу Земли всё чаще судороги пробегают, разлад у неё с человечеством.

— Если любить только себя и плевать на всё, что окружает — беды не миновать, да.

— Любить — значит обладать талантом дарения. Дарить свои эмоции, энергию, себя.

— Верно.

После небольшой паузы Волхв продолжил: «Всё вокруг нас — Энергия. Тело — плотная энергия, душа — тонкая, Дух — самая тонкая, самая разумная Энергия».

— Да, знаю. Дух — это чистое Сознание. Сверхсознание.

— Бог конечно и есть Сверхсознание.

— Бог дарит свою тонкую энергию всем, без разбора, значит — любит. Всех. Это понятно, и это совпадает с библейскими истинами. А как насчёт роли грозного Судьи?

— Он никого не судит. На своём «седьмом небе» у Него всего два занятия: любить и творить, — в глазах Волхва вспыхнули весёлые огоньки, — один ваш бард правильно спел про это божье ремесло. И закон на том небе один — существовать вечно, в радости. На тех «небесах», что пониже, всё сложнее. Чем менее совершенен мир, тем больше законов для него создаётся. За соблюдением этих законов следят духовные Существа, знакомые христианам под именами: Престолы, Господства, Власти…

— Но суть-то этих законов сводится к кармическому: «Не плюй в колодец, вылетит — не поймаешь»?

— Ха-ха, — Волхву понравилась шутка — Да, работают по принципу: «Что посеешь — то пожнёшь». Если любишь только себя, а мир используешь в своих целях, рано или поздно и он использует тебя.

— Мдаа… это касается не только окружающих людей. Наша планета тоже может взбрыкнуть, в ответ на нелюбовь человечества.

— Может. Земля задыхается… и не только от грязи техногенной, но и эмоциональной, ментальной.

В сознании Влада всплыло видение: опускающиеся в воды океана огромные участки суши, потоки огнедышащей лавы, землетрясения и тёмные тучи пепла, спрятавшие солнце от людей. Конец Атлантиды, дубль два? Образ Волхва рассеялся, пока перед глазами мелькали картинки возможного скорого будущего. Настроение было — не очень… почти чеховское: «то ли пойти попить чаю, то ли повеситься». Влад прошёл на кухню и решил начать с первого, благо, к заварке и кипятку имелся хороший довесок — торт «Медовик» и свежий лимон.

Чашка с чаем, тьма за окном, которую вдруг разрушили вспышки любительского фейерверка в соседнем дворе, запустили ассоциативную память — якутское Заполярье, комната в гостинице базового аэропорта, на столе чай, галеты, банка сгущёнки и сполохи северного сияния за окном. Влад, недавний выпускник лётного училища, впервые увидел сияние поздней осенью, когда морозы уже зашкаливали за минус тридцать. Кажется совсем недавно, летом, солнце не могло закатиться за горизонт — приближалось к нему и опять начинало свой путь вверх. Спустя несколько месяцев оно уже появлялось всего на полтора-два часа и заходило, обрекая заснеженные просторы на долгое ночное забытьё. В один из таких вечеров, когда после вспышки на Солнце Землю накрыла магнитная буря, а небо было практически безоблачным, Влад вышел на улицу и зачарованно смотрел на зеленоватые, плавно меняющие свою форму «облака», создававшие всё новые и новые небесные пейзажи. Весьма масштабное действо… Позднее, прилетая в посёлки, находившиеся ещё севернее — на арктическом побережье, он видел и разноцветные сияния: в сплошной тьме группа немногочисленных огоньков посёлка и аэропорта, над ними переливающееся магическое свечение, тишина и чувство оторванности от цивилизации. До ближайших населённых пунктов километров четыреста, подсказывал мозг, а в груди чувство — ты один, на краю вселенной. Сюрреалистичная картина. Возможно, у Творца было похожее чувство, когда среди великой Пустоты, во тьме, начинали возникать первые зародыши звёзд и галактик.

Сибирь одно из немногих мест на земле, где ещё осталась первозданной природа, где менталитет населения не вполне согласуется с «ценностями» современного мира, где нет межэтнических ненависти и распрей. Если начнутся катаклизмы планетарного масштаба, подумал Влад, она пострадает в последнюю очередь. Земля, как большое сознательное животное, несёт на себе, на своей коже, многочисленные популяции мелких обитателей. Если все виды фауны и флоры просто живут в симбиозе с ней, то человечество ведёт себя всё агрессивнее, как размножающаяся колония блох, досаждающая укусами, зудом и жжением. Практически все технические достижения нашей цивилизации воздействуют на кожу Земли как стригущий лишай. Планета чувствует не только физическую боль, не менее остро она ощущает и негативные выбросы психической энергии — людскую злобу, ненависть, равнодушие к окружающему миру. Влад представил её меланхоличной коровой, которая изредка пытается почесать копытом или рогом проблемное место, припечатать кончиком хвоста или слизать языком не в меру распоясавшуюся живность.

— В общем, в ближайшее время скучно не будет, и у Волхва такое же мнение. А пока надо принять душ, отвлечься от проблем, расслабиться и попытаться заснуть.

 

Глава 2

Сумеречный лес, на опушке костерок с тлеющими углями, чуть поодаль пара шалашей из лапника — дозорный новгородский отряд заночевал вблизи литовской границы. После ужина молодых дружинников сморило в сон — целый день в седле дал о себе знать. Бодрствовал только часовой, засевший на ветвях могучего дуба с луком и полным колчаном стрел, да десятник Милонег, сидевший у затухающего костра. Солнце совсем недавно окунулось в литовские леса, окрашивая в багровый цвет облака на западе. Десятник держал над углями свежесрезанный прутик орешника, с нанизанными на него боровиками. Влад увидел рукава лёгкой кольчуги, вены, проступающие на кистях рук, довольно тонкие пальцы…

«Стоп, это же я в прошлой жизни, только возраст… лет двадцать, с небольшим», — мелькнула мысль, — «я ощущаю грибной аромат! Вот рядом пролетел какой-то жук, филин заухал где-то в лесу и ещё… ощущение взгляда». Кто-то его изучал, однако скрытой угрозы не чувствовалось. Милонег отвлёкся от костра и, не поворачивая головы, стрельнул глазами по сторонам. Слева от себя, саженях в тридцати, увидел силуэт молодой девушки. Она стояла, спрятавшись наполовину за берёзкой, белокурая, в светлом домотканом платье, прикрывающем икры, подпоясанная тонким ремешком и в длинной зеленоватой безрукавке. Он подал ей знак рукой — подойди. Та помедлила немного и, как бы нехотя, пошла, стараясь придать своей походке величавость.

— Малявка, а всё туда же — подумал, улыбнувшись, десятник.

— Как тебя зовут, дева?

— Илона — ответила девица, пристально посмотрев ему в глаза и, несколько засмущавшись, отвернула лицо в сторону.

— А тебя?

— Милонегом кличут. Илона, значит светлая?

— Угадал — девчонка присела на пень, стоявший напротив десятника.

— Ты литвинка?

— Не боишься одна вечером по лесу ходить?

— У нас тут в последнее время спокойно, — ответила девушка, осматривая доспехи и шлем Милонега — Вы из княжеской дружины?

— Да, из младшей. Значит, у соседей всё тихо, судя по слухам-разговорам?

— Да, и слава Богу!

— В деревне живёшь, в той, что за этим леском?

— Наш дом чуть на отшибе, рядом с лесом, отец бортничает и зверя добывает, мама — ведунья, корешками, травками и мёдом хворых излечивает.

Милонег с интересом рассматривал гостью: удлинённый нос с еле заметной горбинкой, зауженный подбородок с ямочкой, небольшой рот, причём губы нельзя назвать пухлыми, и глаза… Темноватые круги под глазами как бы подчёркивали главную достопримечательность лица — большие, серые, иногда казалось, что они меняют цвет, ближе к бирюзовому оттенку. Волосы светлые. Височные пряди, заплетённые в косы, соединялись на затылке, образуя кольцо, остальные свободно спадали на спину, чуть ниже лопаток. Фигурка стройная, хотя ещё угловатая, подростковая почти.

— Илона, тебе сколько годков?

— В феврале шестнадцать будет, — с загадочной улыбкой ответила она.

— На выданье уже, наверное женихов — туча?

— А то! Вот, выбираю всё…

— Да, это дело серьёзное, угадать, кто твоя судьба.

«Странно, вроде бы нет в ней особой женственности, привычной русской миловидности, румяных щёк, застенчивых глаз, но чем-то она меня привораживает — подумал Милонег, в его зелёных глазах появились искорки, — вот Ведьмочка!»

Угли постепенно остывали, как и грибы на оструганном прутике.

— Садись рядом, на бревно. Белые будешь есть?

— Не откажусь, — Илона обошла костёр и присела рядом с Милонегом.

— Угощайся, путешественница. Он достал из небольшого замшевого мешочка щепотку соли и аккуратно посыпал на каждый гриб. Соль была в большой цене.

Они стали по очереди лакомиться жареными боровиками, выпачкав губы и щёки в пепле и золе. Милонег попытался мизинцем смахнуть уголёк от гриба, оставшийся в уголке её губ, но тот распался, оставив после себя чёрную полосу. Илона тоже провела пальцами по его щеке, результат был тот же — полоса от уголька изобразила кривую улыбку.

— Красава, — широко улыбнулся Милонег.

— А сам-то! — рассмеялась и Илона.

Они смотрели глаза в глаза и видели в них всё более сумасшедшие огоньки. Милонег обнял свою лесную фею за талию, ещё ближе придвинув к себе, и нежно поцеловал в губы.

«Какие мягкие», — пронеслась последняя здравая мысль в его голове.

«Он, это точно Он», — родилось в её сознании.

Первый поцелуй, после короткой паузы, перешёл во второй, но весьма продолжительный. Его прервал треск дубового сука — часовой явно отвлёкся от своих прямых обязанностей и переключил всё своё внимание на парочку. Милонег оторвался от своей возлюбленной.

— Змей, слезай уже с дерева, — у молодых дружинников в ходу были клички, — иди, буди Левшу, пусть тебя заменит.

— Сейчас я его растормошу, — Змей уже спрыгнул на землю и с ехидной улыбкой пошёл вразвалочку к шалашу.

— Я провожу нашу гостью и скоро вернусь, передай ему.

— Ага, эт я щас…

— Стемнело совсем, — произнёс шёпотом Милонег, — пойдём, покажешь тропу к твоему дому.

— Да, незаметно ночь подкралась, — тихо ответила Илона.

Восточная часть небосклона была безоблачна, и полная луна освещала им путь своим мягким, магическим светом. Вскоре они вышли на тропу. Милонег поймал за руку свою спутницу, та развернулась к нему и они, прижимаясь всё сильнее телами, стали целоваться, ненасытно со всей страстью.

— Это помутнение ума какое-то, — произнесла Илона, отдышавшись.

— Да, со мною никогда не было такого наваждения, — борясь с учащённым дыханием, ответил Милонег. При лунном свете её глаза казались ещё больше, ещё загадочнее.

— Признайся, ты Ведьма? — Милонег не отрываясь, смотрел на неё и улыбался.

— Может и так, — на её губах тоже играла улыбка. Девчонка явно заманивала его, и он это видел, и это ему нравилось. По тому, как подалась к нему, когда обнимал и целовал, как смотрела в глаза, как обнимала сама, было видно, что влечение у них явно обоюдное и спонтанное. Илона, от переизбытка чувств, раскинула руки в стороны и закружилась, потом резко остановившись, пронзила влюблённого своим колдовским взглядом и побежала по тропе. Милонег настиг её возле берёзы со сросшимися двумя стволами, обнял сзади, ладони легли на небольшие упругие груди девушки. Илона замерла, а он вдохнул запах её волос, поцеловал в шею, чуть ниже уха, ещё ниже, по сонной артерии, вплоть до ключицы. В этот момент оба уже знали, что остановиться им не удастся. Его правая ладонь легла Илоне на спину, между лопаток. Ощущая лёгкое давление, девушка стала наклоняться вперёд, приостановилась, как бы показывая сопротивление — нажим немного усилился, и она нагнулась параллельно земле, уперевшись руками в стволы дерева. Милонег поднял подол её платья, положил его на поясницу возлюбленной. «Стройные ножки, симпатичные попка и талия, Боже, как же она хороша!»

— Рррр, — у него в районе горла сам собой возник утробный волчий рык. — Ты моя! Только моя!

— Да, любимый, только твоя!

Несмотря на крайнее возбуждение, он овладел ею плавно и нежно. Не торопясь, как бы растягивая эти минуты, в которые они стали одним целым. Время перестало быть реальностью. Возможно оно и впрямь затормозило свой бег. Восстанавливая в памяти эту первую близость, Милонег не мог понять, сколько она длилась. Он хорошо помнил лишь, чем закончилась — по телу Ведьмочки пробежала дрожь, потом ещё, и в этот момент он сам оказался в раю. Их телами овладела истома.

Илона распрямилась и стояла, прислонившись спиной к дереву.

— Как ты это делаешь? Первый раз со мною такое.

— С любовью, — Милонег обнял её за талию и поцеловал в губы, — я хочу, чтобы ты была счастлива.

— Я уже счастлива! Ты со мною, ты рядом! Обожаю тебя…

— А я тебя! Только… завтра мне с дружками предстоит продолжить свой путь. Вернёмся этой же дорогой, дней через пять. Будешь ждать?

— Ты ещё спрашиваешь? — вопросом на вопрос ответила Илона.

Они опять обнялись, прижались телами, отдавая друг другу тепло и нежность.

— Надо идти, пока искать меня не начали.

— Идём, любимая.

Тропа была не длинной — от опушки до опушки всего-то около полвёрсты. Вот уже виднеется изба, стоящая на краю леса. Залаяла собака.

— Это Дружок.

— Привет ему от меня передай.

Влюбленные обнялись и опять слились в поцелуе.

— Бог даст — свидимся, милая моя.

— Обязательно! Я буду ждать тебя… очень-очень.

— Ну, беги, заждались тебя, наверное.

— Люблю тебя!

— А я — тебя!

 

Глава 3

Влад приоткрыл веки — Светает…

— Вот это я погулял по прошлому. И не сон, и не явь, а нечто среднее. Но ощущения были реальными как никогда. Кажется разгадка не столь давних отношений на подходе.

Он уже сейчас начал планировать, как будет входить в изменённое состояние сознания будущей ночью. Некоторые нюансы открылись вчера поздним вечером.

— Раз уж процесс пошёл, продолжение истории будет, как пить дать.

Образ Инги всплыл в его сознании: светловолосая хрупкая девушка, с прибалтийскими корнями и непростым характером.

— Как они похожи всё-таки. И не только внешне, ведьмовское начало у обеих присутствует в полной мере. В этом они практически близняшки. И сближение было таким же молниеносным, видимо предрешённым свыше.

Кармическая связь, Влад в этом ни минуты не сомневался. Кто из них больше «провинился» и в чём именно? В той прошлой, средневековой жизни, они вспыхнули как спички, осветили мир своею любовью и оставили нерешёнными какие-то проблемы, а глубокие чувства, эмоции, навсегда отпечатались в их душах.

— Если душа не прошла урок, что-то не усвоила, не нашла ответа, значит в следующем воплощении придётся повторять пройденное. Каждый будет отрабатывать свои прошлые ошибки, пока не станет мудрее.

Человек уже с двух-трёхлетнего возраста перестаёт помнить об опыте прошлых своих жизней и видеть тонкоматериальных существ, окружающих нас, хотя бывают и исключения из правил.

Встреча с Ингой произошла сначала виртуально, в сети, на одном из интернетных форумов. Влад забрёл на него случайно и, почитав переписку завсегдатаев, собрался уже ретироваться. Вялотекущие обсуждения всего и вся, иногда разбавлялись эпатажными выходками парочки троллей или словоблудием спивающегося литератора-любителя, ищущего любви и понимания в преддверии выхода на пенсию. Периодически, когда страсти начинали кипеть сверх меры, или нарушались форумские правила, появлялась «Пантера» — модератор, и раздавала взыскания налево и направо: запрет на общение от суток до месяца. В спокойной обстановке она же общалась под ником — «Ромашка», как обычный посетитель. Влад после первых же постов, часто юморных, почувствовал её заинтересованность и сам потянулся навстречу. Несмотря на разность в возрасте, у них проявлялось всё больше общих интересов, точек соприкосновения, похожего отношения к окружающему миру. Ситуация усугублялась весной, входящей в свои права, в начале апреля снег таял на глазах, а небо становилось всё более глубоким и голубым…

Уже через пару недель они не находили себе места, если кто-то из них по какой-то причине не появлялся в сети. Она выкладывала высказывания Паоло Коэльо или четверостишья Омара Хайяма, а он соглашался с ними, дополняя собственным видением и, часто, нетривиальным подходом ко многим вопросам. Взаимообмен картинками с пейзажами или фэнтези, музыкой, клипами, мечтами и желаниями, совпадения в ощущениях и чувствах зажгли в них тот трепетный огонёк, из которого постепенно вырос настоящий пожар сердец. Окружающий мир уже освещался изнутри собственным источником света, с центром где-то в районе сердца, а интеллект, логическое мышление — заткнулись, уступая дорогу счастливому разуму души…

Когда-то, довольно давно, Влад уже окунался с головой в стихию влюблённости — школьные годы, первая любовь, всё вновь и всё в золотистом свечении. Тогда темноглазая одноклассница с колдовским взглядом надолго стала его женщиной, той, которой доверяют всё самое сокровенное. Она же научила — не раскрываться полностью, оставлять некоторые области души закрытыми — терра инкогнита, чтобы не оказаться однажды беззащитным человеком, которого просто используют. Жизненный опыт конечно помогает избегать повторения ошибок, но он же часто делает людей циничными, с годами. Ты стал мудрым, опытным, заранее ждёшь подвоха от новой знакомой… и тем самым не даёшь себе оказаться в другом, более высоком измерении, как и ей. Влад прекрасно понимал всё это, но к собственному удивлению опять открывался, и довольно бесшабашно, надеясь на чудо, видимо. Инга последовала за ним, хотя такая полная искренность с мужчиной была для неё в новинку. Почему она постепенно раскрывалась, до самых глубинных закоулков души? Просто он понимал её, как никто. Тот, кто понимает, тот любит по-настоящему — готов прощать, уступать, дарить себя. И вот уже появилось состояние тихого восторга, сменившее раздражённо-депрессивное существование. Весь мир стал мягче и светлее, былые проблемы сгладились, то, что раньше раздражало, сейчас воспринималось спокойно, с плохо скрываемой счастливой улыбкой.

Случайностей, как таковых, вообще-то не бывает: каждая встреча готовится заранее обоими, пусть даже это не осознаётся, пусть даже вся подготовка проводится на подсознательном уровне, душа жаждет открытия и получает его. Представляются какие-то качества, наиболее важные, черты облика, характера… иногда даже нет чёткого образа желаемого человека, но вот жизнь подбрасывает встречу, которая ожидалась, о которой мечталось, и постепенно приходит понимание — случилось, произошло, именно со мной. Влада поразил изменчивый облик Инги — на некоторых фото он совсем не совпадал с реальной владелицей. «Человек есть то, что он думает», — всплыло в памяти, видимо часто её уносит из этой реальности то в прошлую, то в параллельную… Ведьма — так он её воспринял в начале отношений, нет, скорее — молодая Ведьмочка, чья душа не впервой на этой планете. В прошлых воплощениях она узнала, что такое выживание, секс, обладание, боль… и чуть-чуть — любовь. Любовь — ярко, но совсем не долго. В памяти Влада всплыли отрывки из кодекса ведьм: «Мы исполняем обряды и ритуалы для того, чтобы настроиться на естественный ритм жизненных сил, обозначаемый фазами луны, сменой сезонов и поворотными точками года»; «Мы рассматриваем творческую силу вселенной как проявление полярности женского и мужского начала. Эта творческая сила проявляется во взаимодействии мужской и женской сущности. Мы одинаково ценим их, зная, что одно поддерживает другое. Мы чтим сексуальность как удовольствие, как символ и воплощение жизни». — И что меня так притягивает в них, в ведьмах? Первая любовь, теперь вот опять… бес в ребро. Влад улыбнулся. Инга с первых дней знакомства воспринимала его как Инквизитора. Того, кто владеет ею, кто имеет свою систему ценностей, но в то же время принимает её такой, какова она есть.

— Ты, наверное, читаешь меня как открытую книгу? — однажды спросила она. — Не всегда, — с улыбкой ответил Влад, — я понимаю тебя, ты со мною одного знака, одной стихии-Воздуха, одинаковой конституции, но другого пола. Женщины часто сами не ведают, чего хотят, поэтому их поведение не всегда можно просчитать или объяснить, и это увлекает.

— Значит, ты меня просто изучаешь? — сузив глаза, с напускным безразличием и саркастической усмешкой спросила она.

— Ах-ах, будто сама не видишь, как моя энергия перетекает в твою ауру? Как ведьма, ты должна чувствовать, знать, кто молится за тебя и пребывает рядом ежедневно, — с тёплыми искорками в глазах ответил он.

— Мне ещё и услышать хочется…

— Знаю, люблю тебя…

 

Глава 4

Уже третьи сутки после встречи с Илоной Милонег со своими дозорными скрытно продвигался вдоль литовской границы. Великому Новгороду нужна была объективная информация о соседях: не намечается ли очередной приграничный набег или крупное наступление на новгородские земли литовского князя Миндовга. А если таковое случится, разведчики будут оповещать своих князей и воевод о передвижении неприятеля.

В отличие от Руси, большая часть населения литовского великого княжества всё ещё поклонялась языческим богам. В своих труднопроходимых лесах литвины довольно успешно отбивали атаки ордынцев и, при случае, норовили поживиться тем, что плохо лежит у соседей. Литва расширялась за счёт прилегающих русских юго-восточных княжеств, которые, чтобы не стать ордынскими данниками, добровольно включались в её состав. К тому же в середине тринадцатого века там было довольно терпимое отношение к православной вере. Литва, как и северо-западные русские княжества, находилась между двух огней — Ордой и Ливонским рыцарским орденом.

Милонег уже два года служил десятником в новгородской дружине и, в основном, выполнял поручения по разведке и другим неафишируемым контактам с иноплеменниками. Не обладая богатырским телосложением, хорошо владел мечом, метко стрелял из лука, имел молниеносную реакцию, развитую интуицию, ответственность за своих людей и порученное дело, мог изъясняться по-немецки и понимал литовскую речь. В его отряде большинство парней были из семей охотников. Все умели передвигаться тихо, растворяться в лесу, читать следы, наблюдать и выжидать. Вооружение и доспехи были лёгкими — мечи, топоры, ножи, небольшие копья, луки, кольчуги, у десятника с металлическими пластинами на груди, шлемы — довольно разнотипные, и круглые щиты, обитые бычьей кожей. В случае обнаружения на чужой территории, отряд должен оторваться от погони, а не вступать в схватку. Если дело дошло до рубки, значит дозор раскрыт и задачу свою не выполнил в полной мере.

Отряд приблизился к рубежам ржевского княжества, на границе которого должен был развернуться и возвращаться назад. Десятник дал команду спешиться: надо было отдохнуть, заночевав вблизи соседних пределов. Дружинники принялись сооружать шалаши в небольшом перелеске, разводить костёр, после чего четверо из них с бреднем спустились по довольно крутому берегу к небольшой речке — добыть рыбки для ухи. Тем временем Милонег в паре со Змеем, обследовал прилегающую территорию. Сначала верхом, а потом, взяв коней под уздцы, разведчики выдвинулись вперёд по лесистому берегу реки. Пройдя версты три, они вышли на узкую тропу, которой кто-то часто пользовался, возможно, не более двух-трёх человек. Видимо, жильё было расположено в негустых зарослях и к реке жильцы спускались ежедневно. Разведчики привязали коней к небольшим дубкам и осторожно двинулись вверх, параллельно лесной тропе. Змей, шедший левее, ловко уворачивался от ветвей и, не наступая на сухой валежник, обогнал Милонега.

— Кто-то за нами наблюдает, — подумал десятник, — кто-то поджидает. Он пробирался сквозь заросли так же бесшумно, ни одна сухая ветка не треснула под его сапогом. В отличие от Змея, он прокрутил в голове уже не один вариант действий в случае схватки, обнаружения или враждебного поведения местных жителей. Сканируя взглядом заросли, Милонег, с луком наизготовку, ещё более замедлил своё продвижение вперёд и, правее своего направления движения, боковым зрением обнаружил наблюдателя. Взор, замаскированный листьями орешника, принадлежал крепкому, статному старику с седой бородой и длинными, с проседью, волосами. Он стоял среди ветвей, опершись на деревянный посох, в длинной рубахе неопределённого цвета, одетой поверх светлой льняной, подпоясанный кожаным ремнём, на котором висел довольно большой нож в ножнах и несколько небольших матерчатых мешочков. В серо-зелёных глазах ещё не потух блеск, взгляд доброжелательный и в то же время пронизывающий, как бы проникающий в мозг. Милонег ослабил натяжение тетивы, вернул стрелу в колчан и не спеша пошёл на сближение с волхвом. Подойдя, поклонился, с интересом рассматривая отшельника, пожелал здоровья на многие лета.

— И тебе здравствовать, — ответил волхв.

— Что ищут здесь дружинные?

Десятник по глазам уже понял, что хитрить смысла нет.

— Порубежье проверяем, за соседями присматриваем. Литвины не озоруют тут, старче?

— В последнее время тихо. Хотя… если долго всё тихо, то жди перемен.

— Значит, подозрительное всё же происходило?

— Только дурак ведёт себя подозрительно, перед внезапным нападением, — волхв еле заметно улыбнулся.

— Тоже верно, — улыбнулся в ответ Милонег, — они хоть и язычники, но люди близкие, по восприятию мира.

— А я и сам язычник, по твоему представлению, — глаза волхва чуть сузились, на лице появилась ироничная улыбка.

— Князь Владимир больше трёх веков назад христианство на Русь принёс, а посмотри: по малым городам, по деревням народ всё равно соблюдает обычаи, обряды, веру исконную, от пращуров доставшуюся.

— Ну да, ни Масленицу, ни Купалу приказом не отменить, однако и веру в Христа — тоже.

— Христос, судя по всему, был великим Мастером, он не только знал суть вещей, но мог менять их свойства. Мудростью не был обделён, и пророческим даром, и целительским, но что сделали римские попы из его учения?

— Что?

— Они вывернули его слова наизнанку, трактуя их по своему разумению, и сделали из него идола. Чем их религия выше нашей?

— Говорят, что у нас идолов больше. Многобожие.

— Так у них тоже многобожие. Духов можно по-разному называть: и богами, и Элохимами или Архангелами… суть не меняется. Во всех религиях есть главный Бог, и есть его сподручные. Вот Христос говорил, что Бог есть Любовь, а почему тогда еврейский бог, Иегова, как они его зовут, и кровожадный, и гневливый, и к другим народам немилостивый? Выходит, что есть Бог-Отец, который далеко на небе, и есть ещё один, который на земле свои порядки устанавливает…

— Возможно кто-то очень хитрый решил соединить учение Христа с ветхозаветным.

— Вооот, соображаешь. Довелось мне встречаться с разными христианами, и не только на нашей земле. Мало кто из них вник в суть учения. А ретивых много. Есть и сильно верящие, но понимающих — единицы.

— Так что же они не понимают?

— А то, что все люди — сыны Бога. Христос ведь так и сказал: «Дела которые я творю, и вы сотворите, и большие сотворите». Человек — существо божественное, особенно когда оно знающее и любящее. Отец — это Бог Мысль. Человек потому и Сын его, что он тоже Мысль, но живущая в материальном теле, а потому ограниченная… временно. Все мы когда-то уйдём на небо, чтобы там жить вечно, богами.

В зарослях, сквозь которые проходила тропа, послышался низкий, утробный рык и вскоре собеседники увидели ретировавшегося Змея, с ножом в руке, он пятился, не отводя глаз от зарослей.

— Волчок мой, дом исправно стережёт, — с улыбкой молвил волхв.

— Матёрый, да уж, — разведчик сердито зыркнул в сторону хозяина зверя.

Милонег жестом показал напарнику, чтобы тот вернулся к лошадям.

— Как тебя зовут, старче?

— Любомир, — молвил волхв.

— Хочу поговорить с тобой о многом, но сейчас надо возвращаться к своим. Мы ещё увидимся, я в этом почти уверен. Напоследок скажи, почему не удаётся удержать любовь двоим, мужчине и женщине надолго? Год, два, три… и сходит она на нет. Что мешает?

— Два эго… соревнование между ними постепенно приносит всё больше обид. Вот представь каждого серебряным ковшом, стоящим над горящей свечой его любви. Пока свеча горит в полную силу, капли обид и недопониманий не накапливаются, испаряются от тепла, оставляя на дне лишь тёмный налёт. Но чем толще налёт, тем меньше нагревается ковш, капли уже не успевают испаряться, уровень обид и недовольства становится всё выше, пока не наполнит сосуд до краёв.

— И что тогда?

— Ковш переполнен, обиды переливаются через край и гасят свечу — любовь. Только очень мудрые души могут хранить любовь десятилетиями, а то и пожизненно. Знаешь, почему им это удаётся?

— Скажи.

— Они могут любить не воспитывая, не осуждая, не переделывая под себя другого. Пока живы, мы норовим научить близкого человека, соревнуемся с ним, раздражаемся. Только когда он покидает этот мир, понимаем всю ненужность этих потуг…

— Спасибо тебе, Любомир, умеешь ты доходчиво всё пояснить. Мир тебе, и до встречи!

— И тебе удачи, милок, — волхв с явной симпатией проводил взглядом нового знакомого.

Милонег быстро спустился под горку к ожидающему его Змею.

— Едем, ребята уху наверное уже сварили.

— Я бы сейчас целого ягнёнка съел, за раз, — Змей явно не страдал отсутствием аппетита, — а под медовуху и телёнка.

— Да я тоже, пожалуй, — улыбнулся десятник, — с утра ничего не ели сегодня.

 

Глава 5

Влад подошёл ближе к окну, развёл руки в стороны, ладонями вверх и, закрыв глаза, сделал глубокий вдох. Ощущая кожей солнечное тепло, представил, как вместе с воздухом втягивает в себя энергию светила. Тёплая волна прошла от макушки до копчика и раздвоившись, стекла по ногам в ступни. Повторив ещё дважды этот свой ритуал, он почувствовал прилив сил и умиротворение.

— Надо понять, как происходит моё путешествие во времени. Итак, часть моей души — астральное и ментальное тела во время транса уносятся в параллельный мир, в мир, где время — нелинейное. Это как архив всех событий, происходивших на планете, на Востоке его называли Хрониками Акаши. Там часть души ищет информацию о себе и притягивается к тем событиям, которые происходили в прошлых воплощениях.

Влад вспомнил разницу ощущений, различную степень вовлечённости в события.

— То я вижу происходящее со стороны, то как аватар, присутствую в теле Милонега, вижу происходящее его глазами… Видимо, это зависит от внутренней сосредоточенности… а может от симпатии к конкретной линии поведения?

Вспомнилось чувство монолитности с конём, когда неслись со Змеем в свой лагерь.

— Это чувство, пожалуй, посильнее того, которое возникает при управлении автомобилем, даже в экстремальной ситуации. Конь живой, со своей душой, со своими эмоциями, характером, это сближает конечно же сильнее, это приводит в восторг!

Молодой тёмно-гнедой Буян и без шпор чувствовал, когда надо выложиться полностью, догнать и перегнать соперников, а когда по приказу хозяина и лечь на бок, на землю, затаиться. Влад где-то на границе сознания и подсознания ощущал идентичность чувств к своим транспортным средствам и друзьям, одновременно, к тем, что были у него в разные века.

— Управляя конём, автомобилем или самолётом, в идеале ты должен стать виртуозом, сливаясь с ними в одно целое. Тогда тебя трудно будет победить. Тогда ты будешь ощущать себя на гребне волны жизни. Правда… не хватает для счастья ещё кое-чего — эйфории влюблённости, внутреннего света от любви к той своей единственной женщине. Тогда чувствуешь себя не одинокой половинкой, свободной, но ущербной, а чем-то очень цельным, да и весь окружающий мир становится таким же…

Влад вдруг, неожиданно для себя, нырнул в своё подсознание, как в тёмную болотную воду. Не представляя, не пытаясь увидеть какие-то образы, картины, просто ожидая телепатического ответа на вопрос — «Что я несу из прошлого?»

Вынырнул также внезапно, уже с достаточно ясным пониманием — в прошлых жизнях была и любовь, и радость от жизни, и свершения, и испытания, но слишком рано настигала смерть, слишком рано. Не доводилось дойти до уровня сознания того же волхва. Рождение, привыкание к этому миру, подготовка к служению, как вспышка — любовь, отдача долга… всё, свет погас, ожидание нового воплощения.

— Наверное, это — моя первая жизнь, такая длинная — уже за пятьдесят.

В этот раз, хоть и приходилось рисковать, но были своевременные подсказки из подсознания — архива души, ангел-хранитель тоже не спал. Сейчас Влад ощущал себя пилотом одного из боевых самолётов, возвращающихся в сильно поредевшем строю с опасного задания.

— Даже не верится, я всё ещё жив, — на лице удивлённо-восторженная улыбка…

После пятидесяти энергия, полученная при рождении, уже не та, ресурс организма во многом растрачен, зато накоплен опыт, достигнуто понимание многих моментов материального существования, которые уже не завлекают, как в юности.

— Главное — появилось осознание того, кто я, зачем сюда пришёл и куда пойду далее. Удалось понять, в общих чертах, кем и как был сотворён этот мир, и в каких целях. Теперь можно никуда не торопиться, живи и получай от этого удовольствие, зная, что в любой момент можешь перейти в более совершенный мир. Я наконец-то достиг уровня волхва, правда, тот давно ушёл дальше.

 

Глава 6

Котёл с дымящейся ухой распространял невероятно притягательный запах. Спрыгнув с коней, Милонег со Змеем поспешили занять место в кругу дружинников, сидевших рядом с остывающим костром. Лузга — белобрысый, худой, но жилистый малый, как дежурный по лагерю, начал разливать всем похлёбку по мискам. В охранении стоял отобедавший уже Лось, как самый оголодавший, он сам напросился на службу, лишь бы побыстрее насытиться. В свои 18 лет он был уже весьма плотного телосложения, при немалом росте и косой сажени в плечах — в рукопашной схватке всегда был как мощный таран, на острие атаки.

Сухари, разбухнув в похлёбке, придали еде ещё более привлекательный и объёмный вид. Десятник перекрестился, за ним и остальные. Разговор стих на несколько минут, слышен был лишь стук деревянных ложек. Милонег, закончив с ухой, приказал Лузге отрезать от общего продовольственного запаса — увесистого куска копчёно-вяленой оленины, по ломтю на каждого.

— Парни, половина пути пройдена, дорога домой всегда легче. Отдыхаем, отсыпаемся и завтра, как рассветёт, в обратный путь. Левша, в полночь сменишь Лося.

— Слушаюсь, Мил.

Полежав на травке после сытного ужина, Милонег расседлал своего Буяна и спустился с ним к реке.

— Текущая вода… на неё, как и на огонь, можно смотреть бесконечно, особенно в таком шикарном соседстве — с цветами, травами и камышом.

Сбросив с себя доспехи, узкие порты, сапоги, десятник в одной рубахе вошёл в воду по колено, и начал мыть своего коня. Буян, попив прозрачной водицы, благодарно кивал головой и поигрывал мышцами, в ответ на расчёсывание скребницей.

— Друг мой сердечный, не подводи меня и далее, — взгляды их встретились, рука погладила конскую шею… — ни стрела, ни копьё, ни меч нас не возьмёт. Милонег уже давно пользовался ежедневным заговором-молитвой, по научению своего первого воинского наставника.

Через некоторое время подтянулись и Змей с Лешим, помыть своих лошадей. Леший — парень лесной, светло-русый, стройный, голубоглазый, один из лучших лучников в отряде, а как подражает голосам птиц! Часто и знатоку не отличить подделку. Лес для него — дом родной. В городе девки на него часто заглядываются: светлый, ладный красавчик на вороном коне. Его-то и назначил наставником Щену, шестнадцатилетнему новобранцу, рыжему, конопатому, круглолицему сыну Васи портного. На Загородском конце — на одной из посадских новгородских улиц, жил и трудился отец Милонега, ремесленник Владимир, также принадлежавший к этому цеху, и бывший приятелем рыжему Василию.

— Леший, помоешься, поднимайся в лагерь — состязание устроим, постреляем, развлечёмся, подопечного твоего проверим…

— Сейчас, я быстро, Мил.

Пока Милонег не спеша одевался-облачался, поднимался в горку, Левша успел прискакать в лагерь раньше.

— Щен, готовь свой лук, стрелы!

— Да я вот уже, готов!

Десятник подъехал к парочке, но обратился ко всем:

— Парни, проверим, не разучились ли вы из луков стрелять!

Достав из своей сумки серебряное кольцо и демонстрируя его над своей головой, продолжил:

— Кто с пятидесяти шагов попадёт внутрь кольца, тому оно и достанется. Первыми стреляют самые молодые.

Дружинники оживились, достали луки, стали подначивать друг друга, хохотать.

— Неплохой подарочек можно выиграть для своей девахи, — с ухмылкой обратился Леший к Щену, — отпускай стрелу плавно, всё как учил, — уже вполголоса закончил он…

Десятник тем временем отрезал ножом небольшую веточку на берёзе, оставив пенёк с полвершка, на который и повесил колечко. Отсчитал полных пятьдесят шагов и воткнул в землю срезанную ветку, обозначив нужную дистанцию.

— Значит так, стреляем бронебойными (стрела с узким наконечником), чтобы кольцо не разворотить. По одному выстрелу. Первый — Щен, второй — Лузга, Лось третьим, смените его для выстрела. Дальше — Левша, Змей и Леший. Начали!

Щен натянул тетиву наполовину, прицелился, натянул ещё на четверть хода, рука, держащая лук, заходила из стороны в сторону… немного отпустив, замер и выпустил стрелу.

— Хорош… даже в ствол не попал, воин, — съехидничал Змей.

Лузга решил действовать быстро: натянув тетиву на три четверти хода, под углом к горизонту, плавно опустил лук до уровня мишени и выстрелил. Стрела вошла в ствол берёзы чуть ниже кольца, перекрыв его оперением, частично.

— Ни нашим, ни вашим, молодец! — Змей продолжал ёрничать, — иди, замени Лося.

Подошедший Лось натянул свой деревянный лук полностью, легко, без видимых усилий, прицелился, выстрелил жёстко — стрела рванулась вперёд и, с хорошо слышимым стуком, вошла в дерево чуть ли не на всю длину наконечника, но на вершок выше кольца.

— Да ты проткнёшь насквозь любого врага, хорошо бы ещё в нужном месте, — Змей с ухмылкой хлопнул Лося по плечу, — иди лучше карауль нас.

Левша, с непроницаемым выражением лица, как бы нехотя, натянул тетиву и почти не целясь выстрелил. Стрела впилась в ствол правее колечка, примерно на таком же расстоянии, что у Лузги.

— Не везёт, — хмыкнув, уступил место Змею.

— Таак, напряжение нарастает, пришёл мой черёд!

У Змея, как и у Лешего с Милонегом луки были составные, сделанные не только из древесины — ясеня или акации, но и из приклеенных роговых пластин и сухожилий, они были более долговечными и выдерживали большее натяжение.

Змей, натягивая тетиву, уже целился, и в конце процесса плавно выпустил стрелу. Кольцо содрогнулось от близкого удара наконечника и, как многим показалось, даже звякнуло, коснувшись его.

— Не с той стороны в кольцо попал, — Змей стремился скрыть свою досаду.

— Отойди-ка, — Леший отодвинул Змея локтем, — наберут пацанов в дружину, ничего не умеют, даже стрельнуть.

Все, особенно самые молодые, покатились со смеху. Змей махнул рукой и не стал встревать в словесную перепалку. Леший, тем временем, пронзил взглядом мишень-кольцо, не отрывая от него глаз, встал вполоборота, пошире расставив ноги, натянул тетиву почти полностью и в конце её хода спустил стрелу, как гончую с поводка. Расчёт был верен, и трофей был бы в кармане, но наконечник стрелы попал сначала в торец стрелы Лузги и, расщепив его, изменил траекторию движения, войдя в берёзку чуть не полностью, но на пол пальца ниже кольца.

— Да что же такое! Не даётся оно в руки, — Змей с прищуром обратился к старшему, — Мил, может ещё по выстрелу? Или оно и самому скоро понадобится?

— Похоже, что так, Змей, совершенствуйся, — десятник снял с берёзы колечко, улыбаясь, — повесь мишень, какую поболе.

Состязательный дух поостыл у отряда только к вечеру, когда стало смеркаться — стрельбу прекратили, стрелы собрали и начали готовиться ко сну. Ребята, лёжа в шалашах, ещё какое-то время переговаривались между собой, но скоро усталость помогла сомкнуть им веки. Милонег тем временем ещё ворочался, вспоминал свою Илону…

 

Глава 7

— Вот и лесок знакомый, — Милонег поднял вверх руку, его соратники остановили лошадей.

— Леший, что скажешь? — десятник решил проверить свои ощущения.

— Здесь мы лагерем стояли, но кое-что переменилось в лесу. Там, показав рукой в сторону дома Илоны, кто-то есть. С десяток человек, пожалуй. А ближе к деревне, над дорогой, стая воронов кружит, не иначе — кровь пролилась там недавно.

— Молодец, пойдём-ка, проверим с тобой ту опушку, остальным держаться саженях в ста позади.

Оставив коней, с луками наизготовку, парочка двинулась на разведку. Лавируя между ветвей, передвигались тихо, стараясь не вспугнуть птиц, сидящих на верхушках деревьев.

— Засветлел лес, опушка рядом. Разговор слышишь?

— Да, и не только разговор, там что-то происходит, — озадаченно ответил Леший.

Продвинувшись вдоль опушки ещё саженей на триста, Милонег увидел нескольких ватажников, охранявших скарб, видимо добытый в стычке с крестьянами, двух молодых пленниц, подростка и бабу лет под тридцать. Узлов с добычей было не мало.

— Так, эти воры с литовской стороны пришли, туда же и уходить собираются. Пять человек, одеты, кто во что, и хари разномастные — два литовца, пара славян местных, один южный. Что у них на руках? Пара луков, копьё, топоры, палица, кольчуги старые, драные, щиты не у всех. Возможно здесь не вся ватага, ещё появятся отставшие.

— Леший, веди сюда всех наших, пешими нападём, пока вражины не в полном составе. Первыми снимаем лучников и копейщика, по моей команде, и в рукопашную.

— Ага, я быстро!

Милонег остался наблюдать за лагерем незваных гостей. Ближе остальных к нему маялся на посту под дубом, с копьём и щитом, ширококостный, мордатый, сивый парень, видимо из полоцких. Похожий на него, только менее массивный, и второй, судя по внешности — литовец, что-то орали на пленниц и вскоре перешли к рукоприкладству. Получив затрещину, одна из девушек взвизгнула, но тут же замолчала. Оба татя опустились к земле, исчезнув из вида. Пленница, та, что постарше, видимо приказала подростку не смотреть в их сторону…

— Милонег, мы здесь, — Леший с шеренгой воинов подошёл неслышно сзади.

— Сними того, что с луком сидит на бревне, мой копейщик, Змей, второй лучник твой.

— Угу, — Змей встал во весь рост, скрываясь наполовину за деревом, и натянул тетиву. Тут же поднялись десятник с Лешим, каждый, стоя за своим деревом, взвели механизмы смерти и чуть ли не разом выпустили стрелы. С лёгким шорохом каждая ушла к своей цели: у подопечного Лешего резко качнулась вбок голова, от смертельного удара в шею, и в следующее мгновение он уже весь заваливался набок; змеевскому лучнику повезло больше — неожиданно повернулся всем корпусом и принял стрелу плечом — бронебойная прорвала рукав кольчуги, мышцы, и воткнулась в кость; полоцкий бугай — подопечный Милонега, ничего не успел понять — стрела вошла ему в правый глаз и, пронзив мозг, наконечник вылез с обратной стороны черепа, упёршись изнутри в шлем — тело плашмя грохнулось на землю. Оперение стрелы мелко подрагивало в то время, когда душа отлетала от тела невезучего разбойника…

Дружинники рванулись вперёд. Раненый лучник с топором в левой руке попытался оказать сопротивление, но, получив удар шестопёром по шлему, откинулся на спину, потеряв сознание. Змей перевернул его и связал руки. Двое оставшихся ватажников схватили щиты и, с топорами в руках, встали на защиту награбленного, в пяти шагах друг от друга. Щен, преисполненный отваги, вырвался вперёд, шагах в двадцати от неприятелей остановился и метнул сулицу (короткое копьё) в одного из них. Южанин, видимо степняк, довольно уверенно отбил щитом налетевшую угрозу. Леший, пробегая рядом, задел Щена, от чего тот кубарем ушёл на встречу с землёй, — Сохраннее будешь, щегол, — его противник стоял, широко расставив ноги, криво улыбаясь. Видимо уже осознав неудачность всей этой авантюры, он просто решил бороться до конца. Леший, быстро сблизившись с врагом, сделал отвлекающий замах мечом и прыгнул ногами вперёд, ударив ими в щит, от чего тот покачнулся и, не устояв, пал на землю. Попытка встать не была успешной — подоспевший Леший обрушил свой меч на голову татя, в височную область, не прикрытую видавшим виды шлемом. Милонег, тем временем, с тяжёлым взглядом, уверенно приближался к литовцу, который закрывшись щитом и выставив остриём вперёд боевой топор, готовился дать отпор. Краем глаза десятник заметил за спиной пришлого хуторянина Илону, в измятом платье, отползающую от места схватки. Рассвирепевший Милонег сделал ложный выпад вправо, резко качнувшись всем телом, потом сразу же влево и, поймав литовца на противоходе, опять быстро сместился вправо, рубанув мечом по поджилкам его левой ноги. Поднятый для удара топор так и не пошёл по своей уверенной траектории — литовец начал заваливаться на левый бок, в него-то и вошёл меч Милонега. Тёмно-красная кровь ручейком вытекала из поверженного тела, стекала по лезвию меча победителя на травяной ковёр; алая, залила лицо поверженного Лешим разбойника, образовав на земле лужицу…

— Змей, ну-ка расшевели своего пленника, пусть расскажет, сколько ещё гадёнышей нам тут встречать. — Милонег сорвал пучок травы и протирал меч от крови, руки ещё подрагивали после боевого столкновения.

— Мил, он как бревно лежит, сейчас водой попробую в чувство его привести.

— Переусердствовал ты слегка, приводи.

— Милонег подошёл к освобождённым пленным, которые сбились в кучку — Все целы-невредимы?

— Спасибо вам, спасители! Почти невредимы, уж и не думали, что освободят нас! — баба взяла руку Милонега и стала её целовать. Тот мягко освободил её и спросил: «В деревне сколько ещё разбойников?»

— Ой, не знаю. Они сразу на три-четыре двора напали. Когда нас сюда вели, у дороги Влас со своим сыном убитые лежали. Видать не хотели лошадь отдавать, с вилами оборониться пытались. Не меньше дюжины их.

— Ясно.

Милонег подошёл к Илоне, взял её за руку повыше локтя и отвёл в сторону.

— Родители где твои? Живы?

— Не знаю точно. Отец с восходом на охоту ушёл, мама в деревню к сестре подалась, я одна дома была — Илона затряслась от плача, уткнувшись в плечо Милонега.

— Девочка моя, — он обнял свою возлюбленную, — успокойся, всё будет хорошо.

— Они силой меня взяли, трое…

— Кто из этих?

— Двоих подстрелили, третьего ты убил.

— Давно вас сюда привели?

— В полдень кажется.

— Иди в свой дом и деревенских возьми с собою. Приведите себя в порядок, отдохните, а мы пока с врагами разберёмся.

— Я боюсь, милый!

— Твой дом рядом совсем, у меня на виду. Запритесь изнутри, на всякий случай, — Милонег сжал её руку и заглянул в глаза, — иди, люблю тебя.

— Я тебя люблю!

Пленник тем временем пришёл в себя, после того, как Змей плеснул ему водой из фляги в лицо.

— Очухался, — Милонег приблизился к лучнику-разбойнику, — остальные сюда должны прийти? Сколько их? Учти, если будешь врать, нехорошая смерть тебя ожидает…

— Семеро в деревне. Сюда придут… скоро.

— Змей, сними кольчугу с него и стрелу извлеки. Проверим правдивость его слов.

— Лось, Лузга, Щен, оттащите убитых вон под те ёлки, прикройте их травой, ветками, — Леший, следи за дорогой деревенской, скоро гости к нам нагрянут.

— Слушаюсь, Мил.

 

Глава 8

Милонег заметил, как побледнело лицо Щена, когда он с Лузгой потащил убитого копейщика за руки, под деревья. Ничего, пусть привыкает, убитые в рубке ещё страшнее бывают… Вскоре, после того как стоянка была освобождена от трупов, пятен крови, Леший обратил внимание командира на шлейф пыли, потянувшийся от деревни по дороге к лесу.

— Гости к нам.

— Да, вижу, все ко мне! Значит так, я, Змей, Леший, Лось с луками встречаем их здесь, на опушке. Остальные в сёдлах сидят, за теми кустами и ждут сигнала. Подгоните наших коней, когда в атаку рванёте. Всем всё ясно?

— Да, Мил, понятно!

— Тогда по местам.

Четверо дружинников встали за деревьями, наблюдая, как приближается конный отряд ватажников. Двое из них были перевязаны, видимо получили ранения и теперь не вполне уверенно держались в сёдлах. Одна лошадь шла без всадника и тянула за собой по земле две оглобли, к которым был привязан сундук и прочие трофеи. Ехавший впереди вожак, перебирал шкурки, оценивал, как солнечные лучи играют на песцовом мехе. Крепкий, с круглым рябым лицом, видимо не раз участвовал в княжеских набегах в качестве ополченца, в достаточно приличной кольчуге, наручах и в довольно древнем норманнском шлеме, с большим наносником и бармицей, прикрывающей шею.

— Вожак — мой, — показал жестами своим воинам Милонег. Подпустить их поближе насколько возможно, пока не поймут, что лагеря их уже нет, и стрелять точнее, — подумал десятник, — а потом конная атака.

— Эй, Йонас, Гриня, дрыхните что ли? — вожак заподозрил что-то неладное.

— Саженей восемьдесят до них, — подумал Милонег, натянул тетиву, глянув в обе стороны на своих бойцов, — пора, хоть и далековато.

Стрела рванулась навстречу к цели. Вожак успел заметить её на подлёте и стал разворачивать коня вправо, чтобы заслониться щитом, висевшим за левым плечом. Немного не успел — пропоров кольчугу чуть ниже наплечника, наконечник глубоко вошёл под ключицу. Тут же полетели стрелы остальных дружинников, но фактор внезапности уже не сработал. Под одним из разбойников пал конь — стрела пронзила ему шею, двое других успели закрыться щитами.

Милонег поднял с земли трофейное копьё и махнул рукой своим засадным бойцам, те пришпорили коней, мигом оказавшись рядом. Четверо стрелков вскочили в сёдла пригнанных лошадей и отряд в полном составе пошёл в атаку. Пока разгонялись, успели выстрелить по разу — ещё один конь завалился набок от пробившей череп стрелы. Поверженный разбойник судорожно пытался вытащить свою ногу из-под придавившей его лошади. Десятник, с копьём наперевес, нёсся на вожака, пытавшегося организовать оборону. Стрела, торчавшая из-под ключицы, не давала возможности татю удерживать щит левой рукой, правой он поднял вверх палицу, выжидая момент для удара. Сознание Милонега, как бывало не раз, переключилось в режим «всё под контролем» — течение времени субъективно замедляется, но скорость движений не падает. Подняв чуть выше щит, на случай отражения удара палицей, Милонег быстро перенаправил остриё копья с верха груди в живот обороняющемуся — удар, глухой звук, как будто шлёпнули ладонью по замешенной гончаром глине… наконечник проходит сквозь кольцо кольчуги, разрывая его и устремляясь глубже в тело. Как в замедленном кино, командир разведчиков видит палицу, начавшую уже движение ему навстречу, своё копьё, протыкающее живот главарю и, краем глаза, как сшиблись его парни с пришлыми. Через мгновение траектория движения палицы уже изменилась — поменяла направление на обратное, как и тело вожака. Выбитое из седла, оно устремилось к земле, унося с собой копьё, вывернутое из руки десятника. Выхватив из ножен меч, Милонег по крутой дуге развернул Буяна для повторной атаки. Мгновенно окинув поле боя взглядом, он с удовлетворением отметил, что все свои — в сёдлах. Главарь и ещё трое разбойников корчились на земле от боли, в агонии истекая кровью. Трое оставшихся, оценив ситуацию, решили бросить награбленное и, накинув на спину щиты, спасаться бегством. Четверо самых молодых дружинников, как гончие, рванули за ними в погоню. Милонег вложил меч в ножны и, выхватив из колчана лук, выстрелил вдогонку одному из беглецов. Тот уже успел выпустить стрелу, попав в голову коня Щена, от чего юнец полетел на землю, совершив двойной кувырок. Теперь же раненная в круп лошадь делала этого стрелка лёгкой добычей преследователей. Разъярённый Лось легко настиг лучника, обрушив на его голову увесистую палицу. Вместе с Лузгой и Левшой, он навсегда остановил бег и двух оставшихся разбойников.

— Жив, малец? — Милонег помог подняться Щену с земли.

— А что нам рыжим будет?

— Спина не сильно болит?

— Вообще не болит, Мил!

— Ну-ну, хорошо.

Тем временем подъехали трое из участвовавших в погоне, сопровождая пару лошадей, на сёдлах которых, перегнувшись пополам, лежали бывшие их владельцы.

— Везите их на опушку, к остальным, — промолвил десятник, — и этого заберите, кивнув на убийцу коня Щена.

В лесном лагере с убитых были сняты кольчуги, шлемы, кошели, брошено в кучу оружие, а тела сложены рядом с упокоенными ранее.

Милонег со Змеем прискакали к дому Илоны — довольно большой избе, с традиционной, кормящей и греющей сердцевиной — большой русской печью. На крыльце их поджидал пленённый ранее деревенский подросток, женщины же заперлись в избе.

— Звать-то тебя как?

— Митяй, — ответил паренёк Милонегу.

— Вот тебе лошадь, кажется деревенская ваша, скачи, собирай хозяев, мужиков сюда, на опушку, добро награбленное раздавать будем. Пусть поторопятся. Митяй весь зарделся от оказанного доверия.

— Я мигом, все дворы оповещу!

 

Глава 9

Дверь избы приоткрылась, на пороге появилась печально-потерянная Илона. У Милонега сжалось сердце… спрыгнув с коня, подошёл к ней, увлёк за собой за угол дома, обнял прижавшись щекой к её щеке. Это был тот момент, когда молчаливые объятия красноречивее многих слов.

— Не задалось спокойным наше второе свидание. Ну да ничего, будут встречи ещё.

— Правда будут? — Илона спросила больше глазами, нежели шёпотом…

— Будут, обязательно. А сейчас надо встречать деревенских, вон, они уже показались на дороге.

Дюжина селян на лошадях, с некоторым недоверием, подъехала к разведчикам, которые уже развязали узлы с награбленным для опознания.

— Убитых много? — спросил у старшего, по виду, крестьянина Милонег.

— Двое на дороге, двое в деревне пали. Пораненные есть. Четыре крайних двора пограблены, остальные успели защитить.

— Ну ничего, они своё получили. Вон, под деревьями одиннадцать покойников. Решайте сами, что с ними делать — закапывать или сжечь. Лучше не трезвонить про нападение, мало ли, вдруг найдутся мстители за границей. Лошадей своих забирайте, награбленное хозяевам верните, кое-что из вооружения этих вахлаков отдадим вам, вон и полон подошёл — Милонег кивнул на освобождённых женщин.

— Спасибо, удальцы дружинные. Век вас помнить будем! Добро пожаловать к нам на постой, столы накроем и ночлег под крышей будет.

— Быть по тому. Переночуем в вашей деревне.

Разведчики в сопровождении Митяя прибыли на двор большака — старшего по деревне.

Расседлали своих и трофейных коней, сняли доспехи, кольчуги, начали залечивать ушибы-порезы, полученные в двух последних схватках. Лось с Щеном занялись изготовлением импровизированного стола и лавок из жердей, лежавших на всякий случай во дворе. В избе уже опять растопили печь — готовилось угощение. К запаху недавно выпеченного хлеба добавился аромат варящейся в большом котле баранины. Хозяйка и её соседки несли и несли на стол из ледников свои заготовки — солёные грибы, рыбу, мочёные яблоки, варёные хмельные мёды…

— Лузга, что с рукой? — десятника насторожила её обездвиженность.

— Да на месте она, Мил… но, кажись, переломлена.

— А ну покажи!

Предплечье Лузги распухло посередине и пальцы правой руки шевелились с трудом.

— Это во время погони отмахнулся палицей один, бродяга.

— Поехали со мной. — Милонег помог Лузге сесть на коня и, оседлав своего Буяна, да ещё взяв за повод одну из трофейных лошадей, они поскакали к дому Илоны. Услышав приближающийся топот копыт, Илона сама открыла дверь избы и вышла навстречу дружинникам.

— Говорят здесь живёт самая опытная знахарка в округе? — спросил прищурившись Милонег.

— Да… мама вернулась, сейчас поможет. Что с тобой?

— С дружком моим, кажется, рука сломана.

— Пусть заходит в избу.

— Лузга, давай-ка, просовывай тело в дверь.

— Ха-ха, уже начинаю!

Через мгновение за дверью послышался женский, довольно низкий голос.

— Проходи, милок, показывай свою беду.

— Как зовут твою маму? — шёпотом спросил Милонег Илону.

— Анна.

— Анна, подлечите его, — крикнул десятник ведунье через полуоткрытую дверь, — отплатим щедро!

— Она и без платы поможет, — промолвила Илона.

— Девочка моя, лишняя лошадь в хозяйстве всегда пригодится. Поедешь со мной к большаку на застолье?

— Поеду! Нечего деревенским девкам на тебя пялиться.

— Ха-ха, так ты и ревнивая ко всему, оказывается?

— Ревнивая-не ревнивая, а хату спалю, если что.

Хохотнув, парочка принялась целоваться и очень крепко обниматься. После нескольких поцелуев обозначился естественный перерыв.

— А ну-ка, опробуй этого коня, — предложил Милонег. Илона с готовностью подошла к трофейному, погладила его по скуле и, с помощью десятника, вскочила в седло по-мужски, схватив в руки повод.

— Ооо, не плохо держишься в седле, Ведьмочка!

— Всегда хотела лошадьми управлять.

И действительно, конь чутко откликался на её управляющие действия.

— Вот сейчас и обкатаешь его, по пути до деревни.

Тем временем Лузга вышел из избы с рукой, туго примотанной к двум палочкам, и кислой миной на лице. Вскоре в дверном проёме показалась и мать Илоны — дородная блондинка в красном сарафане и белом платке с красным орнаментом, прикрывавшем частично собранные на затылке густые волосы.

— Руку ему поберечь надо, — сказала она десятнику, — треснула кость, покой нужен, для того чтобы срослась хорошо.

— Спасибо, Анна! Нагружать его работой не будем. Прими коня от нас, за лечение. Илона обкатать его хочет, отпустишь её с нами до деревни?

— Пусть прокатится, — после минутного раздумья ответила она, — Илонка, смотри, долго там не задерживайся!

Хозяйка была явно обрадована таким приобретением. Милонег помог Лузге и Илоне взобраться на коней, и троица неспешным шагом направилась к деревне.

 

Глава 10

На дворе большака Кузьмы собралось чуть ли не всё население деревни. С приездом десятника со спутниками, все стали рассаживаться за столы. Во главе основного стола сели Милонег с Кузьмой. По правую руку от десятника — дружинники, кроме караульного Щена, по левую — деревенские мужики, дальше бабы, вперемешку с ребятнёй малой, молодёжь. Кузьма встал, поднял двумя руками деревянный ковш-братину, наполненный хмельным мёдом.

— Други, дружинные и селяне, помянем мужиков и парней наших павших! Пусть земля им будет пухом. Матерей всё равно не успокоить, вдовам и сиротам поможем, чем можем. Отхлебнув мёда, Кузьма передал ковш Милонегу.

— Отомстили мы за них. Неповадно уж будет через границу перебегать… — сделав пару больших глотков, десятник пустил ковш по кругу. Влад почувствовал вкус, услышал запах мёда, солений, баранины как наяву. Он слышал старорусскую речь и понимал каждое слово, что было и удивительно для него, и радостно. Видимо в подсознании хранилась память о языке, на котором говорил в прошлой жизни.

— Вот оно, моё прошлое, аж в груди защемило, так всё знакомо…

В это же самое время у Милонега возникло странное ощущение, будто душа его как бы вышла из тела, будто он смотрит на своё тело со стороны. Мотнув головой, он нашёл глазами пару таких дорогих ему серых глаз, и всё его мироощущение вернулось в нормальное русло. Илона держала двумя руками баранье рёбрышко, откусывая от него периодически мясо, и не спускала глаз с возлюбленного, повернувшись в его сторону вполоборота. После того, как ковш с мёдом прошёл по второму кругу, застолье стало ещё более раскрепощённым, голоса громче, общение совсем свойским.

— Кузьма Данилович, соседние деревни не грабили в последнее время? — спросил Милонег.

— Насколько знаю — нет, тихо было. И надо же такому случиться, именно в нашу нагрянули! А разбойников мы схоронили, рядом с лесом большую яму вырыли. Свои, обмытые лежат, под образами, завтра похороним на погосте.

Большак встал, слегка пошатнувшись, поднял ковш, гомон немного стих.

— Хочу выпить за дружинных! Не дали татям уйти с полоном, да с добром нашим. И какие молодцы! Какой начальник у них! Одиннадцать врагов положили, а у самих все живы. Вот так, с умением, да с умной головой и надо земли наши оборонять.

— Вы тоже не лыком шиты, оборонили свои дома. Не бросились наутёк, не позволили ватажникам разгуляться. Но если бы отряд их из опытных ратников состоял, малой кровью мы бы не обошлись. Милонег сделал ещё пару глотков хмельного напитка.

После некоторого затишья разговоры продолжились. Как обычно, в больших компаниях, возникло несколько очагов общения, гомон усиливался, часть людей покинули застолье — отправились по своим домам. Милонег встал из-за стола, приказал Лузге сменить Щена на посту и подсел к Илоне. Взгляды их встретились, теперь уже совсем близко, лицом к лицу.

— Вечереет, солнце опять окунулось в литовские леса, прям как пять дней назад. Я очень часто вспоминал тебя.

— А я тебя, да ты и сам об этом знаешь. Чувствовал ведь?

— Было такое. Хотя чувствование у ведьм более развито, — Милонег улыбнулся.

— Смотри-ка, за нами усиленно наблюдают несколько пар девичьих глаз, не боишься сглаза?

— Сами пусть боятся! Если наглеть начнут, я спуску не дам!

— Ооо… можешь за себя постоять, при надобности.

— Да вот не смогла сегодня.

— Сегодня не всем повезло — после довольно длительной паузы промолвил Милонег. Его всё ещё раздирало чувство обиды на судьбу.

— Защитники твои не сразу нашлись.

— Если бы вы не нашлись, вообще не представляю, что бы со мною было…

Его рука легла на её руку.

— И не представляй, теперь всё как надо. Ну что, поедем, провожу тебя до дома?

— Да, скоро уж спать будут все ложиться. Поехали.

— Хозяин нам баню истопить обещал. Сегодня кровь, и грязь, и пот, и следы дыхания смерти смыть с себя надо. Да и с душами убиенных пообщаться…

— Мама тоже банный день устроит сегодня… Как пообщаться?

— Поговорить. Рядом с огнём. Без злости. Отпустить и попросить, чтобы они отпустили. А потом водой смыть с себя ненужное.

По хорошо знакомой уже дороге парочка вскоре подъехала к дому Илоны. Баня действительно уже растапливалась, а вот собачьего лая не было слышно — убили Дружка ватажники этим утром.

— Кажется отец с охоты вернулся.

— Может завтра ещё сможем встретиться, а следующий поход не раньше чем через месяц будет, видимо.

Милонег соскочил с коня и подошёл, чтобы помочь спешиться Илоне, которая, перекинув одну ногу через седло, съехала в его объятия. Они прижались друг к другу и застыли, словно пытались растянуть время, оставшееся до расставания.

— Ты в Новгороде давно не была?

— Больше года уже. Может этим летом поеду с родителем туда, на Торговую сторону. Там, на Славенском конце, родня отцова живёт.

— Передай через любого встречного дружинника, что ты в городе.

— Хорошо, передам…

— Завтра с первыми петухами встанешь?

— Я бы с пятыми проснулась, но дела по хозяйству…

Руки Милонега покинули талию девушки и, проникнув под пряди волос, нежно легли на её виски. Илона, закрыв глаза, слилась со своим возлюбленным в долгом поцелуе.

— Люблю тебя!

— Я тебя люблю!

— Пора мне. Ждать будешь?

— Буду. Только приезжай.

Милонег вскочил на коня, лихо развернул его, набирая скорость по расходящейся вокруг Илоны спирали, крикнул: Приеду! — и понёсся к своим сослуживцам.

 

Глава 11

Влад, лёжа на диване, проматывал повторно увиденное, как киноленту в своей голове.

— Илона и Инга — одна и та же душа, воплотившаяся в разных телах и веках — уверен на все сто, к гадалке не ходи. И, надо заметить, душа старается выбирать себе тела в своём стиле, во многом похожие друг на друга. Ну и уроки, которые надо усвоить, в принципе — те же.

В который раз Влад сравнивал себя с тем средневековым Милонегом. В то время он был жёстче и жизнь человеческая ценилась тогда намного дешевле, но любовь, тем не менее, у людей вспыхивала не так уж редко. Взаимоотношения среди русских, по сути, мало изменений претерпели, несмотря на семь прошедших веков. Совесть — это состояние души, помнящей изначальные, истинные ценности, оно в нашей крови издавна пребывает. Молодёжь отчаянно пыталась плевать на смерть, да и пожилые были легки на подъём, если требовалось послужить и оборонить. Хотя по современным меркам, сорокалетние выглядят совсем не такими потрёпанными, как в средние века. В те времена возраст «за сорок» считался вхождением в старость. Князья, и те редко преодолевали пятидесятилетний рубеж.

— Любомир, сколько тебе лет было при нашей первой встрече? — Влад затих в ожидании ответа…

— А на сколько выглядел? — Волхв проявился не сразу, вкрадчиво, как из тумана.

— Нуу… лет на пятьдесят пять, наверное.

— На двадцать три года больше — лицо Любомира украсила добрая, слегка ироничная улыбка.

— Ваууу… и это не в наше время, а семьсот лет назад, в глухих лесах, без душа, режима питания и ритмичного прохождения флюорографии? Увидев тебя, ведущие телепрограмм об одобренном медициной образе жизни, впали бы в ступор.

— Медицина взвалила на себя слишком многое, но не хочет отвечать и за половину содеянного. Она не знает основного — что даёт возможность этим биологическим телам жить, чувствовать, мыслить, любить. Энергии, полученной от съеденного куска мяса или хлеба, явно недостаточно для фонтанирования жизни, особенно молодой. Я имею в виду медицину интеллектуальную, пришедшую с Запада, для которой люди — те же серийно изготовленные механизмы. Какие у них могут быть скрытые энергетические центры? Какие проблемы принесли они из своих прошлых жизней? Почему у кого-то «завод» кончается быстро, а у кого-то хватает на век?

— Знать конструкцию механизма, но не знать, кем и как он управляется, — это по-нашему.

— Они знают лишь то, что можно увидеть, пощупать, разрезать и сшить. Врач, целитель — испокон веков одно из самых уважаемых призваний. Во что оно превратилось в вашем обществе сейчас? В узкоспециальную профессию. В способ добывания корма.

— Общество неадекватно оценивает труд своих членов, — Влад криво улыбнулся.

— Управляющие этого общества не дают большинству… оценивать объективно. Социальное расслоение общества в существующей цивилизации опять доведено до предела.

— Опять войны-революции на пороге?

— По многим пророчествам — да. Однако будущее не имеет жёсткой формы. Оно не высечено в камне, но имеет множество версий, одна из которых и проявится в этой реальности.

— Я заметил, что многие предсказания, данные знаменитыми пророками и медиумами для наших времён, не сбываются пока, будто тормозятся кем-то.

— Есть такое. Человечество засиделось на своей ступени… развития. Пришло время шагнуть или вбок, чтобы скатиться, или вверх, чтобы вознестись в более высокую реальность. Как минимум две предыдущие земные цивилизации скатились вниз.

— Лемурийцы и атланты…

— Они.

— А знаешь, Любомир, что-то мне подсказывает — сможем, на этот раз.

— Да я и сам в это верю всей душой. И мы должны не только сами полететь, но и другим пример показать.

— Взойти в более высокую реальность — это значит расширить своё сознание… конечно, информированность растёт с каждым годом, но и привязанность к материальному, к удовольствиям и современным цацкам — тоже. Для того чтобы значительная часть человечества расширила своё сознание, кто-то свыше, должен организовать крушение людских надежд на спокойную, комфортную жизнь в кредит.

— Верно, без этого большинство не пробудить.

— Значит, впереди глобальные катаклизмы и катастрофы, о чём были предсказания провидцев. Так почему они задерживаются?

Любомир теперь уже совсем серьёзно посмотрел в глаза Владу.

— Состав игроков постоянно меняется… видимо, уходящих заменяют более перспективные… более безбашенные, в некотором смысле. Когда Верхние почувствуют перевес светлых над тёмными, не численно — качественно, тогда и прозвучит труба небесная. Вот тогда и начнётся крушение старых ценностей, привязанностей и иллюзий. Под такой звездопад и может родиться новый мир, новая Земля.

— Я участвую, — Влад закрыл глаза и счастливо улыбнулся. — Знаю, что всем будет не сладко, но оно того стоит. Те, кто готовы — воспарят над грубой материей, те, кто нет — перейдут в новый мир через смерть тела… но перейдут ведь.

— Все люди были бы законченными храбрецами, если б знали наверняка, что бессмертны и… не судимы, в принципе. Им просто не хватает воображения и обычной логики — как может Бог-Любовь судить души-искорки, отлетевшие от Него, от вечного Света, в глухие, тёмные уголки мироздания? Если осудит их, значит осудит и Себя… и перестанет быть Совершенным. В следующее мгновение мироздание начнёт разваливаться.

— Но ад, в каком-то виде и где-то, существует ведь?

— Несомненно. Те души, которые жили на этом свете и мешали это делать другим, сами подсознательно чувствовали, что удалялись от совершенства… Они верят в расплату за прегрешения и получают её сполна. Но заметь, это не Бог наказывает их, это они сами творят над собою суд и получают воздаяние… не вечное, конечно же.

— Естественно, как может быть вечным нечто локальное в этой Вселенной, если она сама не является вечной. Да и вообще, трудно представить, как сгусток разумного Света — душа, навечно обездвиживается и лишается свободы выбора, то есть умертвляется, практически. И всё из-за того, что она не соблюла некие правила поведения, о которых возможно и не догадывалась.

— Фанаты от религии могут представить то, что невозможно в принципе. Души состоят из той же энергии, из которой первоначально всё и произошло, из энергии Бога. Из того же Света. Страшный суд — наказание Богом самого себя… это тот случай, когда богатая фантазия очень далеко уводит от истины.

 

Глава 12

— Любомир, скажи, на Земле существуют разумные цивилизации параллельные нашей?

— Да, и не одна. Есть очень древние, как местные, так и пришлые, разумно-чувственные и рационально-интеллектуальные, живущие под землёй и под водой, а также и на поверхности планеты, но в другом пространственно-временном измерении. Последние, живут на тех же континентах что и мы, правда флора, фауна, водоёмы и атмосфера заметно отличаются от наших. У них более тонкоматериальные тела, более широкое сознание, значит и более высокий уровень собственных вибраций — это позволяет им жить в более высоком измерении. Мы проходим сквозь друг друга и даже не замечаем этого.

— А почему иногда некоторым людям удаётся заглянуть в тот параллельный мир?

— Всё дело в сознании. Оно определяет то, каким мы видим окружающий мир. Чем шире и объективнее человеческое сознание, тем более высокие уровни существования оно способно увидеть, особенно, если знает, куда и зачем хочет попасть. Для обитателей более высокого измерения, наоборот, — необходимо понизить частоту собственных вибраций, чтобы окунуться в человеческую цивилизацию, изучить её изнутри. В этом одна из опасностей для путешествующих по пространственно-временным этажам Мироздания — постепенная деградация собственного сознания. Представители даже самых продвинутых инопланетных цивилизаций, проявляясь на нашем плане бытия, опасаются подхватить «вирус» нашего ментального состояния, мироощущения.

— Ну, это касается в большей или меньшей степени всех людей, получающих опыт на нашей планете. Даже самые светлые души, приходившие на Землю и вселявшиеся в человеческие тела, становившиеся впоследствии Учителями и великими Пророками, иногда совершали ошибки, давали волю чувствам и нервам, а то и до преступлений доходило.

— Да, наш мир один из самых нижних, не легко приходится душам, окунувшимся в грубую материю…

— Любомир, на других планетах солнечной системы есть разумные цивилизации?

— На их трёхмерных версиях — нет… тех, которых хочешь встретить. В более высоких измерениях они существуют, и не только на планетах, но и на спутниках, и даже на Солнце, правда, это уже не цивилизация, а ангельская популяция.

— А те «боги», о которых говорится в земных легендах и мифах, которые жили с людьми бок о бок, и даже сожительствовали, они куда ушли? Как-то не верится, что они взяли, и вот так просто отказались от земельного надела, вращающегося по третьей орбите вокруг жёлтой звезды, да ещё и населённого наивными и терпеливыми аборигенами.

— Они хоть и не образцы для подражания, но всё же тоже растут духовно. Не быстро, но растут. Рептилоиды раньше питались земными плодами, выращенными людьми, теперь же они перешли в другую плотность существования, теперь и пища у них более тонкая.

— Наши чувства, эмоции, желания…

— Да. Только они не Бог, питаются не самыми высокими и тонкими нашими эмоциями.

— Тёмным нужны тёмные энергии, те, которые мы вырабатываем от боли, ненависти, страха.

— Верно! Правительства, президенты, режимы, которые содержат своих подданных в безнадёжности, унынии, страхе — работают на «тёмных».

— Не вечно же нам быть донорами?

— Не вечно. Выход видишь в чём?

— Самим перейти в более тонкую реальность.

— Да. Скачок состояния сознания… у значительной части землян. Давненько такого планетарного выверта не было в этой области Млечного Пути. Только одиночкам удавалось вознестись в более высокий мир, не познав смерти.

— Вот тогда мы, младшенькие, волшебным образом «перерастём» кое-кого из своих нынешних опекунов.

— Возможно, только не хвались. — Волхв посмотрел на Влада с лёгким прищуром — «Чем похвалишься, без того и останешься». Они следят за тобой, и не только за тобой… за многими. Чтобы выключить тебя из схватки, у рептилоидов достаточно средств… хотя бы — состояние здоровья твоих близких и твоё¸ несчастные случаи, да просто стычки с неадекватами.

— Да я не хвалюсь, хотя бывает тяга к этому, просто распирает от ожидания счастливого конца этой пьесы, — лицо Влада и действительно выглядело довольным до одури, — все мои прошлые воплощения, опыт, риск, любовь, приключения сложились и позволили быть в самой лучшей форме изо всех бывших в прошлом. Да и времена сейчас не такие тёмные, как ранее.

 

Глава 13

Рано утром разведчики покинули гостеприимную деревню и тихо проследовали мимо дома на опушке в сторону Новгорода.

— Видимо ещё спят его хозяева, — подумал десятник.

Теперь отряд стал менее маневренным — пленник и пять трофейных лошадей не добавляли прыти, однако на ближних новгородских рубежах было намного спокойнее. После ещё одной ночёвки Милонег со своим отрядом уже въезжал в расположение дружины. Спешившись, молодые дружинники разминали ноги-поясницы, а их десятник, прихватив с собой пленника, отправился на доклад к сотнику. Даниил, непосредственный начальник Милонега, ещё не разменявший третий десяток статный, сильный муж с аккуратной небольшой бородой и усами, внимательно выслушал рассказ, обнял разведчика и приказал отдыхать всему отряду.

— Завтра, наверное, князь тебя позовёт к себе с докладом. А пока езжай домой, в баньке попарься.

— Это кстати будет, пока не завшивел, — пошутил Милонег.

— Вот и расслабься, но в меру, — сотник улыбнулся во все тридцать два зуба, а гридням приказал: Давайте-ка сюда этого груздя, кивнув на пленника, — поговорим-послушаем.

Милонег вернулся к своим.

— Щен, Лузга, остаётесь сегодня в лагере, лошади под вашим надзором, завтра их на рынке продадим. Как рассветёт, встречаемся здесь, — обратился к остальным.

— Красота! В баньку и медка! — Змей не сдержал радости, — до завтра!

— До встречи!

Милонег оглядел своих ребят, пришпорил Буяна и отправился к отчему дому.

Столица Новгородской республики выглядела богатой и ухоженной — деревянные мостовые и тротуары, бесконечные лавки, торговые дворы с двухэтажными боярскими и купеческими домами, лоточники, мастерские, харчевни, церкви и часовенки… По количеству населения Господин Великий Новгород был одним из крупнейших в Европе городов, а по благосостоянию горожан, поголовной грамотности, социальной защите мало кто мог с ним поспорить, как и по демократическим порядкам. Проезжая по знакомым с детства улицам, десятник поймал себя на мысли: это лучший в мире город, мой город, скучаю по нему даже после недолгой разлуки.

Ритмичный стук копыт по деревянному настилу чем-то напомнил Владу перестук колёс в метрополитене — у мегаполисов в разные времена были свои приятные мелочи, милые и притягательные. Они скрашивали жизнь тем, кто вынужден ежедневно существовать и конкурировать в многочисленном людском сообществе. Влад жадно впитывал жизнь средневекового города органами чувств Милонега, в его душе всколыхнулась память прошлых воплощений, сладко заныло что-то в груди от давно забытых запахов, образов, звуков. У десятника же опять возникло ощущение «вне себя» — будто наблюдаешь за своим телом не изнутри, а как бы немного со стороны. Резко помотав головой из стороны в сторону, Милонег вошёл в своё обычное состояние.

— Притомился я что ли? Вот и отчий дом, отдохну, расслаблюсь, отосплюсь.

Обняв мать и отца, брата, погладив по голове младшую сестрицу, он вдохнул запах родного дома, отведал свежеиспечённого хлеба с кашей, жареными грибами, запивая домашним пивом. Поговорив с родными, услышав последние новости, он ощутил приятную истому.

— До вечерней бани надо поспать. Всё! Я дома! Можно расслабиться, заснуть, сбросив кольчугу и одежду, не беспокоясь о внезапном нападении или других неприятностях, просто безмятежно спать, улыбаясь во сне.

И действительно, забравшись на чердак, Милонег тут же начал проваливаться в сон, вдыхая аромат свежего сена. Из подсознания всплыл образ Илоны, сначала загадочно-завораживающий, весёлый, потом постепенно ставший трогательно-печальным. Мир полуяви был цветным, но тихим — ни слов, ни звуков никаких. Её большие серые глаза начали постепенно расплываться, превращаясь в зелёные… волхва. Взгляд пристальный, уверенный, но с тем лёгким прищуром, который сопутствует доброжелательной улыбке. Милонег сразу же узнал своего лесного знакомца и через несколько минут замешательства спросил внутренним голосом:

— Любомир, ты был женат?

— Был, в юности далёкой.

— Любил её сильно? Что потом случилось?

— Любил всей душой. Она умерла во время родов, вместе с дитём. Никто не мог её мне заменить, и тогда я ушёл в лес, к двум волхвам на обучение.

— Я тоже был влюблён. Дважды уже. В первый раз всё хорошо начиналось, но кончилось через три года тривиально. Не хочу, чтобы всё повторилось.

— Обманула? Променяла?

— Вот когда мы влюбляемся в дев, мы же их боготворим. Они нам представляются утончёнными, красивыми, чувственными совершенствами, но на деле, за ангельской внешностью часто прячется корыстное и хитрое существо, для которого не существует таких понятий как честь, верность, справедливость.

— А что ты хотел? Она слаба, ей выживать надо! Ей спрятаться за кого-то посильнее да побогаче, хочется. И детей потом растить спокойно и самой в достатке жить до старости. Где приголубили и согрели, там и родина.

— Вот потому и приглядывают отец да братья за такими девками ушлыми до самой свадьбы. Если не досмотрят — пиши пропала… разбалуется в поисках лучшего так, что потом никто замуж не возьмёт.

— И такое бывает на каждом шагу, особенно в глухих деревнях. Там все про всех знают, и попов нет. Тебя-то сейчас червь сомнений гложет?

— Гложет. И люблю, и боюсь, что повторится та же история. Сердце говорит одно, голова — другое. Не девственница, но ведёт себя как принцесса по крови. Самое интересное в том, что я готов на всё закрыть глаза, лишь бы видеть её, прикасаться к ней, слышать её голос.

— Ну, всё ясно, помешан, — волхв широко улыбнулся, демонстрируя два ряда здоровых зубов, похоже, без ведьмовской силы тут не обошлось.

— Ха-ха, согласен! Я с самого начала об этом и подумал. Но мне нравится эта её сила.

— Тогда прими такой, какая есть, но не давай ей сильно распоясаться, — Любомир весело подмигнул Милонегу, после чего тот окончательно провалился в сон.

 

Глава 14

Сознание Влада катапультировалось из тринадцатого века в двадцатый, на прифронтовой аэродром, в блиндаж, где слегка коптящий импровизированный светильник — фитиль, зажатый в сплющенной гильзе от зенитной пушки, создавал некий уют. Дописав письмо другу, с которым совсем недавно окончили Балашовскую авиашколу пилотов, младший лейтенант сложил его в треугольник, взял такой же, написанный ранее матери, и отправился к связистам.

— Миха, отнеси и мои, — попросил полусонный сосед по койке Вовка Швед.

— Ладно, давай. Ты ночью-то сможешь заснуть? — Михаил прибыл с ним на фронт из запасного авиаполка, — будешь сидеть как филин и бдить?

— Смогу, я ещё не полностью отоспался. Только завтра нам уже не дадут такой возможности…

— Да, сегодня первой эскадрильи досталось — два экипажа сбиты над целью, три штурмовика еле дотянули до базы. Завтра у нас первый боевой вылет, — подумал Михаил, — хорошо, хоть освоиться успели, целый месяц — учебные полёты, изучение карт района боевых действий… 43-й не 41-й год, людей беречь начали.

Отдав письма и навестив в казарме своего стрелка-радиста Витьку, он, в конце концов, оказался у входа в палатку медпункта.

— Можно войти? — спросил младший лейтенант, отодвинув в сторону брезентовый полог.

— Войдите! — ответила миловидная, молоденькая, светло-русая медсестра с погонами младшего сержанта.

— Юль, одна что ли?

— Одна, Миш. Дежурство уже закончилось почти.

Он подошёл, пальцами слегка поправил ей чёлку и заглянул в голубые глаза.

— Я соскучился, — обнял, притянул к себе и начал целовать её в губы.

После первого поцелуя Юля немного отодвинулась и с прищуром спросила — Товарищ младший лейтенант, нас же могут рассекретить, что тогда делать будем?

— По-моему, все самые любопытные нас уже рассекретили, — улыбнулся Михаил.

— Завтра боевой?

— Да. Погуляем до опушки?

— Сейчас сдам медпункт, забегу в свою палатку и пойдём.

— Ладно, буду ждать тебя за окопами.

Влад всё никак не мог увидеть Михаила со стороны, только руки-ноги-тело в гимнастёрке — его же глазами. Тонкая кость, поджарый, рост выше среднего, всё как и прежде.

— Моя предыдущая жизнь. Короткая. Не более семнадцати лет прошло до следующего воплощения, до моего последнего-нынешнего дня рождения. После Второй мировой войны процесс реинкарнации ускорился, население Земли стало резко увеличиваться. Интересно, возлюбленная — знакомая уже душа или из новой труппы? Всё ещё жива, или давно сменила тело? Скорее всего, я уже пересекался с ней в новом обличии в этой, текущей жизни. Интуиция подсказывает — Юлька не стала бы держаться за жизнь в совершенно дряхлом состоянии. Вот и она. Идёт ей военная форма. Ушитая по бокам гимнастёрка, как и юбка, укороченная до уровня «выше колен», подчёркивали все достоинства её стройной фигурки.

Парочка направилась к ближайшему леску, держась в метре друг от друга, чтобы не возбуждать чрезмерную любознательность у случайных наблюдателей.

— Юлька, месяц — как год… как будто давно, очень давно тебя знаю. Так много в него вместилось.

— Я как будто сто лет тебя знаю! Ты перевернул мир, который меня окружал. Всё стало по-другому. И ещё…

— Что?

— Тебе удалось то, что не удавалось ещё никому. С тобой я себя почувствовала Женщиной. Той, которую любят, желают и берегут…

— Без которой уже не могут. Я так соскучился!

Оказавшись под защитой листвы, двое просто обезумели — объятия до боли, поцелуи долгие как вечность, и чувство провала в другую реальность. Кажется всё, что в тебе есть, всё понимание, всё чувствование концентрируется на губах. Ими ты соприкасаешься с другой вселенной, и вот уже начинается познание высших истин, того, что досталось нам от богов, от правильных богов древности — познание интуитивное, нелогическое, чувственное. Счастье — это просто, оно очень просто, если готов к нему. Вы рядом, ощущаете упругие тела друг друга, вы пьянеете от их близости, от запахов, от слов, лёгких прикосновений.

— Она — моя! Она — лучшая! Обожаю её! Она, возможно, уступает эталонам женской красоты, но если в её глазах бегают счастливые искорки, а улыбка не покидает лица — нет женщины более красивой! Так и есть. И это — истина. Я познал её, и я познал эту истину, как одну из маленьких божественных тайн.

Гимнастёрка, одетая на голое тело, обтягивала его весьма беззастенчиво, явственно обозначая соски и небольшие упругие груди своей владелицы. Влад как будто своими руками раздвинул светлые пряди волос любимой Михаила — те рассыпались по погонам.

Пальцы нервно путались в верхних пуговицах её обмундирования. Юлька сама расстегнула ремень, который упал ей под ноги. Из-под казённой одежды цвета хаки как ослепительно белый цветок лотоса выглянула девичья грудь.

— О боги, как же ты прекрасна! — снятая гимнастёрка упала на траву, вслед за ней последовала его лётная кожанка, образовав собою их ложе…

Они никак не могли насытиться друг другом, словно хотели бросить вызов войне, разлуке и смерти. Вот оно — счастье, сейчас есть, а завтра его может уже не быть. Так просто и буднично весь их общий мир может рухнуть по щелчку пальцев Судьбы.

— Нет, так просто с нами не получится! Все наши эмоции, желания, мечты — как взрыв сверхновой звезды. Такое событие впечатывается в хроники Земли навечно, оно дарит свою энергию всем присутствующим, из него строятся тонкие миры, пока неведомые нам. Даже если смерть разлучит нас, то ненадолго. В следующей жизни мы опять отыщем друг друга. Смерть — это лишь переодевание. Правда, в новом теле бывает нелегко узнать любимых и друзей из прошлого воплощения, но выбор-то у нас всё равно не богат.

Их взгляды встретились, словно вцепились друг в друга. Он тонул в её голубых, она в его зелёных глазах, и у обоих они светились изнутри каким-то магическим светом. Не оторваться, не отвести взгляда, будто пили друг друга… одурманенные любовью.

— Вот только почему время несётся как пикирующий бомбардировщик, когда нам хорошо, когда мы растворяемся в счастье? И как же тянется в его ожидании… будто пешком еле-еле идёт.

Юля надела гимнастёрку, и теперь они лежали на спине и смотрели на небо. Облака, плывущие по небесной сини, частично перекрываемые кронами деревьев, создавали ощущение вечного, никем не контролируемого движения. Влюблёнными овладело умиротворение, тихое счастье — блаженство, будто и нет никакой войны, будто не покидают эту землю каждый день тысячи душ.

— Куда вас завтра бросят, Миш?

— На узловую станцию пойдём двумя эскадрильями, перед началом наступления надо перепахать её как можно качественнее. Сначала бомбёры отработают с большой высоты, а потом мы начнём утюжить с малой, этот растревоженный улей.

— Фрицы вас «чумой» называют.

— В люфтваффе Ил-2 и «железным Густавом» кличут, а в пехоте «мясником», зато для нашей пехоты он самый любимый. Машина конечно грозная, но, несмотря на бронирование, потерь у штурмовиков всегда больше — на малых высотах по ним палят все кому не лень, да и истребители знают некоторые слабые стороны самолёта. В общем — «прощай родина».

— Комэск твой уже второй год на них летает, да и командир звена — больше года.

— Даа, кроме лётного мастерства нам нужен и профессиональный ангел-хранитель, — Михаил рассмеялся, — буду верить в него.

— А в меня? Кто тебя будет ждать больше всех?

— В тебя — до последнего. Без тебя мир не был бы таким прекрасным! Ты самая лучшая из женщин!

— А ты из мужчин! Единственный мой!

После долгих объятий и поцелуев парочка вернулась в расположение части, когда солнце уже закатилось за горизонт, но небо и облака всё ещё краснели от увиденного.

 

Глава 15

В шесть часов утра подъём для всего лётного, технического и обслуживающего состава. После завтрака командир полка на построении огласил боевой приказ:

— Первой и второй эскадрильи участвовать в нанесении бомбово-штурмового удара по железнодорожной станции. Началась одна из крупнейших битв Великой Отечественной войны. Немецкие танковые армии пошли в наступление, пытаясь прогрызть наши оборонительные порядки и окружить более десяти советских армий. Пока истребители будут бороться за господство в воздухе, наша задача — как можно более эффективно бороться с бронированной техникой, особенно с новыми тяжёлыми фашистскими танками. В районе узловой станции разведка обнаружила большое скопление вражеской техники, пехоты и вагонов с боеприпасами. Работаем с высоты 500 метров, после первого захода встаём в круг и долбим фрицев… пока шерсть клочьями с них не полетит. Командирам звеньев уточнить конкретную боевую задачу подчинённым, через двадцать минут взлетаем попарно по зелёной ракете. Разойдись!

Услышав от своего командира звена порядок взлёта и построения в воздухе, а также пожелание — не отстать от ведущего, Михаил со своим стрелком поспешил к самолёту.

— Витёк, значит так: кроме верхней полусферы не забывай по бокам смотреть — мессеры любят с этого ракурса нас атаковать. Если что, кричи, в какую сторону подвернуть, для твоей удачной очереди. И ещё, патроны береги, на выходе из пикирования по пехоте не пали, по зенитчикам — можно.

— Слушаюсь, товарищ младший лейтенант!

Подошли к технику самолёта, который коротко им козырнул и доложил о готовности машины к вылету. Михаил обошёл штурмовик по кругу и, завершая обязательный предполётный осмотр, спросил:

— Макарыч, топлива под пробки залил?

— Под пробки. Заряжен и залит на все сто, — ответил техник, двадцатилетний белобрысый Славка Макаров.

— Тогда загружаемся в ероплан.

— Удачи вам, ребята!

— Не расслабляйся тут, мы можем и вернуться, — пошутил командир экипажа.

Заняв место в кабине и запустив двигатель, лётчики начинают жить другой жизнью: все мысли, которые атаковали голову ещё совсем недавно, отброшены, всё внимание обращено на управление, ориентирование, выдерживание дистанции и работу с арматурой кабины. Тысяча шестьсот лошадиных сил, вращая воздушный винт, как бы создают субстанцию, по которой летит самолёт. Это уже не невидимый и почти неощущаемый воздух, — это плотная, тугая среда, на которую можно опереться крыльями, пустить «вожжи» — белые полоски с концов крыльев при резком маневрировании. По мощному телу штурмовика пробегает дрожь, ему не терпится оторваться от земли, оказаться в своей стихии, отдаться скорости. После того, как в небе вспыхнула зелёная ракета, самолёты парами начали выруливать на взлётную полосу и взлетать с минимальными интервалами. Следуя за ведущим, Михаил занял исполнительный старт, увидев, что тот начал разбег, тоже дал двигателю полные обороты и через минуту уже был в воздухе. На взлётном режиме пара быстро догнала формирующийся строй самолётов и заняла в нём своё место. Новички со своими ведущими летели в середине боевых порядков: так безопаснее и во время атаки цели, и при нападении сзади истребителей. Более опытные «старики» знали, откуда ждать неприятности и как лучше с ними справляться.

— Витька, как там сзади? Вторая эскадрилья пристроилась за нами?

— Ага, идут за нами левым пеленгом.

Под крылом проносились поля с небольшими перелесками, оврагами и мелкими речками. С небольшой высоты земля выглядит особенно красиво: различимы даже мелкие детали пейзажа, а вот всякая грязь и мусор как будто исчезают с её лица. Вслед за командиром вся группа штурмовиков снизилась, и на бреющем полёте пересекла линию фронта. За бортом проносились окопы, пушки, танки, виднелись взрывы, но открыть зенитный огонь по самолётам немцы не успели. Через пять минут строй Ил-2 опять занял высоту шестьсот метров, чтобы оглядеться и свериться с картой, не сбились ли с курса. Штурман полка не зря ест свой хлеб — через десять минут полёта и разворота почти на 180 градусов, строй подошёл к цели с тыла. Внизу земля пестрела свежими воронками от бомб, буквально пять минут назад по станции отработали наши пикирующие бомбардировщики, в воздухе ещё висела пыльная пелена. В небе начали вспыхивать маленькие белые облачка, как созревшие головки одуванчиков, они раскрывались всё ближе к самолётам полка. Через минуту начали появляться и большие чёрные шапки — разрывы от крупнокалиберных снарядов немецкой противовоздушной обороны. От близких разрывов самолёты потряхивало, кого-то осыпало осколками — в обшивке появлялись первые рваные отметины.

— Вот и началось, — Михаил сузил глаза, всматриваясь во мглу внизу по левому борту. Закрывая створки радиатора охлаждения и снимая с предохранителя системы вооружения, крикнул по переговорному устройству: Витёк, будь начеку, сейчас зайдём с левого разворота.

— Понял, командир. Нервничаю как гимназистка перед первым балом, — сострил стрелок.

Самолёт ведущего, лейтенанта Петра Истомина, начал разворачиваться вслед за командиром эскадрильи, Михаил повторил манёвр и, с небольшим снижением, нацелил нос самолёта на железнодорожный состав, пытающийся на всех парах покинуть территорию станции. Под крыльями впереди идущих штурмовиков возникли вспышки от стартующих неуправляемых ракет, которые с дымным следом понеслись к земле. Михаил дал короткую очередь из пулемётов, чтобы по трассирующим понять, какие ввести поправки для стрельбы из пушек. На путях уже рвались ракеты и бомбы, кромсая вагоны, людей и технику.

— Получите, распишитесь! — четыре реактивных снаряда ушли из-под крыльев в поиске своих неудачников. Самолёт Истомина уже начал набор высоты после атаки, а его ведомый подзадержался, найдя себе новую цель. Михаил краем глаза увидел, как по ведущему группы и следующим за ним штурмовикам ведёт огонь автоматическая зенитная пушка, окопавшаяся чуть поодаль от железнодорожных складов. Довернув вправо, он выпустил по её расчёту длинную пулемётную очередь — «эрликон» замолчал.

— Теперь пора и ведущего догонять.

Михаил двинул рычаг управления двигателем вперёд до упора, выходя на взлётный режим. Набирая высоту, почувствовал небольшие толчки, передававшиеся ему по телу самолёта.

— Проснулись фрицы — на крыльях, элеронах появилось несколько отверстий, пару раз пули высекли искру, попав в бронекорпус кабины. Трассеры пулемётных очередей то шли параллельно, то смыкались на выходящем из атаки штурмовике. Сзади заработал пулемёт Витька.

— Что там у тебя?

— Всё хорошо, прекрасная маркиза! Пришлось ответить, обнаглели клиенты.

— Ну-ну, держи хвост пистолетом, сейчас второй заход делать будем.

Михаил догнал ведущего и занял своё место. Теперь уже строй штурмовиков представлял собою замкнутый круг, пара следовала за парой, атакуя цель, готовая прикрыть огнём соседнюю. Гвалт в эфире усилился до предела — команды, мат, обращение по именам, а не позывным, восклицания, кого-то из наших уже подбили…

— Мишка, заходим, ты в норме?

— Пока да, Петь, заходим!

— Давай по складам, по тупикам их пройдёмся.

— Там «эрликон» был, видел?

— Видел, молодец, что подавил.

От самолёта ведущего отделилась пара стокилограммовых бомб, Михаил тут же сбросил и свою пару, пикируя под небольшим углом. Иловский прицел на таких высотах и углах пикирования был бесполезен, приходилось уповать на опыт «стариков». Прошив парой пушечных очередей два складских помещения, опять добавил газа и вслед за ведущим пошёл в набор высоты. Тут же почувствовал удар по правой плоскости, будто оглоблей кто саданул по крылу снизу. Скосив глаза, увидел большую дыру со рваными краями, самолёт стало сильно кренить вправо. Добавив двигателю оборотов, Михаил выровнял свой Ил-2 и доложил:

— Петь, нас подбили, правое крыло изуродовали.

— Дотянешь до линии фронта?

— Посмотрим.

Тут в радиообмен вмешался командир эскадрильи: Полста пятый, топайте домой с полста шестым, мы вас догоним.

— Десятый, понял, уходим домой, — Пётр пропустил вперёд своего ведомого, пристроился справа, глядя на крыло, покачал головой.

— Миха, добавляй обороты, и снижаемся до ста метров, через линию фронта надо проскочить с ветерком!

— Понял, Петь, поехали! По внутрисамолётной связи обратился к своему стрелку:

— Витёк, ты живой там? Чё притих?

— Да вот дырочку рассматриваю в плече… не знаю, падать в обморок, или уж после посадки?

— Что, большая? Кровь остановил?

— Ага, заткнул пилоткой.

— Ты держись, нам до дома минут десять ещё ковылять.

— Ладно, по пути всё равно не высадишь, подержимся.

Пока дошли до своего аэродрома, у Михаила уже затекли руки от постоянного давления на ручку управления, компенсирующего кренящий момент. Сел первым, вполне пристойно, на все три точки, ведущий прикрывал заход. Пока заруливал на свою стоянку, подоспела полуторка с врачом — руководитель полётов по радио был оповещён о ранении стрелка. Выбравшись из кабины, помог Витьке покинуть своё рабочее место, проведя по крылу и передав в руки Макарычу и врачихе Валентине Степановне. Влад, находясь в теле Михаила, ощутил в полной мере его усталость и опустошённость:

— Не лёгок ваш труд, воздушные рабочие войны, теперь я знаю, откуда у меня эта эйфория от запаха авиационного бензина и от мощного, утробного звука работающего на пределе двигателя.

 

Глава 16

— Крови потерял не мало, но кости-артерии не перебиты, жить будешь, — изрекла после осмотра и перевязки стрелка Валентина Степановна, женщина зрелая, лет под сорок, плотная, с короткой стрижкой и красными щеками.

— Ну вот, даже в обморок ляпнуться не дали. Ладно, давай выздоравливай, Витьк, набирайся сил, сегодня зайду к тебе в санчасть после ужина. Михаил подмигнул товарищу. Витя догадался, о чём было недосказано, и подмигнул в ответ.

Не успела полуторка с врачом и раненым доехать до санчасти, как к аэродрому подошли вернувшиеся с задания эскадрильи. Готовясь к посадке, они рассредоточились по большому кругу и наблюдали за заходом совершенно растерзанного Ил-2. Машина с бортовым номером 12 имела по большой дыре в каждом крыле и хвост, изодранный в клочья: на дырявом киле болталась лишь половинка руля поворота, рули высоты были в чуть лучшей форме. Двигатель натужно тащил, ставший плохообтекаемым и непослушным, самолёт.

— Исаев заходит, командир звена из второй эскадрильи. На брюхо будет садиться, шасси не выпустил, похоже гидросистема пуста, — комментировал Макарыч.

— Много ты знаешь, может он сам уже на грани, — Михаил снял шлемофон и провожал глазами самолёт до соприкосновения вращающегося винта с землёй. Полетевшие ошмётки дёрна, туча пыли и замолкший двигатель скользящего по траве штурмовика воспринимались как-то не реально. Наконец оцепенение наблюдавших посадку закончилось, и они всей толпой бросились к аварийному самолёту. Врач опять подъехала на дежурном грузовике без промедления. Исаева вытащили из кабины и, положив на медицинские носилки, погрузили в кузов автомобиля. Ранение в шею, большая кровопотеря, да ещё сильно травмировано лицо о приборную доску при посаде на брюхо. Его стрелка, изрешечённого пулями и осколками, без признаков жизни положили на дощатый пол рядом, и машина помчалась в санчасть. Техники уже подцепляли тросами к трактору подбитый Ил, чтобы побыстрее освободить посадочную полосу.

Итоги налёта: станция и находившиеся на её территории железнодорожные составы, склады и подразделения охраны уничтожены полностью или частично. Один наш экипаж сбит над целью, из трёх подбитых штурмовиков один восстановлению не подлежит. Трое погибших, пятеро раненых. На разборе полёта командир эскадрильи отметил отличившихся, недостатки и шероховатости при атаке станции, поздравил четверых лётчиков с первым боевым вылетом. Одного из них — Михаила — похвалил за своевременное подавление зенитного орудия немцев.

В этот день ещё дважды вылетали на штурмовку исправные, восьмёрка, а потом шестёрка самолётов. Михаил на время стал «безлошадным»: ремонт пострадавшего лонжерона крыла, обшивки, не обещал быть быстрым, к тому же и стрелок был на излечении. Во время обеда он принял боевые сто грамм, напряжение ушло, настроение поднялось. Всё, что касалось службы, было сделано, отчёт написан, теперь можно было и исчезнуть из поля зрения командиров. Выбрав подходящий момент, когда медицинскую палатку покинули все посетители, Михаил вошёл внутрь. Юлька, тихо пискнув, вскочила со стула и, подбежав, обняла возлюбленного. Он вдохнул запах её волос, ладони легли на её голову, придерживая её с боков и со стороны затылка, губы встретились с губами в долгом, неистовом поцелуе.

— Как же я тебя ждала!

— Как же я хотел к тебе вернуться!

— С боевым крещением! Как всё прошло?

— Как-то уже не верится в то, что несколько часов назад тысячи пуль и снарядов искали меня в небе, за сотню километров отсюда… будто в кино всё это видел.

Он продолжал крепко прижимать её к себе, обнимая за талию, будто две половинки одного целого, наконец, соединились. Недалеко от палатки послышались чьи-то голоса, Михаил отпустил любимую. Юля села на свой стул, поправила волосы, он присел на табурет, стоявший напротив.

— Витьку зацепило осколком, хорошо держался в первом боевом.

— Да, я слышала от Валентины. Слышала, что вас подбили. А когда её срочно вызвали встречать вас, у меня ноги подкосились. Слава Богу, ты жив и невредим.

— Юляш, налей немного спирта, обещал к Витьке зайти, поднять боевой дух товарищу по оружию.

Юля, улыбнувшись, отлила в стеклянный пузырёк сто граммов медицинского, разбавила его водой, один к одному и заткнула резиновой пробкой.

— Вот спасибо, красота моя! После ужина встречаемся там же?

— Да, как вчера, — в её глазах запрыгали сверкающие чёртики, — люблю тебя!

— А я тебя обожаю! — Михаил поцеловал Юлю в губы и, спрятав пузырёк в карман галифе, направился в палатку медсанчасти, стоявшую метрах в двадцати от медпункта.

Валентины Степановны в её импровизированном кабинете при входе не было. Михаил отодвинул брезентовую «дверь» и проник в палату. Только две из восьми коек были заняты пациентами: кроме Витьки здесь находился на излечении травмированный механик самолёта. Исаева повезли в прифронтовой госпиталь.

— Привет бойцам, увечным и немощным!

— И вам не хворать, товарищ младший лейтенант, — ответил механик.

— Вить, ну как самочувствие? Голова не кружится? — Михаил присел на соседнюю кровать.

— Да нет уже. Но крови в организме — недолив. Может хоть здесь откормят, — улыбнулся Витёк.

— А мы им поможем и отпоим чуток. Давай свою кружку, — Михаил отлил из пузырька половину содержимого, достал из кармана пару яблок, — это тебе на пополнение гемоглобина.

— Ну, с боевым крещением! С удачным возвращением и за скорейшее выздоровление!

Спирт после разбавления ещё не остыл, выпили тёплым, закусили яблоком.

— На вкус такая гадость, но, когда в животе жар начнётся и перейдёт теплом на всё тело, после чего оно расслабится, а настроение стремительно начнёт улучшаться, тогда хочется назвать его божественным элексиром!

— Верно. Иногда становится предметом первой необходимости… но только не перед боем, — ответил командир экипажа, — Храбрости добавляет, но реакцию и сообразительность ухудшает на порядок. Ладно, расслабиться тебе помог, отметили, теперь надо валить отсюда, пока Валя не появилась. Давай спи, восстанавливайся. И уже для обоих — Выздоравливайте парни!

Недалеко от медсанчасти он нарвал васильков и лютиков, поджидая любимую.

Юлька опять покоряла своей юной красотой, идя навстречу закатным лучам солнца к Михаилу.

— Ты прекраснаааа!

— В краску вгоняешь.

Мишка не удержался, обнял любимую, поднял, медленно закружил.

— Пусть видят, кто хочет! Я люблю тебя!

— А я тебя, дурачок! Пусть. Мне уже всё равно.

В этот вечер они любили друг друга с особой нежностью, и в то же время совсем уж неистово, будто в отместку железной действительности за переживания и страхи.

 

Глава 17

— Любомир, тебе часто доводилось сталкиваться с тёмной стороной Духа?

— Постоянно. Издавна.

Образ не фокусировался, плыл.

— Как-то не так проявляется волхв, — подумал Влад, — чувствуется опытная душа, но это не он.

— Кто ты?

— Тот, который наблюдает и направляет. Не пугайся.

— Ну, хоть на ангела ты не похож, пугаться я не намерен. Каким образом ты направляешь? — Я обеспечиваю выбор. Одно из основных прав мыслящих существ — это свобода воли, не так ли?

— Да, так. Это-основа наша. Без свободы воли человек уже не человек, а так, одомашненное млекопитающее…

— Так всегда было? Как думаешь?

— Судя по древним текстам, было время, когда в Эдеме был рай земной…

— Правильно. И не только на Земле был такой рай. Как минимум на половине всех обитаемых планет Млечного Пути. Те Творцы, которые создавали планеты в звёздных системах нашей галактики, желали добра своим подопечным — тем душам, которые вселялись в тела местных гуманоидов. Тепло, светло, не голодно — что ещё надо человеку для счастья?

— Любознательность свою чем-то утолить, — ответил Влад.

— Соображаешь, — ответил таинственный визави. — А для чего она, любознательность, нужна?

— Для того, чтобы знать, кто ты, откуда и куда идёшь. К кому…

— К Богу, значит? А если у тебя всё ровно, никаких проблем, работать не надо, корма бесплатного хватает, зачем куда-то брести?

— Хороший вопрос, — Влад улыбнулся, — действительно, в таких условиях ни на подвиги не тянет, ни на искусство, ни на похождения в поисках истины.

— В этой галактике, как и в других, время от времени происходит экзамен на мудрость и умение любить. Бог собирает созревшие души, как цветы, и пересаживает их в более подходящие условия. Думаю, ты уже догадался, с каких планет он собирает больший урожай?

— С тех, на которых есть свобода выбора… и совсем нетепличные условия.

— Да-да, именно с них. И с каких-то пор в эти условия начали помещать обитателей всех тех планет, которые раньше жили в раю трёхмерной реальности, слишком уж медленно они развивались.

— На Земле это произошло достаточно давно. Как только у первых людей развился интеллект, появился соблазн — познать, что есть добро и зло, разделить мир на «я»-«не-я», хорошее-плохое, моё-чужое, святое-бесовское…

— Однако, это шаг назад. От ощущения Единства со всем окружающим миром, дойти до его разделения на фрагменты.

— Пока не совершишь и не признаешь свои ошибки, не поднимешься над ними. Так, получается, ты из тех, кто сбивает людей с пути истинного? Ты из тех, кто служит Люциферу?

— Не забывай, Люцифер — Несущий Свет, высокая ангельская Сущность, «правая рука Бога». То, что в ваших легендах именуется его низвержением с Небес, всего лишь смена места работы, а работает он только на Единого.

— Значит и ты тоже — почти совершенство? — чуть прищурившись, спросил Влад.

— Когда-то я находился на более высоких небесах, но пришло время послужить на низких. Думаешь лёгкая ноша? Хотел бы попробовать? Хотя ничего такого злодейского мы не делаем, просто даём человеку шанс испробовать разные варианты деятельности. Обеспечиваем свободу волеизъявления. Как можно понять, что есть добро-зло, если не испытать их на деле?

— Я бы не хотел, конечно, играть на вашей стороне. Хотя понимаю, что разделение реальности на добро-зло является правдой лишь для низших миров, типа нашего. Позволь вопрос: раз вы здесь в некотором смысле совращаете людей, даёте им оступиться, значит и сами свою карму ухудшаете?

— Да, закон воздаяния и на нас распространяется. Нам тоже когда-нибудь придётся отрабатывать свои кармические долги. Но они лишь частично будут касаться нашей работы здесь. А какое основное отличие между душами находящимися на трёхмерных планетах от тех, которые живут на пятимерных?

— На трёхмерных, вроде нашей, практически у всех людей задвинута «заслонка» памяти о прошлых жизнях. Чтобы прошлый опыт не мешал прохождению необходимых в текущей жизни уроков.

— Да. А ещё чем?

— В трёхмерном мире люди не чувствуют, что Вселенная едина, что они являются клеточками тела Единого Бога.

— А из этого следует, что каждый человек здесь, любит себя намного больше всего остального. Пока не научится любить других, сопереживать, сострадать, в более высоких мирах он не поселится.

— Ты ведь не ангельская сущность, душевная?

— Я был когда-то ангелом но, в конце концов, рискнул пройти опыт воплощения, как и все наши. Люцифер привёл нас сюда с пятого неба. Я принадлежу к его Энергии, к его Духу-Сознанию. Конечно, было бы приятнее остаться в тонких мирах, наслаждаться постоянно звучащей музыкой верхних сфер, природой, жилищами, сотканными из Света, близостью к его Источнику… Мы, как и вы, решили стать первооткрывателями низших миров. Единому необходимо было проникнуть в грубую материю, исследовать её изнутри, познать все нюансы существования Духа в биологическом теле. Мы Его глаза и уши здесь, как и вы. А насчёт ангельского сознания не прельщайся. Оно конечно масштабное, но очень простое. Только побывав в человеческой шкуре, душа обретает многогранный опыт, интеллект и изощрённое сознание.

— И это изощрённое сознание должно без подсказок со стороны, при полностью стёртой памяти о себе, найти обратный путь к Творцу. Оно опять потеряет интеллект, хитрость, но станет воистину великим.

— Вот мы и ускоряем этот процесс восхождения вверх, домой, но уже с полученным опытом, с мудростью… а наше место со временем займут те белые-пушистые, для которых пока всё просто и ясно, как божий день.

— Так ты здесь как обычный человек присутствуешь? — спросил Влад.

— Ну, не совсем. Мы — люди обеспеченные, хотя в журналах про наши доходы, капиталы никогда никто не пишет. Мы управляем человеческой цивилизацией изнутри, тихо, ненавязчиво. Политика, религии, финансы, всё приведено в нужную нам форму и содержание. Да, мы любим себя больше всего остального, но ведь в каждом из людей присутствует Бог. Вот мы Ему в себе и служим, а когда придёт время собирать камни — будем собирать.

— Откровенно. Значит ты один из тайных правителей Земли?

— А с чего ты взял, что мы обманщики? На вопросы отвечаем прямо. Другое дело, если ты захотел ездить на такой же машине, что и я, жить в таком же особняке, иметь такую же женщину — это твоя зависть, твоя мечта и на что ты пойдёшь ради всего этого, только от тебя зависит.

— Как тебя зовут?

— Называй меня Виктором. Уж и не знаю, встретимся ли ещё, а сейчас мне надо исчезнуть.

Влад, приходя в себя, возвратился к некоторым фрагментам диалога и произнёс про себя: «Похоже на правду. Скорее всего, Любомир мне эту встречу организовал, по случаю».

— Угадал! Мы с Виктором общались, а тут ты наведался, — Любомир был явно в хорошем настроении, — кое в чём разобрался получше?

— Да, общение на пользу пошло. Всё в этом мире имеет свой цвет, свои оттенки, делить что-то только на белое-чёрное просто примитивно.

— Ну вот и ладно. Никто из них или нас не является противником Богу. Он дал всем нам возможность проявить себя в этом мире. Не важно в каком качестве. Ты волен делать всё что хочешь.

— А как же божьи заповеди?

— А ты уверен, что это именно Его заповеди распространяют попы-имамы-ламы по всей земле? Ведь правд много, считай у каждого своя. Заповеди, которые проповедуют религии, несомненно нужны любому государству для поддержания порядка, однако, когда одно государство напало на другое, ни один из жрецов не станет призывать «подставить и другую щёку». Один человек не вправе убить другого, а вот если сотни тысяч удумали такое сотворить с другими сотнями тысяч, тогда — пожалуйста!

— Так к чему же ты призываешь?

— К тому, что закон у Всевышнего только один — самовыражаться, любя и творя. Ты здесь, родной, чтобы стать богом, а для этого ты должен стать свободным и безграничным в своём мышлении. Забудь про земные законы и общепринятые рамки. Внутри тебя, в твоей душе есть полное понимание того, как и что делать. Можешь назвать это совестью. Вот когда твоя душа испробует себя во всех ролях, которые ей интересны, наберётся мудрости и заскучает, она уйдёт с этого плана на более высокий.

— Как говорили древние: «Во многой мудрости много печали; и, кто умножает познания, умножает скорбь».

— Скорбеть-то как раз не обязательно. Ты должен стремиться вести себя по-божески — жить в радости. Как сказал один более продвинутый древний: «Радость-это свобода бытия без страха и вины». Пока живёшь зажатый рамками общественного сознания, ты в рабстве. Вот Милонегу трудно жить по-божески — попробуй бросить вызов семье, стране, религии, отказавшись от общепринятых догм. В те времена проблема выживания стояла на первом месте: не вписался в общество — стал изгоем, а то и на костёр угодил.

— Да уж, гуманизма тогда поменьше было, это я заметил. И ещё мне показалось, что язычество приближало человека к природе и давало ему большую свободу самовыражения.

— Но вся окружающая природа требовала быть постоянно готовым к борьбе за выживание, к ярости, выносливости и к осторожности одновременно. Души входят в нежные тела новорождённых, вплетаются в генетические линии рода, от него получают инстинкты и способности к адаптации к опасному миру, отсюда и осторожность, пугливость и тяга к стадному поведению. Потом растёт чувство ответственности за близких, побеждается страх, появляется готовность к самопожертвованию… остаётся лишь малость — осознать, во имя чего все эти испытания.

— Во имя того, чтобы со временем стать богами, которые набрались мудрости, и ушли наверх, Домой.

— Верно. Чтобы после очередного преодолённого рубежа слиться, наконец, с Отцом.

— Потеряв индивидуальность, своё эго, не так ли, Любомир?

— На том уровне собственное эго уже не заслоняет весь мир. Это будет легко сделать, между шестым и седьмым небом.

 

Глава 18

В самом начале августа, в княжьем Городище, десятника окликнул один из молодых дружинников, — Милонег, девица Илона тебе привет шлёт, недавно приехала к родственникам в нашу Славенскую торговую сторону.

— Спасибо за весть, Стригун. В каком доме поселилась?

— На Коржевой улице, со стороны Плотницкого ручья, пятый двор от реки.

Милонег подозвал Лешего: «Действия в составе строя сотни мы отработали сегодня, после обеда займись с нашими метанием топора, ножа, а я к ручью съезжу, надо кое-кого увидеть».

— Понял, пометаем. Сегодня уже не появишься здесь?

— Вряд ли. Завтра утром сюда, как обычно.

Оседлав Буяна, Милонег направился в город по берегу Волхова. Миновав Ярославово дворище, Готский и Немецкий дворы, свою улицу, он через четыреста саженей свернул на Коржевую. Улица, как и многие другие в городе, была не широка — четыре-пять шагов. Дворы огорожены вкопанными в землю, вплотную друг к другу, толстыми кольями высотой в полторы-две сажени, за которыми не видно его обитателей. В воротах искомой усадьбы, утопленных внутрь двора, играли четверо пацанят лет пяти-шести, фехтуя маленькими деревянными мечами.

— Эй, воины, кто из вас живёт в этом дворе?

— Я тута живу! — ответил белобрысый мальчишка в холщовой рубахе до колен.

— Звать-то как тебя? — осведомился Милонег.

— Федюююня, — протянул он, разглядывая доспехи десятника.

— Фёдор, так это к тебе родственница Илона приехала?

— Да, к нам. Позвать?

— Позови, только тихо, на ушко ей скажи про меня.

— Угу, жених видать, — задумчиво произнёс Федя, перед тем как исчезнуть за воротами.

Милонег соскочил с коня. Не успели оставшиеся пацаны освоиться, чтобы осыпать незнакомца вопросами о службе в дружине, как из ворот выпорхнула Илона, будто светлая птичка-невеличка. Взгляды влюблённых вмиг встретились, глаза в глаза, ни на секунду не отпуская друг друга, сами же приближались медленно, до той поры пока меж ними не остался один шаг. Милонег быстро стрельнул глазами по улице — баба несла в корзине пирожки на продажу, следом за ней катил на тачке куски невыделанной кожи парень-подмастерье, навстречу им от реки двигались трое молодых парней…

— Народу много, — прошептал ей, — ты здесь на коне?

— Да, на тобою подаренном, — с улыбкой ответила она.

— Поедем за город. Отпустят?

— Никуда не денутся! Сейчас я его оседлаю, подождёшь пока в конце улицы?

— Конечно, жду тебя там.

Через четверть часа они уже ехали рядом, в сторону Ильмень озера.

— Как же я давно мечтала о встрече!

— Как же я хотел тебя увидеть! И не только… любимая.

Покинув новгородские улицы, они понеслись вдоль реки, пока не приблизились к небольшому лесочку. Милонег знал его с детства. Лес как бы разделял Ильмень озеро и пару небольших прудов, подходивших к деревьям вплотную. Возле одного из них влюблённые спрыгнули с лошадей и оказались друг у друга в объятиях. Илона вытянула из волос гребень, и они рассыпались по её плечам. Кисти Милонега проникли под белокурые пряди девушки, пальцы придерживали голову, пока губы целовали её губы и щёки, и шею…

— Искупаемся? — спросила она, развязывая уже свой поясок.

— Конечно искупаемся, — ответил он — несмотря на то, что сегодня Ильин день.

— На Ильин день ещё можно, главное под грозу не попасть.

Илонка скинула с себя сарафан, исподнюю рубашку и побежала нагая к пруду. Милонег тоже сбросил порты и рубаху и устремился за ней в воду.

— Просто богиня, — только и смог произнести десятник, догнав её и положив руки на талию.

Вода в пруду была тёплая, особенно её верхний слой, а вот ногам прохладно.

— Хочу наверх, где теплее, — Илона повернулась, потянулась навстречу милому, обняла за шею, подтянулась и охватила его талию ногами.

Милонег помог ей приподняться ещё чуть выше и опустил на…

— Как будто на кол ведьму посадил, — произнёс влюблённый.

— Я бы на нём хоть целый день сидела, — она, обхватив руками шею возлюбленного, продолжала свои плавные движения тазом вверх-вниз.

— Ха-ха, нас затягивает на глубину, в ил, неужто мы такие грешные? Он попятился назад, к берегу, но через несколько минут всё повторилось.

— Пошли на травку?

— Да, — он вышел с нею из воды не разъединяясь, аккуратно опустил на свой плащ, брошенный на траву, — замучаю тебя сегодня.

— Это трудно, ведьмы, они такие выносливые, — смеясь ответила Илонка. Сейчас в её глазах просто сверкало счастье, — хочу, чтобы этот день не кончался! Я уже дважды на вершине чувств оказывалась, и с тобой — это далеко не предел.

— Побудь и вправду на высоте, — Милонег лёг на спину и помог ей сесть верхом, — присаживайся колдунья на свой трон.

— Чтобы с него не свалиться, надо усесться поудобнее, — Илона вошла в раж, её было уже не остановить: она, покачивая бёдрами, одновременно опускалась, потом начала приподниматься, чуть ли не до полного выхода и снова опустилась полностью на свой «трон». Он смотрел на неё не отрываясь, она, время от времени, как бы смущаясь, с лёгкой улыбкой отводила глаза вниз и в сторону. Во время очередного её подъёма Милонег не удержался и, положив ей руки на талию, довольно резко опустил вниз до упора. Он навсегда запомнил выражение её лица в этот момент: расширенные глаза и удивлённо приоткрытый рот, с опущенными уголками губ, будто лицо ребёнка, который растерялся от нового впечатления.

— Всё ли хорошо, милая моя? Тебе не больно? — Милонег даже забеспокоился.

— Мне хорошооо, — пропела она, — уже в третий раз сегодня. — Это что-то неописуемое, это как ключ и замок, идеально подходящие друг к другу.

— Точно! Как будто одного под другого делали. И мы на трёх не остановимся, наклонись ко мне.

Она слегка нагнулась, пряди её волос образовали тоннель, в противоположных концах которого теперь светились глаза влюблённых. Он медленно, не спеша, начал опять познавать её, согнув ноги в коленях, догнав её, а она прильнула грудями к его груди… начинался их новый виток спирали познания восторга…

— Божеее! Я с ума сойду! — по телу Илоны пробежала волна трепета.

— Ну, теперь отдыхай, — с усталой улыбкой промолвил Милонег, натянул штаны и опять разлёгся на плаще. Ведьмочка, одев рубаху любимого, легла рядом, положив голову ему на плечо.

— Ты с отцом приехала?

— Да, к его брату. Сам он дичью торгует, а нам шкурки сбыть подсобит, отец в этом году много белки набил.

— Значит ненадолго.

— Ну, как дела пойдут.

— Торговцы сотнями покупают, а продают ганзейским или готским купцам связками по тысяче шкурок. Если сойдётесь в цене, сразу весь товар у вас возьмут.

— Хорошо, с одной стороны, а с другой — опять разлука, будь она неладна! Возьмёшь меня в жёны?

— Возьму, но не сейчас. Договор на службу в дружине за мной. Через год, Бог даст, будут у меня деньги на свой дом, тогда и сосватаю тебя.

— Жених у меня какой… богатый, — прошептала Илона улыбаясь.

— Пока живой, не увечный — да, не бедный. Но, в любой момент всё может измениться — могут послать к чёрту на рога на день, а может и на полгода… или навсегда, если не повезёт.

— Неет, я заговорю тебя. Я тебя уже два месяца берегу от всего дурного. Прихожу по ночам, присаживаюсь рядом, охраняю твой сон, а днём сопровождаю во всех делах солнечным лучиком.

— То, что между нами возникло — это как маленькое солнце на двоих, мы оба живём в нём.

— Да, мой милый.

Вечер подкрался незаметно. Влюблённые, осознав это, не мешкая сели на коней и понеслись в город. Во избежание пересудов соседей и родственников девушки, надо было успеть ко двору до сумерек, соблюсти приличия.

— Завтра, после полудня, постараюсь уйти из Городища, ты свободна будешь?

— Да, после обеда ничего такого не намечалось. Буду ждать тебя, — она соскочила с коня, наградила его пронзительным, заигрывающим взглядом и исчезла за воротами двора.

 

Глава 19

Утром, подъехавшего Милонега тут же вызвали к сотнику. Даниил был серьёзен, сразу же приступил к постановке задачи: «Ганзейские наших купцов захватили в немецких землях, опять торговые споры начались, партию товара конфисковали. Новгородцы тоже кое-кого из немцев и шведов закрыли. Поплывёшь с ними, обменяешь на наших».

— В какие города?

— В Висбю, на Готланд, и в Любек. Из своих пару человек возьми. Конфискованный товар вернёшь вместе с немецкими купцами… только если наших купцов с товаром отпустят.

— Если товара нет, меняем только людей?

— Верно. В Висбю приплывёте — сразу на новгородский двор иди, наши купцы тебе всё, что нужно, доложат. Так же и в Любеке. Ну и походи, послушай там, ты же немецкий знаешь, может что ценное и разведаешь.

— Так и сделаю. Когда ладья отплывает?

— Да они уже готовы поди, вас дожидаются. Храни вас Бог, — сотник обнял Милонега, — путь дальний, в два месяца бы обернуться.

— Постараемся.

Подойдя к своим подопечным, он выкликнул: «Змей, Лось, со мной отплываете, ладья нас дожидается уже». По пути к реке десятник заехал домой, оставил в конюшне своего Буяна, попрощался с родителями, братом, сестрой, захватил тёплый плащ и направился к пристани.

— Не смогу Илонке сообщить об отъезде, — подумал он, — да и нет её дома сейчас.

Ладья действительно стояла готовая к отплытию. Подъехали Змей с Лосем, попрощались с провожающими Щеном и Лузгой, отдали им своих казённых лошадей и по сходням взбежали на борт корабля. Милонег поднялся замыкающим, помахал рукой своим младшим подопечным, окинул взглядом пристани, Великий мост, крепостные стены.

— Прощай Господин Великий Новгород, даст Бог, вернёмся.

Ладья отчалила от берега, парни со свежими силами на вёсла подналегли, и полетел корабль по Волхову.

— Выйдем в море, поставим паруса и пойдём себе к Готланду, ветер попутный, — обратился к десятнику владелец судна Алексий.

— Сколько же дней до него идти?

— С попутным-то ветром и за семь-восемь суток можно доскочить, главное — шторма бы не было, да всяких ненужных встреч.

— Зажечь есть чем стрелу? Пакля, смола?

— Найдётся, конечно.

Милонег показал глазами на три полных колчана стрел, — Пусть попробуют сунуться, спалим их паруса и драккары, издали. Среди обычных стрел опытный глаз морехода заметил и зажигательные, с удлинёнными наконечниками, снабжённые ячейками, в которые и вставлялась просмолённая пакля. Алексий приободрился после такого заявления.

— Разведчики?

— Может и так, улыбнулся десятник, а сам уже провалился в своих воспоминаниях во вчерашний день.

— Её как будто специально под меня кто-то вылепил. И вот подумай, да, она не девственница, не то что воспитанные новгородские барышни, но неужели найдётся такая же ещё одна? Чтобы как ключ в замок без заеданий вошёл и открыл, твоя, ближе некуда и это — навсегда. Только… когда теперь увидимся? Вернусь в конце сентября видимо, пошлют ли ещё раз в ту сторону с разведкой в грязь и распутицу? До её деревни около сотни вёрст…

— Алексий, а сколько вёрст нам до моря идти на вёслах?

— Двести с хвостиком. Завтра до полудня доберёмся. Сейчас легче — по течению плывём, на обратном пути вдвое дольше получится. Пока мы на своей земле, лагерь в любом месте можем устроить. А вот у чужих берегов надо быть всегда начеку — береговое право действует во многих землях.

— Что море выбросит на мой берег, то моё?

— Да. Часто местные добивают спасшихся после кораблекрушения, чтобы завладеть остатками корабля и их имуществом, так что расслабляться нельзя.

— Поганые у них законы.

— Вообще, есть у нас договор с готским берегом о содействии нашим кораблям, но он действует в гавани Висбю. Крестьяне же, живущие по другим берегам Готланда, часто не прочь поживиться за чужой счёт и даже попиратствовать.

Под вечер ладья приблизилась к левому берегу реки, уже не такая стремительная как утром. Несколькими выстрелами Милонег со Змеем добыли четырёх уток, которых и подобрали с корабля, прежде чем тот подошёл к причалу Ладоги на ночёвку.

Влад, глазами Милонега, поглощал пейзажи древнерусской земли: берега реки, густо поросшие лесом, пристань и стоящая за ней крепость с массивными каменными башнями, всплески крупной рыбы на водной глади, обилие уток, лебедей, плавающих вблизи зарослей.

— Вода чистая, зачерпывай шлемом и пей. И воздух сладкий, и листва, травы, без химического налёта от кислотных дождей, и продукты все натуральные, со своим исконным вкусом. Как же испоганили мы свою планету за последние полвека-век. Что мы имели в начале товарно-денежных отношений и что имеем теперь, когда они доведены до абсурда? Потребитель, как избалованный ребёнок, не успевает заполучить одну игрушку, как тут же бросает её и тянется к следующей, а для этого проводит свою жизнь в загазованных городах, в бетонных коробках, бегая по заасфальтированной земле в поисках дополнительной работы, то есть лишних денег. Мы приехали, господа, перспектив у такого общества нет. Мусорная куча, которую мы производим ради погони за всё более технологически изощрёнными цацками, растёт намного быстрее нашего сознания.

Сознание Влада вынырнуло из тела Милонега в своё, в двадцать первый век, сохраняя все чувства и эмоции, которые обрело в путешествии.

— Когда-то у меня было уже такое погружение в первобытную реальность, запахи… я прилетел из Москвы в Якутск, впервые, после парфюмерно-фантовых ароматов столичного аэропорта, в Якутске накрыло шлейфом сосново-дымных запахов горящей тайги, скрещенных с душком национальных блюд из оленины и конины. А потом, когда уже обосновался в заполярном авиаотряде, обоняние воспринимало окружающий мир как то, что осталось нетронутым с незапамятных времён. Как пахнет ягель, сено, олень, свежевыловленный таймень, «кирпич» замороженного на улице молока якутской коровы. Все эти запахи исподволь врезаются в память и со временем становятся определяющими для данной реальности. Стоит сейчас ощутить запахи курящегося самосада и жарящихся на примусе грибов, память тут же услужливо перенесёт в детство, летние каникулы в тамбовском райцентре шестидесятых годов. Запах болгарских сигарет, шоколада, тёплая волна воздуха, сдобренная ароматом сгоревшего авиационного керосина, и память уносит в конец семидесятых — первые годы обучения на реактивных самолётах…

 

Глава 20

Волхв решил внести ясность в этот вопрос.

— Память человеческая базируется как на материальной матрице — в мозге, так и на тонкоматериальной — в душе. Вот почувствовал определённый запах, и память мозга подсовывает определённую картинку, сюжет, которые были связаны в прошлом с этим ароматом. То есть, в мозге есть отделы, которые служат архивами для фиксации похождений личности в текущей земной жизни. Человек может поделиться с другими людьми принадлежащей ему информацией, своим опытом, разными способами: устно, письменно, посредством живописи, музыки или другого вида искусства. Создавая те или иные образы в головах своих учеников, наставник обучает их тому, что сам успел понять в этой жизни. А память души — это память всех воплощений, это архив эмоций. По вспомнившейся эмоции воспроизводится прошедшее событие.

— Значит, если душа скинула свою самую грубую оболочку — физическое тело, и ушла в более высокий мир, память о прожитой жизни остаётся при ней?

— Душа — это невидимая тонкая энергия, это как бы вставленные одна в другую тонкоматериальные оболочки, наподобие матрёшки. Когда они вставлены в биологическое тело, тогда появляется человек. Вот заполнила собою душа тело новорождённого, и одновременно наполнила его и памятью своей. А где именно хранятся эти нестираемые файлы, знаешь?

— Слышал, в ДНК каждой клетки.

— Если точнее, то в тонкоматериальных спиралях ДНК. Ваши учёные через микроскопы пока что видят только две материальные спирали. На самом деле их двенадцать, есть ещё десять, сотканных из электромагнитной энергии.

— Изымаются память и энергия в обратном порядке?

— Да. Ты же знаешь, как меняется человеческий облик во время смерти. Только что был жив, пусть не здоров, но вот появились конвульсии, предсмертная агония — это душа забирает всю свою энергию и память, и всё, перед тобой не человек — отжившая своё биологическая оболочка, сброшенный костюм. Уже через секунду душа смотрит сверху на оставленное тело и начинает вспоминать, что заходила-то на время.

— Да, хоть процесс этот — метафизический, но по обострившимся чертам лица, по другим еле уловимым признакам даже неискушённый наблюдатель понимает, что произошло непоправимое.

— Память о текущей жизни стирается с распадом тела, мозга, но ведь не вся?

— Да, частично. То, что не имеет большого значения, не переносится в память души. Астральное тело какое-то время помнит многие проблемы и болячки биологического, но постепенно теряет эту информацию. В ещё более тонких телах-оболочках записываются только самые важные факты, вехи прошедшей жизни.

— Значит так, весь свой земной опыт можешь передать своим детям, тот, который был накоплен до их рождения, а тот, который ты получил незадолго до смерти, тоже не пропадает? То, что иногда знаешь только ты один.

— Сохранишь в душе и передашь потом в следующее посещение, но это будет передача напрямую самому себе, не через гены. Родишься, будешь учиться владеть новым телом, а в подсознании своём уже имеешь опыт многих жизней, за плечами большая или меньшая часть пути Домой.

Влад вдруг вспомнил мгновения, которые отпечатались в памяти навечно. На учебном аэродроме шли обычные полёты, курсанты осваивали новый для себя тип самолёта — морально устаревший, но всё ещё способный на многое, реактивный истребитель. Влад, после предполётной подготовки, подошёл к своему МиГу за полчаса до вылета, но тот был приподнят на трёх винтовых домкратах — два под крыльями, третий под передней частью фюзеляжа, и явно не готов к полётам. Техники подключили к самолёту шланги с гидравлической жидкостью, электропитание и гоняли шасси, проверяя, как оно убирается и выпускается.

— Приветствую вас! Что с аппаратом?

— Вчера выпустил шасси не сразу, с некоторой заминкой, командир эскадрильи на нём летал, дал команду — проверить. Подвесили — работает как часы. Сейчас снимем с домкратов, к вылету без задержки самолёт будет готов.

— Хорошо, спасибо.

Действительно, за пять минут до планируемого вылета Влад уже сидел в кабине, пристегнул ремни парашюта, катапультного кресла, подключился к кислородной системе, переговорному устройству и запросил разрешение на запуск. За спиной послышался свист, а позднее и утробное урчание реактивного двигателя, работающего на переходных режимах. Закрыв фонарь, посмотрел на авиатехника и двинул вперёд поднятой рукой, предупреждая о выруливании, тот кивнул, отдавая честь.

— Ну, всё, погнали, — осторожно вырулив со стоянки, истребитель стремительно покатился по рулёжной полосе к началу взлётно-посадочной, — успеваю, всё по графику. Влад занял исполнительный старт, запросил взлёт, получив утвердительный ответ, вывел двигатель на максимальные обороты и отпустил рычаг тормозов. Его вдавило в спинку кресла, а колёса шасси всё быстрее начали отсчитывать стыки между бетонными плитами ВПП (взлётно-посадочной полосы). Ноги на педалях руля направления выдерживают курс разбега, скорость набрана, ручка управления взята чуть на себя, самолёт приподнял нос, и уже через несколько секунд оторвался от земли. Взлетел. Хоть посадка и более сложный элемент полёта, но во время взлёта у пилотов пульс всегда выше. Наверное потому, что на малой высоте и скорости остаётся не много шансов избежать неприятностей в случае отказа техники. Убрав шасси и закрылки, Влад с набором высоты направил истребитель в пилотажную зону. Сегодня предстояло выполнить комплекс фигур сложного пилотажа (в народе он обычно высшим называется). Влад подключил шланг своего противоперегрузочного костюма к штуцеру пневмосистемы самолёта, доложил о прибытии в зону и начал выполнять задание. Перегрузки, накатывавшие при выполнении фигур, на втором году обучения воспринимались уже вполне привычно, хотя дыхание всё же становилось более частым и поверхностным, а поле зрения сужалось, обрамлённое тёмно-серо-зеленоватой пеленой. Чтобы кровь не отливала от мозга к ногам, срабатывал противоперегрузочный костюм — сжимал ноги и нижнюю часть туловища. Петля, боевой разворот, переворот, восходящая спираль, бочка, крутые виражи… всё, пора возвращаться на базу. Дойдя до аэродрома, Влад запросил посадку, занял высоту 500 метров, вошёл в круг и в районе третьего разворота опустил вниз рукоятку выпуска шасси, правая стойка… не выходила. На приборной доске, на индикаторе положения шасси, на фоне силуэта самолётика горели две зелёные лампочки, символизировавшие левую и носовую стойки, правая горела красным цветом. Влад сразу же проконтролировал выпуск по механическим индикаторам — полосатым бело-красным штырькам, выходящим из крыла, в случае нормального выхода шасси. Если видны все четыре красные полоски — стойка вышла полностью. На левом крыле, на «солдатике» чётко просматривались четыре полосы, на правом … то ли полные четыре, то ли не совсем. Влад доложил по радио руководителю полётов: «Вышка, девятнадцатый, не вышла полностью правая стойка». После некоторой паузы тот ответил: «Девятнадцатый, пройди над полосой на 100 метрах». Влад снизился до указанной высоты и пролетел параллельно взлётно-посадочной полосе поближе к командно-диспетчерскому пункту, показывая самолётное брюхо.

— Убери шасси, девятнадцатый!

— Понял, шасси убрано, красные (лампочки) горят.

— Девятнадцатый, а теперь выпусти аварийно, вручную. Заходи по большому кругу.

В кабине, по бортам на уровне бёдер, прикреплены и законтрены рукоятки аварийного выпуска шасси, две скобы, выкрашенные в ярко-красный цвет. Влад взялся рукой за левую, провернул её, вырывая из пут контровочной проволоки и потянул на себя, послышался приглушённый стук — левая вышла. Правой рукой проделал ту же процедуру, но контровку не сразу удалось порвать, техники не пожалели применить проволоку потолще. Правой скобой сбрасывались с замков носовая и правая стойки шасси — усилие для этого требовалось заметно больше. Влад содрал до крови кожу на руке и рванул на себя скобу.

— Ну… давай, выходи! — через мгновение послышался двойной приглушенный стук, — всё, есть!

На индикаторе светились зелёным все три лампы.

— Вышка, девятнадцатый, шасси выпустил, зелёные горят.

— Молодец, заходи на посадку девятнадцатый.

Влад почувствовал, как комбинезон прилип к мокрой спине.

— Дааа, не очень-то хотелось бы катапультироваться, а ведь могли приказать, не выйди правая лапка. Тут тепло, не дует, а туда, наружу, выстрелишься навстречу ветру, на скорости пятьсот километров в час и жди, раскроется ли парашют, приземлишься ли на провода или деревья…

— Девятнадцатый понял, посадку разрешили.

Выполнив четвёртый разворот Влад, глядя через бронестекло на ВПП, понял, что заходит ниже нормальной глиссады. Прибавив оборотов двигателю, увеличил скорость, но всё же к моменту выравнивания подошёл по более пологой траектории. Коснулся полосы мягко, но на повышенной скорости и вот тут допустил небольшую небрежность, из-за которой в авиации часто и случаются трагедии. Зная, что надо быстрее начинать торможение, чтобы успеть погасить скорость, он резковато опустил нос истребителя в горизонтальное положение. Из-за этого амортизационная стойка носового колеса шасси сжалась больше чем обычно и при обратном ходе подбросила нос самолёта вверх. На самом деле угол подъёма носовой части не был катастрофичным, но из кабины всё выглядело так, что казалось, будто самолёт взмыл высоко в небо — нос заслонил собой весь горизонт, видна была только синь небесная. Ну и конечно рефлекс сработал, автоматически ручку управления — от себя, чтобы не уйти далеко от земли, и опять носовая стойка сжалась при встрече с бетоном и подбросила нос истребителя ещё выше, теперь самолёт уже взмыл на пару метров.

— Месяц назад ведь зачитывали приказ по итогам катастрофы, произошедшей на посадке в одном из училищ. Тогда курсант вышел на такого же «прогрессирующего козла», на такие же усиливающиеся прыжки и сгорел, когда, захотев уйти на второй круг, дал максимальные обороты двигателю. Реактивные движки первых поколений обладали не самой лучшей приёмистостью — обороты набирали со значительным запаздыванием. Получилось так, что когда его истребитель после очередного скачка опустил нос вниз, у него появилась максимальная тяга, а дальше, как говорится — «запах свежеструганных досок и грустная музыка».

Все эти воспоминания пролетели в памяти Влада со скоростью пули. Теперь, с не меньшей скоростью, он анализировал свою острую ситуацию.

— Что делать? Неужели эта кабина, эта полоса — последнее, что я увижу в жизни? На второй круг лучше не уходить.

— Девятнадцатый, задержи ручку! Не отдавай её от себя! — кричал в динамиках шлемофона руководитель полётов.

«Да знаю уже», — подумал про себя Влад. Отвечать на команды ему было некогда. Самолёт тем временем грохнулся об полосу в третий раз, сначала передней стойкой шасси, потом основными и подскочил ещё выше, продолжая нестись вперёд.

— Так! Левой ногой педаль руля направления нажал до упора! Надо соскочить с бетонки на грунт, от него не так резво отпрыгивать буду.

Перед тем как приложиться об землю в четвёртый раз, Влад полностью взял на себя ручку управления, истребитель слегка замедлил своё падение — удар был не такой жёсткий.

— Всё, я на грунте!

Ещё три затухающих скачка и, пробежав ещё три-четыре сотни метров, самолёт застыл на обочине полосы. Двигатель выключил, навалилась тишина. Со стороны самолётной стоянки к нему неслись «пожарка» и тягач. Влад сдвинул фонарь кабины назад, отстегнул кислородную маску, вдохнул свежего воздуха. Начал накрапывать мелкий дождь.

— Ну, с воскрешением! Ангел мой Хранитель — спасибо тебе… Интересно, не поседел ли я? — но шлемофон пока снимать не стал.

Техники прицепили истребитель к «Уралу» — тягачу, который медленно потащил его по рулёжным дорожкам на стоянку. При поворотах передняя стойка шасси натужно поскрипывала.

— Крепка уральская сталь, но и она погнулась, — крикнул один из механиков Владу, но тот ничего не ответил, хотя про себя пожелал ему получше следить за работоспособностью техники. Расслабление и какая-то опустошённость накрыли с головой.

 

Глава 21

— А ведь лётный опыт из предыдущей жизни мне видимо пригодился и в обычных полётах и в аварийных ситуациях: мыслить и работать учили без спешки и паники, но чётко, без пауз, потому и получалось — быстро. Вспомнились слова инструктора: «Здесь некогда думать, тут надо соображать».

После воспоминаний о своей авиационной молодости, Влада потянуло в предыдущее воплощение, в 1943-й год. Он лёг на диван, закрыл глаза, расслабился и сорвался в тёмный тоннель, который соединял с прожитой когда-то жизнью. На другом его конце засветлело, мелькнули лейтенантские погоны на выцветшей гимнастёрке, и вот он смотрит на мир глазами Михаила. Командир звена, старший лейтенант Гена Тарарин, проводит предполётный инструктаж: «Через двадцать минут вылетаем на штурмовку. Разведка донесла — немцы подтягивают к Прохоровке танковый полк из резерва, в основном „Тигры“, зенитчики огрызаться будут яростно, ждут нас. На кону исход сражения между танковыми армиями. Подвешиваем только ПТАБы (противотанковые кумулятивные авиабомбы), ну и снаряды для пушек заряжаем, естественно. По танкам работаем с высоты 300 метров, сбрасываем по две кассеты бомб за один заход. Идём двумя звеньями (восьмёркой). Всё, готовиться к вылету».

Михаил к этому моменту уже имел за плечами пять боевых вылетов.

— Я уже практически полугерой, — с улыбкой вчера сказал Юльке, — в 41-м за десять боевых вылетов штурмовикам «звезду Героя» давали. А стрелку медаль «За отвагу». Только вот ей не до смеха было, может чувствует что-то? Ладно, некогда сейчас лирику разводить, по прилёту уж.

— Командир, сегодня скучно не будет, я правильно понимаю расклад?

— Правильно, Витёк. На чаепитие пригласили, но торт не пообещали.

Они подошли к Илу, Макарыч отдал честь, доложил о готовности самолёта к вылету, о загруженном боекомплекте. Михаил обошёл с предполётным осмотром машину.

— Всё в норме Слава, и мы загружаемся.

Накинув парашюты, экипаж занял свои места, а тут и команда на вылет подоспела. Взлетели парами и, собравшись в воздухе, два звена правым пеленгом направились в район сосредоточения немецких танков. К линии фронта подошли на высоте 400 метров, внизу наши окопы тонули в разрывах снарядов — танковый полк успел начать атаку.

— Атакуем сходу! — послышался в эфире голос командира первого звена, — потом встаём в левый круг.

Молодой ведомый Тарарина, ведущий пары Пётр Истомин и его ведомый Михаил ответили — «Понял», встали в косую линию и с небольшим снижением пошли в лоб на наступающие танки. Им навстречу полетели снаряды «эрликонов» и очереди крупнокалиберных пулемётов. Времени на прицеливание было очень мало, уворачиваться от огня зенитчиков некогда, главное — вовремя высыпать десятки маленьких бомб, способных прожечь сверху броню любых танков. Тарарин первым высыпал пару контейнеров, ведомые тоже не мешкали — ПТАБы полетели на немцев как четыре пары птичьих стай. Передовые порядки танкового клина утонули в чёрных разрывах — пять «Тигров» вспыхнули как свечки. Четвёрка штурмовиков сделала левый разворот и, выждав, когда отбомбится второе звено, направилась во фланг наступающим танкам. Пара Тарарина сбросила ещё по два контейнера бомб вдоль наступавших танковых шеренг, пара Петра — Михаила сыпанула ПТАБами дальше, в глубине боевых порядков. Загорелись ещё несколько танков, атака немцев захлебнулась — идущее сзади звено довершило разгром танкового полка. Наша артиллерия открыла огонь по отступающим немцам, пехотинцы махали руками, пилотками, приветствуя пролетающие штурмовики.

— Командир, доверни влево, «мессер» атакует!

— Так хватит, Вить?

— Ага, норма!

Сзади заработал Витькин пулемёт. Рядом с кабиной прошла пулемётная очередь немецкого истребителя, посверкивая трассирующими пулями. Пулемёт стрелка осёкся, замолчал.

— Витька, что с тобой? — окликнул командир экипажа товарища по переговорному устройству. Ответа не последовало. «Мессершмитт» пронёсся вперёд, чуть выше и правее Ила. И тут Михаил почувствовал удар сзади, повыше поясницы, будто раскалённым молотком кто припечатал с размаха.

«Ведомый этого фрица в меня попал», — пронеслась мысль в голове.

Наши истребители сопровождения не смогли связать всех мессеров боем, одна пара прорвалась к нам. Михаил потянул ручку управления на себя, заранее поднимая нос самолёта и доворачивая его вправо, целясь в то место, где должен был через мгновение оказаться атаковавший его «мессер».

«А вот и он», — Михаил ещё чуть довернул штурмовик, с учётом упреждения, нажал на гашетку пушек. Снаряды из боекомплекта израсходованы ещё не были, очередь получилась длинная, она отрубила немцу крыло, и он завертелся в своей последней «бочке», через несколько секунд врезавшись в землю.

«Вот тебе гад!»

— Мишка, ты как? — прозвучал в наушниках голос ведущего.

— Ранил меня этот немец, Петя. Витёк не отвечает.

— Давай разворачивайся вправо, домой пойдём, я сзади тебя подстрахую.

— Разворачиваюсь, — голос Михаила становился глухим, речь замедленной.

— Держись, Мишань, тут до аэродрома-то пять минут лёта.

Сознание Влада пыталось как-то воздействовать на тело Михаила, однако большая потеря крови и болевой шок от ранения делали своё дело — оно всё хуже слушалось, сознание мозга меркло. Пуля прошла рядом с позвоночником, осколки от бронеспинки сидения — попали в район правой почки. Владу припомнилось буддийское поверье — место, в которое получил смертельное ранение, в следующем воплощении будет отмечено на теле родинкой.

«Как раз в тех местах у меня сейчас родинки и есть…»

— Миша, подходим к аэродрому, доверни вправо градусов на тридцать и снижайся, — голос Петра прозвучал как из подпола, еле слышно.

Михаил уже не имел сил вести диалог, пилотировал «на автомате», выпустил шасси, закрылки. Вот полоса впереди, посадочный знак «Т» выложен из полотнищ в самом её начале… верхушки деревьев пронеслись под брюхом самолёта…

— Мишка, выравнивай! Убери газ!

«Всё, пришёл, я дома,» — мелькнула последняя мысль в голове Михаила.

Его штурмовик грубо грохнулся на три точки, подпрыгнул и, снова приземлившись, покатился по полосе, всё больше, по большому радиусу, отклоняясь влево, пока не застыл на краю аэродрома. Сердце лётчика остановилось. Сознание Влада покинуло своё временное пристанище и вернулось в нынешнее тело. Оказавшись опять на своём диване, он некоторое время приходил в себя.

— Да, не самое лёгкое дело — видеть и чувствовать свою предыдущую смерть. И да, теперь знаю, почему во мне сидит этот страх — потерять сознание в полёте, когда летишь один. Получается, семнадцать лет моя душа ждала, когда подвернётся подходящее тело…

Влад встал, достал из шкафа кухонного гарнитура чуть начатую бутылку коньяка, сделал три глотка прямо из горлышка.

— Вернуться нельзя, чтобы взглянуть на то, чем закончился тот последний день. Не во что вселиться уже астральному телу. Да и так всё ясно — пока подбежала толпа, Валентина, примчавшаяся на полуторке, уже влезла на крыло штурмовика и увидела, что побледневшие лица двух парней неживые. Макарычу почти исправный самолёт вернул, только кабины кровью залиты. Командиры в пример будут ставить теперь: «Даже если не повезло, борись до конца»! Юля… со временем привыкнет, время сотрёт мелкие детали, но нашу любовь забыть не сможет. Почти наверняка встретимся в следующем воплощении, то есть в текущем уже, получается. Родители… не легко им будет, я сделал всё, что мог, но не судьба.

 

Глава 22

— Любомир, прошлое — вечно? Я имею в виду информацию о том, что происходило с первого дня Творения.

— А сам как думаешь?

— Думаю то, что записалось однажды на грампластинку Хроник Земли, будет храниться вечно. В память планеты, звёздной системы, галактики, Вселенной… записываются все события, вся информация без разбора.

— Мало того, для тех, кто сумел стать Мастером, эта грампластинка всегда под рукой, просто надо уметь поставить на неё иглу звукоснимателя в нужном месте и узнать то, что интересует.

— Правда ли, что есть некие периоды в истории планеты, к которым нет доступа? То ли они подтёрты, то ли затуманены кем-то свыше.

— Хранители Хроник решают, кому какую информацию открывать. Не все готовы услышать то, что было в прошлом, и не всем пойдёт на пользу знание своего будущего.

— Мы с тобой уже говорили о том, что всё окружающее — это энергия разной степени плотности. Камень — та же энергия, только плотноупакованная. Но в начале Творения вся энергия была разреженной и равномерно разлитой в Пустоте, когда Бог решил отделить Свет от Тьмы.

— Да, так. Потом более светлые энергии образовали верхние, божественные, тонкие Небеса, а другие, более тёмные, проявили себя как нижние, материальные миры, вроде нашего.

— Вот теперь ответь на вопрос: В чём смысл жизни тех Сущностей, которые живут в Свете, и тех, которые набираются опыта в мирах Тьмы?

— Они создают события. Создают Информацию. Читая ежеминутно поток этой Информации, Бог всё глубже познаёт Себя. Ведь всё, что произошло из первичной энергии, произошло из Него. В самом начале кроме неё ничего не было, даже пространства-времени. Оно появилось, когда произошло первое движение поляризующейся Энергии, когда от Бога — Отца отделился Сын.

— То есть, в самом начале Бог не был столь совершенен, как сейчас?

— Не стоит так категорично… Просто Он бы менее информирован, — волхв улыбнулся.

— Первое утверждение — «Я есмь» (я существую), говорит о том, что самосознание не всегда было Ему присуще.

— Зато потом, когда Он поставил перед Собой первый, самый важный вопрос — «Кто Я?», начало формироваться всё Мироздание. Вселенная пришла в движение, чтобы начать отвечать на этот вопрос.

— Разделение Бога на Отца — Сына, позволило первому видеть себя «со стороны»?

— Верно. Рождение духовных Сущностей и душ (Сына), как раз и нужно было для того, чтобы они стали «зеркалом» для Бога. Именно так Он мог ответить на второй вопрос.

— Так их много, Сыновей? А Иисус Христос?

— Христос был одним из самых продвинутых, из тех, которые рождались на этой планете, но конечно не единственный. Все другие люди тоже входят в понятие Сын, просто не многие это осознают пока.

Влад затих, призадумался, но через некоторое время продолжил диалог.

— Я ведь не зря начал с энергии, с основы всего. Закон сохранения энергии гласит: «В замкнутой системе тел полная энергия не меняется при любых взаимодействиях». В самом начале творения Мироздания количество энергии было таким же, что и сейчас, и будет таким же в последний момент его жизни. В чём смысл существования Вселенной, если она останется на том же уровне развития, на том же энергетическом уровне?

— Ты хочешь знать то, что известно лишь избранным. Но если дорос до понимания, значит, ты им и стал. Хорошо, слушай. Любая энергия имеет сознание. Чем тоньше материя-энергия, тем выше её сознание. Многие люди думают, что наивысшим сознанием наделён человеческий орган, испещрённый множеством извилин, состоящий из жира и воды. Что ж, этот орган обладает собственным сознанием, но не таким уж высоким. Главное, что он может работать как приёмник мыслей, идей, открытий, плавающих в эфире, в потоке сознания исходящего от Бога. Озарение — это приём нужной идеи, искомого понимания или выражения. Тот, кто ищет решение, обретает его с «божьей помощью» — правда просто? Может надо посложнее? — Любомир был в отличном настроении.

— Всё понятно, но мы ушли от основного вопроса, — улыбнулся Влад своему учителю.

— Наоборот, мы к ответу приближаемся, но постепенно. Человек ведь малая копия Бога. Не в физическом плане, конечно. Иисус показал, на что способен человек, куда он должен идти и чем завершить свой путь на этой планете.

— Поясни.

— Опознавая истину, находя ответы на свои самые заветные вопросы, ты становишься Посвящённым. Работая с мыслью, с применением своей воли-веры, проявляешь чудеса на земле. Материя подчиняется, меняет свои свойства — это магия в чистом виде. Ты стал Мастером. Отдавая любовь окружающим, ты закончил с обучением на этом плане. Ничего тебя здесь не держит, ты превращаешь своё тело в Свет и уходишь в верхние миры. Ты — Вознесённый. А теперь перенеси всё это с уровня человека на материальный мир. Видимая наша планета, галактика, вселенная, вместе со всеми обучающимися душами, постепенно восходят вверх, в более высокие измерения. Материя становится менее плотной, растёт уровень сознания, то есть вибрации разуплотнённой энергии повышаются.

— Тааак. Значит, энергетика повышается? А как же закон сохранения энергии?

— Общий уровень энергии в Мироздании остаётся тем же, но её плотность уменьшается.

— Дай соображу… Энергии остаётся столько же, а Информации всё время прибавляется, и она превращает грубую материю во всё более тонкую?

— Именно так! Сознание — это способность Энергии к обработке Информации.

— И что нас ожидает в таком случае в будущем? Чем закончится Большой Взрыв маленькой Точки Сознания?

— Постепенно, все нижние миры преобразуются в тонкоматериальные, а верхние в ещё более тонкие, станут прозрачными, неощущаемыми, пока не сожмутся разом когда-нибудь до Первоначальной Точки. Цикл закончен.

— А смысл? Для чего нужно было столько усилий, событий, осознаний, смертей, если Вселенная опять схлопнется в Точку?

Любомир захохотал во весь голос, Влад с некоторым удивлением посмотрел на него и сам не удержался от смеха.

— Всё происходило ради того, чтобы эта Точка стала ещё более совершенной!

— Ну что ж, не зря значит, коптим небо.

— Конечно, — волхв продолжал смеяться, — а ты теперь стал Владеющим.

— Владеющий чем? Информацией?

— Смыслом жизни Вселенной, — уже серьёзно подытожил Любомир.

 

Глава 23

Когда со стороны востока начал светлеть небосклон, Милонег, закутавшийся в плащ, приоткрыл глаза и удостоверился в том, что часовой — Змей, бодрствует. В августе у реки ночью было достаточно зябко. Десятник встал, растирая кисти и плечи.

— Ну что, всё спокойно было?

— Если не считать храпа некоторых из команды, то — да.

— Приляг, поспи, я посторожу.

Змей не стал дожидаться повторного предложения и тут же нашёл себе место в шатре, среди товарищей по походу. Здесь от более двух десятков дышащих тел было заметно теплее, нежели на ладье, где ночевали ещё пятеро из отряда и пара купцов-заложников. Никого не слышно — люди, звери, птицы взяли тайм — аут до грядущего восхода Солнца. Даже рыба не плещет — замерла на глубине.

— Кому-то повезёт в наступающем дне, а кому-то и нет. Наша задача — сделать так, чтобы повезло тем, кто нам дорог, и тем, кто полезен родной земле. Для Новгородчины сейчас проблем хватает, приходят они как с востока, так и с запада. Ничего, выстоим!

Милонег подбросил дров в почти погасший уже костёр, раздул пламя от еле тлеющих углей. Над рекой стелился тонкой белесой фатой туман, а на горизонте начал уже краснеть небосвод. Через час Алексий проснулся сам и растолкал Игната, старшего по корабельной команде, тот быстро растормошил всех своих подопечных.

— Умываемся, едим, собираем шатёр и в путь, ребята.

Парни направились к реке, смыть с себя остатки сна, в их числе и Змей с Лосем. Глядя на крупные башни, крепостные стены Ладоги, Милонег обратился к Алексию: «Рюрик здесь четыре века назад деревянную крепость поставил, а каменную кто возвёл?»

— Мстислав Великий, полторы сотни лет тому назад. Раньше-то Ладога стольным градом была.

— Это я знаю. Потом Новгород, а позднее Киев, столичным стал. Ещё позднее Новгород, со всеми северными землями, вышел из состава княжеств киевской Руси и образовал новгородскую республику. Сердце чувствует всё же, что северные края — свои, родные, хоть в тёплых и приятнее телу. Моя родина.

— Вот то-то и оно. Не всегда бывает ласкова земля наша, но милее её нам не найти.

— Наши пращуры ещё севернее жили, никто уж и не помнит, сколько веков назад. Однажды солнце метнулось по небосводу, и поменялись местами стороны света. Земля предков стала уходить под воду и они двинулись на юг, спасаясь ещё и от сильного похолодания. С тех пор родственные племена распространились в трёх направлениях — юг, юго-восток и запад. Мы же, считай, ближе всех к прародине живём.

— Слышал, что с большого северного острова род наш идёт, и что ушла земля та в пучину морскую после войны богов.

— Да, и ещё один большой остров погиб от потопа, легенды говорят, что он за Англией существовал, южнее и западнее её. Богатое было царство — умельцев, мореходов да колдунов без счёта имело, а потонуло за один день.

— Уж не с ним ли наши предки схватились?

— Без этого вряд ли обошлось. Сейчас многие знания утеряны, только в сказках и остались намёки на дела прошедших времён. На Беловодье не только Белые Маги жили, но и Охранители — богатыри по-нашему. В те времена занимались защитой своих рубежей только мастера своего дела. До массовых столкновений обычно не доходило, в противоборство с той и с другой стороны вступали великие воины, при поддержке магов и колдунов. Выяснение отношений длилось несколько веков с переменным успехом, пока не вылилось в последнюю решительную битву. В те времена люди были почти как боги, великой силой и глубокими знаниями обладали. Охранители создавали себе то оружие, которое хотели: и метающее громы-молнии, и испепеляющее огнями, как кусочками солнца; и передвигались на летающих кораблях или земных колесницах со скоростью сокола. Схватились меж собой и Маги, белые и чёрные и, в конце концов, Мать-Земля поглотила более виноватых и согнала с насиженного места менее грешных.

Команда расселась вокруг костра, позавтракала хлебом, рыбой, огурцами да репой и, сложив шатёр, стала готовиться к отплытию. Гребцы заняли свои места, последними по сходням поднялись разведчики, после чего Игнат встал у руля и скомандовал: «Отчаливаем». Парни со свежими силами налегли на вёсла и ладья полетела по ещё полусонному Волхову, навстречу Нево (Ладожскому озеру).

— Сегодня уже в море ночевать будем, — продолжил общение с Алексием Милонег.

— Да, по озеру пройдём, потом по Неве и вдоль берегов суомских морем поплывём, под парусом.

— Откуда знание про гиперборейцев у тебя?

— С разными людьми встречался, из многих племён-народов, у каждого свои сказания. За двадцать с лишним годков чего только не услышал.

Милонег повнимательнее вгляделся в собеседника — на обветренном лице довольно глубокие морщины, видимые под стриженной русой бородой, голубые глаза выцвели видимо слегка, серебряная гривна на шее, под ней в вырезе рубахи виден фрагмент татуировки на груди — Перун поражающий копьём дракона.

— Боевой старик, — подумал десятник. — и знает не мало — тёртый калач.

К полудню ладья ткнулась носом в песчаный берег одной из проток, недалеко от устья Невы. Милонег со своими бойцами, с луками наизготовку, двинулся вглубь полуострова в поисках дичи. Пока команда располагалась на отдых, разжигала костёр, разведчики принесли к общему столу три утки и четырёх зайцев. Лось и двое из команды занялись разделкой и приготовлением дичи.

— После этого обеда, в ближайшие несколько дней, вкуса свежей пищи команде не испробовать, — с плохо скрытым неудовольствием произнёс Змей.

— Самим бы на корм рыбам не пойти, — буркнул вполголоса Лось.

— Хватит базарить, — десятник повысил голос на своих подопечных, — где приказано, там и будем отдавать долг.

Парни притихли, стараясь не навлечь на себя гнев командира. Сознание Влада отметило: «Дружинники хоть и молодые, но с чётко обозначенным уважением к начальству и готовностью выполнить любой приказ. Если всё это замешано на преданности своим корням, родине, вере, на гордости за своё оружие, то такое воинство имеет все основания быть непобедимым. Но… чего-то не хватает в этом раскладе. Россия прирастала в разные времена многими землями неспроста. Те народы, которые вошли в её состав, навсегда срослись с русским менталитетом. Есть у нас всех внутреннее понимание того, что жить надо не только в своё удовольствие, жить надо по совести. Ведь совесть — это голос души, а душа знает изначально, что истинно, а что нет. Возьми любого отпетого негодяя или дегенерата, каждый из них прекрасно представляет, что хорошо, а что плохо, как надо поступать, а как не надо, даже если они не знают или не принимают законы, введённые для всеобщего исполнения. Хочешь положиться на хитрость и добывать комфорт для своего тела за счёт других людей — дерзай, но это не принесёт тебе настоящего счастья».

— Значит, наш народ признаёт верховенство сознания души над сознанием мозга? — волхв проявился и взглянул на Влада вопросительно.

— Значит — да. Потому и неистребима наша духовность. Мы доверяем высшему сознанию и уповаем на него, хотя, по правде сказать, в последнее время одолевают сомнения уже. В мегаполисах всё больше почитателей интеллекта, западного образа мышления и жизни. Потомки гипербореев всё чаще подхватывают болезнь атлантов, которая унесла их цивилизацию в небытие.

— Ну что же, совращённых ждёт штрафной круг.

— Любомир, ты и с биатлоном знаком? — Влад, улыбаясь, приподнял в изумлении брови.

— А ты думал, я из тринадцатого века прямиком сюда, к тебе в двадцать первый?

 

Глава 24

— Влад, я сегодня могу дочь свекрови отдать до завтра, — голос Инги, исходящий из мобильника, был бодрым и мягким.

— Ваууу… во сколько ко мне приедешь?

— Ну не знаю… часа через два.

— Отлично, отвози, а я пока в магазин схожу.

За окном было солнечно и безветренно, сентябрь, со своим бабьим летом, вступал в правление этой частью планеты. Влад критически осмотрел свою холостяцкую квартиру, пропылесосил ковры на полу и протёр пыль на мебели и картинах.

«Пару бутылок Кьянти, гранатовый сок, шоколад, сыр, сёмгу… батон надо купить», — с этими мыслями он отправился в ближайший супермаркет. Пока стоял в очереди к кассе, вспомнил, что со времени предыдущей встречи прошло уже три недели.

Соединение двух миров — это всегда захватывающее действо. Пока оба взволнованы, насторожены, неловки, чувствуется некая натянутость, которая проходит после первого бокала вина и первой близости. Дальше, если всё складывается хорошо, наступает расслабление, блеск в глазах, приступ радости и счастья. Три часа — это долго? Да во время таких встреч эти часы пролетают, будто в каждом лишь по пять минут. Потом — накинуто платье, застёгнуто, обтянув тонкую талию и небольшую грудь, и гостья уже вспорхнула, как птичка-невеличка, будто её и не было. Остались в памяти лишь отдельные эпизоды, фразы, да аромат духов, которые будут согревать до следующего свидания.

«Но теперь за окном уже третья осень, которую встречаем вместе», — Влад вернулся из воспоминаний недалёкого прошлого на свою кухню и продолжил приготовление бутербродов. Сентябрь уже начал расцвечивать листья деревьев в жёлто-красные тона, на улице было свежо и солнечно, а на душе как-то радостно и торжественно. Когда раздался звонок в дверь, в зале, на журнальном столе, уже стояла бутылка вина, графин с соком, два хрустальных бокала, блюдо с бутербродами, на блюдце лежали нарезанные ломтики сыра, кусочки шоколада, а в курильнице стояла, пуская тонкую струйку дыма с запахом ромашки, аромапалочка. Влад обнял гостью, прижав к себе, поцеловал в губы, потом ещё, более горячо и продолжительно, придерживая её голову ладонью, лежащей на затылке.

— Влад, ты прям обутую, в коридоре меня хочешь взять? — Инга решила подбросить дровишек в стремительно разгорающийся пожар страсти.

— Если бы не твои джинсы, то запросто, миленькая моя, — не остался в долгу Влад. По пути к постели, они расстались со всей имевшейся одеждой, которая теперь лежала на полу, обозначая траекторию движения парочки. Он обнял её сзади, отвёл в сторону прядь длинных волос и поцеловал в шею, ощущая губами сонную артерию, подрагивающую в такт участившемуся пульсу. Вместо того, чтобы увлечь возлюбленную на кровать, Влад положил ладонь ей между лопаток, наклоняя лицом в сторону кресла. Инга, наклоняясь, упёрлась руками в деревянные подлокотники, — Как у берёзы в лунную ночь, помнишь? — неожиданно, шёпотом спросил он.

Инга остановилась в полунаклоне, — Берёза, ночью, когда?

— Когда ты жила на опушке леса, — Влад нажал ей на спину чуть сильнее, и девушка наклонилась горизонтально, после чего почувствовала его в себе.

— Аааа, что-то еле уловимое… знакомое — пролепетала Инга, — именно когда овладел, пронеслась ассоциация, всё сошлось… да!

Минут через двадцать они сидели на диване и, обнажённые, пили вино.

— Откуда у тебя это воспоминание? — спросила Инга.

— Это из нашего позапрошлого воплощения, реальная картина, — ответил Влад, довольный произведённым эффектом.

— Я и сама теперь кое-что вспоминаю… у тебя был гнедой… тёмно-гнедой конь. И ещё я помню, как мы были на каком-то озере, вдвоём. Это было как в сказке: вода, деревья на берегу, солнце, и мы, такие искрящиеся счастьем!

— Это было рядом с Великим Новгородом, на одной из стариц Волхова.

— Это завиток русла реки?

— Да, тот, который от неё отделился, превратившись в озерко.

— А ну-ка колись, откуда тебе стало известно о нашем прошлом?

— Ну, не одной же тебе ведьмачить, — Влад, улыбаясь, показал ей язык.

— Ах так? Сегодня вообще больше ничего не получишь, если не признаешься!

— Началось… в колхозе утро… шантажировать будешь?

— А почему бы и нет? — Инга явно чувствовала свою власть над возлюбленным в интимной сфере. — Не хочешь, не говори, так посидим, телевизор посмотрим, — продолжала язвить она.

— Прибил бы! — шутя, огрызнулся Влад. — Я и сам толком пока не могу объяснить технику ухода в прошлое воплощение. Расслабился, мысленно сосредоточился на архиве своём, на подсознании… и по нисходящей спирали падаешь в то время, с которым связаны твои прошлые жизненные уроки, где живёт нестираемая информация «жёсткого диска» души. Например, я знаю, как войти в состояние полного контроля над своим телом во время рукопашного боя, когда каждое движение не должно быть медленным и неточным. Скорее всего, я бы мог его повторить, очутись сейчас в критической ситуации, но … пока не могу его описать. Это где-то на грани разума и интуиции. Когда начинаешь действовать — делаешь всё «на автомате», так и с уходом в прошлые жизни.

— Знаешь, чем закончилась та наша любовь?

— Пока нет, не знаю. Но, думаю, скоро откроется всё.

— Ты покинул меня в той жизни!

— Там была служба, а насколько покинул, пока не знаю. Надо было добывать денег на свой дом, не ютиться же в родительском.

Инга набросила на себя рубашку Влада, закурила и вышла на лоджию. Он, надев джинсы, настиг её и обнял сзади. Напротив дома росли липы и клёны вдоль тротуара, будто освещая его своими золотистыми шапками. Впитывая в себя эту картину, ощущая тепло тела возлюбленной и вдохнув сигаретный дым, Влада потянуло на, хотя бы одну затяжку.

— Инга, пристрели меня! Курить захотелось.

— Нееет, только не это! Знаю, как ты бросаешь, две недели без сна, нервы как струны… держись, я быстро докурю и идём в постель.

Влад, после многочисленных попыток, всё же бросил курить два года назад, но иногда готов был начать заново. Особенно в такие моменты, сразу после близости и вина. Инга, сделав две глубокие затяжки, легкомысленным щелчком отправила окурок, с губной помадой на тонком фильтре, вниз.

— Пойдём, я замёрзла.

Влад открыл балконную дверь и слегка шлёпнул Ингу по попе, когда она перешагивала через порог.

— Действительно, холодная, как лягушка, — явно подначивая возлюбленную, произнёс он.

— Ах, так! Ну, грей тогда, чтобы жар изнутри и снаружи окутывал всю! — она обхватила руками его шею и нашла губами его губы…

 

Глава 25

Только влюблённым дано такое — оставшись наедине, болтать на разные темы часами, не уставая. Причём эти темы для разговора находятся как бы сами собой. Потом спроси их, «О чём говорили?» Не смогут сказать ничего вразумительного, хоть убей.

Ближе к вечеру Инга, довольная, как кошка объевшаяся сметаны, полулежала на постели с бокалом вина. Влад сидел рядом, гладил её бедро и, отпивая из своего бокала, рассказывал, какой она была в прошлых воплощениях.

— И что, я прям на первой встрече отдалась?

— Но ведь и встреча была судьбоносная, совсем неординарная.

— Да-да, говори теперь, запудрил девчонке мозги, — Инга нарочито пыталась дистанцироваться от Илоны, подкалывая Влада.

— Ха-ха… стыдишься за своё древнее поведение?

— Ничуть! Я даже в те времена чувствовала себя свободной.

— Достаточно свободной, да, — Влад закрыл глаза, вспоминая образ Илоны, — пока невестилась в лесах.

— Ну, вот теперь и скажи, кто же тебе из нас больше нравится?

— Нашла о чём спросить, о разных телах одной и той же души.

— Да-да, говори, как есть.

— Ну, во-первых, вы в разных возрастных категориях. Илона совсем девчонкой была, как и я в ту пору — довольно молодым. Сейчас у меня за плечами больше полсотни лет, семейная жизнь, у тебя она ещё продолжается. Во-вторых, можно однозначно утверждать, что девушки вы рисковые, обе. И по облику… обе хороши, чем-то похожи, и каждая со своим шармом.

— Дипломатично выкрутился, побить бы, да не за что, — Инга улыбнулась, пристально глядя в глаза Владу.

— Это ещё не всё из твоего прошлого. Похоже на то, что мы во время Великой Отечественной с тобою встретились, и были вместе пару месяцев.

— Какое имя у меня было?

— Юлия. Медсестра. Служила на аэродроме штурмовиков.

— А ты?

— Михаил. Пилот Ил-2. Погиб летом 1943-его. Родился в новом теле через семнадцать лет, а вот ты задержалась, появилась в этом мире через двадцать с лишним годков после моего рождения.

— Очуметь… вообще-то мне тема войны близка, догадывалась и раньше, что участвовала во Второй мировой. А то, что задержалась, меня не расстраивает, мне нравится наша разница в возрасте.

— Мне тоже, в общем-то, даже сил придаёт. Но, тебя утомить очень трудно, Ведьмочка моя любимая.

— Ты неподражаем, Инквизитор, я уже говорила об этом. Я с тобой улетаю в другой мир, сама не знаю, как это получается и почему так высоко.

— Самый главный компонент волшебного состояния женщины — это ощущение себя безгранично любимой. Ей остаётся только ответить на любовь, остальное избранник должен сотворить. В совместной жизни похожая картина — он обретает, передаёт ей в пользование, она — сохраняет. Он — ищет и познаёт что-то новое, в самых различных областях деятельности, от простого зарабатывания денег, до какого-нибудь духовного озарения. Она — сохраняет полученное для себя и потомства, от материальных ценностей до генетической информации.

— Я бы хотела родить от тебя сына, — эту фразу Инга произнесла не громко, но довольно твёрдо.

Влад почувствовал, как что-то сжалось у него в груди, а голова, будто под ватным колпаком оказалась.

— Ингааа, я бы тоже этого хотел, но наша разница в возрасте… девочка моя, ты меня в ступор вгоняешь.

— А ты держи удар, — Инга рассмеялась. — Тебе не кажется, что для счастливой женщины желание зачать ребёнка от любимого человека, вполне адекватное?

— А как же муж? Первый ребёнок обычно на отца похож, второй на мать. Мы с тобою похожи во многом, возможно, скрадётся присутствие моих генов во втором, но он свои черты будет искать, как не крути.

— Если решусь, то разведусь. Перееду к тебе в однушку, примешь?

— Куда ж я денусь? Конечно. Ширму только придётся купить, от дочки твоей отгораживаться.

— Что уж, у молодого пенсионера да не хватит денег на то, чтобы расширить жилплощадь? Ты же в аэроклубе подрабатываешь извозом, — Инга, в шутку, решила уесть Влада, для разнообразия.

Влад картинно ссутулился, — Кхе-кхе, мадам, пенсия-то у меня не европейская, на неё хоромы не купишь.

— Рассказывай мне сказки. Не меньше средней зарплаты по стране, небось? Знаю я, какие у лётчиков пенсии. Плюс подработка.

— Какая ты практичная, Ингушка! Уже не сомневаюсь, что быт у нас будет налажен от и до. Понимаю, что тебе хочется всего того, о чём трещит реклама в телевизоре. И место жительства сменить на столичное, чтобы везде под ногами были ровные тротуарчики, чтобы на выставки, в бутики и рестораны почаще заглядывать.

— Что в этом плохого, Влад? Разве тебе нравится ходить по тротуарам с заплатками?

— Может всей страной переедем в Москву? Жаль, но не получится выровнять неравенство в качестве жизни, в зарплате, в доступе к халявным развлечениям. Многим нравится своя малая родина, и не все измеряют свои достижения в денежном эквиваленте.

— Ну вот что ты завёлся?

— Да надоела эта трескотня про «успешных» и амбициозных. Когда тебя постоянно окружают несколько миллионов рвачей, живущих по соседству — это напрягает. На каждом шагу кто-то хочет тебя обставить. Потому и неврозов так много, особенно у столичных жителей.

— Я с мужем и дочерью жила в Москве в конце девяностых. Снимали комнату. Не понравилось.

— У меня там родня по отцовской линии. С детства помню новогодние представления для детей, на которые меня водили отец, бабушка, во время зимних каникул. С годами столица становилась все чопорнее и надменнее.

— Нам осталось ещё про политику поговорить. Ну иди ко мне, согрей.

Влад выключил бра, комната погрузилась во мрак, только полная луна за окном раздавала свой свет всем желающим. Он лёг на Ингу сверху, удерживая вес своего торса на локтях, упёршихся в ложе. Её лоб, нос, и частично щёки, в лунном свете казались фарфоровыми, как у куклы. Только широко раскрытые глаза, сверкающие в темноте обрамляющих ресниц, оживляли лик девушки. Они смотрели друг другу в глаза, не говоря ни слова, всё более погружаясь в лёгкий транс. Окружающий мир вобрала в себя тьма, остались только две пары глаз, словно последние искорки света, оставшиеся от сгинувшей Вселенной.

— Запомним этот вечер, волшебство нас не так уж часто посещает. Сегодня мы погрузились в магию.

— Да, мой хороший. Всё исчезло, остались только эти два огонька напротив.

 

Глава 26

Ладья летела по Варяжскому (Балтийскому) морю с наполненным северным ветром парусом. Гребцы отдыхали, бог был на их стороне. Всё пока складывалось удачно но, качка имела место быть, и весьма ощутимая, Лося тошнило с самого утра. Этот здоровяк периодически перевешивался через борт, чтобы похвастаться перед рыбами съеденными харчами. Милонег наблюдал за горизонтом стоя в носовой части судна. Наконец, ближе к полудню, он увидел долгожданную землю, по левому борту.

— Наш остров? — спросил он у кормчего.

— Да! Вот и Готланд, ребята! Ночевать будем в Висбю, — крикнул команде обрадованный Алексий. Гул довольных голосов прокатился над кораблём. Даже физиономия страдающего Лося приобрела блаженный вид. Уже через час ладья неслась вдоль северо-западного берега острова. Разведчики, в отличие от команды, видели эту землю впервые, и не спускали глаз с незнакомого берега. Он был каменистым, часто состоящим из многочисленных рядов узких плит известняка, на вершине покрытого, песчанистой почвой, травой и перелесками северных невысоких сосен. Вот появилась первая гавань с несколькими стоящими в ней судами. Крепостные каменные стены кое-где были возведены ещё не в полный свой рост, в отличие от массивных четырёхугольных башен. За стенами виднелись многочисленные островерхие кирхи и дома, крытые оранжевой черепицей. Крепостная стена тянулась, наверное, версты на три, если не больше. Парус убрали, на вёслах вошли в основную городскую гавань и встали к пристани. Алексий с разведчиками, не мешкая, отправился в город. У ворот башни он показал страже грамоту новгородской купеческой гильдии, и в компании молодых людей направился в сторону русского двора. Дружинников впечатлило большое количество каменных домов, часто двух-трёхэтажных и готических соборов и церквей. Улицы, довольно широкие, мощеные булыжником, своим видом сразу же оповещали гостей города о высоком статусе этого купеческого города. Алексий шагал весьма уверенно, после прохода арки внутри двухэтажного дома, свернул в более узкий переулок, и перед путешественниками предстала белокаменная русская церковь, окружённая несколькими деревянными и каменными домами.

— Наша церковь поменьше готской, тоже в честь Николая Угодника построенная, но от этого не менее красива, — владелец ладьи полувопросительно обратился к своим спутникам.

— Дааа, и наш гостиный двор тут не самый последний, для ночёвки места хватит, — промолвил Милонег. Пока Алексий выяснял со старостой торгового представительства, что делать с готскими купцами-заложниками, разведчики осматривали русские владения на варяжском острове. Это был небольшой квартал, дома, стоявшие по его периметру, были обнесены одним общим забором. Церковь Николая Угодника располагалась в середине этого прямоугольного поселения. Возле неё, под двумя берёзками виднелись с десяток могил. Кто-то из наших купцов так и не увидел родной земли.

Несмотря на то, что каменные дома были построены наёмными строителями, из каждой щели проглядывал русский дух. Кажется, даже куры были роднее здесь, чем за оградой.

— Купцов будем прямо на пристани менять, пойдёмте к кораблю ребята, — Алексий был в хорошем настроении — заодно и от груза лишнего избавимся, руки себе развяжем, наполовину. Гонца к готам мы уже отправили.

Появившись на пристани и сообщив новости, судовладелец привлёк команду к выгрузке конфискованного товара, чтобы обмен прошёл без проволочек. И действительно, местные власти сработали быстро, уже через полчаса на пристани появились готы с двумя нашими купцами и их товаром. Тут же подъехали на лошадях и люди с русского двора. К общему удовлетворению обмен прошёл без проблем. Милонег со своими дружинниками сопроводил возы до торгового представительства и остался в нём на ночёвку. Большая часть команды и пара немецких купцов-заложников также нашли приют в русском квартале. После бани настроение у путешественников значительно улучшилось, ну и конечно потянуло на развлечения, с полноценным расслаблением. Двенадцать человек из команды решили посетить местное заведение общепита, в чём их поддержали трое дружинников. Немецкая пивоварня в Висбю была на хорошем счету — пиво было отменного качества, а слабосолёная сельдь к нему — выше всяких похвал. Все пятнадцать человек не уместились за один длинный стол. Милонег со своими и двое из команды заняли соседний, меньший, стоявший напротив камина. Заведение не жалело денег на освещение — на висящих горизонтально под потолком старых деревянных колёсах, пылали несколько десятков свечей, поставленных на обод. Между камином и прилавком хозяина заведения расположились на скамье два музыканта, создававшие атмосферу уюта и праздности, играя на флейте и трёхструнной виоле. Выпив по большой кружке пива, новгородцы заказали ещё, чтобы забыться и развеселиться. Постепенно разговоры становились всё более громкими, прерываемые взрывами хохота. В девятидневном морском путешествии обязательно случатся какие-нибудь комичные происшествия, которые вспомнятся при случае, ко всеобщему веселью. За столом Милонега парни не спеша потягивали пиво, переговариваясь вполголоса, и философски глядели на огонь в камине. Десятник тоже пытался разглядеть в нём какие-то близкие ему образы. Постепенно стало ощущаться некоторое онемение в районе затылка.

«Чем там занята моя Илонка»? — спросил, он про себя. Волна тепла прошла от основания черепа по шее, позвоночнику, вниз. Показалось даже, что запах её, еле ощутимый, вдохнул ноздрями.

За сотни вёрст отсюда, невеста десятника сидела в темноте, возле печи, глядя на остывающие угольки дров. Родители и сестра спали — в деревнях ложились рано, как стемнеет. Илона мысленно положила на голову любимого свои руки, обе со стороны затылка, провела ими вниз, до середины спины. Одну вернула, возложив на макушку, потом чуть ниже, как бы нащупывая ментально «серебряную нить». Вот серебристо-голубой огонёк сердцевины души отделился и поднялся над головой, соединённый светящейся нитью с телом. Девушка чуть не вскрикнула от неожиданности, замерла.

В это время Милонегу показалось, что он смотрит на свои ноги, руки, грудь, как бы со стороны, не отождествляя себя с телом. Его сознание, контролируемое Владом, находилось чуть выше головы, изучая обстановку. Местные готы, человек десять, сидящие за двумя соседними столами, что-то громогласно обсуждали. Видимо, пропустив не по одной кружке пива, они находились в том счастливом состоянии, в котором море бывает по колено. За другими тремя столами расположились небольшие компании немцев, видимо моряки с разных кораблей. Трое немцев, сидевших по соседству, обсуждали планы посещения Новгородского торга. Милонег слышал их разговор, не подавая вида, что понимает по-немецки.

— Хенри, надеюсь, хозяин быстро затоварится в Новгороде, в этом году воска много на рынке. Встретимся опять здесь на обратном пути, посидим за кружкой пива, поболтаем.

— Да, Гюнтер, с беличьим мехом в этом году тоже всё хорошо. Думаю, быстро вернёмся с Руси и зайдём опять сюда. Слышал, что с русскими замирились, торговать будем по-прежнему.

— Да. Кстати, эта большая компания, — третий собеседник показал глазами на большой стол, — новгородцы, судя по всему.

Внимание Милонега переключилось на своих, из команды. Не к добру они сидят так близко с местными…

«Вот и приключение», — один из готов сильно качнулся, проходя к своему столу, и выплеснул чуть ли не половину кружки пива на спину меланхоличному коренастому Ерёме.

— Ты что, охренел? Чёрт нерусский! — Ерёма встал с лавки, пристально глядя в глаза обидчику и засучивая рукава рубахи. Гот попытался похлопать ладонью по щеке гребца, но оказалось, что это было не самое удачное решение вопроса.

— Ах ты скотина! На! — правый кулак пришёл местному в челюсть, от чего тот улетел в спины сидящих своих приятелей. Те повскакивали с лавки с обозлёнными лицами и возмущённо заорали на гостей города. Новгородцы тоже поднялись как один, и началась потасовка равными составами. Лось хотел уже ринуться на подмогу, но Милонег остановил его, и остальных своих, взглядом. Новгородцы с юности приучены к противостояниям «стенка на стенку». Драки между разными концами Великого Новгорода происходили регулярно, иногда прямо на мосту через Волхов. Через пару минут уже было ясно, что готы не выдерживают натиск.

— Эй, ганзейцы, помогите русских побить! — крикнул немцам один из дерущихся готландцев.

Шесть из девяти немцев поднялись было из-за дальних столов, но Милонег со своими ребятами выдвинулся им наперерез. Выражение его лица как бы говорило: «Даже не вздумайте». Внешний вид дружинников, особенно массивного Лося, подействовал на них отрезвляюще. Их кислые мины как бы ответили: «Да не очень-то и хотелось».

Музыканты прекратили играть и сидели, обняв инструменты и поджав под себя ноги, испуганно глядя на побоище. Хозяин пивного дома пытался криками остановить действо, но пиво уже хорошо ударило в голову его посетителям. Одному из готов оно ударило вместе с кружкой, которой он пытался отбиваться от русских. Теперь он лежал под столом, в компании с зачинщиком, всего этого мероприятия. Тем временем драка постепенно переместилась на улицу, где и закончилась довольно быстро. Побеждённые разбежались и расползлись по прилегающим переулкам, а победители, под радостные возгласы и обсуждения произошедшего, пошли в русский квартал на ночёвку.

 

Глава 27

«Илонка, ты ведь приходила ко мне сегодня»? — Милонег мысленно обратился к своей возлюбленной. Он лежал со своими товарищами на овчинных шкурах на полу гостевой избы и, в отличие от них, всё никак не мог заснуть.

«Приходила, даже её запах еле уловимый чувствовал. И теплая волна прошла от затылка вниз, по спине.»

«Я и сейчас с тобой. Разве не ощущаешь»?

«Хм, показалось, или действительно ответила мне»?

Илона провела левой рукой по воображаемой шее и остановила её на затылке Милонега, а правой нащупала место, где гнездится душа. Её ладонь накрыла солнечное сплетение, и тепло начало циркулировать по виртуальному, а чуть позднее и по биологическому телу возлюбленного.

«Точно, это она даёт знать, откликается», — десятник повернулся, лёг на спину, расслабился.

Ведьмочка, тем временем, положила свою левую ладонь под груди, соединив энергетические центры обоих. Вообразила тонкую светящуюся нить, соединившую два тела, две души.

«Теперь мы с тобой повязаны, — Илона закрыла глаза и улыбнулась, — теперь я тебя ощущаю, как своё продолжение. Когда мне тревожно, буду ткать вокруг тебя этой нитью орнаменты, ставить защиту. Если опасность рядом будет, закрою тебя коконом, чтобы вражьи силы потусторонние не увидели».

«Вернусь, обязательно спрошу её, при случае, про этот вечер, и про то, что она делала». Десятник наконец-то погрузился в сон, как в мягкую копну свежего сена.

Утром, как рассвело, команда позавтракала и в полном составе направилась на пристань, к ладье. Там, возле готских кораблей, уже сновало несколько моряков с синяками на лицах.

— Оооо, вчерашние знакомые — Змей изобразил побитым самую широкую улыбку, которую только мог, и слегка покачал ладонью из стороны в сторону.

— Ещё попадётесь, поквитаемся, — проворчал один из готов.

Милонег перевёл своим то, что услышал, и добавил — На обратном пути держитесь вместе, могут припомнить.

Пополнив запасы питьевой воды и съестных припасов, экипаж занял свои места, и ладья отчалила от берега, ловя парусом попутный ветер. Светло-красный рассвет со стороны родной земли был воспринят как хороший знак. Небо было голубым, безоблачным, ветер почти попутным, грести — не было необходимости.

«Хоть бы так, с попутным, до Любека домчаться, не попав в шторм», — подумал Милонег. «Не очень-то хотелось бы барахтаться в холодной воде, в доспехах, с оружием, чтобы потом послужить кормом для рыб». Поймав взгляд затосковавшего Лося, десятник понимающе кивнул ему, мол: «Держись, прорвёмся!» Сам же, подняв глаза повыше горизонта, начал свою молитву: «Бог мой, Отче, да святится имя Твоё, да придет Царство Твоё, да будет воля Твоя! Помоги мне Господи, сохрани, укрепи и направь! Помоги мне в службе и трудах моих». Перед тем как сознание Влада, после вчерашнего, влетело в голову Милонега снова, оно успело ощутить торжественную, светлую ауру.

«И почему люди предпочитают монолог в общении со Всевышним»? — как бы спросил всё окружающее пространство Влад.

«А потому что диалог с Ним — это уже не молитва, а продвинутая медитация», — ответило пространство голосом Любомира.

— Здравствуй, путешественник!

— Здравствуй, Любомир, моё почтение! Знаешь, судя по Библии и житиям святых, были люди, с которыми Бог разговаривал тет-а-тет. Они же потом и тексты писали священные, от Его лица.

— Ну да, ну да. Тут два варианта событий возможны. Если выходишь на разговор с кем-то из высоких Сущностей, с кем-то из тех, кого даже за богов держали длительное время, — это одно. В этом случае похожий на человека «бог» даёт чёткие указания человеку-медиуму, пророку. Моисею, например, давал наставления иудейский бог Иегова — какие города завоевать, как истребить всё местное население, включая детей и тому подобные прелести. Когда хочешь поговорить с настоящим Всевышним, обычного диалога не получается. То есть, чтобы услышать Бога, человеку надо полностью угомонить свои мыслеизвержения и превратиться просто в приёмник Его мыслей. Но при их приёме возможны искажения, да, потому что сознание каждого человека обладает индивидуальностью. Как он интерпретирует полученную информацию? Всё будет зависеть от уровня его образования, духовной зрелости, веры. И где же обещанная боговдохновенность тех текстов? Дух Святой возможно не всех писателей посещал и не в полной мере разъяснил некоторым, что имел в виду?

— Дух Святой — это простыми словами кто?

— Ну, если буквально переводить, то — это Сознание святое. А если более предметно, то — Мыслепоток Бога. Он возник в самом начале, одновременно с Богом. Из него же извлекали божественные мысли-идеи все духовные творцы — Сыны, проектанты звёздных и планетарных систем и их обитателей.

— Ангелы, Архангелы?

— Да, они тоже. Понимаешь, духовные Сущности, как и люди, черпают идеи из этого Мыслепотока, принимают их как радиоприёмники нужную волну. Когда мысль-идея вошла в то или иное сознание, она изучается, этим искажается, и становится своей для индивидуума. Позднее эта идея опять уходит в чистом виде в Мыслепоток, где ею может воспользоваться кто-то другой.

— Стало быть, люди, претендующие на полную истинность полученной от Бога информации, несколько преувеличивают свои посреднические возможности?

— Только самые отъявленные пророки могли утверждать, что болтали с Богом, как с приятелем и всё правильно поняли.

— Ха-ха, так я и думал, Любомир! Бог общается не словами, но посредством образов.

— Но есть ещё такое понятие, как Озарение. Высокое человеческое сознание иногда может разом прочувствовать Истину. Это бывает очень редко, и это не имеет ничего общего с интеллектом. Интеллект — это функция мозга, построитель логических цепочек, хитрость.

— Разве можно познать нечто сложное без интеллекта?

— Ты представляешь интеллект главным действующим лицом твоего разума, твоего «я»? Ошибаешься. Он — не самая большая часть твоего сознания и, однозначно, не самая лучшая. Интеллект дан человеку для выживания в конкурентной борьбе с животными и другими людьми в трёхмерном мире. В более высоких мирах он не нужен, потому что любая хитрость там видна всем и сразу, видна по цветам меняющейся ауры индивида.

— Озарение — это моментальное приближение к Истине?

— В общем-то да. И её прочувствовать должен только ты. Не писатель, не приятель, не учитель. Ты! Иначе, ты так и не сможешь понять, как всё устроено.

Влад смотрел на горизонт глазами Милонега, вернувшись одновременно в своё прошлое. После длинной паузы он продолжил диалог — Никто не может предсказать, суждено или нет, испытать это Озарение. Но кое-что из божьих тайн мне показали.

— И кто же показал?

— Дух, мой собственный, или Наставник, не знаю точно. В детстве и юности я часто видел обучающие сны.

— Ты в этих снах попадал в разные опасные ситуации, и тебя тренировали как выходить из них?

— Дааа. Любомир, ты тоже через такое прошёл?

— Не считай себя абсолютно исключительным, — волхв снисходительно улыбнулся, — Так что за тайны тебе показали?

— Пространство. Я в этой чёрной пустоте, и мне надо двигаться, преодолеть её как-то. И вот дальше, очень трудно описать чувство Бесконечности. С учётом моей беспомощности вообще страшно. Но со временем что-то начинает получаться, хоть в вакууме и не от чего оттолкнуться, я начал перемещаться, появилась уверенность! Я приблизился к сферическому Свету. К разумному Существу из Света. Дальше… не помню.

— Похоже, это был твой Дух. Видимо он дал тебе вспомнить самое начало Мироздания, возникшее из Пустоты, из мысли.

— Ты тоже кое-что помнишь из того, что было в Начале?

— Да, но ещё и научен.

Сознание Влада вылетело из тела Милонега и оказалось в собственном, лежащем дома на диване. Теперь он смог разглядеть образ волхва, разговор продолжился.

 

Глава 28

— Любомир, мы с тобой уже обсуждали то, что Вселенная возникла и пришла в движение, чтобы начать отвечать на вопрос Бога «Кто Я?»

— Говорил такое, и что?

— Так по Библии второе, что Он сделал, — свет отделил от тьмы.

— В первой главе этой книги описывается процесс сотворения нашей планеты, довольно образно описывается. А Вселенная уже существовала в это время. Однако разделение на Свет и Тьму произошло и в начале сотворения Мироздания. Энергия, равномерно разлитая в Пустоте, сгруппировалась, образовав область Света, а там, где её стало меньше, появились области ограниченного Света и почти полной Тьмы. Заметь, Свет — это не тот свет, что исходит от факела или даже солнца. Это тонкая первичная Энергия. Она до сих пор исходит от Бога, без неё не имели бы мы жизненной силы. Это и есть Любовь Бога, которой Он одаривает безвозмездно всех без разбора. Дарит свою энергию, Себя, значит любит. Всё просто.

— Хорошо, а дальше что происходило? — Влад буквально впитывал информацию идущую от волхва.

— А дальше, перед тем как творить всё сущее, нужно было создать «сцену» — пространство-время. До этого всё происходило в великой Пустоте. Вот когда произошло разделение первичной Энергии (разделение Бога на Отца-Сына), тогда и появилось первичное пространство. Первое «небо» Бога-Отца отделилось от второго «неба» Бога-Сына, на котором обосновались духовные Существа — Серафимы, Архангелы, ангелы…

— Зачем нужно было разделение Бога? Почему Он один не мог создать пространство-время?

— Ммм, вот представь себя, с рождения подвешенного невидимыми нитями к потолку абсолютно тёмного зала. Черно… полное отсутствие света. Твоё сознание мечется, не может определить, есть ли ещё что-то вокруг. Само себя не может полностью осознать. Да, оно может считать себя самым умным, быстрым, красивым… но оно даже не видит себя самого. Нужен второй «наблюдатель» или «зеркало». А теперь представь — перед тобой повесили зеркало и включили свет. Ты уже можешь определить, где право, где лево, верх-низ, увидеть и оценить себя. Можешь долгое время изучать отражение, ведь они оба теперь существуют — и время, и отражение.

— Ну да, понятно. А если напротив человека в этом зале расположить его брата-близнеца, то у первого будет с кем себя сравнить.

— Вооот, теперь он будет намного объективнее, у него появится самоосознание, прям как у бога, — волхв рассмеялся.

— Ясно! А как дальше протекало Творение?

— А дальше пошло ещё веселее, создавалось-то всё через мысль! Представил, что хочешь реализовать, и вот оно уже оформилось. Архангелы начали создавать своими энергиями-ангелами тонкие миры по тем идеям, которые брали из Мыслепотока Отца (Святого Духа). Они были чудесны эти миры, там всегда светло и постоянно звучит чарующая музыка, нет ни страха, ни смерти, ни зловонной материи, как таковой. И вот, когда были созданы шесть тонких планов (небес), один из сильнейших Архангелов решил создать следующий, седьмой план, по подобию вышестоящих.

— Я уже догадываюсь, как его звали. Люцифер!

— Верно, это была «правая рука» Бога — Архангел Лучезарный. Он привлёк к Творению очень много ангельских Существ, наверное треть от всех существующих. Однако тот уровень вибрации, который имел нижний план, требовал от творцов большой самоотдачи. Они творили галактики, звёзды, планеты из себя, и увязали в своих творениях, и если бы не постоянный поток Любви от Отца, не удержали бы всю эту конструкцию от распада так надолго.

— А как человек попал на материальный план?

— Часть духов, ангелов, решила испытать ощущения от жизни внутри материального тела. Им захотелось узнать, какие чувства возникают, когда откусываешь от сочного плода, пьёшь веселящий напиток, противостоишь другому эго или занимаешься любовью. В трёхмерном мире есть достаточно много эмоций, которые возможно испытать только в нём. И вот души ринулись заселяться в созданные духами биологические скафандры, будто в продвинутую компьютерную игру поиграть. В начале так и было, они осознавали себя бессмертными и наслаждались самой игрой, процессом. На каждом «небе» чистая искра Духа (душа) облачается в подобающее «одеяние» (оболочку). На плане, следующем после Бога, есть у души такая очень тонкая, но оболочка. На более низком она окутана ещё одной, более плотной оболочкой (телом), и так с каждым новым уровнем добавляется очередное тело, позволяющая жить на данном «небе». Для того, чтобы жить на такой планете как наша, душа (частичка Духа в шести оболочках) должна вселиться ещё в одно — биологическое тело. Уровень сознания и осознанности при таком вселении заметно падает. Здесь мозг перехватывает инициативу в управлении материальным телом, сознание души лишь запоминает происходящее, да иногда пытается вмешаться, посредством «внутреннего голоса», совести или интуиции. Со временем у этих душ начали формироваться искажённые представления о себе, особенно после нескольких перенесённых смертей в биологическом теле. В души начал закрадываться страх и искажать их способность к исключительно позитивному мышлению.

— Так, а в случае смерти, «костюм» сбрасывается и душа поднимается на следующее верхнее «небо»? — спросил Влад.

— Да, и чем выше уходит душа, тем больше оболочек оставляет она, на каждом «небе» — свою. Если через какое-то время душе понадобится опять пройти, или преподать, урок на нижнем плане, она соберёт оставленные тела на каждом «небе», кроме биологического. Миры Люцифера довольно красивы, разнообразны, но в них могут быть созданы только грубые оболочки. Души приходят сюда с тонких планов погостить и получить опыт. Но с некоторых пор их сознание стало ограниченным. Только некоторым удавалось уходить на высокие уровни после смерти тела навсегда. Остальные же попадали на ближайшие «небеса ограниченного сознания», с которых вновь и вновь торопились вернуться в материальное воплощение.

— На Земле человек давно обосновался?

— Миллионов десять с лишним лет, но таким как сейчас он стал не так давно — 450 тысяч лет назад. Тогда пришлые «боги» поделились генами с древними неандертальцами и создали новый тип человека. После них на этой планете не раз появлялись пришельцы разных видов и тоже принимали участие в формировании человеческой цивилизации. Благодаря этому мы имеем несколько людских рас.

— Значит, мы продукт генной инженерии пришлых «богов»?

— Отчасти да, и не только мы. Они и животный мир тут очень разнообразили и растительный. Так что, из нашей планеты сделали хранилище разных видов живности, получился такой продвинутый зоопарк в окрестностях одной небольшой жёлтой звезды. Если, не дай бог, случится какая-нибудь планетарная катастрофа у кого-то из наших древних наставников, здесь всегда найдётся «рассада». Правда, если мы с таким же прилежанием будем продолжать портить окружающую среду, то все виды сами изведём. Останутся только домашние кошки-собачки, ну и мыши, крысы, куда же без них.

 

Глава 29

Влад вдруг вспомнил якутскую природу, с её доисторическими запахами, видами северной рыбы и животных, которых на западе страны практически не осталось. А ведь всего полвека назад осетровые по всей Волге водились, и волки, лоси, в средней полосе России.

— Как же уязвима наша Земля. Даже не поднимаясь в стратосферу, тем более в космос, я на маленьком Ан-2 смог почувствовать, насколько мала наша планета. Взлетаешь в южной Якутии, вокруг буйство зелени, тайга, корабельные сосны, и не спеша летишь на север. Крейсерская скорость как у легковых автомобилей, мчащихся по немецкому автобану. Всего шесть часов полёта, и под тобою уже лесотундра. Только вдоль Лены ещё растут более-менее высокие деревья, а чуть дальше от берегов, стоят чахлые пихты и кривенькие полярные берёзки. Ещё дальше — тундра. Земля, покрытая ягелем, изрезанная руслами ручьёв и речушек, кое-где рябая от озёр разного размера. Как-то раз, увидев под крылом следы от гусениц трактора, тянувшиеся на десятки километров, командир экипажа спросил, — Знаешь, когда он проехал?

— В начале лета?

— Нет, тридцать три года назад. От лагеря гулаговского до деревни тащил железки да стройматериалы, наверное. Северная природа очень ранима. Если корни мха повредить, восстанавливаться он будет очень долго — почва неплодородная и довольно прохладно здесь девять месяцев в году.

Пролетая над заброшенным лагерем: обветренными деревянными бараками, стоящими без окон и дверей, полуразобранными хозяйственными постройками, столбами забора с обрывками колючей проволоки, Влад поёжился, — Чем они здесь печки топили, интересно? И чем занимались на краю земли? Серый, унылый ад, лет на десять, если не больше, и попробуй тут выживи.

Если лететь ещё часа четыре, то под тобой уже будет арктическое побережье, песчано-каменные россыпи, ни одного кустика и вечные льды на горизонте — Ледовитый океан. Вся карта северного полушария, как видеоролик, в течение дня проматывается в режиме онлайн. Всё же мала наша планета, совсем не велика.

— Сергей, эти валуны сюда во время Великого оледенения с севера притащило?

— Да, в этих местах камней хватает, плюнуть некуда.

— Если, не дай бог, двигатель откажет, то на благополучную вынужденную посадку здесь может рассчитывать только заядлый оптимист, — Влад заворожено смотрел на бескрайние просторы утыканные глыбами. — Неземной пейзаж, будто над марсианскими пустынями летим.

— Тут по маршруту два озера есть, скоро их увидишь, довольно большие, метров по двести в диаметре, круглые, впритык друг к другу расположены. Перешеек, их разделяющий, буквально в несколько метров шириной, а вода разная по цвету. Одно серебристо-голубоватое, а другое почти чёрное. Вот в чём дело?

— Может у одного дном служит природная выемка, а у другого — кратер от небольшого метеорита. В метеоритах каких только химических элементов не встречается.

Влад запоминал контрольные ориентиры по этому новому для него маршруту — штурманский расчёт и ведение визуальной ориентировки входили в круг обязанностей второго пилота. Солнце постепенно уходило за горизонт, превращая тундру в большой тёмный ковёр с едва различимыми складками местности. Ночные полёты на Ан-2 были разрешены только для лётчиков полярной авиации. В центральной части страны этот тип самолёта с заходом солнца должен сидеть на аэродроме. В лётном училище были предусмотрены всего несколько полётов по кругу ночью, для того чтобы дать курсантам представление о заходе на посадку в темноте, с посадочными фарами, да и только.

— Ночь лунная, ориентиры вполне можно отыскать, привыкай Влад. А днём тут по полосе из окурков лететь можно, — пошутил Сергей, — самый ходовой наш маршрут.

Оба закурили. В кабине было тепло и уютно, приборы горели зеленоватыми шкалами и циферблатами, тысячесильный мотор работал монотонно и уверенно. Сдвинув на несколько миллиметров назад форточку, Влад держал возле образовавшейся щели дымящуюся сигарету. Огонёк её не затухает — перепад давления воздуха высасывает весь дым и пепел в щель, и поддерживает горение табака. Планшет с картой лежит на колене, подсвечиваемый ультрафиолетовым светильником.

— Сергей, отверни вправо градусов на пять.

Затянувшись папиросой, КВС (командир воздушного судна) довернул самолёт на новый курс. Он был из пилотяг старого образца, мог часами ворочать штурвалом, доверяя второму пилоту заботиться о поиске своего местонахождения, даже в сложных метеоусловиях. Звёзд с неба не хватал и стоически переносил все неудачи, которые его не забывали регулярно навещать.

Влад отправил окурок в свободный полёт за борт, закрыл форточку и сосредоточился на сверке карты с местностью.

— Давай ещё на пять градусов правее!

— Уверен? — спросил на всякий случай Сергей, небольшим креном доворачивая самолёт в нужную сторону.

Минут через десять Влад показал кистью руки — ещё!

— Градусов на восемь-десять вправо!

— Ты что? Заблудимся к чертям собачьим! Угол сноса уже двадцать градусов!

— Серёга, нас тащит влево и очень даже прилично. Потери ориентировки у меня нет. Перед вылетом помнишь на «метео» прогноз получали? Ленка тогда ещё сказала, что с севера мощный фронт подходит. Видимо он раньше положенного срока сюда припёрся.

Скрипя зубами, командир взял новый курс. Влад неотрывно следил за пролетаемой местностью. Минут через десять он показал рукой вправо, а потом пять пальцев.

— Двадцать пять градусов угол сноса! Такого не бывает!

— Давай, возьму управление на себя, смотри сам, — Влад отдал планшет и ткнул пальцем в карту, на их фактическое местоположение.

Довернув ещё на пять градусов вправо, он невозмутимо повёл самолёт на северо-запад.

— Да, мы должны лететь почти строго на запад, но сегодня такой волшебный день.

Сергей, немного успокоившись, вернул планшет, закурил и опять взялся за штурвал. Самолёт уже изрядно потряхивало, началась ветровая болтанка. Через полчаса Влад показал ему, чтобы уменьшил угол сноса, через некоторое время ещё раз отвернули влево.

— Ну вот, фронт прошли, теперь курс близок к расчётному. До аэропорта сто километров осталось.

Командир связался с диспетчером, доложил о подходе. Ответ весьма взбодрил экипаж: «Аэропорт вас принять не может из-за сильного бокового ветра».

— Какой запасной у нас сегодня, Влад?

— Тикси, но до него теперь может и не хватить топлива, с таким-то ветром.

— Здрассьте, приехали. Если садиться без разрешения, талон из пилотского удостоверения точно вырежут.

— К бабке не ходи. Потом замучаешься восстанавливать — переэкзаменовки, комиссии…

— А если в свой Жиганск вернуться?

— Серёг, пока вернёмся, там ветер будет не меньше чем здесь. Слушай, а давай сделаем финт ушами? В тридцати километрах деревенька есть со своей посадочной площадкой — плюхнемся на неё?

— А это мысль! Метеослужбы там нет, только пустая «изба ожидания» стоит рядом с полосой. Никто не скажет, какой фактический ветер.

Согласовав с диспетчером посадку на промежуточном аэродроме, экипаж стал готовиться к посадке на неосвещённую полосу. Пройдя на малой высоте над ВПП (взлётно-посадочная полоса), убедились в том, что помех и сугробов нет, развернулись и посадили борт на три точки, как положено. Подрулив к избе, поставили самолёт носом к ветру и заглушили двигатель.

— Давай чехлить мотор, пока он не остыл совсем. Если заморозим — самостоятельно его не заведём, придётся потом вызывать другой борт с автономным обогревателем.

— Навыки авиатехника приобрету заодно, — ответил Влад, карабкаясь на потолок кабины самолёта.

— Выспаться нам сегодня — не светит. Теперь через каждые полтора-два часа будем расчехлять, запускать, прогревать мотор и опять чехлить. Пойдём, посмотрим, что там, в хижине есть.

Откинув палку, подпиравшую дверь, пилоты вошли в рубленую избу с земляным полом, ветхой крышей, железной печкой и двумя деревянными лавками, стоявшими по обе стороны от такого же засаленного стола.

— Свечки есть — это уже почти роскошь, — Сергей зажёг одну из них. Я возьму НЗ (неприкосновенный запас) из самолёта и затоплю печь, а ты сходи в этот лесок за дровами.

Влад отправился в редкий подлесок, начинавшийся в тридцати метрах от балка, на поиски дров. Благо, снега было не много — унты погружались в него лишь на несколько сантиметров, но позёмок уже кое-где соорудил перемёты по щиколотку. В поисках сухостоя он прошёл метров пятьдесят, набрав небольшую поленницу. Отламывая очередную ветку, обратил внимание на то, что звёзды как-то совсем уж низко расположены над горизонтом…

— Вот это да! Это же не звёзды, это же несколько пар волчьих глаз!

Сам себе сказал: «Спокойно! Они пока только приближаются, принюхиваются.» Пятясь задом, Влад отслеживал перемещение каждой пары волчьих глаз.

— До них метров пятьдесят, а я уже приблизился к избе на тридцать, пора вспомнить, как бегал на школьных соревнованиях.

Развернувшись, Влад показал, что такое спурт с места. Добежал до заветной двери очень быстро, правда, больше половины дров растерял в пути.

— Похоже, мы здесь не совсем одни! — сказал он командиру, захлопнув за собой дверь и задвинув щеколду.

— Кто там?

— Да волки! И не мало. Попу в горсть и драпать, что ещё оставалось? До сих пор вон, нервная дрожь не проходит!

— Жаль, окна нет в сторону леса. Ну, давай, что донёс, подкинем в огонь, согреемся. Банку тушёнки из НЗ разогреем. Попозже сходим, подберём то, что выронил. Я ракетницу прихватил.

После бессонной ночи, к семи утра, экипаж связался с диспетчером и, наконец, добрался до гостиничных коек аэропорта Оленёк. Плотный завтрак, белые простыни и тёплые батареи под боком, что ещё надо человеку для счастья?

 

Глава 30

Незабываемые мгновения балансирования на грани жизни и смерти, закончившиеся благополучно, с годами всё сильнее греют душу.

— Вот смог же, сделал всё, что возможно! — думаешь, переносясь в прошлое. Видимо, кроме хорошей реакции и техники пилотирования, быстрого логического и интуитивного поиска решений, есть ещё одна неучтённая сила. Та самая сила, которая ведёт тебя по жизни и помогает строить судьбу — ангел-хранитель. Однажды осенью, во время завоза картошки в дальние северные сёла, с тем же Сергеем, Влад испытал на себе такое довольно редкое и опасное явление, как сдвиг ветра. Это когда ветер, при наборе высоты, резко меняет направление. Для уменьшения длины разбега самолёты всегда взлетают против ветра — он создаёт дополнительную подъёмную силу на крыле. Если направление ветра резко изменится, на девяносто градусов и более, крыло потеряет так же резко и дополнительную подъёмную силу. Истребители, спортивные самолёты, обладают большим запасом мощности, им такое явление не страшно, а вот тяжелогружёным транспортным, пассажирским бортам при таком метеоявлении может не хватить тяги двигателей. Сделав два рейса в отдалённое село, Влад предупредил начальника посадочной площадки Василия, который по совместительству был ещё и заведующим метеопостом, что обедаем в столовой, в Оленьке, и после этого делаем ещё один рейс к нему.

— Ребята, давайте ещё одну ходку сделаем сегодня, а? Завтра погода может испортиться на несколько дней, похолодает, картошку подморозить запросто можно будет.

— Вась, у нас санитарная норма — в сутки не более восьми часов налёта, а на ногах, не более десяти.

— Так давайте без столовой! Я сейчас картошечки свежей пожарю и малосолёных омулей на стол выложу. Прилетите, поедите и ещё рейс сделать успеете.

— Ты как, Влад, не против? — спросил КВС.

— Картошка на Севере на вес золота, я двумя руками — за! А по лётному времени мы в восемь часов уложимся.

— Вот и чудненько, разулыбался Василий, потирая свои мозолистые руки.

В аэропорту борт загрузили мешками с картошкой под завязку — все допустимые полторы тонны, если не больше. Не мешкая, вырулили на старт, в начало полосы, прочитали контрольную карту проверок перед взлётом и по газам. Потяжелевший Ан-2 разбегался несколько медленнее обычного, хотя рычаг управления двигателем стоял на максимуме. Оторвавшись от земли, самолёт начал как обычно набирать высоту, но с каждым метром всё более неохотно. И вот уже началась небольшая просадка — потеря высоты. Сознание принимает этот факт с некоторым трудом — двигатель-то работает на взлётном режиме, приближается лесок, стоящий впереди по курсу взлёта, а мы выше деревьев не можем подняться. Инстинктивно попытались взять штурвал на себя, но поняли, что заметный набор высоты сопровождается быстрой потерей скорости. Потеряешь скорость — свалишься на крыло, или просядешь ещё ниже, до самой земли. Остаётся лететь навстречу лесу с надеждой на то, что удастся разогнаться и постепенно наскрести нужные метры.

— Сдвиг ветра, мать его!

— Он самый, — ответил Влад, не отрывая глаз от приближающихся деревьев. — Давай закрылки в посадочное положение?

Сергей уже начал выпускать их на больший угол. Самолёт «вспух» — скороподъёмность увеличилась, скорость упала, но ненамного. Верхушки первых деревьев пронеслись чуть ниже колёс шасси. Пилоты всё ещё не верили, что столкновения не будет и, вцепившись в штурвалы, продолжали постепенно набирать высоту.

— Фууух. А вовремя ты про закрылки вспомнил. Командир отпустил штурвал, оставив управление второму пилоту, и жадно затянулся папиросой, сломав при прикуривании несколько спичек.

— Да я не был уверен, что сработает, просто другого ничего не оставалось.

— Когда к деревьям подошли, думал всё, оставим на ветках детородные органы.

— Ха-ха, я сам над креслом инстинктивно приподнялся.

Ветер наконец-то вернулся к своему изначальному направлению и Ан-2, набрав вскоре заданную высоту, направился в пункт назначения. После посадки, пока местные грузчики освобождали борт от мешков, Василий зазвал экипаж в свой балок. На столе красовалась большая чугунная сковорода с парящей жареной картошкой, ржаной хлеб и порезанный большими кусками слабосолёный омуль. Влад не мог припомнить, когда в последний раз он с таким же наслаждением поглощал пищу.

— Ну и Вася, — думал он про себя, — осел в полностью якутском, по населению, посёлке, женился на местной девчонке, завёл четверых детей, зарабатывает на госслужбе, промышляет рыбалкой, содержит семью. Выходец из нашей российской глубинки решил посвятить свою жизнь Северу. Навсегда. Судьба?

Вернувшись в действительность из своих воспоминаний, Влад тут же окунулся в следующее, произошедшее годом позднее. Тогда он с другим командиром — Женей Матвеевым, был командирован в Саскылах — один из арктических аэропортов, для оказания помощи в проведении предвыборной кампании. Один экипаж Ан-2 Жиганского авиаотряда базировался в этом посёлке на постоянной основе. Возглавлял его долговязый, франтоватый Александр Ручкин, вторым пилотом у него был однокашник Влада по лётному училищу Андрей, по прозвищу Бройлер. Ростом он был выше среднего, длинноногий, однако большим объёмом не отличался — вылитый бройлер, советского производства. После ночёвки вновь прибывшие встретились утром с этими «аборигенами» в деревянном здании аэровокзала, при подготовке к полёту.

— Отличная погодка для неудачного вылета, — поприветствовал Женя Александра.

— Облачность слоистая 200–300 метров, временами более 8 баллов, видимость 4000 метров. Бывало и хуже, — Ручкин, озорно улыбаясь, подмигнул Владу.

— Вчера шли сюда к вам чисто по интуиции. Свежий снег выпал, облачность низкая, ориентиров почти не видно, всё слилось в белое молоко, земля и небо одним цветом, — пожаловался Матвеев.

— Им легче, они местные, каждый кустик здесь изучили, наверное, — поддержал командира Влад.

— Нам сегодня стойбища придётся искать, а они на одном месте долго не задерживаются, маршрут не запомнишь, — оправдался Саша Ручкин, — с проводником мы полетим, а вы за нами, в хвосте.

— Художественную самодеятельность ты к себе возьмёшь, а я уж буфет, урну для голосования, да гармонистов, — сказал Женя, изучая будущих пассажиров в зале ожидания.

— Идёт! С песняками в тундру полетим! — порадовался Андрюха.

— Вот и ладно. По ступам! — вставил свои пять копеек Влад.

Погрузились, взлетели один за другим, оставляя за собой белые шлейфы лежавшего на лыжах снега. Полетели на северо-восток с набором высоты. Пока Женя сопровождал ведущего, пристроившись, справа — сзади, Влад пытался вести визуальную ориентировку. Внизу, в разрывах слоистой облачности, еле просматривались складки местности, мелкие русла ручьёв похожих друг на друга, заснеженные просторы. При такой видимости найти что либо в тундре довольно проблематично. Влад засёк время и записал курс, чтобы при случае хоть приблизительно знать, где находится. Матвеев, тем временем, решил приблизиться к ведущему и заложил крен в его сторону. Самолёты начали пугающе быстро сближаться. Влад вмешался в управление — перешёл в пологое пикирование и убрал крен.

— Жень, давай-ка я поведу. У меня всё же есть опыт полётов парой, на истребителях.

— Да, давай. Чуть не столкнулись, блин.

Влад перестроился, занял место слева сзади за ведущим, для лучшего обзора.

— При плотном строе боковую дистанцию выдерживать только педалями — рулём поворота, — вспомнились наставления первого инструктора, — перестраиваться снизу, под брюхом ведущего, чтобы в спутную струю не попасть.

Ручкин вышел на связь: «Мы пришли, начинаю снижение, ждите ракету». Его самолёт нырнул в облака и исчез из вида. Влад встал в круг, и теперь вместе с командиром всматривался в белую пелену. Наконец опять в эфире услышали Сашкин голос: «Мы сели, заходите с курсом 40, площадка ровная». Тут же увидели красную ракету, пробившую облака над местом их приземления. Женя взял управление на себя и самолёт нырнул в облачную пелену, из которой вскоре выскочил, метрах в двухстах от земли. Самолёт-лидер в красно-белой арктической раскраске был чётко виден на фоне белого ковра тундры. Экипаж заходил на посадку, ориентируясь на него, и на Андрея, стоявшего лицом к приземляющимся. Казалось, до земли оставалось ещё метров пятнадцать-двадцать.

— Однако, что это Андрюха начал махать руками по сторонам и приседать? — подумал Влад. И тут краем глаза, справа, через стекло форточки, он увидел на снегу оленьи следы, пронёсшиеся совсем рядом. Высоты-то уже не оставалось! Руки, как и положено, были на штурвале — второй пилот на посадке должен подстраховывать командира. Влад энергично рванул штурвал на себя и одновременно почувствовал касание лыжами снежного наста.

— Ну, делааа! — протянул Женя, — чуть не скапотировали. Влад криво улыбнулся.

— Если бы не следы от копыт… и не ангел-хранитель.

 

Глава 31

— Ангелами-хранителями, обычно становятся близкие души. Те, с которыми человек был связан общими эмоциями, переживаниями, приключениями в прошлых жизнях. В настоящем воплощении они участвовать не хотят, пропускают этот земной урок, зато получают небесный — урок служения и заботы о ближнем, — вкрадчиво поведал Любомир.

— Их никто не назначает? Сами выбирают?

— Духи заранее договариваются о том, кто из них какую роль будет играть. Воплощается на земле целая труппа, души, связанные общей памятью, пришедшие примерно из одного исторического периода. И вот, они начинают играть свой спектакль. Кто-то из них сходит со сцены быстро, кто-то играет до самого конца пьесы. У каждой души своя роль в этом действе и, будучи людьми, они называют эту роль своей судьбой. У каждого есть свой ангел-хранитель, а то и несколько. Если человек на виду, подвержен бесконечным осуждениям, а то и ментальным нападениям, рискам, связанным с физическим воздействием, у него, скорее всего, есть целая свита охранников. Не все они будут пребывать с подопечным до конца, как основной хранитель, но выжить могут помочь в трудные времена. Вселяться души стараются в своих родах, в семьях из прошлой жизни, там они в несомненном приоритете.

— Отец с матерью развелись, когда мне было шесть лет. Я к нему приезжал регулярно, на каникулы. У него новая доброжелательная жена, дочь. Работа напряжённая, умственная… инфаркт в 37, потом инсульт. Умер от второго инсульта в 48 лет. А через два года у нас с женой родился сын, назвали в честь деда Владимиром. Блондин, как и дед в молодости. Ему было лет пять, когда мы всей семьёй решили навестить московскую родню. Когда приехали, в шестнадцатиэтажку сын вошёл как в свою, родную. Обычно стеснительный, в квартире он повёл себя совершенно как дома, где всё привычно и знакомо. Мы не переставали удивляться его поведению при незнакомых людях. Именно тогда у меня зародилось понимание — отец не случайно так внезапно ушёл. Его душа уже предвидела такое развитие событий и намеревалась вселиться в нашего новорождённого.

— Так и есть! Души вселяются в младенцев своего рода — вне конкурса, и знают заранее о переменах.

— Потом так же скоропостижно ушла из жизни мать зятя, а через несколько лет дочь родила девочку. Знаешь, на кого похожа характером, да и обликом?

— Ты же не оставил других вариантов, — ухмыльнулся волхв, — конечно знаю. Её душа видела, что за события маячат впереди, и с учётом потери жизненной силы, решила сбросить изношенное тело и возродиться в твоей внучке.

— Обычно, души отдыхают десятилетиями на «том свете», прежде чем опять воплотиться на этом.

— Забудь про эти сроки. Раньше они ждали столетиями своего нового воплощения. Сейчас население планеты за семь с половиной миллиардов перевалило. Круговорот душ раскрутился до максимальной скорости. Уже через год, два, три, они вселяются в новые тела. Мы ещё поминаем их, как усопших, а они появляются в нашем окружении детьми и внуками.

— Спешим опять попасть в разряд живущих на земле…

— Разве это плохо?

— Да вроде нет, но… опять их ждут разочарования!

— Пойми, Владислав, это почётная миссия — регулярно бросаться на амбразуру, как в последний раз. Даже самый распоследний бомж живёт и мучается не зря! Он обретает опыт. Все наши мысли и желания понемногу формируют новые миры, как бы смешно это ни выглядело сейчас со стороны.

— Тогда почему внутри у меня всё протестует? Всё не так и всё не то. Подделки на каждом шагу. Лицемерие, жажда денег и удовольствий правят этим миром. Причём в открытую!

— Мы приходим сюда, чтобы испытать эту жизнь. Все те грани, которые нас манят. Нам надо научиться тому, что интересно душе. В следующий раз испытаешь другие грани. Если чувствуешь себя выше земного существования, значит, ты начинаешь сдаваться. Тот, кто продвинулся в понимании жизни, находит счастье в любом месте. И ещё, если бы ты не хотел сюда приходить, ты бы здесь не оказался, поверь мне.

— Догадываюсь. Верю.

— Души стоят в очереди на «том свете», чтобы обзавестись телом на этом. Каждая душа мечтает с толком провести здесь время, показать на что способна, запомниться многим навечно.

— И некоторым это удаётся!

— Напрасно иронизируешь, — Любомир пристально посмотрел на Влада смеющимися глазами. Не забывай, для Бога-Отца нет понятий «хорошо», «плохо». Всё, что творит здесь каждый «сын» Его, всё уместно. Если бы Богу нужен был порядок и контроль, Он никогда бы не дал людям свободу выбора. На такой подарок способен лишь настоящий, любящий Бог.

— По-твоему, получается — твори что хочешь?

— Твори, но не вытворяй! Соизмеряй. Свобода в выражении себя, она же всем дана. Но даже если твои планы не совпадут с планами других людей, всё равно ты — бессмертен. Да, жаль терять оболочку, особенно симпатичную, но ты же вечен. Именно поэтому Бог спокойно созерцает смерти людей. Смерть — это иллюзия, правда, могущая отравить жизнь страхом любому.

— Да, все мы под этим страхом ходим.

— Это нормально. Мы так тысячелетиями привыкали выживать. Теперь пришло такое время, когда люди должны вспомнить, что они пришли когда-то на этот план богами. И полюбить себя, и всё себе простить. Всё, что было сделано, ради опыта, ради обретения мудрости.

— Часто мы осуждаем других за то, что самим в себе не нравится.

— Вот когда увидишь себя в них, и простишь, и полюбишь, вот тогда ты станешь Мастером.

 

Глава 32

Ладья на вёслах вошла в устье довольно широкой реки. Влад, со своими парнями с интересом рассматривал незнакомые берега.

— Это Траве. В устье она широка. Вёрст пятьдесят на юг, и мы будем в Любеке, — прояснил ситуацию Алексий. — Сто лет назад тут жили славянские племена. Как-то раз язычники напали на живших на острове в деревянной крепости Любице христиан, и разорили её. Остатки населения поселились на острове, расположенном в пяти верстах выше по течению, под защитой небольшого замка, и стали называть своё поселение Любеком. С тех пор город стал расти как на дрожжах, а позднее купил себе право быть вольным. Так что, коренные жители здесь — со смешанной славяно-датской кровью.

— Чем они торгуют в основном? — спросил десятник.

— Основной товар — соль! Сельдь, вино, шерстяные ткани, железо, медь тоже в большом почёте. Здесь можно плавать спокойно, никаких пиратов, — успокоил Алексий дружинников, которые напряжённо всматривались в проходящие на встречных курсах корабли.

Наконец, вдали показались шпили немецких соборов и островерхие крыши купеческих трёх-четырёхэтажных домов, вырастающих из-за каменных крепостных стен Любека.

— А это церковь Святой Марии, самая высокая из всех мне известных на берегах Варяжского моря, — Алексий показал пальцем на масштабное строение из красного кирпича, западный фасад которого украшали две высоченные башни. Лось с открытым ртом рассматривал металлических петухов, венчавших шпили.

— Да она в высоту локтей двести с лишним будет, — удивлённо проговорил он.

— А вы на городскую ратушу полюбуйтесь, — Алексий кивнул на огромное здание со множеством окон, арок и башенок.

— Мдаа, купцы тут не бедствуют, — констатировал Влад.

— На их пожертвования и вон тот госпиталь Святого Духа достраивают.

Ладья причалила к пристани. Лось первым спрыгнул на долгожданный берег. В этом плавании его мутило поменьше, но твёрдую землю почувствовать под ногами он мечтал более всего. За ним последовали и остальные. Алексий, как купеческий посол, в сопровождении дружинников миновал башенные ворота со стражей и направился на русский двор.

— Смотрите ребята, запоминайте, домой вернётесь, будете своим девахам про иноземные города рассказывать.

Змей мотнул головой, — До девиц нам не скоро удастся добраться.

— А ты смотри, сколько народу на площади собралось, и женщин чуть ли не половина.

— Эти не про нашу честь. Интересно, что за вече тут созвали?

— Скорее всего, публичную казнь проводят, — Алексий привстал на цыпочки, — да, так и есть. Вон, над головами горожан видите, колесо возвышается? Колесованием кого-то казнят.

— Это как? — спросил посла Лось.

— Кладут преступника на деревянный крест, типа Андреевского, привязывают руки, ноги верёвками. Под каждой голенью, бедром или предплечьем в брёвнах вырублены понижения. Палач берёт тяжёлый лом и с размаха ломает каждую кость, аккурат над выемкой в бревне. Иногда и хребет ломают. Потом кладут на колесо, на всеобщее обозрение, оставляют умирать в мучениях. Вороньё любит таких беспомощных бедолаг. Иногда, если просыпается гуманизм, казнённых обезглавливают.

Вдруг раздался глухой стук и истошный крик. Толпа отреагировала непроизвольным общим возгласом.

— Весело у них тут бывает, — Милонег постояв в задних рядах публики, послушав разговоры, опять примкнул к своим друзьям, вставшим на некотором отдалении от горожан. — Это они своего купца так обихаживают, обвинён он в лжесвидетельствовании. Воспользовался доносом, бывших хозяев имущества казнили, а он прибрал к рукам чужую собственность. Теперь вот расплачивается.

Ещё один вскрик, как испуганный голубь, взлетел над площадью и завершился протяжным стоном. По толпе опять прошёл ропот.

— Пошли на наш двор, — Алексию не терпелось быстрее закончить свою миссию, — здесь у них не очень приветливо сегодня.

Улицы и дворы в Любеке были довольно широкими, в отличие от многих других средневековых городов, все булыжные мостовые в отличном состоянии.

— Уже в раннем средневековье у них немецкий порядок прослеживался, — пронеслось в сознании Влада. Отделочный кирпич глазурованный, тёмно-красный, таким и сейчас не грех дом обложить.

— Вот что хорошо у них — мостовые долговечные, — позавидовал вслух Лось, — зато на наших, деревянных, не так скользко. Да и подковывать коней здесь чаще приходится, намного.

Тем временем компания вошла, через открытые ворота, в общий двор стоящих напротив друг друга двух пар двухэтажных арендуемых домов. Староста встретил земляков радушно, угостил немецкой колбасой, пивом и, после обстоятельной беседы, снарядил лошадей на пристань. Обмен купцами и конфискованным товаром прошёл быстро, как и в Висбю. Ближе к вечеру ладья была полностью разгружена и единственное, что удерживало здесь всех — желание команды развлечься, не считая закупки соли Алексием. За хождение до Висбю и Любека он уже получил оплату от «Иваньского ста» — купеческой гильдии, торговавшей воском. Но плохим бы он был купцом, если бы вернулся от немцев без товара. В тот же день обошёл торговые дома, приценился, а на завтра, в воскресенье, уже собрался затовариться. Удобный товар, эта соль. Дорога на родине, места в ладье занимает не много, всего-то — несколько бочек, не портится со временем, и всегда спрос на неё есть. Пока Алексий прикидывал, как будет действовать завтра, большая часть его команды, с дружинниками, нагрянула в пивное заведение. На этот раз коллектив распределился по небольшим столам, рассчитанным на шестерых. Милонег со своими двумя подчинёнными занял стол рядом с тремя немцами, видимо купцами, решившими скоротать субботний вечер в дружеской компании. Подняв кружки за мир и взаимовыгодную торговлю, объясняясь на ломанном русском, соседи по столу почувствовали себя, чуть ли не дальними родственниками. Но, постепенно, каждая тройка перешла к неспешному обсуждению своих дел.

Сбоку от прилавка, напротив посетителей, сидел на табурете и дул в свой дудельсак волынщик, скрашивая протяжными мелодиями негромкое общение горожан. Непривычный запах немецких колбас, смешанный с селёдочным и пивным, создавал по-своему притягательную, тёплую атмосферу. Немецкие соседи по столу, успевшие выпить по паре кружек на брата, заметно захорошели, и уже довольно громко обсуждали межгосударственные торговые отношения. Лось со Змеем выясняли, в каких местах Новгородчины бывает лучше улов, и кто из них более удачлив в рыбалке. Милонег иногда вставлял в их диалог реплику или две, а сам неприметно вслушивался в болтовню соседей:

— Мартин, в Новгород надо ехать по зимнему пути, чтобы до января вернуться, — громким шёпотом убеждал приятеля Герман — белобрысый здоровяк лет тридцати с крупными чертами лица.

— Ему с женой зимними ночами спокойнее, — осклабился худой и высокий Густав, — сдалась ему эта зимняя Русь.

— Поясни мне бестолковому, почему именно до января надо управиться? — Мартин посмотрел на Германа с идиотской улыбкой, широко раскрытыми глазами и взлетевшими вверх бровями. Этот полноватый добряк был прирождённым шутом.

— А потому, мой добрый друг, что датчане с рыцарями Ливонского ордена ближе к весне пойдут на Псков, а может и на Новгород, заодно. Только — тссс! Никому ни слова!

— Ты-то откуда это знаешь, Герман?

— У него же брат служит дерптскому епископу на земле эстов, — напомнил шёпотом Густав.

Милонег вклинился в разговор своих дружинников, рассмешил обоих, втроём расхохотались, а сам тем временем продолжал слушать разговорившихся соседей по столу. Он сидел к ним спиной вполоборота, даже трезвые не смогли бы догадаться о том, что их подслушивают.

— У нас договор с ливонцами. Если начнётся заваруха, мы их поддержим, торговля с Новгородом опять прервётся, — тихо сказал Герман.

— Аааа… теперь понял, — прошептал Мартин, — можно накупить воска, мехов, и потихоньку ими торговать по высокой цене, пока торговля с русскими будет под запретом.

— Парни, на посошок, да и спать пойдём! — предложил десятник.

Все трое с поднятыми кружками поприветствовали местных, допили стоя и двинулись на выход.

 

Глава 33

— Значит так, запоминайте ребята, мало ли, что со мной может случиться — ливонцы и датчане этой зимой готовят войну с нами. Возможно, будут нападения на корабли и обозы новгородские, чтобы спровоцировать нас. Князь и тысяцкий должны об этом узнать, кровь из носу!

— Это ты от наших немцев услышал? — спросил Змей.

— От них, да. Не зря мы сюда так долго добирались. Повезло с соседями.

— Всё понял, — произнёс трезвеющий Лось, — кажется, скоро большая драка будет.

Когда вошли в гостиный дом, Алексий поинтересовался, — Как там моя команда? Уже подрались или пока ленятся?

— Пока ведут себя прилично, но так ведь и умение недолго растерять, — ответил Милонег, и тихим голосом добавил, — Дерптский епископ в Ливонии (земли Эстонии и Латвии) хочет свои земельные наделы расширить, за наш счёт. Они будут на грубость напрашиваться. Купцов предупредить надо, скоро начнутся нападения.

— Новости можно верить? — Алексий пристально поглядел в глаза Милонегу.

— А какой смысл им, по пьяни сливать такие знания? В общем, я тебя предупредил, передай всё старосте.

На следующий день, приняв на борт бочки с солью, ладья стремительно понеслась на вёслах, по течению, к морю.

— На Готланд заходить не будем, пойдём коротким путём — вдоль немецкого и польского берегов, — предупредил Милонега купеческий посол.

— А дальше, вдоль берегов ливонских? — с ухмылкой спросил десятник.

— Отойдём подальше в море, когда их берега начнутся. Главное, что? Течение вдоль этого берега нам помогать будет, домой нести! Не надо даже грести и ждать попутного ветра, если на то пошло.

— Ладно, рискнём. Всем домой попасть быстрее хочется.

Через четыре дня плавания путешественники заночевали в порту польского Гданьска, а ещё через три, у них на траверзе по правому борту была ливонская земля. В лёгкой дымке, верстах в десяти, виднелись каменистые берега, поросшие сосновыми лесами.

— Игнат, распорядись дать нам паклю и смолу, на всякий случай, — Милонег пристально всматривался в горизонт. — Кораблик один там маячит, не маленький, однако.

— Это шнека, скорее всего ливонская, — сделав козырьком ладонь, и всматриваясь вдаль, сказал Алексий. — Рижские пираты частенько такие суда используют. А вообще, мы на траверзе Раковора сейчас находимся.

— Лось, Змей, а ну-ка быстро набивайте паклю осмоленную в зажигательные стрелы! — скомандовал десятник, — я уж обычными постреляю.

— Похоже, по нашу душу эти ухари, — Алексий почесал бороду, — Постарайся уложить рулевого, Милонег! Его место на правой стороне кормы.

Судно приближалось с правого борта, рулевого загораживали корабельные надстройки, зато уже были хорошо видны кастли с деревянными квадратными зубцами, на носу и на корме (площадки для стрелков).

— Человек шестьдесят у них на борту, почти вдвое больше чем у нас. Одних лучников шестеро, по трое на кастль. Змей, парус подпалишь, переключайся сразу на передних, Лось, а ты на задних! Я вас прикрою в начале представления.

— Слушаюсь, Мил, — ответили вдвоём, одновременно.

Щиты, вставленные в крепления по бортам судна, прикрывали гребцов от стрел и копий неприятеля. Свободные от гребли бойцы, вооружившись и надев кольчуги, прикрывшись щитами, встали в проходе. Один из них встал рядом с рулевым Игнатом, прикрывая его высоким каплевидным щитом. Хорошо, что смена произошла недавно, гребцы со свежими силами налегли на вёсла.

Со шнекера закричали в рупор с сильным акцентом — Новгородцы, стой! Покажите товар и мы вас отпустим.

— А кто вы такие, чтобы нас досматривать? — крикнул в обратную Алексий.

— Мы служим датскому королю!

— А мы Господину Великому Новгороду! Так что, идите вы … к папе, своему римскому!

С переднего кастля шнекера полетели первые стрелы. Ливонский корабль шёл почти параллельным курсом, на полкорпуса позади, постепенно сближаясь с ладьёй. Змей с Лосем подожгли над очагом паклю своих стрел и выстрелили с кормы по неприятелю. Обе стрелы, фыркнув пламенем, ушли в цель и теперь разгорались в верхней части паруса. Скрывшись за бортами ладьи, они поджигали следующую пару стрел, а их начальник снял одного высунувшегося вражеского лучника. Он упал навзничь, с торчащей из шеи стрелой, заставив двоих своих приятелей спрятаться за зубцы кастля. Милонег, не мешкая, натянул лук ещё раз. Стрела с шорохом ушла в сторону второй площадки лучников. Вскрик услышали все. Стрела вошла ливонцу в глаз на треть длины. От удара он слетел с площадки, ударился головой о палубу и выпал за борт. Между тем, Лось со Змеем успели выпустить ещё по две зажигательных стрелы. Парус уже основательно зашёлся дымом и сполохами огня в верхней части. Пока Милонег доставал из колчана очередную стрелу, присев ниже борта, в него с глухим стуком воткнулись три ливонских стрелы.

«Поняли, откуда смерть им ждать надо», — подумал десятник и улыбнулся. Посмотрел на двух своих подопечных на другом конце ладьи. Они, воспользовавшись переключением внимания стрелков на десятника, одновременно вышли из-за щитов, выстрелили, и опять скрылись. С передней площадки свалился ещё один лучник.

— Молодец, Змейка! — крикнул Милонег.

Зажигательная стрела Лося воткнулась в стенку заднего кастля, разгораясь и грозя пожаром всему кораблю.

— Тоже не плохо, парень! — десятник потряс кулаком, в знак похвалы.

Теперь и сам встал в полный рост с натянутым наполовину луком, но увидел арбалетчика на передней площадке, который целился в него и уже спускал тетиву. Мгновенно оценив ситуацию, отпрыгнул вбок, ливонская стрела просвистела рядом и воткнулась в противоположный борт ладьи. Десятник навскидку выстрелил в ответ, стрела выбила два верхних зуба и проткнула нёбо, войдя в мозг неудачливому датскому подданному. Он упал на деревянный настил, рядом со своим товарищем. Таким образом, передний кастль теперь был безопасен, а на заднем, два оставшихся лучника старались особо не высовываться.

Пока Милонег держал их под прицелом, Лось со Змеем утыкали тремя парами зажигательных стрел и нижнюю часть прямоугольного паруса преследователей. В ответ, видимо по команде, десяток датских воинов одновременно метнули сулицы в ряды новгородцев. Один из русских парней рухнул, получив удар в неприкрытую щитом часть груди. Наши тут же метнули короткие копья в ответ — раздался крик среди вражеских гребцов. Кого-то из них поразила сулица, пролетевшая между щитов. Но ливонцы не унимались — один из них, раскрутив над головой, кинул абордажную кошку, и зацепился ею за корму ладьи. Тут же несколько человек из ливонской команды вцепились в верёвку, привязанную к этому штурмовому якорю с целью — притянуть своё судно поближе к ладье. Вот ещё один пират начал раскручивать кошку перед броском, отбросив щит.

«Не зря ли стараешься?» — Милонег перенацелился на него, натянул тетиву почти на всю длину стрелы и выстрелил. Бронебойный узкий наконечник стрелы прорвал кольчугу на груди метателя и вошёл в район солнечного сплетения. Пока убитый падал, Милонег присел, скрываясь от ответных выстрелов, и тут же услышал два удара вражьих стрел по борту — тук-тук.

«Никого нет дома», — ответил он про себя.

Десятник достал из колчана очередную стрелу и, натягивая тетиву, увидел, как Змей топором ударил по верёвке кошки, лежавшей на борту. Компания, тянувшая за неё, повалилась на палубу, не удержавшись на ногах после разрыва.

«Ну, вот зачем ты выдёргиваешь топор из борта? Быстро пригнись!» — пожелал Милонег Змею. Сам же поднялся из-за борта и выстрелил в лучника, целившегося в дружинников. Тот спустил тетиву чуть раньше и проткнул Змею стрелой предплечье, не прикрытое кольчугой. Сам же, получив стрелу в ягодицу, упал набок, спрятавшись за зубьями кастля.

— Ааа! Шнека горит! Отстаёт! — закричал парень, закрывавший щитом Игната.

Так им засранцам и надо! — закричали гребцы с нервным смехом.

И действительно, ливонцы остались без паруса, потеряли скорость, и теперь усиленно заливали водой очаги пламени.

 

Глава 34

Отойдя от места сражения с версту, сменили гребцов, — ладья опять набрала скорость.

— У нас двоих зацепило слегка сулицами, а вот Даниле серьёзно грудь повредили. Свистит при вдохе — лёгкое пробито, и крови потерял не мало, — подвёл итог стычки Алексий.

— Змею руку проткнули. Стрелу сломал, вытащил по частям. Надо бы раны прижечь, всем, — предложил Милонег.

— Давай, прижги, знаком с этим делом?

— Знаком, кочергу уже очистил, накаляется на огне, — кивнул в сторону очага десятник.

Два крика, один за другим, видимо сильно испугали пролетающих чаек. Ещё два стона были потише. Места ожогов Милонег присыпал остывшим пеплом из очага.

— Даниилу грудь тканью в несколько слоёв надо замотать, и поплотнее.

— Сейчас сделаем, — ответил Алексий.

Ладья и ночью продолжила своё плавание. Под утро смутно виднеющийся вдали берег показал устье Нарвы.

— Ну, вот и всё, родные берега начались! — крикнул с кормы Игнат.

Влад снял повязку с руки Змея — рана припухла, воспалилась. У Данилы тоже началось нагноение.

— Алексий, давай к берегу, да к такому, где глиняные пласты выходят наружу.

— Игнат сейчас найдёт такое место. Здесь есть в обрывистых берегах глиняные слои.

Сознание Влада ликовало внутри черепной коробки Милонега, — Молодец, соображает парень! Чуть позднее десятник, вместе с пятью членами команды, спрыгнул в прибрежную воду и, взобравшись на песчано-каменистый откос, набрал глины в суму, прошёлся вдоль опушки леса. Дичи подстрелить не удалось — ненадолго к берегу пристали. Вернувшись на борт, десятник, добавив к глине воды, в плошку, добился консистенции самой густой сметаны. Положив вымытые листья подорожника на раны, сверху поместил глиняную лепёшку и аккуратно примотал льняными бинтами, одному к груди, другому к руке.

— Всё в себя всасывают эти два средства, выводят яды из организма. После полудня сменим, — пообещал Милонег своим пациентам. И действительно, после трёх часов лечения, припухлости заметно поубавились. — Теперь до вечера ещё одну порцию наложим. Хорошо бы, конечно, голубую глину использовать, да где же её тут найти?

Переночевав напротив погоста Копорье, путешественники следующую ночь провели на речном причале Ладоги. Раненые пошли на поправку, и по прибытии в Новгород выглядели достаточно бодрыми. Пришвартовавшись к причалу, Игнат громким голосом провозгласил команде, — Всё ребята, закончилось это наше очередное хождение!

В ответ послышался радостный крик — Дааа!

Алексий продолжил, глядя на дружинников — Целый месяц вы плечом к плечу с нами исполняли свой долг! Без вашего участия — неизвестно как наша судьба сложилась бы. Хоть вы и на княжеском довольствии, а получите и от меня оплату, в знак благодарности. Доставайте платки или кошели!

Алексий достал из открытой бочки двумя ладонями соль и высыпал на положенный Лосем на соседнюю бочку платок.

— Завязывай, и для Змея платок клади. Вот, и ему столько же.

Милонегу насыпал в кожаный кошель, и добавил ещё горсть. Посол с десятником обнялись, потом и остальные члены команды начали прощаться, пожимать друг другу руки, похлопывать по плечам. Дружинники сбежали по трапу на пристань, переглянулись, и с довольными лицами пошагали по улицам родного города.

— Не поскупился Алексий, всё равно, что деньгами отблагодарил, — не скрывал радости Лось.

— Да, на полгода, наверное, хватит, — поддержал его Змей.

— Ты давай лечись, мать сыра земля тебе поможет, вот, держи её, — десятник протянул Змею мешочек с глиной. — Лось, отдыхай сегодня, ну, а я в Городище пошёл, на доклад. Дружинники попрощались. Милонег, не заходя домой, направился на княжий двор, — это в двух верстах от причалов. После долгого сидения на судне ему хотелось пройтись, разогнать кровь по жилам. Раннее бабье лето просто рвало душу в клочья — тёплые, красочные дни, сытые, с лёгкой грустью от прошедшего лета и перед надвигающимся ненастьем. Тут и там дымки от сжигаемой ботвы, уходящие почти вертикально вверх; горожане, копающиеся на огородах; козы, пасущиеся на ещё зелёной травке; летающие паутинки.

— Ага, с прибытием! — сотник Даниил обнял подошедшего десятника, — какие новости?

— Спасибо! Новости есть, и они тревожные, — последние слова Милонег произнёс вполголоса.

— Твои где?

— Домой отправил. Змею ливонцы руку прострелили. Рану мы залечили, вроде.

— Ну, пошли к князю, Юрию Андреевичу (племянник Александра Невского).

Миновав пару гридней, стоящих при оружии возле дверей, Даниил с Милонегом вошли в княжий терем. Большой деревянный дом, стоявший посреди Городища, служил резиденцией для князя, которого Великий Новгород получал в наместники от великого князя. Ратмир — княжий стольник, узнав о важном донесении, оповестил князя и пригласил пройти к нему в комнату посетителей.

— Будь здоров княже! — пожелали вошедшие, с поклоном.

— И вам не хворать. Что за вести вы принесли?

— Милонег с парой дружинников сопровождал нашего посла для обмена купцов, княже. Он по-немецки понимает.

— Припоминаю, и?

— Княже, Юрий Андреевич, в Любеке довелось мне слышать разговор бюргеров, — начал рассказ десятник. — По пьянке, между собой, выболтали они кое-какие секреты: Дерптский епископ Александр планирует заманить новгородский полк и дружину на ливонские земли и разгромить с помощью датчан и рыцарей Ливонского Ордена. Потом, естественно, завладеть нашими землями за Чудским озером. Для затравки, хотели организовать нападения на наших купцов напротив Ревеля, Раковорской крепости. Датчане послабее немцев будут, вот и заманивают на них, как на живца.

— А не могли они тебе липу подсунуть?

— Уверен, что нет, княже. Во время разговора я сидел к ним спиной, и спина у меня не была напряжена, следил за этим.

— Так, а вы вдоль суомского или немецкого берега назад возвращались?

— Вдоль немецкого. Ригу, Ревель прошли, и в районе Раковора ливонская шнека на нас напала. Подданным датского короля захотелось на товар наш полюбоваться.

— Большая шнека?

— Человек на шестьдесят, с двумя башенками для лучников. Догнали, на абордаж не успели взять — парус мы им подожгли, и надстройку. Постреляли человек пять-шесть у них. Отстали.

— Какие потери?

— Из команды парня одного дротиком в грудь сильно ранили, моему бойцу руку прострелили, ещё двоих слегка стрелами зацепило.

Князь подошёл к небольшому сундуку, стоящему на лавке у стены, откинул крышку. Взял из него, и положил в руку Милонега золотую гривну и две резаны (половинки этих палочек-слитков).

— Это вам за морской поход и за добытые сведения. Отдохните с неделю и в строй.

— Спасибо княже, Юрий Андреевич! — десятник поклонился в пояс.

— Ну, ступайте с Богом!

 

Глава 35

— Вот теперь можно будет и дом построить, — подумал Милонег, сам же, попрощавшись с сотником, отправился домой.

Войдя в свой двор, десятник услышал тихое ржание — Буян почувствовал хозяина.

— Соскучился? — Милонег зашёл в загон и обнял коня за шею, — Давно не виделись, друг мой. Ну ничего, скоро разомнёмся!

— Ну, здравствуй сын! — услышал Милонег за спиной голос отца. Владимир, сорокалетний портной, светло-русый, сероглазый, ростом пониже сына, отложил работу и вышел на высокое крыльцо. Тут же из-за его спины появилась и мать — тёмно-русая, кареглазая, с тонкими чертами лица, слегка полноватая женщина.

— Вернулся! Наконец-то, сынок!

Милонег поднялся на крыльцо, поцеловался, обнялся с родителями, сестрой и братцем.

— Вот, князь отблагодарил, — показал родным золотую гривну.

— Совсем самостоятельным становишься, — улыбнувшись, сказал отец.

— Да, надо весной стройку затевать.

— И невеста есть? — спросил отец.

— Да, живёт в деревне, в сотне вёрст отсюда.

— Участок земельный тебе посадник отпишет без проблем, ты же коренной новгородец, да ещё и дружинный. А дом срубить — позовём родню, помогут. Дядька твой, Александр, печь сложит. Крышу тёсом покроем, как у купцов будет, а остальные мелочи сам со временем сделаешь.

Всей семьёй сели за стол обедать, радуясь и рассуждая про скорые хлопоты.

Под вечер Милонег оседлал коня и отправился к двум своим бойцам. Отец Змея был сапожных дел мастером. Дом его стоял через две улицы от дома отца десятника. Пройдя с Буяном во двор, Милонег увидел Змея, лежащего на сене, под рукой у него стоял горшок с медовухой.

— Уже в баню сходил? — спросил десятник.

— Да! Я почти в раю!

— Усилим ощущения, — Милонег достал из кошеля резан (полтину золотой гривны), — Держи, пользуйся!

— Ооо! Княжий подарок греет душу! Есть у него всё же вкус, — поворачивая сверкающий под солнечными лучами слиток, отметил Змей.

— Глину наложил? — Да, матушка всё сделала.

— Вот и ладно. Поехал я дальше, выздоравливай! Неделю отдыха нам троим дали.

Многочисленная семья Лося жила в большом двухэтажном доме на соседней улице. Отец и старшие братья его занимались выделкой шкур и кож. Войдя во двор, с Буяном в поводу, Милонег сразу же почувствовал специфические запахи этого ремесла, доносящиеся из чанов с квашенными и дублёными шкурами.

— Работа кипит у вас тут. А нам неделю отдыха князь дал, и вот ещё что, — десятник протянул Лосю золотой резан.

— Ух ты! Не зазря меня тошнило при качке.

— В разведке конечно служить опаснее, но, зато и награждают чаще! Чем займёшься в эти дни?

— Рыбачить на речку буду ходить, да пиво пить, — простодушно ответил Лось.

— Засватать я хочу Илонку, проводишь? День туда, день обратно.

— Почему бы не прокатиться? Конечно сопровожу, Мил!

— Спасибо. Отдохни денёк, и послезавтра с утра выдвигаемся.

Начало сентября радовало солнечной, тёплой погодой, будто лето забыло про свои сроки. Два молодых всадника в полной экипировке, посверкивая начищенными шлемами, выехали из Великого Новгорода по южной дороге в сторону Литовского княжества. Милонег рассказывал своему спутнику о событиях, произошедших год назад, — Псковский князь Довмонт совершил набег на литовский Полоцк, взял в плен жену и двух сыновей правившего там Герденя, полон да скот увёл. Гердень с парочкой родственников, своей и их дружинами, превосходящими числом псковскую вдвое, погнался за захватчиком. Но Довмонт, как оказалось, был не только лыком шит, вояка опытный, устроил засаду и чуть не перебил преследователей. Пришлось им драпать. Эти двое давно не дружат, земли не поделили. После смерти литовского великого князя Миндовга началась большая междоусобица, Довмонту даже пришлось бежать с дружиной из Литвы в Псков. Там он принял православие и стал псковским князем.

— Мы же были месяц назад на границе, никто из местных не сказал, что были схватки с литовцами.

— Мы восточнее вдоль границы прошли. Самый короткий путь на Полоцк западнее, на юг от Пскова.

Разведчики то разгонялись, то переходили на шаг, считывая следы на дороге и осматривая местность. Ближе к вечеру они уже подъезжали к знакомому дому на опушке леса. Залаяла молодая рыжая собачонка, почти щенок. Открылась дверь, на крыльцо вышла Анна, за ней, в дверном проёме, замаячила фигурка младшей сестры Илоны.

— Доброго здоровья, Анна! — поприветствовал хозяйку дома Милонег.

— Здравствуй, — Лось был краток.

— Здравствовать и вам, — ответила женщина. — Опять служба вас к нам привела?

— На этот раз нет, — ответил десятник. — Илона ваша в душу запала, сватать её приехали.

— А я её к сестре в Полоцк отправила, недели две назад. Она там приданное ткать помогает двоюродной сестре, и себе заодно приготовит.

— Надолго ли отправила?

— До конца месяца.

— Как вернётся, передай ей, что Милонег набрал денег на свой дом. Как только смогу, приеду со сватами.

— Будем ждать, — Анна улыбнулась, а младшая дочь ойкнула у неё за спиной.

— До свидания! — Милонег кивнул женщине, и вполголоса сказал Лосю, — Поехали к большаку деревни, заночуем у него, а по утру назад.

Сознание Влада выпорхнуло из тела десятника и через мгновение оказалось в своём, в двадцать первом веке.

— Какой сочный сентябрь выдался в 1267 (в 6776 по старому стилю) году, — подумал он. — Однако, сватовство не удалось, Илонка в литовском Полоцке, а в следующую зиму грядёт Раковорское побоище, насколько помню из истории. Битва, в которой участвовало в полтора-два раза больше воинов, чем в Ледовом побоище, в котором Александр Невский разбил силы ливонского ордена. Битва будет страшная, и, видимо не без участия Милонега.