В шесть часов утра подъём для всего лётного, технического и обслуживающего состава. После завтрака командир полка на построении огласил боевой приказ:

— Первой и второй эскадрильи участвовать в нанесении бомбово-штурмового удара по железнодорожной станции. Началась одна из крупнейших битв Великой Отечественной войны. Немецкие танковые армии пошли в наступление, пытаясь прогрызть наши оборонительные порядки и окружить более десяти советских армий. Пока истребители будут бороться за господство в воздухе, наша задача — как можно более эффективно бороться с бронированной техникой, особенно с новыми тяжёлыми фашистскими танками. В районе узловой станции разведка обнаружила большое скопление вражеской техники, пехоты и вагонов с боеприпасами. Работаем с высоты 500 метров, после первого захода встаём в круг и долбим фрицев… пока шерсть клочьями с них не полетит. Командирам звеньев уточнить конкретную боевую задачу подчинённым, через двадцать минут взлетаем попарно по зелёной ракете. Разойдись!

Услышав от своего командира звена порядок взлёта и построения в воздухе, а также пожелание — не отстать от ведущего, Михаил со своим стрелком поспешил к самолёту.

— Витёк, значит так: кроме верхней полусферы не забывай по бокам смотреть — мессеры любят с этого ракурса нас атаковать. Если что, кричи, в какую сторону подвернуть, для твоей удачной очереди. И ещё, патроны береги, на выходе из пикирования по пехоте не пали, по зенитчикам — можно.

— Слушаюсь, товарищ младший лейтенант!

Подошли к технику самолёта, который коротко им козырнул и доложил о готовности машины к вылету. Михаил обошёл штурмовик по кругу и, завершая обязательный предполётный осмотр, спросил:

— Макарыч, топлива под пробки залил?

— Под пробки. Заряжен и залит на все сто, — ответил техник, двадцатилетний белобрысый Славка Макаров.

— Тогда загружаемся в ероплан.

— Удачи вам, ребята!

— Не расслабляйся тут, мы можем и вернуться, — пошутил командир экипажа.

Заняв место в кабине и запустив двигатель, лётчики начинают жить другой жизнью: все мысли, которые атаковали голову ещё совсем недавно, отброшены, всё внимание обращено на управление, ориентирование, выдерживание дистанции и работу с арматурой кабины. Тысяча шестьсот лошадиных сил, вращая воздушный винт, как бы создают субстанцию, по которой летит самолёт. Это уже не невидимый и почти неощущаемый воздух, — это плотная, тугая среда, на которую можно опереться крыльями, пустить «вожжи» — белые полоски с концов крыльев при резком маневрировании. По мощному телу штурмовика пробегает дрожь, ему не терпится оторваться от земли, оказаться в своей стихии, отдаться скорости. После того, как в небе вспыхнула зелёная ракета, самолёты парами начали выруливать на взлётную полосу и взлетать с минимальными интервалами. Следуя за ведущим, Михаил занял исполнительный старт, увидев, что тот начал разбег, тоже дал двигателю полные обороты и через минуту уже был в воздухе. На взлётном режиме пара быстро догнала формирующийся строй самолётов и заняла в нём своё место. Новички со своими ведущими летели в середине боевых порядков: так безопаснее и во время атаки цели, и при нападении сзади истребителей. Более опытные «старики» знали, откуда ждать неприятности и как лучше с ними справляться.

— Витька, как там сзади? Вторая эскадрилья пристроилась за нами?

— Ага, идут за нами левым пеленгом.

Под крылом проносились поля с небольшими перелесками, оврагами и мелкими речками. С небольшой высоты земля выглядит особенно красиво: различимы даже мелкие детали пейзажа, а вот всякая грязь и мусор как будто исчезают с её лица. Вслед за командиром вся группа штурмовиков снизилась, и на бреющем полёте пересекла линию фронта. За бортом проносились окопы, пушки, танки, виднелись взрывы, но открыть зенитный огонь по самолётам немцы не успели. Через пять минут строй Ил-2 опять занял высоту шестьсот метров, чтобы оглядеться и свериться с картой, не сбились ли с курса. Штурман полка не зря ест свой хлеб — через десять минут полёта и разворота почти на 180 градусов, строй подошёл к цели с тыла. Внизу земля пестрела свежими воронками от бомб, буквально пять минут назад по станции отработали наши пикирующие бомбардировщики, в воздухе ещё висела пыльная пелена. В небе начали вспыхивать маленькие белые облачка, как созревшие головки одуванчиков, они раскрывались всё ближе к самолётам полка. Через минуту начали появляться и большие чёрные шапки — разрывы от крупнокалиберных снарядов немецкой противовоздушной обороны. От близких разрывов самолёты потряхивало, кого-то осыпало осколками — в обшивке появлялись первые рваные отметины.

— Вот и началось, — Михаил сузил глаза, всматриваясь во мглу внизу по левому борту. Закрывая створки радиатора охлаждения и снимая с предохранителя системы вооружения, крикнул по переговорному устройству: Витёк, будь начеку, сейчас зайдём с левого разворота.

— Понял, командир. Нервничаю как гимназистка перед первым балом, — сострил стрелок.

Самолёт ведущего, лейтенанта Петра Истомина, начал разворачиваться вслед за командиром эскадрильи, Михаил повторил манёвр и, с небольшим снижением, нацелил нос самолёта на железнодорожный состав, пытающийся на всех парах покинуть территорию станции. Под крыльями впереди идущих штурмовиков возникли вспышки от стартующих неуправляемых ракет, которые с дымным следом понеслись к земле. Михаил дал короткую очередь из пулемётов, чтобы по трассирующим понять, какие ввести поправки для стрельбы из пушек. На путях уже рвались ракеты и бомбы, кромсая вагоны, людей и технику.

— Получите, распишитесь! — четыре реактивных снаряда ушли из-под крыльев в поиске своих неудачников. Самолёт Истомина уже начал набор высоты после атаки, а его ведомый подзадержался, найдя себе новую цель. Михаил краем глаза увидел, как по ведущему группы и следующим за ним штурмовикам ведёт огонь автоматическая зенитная пушка, окопавшаяся чуть поодаль от железнодорожных складов. Довернув вправо, он выпустил по её расчёту длинную пулемётную очередь — «эрликон» замолчал.

— Теперь пора и ведущего догонять.

Михаил двинул рычаг управления двигателем вперёд до упора, выходя на взлётный режим. Набирая высоту, почувствовал небольшие толчки, передававшиеся ему по телу самолёта.

— Проснулись фрицы — на крыльях, элеронах появилось несколько отверстий, пару раз пули высекли искру, попав в бронекорпус кабины. Трассеры пулемётных очередей то шли параллельно, то смыкались на выходящем из атаки штурмовике. Сзади заработал пулемёт Витька.

— Что там у тебя?

— Всё хорошо, прекрасная маркиза! Пришлось ответить, обнаглели клиенты.

— Ну-ну, держи хвост пистолетом, сейчас второй заход делать будем.

Михаил догнал ведущего и занял своё место. Теперь уже строй штурмовиков представлял собою замкнутый круг, пара следовала за парой, атакуя цель, готовая прикрыть огнём соседнюю. Гвалт в эфире усилился до предела — команды, мат, обращение по именам, а не позывным, восклицания, кого-то из наших уже подбили…

— Мишка, заходим, ты в норме?

— Пока да, Петь, заходим!

— Давай по складам, по тупикам их пройдёмся.

— Там «эрликон» был, видел?

— Видел, молодец, что подавил.

От самолёта ведущего отделилась пара стокилограммовых бомб, Михаил тут же сбросил и свою пару, пикируя под небольшим углом. Иловский прицел на таких высотах и углах пикирования был бесполезен, приходилось уповать на опыт «стариков». Прошив парой пушечных очередей два складских помещения, опять добавил газа и вслед за ведущим пошёл в набор высоты. Тут же почувствовал удар по правой плоскости, будто оглоблей кто саданул по крылу снизу. Скосив глаза, увидел большую дыру со рваными краями, самолёт стало сильно кренить вправо. Добавив двигателю оборотов, Михаил выровнял свой Ил-2 и доложил:

— Петь, нас подбили, правое крыло изуродовали.

— Дотянешь до линии фронта?

— Посмотрим.

Тут в радиообмен вмешался командир эскадрильи: Полста пятый, топайте домой с полста шестым, мы вас догоним.

— Десятый, понял, уходим домой, — Пётр пропустил вперёд своего ведомого, пристроился справа, глядя на крыло, покачал головой.

— Миха, добавляй обороты, и снижаемся до ста метров, через линию фронта надо проскочить с ветерком!

— Понял, Петь, поехали! По внутрисамолётной связи обратился к своему стрелку:

— Витёк, ты живой там? Чё притих?

— Да вот дырочку рассматриваю в плече… не знаю, падать в обморок, или уж после посадки?

— Что, большая? Кровь остановил?

— Ага, заткнул пилоткой.

— Ты держись, нам до дома минут десять ещё ковылять.

— Ладно, по пути всё равно не высадишь, подержимся.

Пока дошли до своего аэродрома, у Михаила уже затекли руки от постоянного давления на ручку управления, компенсирующего кренящий момент. Сел первым, вполне пристойно, на все три точки, ведущий прикрывал заход. Пока заруливал на свою стоянку, подоспела полуторка с врачом — руководитель полётов по радио был оповещён о ранении стрелка. Выбравшись из кабины, помог Витьке покинуть своё рабочее место, проведя по крылу и передав в руки Макарычу и врачихе Валентине Степановне. Влад, находясь в теле Михаила, ощутил в полной мере его усталость и опустошённость:

— Не лёгок ваш труд, воздушные рабочие войны, теперь я знаю, откуда у меня эта эйфория от запаха авиационного бензина и от мощного, утробного звука работающего на пределе двигателя.