Влад вдруг вспомнил якутскую природу, с её доисторическими запахами, видами северной рыбы и животных, которых на западе страны практически не осталось. А ведь всего полвека назад осетровые по всей Волге водились, и волки, лоси, в средней полосе России.

— Как же уязвима наша Земля. Даже не поднимаясь в стратосферу, тем более в космос, я на маленьком Ан-2 смог почувствовать, насколько мала наша планета. Взлетаешь в южной Якутии, вокруг буйство зелени, тайга, корабельные сосны, и не спеша летишь на север. Крейсерская скорость как у легковых автомобилей, мчащихся по немецкому автобану. Всего шесть часов полёта, и под тобою уже лесотундра. Только вдоль Лены ещё растут более-менее высокие деревья, а чуть дальше от берегов, стоят чахлые пихты и кривенькие полярные берёзки. Ещё дальше — тундра. Земля, покрытая ягелем, изрезанная руслами ручьёв и речушек, кое-где рябая от озёр разного размера. Как-то раз, увидев под крылом следы от гусениц трактора, тянувшиеся на десятки километров, командир экипажа спросил, — Знаешь, когда он проехал?

— В начале лета?

— Нет, тридцать три года назад. От лагеря гулаговского до деревни тащил железки да стройматериалы, наверное. Северная природа очень ранима. Если корни мха повредить, восстанавливаться он будет очень долго — почва неплодородная и довольно прохладно здесь девять месяцев в году.

Пролетая над заброшенным лагерем: обветренными деревянными бараками, стоящими без окон и дверей, полуразобранными хозяйственными постройками, столбами забора с обрывками колючей проволоки, Влад поёжился, — Чем они здесь печки топили, интересно? И чем занимались на краю земли? Серый, унылый ад, лет на десять, если не больше, и попробуй тут выживи.

Если лететь ещё часа четыре, то под тобой уже будет арктическое побережье, песчано-каменные россыпи, ни одного кустика и вечные льды на горизонте — Ледовитый океан. Вся карта северного полушария, как видеоролик, в течение дня проматывается в режиме онлайн. Всё же мала наша планета, совсем не велика.

— Сергей, эти валуны сюда во время Великого оледенения с севера притащило?

— Да, в этих местах камней хватает, плюнуть некуда.

— Если, не дай бог, двигатель откажет, то на благополучную вынужденную посадку здесь может рассчитывать только заядлый оптимист, — Влад заворожено смотрел на бескрайние просторы утыканные глыбами. — Неземной пейзаж, будто над марсианскими пустынями летим.

— Тут по маршруту два озера есть, скоро их увидишь, довольно большие, метров по двести в диаметре, круглые, впритык друг к другу расположены. Перешеек, их разделяющий, буквально в несколько метров шириной, а вода разная по цвету. Одно серебристо-голубоватое, а другое почти чёрное. Вот в чём дело?

— Может у одного дном служит природная выемка, а у другого — кратер от небольшого метеорита. В метеоритах каких только химических элементов не встречается.

Влад запоминал контрольные ориентиры по этому новому для него маршруту — штурманский расчёт и ведение визуальной ориентировки входили в круг обязанностей второго пилота. Солнце постепенно уходило за горизонт, превращая тундру в большой тёмный ковёр с едва различимыми складками местности. Ночные полёты на Ан-2 были разрешены только для лётчиков полярной авиации. В центральной части страны этот тип самолёта с заходом солнца должен сидеть на аэродроме. В лётном училище были предусмотрены всего несколько полётов по кругу ночью, для того чтобы дать курсантам представление о заходе на посадку в темноте, с посадочными фарами, да и только.

— Ночь лунная, ориентиры вполне можно отыскать, привыкай Влад. А днём тут по полосе из окурков лететь можно, — пошутил Сергей, — самый ходовой наш маршрут.

Оба закурили. В кабине было тепло и уютно, приборы горели зеленоватыми шкалами и циферблатами, тысячесильный мотор работал монотонно и уверенно. Сдвинув на несколько миллиметров назад форточку, Влад держал возле образовавшейся щели дымящуюся сигарету. Огонёк её не затухает — перепад давления воздуха высасывает весь дым и пепел в щель, и поддерживает горение табака. Планшет с картой лежит на колене, подсвечиваемый ультрафиолетовым светильником.

— Сергей, отверни вправо градусов на пять.

Затянувшись папиросой, КВС (командир воздушного судна) довернул самолёт на новый курс. Он был из пилотяг старого образца, мог часами ворочать штурвалом, доверяя второму пилоту заботиться о поиске своего местонахождения, даже в сложных метеоусловиях. Звёзд с неба не хватал и стоически переносил все неудачи, которые его не забывали регулярно навещать.

Влад отправил окурок в свободный полёт за борт, закрыл форточку и сосредоточился на сверке карты с местностью.

— Давай ещё на пять градусов правее!

— Уверен? — спросил на всякий случай Сергей, небольшим креном доворачивая самолёт в нужную сторону.

Минут через десять Влад показал кистью руки — ещё!

— Градусов на восемь-десять вправо!

— Ты что? Заблудимся к чертям собачьим! Угол сноса уже двадцать градусов!

— Серёга, нас тащит влево и очень даже прилично. Потери ориентировки у меня нет. Перед вылетом помнишь на «метео» прогноз получали? Ленка тогда ещё сказала, что с севера мощный фронт подходит. Видимо он раньше положенного срока сюда припёрся.

Скрипя зубами, командир взял новый курс. Влад неотрывно следил за пролетаемой местностью. Минут через десять он показал рукой вправо, а потом пять пальцев.

— Двадцать пять градусов угол сноса! Такого не бывает!

— Давай, возьму управление на себя, смотри сам, — Влад отдал планшет и ткнул пальцем в карту, на их фактическое местоположение.

Довернув ещё на пять градусов вправо, он невозмутимо повёл самолёт на северо-запад.

— Да, мы должны лететь почти строго на запад, но сегодня такой волшебный день.

Сергей, немного успокоившись, вернул планшет, закурил и опять взялся за штурвал. Самолёт уже изрядно потряхивало, началась ветровая болтанка. Через полчаса Влад показал ему, чтобы уменьшил угол сноса, через некоторое время ещё раз отвернули влево.

— Ну вот, фронт прошли, теперь курс близок к расчётному. До аэропорта сто километров осталось.

Командир связался с диспетчером, доложил о подходе. Ответ весьма взбодрил экипаж: «Аэропорт вас принять не может из-за сильного бокового ветра».

— Какой запасной у нас сегодня, Влад?

— Тикси, но до него теперь может и не хватить топлива, с таким-то ветром.

— Здрассьте, приехали. Если садиться без разрешения, талон из пилотского удостоверения точно вырежут.

— К бабке не ходи. Потом замучаешься восстанавливать — переэкзаменовки, комиссии…

— А если в свой Жиганск вернуться?

— Серёг, пока вернёмся, там ветер будет не меньше чем здесь. Слушай, а давай сделаем финт ушами? В тридцати километрах деревенька есть со своей посадочной площадкой — плюхнемся на неё?

— А это мысль! Метеослужбы там нет, только пустая «изба ожидания» стоит рядом с полосой. Никто не скажет, какой фактический ветер.

Согласовав с диспетчером посадку на промежуточном аэродроме, экипаж стал готовиться к посадке на неосвещённую полосу. Пройдя на малой высоте над ВПП (взлётно-посадочная полоса), убедились в том, что помех и сугробов нет, развернулись и посадили борт на три точки, как положено. Подрулив к избе, поставили самолёт носом к ветру и заглушили двигатель.

— Давай чехлить мотор, пока он не остыл совсем. Если заморозим — самостоятельно его не заведём, придётся потом вызывать другой борт с автономным обогревателем.

— Навыки авиатехника приобрету заодно, — ответил Влад, карабкаясь на потолок кабины самолёта.

— Выспаться нам сегодня — не светит. Теперь через каждые полтора-два часа будем расчехлять, запускать, прогревать мотор и опять чехлить. Пойдём, посмотрим, что там, в хижине есть.

Откинув палку, подпиравшую дверь, пилоты вошли в рубленую избу с земляным полом, ветхой крышей, железной печкой и двумя деревянными лавками, стоявшими по обе стороны от такого же засаленного стола.

— Свечки есть — это уже почти роскошь, — Сергей зажёг одну из них. Я возьму НЗ (неприкосновенный запас) из самолёта и затоплю печь, а ты сходи в этот лесок за дровами.

Влад отправился в редкий подлесок, начинавшийся в тридцати метрах от балка, на поиски дров. Благо, снега было не много — унты погружались в него лишь на несколько сантиметров, но позёмок уже кое-где соорудил перемёты по щиколотку. В поисках сухостоя он прошёл метров пятьдесят, набрав небольшую поленницу. Отламывая очередную ветку, обратил внимание на то, что звёзды как-то совсем уж низко расположены над горизонтом…

— Вот это да! Это же не звёзды, это же несколько пар волчьих глаз!

Сам себе сказал: «Спокойно! Они пока только приближаются, принюхиваются.» Пятясь задом, Влад отслеживал перемещение каждой пары волчьих глаз.

— До них метров пятьдесят, а я уже приблизился к избе на тридцать, пора вспомнить, как бегал на школьных соревнованиях.

Развернувшись, Влад показал, что такое спурт с места. Добежал до заветной двери очень быстро, правда, больше половины дров растерял в пути.

— Похоже, мы здесь не совсем одни! — сказал он командиру, захлопнув за собой дверь и задвинув щеколду.

— Кто там?

— Да волки! И не мало. Попу в горсть и драпать, что ещё оставалось? До сих пор вон, нервная дрожь не проходит!

— Жаль, окна нет в сторону леса. Ну, давай, что донёс, подкинем в огонь, согреемся. Банку тушёнки из НЗ разогреем. Попозже сходим, подберём то, что выронил. Я ракетницу прихватил.

После бессонной ночи, к семи утра, экипаж связался с диспетчером и, наконец, добрался до гостиничных коек аэропорта Оленёк. Плотный завтрак, белые простыни и тёплые батареи под боком, что ещё надо человеку для счастья?