Ладья на вёслах вошла в устье довольно широкой реки. Влад, со своими парнями с интересом рассматривал незнакомые берега.

— Это Траве. В устье она широка. Вёрст пятьдесят на юг, и мы будем в Любеке, — прояснил ситуацию Алексий. — Сто лет назад тут жили славянские племена. Как-то раз язычники напали на живших на острове в деревянной крепости Любице христиан, и разорили её. Остатки населения поселились на острове, расположенном в пяти верстах выше по течению, под защитой небольшого замка, и стали называть своё поселение Любеком. С тех пор город стал расти как на дрожжах, а позднее купил себе право быть вольным. Так что, коренные жители здесь — со смешанной славяно-датской кровью.

— Чем они торгуют в основном? — спросил десятник.

— Основной товар — соль! Сельдь, вино, шерстяные ткани, железо, медь тоже в большом почёте. Здесь можно плавать спокойно, никаких пиратов, — успокоил Алексий дружинников, которые напряжённо всматривались в проходящие на встречных курсах корабли.

Наконец, вдали показались шпили немецких соборов и островерхие крыши купеческих трёх-четырёхэтажных домов, вырастающих из-за каменных крепостных стен Любека.

— А это церковь Святой Марии, самая высокая из всех мне известных на берегах Варяжского моря, — Алексий показал пальцем на масштабное строение из красного кирпича, западный фасад которого украшали две высоченные башни. Лось с открытым ртом рассматривал металлических петухов, венчавших шпили.

— Да она в высоту локтей двести с лишним будет, — удивлённо проговорил он.

— А вы на городскую ратушу полюбуйтесь, — Алексий кивнул на огромное здание со множеством окон, арок и башенок.

— Мдаа, купцы тут не бедствуют, — констатировал Влад.

— На их пожертвования и вон тот госпиталь Святого Духа достраивают.

Ладья причалила к пристани. Лось первым спрыгнул на долгожданный берег. В этом плавании его мутило поменьше, но твёрдую землю почувствовать под ногами он мечтал более всего. За ним последовали и остальные. Алексий, как купеческий посол, в сопровождении дружинников миновал башенные ворота со стражей и направился на русский двор.

— Смотрите ребята, запоминайте, домой вернётесь, будете своим девахам про иноземные города рассказывать.

Змей мотнул головой, — До девиц нам не скоро удастся добраться.

— А ты смотри, сколько народу на площади собралось, и женщин чуть ли не половина.

— Эти не про нашу честь. Интересно, что за вече тут созвали?

— Скорее всего, публичную казнь проводят, — Алексий привстал на цыпочки, — да, так и есть. Вон, над головами горожан видите, колесо возвышается? Колесованием кого-то казнят.

— Это как? — спросил посла Лось.

— Кладут преступника на деревянный крест, типа Андреевского, привязывают руки, ноги верёвками. Под каждой голенью, бедром или предплечьем в брёвнах вырублены понижения. Палач берёт тяжёлый лом и с размаха ломает каждую кость, аккурат над выемкой в бревне. Иногда и хребет ломают. Потом кладут на колесо, на всеобщее обозрение, оставляют умирать в мучениях. Вороньё любит таких беспомощных бедолаг. Иногда, если просыпается гуманизм, казнённых обезглавливают.

Вдруг раздался глухой стук и истошный крик. Толпа отреагировала непроизвольным общим возгласом.

— Весело у них тут бывает, — Милонег постояв в задних рядах публики, послушав разговоры, опять примкнул к своим друзьям, вставшим на некотором отдалении от горожан. — Это они своего купца так обихаживают, обвинён он в лжесвидетельствовании. Воспользовался доносом, бывших хозяев имущества казнили, а он прибрал к рукам чужую собственность. Теперь вот расплачивается.

Ещё один вскрик, как испуганный голубь, взлетел над площадью и завершился протяжным стоном. По толпе опять прошёл ропот.

— Пошли на наш двор, — Алексию не терпелось быстрее закончить свою миссию, — здесь у них не очень приветливо сегодня.

Улицы и дворы в Любеке были довольно широкими, в отличие от многих других средневековых городов, все булыжные мостовые в отличном состоянии.

— Уже в раннем средневековье у них немецкий порядок прослеживался, — пронеслось в сознании Влада. Отделочный кирпич глазурованный, тёмно-красный, таким и сейчас не грех дом обложить.

— Вот что хорошо у них — мостовые долговечные, — позавидовал вслух Лось, — зато на наших, деревянных, не так скользко. Да и подковывать коней здесь чаще приходится, намного.

Тем временем компания вошла, через открытые ворота, в общий двор стоящих напротив друг друга двух пар двухэтажных арендуемых домов. Староста встретил земляков радушно, угостил немецкой колбасой, пивом и, после обстоятельной беседы, снарядил лошадей на пристань. Обмен купцами и конфискованным товаром прошёл быстро, как и в Висбю. Ближе к вечеру ладья была полностью разгружена и единственное, что удерживало здесь всех — желание команды развлечься, не считая закупки соли Алексием. За хождение до Висбю и Любека он уже получил оплату от «Иваньского ста» — купеческой гильдии, торговавшей воском. Но плохим бы он был купцом, если бы вернулся от немцев без товара. В тот же день обошёл торговые дома, приценился, а на завтра, в воскресенье, уже собрался затовариться. Удобный товар, эта соль. Дорога на родине, места в ладье занимает не много, всего-то — несколько бочек, не портится со временем, и всегда спрос на неё есть. Пока Алексий прикидывал, как будет действовать завтра, большая часть его команды, с дружинниками, нагрянула в пивное заведение. На этот раз коллектив распределился по небольшим столам, рассчитанным на шестерых. Милонег со своими двумя подчинёнными занял стол рядом с тремя немцами, видимо купцами, решившими скоротать субботний вечер в дружеской компании. Подняв кружки за мир и взаимовыгодную торговлю, объясняясь на ломанном русском, соседи по столу почувствовали себя, чуть ли не дальними родственниками. Но, постепенно, каждая тройка перешла к неспешному обсуждению своих дел.

Сбоку от прилавка, напротив посетителей, сидел на табурете и дул в свой дудельсак волынщик, скрашивая протяжными мелодиями негромкое общение горожан. Непривычный запах немецких колбас, смешанный с селёдочным и пивным, создавал по-своему притягательную, тёплую атмосферу. Немецкие соседи по столу, успевшие выпить по паре кружек на брата, заметно захорошели, и уже довольно громко обсуждали межгосударственные торговые отношения. Лось со Змеем выясняли, в каких местах Новгородчины бывает лучше улов, и кто из них более удачлив в рыбалке. Милонег иногда вставлял в их диалог реплику или две, а сам неприметно вслушивался в болтовню соседей:

— Мартин, в Новгород надо ехать по зимнему пути, чтобы до января вернуться, — громким шёпотом убеждал приятеля Герман — белобрысый здоровяк лет тридцати с крупными чертами лица.

— Ему с женой зимними ночами спокойнее, — осклабился худой и высокий Густав, — сдалась ему эта зимняя Русь.

— Поясни мне бестолковому, почему именно до января надо управиться? — Мартин посмотрел на Германа с идиотской улыбкой, широко раскрытыми глазами и взлетевшими вверх бровями. Этот полноватый добряк был прирождённым шутом.

— А потому, мой добрый друг, что датчане с рыцарями Ливонского ордена ближе к весне пойдут на Псков, а может и на Новгород, заодно. Только — тссс! Никому ни слова!

— Ты-то откуда это знаешь, Герман?

— У него же брат служит дерптскому епископу на земле эстов, — напомнил шёпотом Густав.

Милонег вклинился в разговор своих дружинников, рассмешил обоих, втроём расхохотались, а сам тем временем продолжал слушать разговорившихся соседей по столу. Он сидел к ним спиной вполоборота, даже трезвые не смогли бы догадаться о том, что их подслушивают.

— У нас договор с ливонцами. Если начнётся заваруха, мы их поддержим, торговля с Новгородом опять прервётся, — тихо сказал Герман.

— Аааа… теперь понял, — прошептал Мартин, — можно накупить воска, мехов, и потихоньку ими торговать по высокой цене, пока торговля с русскими будет под запретом.

— Парни, на посошок, да и спать пойдём! — предложил десятник.

Все трое с поднятыми кружками поприветствовали местных, допили стоя и двинулись на выход.