Ступени вырублены в скале грубо и неровно. Они холодны и ненадежны. Стены по краям скользкие и влажные от мха и водорослей. Он слегка трогает их кончиками пальцев, чтобы сохранять равновесие. На дне ущелья впадина, заполненная черной водой, загораживает вход. Вода покрыта тонким слоем льда. Она мелка, но он не может перейти ее без того, чтобы не промочить ноги. Ботинки водонепроницаемы, но ледяная вода проникает внутрь через верх. Его трясет от холода.

Ущелье впереди изгибается, его края возвышаются по сторонам, оставляя в небе полоску бледного неба, дорожку над Гевином. Здесь в изобилии водятся мох, водоросли, печеночники и папоротники. Дневной свет пробивается вниз с трудом, и воздух кажется зеленым, как края ущелья. Имеются расщелины и небольшие пещеры, под зеленым гобеленом скрываются черные тайны. Он осторожно ступает по ледяным скалам и мерзлой грязи.

За поворотом ущелье делится на два меньших прохода, один проход справа явно используется часто. Ступени ведут вверх, и, глядя в небо, Гевин видит высеченное на скале ветром и погодой огромное лицо. Зеленый рыцарь. Гевин читал о нем и знал, что он найдет его здесь, но все же удивился, насколько он походил на живого человека. Гевин думал, что его будет трудно разглядеть, что придется напрягать зрение, чтобы разобрать какое-то подобие лица, но на самом деле трудно было не заметить его. Оно массивно, основательно, с большим подбородком и густыми бровями. Рыцарь не вызывает желания бросить ему вызов. Он веками охраняет здесь часовню, порождая легенды, стихи и страхи.

Гевин собирается взобраться по ступенькам и встать под рыцарем, но что-то его останавливает. Его правый бок коченеет, промерзая до кожи и корней волос. Он стоит как вкопанный. Медленно поворачивает голову и смотрит в другой проход ущелья.

Он еще более зеленый, чем этот. Растительность разрослась в нем от краев до дна. Она более густая и покрывает скалы толстой, скользкой подстилкой и щупальцами. Просвет среди деревьев сверху позволяет свету проникать внутрь с ближнего конца, оставляя дальнюю часть прохода в глубоком сумраке. Ступеньки к ней отсутствуют. Попасть туда можно, карабкаясь по валунам. Но хотя Гевин ничего не видит там, он знает: туда ведет путь, который он должен пройти.

Из моха на скалах сочится жидкость, когда он карабкается вверх. Он ощущает воду коленями, голенями и руками. Гевин останавливается и оглядывает проход на всю длину. Это тупик. Никто не пользуется этим путем, поскольку он ведет в никуда. Но здесь кто-то есть сейчас. В дальнем конце Гевин способен различить стоящую фигуру. Этот человек так же неподвижен, как скалы, как сам Зеленый рыцарь, но он сделан не из камня. Это человек, который завлек Гевина к часовне, к месту отмщения и возмездия, к месту мифов и исторических событий.

— Г. Н.?

Голос Гевина звучит так же слабо, как утреннее дуновение.

Фигура не двигается с места, поэтому Гевин делает несколько шагов вперед. По мере приближения фигура становится яснее. Он видит человека в темных джинсах, пальто, черной шерстяной шляпе, плотно надвинутой на голову из-за холода. Приблизившись еще, он видит руки, засунутые в карманы, выдыхаемый из ноздрей пар. Подойдя еще ближе, Гевин видит красные пятна, выступившие на щеках человека из-за холода, шрамы на его шее, слезы в глазах. И вот их разделяет всего лишь фут.

— Бертран?

Выступившие слезы катятся вниз по лицу Бертрана.

— Прости, — говорит он.

Бертран крепко обнимает Гевина за плечи и трясет его.

— Прости, прости, — повторяет он почти плачущим голосом.

Хотя у Гевина перехватывает дыхание, он кое-что воспринимает из того, что происходит. Он смотрит на Бертрана и моргает как бы для того, чтобы прочистить глаза.

— Ты же погиб, — шепчет он.

Бертран прекращает его трясти и глядит ему в глаза. Затем они оба крепко обнимаются. Гевин ощущает щекой грубую ткань пальто, и оттуда, где ее смачивают слезы, исходит слабый запах псины.

— Я видел, что ты умер.

От шеи Бертрана идет тепло. Шрамы на ней заостряются вверху — видимые концы более протяженных шрамов на его теле, оставленные побоями. Но на шее нет горизонтального шрама. Голова Бертрана никогда не отделялась от его тела. Гевин чувствует биение его сердца.

Бертран разжимает объятия и резко отворачивается.

Стоя спиной к Гевину, он бормочет:

— Прости. Я болен. Голова не работает, как надо.

— Я видел, что ты умер, — повторяет Гевин.

Он трогает руками лицо Бертрана. Тот отодвигается, поворачивается и возвращается, чтобы снова стать перед Гевином.

Кроваво-оранжевое солнце только что поднялось над горизонтом. Оно посылает огненное свечение. Края ущелья позади, куда проникает свет, выглядят изумрудно-зелеными. Гевин ясно видит Бертрана, его черты, поры на коже, голубизну глаз, беспокойно двигающиеся руки.

— Этот фильм поместили в Интернете, и я его скачал. Не думал, что ты найдешь его, склейка очевидна. Человек с ножом, убийца, не похож на тебя — он выше и шире.

Гевин пытается вспомнить, но это было так давно. Когда его заставляли смотреть фильм, он почти не осознавал себя. Видел то, что от него требовали видеть.

— Я думал, ты давно догадался, что Г. Н. был я.

— Ты был Г. Н.?

— Да, я Г. Н. Именно я писал тебе электронные письма.

— Г. Н. — твой брат.

— У меня нет брата. Есть просто я, Бертран, Г. Н. Одно лицо.

У Гевина кружится голова. Он хмурится:

— Но почему?..

— Я ненавидел тебя. Ненавидел за то, что ты не убил меня.

— Мне показали видео — я думал…

— Мне хотелось, чтобы ты думал, что убил. Хотелось тебя уничтожить.

— Не могу поверить, что ты здесь.

Гевин трогает руку Бертрана, которая закоченела от холода. Бертран отдергивает руку и прижимает ее к себе.

— Я бы убил тебя.

Гевин смотрит Бертрану в глаза, они не бегают.

— Если бы это был я, если бы прицелились ружьем в мою голову и я счел бы, что умру, то убил бы тебя.

Гевин отворачивается:

— Нет, ты…

— Убил бы. В тот момент, когда мы были в этой комнате, если бы от меня потребовали что-нибудь сделать для своего спасения, я бы сделал это. Что бы это ни было.

Их взгляды снова встречаются.

— Вот почему я ненавидел тебя. Ненавидел твое великодушие, твою самоотверженность. Хотелось, чтобы ты узнал, чего это стоит.

— Что стоит?

— Знать. Знать без тени сомнения, что ты умрешь. Знать, что этот момент, эта тьма, это зловоние, этот каменный пол под коленями, эта Зеленая часовня — последнее, что у тебя остается. Навсегда. Я хочу… Я хотел, чтобы ты смотрел на смерть открытыми глазами, как я.

— Я так и смотрел. У меня не было сомнений в том, что они убьют меня тоже.

Бертран не обращает внимания на его слова и продолжает:

— Я хотел, чтобы ты поверил в мою готовность убить тебя. Вот почему я попросил тебя принести мне пакет.

— Пакет! Я совсем забыл. Он у меня.

Гевин вынимает пакет из сумки и протягивает Бертрану. Тот берет его, не сводя взгляда с лица Гевина.

— Хочешь узнать, что в нем?

— После того как я таскался с ним полгода? Конечно хочу.

За Гевином лежит ствол упавшего дерева. Они садятся на него рядом. Покрывающий ствол мох насыщен влагой, и их брюки мгновенно промокают. Гевин почти не замечает этого.

Пакет обернут коричневой бумагой, протертой местами до мягкости ткани. Имеются небольшие разрывы, а в одном углу — дырка, из которой виднеется пузырчатая пленка. Бертран разрывает бумагу. То, что находится внутри, много уже размера пакета. В нем много пузырчатой пленки.

Бертран медленно разворачивает сверток. Появляется деревянная рукоятка длиной полтора фута, но передняя часть предмета все еще плотно укрыта ватой. Даже когда кончается пузырчатая пленка, остается овальный чехол из жесткой кожи, скрывающий ее форму. Но у Гевина уже складывается представление о том, что это может быть.

Бертран расстегивает застежки и вытаскивает из чехла топор. Он великолепен. Топорище выгибается от рукоятки, его лезвие расширяется до заострения. Оно сияет серебром и украшено сложной кельтской вязью. Лезвие помещено в кожух, который Бертран снимает. Лезвие поблескивает, притягивает низкие лучи утреннего солнца, отражая их на лицо Гевина и слепя его.

— Чудная вещь!

— Это точная копия кельтского бородовидного топора. Боевой топор, им сражаются и убивают.

— Им можно нанести много вреда.

Бертран слегка проводит пальцем по лезвию топора.

— Можно кого-нибудь убить.

Бертран вскакивает и размахивает топором в воздухе. Гевин следит в восхищении, как блестящее лезвие рассекает воздух широкими дугами слева направо и наоборот. Затем взмахи прекращаются.

— Как у тебя складываются отношения с Морган?

— Морган? — Где-то вдалеке начинают петь птицы, но он внезапно ощущает легкими воздух в ущелье, неподвижный и холодный. — Бог мой, если ты Г. Н., то она твоя…

— Да.

Гевин смотрит на Бертрана, но его лицо непроницаемо.

— Ты жил с моей подружкой. Как это случилось?

— Я жил с ней не в этом смысле. Помогал ее ремонтировать дом. Мы прекрасно ладили.

Бертран держит топор перед собой и вращает его руками по очереди, так что лезвие медленно поворачивается, посылая зайчики, которые мелькают на краях ущелья.

— Должно быть, вам было удобно друг с другом?

— Да.

Бертран размахивает топором над головой, затем опускает его так, что он впивается в ствол дерева в нескольких дюймах от Гевина. Тот его разглядывает. Лезвие вошло в дерево на три-четыре дюйма. Гевин медленно поднимает голову, чтобы взглянуть на Бертрана, который все еще держится за рукоятку топора, и его прошибает пот.

— Мы беседовали по вечерам. Составляли друг другу компанию. Больше ничего не было.

Бертран начинает вытаскивать топор. Лезвие прочно засело в дереве, но, наконец, ему удается его вытащить. Он держит топор перед собой, жало лезвия покоится на стволе дерева. Бертран опирается на рукоятку, как будто это палка.

— Я слышал, что ты весьма благополучный домосед. Посещения «ИКЕА». Ремонт «умелыми руками» до позднего вечера. Должно быть, это доставляет удовольствие. Вы чувствовали себя как новобрачные.

Прежде чем Гевин смог ответить, Бертран снова взмахнул топором, всаживая его на этот раз по другую сторону от Гевина. Тот делает глубокий вдох и чувствует, как по его телу ползут мурашки. Он смотрит на Бертрана, который тянется к топору, пытаясь вытащить его из дерева.

— Понимаешь, все было не так. Я работал на Морган и делал то, что она просила меня сделать. Она нечасто бывала дома. Мы ладили — она замечательная женщина. Но она любила Г. Н., то есть тебя.

Бертран рывком освобождает топор. Садится на ствол дерева рядом с Гевином и кладет топор на колени.

— А как насчет Рождества? Вы его хорошо провели вместе?

Бертран говорит спокойно.

— Она ходила на встречу с Г. Н… на встречу с тобой. У меня это все еще не укладывается в голове. Не могу поверить, что Г. Н. — это ты и ты здесь.

— Сначала она была с тобой.

Что Морган ему рассказывала?

Гевин смотрит на Бертрана, но тот избегает встречного взгляда. Он наблюдает, как переливается блеском лезвие топора в солнечном свете.

— Я пережил ужасное похмелье в день Рождества. Спал почти до времени ланча, думаю, она тоже. Мы поздно позавтракали и смотрели рождественскую телепередачу. Я подарил ей немного шоколада.

— Чем ответила она?

— Ничем.

Бертран сует ему топор.

— Вот, попробуй его на вес.

Гевин вытягивает руку, чтобы взяться за рукоятку топора. На его запястье обнажается шелковая повязка. На ней четко различается красный дракон. Бертран отпускает рукоятку топора раньше, чем Гевин может ухватиться за нее. Топор падает вниз. Тяжелое лезвие ранит его бедро, прорезая ткань брюк и плоть под ней. Бертран подхватывает топор, но слишком поздно. Гевин осматривает рану. Ему холодно. Рана почти в дюйм глубиной. Края разрезанной плоти скрываются под внезапным наплывом крови.

Бертран вскакивает на ноги:

— Черт! Вот черт!

Ткань брюк Гевина пропитывается кровью.

— Боже, ты меня порезал, — говорит Гевин слабым голосом. Кровь распространяется по коже бедра. Он не может оторвать от нее взгляда.

Бертран сбрасывает пальто, снимает свитер и рубашку. Рвет ее надвое. Гевин видит, как он перевязывает его рану, сжимая края пореза, крепко стягивая узлом концы ткани. Ощущается сильная боль. Она гораздо сильнее, чем в тот момент, когда падал топор. Его тошнит, он хватается за плечо Бертрана, чтобы не потерять равновесия.

Бертран обвязывает рану другой полосой от рубашки. На первой уже проступает кровь.

— Дай мне эти штуки с твоих запястий.

Гевин снимает их дрожащими пальцами, и Бертран повязывает их жгутом на бедре поверх раны.

— Ты сможешь идти?

Гевин не знает, но кивает в знак того, что сможет. Иначе отсюда не выберешься. Бертран помогает ему встать.

Гевин не может ступить на раненую ногу. Он тяжело наваливается на Бертрана, и они медленно идут вдоль подножия ущелья. Видимость мутнеет, а воздух кажется темно-зеленым. Ему кажется, что он пробивается сквозь завесу мха, который обтирает его лицо влажной щеткой. Полупрозрачные листья забиваются в ноздри, горло, мозг.

— Морган рассказывала, что ты оказал ей большую помощь в последние недели, — говорит Бертран.

Ступени станут непреодолимым препятствием. Он не сможет по ним подняться.

— Больше чем я, — добавляет он.

Они подошли к ступеням.

— Ты ведь не думаешь так, — шепчет Гевин.

Бертран идет впереди, ведет Гевина под руку, наполовину поднимает его на каждую ступеньку, отступая назад. На полпути зеленый воздух становится красным. Гевин чувствует, что падает, но Бертран притягивает его ближе к себе и держит, пока ощущение не пропадает. Это такое живописное, древнее место. Он делает напряженное глотательное движение и смотрит в лицо Бертрана.

— Морган любит тебя.

— Знаю. Кэт тоже любит тебя. Ты еще можешь идти?

Кэт. Между ними нет никаких препятствий, если она еще любит его. Сквозь боль Гевин ощущает что-то в своей груди, что-то, похожее на крохотный пузырь или бусинку, что-то важное и деликатное. Он едва ли заметит, если оно исчезнет.

— Теперь все в порядке.

Бертран тащит его, Гевин отталкивается здоровой ногой. Они выбираются наверх.

Спуск по склону холма легче. Бертран снимает шарф и обвязывает им ногу Гевина поверх порванной рубашки, которая уже испачкана в крови. Он хочет воспользоваться и свитером, но он слишком неудобен. Гевин тяжело опирается на него, и, обняв друг друга, они движутся по тропе, словно участвуют в нелепой гонке на трех ногах. Когда тропа слишком сужается, они идут не вровень, но боком.

Дважды Гевин просит остановиться для передышки, опирается на скалу или дерево. Однако Бертран выглядит встревоженным, хочет продолжать движение. Он несет рюкзак Гевина, в котором лежит топор, наспех обернутый в обрывки пузырчатой пленки.

Наконец они снова поравнялись с рекой. Видят за деревьями крышу молодежной турбазы.

— Там я припарковался. Мы почти на месте.

Солнце уже поднялось высоко в небо, и поля сверкают светом новорожденного дня, они окрашены белым инеем, похожим на нежный пух на коже младенца.

У турбазы припаркованы две машины, а не одна. БМВ Бертрана покрыта инеем, от другой же машины идет дым. Ее двигатель только что заглушили. Дверцы открываются, выскакивают две фигуры и мчатся им навстречу.

Сквозь дымку Гевин различает бегущие ноги и обеспокоенные лица. Он слышит голос, зовущий его по имени. Птичьи трели приветствуют новый день. Он вспоминает о бусинке счастья, предусмотрительно заложенной внутри его, и обнаруживает, что, несмотря на боль, она все еще на месте.