Разговор между Калачевым и полковником НКВД Дмитрием Горовым продолжился и на следующий день. Степана якобы пригласили на «совещание» в кабинет коменданта Аверкиева, где его уже поджидал Дмитрий Андреевич, разложив на столе продукты для завтрака и заварив чай.

– Давай, давай, проходи, – встретил его с улыбкой полковник и указал на стол. – За завтраком все и обсудим, что как есть и что еще предстоит сделать.

Степан недоверчиво покосился на Горового и, не увидев в кабинете «Хозяина», спросил:

– А Алексей Иванович где? Что с ним случилось?

– Ну вот, приехали, – усмехнулся Дмитрий Андреевич. – Да-а-а, повлияли на тебя долгие годы отсидки. Недоверие к людям развилось сверх всякой меры.

– Себе спасибо скажите, – огрызнулся Степан. – Так где Алексей Иванович? Говори, или я пошел.

– Да здесь он, у себя, – вздохнул, качая головой, Горовой, – в другой комнате сидит. О чем мы говорить будем, ничьих ушей касаться не должно, даже коменданта поселка!

– Все так серьезно?

– А ты как думал? Секретность в нашей работе прежде всего! Зачастую принятые меры предосторожности служат гарантией для спасения многих жизней и обеспечивают успех в любых начинаниях.

Степан сбросил с плеч телогрейку и прошел от порога к столу. Он присел на стул и посмотрел на Горового, который доставал из портфеля бутылку коньяка.

– Будешь? – спросил полковник, глянув на него.

– Нет, – буркнул Степан.

Горовой выпил и закусил, а Калачев даже не притронулся к пище. Он отхлебывал из кружки чай маленькими глоточками и молчал, дожидаясь, когда Дмитрий Андреевич начнет разговор.

– Так что, ты обдумал то, о чем вели речь вчера? – спросил полковник, снова наполняя свою рюмку коньяком.

Степан с минуту помолчал и пожал плечами:

– А что думать-то… Разбередил ты мою душу никчемными воспоминаниями так, что до утра заснуть не мог.

– Может, что спросить хочешь, прежде чем дело, с каковым я пожаловал, обсуждать начнем?

Калачев забил трубку табачком, раскурил ее, после чего пожал плечами и сказал:

– Что толку спрашивать? Ты все равно ничего не расскажешь.

– Ну почему? На кое-что я могу открыть тебе глаза, – усмехнулся полковник.

– Тогда открывай, чего тянешь? – сказал Степан, и по дрогнувшему голосу Горовой понял, что собеседник взволнован, но не хочет этого демонстрировать.

– Пожалуй, я начну с того, что… гм-м-м… А может, ты мне сам подскажешь, Степан, что тебя сейчас интересует больше всего?

– Меня интересует все, – ответил Калачев. – Но больше всего мне хочется понять суть моей «командировки» на лесоповал сроком на двадцать лет?

Дмитрий Андреевич задумался.

– Что ж, пусть будет по-твоему, – сказал он. – Я предполагал, что ты задашь этот вопрос в первую очередь, а потому заранее подготовил ответ.

– И ты собираешься мне его сейчас озвучить без вранья и оговорок?

Горовой пожал плечами.

– Я расскажу тебе все, что знаю сам. Но и меня посвятили не во все тонкости проведенной операции.

– Выкладывай! – нетерпеливо заерзал на стуле Степан. – Я десять лет ломал над этим голову, и мои размышления всегда заходили в тупик.

– Немудрено, – улыбнулся Дмитрий Андреевич, наливая себе третью рюмку коньяка. – Операция была так тщательно засекречена, что ее цель и итог знал лишь один человек – ее разработчик!

– Ты его видел? Кто он? – спросил Степан заинтересованно.

– Не видел и не знаю, – прижав ладонь правой руки к груди, ответил Горовой. – Знаю только, что этот человек из Москвы.

– А почему он оказался в Оренбурге?

– Спроси что-нибудь полегче. По одной из моих собственных версий, он был направлен для оказания помощи в ликвидации банды Проньки и Хохла, а по другой… Основная цель «москвича» была какая-то другая.

– Хорошо, пусть будет так, – сказал Степан и взял папиросу из пачки Дмитрия Андреевича. – Банду ликвидировали, ее участников наказали, а я? Почему я пострадал во всей этой хреновине?

– Точно сказать не берусь, но ты, по моему глубочайшему убеждению, стал жертвой случая, – пояснил Горовой. – Тобой тот товарищ из столицы заинтересовался сразу после убийства твоего отца. Чем его зацепило, казалось бы, рядовое дело, мне неизвестно. Могу сказать одно: мною был получен приказ организовать твою травлю с последующим возбуждением уголовного дела и осуждением на длительный срок!

– И ты его выполнил блестяще! – усмехнулся Степан.

– А что мне оставалось делать? – развел руками Дмитрий Андреевич. – Ты же знаешь, что было бы со мной, не выполни я этот приказ?..

– Ладно, проскакали, – хмуря лоб, проговорил Калачев с мрачным видом. – Кое-какую ясность мы внесли. Остается только услышать, что может означать твой приезд в эту чертову дыру и суть задания, которое ты привез для меня.

– Ты все еще думаешь, что против тебя готовится еще какая-то подстава? – горько усмехнулся Дмитрий Андреевич.

– А что мне остается делать после всего, что со мной случилось? – отозвался Степан угрюмо. – Десять лет – срок немалый, по чьей-то прихоти просто выброшенный из моей жизни.

– Я не привык обсуждать приказы и исполнил все в точности, как мне велели, – словно оправдываясь, проговорил Горовой. – Хотя был момент, когда я махнул на все рукой, открыв твою камеру.

– Так это сделал ты? – удивился Калачев. – А я на кого только ни думал…

– Хотел, чтобы смылся ты с глаз долой, отсиделся, – продолжил полковник. – Получил бы нагоняй за твой побег, и на том бы все, глядишь, и закончилось. А ты снова в бутылку полез: вместо того, чтобы бежать очертя голову подальше, снова в коммуну скопцовскую поперся.

– Нет, ничего бы не закончилось, раз на меня кем-то была ставка сделана, – усомнился Степан. – Если бы я убежал, как ты говоришь, «с глаз долой», сейчас мы бы вместе лес валили. Тебе бы не простили моего побега.

– И такое могло случиться, – согласился, вздыхая, Горовой. – Зато совесть бы не мучила меня все эти годы.

Он налил коньяк уже в две рюмки, и на этот раз Калачев не отказался с ним выпить.

– Ну хорошо, допустим, я тебе поверил. Тогда как объяснить все остальное?

– Что, например?

– В чем смысл моего осуждения? Кому и для чего оно понадобилось?

– Сам долго раздумывал над этим, но ничего объяснить так и не смог. Одно ясно: очернили тебя перед горожанами для какой-то таинственной цели. Тебя как бы для «определенной надобности» законсервировали.

– Законсервировали и забыли, – с едкой ухмылкой уточнил Степан. – А теперь вот тебя послали проверить, не протух ли?

– Можно и так сказать, – улыбнулся Дмитрий Андреевич. – А в общем, я рад за тебя. Ну что, еще по стопочке?

– Давай наливай, – согласился Степан. – Только скажи мне на милость, «гражданин начальник», когда и на чем ты вывезешь меня отсюда?

– Я сюда приехал на вездеходе, и он ждет меня, – сообщил, прищуриваясь, Горовой. – А вот тебе выбираться по другому сценарию предстоит.

Калачев округлил глаза.

– Что, снова игра в прятки?

– Продолжение старой партии, – уточнил Дмитрий Андреевич.

– После которой меня снова приговорят, но уже к расстрелу?

– Об этом мне ничего не известно.

– Тогда ответь, что тебе вообще известно на мой счет, а я подумаю, стоит ли продолжать партию или отсидеть до конца свой срок в этой глуши?

Выпив, полковник поставил рюмку, откусил кусочек от корочки ржаного хлеба, немного пожевал и сказал:

– Соглашаться или не соглашаться тебе никто не позволит, Степа. Ты майор НКВД и обязан исполнять приказы!

– Получается, я всем чем-то обязан, только мне никто и ничем, – ухмыльнулся Степан.

– Не всем, ты Родине своей обязан! – торжественно заявил Дмитрий Андреевич. – Посуди сам, майор, меня, полковника, начальника одного из оперативных отделов с Лубянки, отправили к тебе, за тысячи верст, для личного инструктажа! Тебе это говорит о чем-то?

– Только о том, что меня снова собираются засунуть в чью-то задницу.

– Даже если и так, ты должен выполнить приказ от начала до конца! Ты состоишь на службе, давал присягу, и тобой в конце концов должны гордиться твои сыновья!

– Сыновья? Ты чего это вдруг о семье моей вспомнил? – нахмурился Степан. – Я десять лет ни от жены, ни от сыновей весточек не получал. Они, поди, уже и думать обо мне забыли.

– Давай-ка еще по рюмочке тяпнем, – уклонился от затронутой самим же темы полковник. – Зря что ль я вез из самой Москвы этот божественный напиток.

– Э-э-э, нет, – заупрямился Степан и схватил Горового за руку. – Пока о семье моей не расскажешь, я пить с тобой не буду!

– Хорошо, – согласился Дмитрий Андреевич и поставил бутылку на стол. – Не хотел я говорить тебе, но…

– Что, не тяни?! – занервничал Степан, почувствовав беду.

– Нету Глаши твоей больше, майор… Уже лет девять как похоронена.

– Как похоронена? – опешил Степан. – Или тоже, как и меня, в черный список «врагов народа» занесли?

– Нет, умерла она через год, как тебя лишилась, – ответил Горовой, пряча глаза. – Болезнь свела в могилу Глашу твою.

– А дети? Сыновья мои где? – всполошился Степан.

– О них не беспокойся, – вздохнул Дмитрий Андреевич. – Их брат твой забрал. Когда придет время, сам найдешь их.

Не говоря ни слова, Калачев схватил со стола бутылку коньяка и опустошил ее до дна.