1

Историческая справка

12 октября 1939 года ввиду надвигающейся войны с Германией Советское правительство предложило Финляндии отодвинуть общую границу на 20–30 километров от Ленинграда в обмен на вдвое большую, но малоосвоенную территорию в Карелии. Маршал Маннергейм советовал премьер-министру согласиться с предложением СССР и отодвинуть границу, но финское правительство отклонило советское предложение.

Финны не желали отдавать СССР свою единственную защиту от возможной советской агрессии – полосу укреплений на Карельском перешейке, известную как «линия Маннергейма». Из-за отсутствия прогресса на переговорах с середины 1939 года с обеих сторон начались военные приготовления…

30 ноября 1939 года началась Советско-финская «зимняя» война…

***

На протяжении всего времени, которое они были вынуждены проживать на нелегальном положении, Маргарита вспыхивала по любому поводу. Она ко всему потеряла интерес и словно ничего не видела и не слышала.

– Отстань, не до тебя мне сейчас, – отвечала она ему, когда он пытался с ней заговорить. – Вот Дима приедет, тогда и обсудим, как нам быть дальше.

– Хорошо, а когда он вернётся? – спросил Кузьма о сыне – тот отсутствовал уже месяц – и сразу же пожалел об этом. В глазах Маргариты он увидел такое страдание, что не смог остаться равнодушным.

Несколько месяцев они «кочевали» с квартиры на квартиру. Маргариту тяготила такая жизнь. Она стала ненавидеть Ленинград, и Кузьма понял, что если так будет и дальше, его ждёт кромешный ад. Положение мог бы облегчить своим присутствием Дмитрий, но его всё не было…

Кузьма смирился с мыслью, что у него есть взрослый сын, и сомнений в отцовстве у него не осталось.

Оставшись наедине с женщиной, любовь к которой в нём так и не проснулась, Кузьма крепился и терпел её общество. Разговаривали они редко и то сразу же прекращали разговор, как только начинали ссориться. Но однажды…

Однажды, как обычно, они коротали время вдвоём. Они не разговаривали, и ни Маргарите, ни Кузьме не хотелось нарушать молчания. Они сидели совсем тихо, только Маргарита нервно теребила носовой платочек пальцами. Было видно, что она нервничала.

– О Господи, почему Дима так долго не возвращается! – вдруг простонала Маргарита. – Защити его от всего плохого, Господи! Или я…

И она зарыдала. Как ни хотела казаться Маргарита крепкой и мужественной, ей, как женщине, всё же была присуща слабость души.

У Кузьмы нервы тоже были натянуты как струны. С каждым днём ему было всё труднее демонстрировать самообладание. Видя, что Маргарита плачет, он вдруг испытал к ней жалость:

– Не проливай слёз и не терзай себя. Скоро вернётся наш Димка и, я очень надеюсь, с хорошими вестями!

– Да, он вернётся и уже скоро! – неожиданно перестав плакать, поддержала его Маргарита. – Только вестей хороших ожидать нечего…

– Вот как? – удивился Кузьма. – А ты откуда знаешь?

– Да чего там, – нервно хмыкнула Маргарита. – Мы уже несколько месяцев чего-то выжидаем и на что-то надеемся, а в итоге? Хорошо хоть до нас пока ещё не добрались мои бывшие коллеги, и это радует меня сейчас больше всего.

– Хоть что-то тебя радует, а меня… А меня гнетёт это вынужденное затянувшееся безделье, – признался, вздыхая, Кузьма. – Нам пора куда-нибудь отсюда уехать. Все эти скитания не кончатся добром…

– Ты прав, – снова согласилась с ним Маргарита. – Только нам не спрятаться в этой стране… В большом городе мы ещё можем как-то затеряться на время, но… Долго так продолжаться не может. Нам надо искать возможность выбираться из страны! Только в этом наше спасение.

– Нет, ты заблуждаешься, надеясь на это, – ухмыльнулся Кузьма. – Наша страна только кажется большой, но… Уйти из неё и войти в неё незамеченным просто невозможно.

– Да, границы СССР «на замке» и охраняются очень тщательно и надёжно, – вздохнула Маргарита. – Но найти лазейки можно всегда.

– О чём это ты? – насторожился Кузьма, уловив в её голосе что-то такое, от чего защемило сердце. – Может, предложишь переплыть Ледовитый или Тихий океаны?

– Нет, я хочу тебе напомнить о той «лазейке», по которой вы с Бурматовым ушли в Монголию, – вкрадчивым голосом сказала Маргарита.

– Что-о-о? – у Кузьмы глаза полезли на лоб. – Нет-нет и не думай! С тех пор прошло целых двадцать лет, и мне не вспомнить тот путь, по которому нас провёл старик бурят!

– А ты постарайся и вспомни! – настоятельно попросила Маргарита. – Ну? Напряги память? Ты закрой глаза и представь, что ждёт нас в этой стране.

Кузьма нахмурился и промолчал.

– Вот именно, ничего хорошего, – продолжила Маргарита. – Мы с тобой ладно, можно считать, отжили своё, а наш мальчик? Здесь Дима обречён, как и ты, жить по чужому паспорту. И как долго это может продлиться? Как считаешь, «заботливый отец»?

– Я не знаю, что и сказать, – пробубнил Кузьма растерянно. – Но я действительно не смогу вспомнить тот путь! Если только проводник… Жив ли он сейчас, по истечении двадцати лет?

– Он мёртв, его убили, – сказала Маргарита, морщась. – Кто и за что, так и осталось невыясненным. Никто серьёзно не занимался расследованием того убийства. Дело было закрыто или «утеряно», пойди сейчас разберись.

– Тогда надеяться больше не на кого, – замотал головой Кузьма. – Даже если я рискну поискать тот путь в тайге, то ни за что поручиться не могу. Всё закончится тем, что мы там и останемся.

– Нет, мы вернёмся в Верхнеудинск и там, в тайге, определимся, стоит ли браться за рискованное дело или… Или для перехода границы поискать другие пути, – закончила за него Маргарита. – У нас нет другого выхода, пойми! А если он появится, то мы непременно им воспользуемся, обещаю.

***

Ночью, в постели, Кузьме не спалось. Им овладело полное отчаяние, и мучили сомнения. Чего он хотел? Объяснить этого он был не в силах. Его мозг изнемогал от давления мыслей.

«Она сошла с ума, предлагая мне такое, – думал Кузьма, укрывшись с головой одеялом. – Она что, не боится сама погибнуть в тайге и погубить сына? Да это же полное безумие надеяться на благополучный переход дикой тайги без помощи проводника? Это путь в никуда, в тупик, в могилу… И она что, не способна осмыслить и понять это?»

В последнее время, а особенно после отъезда Дмитрия, Кузьма пребывал в постоянном беспокойстве. Неожиданно оказавшись в обществе Маргариты и сына, он чувствовал себя маленьким, ничтожным человечком, не имеющим здесь ни единого друга. Он пытался избавиться от этого гнетущего настроения, но оно было слишком устойчивым, питаясь настроениями жильцов квартиры.

Наступившим утром Кузьма проснулся в дурном настроении и первым делом подумал о Дмитрии. Шаги Маргариты за дверью вывели его из задумчивости. Он вскочил, оделся и вышел из спальни.

– Доброе утро, – сказал Кузьма. – Ты неважно выглядишь.

– Не нравлюсь, не смотри, – сказала Маргарита вызывающе.

С угрюмо-презрительным выражением лица и готовыми сорваться с языка упрёками она подняла глаза и увидела, что Кузьма наблюдает за ней. Покраснев от досады и пытаясь это скрыть, она отвернулась.

– Чего пялишься, глаза сломаешь, – промолвила она. – Или хочешь сказать, что подумал над моим предложением?

– Подумал, но ничего не решил, – признался Кузьма. – Я считаю, что твоя затея не приведёт ни к чему хорошему.

– А я так не считаю, – возразила Маргарита, кривя губы. – Не только старик бурят знал тропу через тайгу в Монголию… Если хорошо поискать в Улан-Удэ, то мы найдём нужного нам человека.

– Где? – не понял Кузьма.

– В Улан-Удэ, – повторила с усмешкой Маргарита. – В 1934 году город Верхнеудинск переименован в Улан-Удэ, понял?

– Давай дождёмся возвращения Дмитрия, а там решим, – после короткой паузы сказал Кузьма угрюмо.

– Нет, это надо решить до его возвращения, – возразила Маргарита. – Затем я объясню ему, что надо, и он без возражений согласится с нами идти!

– Так что же получается, эта бредовая идея пришла только в твою безумную голову? – удивился Кузьма. – А я считал, что вы вдвоём всё придумали.

Наступило молчание. Несмотря на угрюмый вид Маргариты, Кузьма чувствовал, что она в напряжении и ждёт от него согласия. И под влиянием внезапного побуждения он сказал:

– Что ж, деваться мне некуда… Не век же нам сидеть здесь пришипившись, прячась от людей и внутренних органов!

2

– Давайте знакомиться: начальник УНКВД ЛО комиссар госбезопасности Гоглидзе Сергей Арсеньевич, – глядя исподлобья на вошедшего Мавлюдова, сказал комиссар. – Проходите, присаживайтесь, товарищ Рахимов. Уж не взыщите, но мне очень уж захотелось посмотреть на вас лично и, естественно, познакомиться.

– Но-о-о… Я-а-а… – не решаясь приблизиться к столу начальника госбезопасности, Мавлюдов стоял на одном месте.

– Да чего вы стоите, товарищ Рахимов, проходите и присаживайтесь на любой стул, – с едва заметным акцентом сказал Гоглидзе. – Вы мой гость, а не преступник, и не должны волноваться и тем более бояться стен Управления и моего кабинета!

Мавлюдов нерешительно приблизился к столу, осторожно присел на стул и, заискивающе улыбаясь, доложил:

– Вот, прибыл, как вы велели, товарищ комиссар. А где, э-э-э…

– Вы спрашиваете о моём предшественнике, комиссаре Заковском? – предположил Гоглидзе.

– Нет-нет, я о-о-о… – Мавлюдов покраснел.

– Так-так, это вы конечно же спрашиваете о старшем майоре Иване Жебелеве? – поинтересовался с прищуром комиссар.

– Н-нет, я хотел спросить о товарище Гарине, – кое-как развязал язык Мавлюдов. – О-о-он…

– Жебелев и Гарин – это одно лицо, – пояснил с улыбкой Гоглидзе. – И он в нашем Управлении больше не служит.

– Его уволили? – ужаснулся, меняясь в лице, Мавлюдов. – Или…

– Он пошёл на повышение и теперь начальник Сорокского железнодорожного лагеря НКВД, – развеял его страшные опасения комиссар. – Это не так далеко от нас, в Карелии.

– У-у-ух, – вздохнул и выдохнул с облегчением Мавлюдов. – Наверное, там ему лучше будет.

– Ему предложили, и он согласился, – усмехнулся Гоглидзе. – А свои дела он мне передал. В том числе и ваше. Кстати, он вам даёт отличные характеристики, товарищ Рахимов. В агентурном деле вы оформлены как агент «Эскулап»!

– Я? Агент?! – оторопел Мавлюдов. – Но-о-о… Товарищ майор мне об этом ничего не говорил.

– Не говорил? – хмыкнул комиссар. – А ведь должен был… Но это уже не важно. Отдать ему должное – он все полученные от вас сообщения тщательно документировал!

– Но я… – Мавлюдов с трудом проглотил заполнившую рот слюну. – Что же получается, я доносчик? А если кто про это узнает, то меня…

– Не беспокойтесь, никто о вас ничего не узнает, – заверил его Гоглидзе. – Мы не те люди, кто любит болтать языком. К тому же агентурное дело под грифом «Совершенно секретно» и, кроме майора Гарина, о вашей работе не знал никто!

– Но вы-то знаете, – хмыкнул Мавлюдов уныло. – Вам-то майор рассказал о наших с ним…

– Он обязан был это сделать, – вздохнул комиссар. – Так требует приказ! Но вы не расстраивайтесь, товарищ Рахимов… Теперь вы будете контачить только со мной, и больше никто не будет знать о наших отношениях.

– А если я откажусь продолжать сотрудничество? – робко поинтересовался Мавлюдов. – Если я…

– Можете отказаться, – покачал головой Гоглидзе. – Тогда сразу же ставьте на своей карьере крест! Ну а там всякое случиться может. Исправтрудлагеря всегда нуждаются в людях. Зеки вымирают быстро, и…

– Постойте, не говорите больше об этом! – взмолился Мавлюдов. – Я согласен на всё, что угодно! Но и вы…

– Мы всячески будем оберегать и защищать вас, товарищ Рахимов! – с усмешкой заверил его комиссар. – Вот только наши «партнёрские» отношения не должны быть фальшивыми. Узнаю, что вы ловчите и лукавите, тогда… Пугать не буду, а скажу правду – вам не сносить головы!

***

После визита к новому начальнику Управления НКВД Азат приходил в себя долго. Он никак не мог свыкнуться с мыслью, что является агентом госбезопасности и, что больше всего угнетало его, – он узнал о своём «статусе» только сейчас!

Майор Гарин не счёл обязательным поставить его в известность об этом и использовал агента вслепую, с большой выгодой для себя.

Неделю спустя хандра прошла, и Азат смог убедить себя, что во всём этом нет ничего плохого! Он работал на НКВД, а значит, на государство, его защищал и оберегал майор Гарин, и сам комиссар Гоглидзе пообещал делать то же самое!

«Может, это и к лучшему, – убеждал он себя. – Работёнка не пыльная… Ничего сложного в этом нет, слушай болтунов, запоминай их откровения и передавай их тем, кто любит копаться во всяком дерьме. А с меня взятки гладки, таких, как я, тысячи, а может быть, и миллионы! Так что…»

– Товарищ Рахимов?! – услышал он и, едва не споткнувшись о бордюр, обернулся.

Азат едва не лишился дара речи, увидев шагающего к нему Мартина Боммера.

– Как я рад тебя увидеть, товарищ Рахимов! – воскликнул он. – Сегодня с утра думал о тебе, и вот он ты! Ну бывает же такое!

– Мартин? А ты как здесь? – выдавил Азат, приходя в себя. – Уж кого-кого, а тебя я не ожидал сегодня увидеть!

– Признаюсь честно, и я не ожидал встретить тебя на улице огромного города! – просиял Боммер, обнажив в улыбке зубы. – Хотя я приехал именно к тебе… Уж очень захотелось тебя увидеть!

– Да-а-а… Но-о-о, – Азат пугливо осмотрелся. – Мне кажется, что здесь не совсем подходящее место для излияния радостных эмоций. Давай куда-нибудь отойдём и побеседуем в укромном местечке.

– Ты приглашаешь меня в ресторан? – хохотнул Боммер. – Или в рабочую столовую на каком-нибудь заводе?

– В ресторан я могу сходить только за твой счёт, господин капиталист, – усмехнулся Азат. – А в столовой мы будем как на сцене Большого театра. За нами будут наблюдать сотни глаз, и…

– Ладно, я приглашаю тебя в пивнушку, – предложил вдруг Боммер. – Для тех пропитух, которые там обитают, мы не будем представлять никакого интереса.… Согласен?

– Идём, – согласился после минутного раздумья Азат. – Хотя я не любитель пива, но… Там действительно можно поговорить, не привлекая к себе внимания, если повезёт, и мы найдём местечко где-нибудь в углу.

Пивнушка, в которую он привёл Мавлюдова, оказалась весьма приличным заведением. В зале было тихо и спокойно. Боммер и Мавлюдов облюбовали столик в углу, откуда можно было держать под наблюдением всё помещение.

Подошёл официант.

– Пиво есть? – спросил у него Мартин.

– Хоть залейся, – ответил тот.

– Свежее?

– Полчаса, как завезли.

– А раки?

– Раков нет.

– Тогда неси пиво и креветки, – вздохнул Мартин.

Официант ушёл, а Боммер посмотрел на Мавлюдова.

– Так вот, я приехал в вашу страну не из праздного любопытства, – сказал он. – Цель – посещение твоей знаменитой лаборатории. Признаться, я давно собирался побывать в твоих пенатах и… Решил навестить тебя с целью «обмена опытом»!

– Да какой там опыт, – признался с ухмылкой Азат. – Так, фикция одна… Я был бы не против вас послушать, «товарищ» Боммер.

– Для этого я и приехал, – улыбнулся Мартин. – Я тоже занимаюсь исследованиями крови и добился на этом поприще весьма значительных результатов!

– Вот как? – удивился Азат. – А мне казалось, что в крови уже не осталось ничего такого, что можно было бы исследовать.

– Гм-м-м… Вы меня удивляете, «уважаемый профессор», – изумлённо уставился на него Боммер. – То, что я сейчас услышал, суждение дилетанта, а не учёного мужа.

– Тогда вы не ко мне, – обиженно поджал губы Азат. – В нашей стране много и других учёных, занимающихся изучением крови.

– И то верно, – согласился с ним Боммер. – У советских учёных большой потенциал… Я могу перечислить особо выдающихся…

– Нет, не надо! – запротестовал Азат. – Я сам могу их всех перечислить.

– И что, вы не поддерживаете отношения? – очередной раз удивился Боммер. – У вас лаборатория, и, как я слышал, вы даже лечите людей и довольно успешно.

– Я лечу иным способом, – вздохнул Азат. – И те рецепты снадобий, которыми я их потчую, мною собраны в Сибири.

– У шаманов? – посмотрел на него недоверчиво Боммер.

– Да, у них, – не стал лукавить Азат. – А переливание крови… Это так, для отвода глаз. Я убеждаю «пациентов» в том, что вылечиваю их передовыми методами, а на самом деле…

Официант выставил на стол кружки с пенящимся пивом и тарелки с креветками, Боммер и Мавлюдов с задумчивым видом наблюдали за ним.

– Признаться, я ошеломлён вашим признанием, товарищ Рахимов, – сказал Мартин, залпом выпив из кружки пиво. – А ещё я крайне удивлён вашими отношениями с коллегами. У нас в Европе…

– Да бросьте вы мне зубы заговаривать, – с иронией перебил его Азат. – Мне не меньше вас известно, как обстоят дела в учёной среде у вас в Европе.

– И как же? – подался вперёд Боммер.

– Точно так же, как и у нас, – усмехнулся Азат. – Каждый учёный, где бы он ни жил, прежде всего, заботится о себе и о своём имени, а уж потом о стране. Однако в капиталистическом мире если учёный чем-то знаменит, значит, у него есть деньги, много денег. Вот тогда есть ради чего жить! А у нас если есть имя, то даётся возможность жить по «советским меркам» счастливо и достойно. Так что…

– Я припоминаю, что уже слышал от вас нечто подобное, товарищ Рахимов, – покачал головой Боммер. – Это было давно, когда вы пребывали в состоянии глубочайшей депрессии. Тогда я дал вам совет в корне поменять свою жизнь, и вы…

– Я так и сделал, – пожал плечами Азат. – Преодолел депрессию, занялся наукой, а теперь… Теперь я понял, что всё это не то. Я достиг кое-каких результатов в медицине, но они ни стоят ничего! Хотелось бы большего! Хотелось бы…

– Вам хотелось бы прославиться? – догадался Боммер. – Вам хотелось бы сотворить научный труд, достойный мировой сенсации?

– Да, – вздохнул, соглашаясь, Азат. – Но мне не дано совершить какой-то значительный прорыв в науке. В моей голове нет грандиозных идей, и все мои способности заканчиваются на том, чем я сейчас и занимаюсь. У меня не забирают лабораторию лишь потому, что я успешно излечиваю ленинградскую элиту. И, наверное, не дают на растерзание учёным, которые меня ненавидят.

– Всё, я вас понял, товарищ Рахимов, – беря вторую кружку с пивом, сказал Боммер. – Вам не хватает серьёзной поддержки и размаха! Я мог бы вам помочь, но не при существующих обстоятельствах.

– Мне помочь уже никто не сможет, – беря кружку, возразил Азат. – Первая причина – уходящие годы, а вторая… Вторая причина в том, что я живу не в том государстве, где…

Он не договорил, осмотрелся, вжал в плечи голову и принялся мелкими глотками поглощать янтарный напиток.

– А пиво в этом заведении дерьмо, – сказал Боммер, отставляя пустую кружку. – Пожалуй, повторять заказ не будем, товарищ Рахимов?

– Тогда я предлагаю купить водку и продолжить застолье у меня, – сказал слегка захмелевший Азат. – Там мы поговорим обо всём и вспомним прошлое!

– Пожалуй, я знаю, как вам помочь, – улыбнулся, подзывая официанта взмахом руки, Боммер. – Но-о-о… Раз вы приглашаете меня к себе в гости…

– Вот у меня и поговорим, – кивнул Азат. – Там хотя бы мы будем чувствовать себя в большей безопасности и сможем поговорить без оглядок на любую даже самую щекотливую тему.

3

Это был уже третий побег из замка. На этот раз он решил пробираться в сторону моря, чтобы сбить с толку преследователей. Чёткого плана на спасение у него не было, но беглец надеялся что-то обязательно придумать, опираясь на возникшие обстоятельства.

Вытянув голову, он разглядывал местность и никак не мог определиться, в какую сторону продолжить движение. Впереди густой кустарник и водоём с грязной водой. Оставалось обойти их и, может быть, удача улыбнётся ему. Тогда он углубился в лес, и чем дальше заходил в чащу, тем стволы деревьев становились толще, пробираться между ними становилось всё труднее и труднее.

На этот раз он решил убежать во что бы то ни стало и даже умереть, но не возвращаться в замок. Подогреваемый твёрдой решимостью, беглец двинулся вперёд и уже скоро выбрался из леса.

Он огляделся. Перед ним берег большой и, видимо, глубокой реки. Обойти её уже было невозможно, а вот переплыть… Когда-то давно, в молодости, он был неплохим пловцом и мог переплыть реку вдвое шире, чем эта. Но-о-о…

Беглец вошёл в воду и быстро поплыл, однако вскоре обессилел, не добравшись даже до середины реки, и вынужден был повернуть обратно.

Выбравшись из воды, он почувствовал, что кожа тут же задубела вместе с промокшей одеждой, мышцы сократились, и сжалась грудная клетка. Беглец долго бежал вдоль реки, останавливаясь, чтобы отдышаться и прислушаться. Тем временем уже стемнело и похолодало.

На него напал страх, когда он понял, что заблудился. Ноги ныли от усталости. Споткнувшись о камень, беглец вздрогнул и застонал от боли.

Страх подгонял его, как кнутом, и ему хотелось бежать и бежать, но силы покидали его. Ноги сделались ватными, но он продолжал движение, боясь споткнуться и упасть.

И всё-таки он споткнулся, подвернув ногу, но продолжал двигаться вперёд. В спешке беглец не заметил перед собой ямы и свалился в нее. Панический страх сковал сердце, и он с большим трудом подавил его в себе, пытаясь сосредоточиться.

Яма оказалась довольно глубокой, и стоило очень постараться, чтобы из неё выбраться. И вдруг…

Он ужаснулся, увидев наверху силуэт собаки.

– Эй, как вы там, господин Бурматов? – услышал он знакомый голос. – Признаюсь честно, вы порадовали нас своей прытью! На этот раз нам пришлось больше побегать, чем прошлые два раза!

– Да будьте вы все… – ком земли, свалившийся на голову, оборвал его на полуслове. Он услышал злобное рычание и заметил присевший на корточки у края ямы человеческий силуэт.

***

В тот злополучный день, когда Митрофан Бурматов отплыл из Одессы, он, по приглашению господина Диего Сантоса, с которым познакомился на палубе, посетил его каюту и… увидел в ней месье Жана, с которым ехал в поезде из Португалии в СССР.

Митрофан был удивлён, увидев попутчика, а тот повёл себя так, будто знал, что встретит его на борту судна.

– Проходи, господин де Беррио, – сказал француз, указывая на стул. – Вот видишь, как получается: мы снова попутчики и следуем в одном направлении!

– И в самом деле, это очень странно, – ухмыльнулся Митрофан, приближаясь к столику. – Странно настолько, что таких совпадений просто не может быть.

Месье Жан потянулся за стоявшей на столике бутылкой и налил в фужер вина. Затем он заполнил вином второй фужер и вопросительно посмотрел на Митрофана.

– Ну что, за нашу «неожиданную» встречу? – предложил он.

Они выпили. Француз снова заполнил фужеры и усмехнулся:

– Ну так что, господин де Беррио, ваша поездка в СССР оказалась удачной?

– Вполне, – пожал плечами Митрофан. – Но почему это вас интересует, месье Жан?

– Лично меня нисколько, – ответил тот равнодушно. – Мне было поручено охранять вас в пути, и вот… Видя вас перед собой живым и невредимым, считаю свою миссию выполненной.

У Митрофана от услышанного вытянулось лицо.

– Вы меня охраняли?! – воскликнул он. – Но кто вас просил об этом?

– Те, кому очень дорога ваша жизнь, – ответил француз с ухмылкой.

– И кто они?

– Вам-то какая разница?

– Мне очень хочется знать, кого поблагодарить за заботу.

Месье Жан рассмеялся.

– Поверьте, те, кто уполномочил меня вас охранять, не нуждаются в этом, – сказал он. – Вы скоро предстанете перед ними лично и… Сможете лично поблагодарить их, если не пропадёт желание сделать это.

– И-и-и… Как прикажете понимать ваши слова, месье? – насторожился Митрофан. – Я не обычный пассажир на корабле, а…

– Вы всё правильно понимаете, господин де Беррио, – закончил за него француз. – Я намерен передать вас в руки тем, к кому сейчас сопровождаю.

– А где «они» дожидаются нас? – спросил Митрофан. – Где состоится наша встреча?

– Скоро всё узнаете сами, – улыбнулся месье Жан. – А сейчас давайте выпьем, господин де Беррио. У нас с вами нет поводов считать друг друга врагами…

– Но и друзьями нас конечно же назвать нельзя, – отозвался Митрофан задумчиво. – Да и пить мне что-то расхотелось… Сейчас мне очень хочется вернуться в свою каюту и хорошо выспаться.

***

Минули сутки, вторые, третьи… Проследовав пролив Босфор, корабль вышел в Средиземное море. Пассажиры с радостью отметили это событие. Веселились все, кроме Митрофана Бурматова.

С траурным видом он бродил по палубе между капитанским мостиком и надстройкой и мысленно представлял себе, в каких страданиях ему придётся провести остаток пути. Его душили глухое бешенство и отчаяние от того, что он волею судьбы втиснут в это судно и находится под наблюдением, видимо, очень опасных людей. Изнурённый этим приступом бешенства, он впал в прострацию.

Опёршись на правый борт, Митрофан стоял, не двигаясь, и с тоскою глядел на «проплывавший» мимо берег, мысленно прикидывая, смог бы он доплыть до него, если бы решился прыгнуть за борт?

«Что же происходит? – уже в который раз задавал он себе мучавший его вопрос. – И насколько велика опасность для моей жизни?»

За время «путешествия» Митрофан дошёл до такого состояния, что не мог больше оставаться один в каюте. Его нервировало всё, на чём останавливался взгляд. Он знал, он чувствовал, что захватившие его негодяи всегда находятся рядом и не спускают с него глаз.

Митрофан терзался сомнениями, не зная, что лучше предпринять, чтобы выбраться из тупика. Несколько дней решался он на бегство с корабля, но всё не представлялось подходящего случая. А однажды…

Однажды ночью, когда он дремал в своей кровати, дверь каюты резко распахнулась. Вошли двое.

– Быстро одевайся и на выход!

– К-куда?! – опешил Митрофан. – На улице ночь, и я хочу п-провести её о-остаток в с-своей п-постели!

– Собирайся! – потребовал один из вошедших, и Митрофан узнал голос Диего Сантоса.

– Нет, не пойду я! – запротестовал он, укладываясь в кровать и накрываясь одеялом. – Для разговоров есть день, а в ночное время я предпочитаю…

Второй, который ворвался в каюту с Сантосом, не стал тратить время на уговоры, а приступил к решительным действиям. Он набросился на Митрофана, левой ногой упершись в пол, правой, согнутой в колене, попирая его кровать. Его мощная спина напряглась, руки яростно двигались, пытаясь заломить руки Митрофана за спину и сбросить его с кровати.

Бурматов пытался сопротивляться, но его сил было недостаточно, чтобы противостоять звериному натиску противника. Напавший на него человек, тяжело дыша, выворачивал ему руки. Митрофан извивался на кровати, кричал, но силы его таяли с каждой минутой.

– Гад, вставай! – прорычал яростно мужчина. – Иначе я вынесу из каюты твой труп!

Его железные пальцы вдруг отпустили запястья Митрофана и сжали шею. У него перехватило дыхание.

– Эй-эй, полегче, он нам живой нужен! – попытался вмешаться Диего Сантос.

– Пошёл прочь! – огрызнулся душивший Митрофана мужчина. – Я его…

И в этот миг произошло невероятное. В каюту вошёл ещё один мужчина и схватил «душителя» за ворот одежды.

– Оставь его, поручик! – приказным тоном потребовал он.

– Да пошли вы все, – прорычал тот озверело. – Я его сейчас…

Тогда вошедший ребром ладони резко ударил его по шее.

– Ах, вот ты как, месье Жан! – взревел «душитель», отпуская шею Митрофана и резко разворачиваясь. – Удавлю, скотина! Да я от тебя мокрого места не оставлю!

Изрыгая чудовищную брань, он набросился с кулаками на «француза». Ну а тот, приподняв локоть, ловко парировал удар и, легко уклонившись от второго кулака поручика, резко выбросил вперёд руку. Застигнутый неожиданным мощным ударом, «душитель» покачнулся, встряхнул головой, и… Когда Митрофан, пытаясь раздышаться, присел на кровати, два тёмных силуэта уже кружили по каюте, молотя друг друга с невероятным ожесточением.

Диего Сантос стоял в стороне и не вмешивался. В течение нескольких минут противники клубком катались по каюте, и было непонятно, кто из них одерживает верх. Однако «француз» оказался проворнее «душителя». Изловчившись, он опустил кулак на голову противника, и тот, охнув, ослабил хватку.

Потом последовала ещё серия ударов по голове поручика, но уже не кулаком, а рукояткой револьвера, который неизвестно как оказался в руке месье Жана. Расправившись с «душителем», «француз» быстро вскочил с пола и прикрикнул на притихшего Диего Сантоса:

– Чего лупишься? Волоки его отсюда – и за борт! Таким идиотам не место в нашей команде! Всякое неисполнение моих приказов приравнивается к предательству нашего общего дела, понял?

Не возразив ни жестом, ни звуком, Диего Сантос склонился над бесчувственным телом поручика, подхватил его под руки и выволок из каюты…

А ещё в памяти Митрофана сохранилось, как две сильные руки подхватили его тело; потом спуск вниз; всплеск воды и… Ну а далее полный провал в памяти.

***

На этот раз всё было по-другому. Спрыгнувший в яму мужчина жёсткими пальцами схватил Митрофана за воротник куртки и сзади за брючной ремень. Рывок, и его ноги оторвались от земли. Две пары крепких рук подхватили его сверху, ощущение полёта и «приземления».

Открыв глаза, он увидел луч фонаря и лицо «месье Жана», нависшее над ним. Он закашлялся, тяжело переводя дыхание, и откуда-то издалека послышался голос «француза»:

– Господин Бурматов, ответь мне?

Он не мог говорить. Усталость неодолимо овладела телом. Луч фонаря мешал ему видеть озабоченное лицо «месье Жана», стоявшего на коленях рядом с ним.

– Набегался, умаялся, ослина, – проворчал тот, поднимаясь. – Несите в замок, завтра поговорим с ним…

4

Время шло, а Дмитрий так и не появлялся. Маргарита места себе не находила и сторонилась Кузьмы.

До обеда она не вставала с кровати. Затем с помощью париков и косметики меняла внешность до неузнаваемости и бегала за покупками в гастроном.

Обед обычно совмещали с ужином. Ели молча, после чего Маргарита убирала со стола, Кузьма мыл посуду, и они расходились по комнатам.

На ночь она пила вино или водку, чтобы крепко спать, а с утра начиналось то же самое, что и все минувшие дни.

Оставаясь один, Кузьма размышлял о том, что больше не может проживать с ней под одной крышей.

«Как хорошо, что двадцать лет назад мы расстались с ней, – думал он, перебирая в памяти их отношения. – Она и тогда была сумасбродной стервой, но какой-то другой. Мы совершенно разные люди, не созданные для совместной жизни, и она, похоже, понимает это. Но… Тогда почему она разыскала меня и, рискуя собственной жизнью, освободила? Из-за Дмитрия или по другой причине?»

Ночи были мучительны в своей безысходности. Лёжа на кровати с открытыми глазами, он всматривался в темноту, будто собирался увидеть в ней что-то такое, что помогло бы разобраться в себе и собственных мыслях. Всё, что происходит, Кузьма заставлял себя считать кошмарным сном. Чувство неприязни и раздражения охватывало его всякий раз в присутствии Маргариты. Непредсказуемость её поведения и двойственность натуры, с которыми ему снова пришлось столкнуться по истечении многих лет, угнетала и приводила в замешательство.

– А тебе не кажется, что пора что-то предпринимать? – спросил Кузьма в один из коротких просветов в их непростых отношениях.

– О чём ты? – недоуменно посмотрела на него Маргарита.

– О том, что Дмитрию, быть может, надоело с нами нянчиться, и он решил самоотстраниться от нашего общества?

– Такого не может быть! – категорически отвергла она предположение Кузьмы. – Ты плохо знаешь нашего сына! Только какие-то непредвиденные обстоятельства могут задерживать его, но не то, о чём ты думаешь!

– Тогда объясни мне, куда он уехал, чёрт возьми! – вспылил Кузьма. – Какие вы плетёте вокруг меня интриги? Говорите при мне недомолвками, запираетесь и о чём-то шепчетесь.

– Мы бережём твои нервы, – высказала Маргарита, видимо, заранее приготовленный ответ. – Дима считает, что ты и так уже достаточно натерпелся, вот и…

– Хватит, не лги мне! – не дал ей договорить Кузьма, меняясь в лице. – Я уже начинаю подозревать, что вы за моей спиной плетёте какие-то интриги.

На мгновение она замерла; глаза предостерегающе вспыхнули. Губы тронула язвительная улыбка.

– Если бы не Дима, то я бы и не вспомнила о тебе, ничтожество, – сказала она. – Спасая тебя, мы влезли в такую трясину, что не знаем, как из неё выбраться.

– Ну как же, а твоё предложение вернуться в Верхнеудинск? – напомнил Кузьма язвительно. – Ты совсем недавно предложила мне вернуться в наш любимый город, и я согласился.

Маргарита вспыхнула и, потупившись, молча разглядывала пол, впервые не найдя слов для возражений.

Кузьма решительно продолжил:

– Знаешь, давно хочу тебе сказать – мне не нравится ваша игра вокруг меня, в правила которой вы даже не считаете нужным посвящать меня.

Женщина подалась вперёд, не сводя с него глаз, отчего Кузьме стало дискомфортно, однако он овладел собой и натянуто улыбнулся.

– Придёт время, всё узнаешь, – сказала она раздражённо. – Радуйся, что на свободе, а не в «Севвостлаге»!

– Я уже сомневаюсь, что там мне было бы хуже, чем сейчас, – так же резко парировал Кузьма. – Я живу, как в потёмках, не зная, чего ждать от вашей «милой» компании!

– Ах, вот как ты запел? – Маргарита с усилием сглотнула комок в горле. – Если хочешь, проваливай вон! Убирайся и испытывай судьбу от нас отдельно, «господин судебный пристав»! Наверное, она мало поломала тебя в последнее время?

Осторожный стук положил конец их разговору. Побледнев и часто-часто задышав, Маргарита бросилась открывать дверь. Услышав её радостное восклицание, Кузьма поспешил в прихожую.

– Здравствуйте, родители, я вернулся, – объявил Дмитрий, разуваясь и снимая пальто. – Вы не слишком скучали за время моего отсутствия?

– Сынок! – Маргарита с рыданиями повисла у него на шее. – Ты наконец-то вернулся, родненький мой!

Сын и мать в обнимку вошли в зал, и Кузьма поразился бледности его лица. Он выглядел постаревшим и совершенно измученным.

– Сынок, Димочка, ты хорошо себя чувствуешь? – с беспокойством оглядела его Маргарита.

Дмитрий помотал головой, словно пытаясь взять себя в руки. Когда он заговорил, голос его был ровным и безжизненным, лишённым всяческих эмоций.

– Со мной всё в порядке, мама. Просто я очень устал и валюсь с ног.

– Но-о-о… сынок… – Маргарита в отчаянии заломила руки.

– Мама, я даже есть не хочу, только спать, – прижав к себе, поцеловав её в щёку Дмитрий. – Давайте поговорим обо всём завтра, вы согласны, родители?

– Иди, ложись, сынок, – сказала Маргарита. – Если хочешь помыться, то я согрею воды.

Дмитрий словно не услышал её. Он только прижал мать к груди, а затем, отпустив, ушёл в свою комнату. Раскрасневшаяся от счастья, она проводила его долгим полным любви взглядом и тяжело опустилась на диван.

Кузьма, пожимая плечами, удалился к себе. Ему не хотелось спать, но ещё больше не хотелось видеть Маргариту. К тому же вдруг появилась острая необходимость поразмышлять над странным поведением сына, хотя… Хотя ничего странного в его неожиданном возвращении как будто и не было.

***

Стоило ему лечь в кровать, как в дверь постучали. На пороге замер Дмитрий.

– Давай поговорим завтра, сынок, – поморщился Кузьма. – Честное слово, я сейчас очень устал и хочу просто выспаться.

– Нет, нам надо поговорить именно сейчас, – сказал Дмитрий. – У меня есть, что сказать тебе, папа, а ты должен меня выслушать.

Кузьма привстал и свесил с кровати ноги.

– Сынок, сейчас не самое подходящее время для серьёзного разговора, – сказал он. – Ты устал, да и мама по тебе соскучилась. За время твоего отсутствия она места себе не находила.

– Мама подождёт, – поморщился Дмитрий. – Ей не привыкать дожидаться меня из долгих командировок.

Кузьма покачал головой.

– Так нельзя относиться к матери, сынок, – сказал он. – Видел бы ты её в своё отсутствие…

Дмитрий нахмурился.

– Я знаю, что она меня любит, – сказал он. – Я поговорю с ней чуть позже. Она меня за это не осудит.

– Ты в этом уверен? – нахмурил лоб Кузьма.

– Как и всегда, – пожал плечами Дмитрий. – Я с ней прожил очень много лет и знаю её лучше, чем ты, папа.

Кузьма внимательно наблюдал за лицом сына. Его глаза были непроницаемы, но в них было что-то такое, что заставляло напрячься и задуматься.

– Хорошо, заходи, – сказал Кузьма, вставая с кровати. – Раз ты считаешь, что сейчас самое время поговорить, то я не против.

Дмитрий вошёл в комнату.

– Я рад, что ты решился меня выслушать, папа, – сказал он. – А мне есть, что сказать, поверь мне…

– Наверное, ты прав, сынок, – вздохнул Кузьма и чуть не поперхнулся, увидев застывшую на пороге Маргариту. Их взгляды встретились. Покраснев и что-то буркнув, она тут же метнулась к двери своей комнаты.

Проследив за взглядом Кузьмы, Дмитрий резко обернулся, но, не увидев матери, продолжил:

– Наверное, ты прав, папа, – сказал он. – Прежде чем побеседовать с тобой, я должен поговорить с матерью. Она действительно соскучилась по мне, и я должен провести с ней некоторое время в первую очередь.

Взмахнув на прощание рукой, он удалился в комнату Маргариты, оставив Кузьму в полном недоумении.

В эту ночь ему приснилась Алсу. Она стояла, поджидая его на опушке леса, однако, когда он приблизился, она исчезла.

Тревожное чувство усилилось утром. Кузьму не покидало смутное ощущение близости развязки. Зловещие события громоздились, сталкивались, свивались цепью, заслоняя все надежды на лучшее.

Однако для него оставалось всё ещё неясным, что делать дальше. Предложение Маргариты о возвращении в Верхнеудинск он считал глупым и маловероятным, переход через границу в Монголию – невозможным и даже немыслимым, а Маргариту, настаивающую на этой авантюре, – безмозглой дурой.

Беспокойство, всё время живущее внутри Кузьмы, скоро переросло в страх, который всё настойчивее и неотвратимее подталкивал его к бегству. Страх давил, лишал сил и сна. И он уже не мог сопротивляться ему. Кузьма чувствовал, что в компании Маргариты он находится в смертельной опасности. Но мысль о Дмитрии удерживала его от решительных действий. Сын казался ему чужим, фальшивым, и причиной тому Кузьма считал то, что родился он в его отсутствие и вырос без его присмотра.

Следующий день не рассеял тревожного настроения. За столом, во время завтрака, Маргарита сказала:

– Всё, решено, через два дня уезжаем в Улан-Удэ, там находим проводника и уходим за границу.

– Больше ничего не остаётся, – поддержал её Дмитрий.

– Что же вы за люди такие? – Кузьма бесстрастно посмотрел на «родственников». – Я уже который раз говорю, что это сделать невозможно. Ну не знаю я пути через тайгу в Монголию! Не зна-ю!

– Нам больше нельзя оставаться в СССР, – решительно заявила Маргарита. – Пока мы все вместе, надо принять решение… Это чудо, что мы всё ещё не в лапах НКВД!

– Вот с этого и надо начинать разговор, – как только мать замолчала, продолжил Дмитрий. – Сначала надо вернуться в Верхнеудинск, а там и поговорим!

– Но нам нельзя оставаться в этой стране! – вспылила Маргарита. – Она большая и даже очень, но везде нас поджидают арест, и возможно, гибель.

– Я согласен, что надо уезжать отсюда, – сказал Дмитрий. – Но о переходе за границу мы поговорим в Улан-Удэ!

Разговор не получился, и все разбрелись по своим комнатам. Кузьма маялся весь остаток дня, обдумывая сумасбродное предложение Маргариты, и удивлялся её настойчивости. Он обдумывал его и раньше, а потом выбросил из головы, посчитав, что она откажется от своих мыслей сразу же, как только окажется в тайге. Но сегодня, когда она вновь стала настаивать на своём…

«Она сумасшедшая, – думал Кузьма. – И оказавшись в тайге, она будет настаивать на своём. И что мне делать? Я и тогда, много лет назад, не запомнил путь, по которому нас вёл старик бурят, а сейчас, по истечении двадцати лет…»

Во время обеда он не вышел к столу – разболелась голова. Вечером, когда они собрались за ужином, разговор об отъезде в Улан-Удэ и планах перехода за границу возобновился.

– Поездка до Улан-Удэ будет долгой и небезопасной, – объявил Дмитрий. – Но у нас с мамой есть план, который нам поможет.

Маргарита едва заметно кивнула.

– Сработает, можешь не сомневаться, – сказала она, посмотрев на Кузьму. – Главное, слушайте меня и никакой отсебятины!

– Надо будет отрепетировать каждому свою роль, – продолжил Дмитрий. – Так в поезде будет легче, если мы будем знать, что и как сделать.

Кузьма побледнел.

– Да я лучше застрелюсь, – сказал он. – Добираться на поезде несколько суток и быть не пойманными? Да это так же невозможно, как и топать в Монголию наугад через дремучую тайгу.

– Ты не посмеешь! – с гневом произнесла Маргарита, бросив на него испепеляющий взгляд. – Я не для того дала тебе наган, чтобы ты убивал себя!

Не обращая внимания на её вспышку, Кузьма взволнованно заметил:

– На меня не рассчитывайте, я не артист! Я способен «сыграть» только самого себя, такого, каким вы меня знаете, и не больше!

Мгновение Маргарита холодно смотрела на него, а когда заговорила снова, её голос звучал иронично и презрительно:

– Твоя роль не потребует большого таланта и большой ответственности, успокойся! Всё, что надо, сделаем мы.

– Твоё дело только ехать и помалкивать, – добавил Дмитрий.

Глядя в лицо Кузьмы, мать и сын обнаружили, что он разгневан, а его волнение всего лишь маска. В уголках губ пролегли глубокие складки, а глаза потемнели. Держать себя в руках при разговоре с ними стоило ему больших усилий, и это он старался скрыть от них.

– Хорошо, я еду с вами, – сказал он глухим от гнева голосом. – Куда угодно и когда угодно, лишь бы быть подальше от Питера.

Маргарита возбуждённо привстала из-за стола.

– Нам три дня на сборы и репетиции, – объявила она. – Думаю, за это время нас не «порадуют» своим визитом чекисты.

– Надо запастись продуктами и не высовывать носы из квартиры, – добавил Дмитрий.

– Я займусь этим, – ответила ему холодной улыбкой Маргарита. – Обещаю, голодными не останемся…

5

За свою жизнь Иосиф Бигельман побывал во всевозможных переделках, но сейчас он понял, что угодил в такую западню, из которой едва ли получится благополучно выбраться. Тому, что его арестовали, а потом отпустили, он больше не удивлялся: ясно, что энкавэдэшники хотят более основательно им заняться. Вот и сегодня его пригласили в Управление НКВД, в кабинет начальника и… Сидя на стуле, он со страхом гадал, что же собираются с ним сделать.

Сотрудник с петлицами майора остановился перед зажмурившимся в ожидании удара Иосифом.

– Вы знаете, для чего вас пригласили в этот кабинет, гражданин Бигельман? – спросил он.

– Н-наверное, ч-чтобы а-арестовать? – нерешительно предположил Иосиф.

– Гм-м-м… Но почему же так сразу? – усмехнулся майор. – Вы чувствуете себя в чём-то виноватым?

– Н-наверное, к-кому-то из т-товарищей к-костюмчик и-испортил? – снова предположил Иосиф. – Я же п-портной и н-ничем д-другим не з-занимаюсь.

– Вы в этом уверены?

– Д-да.

– А как же контакты с иностранными гражданами? Антонио де Беррио приезжал к вам из Португалии для того, чтобы пошить костюмчик?

Иосиф ссутулился и поник головой.

– Н-не п-поверите, но и-именно за э-этим ко мне п-португалец и п-приезжал, – сказал он упавшим голосом. – Во в-всяком с-случае, он не х-хотел, чтобы я з-знал, к-кто он. Э-этот ч-человек п-представился как В-Виталий Андреевич В-Висков, и я п-поверил е-ему на слово.

Майор вернулся за стол и пододвинул к себе папку с документами.

– Вы знали его раньше? – перелистывая документы, поинтересовался он.

– Нет, впервые видел, – уже не заикаясь, но с несчастным видом ответил Иосиф. – Он… он…

– Ну? Договаривай! – строго потребовал майор.

– Он чисто говорил на русском языке, – ответил Иосиф. – По нему невозможно было определить, что он иностранец…

– Слово в слово, ну и память! – улыбнулся майор и внимательно посмотрел на Бигельмана. – У меня перед глазами протокол твоего допроса, «портняжка». Удивительное дело, но ты на прошлых допросах давал точно такие же показания слово в слово! Я даже знаю, что ты мне ответишь на вопрос, для чего ты привёз так называемого Виталия Вискова на дачу к профессору Мавлюдову.

Иосиф промолчал, а майор продолжил:

– Правильно, он не только хотел пошить у тебя костюмчик, но и подлечиться у товарища Рахимова.

У Иосифа дрожь прошла по телу.

– На кой ты ломаешь тут передо мной дурочку, морда жидовская? – сказал майор с издёвкой. – Тот, кто приезжал к тебе, не Антонио де Беррио и не Виталий Андреевич Висков! Его зовут Митрофан Бурматов, и он твой земляк. Вы же оба из Верхнеудинска, так ведь?

Чувствуя, что ему уже не отвертеться, и не желая быть избитым, Иосиф со вздохом подтвердил:

– Да, так оно и есть.

– А почему ты не признался в этом Гарину? – поинтересовался майор. – Надеялся выскользнуть и избежать ответственности?

– Товарищ Гарин не спрашивал меня об этом, – дрожащим голосом ответил Иосиф. – Он… он…

– Мы постарались и выяснили всю твою гнилую подноготную, «портняжка», – сказал майор. – Ты коварный и хитрый враг. Ты был у Бурматова ищейкой, и приезжал он к тебе не так просто, а с целью. С какой целью он приезжал к тебе, скажи мне?

– Но вы же знаете! – зарыдал Иосиф. – Он… он…

В кабинет неожиданно вошёл человек в форме комиссара НКВД и, посмотрев на всхлипывающего Бигельмана, строго сказал:

– Почему вы так некорректно обращаетесь с посетителем, майор Овчаренко?

– Так ведь он… – майор растерянно развёл руками.

– Покиньте кабинет, Вячеслав Тимофеевич! – приказал комиссар.

Как только подчинённый ретировался за дверь, комиссар окинул недовольным взглядом кабинет.

– Ну, как тебе здесь нравится? – спросил он, переведя взгляд на Бигельмана.

– Я… я…

Иосиф зарыдал, будучи не в силах выговорить слово. Комиссар сел за стол. На его хмуром лице не было и тени благодушия. От его пронизывающего взгляда Иосиф побледнел, его бил озноб.

– Меня зовут Сергеем Арсеньевичем, – заявил комиссар. – Я готов выслушать тебя и решить, как быть с тобой дальше. Ну так что, тебя устраивает моё предложение или поступим иначе?

– Нет, – замотал головой Иосиф. – Я расскажу всё, что вас интересует, спрашивайте!

– Меня интересует цель приезда Бурматова в Ленинград и всё, что с этим связано, – сказал комиссар. – Меня интересуют ваши отношения с этим господином! Я буду слушать тебя внимательно, и чем больше ты мне расскажешь интересного, тем будет лучше для тебя лично и для принятия мною в отношении тебя правильного решения!

– Хорошо, я расскажу всё! – поспешил с заверениями Иосиф. – И я сделаю всё, что вы прикажете!

– Тогда начинай, очищай душу от грязи, – сказал комиссар, устраиваясь поудобнее. – Я сгораю от нетерпения всё это услышать…

***

В Москве вышедших из вагона Боммера и Мавлюдова встретил молодой человек и усадил в автомобиль.

– Куда мы едем? – поинтересовался у Боммера Азат. – Я не раз бывал в Москве, но по этим улочкам ездить не приходилось.

– Я, как и обещал, везу тебя на встречу с коллегами, – пояснил Мартин. – Сегодня ты должен оставить о себе хорошее впечатление!

– Но-о-о… Они меня терпеть не могут, – засомневался Азат. – Я же говорил, что они меня считают чуть ли не шарлатаном! Не учёным, а шаманом в науке.

– Фу, сколько можно убеждать тебя в обратном, товарищ Рахим? – поморщился Боммер. – Мы с тобой и в Ленинграде, и в поезде «дискутировали» на эту тему!

– Да, но-о-о…

Машина подъехала к институту.

– Велели прямо сюда привезти, – обернулся встретивший их мужчина. – Прошу выходить, товарищи…

Встретивший Боммера и Мавлюдова человек проводил их в большой светлый зал, заполненный людьми.

Высокий, худощавого телосложения мужчина, в сером костюме, с седыми, зачёсанными назад волосами, поднявшись из-за стола, указал им на стулья и предоставил слово Боммеру.

Мартин поблагодарил собравшихся учёных за «оказанную честь» и чётко рассказал о своей работе по изучению крови в Германии и о цели командировки в СССР. Заканчивая, он сказал:

– Я очень благодарен профессору Мавлюдову за гостеприимство и, скажу вам честно, коллеги, товарищ Рахимов поразил меня своим новым проектом! Я даже представить такого не мог, а он…

В зале зависла гробовая тишина. Учёные во все глаза смотрели на притихшего Азата, а тот, под их взглядами, готов был сквозь землю провалиться. Ещё перед отъездом в Москву Мартин обещал поднять его значимость в советской науке и, кажется, преуспел в этом.

– Если вы не верите мне, то послушайте товарища Рахимова, – объявил Боммер. – Пожалуйста, попросите его выступить!

Мартин похлопал в ладоши, но его никто не поддержал. Настроенные против Азата учёные не поверили гостю из Германии.

Азат достал из папки доклад, подготовленный Боммером. Всю дорогу до Москвы он перечитывал его от корки до корки несколько раз. Суть так и не дошла до его понимания, но текст он запомнил почти наизусть, как школьник стихотворение.

Он повёл речь обстоятельно, с выкладками и расчётами, подробно излагая позиции «проекта» и поражая присутствующих его новизной и перспективностью. Сначала он говорил неуверенно и вяло, с видом человека, не верившего, что ему удастся доказать свою правоту, но потом…

Азат за полчаса перечислил доказательства в защиту «своего проекта». Боммер с внутренней усмешкой слушал его, время от времени удовлетворённо кивая головой.

Видя на себе изумлённые взгляды собравшихся, Азат уже не ощущал беспокойства. Теперь он был уверен, что посрамил насмехавшихся над ним учёных и, более того, с подачи Мартина превзошёл их всех до одного! Когда он замолчал и присел на стул, Боммер с улыбкой пожал ему руку.

– Я своё обещание выполнил, и ты «на коне», – прошептал он. – Теперь ты уважаемый «учёный», товарищ Рахимов, и твоим бывшим оппонентам будет за счастье пожать тебе руку!

– Я засыплюсь, если начнут задавать вопросы, – прошептал в ответ Азат. – Я выложился, пересказывая твой доклад, и в голове пустота. Что мне делать, ума не приложу.

– Ничего, я предусмотрел и это, – усмехнулся Мартин. – Смотри, что я буду делать, и подыгрывай мне…

В это время учёные бурно обсуждали невероятно гениальный доклад коллеги Мавлюдова. Товарищ Рахимов вдруг вырос в их глазах до гигантских размеров, и теперь «его проект» готовился к обсуждению.

Однако Боммер не допустил «провала» так хорошо спланированной и осуществлённой акции. Он как ужаленный подскочил со стула и с озабоченным лицом уставился на Азата.

– Что с вами, товарищ Рахимов?! – выкрикнул он громко, чтобы все слышали. – Вам плохо, профессор?

– Нет-нет, сердце немного прихватило, – тут же солгал Азат, подыгрывая Боммеру. – Сам не могу объяснить своё состояние, только вот… Голова что-то кружится, давит на грудь и перехватывает дыхание!

– Скорую! Немедленно «скорую помощь» к подъезду! – закричал «испуганно» Мартин, расстёгивая на груди Азата рубашку и припадая ухом к его груди. – Прошу всех покинуть зал, товарищи и… Окна откройте, чёрт возьми, да побыстрее! Если есть у кого валидол, то немедленно передайте его мне!

6

Замок, в котором уже несколько месяцев содержали Митрофана Бурматова, представлял собой унылое сооружение из крупных камней. Вокруг лес, и имелся даже заполненный водой ров.

На этот раз Митрофана заперли в северной башне, в комнате с окнами, забранными двойной решёткой из кованых прутьев. Его охватило полное отчаяние, и он, изнемогая от усталости, бросился на кровать.

Проснулся Митрофан утром и, не зная, куда себя деть, ходил взад-вперёд по комнате, пытаясь собраться с мыслями, но… Сколько он ни пытался взять себя в руки, всё было тщетно. Митрофан ловил себя на мысли, что не хочет больше жить, ибо такая жизнь вызывала у него брезгливость и отвращение, но… Он не мог наложить на себя руки и поэтому вынужден терпеть лишения, на которые его обрекли. В отчаянии он бросился ничком на кровать и накрылся с головой одеялом. Он лежал поскуливая, как смертельно раненный зверь в норе, недвижимый и опустошённый.

На лестнице послышались торопливые шаги. Дверь распахнулась, и в комнату ворвался человек лет шестидесяти с крупным лицом и массивной головой.

– А ну вставай, скотина! – взревел вошедший, сжимая кулаки. – Я сейчас из тебя отбивную котлету сделаю, а потом скормлю свиньям, понял?!

Митрофан содрогнулся, увидев верзилу, который поедал его взглядом, полным глубочайшей ненависти.

– Вставай, не то придушу тебя прямо в постели! – брызжа слюной, требовал тот. – Ты что, водить нас за нос удумал? Ну нет, я не доставлю тебе такого удовольствия!

Митрофан вскочил с кровати и попятился, закрывая лицо руками в ожидании нападения. Нечто подобное он уже испытал на корабле, когда на него напал обозлённый поручик, которого потом избил месье Жан и приказал выбросить за борт в море.

Месье Жан не преминул появиться и на этот раз. Упершись спиной в стену, Митрофан опустил руки и исподлобья наблюдал за верзилой, который осыпал его матом и проклятиями, не предпринимая насильственных действий.

И тут на него что-то нашло. Сковывавший душу страх испарился, а на смену ему пришли боевой азарт и уж совершенно неожиданное желание подраться. Митрофан понимал, что ему не одолеть верзилу, но… Хотя бы разок треснуть по его широченной морде, несомненно, доставит ему огромное удовольствие.

– Ну, подходи, образина, вот он я! – воскликнул он, возбуждённо дыша и сжимая кулаки. – Мы сейчас посмотрим, кто кого одолеет! Ну? Иди же? Чего ручонками размахиваешь?

– Ах ты, гад! – взревел верзила и, устрашающе вращая глазищами, двинулся на Митрофана. – Да я из тебя весь ливер вытряхну, шмакодявка! Да я из тебя…

– Малюта, остынь! – вдруг крикнул месье Жан, и занесший для удара пудовый кулак верзила замер и медленно обернулся.

– Это наш «исправник», знакомься, – обратился к Бурматову «француз», вставая. – Теперь он всегда будет с тобой рядом, и убежать от него даже не надейся.

– Урядник Иван Милютин! – представился, с ухмылкой отходя в сторону, верзила. – А друзья называют меня Малютой! Я не знаю почему, но не возражаю. Это прозвище мне нравится.

– Был когда-то на Руси такой заплечных дел мастер, – пояснил месье Жан. – При царе Иване Грозном! Он прославился тем, что не одну тысячу людишек замордовал до смерти.

– Выходит, я не один такой и мне есть на кого равняться, – хмыкнул Малюта. – Ежели что, я всё говно из тебя выдавлю, так что лучше не шуткуй со мной, мистер…

– Понятно, – сказал Митрофан, приходя в себя и чувствуя, что угроза избиения миновала. – Теперь у меня есть хороший сторож и верный цепной пёс. Конечно же это в вашу изысканную башку пришла «блестящая идея» приставить ко мне такого тупого дурня, месье Жан?

– Чего-о-о? – побагровел Малюта. – Ты меня оскорбил? Ты меня…

– Отставить, урядник! – повысил голос «француз». – У тебя, может быть, ещё будет возможность поквитаться с господином де Беррио. А сейчас будь добр выйди за дверь. Мы немного побеседуем с этим господином!

Сердито бубня под нос, Малюта вышел из комнаты, а «месье Жан», присаживаясь на стул, внимательно посмотрел на Бурматова.

– Ну что, поговорим? – с едва уловимой усмешкой поинтересовался он.

– Давай потолкуем, – ответил Митрофан, пожимая плечами и присаживаясь на кровать. – Видимо, разговор обещает быть серьёзным, раз вы решили для начала напугать меня демонстрацией этого безмозглого чудовища?

– Отличный служака, да и рубакой отличным был на полях Гражданской, – вздохнул «месье Жан». – Мечтает вернуться в свою кубанскую станицу и ради этой своей незамысловатой мечты готов на всё.

– Это что, очередная попытка запугать меня? – нахмурился Митрофан.

– Нет, это предупреждение, – делаясь серьёзным, ответил «француз». – Не советую испытывать его терпение, господин Бурматов, и задирать его не советую тоже!

– Всё, я напуган до смерти, – поднимая руки, хмыкнул Митрофан. – Вы, кажется, заглянули ко мне по какому-то делу, «месье Жан»?

– Да, по самому неотложному, – ответил тот, доставая из кармана сигару и закуривая.

– Вот как? – удивился Митрофан. – Вы считаете, что, лишив меня свободы, оставили возможность решать «неотложные дела»?

– Вполне, – ответил «француз», выпуская в потолок струю дыма. – И ещё… Свободы вас никто не лишал, господин Бурматов. Вы гость в этом замке и, как только руководство посчитает нужным, вы будете отпущены домой, обещаю.

– То есть я «гость» под присмотром, – сказал с задумчивым видом Митрофан. – И этот мой статус даёт вам право диктовать мне любые условия?

– Нет никаких условий, – возразил «месье Жан». – Находясь здесь под присмотром, как вы выражаетесь, вы не сможете помешать какой-нибудь глупой выходкой тщательно спланированной операции. Зато вы останетесь живы, и мы не будем вынуждены ликвидировать вас, господин Бурматов.

– Теперь мне всё понятно, – усмехнулся Митрофан. – Вся эта «грандиозная» закупка зерна в СССР фикция? Вы задумали диверсию против России, прикрываясь как щитом моим именем?

– Нет, не вашим именем, господин Бурматов, – рассмеялся «француз». – Именем несуществующего Антонио де Беррио!

– Позвольте, но под этим именем известен именно я? – нахмурился Митрофан.

– Подумаешь, беда какая… Возьмёте себе другое имя. С вашими-то деньжищами…

– Я буду опозорен, и со мной после вашей «акции» никто не захочет иметь никаких дел! – возмутился Митрофан.

– Не берите в голову подобную чушь, – возразил «месье Жан». – Вы будете героем и борцом за справедливость! Сейчас весь мир ненавидит СССР, и это впечатляет!

– Господи, что вы несёте? – усомнился Митрофан. – Весь мир уже давно свыкся с тем, что в России к власти пришли большевики! И насколько мне известно…

– Нет, вам ничего не известно, – покачал головой «француз». – Пока вы «гостите» у нас, СССР обрушился всей военной мощью на маленькую Финляндию! Так что Страна Советов теперь ещё страна-агрессор, и всякая акция против неё будет расценена как акт справедливости и возмездия!

– Хорошо, пусть будет так, – был вынужден согласиться Митрофан. – Если вы всё решили и постановили, не считаясь с моим мнением, то чего понадобилось от меня?

– Всего лишь подпись на…

– Вот как? И что это за бумажка, позвольте полюбопытствовать? – напрягся Митрофан.

– Вы должны передать все свои полномочия по бизнесу Матвею Захаровичу Воронцову!

– Кому? – глаза Митрофана полезли на лоб.

– Матвею Воронцову, – повторил «француз».

– Так-так-так, я, кажется, начинаю понимать причину своего пребывания в вашем «гостеприимном» замке! – усмехнулся Митрофан. – Вы собираетесь не только опорочить моё имя, но и забрать у меня бизнес?

– Нет, вы ошибаетесь, – возразил «месье Жан». – Нам нужны полномочия Воронцову только на время проведения операции! Как только баржи с грузом достигнут конечной цели, вы сразу же уедете домой.

– Так я вам и поверил, – усомнился Митрофан. – Как только я подпишу «документик» по передаче полномочий предателю Воронцову, так сразу лишусь всего. Он и ваша банда…

– Позвольте! – встрепенулся «француз», услышав оскорбление в свой адрес. – Мы не банда, а организация патриотов России! А господин Воронцов преданный нам и нашему делу человек, которому в отличие от вас далеко не безразлична судьба нашей многострадальной Родины!

– Ух ты! – расхохотался Митрофан. – Какого вы высокого мнения о себе! Да что вы можете, «патриоты»? Кусать исподтишка и не более! Свою возможность победить большевиков вы потеряли ещё в семнадцатом, а сейчас надеетесь вернуться в СССР в обнимку с врагом?

«Месье Жан» сделался белее мела, но промолчал. Видимо, в его планы не входило давить на Бурматова и тем более ссориться с ним. Скрепя сердце он проглотил обиду и…

– Я полагаю, что подписать документ в ваших же интересах, – сказал он, скрипнув зубами. – Согласитесь, господин Бурматов, ваша жизнь куда дороже любых денег, так ведь? Тем более что ваш капитал нажит вами далеко не честным образом?

Митрофан смутился, но только на минуту – слова «француза» покоробили его.

– Вы тоже собираетесь отнять капитал у меня далеко не честным способом, – сказал он. – А ещё мне известно, как и на какие деньги существуют белоэмигрантские организации. Вы не брезгуете ничем в добыче денег якобы «на борьбу», а сами…

– Всё, моё терпение лопнуло! – вскочил со стула в негодовании «француз». – Знайте, господин Бурматов, наше «хорошее» к вам отношение небезгранично! Мы найдём способ, как распорядиться вашим капиталом, и тогда… Тогда вы станете нам не интересны!

– И вы со мной расправитесь, договаривайте, месье Жан! – прищурив глаза, поинтересовался Митрофан.

– Это уж как руководство решит, – ответил тот уклончиво. – Сейчас ваша жизнь только в ваших руках, господин Бурматов. Откажетесь подписывать документ, тогда… Мы его подпишем сами, а вас я застрелю лично, собственными руками!

Он взглянул на часы и направился к двери. На пороге «француз» обернулся:

– Вы можете поразмышлять над моим предложением, но только три дня, не больше, господин Бурматов. В конце концов для чего мертвецу деньги? Согласитесь, вам же не забрать их с собой на тот свет?

Он вышел, оставив Митрофана в плачевном состоянии, и в комнате тут же появился урядник «Малюта». Плотоядно улыбаясь, он уселся на стул, который жалобно заскрипел под ним, и сказал:

– Не извольте сомневаться, «уважаемый мистер», мы поладим. Я только с виду эдакий страшный, а на самом деле… А на самом деле я ещё страшнее, нежели кажусь! Уж ежели поколочу ненароком, не серчай. Опосля я «раскаюсь» и, может быть, попрошу прощения. Но на то не уповай, эдакое со мной редко бывает, не обессудь…

7

Ранним морозным утром Маргарита, Дмитрий и Кузьма задворками пробирались к вокзалу. На улицах лежали кучи грязного снега, с Невы дул сырой промозглый ветер.

Все трое были одеты в форму красноармейцев, которую где-то раздобыл Дмитрий. Надевая форму и осматривая себя и «семью», Кузьма с удивлением обнаружил, что они стали практически неузнаваемы даже друг для друга.

Военная форма очень изменила Дмитрия. В гражданской одежде он походил на артиста, а сейчас стоял подтянутый молодой командир.

Кузьма подошёл к большому зеркалу, висевшему на стене, и внимательно рассмотрел себя. Он увидел солидного высокого человека в шинели, сапогах и будёновке. Внешность его располагала к себе: строгое лицо бывалого воина, прямой взгляд, твёрдые, слегка поджатые губы. «Герой, а не враг народа, – с горечью подумал он. – Такие, как я выгляжу, воюют сейчас с белофиннами, а я…»

Вошла Маргарита, красивая, подтянутая… Форма была ей к лицу. Кузьма вдруг заметил, что она смотрит на него испытующе. Под взглядом её голубых глаз он почувствовал себя неуютно. После минутного колебания женщина сказала:

– Так меньше риска быть узнанными. Форма сильно меняет внешность людей и не вызывает подозрений.

– Ещё как вызывает, – возразил Кузьма. – В мирное время, может быть, на нас и не обратили бы внимания, но сейчас, во время войны с Финляндией…

– Ничего, нам будет легче устроиться в поезд, – поддержал мать Дмитрий. – Сейчас много военных перемещаются по стране, особенно в прифронтовой зоне.

– Настоящих военных, а не скоморохов, как мы, – уточнил Кузьма. – У нас документы хоть какие-то есть?

– Есть, не беспокойся, отец, – усмехнулся Дмитрий. – Я позаботился и об этом.

– Они настолько надёжны, что мы сможем беспрепятственно доехать до Верхнеудинска? – удивился Кузьма.

– До Улан-Удэ, – привычно поправила его Маргарита. – Заруби себе на носу, что города Верхнеудинска на карте страны больше нет!

На пассажирский поезд Ленинград – Москва в кассе билетов не оказалось, а желающих ехать был полный вокзал. Они нашли в углу два свободных места и заняли их.

– Вы тут посидите, а я сейчас, – сказал Дмитрий, посмотрев на мать. – Старайтесь ничем не выделяться среди других и не привлекать внимания патрулей.

Он ушёл, а Маргарита и Кузьма тревожно переглянулись.

– Лучший способ не привлекать к себе внимания – это притвориться спящими, – прошептала Маргарита. – Закрой глаза и… Только и правда не засни, будь начеку! Здесь не только много военных, но и воров предостаточно!

Кузьма закрыл глаза. Мысли и впечатления каруселью завертелись в голове. Подавив зевок, он почувствовал, что очень хочет спать. Недавнее прошлое и настоящее представлялось ему зыбким и нереальным. С трудом верилось, что несколько месяцев назад он был в руках Мавлюдова, выброшенный судьбою на мель в буквальном смысле слова. Его и теперешнему положению едва ли можно было позавидовать, но… В складках одежды лежал револьвер, и Кузьма не боялся ничего.

Неопределённость уже не пугала его. Будущее, хоть и призрачное, представлялось не таким уж и безнадёжным, хотя…

– Ваши документы, товарищ капитан? – услышал он чей-то голос и открыл глаза.

Перед ним стоял офицер и два вооружённых винтовками солдата. На их рукавах он увидел повязки с надписью «патруль».

– Ваши документы, товарищ капитан? – повторил офицер, протягивая руку.

– Ах, документы? – натянуто улыбнулся Кузьма. – А какие именно документы вас интересуют?

На лицах патрульных отразились озабоченность и недоумение. Они уставились на улыбающееся лицо Кузьмы, и офицер уже строже потребовал:

– Предъявите все, какие у вас есть!

– Теперь я вас понял, сейчас… – Кузьма стал расстёгивать шинель, собираясь дотянуться до револьвера. Он был полон решимости выстрелить в себя, чтобы раз и навсегда избавиться от опостылевшей жизни.

Сидевшая напротив Маргарита по-своему восприняла улыбку на лице Малова. Решив, что он собирается убить патрульных, с бледным от волнения лицом, женщина постаралась привлечь их внимание к себе.

– В чём дело, товарищи? – обратилась она к патрульным дрожащим от волнения голосом. – Может быть, я смогу вам чем-то помочь?

– Нам ничем помогать не надо, – отрезал офицер. – Вы тоже предъявите свои документы или…

– Отставить, лейтенант! – прозвучал громкий голос Дмитрия. – Лейтенант Орлов, военная разведка, – представился он. – Эти офицеры со мной, и все вопросы ко мне, следовательно…

Начальник патруля смутился, глядя в строгое чересчур уверенное лицо Дмитрия.

– Пройдёмте в комендатуру, товарищи, – предложил он не совсем уверенно. – Я…

– Зачем же нам идти в комендатуру, если я только что оттуда? – сказал Дмитрий, доставая из кармана шинели вчетверо сложенный лист. – Это предписание коменданта, удостоверьтесь!

Офицер бегло просмотрел документ, вернул его Дмитрию и отдал честь.

– Так-то оно лучше, – улыбнулся тот. – А теперь отведи нас к поезду и посади в вагон. Исполняй предписание коменданта, лейтенант!

***

Кузьме уже давно не приходилось ездить в поездах. Лёжа на полке, он удивлялся длительным простоям на перегонах у семафоров.

– Спускайся вниз, поедим, – сказала Маргарита, тронув его за руку.

– Интересно, как ты уговорил коменданта посадить нас в поезд? – поинтересовался Кузьма, глянув на сына. – Как ты решился предъявить ему липовые документы?

– Ты что, думаешь, я и правда ходил к коменданту? – улыбнулся Дмитрий. – Это «предписание» уже лежало у меня в кармане, а я ходил посмотреть поезд, который первым отправится в Москву.

У Кузьмы глаза полезли на лоб.

– И как ты не побоялся предъявить фальшивку патрулю? – спросил он. – Чёрт возьми, на что ты надеялся?

– Как на что! На авось, – ещё шире улыбнулся Дмитрий. – Подпись на «документе» коменданта подделана мастерски, он и сам бы не отличил её от собственной. А ещё в таких случаях важна психологическая атака. Ты видел, как вытянулось лицо старшего патруля, когда я представился офицером фронтовой разведки и сказал, что якобы только что был у коменданта? Он лишь пробежал глазами «фальшивку», не заостряя внимания ни на чём.

– Признаться, и я поверил, что ты был у коменданта, – сказал Кузьма, ухмыляясь. – Ты выглядел так уверенно и нагло.

– Это ещё цветочки, – вступила в разговор Маргарита. – В Москве патруль более требователен и придирчив.

– Мы и там что-нибудь придумаем, мама, – сказал спокойно Дмитрий. – Будем надеяться, что «проскочим», ну а если нет, то будем действовать по обстановке…

Под равномерный стук колёс и покачивание вагона Кузьма задремал. Проснулся от запаха гари, криков людей и сразу же понял, что в вагоне случился пожар.

– Вставай, чего вылёживаешься! – истерично вскрикнула Маргарита. – Беги к Диме, он там, в начале вагона, людей спасает!

Кузьма спрыгнул с полки и метнулся в проход. За окнами слышались выкрики: «Пожар! Спасите! Отцепляйте вагон, а то остальные загорятся!»

Пожар расширялся, поглощая всё новые и новые метры вагона. Откуда ни возьмись появился Дмитрий с маленькой девочкой на руках.

– Мать, возьми, – он передал крошку Маргарите и обратился к Кузьме: – Отец, там ещё люди есть, идём им поможем!

Кузьма поспешил за сыном. Задыхаясь от дыма, со слезящимися глазами, он шёл за Дмитрием, пока его спина вдруг не исчезла, вильнув резко в сторону. Кузьма остановился у стены огня, не имея возможности сделать вперёд и шагу. Слева послышалась какая-то возня и вдруг…

От толчка в спину Кузьма потерял равновесие и упал ничком в бушующее пламя…

8

Азат Мавлюдов не поддавался уговорам. Он, не двигаясь, лежал на кровати, не в состоянии связать двух слов. Чувствуя, что разговаривать с ним бесполезно, Боммер собрался было уйти в другую комнату и лечь спать, но Азат позвал его.

– Ну чего тебе, горемыка? – вздохнул Мартин, усаживаясь на стул. – Нажрался как свинья, так проспись и прими человеческий облик, тогда и поговорим.

Его слова, видимо, привели Мавлюдова в чувство, и он приподнял голову.

– С-сколько в-время?

– Слава богу, очухался, – укоризненно посмотрел на него Боммер. – А время сейчас ночное, пора спать ложиться.

Мавлюдов тяжело сел на кровати, свесил ноги и удивлённо осмотрелся:

– Не может быть! – сказал он. – Какая ночь, чего ты мелешь… Кстати, а где мы?

– В Москве, в гостинице, – ответил со вздохом Мартин. – Скажи, ты всё забыл, что было вчера?

Мавлюдов прикрыл глаза, и его лицо исказила мученическая гримаса.

– Я что-то сделал не так? – прошептал он. – Я пытался вспомнить, что было вчера, но ничего не получается… А когда я не помню, что было, впадаю в депрессию и такое состояние угнетает меня очень долго.

– Вчера ничего особенного не произошло, – «успокоил» его Мартин. – Если не считать, что ты набрался в стельку.

– Зато я снял стресс после учёного совета, – подыскал себе оправдание Азат. – Если бы не твоя находчивость…

– Ладно, оставим это, – поморщился Мартин. – Ты способен обсудить серьёзное дело, которое очень меня интересует?

– Есть желание поговорить, но сил без похмелья нет, – признался Азат, сокрушённо вздыхая. – Да и спешить нам некуда. В этом номере так уютно и хорошо, что…

– Меня интересуют рецепты твоих чудодейственных настоев, которыми ты ставишь всех на ноги, – неожиданно заявил Мартин.

– Я ждал этого вопроса, – усмехнулся Азат. – Только не пойму, для чего тебе это надо. Ты занимаешь высокое положение в медицине Германии и…

– Это не имеет значения, – отрезал Мартин. – Мне нужны эти рецепты, и ты дашь их мне, так ведь?

Азат медленно опустил руки. Его лицо сделалось бледным, губы шевелились и вздрагивали. Он был напуган переменой, происшедшей с обычно добродушным и покладистым гостем и, глядя на него, растерянно моргал.

– Я тщательно изучу целебные свойства настоя и, может быть, на его основе изготовлю уникальный препарат, способный излечивать миллионы людей! – продолжил натиск Мартин.

– Вы уже знали про существование рецепта, когда собирались ехать ко мне «по обмену опытом», или мой болтливый язык натолкнул вас на эту блестящую мысль?

– Про рецепт и настойки я ничего не знал, – пожал плечами Мартин. – Но был наслышан о чудесах исцеления в вашей лаборатории. Так вот я, хорошо зная тебя, решил приехать «в гости» и просить поделиться секретом твоего успеха! Ты же не откажешь в просьбе «старому боевому товарищу»?

– Нет, не откажу, – усмехнулся Азат. – Я дам вам рецепт, но вы не сможете им воспользоваться. Те растения, из которых могут быть изготовлены препараты, произрастают только в одном месте, а именно в таёжной глуши Верхнеудинска!

– Это правда, что ты мне сказал? – выдавил Мартин из себя. – Или таким образом ты пытаешься…

– Увы, но я сказал правду, – вздохнул и пожал плечами Азат. – Когда привезённые мною из Верхнеудинска настойки подходили к концу, я пошёл в лес, собрал точно такие же растения и изготовил из них настой. Однако он оказался бесполезным и не действовал исцеляюще на больных.

– Может, ты забыл что-то добавить? – подался вперёд Мартин. – Какой-нибудь «змеиный корень» или «ведьмин мох», например?

– Я соединил всё, что говорил мне когда-то старик бурят, – ответил Азат. – Но получившийся настой оказался не «лечебнее» обыкновенной воды.

– Ты точно ничего не напутал и не забыл? – нахмурился Мартин.

– Я тоже так подумал, – ухмыльнулся Азат. – Но потом съездил в Улан-Удэ, собрал там травы, изготовил из них настой и… Всё вернулось на круги своя. Мои пациенты стали выздоравливать и благодарить меня.

Боммер всё ещё недоверчиво смотрел на Мавлюдова, пытаясь услышать фальшь в его голосе. Но тот говорил совершенно серьёзно, только вот речь явно давалась ему с трудом. Его руки, челюсти и губы беспрерывно вздрагивали.

– Хорошо, под столом стоит бутылка, похмелись и спи, – сказал Боммер, вставая. – Только не перебери… Чтобы утром был как огурец и больше выпивки не клянчил!

***

Азат выпил водку прямо из горлышка и поморщился – облегчения он не испытал. Не найдя ничего лучше, он укрылся с головой одеялом. Слабость в теле и озноб были вызваны не только похмельем, но и мучительными душевными переживаниями.

Решив принять успокоительное, он встал с кровати и побрел в ванную, надеясь найти аптечку. Взявшись за дверную ручку, Азат замер от неожиданности.

Боммера сидел на корточках у открытого чемодана и держал в руках рабочую тетрадь Мавлюдова.

– А-а-а, это ты, – усмехнулся застигнутый врасплох Мартин. – Вот, перелистываю твои «труды» и не нахожу в них ничего интересного.

– И-и-и… для чего ты это делаешь? – со злобным упрёком полюбопытствовал Азат. – И как ты узнал, что, собираясь в Москву, я прихватил с собой свою тетрадь?

– Это было несложно, – пожал плечами Мартин. – Ты сам обмолвился про неё вчера, когда упивался спиртным и болтал без умолку.

– Этого не может быть! – Азат осёкся и замолчал – он ничего не помнил. – Можно было утра дождаться и попросить, а не рыться в моих вещах ночью, как вор.

– Коль скоро ты не спишь, а бодрствуешь, – начал Мартин, перелистывая тетрадь, которую всё ещё держал в руках, – предлагаю продолжить разговор, который мы не закончили ввиду твоего плохого самочувствия. И поскольку у меня больше нет сил вызывать тебя на откровенный разговор… Я просто решил просмотреть твои бумаги.

– И-и-и… Ты часто поступаешь так? – спросил, облизнув губы, Азат.

– Нет, я так поступил впервые, – ответил Мартин, закрывая тетрадь. – У меня нет друзей и знакомых, так много пьющих, как ты.

Азат промолчал, испугавшись, что не сдержит себя и взорвётся.

– Записи в твоих «рабочих» тетрадях, – продолжил Мартин, – бредовые! Такую белиберду мог записать только первокурсник, не имеющий понятия, что такое медицина.

Азат и на это ничего не ответил ни словом, ни жестом, ни взглядом.

– Все записи в твоей тетради, – снова заговорил Боммер, – не что иное, как набор смехотворных глупостей. Я теперь в глаза постесняюсь смотреть тем учёным, которым представлял тебя как «научное светило».

Чаша была переполнена, и Азат больше не мог сдерживаться.

– Но это не даёт вам право копаться в моих вещах! – воскликнул он возмущённо. – Пусть я недоучка, не «научное светило», но я успешно лечу людей, и они доверяют мне! Вот даже ты пытаешься выкрасть у меня секрет моего успеха и ничем не гнушаешься!

– Возможно, ты прав, – улыбнулся Боммер. – Но я вынужден был так поступить, пойми меня! Ты часто пьян, а мне уезжать пора. Срок моей «научной» командировки уже заканчивается.

Возмущение Азата всё возрастало. Он напрягся и покрылся испариной.

– Я, наверное, умру от счастья, прощаясь с тобой, – процедил он сквозь зубы. – Твоё сегодняшнее поведение перечеркнуло всё.

– А что ты скажешь на моё предложение уехать из страны со мной? – ошарашил его Мартин. – Здесь ты никто, так себе, лекаришка без будущего, а в Германии… Там я гарантирую тебе успех и завидное местечко в списке учёных с мировым именем.

– Но-о-о… Зачем я тебе понадобился? – прошептал Азат, находясь под сильнейшим впечатлением от услышанного. – Ты же сам говорил, что я…

– Ничего, – перебил его Мартин. – Ты мне нужен таким, каков есть. Так что, принимаешь моё предложение?

Мавлюдов внезапно обрёл ясность мысли. Предложение Боммера подействовало на него как ушат холодной воды. Как его понимать?

– Ты, наверное, издеваешься надо мной? – заговорил он. – Даже если ты не шутишь и говоришь искренне, меня никогда не выпустят из страны.

Боммер медленно выпрямился и, не глядя на него, сказал:

– Ты мне ответь, принимаешь ли моё предложение или нет? Если да, то все хлопоты по твоему «переезду» я беру на себя.

Азат, едва дыша, пристально вглядывался в каменное лицо Боммера, пытаясь увидеть на нём лукавую улыбку. Тогда неуверенным голосом он ответил:

– Да, я согласен, только…

– Что ещё? – взглянул на него с недоумением Мартин.

– Ты… то есть вы… Вы гарантируете мне безопасность, господин Боммер? – пролепетал Азат, задыхаясь от распирающего грудь волнения.

– Гарантирую, не беспокойся и готовься, – ответил Мартин уверенно. – Но, пока всё это произойдёт, ты должен передать мне рецепты и препараты, изготовленные на их основе для изучения, согласен?

– Согласен, но ни рецептов, ни препаратов у меня при себе нет, – усмехнулся Азат, начиная понимать, что немец пытается надуть его. – Я хочу иметь конкретные гарантии, а не твои обещания, господин Боммер! И рецепты, и препараты я прихвачу с собой, когда ты перевезёшь меня за границу! Такой расклад тебя устраивает, «партнёр германский»?

Мартину ничего не оставалось, как в задумчивости поскрести пятернёй подбородок и ответить:

– Яволь…

9

Митрофан Бурматов сидел в своей комнате и ждал. Он лишился последней надежды.

Когда в замке повернулся ключ, Митрофан уже приготовился к самому худшему. Но в дверях появился не «месье Жан», а его сторож Иван Милютин. Вот уже двое суток он неотлучно находился рядом с ним и изводил разговорами, от которых невыносимо болела голова.

Войдя в комнату, Милютин поудобнее расположился на стуле и сказал:

– Ну так что? Меня только что «уполномочили» узнать у тебя, надумал ли подписать документ?

– Нет, не надумал, – ответил Митрофан, поморщившись от гадливого чувства, вдруг ожившего внутри. – Пусть остаётся всё как есть, так и передай своим хозяевам!

– Я-то передам, вот только тебе не поздоровится, – ухмыльнулся Милютин. – Ты ещё не знаешь, что тебя ждёт, если откажешься. Ей-богу, мёртвый не позавидует!

– Что-то я не понимаю тебя, – сказал Митрофан озадаченно. – Ты мне только что угрожал, или…

– Я передал то, чего мне было велено, – снова ухмыльнулся Милютин. – У тебя, кстати, сутки для раздумий остались. Так что ставь закорючку на бумаге – и дело с концом!

– Ну уж нет! – отказался Митрофан. – Я не хочу остаться нищим!

– А по мне так уж лучше быть нищим, чем мёртвым, – изрёк «Малюта», вставая. – Идём, прогуляемся маленько. Я кое-что тебе покажу! Может быть, увиденное заставит тебя по-другому мыслить?

По коридорам замка охранник и узник шли не торопясь. Поплутав по лестницам и переходам, они спустились в подвал, и «Малюта» открыл тяжёлую дверь.

– Прошу, мистер, – сказал он, пропуская Митрофана вперёд себя. – Проходи, полюбуйся… Возникнут вопросы, задавай, не стесняйся. Я всё тебе обскажу и покажу, как барышне в музее.

Бурматов зашёл в помещение с таким чувством, словно переступил порог ада. Здесь отовсюду так и пахло смертью и страданиями. Милютин закрыл дверь, зажёг факел, и Митрофан с ужасом рассмотрел обстановку помещения.

Увиденное шокировало Бурматова: низкие узкие оконца наподобие бойниц, стены увешаны инструментами для пыток, от одного вида которых становилось дурно. Посреди комнаты огромный «станок», прозванный в народе дыбой, а рядом стулья с шипами, на которые сажали несчастных узников умирать от невыносимой боли. Тут же, на широком столе, пыточные блоки, пояса, башмаки, перчатки, воротники… Словом, всё для утонченных жесточайших истязаний.

Расширенными от ужаса глазами Митрофан разглядывал стальные шлемы, способные раздавить человеческую голову, гильотинные ножи, цепи, колодки…

– Ну что, впечатляет? – расхохотался Милютин, видя, как изменился в лице Бурматов. – Вот завтра, когда истекут последние сутки, убедишься лично, как работают все эти прекрасные штуковины, изготовленные ещё нашими далёкими предками!

– И что, ими пользуются и сейчас? – ужаснулся Митрофан.

– Ну не так, чтобы часто, но приходится, – вздохнул Милютин. – Я только половину опробовал! До остальных покуда ещё дело не дошло.

– Половину?! – обомлел Митрофан. – Да этого хватило бы на сотню людей!

– Ну, ты загнул, мистер, – осклабился Малюта, – хватило всего на десяток.

– Так что, выходит, ты главный в этой преисподней?

– Я, а кто же ещё. Другие даже заглянуть сюда боятся, не говоря уж о работе.

– Всё, не могу больше, идём обратно, – пролепетал Митрофан, едва владея языком. – Я всё подпишу, что скажете. Хоть признание во всех смертных грехах, которые отягощают мою душу…

***

Подписав документ, Бурматов почувствовал, что давление на него сразу же убавилось. Перестал утомлять своим навязчивым присутствием урядник, а по совместительству палач Иван Милютин, и… Ему было разрешено беспрепятственно прогуливаться по всей внутренней территории замка.

«Я подписал документ, а меня что-то не торопятся отпускать, как было обещано, – думал он, гуляя по двору замка. – Перестраховываются, гады… Но и убивать не торопятся. Как же всё это понимать? Наверно, ждут, когда баржи отправятся к берегам Германии? Верится с трудом, и всё же?»

День тянулся нескончаемо. Митрофан, зевая от скуки, смотрел в сторону запертых железных ворот. Пока он размышлял, на улице стемнело. Мрачнее тучи Митрофан подошел к замку и остановился под балконом. Наверху кто-то разговаривал, и это заинтриговало его.

Мужской голос он узнал сразу. Это был словоохотливый Иван Милютин. А вот женщина…

Сгорая от любопытства, Митрофан взбежал вверх по лестнице и остановился у двери, за которой располагалась та самая комната с балконом.

– А что, я не против, – рассмеялась женщина. – Только вперёд мы выпьем коньячка. Ты же обещал мне, милый?

«Проститутка, – догадался Митрофан. – Лопочет по-испански. Но почему Малюта так осмелел, что привёл в замок женщину? И ещё… Почему её голос кажется мне знакомым?»

В полном смятении он ещё пару минут постоял у двери, но ничего больше не услышал. Видимо, Милютин с проституткой перешли в другую комнату, где занялись выпивкой и сексом. Митрофану оставалось лишь вернуться в свою комнату и дожидаться ужина.

Он зашёл к себе как раз в тот момент, когда слуга с подносом расставлял тарелки. Митрофан сел за стол, и в этот момент открылась дверь и забежала стройная мулатка, увидев которую, Бурматов выронил вилку и замер с открытым ртом.

– Чёрт меня подери, Урсула! – воскликнул он, не веря своим глазам. – А тебя как сюда занесло, кукла чёртова?!

Девушка приложила к пухлым губам указательный палец и знаком показала, чтобы Бурматов следовал за ней. Только в коридоре она тихо сказала:

– Господа из замка умчались в Париж. Они повезли туда какой-то очень важный документ. В замке остались только Иван с пятью охранниками и слугой. Нам надо немедленно бежать!

– Постой, а как ты здесь оказалась? – прошептал обескураженно Митрофан. – Я ждал…

– Я проникла сюда под видом проститутки, – зашептала торопливо в ответ девушка. – Мы давно уже знаем, где вы, только никак не могли проникнуть в замок!

– Я уже несколько раз пытался бежать отсюда, – сказал Митрофан. – Но меня отлавливали и возвращали обратно. Но если у тебя есть какой-то план…

– План есть, – беря его за руку, потянула за собой Урсула. – Иван показал мне замок, и я знаю, что делать!

– Тогда поспешим, не будем терять время…

Девушка уверенно провела босса по коридорам и зашла в большой гараж.

– Вот это план! – с сарказмом прошептал Митрофан. – Там ворота замка толщиною, как танковая броня! И они всегда заперты. Если ты собираешься их таранить…

– Собираюсь, если понадобится, – решительно сказала девушка, выбирая машину, показавшуюся ей самой надёжной. – За забором нас поджидает Хуан.

– А как же охранники? Они вооружены? – засомневался Митрофан, усаживаясь на заднее сиденье.

– Ничего, Ивана я усыпила снотворным, а остальные… – она села за руль и завела мотор.

Урсула подъехала к открытым воротам замка, и в это время, в проёме, появился Милютин с охранниками.

– А ну глуши мотор, стерва, и выходи! – заревел Иван раненым медведем, целясь в девушку из револьвера. – Если вы…

– Перебьёшься, скотина! – сквозь зубы сказала Урсула и надавила на газ.

Мотор дико взревел, и машина рванулась вперёд. Послышались хлопки выстрелов, но… Митрофан успел только заметить перекошенное злобой лицо Милютина, когда машина сбила его и ещё двух охранников.

– А теперь держись крепче, хозяин! – воскликнула азартно девушка.

Урсула мчалась как одержимая. Через несколько километров девушка повернула налево и остановила машину в лесу.

– О Господи, я свободен! – выбравшись наружу, закричал переполняемый счастьем Митрофан. – Я свободен, чёрт возьми, и я умираю от счастья!

Урсула с улыбкой наблюдала за ним.

– Моя чёрная куколка, ты вернула меня к жизни! – кричал Митрофан. – Я уже оставил всякую надежду, а ты…

Девушка подбежала к нему и обвила его шею гибкими сильными руками. После долгого страстного поцелуя Митрофан перевёл дыхание и спросил:

– Всё идёт по плану? Сбоев нет?

– Всё идёт как надо, хозяин, – заверила его Урсула, тяжело дыша от охватившего её возбуждения.

– А где сейчас Воронцов?

– Он уехал в Париж вместе с хозяевами этих развалин.

– Так-так, – проговорил задумчиво Митрофан, – значит, Матвей в Париже.

– Он уже дня три как там, – подтвердила девушка.

– А мы где? – посмотрел на неё Митрофан. – В каком государстве и в каком месте находится замок?

– Мы в Испании, – ответила Урсула, закуривая. – Недалеко от границы с Португалией, если быть точнее.

– Поступим так, – сказал Митрофан, приняв какое-то решение. – Найдите мне хозяина этого замка, делайте что хотите, за любые деньги купите мне этот каменный мешок!

– Но зачем он вам понадобился, хозяин? – удивилась девушка.

– Он мне очень понравился своей необычностью, – вздохнул Митрофан. – Особенно подвал, в котором… – он замолчал, почувствовав, как от страшных воспоминаний мурашки побежали по спине и похолодело в груди.

10

Когда Кузьма очнулся, никого рядом не было. Медсестра принесла ему лекарство:

– Сразу всё не пейте, – предупредила она. – Всё, что в стакане, необходимо выпить утром, в обед и вечером, иначе можете умереть.

Девушка ушла, а Кузьма, оставшись один, тут же выпил всё до капли и, укрывшись с головой одеялом, стал ждать смертного часа, но не дождался и уснул.

Проснувшись утром, он удивился, что ещё жив, и, с тоскою взглянув на забинтованные руки, подумал: «Как же меня угораздило свалиться в эту огненную геенну и как я в ней уцелел?»

Он стал ощупывать себя, желая узнать, насколько плотно «полизал» его тело огонь. Голова и лицо болели под бинтами от ожогов, но глаза остались целы.

Разыгрывая роль «тяжелобольного», Кузьма все утро пролежал на кровати. Когда медсестра снова принесла ему лекарство и вышла из палаты, он услышал взволнованный голос Маргариты. Со слезами на глазах Маргарита поспешила к нему и, переполненная «состраданием», громко сетовала на горе, которое с ним случилось, и, всхлипывая, интересовалась его самочувствием.

В этот день она была удивительно хороша. Шинель эффектно подчёркивала стройность фигуры. Кровь прилила к щекам, добавляя эффектного румянца, а глаза прямо-таки сияли.

– Как ты, Кузьма? – шептала Маргарита, глядя на него. – Доктор говорит, что ничего страшного, и ты скоро поправишься.

– Не знаю, насколько это будет скоро, но… Когда-нибудь я выйду из больницы, – отвечал Кузьма.

– Нет, отсюда ты скоро не выйдешь, – певуче-ласково проворковала Маргарита. – В этой больнице можно быстро только на «тот свет» отправиться.

– Почему ты так говоришь? – удивился Кузьма. – Меня здесь не оставляют без присмотра, потчуют лекарствами, ожоги регулярно смазывают.

– Нет, это не больница, а так себе, «ветлечебница», – уверяла его Маргарита. – Сейчас я схожу к врачу и договорюсь о твоей выписке. Здесь оставаться нам опасно. Пожаром в поезде заинтересовались следователи НКВД, и скоро они доберутся до тебя с расспросами. А если выяснится, что ты не тот, за кого себя выдаёшь, то пожар посчитают диверсией, а тебя обвинят в поджоге…

– И что ты предлагаешь? – спросил Кузьма, выслушав её убийственные доводы.

– Мы с Димой приняли решение немедленно уезжать, – ответила Маргарита. – Вот я и пришла за тобой, собирайся…

Вошёл доктор, мужчина лет пятидесяти, и, увидев Маргариту, нахмурился:

– Почему посторонние в палате?

– Где вы видите посторонних?! – возмутилась Маргарита, поворачиваясь в его сторону и поправляя ремень. – Я забираю товарища, чтобы перевезти его в госпиталь! Потрудитесь подготовить выписку и снабдите нас лекарствами на дорогу до Москвы!

Не ожидавший такого резкого отпора, доктор смутился.

– Но-о-о… его ещё рано транспортировать, – сказал он. – К тому же ведётся следствие и…

– Этот товарищ сотрудник госбезопасности! – объявила Маргарита. – И следователи допросят его в госпитале, а не здесь, если в том появится необходимость!

Пожимая плечами и что-то бормоча под нос, врач покинул палату. Маргарита осмотрелась, достала из шкафчика форму Кузьмы и бросила на кровать:

– Одевайся…

– А может быть, доктор прав, и мне действительно рано ещё покидать эти стены? – заартачился Кузьма.

И тут Маргарита пришла в бешенство и стала с гневом осыпать его упрёками. Её логика до того запутала Кузьму, что он был вынужден с нею нехотя согласиться.

***

Пронзительный натужный гудок паровоза привёл в оживление толпу провожающих. Кузьма Малов сидел в вагоне за столиком и смотрел в окно. Когда поезд тронулся, он перевёл взгляд на сидевшую напротив Маргариту, но она опередила готовый сорваться с его губ вопрос.

– Ни слова! – нервно дёрнулась она. – У нас ещё будет время наговориться вдосталь, как только отъедем подальше от Москвы.

Вошёл Дмитрий и сел рядом с матерью.

– Фу-ух, – сказал он, расстёгивая шинель, – кажется, наше путешествие благополучно продолжается.

– Сплюнь, а то сглазишь, – ухмыльнулась Маргарита. – Ещё ехать ого-го сколько. За десять суток в пути может случиться всякое.

– Всё может быть, – не стал с ней спорить Дмитрий. – Хотя… хотя от главной опасности быть узнанными мы благодаря случаю успешно избавились.

– Не понял, о чём это ты? – спросил Кузьма, переводя взгляд от окна на сына.

– О том, что тебя теперь не узнать, папа, – охотно ответил Дмитрий. – Кто бы мог подумать, что случится пожар и ожоги – весьма кстати – изменят твою «выдающуюся» внешность!

– Вижу, ты рад этому, – сказал Кузьма угрюмо. – Я чуть не сгорел, а ты…

– Он не сказал ничего такого, на что можно было бы обидеться, – сказала с укором Маргарита, вступаясь за сына. – Глупо бросать упрёки в адрес того, кто спас тебя, вытащив из огня чуть живого!

Кузьма не нашёлся чем возразить и пожал плечами.

– Может быть, ты думаешь, что это я толкнул тебя в пекло? – неожиданно поинтересовался Дмитрий и тут же продолжил: – Хотя в твоём падении в огонь есть и моя доля вины. Когда я снял с полки мальчишку, он, с перепугу, начал дёргаться и ударил тебя в спину ногами. Пришлось его бросить, а спасать тебя, папа. Ну, слава богу, вы живы оба!

– Действительно, – поддержала его Маргарита, – всё обошлось более-менее благополучно. Обожжено лицо и руки. Ну, грудь немного подпалило. Зато хоть глаза целыми остались и не узнать тебя теперь. А это сейчас самое важное в нашем положении.

– Хорошо, пусть будет по-вашему, мне повезло, – согласился Кузьма с недоверчивой ухмылкой. – А другим вот не очень… Восемь человек сгорело заживо, а ещё десяток сейчас между жизнью и смертью.

– Ну-у-у… – Дмитрий развёл руками. – Здесь уж ничего не поделаешь. Хорошо хоть большинство пассажиров удалось спасти.

– Слушайте, давайте-ка поедим, мужики? – решила сменить тему Маргарита. – Пожар – это стихия, и никто не виноват, что он возник по чьей-то неосторожности!

– А по злому умыслу может быть? – произнёс Кузьма задумчиво. – Вдруг кому-то в голову пришла кошмарная мысль поджечь вагон, и он осуществил её?

– Кому это надо, папа? – рассмеялся Дмитрий. – Если только белофиннам? А что? Они вполне способны проникнуть на лыжах в наш «крепкий» тыл и совершить диверсию!

– Кто виновен, а кто нет, пусть теперь следствие разбирается, – повысила голос Маргарита, выкладывая продукты из вещмешка. – Раз обстоятельства сыграли в нашу пользу, нам следует не обсуждать их, а довольствоваться результатом. Мы живы, а это главное, или у кого-то из вас есть другое мнение на этот счёт?

У мужчин другого мнения не нашлось, и они принялись за еду.

***

Когда поезд следовал по Сибири, Кузьма со скукой следил за пейзажами, мелькающими за окном, и постепенно успокаивался. Его мозг уже не работал так напряжённо, как раньше, и на него наплывали воспоминания о родных местах, где прошло детство и юность.

Расстояния между населёнными пунктами были огромными. Когда проезжали мимо какой-нибудь деревеньки, он припадал лицом к окну и с ноющей болью внутри разглядывал камышовые или соломенные крыши мелькавших изб, наличники на окнах, мостики на улицах, кладбище…

Это сон? Или он действительно возвращается домой после длительного отсутствия?

О своих «попутчиках» он старался не думать, особенно о Маргарите. Всё больше и больше Кузьма считал её демоном, и любые мысли о ней вызывали у него отвращение. Однако он был вынужден смириться с её присутствием, поддерживать с ней беседу, и этой пытке, казалось, не было конца. Кузьма чувствовал себя зверем, попавшим в хитроумную ловушку, и с озлоблением старался разгадать планы Маргариты в отношении себя.

Опять же с отвращением, он вспоминал все её уловки, когда она двадцать лет назад пыталась его завербовать, убедить пойти на службу к большевикам. Все мерзкие подробности, которые, казалось бы, давно изгладились из его памяти, как недостойные внимания, теперь всё чаще всплывали на поверхность, поскольку эта стерва оказалась снова рядом с ним, и ему ничего не оставалось, кроме как покорно терпеть её присутствие.

Что касается Дмитрия, то между ними существовала неловкость, в которой они оба не желали себе признаться, хотя Кузьма и делал над собой титанические усилия, чтобы обращаться с Дмитрием как с сыном.

Вот так и «путешествовал» Кузьма в вагоне поезда по бескрайней Сибири, приближаясь к Улан-Удэ, бывшему Верхнеудинску. Милицейские и военные патрули лишь дважды побеспокоили их в пути, но особо не придирались. Видя забинтованного Кузьму, а рядом с ним людей в военной форме, они наспех просматривали документы и, пожелав «доброго пути», удалялись.

Чем ближе подъезжал Кузьма к родным местам, где он родился и вырос, где пережил смерть родителей и любимой, тем тяжелее становилось на сердце. Тяжёлое чувство было настолько сильно, что хотелось проехать мимо станции – из страха, что нахлынут все горести минувших юных лет.

– Эй, мечтатель, очнись! – отвлекла его Маргарита. – Давайте определимся, как будем вести себя в городе, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания.

– А мне-то что, – огрызнулся Кузьма. – Меня всё равно здесь никто уже не помнит и не узнает. Теперь не моя, а твоя очередь трястись за свою шкуру!

– Я тоже сумею изменить свою внешность, не беспокойся, – ухмыльнулась Маргарита. – Я умею это делать очень хорошо, ты знаешь!

– А у меня заготовлен документ отпускника, – свесился головой с верхней полки Дмитрий. – Все подписи и печати – не придерёшься! А вам лучше форму снять и одеться в гражданку!

– Я позабочусь о себе и об отце, сыночек! – приподняв голову, улыбнулась ему Маргарита. – Однако следует соблюдать осторожность! Верхнеудинск, хоть и вырос за эти годы, но… Там ещё остались люди, которые могут узнать нас, со всеми вытекающими из этого последствиями.

– Тогда что делать прикажешь? – нахмурился Кузьма. – Невидимками мы быть не можем, да и если кто к документам нашим присмотрится повнимательнее, то…

– К документам никто присматриваться не станет, – сказал с верхней полки Дмитрий. – Они хорошо состряпаны, это во-первых. А во-вторых, Улан-Удэ далеко не прифронтовая зона и от финской границы очень далеко!

– От финской далеко, а от монгольской близко, – заметил угрюмо Кузьма. – Здесь тоже неспокойно, я сам разговоры в поезде слышал.

– Короче, остановимся в гостинице, – снова взяла инициативу в свои руки Маргарита. – Сутки посидим, осмотримся, найдём проводника и будем готовиться к походу в тайгу и дальше…

– Дальше – это конечно же в Монголию? – усмехнулся Кузьма. – Вижу, ты никак не хочешь отказаться от своей сумасбродной идеи?

– Не хочу и не собираюсь, – огрызнулась Маргарита и обратилась к сыну. – Ты, Дима, покрутись у злачных мест и постарайся навести справки о тех, кто тайгу хорошо знает.

– Я всё понял, мамочка, – отозвался Дмитрий. – Всё как надо сделаю.

– А я в больницу пойду, – сказал Кузьма. – Пора перевязку нормальную сделать, а то бинты уже приросли к коже.

– Обойдёшься и без больницы, – стрельнула в его сторону недобрым взглядом Маргарита. – Я сама найду всё, что надо, и сделаю тебе перевязку не хуже, чем в больнице. Пока этот город не представляет для нас никакой опасности, но если кто-то вдруг тебя узнает…

– В гостинице, выходит, меня не узнает никто, а в больнице…

– В гостиницу мы тоже не пойдём, – покачала задумчиво головой женщина. – В этом городе я знаю, где остановиться.

– Не в своём ли доме, где с бабушкой жила? – поинтересовался язвительно Кузьма.

– Забудь про тот дом, – ответила сурово Маргарита. – Ни бабушки, ни дома того уже нет давно. Верхнеудинск за двадцать лет изменился настолько, что ты его едва ли узнаешь.

11

В десять часов вечера Азат Мавлюдов вошёл в зал ожидания Белорусского вокзала. Поезд в Германию уходил в одиннадцать, но Мартина Боммера, уехавшего с кем-то прощаться, ещё не было.

«Чёрт возьми, неужели он отложил поездку и не предупредил меня об этом? – ужаснулся Азат, которого уже тяготило присутствие “дорогого гостя”. – А я надеялся спровадить его поскорей и вздохнуть спокойно. Только отъезд Мартина может спасти меня от нервного срыва…»

Боммер появился спустя четверть часа. С измученным видом он подошёл к Мавлюдову и поставил чемодан у своих ног.

– Как будто родину покидаю и еду чёрти куда, – сказал он так громко, что сразу же привлёк внимание присутствующих.

Азат побледнел от смущения и страха и схватил Мартина за руку.

– Потише, господин Боммер, чёрт тебя побери! – сказал он тихо. – Мы не на площади, во время митинга рабочих!

– Я не хочу уезжать в Германию, – вдруг разоткровенничался Мартин, – но приходится. Там теперь мой дом – в фашистском государстве!

Мавлюдов смотрел на его печальное лицо и кроме неприязни испытал что-то вроде сострадания. Трудно было понять, шутит Боммер или говорит всерьёз. Мартин схватил Мавлюдова за руку и пристально посмотрел ему в глаза.

– Хотя и тебе позавидовать не могу, – переходя на шёпот, сказал он. – Там Гитлер, здесь Сталин… Ни от того ни от другого нельзя ожидать что-то хорошее. Очень я опасаюсь, что в следующий свой приезд тебя уже не увижу.

– С чего ты это взял? – насторожился Азат. – Или хлебнул с кем-то лишнего?

Они вышли на перрон, где уже стоял поезд. Пассажиров было немного, и они рассаживались по вагонам без суеты и толкотни.

– Ну что, давай прощаться, – сказал Мартин, протягивая руку. – На этот раз я уезжаю один, но скоро… Не забудь собрать в тайге траву и готовься к отъезду. Следующий раз я заберу тебя с собой обязательно!

Боммер вошёл в вагон, спустя минут пять прозвучал паровозный гудок. Вскоре поезд исчез в ночи. «О Аллах, наконец-то я счастлив, – подумал Азат. – Теперь и мне пора на свой. А для этого ещё надо перейти на другой вокзал…»

Уже сидя в вагоне, Азат вспомнил последнюю выходку Боммера. «Мартин затеял какую-то игру, никаких сомнений, – думал он под перестук колёс. – Чего он зацепился за меня? Иностранные учёные его уровня в шпионские игры не играют. Он приподнял мой авторитет в глазах коллег-учёных… Для чего, хотелось бы знать? А рецепты настоек? Для чего они ему понадобились? Это какой-то непонятный ход, сделанный им для какой-то туманной цели? А его предложение забрать меня в Германию? Для чего я ему там нужен?»

В купе заглянул проводник и предложил чай. Азат отказался. Когда дверь закрылась, он снова погрузился в свои грустные размышления.

«На что направлена деятельность Боммера? На какую цель? – начали выстраиваться в голове вопросы, на которые не было ответов. – Что-то делать просто так не в его характере. Во всех его поступках чувствуется какая-то цель. Вот только какая?»

Задав себе этот вопрос, Азат выпрямился и вытянул ноги. Он мучился от того, что не мог объяснить причину интереса Мартина к своей персоне. И в связи с этим возникал ещё один немаловажный вопрос! Доложить в НКВД о своём «госте» или нет? Если «да», то на каком подносе его преподнести? Сказать всю правду, как и что было, или всё-таки кое-что утаить? Утаить… А что именно? Предложение Мартина уехать с ним в Германию или его заинтересованность рецептами? Нет, о рецептах нельзя упоминать ни в коем случае. Тогда придётся «рассекретить» их целебные свойства и на карьере «чудесного целителя» можно ставить крест! А о предложении уехать в Германию? Наверное, стоит умолчать и об этом, иначе…

В дверь постучали.

– Да-да, – отозвался Азат.

– Вот, попутчика вам привёл, – сказал, словно оправдываясь, проводник, войдя в купе. – В соседнем вагоне что-то отопление разладилось, вот и приходится искать для пассажиров свободные места.

– Хорошо, пожалуйста, – согласился Азат. – Я ничего не имею против.

Проводник потеснился, пропуская мужчину, и тут же вышел, прикрыв за собою дверь.

– А я уже начинал думать, что один до Ленинграда доеду, – усмехнулся Азат. – Странно, но сегодня мало людей в поезде. Такого не было лет десять…

– Я тоже в Ленинград направляюсь, – улыбнулся попутчик, располагаясь на противоположном сиденье. – Я еду издалека, из Сибири.

Лицо соседа показалось Азату знакомым, и, посомневавшись, он спросил:

– Простите, откуда именно вы едете?

– Из Улан-Удэ, – улыбнулся мужчина.

– Вот как, – Азат вдруг почувствовал, как внутренности обдало жаром. – Вы, наверное, туда ездили в командировку? – осторожно поинтересовался он.

– Увы, нет, – возразил попутчик. – Я навестил родные места. Вам, конечно, это не интересно, но я родился и вырос в Верхнеудинске!

– Поразительно! – не удержался от восторженного восклицания Азат. – Я ведь тоже родился и вырос в Верхнеудинске!

На лице попутчика отразилось изумление.

– Бывает же такое, – после минутного замешательства сказал он. – Кто бы рассказал, я бы не поверил!

– И всё же случай свёл нас, землячок, – заговорил Азат оживлённо. – Пусть в это трудно поверить, но против очевидного не попрёшь!

– Действительно, получается, что бывает, – развёл руками попутчик и представился: – Иосиф Бигельман. Может быть, приходилось слышать моё имя?

– Что-то припоминаю, – задумался Азат. – Ты в Верхнеудинске вроде бы сотрудничал с полицейской охранкой?

– И такое было, – не стал отпираться сосед. – Но только по принуждению… Давно это было, очень давно. А теперь уже много лет я портной в славном городе Ленинграде. И у меня очень много клиентов, так как я очень хороший портной.

– А я тоже живу в Ленинграде! – рассмеялся Азат. – Работаю врачом и… У меня тоже много пациентов! А я тебя вспомнил, Иосиф, и не имею к тебе никаких претензий за твоё прошлое! Жаль, что ничего не прихватил с собой в дорогу, а то предложил бы тебе выпить за встречу!

– Я, конечно, пью очень редко и мало, – скупо улыбнулся Бигельман, – но бутылочку с собой вожу всегда. Сейчас мы её откроем и выпьем за встречу. Или у тебя другое мнение на этот счёт?

– Другого мнения быть не может! – ещё больше оживился Азат. – Встретились два земляка при необычных для обоих обстоятельствах и… Нам просто необходимо выпить и побеседовать, благо, что до конечной остановки ещё уйма времени.

***

Утром, когда Азат вышел из поезда на платформу вокзала, его уже встречали два человека в гражданской одежде. Он не сопротивлялся и покорно последовал за ними. Когда автомобиль остановился на заднем дворе перед дверью здания НКВД, он удивлённо посмотрел на сопровождавших его людей:

– Спасибо за доставку, товарищи! Я как раз сам сюда собирался.

Беседа Мавлюдова с Овчаренко длилась почти три часа.

– Ну, так что, я тебя слушаю, – начал приветливо майор, восседая за столом. – Ты, наверное, много чего хочешь порассказать мне о своей встрече с Мартином Боммером, не правда ли, товарищ Рахим?

– Конечно, именно это я и собирался сделать, – кивнул Азат и последовательно пересказал майору историю своей встречи с Мартином, утаив информацию о рецептах и о предложении Боммера переехать в Германию.

– Ты ничего не утаил от меня? – строго спросил майор. – И как Боммер объяснил цель своего визита в СССР?

– Да никак, – пожал плечами Азат. – Он сказал, что приехал именно ко мне по обмену опытом.

В кабинете зависла гнетущая тишина.

– А ну, расскажи, что больше всего интересовало Боммера в твоей лаборатории? – подался вперед, спрашивая, майор.

– Трудно сказать, – пожал плечами Азат. – Его интересовало всё в моей лаборатории. Только не заставляйте меня повторять всё сначала, да ещё со всеми подробностями?

– Надо будет, всё повторишь и не один раз! – сказал, как отрезал, Овчаренко. – А сейчас ответь на мой вопрос и не заставляй меня повторять его ещё раз!

Выслушав его, Азат побледнел и напрягся. Он почувствовал непреодолимое желание оказаться дома, но… Требование майора его встревожило не на шутку.

– Эй, товарищ Рахимов, ты что, язык проглотил? – подался вперёд Овчаренко. – Ты меня слышишь?

Азат попробовал что-то сказать в оправдание, но его ответ не удовлетворил майора.

– Итак, рассказывай всё ещё раз и со всеми подробностями, – потребовал он жёстко. – Меня интересуют любые мелочи, товарищ Рахимов, так что сосредоточься!

12

Матвей Воронцов открыл дверь и в нерешительности остановился – из коридора пахнуло сыростью.

– Никогда здесь не был, – поморщился он, говоря по-испански. – Такое ощущение, что я нахожусь у входа в гробницу.

– Ничего не знаю, – хмыкнула Урсула. – Мне было велено хозяином привести вас сюда. А уж идти к нему или нет, решайте сами.

– Ты заманиваешь меня в ловушку? – сомневался Матвей.

– Поменьше рассуждайте и шагайте вперёд, – и Урсула подтолкнула его кулачком в спину. – Дон Антонио уже заждался вас. Сейчас он, наверное, очень нервничает и в таком состоянии может наговорить вам кучу неприятностей.

Дверь была массивная, гладкая, с солидной бронзовой ручкой. Из-за нее пахнуло спертым затхлым воздухом.

– Ух, чёрт! – выругался Матвей. – А здесь и вовсе находиться просто невозможно! Как может твой хозяин вести какие-то деловые переговоры в такой ужасной клоаке?

– Это у него спросите сами, – огрызнулась Урсула. – Ступайте за мной и поменьше болтайте, а то язык прикусите, амиго!

– Идём, – пожал плечами Матвей. – Ей-богу, у меня такое ощущение, будто я путешествую по сточной канаве.

Воронцов и девушка вышли на площадку, от которой вниз вела ржавая железная лестница с крутыми ступеньками. Спустившись по ней, они оказались в мрачном помещении, на стенах которого, от переизбытка влаги штукатурка вздулась большими пузырями. Было слышно, что где-то капает вода.

Воронцов потерял всякое представление о времени и пространстве и собрался с мыслями лишь тогда, когда Урсула подвела его к очередной двери.

– Никогда бы не подумал, что дон Антонио спрячется так глубоко и «надёжно», – хмыкнул с издёвкой Воронцов, разглядывая комнату, в которую привела его девушка. – Здесь твоего хозяина, конечно, никто найти не сможет. Я сам впервые вижу такую нору, в которой…

Он не договорил фразы, так как в глаза бросился письменный стол, на котором были свалены папки. Среди всевозможного хлама стояла бутылка с водкой, стакан и несколько пачек папирос.

– Дон Антонио, вы здесь? – выдохнул Матвей.

– Хочешь меня видеть? Изволь, – послышался голос де Беррио, и спустя мгновение он вышел из-за ширмы в углу с револьвером в правой руке и с дымящейся папиросой в левой.

– Дон Антонио, вы? – Матвей отступил на шаг. – Но-о-о… Что вы здесь делаете?

– Прячусь, чего же ещё, – ответил тот, усаживаясь за стол. – Эта заброшенная слесарная мастерская – моё первое приобретение недвижимости на португальской земле. Сначала я собирался её восстановить, а потом решил, что это не обязательно. На эту кучу хлама никто не обращает внимание, и потому она является идеальным убежищем!

– Так-то оно так, – пожал плечами Матвей, – но у вас многочисленная охрана. Есть ли смысл гробить здоровье в этой промозглой берлоге, если вашу виллу охраняет огромный штат вооружённых людей?

– Да будь у меня под ружьём хоть целая армия высококлассных бойцов, она не спасёт меня, – возразил с ухмылкой дон Антонио. – Если меня решили убить, то сделают это, выждав благоприятный для покушения момент!

– И что, вы собираетесь прожить здесь всю свою жизнь? – усмехнулся с сарказмом Матвей. – Вы здесь простудитесь и умрёте быстрее, чем на вас будет организовано покушение!

– Ты хочешь сказать, что беспокоишься за мою жизнь? – покачал с сомнением головой дон Антонио. – А вот я тебе не верю! Моя скоропостижная смерть прежде всего выгодна тебе, господин Воронцов, не так ли? А может быть, ты в неведении, что меня вынудили подписать документ, в котором я передаю в твоё владение всё своё состояние?

Матвей на минуту смутился и промолчал.

– Ответь мне правдиво, Воронцов, ты давно ведёшь двойную игру? – наливая в стакан водку, поинтересовался дон Антонио. – Как мне помнится, наши совместные планы были совершенно иными.

– Да-а-а… но-о-о… – Матвей напрягся. – Всё пошло не так, как мы рассчитывали, господин Бур… Извините, господин де Беррио, – медленно начал он, продумывая каждую фразу. – Эти, гм-м-м… Эти господа из Сопротивления умело навязали нам свою волю. Они тщательно подготовились и…

– Можешь не продолжать, господин Воронцов, – поморщился, выпив водку, дон Антонио. – Не надо быть мудрецом, чтобы осмыслить и понять все твои действия.

Лицо Матвея вдруг просветлело, видимо, пришедшая в голову удачная мысль придала ему уверенность.

– Дон Антонио, – начал он с едва заметной улыбкой. – Я не хотел говорить преждевременно, но… Считаю, что вы должны знать всё. Я уверен, что, выслушав меня, вы снова вернёте ко мне своё доверие.

– Ты действительно в этом уверен? – замер тот от неожиданности с зажженной спичкой. – Мне кажется, что я и так знаю достаточно, чтобы не раздумывая выстрелить из револьвера тебе прямо в лоб.

– Можете стрелять, если хотите, – пожал плечами Матвей. – Но лучше сначала выслушайте меня, господин де Беррио.

– Хорошо, попытайся оправдаться, а я послушаю, – согласился дон Антонио и посмотрел на притихшую у двери Урсулу. – Оставь нас, девочка, – сказал он по-испански. – Если понадобишься, то я позову тебя.

Она кивнула и вышла.

– А теперь я внимательно тебя слушаю, – перевёл взгляд на Воронцова дон Антонио. – Я просто умираю от любопытства, ожидая, как ты будешь изворачиваться и лгать ради спасения своей шкуры.

– Ни лгать, ни изворачиваться я не собираюсь, – обиженно поджал губы Матвей. – Я буду говорить правду, и воля ваша – верить мне или…

– Валяй говори, не морочь мне голову! – потребовал дон Антонио, угрожающе постучав стволом револьвера по столу. – Ты сам узнаешь, поверил я тебе или нет, по хлопку выстрела. Мы найдем где похоронить тебя!

– Что ж, разговор будет долгим, – тоном заговорщика предупредил Матвей и присел на стул у стены. – Всё, что произошло с вами, – начал он, – никаким боком меня не касается. Как мы и договаривались, я был занят подготовкой барж к отплытию в Россию. А господа эмигранты-патриоты не ставили меня в известность относительно своих намерений, касающихся вас.

– Ну и… что дальше? – подался вперёд дон Антонио. – Чего замолчал, господин Воронцов?

– А-а-а… это всё! – развёл тот руками. – Документ, в котором вы передаёте мне свои капиталы и все полномочия, они составили по своей инициативе, и я к этой махинации тоже не причастен.

– Очень хочется верить, глядя на твоё честное лицо, Воронцов, но я всё ещё не верю, – вздохнул дон Антонио. – Только кретин может поверить в озвученную тобою ахинею. Ты в сговоре с этим отребьем, и это ясно как день. И ты жаждал заполучить мой капитал и всячески добивался этого!

– Если бы я добивался, то вы были бы уже мертвы, господин де Беррио, – возразил Матвей. – Ну, посудите сами, зачем вас оставлять живым, если бумага уже подписана?!

– Логично, но не совсем, – усмехнулся дон Антонио. – Меня оставили живым на всякий случай… А вдруг ваши злодейские дела пошли бы не так, как вы планировали? Когда дело было бы сделано и мои деньги осели бы в ваших карманах, вот тогда мне не прожить бы и дня! Ты со мной согласен, мерзавец?

– Мне ничего не остаётся, кроме как развести руками, – ухмыльнулся Матвей. – Вы меня не слышите, господин де Беррио, или не хотите слышать. Теперь вы легко можете опровергнуть подписанный под нажимом документ и лишить его юридической силы.

– Я непременно так и поступлю, – вздохнул дон Антонио и взвёл курок револьвера. – И ещё… Лишив меня жизни, вы не добились бы ничего! Существует завещание, согласно которому всё, что я имею, переходит к моему брату Виталию, известному в Южной Америке как дон Диего! Вам не достать его, как ни старайтесь. Так что бумажка, которую я подписал под вашим нажимом, так бы и осталась просто бумажкой!

– Сомневаюсь, – покачал головой Воронцов. – Пока суд да дело, пока бы нашли ваше тело или каким другим способом доказали вашу смерть, пока завещание вступило бы в силу, от вашего капитала не осталось бы ни шиша! Поверьте, меня бы тоже, как и вас, заставили по принуждению «распорядиться» вашим состоянием, как бы это мягче сказать, «в полную силу». Времени вполне достаточно, чтобы оставить вас без гроша, и те, кто называет себя «борцами с большевистской Россией», наверное, обязательно бы поспешили!

– Спеши не спеши, но у них бы всё равно ничего не выгорело, – неожиданно рассмеялся дон Антонио. – Моя подпись на документе ничего не значила.

– Как это ничего? – удивился Воронцов. – Я хорошо знаю, как вы подписываете документы, и не заметил никакого подвоха.

– А он был, Матюшенька, – ещё громче рассмеялся дон Антонио. – Был-был, не сомневайся. Никто из бандитов не заметил, ты не заметил, а банкиры бы разглядели! Работа у них такая скрупулезная! Я всего лишь сделал крохотную помарку в условленном месте и… Она послужила бы большим сигналом никаких операций не производить! Так что…

– У-у-ух, – выдохнул Воронцов то ли с раздражением, то ли с облегчением, и на его лице появилась улыбка. – У меня прямо гора с плеч, – сказал он и потёр ладони. – А теперь можете застрелить меня, босс, прямо сейчас, без сожаления! Я умру с чистой совестью и…

– Ну, будя-будя, – сделавшись серьёзным, сказал заплетающимся языком дон Антонио и положил на стол револьвер. – Даже если ты грешён, я прощаю. А отправку барж в Россию я отменю завтра. Не хочу принимать участие ни в каких авантюрах и помогать всякого рода проходимцам.

– Почему завтра, а не сегодня? – спросил Воронцов, настороженно глядя на него. – День только начинается и…

– И я уже пьян, – ухмыльнулся дон Антонио. – Теперь мне уже спешить некуда. Ты уйдёшь, а я отосплюсь и завтра заявлю о себе!

– Тогда я пойду, если стрелять в меня передумал, босс? – привстал со стула Воронцов.

– Давай проваливай, – кивнул дон Антонио, отставляя пустую бутылку и доставая из тумбочки стола ещё одну. – Никому ничего не вякай про нашу встречу, особенно Бадалову и гаду Быстрицкому. Ни единой душе не трезвонь, что меня видел, понял?

– Никогда и ни за что, – заверил Воронцов.

– Меня нет… Я не существую! И убежища этого нет. Ничего нет! Дырку от бублика тем, кто меня ищет!

– А если на вашу нору всё же кто-то случайно наткнётся? – осторожно поинтересовался Матвей. – Вполне может такое случиться, так ведь?

– Когда я здесь, сюда никто не войдёт, – пьяно хмыкнул дон Антонио. – А кто сюда придёт в моё отсутствие, никогда отсюда не выйдет! Стоит только открыть дверь, и бух! Вся эта преисподняя взлетит на воздух!

– Но она может взлететь и когда вы здесь?

– Может, но не взлетит. Я отключаю всю адскую машину, когда прихожу сюда, чтобы отдохнуть душой и насладиться жизнью в компании с водкой…

13

Воронцов вошёл в ресторан и занял место за одним из столиков у окна. Оглядевшись, он подозвал официанта и заказал бокал вина. Ждать пришлось недолго: Быстрицкий и Бадалов вскоре явились.

– Ну и местечко ты выбрал, – надменно фыркнул Быстрицкий, приближаясь к столику и критически осматривая зал.

Воронцов тут же не преминул заметить:

– Господа, кроме нас, в ресторане никого нет! Мы можем говорить о чём угодно и сколько угодно!

– Так о чём мы будем говорить? – поинтересовался Быстрицкий. – Конечно, о господине Бурматове, которого вам удалось разыскать.

– Да, я нашёл, где скрывается босс, – уточнил Матвей. – А вас я пригласил, чтобы сообщить эту радостную новость. Вас ещё интересует его гнусная личность?

– Несомненно, – нетерпеливо заёрзал на стуле Бадалов. – Как самочувствие господина Бурматова?

– Босс по-прежнему глушит стаканами водку и выкуривает пачки папирос, – усмехнулся Матвей. – А, в общем-то, выглядит бодро и полон решимости дать вам бой!

– Почему только нам? Разве он вычеркнул тебя из списка? – язвительно поинтересовался Быстрицкий.

– Я сумел убедить его в своей непричастности к вашим делишкам, – ухмыльнулся Матвей. – Он долго держал меня под прицелом револьвера, но, как видите, отпустил целым и невредимым!

– То-то и странно, что отпустил, – сказал задумчиво Быстрицкий. – Он или полный кретин, или…

– Трудно сказать, – пожал плечами Матвей. – Он вообще-то очень странный и непредсказуемый. Сколько я его знаю, ещё с дореволюционных времён, он всегда был такой.

– Вот это меня и настораживает, – вздохнул Быстрицкий. – Своей непредсказуемостью он нам может смешать все карты и провалить операцию.

– Может, не сомневайтесь, – кивнул Матвей. – Он не только непредсказуем, но и умён. Митрофан уже сегодня заявил мне при встрече, что завтра начнёт с того, что отменит отправку барж в Россию! Тогда всем нашим стараниям конец! И документ он аннулирует как липовый! Господи, и как вы поступили столь опрометчиво, господа, что выпустили его из замка?

– Сбежать из замка ему помогли нагло и дерзко, – хмуро буркнул Бадалов. – Это были хорошо подготовленные люди. А ты, господин Воронцов, случайно не приложил к этому руку?

– Глупо подозревать меня, господа, в чём-то неблаговидном, – ухмыльнулся Матвей, отпив глоток вина. – Я только что приобрёл в полное распоряжение огромное состояние и вдруг… Я не полный идиот, чтобы отказаться от такой кучи денег!

– Помилуй бог, от вас никто не требует оправданий, господин Воронцов, – сказал угрюмо Быстрицкий. – Вас никто не подозревает в помощи Бурматову. Лучше расскажи подробно, о чём беседовал с Митрофаном, чтобы можно было точнее представить, как действовать дальше.

– Извольте, господа, – усмехнулся Матвей и подробно пересказал собеседникам разговор с Бурматовым.

– Признаюсь честно, я так и не понял, почему он был чертовски откровенен с тобой, – после минутной паузы высказал сомнение Бадалов. – Митрофан держал тебя на прицеле и по всем законам логики должен был нажать на курок. А он, видите ли, взял и передумал стрелять. Какое великодушие?! Не знаю, как вы, господа, но мне этот его поступок объяснить крайне сложно!

– К концу разговора он был мертвецки пьян, вот и нагородил всякой чуши, – продолжил Воронцов. – А ещё… а ещё он всё же доверяет мне. «Босс» поверил в мои оправдания, и, представьте себе, не выстрелил!

– А такое может быть? – задал вопрос Быстрицкий. – Ты его знаешь больше, чем мы, и, стало быть…

– Когда проспится и не вспомнит, о чём говорил со мной, – уверенно сказал Матвей. – В нетрезвом состоянии «босс» становится не в меру добрым, щедрым и словоохотливым, а когда проспится, ничего не помнит. Ничего не поделаешь, исконно русская привычка!

– И что же нам с ним делать, господа? – оживился Бадалов. – Будем ждать, когда он проспится и сведёт на нет все наши старания?!

– Его надо устранить, причём немедленно, – хмуро высказался Быстрицкий. – Вот только… Надо хорошенечко обдумать все наши действия прямо сейчас, чтобы не угодить, чего доброго, впросак или попасть в хитроумную ловушку!

– Убивать Бурматова тоже не с руки, – засомневался Бадалов. – Он же сказал Воронцову, что поставил подпись на документе с какой-то причудой.

– Ничего страшного, господа, – засуетился Матвей. – Я знаю человека, который очень тонко подправит подпись Бурматова на бумаге. Оставлять его в живых сейчас крайне опасно. Когда Митрофан проспится, вся планируемая акция окажется под угрозой!

– Тогда решено, – подвёл черту Быстрицкий. – Как только стемнеет, навестим господина Бурматова в его убежище. На этот раз выяснять отношения с ним не станем, а отправим предателя прямиком к чёрту в ад…

В ресторан вошли двое мужчин в дорогих костюмах из чёрного сукна. Они уселись за стойкой и заказали выпивку.

– Это наши люди, – скупо улыбнулся Быстрицкий. – Они пойдут с тобой на ликвидацию Бурматова.

– Они? – глаза у Матвея полезли на лоб. – А вы? Я рассчитывал именно на ваше участие.

– Наше дело мозгами шевелить, а грязной работой пусть другие занимаются, – усмехнулся Бадалов и обернулся к мужчинам у стойки. – Пожалуйте к нам, господа! – негромко позвал он. – Знакомьтесь, господин Воронцов, это господин Ковалёв, – кивнул он на худощавого, – «в миру» месье Жан. А второй Иван Милютин. Можешь называть его просто Малюта…

***

Стоя в десятке метров от входа в убежище Бурматова, Матвей с ужасом смотрел на ничем не примечательную, изъеденную ржавчиной дверь.

– Ну и чего мы выжидаем? – прошептал ему в ухо «месье Жан.

– Предчувствие у меня какое-то нехорошее, – признался нехотя Матвей.

– Труса празднуешь?

Воронцов пожал плечами, не желая продолжать разговор.

– Как будем действовать? – спросил Малюта. – Заходим дружно и…

– Твой план в нашей ситуации не годится, – нервно перебил его Матвей. – Бурматов мне говорил, что дверь им заминирована и когда его нет в убежище. Если мы её откроем, то за наши жизни никто не даст и ломаного гроша.

– А когда он там? – поинтересовался месье Жан. – Если он сейчас там, то войти можно без риска для жизни.

– Наверное, но ручаться не могу, – пожал плечами Матвей. – От Бурматова можно ожидать всяческих сюрпризов. Он всегда был себе на уме.

Он сделал глубокий вдох, и проникший внутрь прохладный ночной воздух несколько успокоил его.

Привязав верёвку за ручку, сообщники осторожно открыли дверь. Взрыв не прозвучал, и это вселило уверенность.

– Значит, Бурматов всё ещё там, – сказал месье Жан, подталкивая в спину замершего в проходе Воронина. – Надеюсь, ничего не взорвётся, пока мы будем пробираться к его норе.

– Когда я ходил к нему на беседу, вроде никаких ловушек не было, – неуверенно ответил Матвей. – Вот только Урсула может находиться где-то рядом. Его подстилка и телохранительница в одном лице. Она такая…

– Что это за Урсула, о которой ты говоришь? – насторожился месье Жан.

– Та самая, которая организовала побег Бурматова из замка, – хмуро сообщил Малюта. – Я чудом уцелел после того, как она сбила меня машиной.

Они спустились по лестнице вниз, проследовали по коридору и остановились перед дверью, расположенной чуть в стороне от ржавых сточных труб.

Матвей отчаянно боролся со страхом. «Господи, спаси и сохрани, – думал он. – Если Митрофан решил устроить нам ловушку, то у него это получилось удачно… Э-э-эх, и зачем я только предал его, связавшись с этими “патриотами”? Что меня дёрнуло поверить в их сказки о борьбе за освобождении России от большевизма? Что у меня общего с этими дегенератами, Господи, скажи и сохрани мою дурную голову!»

В комнате было тихо и пусто, на столе две пустые бутылки и несколько пачек с папиросами.

– Ну и как всё это объяснить? – поинтересовался встревоженно месье Жан. – Где пьяный в стельку Митрофан Бурматов, который должен дрыхнуть без задних ног, как было обещано?

– Сам не знаю, – огрызнулся Матвей. – Может быть, он куда-то вышел? Здесь должна быть ширма, а за ней проход. Не исключено, что он им воспользовался.

– Значит, он убрался отсюда, – буркнул недовольно Малюта.

– Мы его возвращения ждать не будем, – нервно хмыкнул месье Жан.

– Как это не будем? – неожиданно заупрямился Малюта. – Нам приказано его ликвидировать, и мы должны выполнить этот приказ! Я лично раздавлю этого подлюгу, даже не повредив кожу!

– Раз его здесь нет, значит, надо уносить ноги! – заторопился месье Жан. – Молите бога, чтобы он не оставил нам никаких сюрпризов!

– Я тоже за то, чтобы побыстрее уносить отсюда ноги, – согласился с ним Матвей.

– Будь по-вашему, уходим, – был вынужден согласиться с ними Малюта. – С этим прохиндеем я успею ещё поквитаться. Я его…

– Урсула, дорогая, а у нас гости! Господин Воронцов снова предал меня, как считаешь? И как после такого верить людям?

Услышав чётко выговариваемые слова, доносящиеся неизвестно откуда, Матвей, месье Жан и Малюта замерли от неожиданности и испуга.

– Это сверху, – сказал Матвей. – Звук идёт из вентиляционных труб.

– Молчите! – прошептал месье Жан, пятясь к двери. – Они рядом. Они где-то здесь. Мы у них как на ладони, и в их руках наши жизни!

– Дон Антонио, а ведь они пришли убить тебя? – прозвучал томный голос Урсулы, говорившей на ломаном русском языке. – Ты же не позволишь им уйти отсюда живыми?

– Наверное, позволю на этот раз, – усмехнулся тот. – Иначе здесь всё взлетит на воздух, и мы погибнем вместе с ними!

Девушка хихикнула.

– А я приготовила им сюрприз, дорогой хозяин! – сказала она. – Они больше никогда не выйдут отсюда!

– И что ты приготовила, моя чёрная кошечка? – полюбопытствовал Бурматов елейным голосом.

– Сюрприз! – снова хихикнула Урсула. – Сейчас мы уйдём, а они отсюда никогда не выйдут! Я нажала на ту красную кнопочку, на которую всегда нажимаешь ты, уходя отсюда.

– Что ты наделала, дура безмозглая! – истерично выкрикнул Бурматов. – Бежим скорее отсюда, пока не превратились в пыль вместе с этими идиотами!

Плохо соображая и чувствуя головокружение, Матвей рванулся к выходу. Месье Жан и Малюта поспешили следом. Они быстро пробежали по коридору, поднялись по лестнице вверх, открыли дверь, и в это время громыхнул взрыв такой силы, что всё содрогнулось вокруг, вздыбилось и осело. Место, где несколько минут назад находилась заброшенная слесарная мастерская, превратилось в огромную дымящуюся воронку.

14

В Улан-Удэ поезд прибыл ночью. В городе разыгралась пурга, которая не утихала уже вторые сутки.

Как только поезд остановился у перрона, тут же открылась дверь тамбура, и в вагон вошёл человек, облепленный снегом. Это был станционный рабочий.

– Прошу внимания, товарищи! Поезд дальше не пойдёт! Все пути занесены снегом! Радуйтесь, что доехали хотя бы до нашего города, а не застряли где-нибудь на перегоне!

Как только он замолчал и замер в ожидании вопросов, пассажиры почувствовали, как от резких толчков ветра качаются вагоны.

– Кто хочет дожидаться продолжения поездки в гостинице, милости просим! – продолжил громогласно железнодорожник. – Оставаться в вагоне не советую! Пурга вон заборы валит, столбы телеграфные, сараи и крыши срывает с домов, так что…

– А нам это как раз кстати, – улыбнулась Маргарита радостно. – Никто нас на улице не остановит и документы не проверит.

– И до хаты доберёмся не оглядываясь, – поддержал её Дмитрий. – Идти нам недалеко и… Ничего, не сломаемся.

Кузьма, выслушав обоих, иронично усмехнулся и, накинув на плечо изрядно полегчавший вещмешок, направился к выходу.

Больше часа они брели, утопая в снегу и задыхаясь от плотного ветра. Первым шёл Дмитрий, за ним Маргарита, а Кузьма замыкал шествие. Направление ветра определить было невозможно, и казалось, что он дует со всех сторон. С грехом пополам они добрались до занесённого по самую крышу снегом домика.

Перед ними появилась хозяйка – приятного вида полноватая преклонных лет женщина.

– Наконец-то, – сказала она с приветливой улыбкой, – а я и не чаяла, что вы нынче приедете.

– Мы сами не знали, что явимся «нынче», – устало отозвалась Маргарита, раздеваясь. – Давай-ка накорми нас побыстрее, Семёновна! Мы умотались в дороге и едва на ногах держимся…

– Оно понятно, – вздохнула старушка. – На дворе-то чертяка ногу сломит. Вон ведь как метёт пуржища!..

– Какие сплетни гуляют по городу? – поинтересовалась Маргарита, садясь за стол. – Всё ли спокойно?

– Да как сказать, – развела руками старушка. – Вас ведь давно не было. Говорят вот, япошки шалят, войной грозят, а у нас… А у нас тишь, гладь да божья благодать. Слава богу, с голода покуда не пухнем, хотя и сладко не едим, как бывалочи.

– А вы давно здесь живёте? – спросил Кузьма.

– Я, милок, родилась здесь, выросла и до седин дожила, – ответила хозяйка, вздыхая. – Замуж вышла, детишек родила тоже здесь. А теперь вот одна осталась на старость лет и свой век доживаю.

Кузьма хотел спросить ещё о чём-то, но Маргарита ткнула его локтем в бок:

– Не донимай её расспросами, понял? Она прожила тяжёлую жизнь, и любые воспоминания сильно её тревожат.

– Да чего уж там, – смахнув слезу, вздохнула Семёновна. – Куда уж деться от воспоминаний этих. Мне только и остаётся, что жить с ними, видать, судьбина моя такая мужа и детей пережить.

– И муж, и сыновья её в лагерях сгинули, – пояснил Дмитрий.

– Всё, достаточно, – остановила его строгим взглядом Маргарита. – Вам что, поговорить не о чем? Ешьте, умывайтесь и спать. У нас для разговоров другие темы, но и их мы обсудим завтра.

***

Одиночество, завывание пурги и убийственный мрак, к которому, казалось, Кузьма был уже привычен, сегодня особенно остро угнетали его. Он ворочался с боку на бок в постели, пытаясь сосредоточиться. В голове роились кошмарные видения, которые, тягуче растворяясь, заставляли его открывать глаза и пялиться в потолок.

Не выдержав, Кузьма встал с кровати. Маргарита и Дмитрий спали в другой комнате и не услышали противного скрипа пружин. Он провёл ладонями по забинтованному лицу, зажмурился и снова открыл глаза.

Внезапно Кузьму охватила острая тоска. Ему страстно захотелось прогуляться по любимому городу, в котором он не был двадцать лет. Ему захотелось увидеть людей, вывески, магазины…

– Мадина, – позвал он тихо, и собственный голос показался ему незнакомым и странным.

В сильнейшем волнении он вернулся в кровать, вытянулся во весь рост, и тут же перед его мысленным взором возник город, который хранился в памяти все эти долгие годы.

Вот Кузьма, ещё совсем юный, безусый, беззаботно шагает вдоль берега реки Уды, небрежно засунув руки в карманы. Вид у него конечно же неважнецкий. Драные брюки, застиранный пиджачок, но так счастлив!

Вот Кузьма прошёлся по улице, свернул на другую, застроенную красивыми домами. Затем попал на рыночную площадь, большую и всю загромождённую повозками, – был базарный день. Кузьма с интересом присматривался к встречным людям. Устав, он нашёл в сквере пустую скамейку и сел. И вдруг…

Кузьма не поверил своим глазам: по улице шла девушка, очень похожая на Мадину. Её сопровождал худощавый, неприятной внешности парень, напоминавший его вечного соперника Азата Мавлюдова. Кровь бросилась в лицо Кузьмы, он напрягся, сжал кулаки, и… Так и остался сидеть на месте, потому что девушка прошла мимо, не обратив на него внимания.

«Наверное, Мадина разлюбила меня, – с горечью подумал он. – Но чем лучше тот хлюпик, что шёл с ней?..»

Почувствовав себя бесконечно одиноким, Кузьма проснулся. И в этот момент в комнату вошла Маргарита с поносом в руках.

– Послушай, а может, хватит? – посмотрел на неё Кузьма. – Без бинтов и мазей болячки быстрее заживут на моём лице.

– Тебе что, бинты мешают? – с сарказмом отозвалась женщина. – Привыкнуть уже пора. Тебе и внешность маскировать не надо.

– Меня и без бинтов никто узнать не сможет, – хмыкнул Кузьма. – Я, стоя перед зеркалом, сам себя не узнаю.

– Прошу, не упрямься! – требовательным тоном сказала Маргарита. – Я желаю тебе добра и хочу, чтобы ты побыстрее выздоровел!

– Делай, что хочешь, – вздохнул Кузьма, – только выпусти меня прогуляться по городу.

– Делать тебе там нечего, – неожиданно разозлилась Маргарита. – В твоих и наших интересах сидеть здесь тише мыши! Нам не надо привлекать к себе внимания, пойми. Здесь тоже есть НКВД и служат там далеко не глупые люди!

– А мне надоело от всех скрываться! – заупрямился Кузьма. – Я давно не видел Верхнеудинска, и раз уж я здесь…

– Нет, здесь тебя нет, – сквозь зубы процедила Маргарита. – Это только ты и мы знаем об этом. Семёновна не в счёт, она ничего никому не скажет.

– А я не хочу таиться по норам, – упорствовал Кузьма. – Я хочу жить честно и открыто, как все вокруг. Я…

– Честно и открыто ты будешь жить в лагере лет двадцать, – усмехнулась Маргарита. – Там не будет необходимости от кого-то прятаться. А лучше потерпеть ещё чуть-чуть – и за кордон. Вот там будешь жить беззаботно и счастливо!

– Нет, там так жить не получится, – замотал головой Кузьма. – Чтобы красиво и беззаботно жить за границей, нужны деньги, много денег! А таковых у нас нет. И на работу там так просто не возьмут, я это знаю!

– Нужны деньги, мы найдём их, – удивила его Маргарита. – Где и как, не спрашивай, это не твоё дело!

– Как долго мы будем пребывать на нелегальном положении? – тут же задал вопрос Кузьма и, не дожидаясь ответа, спросил снова: – Ты не стесняешься присутствия рядом, в одной комнате, взрослого сына? Или вы спите ночами одетыми?

Маргарита замерла в замешательстве, не зная, что ответить. С потемневшим от гнева лицом она сдёрнула с головы Кузьмы остатки бинта и отвесила ему хлёсткую оплеуху.

– Заткнись, сволочь, или я за себя не ручаюсь! – угрожающе прошипела гадюкой разгневанная Маргарита. – Сколько надо, столько и будешь здесь жить, не высовывая рыла наружу! Вздумаешь артачиться, на цепь посадим, но не будем подвергать себя хоть какой-то опасности!

– Нет, хватит верховодить надо мной, я теперь у себя дома! – заартачился Кузьма. – И власть твоя надо мной кончилась. Ты вооружила меня револьвером и…

– Ты о нём, папа? – послышался от двери голос Дмитрия, и он сам вошёл в комнату, держа в руке револьвер. – Мать вооружила тебя, не подумавши, а я разоружил. Даю совет – дерзить маме и идти против её воли неосмотрительно и крайне опасно! Запомни это раз и навсегда, папа…

15

Наступила весна 1940 года. Солнце день ото дня становилось горячей и пробуждало застывшую землю. Шумливо и дружно запели ручьи, смывая ледяную грязную корку и обнажая прошлогоднюю траву. Оживали кусты и деревья, слышались звонкие птичьи голоса.

Иосиф Бигельман, после встречи в поезде, стал всё чаще и чаще навещать Азата. Не договариваясь, они решили, что будут навеки друзьями, так как их соединила сама судьба.

Дружба их началась с того, что однажды утром Иосиф постучал в дверь квартиры Мавлюдова. Азат открыл и, увидев Бигельмана, замер. На Иосифа было жалко смотреть: лицо отекло от бессонных ночей, вид понурый. Он был погружен в свои мысли и молчал, не отвечая на задаваемые Азатом вопросы. Однако время от времени поднимал на него глаза, глупо улыбался и снова впадал в необъяснимую прострацию.

Всю вторую половину дня Азат старался привести его в чувство. О чём думал его гость, он не знал, но видел, что Иосифу очень плохо. Бигельман то краснел, то бледнел и опускал глаза в стол, так и не прикасаясь к наполненному вином фужеру.

Наступил вечер. Сил у обоих уже не было, но Иосиф так и не проронил ни слова.

Проснулся Азат рано утром. Иосиф был уже на ногах и сердечно поблагодарил его за участие и предложил пообедать в кафе. Так они провели весь следующий день, разглагольствуя о всякой чепухе, но больше всего о Верхнеудинске, вспоминая о малой родине с теплотой и нежностью.

Затем они не виделись две недели. Азат с головой ушёл в работу в лаборатории, и ему казалось, что он скрылся от всего света. Учёные, на которых он произвёл впечатление «своим» сногсшибательным докладом, не раз приглашали его на встречу, но он всячески игнорировал их приглашения, так как сказать ему было нечего.

Мартин Боммер тоже ничем не напоминал о себе. Его молчание радовало Азата, так как он не верил, что Мартин действительно собирался забрать его к себе в Германию. Письма Боммера или весточки от него могли насторожить НКВД со всеми вытекающими из этого последствиями.

Две недели спустя Бигельман приехал к Азату в лабораторию. Всё у него складывалось как нельзя лучше. От прошлой опустошённости и печали на лице гостя не осталось и следа.

Так «нечаянно» подружились два изгоя, почувствовав друг в друге родственную душу. Праздники и выходные они проводили вдвоём, и, казалось бы, всё хорошо, их отношения крепли день ото дня, но…

***

Понедельник, 5 мая, оказался ужасным днём для Азата Мавлюдова. Выходя из подъезда, он едва не угодил под машину. А когда он подходил к лаборатории, из двери вышла уборщица с ведром. Не заметив Азата, она выплеснула грязную воду и окатила его с головы до ног.

Вне себя от ярости, он отчитал женщину самым грубым образом, вошёл в здание и, ни с кем не поздоровавшись, прошёл в свой кабинет.

«Чёрт возьми, – думал он раздражённо, моясь в душе, – не жертва ли я какого-то кошмара? Что-то всё из ряда вон плохо и кто знает, не ожидать ли чего похуже в этот явно не задавшийся день?»

Ему хотелось сохранить ясную голову и расслабиться, но вошла медсестра.

– Главного врача психушки арестовали, – сказала она. – Хорошо хоть «доноров» успели вернуть вовремя, а то…

«Час от часу не легче, – подумал Азат, переваривая новость. – Не зря я вернул ему его больных по первому требованию. Придержал бы их ещё, как намеревался изначально, то… Может быть, и я загремел бы с ним вместе».

В задумчивости Азат одиноко бродил по кабинету от двери к окну и обратно. Он перебирал в памяти минувшие дни, и в нём нарастала злость. Чтобы сорвать её хоть на ком-то, Азат решил немедленно поговорить с замом, но даже не успел пригласить его в кабинет, как тот появился на пороге.

– Вижу, я не кстати, – начал Куприянов, закрывая за собой дверь. – Вижу, вы сегодня не в духе, товарищ Мавлюдов, но… Надеюсь, вы выслушаете меня, так как это в ваших же интересах.

– Не понял, о чём ты? – хмуро глянул на него Азат.

– Пока вас не было, звонили из обкома, – ответил Куприянов.

Азат был вне себя от ярости – она клокотала внутри, как раскалённая лава в вулкане. Но слова зама мгновенно отрезвили его и привели в чувство. Меняясь в лице, он робко посмотрел на Куприянова:

– Кто именно звонил и по какому вопросу?

– Тот, кто звонил, не представился, – ответил зам. – Он только сказал, что сегодня, во второй половине дня, к нам привезут на лечение родственника товарища Жданова!

Азат вздрогнул, покачнулся и едва не упал со стула на пол. В другое время он, может быть, и обрадовался такому шансу блеснуть «способностями непревзойденного целителя», но только не сейчас. Запасы целебных настоек закончились, и он как раз собирался ехать в Верхнеудинск, чтобы пополнить их, но… Отказать в приёме родственнику первого секретаря обкома Жданова было равносильно самоубийству.

– О Всевышний, – простонал Азат, хватаясь за голову. – Ну почему именно сегодня, а не… – открыв глаза, он нервно дёрнулся и, глядя на зама, закричал. – Чего таращишься, Иван Фомич?! Иди, проследи, чтобы во всех помещениях лаборатории навели полный порядок! За всё головой отвечаешь лично ты, уматывай!

– Я давно уже отдал все необходимые распоряжения, – сказал Куприянов, направляясь к двери. – И паниковать особо нечего, к нам едут лечиться, а не с проверочной комиссией.

– Не указывай мне, что делать! – воскликнул, паникуя Азат. – Лучше иди и делай что говорю…

Встреча с заместителем окончательно расстроила Азата. Он ещё толком не пришёл в себя, как увидел въезжающую на территорию лаборатории новенькую легковушку и сразу же почувствовал дурноту.

Кое-как справившись с охватившей его слабостью, Азат выбежал на улицу. Вышедшие из автомобиля двое мужчин даже не ответили на его приветствие, или может быть, что-то сказали, но он не услышал их.

«Ну и денёк, – в который раз подумал Азат, уныло плетясь за гостями. – Прямо какой-то заговор против меня всех адских сил…»

Однако колебаться и медлить было нельзя ни минуты. Открыв дверь кабинета, он пропустил гостей вперёд себя, после чего вошёл следом.

– Я профессор Мавлюдов, товарищи, – представился он с натянутой улыбкой и таким спокойствием, какового и не ожидал от себя. – Заведующий этой лабораторией и…

– Мы те, о ком звонили из обкома, – сказал одетый в отличный костюм молодой мужчина. – Готовы ли вы нас принять, профессор?

– Конечно, готов, – улыбнулся Азат уже более приветливо. – Или, может быть, сначала чаю, а уж потом…

– Чай обождёт, принимайтесь за дело, – перебил его мужчина, усаживаясь на стул. – Я хочу немедленно знать диагноз товарища, которого привёз, чтобы мог доложить… Гм-м-м… Этого тебе знать необязательно. Главное, чтобы диагноз был точен, чтобы не нажить себе неприятностей.

Его слова смутили Азата, но он даже бровью не повёл.

– Мне неприятности ни к чему, – сказал он задумчиво. – А за точность диагноза не беспокойтесь, но я смогу определить его только после тщательного обследования пациента.

– Ладно, пусть будет так, – неожиданно согласился мужчина и вдруг представился: – Меня зовут Колобко Валерий Павлович. Я инструктор Ленинградского обкома. А привёз я к тебе, профессор, очень уважаемого человека, которого вы должны не только обследовать, но и вылечить. Он уже лечился у многих врачей нашего города и столицы, но его здоровье, к сожалению, не улучшается, а ухудшается.

– Ну-у-у… – Азат пожал плечами. – Вы думаете, что у других моих коллег не получается, а у меня…

– Брось разводить демагогию, профессор, – брезгливо поморщился Колобко. – Про тебя ходит слава как о чудеснике, излечивающем любые болезни! А этого товарища, которого я к тебе привёз, хоть расшибись, но ты обязан вылечить!

– Я сделаю всё, что смогу, – заюлил Азат. – Я многих вылечил, не спорю, но, к сожалению, не всех. У каждого человека свой особенный, индивидуальный организм, к каждому нужен подход.

– Не морочь мне голову, товарищ Рахимов, – поморщился Колобко. – В здоровье Ивана Трофимовича, которого я привёз, очень заинтересован сам товарищ… Не буду произносить его имя, ты и сам догадался, о ком я говорю. Так вот, от успеха лечения Ивана Трофимовича целиком зависит твоя карьера и твоё благополучие. Я оставляю его у тебя, под твою личную ответственность! Надеюсь, лечение и уход за ним будут подобающими?!

Инструктор выложил из портфеля на стол несколько толстенных томов и ткнул в них указательным пальцем.

– Эти документы – истории болезни Ивана Трофимовича, – пояснил он, с ухмылкой глядя на вытянувшееся лицо Мавлюдова. – Здесь ты найдёшь все ответы на интересующие тебя вопросы относительно диагноза Ивана Трофимовича. А диагнозов было много. Каждый врач ставил свой, но всегда ошибочный.

– Тогда начнём с обследования, – вздохнул Азат, с тоскою глядя на тома, лежавшие на столе. – Эти обязанности я возложу на очень ответственного товарища, своего заместителя Ивана Фомича Куприянова.

– Что мне доложить товарищу, гм-м-м… Вы знаете, о ком я…

– Доложите, что полное обследование будет длиться недели две-три, – сказал Азат. – Когда мы подтвердим диагноз из уже имеющихся или установим свой, сразу же возьмёмся за лечение.

– Хорошо, так и передам, слово в слово, – кивнул Колобко. – А ты звони, если что-то вдруг понадобится, товарищ Рахимов. Любую твою просьбу исполним безотлагательно.

Взяв со стола листок и ручку, он написал номер телефона, после чего подошёл к мужчине, которого привёл с собой.

– До свидания, Иван Трофимович, – сказал он. – Лечись, поправляй здоровье… А я буду навещать тебя и контролировать, как идёт процесс и как с тобой обращаются уважаемые медики! Не сомневайтесь, они тебя вылечат, и ты проживёшь ещё очень долгую счастливую жизнь!

Пожав вялую руку сидящего в кресле пожилого мужчины, Колобко кивнул на прощание Мавлюдову и покинул кабинет.

«Вот как бывает, чёрт подери, – мысленно выругался Азат, хмуро разглядывая нового пациента. – Привезли старческий хлам, которому давно уже пора гнить в могиле, и мыкайся с ним… Видимо, вылечить его уже невозможно и остаётся…»

В кабинет заглянул Куприянов. Увидев унылый вид заведующего, он тут же вошёл и прикрыл за собой дверь.

– Ты вот что, Иван Фомич, – обратился к нему Азат, – бери больного, оформляй его в первую палату и сразу же приступай к обследованию.

– Срок какой? – покосился на старика зам.

– Две недели минимум, – вздохнул Азат. – Прикрепи к нему сиделку, и чтобы ни на минуту не отходила от его кровати.

– А что у вас на столе? – округлил глаза Куприянов. – Это…

– Это истории болезни Ивана Трофимовича, – продолжил за него Азат. – Изучай, не ленись… Всё, что прочтёшь, написано, как я думаю, не простыми рядовыми врачами, а профессорами и академиками!

16

Расположившись на скале, Владимир Александрович Быстрицкий поднес к глазам бинокль и принялся изучать горизонт. На волнах покачивалась яхта, на которой вышел в море для рыбной ловли его друг и соратник Корней Бадалов. Они в первый раз приехали в Колумбию, и Бадалову очень захотелось порыбачить в местных водах.

«Мне бы твои заботы, – подумал Быстрицкий, отводя от глаз бинокль. – Тебе бы думать о том, как склонить к сотрудничеству наследника дона Антонио де Беррио, некого Виталия Вискова, а ему, видишь ли, порыбачить захотелось. Казачья жилка, оглоблей не перешибёшь. Охота и рыбалка – первое дело!»

Он закрыл глаза и вспомнил наставления центра перед их отъездом в Южную Америку. А дело было так…

Быстрицкий вошёл в штаб-квартиру один. Уверенности и достоинства в нём было столько, будто он явился в свой офис к ожидавшим его подчинённым. Даже руководитель центра, казалось, стушевался перед его независимым видом, хотя… В душе Быстрицкий был близок к панике, а на лице его виднелась не спесь, а следы огромных внутренних усилий.

Он уселся на свободный стул и сказал:

– Извините, господа, за то, что задержался. Однако я пришёл к вам не для того, чтобы извиняться за провал в ликвидации Бурматова, упаси бог!

– Тогда вы хотите, чтобы извинились перед вами мы? – с издёвкой поинтересовался руководитель центра.

Быстрицкий смутился.

– Я хотел сказать, что всё случившееся не что иное, как досадное стечение обстоятельств, – сказал он, краснея. – Бурматов привёл в действие взрывное устройство и… Мало того, что погиб сам, но и угробил господ Воронцова, Ковалёва, известного вам, как «месье Жан», и урядника Милютина.

– А вы уверены, что Бурматов погиб? – поинтересовался господин Иванцов, который присутствовал в кабинете у руководителя центра.

– Среди руин, образовавшихся после взрыва, были найдены четыре трупа, – вздохнул Бысрицкий. – Трое наших нашли у входа в подвал, а ещё один, предположительно труп Бурматова, был найден у противоположного края воронки.

– И вы опознали, кто из них кто? – поинтересовался Иванцов. – Вы уверены, что вас не провели как ребёнка?

– Исключено, – выпятив грудь, ответил Быстрицкий. – Господ Воронцова, Ковалёва и Милютина опознать было несложно. Их лица и тела были подпорчены, но вполне узнаваемы!

– А Бурматов? – спросил руководитель центра. – Вы уверены, что погиб именно он? Вы можете поручиться, что видели именно его тело?

– Уверен, можете не сомневаться, – нервно хмыкнул Быстрицкий. – Хотя Митрофан значительно пострадал от взрыва, в остальном…

– Что «в остальном»? – сразу же заинтересовались собеседники.

– На трупе была одежда Бурматова, малость обгоревшая, но его. Голова, руки, телосложение… Покойный был Митрофаном, вне всяких сомнений. А ещё босса опознали около десятка его людей, которых привезли к воронке и показали тело.

– Хорошо, будем считать, что Бурматов мёртв, что же прикажете теперь делать? – спросил руководитель центра, хмуря лоб. – Если помните, мы сделали на него большую ставку, и что? Гружёные баржи застряли в порту, Воронцов мёртв, а документ, уполномочивающий его распоряжаться капиталом Бурматова, теперь потерял свою значимость. Наша хорошо спланированная и разработанная акция против Советской России провалена! Кому за это сказать спасибо, вы не знаете, Владимир Александрович?

– Понятно, вы хотите обвинить меня в этом провале, – усмехнулся Быстрицкий. – Но от этого легче не станет. Надо срочно искать выход из создавшегося положения, и… Я думаю, не всё ещё потеряно, господа, и на этот счёт у меня есть кое-какие мысли!

– И какие же? – переглянулись руководитель центра и Иванцов.

– Нужно встретиться с наследником Бурматова и склонить его на свою сторону, – ответил Быстрицкий.

– Вы считаете, что сие возможно? – заинтересовался Иванцов.

– Вполне, – ответил Быстрицкий.

– И вы знаете, как это сделать? – спросил руководитель центра не менее заинтересованно.

– Конечно, – ответил Быстрицкий. – Не поверите, но это сделать проще пареной репы.

– Вы, наверное, были так же самоуверенны, отправляя людей устранить Бурматова? – усомнился Иванцов.

– И что за необходимость подтолкнула вас к крайним мерам? – удивился, в свою очередь, руководитель центра.

– Бурматов пригласил Воронцова на встречу и, будучи в стельку пьян, пригрозил, что утром отменит отплытие барж и аннулирует документ, подписанный под давлением, – сказал, опуская глаза в пол, Быстрицкий. – А это означало только одно – полный провал. Тогда я и решил устранить Митрофана.

– Резонно, – согласился Иванцов. – Только почему сработали так топорно?

– Не было времени выжидать и готовиться, – огрызнулся угрюмо Быстрицкий. – На всё про всё у нас была только ночь! Выманить Бурматова из убежища было невозможно, а вот ликвидировать его в его норе было, казалось, совсем несложно!

– Это вам так казалось, – осклабился Иванцов. – А на деле… Вы что, не могли предусмотреть заранее, что вход в его убежище мог быть заминирован?

– Не только предусмотрели, мы точно знали, что вход в убежище заминирован, – удивил собеседников Быстрицкий. – Более того, Воронцов знал, в каких местах заложена взрывчатка. Но что-то у них не получилось…

– Хорошо, теперь выкладывай свои мысли, – закуривая папиросу, сказал руководитель центра. – Мы остановились на том, что…

– Я прекрасно помню, на чём мы остановились, – ухмыльнулся Быстрицкий. – Мы с Бадаловым отправимся в Южную Америку, встретимся там с наследником Бурматова и решим с ним все проблемы безболезненно и полюбовно!

– Надеюсь, у вас уже есть план действий в Колумбии? – оживились собеседники.

– Есть! – кивнул утвердительно Быстрицкий.

– Он надёжный и хорошо продуманный?

– Несомненно.

– А вы уверены в том, что тот, к кому вы едете, действительно является наследником Бурматова, а не…

– Их родство подтвердилось, я уже навёл справки. В Колумбии проживает достаточно много эмигрантов из России, и чувствуют они себя вполне комфортно.

– И всё же, вы уверены в том, что Висков действительно является наследником Бурматова? – настаивал руководитель центра.

– На все сто! – ответил Быстрицкий. – Информация проверена, и ошибка исключена. Господин Висков родной младший брат Бурматова по отцу. До революции они не поддерживали никаких отношений, а вот в эмиграции нашли друг друга.

– И как вы собираетесь воздействовать на наследника огромного состояния? – недоверчиво посмотрел на Быстрицкого Иванцов. – Да он вас на пушечный выстрел к себе не подпустит!

– Это как сказать, господа, – хмыкнул Быстрицкий. – Я знаю, как к нему подойти и как на него воздействовать. Разрешите действовать?

– Разрешим, как только узнаем его суть, – ответил с задумчивым видом руководитель центра. – Или у тебя есть какие-то причины скрывать от нас свои замыслы?

– Вовсе нет, господа, – пожал плечами Быстрицкий. – Я предпочитаю умолчать о своём плане из-за боязни, что задуманное не получится. Суеверный я и… Со мной такое уже бывало.

– Хорошо, действуй, – нехотя согласился руководитель центра. – Только держи нас в известности о своих действиях и не теряйся.

– Учти, у тебя всё должно получиться без промашек, – добавил на прощание Иванцов. – Снова напортачишь, Владимир Александрович, тогда… Тогда тебе только останется поднести к виску ствол револьвера и нажать на курок указательным пальцем…

Быстрицкий отвлёкся от воспоминаний, увидев двух пловцов, проплывавших мимо яхты Бадалова. Они были так далеко, что представляли собой лишь точки, чуть заметные невооружённым взглядом. Шапочки пловцов, как поплавки, то и дело возникали среди волн.

«Отважные ребята, – подумал Быстрицкий. – Я бы ни за что не решился на такое безумие…»

Отложив бинокль, он вернулся к воспоминаниям. Тут же пришли на память их приезд в Колумбию и встреча с наследником Бурматова.

Висков принял их на своей фазенде. У Быстрицкого и Бадалова вытянулись лица, когда они увидели его. Виталлий Андреевич являл собою точную копию погибшего Митрофана Бурматова! От Митрофана его отличала причёска, бородка с проседью и…

– Доброе утро, господа, – сказал он на чистейшем русском языке и жестом предложил им располагаться в кожаных креслах, а сам перешёл на вращающийся стул за письменным столом и замер в выжидательной позе.

За столом он выглядел ещё солиднее. Белая рубаха, массивная золотая цепь на шее… Всё говорило о том, что хозяин кабинета далеко не беден и уделяет большое внимание своей внешности.

– Я вас слушаю, господа, – сказал Висков, когда пауза начала затягиваться. – Зовут меня… Впрочем, вы знаете, как меня зовут. Но здесь, в Колумбии, меня называют доном Диего, и я не возражаю против этого.

– Вы удивительно похожи с вашим братом, – начал издали Быстрицкий. – И внешностью и… И голос тоже…

– Мне уже не раз говорили об этом, – поморщился Висков. – Сравнение раздражает меня. Если вы навели обо мне справки – а вы конечно же это сделали – то, наверное, очень хорошо осведомлены, что мы на дух не переносили друг друга.

– Однако это не помешало господину Бурматову оставить вам состояние, – усмехнулся Быстрицкий.

– А вам-то какое до этого дело? – насторожился дон Диего. – Вы что, приехали клянчить деньги, я правильно понял конечную цель вашего визита?

– Нет-нет-нет! – замахал руками, будто отбиваясь от роя пчёл, Быстрицкий. – Нас к вам привело другое дело!

– Я благодарен брату, что он завещал мне деньги, – усмехнулся Висков. – Но это вынужденная мера с его стороны, так как других родственников у нас нет. Но я и сам не бедствовал, смею заметить. Хотя теперь мой капитал умножился во много раз, но денег я вам не дам, господа. Не знаю, что вы вбили в свои головы, но я не собираюсь оплачивать долги брата, если вы собираетесь мне предъявить какие-то претензии.

– Нет, он нам ничего не должен, – поспешил успокоить его Быстрицкий и достал из кармана пачку сигар. Одну из них он протянул дону Диего. – Закуривайте!

– И не подумаю, – отказался тот категорически. – Я как уехал из России в восемнадцатом, так сразу бросил курить. Предложите выпить, тоже разочарую вас, господа. Я не поганю свой рот спиртным с того самого дня, как отказался от курения!

– Странно, – пожал плечами Быстрицкий, убирая сигары обратно в карман. – А ваш покойный брат…

– Знаю, – поморщился дон Диего. – Он выкуривал по две-три пачки папирос и выпивал ежедневно не менее литра водки.

«Он прямая противоположность своего беспутного брата, – подумал Быстрицкий. – С ним надо держать ухо востро… И гладиться он так просто не дастся, придётся импровизировать…»

Дон Диего со скучающим видом посмотрел на часы, давая понять, что разговор пора заканчивать.

– Давайте перейдём к делу, – предложил Быстрицкий, почувствовав, что инициатива ускользает из рук и дон Диего вот-вот выставит их за дверь.

– Позвольте, а то, о чём мы только что беседовали, разве к делу не относится? – неприязненно скривил рот дон Диего.

– Относится, но только в качестве предисловия, – нервно хмыкнул Быстрицкий. – Мы пришли вам сообщить, что наследство ваше в опасности и вы рискуете его не получить!

– Да?

У дона Диего недоверчиво расширились глаза.

Быстрицкий, насколько ему удавалось, пытался сохранять деловитость и самообладание, но это получалось из рук вон плохо и неубедительно, хотя…

– Ваш ныне покойный брат имел неосторожность составить доверенность на некого господина Воронцова, – начал он осторожно. – В ней он передал все права на распоряжение капиталом в его руки.

– Ничего страшного, не беспокойтесь, господа, – заявил с отсутствующим видом дон Диего. – У меня есть в Европе хорошие специалисты, и я уже поручил им разобраться со всеми проблемами Митрофана и устранить их.

– Но от лица вашего брата заключён договор с СССР на закупку большой партии зерна! – заговорил спешно Быстрицкий, пытаясь сбить с толку собеседника. – Попутно отправляемые в СССР баржи должны завезти в Германию нефть, много нефти! Все сделки уже оплачены и…

– Сделки брата меня ни к чему не обязывают, – перебил его дон Диего монотонным голосом.

– Но позвольте, а имя? Вашему брату, конечно, всё равно, он умер, но может пострадать ваше имя? С вами никто не захочет иметь никаких дел, и…

– Хорошо, – нетерпеливо заёрзал на стуле дон Диего. – Если есть какие-то предложения, то говорите, я слушаю?

«Ага, попался», – оживился Быстрицкий, собираясь с мыслями. Он понял, что наступил тот самый момент, когда нельзя ошибиться и бить только в десятку. Он посмотрел на дона Диего и увидел, что тот пристально смотрит на него из-под нависших бровей. «Похоже, он изучает меня», – снова подумал Быстрицкий, а вслух произнес:

– Оставьте нам ваши баржи хотя бы на время, Виталий Андреевич. Мы перевезём нефть в Германию, вывезем зерно из СССР и… У вас не будет неприятностей при вступлении в права наследства, а мы вернём свои деньги, вложенные в дело!

– Хорошо, я подумаю, – сказал дон Диего, вставая и протягивая руку. – Встретимся через неделю, и я дам вам свой ответ. А теперь не смею вас задерживать, господа. Вас отвезут в город, в гостиницу и привезут ко мне в назначенный срок…

Снова отвлечась от своих мыслей, Быстрицкий поднёс к глазам бинокль и… Он едва не закричал от ужаса, увидев, что два пловца плывут в направлении берега, а яхта, на которой рыбачил Бадалов, медленно заваливается на бок и идёт ко дну.

17

Кузьма Малов встретил весну в подавленном состоянии. Остаток зимы он провёл в полной прострации, как в тумане, ничем не интересуясь и не имея никаких желаний. Он просто жил и всё! Утром, вяло позавтракав, он усаживался у окна и глупо таращился в него, не заостряя внимания на том, что видел. Так продолжалось до полудня. Он бы и не вспоминал об обеде, но Семёновна настоятельно усаживала его за стол.

Потом он ложился в кровать и спал до тех пор, пока Семёновна не будила его. Заботливая хозяйка снова усаживала его за стол. После ужина он ложился в кровать и спал до утра. А утром всё сначала…

Неизвестно, до каких пор длилась бы его умеренная, вялотекущая жизнь, если бы однажды…

Однажды Кузьма, всю ночь проспав как убитый, открыл глаза и увидел, что в окно заглядывает солнце, а над ним возвышается Семёновна.

– Чего тебе? – спросил он равнодушно.

– Да вот, к столу позвать, – ответила она.

Кузьма уселся на край кровати и обхватил голову руками, затем он поднял глаза. Веки свинцовой тяжестью нависли над его оцепеневшим взглядом.

– А сейчас утро или вечер? – тупо пробормотал он.

Семёновна что-то ответила, но Кузьма так и не понял смысла её слов. Дрожь пробежала по его телу и холодный пот выступил на лбу. Он встал, и старушка отпрянула назад, побледнев и шепча молитву. Когда Кузьма обвёл взглядом комнату и искажённое страхом лицо Семёновны, его словно молнией ударило. Он словно проснулся и сбросил с себя остатки длительного затяжного сна. Кузьма смотрел на перепуганную старушку, и его лицо выражало такую усталость и отвращение, что Семёновне на миг показалось, будто она смотрит на воскресшего мертвеца. Проведя ладонями по лицу, он пробормотал:

– А бинты где? Когда их с меня сняли?

– Так… Давно уже сняли, – ответила она тихо. – Лицо твоё зажило, сынок, и…

– А почему я не помню этого? – зажмурился Кузьма. – Как давно это было?

– Так ещё зимой, – пролепетала Семёновна, отступая на шаг.

– Зимой?! – воскликнул Кузьма и бросился к окну. – Господи, – сказал он тихо, – так сколько же прошло времени? И почему я не помню ничего, Господи? Что же получается, я всё это время проспал?

Он хмуро глянул на старушку и потребовал:

– Говори сейчас же, что со мной было всё это время? Только врать не смей! – Он сжал кулаки, и Семёновна, глядя на них, едва не упала в обморок.

– А что было… Всё хорошо было, – запричитала она, пятясь к двери. – Ты вон жив и здоров, сынок!

– А Маргарита где с сыном Дмитрием? – загремел на весь дом Кузьма. – Они что, за столом уже меня дожидаются?

Даже не одевшись, в нижнем белье, он вышел из спальни и, увидев накрытый для завтрака стол, остановился.

– Так нет их, милый, – сказала ему в спину Семёновна. – Уехали они куда-то, но скоро уже объявятся. Денёчка уже через два… А я, как быть, не знаю. Те лякарства, которые я в чай тебе подсыпала, уже дня два как закончились.

– Лекарств мне больше не надо, – обернулся к ней Кузьма. – Я сейчас пойду по городу прогуляюсь. Давно я свежим воздухом не дышал…

Даже не взглянув на стол, он вернулся в спальню, надел брюки и гимнастёрку.

– Эй? – позвал он со страхом наблюдавшую за ним Семёновну. – А где мои остальные вещи?

– Знать не знаю, – развела руками старушка. – Димочка сложил их в мешок и куда-то унёс.

– Вот даже как, – хмыкнул Кузьма. – И что, ничего не найдётся в этом доме, что я смог бы на себя надеть?

– Нет ничегошеньки, – развела руками Семёновна. – У меня давно уже нет мужчин в доме. Одна я как перст на свете белом.

– А это мы сейчас проверим! – ухмыльнулся Кузьма. – Не найдёшь мне одежду, я разнесу по брёвнышкам весь твой дом!

Для убедительности он схватил табурет и с такой силой ударил им по столу, что ножки его разъехались в разные стороны, а середина разломилась пополам.

– Свят, свят, свят, – закрестилась старушка, пятясь. – Так нет у меня никакой одежды, Христом Богом клянусь!

– Ты не клянись, а поищи, пока дом цел! – закричал Кузьма в гневе, хватая второй табурет.

– Постой, обожди, я вспомнила, где можно взять одёжку, – залилась слезами Семёновна. – Ты в избе тут посиди, покуда я на базар сбегаю!

– Что ж, беги на базар, – согласился Кузьма, ставя уцелевший табурет на пол. – Через час не вернёшься, я разгромлю твой чёртов дом! Ты слышишь меня, карга старая?

– Слышу, слышу, – надевая пальтишко, сказала Семёновна. – Я только с виду старая, а так быстро хожу…

Она выбежала в сени, затем на крыльцо, и… Кузьма услышал, что дверь снаружи закрылась на замок.

***

Оставшись один, Кузьма обыскал весь дом. Он ходил из комнаты в комнату, пока его взгляд не остановился на дверке чулана. Сломав с помощью кочерги замок, Кузьма замер, увидев внутри огромный сундук.

Кузьма открыл крышку и, не сомневаясь ни секунды, стал выкладывать вещи. Новенькие хромовые сапоги и мужской костюм он нашёл на самом дне сундука. Тут же нащупал револьвер и несколько пачек с патронами.

Пиджак оказался чуть коротковат, брюки тоже доходили лишь до щиколотки. «Ничего, – подумал Кузьма обрадованно. – Обую сапоги, и ничего не будет заметно. Хозяин этого костюма, видимо, был широк в плечах, как и я, вот только поменьше ростом…»

К счастью, сапоги пришлись ему впору. Придирчивым взглядом осмотрев своё отражение в зеркале, Кузьма подумал: «Ничего, вполне сгодится. А теперь пора бы поторопиться…»

Зарядив револьвер, Кузьма засунул его за пояс сзади, а оставшиеся патроны растолкал по карманам. После этого он распахнул окно и выбрался на улицу. В ноздри ударил запах пробуждающихся после зимней спячки цветов и растений, и от этого голова пошла кругом.

Услышав скрип калитки, Кузьма быстро спрятался за стоявший рядом покосившийся сарай. Осторожно выглянув из-за угла, он увидел старуху и Маргариту с Дмитрием. «Давайте ищите-свищите меня, “родственнички”, – с усмешкой подумал он, попятившись к забору. – Больше мы не увидимся, надеюсь, никогда. Ведь жили же по отдельности двадцать лет, вот и будем доживать свои земные срока подальше друг от друга…»

Перемахнув через невысокий забор, Кузьма оказался на пустынной улочке и, осмотревшись, пошагал в направлении центра города.

«Меня трудно узнать, – думал он, успокаивая сам себя. – Я даже сам не узнал своего лица, когда разглядывал его в зеркале. Ожоги изрядно подпортили мою физиономию, но ничего, сойдёт, я же не собираюсь к кому-то свататься…»

Петляя по улицам, он пытался вспомнить, что с ним было в последнее время, но на ум ничего не приходило.

«Что же мне делать? Как быть? – думал Кузьма. – Ни денег, ни документов при себе… Даже ни к кому на ночлег попроситься не могу. Я теперь чужак в родном городе…»

Он не заметил и сам, как дошагал до базара и остановился, увидев его. Базар и раньше был самым оживлённым местом в Верхнеудинске, а теперь…

И теперь он выглядел довольно внушительно. Множество повозок запрудили ближайшие улицы. Гружённые доверху, они напоминали баррикады, пройти сквозь которые было непросто. А за повозками ларьки, прилавки под навесами и столько народу, что яблоку негде упасть. Продавалось и покупалось всё, что только можно вообразить. Кудахтали куры, кричали торговки, привлекая покупателей, сновали дети с леденцами на палочках. А надо всем витал запах пирожков и жареного мяса.

Кузьма прошёлся между рядов и с облегчением осознал, что на нём никто не останавливает взгляд. Его просто никто не замечал.

Он дошёл до магазина, когда-то принадлежавшего купцу Халилову. Теперь это было здание городской кооперации, и торговали в нём только продуктами питания. Лицо продавца показалось Кузьме знакомым. Она тоже обратила на него внимание. Лицо её удивлённо вытянулось, а глаза блеснули.

– Чего вас интересует, товарищ? – спросила она. – Колбаска свеженькая, только утром завезли. Тут и ливерная, докторская…

Она отвлеклась на подошедшего к прилавку покупателя, а Кузьма незаметно выскользнул из магазина. Он тут же затерялся в толпе прохожих и отошёл на значительное расстояние и вдруг услышал за спиной тихий взволнованный голос:

– Кузьма Прохорович, это вы?

Обернувшись, он увидел продавщицу из магазина. Женщина раскраснелась и смотрела на него с беспокойством.

– Вы ошиблись, дорогая, – сказал он как мог беспечно. – Я здесь из Читы, проездом и никогда раньше не был в вашем городе.

«Дело плохо, – подумал Кузьма, шагая к выходу из базара. – Если она так уверенно узнала меня, значит, могут узнать и другие… Так что лучше поискать местечко, где можно залечь на некоторое время и всё обдумать…»

Но, несмотря на всё, в душе Кузьмы царило безудержное веселье. Несколько месяцев постоянного напряжения, проведённых в обществе Маргариты и Дмитрия, стоили ему немалых душевных сил.

Прохаживаясь по улицам, занятый своими мыслями Кузьма даже не замечал значительных перемен, происшедших в городе за время его отсутствия. Верхнеудинск изменился до неузнаваемости!

Его внимание не привлекали разъезжающие по городу маршрутные автобусы, он прошёл мимо и даже не взглянул на новенькое здание Гостинографии, он лишь на минуту остановился и бросил беглый взгляд в сторону Дома Советов. Вот только у автомобильного моста через Селенгу он задержался подольше и рассмотрел основательно. Раньше на этом месте работала паромная переправа, а теперь возвышался красавец мост, пройти мимо которого и не обратить внимания было просто невозможно.

Пока Кузьма гулял по городу, на улице стемнело и заметно похолодало. Увидев свой дом, он остановился как вкопанный. Внезапное головокружение и сердечная боль огненным обручем сдавили грудь. По глазам заструились слёзы, а наружу рвались рыдания. Казалось, время повернулось вспять, образы прошлого сменяли один другой: проносились окутанные туманом, бесцветные, едва узнаваемые. И тем отчётливее в сознание вторгался реальный мир с шорохами и шумами вокруг.

Возбуждённое состояние притупило ощущение опасности и осторожности. С оглядкой, как вор, Кузьма приблизился к дому, вошёл во двор и, тяжело дыша, привалился плечом к двери.

У крыльца внезапно появилась собачка и залаяла. На крыльцо вышел мужчина. Левой рукой он схватил Кузьму за грудки и прижал к стене, а правой замахнулся как для удара.

– Ты чего припёрся, бродяга?! – прорычал он озлобленно. – Только дёрнись у меня, сразу разрублю твою пустую башку на две половинки!

Тёмный силуэт мужчины, резкий полный угрозы голос требовал ответа. И Кузьма не нашёл ничего лучшего, как сказать:

– Да вот, мимо шёл и решил…

– Чего ты решил, чудила?! – выкрикнул мужчина. – Тебе что, проходной двор здесь почудился?

– Да нет, жил я здесь когда-то, – ответил Кузьма, выхватив из-за пояса револьвер и приставив ствол к животу опешившего мужика. – В дом веди, стервец паршивый, там и поговорим. И оставь здесь, на крыльце, свой топорик, чтобы потом пожалеть не пришлось…

18

Входная дверь захлопнулась за спиной, и тёплый воздух всколыхнул застоявшуюся в венах кровь.

– Ты это, на курок не нажми, браток, – голос хозяина дома выдавал бывалого сидельца, но это не смутило решительно настроенного Кузьму.

Он перевёл дыхание и огляделся. Незнакомая чужая обстановка в доме покоробила его.

– Я жил когда-то давно в этом доме, – сказал Кузьма с грустью. – А сегодня вот…

Какое-то время хозяин дома молчал. Затем его негромкий удивлённый смех коснулся слуха Кузьмы.

– Чем я рассмешил тебя? – спросил он.

– Не рассмешил, а напугал до смерти, – с улыбкой ответил мужчина. – Проходи, раз пришёл. Кстати, меня Карпом зовут, если знать хочешь…

Хозяин дома прибавил огня в керосиновой лампе и, ставя её на стол, сказал:

– Извини, браток, у нас что-то с электричеством случилось. Уже неделю перебиваемся с помощью керосинки.

– Меня это вполне устраивает, – сказал Кузьма, присаживаясь на табурет. – Ты купил этот дом или так, получил в подарок от советской власти?

Орудовавший кочергой в печи Карп обернулся и хмуро посмотрел в его сторону. Продольные морщины на лбу придали его лицу отвратительное, зловещее выражение. Глаза смотрели с недоброй холодностью.

– Знаешь, а я тебя вспомнил, – сказал он. – Ты до революции служил в Верхнеудинске судебным приставом?

На лице у Кузьмы не дрогнул ни один мускул.

– Да, служил, – не стал отпираться он.

– Потом в охране атамана Семёнова кантовался?

– И у него послужить пришлось, отбрёхиваться не стану.

– А потом ты исчез и дом свой бросил?

– Оставить было не на кого, – вздохнул Кузьма. – Родители умерли, царство им небесное, а братьев, сестёр и другой родни у меня не было.

– А мне этот дом по наследству достался, – усмехнулся Карп. – После тебя в него родители мои вселились и жили тут, пока я сидел.

– Сиделец, значит, ты, – вздохнул Кузьма. – А за что? Можешь не отвечать, если не хочешь. После Гражданской всех подряд в лагеря рассаживали – и красных, и белых. И большей частью ни за что, так ведь?

– Наверное, – пожал плечами Карп. – Я и за Семёнова воевал, и за красных пришлось тоже. А сел как «враг народа», вот как бывает. Вроде бы и за дело, вроде бы и не за что. Я советскую власть и сейчас, мягко сказать, недолюбливаю, чтоб ей пусто было! Теперь вот охотой промышляю и стараюсь больше времени в тайге проводить, чтобы не загреметь обратно в лагерь с чьей-то подачи. А сейчас мне ненадолго отлучиться надо, а когда вернусь, постараюсь исправить столь нерадушную встречу. Думаю, нам не помешает глоток-другой самогона и лёгкий ужин, как считаешь?

– А что, отказываться не буду, – кивнул Кузьма. – Скажу честно, я как волк голодный.

– Тогда наберись терпения и жди, я скоро…

В ожидании хозяина Кузьма обследовал дом и даже заглянул за печь на всякий случай. Языки пламени от лампы плясали на стенах, отбрасывая уродливые тени на предметы, находящиеся в комнате, искажая их до неузнаваемости.

– Милости прошу к столу, – незаметно появился на пороге Карп, откупоривая бутылку. – О ночлеге не ломай башку. Я постелю тебе на кровати за печкой…

***

Выпитый самогон развязал языки. Кузьма и Карп беседовали долго, о разном. Но, словно договорившись, не расспрашивали друг друга о прошлом, а всё больше вели речь об Улан-Удэ, сравнивая его прошлое с настоящим.

Кузьма внимательно слушал собутыльника и удивлялся тому, как расстроился и похорошел город.

«Как же так, – думал он, – я целый день ходил по Верхнеудинску, но почему-то не заметил его новоявленных прелестей?»

Ближе к полуночи речь захмелевшего Карпа стала бессвязной, и Кузьма решил лечь спать.

«У меня теперь много времени, и я осмотрю город более внимательно, – подумал он, укладываясь в кровать. – В первую очередь надо навестить могилы родителей и… Придётся вернуться к своим «родственничкам», чтобы забрать документы. Пусть и фальшивые, но документы, без них никуда. Да и денег по возможности прихватить не помешало бы… Без них тоже не прожить ну никак…»

Он задремал, так и не решив, когда навестить «родственников», а ночью проснулся от скрипа двери.

«Что это? – подумал, вскакивая, Кузьма и спешно натягивая одежду. – Подлюга Карп куда-то намылился? Уж не за городской ли милицией, козёл безрогий?»

С револьвером в руке он поспешил к окну, но ничего через него не увидел. Карпа в доме не было.

«Выходит, и мне пора уносить ноги, – подумал он, натягивая сапоги. – Надо поспешить и уходить другой улицей… Хорошо, что я не новичок в этом городе…»

Прихватив плащ, который он нащупал на вешалке, Кузьма метнулся в сени, но дверь оказалась запертой. Тогда он распахнул окно и выбрался наружу.

«Идти мне некуда, – подумал он, шагая по улице. – Придётся навестить “родственников” прямо сейчас…»

Кузьма тихо подошёл к дому Семёновны, ловко перемахнул через забор и, крадучись, будто вор, приблизился к сеням.

Дверь оказалась незапертой. Сжимая в руке револьвер, он тихо вошёл в сени и осторожно приоткрыл дверь.

Старухи Семёновны он не увидел, зато услышал нечто такое, от чего замер на месте. Из комнаты доносились голоса, и то, что Кузьма услышал, не укладывалось в сознании! Люди, которых он ещё недавно принимал за Маргариту и своего сына, оказались не теми, за кого себя выдавали.

Суть беседы этих двоих представлялась не вполне ясной. Понятно было лишь то, что говорили они о нём, о Кузьме, но Дмитрий вместо привычного «папа» говорил «Малов». «Почему он называет меня по фамилии? Почему?» – оторопел Кузьма, но дальнейшее потрясло его ещё больше. Дмитрий обращался к Маргарите не как к матери и называл её другим именем – Маша. Он говорил, что устал ломать комедию и что пора «кончать это дело».

Кузьма слушал и не верил. Ещё минуту назад он радостно предвкушал, как распрощается со своими «родственничками» навсегда, но теперь, в одно мгновение потеряв «семью», которая оказалась лишь миражом, не испытывал ни малейшей радости. Вместо этого Кузьма чувствовал гнев и глубокое разочарование.

«Что же они собирались со мной сделать? Зачем я им был нужен?» – спрашивал себя Малов. Он хотел ворваться в комнату и громко задать эти вопросы мнимой Маргарите и мнимому сыну, оказавшимся бессовестными лгунами, но в следующее мгновение понял, что лучше этого не делать. Лучше было вообще никогда больше не попадаться на глаза этой парочке, так долго игравшей с ним как кошки с мышью. Да если бы они хотели, то убили бы его уже сто раз.

Кузьма вдруг показался самому себе наивным ребёнком – за прошедшие месяцы он не раз думал о смерти и вполне серьёзно готовился умереть, но, оказывается, даже не подозревал, что действительно стоял над пропастью и что в любую минуту его могли туда столкнуть, если бы захотели. Он думал лишить себя жизни, а на самом деле был не властен над ней. Она находилась в руках других людей, которые сейчас разговаривали в комнате за дверью.

«Чёрт с ними, с документами, – сказал себе Малов. – Быть бы живу». Он попятился и вышел прочь из сеней.

19

С приближением весны город преобразился. Над Невой парили крикливые чайки, взмывая и камнем падая за добычей в реку. В слепящих лучах солнца блестели мокрые от воды ступеньки набережной. Погожие дни следовали один за другим.

Планируемая поездка в Улан-Удэ состоялась в один из таких дней.

– Давайте саквояж, товарищ Рахимов! – Иосиф Бигельман протянул руку, помогая Мавлюдову подняться в тамбур вагона. – Поспешите, до отправления поезда остаётся пять минут…

Странно было видеть город, остающийся за окном. Две недели промелькнули, словно мгновение: казалось, целая жизнь прошла в купе вагона.

Изнывая от безделья и скуки, Азат пытался воскресить в памяти облик ленинградских улиц: потоки машин, свистки регулировщиков на перекрёстках, гудение сирен пароходов, плывущих по Неве и толпы людей на улицах.

Словно угадав его мысли, Иосиф с угодливой улыбкой заметил:

– Вам, наверное, сейчас очень не хватает вашей лаборатории и пациентов, товарищ Рахимов?

– Нисколько, – покачал головой, глядя в окно, Азат. – У меня закончились кое-какие снадобья, и я сейчас ломаю голову, удастся ли мне их восполнить в настоящее время.

Бигельман удивлённо приподнял бровь:

– А вы мне говорили, что скучаете по родным местам и решили навестить их?

Проклиная свою болтливость, Азат был вынужден пуститься в объяснения.

– Иногда меня тянет в тайгу пособирать целебные травы, – сказал он. – Такая маленькая слабость… – не дожидаясь новых вопросов, он поспешно добавил: – Но пару-тройку дней я непременно затрачу на осмотр города. Он, как я слышал, не только сменил название, но и похорошел внешне!

Иосиф с пониманием кивнул и улыбнулся.

– Я с удовольствием устрою вам экскурсию по городу, товарищ Рахимов. Я уже бывал в Улан-Удэ и с удовольствием поделюсь с вами своими впечатлениями.

– И я буду счастлив вам помочь, товарищи, – свесилась со второй полки улыбающаяся голова попутчика, подсевшего к ним в Новосибирске. – Я вам уже говорил, что родился и вырос в Улан-Удэ и знаю о городе побольше вашего!

Азат с благосклонной улыбкой посмотрел на него. Этот высокий крепкий парень вызвал у него симпатию почти сразу, как только вошёл в купе. Подтянутый, широкоплечий, он больше напоминал атлета из олимпийской команды, чем врача-хирурга, каковым он при знакомстве отрекомендовался.

Последние сутки жизнерадостный попутчик вносил радость и оптимизм в затянувшуюся поездку. Его красивое улыбающееся лицо излучало радушие и дружелюбие.

Если Азата радовало соседство с молодым человеком, называющим себя Дмитрием, то Иосиф Бигельман вёл себя настороженно. Было заметно, что он украдкой присматривается к соседу по купе, однако истинная причина его поведения ускользала от понимания.

– Пойду в ресторан схожу, – сказал Дмитрий, свешивая с полки ноги. – Уже скоро приедем, и не хочется, выходя из поезда, думать не о красотах родного города, а о еде.

– Что-то не нравится он мне, – вздохнул Иосиф, когда они остались с Мавлюдовым одни. – Прямо чистый и безгрешный, как святой. Думаю, в Улан-Удэ мы вполне обойдёмся и без его помощи, так ведь?

– Тебя забыл спросить, как поступить мне, – ухмыльнулся с сарказмом Азат. – Если не запамятовал, то я не звал тебя с собой в эту поездку. Напросился, вот и получай. Не перечь, а прислушивайся к моему мнению!

Иосиф с минуту помолчал и задал каверзный вопрос:

– А тебе не кажется, что он больше напоминает энкавэдэшника, чем врача? А я терпеть не могу людей данной категории.

– Нет, мне он напоминает того, кем является на самом деле, – с уверенностью возразил Азат. – Он молодой врач, хирург, два месяца назад окончил институт и теперь работает в хирургическом отделении городской больницы. Запомни, товарищ Бигельман, я сам врач, профессор и хорошо знаю людей! Ни один, как ты выражаешься, энкавэдэшник не может так точно и профессионально сыпать при разговоре медицинскими терминами, как бы отлично не был подготовлен! К тому же врач он или нет, легко проверить. Для этого всего лишь стоит на пару минут заглянуть в городское медицинское учреждение.

– Ну что ж, вам виднее, – сдался Иосиф. – В одном соглашусь с вами, товарищ Рахимов, что Дмитрий толковый парень, кем бы он ни был.

Вскоре из окна стали виднеться строения: по мере приближения они всё чётче вырисовывались, превращаясь в большие красивые здания.

– Вот и подъезжаем, товарищи! – объявил, входя в купе, Дмитрий. – Собирайтесь не торопясь… Поезд целый час будет стоять на станции.

Молодой человек помог сойти попутчикам и заинтересованно спросил:

– Если не секрет, какие у вас планы на сегодня, товарищи?

– Наши планы просты до смешного, – ответил Азат. – Сначала мы поселимся в гостиницу, поужинаем в ресторане и прогуляемся по городу.

Дмитрий взглянул на часы и протянул руку.

– Хорошо, тогда до завтра, – сказал он. – Я уже опаздываю на работу, а мой главврач такого не любит. Если в гостинице не окажется мест, то найдите администратора. Скажите, что от доктора Шмелёва, а я, как доберусь до больницы, сразу же позвоню ему!

– Вот видишь, о нас теперь есть кому позаботиться, – подмигнул Иосифу Азат, глядя на его кислую физиономию.

– Хорошо, если он позвонит администратору из больницы, а не из милиции или НКВД, – хмуро буркнул тот. – Хоть режь меня на куски, профессор, но мне не нравится этот громила с ангельским личиком…

***

Дмитрий явился в гостиницу рано утром.

– Завтра отпрошусь на пару дней и приглашу вас на охоту, – сообщил он прямо от порога. – Вы ни о чём не беспокойтесь, товарищи. Оружие, боеприпасы и всё остальное беру на себя! От вас потребуется только присутствие и участие!

– Да-а-а… Но-о-о… – Азат и вскочивший с кровати Иосиф недоумённо переглянулись. – Я действительно собирался побродить по тайге, но в поисках лечебных трав, – продолжил Азат, будто оправдываясь. – Я не охотник и не рыбак! Я не нахожу удовольствия в убийстве животных.

– Охота и убийство – вещи разные, прошу не путать, товарищи! – усмехнулся Дмитрий. – Я приглашаю вас поохотиться на лося! Это потрясающее зрелище, обещаю вам!

– А что, я не против, – неожиданно согласился Иосиф. – Только оружие мне не надо, меня вполне устроит роль постороннего наблюдателя.

Мавлюдов не пытался скрыть своего изумления. До этой минуты ему и в голову не приходило, что покладистый трусоватый «портняжка» Бигельман может заинтересоваться таким неожиданным предложением.

– Так вы едете или нет, товарищи? – напомнил о себе вопросом гость.

Отрицательный ответ, готовый сорваться с губ Азата, повис в воздухе. Слабая, нерешительная улыбка осветила его лицо:

– Куда деваться, поеду и я. Но только из-за того, чтобы поискать необходимые мне для работы лечебные растения.

– Отлично, выезжаем завтра утром! – рассмеялся Дмитрий. – Я заеду за вами часиков в пять. Будьте так любезны не спать к этому времени, товарищи, ладно?

Мавлюдов и Бигельман утвердительно кивнули, а гость, глянув на часы, пожелал им хорошего дня и скрылся за дверью.

– Как репей прилип к нашим задницам этот молодчик, – вздохнул Иосиф, беря полотенце и направляясь в ванную. – А его предложение весьма кстати. Мне очень хочется походить по тайге и полной грудью вдыхать воздух родины!

– А ты философ, – усмехнулся Азат, – и мечтатель к тому же… Но, поверь мне на слово, отдых в тайге разительно отличается от развлечения охотой!

– Как знать, – пожал неопределённо плечами Иосиф. – Я много лет прожил в Верхнеудинске, и никто не приглашал меня на охоту, а тут…

– Ладно, это, может быть, и к лучшему, – улыбнулся Азат. – По крайней мере будет кому о нас позаботиться в дремучем лесу. Он не только будет беречь нас от хищников, а ещё накормит и напоит!

***

Днём, после обеда в ресторане, Бигельман ушел навестить каких-то знакомых, а Мавлюдов решил прогуляться по городу. Выйдя из ресторана, он передумал и решил вернуться в гостиницу.

Установив кресло перед окном, Азат уселся в него и, наслаждаясь одиночеством, закрыл глаза. Иосиф ушёл, и ничего не хотелось делать, разговаривать и даже думать о чём-то тоже не хотелось. Расположившись поудобнее, Азат чувствовал себя расслабленным. Он пребывал в романтическом настроении и лениво строил планы на вечер.

Воспоминания накатили на него неожиданно, и Азат подумал о родственнике первого секретаря Ленинградского обкома Жданова, которого привезли к нему лечиться.

Азат делал всё, чтобы поставить старика «на ноги». Он пускал в ход лечебные препараты, которыми располагал, но значимого эффекта так и не добился. За день он уматывался так сильно, что приходил в себя лишь ночью в постели, в своём кабинете, одинокий и несчастный. К счастью, оставались ещё препараты, изготовленные из таёжных трав, но они уже заканчивались. А чтобы восполнить запасы, возникла острая необходимость собираться и ехать в Верхнеудинск в «командировку».

Однажды вечером, когда измотанный за ночь Азат дремал за столом в своём кабинете, вошёл его заместитель Куприянов.

– Всё, сил моих больше нет прыгать вокруг этого симулянта, – сказал он, усаживаясь на стул. – Вот, посмотри на его анализы, профессор, – он положил перед Азатом лист бумаги. – Они как у доброго молодца, пышущего отменным здоровьем! И такие анализы у этого проходимца со дня его поступления к нам на лечение!

– Тихо! – Азат с опаской покосился на дверь. – Не говори так громко, а то нас услышат!

– Услышат? – разозлился Куприянов. – Да пусть все слышат, чёрт возьми! Этот упырюга отказывается лечиться с помощью переливания крови, отказывается от инъекций, отказывается наотрез принимать препараты в таблетках! Так как же его лечить?

– Остаётся только моими препаратами, – вздохнул Азат. – От их приёма он, кажется, не отказывается?

– Нет, только ваши настойки он и пьёт, – ухмыльнулся зам. – Точнее будет сказать, он их уже допивает! Все запасы по нулям, а он всё ещё «не выздоравливает»!

– Да, я догадываюсь, что он симулянт, – переходя на шёпот, посетовал Азат. – Но мы же не можем его взять и вытолкать взашей отсюда? Вспомни, чей он родственник, и подумай, какие нас могут ожидать последствия, если этот человек будет недоволен лечением.

– Да-а-а, я не завидую товарищу Жданову, – тоже переходя на шёпот, заговорил Куприянов. – Этот старикашка здоров, но обожает казаться больным! Он любит суету вокруг себя и наслаждается этим. Вот и кочует по больницам, как цыган по степи. Коллеги-врачи вынуждены были «лечить» этого симулянта, мечтая, когда он соизволит переехать в другую больницу.

– Ничего не поделаешь, – вздохнул Азат. – И нам придётся дожидаться того светлого дня, когда он соблаговолит «излечиться» и исчезнуть от нас навсегда!

– Ну уж нет! – запротестовал Куприянов. – Завтра, прямо с утра, я предложу ему такое лечение, что он сразу же предпочтёт «выздороветь» и выписаться! И я ещё кое-что придумал, чтобы он не предъявлял нам впоследствии никаких претензий!

Идея, пришедшая заму на ум, очень понравилась Азату, и он тут же одобрил её.

Утром они вдвоём вошли в палату пациента. Он встретил их настороженно, что хорошо было видно по его бегающим глазам.

– Ну что ж, – сказал Куприянов, измерив давление, – ваши дела настолько плохи, что без операции не обойтись!

– Без какой операции? – испугался старик.

– Вскроем вашу брюшную полость от горла до мошонки, – без тени улыбке на лице пояснил Куприянов.

– Для чего? – напрягся старик, видимо, никогда не получавший такого предложения.

– Как для чего, для спасения вашей жизни, – вздохнул Куприянов. – Вы же сами говорите, что лечение наше вам не помогает, тогда остаётся только хирургическое вмешательство, иначе смерть… Да вы не беспокойтесь, всё хорошо будет! Я даю вам гарантию на восемьдесят процентов!

– Чего? – пролепетал старик, бледнея.

– Искать будем причину вашей болезни в ваших внутренностях, – всё с таким же невозмутимым видом провозгласил Куприянов. – Мы заинтересованы, чтобы вы вышли отсюда живым и, может быть, даже здоровым, иначе товарищ Жданов…

– Э-э-э, а я уже здоров, – залепетал перепуганный старик. – Как раз сегодня я собирался сообщить вам об этом.

– Как, и не беспокоит ничего? – озабоченно нахмурился Куприянов.

– Ничегошеньки, – заулыбался старик. – Спасибо вам, товарищи врачи, только вам удалось избавить меня от хвори!

– Точно избавили? – посмотрел на него с подозрением Куприянов.

– Точнее некуда, здоров я!

– И расписку в том дадите?

– Дам-дам, не сомневайтесь! Я даже попрошу товарища… гм-м-м… Я попрошу, чтобы вас поощрили и отметили!

В дверь постучали, и Мавлюдов отвлёкся от своих воспоминаний.

– Входите, кто там? – крикнул он, с сожалением вставая с кресла.

В номер вошёл человек в форме офицера НКВД и вежливо осведомился:

– Вы, товарищ Бигельман?

– Считайте, что да, – сам не зная почему, ответил утвердительно Азат.

– Тогда получите срочную телеграмму, – сказал офицер. – Вручаю лично вам в руки, как тут указано.

Азат расписался в тетради, и служащий ушёл. Тогда он, вздохнув с облегчением, развернул лист и прочёл: «Не отходи от него ни на шаг. Докладывай обо всём при первой же возможности. При крайней необходимости можешь воспользоваться телефоном городского отдела НКВД…»

Невозможно выразить, до какой степени был озадачен Азат. В замешательстве он снова пробежался по тексту и тяжело опустился на кровать, так как сил стоять у него больше не было…

20

Тело Корнея Бадалова обнаружили на следующий день на пляже.

Владимир Александрович Быстрицкий «навестил» его в городском морге и содрогнулся. Лицо мертвеца было искажено отчаянием или даже ужасом. Глаза вылезли из орбит, рот раскрылся.

– Вы знаете этого человека? – прозвучал вопрос человека, вошедшего в морг и вставшего сзади.

Быстрицкий, нервничая, разглядывал труп и лишь через несколько минут невнятно пробормотал:

– Мы с ним вместе приехали в страну и пришли на пляж.

– И здесь успели обзавестись врагами, которые убили… Кстати, как звали этого человека?

– Его звали Корней Миронович Бадалов, – ответил, обернувшись, Быстрицкий. – Если ко мне больше нет вопросов, я займусь подготовкой к похоронам.

– Сначала побеседуем в участке, – перебил его сыщик, предъявляя жетон. – Вашего соотечественника убили, и мне очень хочется выяснить, кто и за что.

– Мне тоже очень хотелось бы это знать, – вздохнул Быстрицкий. – Я расскажу вам всё, что знаю сам, и очень надеюсь, что сведения, которые вы от меня получите, помогут в расследовании…

Около часа он пересказывал сыщику в участке легенду приезда в Колумбию, а тот с каменным лицом слушал его, не перебивая и не задавая вопросов. Когда Быстрицкий замолчал, сыщик с недоверчивой улыбкой проронил:

– Я склонен считать, что с господином Бадаловым расправились гангстеры. Простых людей они не трогают, а вот таких, кто входит в их круг «по интересам»…

Услышав его, Быстрицкий побледнел, сделал несколько глотательных движений и с болью, возмущением и досадой заявил:

– Вы что себе позволяете, инспектор? Ваши намёки не приемлемы к таким людям, как мы! Мы с господином Бадаловым…

– Минуточку! – прервал его сыщик. – Я уже говорил, что в нашей стране простых честных бизнесменов не убивают! Разве что в пьяной драке какого-нибудь недотёпу пристрелят или зарежут. А вашего партнёра убили профессионально! Проникли на яхту, умертвили, и… Такую смерть случайной не назовёшь, согласны? Видимо, для убийства господина Бадалова у ваших недоброжелателей были очень веские причины!

И тут сыщика словно прорвало. Он стал засыпать Быстрицкого вопросами, да такими «каверзными», от которых Владимиру Александровичу становилось не по себе.

– Ещё раз повторяю, мы приехали к дону Диего с предложением взять в аренду теперь уже принадлежащие ему на правах наследства баржи, – сказал и вздохнул Быстрицкий. – У нас нет врагов в вашей «благословенной» стране и быть не может!

Он замолчал, глядя в сделавшееся скучным лицо сыщика, но тот движением руки предложил ему продолжать. Быстрицкому ничего не оставалось, как повиноваться.

– В нашем предложении не было ничего криминального, за что можно было бы убить господина Бадалова, – закончил он и развёл руками.

– Мне понятна ваша мысль, можете не продолжать, – хмыкнул недоверчиво сыщик. – Вместо того чтобы помочь раскрытию тяжкого преступления, вы напустили ещё больше тумана. – Он неожиданно резко подался вперёд и заговорил таким тоном, словно собирался сообщить что-то очень важное и значительное. – Мы плотно займёмся расследованием убийства вашего компаньона, а вам советую как можно быстрее уехать из Колумбии. У нас здесь такие правила, что если захотят кого убить, то того не спасёт даже сама царица небесная!

Быстрицкий покрылся бисером пота.

– Вы думаете, что и меня ждёт участь моего компаньона? – поинтересовался он едва слышно.

– Даже более того, я уверен в этом, – уточнил сыщик. – Не может быть такого, что, убив одного компаньона, оставят в живых другого. Радуйтесь, что не с вас начали, и убирайтесь из страны поскорее.

Быстрицкий пришёл в замешательство, не зная, как истолковать слова сыщика.

– Я должен завершить то, ради чего сюда приехал, – сказал он угрюмо. – А что со мной случится, одному богу известно…

***

Встречи с доном Диего Быстрицкий добивался два дня, но тот под различными предлогами отказывал, и Быстрицкого это нервировало. По городским улицам он теперь ходил только днём, соблюдая все меры предосторожности, и даже приобрел оружие.

Поздно вечером, перед похоронами Бадалова, Быстрицкий вышел на террасу отеля. Ему не спалось. Он прислонился плечом к дереву и глубоко вздохнул.

Над головой пучки молний пронзали небосвод, угрожающе грохотал гром. Неожиданно свет погас, и темнота поглотила всё вокруг.

«Нет, так дело не пойдёт, – подумал он, зябко ёжась. – Пора возвращаться, а то сейчас так ливанёт, что мало не покажется…»

Быстрицкий подошёл к двери и взялся за ручку, но она оказалась запертой. «Что за чёрт? – подумал он обеспокоенно. – Здесь двери не закрываются круглые сутки, а сегодня…»

Тревога усилилась, сердце заколотилось в бешеном темпе.

«Что-то здесь не так, – подумал он, отступая в сторону. – А я и пистолет в номере оставил, раззява…»

Рядом с отелем сверкнула молния и высветила чёрную фигуру, похожую на призрака.

У Быстрицкого мурашки побежали по телу. Он понял, что нельзя терять ни секунды. Перед ним вдруг несокрушимой стеной встал выбор: либо подбежать к двери и стучать в неё, пока не откроют, либо попытаться скрыться в темноте. Он метнулся в сторону от террасы и неслышным шагом двинулся вперёд, не видя ничего и не разбирая дороги.

Ускоряя шаг, он думал только о том, чтобы уйти как можно дальше от отеля, но… При очередной вспышке молнии снова увидел «призрака», стоявшего у него на пути. Резко остановившись, Быстрицкий в отчаянии закрутил головой, лихорадочно соображая, куда свернуть. «Чёрт возьми, почему он медлит, если пришёл за мной?» – нервно думал он, топчась на месте.

Погода ухудшилась, и ещё яростнее засверкали молнии. «Призрак» куда-то исчез, но Быстрицкий не почувствовал себя спокойнее. Он развернулся на месте и пошагал обратно в направлении отеля. «Господи, что же это такое? – думал он, поддаваясь панике. – Я во власти галлюцинаций или кто-то играет со мной?»

Быстрицкий остановился и затаил дыхание: сзади послышались отчетливые шаги. Наткнувшись на дерево, он прижался к стволу. Все его мысли остановились и…

***

Быстрицкого обнаружил сторож отеля во время обхода территории. Он лежал в луже крови, уткнувшись лицом в землю. Нащупав пульс и поняв, что пострадавший едва жив, сторож позвал напарника. Перенеся тело на скамейку, они вызвали полицию и врача.

Сторож, с ног до головы выпачканный грязью и кровью, сохраняя спокойствие, ожидал дальнейших распоряжений.

– Отведи меня к тому месту, где нашёл этого русского болвана, – сказал сыщик угрюмо. – Предупреждал же его, чтобы убирался из страны, а он…

Усилившийся дождь помешал ему закончить фразу, и он поспешил в холл отеля, что-то бормоча себе под нос.

21

Церковь была закрыта. Кузьма обошёл её вокруг в поисках входа, но тщетно. И когда он уже собрался искать крышу для ночлега в другом месте, услышал сухой старческий кашель и дрожащий голос:

– Эй, мил человек, послухай!

Кузьма вгляделся в темноту и с трудом рассмотрел тёмную фигуру в нескольких метрах от себя.

– Я отец Серафим, настоятель этого божьего храма, а ты кто будешь, сынок?

– А я просто человек, – вздохнул Кузьма. – Я потерялся в этой жизни и существую словно по ту её сторону. Мне негде переночевать и очень хочется есть. Я и пришёл сюда, может быть, в поисках самого себя, а быть может, попросить угол для ночлега…

– Мне чудится, что я зрил тебя раньше.

– Да, я жил здесь когда-то, – сказал Кузьма, вздыхая. – Но это было очень давно.

– Тебя долго не было в Верхнеудинске, сынок, – вздохнул старик. – Но я помню тебя, как мне чудится. Ты служил судебным приставом, так ведь? А фамилия твоя Малов.

– Да, вы ни с кем не спутали меня, батюшка, – кивнул утвердительно Кузьма. – Получилось так, что я был вынужден уехать из Верхнеудинска и прожил в другом далёком городе двадцать лет.

– Тогда что заставило тебя вернуться? – поинтересовался старик.

– Судьба, – ответил грустно Кузьма. – Только она, злодейка, всюду вертит и верховодит мною. Всё время, сколько я живу или думаю, что живу на свете белом, судьба выворачивает меня наизнанку, да так крепко, аж кости хрустят.

– Не судьба, а Господь Бог ведёт нас по жизни, – сказал задумчиво поп. – А по ту её сторону могут жить только грешники или праведники… Но ты, как мне думается, не относишься ни к тем, ни к другим. Ты следуешь по тому пути, который указал тебе Господь, и он приведёт тебя туда, где разверзнется ад или вдруг откроются райские гущи!

Старик открыл боковую, едва заметную дверку и впустил Кузьму в церковь. Когда он переступил порог, сразу же остановился. Внезапно накатившая благодать заставила его содрогнуться и почувствовать, как сердце замерло и бешено заколотилось.

Шагая впереди, старик освещал путь свечой. Стены, балки, потолочные расписные перекрытия, выдававшиеся по углам и в полумраке над головой, рождали приятное ощущение уверенности и покоя. Кузьма, шагая за батюшкой, испытывал необычную лёгкость, блаженство и трепет.

В большом зале они остановились. Лики святых на стенах и иконостасе радовали глаз. Через приоткрытую дверку алтаря, под массивной аркой, виднелся вход в алтарь. Кузьме вдруг очень захотелось пройтись по залу и рассмотреть иконы.

– Проходи…

Спокойный голос за спиной заставил Кузьму резко обернуться. В двух шагах от него стоял поп и указывал рукой на дверку алтаря. Он казался значительнее и выше, чем на улице, однако эта перемена никак не отразилась на его манере поведения. Он держался с достоинством и лёгким оттенком снисходительности. Седые волосы разделял аккуратный пробор, на лице застыла располагающая улыбка.

– Милости прошу, – сказал поп. – Здесь будет удобно провести ночь. – Он склонился, указывая на проход. – Я покормлю тебя, чем бог послал, и почивать ложись.

Не раздумывая, Кузьма шагнул вперёд. Блеск церковной утвари, иконы на стенах, хоругви с ликом Христа, кресты… За всю свою жизнь ему не приходилось видеть подобной комнаты. Переступив порог, он словно вошёл в долину чудес, где царствует добро и отсутствует зло.

– Садись, где тебе понравится, – сказал поп. – Занимай место за столом, и приступим к скромной трапезе.

Кузьма молча кивнул и присел.

– Вот хлебушек, вот варёный горох, – предлагал старик, снимая крышку с чугунка, стоявшего на столе. – Трапеза скудная, но это всё, что у меня есть.

Еда казалась Кузьме необычно вкусной, а происходящее он воспринимал как чудесный сон. Его душа отдыхала вместе с телом и как губка впитывала царящий в храме покой, радужный, неповторимый, который не почувствуешь так остро нигде, кроме как в обители Господа Бога.

Сам батюшка, не притрагиваясь к пище, сидел напротив и молча наблюдал, как с жадностью поглощает еду его гость. В глазах старика не было ни любопытства, ни укора. А Кузьма ничего не мог поделать с неожиданно охватившим его волнением. Доев горох, он сложил перед собой на столе руки, стараясь унять овладевшую им дрожь.

– Ты знаешь, Кузьма Прохорович, я мыслю, что неспроста ты приехал в Верхнеудинск, – заговорил вдруг батюшка. – Не будет ли нескромным, если я снова спрошу о причинах, побудивших тебя вернуться?

– Мне было некуда деваться, – признался Кузьма, краснея. – Меня привезли сюда насильно.

– Понимаю и не сомневаюсь в правдивости твоих слов, – кивнул старик. – А ещё вижу, что не сладко тебе здесь приходится. Те, кто привёз тебя в Верхнеудинск силой, видит Бог, очень плохие люди.

– Хуже некуда, – подтвердил Кузьма, тяжело вздыхая.

– Сейчас много таких людишек в России появилось, – продолжил поп. – Люди веру в Господа Бога утратили. Уверовали в счастье при коммунизме, который они сейчас строят, а ведь не знают, что всё их стремление – это уход от Бога к Сатане.

– Наверное, – неуверенно поддакнул Кузьма, чувствуя, что щёки его краснеют. Ему вдруг захотелось выговориться, рассказать доброму старику всё, что накопилось на душе. Ему хотелось исповедаться, и даже не важно, дойдёт ли до ушей Бога его «исповедь», лишь бы его услышал сидящий напротив поп, умеющий понять и удостоить добрым мудрым советом.

– Хорошо, я готов выслушать тебя, – сказал батюшка, словно прочтя его мысли. – Будем считать это исповедью, хотя и вне службы… Я уверен, что Господь наш услышит тебя, он любит своих чад и помогает тем, кто хочет обратиться к нему и облегчить свою душу…

***

Кузьма, не жалея слов и времени, рассказал всё, что тяжким грузом лежало у него на сердце, внимательно слушавшему его батюшке. Потом он закрыл глаза и не заметил, как погрузился в сон.

Увидев, что его гость уже ничего не слышит, батюшка замолчал. Чего можно ждать от человека, который избавился от бремени, тяготившего его душу долгие годы…

Кузьма видел себя входящим в большую залу церкви, освещаемую сотней свечей, которые стояли везде и светили ярко-ярко. Церковь была пуста, а посредине стоял гроб. Он приблизился к нему на ватных ногах и увидел…

О Боже, он увидел в гробу самого себя!

Одетый в форму судебного пристава, молодой, красивый… А вокруг темнота. Большая часть свечей вдруг погасла, а те, которые остались зажженными, светили тускло, от чего церковь носила отпечаток мрачности, населяя жуткими образами чёрную пустоту, окружающую гроб.

Скрипнула дверь, и в зал вошли ещё два человека – мужчина и женщина. Они медленно приблизились к гробу. Кузьма, одной своей частью стоящий на ногах, а другой лёжа в гробу, почувствовал ужас смерти, отчего кровь застыла в жилах. Меж тем вошедшие встали у гроба и уставились на него.

– Теперь он наш, – прошептала женщина. – Больше он от нас никуда не денется.

Кузьма не мог пошевелиться, не мог вымолвить ни слова.

– А зачем он нам? Похороним и всё! – усмехнулся второй, который стоял рядом с женщиной. – Он уже в гробу и… Остаётся только умертвить и закопать его!

«О Боже, это же Маргарита с сыном! – ужаснулся Кузьма. – То есть не Маргарита, а Мария… и не с сыном, а даже не знаю, с кем!»

Он проснулся, задыхаясь, вскочил на ноги и увидел лицо батюшки, взиравшего на него.

– Где они?! – закричал Кузьма, содрогаясь от страха.

– Я тут один, – ответил ровным спокойным голосом поп.

– Где они? – пробормотал Кузьма, бессмысленно крутя головой.

Батюшка не сказал ничего и лишь развёл руками.

– Что ж получается, эти нелюди мне приснились? – нервно хмыкнул Кузьма, тяжело опускаясь на табурет. – О Господи, Царь Небесный, я будто не спал вовсе, а всё ужасное видел не во сне, а наяву.

***

Кузьма покинул церковь рано утром.

– Ты заходи, ежели что, – сказал, провожая его, батюшка. – Я тебя всегда приму, не сомневайся…

Надев шляпу, которую дал ему поп, он вышел на улицу и, чтобы развеяться, решил прогуляться по городу. По улицам Кузьма бродил около часа, и сам не заметил, как оказался у городского кладбища. Пройдя переулком, он очутился перед аркой и… Он глазам не поверил, увидев, до каких гигантских размеров оно разрослось!

«И чего же делать? – подумал он озадаченно. – Где же искать могилы родителей? За ними двадцать лет никто не ухаживал и… Их мне, наверное, никак не найти!»

В безуспешных поисках он ходил по кладбищу до полудня и, удручённый, направился к выходу.

Приближаясь к арке, он увидел гроб и множество людей. Похоронная процессия двигалась довольно долго, пока не остановилась у забора. Могильщики опоясали гроб верёвками, и кто-то скомандовал: «Опускай! Осторожно!» Кто-то из провожавших плакал, кто-то украдкой стыдливо крестился, кто-то стоял, молча склонив голову и глядя в могилу.

Кузьма в стороне наблюдал за процессом захоронения. И вдруг кто-то коснулся его руки:

– Здравствуйте, Кузьма Прохорович!

Он вздрогнул от неожиданности и повернул голову. Рядом с ним стояла та самая продавщица, которая узнала его в магазине.

– А-а-а, это вы, – сказал Кузьма не очень обрадованно. – Вы, наверное, собираетесь мне сказать, что наша сегодняшняя встреча случайна?

– Не знаю, – пожала плечами женщина. – Я здесь по случаю похорон соседки, а вы? Ищете могилы своих родителей, или…

– Нет, я просто пришёл на кладбище, – огрызнулся Кузьма. – А вам какое дело, почему я здесь?

– Да так, – снова пожала плечами женщина. – Я всего лишь помочь хотела.

– Помочь? Мне? В чём? – буркнул Кузьма. – Я не нуждаюсь ни в чьей помощи.

– Не нуждаешься, тогда прощай, – вздохнула женщина. – Жаль, а я собиралась открыть тебе глаза на многое.

– На что же, например? – насторожился Кузьма.

– Об этом я расскажу тебе дома, сегодня вечером, заходи.

– Хорошо, загляну, а где твой дом?

Женщина назвала адрес и засобиралась уходить. Сделав несколько шагов, она вдруг остановилась и обернулась:

– А могилы своих родителей ты найдёшь в сотне шагов отсюда, у большой берёзы.

– А ты откуда знаешь? – напрягся Кузьма.

– Протри глаза и обернись, – усмехнулась женщина. – Берёза приметная, её даже отсюда хорошо видно.

22

На рассвете их разбудил стук в дверь. В номер вошёл Дмитрий Шмелёв, готовый к предстоящему выезду в тайгу на охоту.

– Вот, собирайтесь, товарищи! – сказал он, ставя на пол мешок. – Здесь одежда для охоты и обувь.

Во дворе ожидала машина с красными крестами, очень похожая на «скорую помощь».

– Это что? – округлил глаза Бигельман. – Нас ещё будет подстраховывать медицинская служба?

– Нет, это я попросил заведующего гаражом забрать нас и увезти в тайгу, – улыбнулся Дмитрий. – Он нас там оставит, вернётся в город, а через день приедет за нами.

– Мы что, там задержимся на ночь? – ужаснулся Иосиф. – Но-о-о…

– Всё будет хорошо, обещаю, – рассмеялся Дмитрий. – Мы проведём замечательную ночь, не пожалеете!

– А на кого охотиться будем? – поинтересовался Азат, усаживаясь в будку.

– На лося, – охотно ответил Дмитрий, усаживаясь рядом. – Если повезёт, конечно.

– А если не повезёт? – поинтересовался Иосиф, устраиваясь на скамейку напротив.

– Тогда подстрелим, кого увидим, – хмыкнул Дмитрий. – В тайге много зверя разного водится. – Он нажал на кнопку, давая знак к отправлению, и добавил: – Как бы то ни было, но жареным мясом на ужин я вас обеспечу.

За город выехали быстро. Благодаря раннему утру улицы были свободными, и водитель вёл машину уверенно, на большой скорости.

Дорога к лесу легко кренилась под гору. Утреннее солнце через окно будки пригревало пассажиров. Вскоре склон сменился низиной, заросшей кустарником. Машина замедлила ход, и стало слышно чавканье грязи под колёсами.

Дмитрий разговаривал без умолку. Азат молчал, бросая косые взгляды на Бигельмана, думая о своём. Иосиф охотно участвовал в разговоре со Шмелёвым, ничем не выдавая своего негативного отношения.

– Там, куда едем, водится очень много лосей, – говорил Дмитрий. – Нам надо будет выбрать молоденькую самку без приплода.

– А как её выбрать? – недоумевал Иосиф. – По мне так все лоси на одну морду. Я даже не могу отличить самца от самки!

Азат, хмуро глядя на Бигельмана, со злобой думал: «А я желал бы видеть тебя на рогах у лося или раздавленным медведем, продажная еврейская морда. Я к тебе чуть ли ни как к брату относился, а ты шпионишь за мной. Ну ничего, я с тобой ещё рассчитаюсь, паскудник. При первом же удобном случае посчитаюсь с тобой, иуда…»

Текст телеграммы так и стоял перед его глазами. «Надо ведь, шпионить за мной его приставили, – думал Азат. – И что теперь делать? Как вести себя с этим мерзавцем? Сказать, что мне всё известно, и понаблюдать за его реакцией на мои слова?»

Нет, от этой мысли он был вынужден отказаться, так как не знал, как поведёт себя Бигельман. Он мог просить прощения со слезами на глазах и говорить, что его принудили следить за ним. А мог «капнуть» в НКВД и… Там могли «обидеться» и провести с «товарищем Рахимовым» показательную «воспитательную работу».

«О Всевышний, почему чекисты так упорно держат меня на привязи? – думал Азат с тревогой. – А может быть, я винтик в какой-то игре, о которой ни сном ни духом? Нет, с жидёнком буду вести себя так, будто ничего не произошло. А со временем определюсь, что делать и как поступить с этим “портняжкой” предателем…»

– Разве дикие кабаны так опасны? – услышал Азат восклицание Бигельмана, отвлекшись от своих мыслей.

Дмитрий улыбнулся и ответил:

– Так же, как и медведи. Они подвижнее косолапых и храбрее их. Клыки у кабанов такие опасные, что выпотрошат любого, кто встанет у них на пути!

Иосиф побледнел и поёжился. По нему было видно, что всё «великолепие» предстоящей охоты ему уже не по нутру.

– Ничего, не беспокойтесь, товарищи, – продолжил весело Дмитрий. – Там, куда я везу вас, нет дубняка поблизости и кедровника тоже. А кабаны обожают питаться бобами и орехами.

Часа через два машина остановилась в лесной чаще у какого-то домика.

– Всё, приехали! – объявил Дмитрий, беря одной рукой большой мешок, а другой ремни карабинов. – Хватайте другие мешки, и на выход. Нам пора отпустить машину и пообедать!

Взяв подвернувшийся под руку мешок, Азат вышел из машины, и… Что-то кольнуло внутри. Ему показалось, что он узнаёт это место.

– Слушай, а как давно стоит на месте этот домик? – обратился он к Дмитрию.

– Лет десять, если не ошибаюсь, – ответил тот, пожимая плечами. – Здесь раньше, чуть левее, стояла другая лачуга. В ней проживал старик бурят.

– Я когда-то жил в Верхнеудинске и бывал здесь, – признался Азат задумчиво. – И старика бурята я тоже знал… Яшкой его звали, а фамилия Сыткоев, кажется.

– Да, был такой, – кивнул Дмитрий. – Куда он делся, никто не знает. Буряты говорят, будто дух тайги забрал его.

Больше ничего не говоря и не спрашивая, Азат с мешком в руках вошёл в дом, следом за ним вошли Иосиф и Дмитрий.

Переступив порог, Азат остановился и осмотрелся. Два топчана у противоположных стен, между ними столик, буржуйка в углу и крышка подпола… Азат поёжился и с трудом проглотил подкативший к горлу ком горечи.

– Ну что, перекусим или бросаем всё, хватаем карабины и на охоту? – предложил Дмитрий, которого переполнял закипающий внутри охотничий азарт. – К полудню лоси должны появиться за холмом, а нам их упустить нельзя!

Он достал из сумки пакетик с бутербродами, бутылку вина и поставил на стол.

– Давайте перекусим, товарищи и… Пойдём поохотимся! Я думаю, нет, я просто уверен, что нам сегодня крупно повезёт!

Они выпили по кружке вина, закусили бутербродами и вышли из домика. Они обошли холм, но обещанных Дмитрием лосей не было видно, но это, казалось, не слишком его обескуражило.

– Сейчас появятся, – заверил он убедительно. – Здесь, неподалёку, они на водопой приходят, вот скоро…

Удача улыбнулась им совсем неожиданно. Не успел Дмитрий закончить фразу, как впереди, из зарослей, вышел лось. Красивый грациозной походкой, он шествовал мимо холма, не замечая замерших в ожидании охотников.

– Ну, чего медлишь? – сдавленным голосом буркнул Иосиф, обращаясь к Дмитрию.

– Это самец, он нам не нужен, – прошептал тот, опуская карабин. – Его мяса никто есть не будет, оно сейчас вонючее…

Из леса, следом за лосем, вышла молодая самочка, которая то и дело встряхивала головой. Бурая шкура лоснилась под солнцем.

– Дай, я выстрелю? – взмолился Иосиф, в котором вдруг пробудилась страсть к охоте. – Дима, позволь мне выстрелить первому.

– Хорошо, стреляйте, – прошептал Дмитрий. – Только внимательнее цельтесь. Я скажу, когда нажать на курок.

Бигельман поднял карабин, прицелился и замер.

– Опусти карабин и взведи курок, – усмехнулся, покосившись на него, Дмитрий.

– А как это? – удивился Иосиф, опуская карабин.

– Вот так, – Дмитрий взял из его рук оружие и щёлкнул затвором.

Пожимая плечами, Бигельман взял карабин и прицелился. К тому времени самец уже исчез из виду, и лосиха являлась единственной мишенью. Иосиф нажал на курок. Прогремел выстрел.

Лосиха вздрогнула, споткнулась, но сразу же вскочила на ноги; громко сопя, она развернулась к охотникам.

– Ранена! – закричал Дмитрий и выстрелил сам.

Его пуля убила лосиху наповал. Она повалилась на землю и в предсмертной агонии задёргала ногами.

– Прямо в яблочко! – рассмеялся Дмитрий, набрасывая карабин на плечо и выхватывая нож. – Пойдём, товарищ Бигельман, избавим животное от страданий!

Иосиф только молча кивнул, не в силах произнести ни слова. Сидя с карабином в руках, Азат с едкой усмешкой наблюдал, как они подбежали к лосихе и склонились над ней.

«Попал бы я отсюда прямо в лоб этого гадкого еврея? – думал он, разглядывая присевшего возле туши Бигельмана. – Наверное, попал бы. До него около сотни метров, не более…»

Будучи не в силах удержаться от охватившего его желания, он вскинул карабин и прицелился. Поймав на мушку цель, которой являлась голова Иосифа, он положил палец на курок и едва не нажал на него. Выстрелу помешал вышедший из кустов ещё один лось, голову которого украшали угрожающе изогнутые рога.

Азат, увидев красавца зверя, опустил руки. Дмитрий и Иосиф тоже увидели лося. Они вскочили и побежали обратно, к своему укрытию. Дмитрий вырвался вперёд, а Иосиф… Он неожиданно споткнулся и упал.

«Вот он, подходящий долгожданный момент! – мелькнула подстрекающая мысль в голове Азата. – Надо только не упустить его!»

Он прицелился в ногу лося и выстрелил. Вместо того чтобы развернуться и бежать обратно в кусты, раненое животное ринулось на встающего с земли Бигельмана.

Услышав выстрел, Дмитрий остановился, обернулся и снял с плеча карабин. Он выстрелил навскидку, но пуля лишь задела шкуру животного, оставив глубокую борозду и причинив ему ещё большую боль.

Иосиф встал, когда лось был в нескольких метрах от него. Увидев разъярённое животное, мчавшееся на него, он замер. Ужас сковал его. Он лишь зажмурился в ожидании смерти в тот момент, когда лось ударил его рогами и подкинул над собой. Описав в воздухе дугу, Иосиф рухнул на землю и затих, лишившись сознания.

Дмитрий нажал на курок в тот момент, когда животное уже ударило Бигельмана. Выстрел не прозвучал, карабин дал осечку. После второго выстрела лось метнулся в сторону и пробежал ещё несколько метров, прежде чем силы изменили ему. Копыта его подломились, и он с шумом рухнул наземь, в агонии царапая дёрн и похрипывая. Дмитрий подскочил к нему и взмахом ножа перерезал ему горло.

Азат побежал к телу Иосифа, надеясь, что тот уже мёртв и его внезапно пришедший в голову план сработал без осечки. Он присел рядом с Дмитрием и поинтересовался:

– Ну? Как он?

– Хуже некуда, – угрюмо отозвался Дмитрий, осматривая и ощупывая тело Бигельмана. – Он сейчас мешок с переломанными костями, но жив ещё…

– Что делать будем? – внутренне досадливо чертыхнувшись, поинтересовался Азат.

– Сейчас схожу за носилками, и мы перенесём его отсюда.

Уже в домике они по очереди осмотрели пострадавшего.

– Сломана ключица, таз, несколько рёбер и правая нога, – вздохнул чуть не плача Дмитрий. – Знать бы, как пострадали внутренности…

– Предположить, конечно, очень трудно, – согласился с ним Азат. – И перевозить Иосифа в город я бы поостерёгся. Кто знает, сможет ли он перенести это?

– Чёрт возьми, а что же делать? – запаниковал Дмитрий, хватаясь обеими руками за голову. – Ну зачем вы стреляли в того самца, товарищ Рахим?

Брошенный им упрёк встревожил Азата, и он тут же выдал заготовленный заранее ответ:

– Так я за вас беспокоился. Хотел убить зверюгу, чтобы на вас не напал.

– Я так и подумал, – прерывисто вздохнул Дмитрий. – Это моя вина в случившемся, только моя!

– Да что там… Не казни себя, – положил ему «участливо» на плечо руку Азат. – Это я, мазила… Вместо того чтобы убить лося, я по неопытности только ранил его.

– Нет, это я виноват, – настаивал Дмитрий. – Это я не объяснил, что убили лосиху и стрелять больше не надо. Лось бы обратно убежал, почуяв кровь самки и нас увидев. А получив ранение… Получив ранение, любой зверь приходит в бешенство и теряет над собой контроль…

– Хорошо, окажи ему помощь, какую возможно, – сказал Азат в раздумье. – Пока ты с ним возишься, я соберу кое-какой травы, сделаю отвар и… Переломов, конечно, я ему не вылечу, а внутренности… Я постараюсь, чтобы он не умер, пока ты будешь ездить в город за помощью…

23

Владимир Александрович Быстрицкий с трудом оторвал голову от сплющенной больничной подушки. На бледном лице выделялись тёмные круги вокруг запавших глаз, но он старался казаться бодрым и непринуждённым.

– Я, наверно, отвратительно выгляжу, – сказал он, натянуто улыбаясь. – Но-о-о… Я понимаю, как необходима эта встреча.

– Значит, вы готовы к разговору, – сделал вывод сыщик, усаживаясь на стул.

– Да, я готов ответить на ваши вопросы, – кивнул Быстрицкий.

– Спасибо за понимание, – усмехнулся сыщик. – У меня очень много вопросов к вам накопилось.

– Попытаюсь ответить на все, – вздохнул Быстрицкий. – Хотя я мало что помню из того, что произошло.

– Вопрос первый и, может быть, самый важный, – начал сыщик. – Расскажите мне всё, что помните про ту злополучную ночь.

– Кромешная тьма, – заговорил, морща лоб, Быстрицкий. – Я вышел из отеля, сверкали молнии, громыхал гром. Не знаю почему, но мне почудилось, что кто-то наблюдает за мной. Меня охватил страх. И тогда я почувствовал остриё, вонзившееся в спину, затем в бок и грудь. Три удара помню точно, а потом я потерял сознание. Уже не помню, упал ли сам или кто-то сбил меня с ног, только мрак перед глазами и всё. Как вспоминаю обо всём, каждый раз прошибает холодный пот…

– А я считаю, что не так страшны воспоминания, как то, что ждёт впереди, – изрёк с угрюмым видом сыщик.

– Наверное, так и есть, – согласился Быстрицкий. – Я действительно кому-то очень неугоден. Сейчас я это ясно осознаю. Неудавшееся покушение… Сам не пойму, как жив остался.

Сыщик покачал головой и нахмурился.

– Ничего в этом странного нет, – сказал он. – Таковы особенности нашей страны, я уже предупреждал вас об этом. И ещё…

Он замолчал, а Быстрицкий прошептал взволнованно:

– Что ещё? Что вы этим хотели сказать?

– Вас не хотели убивать, – вздохнул, отвечая, сыщик. – Вам таким образом дали понять, что следующий раз будет последним. Не уедете из страны – будете здесь похоронены.

Быстрицкий прикрыл глаза руками. Дыхание его участилось. Но через несколько минут он справился с приступом слабости:

– Я здесь имею дела с порядочными людьми, и не в их интересах ликвидировать меня.

Сыщик промолчал и на его сделавшемся каменном лице не дрогнул ни один мускул.

Не услышав ответа, замолчал и Быстрицкий. Он весь напрягся, думая о чём-то своём.

– А может и такое быть, что кто-то не хочет, чтобы я заключил сделку, ради которой приехал? – предположил он вдруг, туманно глядя на сыщика.

– Это предположение вполне годится для версии, – кивнул тот.

– А я склонен считать, что это не версия, а истина! – оживился Быстрицкий. – Кто-то хочет помешать заключению сделки и ликвидировать меня. Корнея Бадалова они уже уничтожили, а меня…

– А вас они оставили в живых для того, чтобы…

Он осёкся и замолчал, так как открылась дверь палаты и вошёл дон Диего. В лёгком светлом костюме, с белой шляпой на голове, он подошёл к кровати и уселся на стул, который услужливо освободил для него вскочивший сыщик.

Быстрицкий зажмурился. Его лицо стало белым как мел.

– Да, это я, – усмехнулся дон Диего. – Можешь тереть глаза сколько хочешь, но я не исчезну.

– Я всё понял, – упавшим голосом прошептал Быстрицкий. – Это вы организовали на нас охоту и…

Дон Диего прервал его выразительным жестом:

– Вы заслужили то, как я с вами поступил, мерзавцы. Я знаю, что это вы организовали убийство моего брата, и воздал вам должное «по заслугам». Да, твоего напарника приказал убить я, а тебя… Тебя оставили живым неслучайно. На тебя у меня другие виды!

– Вот даже как? – У Быстрицкого вытянулось лицо. – Вы решили меня до смерти замучить?

– Выйди! – глянув на притихшего сыщика, распорядился дон Диего и перевёл на Быстрицкого тяжёлый взгляд. – Я не таю на тебя зла за убийство Митрофана. Он был так себе, жалкий человечишка! Мот и кутила был моим братом, к тому же редкий козёл. Когда-то давно отец оставил ему приличное состояние, и он промотал его. Я удивлялся, как он умудрился обзавестись ещё большим состоянием и сохранил его. Да, мы не любили друг друга никогда и старались не видеться. Но больше всего я был удивлён, когда меня известили о его трагической смерти и об оставленном на моё имя завещании!

– Так что, вы тоже носили фамилию Бурматов? – уловив паузу, задал мучавший его вопрос Быстрицкий.

– Тебя это не касается, – насупился дон Диего. – В отличие от Митрофана, царство ему небесное, я более трезво смотрю на жизнь. Так вот, у меня есть интерес к бурно развивающейся Германии, и я готов перевезти туда груз!

– Тогда в чём же дело? – округлил глаза и обрадовался Быстрицкий. – Считайте, что мы уже договорились.

– Нет, так считать рано, – возразил дон Диего. – Ты уже пытался меня обмануть байками о несостоятельности завещания, и я тебе не верю! Если хочешь жить, будешь играть по моим правилам! Не хочешь, тебе не выйти отсюда живым!

Быстрицкий в задумчивости провёл ладонями по щекам и, видимо, приняв решение, поинтересовался:

– А что за правила, которые вы собираетесь мне предложить?

– Об этом поговорим позже, – поморщился дон Диего. – Если согласен, то говори прямо сейчас, если нет…

– Да, я согласен, – поспешил с ответом Быстрицкий. – Только скажите хотя бы то, какие интересы у вас в Германии?

– В отличие от брата я люто ненавижу СССР, – сузив глаза, сквозь зубы процедил дон Диего. – Я хочу наладить большие прочные связи с Германией и всеми силами помогать ей, если она объявит Стране Советов войну!

– Господи, да в чём же дело? – обрадовался Быстрицкий, краснея от возбуждения. – Организация патриотов, которую я представляю, вынашивает такие же цели.

– Я уже осведомлён об этом достаточно хорошо, – ухмыльнулся дон Диего, – только не хочу иметь с «патриотами» никаких дел. Вы уже проиграли всё, что можно, и в этом я согласен со своим покойным братом. Вам не нужна Россия и её благополучие, вам не нужен никто! Вам нужны только деньги, которые вы привыкли выкачивать из богатых простофиль, прикрываясь «высокими идеями». Короче, для сближения с Германией я решил вести свою игру. И я лично приму участие в перевозке теперь уже на моих баржах моей нефти в эту страну!

– Хорошо, пусть будет так, – вздохнул облегчённо Быстрицкий. – Вы уже назначили срок для «похода»?

– Нет, сроки пока ещё под вопросом, – поморщился дон Диего. – Не забывай, что мне ещё надо полностью вступить в права наследства, а на это потребуется некоторое время.

– Но-о-о… Как говорится, ложка хороша к обеду? – насторожился Быстрицкий. – Любая затяжка может негативно…

– Брось, не говори ерунду, – отмахнулся дон Диего. – «Деятели» из вашей банды недобитков думают так, а я мыслю иначе. К тому же мне ещё необходимо перезаключить договор на закупку зерна с СССР!

– Тогда на подготовку акции уйдёт уйма времени?

– И что с того? Нам спешить некуда, Германия ещё не воюет с Россией.

– А я? – наконец-то вспомнил о себе Быстрицкий. – Какова моя роль в вашей игре?

– Не спеши, скоро всё узнаешь, – сказал, поднимаясь, дон Диего. – Нам пора… Наша беседа затянулась, – он повернулся к двери и негромко крикнул. – Эй, амиго, забирайте!

В комнату вошли два крепких парня и, не церемонясь, переложили на носилки Быстрицкого.

– Господа, полегче! – запротестовал он, морщась от боли. – Я же раненый и нахожусь в больнице. Моё состояние может ухудшиться и…

– Ничего, не рассыплешься, – пропуская мимо себя носилки, буркнул дон Диего. – У меня ты получишь больший уход, чем в этом гадюшнике, и скоро поправишься, будь уверен!

***

«И всё-таки дон Диего не Митрофан, как ни крути, хотя похож очень, – думал Быстрицкий, глядя в потолок. – Небо и земля… Того можно было легко обвести вокруг пальца, а этот сам себе на уме. Казалось бы, родные братья и похожи как две капли воды, но это только внешне. Внутренне же они совершенно разные люди! Митрофан легко бы угодил в ловушку, которую я ему приготовил, а этот… Этот сам легко загнал меня в угол…»

Быстрицкий отвлёкся от мыслей о хозяине фазенды и внимательно осмотрел комнату, в которой находился, и ничего интересного не увидел.

Одно окно, обращённое на восток, было заложено, другое – большое, в северном конце комнаты, смотрело на плоскую крышу первого этажа и в огромный двор. Кирпичный камин был мал для такой комнаты, стенные шкафы чересчур узки и глубоки. Быстрицкий чувствовал себя неуютно. Комната казалась ему не яркой и приветливой, а сумрачной, суровой, начисто лишённой очарования.

Дон Диего не навещал его и не проявлял интереса к своему «гостю», но это не удивляло и не беспокоило Быстрицкого. У хозяина фазенды сложный характер, и лучше всего было его не беспокоить.

С трудом встав с кровати, Быстрицкий приблизился к окну. На огромной площади фазенды кипела жизнь, туда-сюда сновали люди. «Типичный князёк, – подумал он, оглядывая владения дона Диего. – Интересно, чем он занимается в этой глуши? Наверное, содержит плантации и производит наркотики, которые распространяет по миру?»

Он вернулся в постель и попытался сосредоточиться. На ум пришла фраза, брошенная доном Диего, когда его поселили в эту комнату.

– Считай, что в твоей жизни наступил перелом, – сказал он. – Живи и радуйся, что тебе повезло больше, чем твоему напарнику!

«Но что, чёрт возьми, хотел сказать этим дон Диего? – зашевелилась беспокойная мысль. – Что он имел в виду, говоря мне это?»

Быстрицкий тщетно искал в голове хоть какую-то мыслишку, способную дать ответ на тяготившие душу вопросы, и натыкался на пустоту. Он исчерпал всю свою самоуверенность, которая недавно переполняла его с избытком. «Я весь в его власти! – подумал он в отчаянии. – Со мной всё кончено как с личностью! Мне остаётся подчиниться воле этого наркобарона, иначе…» Уже в который раз его охватило неприятное беспокойство.

За дверью послышались приглушённые голоса и шум шагов. Распахнулась дверь, и на пороге возник дон Диего. Рядом с ним стояла невысокая полная грудастая мулатка. Волосы были собраны в пучок на затылке; мягкое широкое лицо прорезала тонкая линия рта с поджатыми губами. Маленькие глазки смотрели выжидательно.

С тревожным чувством Быстрицкий приподнял голову. Болезненно перехватило горло, словно в ожидании чего-то недоброго.

– Её зовут Мария, – представил женщину дон Диего. – Она будет заботиться о тебе до тех пор, пока ты будешь проживать под моей крышей.

Быстрицкий молча кивнул.

Было что-то угрожающее в облике Марии, но… Губы её растянулись лёгкой улыбкой.

– Я говорю не только на испанском, но ещё на английском и французском языках, – сказала она грубоватым голосом.

Быстрицкий вздохнул, сделал глотательное движение и почувствовал, что спазм прошёл, но осталась неприятная сухость в горле.

– Хорошо, я берусь научить тебя русскому языку, – сказал он хрипло. – Если ты, конечно, пожелаешь овладеть им…

24

Удивление Кузьмы было беспредельным, когда он остановился у могил родителей. Ухоженные холмики, покрашенная оградка вокруг… А берёзка, которую он посадил двадцать лет назад, выросла и превратилась в большое стройное дерево.

«Господи, это чудо! – думал Кузьма. – У нас нет родни в этом городе? Так кто же заботился о могилах моих родителей всё это время? Я искал заросшие затоптанные холмики, а тут…»

Почувствовав тяжесть в ногах, он присел отдохнуть на скамейку. Кузьма испытывал истинное наслаждение, видя, как набухают почки на берёзе и зеленеет под ногами молоденькая трава. Не было ни дуновения ветерка; казалось, сама природа отдыхает, утомлённая долгой сибирской зимой. И ему захотелось остаться здесь похороненным в тишине и покое. Кузьму утомила безрадостная жизнь, в которой он много потерял и не приобрёл ничегошеньки!

У могилы родителей сын провёл несколько часов, а когда стемнело и стало прохладно, встал и пошёл к выходу. Вспоминая юные годы, он миновал одну улицу, свернул на другую и не заметил и сам, как остановился у магазина, в котором работала… Он, как ни старался, так и не вспомнил имени бывшей подруги Маргариты.

Магазин уже был закрыт, и Кузьма пошёл дальше. Ноги сами привели его к дому, в котором давно жила Маргарита с бабушкой.

Опустив руки в карманы и ёжась от холода, он стоял и смотрел на дом, такой же одинокий, как и он сам, чужой в родном городе. И вдруг ему пришло на память всё, что пришлось пережить с тех пор, как он был последний раз здесь, такой уверенный в себе, мужественный и сильный. Сейчас он чувствовал себя усталым, старым и ко всему безразличным. Кузьма уже давно потерял уважение к самому себе! Притом, что не совершил не единого поступка, которого ему следовало бы стыдиться. Самоуважения его лишили другие, и произошло это очень легко и просто. А теперь жизнь казалась ему такой мерзкой и отвратительной, что он не видел смысла держаться за неё и дорожить ею.

На его плечо легла чья-то лёгкая рука, прервав ход мыслей. Кузьма обернулся и обомлел: перед ним стояла та самая продавщица из магазина. Женщина выглядела испуганной.

– Тебе надо спрятаться, Кузьма Прохорович, – прошептала она, озираясь. – Тебя разыскивают очень опасные люди!

– И-и-и… Насколько они опасны? – заинтересовался Кузьма.

– Очень, – вздохнула женщина. – Они собираются убить тебя.

– Ты хотела сказать, что они собираются арестовать меня? – напрягся Кузьма. – Или ты говоришь не про милицию?

– Я говорю про бандитов, – хватая его за рукав, ответила женщина. – Они уже были у меня в магазине. Они тебя ищут.

Больше не задавая вопросов, Кузьма последовал за ней.

Женщина привела его в старый деревянный дом.

– Заходи, – сказала она, распахивая дверь.

– А чья эта халупа? – спросил Кузьма, нагибаясь и входя в сени.

– Я здесь живу, – ответила женщина.

– Извини, – смутился Кузьма. – Я…

Открыв дверь, он оторопел и замер. За столом сидела женщина, опустив голову на руки. Слева от неё коптила керосиновая лампа, а справа лежал револьвер. Как только Кузьма переступил порог, она подняла голову:

– Доброй ночи, господин судебный пристав Малов. А мы уж тут вас заждались…

Сильнейший удар между лопаток сзади сбил Кузьму с ног. Оказавшись на полу, он попробовал быстро подняться, но тщетно. Удар ногой по лицу лишил его сознания.

Открыв глаза, Кузьма увидел стоявшего посреди комнаты Дмитрия с револьвером в руке. Он зажмурился, но выстрел не прозвучал.

– Дима, остынь, он нужен нам живым, – неожиданно распорядилась женщина, выдававшая себя за Маргариту, но на самом деле, как недавно узнал Кузьма, называвшаяся Марией.

Скрипнув зубами, Дмитрий опустил руку и с явным сожалением, отступил в сторону, рыча, словно раненый зверь.

– А теперь к делу, – сказала Мария, строго и требовательно глядя на Кузьму. – Завтра едем в тайгу и делаем дело. Никаких сомнений я не слушаю, а возражений не потерплю!

***

Ночью прошёл ливень, а к шести часам утра к дому подкатила похожая на цыганскую кибитку накрытая плотной тканью телега.

Дмитрий погрузил в неё лопаты, лом, кирку, два туго набитых мешка и два карабина. Затем из дома вывели Кузьму со связанными руками и кляпом во рту.

Место кучера занял мужчина, лица которого Кузьма не рассмотрел из-за темноты, но его фигура показалась ему знакомой.

– Ты вот что, подруга, – услышал он полный раздражения голос Марии. – Если кому хоть полслова про нас вякнешь, не просто убью, а до смерти замучаю!

– Но-о-о… Я же привела его в дом, как ты велела, – испуганно заговорила женщина. – Я…

– Умолкни! – прозвучал озлобленный голос Дмитрия. – Ты нам чуть всё дело не запорола! Не явись я вовремя…

– Всё, достаточно, – перебила его Мария с истеричными нотками в голосе. – Веди себя разумно, и будешь жить долго, голубушка. Развяжешь помело, останешься без него!

– Ну что, едем? – поинтересовался «извозчик», беря в руки вожжи. – Эта шлюшка будет держать рот на замке! Она хочет жить, я знаю!

«Господи, да это же Карп! – подумал Кузьма, узнав голос. – Хозяин моего бывшего дома? Что ж получается, вся эта гнусная компания одна шайка-лейка?»

Мария и Дмитрий уселись в повозку, и Карп подстегнул легонько лошадь кнутом.

«Ну, вот и поехали, – подумал Кузьма, слыша тяжёлое дыхание матери и сына. – Интересно для чего они лопаты и ломы с собой взяли?..»

Сквозь прорехи в боках телеги Кузьма наблюдал за деревьями, которые медленно проплывали мимо. «Если они собираются меня убить и закопать, то почему так далеко везти? – думал он. – А если они всё ещё настроены переходить границу, для чего им “землекопный” инструмент?»

Кузьма ещё долго размышлял над разительно переменившимися обстоятельствами своей жизни. Не успев освободиться от Марии и Дмитрия, он снова оказался в их руках. А теперь они не будут вести себя с ним «обходительно». Скорее всего, они уже решили, что с ним делать и…

– Тпр-у-у! – неожиданным выкриком прервал Карп ход его мыслей и натянул вожжи.

– Чего там у тебя? – крикнул Дмитрий, выпрыгивая из повозки.

– Сейчас, – ответил Карп. – Хочу глянуть, что там за след по дороге тянется.

– След? Какой ещё след? – заволновалась Мария, выглядывая из «кибитки».

– След как след, – ответил Карп. – След машины, причём свежий.

– Откуда он мог здесь взяться?! – удивлённо воскликнул Дмитрий.

– А кто знает, – ответил неопределённо Карп. – След ведёт в ту сторону, куда едем и мы. Видать, местечко то уже занято другими охотниками!

– Да, там должен быть старый домик, – всполошилась Мария. – Я уже говорила тебе про него, вспомни?

– Был разговор, – подтвердил Карп. – Та развалюха, про которую ты упоминала, рассыпалась от старости. А на том месте красивом кто-то другой домик выстроил.

– А что ты молчал про это? – набросилась на него Мария.

– Да так, – буркнул Карп. – Вы и не спрашивали…

– Всё, мы остаёмся здесь, а ты сходишь и посмотришь, что почём, – пробубнил Дмитрий. – Дело, с которым мы едем в эту чёртову глушь, не нуждается в свидетелях!

Кузьма внимательно слушал разговоры у телеги. Случившийся переполох озадачил и его. «А не к домику ли старика бурята везут меня эти бандиты? – подумал он. – Теперь уже ясно, что они не отказались от шальной мысли уходить в Монголию и Китай! А Карп, стало быть, проводник! Остаётся понять, с какой целью они волокут меня за собой?»

Звук двигателя приближающегося автомобиля прервал течение мыслей в голове Кузьмы и привлёк внимание бандитов.

– А это ещё что? – послышался переполненный тревоги голос женщины.

– Это едет машина, – ответил Карп. – Если вы не хотите с ней встретиться, то не помешало бы спрятаться!

Не мешкая ни минуты, он схватил лошадь под уздцы и потянул её в сторону от дороги. Послышался треск сучьев, шорох веток, скользящих по «кибитке», и телега остановилась.

Судя по удаляющемуся гудению двигателя, машина, не останавливаясь, проехала мимо.

– Машина с красными крестами, – минуту спустя заговорил Дмитрий. – Кто мне объяснит, что тем, кто в ней, в лесу понадобилось?

– Не тайга, а проходной двор, – сказала следом Мария. – Скоро сюда всё население города съедется…

– Ну, так что, мне следом за машиной идти или подождать? – поинтересовался Карп. – Отсюда уже немного осталось, вёрст пять, не больше…

«Что-то влечёт их к домику старика бурята, – подумал Кузьма, как только разговоры его недругов прекратились. – И встреч с людьми они опасаются… Выходит, им есть чего бояться?»

Приподняв полог, в «кибитку» заглянул Дмитрий. Он схватил один из мешков, передал его Карпу и внимательно посмотрел на притихшего Кузьму.

– Чего пришипился, «папаша»? – спросил он, ухмыляясь. – Не желаешь присоединиться к нам и пищи вкусить?

Кузьма не проронил ни слова, так как его рот был всё ещё забит кляпом, и не пошевелился.

– Пусть обождёт, не сдохнет, – крикнула Мария. – Поедим спокойно сами, а потом его развяжем. От него всё можно ожидать, любой выходки…

Злобные выпады Дмитрия в отношении себя Кузьма уже воспринимал как должное.

Кузьма принялся рассуждать об ожидавшей его участи и поймал себя на том, что думает только о плохом. Сердце болело от нехорошего предчувствия, тревога росла с каждой следующей минутой. И вдруг…

Он снова услышал звук мотора, видимо, возвращавшейся машины. Мария, Дмитрий и Карп пришли в движение, защёлкали затворы карабинов.

«Они что, с ума сошли? – всполошился Кузьма. – Неужели собираются убить водителя и захватить машину? Если они решатся на нападение, то…»

К счастью, его опасения оказались напрасны. Выстрелы не прозвучали, и машина на большой скорости благополучно проехала мимо.

25

– Аза-а-ат… Т-товарищ Рахимов, плохо мне, – прошептал Иосиф пересохшими губами. – Пить хочу… Воды д-дай…

– Обойдёшься, нельзя тебе, – буркнул Азат раздражённо. – Водя сейчас как яд для тебя и принесёт смерть, а не облегчение.

– А я сейчас всё бы отдал за глоток воды, – захныкал Иосиф. – Всё горит внутри, пламенем пылает…

– Погорит, попылает и угаснет, – со злорадством хмыкнул Азат. – Бежать от лося надо было, а не ждать, когда он сам подбежит и тебя на рога подденет! Скажи спасибо, что Дмитрий подоспел, отвлёк на себя животину и добил её.

– А ведь это ты лося ранил, товарищ Рахимов, – прошептал Иосиф. – Скажи, ты специально так поступил?

– О чём это ты? – нахмурил брови Азат. – Ты меня в чём-то подозреваешь?

– Нет, я не подозреваю, я знаю, – прошептал Иосиф. – Я видел, что ты стрелял в лося. В последний миг увидел… Скажи мне, товарищ Рахимов, ты же намеренно его ранил, чтобы он меня убил?

– Ах, вот ты о чём, – рассмеялся Азат. – И, что самое удивительное, правильно мыслишь!

– Э-э-э… Это следует понимать, что ты… – Иосиф часто-часто задышал и не смог продолжить фразу.

– Я очень хотел, чтобы лось убил тебя, скотина, – не стал отпираться Азат. – Терпеть не могу шпионов, а ты шпионил за мной. Как жаль, что лось только подкинул тебя рогами, а не растоптал в лепёшку. Я бы рядом с тобой умер, но не от сожаления, а от счастья!

Пока раненый Бигельман всхлипывал и размазывал по щекам слёзы, Мавлюдов закончил приготовление препарата, налил его в чашку и поднёс к его губам.

– На-ка вот выпей, к утру полегчает, – сказал он. – Ты уже наказан, и я не хочу, чтобы ты подох здесь.

– Т-ты что, прочёл телеграмму, которую передали мне? – простонал Иосиф.

– А мне деваться некуда было, – усмехнулся Азат. – И мне непонятно, почему ты за мной шпионил!

– Не по своей воле я, – зарыдал уже в голос Иосиф. – Меня заставили…

– Со дня нашего знакомства в поезде? – уточнил Азат.

– Да, с того самого дня, – признался Иосиф. – Я уже с полученным заданием подсел к тебе тогда. Мне было приказано ни на минуту не выпускать тебя из вида.

– И вся наша так называемая «дружба», выходит, пшик?

– Да, я выполнял задание…

– Пей, иуда, – стал вливать ему в рот препарат Азат. – Можешь отказаться, настаивать не буду. В конце концов мне теперь всё равно, выкарабкаешься ты или подохнешь.

Обливаясь потом, Иосиф выпил все до последней капли. После этого он закатил глаза и, скрестив на груди руки, затих, будто в ожидании смерти.

– Эй, ты что? И правда думаешь, что я тебя отравил? – усмехнулся Азат. – Расслабься, лечу я тебя, а не травлю. Хоть ты и гнида, но я тебя простил.

– А я им ничего про тебя не докладывал, – прошептал Иосиф, открывая глаза. – Сообщал, что траву ты в тайге собираешь, ни с кем не встречаешься, и всё.

– Чего им от меня надо? – нахмурился Азат. – Каков смысл полученного тобою задания?

– Сам не знаю, – ответил Иосиф уныло. – Приказано было только следить за тобой и о каждом шаге докладывать. А выводы они и сами делать способны, не нуждаясь в наших советах и пожеланиях.

– А что, ты прав, – пожал плечами Азат. – Я подумаю над твоими словами. Сейчас ты уснёшь и проспишь часов шесть. А я пока пойду траву пособираю. Не зря же я сюда приехал из Ленинграда.

– Дмитрий скоро вернётся? – поинтересовался обеспокоенно Иосиф.

– Не бойся, никто тебя здесь не тронет, – улыбнулся уже дружелюбнее Азат. – А Дмитрий всего лишь час как уехал.

– Слышал, – вздохнул Иосиф. – Только одному здесь оставаться жутковато.

– Ты не о страхе думай, а спи, – посоветовал Азат, направляясь к выходу. – Дмитрий сегодня уже не вернётся, а я… А я через пару часиков здесь буду, лишь только немного погуляю по таёжному «огороду» и вернусь…

***

Блуждая по тайге в поисках трав, Азат нашёл почти всё, что было необходимо для изготовления настойки, вот только…

«Травы уже хоть косой коси, новенькая, свеженькая… В самый раз для приготовления настойки. А вот главного компонента, корня женьшеня, нигде найти не могу, – думал он огорчённо. – Старик бурят показывал мне его высушенным, а вот каков он, растущий в земле, я так и не запомнил. Дождусь Дмитрия… Он, наверное, знает, где растёт женьшень, и поможет мне отыскать его…»

Готовить настойку он решил здесь, в тайге, вдалеке от любопытных глаз и лишних вопросов. Не везти же мешки с травой с собой в Ленинград. Придётся потрудиться, наготовить чемодан бутылок с настойкой, и ему их лет на десять хватит!

«Сколько на это уйдёт времени? – думал он, шагая по тайге. – Недели хватит, а потом Дмитрий за мной приедет. Я попрошу, и он не откажет. Хороший, безотказный парень… А может, взять его к себе в лабораторию?»

В безуспешных поисках женьшеня Азат шагал около двух часов, совершенно не чувствуя ни времени, ни расстояния и не встречая на своём пути ни людей, ни животных. И удивляться было нечему – вокруг места были дикими и гиблыми. Наконец, он вышел на опушку редкого леса и остановился.

Подул пронизывающий ветер и, посмотрев вверх, Азат отметил быстрые передвижения тяжёлых туч с севера на юг. «Надвигается гроза, – подумал он, начиная тревожиться. – Я уже основательно замёрз и пора в обратный путь, нечего рассиживаться…»

Вскоре окружавший его ландшафт стал более привлекательным и живописным. «Чёрт возьми, опускаются сумерки, – ужаснулся Азат. – Надо поспешить, пока не заблудился…»

И, словно в подтверждение его мыслей, тучи над головой сгустились, поглощая своей массой свет. Ветер усилился и стал значительно холоднее. Азат испугался и ускорил шаг.

Уже скоро он оказался на другой поляне, гораздо обширнее той, на которой был только что. Азат осмотрелся и понял, что заблудился. С неба упали первые капли дождя.

«О Всевышний, где же носит меня? – ужаснулся он, думая о своем незавидном положении. – Да я ведь погибну здесь, в этой чудовищной чащобе!»

Думая так, он направился к раскидистому дубу, росшему в сотне шагов от него. Небо на глазах чернело, и дождь усилился. Скоро вся земля разбухла от переизбытка влаги. Ветер в течениие минуты превратился в настоящий ураган.

Ливень был настолько плотный, что Азат потерялся, перестав что-то видеть вокруг. Загрохотал гром и стали видны сверкающие над головой молнии.

Прижимаясь к стволу дуба, молодые до конца не распустившиеся листочки которого не могли защитить его от проливного дождя, Азат вздрагивал от раскатов грома и молил Всевышнего спасти его. Мало-помалу буря утихла. Ветер разогнал тучи, и уже скоро он решился отойти от дуба и попытался определиться с направлением.

«Ветер, наверное, северный, – думал он с отчаянием, ничего не видя в кромешной темноте. – Если он будет дуть мне в спину, значит я пойду на юг… А если я ошибаюсь? Тогда отдалюсь от домика на ещё большее расстояние? Дёрнул же меня шайтан в одиночку разгуливать по тайге?»

Сильный ветер ледяными струями обтекал Азата со всех сторон. А он, так и не решаясь куда-то идти, всё топтался на месте, дрожа от холода и страха. И вдруг…

Страшная буря утихла совсем. И только тогда Азат почувствовал, как бешено колотится сердце в груди. Небо очистилось от туч, показалась луна и тут… Глаза у Азата полезли на лоб, а волос зашевелился под шапкой на голове.

Он стоял на том самом месте, где закопал убитого им много лет назад старика бурята Яшку Сыткоева. Всё это было настолько жутко и сверхъестественно, что Азат почувствовал необыкновенную слабость в ногах. Последнее, что он видел, это сгорбленная человеческая фигура, стоявшая перед ним и…

***

Он почувствовал прикосновение к губам горлышка бутылки и, проглотив порцию водки, очнулся.

– Я подумал, что он концы отдал, меня увидев, – произнес какой-то человек, проверив пульс Азата. – А этот лешак всего лишь сознания лишился с перепугу.

Звук человеческого голоса придал Азату сил, и он открыл глаза.

– Это, наверное, охотник из домика, – предположил другой мужчина, стоявший рядом. – Только чего это он здесь околачивается в такую-то погоду? До крыши и тепла шагов двести, а он…

– Перепил, вышел по нужде и потерялся? – предположила женщина.

– Да вроде не похож он на забулдыгу, напивающегося до чёртиков.

– Ты что, в такую темь видишь его морду? – буркнула язвительно жещина.

– Морду не вижу, но-о-о… Сам не знаю, как это объяснить, но этот полуночник и не охотник вовсе, – огрызнулся мужчина.

– Сейчас домик, скорее всего, пуст, и нам следует поспешить, чтобы занять его! – высказался второй мужчина. – Я уже промок, продрог и больше выжидать не собираюсь.

– Ну а если в домике ещё остались люди? Что будем делать? – поинтересовалась женщина.

– Перестреляем к чёртовой бабушке, – нервно хмыкнул ее «компаньон».

– Грузите его, – кивнув на Азата, распорядилась женщина, и двое мужчин уложили его в повозку.

Рядом лежал ещё кто-то. Незнакомец молча потеснился, давая ему возможность расположиться поудобнее, и в это время мужчина и женщина влезли в повозку.

– Эй, кто ты? – поинтересовалась женщина, присаживаясь рядом с Азатом.

К нему уже вернулся дар речи, но он предпочёл промолчать.

– Может быть, его молнией пронзило или громом оглушило? – предположил мужчина. – А что, бывает такое… Мне не раз слышать приходилось.

– Ладно, в домике разберёмся, – вздохнула женщина.

– Эй, товарищи! – обратился к ним возница. – Что мне делать прикажете? Дожидаться, когда вы утомитесь от разговоров и обратите на меня внимание?

– Не мели помелом, погоняй, – распорядилась недовольно женщина. – Я промокла насквозь и умираю от желания поспать в тепле и покое…

Возница взмахнул кнутом, и повозка тронулась.

«О Аллах, я снова во что-то вляпался! – со страхом подумал Азат, так и не решившись произнести ни слова. – Уже много лет советская власть руководит страной, а в тайге, как оказалось, разбойники всё ещё остались…»

26

В кустах разбойники дожидались темноты и прятались от ливня, а когда решили ехать к домику, ходивший в разведку Карп случайно натолкнулся на Азата.

Убедившись, что он жив, Азата подвезли к охотничьему домику. Остановив повозку у крыльца, Карп обернулся к своим «пассажирам»:

– Ну что, все разом пойдём или мне одному в дверку постучаться?

– Мы тебя здесь подождём, – распорядилась Мария.

Переступив порог, Карп, ничего не видя, вежливо покашлял и поинтересовался:

– Хозяева, на ночлег пустите?

В ответ тишина.

– Что, в избе никого нет? – уже громче спросил он.

Из переднего угла послышался слабый стон. Карп зажёг спичку и заметил подвешенную к потолку керосиновую лампу. При помощи тусклого света он осмотрелся и увидел лежавшего на топчане у стены человека. Карп тихо приблизился и тронул его за плечо.

– Эй, товарищ? – позвал он.

Но тот лишь тяжело дышал, никак не реагируя на его прикосновение.

– Товарищ?! – повысил голос Карп, но мужчина на топчане даже не дёрнулся. – Понятно, – вздохнул он задумчиво. – Дяденька в загробное царство стучится. А как ему помочь, пусть другие решают…

Карп вышел из домика и закричал:

– Эй, товарищи, добро пожаловать!

– А кто там, против не будет? – откинув полог, поинтересовалась Мария.

– Нет, он не против, – усмехнулся Карп. – Есть тут один, да и тот помирает, кажется. Я на ночлег просился, а он лыка вязать не может.

– Пьяный, что ли? – сходя с повозки, поинтересовался Дмитрий.

– Если бы, – ответил Карп. – Я же сказал, помирает он. Лежит на топчане, стонет и не слышит ничего. Так что, вы пойдёте, или…

– Идём, – сказала решительно Мария, направляясь к крыльцу. – А умирающий нам не помеха, пусть о себе сам заботится, а мы поглядим…

Она вошла в домик и взяла чадившую на столе лампу.

– Да, он, пожалуй, уже не жилец, – сказала женщина, увидев входящего в дом Дмитрия с мешками в руках. – Давай второго тащите сюда, может быть, он объяснит нам, что в этой глуши происходит?

Дмитрий и Карп внесли в домик «найдёныша», а Мария, поднеся лампу к его лицу, едва не выронила её.

– Вот это да! – воскликнула она потрясённо. – Так это ведь профессор Мавлюдов! Глазам своим не верю! Какие черти затащили в эту непроходимую глушь целого профессора из Ленинграда?!

– Ты что, рехнулась? – не поверил ей Дмитрий. – Что может здесь делать профессор Мавлюдов? Да он…

Дмитрий осёкся, увидев лицо «товарища Рахимова» и тут же узнав его. С вытянувшимся лицом он посмотрел на Марию и изрёк:

– Это он. А может быть, мы вместе трёкнулись, Маш?

– Ещё раз произнесёшь то, что только сейчас брякнул, шкуру спущу, охламон! – рыкнула на него Мария рассерженно. – Кузьму веди, пока не сбежал ещё. В подпол его затолкай, если он имеется в этой лачуге.

– Имеется, да вот только мелкий он, – сказал Карп, открыв крышку подпола. – Кузьма вон какой огромный и не поместится в нём.

– То, что не поместится, мы отрежем, – мрачно пошутил Дмитрий. – Теперь мы довезли его до конечной остановки и можем лепить из него всё, что захотим!

– Нет, он пока ещё нужен нам живым и невредимым, – вдруг возразила Мария. – В подпол умирающего уложим, ему теперь всё равно, где расставаться с жизнью.

Выслушав её, Карп и Дмитрий промолчали.

– Ну, чего замерли? – прикрикнула Мария. – Идите за Кузьмой!

Дмитрий шагнул было к двери, но остановился и обернулся:

– Нет, давайте сначала профессора разговорим. Очень знать хочется, чего он здесь делает вдали от Ленинграда и есть здесь кто ещё, кроме него и дохляка?

– Что ж, разумно, – согласилась Мария и легонько ткнула кулаком в бок притихшего на лежанке Мавлюдова. – Вставай, профессор, вопросы к тебе накопились. Если собираешься хворым прикидываться или по-другому дурковать, сразу же пожалеешь об этом…

***

Постепенно мысли упорядочились в голове Азата. Чувство безысходности охватило его. Присутствие этой чертовки рядом, которая едва не застрелила его в лаборатории, а теперь… Теперь он весь в её власти и нет возможности уповать на чью-то помощь в дремучем лесу. Грудь горела адским пламенем боли, во рту пересохло, язык прилип к нёбу и бурлило в животе.

Изнывая от ужаса и дурноты, Азат почувствовал, что к горлу подкатывает тошнота. Он ощущал необходимость оглохнуть, чтобы не слышать, о чём говорят собравшиеся в домике злодеи. У Азата защемило сердце. Он боялся открыть глаза, но женщина ткнула его кулачком в бок и потребовала:

– Вставай, профессор, вопросы к тебе накопились. Если собираешься хворым прикидываться или по-другому дурковать, сразу же пожалеешь об этом.

Слушая её, Азат дрожал как осиновый лист на ветру. От страха и перенапряжения он впал в забытьё, а когда открыл глаза, обнаружил себя уже сидящим на топчане. Сильными руками молодой мужчина поддерживал его за ворот одежды. Вся комната кружилась вокруг Азата.

– Так как ты здесь очутился, товарищ Рахимов? – задала вопрос Мария. – Какие черти принесли тебя сюда из Ленинграда?

– Я… я на поезде приехал, – ответил Азат, едва ворочая языком.

– Прямо сюда, в глухомань эту? – усмехнулась с сарказмом женщина.

– Нет, я приехал в Улан-Удэ, – едва слышно ответил Азат. – А сюда меня друзья привезли на охоту.

– Тебя? На охоту? – неподдельно весело рассмеялась Мария.

– Да, меня и Иосифа, – прошептал Азат, облизнув пересохшие губы.

– Иосиф, это который за тобой у стены валяется? – спросил поддерживающий его мужчина.

– Да, это он, – едва заметно кивнул Азат.

– А что с ним? – поинтересовалась женщина.

– Его поломал раненый лось.

– Ещё кто здесь есть кроме вас двоих? – задала следующий вопрос Мария и застыла в ожидании ответа.

– Больше нет никого, только я и Иосиф, – прохрипел Азат вдруг изменившимся голосом. У него запершило в горле, но никто не обратил на это внимания.

– А друзья? Кто вас привёз сюда?

– Нас привёз сюда хороший знакомый. Мы с ним в поезде познакомились.

Дальше вопросы сыпались один за другим, и Азат отвечал на них односложно, не задумываясь. Порой он отвечал невпопад и узнавал об этом, прочтя недоумение на лице Марии. Но в целом его ответы удовлетворяли её.

– Значит, за лечебной травкой сюда пожаловал, – подводя черту допросу, ухмыльнулась женщина. – А что, в Ленинграде травы мало?

– Нет, там много травы, особенно за городом, – ответил Азат. – Но она не обладает теми целебными свойствами, каковыми обладает произрастающая здесь.

– И ты собираешься вести траву отсюда в Ленинград? – не поверил мужчина, отпуская Азата.

– Я собирался сделать из неё настойку, – ответил Азат.

– Если твои настойки обладают чудесными свойствами, тогда почему Иосиф не выглядит бодрым и здоровым? – задала едкий вопрос Мария.

– Он будет хорошо выглядеть завтра, – вздохнул Азат. – Переломы сразу не срастутся, конечно, но он останется жив и будет чувствовать себя значительно лучше.

– Ты уверен в том, что говоришь? – заинтересовалась Мария.

– Не совсем, но надеюсь, – едва заметно пожал плечами Азат. – У меня не хватает одного компонента. Я искал эту травку и не смог найти.

– Это в поисках её ты блуждал по тайге и едва не угодил к нам под колёса? – спросил заинтересованно мужчина.

– Да, я искал корень женьшеня и заблудился, – вздохнул Азат. – А вы, получается, спасли меня от смерти.

– Нет, мы всего лишь продлили тебе жизнь до завтра, – усмехнулась, отвечая, Мария. – Завтра мы решим, как с тобой поступить, а ты молись, чтобы у нас был удачный день и хорошее настроение!

– Кстати, а когда за вами приедут? – полюбопытствовал мужчина уже от двери.

– Завтра, наверное, – пожал неопределённо плечами Азат. – Нас собирались забрать сегодня днём, но из-за состояния Иосифа не решились на это. Побоялись, что он не выдержит переезда и умрёт по дороге.

– Его оставили здесь, а тебя «уполномочили» за ним присматривать?

– Да, я сам остался, потому что не набрал травы, – ответил Азат. – Я заверил врачей, что смогу подлечить Иосифа и… Они поверили мне.

– А тот хирург, который вас привёз на охоту, днём тоже приезжал? – поинтересовалась Мария.

– Да, он тоже был и уехал, – кивнул Азат. – Обещал уладить срочные дела, взять отгулы и сразу же приехать.

– Хорошо, будем ждать, – сузила хищно глаза Мария, словно понимая, о ком ведётся речь. – Кстати, а как его зовут?

– Его фамилия Шмелёв, а зовут Дмитрий, – ответил Азат и тут же пожалел о сказанном, увидев, как потемнело и вытянулось лицо допрашивающей его женщины.

***

Как ни пытался Кузьма представить, сколько времени он провёл, лёжа в повозке, так и не смог. Ему казалось, что целая вечность. Отекли и онемели стянутые верёвками руки и ноги, стучал пульс, колотилось сердце…

Голод не мучил Кузьму, хотя его ни разу за день так и не удосужились покормить. Ему не задавали вопросов и не требовали ответов на них, на него вообще не обращали внимания.

А потом, к вечеру, разразилась гроза. Только тогда Мария, Дмитрий и Карп забрались в повозку. Они пережидали дождь молча, будто обидевшись друг на друга. А когда Карп пошёл посмотреть дорогу, случилось нечто неожиданное.

– Эй, я труп нашёл! – послышался его голос.

Мария и Дмитрий всполошились.

– Чего ты сказал? – крикнула Мария.

– Сейчас…

Как оказалось, Карп действительно кого-то нашёл и несколько минут спустя в повозке появился еще один «пассажир».

Ехали четверть часа, не больше. Затем Карп натянул вожжи, и повозка остановилась. «Нашли домик, – догадался Кузьма, осмысливая действия бандитской тройки. – Чего-то они в нём задерживаются? Может быть, решают остаться или ехать дальше?»

Из домика доносились их голоса, да так отчётливо, как будто Кузьма сидел на крыльце рядом с ними. «Когда же они вспомнят обо мне? – подумал Кузьма. – А может быть, они решили оставить меня на ночь здесь, в повозке?»

Вскоре пришли Дмитрий и Карп, извлекли его из повозки и, кряхтя и матерясь, перенесли в домик…

27

Ночь Кузьма провёл в тесном неглубоком подполе. В домике он успел заметить Азата Мавлюдова, сидевшего с угрюмым видом на топчане и отвечающего на вопросы Марии. Оставшись один, Кузьма стал растирать затёкшие от верёвок запястья. «Не зря меня привезли сюда эти выродки, – думал он, морщась от боли. – Да и домик другой, хотя и похожий на тот, в котором проживал старый бурят Яшка Сыткоев. Наверное, я завтра много чего узнаю и… унесу это с собою в могилу…»

Кузьма провёл по лицу ладонями. За последние месяцы он пережил слишком много кошмаров. И всё это время он ломал голову, томясь неизвестностью о своей дальнейшей судьбе.

Бесконечно тянулись часы. Кузьму мучили страшные мысли и предположения. Иногда ему казалось, что он сходит с ума, и лучший выход – наложить на себя руки. Но ненависть, неутолимая, неукротимая, помогала ему выжить: Мария и Дмитрий заставляли его мучиться и страдать.

Утром его извлекли из подпола и усадили в угол подальше от двери.

Мария, сидя на топчане, строгим голосом сказала:

– Теперь, Кузьма Прохорович, хочу тебе сообщить, что твоя жизнь в твоих же руках. Не буду ходить вокруг да около, а спрошу прямо. Ты покажешь нам место, где Бурматов спрятал клад?

– Чего-о-о?! – У Кузьмы глаза на лоб полезли.

– Ты нам должен указать то место, в котором Бурматов закопал своё состояние, – повторила требовательно Мария. – По моим, достаточно верным сведениям, вы с Бурматовым ушли в Китай лишь с половиной богатств, так как унести всё разом не могли.

– Ах, вот в чём дело, – усмехнулся ошеломлённый Кузьма. – И вы ради этого возились со мной столько времени?

– Игра стоила свеч, – буркнул Дмитрий, поглаживая ладонью приклад карабина. – О состоянии Бурматова и сейчас ходят легенды. Даже половиной его богатств, которые спрятаны где-то здесь, можно прожить в уютном тёплом местечке за бугром десяток жизней!

– Вашему упорству и настойчивости можно позавидовать, – покачал головой Кузьма. – Вы могли бы задать мне вопрос о кладе ещё там, в Ленинграде, а не тащить сюда через всю Россию, рискуя собственными жизнями!

– А мы решили действовать наверняка, – сузила глаза Мария. – Там ты отказался бы указать место, где зарыт клад, и нам бы пришлось убить тебя. Или ты мог указать неточное место и оставить нас в дураках, но мы не такие, сам убедился.

– Ты здесь, с нами, и мы счастливы, – подал голос Дмитрий. – А сейчас ты просто ткнёшь пальцем, и делов-то.

– Значит, переходить по болоту границу вы не собирались и не собираетесь? – усмехнулся Кузьма, начиная приходить в себя от потрясения. – Вы просто морочили мне голову, чтобы заманить сюда.

– Именно так, – улыбнулась ему в ответ Мария. – Твоё приключение заканчивается здесь, Кузьма Прохорович. Ты показываешь место, где зарыт клад, мы его выкапываем, и ты свободен. Вздумаешь упрямиться – мы заставим тебя указать место. Мы и после этого оставим тебя живым, только безнадёжным калекой!

– А вопрос можно, пока не занялись поисками клада? – обратился к ней Кузьма.

– Все вопросы позже, – отрезала женщина. – Сначала укажи место, а потом я отвечу на все твои вопросы.

– И даже на тот, где сейчас Азат Мавлюдов? – ухмыльнулся Кузьма. – Или вы его уже…

Открылась дверь, и вошёл Азат с охапкой травы в руках. Увидев Малова, он остановился и замер.

– Ну-у-у… Ты получил ответ на свой вопрос, Кузьма? – прорычала Мария, уже начавшая терять терпение. – У товарища Рахимова одно дело, а у тебя другое.

– Хорошо, – вздохнул Кузьма, вставая. – Только показывать мне вам нечего. Когда мы с Митрофаном Бурматовым уходили в Монголию, а затем в Китай, то забрали всё, что было!

– Лжёшь! – сжала в ярости кулачки женщина. – Вы не могли всего унести, я уверена в этом!

– У нас была лошадь и телега, – усмехнулся Кузьма.

– Это не аргумент, а отговорка! – взвизгнула истерично Мария. – Вы не дураки, чтобы всё взять с собой! Лошадь и телегу не перетащить через болото, даже замёрзшее! Вы переходили через него, перенося ценности в вещевых мешках на плечах!

– Да, золота и драгоценностей у Бурматова было много, – огрызнулся Кузьма. – Но не целый же вагон! Нести было тяжело, но мы забрали всё, без остатка и благополучно пересекли границу с Монголией!

– А там вы его поделили, так ведь? – оттолкнув всё ещё стоявшего с охапкой травы в руках посреди избы Мавлюдова в сторону, вырос глыбой перед Маловым Дмитрий. – Бурматов где-то за бугром жирует, а ты здесь, перед нами. Выходит, и долю свою ты прихватил с собой, так получается?

– Нет, я отказался от неё и всё забрал Митрофан, – пожимая плечами, ответил Кузьма. – Может быть, мой ответ звучит неправдоподобно, но это так.

Лицо Дмитрия сделалось серым. С поведенными губами он в бешенстве отшвырнул в сторону карабин и, тяжело дыша, ринулся на Малова.

– Дима, не смей! – закричала испуганно Мария. – Он нам нужен живой! Он нам нужен…

От мощного прямого удара кулака в лицо Кузьма едва удержался на табурете. А после второго удара он почувствовал тошноту и спазм в желудке, у него закружилась голова. «Убью! Доконал ты меня!» – услышал он рёв из тумана и почувствовал боль уже во всем теле. Вместе с табуретом он повалился на пол, и что-то тупое с силой ударило его по затылку. Свет померк в его глазах, и он лишился сознания.

***

Во время расправы над Маловым Азат стоял у входа, держа в руках охапку травы. Он зажмурился, когда озверевший Дмитрий схватил табурет и обрушил его на голову уже лежавшего на полу Кузьмы, Мавлюдов с ужасом подумал, что сейчас разделит участь Малова.

Ещё мгновение, и всё случилось бы именно так, как предполагал едва живой от ужаса Азат. Распираемый злобой Дмитрий повернулся к нему и вдруг… Лежавший без признаков жизни Иосиф Бигельман открыл глаза и приподнял голову.

Увидев его, Дмитрий вздрогнул, будто на него вылили ушат ледяной воды, и тут же пришёл в себя.

– Ого! – воскликнул он поражённо. – Маша, глянь, жмурик в себя приходит!

Мария, будучи не в силах сдержать его буйство, в бессилии сидела на топчане и плакала, закрыв лицо руками. Услышав восклицание, она вскочила, смахнула застилавшие глаза слёзы и посмотрела на Бигельмана полным удивления взглядом.

– Эй, кто вы? – прошептал испуганно Иосиф, пытаясь подняться с лежанки. – Что здесь происходит, товарищи?

– Что здесь происходит, мне и самому хотелось бы знать, – сказал сделавшийся кротким Дмитрий. – Вчера я видел тебя подыхающим мешком с костями, а сейчас… Нет, я ничего не понимаю…

– Он что, выздоровел? – обратилась к Мавлюдову поражённая увиденным Мария.

– Признаться честно, и я ничего не понимаю, – роняя на пол траву, прошептал Азат. – Да, я приготовил настойку из сборной травы и, на свой страх и риск, напоил Иосифа отваром. Но в нём не хватало главного компонента – корня женьшеня. Я думал, без него препарат не будет иметь лечебной силы, а на деле…

– Чтоб меня! – воскликнул радостно Дмитрий. – Да это же чудо! Да на этой настойке такие деньжищи можно зашибить – без грабежей, разбоев и рисков для жизни.

– Дело говоришь, браво! – захлопала в ладоши, подпрыгивая на месте, Мария. – Да мы теперь… да мы…

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Азат у Бигельмана, присаживаясь на край топчана.

Дмитрий и Мария застыли в ожидании ответа.

– Я чувствую себя замечательно, – ответил Иосиф, с опаской глядя то на Дмитрия, то на Марию. – Только руками и ногами не владею, а боли никакой не чувствую.

– Руками и ногами не владеешь потому, что они у тебя сломаны, – разъяснил «пациенту» его состояние ликующий Азат. – Но ничего, на конечности твои наложат гипс, и они благополучно срастутся! Главное, ты победил смерть и выглядишь просто отлично!

– Эй, оставь, слушай меня, профессор! – нетерпеливо дёрнул Мавлюдова за рукав Дмитрий. – То, что я вижу, нереально. А как действует твой отвар на здоровых людей?

Прежде чем ответить, Азат посмотрел на женщину и прочёл в её глазах тот же вопрос.

– Вы сами видели Иосифа вчера и видите сейчас, – сказал он задумчиво. – Боюсь предположить, но… Я считаю, что изготовленный мною отвар значительно повысит жизненный тонус здорового человека и укрепит его иммунитет.

– Короче, где твоя бурдамага, я хочу попробовать её на вкус! – засуетился Дмитрий. – Я и так на здоровье не жалуюсь, но если оно укрепится ещё больше, я против не буду!

– Постойте, не торопитесь, – слабо запротестовал Азат. – Этим природным препаратом я вылечивал многих людей, даже самых безнадёжных, но тогда он был полным, с присутствием корня женьшеня. И я не пробовал его на здоровых людях, только на…

– Вот сейчас и попробуешь! – гоготнул радостно Дмитрий. – Раз твоё пойло того доходягу из могилы вытащило, – он кивнул на притихшего Бигельмана, – значит, и нам оно полезно будет! Где оно?

– Вон, под столом, в кастрюльке, – пожимая плечами, сказал Азат. – Только всё не выпейте. Мне ещё Иосифа долечивать надо и… – он покосился на с трудом приходившего в себя Кузьму, – и господина судебного пристава, наверное, попотчевать придётся.

Дмитрий достал из-под стола кастрюльку, поставил её на стол и с трепетом снял крышку. Отвара оказалось всего лишь половина.

– Эй, профессор, а сколько позволительно выпить? – спросил он, оборачиваясь и глядя на Мавлюдова.

– Я не знаю, – пожал плечами Азат. – Я вылечивал больных, давая отвар всего лишь один раз.

– И сколько они выпивали?

– Четверть стакана, не больше.

– Слышишь, Маша, что говорит учёный человек? – глянул Дмитрий на Марию. – Или ты уже барыши подсчитываешь, родная моя?

– Пока до барышей дело дойдёт, надо ещё клад найти, – ответила она, загадочно улыбаясь. – А с этим настоем мы такие деньги сделаем, что никому и не снилось!

Зачерпнув из кастрюльки целую кружку отвара и, предварительно понюхав, Дмитрий залпом выпил.

– Ну и гадость на вкус, скажу вам, братцы, – сказал он, морщась. – Будто кружку говна, настоенного на остром перце, выпил…

Он зачерпнул из кастрюльки ещё кружку отвара и протянул её Марии.

– Жахни, Маша, – сказал он, улыбаясь. – Только смотри, не выплюнь. Втемяшь себе в голову, что не дерьмо, а живая водица в кружке твоей, от которой ты здоровее будешь и стареть перестанешь!

После его «пожелания» Мария изменилась в лице.

– Заткнись! – рыкнула она на него разгневанной тигрицей. – Если я старая, то чего за меня цепляешься? Нашёл бы себе молодую, так нет же!

– А мне и искать не придётся, – захохотал Дмитрий. – Была ты старая и мудрая, а теперь будешь молодая и мудрая! И не придётся мне от тебя сбегать… Пойдём вместе рука об руку к вечной новой жизни!

«Так они не просто аферисты, а ещё и любовники», – подумал Кузьма, понемногу начавший приходить в себя после побоев.

Мария меж тем выпила настойку и, морщась, передала пустую кружку Дмитрию, который вылил в неё остатки отвара.

– Та-а-ак, – посмотрел он на Иосифа, – этому сегодня достаточно. Хлебнёт из следующей порции, которую сварганит профессор. – Он перевёл взгляд на сидевшего на полу и сжимающего виски ладонями Малова. – Этот тоже в лечении сегодня не нуждается. Та-а-ак, самому, что ли, допить водичку живительную?

Открылась дверь, и вошедший Карп уставился на присутствующих непонимающим взглядом.

– Это что тут у вас за гулянка? – спросил он. – Позвольте спросить, чего отмечаете?

– Присаживайся и ты, гостем будешь, – хохотнул Дмитрий, протягивая кружку с отваром. – Мы пьём то, что вон того мертвеца воскресило! – и он указал рукой на приподнявшего голову Бигельмана. – Пей до дна, не пожалеешь, потом лет сто за это меня благодарить будешь…

28

Выйдя из домика, Кузьма осмотрелся: место изменилось, и он с трудом узнал его. Тем не менее надо было попытаться найти знакомые уголки, чтобы в одном из них «разместить» несуществующий клад. Мария и Дмитрий так и не поверили словам Малова о том, что клада нет, поэтому Кузьма решил больше не спорить и назвать вымышленное место. Как бы там ни было, эта выдумка позволяла выиграть хоть немного времени. Пока длятся «раскопки», можно не опасаться, что тебя убьют.

– Ну? Чего думаешь? – сказал Дмитрий, стоявший рядом с лопатой в руках. – Не тяни время, «папаша», ты этим ничего не выгадаешь.

– Если руки чешутся, копай где стоишь, «сынуля», – огрызнулся Кузьма, морщась от головной боли. – А не хочешь попусту землю перелопачивать, стой и жди.

Он долго ходил по поляне, пытаясь определить, где стоял вольер для содержания медведицы. Боль в голове усиливалась и мешала сосредоточиться, тошнота подкатывала к горлу, и он едва удерживал её в себе.

– Ты чего, потерялся, что ли? – поинтересовался наблюдавший за ним Дмитрий. – Скажи, чего ищешь, может, я помогу.

– Ты уже помог, спасибо, – поморщился Кузьма. – Голова кругом идёт, ничего не соображаю…

– А может, тебе ещё разок стебануть по башке? – осклабился Дмитрий. – Мы долго кормили тебя и оберегали, дармоеда, так что давай отрабатывай!

Подошла Мария.

– Ну? Чего? – спросила она. – Время уже к полудню, а вы всё ещё кругами ходите.

– Он, как Архимед, точку опоры ищет, – весело рассмеялся Дмитрий. – А я столько в себе силы чувствую, что готов перевернуть весь мир!

– Я тоже чувствую себя прекрасно, – сказала с улыбкой Мария. – А тот, Иосиф который, совсем уже здоровым смотрится. Того и гляди соскочит с топчана и в пляс пустится!

– А профессор? – воткнув в землю лопату, сложил на груди руки Дмитрий. – Чем он занят? Надеюсь, не бездельничает?

– Нет, он отвар готовит, – рассмеялась Мария. – Я заглянула в котелок и вместо вонючей жидкости кучу денег в нём увидела!

– Всё, начинаю припоминать, – заговорил вдруг Кузьма, останавливаясь рядом. – Если что-то Бурматов и оставил здесь про запас, то надо искать там, где прежде стоял домик.

– А где он стоял? – Дмитрий и Мария недоумённо переглянулись.

– Мне, кажется, там, – Кузьма указал рукой в сторону возвышающегося над участком местности холма и пошагал в его сторону.

Дмитрий и Мария поспешили следом. Кузьма подошёл к засыпанному древесной трухой маленькому участку и остановился:

– Если что-то осталось, то нужно искать здесь!

– Ты уверен в этом? – поинтересовалась Мария с сомнением.

– Здесь стоял домик, – ответил Кузьма уверенно. – На это указывают торчащие из земли сгнившие остатки брёвен. А в подполе могли храниться ценности. Если Бурматов что-то и прикопал на чёрный день, так только здесь. Иначе быть не может. В тот памятный год снега было много, метра три, если не больше. Так что пробуйте копать именно здесь.

Дмитрий и подошедший Карп вонзили в землю лопаты, поплевали на руки и принялись копать в том месте, на которое указал Кузьма.

Раскопки продолжались недолго. Карп и Дмитрий не успели даже устать, как наткнулись на большой кожаный мешок и извлекли его из земли.

– Тащите его в дом! – распорядилась Мария дрожащим голосом, алчными глазами разглядывая находку. – Там и рассмотрим его содержимое!

– Мешок большой, но нетяжёлый, – разочарованно сказал Дмитрий, вытирая рукавом взмокший лоб. – Не знаю, как вы, но я начинаю сомневаться, что он набит драгоценным металлом.

Бандиты перенесли мешок в дом и, дрожа от возбуждения, распороли его ножом, хотя в этом особой необходимости не было. Истлевшая за долгое время нахождения в земле кожа рвалась, как газетная бумага.

Мешок был набит пачками денег. Банкноты были мокрые, но целые и невредимые.

– Здесь не один миллион денежного хлама, – поморщился Дмитрий, глядя на огромное, но бесполезное богатство. – Их даже сжечь будет трудно, они промокли насквозь.

Они с Карпом выложили пачки с банкнотами и уставились на них «рачьими» глазами.

– И что вы собираетесь с этим делать? – поинтересовался Азат Мавлюдов, снова вернувшись к своему занятию. Он тоже понимал, что найденный клад это теперь просто мусор.

Мария строго взглянула на притихшего Кузьму:

– А ты чего молчишь, как таракан запечный? Иди и ищи другое место, где спрятаны настоящие ценности, а не фантики, в которые превратились царские купюры!

Кузьма никак не отреагировал на её выпад.

Мавлюдов подошёл, присел рядом с Маловым и коснулся ладонью его лба. Затем схватил его за руку и попытался нащупать пульс.

– Чего с ним? – усаживаясь на табурет, спросил раздражённо Дмитрий. – Утомился от безделья и спит?

– Нет, мне кажется, что дела обстоят гораздо хуже, – отозвался озабоченно Мавлюдов. – У господина Малова едва прощупывается пульс, и он при смерти. Видимо, ваш удар табуреткой по голове имеет для Кузьмы Прохоровича чрезвычайно тяжёлое последствие…

***

Азат Мавлюдов выбился из сил, по настоянию Марии приводя Малова в сознание, но ничего не вышло. Уже к полуночи стало ясно, что Кузьма едва ли дотянет до утра.

– Чего ты наделал, Дима? – сетовала Мария, осыпая его упрёками. – Мы столько времени потратили на возню с ним, а в итоге… Ты своей несдержанностью всё достигнутое пустил прахом.

– Вот именно, что зря мы потратили на него столько времени, – огрызался с понурым видом Дмитрий. – Это ты уверяла, что дело чистое. Разве не ты убеждала меня, что стоит привезти Кузьму в тайгу, и много золота у нас в кармане!

– Да, я была уверена в этом, – вздыхала Мария. – Даже более того, я уверена в этом и сейчас! Кузьма вспомнил только один из тайников, но где-то здесь, поблизости, есть и другой! Вот в нём и припрятаны настоящие ценности! Ну не могли Кузьма и Бурматов всё разом забрать с собой… Тайга, хоть и кажется огромной, но всегда была полна лихими людишками!

– Выходит, ты права, – не глядя на Марию, согласился с ней Дмитрий. – А я болван несдержанный! Прости, Маша, но мне так сильно захотелось поколотить этого урода, что я…

– Перестарался и не заметил этого, – продолжила за него грустно Мария. – Теперь остаётся надеяться, что он выкарабкается, а потом продолжать поиски.

– Эй, профессор, настойка готова? – обратился Дмитрий к Мавлюдову.

– Готова, – вздохнул Азат. – Только корня женьшеня я так и не нашёл.

– Не нашёл, и ладно, – хмыкнул Дмитрий. – Я от твоей бурды вдвое здоровее стал, Иосиф вон выкарабкался, так давай ею Кузьму напоим, и он завтра как огурец будет!

Малова пытались напоить дважды, но так и не смогли разомкнуть плотно сжатые зубы.

– Давайте сломаем ему парочку и зальём пойло? – предложил Дмитрий. – Лишим зубов, зато жизнь спасём, правда гуманно?

– Нет, его это не спасёт, – после тщетности попыток высказался Азат. – Если у него плотно сжаты зубы, значит, не исключён грудной спазм. Настойка в желудок не пройдёт, а вот захлебнуться он сможет.

– Всё, оставим его пока в покое, будем надеяться, что сам выкарабкается, – вздохнула устало Маргарита. – Давайте ложиться спать, а завтра видно будет…

***

Под утро Мавлюдов проснулся от толчка в бок. Ничего не понимая, он вскочил и потрогал рукой Иосифа. Тело Бигельмана было напряжено и сжато как пружина. «Что это с ним? – забеспокоился Азат. – Ещё с вечера, перед сном, он выглядел бодрым и жизнерадостным…»

Чтобы не разбудить мирно спящих Марию, Дмитрия и Карпа, он склонился над Иосифом и прошептал ему в ухо:

– Что с тобой?

– Сам не знаю, – прошептал тот в ответ. – Все внутренности будто на костре жарятся, а тело… Я не чувствую его.

Испугавшись не на шутку, Мавлюдов положил ладонь на голову Бигельмана и ужаснулся, его лоб был мокрым настолько, будто его только что полили водой.

«О Аллах, да он уже агонизирует, – затрясся Азат, как в лихорадке. – Если он подохнет к утру, то и мне конец».

Не зная, что делать и как поступить, он снова склонился над Бигельманом:

– Я ничем не могу помочь тебе, Иосиф, извини. Что было в моих силах, я сделал, но… Я не хотел убивать тебя, я хотел только помочь, но… Прости меня, что так вышло, Иосиф, и, наверное, прощай.

– Ты… ты… ты отравил меня, – прохрипел Бигельман. – Ты специально это сделал, скотина! Ты… ты… ты…

Он не договорил. Плотная струя рвотной массы из его рта окатила Мавлюдова с головы до пояса.

«О Всевышний, не оставь меня! – прошептал перекосившимся от отвращения ртом Азат. – Приготовленный мной отвар не вылечил Иосифа, а убил его. Неужели только потому, что для полноты не хватило целебных свойств настойки корня женьшеня?»

Бигельман пару раз дёрнулся, тело его выгнулось, скрутилось жгутом, и в такой ужасной позе он испустил дух.

Осознав, что Иосиф мёртв, Азат всполошился. «Теперь моя очередь! – обожгла голову паническая мысль. – Как только они проснутся и увидят мёртвого Бигельмана, то… Но они тоже могут передохнуть, как мухи? Они выпили огромные дозы отвара и смерть не пощадит их!»

– Смерть не пощадит их, а они не пощадят меня, – шептал себе под нос Азат, спешно одеваясь. – Если судить по времени приёма Иосифом отвара, то прошли сутки. Значит, эти бандиты передохнут к обеду или к вечеру. Но с утра до полудня будет достаточно времени, чтобы искромсать меня на молекулы…

Тихо, как тень, он подошел к порогу и открыл, к счастью, не скрипнувшую дверь и, осторожно переступив через спящего у входа Карпа, выскользнул на улицу.

– О Аллах, спасибо, что не покинул меня в трудную минуту! – шептал Азат, быстро шагая подальше от злополучного домика. – Ты спас и защитил меня, Всевышний! Я буду верен тебе до последнего вздоха. Я никого не хотел травить, Всевышний! Они сами… они сами… Ох, прости меня, Аллах всемогущий! Ты же знаешь, что я чист перед тобой, прости…

29

Мария проснулась в объятиях Дмитрия. Он улыбался ей.

– Машенька моя любимая! – произнесли его губы. За словами последовал жаркий поцелуй.

– Эй, ты что задумал? Я не могу так, – заартачилась Мария, пытаясь высвободиться из объятий. – В домике полно людей. Давай не сейчас. Уйдём в лес или отправим туда остальных.

Дмитрий привстал на кровати и покрутил головой. Карпа и Мавлюдова в домике не было. Малов лежал в углу за печкой всё в той же нелепой позе, в которой его оставили после неудачных попыток напоить настойкой. Ну а Иосиф, видимо, крепко спал на топчане, укрывшись с головой одеялом.

– Всё в порядке, любимая, – сказал Дмитрий. – Профессор и Карп, наверное, ушли на поиски женьшеня, а Кузьма с евреем в полной отключке. Даже если они придут в себя во время нашего занятия, не посмеют помешать нам…

Маргарита сладко потянулась, зевнула, расслабилась.

– Ты с ума меня сводишь, красавчик, – пожурила она его и прижалась к нему.

Любовники позабыли обо всём на свете…

Через час, когда они, насытившись друг другом, в изнеможении лежали на топчане, распахнулась дверь, и в домик вбежал Карп. Его лицо было перекошено до неузнаваемости, а руки, сжимавшие карабин, нервно подёргивались.

Не говоря ни слова, Карп поспешил к топчану, на котором спали Бигельман и Мавлюдов. Сорвав одеяло с Иосифа, он отступил на шаг и тут же отвернулся, закрыв глаза и зажав нос и рот ладонью.

– Эй, ты чего?! – одёрнул его возмущённым выкриком Дмитрий. – Объясни, что случилось.

– Что случилось, спрашиваешь? – закричал Карп и кивнул: – А ты встань и сам посмотри!

Дмитрия и Марию как будто одновременно ударило разрядом тока. Позабыв, что на них нет почти никакой одежды, они подскочили с топчана и замерли у лежанки Иосифа.

– Да он же подох! – завопил, содрогнувшись от омерзения, увидев залитое рвотными массами и свёрнутое жгутом тело Бигельмана, Дмитрий. – Его скрутило как верёвку! Он… он…

– Где этот проклятый Рахимов! – завизжала впавшая в истерику Мария. – Где эта грязная скотина?

– Когда я проснулся, его уже не было! – орал во всё горло Карп. – Он сбежал, вот где он! Я пытался его найти, но от профессора и след простыл!

– Чёрт нас всех возьми! – заревел в ярости Дмитрий. – Мы все лакали его пойло! Не сейчас, так позже мы тоже подохнем, захлёбываясь собственной блевотиной?!

Крича, матерясь и толкая друг друга, Мария и Дмитрий стали спешно натягивать одежду.

– Беги, запрягай коня в телегу! – заорал на Карпа Дмитрий. – К чёрту всё, нам срочно в город надо, в больницу! Не подохнем по дороге, нас спасут, а потом профессора из-под земли достанем!

– Я запряг уже коня, поспешайте! – крикнул Карп, бросившись к двери. – Хорошо, хоть профессор лошадину нашу оставил, иначе…

С быстротою молнии они забрались в повозку, Карп взял в руки вожжи и взмахнул кнутом. Ещё минута – и повозка мчалась по тайге со скоростью машины, летящей по асфальту, а обезумевший от смертельного страха возница изо всех сил стегал и стегал несчастную лошадь жёстким сыромятным кнутом.

***

Машина «скорой помощи» выехала за город и на большой скорости помчалась по лесной дороге. Дмитрий Шмелёв сидел рядом с шофёром и подгонял его.

– Быстрее, быстрее жми на газ, Михалыч! – говорил он время от времени, сжимая и разжимая кулаки. – Там мой товарищ умирает… Ему просто необходима срочная помощь!

– Димок, я и так гоню на пределе, – отговаривался шофёр. – Быстрее ехать моя старушка не могёт…

– Там ведь человек между жизнью и смертью! – наседал Дмитрий. – Это ведь я его на охоту пригласил и проморгал момент, когда лось на него набросился и рогами поддел! Если он умрёт, то его смерть окажется на моей совести, и с этим грузом мне существовать всю оставшуюся жизнь!

Часа через два после бешеной езды по лесной дороге они увидели лошадь, медленно бредущую им навстречу с понуро опущенной головой и тянувшую за собой крытую повозку.

– А ну стой! – хлопнув водителя по плечу, потребовал Дмитрий. – Может быть, в этой повозке как раз и везут моих друзей! Не исключено, что кто-то в моё отсутствие проезжал мимо домика и заглянул в него «на огонёк»?

Водителю не надо было повторять два раза. Он послушно снизил скорость и, поравнявшись с повозкой, остановился.

С тревожно бьющимся сердцем Дмитрий выскочил из кабины, подбежал к повозке и, увидев, что никем не управляемая лошадь бредёт сама по себе, остолбенел.

– Тпру! – крикнул он, хватая её под уздцы.

Лошадь послушно остановилась и не делала попыток продолжить свой путь.

– Эй, хозяин! – крикнул Дмитрий. – Хватит спать, вставай, скажи, откуда и куда путь держишь?

В ответ ни звука. Тогда Дмитрий обошёл повозку, приподнял полог и окаменел от увиденного. На дне, друг на друге лежали три мёртвых тела. У двух мужчин и одной женщины лица были перекошены страшными гримасами и перепачканы рвотными массами.

– Вот тебе на… – прошептал он потрясённо, не слыша собственных слов. – Чего это с вами, люди добрые? Как же вас угораздило принять такую жуткую смерть?

– Эгей, Дмитрий! – позвала его вышедшая из будки машины врач. – И чего ты там прирос, ехать надо!

– Идите сюда, Вероника Григорьевна! – позвал её, начиная приходить в себя, Дмитрий. – Тут такое, что… Я уверен, вам никогда не приходилось видеть такого!

Минуту спустя врач, водитель и взятый в поездку «на всякий случай» санитар сгрудились у повозки, во все глаза глядя на мёртвых пассажиров.

– Вот это да! – прошептала Вероника Григорьевна. – Их как будто вывалили в сточной канаве, отжали и сложили в телегу в скрученном виде.

– Нет, вы уж тут сами, – отбежал от машины водитель, с трудом сдерживая рвущиеся наружу рвотные массы.

– Подкинем работёнку нашему моргу, – с равнодушным видом пробубнил привычный ко всему санитар. – Они-то разберутся, что послужило смертью этим жмурикам…

– Ты вот что, Андрей, садись в повозку, бери в руки вожжи и вези трупы прямо в городской морг, – распорядился Дмитрий. – Вызови милицию и расскажи сотрудникам всё, чему явился свидетелем.

– Хорошо, – пожал плечами санитар. – В морг так в морг… Всё сделаю, как скажете, не сомневайтесь.

Дмитрий и Вероника Григорьевна вернулись в машину и в тягостном молчании продолжили путь. Как только водитель остановился у домика, Дмитрий поспешил внутрь.

– Боже мой! – прошептал он, увидев мёртвое тело Иосифа Бигельмана, которое выглядело невыразимо ужасно.

– Что, и здесь такой же кошмар? – спросила Вероника Григорьевна, переступая порог с чемоданчиком в руке.

– Да, здесь не лучше того, что мы уже видели, – вздохнул Дмитрий, отходя от покойника. – Я не знаю, что и думать, видя такое.

Увидев Малова, лежащего на полу за буржуйкой, они поспешили к нему.

– А этот не блевал и, кажется, ещё жив! – воскликнул он, нащупав едва теплящийся пульс на шее Кузьмы. – Идите сюда, Вероника Григорьевна! Этот человек в данный момент больше всех нуждается в вашей помощи.

Пока врач осматривала Малова и пыталась привести его в чувство, Дмитрий выскочил на улицу и пробежался вокруг домика.

– Ты чего-то ищешь, Димок? – открыв дверку, поинтересовался водитель.

– Да, человека ищу, – ответил Дмитрий. – Среди мёртвых в телеге и тех, кто в домике, я его не видел. Значит, он, может быть, жив и находится где-то поблизости.

– А кто он и каков из себя? – крикнул водитель, выходя из машины и подключаясь к поиску.

– Он профессор из Ленинграда, – ответил с несчастным видом Дмитрий. – Господи, хоть бы с ним было всё в порядке!

Так и не отыскав Мавлюдова, он вместе с водителем перенес тело Бигельмана и едва живого Малова в машину.

– Вы действительно считаете, Вероника Григорьевна, что довезёте больного до города? – поинтересовался Дмитрий.

Она пожала плечами.

– Сердце работает, пульс слабенький, но… Инъекция, сделанная мною, действует успокаивающе и улучшает кровообращение. Кажется, он не употребил той гадости, которая, по моему мнению, стала причиной всех смертей, нами увиденных.

– Вы обойдётесь без моей помощи на обратном пути, Вероника Григорьевна? – простонал Дмитрий.

Его глаза встретились с бесконечно удивлёнными глазами врача.

– Почему вы задаёте подобные вопросы, коллега? – поинтересовалась она. – Вы что, решили остаться здесь?

– Да, – уныло ответил Дмитрий. – Отсутствует ещё один человек, которого я привёз сюда на охоту. Не отыскав его, я просто не имею права вернуться в город!

– И как же вы собираетесь его искать? – удивилась ещё больше Вероника Григорьевна. – Один? В такой глуши?

– Пока не знаю, – пожал плечами Дмитрий. – Только, как в город приедете, обязательно сообщите в милицию о случившемся.

– А не лучше ли самому ехать в город и обратиться в милицию?

– Наверное, так действительно было бы лучше, но осознание того, что он где-то поблизости, жив и нуждается в помощи, обязывает меня приступить к безотлагательным поискам.

– Но он, может быть, тоже употреблял такую же гадость, как и все остальные?

– Нет, он не мог этого сделать, хотя… Думайте, что хотите, Вероника Григорьевна, но я обязан его найти, живого или… Нет, только не мёртвого, Господи, помоги!

30

Дмитрий Шмелёв вошёл в большой холл городского морга и поёжился. Хоть он и работал уже пару месяцев в больнице хирургом, морг всё ещё казался ему скоплением теней и страхов. Здесь всегда лился какой-то феерический свет, в лучах которого сверкали глянцем плитки на стенах. Тишина стояла такая, что до ушей доносилось жужжание летавшей где-то мухи.

Но холл вовсе не был пуст. На большом столе слева лежали накрытые простынями четыре трупа. За маленьким столиком справа сидели патологоанатом – пожилой человек с пышными седыми усами и средних лет мужчина с невыразительным длинным лицом и в белом халате, из-под которого выглядывала милицейская форма.

– Вы Дмитрий Шмелёв? – обратился к нему милиционер мрачным тоном.

– Да, это я, – ответил Дмитрий, волнуясь и краснея.

– Вашей матерью была ныне покойная Маргарита Ивановна Берман, в девичестве Шмелёва?

– Да.

– А почему вы не носите фамилию своего отчима? – спросил милиционер.

– А вам-то что за дело? – вспылил Дмитрий, прекрасно видя, что собеседник спрашивает из праздного любопытства.

Теперь настала очередь милиционера слегка покраснеть:

– Да так, просто интересно, – пробормотал он. – Вы же знаете, что товарищ Берман для нашей местной милиции до сих пор пример, хоть и убили его давно. Всё ж известный революционер-подпольщик, и в ЧК отличился. Погиб геройской смертью в схватке с бандитами. Ну и…

– И поэтому вас так интересует его личная жизнь, – докончил Дмитрий, который не в первый раз слышал подобные вопросы. – Так вот отвечаю. Его фамилию я не ношу по той же причине, по которой у меня другое отчество. Я не Матвеевич, а Кузьмич. Вам это известно. А товарищ Берман ко мне всегда хорошо относился. Ему было вполне достаточно того, что я сын женщины, на которой он женат. Всё. Надеюсь, я удовлетворил ваше любопытство.

– Не совсем, – ответил милиционер, который, уже успев прийти в себя, сделался строгим и серьёзным.

– Что же вас ещё интересует? – холодно спросил Дмитрий, по-прежнему обиженный.

– Перескажите-ка мне кратко всю историю об устроенной вами охоте и её трагических последствиях. Я здесь не для того, чтобы разговаривать о товарище Бермане. Я здесь как милицейский следователь. Поэтому требую чёткого и ясного ответа.

– Что, прямо здесь? – опешил Дмитрий, покосившись на накрытые трупы. – Мне кажется, что на подобные вопросы я должен отвечать в следственном кабинете.

– Мне лучше знать, где задавать вопросы и где тебе на них отвечать! – набычился милиционер. – Убиты зверским способом четыре человека, а один лежит в коме! И мне не терпится услышать всё, что вы знаете, прежде чем мы проведём опознание!

– Вы меня обвиняете в убийстве всех этих людей? – ужаснулся Дмитрий.

– Нет, пока ещё не обвиняю, а подозреваю, – уточнил следователь. – Я возбудил уголовное дело по факту убийства двух и более лиц, и… Вы у меня пока ещё свидетель и подозреваемый в одном лице!

– И-и-и… с чего мне начать? – меняясь в лице, поинтересовался Дмитрий.

– Начни с того, что возьми стул, поставь его перед столом и готовься к длительной беседе, – с каменным лицом сказал следователь.

Дмитрий присел, со страхом глядя на следователя: он знал не понаслышке, что стоит только попасть в «лапы» НКВД или милиции, то…

– Расскажите мне о тех людях, которых вы пригласили на охоту и привезли в лесной домик, – задал первый вопрос следователь, делая пометку на лежавшем перед ним листе бумаги.

– Я пригласил на охоту и привёз в таёжный домик только двух человек, – ответил Дмитрий, вздыхая.

– Хорошо, кто они? – задал следующий вопрос следователь.

– Один – это профессор медицины из Ленинграда Азат Мавлюдов, – ответил Дмитрий.

– Допустим, а второй кто? – последовал незамедлительно очередной вопрос.

– Второго зовут… Точнее, при жизни его звали Иосиф Бигельман. Кто он по специальности, я не знаю, но он ехал в наш город вместе с товарищем Мавлюдовым.

– Так-так-так, а о цели своей поездки в Улан-Удэ они при разговоре сообщили? – подался чуть вперёд следователь.

– Кажется, собирать в тайге лекарственные травы… Точно не помню, – ответил Дмитрий задумчиво.

– Хорошо, пусть будет так, – кивнул следователь. – Вы пригласили на охоту двоих, а откуда взялись все остальные?

– Я понятия не имею, кто они и откуда взялись, – ответил, пожимая плечами, Дмитрий. – Иосифа Бигельмана во время охоты тяжело травмировал лось, и его невозможно было перевозить в город на необорудованной машине. Я был вынужден оставить товарища Бигельмана в домике, под присмотром профессора Мавлюдова, а сам уехал за помощью. А всё, что произошло… Всё случилось во время моего отсутствия.

– Понимаю, эта ваша ровная и обдуманная версия для следствия, – усмехнулся следователь, давая понять, что не верит не единому слову подозреваемого. – А что было на самом деле, вы предпочитаете умолчать? Похвально, всё выглядит вполне правдоподобно. В ваше отсутствие приехали какие-то люди с миллионом царских денег, затем сообща отравились, бросили деньги и уехали. Кстати, а где профессор Мавлюдов, на которого вы ссылаетесь? Присыпали землёй где-то в тайге или утопили в болоте?

– Я не знаю, где он, и предположить не могу, где он может находиться, – ответил с сумрачным видом Дмитрий. – Я трое суток разыскивал его, но… Он как сквозь землю провалился!

– Что и следовало доказать! – ухмыльнулся с надменным видом следователь.

– Вы на что намекаете? – насторожился Дмитрий.

– А я «намекаю» на то, молодой человек, что профессор Мавлюдов, он же «товарищ Рахимов», действительно «провалился сквозь землю» с вашей непосредственной помощью! – строго заявил следователь. – Я не верю ни единому вашему слову, подозреваемый Шмелёв, ни е-ди-но-му! Всякой лжи есть предел, а я давно научился отличать зёрна от плевел!

– Позвольте, я не пойму, к чему вы клоните? – возмутился Дмитрий. – Почему вы не верите мне?

– Молчать! – громыхнув кулаком по столу, рявкнул угрожающе следователь. – Преподносимая вами версия – мыльный пузырь. И она лопнет под давлением фактов, которые я изложу прямо сейчас, не вставая со стула. А всё выглядело так, слушайте…

Он сделал паузу для того, чтобы закурить папиросу, а потом продолжил:

– На самом деле всё выглядит по-иному, до смешного просто. Вы лично, пока ещё не знаю почему, отравили всю собравшуюся в домике компанию, а профессора Мавлюдова, чтобы впоследствии свалить вину на него, утащили куда-то в лес и закопали! Его труп мы конечно же найдём, это дело времени, если вы сами не одумаетесь и, чтобы хоть как-то смягчить свою вину, на него не укажете!

– Постойте, это чудовищное недоразумение! – не сдержавшись, воскликнул Дмитрий. – Почему вы стараетесь всё свалить на меня, товарищ следователь?

– Для кого-то я товарищ следователь, а для таких, как вы, гражданин следователь, – поправил его тот. – Не хотите же вы сказать, что «гости» в домик приехали без вашего ведома?

– Да, так именно оно и было! – вдохнул и резко выдохнул Дмитрий. – Я…

– Всё, достаточно, ваша позиция мне известна! – оборвал его на полуслове следователь, вставая и выходя из-за стола.

Он подошёл к столу с трупами, сдёрнул со всех простынки и подозвал Дмитрия:

– Шмелёв, подойдите…

Обливаясь потом, неверной походкой он приблизился к столу и замер в ожидании.

– Вот, посмотрите на эту красотку, – следователь кивнул на мёртвую женщину, лежавшую крайней справа. – Разве это не ваша родная тётка из Иркутска?

Дмитрий едва удержался от падения на вдруг сделавшихся ватными ногах. Он узнал Марию, родную сестру матери сразу, но… То, что видел её сейчас перед собой мёртвой и безобразной, ничем объяснить не мог.

– Так это ваша тётка или нет, подозреваемый? – повторил следователь с нажимом.

– Д-да, это о-она, – едва слышно прошептал потрясённый ужасной картиной Дмитрий.

– А кто рядом с ней, узнаёшь? – загремел на весь холл, как раскат грома, голос следователя.

– Н-нет, – с трудом проглотив слюну, сказал Дмитрий.

– Тогда я тебя познакомлю, – ухмыльнулся следователь. – Это особо опасный вор-рецидивист по кличке Пижон! Он же по совместительству сожитель твоей тётки!

– А это кто, ты узнаёшь? – палец следователя указал на третьего покойника.

У Дмитрия не нашлось сил ответить что-то вразумительно, и он лишь отрицательно помотал головой.

– Да, его ты можешь и не знать, – не стал настаивать следователь. – При жизни его звали Карп. На редкость отвратительная и гнусная личность. Кстати, тоже не единожды судим!

Бросив окурок на пол, следователь раздавил его каблуком ботинка и кивнул на труп Иосифа.

– Ну а этого ты конечно же опознаешь без труда, – сказал он. – Уроженец нашего города, а потом проживавший в городе Ленинграде некто господин Бигельман. О нём сказать ни хорошего, ни плохого не могу. Одним словом, тёмная лошадка…

Вернувшись к столу, следователь уселся на стул, сложил перед собой руки и внимательно посмотрел на изменившееся, потемневшее лицо подозреваемого.

– Так что, есть смысл барахтаться и пытаться выплыть, когда огромный груз тяжелейших улик тянет на дно?

– Нет, не так всё это, не так! – закричал Дмитрий в отчаянии, хватаясь за голову. – Я не знаю, как всё это объяснить, но я ни к чему не причастен!

– Не можешь объяснить? – рассмеялся, явно торжествуя, следователь. – А я вот могу! Извольте…

Он сделал паузу, закуривая вторую папиросу.

– Конечно же, если идти по простому пути, всё можно объяснить по-простому. Кучка негодяев собралась в домике, заранее договорившись найти в дремучем лесу клад! Удивительно? Мне тоже. Конечно же они рассчитывали выкопать из земли драгоценности, а нашли кучу никчёмных бумажек. Вопрос: они собрались, заранее договорившись? Ответ: да! Вопрос: Они нашли то, что искали? Ответ: да, нашли, хотя не совсем то, на что рассчитывали! А теперь можно предположить что угодно… В отчаянии они приняли яд и передохли! Так? Можно было бы согласиться, если бы не маленькое «но». Это не тот контингент, который наложит на себя руки!

Дмитрий, слушая убийственные доводы следователя, в отчаянии прослезился и опустил голову, чтобы тот не заметил его слёз. Он понял, что ничего не может возразить чересчур логичному следователю, и предпочёл молча слушать его до конца.

– А я склоняюсь к другому выводу, – продолжал разглагольствовать следователь. – Опасная преступница – это я о твоей ныне покойной тётушке, конечно, каким-то образом узнала о кладе и решила его добыть. Для этого она сколотила шайку, в которую вошли ты, Карп и её любовник Пижон. Для какой цели лично ты привлёк поучаствовать профессора Мавлюдова и его товарища Бигельмана, пока не известно, но я уверен, что в процессе следствия ты восполнишь этот пробел.

– Ничего я восполнять не буду, – набычился Дмитрий. – Ваши фантазии безупречны, но далеки от истины! С чего вы взяли, что моя тётка опасная преступница?

– С чего? Да я успел прочесть её личное дело, – хмыкнул следователь. – Мария Шмелёва долгое время работала в НКВД на ответственном посту. Она заведовала секретной спецчастью, если быть точнее. А ещё она сожительствовала с криминальным авторитетом Пижоном… Так вот, твою тётку поймали на том, что она снабжала секретной информацией преступников, за деньги, конечно. Возбудили уголовное дело, избрали меру пресечения в виде ареста, но… Кто-то помог ей бежать из-под стражи из зала суда. И этот «кто-то» конечно же виртуозный «фартовый» вор и налётчик Пижон, как стало впоследствии известно.

Следователь замолчал, посмотрел на поникшую голову Дмитрия, должно быть, мысленно поздравил себя с полной победой и продолжил:

– Остаётся последнее, в чём я уверен более всего, а именно… Лично ты, в преступном сговоре со своей тёткой, собирались разыскать клад. Чья это идея, в данный момент не важно, выяснит следствие. С этой целью все собрались в охотничьем домике, в тайге. Место нахождения клада кому-то из вас было известно, и вы быстренько выкопали его. Увидев, что извлечённый из недр «клад» вовсе кладом не является, вы впали в истерику. Не исключено, что между вами возникла ссора и… Лично вы каким-то образом сумели напоить присутствующих ядовитым зельем. Кто его изготовил, видимо, знал своё дело. И кто он, тоже установит следствие.

– Вы уверены, что это я, – усмехнулся Дмитрий и приподнял голову.

– Абсолютно, – кивнул следователь. – Кроме тебя, некому. Те, кого можно было бы заподозрить, мертвы. Один жив, но в полной отключке, в реанимации. Ещё один исчез загадочным образом, так что… – он развёл руками. – Остаёшься только ты, «уважаемый», так как больше, извиняюсь, некому!

– Нет, это невозможно! Это какое-то безумие! – громко крича, Дмитрий вскочил на ноги, но откуда ни возьмись в холле появились два милиционера. Хотя и с трудом, они справились с Дмитрием, заломив ему за спину руки.

– Всё, будем считать, что ты изобличён и обезврежен, гражданин Шмелёв, – подвёл черту «представлению» следователь. – С тобой мы ещё не раз встретимся в процессе следствия, но предлагаю написать явку с повинной. Иначе в лучшем случае схлопочешь лет двадцать пять, а в худшем, что, скорее всего, и случится, тебе присудят высшую меру и расстреляют! Советую подумать и сделать правильный выбор. Конвой, уводите…