В начале двадцатого века на многих ипподромах Англии царило беззаконие. Банды мошенников вымогали деньги и обманывали зрителей в карточных играх, а шайки карманников и воров обирали посетителей до нитки, вступая в драку с каждым, кто пытался оказать сопротивление. Одной из самых знаменитых шаек была Олдгейтская банда. По словам уважаемого лондонского букмекера Сэма Делла, их главарь был «истинным злодеем» и «они орудовали в основном в праздники и в те дни, когда на ипподромах собиралось больше всего народа. Разбиваясь на группы по десять человек, они поднимали свою жертву в воздух, и кто-нибудь из них забирал все ее деньги».

Оуэн Моран – один из величайших английских боксеров, который в начале двадцатого века стал телохранителем бирмингемского букмекера, работавшего на скачках.

Букмекерам тоже приходилось несладко. Они вынуждены были «приходить рано утром, чтобы застолбить участок для своей палатки, и в любой момент быть готовыми столкнуться с шантажом или вступить в стычку с местной бандой. Нужно было либо раскошеливаться, либо драться». В таких условиях некоторые букмекеры начали нанимать боксеров в качестве телохранителей. Один из ведущих букмекеров Бирмингема пользовался услугами прославленного Оуэна Морана. Тот родился на Саммер-лейн, и поговаривали, будто «его мать способна была тягаться с любым мужчиной», а сестра Энни часто принимала участие в драках. Сам Оуэн был бесстрашным боксером, который мог уложить любого, – он дрался в Америке, где заслужил себе репутацию лучшего бойца в мире в любой весовой категории.

Бирмингемский букмекер Дик Шелдон принимает ставки вскоре после окончания Первой мировой войны (спасибо Маку Джозефу за предоставленное фото).

Даже самые отвязные гангстеры избегали встречи с Оуэном Мораном, но большинство букмекеров не могло позволить себе оплату его услуг. Члены банд часто шли на всяческие ухищрения вроде сбора денег для «бедняги Билла» или «старика Чарли», которые переживали не лучшие времена, либо рассказывали историю о лишившейся кормильца семье, которая вот-вот могла умереть голодной смертью. Тех, кто отказывался платить, брали на заметку, и часто им приходилось хлебнуть горя. Еще один прием заключался в том, чтобы выкрикнуть ставку. Если выбранная бандой лошадь приходила первой, хулиганы требовали выплаты приза; если же она проигрывала, они оставались при своих.

По окончании Первой мировой войны скачки возобновились, и количество зрителей, как и в других видах спорта, существенно возросло. Посещаемость достигла своего пика в 1919 и 1920 годах, но и в последующие годы ее уровень остался выше довоенных показателей. После 1925-го, однако, произошел сильный спад, связанный с кризисом тяжелой промышленности и проблемами в экономике Британии. Гораздо большее количество зрителей ставило на лошадей значительные суммы денег, что подчеркивает история Бада Флэнагана, который впоследствии стал букмекером, изложенная в «Столетнем приложении» к газете «Спортинг Кроникл» от 29 мая 1971 года. В 1919 году «он спустил все пособие, заработанное за три с половиной года солдатской службы», посетив всего четыре скачки в Эйре.

Такие расходы предполагали огромные барыши для преступников. Это привлекало на ипподромы не только шайки карманников вроде Олдгейтской банды, но и банды из Лондона и Бирмингема, которые до войны занимались крышеванием. Перспектива сорвать большой куш склонила некоторых гангстеров из Мидлендса переехать в столицу, которая прекрасно сообщалась железными дорогами со всеми уголками страны и принимала у себя ряд наиболее популярных скаковых митингов.

Еще один известный и уважаемый бирмингемский букмекер Альфи Боттрелл, «король сильвер-ринга», запечатлен здесь в мичманской фуражке. Сразу после Первой мировой войны многие букмекеры облачились в униформу. Позади доски стоит Джек Боттлер (в котелке), а слева на переднем плане виден сын Альфи, Хорас. Альфи взял первую ставку в 1902 году в Вулвергемптоне и продолжал заниматься этим, даже когда ему перевалило за восемьдесят. Получив ранение на Первой мировой войне, он отдавал большие суммы денег на благотворительность.

16 мая 1919 года газета «Манчестер Гуардиан» сообщила, что честерские судьи приговорили Альберта Джилльярда и Ричарда Ронана к трем месяцам тюрьмы за кражу бумажника, в котором было 11 фунтов. Инспектор Уайтхаус из Бирмингема заявил, что подсудимые входили в банду из восьми бирмингемцев, которые орудовали на скачках в Честере. Он добавил, что они некоторое время жили в Бирмингеме, но затем перебрались в Лондон, где промышляли в разных округах.

Через два месяца, 24 июня, в «Таймс» написали, что трое мужчин вымогали деньги у букмекеров в Аскоте. Несколько человек заплатили им без возражений. Затем один из этой троицы по имени Уильям Макнамара сказал очередному букмекеру: «Гони фунт, или тебе не поздоровится». Букмекер отказался платить, после чего Патрик Дейли выбросил его из палатки, а Макнамара схватил его полный денег портфель.

Такие организованные банды стали быстро привлекать к себе внимание. В газете «Дейли Мейл» от 18 октября 1919 года вышла статья об «Ипподромных бандах», в которой утверждалось, что «на ипподромах возросло число ограблений и случаев насилия». Через несколько месяцев, 22 января 1920 года, «Таймс» с сожалением признала, что гангстерское движение достигло своего расцвета, и при этом к матерым преступникам часто присоединялись и молодые люди, совсем недавно вернувшиеся с войны. Служба в армии научила их уважать организацию, а «дисциплина – подчиняться более опытным товарищам, а эти более опытные товарищи, без сомнения, составляли планы более крупных преступлений».

Хотя это тонкое наблюдение относилось не только к ипподромным бандам, они подходили под описание лучше всего. Затем внимание всей страны привлекли «отвратительные сцены» на скачках в Солсбери, состоявшихся в начале июля 1920 года. Посетителей ипподрома зажимали в угол и безнаказанно грабили, жестоко лишая всех ценностей, а хулиганы заставляли шоферов автомобилей везти их на железнодорожную станцию и грубо отвечали на любой отказ.

Специальный корреспондент газеты «Йоркшир Пост энд Лидс Интеллидженсер» 10 июля заявил, что это были самые омерзительные скачки на его памяти. Местная полиция, которой руководство ипподрома платило за поддержание порядка, действовала «великолепно», но «ей приходилось заниматься тем, чем она заниматься не должна». Когда работавший на скачках в Солсбери дружинник сказал корреспонденту, что, по его мнению, Клуб жокеев для воцарения порядка должен организовать постоянные отряды ипподромной полиции, тот ответил, что «единственный способ бороться с отчаянными парнями, которые считают скачки в Солсбери своей кормушкой, заключается в том, чтобы разбираться с ними до въезда в город». Это означало, что хулиганов нужно было останавливать на вокзале Ватерлоо и в Бирмингеме – а если им все же удавалось пробиться, их нужно было останавливать на железнодорожной станции в Солсбери. Ответ дружинника подчеркнул бессмысленность такого подхода: «Они легко объедут все кордоны на шарабанах». Дружинник был прав. Расширение железнодорожной сети позволило организованным преступным группировкам передвигаться на большие расстояния от их баз, а появление моторизированного транспорта дало им возможность перемещаться по стране, не привлекая к себе повышенного внимания.

Шокирующие события в Солсбери заставили «Таймс» опубликовать призыв к принятию немедленных мер против «ипподромных хулиганов». 17 июля 1920 года крупная статья осудила «хулиганство и грабежи, которые с самого окончания войны принимали все больший и больший размах практически на каждом ипподроме страны». Хулиганы орудовали организованными бандами и «явно не оставались в накладе – как иначе они могли бы приезжать на дорогих автомобилях на скачки в столь далеких от Лондона городах, как Ньюмаркет, Гэтвик и Лингфилд?»

Более того, степень организации их банд подчеркивалась тем, как они покрывали друг друга, позволяя «ответственным за жуткие нападения уходить от правосудия. Как ни странно, в таких случаях они словно не были знакомы друг с другом, хотя в другое время их видели вместе и, скорее всего, они делили все барыши». На последних скачках в Аскоте от действий воров и карманников пострадало множество людей, и теперь все боялись, что преступники посетят и скачки в Гудвуде.

Самое страшное, что кражами и мошенничеством со зрителями дело не обходилось: хулиганы останавливали частные машины, которые проезжали по шоссе, а потом угрозами и оскорблениями заставляли шоферов везти их на скачки. Таким образом они скрывались от полиции, следившей за их перемещениями на поездах, и местные стражи порядка действительно не могли поймать их, так как они не знали преступников в лицо и не могли разделяться.

Такое хулиганство было «чрезвычайно прибыльным» – и именно легкие деньги, которые можно было получить, промышляя этими преступлениями, привлекали все новые и новые банды, которые пытались втиснуться на арену, занятую остатками «Бирмингемской банды» и ее лондонских союзников. Двадцать третьего августа 1920 года «Таймс» сообщила об аресте пятерых мужчин на скачках в Херст-Парке за вымогательство денег и карманные кражи. Детектив-инспектор Гросс из Скотланд-Ярда заявил, что все они были «членами организованной преступной группировки, которая часто орудовала на ипподромах и на железной дороге».

Всех признали виновными и приговорили к заключению и каторжным работам сроком от одного до трех месяцев. По утверждению Брайана Макдональда, они принадлежали к банде «Парни с Кингс-Кросса» под предводительством Альфа Уайта и банде из Бетнал-Грин, которую возглавлял Доджер Маллинс. Вскоре после этого случая между бандами произошло столкновение, которое привело к кровавой драке, состоявшейся в Брайтоне. На другом скаковом митинге где-то летом 1920 года бесплатные «задворки» посетило несколько членов банды Сабини.

Брайан Сабини пишет, что эта банда под предводительством Джо Сабини заставляла букмекеров, игроков и других хулиганов бросать полукроны в банку в качестве платы за «услуги». Тех, кто отказывался, выдворяли с ипподрома, а один особенно несговорчивый букмекер даже получил рассечение бритвой. У Кимбера там был лишь небольшой отряд, который быстро разбежался. Однако, когда банда Сабини решила еще раз провернуть такой трюк, их встретила большая группа бойцов под командованием Вэла Макдональда. Оскорбленные букмекеры связались с Кимбером, который прислал верного союзника, чтобы тот разобрался с шайкой узурпаторов. Он так и сделал. Всех членов банды Сабини обыскали и лишили награбленного, после чего «в профилактических целях поколотили, дабы отбить у них желание и в будущем вести себя столь нахально». Джо Сабини был унижен, а в результате унижен оказался и его брат Дерби.

Брайан Макдональд подозревает, будто руководство ипподромов опасалось, что не сможет справиться с новыми бандами ни своими силами, ни силами полиции, поэтому и привлекло Кимбера к наведению порядка. Так как «Бирмингемская банда» под руководством Билли Кимбера пользовалась наибольшим влиянием, именно она и стала «регулировать» ситуацию.

Как замечает Брайан, сразу же после войны «Бирмингемская банда» и ее лондонские союзники «выгнали с ипподромов банду Маллинса, а затем Кимбер воспользовался новыми связями, чтобы проникнуть в лондонское подполье». Его умение расширить сферу влияния «Бирмингемской банды», которая прежде ограничивалась лишь скачками в Мидлендсе и на севере Англии, и включить в нее более прибыльные южные ипподромы, также находило поддержку в «молчаливом согласии» полицейских, которые следили за порядком на скачках.

Редкий снимок ряда членов различных ипподромных банд предоставил Брайан Макдональд, который использовал его в своей книге «Банды Лондона». Он сделан в районе Хаммерсмит-Бродвей в начале 1919 года, незадолго до того как между бандами разразилась война. В шарабане (слева направо): букмекер Клод Фрейзер; Джордж Хетфилд; Джо Сабини; неизвестный; неизвестный; Джон Гилберт; Гарри Сабини; Эл Скасини; Билли Кимбер и отец Брайана Макдональда Берт Макдональд.

На переднем плане: водитель шарабана; неизвестный; вероятно, Джордж «Брамми» Сейдж; Вэл Макдональд; Билли Эндельсон; Джим Макдональд; Том Макдональд; Энрико «Гарри» Кортеси; неизвестный; неизвестный; Билли Бэнкс; Джордж Кортеси; Берт Бэнкс; Уэг Макдональд; Дерби Сабини и помощник водителя.

В январе 1935 года в «Сандей Меркьюри» была опубликована статья Фэйрфакс-Блейкборо, в которой приводились слова некоего бывшего детектива о том, что, когда тот начинал служить в полиции, руководство скачек всегда привлекало к работе на ипподромах одних и тех же полицейских. Это объяснялось тем, что «им нужно было знать всех членов “Бирмингемской банды”, а также “парней” из Лондона, Лидса и других городов». Бывший полицейский даже признался, что его коллега входил в число этих полицейских и в первый день работы один из «бывалых» по приказу старшего инспектора провел ему экскурсию по ипподрому в Донкастере.

Новичку сказали: «Ты же понимаешь, мы в накладе не остаемся». Он ответил, что у него мало опыта в подобных делах, и выразил готовность подчиняться приказам. Так как ответ был верным, его снова привели к инспектору, сказав, что «все будет в порядке». По завершении четырехдневных скачек молодому полицейскому вручили его долю, которая составила 50 фунтов, и это «явно были взятки от тех, кто платил за осуществление политики невмешательства, ведь одному только ему предназначалось 50 фунтов». Раз юный констебль получал такую огромную сумму, «сколько же получали старшие по званию, чтобы закрывать глаза на делишки банды? Насколько я знаю, один из работавших на ипподромах детективов умер, сколотив состояние в 22 000 фунтов».

Ключевой фигурой в организации эффективного крышевания был Билли Кимбер, который также обладал определенным контролем над карманниками, ворами и прочими жуликами, наводнявшими ипподромы. Он вел преступную жизнь уже как минимум двадцать лет, начав еще в небольшой шайке бирмингемских воров и карманников, которые орудовали на спортивных мероприятиях. В городе было несколько таких шаек, и Кимбер в итоге смог объединить их и составить из них грозную ударную силу, которую стали называть «Бирмингемской бандой». Главарь столь жуткой банды и сам должен был быть суровым человеком. И Кимбер был очень суров.

Высокий, крепко сбитый, сильный – покойный Денни Грин, который был весьма уважаемым букмекером, вспоминал его как «игрока и бесстрашного бойца, который дрался исключительно на кулаках и не пускал в ход ножи». Денни рассказывал, что однажды во время Первой мировой войны Кимбер шел в Дублине по мосту через реку Лиффи, как вдруг на него напали несколько мужчин. Он справился с ними в одиночку.

Но Кимбер был не просто суров. Другие члены «Бирмингемской банды» славились жестокими и кровавыми преступлениями, но именно Кимбер стал ее главарем, хотя группировку и нельзя было назвать стабильной. Должно быть, он добился такого положения не только благодаря физической силе, но и благодаря своим организационным навыкам и силе собственной личности.

Главный инспектор Скотланд-Ярда в отставке Том Дивалл, которого руководство ипподромов нанимало для поддержания порядка на многих скачках, называл Кимбера харизматичным человеком. В 1919 году Дивалл отвечал за один из рингов зрителей в Донкастере. Народу было много, и в какой-то момент возник опасный спор из-за сомнительной ставки. Сотрудники ипподрома и полиция потеряли контроль над ситуацией, «послышались ругательства и ужасные угрозы в адрес игроков и букмекеров». Дивалл испугался, что вот-вот начнется «жуткая драка», но тут «появился Билли Кимбер собственной персоной, а с ним и его сообщники, и вскоре столкновение сошло на нет».

Дивалл не сомневался, что Кимбер был «одним из лучших». Бирмингемца уважали и некоторые лондонские букмекеры, хотя он и зарабатывал, оказывая им «услуги» и предоставляя крышу. Один из ведущих букмекеров юга Эли Харрис называл Кимбера «весьма уважаемым парнем».

Несмотря на то что Билли впоследствии назвал себя букмекером из Бордсли, на самом деле он им не являлся. Вместо этого Кимбер контролировал на каждых скачках пять-шесть самых заметных палаток, куда стекалась основная масса ставок. Он либо ставил туда своих приближенных, либо требовал с букмекеров возврата «пятидесяти пенсов с фунта», то есть пятидесяти процентов выручки.

Но этим мошенничество не ограничивалось, ведь Кимберу, Макдональду и Сейджу нужно было зарабатывать крупные суммы не только для себя, но и для своих людей. Как подчеркнул Сэм Делл, «чтобы считаться успешными гангстерами, им нужно было всегда иметь приток денег, чтобы платить своим подчиненным. Чтобы команда не разваливалась на части, денег должно было быть много. Как только команда начинала трещать по швам, банде приходил конец».

Кимбер доставал деньги и не давал команде распасться с помощью одного из ключевых членов «Бирмингемской банды» – Эндрю Тауи. Возможно, вместе с Эндрю работал и его брат, так как другой лондонский букмекер, Лу Прайс, утверждал, что Джек Тауи входил в «Бирмингемскую банду». Так или иначе, личность Эндрю Тауи вызывает много вопросов.

Как и Кимбер, он переехал на юг, чтобы жить ближе к ипподромам, и поселился в Кингстоне. Известный столичный организатор скачек Чарльз Мэски называл Тауи «хорошим парнем», а Сэм Делл утверждал, что Эндрю был «очень уважаемым человеком, как и сам Кимбер». Тауи был «невероятно азартен. В те годы он ставил на лошадь по 500 фунтов. Я прямо вижу, как он сидит на табурете, выслушивает информацию о коэффициентах и отправляет подручных делать ставку. Но именно его слушались все бирмингемцы. Его и, конечно, Билли Кимбера».

Похоже, семья Тауи происходила из Ноттингема, но поселилась в Бирмингеме, когда он был маленьким. Как бы то ни было, Эндрю либо придумал, либо подсмотрел где-то идею продавать на каждых скачках карточки с точками и тире. На таких карточках каждая лошадь обозначалась последовательностью символов, которые сообщали букмекерам информацию о ее форме и шансах на победу в забеге. Строго говоря, такая «услуга» не открывала букмекеру ничего нового и использовалась только как способ получения денег.

Еще была возможность выкрикивать номера лошадей в каждом забеге, причем букмекеров «призывали» оплачивать «свои инструменты», к которым относились кусочки мела, чтобы записывать коэффициенты лошадей на досках, губки и вода, чтобы стирать их, и табуреты, чтобы, стоя на них, возвышаться над толпой.

Сэм Делл вспоминает, что «в Челтнеме и подобных местах табуретами заведовала “Бирмингемская банда”. На большом фургоне они перевозили табуреты с места на место, а затем выгружали их, раскладывали ножки и устанавливали там, где необходимо». За право стоять на них брали непомерную плату, так как без табурета букмекер оказывался в невыгодном положении относительно конкурентов.

Обычно букмекеры платили по 2 шиллинга 6 пенсов (12,5 пенсов) за каждый «объект», и это приносило немало денег. На крупных шоу вроде скачек в Донкастере собиралось более ста букмекеров, каждый из которых платил по 2 шиллинга 6 пенсов за каждую услугу во время каждого забега, при том что забегов было, как правило, шесть и более. Это означало, что на скаковом митинге можно было заработать фунтов 300–400 или даже больше, хотя сумма значительно снижалась на камерных мероприятиях. К этому можно добавить «настоящую» плату за крышевание и долю выигрыша букмекера, которую забирали банды.

Особенно прибыльным было обеспечивать букмекера списком лошадей на каждый забег. До 1914 года хулиганы продавали якобы «официальные» скаковые карточки, описывающие лошадей и жокеев дневных забегов, по цене от 2 до 6 пенсов за штуку. Это отмечено в опубликованных в газете «Лимингтон Спа Курьер» от 18 сентября 1903 года отчетах о нескольких арестах, произведенных на местных скачках. Само собой, карточки эти не были официальными, но после Первой мировой войны плата за списки лошадей и жокеев на каждый забег существенно возросла.

В январе 1923 года в суде слушалось дело о перестрелке, случившейся в результате нападения братьев Кортеси на Дерби и Гарри «Мальчишку» Сабини в итальянском клубе Клеркенвелла. Когда-то ее участники были союзниками, но разошлись, не поделив деньги с ипподромов. Газета «Вестерн Дейли Пресс» от 16 января содержала протокол ответов Дерби Сабини, допрошенного в качестве свидетеля по делу на суде в Олд-Бейли. Он сказал лорду-судье Дарлингу, что каждый список продавался за пять шиллингов (25 пенсов) и что в год на них можно было заработать от трех до четырех тысяч фунтов, причем «иногда удавалось получить 100, а то и 200 фунтов в день».

В целом, доходы на ипподромах были так велики, что в 1930-х годах сын одного из главных членов лондонской банды Сабини вспоминал, что его отец приходил со скачек с мешками, полными денег. Их было так много, что монеты высыпали в ванну, где сообщники отца делили их между собой.

Кимбер, Тауи, Макдональд и Сейдж явно забирали свою долю и приводили на крупные скаковые митинги по двадцать гангстеров, что означало, что каждый из хулиганов, не работая, получал 15–20 или даже больше фунтов в день. И это не считая денег, добытых карманными кражами и грабежом. В 1920 году такая сумма денег была невероятной, ведь квалифицированный рабочий получал в лучшем случае 4 фунта 50 пенсов за неделю тяжелого труда, а за труд чернорабочего платили не более 2 фунтов в неделю. Что же до главарей банд, учитывая их долю в заработке и контроль над лучшими палатками букмекеров, каждый из них мог приносить домой гигантские суммы, вплоть до 100 фунтов в день.

Обаятельный боец, Кимбер действительно был человеком «блестящего ума», как было сказано в опубликованной в «Таймс» статье о главарях банд, и смог организовать поборы на ипподромах, задав им единый вектор. Но эти легкие деньги привлекли внимание завистников, среди которых был Эдвард Эмануэль. О его ранней жизни практически ничего неизвестно, но в 1904 году Эдвард обратил на себя внимание, пригрозив расстрелять торговца из Ислингтона, и был обвинен в незаконном владении заряженным револьвером. Эмануэль заявил, что был лавочником, но судья решил, что он «опасный малый», и назначил высокий залог в 250 фунтов либо двенадцать месяцев тюрьмы.

Через четыре года Джон Маккарти попытался убить Эмануэля на востоке Лондона. Оба мужчины сказали, что работают грузчиками на рынке. За несколько следующих лет Эмануэль попробовал себя в качестве владельца нелегальных игорных клубов, организатора боксерских поединков и контролера нелегальных букмекерских контор за пределами ипподромов. Также утверждалось, что он подкупил нескольких полицейских и мог за плату договариваться о смягчении наказаний для еврейских преступников. В книге «Преступный мир Ист-Энда» (1981) Рафаэль Сэмюэль описал криминальную жизнь Артура Хардинга. Тот, будучи весьма сведущим в этих делах, утверждал, что в начале 1920-х годов считалось, будто Эмануэль «стоял во главе всего преступного мира Ист-Энда – или, по крайней мере, его еврейской части».

В 1921 году у Эмануэля появилась возможность забрать у Кимбера его заработок и легальное предприятие по печати скаковых списков. Еврейские букмекеры Ист-Энда страдали от вымогательств со стороны трех гангстеров из южного Лондона, которые были связаны с Кимбером. Дивалл утверждал, что они были «ужасными подлецами и никогда не просыхали». Известные под общим прозвищем «Чокнутые», они взяли к себе в компанию нескольких бирмингемских «парней» и шантажировали евреев-букмекеров, хотя те уже платили за «услуги» Кимберу.

Однажды они сильно избили еврея-букмекера по имени Альфи Соломон, который возглавлял банду еврейских головорезов. Он отличался невероятной жестокостью и стал одной из ключевых фигур в войне, которая разразилась вскоре после этого. Брат Соломона, который брал ставки под именем Сидней Льюис, в конце 1980-х объяснил мне, что в этой войне «мы выступили против них, Север против Юга». Не стоит сомневаться, что нападения на евреев-букмекеров объяснялись не только алчностью, но и национализмом, так как Симми Льюис сказал: «Работай я букмекером под именем Сидней Соломон, я бы не выручил ни гроша».

Ист-эндский букмекер Лу Принс, отец которого был евреем, родился в 1901 году. Он уважал Эндрю Тауи, но в то же время считал, что «Бирмингемская банда» «позволяет себе слишком много». Он вспоминал, что еврейские букмекеры обратились за помощью к Эмануэлю, потому что он располагал «финансовой властью» и был «боссом до прихода Дерби Сабини». Так как у Эмануэля были «связи с итальянской шайкой», он привлек Сабини и его банду на защиту еврейских букмекеров.

Букмекерский билет Сиднея Льюиса, еврея-букмекера из Лондона, старший брат которого был глубоко вовлечен в ипподромную войну между бандой Сабини и «Бирмингемской бандой».

Оттавио «Дерби» Сабини вырос в лондонской Маленькой Италии в Клеркенвелле. Мать Оттавио, Элиза Хендли, была англичанкой и родилась в Холборне. Его итальянца-отца тоже звали Оттавио, и в 1888 году он получил тюремный срок за нанесение телесных повреждений, но, выйдя на свободу, продолжил вести преступный образ жизни. Через двенадцать лет младший Сабини был определен в ремесленное училище – учебное заведение для «распущенных детей». В 1913 году, при вступлении в брак с Энни Эммой Портер в англиканской церкви Святого Филипа в Клеркенвелле, Дерби сказал, что работает машинистом, но это было неправдой.

Его прозвище, вероятно, произошло от того, что Оттавио был боксером-левшой, а их всех называли именно так. Ростом – 5 футов 8 дюймов – ниже Кимбера, коренастый и мускулистый, Сабини славился тяжелым ударом, хотя частенько пользовался кастетом и носил с собой револьвер. К концу Первой мировой войны Дерби был боссом банды из окрестностей лондонского Клеркенвелла, в которую входили его братья, самыми заметными из которых были Гарри по прозвищу Мальчишка и Джо.

Несмотря на добытое преступным путем богатство, даже в самые удачные годы Дерби Сабини не кичился деньгами. Он носил кепку, рубашку без воротника, застегнутый на все пуговицы жилет и темный костюм. Билли Хилл, который позже стал главарем преступного мира, утверждал, что Сабини «не позволял себе никаких вольностей», а букмекер Лу Принс вспоминал, что «он был настоящим джентльменом, но при этом никого не боялся». В 1960 году в своих воспоминаниях бывший старший суперинтендант Эдвард Грино подчеркнул грозность банды из Маленькой Италии, написав, что Сабини и «его приспешники обычно ходили боком, чтобы букмекеры видели у них в карманах молотки».

Некоторые из банды Дерби, как и он сам, имели итальянское происхождение, но не все. Более того, Сабини состоял в союзе с еврейскими хулиганами под предводительством Альфи Соломона и бандой с Кингс-Кросса во главе с Громилой Альфом Уайтом. Вскоре они предприняли первые шаги. Чувствуя за собой такую силу, евреи-букмекеры, похоже, отказались платить «Бирмингемской банде» на армейских скачках в Сандон-Парк, состоявшихся 12 марта 1921 года. Одним из них был еврей-букмекер по фамилии Льюис. Именем Сидней Льюис во время работы пользовался младший брат Альфи Соломона, а в этот раз, судя по всему, ставки брал сам Альфи – так предположил в своей книге «Всем молчать» (1951) Грино. В этой же книге судья боксерских поединков Мосс Дейонг в красках описал, что случилось с Соломоном после его отказа «давать откат».

Вдруг хулиган швырнул свои тяжелые водительские очки в лицо букмекеру. Льюис упал и распластался на земле, и нападающий тотчас наступил ему на лицо, а затем мгновенно скрылся в толпе. Льюиса подняли. Его лицо превратилось в кровавое месиво, несколько зубов было выбито. С этого момента и началась настоящая бандитская война Севера и Юга.

Как ни прискорбно, другой еврей-букмекер погиб. Филипу Джейкобсу, известному также как Окер, было 53 года, и он жил в Уайтчепеле. По сведениям газеты «Таймс» от 2 августа, его вдова сообщила следствию, что Джейкобс вернулся домой со скачек с забинтованной головой, так как его ударили молотком. С этого момента он сильно изменился, а в конце июля, после скачек в Гудвуде, попал в больницу, где вскоре умер.

Друг мистера Джейкобса Сэмюэль Хиршовиц сопровождал его в Сандоне. Также с ними был его зять Абрахам Джоэл. Хиршовиц заявил, что видел мужчину по фамилии Армстронг, который напал на Джоэла. Противники сцепились, и один из свидетелей попытался их разнять, после чего Армстронг ударил его, повалил на землю и «принялся со всей жестокостью пинать его». Вокруг было много людей, но все они боялись Армстронга. Мистер Джейкобс попытался помочь другу, но Армстронг и его ударил по голове. Впоследствии миссис Джейкобс сказала следствию, что «все знают Армстронга. Он отъявленный негодяй и здоров как бык при этом». Таким он и был.

Сорока семи лет от роду, Томас Сэмюэль Джон Армстронг с Конибери-стрит в Хайгейте называл себя букмекером, но на самом деле был одним из головорезов Кимбера. Коронер указал, что смерть мистера Джейкобса наступила от менингита, вызванного ударом по голове, и Армстронга привлекли к ответственности за непреднамеренное убийство. Он предстал перед судом Олд-Бейли 9 сентября, и, похоже, запугивание свидетелей сыграло ключевую роль в процессе.

Как сообщается в газете «Дерби Ивнинг Телеграф», одним из свидетельствовавших против Армстронга был букмекер Морис Форман. Он сказал суду, что видел, как Армстронг ударил Джейкобса по голове биноклем. Позже бирмингемец подошел к нему и потребовал денег. Форман дал ему 2 фунта, «потому что с ним было еще четверо или пятеро мужчин, и он боялся за свою жизнь». Защита обратила внимание на то, что в ходе следствия Форман заявил, что ничего не видел в руках у Армстронга. Форман ответил: «Мне угрожали смертью у входа в коронерский суд, если я скажу правду. Я обратился в полицию за защитой». Армстронг отрицал, что нанес удар Джейкобсу, и его оправдали.

В тот же день, когда состоялись скачки в Сандон-Парк, Билли и Джо Кимберы напали на члена банды Маллинса и были арестованы в целях поддержания порядка. Менее чем через две недели Дерби Сабини обвинили в том, что он выстрелил в неизвестных на ипподроме в Гринфорд-Парк. Это столкновение было подробно описано в газетах, например в «Данди Курьер» от 21 марта. Инспектор Хипс сообщил полицейскому суду Илинга, что он услышал крики и увидел Сабини, который стоял лицом к группе мужчин. Кто-то воскликнул: «Застрели…» Затем «раздался выстрел, и над головой Сабини поднялся дым. В руке у него был револьвер».

Магазин «Вулворт» на Гуч-стрит в 1960-х. Слева – кинотеатр «Триангл». Он стоял на углу с Конибери-стрит, где жил один из вышибал Билли Кимбера Томми Армстронг.

Джорджи Лангэм (настоящее имя – Анжело Джаниколи) был вышибалой банды Сабини. В 1922 году его обвинили в нанесении тяжких телесных повреждений и умышленном ранении Джона Филлипса. Бывший боксер, теперь Лангэм назвался служащим букмекерской конторы. Он нанес Филлипсу такое глубокое ранение бритвой, что тому пришлось наложить двадцать швов. Через несколько дней Филлипс отомстил ему в ходе нападения на банду Сабини. Он жил в Лондоне и был связан с союзником Кимбера из северного Лондона по имени Фредди Гилберт, но его отец Артур происходил из Бирмингема.

Инспектор подбежал к Сабини справа и велел ему остановиться, но толпа подстрекала Дерби, и он прокричал: «Я выстрелю!». Подошедший сержант полиции попытался схватить Сабини, но «наблюдатели обрушились на него с деревяшками и бутылками в руках. Один из них воскликнул, потрясая деревянным обломком: “Я убью его!”». С огромным трудом у Сабини удалось выхватить револьвер, после чего преступника ради его же блага препроводили в полицейский участок Гринфорда. Когда против него выдвинули обвинение, он объяснил, что в тот день ему дали револьвер, «так как меня могли убить… За мной охотилось около двадцати бирмингемских ипподромных бандитов».

Как выяснилось, револьвер был заряжен холостыми патронами, но у Сабини при себе оказалась также опасная бритва. Обвинение в стрельбе с него сняли, оштрафовав его лишь на 10 фунтов за незаконное владение оружием. Есть подозрение, что Сабини дал взятку полиции. Нападение на него организовали двое мужчин – Сэнди Райс и Фредерик Гилберт. Их обвинили в нарушении общественного порядка, но и это обвинение было снято. На самом деле Райс был Алексом Томасо, бандитом итальянского происхождения, который выступал против Сабини, а Гилберт – еще одним лондонским союзником Кимбера.

Несколько дней спустя, по сведениям Брайана Макдональда, Мэтт Маккаусленд столкнулся со своим старым врагом Кимбером в пабе «Лорд Нельсон» на Кливленд-стрит в Марилебоне: «Возможно, он решил, что бирмингемец, будучи провинциалом, не представлял особой опасности. Но Кимбер кроваво доказал Маккаусленду, что это не так». Примерно в то же время двое парней из банды Сабини попытались проникнуть в дом Уэга Макдональда в Уолворте. Обоих сильно избили и привязали к машине «в качестве послания Дерби».

В конце марта подстрелили уже самого Кимбера. Это нападение возвестило о наступлении года особой жестокости на ипподромах Англии, так как «Бирмингемская банда» и ее лондонские союзники вступили в схватку с братьями Сабини и их приспешниками за контроль над нелегальным доходом от крышевания.

29 марта 1921 года в газете «Манчестер Гуардиан» появился заголовок: «Букмекер ранен из револьвера. Загадочное лондонское дело». Этим «букмекером» был Билли Кимбер. В газете сообщалось, что накануне утром, в пасхальный понедельник, он был найден лежащим у обочины на Кольер-стрит в лондонском районе Кингс-Кросс. У него было пулевое ранение на боку и глубокие ссадины на голове. По сведениям газеты «Данди Курьер», в Кимбера выстрелили в расположенном неподалеку доме, где «несколько хорошо известных в кругах любителей скачек мужчин» устроили веселую попойку и распевали песни до рассвета.

Сосед сообщил, что около полуночи на улице раздался какой-то шум. Казалось, около полудюжины мужчин «пытались выставить одного гостя с вечеринки, но он отчаянно сопротивлялся и, в конце концов, смог вырваться и вернуться в дом». Этим человеком был еврейский гангстер и букмекер Альфи Соломон, которого жестоко избили в Сандоне и который состоял в союзе с бандой Сабини. Похоже, ее главарь Дерби попросил Кимбера и его приятеля Уэга Макдональда о встрече для обсуждения перемирия. Однако, когда Соломон пришел на встречу, Кимбер напал на него и получил ранение.

Племянник Уэга Брайан Макдональд пишет, будто его дядя подчеркивал, что «Кимбер ненавидел Соломона, считая его одним из бандитов, которые отвратительно относились к букмекерам и которых он прогонял со всех ипподромов», и что Соломон хотел «вернуться к прибыльному бизнесу обдирания букмекеров».

Кимбера отвезли в больницу. Пуля прошла навылет, и, восстановившись после сильной потери крови, он выписался. К тому времени Альфи уже явился в полицейский участок и заявил, что подстрелил Кимбера случайно. Соломона обвинили в неправомерном причинении ран, но в газете «Халл Дейли Мейл» от 6 апреля приведены слова обвинителя, который заявил, что улик очень мало и что «Кимбер теперь категорически отказывается хоть что-либо рассказывать об инциденте». В результате 27 апреля дело было закрыто.

Кимбер заявил, что живет на Хоспитал-стрит в Бирмингеме, но весьма вероятно, что там жили его родители, а сам он проживал вместе со своей девушкой Флоренс Брукс на Уорнер-стрит в лондонском Клеркенвелле. Как бы то ни было, Билли был решительно настроен продемонстрировать свою силу всей южной Англии, что и проделал в субботу, 4 апреля, в Александра-парке. Так как рана Кимбера еще не до конца зажила, бирмингемцы выступили под предводительством его друга Джорджа «Брамми» Сейджа.

Газета «Сандей Пост» заявила, что разразился дебош, а ответственный за скачки корреспондент «Таймс» описал «отвратительные сцены», произошедшие на ипподроме, которые были вызваны «огромным количеством хулиганов, живущих за счет шантажа и карманных краж». Среди этих хулиганов «было множество членов двух организованных преступных группировок – одной из Бирмингема, а другой из Лондона, – между которыми явно возникли разногласия». Еще до начала скачек «банды вступили в потасовку. Само собой, они не могли драться исключительно на кулаках и использовали ножи, дубинки и, похоже, даже пистолеты – одного мужчину вынесли с поля боя с огнестрельным ранением в голове».

Лу Принс в тот день принимал ставки на ипподроме. По его словам, «народу было полно, и члены “Бирмингемской банды” гуськом прошли в Таттерсол-ринг. Их главарь был вооружен пистолетом. Когда они стали повсюду искать членов итальянской банды, все зрители ринга бросились врассыпную и нырнули в укрытие, увидев этот пистолет».

Хоспитал-стрит в начале 1900-х годов, отрезок между Нью-Саммер-стрит (слева) и Тауэр-стрит. Высокое здание слева – дом № 107, в котором располагалась меднолитейная мастерская. Семья Билли Кимбера жила практически напротив него, в доме № 100. (Снимок предоставлен Библиотекой Бирмингема.)

Магазин на Бридж-стрит-вест в Хокли, 1950-е годы. На этой улице жил Тони Мартин.

Впоследствии Уильям Джойс заявил, что на него набросились с молотком, и ему предъявили обвинение в нанесении тяжких телесных повреждений, а бирмингемца Энтони Мартина обвинили в покушении на убийство лондонца Джеймса Беста. Мартина на самом деле звали Антонио Мартино, и он был бирмингемцем итальянского происхождения, который проживал на Бридж-стрит-вест. Ему было сорок два года, он сообщил, что является профессиональным заводчиком лошадей, но в действительности был одним из заправил «Бирмингемской банды».

На слушании, которое состоялось 4 июля, обвинитель заявил, что прямо перед началом первого забега в Александра-парке Беста окружила группа мужчин, один из которых прокричал: «Он один из них!» Бест попытался сбежать, но его схватили, ударили сзади по голове и повалили на землю. Оказавшийся поблизости полицейский констебль Хантер видел, как «Мартин протиснулся сквозь толпу, держа в руке револьвер, выстрелил в лежащего на земле Беста и отбросил револьвер в сторону».

Однако обнаруженный револьвер оказался ржавым, и в последнее время из него явно не стреляли. Более того, стрелявший в Беста человек явно промахнулся, потому что рана того была нанесена тупым предметом, а не пулей. Сам Бест не опознал Мартина – он «то ли не смог, то ли не захотел» этого сделать. Бирмингемец заявил о своей невиновности, утверждая, что не входит в «Бирмингемскую банду». Учитывая положительную характеристику Мартина, присяжные его оправдали.

Как бы там ни было, а конфликт между бандами существенно обострился, и 20 апреля произошла стычка у станции метро «Мортингтон-Кресчент». Один из участвовавших в ней мужчин, как утверждалось, орудовал дубинкой, сделанной из корпуса немецкой ручной гранаты, насаженного на короткую палку-рукоятку, а кроме того свидетели происшествия слышали выстрел.

2 июня 1921 года состоялось столкновение, которое газета «Таймс» окрестила «Битвой при Эпсом-роуд».

По словам детектива-инспектора Стивенса, в тот день после окончания скачек в Эпсоме в местном полицейском участке раздался телефонный звонок, и ему сообщили, что на Лондон-роуд в Эвелле началось «ирландское восстание». Когда возглавляемая Стивенсом группа полицейских прибыла на место преступления, они обнаружили троих раненых мужчин и два сильно поврежденных автомобиля. Позднее выяснилось, что зачинщики беспорядков выпивали в пабе в Кингстоне. Туда послали крупный полицейский отряд, и в результате было арестовано двадцать восемь выходцев из Бирмингема.

Судя по всему, в тот день около 16:30 бирмингемцы подкатили на место в небольшом грузовике и такси. Один из преступников не отрывал бинокля от глаз. За ним, в свою очередь, наблюдал местный житель, который сообщил журналистам, что примерно час спустя тот сказал: «А вот и они, ребята». Затем одна из машин на полной скорости взлетела на холм и столкнулась со встречным шарабаном: «Шины бирмингемской машины лопнули с громкими хлопками, и банда из десяти-пятнадцати человек напала на пассажиров шарабана с молотками, топориками, бутылками, кирпичами и дубинками».

Шестерых потерпевших доставили в больницу со скальпированными ранами. Как и остальные пассажиры шарабана, они были букмекерами из Лидса, причем большинство составляли евреи. В прошлом они считались сторонниками Кимбера, но на них напали, так как появилось подозрение, что они перешли на сторону Сабини.

4 июня обвиняемые предстали перед судом в Эпсоме. Газета «Таймс» сообщила, что около полудня их должны привезти туда из Кингстонского полицейского участка, и к этому времени возле суда собралось не менее полутора тысяч зевак. Однако представители дежурного отряда Скотланд-Ярда посоветовали местной полиции разделить бирмингемцев: когда из Лондона, наконец, приехали семь автомобилей с преступниками, толпа уже рассеялась.

На арестантах были наручники, но они «вели себя беспечно, многие даже курили по пути». Их сопровождало 40 полицейских, многие из которых были вооружены. В это число входили и мотоциклисты, возглавлявшие колонну. 19 июля 28 человек предстали перед судом. Им предъявили обвинение в покушении на причинение тяжких телесных повреждений выходцам из Лидса и во вступлении в сговор с неизвестными лицами с целью злоумышленного нанесения ран. Всех, кроме одного, также обвинили во владении оружием и патронами.

В течение нескольких дней с шести человек обвинения были сняты. В их число вошли уличный торговец Перси Милнер 32 лет, резинщик Томас Мэндерс 34 лет, токарь Томас Райли 30 лет, асфальтоукладчик Майкл Гэлвин 41 года, шахтер Джозеф Уилсон 45 лет и таксист Уильям Джилс 28 лет. 23 июля еще пятерых сочли невиновными. Это были лоточник Чарльз Робертс 41 года, механик Томас Кингстон 34 лет, булочник Абрахам Уайтхаус 22 лет, монтажник Джордж Дэвис 28 лет и торговец фруктами Уильям Грэм 42 лет. Билл Грэм, известный под кличкой Кокни, в 1912 году уже получал пятилетний срок за нанесение ран. Теперь он проживал вместе с Энни Моран, сестрой прославленного бирмингемского боксера Оуэна Морана, которая и сама принимала участие в драках.

В день вынесения окончательного вердикта в суде присутствовало большое количество полицейских, которые должны были сдержать волнения завсегдатаев скачек, собравшихся на галерке. Первым судья зачитал приговор тридцатидвухлетнему букмекеру Артуру Винсенту. Учитывая отсутствие приводов в полицию и хорошую армейскую характеристику, его приговорили к девяти месяцам каторжных работ. Чернорабочий Томас Конвей 36 лет тоже получил положительную характеристику и был приговорен к такому же наказанию. Та же участь постигла уличного торговца Эрнеста Хьюза 28 лет, чернорабочего Уильяма Гулдинга 45 лет и кабельщика Томаса Таки 33 лет.

Мясник Уильям Хайден, которому было 38 лет, в качестве военнопленного работал на немецких рудниках. Ему уже «один или два раза» выносился обвинительный приговор, поэтому его наказали десятью месяцами каторги. По двенадцать месяцев каторжных работ получили чернорабочий Уильям Бейлис 47 лет и токарь Уильям О’Брайан 29 лет, а шлифовальщик Томас Эйверс 29 лет был приговорен к четырнадцати месяцам каторги.

Тридцатилетний уличный торговец Альфред Томас тоже был не в ладах с законом, и его приговорили к четырнадцати месяцам каторжных работ, после чего он прокричал: «Это ошибка правосудия!» Зеленщик Эдвард Бэнкс 43 лет и каменщик Эдвард Таки 34 лет получили по пятнадцать месяцев каторги. Таки уже отбывал аналогичный срок в 1906 году, когда его осудили за угон велосипеда. Его брата Генри 38 лет, который тоже работал каменщиком, приговорили к восемнадцати месяцам каторжных работ.

В число остальных осужденных вошли закоренелые преступники. Путеец Гарри Стрингер 32 лет представал перед судом уже восемнадцать раз. Его тоже приговорили к восемнадцати месяцам каторги. Такой же срок получил маляр Джон Аллард 52 лет. За девять лет до этого Аллард назвался водопроводчиком. Тогда его на семь лет посадили за решетку за непреднамеренное убийство Чарльза Катлера, совершенное в марте 1911 года. Катлер и сам был парень не промах и проживал в Спаркбруке. Он повздорил с Аллардом, и тот пригрозил выдавить ему глаза.

Вооружившись кастетом, Катлер вызвал Джона с приятелем на драку. Аллард не принял вызова, но позже, в темноте, напал на Катлера и застал того врасплох. Катлер упал на землю, но Аллард продолжил его избивать. Затем он взял зонтик и проколол наконечником правый глаз противника. На следующий день Катлер скончался.

Храбрые прохожие схватили Алларда, но в суде свидетели подтвердили, что зачинщиком драки был именно Катлер, а Аллард лишь пытался защититься от него своим зонтиком. Введенные Аллардом в заблуждение присяжные признали его виновным в непредумышленном убийстве. Были учтены и прежние грехи обвиняемого: одиннадцать судимостей за нападение и по одной за взлом, сопротивление полиции, праздношатание и частое посещение одних и тех же мест без определенной надобности.

Последними осудили агента Джозефа Уиттона 34 лет и сорокалетнего букмекера Джона Ли. Они получили по три года каторжных работ. 25 июля 1921 года газета «Таймс» сообщила, что полиция описала Уиттона как «жестокого, беспринципного и опасного человека». Таким он и был. В период с 1900 по 1907 год Уиттон был пять раз осужден за кражу, четыре – за пьянство, два – за нападение и по одному разу за нарушение порядка в нетрезвом состоянии, праздношатание и сквернословие. В 1908 году он был на четыре года отправлен в тюрьму и высечен за разбой.

Как и Стрингер, во время Первой мировой войны Уиттон служил в Вустерширском полку и принимал участие в боевых действиях во Франции и в битве при Галлиполи. Он дважды дезертировал и был уволен из армии, после того как в 1918 году его признали виновным во взломе магазина в Бирмингеме. Стрингер тоже принимал участие в боях во Франции, дезертировал три раза и тоже был уволен после обвинительного приговора суда.

Последний схваченный член «Бирмингемской банды» Джон Ли был досрочно освобожден из тюрьмы в Лидсе, где отбывал пятилетний срок за нанесение серьезных ран женщине по имени Ада Бейли. Он был ничуть не лучше Уиттона и Алларда. В 1903 году его на три года посадили за решетку за нанесение тяжких телесных повреждений и покушение на убийство, а в 1899 году он восемнадцать месяцев отсидел за непредумышленное убийство. Кроме того, Ли был судим за кражу и нападение. Услышав свой приговор, он поблагодарил судью и с громким хохотом покинул скамью подсудимых.

Еще троих членов «Бирмингемской банды» посадили в тюрьму за другое преступление – их признали виновными в вымогательстве денег у букмекеров во время скачек в Эпсоме. В газете «Дейли Мейл» от 6 июня 1921 года сообщались их имена: торговец Эрнест Мэк 56 лет, грузоперевозчик Уильям Дерби 39 лет и слесарь Чарльз Франклин 41 года. Вместе с ними также был один житель Саутгемптона.

Полицейский, который выступал в суде в качестве свидетеля по делу, заявил, что видел, как они шли вдоль палаток букмекеров на ипподроме в Эпсоме, «останавливались у каждой и проталкивались ближе сквозь толпу. Дерби неизменно протягивал руку, а Франклин поддакивал ему: “Ну же, гони фунт”». Большая часть букмекеров давала им деньги, а если кто-то отказывал, «они начинали сыпать угрозами, после чего Дерби говорил: “Эй, мы в большинстве”». Преступники также угрожали непокорному букмекеру перевернуть его палатку вверх дном. Подходя таким образом к пятидесяти букмекерам, они получали неплохие деньги.

За эти правонарушения Дерби получил штраф в 25 фунтов, а Мэка и Франклина на три месяца отправили за решетку, хотя они недавно вышли из тюрьмы. В 1912 году Франклин был одним из зачинщиков печально знаменитой вендетты на Гаррисон-лейн, разразившейся между семьями Бич и Шелдон, и тогда его приговорили к десяти годам заключения за выстрел в Сэмюэля Шелдона и покушение на его убийство.

Банда Кимбера существенно ослабела с потерей Франклина и его ребят, а также четырнадцати других отвязных бирмингемцев, осужденных после Эпсома. Теперь ей всерьез угрожал могущественный союз, в который входили Сабини, Соломон с его еврейскими головорезами, а также Альф Уайт и банда с Кингс-Кросса. Эти трое объединились благодаря хитрости Эмануэля. Казалось, эра Билли Кимбера в качестве самого влиятельного гангстера Англии подходила к концу. Но на самом деле это было не так. Он дал отпор – и какой!

5 июля 1921 года по окончании скачек в Солсбери начались волнения, во время которых Вэл и Берт Макдональды вместе с «Парнями из Элефанта» атаковали банду людей Соломона, главаря которой Джима Форда арестовала полиция, вмешавшаяся в драку. Его пыталось спасти около пятидесяти бандитов, и, в конце концов, под арест попало еще семеро выходцев из Ист-Энда.

18 августа газета «Таймс» сообщила, что накануне «головорезы из Бирмингема совершили жестокое нападение на нескольких букмекеров и их подручных» во время скачек в Бате. В «Гуардиан» подтвердили, что зачинщиками этой драки стали бирмингемские букмекеры, которые давно ведут войну с «лондонской бандой букмекеров и их “крышей”, которую составляют в основном лондонские евреи».

В «Бирмингемской банде» было около двухсот человек, в число которых входили также Вэл Макдональд и ряд подчиняющихся ему парней с юга Лондона. Учитывая, что главарем ее был умный Билли Кимбер, банда, само собой, «появилась в городе с заранее продуманным планом». Накануне вечером поползли слухи о готовящемся нападении, поэтому несколько лондонских букмекеров на следующее утро поспешили вернуться в столицу. Среди тех, кто задержался, был и Альфи Соломон, которого особенно ненавидели как «Бирмингемская банда», так и «Парни из Элефанта», ведь именно он в свое время подстрелил Кимбера.

По сообщению «Дейли Мейл», около 10:30 утра Соломон вместе со своим подручным Чарльзом Билдом пришли на ипподром, чтобы установить палатку. Есть предположение, что под именем Билда на самом деле скрывался Чарльз Соломон, старший брат Альфи, которому было 32 года. В напечатанной в нескольких газетах, включая «Глостер Ситизен» от 18 августа, статье специальный корреспондент сообщил, что, стоило Билду выйти из палатки, как к нему кто-то пристал. Вдруг «вокруг собралась целая толпа хулиганов, на него посыпались удары молотков, палок, железных дубинок и, в конце концов, его оглушили мешком песка». Залитый кровью, на грани потери сознания, Билд все же сумел убежать и скрыться в клубе «Памп-Румс», где горничная разорвала простыню и перевязала ему раны, после чего его на носилках унесли в больницу.

Что же до Соломона, его вырубили ударом молотка. Получив четыре ранения в голову, Альфи упал, обливаясь кровью, после чего его продолжили бить и пинать ногами. Затем нападающие разбежались, и пострадавшего доставили в больницу. Букмекер из Брайтона Гас Холл и его подручный Фрэнк Хит подверглись такому же нападению по дороге на Лэнсдаун-Хилл. Судя по описаниям, Хит был высоким и сильным мужчиной 41 года и дружил с Соломоном. Получив мощный удар в голову, он потерял сознание. Впоследствии у него обнаружили серьезные скальпированные раны, перелом пальца и повреждение колена. Он с трудом смог подняться, «со всех ног рвануть прочь» и спуститься по дороге, где его подобрал водитель грузовика, который и отвез пострадавшего в больницу. «Дейли Мейл» также сообщила, что Холл «был так сильно избит, что боялся возвращаться на ипподром и просил полицию защитить его собственность».

На этом снимке запечатлены ветераны Первой мировой войны, собравшиеся на Милк-стрит неподалеку от Хай-стрит в Деритенде и паба «Биг Буллс Хед». Есть сведения, что, перед тем как отправиться в Эпсом, «Бирмингемская банда» встретилась в пабе «Молт Шовел», расположенном на следующем перекрестке на углу с Ковентри-стрит. (Спасибо Джоффу Даулингу за предоставленное фото.)

Но, как подчеркивалось в газете «Данди Курьер», «эти инциденты были лишь подготовкой для более масштабных происшествий». Банды «хулиганов сели в три автобуса, идущих на ипподром, и по дороге принялись высматривать в бинокли своих жертв». Возле церкви Святого Стефана они заставили водителей остановиться и высыпали на дорогу, «чтобы поколотить несколько человек, идущих на скачки». Один из водителей заметил, что на сиденье лежит «внушительных размеров орудие, похожее на полицейскую дубинку, утяжеленное свинцом и подковными гвоздями».

На ипподроме случилось множество ужасных столкновений. Один человек «жалобно просил полицейских вывести его» из ринга, в котором орудовала «Бирмингемская банда». Он испуганно кричал: «Меня убьют!» Как только полицейские вызволили его, «он очертя голову понесся в сторону Бристоля, ни разу не обернувшись на бегу».

Тотчас после этого около 200–300 человек попыталось прорваться на ринг, но полиция отбросила их от входа. По окончании забегов «несколько итальянцев обратились в полицию за защитой и вернулись в Лондон в сопровождении полицейского эскорта». Сообщалось также, что несколько бандитов напали на одного проживающего в столице итальянца, которому пришлось для защиты выхватить револьвер. На самом деле этот человек был не итальянцем, а другим братом Альфи, Гарри Соломоном.

Через три дня после скачек в Бате выходящая в Глазго газета «Сандей Пост» опубликовала на первой полосе статью под заголовком «Вендетта букмекеров-конкурентов. Вторая часть безумия на ипподроме». В ней рассказывалось о том, как Гарри Соломон предстал перед судом по обвинению в незаконном владении револьвером и патронами к нему и в намерении использовать его для покушения на жизнь человека. Он выглядел больным и пришел в суд с повязкой на голове, поэтому ему позволили сидеть.

Свидетели-полицейские заявили, что видели, как несколько людей погнались за Соломоном на ринге, и как тот выхватил револьвер, наставив его прямо на преследователей. Невысокий мужчина подскочил к Соломону, выбил револьвер у него и руки и схватил его. Констебль Стивенс разоружил этого мужчину, но затем подсудимого ударил другой хулиган. Когда Соломон распластался на земле, его ударили молотком по голове. Полицейский схватил нападавшего, но четверо или пятеро мужчин из окружавшей их толпы, которая насчитывала от 100 до 150 зрителей, прижали его к ограждению и заставили отпустить преступника.

Адвокат Соломона мистер Шерман переживал, что оба свидетеля, выступающих против его клиента, происходили из Бирмингема. Газета «Обсервер» от 21 августа сообщила, что были предприняты попытки выяснить у них имена нападавших, но «они отрицали знакомство с людьми, принимавшими участие в беспорядках». Мистер Шерман подчеркнул, что его клиента невозможно назвать зачинщиком драки и что «без вмешательства полиции он мог бы расстаться с жизнью». Он выразил надежду, что «правосудие предпримет попытку остановить другие ужасные преступления, которые совершаются на ипподромах». Председатель суда не согласился с ним и признал правонарушение Соломона очень серьезным, после чего приговорил букмекера к месяцу тюремного заключения. Впрочем, как и его брат, Гарри Соломон пользовался дурной славой и был одной из основных целей «Бирмингемской банды».

Вид на конец Сомерсет-стрит с пересечения с Девон-стрит. Даддстон, 1956 год. На Сомерсет-стрит жил Чарльз Анселл, который свидетельствовал против Гарри Соломона в ходе «Битвы при Бате».

Одним из бирмингемских свидетелей был Чарльз Анселл с Сомерсет-стрит, что неподалеку от Като-стрит в Даддстоне. Он работал слесарем-инструментальщиком и заявил, что пришел в ужас, когда Соломон выхватил револьвер, а после его ареста поднял дубинку и бритву, которые валялись на земле.

Вторым бирмингемским свидетелем выступил Уильям «Канни» Каннингтон из Ледивуда. Он заявил, что продает товары для полировки, и «подробно рассказал о преследовании обвиняемого, который попытался скрыться, перепрыгнув через забор, но запутался в полах пальто». На самом деле Билл Каннингтон был известным букмекером из Ледивуда. Если он и не входил в «Бирмингемскую банду», то, весьма вероятно, водил дружбу с ее членами.

Было очевидно, что Кимбер сплотил вокруг себя всех хулиганов и головорезов Бирмингема. Одним из них был Филип Томас, которого обвинили в нанесении ран подручному Соломона Чарльзу Билду. Томас родился в 1896 году. В суде он сказал, что живет на Анет-стрит в окрестностях Саммер-лейн. В переписи, проведенной десятью годами ранее, в 1911-м, он был указан как шлифовальщик, проживающий с родителями, братьями и сестрами на Тинтон-роуд, которая утыкается в Гаррисон-лейн. Однако, судя по всему, будучи одним из самых влиятельных членов «Бирмингемской банды», он, как и Кимбер, перебрался в Лондон.

Брайн Макдональд пишет, что Томас укрепил связи «Бирмингемской банды» с бандой из Элефанта. В 1926 году его «обвинили в участии в беспорядках в Ламбете, где ссора между женщинами, входившими в банду “Сорок воровок из Элефанта”, привела к потасовке. Полицейский подтвердил его алиби, в соответствии с которым во время беспорядков Томас был в Бирмингеме, и его оправдали. Позже он женился на Герт Скалли, которая отсидела тюремный срок за этот мятеж». Как видно из названия, в банду «Сорок воровок из Элефанта» входили женщины-воровки, проживающие на юге Лондона в районе Элефант и Касл.

Забегаловка «Сент-Джордж Фиш энд Чип Салун» на углу Хокли-стрит и Смит-стрит. Чуть дальше находится Анет-стрит, где проживал Филип Томас, когда в 1921 году его обвинили в нанесении ран одному из приспешников Сабини.

Когда Томас предстал перед судом, на скамье подсудимых к нему присоединились Билли Кимбер и Уильям Джойс. Их обоих также обвиняли в нанесении ран, и оба они заявили, что живут в Лондоне: Кимбер в Ислингтоне, а Джойс – в Ватерлоо. Старший брат Джойса Эдвард долгое время работал букмекером. В момент переписи 1911 года он жил с родителями-ирландцами на Олкок-стрит в Деритенде и указал свой род занятий как букмекерское дело. За четыре года до этого, когда Эдварду было двадцать два, газета «Глостер Ситизен» от 28 октября 1907 года сообщила, что он входил в число пятерых бирмингемцев, которых обвинили в безбилетном проезде по железной дороге на обратном пути со скачек в Челтнеме. К началу 1920-х годов Тед Джойс тоже переехал в Лондон.

Дела против его брата, Кимбера и Томаса, по свидетельству «Гуардиан» от 5 октября 1921 года, «таинственным образом» оказались закрыты. Как ни странно, когда главный констебль Сомерсета заявил, что у него больше нет улик, в суде не было ни обвинителя Билда, ни представляющего его адвоката.

Адвокат защиты подчеркнул, что его клиенты готовы покориться любому решению суда, но заметил, что «больше подобных инцидентов не повторится». Он сказал, что между завсегдатаями ипподромов возник конфликт, «но он уже разрешился полюбовно. И полиция, и обычные граждане могут быть уверены, что больше не случится ни одного нарушения общественного порядка». Томаса, Джойса и Кимбера оправдали. Но затишье продлилось недолго: новые ипподромные войны бушевали в Англии до самого конца 1920-х.