Славик отправился к Кубику. И эту свою тайну ему он открыть не мог, просто хотелось побыть рядом с ним. Даже о тревожных вещах рядом с художником думалось спокойнее.

Кубик сидел перед ящичком с красками и задумчиво перебирал разноцветные тюбики. Славик, думая все же о своем, задал соседу — для зачина — старый вопрос: для чего ему коза?

— Коза, — чуть приоткрыл секрет художник, — служит мне для разговора. Кто-то увидит меня с этюдником через плечо и с козой на веревке и непременно спросит, для чего мне рогатая. Я отвечу: для молока. Козье-де молоко полезное. Любопытный тогда скажет: ага, понятно, коровье-то молоко против козьего никуда не годится, потому что и разбавленное, и вообще, то ли дело раньше… Я поддержу: раньше-то, скажу, не только молоко было лучше. Вот и разговоримся.

Кубик продолжал говорить, но Славик даже не знал, о чем он сейчас говорит, потому что думал уже о своем. Художник это заметил и спросил, слышит ли он его.

— Слышу, — ответил Славик, — вы сейчас о пожаре рассказывали.

— О каком пожаре? — удивился сосед и хлопнул себя по джинсовым коленям. — Я рассказываю о том, как однажды в детстве, осенью, мне довелось увидеть сельскую свадьбу, и она осталась у меня в памяти незабываемым зрелищем. Да, она была, как пожар! Все полыхало — деревья, облака, одежды, — только конь жениха был черным, как головешка. А музыка добавляла и добавляла огня. С тех пор я все пытаюсь восстановить эти краски на холсте — то ли настоящие цвета свадьбы, то ли цвета тогдашнего моего восторга — и никак не могу. Мучаюсь, дурью, как сказала бы Нинон, маюсь, а — не могу… Самый лучший мой рассказ прослушал! Чем это ты так озабочен?

Кубик оставил тюбики с краской, оба вышли на крыльцо и уселись на нем. Солнце начало уже опускаться, спуск его был заметен глазу, словно вечер уже поторапливал всем надоевший день.

— Я озабочен? — опомнился Славик. — Я вот думаю, что было бы, если б в наш огород вдруг опустились пришельцы?

— У вас, у нынешних пятиклассников, только пришельцы и на уме, — проворчал Кубик. — Я ему про Фому, а он мне про Ерему.

— Нет, честно, дядя Витя, что бы вы делали?

— Восподи! — воскликнул художник голосом Евдокимовны. — Что бы я делал! Да я сказал бы: милости просим на нашу Землю! — Кубик и не подозревал, конечно, насколько серьезны Славикины вопросы.

— А дальше? — допытывался сосед.

— Постарался бы войти в контакт.

— А еще дальше?

— Еще дальше? — Кубик легкомысленно почесал бороду. — Рассказал бы о нашей Земле, спросил бы об ихней.

— А еще, еще дальше?

— Постарался бы выяснить цель их полета.

— Они просто познакомиться прилетели. Им просто интересно.

— "Интересно" — это настоящая цель! Даже наш великий Эйнштейн признался как-то, что живет и работает только ради того, чтобы удовлетворить свое ненасытное любопытство. Ну а чем сейчас твои пришельцы заняты? — Кубик говорил уже так, словно поверил в инопланетян.

— Они… — Славик посмотрел на небо. — Они сейчас решают одну проблему.

— Какую?

— Они хотят предотвратить завтрашнюю драку землян.

— Какую драку ты имеешь в виду? Уж не очередную ли нашу войну?

— Да нет. Михайловцы с нашими должны драться.

— Ну и как же они ее предотвратят?

— Пока не знаю

— Хорошо вам, фантазерам, живется., — позавидовал Кубик. — Все у вас под рукой — самолеты, автомобили, волшебные палочки, пришельцы…

— А в той драке, между прочим, и я должен участвовать, — сказал Славик и с надеждой посмотрел на Кубика.

Но тот уже загрустил и на эту его "фантазию" внимания не обратил и продолжал начатое плакание:

— …а если что яркое и задумаешь сделать, так только то, что видел раньше, когда глаза были ясные, ничем не затуманенные…

— У михайловцев Митяй — знаете какой здоровый! — не отступал Славик.

— А ты его волшебной палочкой по лбу — раз! — и нет никакого Митяя, — уныло советовал Кубик. Он смотрел на закат, который только-только начинал оформляться.

— Дядь-Вить! — рассердился Славик. — Вам бы только шуточки, а мне…

Но тут Славик осекся, потому что слишком уж близко подошел к своей тайне. И решил тему круто сменить. Вместо готовых сорваться с языка слов, он сказал совершенно другие, с любой точки зрения нелепые, но пропитанные тайной, не менее жгучей, чем предыдущая:

— Дядь-Вить, а вот как вы думаете, для чего змею пять голов?

— Это какому змею? — Кубик удивился настолько, что даже обернулся к нему.

— Ну, тому, что из сказки.

— Как для чего? — Художник на всякий случай и по привычке осмысливал странный вопрос. — Ну… — Он пожимал плечами и шевелил усами. — В общем… Чтобы было страшнее, наверно. Для чего же еще… Чудище, ему без пяти голов нельзя…

— А больше ни для чего?

— В сказках о другом ничего не говорилось, — неуверенно ответил Кубик. — Но, может, я что-то пропустил? Или забыл?

— А что если… — Славик, имея, как шахматист, неожиданный и убийственный ход, чуть помедлил, проверяюще, прищурившись, глядя на противника. — А что если… все пять голов для ума?

— Что?! — не поверил своим ушам Кубик. — Для чего, для чего? Для ума?.. — Чуть опомнившись, он спросил: — Ты откуда это взял?

— Оттуда, — ответил Славик. — Так что вы об этом думаете?

— Ох! — сказал Кубик. — Ничего я об этом пока не думаю, я, одноголовый. Где мне взять хоть на минуточку еще одну…

Такой вот разговор случился на теплом от солнца Кубиковом крыльце. Солнце опускалось все ниже. Закат оформился в ежевечернюю картину. Манька лежала и все пережевывала и пережевывала траву, вспоминая, должно быть, вкус каждого пучка, который она ухватила днем. Грусть художника давно прошла, и оба горячо спорили. Кубик доказывал Славику, что пришельцев, к сожалению, мы, видимо, не дождемся, потому что… И пересказывал статью известного астрофизика Шкловского, который с помощью формул вычислил ужасающе малую вероятность их существования и, тем более, появления на Земле.

Славик, по понятным причинам, с известным ученым не соглашался и говорил, что пришельцы могут появиться на земле в любую минуту, а, возможно, уже сейчас смотрят на них с огорода.

Кубик немного сердился: как может какой-то пятиклассник спорить с членом-корреспондентом Академии Наук!

— Имеет право, — говорил Славик, — если он… — и тут замолкал.

— Что он? Ну что он? — нападал художник. — Он их видел, что ли? Своими глазами?

— Чидел, — сказал Славик.

— Чидел? — переспросил Кубик.

— А знаете, как это слово получилось? Из двух слов: "читал-видел". Я сначала хотел сказать "читал", а потом — "видел". А получилось "чидел".

— Ну, это не разговор, — сказал художник. — Ты говори конкретно: видел? Нет, не видел, не мог видеть!

Потом, так ни о чем и не договорившись насчет пришельцев, они перешли на тему о многоглавых змеях, и тут тоже можно было услышать интересные вещи. Например, такую:

— Вообще говоря, серьезная мысль занимает всю мою голову без остатка, ни для какой другой надежд не оставляя, — сетовал художник. — А что если в нее постучится еще одна мысля? Так и уйдет незнакомкой, может быть, незнакомкой невиданной красы… — Это говорил Кубик, который порой терял чувство собеседника и разговаривал со Славиком как со своим ровесником, на что, между прочим, пятиклассник не обижался.

Уже в который раз показывалась из-за угла Нинка, она стояла, качала головой, цокала, чтоб ее слышали, языком. Но мужчины, разгоряченные спором, не обращали на нее внимания, и она уходила.

Солнце за рекой, коснувшись горизонта, чуть от него отпрыгнуло и сплющилось. Тотчас сильно. запахло огородным листом, а за ним с луга и речки потянуло травами, лягушками и кувшинками. Из Славикиного же дома остро запахло салатом из свежих, только что с грядки, огурцов, лука и укропа.

Кубик потянул носом и объявил, что ему пора разогревать консервы, и пригласил соседа поужинать с ним.

— Бабушка просила с ней хоть полчасика посидеть, — отказался Славик. — А то, говорит, бегаешь целыми днями, так и попрощаемся не повидамшись.

После ужина он отправился на огород. Было уже темно, но Славик шел уверенно. У кукурузы он остановился. Позвал шепотом:

— Ребята!

— Мы здесь, — раздалось из темноты..

Славик разглядел в кукурузе силуэты человечков.

— Так как я завтра? Вы что-то решили?

— Решили, — ответил Грипа. — Мы применим другой аппарат.

— А он не… ну, это… не опасный?

— Он менее опасен, чем первый. Мы покажем его тебе завтра утром и научим, как пользоваться. Драка на сколько назначена?

— Дерутся у нас, когда стемнеет, чтобы взрослые не видели.

— Хорошо бы посмотреть, — сказал кто-то в темноте. Славик не узнал кто.

— Ничего интересного. Да и стоит ли рисковать — все-таки драка. — Не очень-то хотелось Славику показывать землян с этой стороны.

— Ну ладно, — согласился Грипа. — Тогда до завтра.

— Спокойной ночи.

Стало еще темнее, и Славик по дороге домой два раза споткнулся и чуть не полетел носом в землю.