Уснуть без подушки Славик долго не мог, а заснув, увидел себя летящим над лугом, над речкой. Вначале он чувствовал себя в воздухе, как тогда, когда впервые сумел удержаться, учась плавать, в воде. Он колотил руками и ногами по воде, но уже не тонул, не захлебывался — словно в нем появилась какая-то новая, не очень понятная, почти волшебная способность удерживаться на плаву. И чем выше он теперь взлетал, тем было легче, свободнее — и той способности-силы в нем прибавлялось, и он уже знал, что умеет летать…

Полина Андреевна разбудила внука, когда во дворе запел первый петух, и Славику показалось, что он-то и поднял его.

— Что? — спросил он спросонья. — Какой остров? А-а… — И вскочил с постели, вспомнив все.

— Подушка-то твоя где?

— Под кроватью, ба, — мгновенно соврал он, — я ее после достану. — Он знал, что бабушке под кровать лезть уже не под силу. И начал быстро одеваться.

Было уже светло. Петушиные кукареку взлетали над Егоровкой как ракеты.

— Куда спешишь? — уговаривала бабушка. — На пожар, что ли? Никуда твоя рыба не денется. Я тебе чай вскипятила.

— Ба, ты мне его в бутылку налей и пробкой заткни. Я там позавтракаю — мне пока что не хочется.

Бабушка вышла провожать внука на крыльцо, и Славику пришлось выйти на улицу.

— Ты иди, ба, мы у Васька встречаемся.

— Смотри, в воду-то зря не лезь…

Славик обогнул Нинкин дом, оглянулся, перелез через забор, пронесся, пригнувшись, через двор, влетел в кукурузу. Его уже ждали. Все были в походных комбинезонах, но без шлемов.

— Летим? — вместо приветствия спросил он. Больше всего на свете, Славик боялся, что ему скажут: нет. Что по каким-то причинам полет отменяется или откладывается.

— Летим, — ответил Грипа, — мы же договорились. — И скомандовал: — Экипаж, по стартовым местам! А ты, Славик, садись на крышу.

На крыше корабля лежала отсыревшая за ночь подушка. Наш космонавт перевернул ее, отодвинул и сел на середину крыши. Корабль чуть гудел, под собой Славик почувствовал легкую вибрацию. Он не знал, как удержится на летающей тарелке.

Питя уже влез было внутрь, но вдруг обратился к командиру:

— Грипа, а можно я со Славиком? Ему ведь будет одиноко и страшно в отсеке.

Командир посмотрел на землянина. Тот, хоть и храбрился, в самом деле выглядел сейчас не очень уверенно.

— Правильно, — сказал он, — я должен был сам об этом догадаться.

Питя спрыгнул с лесенки, ведущей в люк корабля, Славик подхватил малыша и тот вмиг оказался на его коленке.

— Поднять крышу грузового отсека! — приказал Грипа.

Сзади Славика раздался знакомый уже шелест, он оглянулся и увидел, как на него наезжают с двух сторон половинки прозрачного полушария.

— Не страшно? — спросил Питя. Они оба были уже под прозрачной крышей, но дышалось по-прежнему легко.

— Нет, — ответил землянин почему-то шепотом.

— Положи подушку под спину и под голову. Вот так. А я устроюсь на тебе.

— Как дела? — услышал он голос командира, словно тот находился рядом.

— Нормально, — произнес Славик космонавтское словечко.

— Тогда — старт!

Гудение в корабле стало сильнее. Питя взглянул на друга и положил крохотную ручонку на его руку. Диск качнулся… Еще раз… И медленно начал отрываться от земли. Кукуруза пошла вниз. Славика вдруг прижало к подушке, а ладони притянуло к металлической крыше корабля, как магнитом. Дыхание перехватило, в животе что-то оборвалось, затошнило и так стало больно в ушах, что он чуть не вскрикнул. Глаза закрылись сами собой, в них завертелись оранжевые круги. Питя, лежавший у него на животе, стал тяжелым, как свинец.

Еле-еле через какое-то время Славик смог с трудом вздохнуть, но глаза так и оставались закрытыми, словно кто-то нажал на веки пальцами.

Но вот стали приходить перемены. Сначала вернулось нормальное дыхание. Отлипли от крыши ладони. Он пошевелил коленями. Открыл глаза. И тут же закрыл их, потому что подумал, что еще плохо видит. Небо над ним было темно-синее, а когда взлетали, оно было уже голубое.

Заметно полегчавший Питя пошевелился.

— Набрали высоту. Ты как?

— Но-нормально, — выдавил из себя Славик и снова открыл глаза. Небо было по-прежнему темно-темно-синее. — Какая сейчас высота?

— Километров, по-вашему, сто.

— А сколько времени мы летим?

— Минут десять.

И тут Славик снова испугался. Питя, по-турецки сидевший у него на животе, вдруг оказался в воздухе, поднятый, как факир, неизвестным чудом. Руками, правда, он помахивал в воздухе, как балерина. Землянин хотел уже спросить у Пити, что с ним случилось, но подумал, что, может быть, случилось что-то не с Питей, а с ним самим. Небо почему-то он видит в пять с небольшим утра синим, почти черным, а нормальный человечек Питя парит в воздухе…

Славик с трудом произнес:

— Питя, а… — и не договорил, потому что сам оторвался от подушки и крыши корабля, легонько стукнулся сперва лбом, а потом и коленями в прозрачную крышу отсека. Стал почему-то поворачиваться набок.

— Питя, — крикнул он, — мы падаем?

Малыш оттолкнулся от оболочки, вытянулся в воздухе, как пловец в воде, подлетел-подплыл к нему. Он смеялся во весь рот.

— Это ведь невесомость, Славка! Разве ты не видел ее по вашему телевизору?

— Так мы не падаем?

— С чего бы вдруг?

— Мы летим на остров Пасхи?

— Куда же еще!

— А что сейчас под нами?

— Сейчас спрошу. Щипан! — окликнул он штурмана. — Славик интересуется, что сейчас под нами.

— Африка. — раздался хорошо знакомый голос. — А точнее — пустыня. Какая она огромная! И это все песок?

— Это, наверно, пустыня Сахара, — вспомнил Славик.

— Скоро начнется океан.

— Атлантический…

— Как ты себя чувствуешь?

— Нормально! — в третий раз произнес это любимое слово космонавтов землянин. И только сейчас начал смотреть по сторонам.

Нормально! Над головой почти черное, чуть только синеватое небо со звездами. А далеко-далеко внизу, под белыми утренними облаками, просыпается его Земля.

Нормально! Сзади и чуть слева над голубой до изумления полосой — вот бы сюда Кубика! — красно-оранжевое солнце разливает цвет пожара — ну кому, кому показать эти краски?

— Ух ты! — только и сказал Славик. — Питя, а?

— Что? — Питя. схватившись за пуговицу его рубашки, подтянулся к Славику, снова устроился на его животе, тоже посмотрел на солнце. — Нравится? Мне тоже. У вас на Земле, конечно, интересно, но в космосе не хуже. Правда?

Славик кивнул. Такого солнца он никогда не видел.

Грипа снизу крикнул:

— Начинается океан!

Сначала под облаками было просто что-то темное, потом в нем блеснул металл или тусклое зеркало. И вот океан зазеленел, заголубел, и Славик вспомнил то утро, когда он впервые увидел, как просыпаются краски.

— Славик, — раздалось снизу, — до Южной Америки далеко, расскажи нам подробнее об острове Пасхи.

— Сейчас, — ответил землянин, — я только еще погляжу на Атлантический океан.

Славик решил, что все-все должен запомнить — ведь он потом все равно будет рассказывать о полете Кубику и Стасу.

Минуты три или пять он смотрел вниз, в просветы между облаками, стараясь разглядеть океан. Громадина Атлантики то металлически серая, то вдруг голубая, катила на себе волны — их тоже было видно по белым воротникам. Кажется, увидел он и пароход, но не успел разглядеть — негустое облако закрыло игрушечный кораблик с длинным белым хвостом. Теперь и впереди, и позади был океан. Скоро Южная Америка, а за ней…

— Те-Пито-о-те-Хенуа! — неожиданно для себя и для всех громко сказал Славик. — Пуп Вселенной!

— Это кто? — Питя смотрел на друга с удивлением и даже подозрительно: что, мол, с тобой? Не объявляешь ли ты себя Пупом Вселенной только оттого, что поднялся выше всех пятиклассников?

— Это я вспомнил, как называют полинезийцы остров Пасхи. В переводе на русский — Пуп Вселенной или Пуп Земли.

— Говори погромче, чтобы мы слышали, — попросил снизу Молек.

— Там на берегу, — начал подробный рассказ Славик, — стоят каменные великаны. Шестьсот штук. Весят по 20 тонн каждый. А один даже 90. А на головах у них цилиндры из красного камня. Называются пукао. Кто их сделал, как перевез от вулкана, где находится каменоломня, к берегу, зачем поставил — никто не знает. Что еще интересно — на скалах вырублены птицечеловеки. Такие люди с птичьей головой. Может, ваши видели где-нибудь таких? Клюв длинный и изогнутый. Один птицечеловек держит в руках солнце. И почему-то еще вырезан на скале плачущий глаз. По ком или по чем он плачет?..

Славик сделал передышку.

— А жили там, — продолжил через минуту. — "короткоухие" и "длинноухие" — так эти люди себя называли. У тех и у других были короли. Одного короля звали Туо-ко-иху, другого — Хоту-Матуа. Есть на острове два вулкана, потухших, — Рано-Рараку и Рано-Као. Мы со Стасом все изучили, лучше, чем любой урок. На острове Пасхи куда ни ткнись — тайна. А главная тайна — деревянные таблички с письменами. Письмена эти так никто и не прочитал… В общем, — подвел итог Славик, — хорошо, что мы туда летим. Может, откроем что-нибудь…

— Показалась земля! — раздался голос Молека. — Ты не скажешь, что за страны будут под нами? Что там интересного?

— Сейчас, наверно, будет Бразилия… — Для Славика снова наступали трудные минуты. — Ну да, там же Рональдиньо!

— Это что? — спросил Молек, — озеро? Город? Или гора?

У Славика загорелись щеки.

— Это… футболист. Я о нем говорил уже… Самый знаменитый сейчас, — поспешил добавить он. — А до него был еще знаменитее — Пеле. Он и сейчас живет там.

— Под нами земля, — доложил Щипан, — и огромная.

— Это должна быть Южная Америка.

Питя прильнул к оболочке отсека.

— Дружище Пеле! — крикнул он, глядя вниз. — Привет тебе от жителей далекой планеты Кукурбита! Мы о тебе тоже знаем — благодаря Славику. Очень жаль, что никогда не увидим твоей игры, — нам бы это пригодилось. Знаешь что, Пеле? Мы, пожалуй, назовем первую наше футбольную команду твоим именем. Ты не возражаешь?

— Снова океан, — донесся снизу голос Пигоря. — Я немного снижусь, командир?

Славика и Питю приподняло и прижало к "потолку".

Диск наклонился, и Славик увидел внизу голубой туман с перламутровыми разводами облачности.

— Тихий океан, — сказал он.

Глядя на бесконечную воду, не верилось, что где-то есть материки с городами и лесами, с золотыми прямоугольниками пшеницы. Думалось, что все-все на планете — голубая вода, вся планета — голубой шар, летящий во вселенной…

Остров Пасхи показался Славику кусочком пробки, плавающим в воде. Но он столько раз видел его на карте, что понял: вот он!

Пигорь сначала решил обогнуть остров по кругу. По снижающейся спирали, вернее.

Белый прибой окаймлял остров Пасхи со всех сторон. Он становился все больше и больше. Стали видны две горы — видимо, это и есть вулканы Рано-Рараку и Рано-Као. Они все ближе и ближе…

Вдруг Славик услышал в корабле чужие голоса. Язык был ему неизвестен. И тут же увидел, как недалеко от прямой белой полосы на острове возник белый клуб дыма и что-то понеслось навстречу кораблю. Он хотел крикнуть, но не успел — диск бросило влево, но в тот же момент он словно на что-то наткнулся, раздался грохот, корабль швырнуло так, что Славик ударился об оболочку головой и потерял сознание. Очнулся он оттого, что кто-то тормошил его, дергал то за нос, то за ухо. Славик открыл глаза и увидел Питю.

— Вставай! — кричал тот. Кричал — а Славику казалось, что он говорит шепотом. — Вставай, нас заклинило!

Славик пошевелился. Его самого заклинило — втиснуло в узкое пространство между обшивкой корабля и оболочкой отсека, а сверху еще лежала подушка.

— Тебе нужно выбраться отсюда, — кричал ему на ухо Питя, — и посмотреть, нельзя ли нам помочь. Мы попали в каменную расщелину!

Славик с трудом сел. Через минуту оказался на четвереньках. Прозрачный верх уже частично разошелся, Славик высунул голову, и ветерок острова Пасхи освежил его лицо.

— Сможешь вылезти? — Питя сзади дергал его за рубашку. — Больше отсек не открывается.

— Подожди чуть-чуть, — ответил Славик, держась за края оболочки, — я сейчас. Питя, а почему так темно?

Он осмотрелся. Вокруг чернели громадные камни. Пигорь удержал-таки корабль, не дал ему разбиться на земле. Но, садясь, после того удара на снижении, диск попал между двух камней и застрял.

Славик жадно, как боксер между двумя раундами, вдыхал свежий воздух и все больше приходил в себя. И наконец набрался сил, чтобы вылезти и встать, но, сделав два-три шага, снова без сил опустился на камень. Болели голова, плечо, колено…