Выходя изредка во двор, Славик теперь брал с собой невидяйку. Он надеялся, что одно лишь ее присутствие в кармане подскажет ему мысль об игре. Да и вдруг ее надо будет использовать мгновенно! Вдруг некий бандит погонится за кем-то у них во дворе с пистолетом или ножом, как это случилось две недели назад в соседнем, а Славик тогда — раз! — и спасет человека, сделав невидимым!
В общем, невидяйка, как "Макаров" у милиционера, была у него под рукой, в правом кармане, и он все время проверял, там ли она, не потерял ли ее, не дай бог.
В школу он ее не брал, хотя очень (очень-очень!) хотелось. В школе он мог и потерять ее (единственный на Земле экземпляр!), и, не выдержав искушения, начать ею хвастаться. Ясно, что вскоре он бы мог ее лишиться. Об этом предупреждал Кубик. Питя сказал бы совершенно противоположное — бери, мол, в школу, чего там! — но Славик пока больше доверял художнику. Все-таки взрослый. Все-таки вместе были на Кукурбите. Все-таки ему можно позвонить (или он может позвонить), а Питя сейчас неизвестно в какой стороне Вселенной и молчит, молчит…
А во дворе уже поселился февраль, серый, мокрый и грязный, как уличная псина, он поселился здесь, и непохоже было, что скоро уйдет.
Славик в этот день еле дождался звонков — сначала маминого, потом папиного. Родители удостоверились, что сын дома, одинаково сказали, что погода на улице отвратительная, что делать там нормальному человеку нечего, и предупредили, что позвонят вот-вот еще, буквально через десять-пятнадцать минут.
Славик достал из-за книг невидяйку, накинул на плечи куртку, обмотал шею шарфом, нахлобучил серую вязаную шапку и отправился во двор.
Невидяйка улеглась в правом кармане. Может, хоть сегодня во дворе что-то такое будет, и он применит чудо-прибор не ради проверки, а по делу.
Славик брел по двору, как охотник в поисках дичи. Он именно так смотрел по сторонам, сжимая в кулаке невидяйку. Но настоящей "дичи", кроме тех людей, о которых мы уже рассказали, во дворе не было. Встречались полуголодные и недружелюбные ничьи кошки, клевали черствые корки хлеба или остатки каш голуби, сновали между ними, подворовывая крошки, воробьи. На кошек и голубей Славик заряда невидяйки расходовать не хотел. Мало ли что может ему встретиться не сегодня, так завтра.
Он сделал по двору круг и уселся на ту скамейку, где недавно пировали Петруха и Гоша. Уселся, и тут же, конечно, как по цепочке: Петруха — невидимость — невидяйка… пришла в голову мысль о Кукурбите. Грустная мысль: о нем, наверное, там забыли. И о планете Земля тоже — у них и без того куча дел. Восстановление разрушенных городов, близость Ныреха, где сейчас черт знает что творится, да и вдруг ему, Ныреху, снова пришло в голову напасть на Кукукбиту? Должно быть, ученые в Туми спешно изобретают сегодня оружие против роботов, испытывают его на тех, что остались у них.
А может, его друзья и хотят с ним связаться, но их отцы не могут пока изобрести средство связи с другой планетой. Но ведь они должны, должны это сделать, ведь там, на Кукукбите есть Питя, который никому не даст покоя, пока не добьется своего! А Питя…
— Вы позволите, молодой человек? — раздался рядом чей-то голос.
Славик не успел еще повернуть головы, как на него пахнуло кожей верхней одежды, он услышал ее скрип — на скамейку слева от него садился пожилой и худой незнакомый мужчина в кожаном негнущемся пальто и в кожаной, плоской, как блин, кепке. Славик хотел уже было отвести от него глаза, но мужчина так пристально его разглядывал, что тоже пришлось присмотреться. Глаза у незнакомца были серые и на редкость холодные, а глубокие борозды, идущие от носа, трудно, как шторы, разъезжались сейчас в стороны, чтобы обнажить ровные, белые, наверняка искусственные зубы. Кажется, этот кожаный изображает на своем лице улыбку.
— А нам на тебя пожаловались, мальчик. — Улыбка еще сохранялась, но это уже был оскал. Дядька, видать, никогда не видел своей улыбки в зеркале.
— Кто? — испугался оскала Славик.
Сосед по скамейке не сводил с него серых холодных глаз; Славик ежился. А со стороны они походили, наверно, на мирно о чем-то беседующих соседей либо деда и внука.
— Экспериментируешь, ни у кого не спрашиваешь разрешения, не знаешь даже, как это может отразиться на здоровье человека. Так нельзя… Учти, нам всё уже известно. (Кому "нам" он так и не не сказал). Игрушка и сегодня с тобой? — вдруг последовал резкий вопрос.
Правая рука Славика инстинктивно ушла глубже в карман, пальцы сильнее сжали невидяйку.
— Давай-ка ее сюда, чтобы после ни о чем не жалеть, — уверенно приказал дядька.
— О чем я должен жалеть? — произнес Славик бессмысленные защитные слова, бессмысленные, потому что он чувствовал уже, что проиграл, что сделает все, что прикажет ему чем-то необъяснимым страшный человек в кожаном плаще.
Он дернулся было встать, но тот, оказывается, держал уже его за рукав.
— Не надо… — сказал он как-то даже доброжелательно и покачал головой, — не надо… Остается самое малое — вынуть руку из кармана и разжать кулак… Ну! — вдруг властно прикрикнул незнакомец.
Невидяйка покорно скатилась с руки Славика в ладонь морщинистого дядьки — продолговатый цилиндрик, в точности похожий на земную батарейку для плеера или диктофона..
— Так-так, — пробормотал тот, разглядывая прибор. — Ага. Направляем этим, нажимаем здесь? — он коснулся подушечкой указательного пальца кнопки. И следим за этим окошечком, правильно?
Славик ничего не ответил. Он при виде своей невидяйки в чужой руке оцепенел.
Мимо скамейки, косясь на людей, — не едят ли чего, — проходила замурзанная дворовая кошка.
— Ты очень кстати, киса, — сказал незнакомец. Он направил невидяйку, зажатую между пальцев, как сигарета, на кошку и нажал на донышко. Та тут же исчезла, но раздался ее жалобный мяв.
— Чудесно! — Дядька повел рукой за мявом. — Опля! — Кошка появилась, но в то же мгновение подскочила чуть ли на метр, после чего унеслась, отчаянно мяуча, прочь.
Незнакомец повернул к Славику лицо с той же, показывающей искусственные зубы, улыбкой.
— Считай, что тебе повезло. Ты мог натворить бед; а мы сие предотвратили. — Кто такие "мы", он опять не сказал, но слово произнесено было очень внушительно. — Теперь ответь: откуда у тебя эта игрушка? — Плащ его заскрипел, на Славика сильно пахнуло его кожей. "Мы" и этот запах были чем-то связаны.
Наш пятиклассник чувствовал себя, как на допросе, которые только и показывают по телеку. Он чувствовал себя в чем-то виноватым.
— Друг оставил, — быстро придумал он. — У него отец в Лондоне работает, а он там учится. Он приезжал и дал мне на время: подержи, мол, у себя, только не трогай.
— Врешь, конечно, — определил незнакомец. — А куда ты исчезал на две недели?
И это "они" знают!
— Так мы с ним на их дачу поехали. Она почти в лесу стоит. Двухэтажная…
— Где это?
— Где-то за Болдыриным…
— Проверим… — многозначительно сказал кожаный дядька и встал. — Больше у тебя ничего такого нет?
Славик мотнул головой.
— Откуда!
Незнакомец сунул невидяйку в глубокий карман плаща, но тут же передумал и переложил во внутренний пиджака. Проверил, похлопав ладонью, там ли она.
— Провожать меня не надо, — снова мягко, доброжелательно произнес он. — Посидишь здесь минут семь-десять и пойдешь домой. Родители, конечно, об игрушке ничего не знают? Ну, пусть и дальше не знают. Всего хорошего, Славик (имя тоже ему было известно). — Вернее, прощай. Думаю, мы больше не увидимся. — И уже сделал два шага по направлению к арке, но вдруг обернулся. — Другу скажешь, что… ну, что уронил игрушку в унитаз — ты же умеешь придумывать, — да еще, мол, с перепугу, ловя ее, нажал на рычаг. Так будет лучше всего.
И ушел было, но опять обернулся. Посожалел:
— Сечь вас некому… — Покачал головой. — Ох, некому…
Походка у незнакомца была быстрая, шаг уверенный, как у военного, и держался он прямо, несмотря на возраст. За какую-то минуту он исчез под аркой, а там немедленно смешался с прохожими.