— Привет Слава как ты поживаешь а почему ты не выходишь по вечерам во двор ты не мог бы мне объяснить что значит по-русски…

По вежливости и по торопливости речи Славик узнал Шандора Каллоша, соседа и одноклассника, сына венгерского дипломата, живущего в их доме. Он звонил ему редко, в крайних случаях.

— Привет, Шандор, — ответил Славик. — Что тебе объяснить?

— Было так интересно, — продолжал торопиться Шандор, — вот что я услышал. Что такое "пыховая тяга"? Это первое. "Рульный музон" — это второе. "Рульный" от "руля"? И что такое "кора" и "замуты"? Поделись инфой — я правильно говорю?

— Правильно, правильно. О чем там шел базар?

— Вчера говорили о рэпе. И позавчера тоже. И каждый вечер. Там было об одной песне сказано, что она "кора". Потом я услышал еще одно интересное слово: "типа замуты". Ты же знаешь, я хочу владеть русским языком как венгерским…

Шандора дома учили правильному русскому языку, а чтобы язык проверить и усовершенствовать, посылали во двор.

Во дворе его прозывали Моцартом, Скрипачом и Странником. "Странник" — больше от странного, чем от "странствовать".

По правде, Каллош был всего лишь странноватым. Два года назад у него обнаружился абсолютный музыкальный слух, и Шандора соединили со скрипкой. как собаку соединяют с ошейником, а лошадь — с мундштуком. Ему внушили, что его ждет великое будущее, и он в это поверил. И теперь все то время, которое у других называется свободным, проводил с учителем и "инструментом". Шандорова скрипка стала с некоторых пор приметой их большого двора, как и его силуэт в окне. От нее он стал немножко кривобоким, бледным, будто выращенным в оранжерее. Кроме того, он носил модные, кругленькие очечки, из-за которых его глаза уменьшались до бусинок — как не назвать его Странником!

На "свежий воздух" Шандора, однако, тянуло, тянуло к сверстникам — так тянется оранжерейный огурец к солнечному лучу. Он к скамейке подходил, молча садился, слушал. Разговор при нем не останавливался, только кто-нибудь бросал: "Привет, Моцарт!" или: "О, Скрипач явимшись!". Разговор, как правило, был общий, говорило одновременно человек пять, и был он преинтересный.

— Текста у Спенсора слабые…

— Бред несешь…

— Кинул Спенсору асю…

— Единственный рэпер из олд скул, который еще не скрысился из-за лавэ…

— Гоны идут на "Касту", гоны…

— Но если забить на все, окажешься на обочине…

— Сочное выступление: четыре перца так орали…

— Собсно гря…

— Всегда завидовал Хухру, что он научился флудить по-английски на орфусе…

— Шансон от рэпа отличается дебильностью текста. Рэперы знают, о чем поют и зачем…

— Из русских — "Коррозия" до ухода Борова…

— Ваще, рэперы поют о несправедливости этого мира, про продажных политиков, про наркоманов, преступников…

— Меня это не втыкает…

— Попса — галимый текст…

— "Энигму" я люблю… под нее думать о глобальном хочется… Тока не баньте меня за это!

— "Энигма" прикалывает…

— Чувствуется драйв… — тут добавлялось соленое словечко.

— Люди! Умение грамотно стебаться без хамства, — полезнейшая штука…

— Ты не слишком серьезен? Это не есть хорошо для любого дела…

— Вообще, мы как обезьяны — все повторяем за Западом, просто перенимаем форму…

Потом разговор на минуточку переходил на граффити, где тоже сообщалась нужная инфа:

— Граффитчики — самые безбашенные.

— Ну чем не unreal — стоишь со скребком в метро и вандалишь окна в поезде. Или пролезаешь в депо и драконишь поезда…

— Умение правильно стебаться…

Шандор, послушав, взглядывал на часы и, так и не сумев вставить в беседу ни слова, исчезал — как растворялся в ночной темноте. Его ухода никто не замечал.

А поутру он спрашивал у Славика:

— Я неистощимо занимался, но потом решил все-таки спросить у тебя. Вот я услышал вчера: "горячие перцы" — про рэперов. Это как лучше понять? Была и еще интересная фраза: "Мнят себя старами". Мнят — это что? Я не понял, но спрашивать было неудобно, потому что мне опять сказали бы, что я задрот… "Стары" мне понятны — звезды, stars, что такое задрот, мне объяснили…

Славик терпеливо объяснял венгру, изучающему русский язык:

— "Кора", Шандор, это типа фигня, лажня, в общем, piece of shit, а "замуты" — заморочки, ну, хлопоты… "Пыховая тяга" — это… азарт. Понимаешь, когда идет общий расколбас, тогда и перцы на сцене загораются, у них начинается пыховая тяга, классная читка…Мнят — ну, типа думают про себя, что они такие и сякие. "Рульный музон" это от английского rule, только окончание русское, он, понимаешь, типа ведет за собой, ну, прикольный, как "Все ненавидят нас"… нет, лучше все-таки рульный…

— Спасип, — поблагодарил Шандор. — Русский язык такой… обломный… или лучше сказать — кульный?

— Можно и так и этак, — согласился Славик.

— А ты когда выйдешь во двор вечером? Ты, наверно, болен?

— Болен, болен, — ответил Славик. — Если не умру, скоро выздоровею.

Вечерний двор был болью Славика. Ему запретили выходить по вечерам сразу после возвращения с Кукурбиты.

Мама выступила по этому поводу так:

— На этот риск я не пойду. Вечер, двор — и мало ли что еще там может быть! В наше-то время! Когда на каждом шагу рэкет, убийства, похищения, наркотики, водка! Я как-то иду и слышу: двое мальчишек Славикиного возраста переговариваются и всё повторяют слово "бухло". Позавчера бухло, вчера бухло. Только потом я догадалась — речь идет об алкоголе! Пятый класс — и бухло! Мне только этого не хватало — сидеть на иголках весь вечер, когда я и так падаю от усталости! Если хочешь, выходи с папой подышать свежим воздухом — да и то я буду каждый раз нервничать.

— Вы меня в колясочке вывозите, с соской, — ответил тогда Славик, — уж в этом случае со мной ничего не случится.

— Не дерзи мне, пожалуйста, — сказала мама. — А ты, Андрей, не молчи в таких случаях, а тоже хоть как-то высказывайся.

— Ты поддакивай, папа, и все будет в порядке, — съязвил разозленный Славик.

— Ну, — начал кивать из-под притолоки высоченный Славикин папа, — выходить, конечно, нужно… Да ведь я тоже устаю… И новости… И…

И нашему космическому путешественнику приходилось думать вот как:

Если школа учит вещам, которые понадобятся лишь через несколько лет (а то и совсем не понадобятся, обходятся же многие люди без бинома Ньютона, без спряжения глаголов, без чередования гласных, без знания о рыльцах, пестиках и цветоложе), то двор учит тому, что нужно завтра, сегодня, сейчас, сию минуту.

Во дворе узнаешь последние новости о хоккее и боксе, баскетболе и футболе, о главных убийствах и ограблениях, узнаешь нужное — то, без которого нельзя — о рэпе, роке, певице Земфире, о шансоне, о граффити и его суровых правилах.

Во дворе учишься языку, который не преподают ни в одной школе, который не услышишь ни у одного репетитора. Ты можешь сказать, уходя: "Ну, я погоал хомать", и тебя поймет каждый.

Здесь узнаешь (или увидишь), какими должны быть прическа, трузера, майка, шузняк, тату и пирсинг.

Во дворе ты можешь показать народу новый лейбл, новый плеер, новый диск, новый PSP c набором игр и всем, чем угодно, новые батарейки… стоп! Дальше нельзя, дальше идут молстар, снолуч и невидяйка.

Во дворе тебе не 12 лет, а СТОЛЬКО, СКОЛЬКО И ОСТАЛЬНЫМ. Да, во дворе ты не "мальчик", не "эй, пацан!", а кент, кореш, перец, чувак, браток, братиша, иногда молоток, — от этих прекрасных слов становится тепло на сердце.

Во дворе тебе дадут кликуху и по ней ты поймешь, как ты выглядишь (кем ты смотришься) в глазах остальных.

Во дворе они сидят не на сидениях скамеек, как остальные обитатели двора, а на спинках. Старики, увидев их на насесте, плюются и уходят подальше, а то и, донельзя огорченные, махнув рукой, совсем, домой — чтобы не видеть и тем более не слышать юнцов. Вмешиваться "в это безобразие" они не рискуют, у них от перепалки с "распустившимся донельзя молодняком" может подняться кровяное давление.

…Так что же все-таки вечерний двор для ребят? То же, чем была и остается для взрослых кухня, — на кухне, под ароматы томящегося в духовке гуся, делятся самыми ценными наблюдениями и мыслями, здесь даются самые точные оценки произошедшему и происходящему в мире и стране, здесь, на кухне, — и во дворе, где темно и с соседних скамеек доносится дымок сигарет (да еще слышится негромкая музыка), — откровенничают, случается, до донышка… здесь открываются глаза на мир, прочищаются от всякой дребедени мозги, — чего никогда не смогут сделать ни книги, ни телевизор, ни школа.

Да, запрет на вечерний двор был болью Славика; даже Каллош там ошивался, впитывая своими музыкальными ушами все, что говорилось на скамейках, на скамейках, где сидели не на сидениях, а на спинках…