После уроков, уже во дворе, Шахова догнал Балашов.
— Слышь, Шах, я думал, думал, что с тобой случилось, и решил, что к тебе нужно присмотреться.
— Почему это ко мне нужно присматриваться? — мгновенно взъерошился Шахов. Троечники, надо сказать, довольно нервный народ — им не дают житья учителя, родители и классные активисты.
— Я за тобой и Раисой понаблюдал, поразмыслил и предположил: у тебя, кажется, обнаружились телепатические способности. Раньше ведь их не было?
Даня поморгал.
— Вроде нет.
— Теперь нужно выяснить, точно ли они у тебя есть, и если да, то попытаться узнать, — Кит передохнул, — узнать, как ты их получил. Короче говоря, нужно провести исследование.
При слове "исследование" Шахов опять встревожился.
— И что со мной будут делать?
— Тобой займусь только я, — успокоил его Жутик. — Ты просто должен рассказать мне обо всем, о чем я спрошу. Подробно и последовательно.
— Почему тебе? — все еще ерошился Шахов.
— Всего пока не могу тебе сказать. Сейчас я занимаюсь вопросом телепатии. Ну… и еще кое-чем.
— Чем? — было спрошено тут же.
— После расскажу, — пообещал Кит, — если твои ответы покажутся мне интересными. Это пока тайна. Давай сперва займемся тобой.
— Давай мной, — со вздохом согласился отдать себя на растерзание Жутику Шах. — Только недолго.
Будущий ученый, однако, взялся за него столь основательно, что со школьного двора они так и не ушли. Оба стояли под старым вязом с которого время от времени на них слетал желтый лист, а то и сразу два, Жутик говорил, Даня слушал и удивлялся тому, что так долго подчиняется нажиму. Сначала дотошный Кит узнал следующее. Что голос Раисы Шах услыхал в своей голове только сегодня. До этого ничего похожего не было ни разу. Что он сам удивился, заподозрив неладное — способность читать (слышать) чьи-то мысли. Он даже проверил эту способность кое на ком. Имена подопытных (подопытной) Даня назвать отказался. Наверно, он мог "послушать" и других, но до этого пока не додумался…
Жутик тут же захотел провести эксперимент. Он вынул из сумки блокнот (кроме тетрадей, у него был и блокнот), вырвал из него листок, поднял голову к вязу и через минуту написал на листке две строчки. Листок сложил вчетверо и сунул все еще покорному Шаху в карман рубахи.
— Это то, что я буду приказывать тебе сделать, — объяснил он свои действия. — Посмотрим, услышишь ли.
Он поставил Шаха чуть не по стойке "смирно", сам же отошел ровно на двадцать пять шагов в сторону школы. Остановился, повернулся к Шаху и пошевелил губами. Даня ничего не услышал, но, может быть потому, что в этот момент вяз над его головой зашумел и по двору полетели желтые листья. Ветерок взлохматил его волосы, он их пригладил. Жутик снова зашевелил губами, Даня прислушался, но голоса экспериментатора опять не услышал, потому, наверно, что у него вдруг зачесалось колено и он наклонился его почесать. Выпрямившись, Даня подумал, что никакой телепатии у него нет, как вдруг услышал в своей голове (не ушами!) громкий голос Жутика:
— Ты молоток, Шах! Телепатия существует!
Беляш со всех ног несся к нему, на этот раз вопя во всю глотку:
— Прочитай, что я написал! Прочитай!
Шахов вынул из кармана бумажку, развернул и прочел: "Пригладить волосы. Почесать колено"
Волосы у Дани снова поднялись дыбом, как от ветра, он их пригладил, но они опять встали.
— А что я крикнул про тебя? Можешь повторить? — дергал его за рукав Жутик.
Шахов повторил.
— Ура! — снова завопил Жутик. — Ты услышал! Ура-а-а!
Балашов успокоился только минуты через три, и Даня подумал, что у отличников и ученых есть всё же свои радости в жизни.
Жутик успокоился только наполовину — потому что впереди был еще эксперимент. Теперь принимающим (реципиентом, сказал отличник) должен стать он сам.
— Напиши на обратной стороне бумажки свои команды, — распорядился он, — сложи, чтобы я не видел, что написано, и дай мне. Команды отдавай четко, но про себя. Всё, я пошел. — И убежал на то же место.
Беляш на расстоянии был совсем маленький. Ветерок поднял на его голове клок волос, похожий на антенну пришельца. Даня вперил в Жутика колдовские очи и зашевелил для верности губами.
Никита некоторое время прислушивался, повернув к нему ухо, потом развел руками:
— Не могу! — крикнул он через весь двор. — Ты ведь знаешь, что у меня по физкультуре "трёха". На руках я и секунды не устою! Давай следующую!
Жутик правильно понял его команду! Шахов снова нахмурился. Отличник подставил левое ухо беззвучному приказу… вот опять правое… И… начал неуверенно танцевать. Остановился, дернул вопросительно головой — мол, то ли делаю? Даня мысленно ответил ему: то, то, ты знай танцуй, Кит!
Жутик танцевал неуклюже, неумело, чувствовалось, что это не его ума дело (да и толстенький)…
На крыльце школы показалась матеша, Раиса Ивановна. Острым глазом она увидела танцующего Балашова, остановилась, удивилась, покачала головой. Не выдержала:
— Балашов! Ты что это расплясался здесь!
Тот обернулся к Раисе Ивановне, но танцевать не перестал, словно попал под власть музыки, хотя ничьей музыки во дворе не было слышно.
— Балашов! Я спрашиваю, что это ты расплясался? Другого места для танцев нет?
Беляш приглушенно, чтобы не слышала Раиса, крикнул Дане:
— Шах, останови! У меня ноги сами собой дергаются!
А Даня растерялся. Появление Раисы в самый ответственный момент эксперимента (он захватил и его) отвлекло, и он никак не мог сосредоточиться на следующей команде, которая требовала собранности. У него же язык отнялся, а мысли спутались.
Математичка увидела, конечно, и Шахова, перед которым не переставал выплясывать гордость школы, отличник Балашов.
— Что в конце концов здесь происходит? — всплеснула она руками.
Даже после этого Балашов плясать не перестал. Он уже раскраснелся и пыхал вовсю; обращаться к нему, поняла Раиса Ивановна, сейчас бесполезно. Учительница сбежала с крыльца и решительно направилась к Шахову, справедливо рассудив, что "это безобразие" происходит не без его участия.
Дане захотелось удрать. Но что если Беляш будет танцевать и дальше? Он затоптался на месте, не зная, что делать. Ему очень не захотелось, чтобы Раиса подошла близко…
И математичка вдруг остановилась. Она будто наткнулась на невидимую стену. Напрасно она пыталась пробиться сквозь нее — преграда была прочной.
В то же мгновение Никита перестал танцевать и свалился на землю.
На крыльце появился директор школы. Он хотел сойти с крыльца, но вдруг замер с поднятой ногой и закачался над ступеньками, как марионетка.
И Шахов застыл с открытым от удивления ртом. Что-то слишком уж сильно действует его телепатия!
Только минуты через две он понял, что мысленно закричал Раисе: "Остановитесь!" — такое отчаянное, что все во дворе застыли как вкопанные.
Надо было дать команду "Отомри!", что Шахов и сделал. Директор осторожно опустил ногу на ступеньку пониже и обеспокоенно потрогал поясницу. Поднялся и стал отряхиваться Жутик. Раиса Ивановна получила возможность двигаться, и продолжила свой решительно-сокрушительный путь к Шахову. Она подошла и задала тот классический вопрос, какой задают в подобных случаях:
— В чем дело, Шахов?
И получила классический ответ:
— А что такое, Раиса Ивановна?
Математичка оглянулась. Отличник больше не танцевал, он шел, отдуваясь, к ним. Лицо у него было красное, но по его выражению учительница поняла, что если сейчас она снова задаст бездарный вопрос, ответ будет тот же, что и у Шахова. Все же она отважилась на него (ничего другого ей не успело прийти в голову):
— Почему ты танцевал?
— А что, нельзя? — прозвучало в ту же секунду.
Она быстро обернулась к Шахову — на лице того возникло точно такое же невинное выражение. Всё ясно, ответа она не добьется. И учительница допустила последнюю ошибку — сделала классическое, ни к чему не обязывающее заявление:
— Чтобы больше этого не было!
Отличник и троечник прекрасно ее поняли и хором пообещали:
— Хорошо, Раиса Ивановна!
После этого математичка отправилась домой, браня себя за то, что не смогла разобраться в этом, довольно загадочном эпизоде, а Беляш и Шахов потопали в другую, разумеется, сторону, хотя с учительницей им было по дороге.